Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Источники изучения политического контроля и негативных настроений в период битвы за Ленинград
1. Документы органов госбезопасности - важнейший источник изучения негативных настроений в период битвы за Ленинград 61
2. Особенности информационных сводок о настроениях Ленинградской партийной организации для изучения негативных настроений 73
3. Материалы немецких спецлужб как источник изучения негативных настроений в период битвы за Ленинград 80
4. Отражение негативных настроений ленинградцев в источниках личного происхождения 102
Глава 2. Принципы, организация и практика политического контроля в Ленинграде накануне войны
1. Принципиальные установки органов политического контроля в условиях начавшейся второй мировой войны 116
2. Формы и методы деятельности органов политического контроля в Ленинграде накануне Великой Отечественной войны 127
3. Настроения ленинградцев в зеркале политического контроля в
преддверии нападения Германии на СССР 157
Глава 3. Поражения на фронте и настроения защитников и населения Ленинграда в июне - августе 1941 г.
1. Основные направления деятельности органов политконтроля в первые месяцы войны 195
2. Негативные настроения среди защитников и населения Ленинграда в июне - августе 1941 г. 245
Глава 4. Блокада и нарастание негативных настроений в городе и на фронте осенью - зимой 1941- 1942 гг.
1. Деятельность органов политического контроля в условиях начавшейся блокады и активизации подрывной деятельности противника 275
2. Развитие негативных настроений среди защитников города осенью - зимой 1941 - 1942 гг. 313
3. Негативные настроения среди населения Ленинграда в условиях осени и первой блокадной зимы 331
Глава 5. Политический контроль и настроения в Ленинграде в марте 1942 - 1945 гг.
1. Политический контроль и негативные настроения среди защитников города в период с весны 1942 г по 1944 г. 433
2. Стабилизация настроений гражданского населения и
ожидания перемен: март 1942 г. - 1945 г. 456
Заключение 528
Список источников и литературы 539
- Документы органов госбезопасности - важнейший источник изучения негативных настроений в период битвы за Ленинград
- Принципиальные установки органов политического контроля в условиях начавшейся второй мировой войны
- Основные направления деятельности органов политконтроля в первые месяцы войны
Введение к работе
Предмет и объект исследования. Битва за Ленинград была самой продолжительной и самой жертвенной из всех битв во время второй мировой войны. Она имела большое стратегическое значение для Советского Союза. Ленинград был колыбелью Октябрьской революции и являлся одним из символов новой власти. К началу войны город стал одним из крупнейших военно-промышленных центров страны. В период битвы за Ленинград в нем базировался Краснознаменный Балтийский флот. В течение длительного времени защитники и население Ленинграда сковывали почти 300-тысячную группировку группы армий "Север". Особенно это было важно осенью 1941 г., когда противник предпринял попытку взятия Москвы и остро нуждался в дополнительных ресурсах. Героическая оборона Ленинграда также способствовала сохранению контроля над исключительно важной железнодорожной артерией, связывавшей Мурманск и "большую землю". По ней осуществлялась доставка грузов по ленд-лизу. Таким образом, роль защитников и населения Ленинграда в достижении победы над нацизмом была поистине огромна. Не случайно, что героическая сторона битвы за Ленинград получила всестороннее освещение в отечественной и зарубежной историографии. Патриотизм и героизм ленинградцев нашел отражение в более чем 400 книгах, изданных в СССР в период между 1945 и 1991 гг.1 Вместе с тем, нечеловеческие страдания, выпавшие на долю горожан в период блокады, не могли не отразиться на их настроениях, которые были подвержены серьезным колебаниям. Среди них были и так называемые негативные настроения. Они тщательно фиксировались органами политического контроля, прежде всего, Управлением госбезопасности и партийными информаторами разных уровней.
Политический контроль является важнейшей функцией любого государства. Политический контроль как таковой был общеевропейским явлением, "современной формой политики", которая появилась задолго до большевизма . Под политическим контролем понимается система сбора и анализа информации различными звеньями государственного аппарата о настроениях в обществе, отношении различных его слоев к действиям властей, о поведении и намерениях экстремистских и антиправительственных групп, а также политический сыск и репрессии при наличии угрозы государству и обществу . Особенно активно он проявляется в период подготовки к войне и в ее ходе, когда для победы необходимо мобилизовать все силы, забыть все личные интересы, все принести в жертву отечеству. Наряду с мобилизационным планированием, имевшем своей целью, прежде всего, развитие оборонного комплекса и вооруженных сил4, в межвоенный период в СССР осуществлялась и активизация органов политического контроля. Накануне Великой Отечественной войны, крен в сторону усиления репрессивных функций со стороны органов госбезопасности "объективно ослаблял" другие направления работы, прежде всего, разведку и контрразведку5.
Вторым, наиболее часто используемым нами понятием, является понятие "настроения". "Толковый словарь" В. Даля (1881 г.) не содержит самостоятельного значения слова "настроение", делая отсылку к словам "настраивать" и "настрой"6. В советское время в словаре Ожегова было дано значение слова "настроение" в том же смысле, которое стало использоваться в современной социологии и психологии7. Тем не менее, значительно раньше, на рубеже XIX-XX вв., в разнообразных материалах российской тайной полиции термин "настроение" использовался очень часто, характеризуя как социально-психологическое состояние различных слоев общества (особенно национальных меньшинств, революционной интеллигенции, крестьянства и рабочих столичных городов), так и представителей отдельных институтов государства (армии, например). Среди настроений населения Ленинграда в годы Великой Отечественной войны институты политического контроля и, прежде всего органы госбезопасности, специально выделяли так называемые "негативные" настроения, к которым относилась вся совокупность сомнений, критики или же неприятия внутренней и внешней политики советского государства, выраженных в качестве чувств или умонастроений.
Еще в конце 1950-х - начале 60-х гг. появились работы, свидетельствующие об изменении в подходе к проблемам исторической психологии, ставшей одним из важнейших объектов исторической науки8. Значимость социального настроения в структуре социально-психологических явлений объясняется тем, что оно представляет собой не какой-либо отдельный элемент психики, а ее интегральную и притом динамическую характеристику9. Определяющие влияние на формирование настроений оказывали объективные экономические и политические условия. Вместе с тем, марксизм, в частности, учитывал и роль субъективного фактора в формировании социальных настроений. В. И. Ленин в целом ряде работ рассматривал социальные настроения в качестве одного из важнейших факторов исторического процесса 10.
Преобладающие общественные настроения являются показателем глубинных процессов, происходящих в психике людей, условием и предпосылкой назревания определенных социально-политических движений и изменений - революционной ситуации и революции, политического кризиса и гражданской войны, условием повышения или понижения экономической и политической активности тех или иных слоев общества11.
Кроме того, изучение настроений позволяет понять не только мотивы поведения людей, но и приступить к исследованию "тихих изменений! в истории - постепенной трансформации духовного и социального опыта, отражающихся на поверхности подчас лишь самым косвенным путем 12.
Как отмечается в литературе, социальное настроение может выражаться в форме индивидуального настроения личности и в форме группового, коллективного и массового настроения. Оно может выступать в качестве настроения чувств и в качестве умонастроения. При этом умонастроение рассматривается в качестве особого вида настроения, обладающего относительно устойчивым характером и представляющим собой определенную направленность как безотчетных чувств и переживаний, так и более или менее ясно выраженных мыслей, идей, убеждений. В отличие от мировоззрения, умонастроения характеризуются большей эмоциональной насыщенностью и меньшей устойчивостью13. Массовые настроения становятся заметными при расхождении двух факторов: притязаний (в более пассивной форме - ожиданий) людей, связанных с массовыми потребностями и интересами, с одной стороны, и реальных условий жизни, -с другой. Главная функция массовых настроений - политико психологическая подготовка, формирование и мотивационное обеспечение социально-политических действий достаточно больших общностей людей. Сплачивая массу, массовые настроения проявляются в массовых действиях и выступлениях, сперва инициируя, а затем регулируя социально-политическое поведение. За счет этого осуществляется функция субъективного обеспечения динамики социально-политических процессов. В целом же массовые настроения в политике - это субъективная оценка социально-политической действительности, как бы пропущенной сквозь призму интересов, потребностей, притязаний и ожиданий того или иного множества людей, массы. На практике наиболее существенной проблемой является возможность воздействия на массовые настроения. Комплексное социально-политическое воздействие на массовые настроения складывается из двух основных компонентов: пропагандистско-идеологического (манипуляция притязаниями) и социально-политического, включая социально—экономические факторы (манипуляция уровнем реальной жизни). Стабилизация настроений достигается за счет уравновешивания притязаний и возможностей их достижения .
