Переселения крестьян черноземного центра Европейской России в Западную Сибирь во второй половине XIX - начале XX вв.: детерминирующие факторы миграционной мобильности и адаптации Чуркин, Михаил Константинович

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Базовые компоненты миграционной мобильности крестьянства Центрально-Чернозёмных губерний России во второй половине XIX - начале XX вв.

1. Природно-географические условия Центрально-Чернозёмного региона, их влияние на сельское хозяйство и переселенческую активность крестьянства 68

2. Экономико-демографическая специфика развития сельского хозяйства чернозёмных губерний Европейской России как фактор миграционной мобильности крестьянства во второй половине XIX - начале XX в 92

3. Уровень жизни и основные показатели экономического потенциала крестьянских хозяйств центрального черноземья в пореформенный период 124

4. Социально-психологические детерминанты миграционной мобильности крестьянства земледельческого центра Европейской России во второй половине XIX - начале XX вв 152

Глава II. Правительственная и народная парадигмы земледельческой колонизации Западной Сибири в пореформенный период

1. Переселенческое движение в Западную Сибирь в оценках и решениях российского правительства (1861-1906) 184

2. Характер переселенческого движения в Сибирь в контексте колонизационных мероприятий российского государства во второй половине XIX - начале XX вв .217

Глава III. Обустройство и адаптация крестьян-переселенцев Центрально-Чернозёмного региона в Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX вв.

1. Влияние природно-географического фактора на процесс адаптации крестьян-переселенцев в Западной Сибири 235

2. Экономические факторы обустройства и адаптации переселенцев из центрально-чернозёмной полосы в губерниях водворения Западной Сибири 282

3. Социально-психологическая специфика адаптации переселенцев из чернозёмных губерний России в Западной Сибири . 326

Заключение 359

Примечания 365

Список использованных источников и литература 419

• Природно-географические условия Центрально-Чернозёмного региона, их влияние на сельское хозяйство и переселенческую активность крестьянства
• Переселенческое движение в Западную Сибирь в оценках и решениях российского правительства (1861-1906)
• Влияние природно-географического фактора на процесс адаптации крестьян-переселенцев в Западной Сибири
• Социально-психологическая специфика адаптации переселенцев из чернозёмных губерний России в Западной Сибири

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Включение восточных окраин страны в экономические рамки российской государственности посредством земледельческого освоения во второй половине XIX - начале XX вв. означало не только механическое перемещение крестьянства отдельных губерний Европейской России в новую среду обитания, но и сложный, продолжительный во времени акт адаптации мигрантов к условиям колонизуемого региона.

Несмотря на появившиеся в последнее десятилетие серьезные изыскания по проблеме крестьянских переселений в различных ее аспектах (экономическом, политическом, социальном, социально-психологическом), исследователи до сих пор не предприняли попытки комплексного, всестороннего изучения вопроса земледельческих миграций с точки зрения выяснения удельного веса и соотношения факторов, определивших массовость переселенческого движения в указанный период.

Точкой опоры в исследовании может стать тезис, в соответствии с которым миграционные процессы в целом, то есть пространственные перемещения людей, изначально носят вынужденный характер и предполагают комплекс приспособительных действий социальных групп и отдельных индивидуумов в меняющихся природно-географических и исторических условиях жизни через изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм, ценностей, образа жизни, элементов картины мира и способов жизнеобеспечения.

Степень изученности темы. Выявление роли детерминирующих факторов переселенческого процесса, степени их влияния на миграционную активность и адаптивные возможности крестьян центрально-черноземных губерний во второй половине XIX - начале XX вв. потребовало вовлечения в исследовательскую канву обширного круга работ географического, историко-экономического и социально-психологического профиля, охватывающих досоветский, советский, постсоветский периоды и отражающих основные тенденции в исследовании заявленной проблемы, как в общероссийском, так и в региональном сибиреведческом аспекте.

Среди работ географического направления второй половины XIX - начала XX вв. выделяются исследования общего климатологического содержания, составленные К.С. Веселовским, А.И. Воейковым, К.Д. Глинкой, В.В. Докучаевым, Н.П. Адамовым. Данной группой специалистов были заложены основы систематических метеорологических наблюдений в России, произведены многопрофильные почвоведческие изыскания в черноземной полосе империи, написаны первые обобщающие труды, характеризующие природно-географические условия Европейской и Азиатской частей страны.

Детальный разбор природно-географических особенностей типично черноземных губерний, произведенный такими исследователями, как В.И. Долженков, И.А. Вернер, Н.П. Коломийцов, А.А. Каминский, Г.Ф. Морозов и др., рассматривавшими действие климатических и географических факторов сквозь призму сельскохозяйственного производства в земледельческом регионе России, предоставил возможность специалистам в области экономической географии сделать принципиальный вывод о преобладании экологической компоненты в формировании кризисных явлений в аграрном секторе экономики Центрального Черноземья.

В работе Н.М. Ядринцева был дан обстоятельный анализ естественно-географических параметров колонизуемых пространств. В трудах В.В. Сапожникова, В.П. Семенова-Тян-Шанского, П.М. Брейтигама, К.П. Горшенина, Н.А. Кострова были представлены важные сведения о метеорологических, орографических, ландшафтных и гидрологических условиях Зауралья, указывающих на ряд таких специфических особенностей колонизуемых губерний и областей, как территориальная отдаленность от метрополии, значительные расстояния от очагов цивилизации, краткость безморозного периода и частые отклонения температур от нормальных значений, воздействовавших на состояние путей сообщения и определявших низкую эффективность земледелия.

В период утверждения марксистско-ленинской методологии в исторической науке произошло изменение вектора исследований проблемы о причинах и результатах крестьянских переселений, в результате чего оригинальные работы, посвященные роли природно-географического фактора в миграциях, были частично элиминированы из исследовательского контекста. Окончательно возобладала точка зрения, сообразно с которой воздействие естественно-географических условий на общественные процессы не являлось определяющим, так как изменение и развитие общества происходит несравненно быстрее, чем аналогичные процессы в географической среде.

В то же время в географической науке советского периода шел постепенный процесс накопления научного материала, касающегося истории климата и экстремальных природных явлений в продолжительный хронологический отрезок (И.Е. Бучинский, Е.П. Борисенков, В.М. Пасецкий), географических особенностей снежного покрова, засух и динамик увлажнений (Я.И. Фельдман, О.А. Дроздов, Л.Г. Полозова), влияния факторов природно-географического характера на сельское хозяйство и адаптацию человека (А.В. Дулов, В.А. Душков). Систематизация и анализ собранных сведений позволили представителям географической науки впоследствии вернуться к изучению вопроса о взаимодействии человеческого общества и природы, роли географического фактора в историческом процессе.

Во второй половине XX в. отдельные выводы географического знания постепенно вовлекались в русло исторических исследований, в том числе и посвященных проблемам переселенческого движения в Сибирь.