Особенность подхода историка к изучению настроения состоит в том, что нам важно знать, чем то или иное социальное настроение было вызвано и как оно повлияло на дальнейший ход исторических событий. Соединение в одном исследовании крупных проблем - политического контроля и негативных настроений - обусловлено двумя основными причинами. Во-первых, сама система контроля породила множество источников для изучения настроений советских граждан, в том числе и негативных. В то же самое время, политический контроль был одним из важнейших факторов, оказывавших влияние на настроения защитников и населения Ленинграда. Во-вторых, политический контроль и настроения находятся в центре внимания современных дискуссий о советском обществе в период сталинизма и трех основных традиций в его изучении -тоталитарной модели, "ревизионистов" и школы "сопротивления", о которых речь пойдет ниже. Как отмечает Е.С. Сенявская, в настоящее время "мы становимся свидетелями настоящего взрыва к "человеческому измерению войны"... Это объясняется, с одной стороны, радикальными переменами в обществе, которые повлияли и на общественные науки, отказавшиеся от догматизма и идеологических ограничений, а, с другой, - сильным влиянием на отечественную историографию новых тенденций в мировой исторической науке, в том числе укрепления позиций такого обращенного к исследованию человека направления, как социальная история".15
Объектом исследования является функционирование системы политического контроля применительно к изучению настроений населения в период Великой Отечественной войны. Предметом данной работы является механизм политического контроля и выявленные институтами политического контроля негативные настроения гражданского населения и защитников Ленинграда.
В отличие от большинства проблем, связанных с историей блокады, когда основная канва событий воспринимается научным сообществом как установленный факт, изучение политического контроля и негативных настроений предполагает на современном этапе применение нарративного жанра. Первостепенная задача состоит в сборе фактов о том, что представлял собой политический контроль в период битвы за Ленинград и каковы были негативные настроения защитников и населения Ленинграда в 1941-1945 гг.
Хронологические рамки исследования охватывают весь период Великой Отечественной войны. Представляется целесообразным начать рассмотрение проблем политического контроля и негативных настроений с довоенного периода, когда сформировалась нормативная база, определявшая основные направления, а также формы и методы работы органов контроля в период войны. Обращение ко всему периоду Великой Отечественной войны связано с тем, что война с самого начала была важнейшим фактором, воздействовавшим на настроения ленинградцев и воинов армии и флота. Мобилизация и изменение структуры населения, новые условия жизни в связи с нападением нацистской Германии, режим политического контроля, активная пропагандистская деятельность противоборствовавших сторон -все это оказывало серьезное воздействие на настроения населения и защитников города. Наше внимание к эволюции настроений после снятия блокады связано с попыткой фиксации "остаточных" явлений, сохранившихся у советских людей в результате негативного опыта блокады и войны в целом на фоне успехов Красной Армии и, в конце концов, великой победы.
Историография. Отечественная историография блокады до недавнего времени развивалась в общих рамках советской литературы о Великой Отечественной войне. Рассматривая историографию советского общества, прежде всего, как смену исследовательских парадигм, мы можем констатировать, что вся литература о блокаде Ленинграда до конца существования СССР определялась господствовавшей коммунистической идеологией и той или иной степенью либеральности режима, позволявшего историкам в отдельные периоды браться за новые, доселе запретные темы.
Осуществить всестороннее исследование системы политического контроля в советский период было невозможно. Как отмечает Т.М. Горяева, в обществе, в котором всячески камуфлировалось наличие разветвленной системы политического контроля, любые попытки ее изучения даже в исторической ретроспективе рассматривались как чреватые возникновением нежелательных аллюзий16.
Второй особенностью историографической ситуации является то, что до начала 1990-х гг. существовала устойчивая традиция, которая отдавала приоритет историко-политологическим исследованиям. В этих работах советская история была представлена главным образом как результат действий "верхов", тогда как умонастроения и особенности восприятия рядовых граждан оставались в основном достоянием дневниковых наблюдений, путевых записок, мемуаров 17. Изучение всего спектра настроений затруднялось в связи с тем, что существовал "ограниченный доступ к источникам, содержащим информацию историко-ментального характера... Секретные материалы о настроениях населения вплоть до 1 о начала 90-х годов были совершенно недоступны" . Не случайно, что в историографии до недавнего времени отсутствовали работы о той части спектра настроений, которые составители сводок в органах НКВД и ВКП(б) называли "негативными". Первые публикации о борьбе с немецкой пропагандой, которая рассматривалась органами НКВД как существенный фактор развития негативных настроений в городе и на фронте, появились еще в годы войны на страницах ленинградской периодической печати 9. Особенностью этих публикаций было то, что само появление негативных настроений и, подчас, совершенные "контрреволюционные" преступления, связывались, в основном, с деятельностью противника. О каких-либо других факторах, определявших развитие негативных настроений, как правило, не говорилось. К военному времени также относится подготовка рукописей о воздействии блокады на психику населения Ленинграда, включая появление негативных настроений. К сожалению, результаты исследований, проведенных в период блокады сотрудниками института им. В.М. Бехтерева, стали доступными лишь почти 60 лет спустя после их появления . Значение подготовленной в январе 1943 г. Б.Е. Максимовым рукописи "Некоторые наблюдения над течением депрессивных состояний в условиях осажденного города" состоит в том, что в ней впервые была предпринята попытка выявить основные группы факторов, которые оказывали воздействие на психику и настроения ленинградцев. Автор рукописи вел полемику с теми специалистами, кто видел в поведении ленинградцев "синдром эмоционального паралича", "апатичного расслабления" и т.п.
Лишь в конце 1950-х - начале 1960-х гг. вышли в свет работы, в которых приводились отдельные факты о политическом контроле и негативных настроениях в период блокады22. При этом в литературе неизменно подчеркивалось, что эти настроения носили "спорадический" характер, захватывали "незначительную" часть горожан, причем лишь наиболее "отсталую". Кроме того, в монографии А.В. Карасева содержались упоминания о попытках активной нейтрализации этих негативных настроений, а также панических слухов в очередях, на остановках, на предприятиях силами специально созданных бригад агитаторов23. Б.Г. Малкин, опираясь на документы Ленинградского партийного архива, впервые обратил внимание на развитие религиозных настроений в городе в военные месяцы 1941 г. Такие настроения партийными информаторами и органами НКВД определялись как негативные24.
Авторы 5-го тома "Очерков истории Ленинграда", посвященного жизни города в годы войны, восстановили картину тягот и лишений, которые выпали на долю горожан в период блокады, особенно зимой 1941— 42 гг., и с максимально возможной в условиях жесткой цензуры объективностью рассказали о настроениях населения. Таким образом, в публичной научной дискуссии было существенно расширен круг факторов, которые оказывали воздействие на формирование настроений в городе, включая негативные. Г.Л. Соболев выделил особенности развития настроений в условиях кризиса, обусловленного войной и блокадой. По его мнению, они сводились к быстрой интериоризации ленинградцами собственного опыта выживания в условиях блокады, а также в стремительной переоценке ценностей 25.
В 1970-е - начале 1980-х гг. проблема политического контроля на фронте и в тылу, включая борьбу с пропагандой противника, практически не затрагивалась. Исключением была небольшая глава, написанная Н.И. Соболевым еще до перестройки26. В ней без ссылок на архивы говорилось о мерах, направленных на противодействие немецкой пропаганде на фронте.
В годы перестройки и особенно в 1990-е гг. историки обратились к исследованию многих ранее запретных тем, стали осваивать новые методологические подходы к изучению прошлого, что не означало, конечно же, приверженности многих традиционным в СССР взглядам на советский период, включая сталинизм. Что же касается освоения новой методологии, то в самом начале последнего десятилетия XX в. большинство исследователей отдавали предпочтение модели тоталитаризма27.
Основной особенностью сборника статей "Ленинградская эпопея. Организация обороны и население города", увидевшего свет в 1995 г., была попытка "рассматривать события исключительно с позиций научной объективности" по целому ряду важнейших вопросов. К ним относились, в том числе, изучение настроений защитников и населения Ленинграда, а также религиозная жизнь в осажденном городе на основании нового массива источников, включая архив Управления ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области28.
Существенный вклад в изучение настроений рабочих и ополченцев, защищавших Ленинград, в наиболее тяжелые первые месяцы войны внес А.Р. Дзенискевич. Опираясь на материалы Кировского райкома ВКП б), а также горкома партии и политотделов армии народного ополчения, он показал, что начало войны характеризовалось не только высоким патриотическим подъемом ленинградских рабочих, но и "отрицательными явлениями" - "распространялись всевозможные слухи, выплеснулось на поверхность озлобление обиженных, притесненных, прошла волна справедливых критических высказываний в среде рабочих, возмущенных и обеспокоенных явными ошибками партии и правительства во внутренней и внешней политике"29. Наряду с деятельностью противника по распространению слухов и листовок, одной из причин волнений среди населения была нераспорядительность самой власти, осуществлявшей некоторые мероприятия без должной подготовки. А.Р. Дзенискевич высказал предположение о том, что инициаторами недовольства среди рабочих, как правило, были вчерашние крестьяне, которые пережили раскулачивание и коллективизацию. Что же касается потомственных рабочих, то чаще всего это были лица, которые пострадали в результате репрессивных мер, направленных на укрепление трудовой дисциплины .