В трудах В.В. Покшишевского, Е.И. Соловьевой, П.Д. Верещагина, А.В. Минжуренко, написанных и опубликованных в указанный период, рассматривались вопросы соответствия ландшафтных условий мест выхода и водворения мигрантов, роли экологических факторов в обустройстве новоселов в Сибири, влияния естественно-географических обстоятельств на выбор мигрантами мест водворения, их переселенческую активность, ход заселения колонизуемых территорий и результаты хозяйственного освоения земледельческих районов Зауралья.

С начала 1990-х гг. предпринимаются попытки анализа аграрной истории России пореформенного времени в связи с воздействием природных факторов на производственные процессы, организацию быта и особенности сознания крестьянства.

Данный подход получил развитие в статьях и монографии Л.В. Милова, показавшего на основании фактического и статистического материала по сельскохозяйственным районам Европейской России тесную взаимосвязь и взаимообусловленность развития российского исторического процесса, государственности и национального менталитета с факторами природно-географического порядка. По утверждению Л.В. Милова, в условиях России кратковременность цикла земледельческих работ и господство малоплодородных почв требовали от крестьянина крайнего напряжения сил, использования дополнительных трудовых ресурсов и в конечном итоге формирования компенсационных механизмов выживания, выразившихся в жесткой общинной консолидации и тоталитарных формах государственной власти.

Противоположную точку зрения на роль природно-географического фактора и степень его влияния на различные стороны общественной жизни и производство высказал Б.Н. Миронов. По его мнению, влияние географической среды на человека и общественные явления происходит опросредованно и в сочетании с другими социальными, экономическими и политическими факторами. Б.Н. Миронов, критикуя своих оппонентов за склонность к «географическому детерминизму», считает, что любые соображения о влиянии географической среды на отдельные институты, модели поведения, социальные и экономические процессы «носят предположительный, а часто просто гадательный и спекулятивный характер».

Полемика между Л.В. Миловым и Б.Н. Мироновым, а также их сторонниками или противниками определила различную степень акцентуации роли естественно-географических факторов и их влияния на производственную деятельность и миграционную мобильность крестьянства в региональных исторических исследованиях.

В работах историков Центрального Черноземья, написанных на рубеже XX - XXI вв., восполнялись лакуны, образовавшиеся в изучении аграрного вопроса в центральном производящем регионе пореформенного времени в советский период историографии. В круг интересов диссертационных трудов и монографий проблемы миграций земледельческого населения либо не входили совсем, либо были представлены в виде простой констатации факта переселений и дополнены краткими статистическими сведениями о числе крестьян, вышедших на переселение за изучаемый авторами хронологический отрезок (С.А. Есиков, О.Г. Вронский).

Более детальному анализу вопрос о значении природно-географического фактора подвергся в трудах сибирских ученых новейшего времени, сформулировавших тезис, в соответствии с которым по мере продвижения русской оседлости на восток роль природных факторов актуализировалась, а перемещение части населения из континентальной климатической зоны в резко-континентальную инициировало перестройку крестьянских хозяйств сообразно местным условиям, требовало коррекции индивидуального сознания мигрантов.

В монографии В.И. Шадурского изучен народный опыт земледелия в зауральском регионе, даны детальные характеристики природного контекста становления и развития земледелия в зауральском регионе; в работах В.А. Зверева сосредоточено внимание на изучении русской крестьянской семьи в Сибири и специфике демографического поведения сельского населения; в кандидатской диссертации П.П. Вибе на примере Тобольской губернии исследованы колонизационные возможности переселенцев; в учебном пособии Чуркина К.А. проанализированы природно-климатические условия вовлеченных в колонизационный процесс территорий Сибири.

Данной группой авторов отмечалось исключительное экологическое разнообразие колонизуемых местностей, а также утверждалось, что природно-географический фактор оказывал влияние на миграционное поведение крестьянства на всех стадиях переселения: в период выхода, водворения и обустройства, внутрирегиональных перемещений лиц крестьянского сословия.

Интенсивные исследования природно-географической компоненты переселенческого процесса сделали возможным и необходимым разработку новых методологических подходов к изучению адаптации русских переселенцев в Сибири как одного из факторов культурогенеза. В работах А.А. Люцидарской, В.А. Липинской, М.Л. Бережновой, П.Е. Бардиной, М.А. Жигуновой, Т.Н. Золотовой широко освещались вопросы питания, одежды, архитектурных традиций сельского населения Сибири, в том числе и с точки зрения трансформаций элементов материальной культуры в связи с влиянием естественно-географической обстановки.

Обобщение данного материала с привлечением экспедиционных дневников и полевых наблюдений позволили О.Н. Шелегиной внести ясность в понятие культурной адаптации, определив ее как приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидуумов к меняющимся природно-географическим и историческим условиям жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения. Впервые в исследовательской литературе был сформулирован тезис о складывании внутрирегиональных комплексов материальной культуры, соответствовавших природно-климатическим особенностям территорий и образу жизни населения.

Детальное исследование условий адаптации русских сибиряков в регионе, среди которых одну из решающих функций выполнял природно-географический фактор, было проведено Б.Е. Андюсевым. По его мнению, адаптация - это процесс взаимного приспособления между культурой и средой, направленный на выживание и стабильность социальной системы. Очевидным достоинством монографии, посвященной характеру адаптации старожилов в Сибири, явилось концептуальное утверждение автора о постоянстве адаптационных процессов, в ходе которых вследствие непрерывного притока земледельческого населения из Европейской России у всех жителей региона вырабатывались адекватные адаптивные стратегии.

В историко-экономической литературе второй половины XIX - начала XX вв. проблемы причин и последствий миграций земледельческого населения черноземного центра Европейской России на восточные окраины страны рассматривались в рамках изучения крестьянского хозяйства, особенностей его развития в районах выхода переселенцев и объективных трансформаций в местах их водворения.

По мнению исследователей, проблема миграционной активности сельского населения в пореформенный период явилась результатом аграрного кризиса. В работах экономистов второй половины XIX - начала XX вв. (А.С. Ермолов, Ф. Бар, А.Е. Воскресенский, А.А. Кауфман, И.А. Ямзин, В.П. Вощинин, П.М. Головачев, В.П. Воронцов, А.В. Пешехонов, К.Р. Качоровский) были выявлены основные группы причин возникновения и эскалации кризисных проявлений в аграрном секторе экономики черноземного центра. К таковым относились избыток земледельческого населения в регионе, господство архаических форм хозяйствования и развившееся на этом фоне крестьянское малоземелье. В исследованиях второй половины XIX - начала XX вв. переселения, наряду с вовлечением в оборот частновладельческих земель, развитием арендных отношений и промысловым отходом земледельческого населения, рассматривались в качестве паллиативной меры, ввиду ограниченности или неподготовленности земельных участков в Сибири для водворения там миграционного элемента.