Наиболее объективный анализ ленинградской эпопеи, включая проблемы развития настроений, представлен в главе "Великая
Отечественная война. Блокада", написанной В.М. Ковальчуком для фундаментального труда Санкт-Петербургского института истории, посвященному 300-летнему юбилею Санкт-Петербурга . В этой работе были затронуты некоторые аспекты развития негативных настроений в Ленинграде.
Своеобразную систему координат в изучении настроений в годы войны предложил Ю.А. Поляков, который предпринял попытку "разобраться в сложном и противоречивом настрое народа" и прямо подчеркнул, что в период войны были взгляды, отличные от патриотических. Это непатриотическое отношение, по мнению Ю.А. Полякова, "несомненно, существовало и имело немало заметных проявлений, прежде всего, антисоветского, антикоммунистического и антисемитского толка" . Схожей позиции придерживаются авторы четырехтомного труда о Великой Отечественной войне, которые подчеркивают, что хотя в массовом сознании советских людей "преобладал государственный патриотизм", но "неправомерно замалчивать тот факт, как это зачастую делалось ранее, что имело место и иное отношение к войне, которое выражалось по-разному"33. К этому же времени относятся попытки преодоления догматизма при освещении массового сознания накануне и в годы Великой Отечественной войны. Изучение коллаборационизма, а также деятельности высших и местных органов госбезопасности также является чрезвычайно важным явлением в отечественной историографии сталинизма В методологическом отношении для проводимого нами исследования большое значение имеют работы Е.С. Сенявской о различных аспектах настроений в СССР в военное время35, а также труды Е.Ю.
Зубковой и А.З. Ваксера, освещающие массовые настроения в советском обществе в послевоенное время, в том числе в Ленинграде36. Эти исследования, а также новаторские работы по изучению настроений в период гражданской войны и нэпа, в том числе, труды о разнообразных формах политического протеста37, о политическом контроле в 1920-1930-е гг.38, представляют для нас особый интерес в связи с тем, что в них был успешно реализован комплексный подход к изучению общественных настроений, необходимых для понимания механизма взаимодействия общества и власти.
Со второй половине 1990-х гг. стали появляться публикации ранее секретных документов, характеризующих общественные настроения в советское время. Были опубликованы информационные сводки ВЧК -ОПТУ- НКВД, партийных органов, письма и обращения советских граждан, адресованные руководителям партии и правительства , материалы о военной Москве и деятельности органов госбезопасности в период битвы за столицу , а также несколько томов документов о деятельности органов государственной безопасности в годы войны41, в которых раскрываются некоторые стороны осуществления политического контроля.
Особого внимания заслуживают выявленные в российских архивах комплексы источников, которые существенно увеличили возможности исследования отношений власти и народа и массовых настроений в период битвы за Ленинград42. В 2004 г. корпус опубликованных источников личного происхождения из архива Управления ФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области пополнился четырьмя дневниками военного времени ленинградцев, арестованных органами НКВД. Эти дневники, в которых есть пометки следователей НКВД, не только проливают свет на эволюцию настроений представителей разных социальных групп - бухгалтера, учителя, рабочего и выходца из деревни, но и показывают реакцию на недовольство представителей власти .
Проблема политического контроля накануне и в годы войны получила некоторое освещение в материалах проводящихся с 1997 г. "Исторических чтений на Лубянке", которые организует ЦОС ФСБ России и Академия ФСБ. Выделяя 1920-1930-е гг. в качестве самостоятельного этапа в развитии органов государственной безопасности, В.Н. Хаустов пришел к выводу, что в этот период окончательно сложилась концепция, организационные формы и получили развитие оперативные средства, которые в основном остались неизменными вплоть до упразднения КГБ СССР в 1991 г. Характеризуя советское государство, историки органов госбезопасности полагают, что уже с конца 1920-х гг. спецслужбы функционировали в условиях сформировавшегося в СССР тоталитарного режима 44. Встав на путь искусственного разжигания классовой борьбы в стране, руководство партии со Сталиным во главе стало использовать спецслужбу для подавления любого инакомыслия в обществе. Ключевая роль в этом принадлежала секретно-политическому отделу, а также существовавшим до 1941 г. экономическому и транспортному отделам. Они осуществляли политический розыск, главным образом, исходя из принципа бывшей социальной или партийной принадлежности граждан. По мнению В.Н. Хаустова, высшее руководство страны использовало органы госбезопасности для преследования "социально чуждых", "социально опасных элементов", "бывших людей". В конечном счете, эти понятия трансформировались в понятие "враг народа"45. Наконец, еще одной особенностью развития органов госбезопасности было прямое руководство ими со стороны политбюро ЦК ВКП(б) и лично И.В. Сталина. Основываясь на анализе документов Архива Президента РФ, В.Н.Хаустов полагает, что сам И.В. Сталин "осуществлял постоянный личный контроль за деятельностью органов государственной безопасности, вплоть до внесения конкретных поправок и дополнений в приказы ОГПУ-НКВД СССР по вопросам совершенствования агентурно-оперативной работы"4 . Что же касается форм и методов работы госбезопасности, то ими активно использовался опыт политической полиции дореволюционной России47. Эта констатация имеет большое значение, потому что работ о методах и формах работы секретно-политического отдела (СПО) применительно к интересующему нас периоду пока нет48. Применительно же к вопросам нормативного регулирования оперативной деятельности органов госбезопасности, то, по мнению А.Ю. Шумилова, время с 1931 г. по 1952 г. было "периодом реакции"49.
Новаторский характер в изучении политического контроля в период сталинизма в Северо-Западном регионе имеет монография В.А. Иванова. Одна из глав книги посвящена деятельности репрессивных органов в блокированном Ленинграде. Автору удалось ввести в научный оборот значительное число документов наркомата внутренних дел, раскрывающих основные направления его работы в годы войны, а также взаимодействие с военным советом Ленинградского фронта и руководством Городского комитета ВКП(б). Впервые в отечественной литературе затрагиваются вопросы деятельности секретно-политического отдела и военной цензуры . Одна из важнейших идей, высказанных в книге, созвучна взглядам представителей школы тоталитаризма. В.А. Иванов полагает, что в условиях войны государственный аппарат полагался на использование страха как "мощного регулятора поведенческих навыков и умений людей. Отсюда напрашивался только один вывод - его следовало не только постоянно генерировать, но и придавать ему черты ритуальности, эстетизировать"51.
На современное развитие отечественной историографии большое влияние оказывают работы западных авторов, еще в 1960-х гг. начавших изучение социальной истории СССР. До середины 1990-х гг. двумя основными направлениями исследований советской истории являлись концепция тоталитаризма и школа, представленная ее критиками, именуемыми по традиции "ревизионистами"52. В середине 1990-х гг. в ходе весьма острой полемики на страницах "Russian Review" о наиболее актуальных проблемах изучении советского периода, один ведущих экспертов подчеркнул, что двумя важнейшими взаимосвязанными проблемами, которые занимали умы ученых, были, во-первых, вопрос о генезисе сталинизма, и, во вторых, "это когщепция тоталитаризма. Какова роль сознательных действий, таких, как решения и инициатива лидеров, в сравнении с желаниями и настроениями больших групп людей, особенно тех, кто находится на нижних ступенях социальной шкалы?" (курсив мой. — Н.Л.)53.
Примечательно, что на Западе изучение сталинизма изначально развивалось в рамках модели тоталитаризма. Этот подход характеризовался вниманием, прежде всего, к проблеме контроля государства над обществом. Первым документальным исследованием о сталинизме была книга М. Фэйнсода , который положил в ее основу материалы Смоленского партийного архива. Применительно к проблемам исследования советского общества сторонники тоталитарной модели отмечали, что в условиях отсутствия "независимых институтов" или "самостоятельных политических сил" в СССР было неясно, что же изучать, и было ли вообще общество, как таковое55. Когда же речь заходила об изучении массовых настроений, то возникал естественный скептицизм в отношении официальных советских источников по этой теме.
"Ревизионисты", напротив, представляют общество в качестве активной и автономной силы, отнюдь не подчиненной полностью государству. В споре со сторонниками "тоталитарной" модели некоторые "ревизионисты" пытаются показать наличие социальной базы для поддержки
Сталина среди различных социальных групп - выдвиженцев, членов партии и комсомола, стахановцев и др. Эту точку зрения особенно последовательно отстаивает американский историк Г.Суни, который считает, что Сталину в довоенное время удалось создать себе опору в лице "среднего класса" и тем самым обеспечить стабильность режима 56. С ним согласны некоторые авторитетные российские историки, полагающие, что именно в 1930-е гг. возникли десятки тысяч вакансий, которые заполнились новыми людьми. "Долго не засиживаясь на одном месте, - говорится в одном из фундаментальных трудов по истории советского общества, - они быстро прыгали с одной ступеньки номенклатурной лестницы на другую... Не все сумели пробежать эту дистанцию, многие оступались и падали. Ну а те, кому удалось остаться невредимым, затем всю жизнь вспоминали о том лихолетий как о самом светлом периоде своей жизни и славили того, кто расчищал им дорогу на Олимп. Именно с этой новой элитой вождь, партия, государство вошли в новое десятилетие, прошли войну 1941-1945 годов"57.
Автор наиболее фундаментальной зарубежной книги о блокаде Ленинграда американский историк Л. Гуре принадлежал к числу наиболее ярких представителей школы тоталитаризма. Он отмечал, что лояльность ленинградцев режиму была предопределена страхом перед полицейским аппаратом советского государства, деятельность которого в годы войны носила превентивный характер5 . Опираясь на обширный материал, почерпнутый из донесений немецких спецслужб, а также армейского командования группы армий "Север", Л. Гуре исследовал вопрос об изменениях настроений населения города в период блокады. В заключении своей книги он отметил основные направления развития отношений власти и народа, сложившиеся в период блокады. В частности, он указал, что дисциплина и сознание долга горожан, имевших все основания для проявлений оппозиционности, превзошли все ожидания советского командования. Гуре подчеркивал, что представители прогермански ориентированных элементов в Ленинграде никогда не были в большинстве, но количество недовольных властью было значительным. Руководители города, по мнению Гуре, все же полагали, что многие ленинградцы не верили в возможность отстоять Ленинград или же ожидали краха режима осенью 1941 г., когда немцы наступали на Москву. Часть населения задавалась вопросом о смысле жертв, в условиях, когда казалось, что судьба Ленинграда и страны была предопределена. Наконец, власти не знали того, сколь долго население и особенно оппозиционно настроенная его часть будут оставаться пассивными и подчиняться приказам Смольного в условиях, когда их близкие умирали от голода и бомбежек. С другой стороны, наличие каких-либо открытых форм протеста Гуре выявить не удалось, и он связал это с тем, что в силу географического положения города властям было легко контролировать население, которое к тому же полностью зависело от власти (продовольствие и другие ресурсы) и привыкло подчиняться ей5 .
Наиболее известная на Западе книга о блокаде знаменитого американского журналиста X. Солсбери, напротив, скорее, принадлежит к числу работ ревизионистского направления. Безусловной ценностью труда Солсбери является то, что ему удалось использовать при написании книги множество интервью с ленинградцами в годы войны и сразу же после нее. Среди собеседников Солсбери были некоторые руководители города, в том числе П.Попков. В книге приведены заслуживающие внимания наблюдения о настроениях населения Ленинграда в разные периоды битвы за город, а также весьма интересные предположения относительно реальности выступления рабочих против местного руководства в военные месяцы 1941 - 1942 гг. Солсбери обращал внимание, прежде всего, на значение таких факторов в развитии настроений, как положение на фронте, трудности со снабжением и массовый голод в первую блокадную зиму, пропаганда сторон, роль местного ленинградского патриотизма. Используя методы устной истории, Солсбери показал весь спектр настроений горожан в годы блокады, отмечая при этом, что доминирующими были патриотизм и готовность ленинградцев к самопожертвованию.
Английский журналист А. Верт в своей книге о войне и блокаде также попытался дать ответ на вопрос об изменениях настроений в Ленинграде. Он не согласился с мнением, высказанным Л. Гуре о том, что ленинградцы были "вынуждены быть героями". На основании доступных ему источников (главным образом, интервью с ленинградцами) Верт пришел к выводу о том, что в городе "не было никого, за исключением нескольких антикоммунистов, кто рассматривал возможность капитуляции немцам. В самый разгар голода лишь единицы - не обязательно коллаборанты или немецкие агенты, а просто те, кто обезумел от голода -писали властям, прося объявить Ленинград "открытым городом"; но никто из них, находясь в здравом уме, не смог бы этого сделать. В период немецкого наступления на город народ быстро понял, что из себя представляет противник" 60.
В настоящее время весьма плодотворно в рамках ревизионисткой традиции работает американский историк Р. Бидлак, опубликовавший ряд статей о политических настроениях рабочих Ленинграда в период блокады и о доминировавших в военное время стратегиях выживания 61. Р. Бидлаку в наибольшей степени из американских историков удалось воспользоваться благоприятной ситуацией начала 1990-х гг. и исследовать фонды горкома и обкома ВКП(б) бывшего ленинградского партархива.
Серьезный вклад в изучение разных типов памяти о блокаде Ленинграда внесла исследовательница из Франции Э. Мартино-Фристо. Используя методы устной истории, она представила в своей докторской диссертации, на защите которой нас пригласили в качестве оппонента, эволюцию индивидуальной, коллективной и официальной памяти о
блокаде. В диссертации были зафиксированы, в том числе и "остаточные" негативные настроения ленинградцев в конце Великой Отечественной войны. В целом же, внимание к сложному механизму исторической памяти и сохранению в ней трагического опыта, прежде всего, первой блокадной зимы, на протяжении всех послевоенных десятилетий, несмотря на мощное воздействие различных факторов, включая официальную пропаганду, искусство и т.п., представляется весьма важным для понимания социально-психологических последствий блокады62.
В начале 1990-х гг. в англо-американской историографии стало формироваться новое направление в исследовании сталинизма, а именно школа "сопротивления" режиму. Ее представители продолжили критику тоталитарной модели, но делали это иначе, нежели представители ревизионистской традиции, которые объясняли устойчивость советского режима не столько опорой режима на аппарат принуждения и пропаганду, сколько большими возможностями, предоставленными после Октябрьской революции самым широким слоям общества, прежде всего, рабочим и крестьянам.
На значимость начавшей складываться на Западе и в России школы "сопротивления" в исследовании советской истории 1930-40-е гг. в ряде публикаций указал Й. Хелльбек63. Он подчеркнул, что данная тенденция была связана с естественным стремлением российских и сотрудничавших с ними зарубежных авторов скорректировать традиционную версию об отношениях власти и народа, несколько выпячивая ту их часть, которая отражала "героические проявления сопротивления режиму", а также подчеркивала чуждость сталинизма народу, насильственный характер советского режима. Сторонники школы "сопротивления" обращали внимание на то, на протяжении всей истории советского общества в разных формах не прекращалось сопротивление противников режима, которое, в конце концов, привело к краху коммунизма. Работы исследовательницы из США Л.
Риммель и ее британской коллеги С. Дэвис о настроениях в довоенном Ленинграде, написанные на основании сводок, подготовленных информаторами ВКП(б), ставят под сомнение вывод о лояльности большинства рабочих Ленинграда режиму64. Информация о слухах, личные письма, листовки, надписи, выявленные в сводках о настроениях населения ленинградских ОК и ГК ВКП(б), - все это дало С. Дэвис основание говорить о наличии "значительного количества" оппозиционных настроений, включая национализм, антисемитизм и популизм65.
Представители школы "сопротивления" подвергаются серьезной критике со стороны практически всех основных направлений исследования советского общества. В целом, она сводится к тем замечаниям. Во-первых, отмечается утрата ощущения исторического контекста в работах либерально ориентированных исследователей 1990- гг. и проецирование их собственных взглядов на исторических персонажей прошлого. Во-вторых, их исследования о настроениях в период сталинизма исходят из того, что истинными были только те, что отражали высказывания и поступки, направленные против режима. Что же касается действий в поддержку власти, то они во многих случаях попросту игнорировались, фактически исключая возможность позитивной интеграции советских людей в складывавшуюся политическую систему. В-третьих, остался без внимания такой важнейший вопрос функционирования советской политической системы как механизм и динамика социальной мобилизации, изначальное вовлечение индивидов в политическую жизнь, которое не только предшествовало, но и предопределяло возможные формы протеста и цели сопротивления66.