Невзирая на негативное в целом отношение к крестьянским переселениям как способу решения аграрного вопроса, в 80-е гг. XIX в. в литературе экономического профиля сформировалось направление, специализировавшееся на исследовании материальной готовности крестьянства черноземных губерний России к миграциям и влиянии имущественного состояния крестьянских дворов на характер и темпы адаптации. В статистических трудах Н. Турчанинова, А. Фортунатова, монографиях А.А. Исаева, А.А. Кауфмана, А.А. Дудоладова и публицистических очерках Н.М. Ядринцева и А.А. Белевского были определены степень земельного обеспечения потенциальных мигрантов, материальные затраты мигрантов на передвижение из России в Сибирь, комплексные расходы переселенцев на водворение и обустройство.

Отдельную группу работ, в которых авторы предоставляли обширный доказательный материал стабильно ухудшавшегося имущественного

положения крестьян черноземной полосы России, составили труды, посвященные вопросам народного быта и жизнедеятельности. К таковым относились статистические изыскания Ф.А. Щербины, работы Л.Н. Маресса о пищевом довольствии российского крестьянства, монографии П. Лохтина и А.И. Чупрова о состоянии продовольственных остатков в крестьянских хозяйствах.

Данные исследования способствовали формированию объективных представлений о бедственном положении широкого слоя крестьянства земледельческих губерний, а работы медико-демографического характера В.М. Обухова, А.И. Шингарева, С.Н. Караманенко, М.М. Белоглазова, С.А. Дедюлина и М.М. Покровского доказывали наметившуюся в конце XIX в. тенденцию к снижению уровня жизни потенциальных мигрантов.

В исторической науке советского времени исследования проблемы детерминирующих факторов миграционной мобильности и адаптации крестьянства, не были предметом специального изучения, а различные стороны развития крестьянского хозяйства в период с 1861 по 1917 гг. рассматривались в связи с политическими факторами, определившими социальные потрясения в России первой четверти XX в. Условием для утверждения данной тенденции стали работы В.И. Ленина, посвященные проблемам развития капитализма в России и аграрным миграциям на рубеже XIX - XX вв. Основываясь на земско-статистических материалах В.И. Ленин подробно охарактеризовал специфику хозяйственно-экономической деятельности крестьянских дворов в Европейской России, в том числе в Воронежской и Орловской губерниях, подверг специальному анализу состояние крестьянских бюджетов, обратил внимание на благотворное значение освоения окраин, как условие развития капитализма вширь.

В фундаментальных статьях («Переселенческий вопрос», «Значение переселенческого дела», «Еще о переселенческом деле») Ленин писал об условиях организации переселенческого дела в годы поощрения правительством аграрных миграций, конкретных обстоятельствах переселенческого движения из европейских губерний России в Сибирь, устройстве переселенцев в местах водворения.

Вместе с тем исследование В.И. Лениным аграрного и переселенческого вопросов имело отчетливый политический уклон. Аграрную ситуацию в европейской части страны автор рассматривал исключительно в контексте социально-экономического разложения крестьянства, а освоение восточных окраин и эскалацию капиталистических отношений, как необходимые условия для свержения легитимной власти и социального переустройства общества.

В конце 1920-х - начале 1930-х гг., когда в основном закончилась ротация научно-исторических кадров и произошла замена их идеологически благонадежными элементами, исследования аграрного сектора экономики и переселенческого движения практически прекратились, а основная масса монографий, опубликованных в это время, разбирала вопросы освоения Дальнего Востока и преимущественно негативные аспекты крестьянских миграций периода столыпинской аграрной политики. Наиболее одиозно, с акцентом на негативные моменты, переселенческий процесс освещался в работах С.М. Дубровского, Н. Карпова, А.П. Погребинского, П.Н. Черменского.

В то же время на этом этапе советской историографии, благодаря накоплению материала по экономике сельского хозяйства и введению в оборот большого числа источников, был сделан шаг вперед в вопросе переосмысления причин возникновения кризисных явлений в сельскохозяйственной сфере.

В фундаментальных трудах М.С. Симоновой, П.Г. Рындзюнского, И.Д. Ковальченко, А.С. Нифонтова, А.М. Анфимова проводилась мысль о постоянной эскалации аграрного кризиса, ареал которого во второй половине XIX - начале XX вв. достаточно четко определялся территориальными границами черноземного центра Европейской России. Обширный доказательный материал, подтверждающий наличие кризисных явлений в черноземном центре, был представлен в работах региональных исследователей Г.М. Богданова, К.Ф. Максимовой, Г.М. Птушкина, М.М. Шевченко, А.Н. Курцева. В своих выводах указанные авторы с опорой на местный материал аргументировали идею локальности аграрного кризиса, а также сформулировали тезис о взаимосвязи аграрных девиаций с ростом промыслового отхода и переселенческой активностью крестьянства.

Оценка экономических потенций переселенцев в местах выхода и водворения, адаптивных возможностей мигрантов прозвучала в диссертациях Е.И. Соловьевой и В.Г. Тюкавкина, где на обширном фактическом материале был показан процесс становления переселенческих хозяйств Зауралья; в монографиях Л.Ф. Склярова и В.А. Степынина, в которых авторы, опираясь на материалы местных и центральных архивов, а также опубликованные источники, осветили ряд вопросов, связанных с причинами крестьянских миграций, прямых и обратных переселений, материальной обеспеченности переселенцев.

Различные аспекты крестьянских миграций во второй половине XIX - начале XX вв., в связи с влиянием переселений на экономическое освоение Сибири рассматривал в своих работах Л.М. Горюшкин. Им была успешно осуществлена попытка сравнения и анализа темпов развития крестьянского хозяйства центральной России и Зауралья в связи с аграрной колонизацией. Основные результаты исследования вошли в состав обобщающего труда «Крестьянство Сибири в эпоху капитализма», где содержались сведения о переселениях в Сибирь с 1861 по 1917 гг., информация о численности и направлениях переселенческих потоков, местах выхода мигрантов, их имущественном и семейном положении.

Значительный вклад в изучение детерминирующих факторов миграционной мобильности крестьянства черноземного центра Европейской России внесли исследования, характеризовавшие деятельность различных правительственных учреждений по урегулированию аграрных отношений внутри страны и организации переселений на ее восточные окраины.

Негативные в целом оценки переселенческого сегмента аграрной политики правительства в период 1861 - 1905 гг., данные в 1960-е гг. в трудах Е.М. Брусникина, И.А. Асалханова, А.П. Бородавкина, Г.Х. Рабиновича, Л.Г. Сухотиной, Г.П. Жидкова, полагавших, что деятельность властей, направленная на заселение Сибири отличалась хаотичностью и непоследовательностью , были скорректированы в 1970-80-е гг.

В работах Б.В. Тихонова, Л.М. Горюшкина, Н.А. Миненко, В.Н. Худякова, А. Т. Топчего, И.В. Островского, М.Т. Когут анализировались проблемы взаимозависимости аграрного кризиса в регионе выхода переселенцев и системы аграрных отношений в колонизуемых районах, поземельной политики властей в Сибири и землеустройства мигрантов, что потребовало скрупулезного изучения роли субъективного фактора в переселенческом движении, проявившегося в самовольных миграциях, дихотомических колебаниях в социальном составе переселенцев, отношении крестьянства к ссудным и фискальным мероприятиям центральных и региональных органов власти.

Толчком к переоценке ценностей в методологической сфере исторической науки и области интерпретации фактического материала по истории крестьянства явилось становление и развитие крестьяноведческих исследований в России на рубеже XX - XXI вв. В монографиях, статьях и комментариях к ним в рамках данного научного направления излагались основные положения крестьяноведческого дискурса, центральное место среди которых занимали понятия «моральная экономика», «экономика и этика выживания», «социальная память крестьянства», указывающие на антропологический характер крестьяноведения как исследовательской дисциплины.

В русле данной парадигмы, в отличие от отечественной социологической традиции структурирования общества по имущественно-функциональному признаку, при изучении земледельческого населения на первый план выдвигался иной критерий: экономическое положение земледельцев рассматривалось как вторичное по отношению к крестьянским обязательствам в границах деревенской общности и формированию на этой основе специфических представлений крестьян о собственности и справедливости. Исследования крестьянской организации как самовоспроизводящейся целостности развернули многих специалистов в аграрном вопросе от узкоспециального рассмотрения крестьянской проблематики под экономическим углом зрения к многосторонней оценке крестьянского социума.

Характерно, что отечественные «историографические пустоты» в этот период восполнялись за счет ставших доступными монографий западного происхождения, увидевших свет еще в 1960 - 1970-х гг. Так, в работах А. Гершенкорна, Т. Шанина, Р. Голдсмита, С. Уиткрофа, П. Грегори по- новому оценивались причины, характер распространения и проявления аграрного кризиса второй половины XIX - начала XX вв. и в частности утверждалось, что кризис затрагивал не только экономическую, производственную сферу, но и уровень жизни земледельческого населения, определяемый воздействием на сельское хозяйство со стороны рыночных механизмов и правительственной политики.

Под непосредственным влиянием выводов западно-европейского историко-экономического направления историографии отечественная историческая наука второй половины 90-х гг. XX и начала XXI вв. приступила к изучению различных аспектов аграрных отношений в пореформенной России.

Предметом рассмотрения исследователей стали вопросы состояния и динамики

крестьянской земельной собственности в черноземном центре Европейской России (Р.В. Косов), специфики развития зернового производства (Е.С. Шукаева), деятельности земских учреждений по внедрению сельскохозяйственного образования и научной агрономии (В.Н. Плаксин, И.Н. Манохина), экономико-демографических процессов в черноземной деревне (А.Н. Быканов).

В этот же период появляются первые обобщающие работы по истории аграрных отношений в черноземном регионе: докторская диссертация С.А. Есикова, в которой исследуются миграционные потоки из различных уездов Тамбовской губернии с подробной характеристикой экономических результатов переселений, и О.Г. Вронского, где рассматриваются и анализируются демографические изменения, произошедшие в границах Курской, Орловской, Тамбовской губерний в пореформенный период. Симптоматично, что оба автора, пришли к общему выводу, согласно которому переселения крестьян, вызванные деструктивными процессами в аграрном секторе экономики Черноземья, не способны были решить проблем аграрного перенаселения старопахотных губерний.

Экономические аспекты адаптации мигрантов исследуются в современной историографии в рамках методологии крестьяноведения. Авторы, специализирующиеся в данной проблематике, в массе своей отказались от одиозных способов количественных характеристик уровня развития крестьянских хозяйств в Сибири, когда преобладали главным образом имущественные критерии. Данная тенденция проявилась уже в начале 1990-х гг. в работах В.И. Шадурского, В.А. Зверева, П.П. Вибе, К.А. Чуркина, З.П. Горьковской, О.Н. Катионова и других авторов, использовавших данные об имущественном положении переселенцев в контексте изучения репродуктивного поведения сельского населения, его бытовых особенностей, пищевого довольствия.

В традициях указанной исследовательской парадигмы были написаны и опубликованы соответственно в 2000 и 2003 гг. работы А.Н. Сагайдачного, изучившего демографические процессы в Западной Сибири во второй половине XIX - начала XX вв. с использованием статистических данных о людности крестьянских дворов и их экономической полноценности, и Н.А. Балюк, исследовавшей уровень и динамику развития крестьянских хозяйств в связи с соотношением в них зерновых культур, соответствия реального потребления с установленными нормами, состоянием бюджетов крестьянских семей.

Социально-психологические аспекты миграционной мобильности и адаптации крестьянства в общероссийской литературе по переселенческому вопросу во второй половине XIX - начала XX вв. рассматривались крайне поверхностно. Исключение составили лишь работы И.А. Гурвича и А.А. Исаева, в которых, разбирая экономические аспекты причин миграционной мобильности земледельческого населения в пореформенный период, авторы косвенно указывали на отдельные трансформации в настроениях крестьянской массы.

Детальное изучение психологических аспектов в переселенческом процессе было предпринято в литературе этнографического и этнопсихологического содержания, посвященной сибирскому региону.

Усилиями А.П. Щапова, Г.Н. Потанина, Н.М. Ядринцева было сформулировано положение о складывании в специфических естественно-географических, исторических и бытовых условиях Сибири новой разновидности русского народа - «европейско-сибирского или великорусского инородческого типа».

Несмотря на то, что в последующих исследованиях положение о сибиряке как едином «особом типе» поддержки не нашло и даже подверглось жесткой критике, подавляющее большинство авторов второй половины XIX - начала XX вв., изучавших переселенческое движение, приняли как аксиому факт наличия у сибиряков специфического самосознания, что не могло не оказывать влияния на адаптационные процессы. В работах А.Н. Пыпина и П.М. Головачева впервые было введено в научный оборот понятие «сибирский характер», который, по мнению исследователей, формировался вследствие воздействия географических и исторических обстоятельств, а в трудах Н.А. Кострова и П.П. Сущинского показано влияние специфических механизмов сознания на юридические традиции и правовую культуру переселенцев и старожилов Сибири.

Опыт многофакторного анализа исторического процесса, взятый на вооружение историками постсоветского времени, внес значительные коррективы в рассмотрение актуальных проблем истории аграрных отношений в России второй половины XIX - начала XX вв. и связанных с ними поведенческих реакций индивидуумов и социальных групп на экономические и социально-политические события, которые выражались в том числе в массовых народных миграциях.