На наш взгляд, заслугой Хелльбека является то, что он предпринял попытку ответить на фундаментальный вопрос о том, что же представляли собой понятия "протест" и "сопротивление" в период сталинизма. При этом он пришел к выводу о том, что выражение протеста в указанную эпоху в СССР может быть понято только в более широком контексте социалистической революции и ее "траекторий мобилизации " и самоактивации". Именно революция, под влиянием которой возникает новый человек, дает ключ к постижению условий, в которых индивиды могли принять участие в политической жизни революционного государства. Революция оживила идею об исторической миссии России, для многих задала новую перспективу развития вместе со страной, обусловила параметры участия в строительстве нового мира. Основным источником для изучения этих проблем стали автобиографии и дневники, в которых отразились "подлинные мысли и настроения их авторов". Таким образом, следуя традиции М.Фуко, Хелльбек обращает основное внимание процессу формирования новой личности в СССР, явившейся основой сталинизма. Отдавая должное исключительному значению "лингвистического поворота" в исследовании социальной истории в целом и советской истории, в частности, отметим, что общий исторический контекст при проведении "качественных" исследований зачастую отсутствует, а наблюдения относятся лишь к весьма узкому сегменту общества. Тому же Хелльбеку вполне уместно задать один из вопросов, которые вызывали у него обоснованные сомнения в связи с селективностью в отборе материалов для сборников документов представителей школы "сопротивления". Произвольность и субъективность в выборе источников характерна и для его трудов. Например, из дневника А.Н. Манькова67 Хелльбек в подтверждение своего тезиса взял лишь одно высказывание, относящееся к 1933-1934 гг.68, в то время как в записях о последующих шести годах содержится более десятка развернутых суждений, никак не вписывающихся в схему автора.
Более сбалансированной представляется концепция сталинизма, предложенная американским историком С.Коткиным, который сумел удачно совместить основные подходы к пониманию советского общества, предложенные социальными историками, с ролью пассивного сопротивления советскому режиму при формировании личности. Во введении к своей книге о сталинизме как цивилизации, Коткин определил задачи своего исследования следующим образом: "показать, как народ жил и как воспринимал свою жизнь". Поэтому, по его мнению, "необходимо дать возможность народу, наконец, говорить"69. Одной из новел работы Коткина было изучение им проблемы протеста как пассивного поведения населения. Используя методологию М.Фуко, который считал сопротивление важнейшим элементом формирования личности, Коткин во главу угла поставил эмпирическое исследование сопротивления населения сталинскому режиму, распространяя его, в том числе, и на повседневную жизнь советских людей. Фуко убедительно показал, что даже тогда, когда кажется, что не существует разделения государства и общества, как это было в СССР, где
"все было частью государства", власть находится не в центральном аппарате 70, а основывается на поведении народа71. Сталинизм, таким образом, представляется не только в качестве особой политической системы, но и системы ценностей, определенной социальной идентичности, способа жизни. К числу наиболее крупных работ представителей ревизионисткой традиции об отношениях власти и народа, роли различных форм пропаганды в мобилизации общества и развитии настроений в период войны СССР с нацистской Германией относятся коллективная монография под редакцией американского историка Р. Стайтса , работы британского историка Дж. Барбера , много и плодотворно работавшего в архивах Москвы и Санкт-Петербурга, а также докторская диссертация Р. Броди74. Однако в этих трудах практически не затрагивались вопросы эволюции настроений в период битвы за Ленинград, а также не показано соотношение убеждения и принуждения в формировании умонастроений в СССР в период Великой Отечественной войны. Заметим также, что во второй половине 1990-х гг. Дж. Барбер инициировал проведение совместное с российскими историками исследование о медицинских и социальных аспектах воздействия блокады на население города. Часть результатов работы британского историка основывалась на проведенных в Санкт-Петербурге интервью с жителями блокированного города .
В несколько иных условиях, нежели англо-американская, развивалась западногерманская историография битвы за Ленинград . Несмотря на наличие самого широкого круга архивных источников, включая обилие советских трофейных документов, специальных работ по целому ряду вопросов, касавшихся "внутреннего фронта" ленинградской эпопеи в ФРГ за более чем шестьдесят лет написано не было.
Сквозными темами работ немецких авторов были, во-первых, выяснение причин неудач и отношения Гитлера и военного командования в связи с планами ведения войны против СССР, особенно в ее начальный период, во-вторых, боевой путь дивизий, входивших в группу армий "Север", а также самой группы. В целом, хотя в количественном отношении немецкая литература о блокаде Ленинграда весьма обширна, по сравнению с опубликованными монографиями и сборниками, посвященными другим сражениям на советско-германском фронте - битвам за Москву, Сталинград и Берлин, публикации о боях за Ленинград занимают весьма скромное место.
Первые работы немецких авторов появились еще в ходе второй мировой войны. Уже во время ведения боевых действий командованием группы армий "Север", 16-й и 18-й армий, а также других соединений, находившихся в то время под Ленинградом, были подготовлены документы, военные аналитические записки, обзоры, планы операций с картами на отдельные годы ведения войны, фотографии, хроники боевых действий. Как отмечает Г. Хасс, в большинстве своем они хранятся в военном архиве во Фрайбурге . Еще во время войны на их основе появились первые 7Й публикации .
В послевоенное время на развитие немецкой историографии в решающей степени повлияла утрата суверенитета, вынудившая, прежде всего, оказавшихся в плену у оккупационных властей США немецких военных объяснять причины "утраченных побед" на восточном фронте, включая ленинградскую эпопею.
Таким образом, второй этап изучения войны с СССР был связан с попытками аналитиков вооруженных сил США в Европе начал исследовать операции вермахта сразу же после окончания войны. Уже летом 1945 г. были собраны военнопленные генералы вермахта для работы по изучению военной истории. Очевидно, что изначально доминировал военно-исторический интерес к только что завоеванной победе. Между тем, начавшаяся между державами-победительницами холодная война его заслонила и на передний план выступило желание учесть опыт вермахта для будущих конфликтов.
Третий большой период немецкой историографии был связан с холодной войной, в условиях которой многие проблемы агрессии нацистской Германии против СССР не затрагивались вообще. Прежде всего речь идет о преступных целях нацистов и о последствиях проводившейся ими политики как в отношении мирного населения Ленинграда и оккупированных районов Ленинградской области, так и советских военнопленных.
Наиболее заметным явлением в немецкой историографии битвы за Ленинград является монография Вернера Хаупта "Ленинград. 900 дневная битва. 1941-1944" . В контексте проводимого нами исследования примечательны рассуждения В. Хаупта о настроениях ленинградцев, "сумевших преодолеть свои страхи" и, несмотря на голод и угрозу смерти, сохранивших боевой дух"80.
Одним из наиболее плодовитых современных немецких авторов, занимающихся историей битвы за Ленинград, является X. Стахов, который в 18 лет стал солдатом штурмового батальона. Монография "Трагедия на Неве" подводит итог раздумьям ветерана войны. В книге собран богатый фактографический материал из военного архива во Фрайбурге. Основная идея книги состоит в том, что битва за Ленинград, как, впрочем, и война Германии против СССР в целом, была столкновением двух диктатур, каждая из которых по-своему готовилась к уничтожению Ленинграда . Как и в книге В. Хаупта, X. Стахов основное внимание уделил солдатам вермахта, которые "ценой больших потерь удерживали превосходившие их силы противника в блокадном кольце". В монографии и приложениях приведены факты и новые документы, отражающие "окопную правду" битвы за Ленинград через совокупность боев местного значения — под Лугой, на Невском пятачке, за Тихвин, Демянск и Волхов. При этом немецкий историк обращает внимание не столько на стратегические цели противоборствовавших сторон, сколько на детали, воссоздающих яркую картину бескомпромиссной борьбы . Что же касается настроений красноармейцев, то, ссылаясь на данные руководства верховного командования вермахта, он считал, что признаков "грядущего поражения [у противника] выявить не удалось"83.
Монография X. Польмана "Волхов. Бои за Ленинград"84 интересна тем, что в ней нашел отражение традиционный для немецких военных историков подход к ключевым проблемам битвы за Ленинград. Во-первых, вновь подчеркивается "удивительное" решение Гитлера перебросить танковые части на московское направление в сентябре 1941 г., т.е. тогда, когда Ленинград был уже совсем рядом и передовые вермахта находились в ос пригородах Ленинграда" . В книге названы также несколько других факторов, которые предопределили затяжной и чрезвычайно тяжелый для немецких войск характер боев за Ленинград. Речь шла не только об отчаянном сопротивлении бойцов Красной Армии и крайне неблагоприятных климатических условиях и бездорожье , которые, привели к наступлению периода, "очень напоминавшего битву на Марне" , но и о стратегических просчетах немецкого командования. В книге Польмана вопросы об изменении настроений гражданского населения и защитников города специально не рассматриваются. Вместе с тем, в ней приведены общие сведения об участии населения Ленинграда в работе по строительству оборонительных сооружений на подступах к городу, в формировании дивизий народного ополчения, создании партизанских отрядов для борьбы в тылу немецких войск, работе военных предприятий, а также об исключительной роли коммунистов и комсомольцев в поддержании стойкости войск88.