В этой связи необходимо отметить монографию О.Г. Буховца, посвященную изучению системообразующих элементов крестьянского менталитета и социальных конфликтов в России начала XX в., а также работу О.Н. Поршневой, сосредоточившей внимание на исследованиях массового сознания, менталитета и социального поведения крестьян, солдат и рабочих в годы Первой мировой войны.

Кардинальные изменения методологических принципов и исследовательских приоритетов в исторической науке постсоветского периода отразились и на характере изучения различных аспектов переселенческого движения, остающегося по-прежнему в центре внимания преимущественно сибирских ученых. На рубеже XX - XXI столетий такими исследователями, как Б.Е. Андюсев, Н.Н. Родигина, К.В. Скобелев были поставлены и частично решены следующие вопросы: характеристика социально-психологического облика русского крестьянства, оценка роли социально-психологических факторов в принятии крестьянством решений о переселении, выявление образа Сибири в массовом сознании, определение социально-психологических аспектов адаптации переселенцев и старожилов в условиях Сибири.

Таким образом, на протяжении длительного времени вопросы миграционной мобильности и адаптивности крестьянства в пореформенный период рассматривались исторической наукой в контексте изучения переселенческих процессов. Характерной чертой в изучении факторов миграционной мобильности земледельцев черноземного центра Европейской России и особенностей их адаптации в местах водворения являлась чрезмерная акцентуация внимания авторов на экономических аспектах проблемы. Влияние природно-географического фактора на переселенческую активность крестьянства рассматривалось лишь в соотношении с экологическими девиациями, без предметного анализа имманентных климатообразующих факторов региона выхода мигрантов. Социально-психологический ракурс миграционной мобильности и адаптации в исследовательских работах по большей части игнорировался, в досоветский период - по причине доминирования «примитивного экономизма» в идеологии и науке; в постсоветский - в связи с отсутствием методологической определенности и традиций полидисциплинарных исследований.

Многосторонний анализ историографического поля исследований миграционного и адаптивного аспектов переселенческого движения продемонстрировал также, что при достаточно подробной изученности специфики аграрных отношений в черноземном центре Европейской России и Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX вв., бесспорной достоверности количественных показателей переселенческого процесса, в исторических работах до настоящего времени не предпринимались попытки комплексного исследования регионов выхода и водворения мигрантов, что позволило бы с большей точностью определить причины и объяснить последствия крестьянских переселений.

Объектом исследования является процесс переселения крестьянства типично земледельческих губерний (Курской, Воронежской, Тамбовской, Орловской) центрально-черноземного региона в Западную Сибирь.

Предмет исследования - детерминирующие факторы миграционной мобильности и адаптации сельского населения региона, определившие формирование миграционных настроений и миграционного поведения в крестьянской среде Центрального Черноземья в пореформенный период.

Целью диссертационного исследования является определение взаимодействия и степени влияния факторов миграционной мобильности крестьянства Центрального Черноземья в переселенческом процессе, а также характеристика адаптивных возможностей миграционного контингента в условиях водворения и обустройства в земледельческих районах Западной Сибири.

Для достижения поставленной цели автором ставятся следующие задачи:

- определить степень и значимость влияния природно-географического фактора на сельскохозяйственные процессы в центрально-черноземной деревне;

- показать организационные принципы функционирования крестьянских хозяйств потенциальных переселенцев черноземного центра в местах домиграционного проживания;

- раскрыть роль экономико-демографической специфики района в формировании миграционной подвижности населения;

- установить те базовые ценности, представления и образы крестьянства, которые оказали опосредованное воздействие на складывание миграционных настроений и миграционное поведение в земледельческой среде района выхода на переселение;

- выявить степень участия правительственных учреждений в организации переселенческого движения за Урал, роль переселенческой политики российского правительства в деле координации крестьянских миграций;

- установить особенности обустройства и адаптации мигрантов в Западной Сибири с учетом природно-географических условий региона водворения;

- определить степень влияния экономического фактора на адаптацию переселенцев на всех стадиях миграции: в период выхода на переселение, непосредственного передвижения в регион водворения и обустройства на новом месте;

- охарактеризовать условия и особенности структурирования адаптивных моделей и стратегий поведения мигрантов в ходе переселенческого движения, водворения и обустройства в колонизуемых местностях.

В качестве гипотезы исследования нами выдвинуто предположение о том, что миграционная мобильность и адаптивные возможности крестьянства центрально-черноземных губерний Европейской России определялись совокупным влиянием природно-географического, экономического и социально-психологического факторов. Преобладание той или иной составляющей зависело от конкретных условий и стадии переселенческого движения: материальных возможностей крестьянского хозяйства на родине, благоприятного стечения обстоятельств ситуативного и временного характера в период выхода на переселение, в процессе водворения и обустройства. При этом природно-географическая детерминанта выступала как катализирующая переселенческую активность и адаптивную готовность сила, инициировавшая аграрно-экологический кризис в территориальных границах региона-донора и качественные трансформации сознания потенциальных мигрантов проявлявшиеся на всех этапах переселенческого процесса (период выхода, водворения и обустройства в Западной Сибири).

Территориальные границы исследования охватывают два крупных региона, образующих единое колонизационное пространство: черноземный центр Европейской России, включающий в свой состав типичные в земледельческом отношении Воронежскую, Тамбовскую, Курскую и Орловскую губернии, выделившие из своей среды подавляющую массу участников переселенческого движения, и наиболее интенсивно вовлекаемые в процесс аграрной колонизации во второй половине XIX - начале XX вв. территории Западной Сибири: Томскую, Тобольскую губернии и Акмолинскую область Степного генерал-губернаторства .

Необходимо отметить, что регулярно используемые в работе вариации названий ареала выхода миграционного элемента (черноземный центр Европейской России, центрально-земледельческий регион, Центральное Черноземье и т.д.) связаны с неопределенностью в их употреблении применительно к середине и концу XIX в. А. Фортунатов в работе «К вопросу о сельскохозяйственных районах в России» в качестве наглядной иллюстрации к подобным разночтениям приводит серию карт, датируемых 1848-1893 гг., где действительно можно встретить существенные различия в наименовании интересующего нас района (центр, черноземный край, черноземное пространство, черноземная область). Начиная с 1950-х гг. в исторических исследованиях повсеместным становится использование названий «черноземный центр» или «Центральное Черноземье», что диктовалось необходимостью выделить наиболее сходные по роду деятельности и стабильности экономических предпочтений Курскую, Воронежскую, Тамбовскую и Орловскую губернии, исключив относившиеся также к черноземному региону Рязанскую, Тульскую, Пензенскую губернии, где население в значительной мере тяготело к центрально-промышленному району и активно участвовало в неземледельческих промыслах .

Хронологические рамки диссертационного проекта ограничиваются в нижнем пределе 1861 г., положившим начало личному освобождению крестьян от системы крепостных отношений, что объективно предоставляло земледельческому населению возможность участия в миграциях; в верхнем пределе - 1906 г., началом столыпинской аграрной реформы, ознаменовавшей принципиально новый этап государственной политики в сфере регулирования аграрных отношений и организации переселенческого дела.

Определение хронологических границ работы в представленном виде обусловлено потребностью исследовать ход и результаты аграрных миграций в относительно спокойный и свободный от жестких административных воздействий период земледельческой колонизации. Известно, что с началом столыпинских преобразований в аграрной сфере, в деле формирования контингента переселяющихся на первый план выдвинулись соображения не только экономического (разрежение пространства густонаселенных губерний), но и политического (ставка на «крепкого» крестьянина) характера. Именно политические мотивы поспособствовали активному выселению на восточные окраины страны наиболее малообеспеченной части земледельческого населения, что привело к нарушению нормального течения миграционного процесса, непреодолимым сложностям в обустройстве и адаптации переселенцев на новых местах.

Источниковая база исследования носит обширный и разноплановый характер и включает в свой состав как опубликованные, так и неопубликованные материалы, извлеченные из центральных и региональных архивов и впервые вводимые в научный оборот.

Источники подразделены на пять видовых групп: законодательные акты, делопроизводственные документы, статистические материалы, описания деревенского быта, публицистика.

Законодательные источники наиболее полно представлены в собрании законов Российской империи, где были репрезентированы общие политические, юридические нормы и предписания, ориентированные на организацию управления крестьянством, осуществление государственной политики в сфере семейной и общественной жизни сельского населения.

В рамках общих юридических норм применительно к проблематике исследования особое место в работе занимает крестьянское законодательство, основу которого в рассматриваемый период составляло «Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости», содержавшее четкие указания на обстоятельства, делавшие возможным выход крестьянина из общины. Вместе с тем общая трактовка обязательственно-правовых аспектов реформы, изложенная в документе и касающаяся крестьянского землепользования, порядка наследования и самоуправления, вызвала широко распространенную во второй половине XIX в. практику субъективной интерпретации крестьянского законодательства отдельными лицами на местах, одним из последствий которой стал рост несанкционированного переселения.

С 1880-х гг. начинает действовать переселенческое законодательство, определившее во второй половине XIX - начале XX вв. основополагающие черты миграционного поведения крестьянства в районах выхода и водворения. Во временных правилах о переселении, переселенческих законах и правительственных циркулярах, корректирующих переселенческое законодательство, оговаривались вопросы ответственности, возлагаемой на инициатора миграции, фиксировался денежный ценз, при соответствии которому рассматривалось прошение о переселении, декларировались разнообразные льготы, регламентировались вопросы о ликвидации будущими переселенцами имущества на родине, принципы землепользования и фискальных обязательств.

Делопроизводственная документация, выявленная в процессе исследования в 42 архивных фондах 8 архивохранилищ Российской Федерации: Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Воронежской области (ГАВО), Государственного архива Курской области (ГАКО), Государственного архива Орловской области (ГА Орловской области), Государственного архива Тамбовской области (ГА Тамбовской области), Государственного архива Омской области (ГАОО), Государственного архива Томской области (ГАТО), Государственного архива г. Тобольска (ГАТ) - относится к группе наиболее многочисленных и ценных по содержанию источников, так как она включала в свой состав материалы, исходящие из крестьянской среды, а также от светской и церковной администраций различных уровней.

Значительная масса крестьянских прошений, ходатайств и жалоб концентрировалась в архивных фондах волостных и уездных правлений, местных по крестьянским делам присутствий, региональных и центральных органов управления. Это прежде всего индивидуальные и коллективные прошения, жалобы и ходатайства крестьян черноземных губерний, в которых содержались указания на упадок сельскохозяйственного производства, снижение уровня жизни населения в связи с неурожаями и малоземельем. В подавляющем большинстве случаев подобные документы составляло все общество или значительная его часть, что свидетельствовало о системности аграрного кризиса в Центральном Черноземье.

Обширный пласт документов составляли прошения крестьян о переселении их с семействами в Сибирь, в которых отображались причины экономического и психологического свойства, побудившие земледельцев на совершение этого шага. Ценность подобного материала увеличивается в связи с тем, что крестьянские прошения подлежали рассмотрению в государственных учреждениях всех уровней, в результате чего эти сведения «обрастали» дополнительными данными о состоянии крестьянских посевов, наличии скота, инвентаря, численности семейств и годных работников.

Делопроизводство светской администрации в районах выхода и водворения мигрантов было связано с рассмотрением документов, исходящих от крестьянства, на основании которых выносились те или иные решения. Сюда входили проблемы оказания помощи крестьянству, пострадавшему от неурожаев, выяснение региональных причин кризисных явлений в сельском хозяйстве, рост переселенческой активности земледельческого населения. Данный материал учитывался при составлении отчетов крупных правительственных чиновников, выезжавших в голодающие местности и районы наибольшей концентрации миграционного элемента.

К документации «отчетной» категории относились опубликованные письменные отчеты крупных ведомств, правительственных и переселенческих чиновников, губернаторов, в которых фиксировались обобщенные выводы о положении дел в аграрном секторе экономики России, развитии переселенческого дела, распределении миграционных потоков, емкости колонизуемых уча-

стков. Необходимо отметить, что привлечение материалов, изложенных в губернаторских отчетах, требует определенной осторожности и критического подхода. Это связано с тем обстоятельством, что всеподданнейшие отчеты составлялись на основании сведений, полученных от уездных исправников, но при этом мнения и комментарии последних часто губернаторами игнорировались.

Делопроизводственная документация церковной администрации содержала в себе сведения о религиозных настроениях и предпочтениях крестьянства Европейской и Азиатской России, отражала позиции православной церкви в обществе, роль епархиального ведомства в организации крестьянского быта в регионе освоения и отдаленных местностях сосредоточения переселенцев. В компетенцию церковной администрации входили вопросы, проливающие свет на те черты крестьянской психологии, которые были связаны с лабильностью их религиозного мировоззрения, проявлявшегося в частых эпизодах уклонения в раскол и стремлении к уходу от влияния государства и церкви. Деятельность церкви по контролю над верующими и привлечению новых адептов была особенно активной в осваиваемых земледельческих районах Западной Сибири, что документально отразилось в фиксации мероприятий по устройству религиозного быта переселенцев.

К одной из основных групп источников, аккомодированной в ходе исследования, относится статистика, материалы которой позволили определить количественные параметры переселенческого процесса.

Геодемографическая статистика включала в свой состав сведения о естественном и механическом движении населения в регионах выхода и водворения мигрантов: рождаемости, смертности, брачности, а также прямом, обратном переселении и вторичных миграциях.