Особое значение, на наш взгляд, имеет впервые представленный в книге документ - бланк удостоверения личности жителям города на случай его падения, подготовленный штабом 18-й армии. Сам факт того, что такой документ был утвержден военными, показывает, по мнению Стахова, что командование 18-й армии не разделяло идеи Гитлера о необходимости Ibid. S. 6,18 Ibid. S. 5 Ibid. S. 24 -25. РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ, БИБЛИОТЕКА полного уничтожения "колыбели революции". Однако обнаруженный немецким историком документ не имеет даты и поэтому не позволяет однозначно говорить о том, насколько глубокими были противоречия между Гитлером и военным командованием группы армий "Север" относительно судьбы Ленинграда.
Особую категорию литературы о битве за Ленинград представляют работы об истории немецких дивизий, принимавших участие в битве за Ленинград и оккупации районов Ленинградской области. В них в наиболее яркой форме представлена героизация вермахта. Большая часть этих работ была написана в 1950-60-е годы. Не будет преувеличением сказать, что немецкими историками воссоздан боевой путь практически всех дивизий, которые принимали участие в битве за Ленинград90, причем о некоторых
89 Удостоверение, которое скреплялось подписью должностного лица и печатью, имело номер. В нем указывались: профессия, фамилия и имя, гражданство, национальность, место проживания, дата и место рождения, рост, цвет волос, характеристика глаз и телосложение, форма лица, а также особые приметы. Внизу следовала запись, что "обладатель настоящего удостоверения имеет право свободно передвигаться внутри Петербурга" // Pohlman, Hartwig. Wolchow. 900 Tage Kampf um Leningrad, 1941-1944. S.315.
90 Нам удалось выявить следующие работы по истории дивизий вермахта, участвовавших в битве за Ленинград: Kardel, Ilennecke. Die Geschichte der 170.Infanterie-Division. 1939— 1945. Verlag Hans -Henning Podzun, Bad Nauheim, 1953. Дивизия в конце июля 1942 г. была переброшена из Крыма под Ленинград для участия в операции "Северное сияние" с целью захвата города; Lohse, Gerhart. Geschichte der rheinisch-westfalischen 126. Infanterie- Division. 1940-1945. Verlag Hans -Henning Podzun, Bad Nauheim, 1957; v. Zydowitz, Kurt. Die Geschichte der 58.Infanterie-Division. Verlag Hans -Henning Podzun, Kiel, 1952; Pohlman, Hartwig. Geschichte der 96. Infanterie-Division. 1939-1945. Verlag Hans -Henning Podzun, Bad Nauheim, 1959; Conze, Werner. Die Geschichte der 291. Infanterie-Division. 1940-1945. дивизиях существует несколько книг. Подготовка этих публикаций в большинстве случаев являлась инициативой ветеранов вермахта. Основная ценность этих исследований, на наш взгляд, состоит в том, что на основании архивных документов и воспоминаний участников войны воссоздана хроника боевых действий на всем протяжении битвы за Ленинград до уровня дивизии, показан боевой состав конкретных дивизий, что позволяет уточнить вопрос о соотношении сил противоборствующих сторон. Все это дополняет
Verlag Hans -Henning Podzun, Bad Nauhcim, 1953. 291-я пехотная дивизии вела боевые действия на Ленинградском фронте: в районе Ораниенбаумского плацдарма (сентябрь 1941 г.), Погостье - зимой 1942 г., участвовала в боях на Волхове в районе Чудово, а затем под Мясным Бором против 2-й ударной армии. Von den Kampfen der 215.wurttembergisch-badischen Infanterie-Division. Ein Errinerungsbuch. Stuttgart, 1955; Der Weg der 93.Inf. Div. 1939-1945. Hrsg. Von der Kameradeschaft ehem. Angehoriger der 93. I.D., September 1956. Брошюра представляет собой собственное издание совета ветеранов бывшей 93-й пехотной дивизии, которая наступала в составе 18-й армии на Ленинград, ведя бои в районе Ораниенбаумского плацдарма, а затем была разделена на три боевые группы, которые воевали, соответственно, под Ораниенбаумом, в районе Мги и на Волхове.-Buxa, Werner. Weg und Schicksal der 11. Infanterie-Division. Podzun-Verlag, Bad Nauheim, 1963; Denzel. Egon. Die Luftwaffen-Felddivisionen 1942-1945 sowie Sonderverbande der Luftwaffe im Kriege 1939/45. 1963; Die 1 .ostpreussische Infanterie-Division, 1975; Die 61. Infanterie-Division 1939-1945. Ein Bericht in Wort und Bild. Zusammengestellt von Walther Hubatsch. Podzun-Pallas-Verlag, 1983; Weber, Helmut. 122. Infanterie-Division. Erinnerungen der Pommersch-Mccklenburgischen Greif-Division. Pallas-Podzun-Verlag, Oberaufdorf, 1988. Книга содержит подробный материал о боевом пути дивизии, который собран на основе редких исторических документов из Фрайбургского архива вермахта: журнала боевых действий, распоряжений вышестоящих штабов, приказаний частям и подразделениям, входившим в состав дивизии. Впервые детально освещается этап захвата немецкими частями Мги и Шлиссельбурга.- Die 20. Inf.Div.(mot). Chronik und Geschichte. Eigenverlag. Herausgeber und Gesamtgestaltung: Dieter Asmus, 1997. общие работы немецких авторов о битве за Ленинград и группе армий "Север".
В ряде случаев дана характеристика настроений противостоящих частей Красной Армии, а также приобретенных в боях трофеев. Например, в книге о 290-я пехотной дивизии приводились примеры напряженных боев в 20-х числах августа 1941 г., когда наступавшим силам вермахта удалось прорвать оборону и взять в плен около 7 тыс. красноармейцев, а также захватить 150 орудий и уничтожить около 90 танков. В свою очередь, в книге приведены данные о потерях 290-й дивизии. Так, например, общие потери дивизии до 20 сентября 1941 г. составили 4354 человека, а в период с 20 сентября по 31 декабря 1941 г. - 3569 человек.91
О трагичности положения оборонявших рубежи советских войск свидетельствовали перехваченные немцами открытые обращения о помощи по радиосвязи, а также записи в дневнике одного из советских офицеров 180-й дивизии за период с 19 по 26 августа 1941 г. о боях в районе Старой Руссы, который с горечью отмечал господство противника в воздухе, нехватку боеприпасов, растущие потери, неорганизованность и т.п.
Значительный интерес для изучения вопроса о настроениях защитников Ленинграда, а также жителей оккупированных районов Ленинградской области представляют воспоминания, написанные бывшими солдатами вермахта. Из выявленных нами немецких источников личного происхождения обращают на себя внимание воспоминания солдата 12-й танковой дивизии Вернера Флика, рисунки и комментарии, сделанные 91 290. Infanterie-Division. S. 157. 92290. Infanterie-Division. 1940-1945. Delmenhorst, Selbstverlag:Kameraden-Hilfswerk 290.I.D.E.V., I960. S. 116-117. профессиональным художником Юргеном Бертельсманом, который в составе саперного взвода находился под Ленинградом вплоть до мая 1942 г. , воспоминания бывшего солдата 291-й пехотной дивизии Георга Феллеринга, отметившего свой 21-й день рождения 22 сентября 1941 г. в деревне Левдуши под Петергофом, а затем находившегося под Ораниенбаумом и зимой и в районе Волхова, и, наконец, письма из района боевых действий у Синявинских высот унтер-офицера Вольфганга Буффа, воевавшего в составе 227-й пехотной дивизии. Письма Буфа охватывают период с 29 сентября 1941 г., когда дивизия начала "восточный поход", вплоть до гибели Буффа 1 сентября 1942 г., когда он был убит при попытке оказания первой медицинской помощи раненому советскому солдату .
Выражая, вероятно, мнение всех тех, кто пришел покорять СССР, Буфф отмечал, что нигде на Западе - ни в Голландии, ни в Бельгии, ни во Франции - не было такого ощущения "заграницы", как здесь, в России. "Это заграница в самом полном смысле этого слова, - писал Буфф 17 декабря 1941 г., - и мне трудно представить, что где-нибудь еще нет железных и обычных дорог, как в этой бесконечной, безграничной России"95. Эту же мысль выразил и Г. Феллеринг, отметивший также, что одним из наиболее ярких впечатлений от пребывания в Ленинградской области была исключительная
Bertelsmann, Jurgen. Aus Skizzenbiichern und Briefen an seine Frau. NordruBland, vom 22.6.1941 - 28.5. 1942. Zusammengestellt und gestaltet von Frau A. Bertelsmann. Herausgegeben vom Freundeskreis, 1990. Satz: Fotosatz Kluflmann. Lithos: Reprofoto Hein. Druck und Weiterverarbeitung: Stelter KG.