С середины 1880-х гг. регулярной становится практика учета численного состава переселенцев. На переселенческих пунктах Челябинска и Сызрани собирались и регистрировались данные о количестве прошедших за Урал мигрантов и составе переселяющихся семей. Следует отметить, что абсолютные цифры регистрации переселенцев, производимой челябинским и сызранским переселенческими пунктами, являлись неполными, поскольку часть мигрантов либо не была охвачена опросом ввиду интенсивного движения через них, либо вообще миновала узловые пункты.

Социально-экономическая статистика концентрировалась на сборе данных о хозяйственном положении переселенцев на родине и в местах водворения, сведений об экономических возможностях мигрантов на всех этапах переселенческого движения.

Статистическая информация социально-экономического содержания изложена в неопубликованных губернаторских отчетах и приложениях к ним, отчетах переселенческих чиновников, сводах региональных сведений о материальном положении ходатайствующих о переселении крестьян, переписке крестьянских начальников с губернаторами и губернаторов с МВД об устройстве переселенцев, а также в опубликованных материалах для изучения быта переселенцев, водворенных в различных местностях сибирского края.

Обобщенная информация об экономических параметрах развития крестьянских хозяйств в центральных и окраинных регионах России отражалась в сводных общероссийских статистических сборниках, где фиксировались наиболее полные сведения о крестьянском землепользовании, наличии сельскохозяйственного инвентаря, скота, годных работников, составе семей, мигрирующих за Урал.

В результате статистических изысканий в 1897 г. была проведена всеобщая перепись населения Российской империи, давшая наиболее достоверные сведения о населении России; его численности, региональном распределении, возрастном и половом составе, хозяйственных занятиях, религиозной и этнической принадлежности.

Несмотря на недостатки учета, вследствие иногда некорректно сформулированных вопросов в переписных листах, обобщенные результаты по исследованию населенных мест активно использовались и уточнялись в трудах специалистов в области аграрной проблематики. Так, Ю.А. Янсон усовершенствовал методики статистических исследований о крестьянских наделах и платежах, А. А. Кауфман разработал способы учета основополагающих факторов развития крестьянских хозяйств в Европейской России и за Уралом, Ф.А. Щербина на основании общероссийских и региональных данных предпринимал попытки изучения крестьянских бюджетов. В региональных статистических работах, составленных М. Кашкаровым, В.И. Долженковым, И.А. Вернером, базировавшихся на материалах всероссийской переписи, некоторые ее выводы существенно уточнялись, приобретали репрезентативные контуры.

Описания деревенского быта (работы ученых, правительственных чиновников, путешественников и писателей, грамотных крестьян) также составили одну из групп источников при проведении исследования.

Проблемы экономического быта крестьянства черноземного центра наиболее полно представлены в работах А.А. Советова, В.П. Воронцова, П.Н. Соковнина, Л.А. Весина, А.А. Богдановского, содержавших многосторонние обзоры, иллюстрирующие особенности хозяйственной жизни великорусского крестьянства в условиях аграрного кризиса.

Важным источником для понимания фундаментальных факторов развития аграрного сектора экономики Европейской России и Центрального Черноземья стали труды подвижников сельского хозяйства А.А. Фета и А.Н. Энгельгардта, где были освещены темы отношения крестьян к вопросу об их земельном обеспечении, технической модернизации сельского хозяйства, формирования крестьянских бюджетов, быта и досуга земледельцев.

Сибирский аспект экономического быта крестьянства подробно описан и проанализирован в работах Н.А. Рубакина, В.В. и Н.Л. Скалозубовых, С.Я. Капустина, отразивших взаимосвязь производственной деятельности переселенческого элемента с условиями его быта, особенности организации труда в хозяйствах новоселов и старожилов.

Среди источников по исследуемой теме выделяются работы участников колонизации Сибири из народных низов. В социальных утопиях Т.М. Бондарева, записках Ф.Ф. Девятова, статьях и заметках И.Е. Белякова наиболее полно отразились настроения крестьянства Зауралья, их хозяйственные потребности, поведенческие реакции до и после переселения.

Медико-демографические стороны сельского быта, освещаемые в публикациях деятелей земских учреждений, оказали существенную помощь в изучении последствий аграрного кризиса в Центральном Черноземье. В трудах С.А. Новосельского, В.М. Никольского, В.М. Обухова, А.И. Шингарева, С.Н. Караманенко и других содержались достоверные сведения о санитарно-гигиеническом состоянии населенных пунктов, причинах высокой смертности в крестьянской среде, влияния пищи, ее объема и качества на физическое здоровье сельского населения.

В диссертации также использованы выводы о состоянии медицинского обслуживания населения Сибири, в том числе и на врачебно-продовольственных пунктах, расположенных на пути следования переселенцев, таких исследователей, как К.С. Воронов, Н.А. Костров, И.А. Левшин, дополнивших представления автора о масштабах адаптационных затруднений, с которыми столкнулись переселенцы в колонизуемом регионе.

В качестве источника при работе над диссертацией активно использовались материалы отечественной прессы второй половины XIX - начала XX вв., приоритетное место среди которых занимали корреспонденции, печатавшиеся на страницах российских и сибирских газет. Выборочный просмотр центральной и региональной периодической печати, прежде всего таких массовых изданий, как «Земледельческая газета», «Крестьянское земледелие», «Сибирская газета», «Сибирская жизнь», Курские, Тамбовские, Орловские, Воронежские, Томские, Тобольские губернские и Акмолинские областные ведомости, способствовал извлечению данных об образе жизни земледельцев и формированию представлений о типичных явлениях, характеризующих причины, ход и последствия крестьянских миграций.

Тематические очерки, посвященные крестьянскому вопросу, сосредотачивались главным образом в журнальной прессе. В очерках, публикуемых на страницах ведущих отечественных журналов («Дело», «Вестник Европы», «Русское богатство», «Северный вестник», «Русская мысль», «Русский вестник»), обсуждались проблемы, связанные с определением динамики развития сельского хозяйства с учетом анализа количественных экономических показателей, выяснялись и критиковались направления правительственной аграрной политики, оценивались итоги, перспективы и значение переселенческого движения на восточные окраины страны. Публицистические очерки носили ярко выраженный полемический, дискуссионный характер, что способствовало многоаспектному подходу к изучению причин переселенческого движения и его последствий.

Специфическую группу источников составили работы, написанные на пересечении двух жанров: очерковой публицистики и художественной литературы.

В этом ряду выделяются труды Г.И. Успенского - крупнейшего исследователя крестьянских нравов и обычаев, рассказы В.В. Селиванова и Н.Н. Златовратского, основанные на реальных событиях, происходивших в деревне черноземной полосы России. Материал, изложенный в литературе указанного профиля, анализировался и привлекался к работе над произведениями художественно-литературного направления по крестьянской тематике. В повестях и рассказах Н.В. Успенского, В.А. Слепцова, Н.Е. Петропавловского (Каронина), А.И. Эртеля даны описания быта, конфликтов, общинных отношений в пореформенной России, а также оценки крестьянского мировоззрения, представлений и ценностей в контексте мифологического мышления лиц земледельческого сословия.