94 Buff, Wolfgang. Kriegstagebuch Ost. 29.September 1941 - 1. September 1942. Volksbund Deutsche Kriegsgraberftirsorge, Kassel, 2000. S. 116.
95 Ebenda. S. 40. бедность русских крестьян . Еще одним откровением для солдат оккупационных войск была религиозность населения и особое патриархальное отношение к Сталину как носителю власти. Например, проживавший в одном из домов в Тайцах Ю. Бертельсман, достаточно подробно описал быт, привычки и настроения населения. В частности, он обратил внимание на то, что в русских деревнях в каждом доме висела икона, и в случае необходимости переезда хозяева в первую очередь брали с собой икону. Говоря об отношении к Сталину и советской власти, художник подметил, что хотя в народе Сталина и называли "красным царем", им восхищались и одновременно боялись его. 9? Наконец, сохранились свидетельства того, что некоторая часть населения оккупированных районов разделяла антисемитские взгляды нацистов .
"Казалось, - писал Феллеринг, - что все население ходит только в сером, коричневом или черном. Дети носили очень большую одежду. В России, вероятно, не было носков. Все ходили в портянках" //Vollering, Georg. Meine verlorenen Jahre. Errinnerungen - nicht nur an Russland. Messingen, 3.Auflage. 1989. S. 40.
97 Bertelsmann, Jurgen. Aus Skizzenbiichern und Briefen an seine Frau. NordruBland, vom 22.6.1941 - 28.5. 1942. S. 2, 8,19. По свидетельству Буффа, сделанному 20 ноября 1941 г., он не часто бывал в домах местных жителей, но все же там, где ему довелось побывать, обращали на себя внимание иконы, перед которыми в большинстве случаев горела лампада//Buff, Wolfgang. Kriegstagebuch Ost. 29.September 1941-1. September 1942. S. 32. 98Например, В. Флик не старался скрыть своих антисемитских взглядов, которые присутствовали чуть ли не на каждой странице его воспоминаний. Например, в письме от 9 мая 1943 г. он дал развернутые ответы на вопросы своего отца, который, в частности, затронул проблему сущности войны между Германией и СССР. Отвергая предположение своего отца о том, что "настоящая война является борьбой еврейства против католиков", В. Флик писал, что война представляла собой "борьбу еврейства против арийцев и Проблема жизни в блокированном Ленинграде, а также настроений населения нашла отражение в подготовленной берлинским музеем Карлхорст выставке, посвященной блокаде. Особое внимание вопросу о настроениях в Ленинграде в период блокады было уделено во вводных статьях к сборнику".
Проведенный анализ зарубежной и отечественной историографии настроений в довоенный период и в годы блокады позволяет сделать несколько выводов. С 1990-х гг. вследствие произошедших в России перемен, связанных со сменой политического режима, начинается постепенное формирование общего с западной историографией научно- методологического пространства в изучении советской истории. Вполне естественно, что на начальном этапе наиболее востребованными в методологическом отношении стали работы представителей школы тоталитаризма, которые наиболее резко критиковали сталинский период советского общества. Однако уже с середины 1990-х гг. все большее внимание обращается на ревизионистскую традицию, а также работы представителей школы "сопротивления". В настоящее время наряду с традиционными для советской историографии трудами они остаются доминирующими. В условиях открытости общества во многом под воздействием зарубежной исторической науки началось освоение российскими историками новых тем. В научный оборот стал вводиться против всех, кто был чище, прилежнее и способнее евреев" //Flcik, Werner. Erinnerungen. 1921-1949. S.66-67.
Научная актуальность диссертации. Диссертационное исследование является актуальным по ряду важных для историков причин. Во-первых, анализ содержания и методов советского политического контроля позволяет по-новому оценить закономерности и особенности исторического развития советского государства. Это, в свою очередь, позволяет выйти на новый уровень знаний об истории советского периода, государственного аппарата СССР. Во-вторых, в отечественной и зарубежной литературе проблема контроля и изменение настроений населения в условиях Великой Отечественной войны изучены недостаточно. Специальных монографических работ, основанных на комплексном анализе целых массивов разнообразных отечественных и зарубежных источников, по
Только в 1992 - 1995 гг., по неполным данным, вышло около 2 тысяч архивных публикаций по истории XX века. - Козлов В., Локтева О. Архивная революция в России (1991 - 1996) // Свободная мысль. 1997. № 4. С.118; Открытый архив. Справочник опубликованных документов по истории России XXвека /Сост. И.А. Кондакова, М., 1997. указанным вопросам нет. Подчеркнем, что актуальность исторического исследования и, следовательно, его практическое значение, связаны не с обслуживанием какой-либо идеологии, а с необходимостью обеспечить историческую перспективу для придания подлинной научности современным дискуссиям о сталинизме и советском обществе в целом, которые еще далеки от завершения. Изучение битвы за Ленинград создает предпосылки для определения обоснованности положений упоминавшихся основных традиций в изучении истории советского общества в период сталинизма в зарубежной историографии, которая, в свою очередь, оказывает значительное влияние на развитие отечественной исторической науки, долгое время скованной рамками господствовавшей в СССР идеологии. В-третьих, обращение к новым проблемам при использовании недоступного ранее архивного материала позволяет восполнить ряд существенных пробелов в истории Великой Отечественной войны в целом. За исключением, пожалуй, Гарвардского проекта, посвященного изучению социальной системы советского общества на основании интервью выходцев из СССР в послевоенный период101, специальных серьезных исследований о негативных настроениях населения Советского Союза в период Великой Отечественной войны не проводилось. В-четвертых, избранная тема приобретает особую актуальность и в связи с современными политическими
Наряду с более чем 30 публикациями, появившимися в свет в результате обработки интервью, отметим, что в наибольшей степени проблема настроений нашла отражение в докладе, представленном заказчику работы - командованию ВВС США. - См. Kluckhon, Clyde; Inkeles, Alex; Bauer, Raymond A. Strategic Psychological and Sociological Strengths and Vulnerabilities of the Soviet Social System. A Final Report Submitted to the Director Officer процессами в России и необходимостью обеспечения безопасности общества и государства перед лицом множества угроз. Рассматриваемые в диссертации проблемы политического контроля и способы реагирования на представляющую значение для национальной безопасности информацию важны при обсуждении задач реформирования органов госбезопасности. Наконец, победа в современной войне достигается не только на полях сражений, но и в ходе искусных информационных операций 102.
Настоящее диссертационное исследование продолжает работу, начатую нами в середине 1980-х гг. по изучению различных аспектов психологической войны в период битвы за Ленинград, воздействию разнообразных факторов на настроения защитников и населения города. В частности, наш анализ воздействия немецкой пропаганды на население и защитников Ленинграда, а также жителей Ленинградской области, нашедший свое отражение в кандидатской диссертации, показал, что она была достаточно эффективной в 1941-1942 гг., хотя пропагандистские усилия Германии были отчасти нейтрализованы деятельностью советского административно-репрессивного и идеологического аппаратов. Однако детальное описание развития настроений, включая всю их палитру, было в конце 1980-х гг. делом практически невозможным. Изучение настроений в годы Великой Отечественной войны предполагало наряду с прочими исследование предвоенного состояния советского общества, в том числе характеристику социально-политической напряженности в различных
Education Research Laboratory (AFP&TRC ofARDC), Maxwell Air Force Base. Montgomery, Alabama. Harvard University, 1954.
В 1990-е гг. возникли условия ознакомиться с документами Государственного Комитета Обороны, особыми папками Ленинградского областного комитета ВКП (б) за 1939-1945 гг., подготовительными материалами к заседаниям ГК ВКП(б). Кроме того, стали доступными ранее секретные документы из личного фонда А.А. Жданова, разнообразные материалы их архива Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области, а также документы немецких спецслужб за период войны, дневники и письма ленинградцев. Все это обеспечило нам основной массив источников для настоящего исследования.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является анализ политического контроля и выявленных им негативных настроений ленинградцев в период Великой Отечественной войны. Достижение поставленной цели определило необходимость исследования историографии проблемы на основе междисциплинарного подхода, критический анализ источников для изучения политического контроля и негативных настроений советских людей в период битвы за
Ломагин Н.А. Борьба Коммунистической партии с фашистской пропагандой в период битвы за Ленинград (1941-январь 1944 гг.). (На материалах Ленинградской партийной организации, политорганов Ленфронта и Краснознаменного Балтийского Флота). Дисс. к.и.н. (для служ. пользования). Л., 1989. С. 190. Ленинград, изучение принципов, организации и практики политического контроля, выявление важнейших факторов, влиявших на развитие настроений ленинградцев в разные периоды Великой Отечественной войны, анализ самих негативных настроений на материале битвы за Ленинград.
Апробация результатов исследования была проведена на ряде российских и международных конференций, наиболее значимыми из которых были следующие: ежегодная международная конференция американской ассоциации славистов AAASS (Сиэтл, 1997; Бостон, 2004), международная конференция "Советский Союз: народное государство или государство насилия?", организованная Академией наук Финляндии при участии Института российской истории РАН (СПб., 2002). Результаты проведенного исследования обсуждались в 1996-2002 гг. в Центрах по изучению России и Восточной Европы Питтсбургского университета, Университета Вашингтона и Ли, Индианского университета, Гарвардского университета, а также Кембриджского университета (Кинге колледж). Полный текст диссертации обсуждался на заседании Отдела современной истории России Санкт-Петербургского Института истории РАН 1 марта 2005 г.
Методология исследования. Одной из важнейших методологических основ работы является диалектическая взаимосвязь бытия и сознания. Войны традиционно оказывали большое влияние на общество в целом и приводили к серьезным социально-политическим последствиям, создавали предпосылки для глубоких сдвигов в сознании людей. В нашем случае речь идет о влиянии тотальной войны на советское общество, о воздействии самого мощного внешнего фактора - войны - на поведение власти и ее институтов, включая органы политического контроля,
Документы органов госбезопасности - важнейший источник изучения негативных настроений в период битвы за Ленинград
Фронтальное использование директивных материалов НКВД и НКГБ СССР, а также их региональных управлений по Ленинграду и Ленинградской области накануне и в годы Великой Отечественной войны, тщательное изучение спецсообщений об агентурно-оперативной работе, о продовольственном положении и настроениях ленинградцев в период блокады, а также в целом о политических настроениях позволило воссоздать деятельность одного из важнейших институтов политического контроля. Органы госбезопасности выполняли одну из важнейших функций в обороне города. Чем тяжелее становилось положение на фронте вокруг Ленинграда, и чем реальнее была угроза сдачи города, тем большее значение отводилось органам внутренних дел и государственной безопасности. Все важнейшие мероприятия по превращению города в крепость, а в случае необходимости - и подготовке к его сдаче -проводились при непосредственном участии УНКВД и УНКГБ.
Документы УНКВД/УНКГБ позволяют восстановить реальную ситуацию с радикализацией настроений в городе, с наличием продовольствия в городе на всем протяжении блокады и связанных с этим настроениях, показать степень информированности местной и центральной власти о смертности населения, на основании которого принимались важные политические решения. Мы вполне солидарны с А.Р. Дзенискевичем, полагающим, что в силу ряда причин у органов внутренних дел была "как бы своя, облегченная, уменьшенная статистика"3 и что приводимые чекистами данные обозначают минимальное количество жертв в период блокады Ленинграда.
Приказы центрального аппарата органов внутренних дел и госбезопасности дают нам основания говорить о наличии общего и особенного в трактовке того, что считалось "антисоветским" в Москве и в Ленинграде, т.е. о норме. Сопоставление общих оценок деятельности военной цензуры наркоматом НКВД и отдела военной цензуры в блокированном Ленинграде позволяет сделать предположение о том, что в годы войны и блокады эта норма стала размываться и по-разному воспринималась институтами политконтроля в центре и на местах. Несмотря на меры, направленные на усиление персональной ответственности цензоров за работу, они подчас пропускали "антисоветские" письма, потому что не считали изложенные там оценки чем-то необычным, экстраординарным. Статистических данных о количестве пропущенных таким образом писем, однако, нет, да и быть не может.
Принципиальные установки органов политического контроля в условиях начавшейся второй мировой войны
Советский опыт формирования системы политического контроля имел свою специфику. Память о гражданской войне, голоде и сопротивлении в деревне, борьба с политическими противниками внутри партии и потребность в мобилизации населения для решения задач строительства нового государства в условиях стремительной модернизации экономики подталкивали Сталина к созданию государства с разветвленной структурой органов, занимающихся политическим контролем и одновременно уравновешивающих друг друга. К началу Великой Отечественной войны такая система, имевшая глубокие корни в истории российской государственности, уже существовала. Политический контроль опирался на разветвленную сеть осведомителей на промышленных предприятиях, в системе образования и здравоохранения, в различных учреждениях. Перед органами политического контроля были поставлены задачи глубокого изучения разнообразных проблем, существовавших в стране, - от материального положения различных групп населения до отношения к внешнеполитическим акциям государства .
Задачи политического контроля формулировались как на основании ожиданий власти относительно действий противника и поведения населения в условиях начавшейся второй мировой войны88, так и
Например, в довоенное время органы госбезопасности в армии и на флоте при поступлении пополнения получали специальные политические обзоры районов комплектования, в которых давалась характеристика населения по областям, районам, а иногда даже и по деревням. В этих обзорах отражалось экономическое и материальное состояние населения, его политическая благонадежность на различные периоды конкретных обстоятельств, складывавшихся в связи с проведением различных мероприятий. В первом случае речь шла о комплексе превентивных мер по обеспечению стабильности на "внутреннем фронте", носивших универсальный характер, во втором - оперативном реагировании, которое различалось в зависимости от времени и места. На чем же основывались ожидания, предопределившие принятие превентивных мер? Во-первых, руководство ВКП(б) и органы внутренних дел строили свою работу исходя из установок на обострение классовой борьбы по мере приближения к осуществлению социальной утопии, что само по себе было достаточным для дальнейшего усиления борьбы с реальными и мнимыми врагами советского режима и, прежде всего, некогда организованными. Именно поэтому во всех инструктивных документах о подлежавших учету категориях населения речь шла о представителях различных политических партий, включая исключенных из ВКП(б). К таким же опасным потенциальным противникам режима причислялись все "бывшие", т.е. те, кто занимал какие-либо посты в дореволюционный период в государственном аппарате или владел собственностью. Наличие отличного от советского мировоззрения у этой категории населения было данностью, с которой новая власть не могла не считаться. Во-вторых, она имела достаточно точное представление о настроениях населения, которые не вписывались в формулы о морально-политическом единстве и всеобщей поддержке политики партии и правительства.
Основные направления деятельности органов политконтроля в первые месяцы войны
Идеологическому и психологическому факторам в войне против СССР третий рейх придавал большое значение, объективно субординируя их военно-стратегическим задачам. Об этом свидетельствует заблаговременная подготовка разработанных к началу войны концептуальных и содержательных принципов ведения пропаганды. Орган краковского "Восточно-европейского института" журнал "Остланд" 1 мая 1940 г. писал, что задачей института является "обеспечение военной победы немцев на Востоке в психологическом отношении и руководящее положение германского народа в восточном пространстве"5. Особый интерес проявлялся к возможности создания в СССР "пятой колонны", реальности восстания в советском тылу6. При этом нацисты рассчитывали на поддержку лиц немецкой национальности, проживавших на территории СССР. В 1941 г. для служебного пользования было выпущено специальное пособие о немецких поселениях в Советском Союзе7. В нем приводились данные об истории возникновения немецких общин, их численности, географическом положении, процентном соотношении фольксдойче и лиц других национальностей. Сводные таблицы были составлены не только для сельской местности, но и для городов. 10 июня 1941 г. генеральный штаб сухопутных войск с грифом "для служебного пользования" опубликовал сборник сведений военно-географического характера о Ленинградской области . В нем, в частности, указывалось на неблагоприятный, в целом, климат. Оптимальным временем года для использования дорог9 и ведения войны, по мнению немецких аналитиков, было короткое лето. Весна и осень с их распутицей, а также суровая зима существенно затрудняли перемещения войск. Неслучайно, что исключительное значение в стратегическом планировании на восточном фронте придавалось фактору времени.
В разработке концепции пропаганды внимание обращалось как на психологический фактор - внушить страх и преклонение перед вермахтом, Германией, так и на идеологический - убедить советских людей в теоретической ущербности марксизма-ленинизма, бесчеловечности сталинского режима и, вместе с тем, показать преимущества национал-социализма. Главная задача пропаганды состояла в том, чтобы пробудить в противнике чувство: национал-социализм превосходит всех и является непобедимым. Один из немецких теоретиков пропаганды подчеркивал, что победит тот, "кто в результате неожиданных военных успехов, достигнутых пусть даже с помощью жестоких методов, сможет пробудить у неприятеля представление: кто может больше, чем я, тот может невозможное".