Изучение источников, затрагивающих вопросы детерминирующих факторов миграционной мобильности и адаптивной готовности крестьянства черноземного центра, показало различную степень их репрезентативности. Соотнесение разноплановых источников с корпусом специальной и вспомогательной литературы позволяет сформировать объективные представления об основных тенденциях и процессах, происходивших в аграрном секторе экономики России второй половины XIX - начала XX вв., выявить детерминанты миграционной мобильности крестьянства и факторы его адаптации в колонизуемом регионе.

Методология исследования. Систематизация детерминирующих факторов миграционной мобильности крестьянского населения чернозёмного центра Европейской России и выявление основополагающих факторов адаптации переселенцев в колонизуемом регионе поставили автора перед необходимостью привлечения к исследованию фундаментальных идей и теоретических положений, почерпнутых в специальной литературе общетеоретического содержания отечественного и зарубежного происхождения.

При работе над диссертацией нами были восприняты базовые положения теории колонизации, разработанные и внедренные в сферу исторических исследований во второй половине XIX - начале XX вв. С.М. Соловьевым, В.О. Ключевским, Н.Я. Данилевским, П.Н. Милюковым. Определение колонизации в качестве главного фактора российского исторического процесса в работах указанных авторов соотносится с предположением о решающей роли природно-географической составляющей (климата, форм поверхности, почвенных условий, состояния транспортной инфраструктуры) в миграционных перемещениях больших масс людей.

Обобщение данного материала с использованием теоретических выводов классиков географической науки А.И. Воейкова, В.В. Докучаева, современных историко-географических и социо-географических исследований А.В. Дулова и В.А. Душкова позволило предположить следующее:

1. В условиях континентального климата черноземной части Европейской России, в целом благоприятного для жизни человека, земледельческое производство находилось в тесной зависимости от внутрисезонных температурных колебаний и прочих погодных девиаций (градобитий, ливневых дождей, периодических засух и т.д.).

2. Природно-географические обстоятельства по мере перемещения мигрантов из черноземного центра на восточные окраины страны становились все более ощутимыми и оказывали мощное воздействие на хозяйственные отношения, быт, уровень жизни и состояние здоровья переселенцев, являясь важнейшим фактором адаптивного процесса.

К исследованию также были привлечены отдельные положения теории фронтира как сферы аграрной колонизации, широко распространённой в англоязычной литературе и интенсивно обсуждаемой в отечественных исследованиях. Рассмотрение колонизационных процессов с учётом симбиотического сочетания географических и геополитических факторов, представленное в работах А.Д. Агеева, В.А. Ламина, Д.Я. Резуна, Т.С. Мамсик, Д.Н., А.Н., Н.Ю. Замятиных, позволило определить универсальные и уникальные свойства, сходства и оппозиции, характеризующие миграционные перемещения больших масс людей в хронологических границах второй половины XIX - начале XX вв. . Один из существенных выводов, воспринятых и переработанных в ходе настоящего исследования, заключается в определении фронтира как зоны неустойчивого равновесия, зачастую неподконтрольной влиянию государственных учреждений. Особенности мышления и поведенческих стереотипов «фронтирменов», выработанные в условиях коварной природы или жестокой конкуренции, сказывались на адаптивных возможностях последующих поколений мигрантов.

Поскольку переселенческое движение носило массовый характер, а адаптация в новых условиях требовала от мигрантов выработки принципиально иных адаптивных стратегий, в процессе исследования были задействованы идеи, выработанные на стыке социологии, социальной психологии и психофизиологии XIX - XX вв., и в частности концепция коллективного поведения, разработанная Г. Лебоном, Э. Канетти, Г. Блумером, С. Московичи, выявивших природу массовых стихийных движений и коллективного возбуждения как реакции на внешнее воздействие. Основываясь на широком круге достоверных источников и экспериментах, исследователи данного направления сделали смелый и своевременный вывод: главной характерной чертой эпохи служит замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы .

В ходе исследования также учитывались разработки современной зарубежной и отечественной психологической науки в области изучения группового принятия решений, связанных с риском, что явилось необходимым для осмысления часто нерациональных поступков крестьянства, отважившегося покинуть родную деревню. В частности, основанные на прожективных, реальных методиках и полевых экспериментах исследования К. Левина, Дж. Стоунера, Г. Хойта, Е. Виллемса и Р. Кларка, тщательно изученные и интегрированные в канву диссертационной работы, подтвердили тезис о значительном сдвиге в принятии рискованных решений в гомогенных (однородных) группах, а также устойчивой тенденции в пользу рискованных действий, к которым склонялось крестьянство в период обсуждения миграционных планов . Авторами был сделан важный для нашего исследования вывод о том, что ситуация риска, в которой оказывается индивид, всегда связана с состоянием неопределенности, невозможность выхода из которого в сжатые сроки неизбежно приводит к нарушению нормального течения адаптационного процесса в системе «человек-среда», проявлению стрессов, фрустрации, разрыву социальных связей.

Объективные свидетельства о трудностях адаптации переселенцев второй половины XIX – начала XX вв. в различных местностях сибирского региона сделали необходимым изучение корпуса научно-теоретической литературы социологического и социально-психологического профиля, специально рассматривающей проблемы социальной и психофизиологической адаптации личности. Подробный анализ изложенного материала в трудах Ф.Б. Березина, А.А. Налчаджяна, Т.Г. Стефаненко, Р.А. Костина, В.В. Константинова, М.В. Ромма позволили выявить наиболее значимые универсальные черты протекания адаптационных процессов в реальной миграционной ситуации, определить и классифицировать действие адаптивных барьеров в ситуациях водворения и обустройства переселенцев в новых условиях проживания .

Сформулированные в современной отечественной психологии положения о стадийности психической адаптации с выделением этапов первичной, стабильной адаптации и стадии адаптационного утомления ориентировали автора на внимательное изучение особенностей личности мигрантов, способствующих перемещению в новый регион и обуславливающих стабильность пребывания в нем.

Определяющим условием достижения объективности в научной работе явилось комплексное применение различных методов исторического исследования: историко-сравнительного, описательного, документально-иллюстративного, метода статистического анализа.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые на основе разнопланового источникового материала была произведена попытка осуществления комплексного исследования массовых трансрегиональных миграций из губерний центрально-черноземного района (регион-донор) в земледельческие местности Западной Сибири (регион-реципиент) во второй половине XIX - начале XX вв. При этом автор изначально отказался от традиционного подхода к исследованию причин крестьянских переселений, в рамках которого приоритетная роль принадлежала экономической составляющей данного процесса. В предложенной в диссертационном исследовании модели действие детерминирующих миграционную активность крестьянства факторов, определивших также способность переселенцев к адаптации показано в совокупности и взаимообусловленности. В этой связи был детально проанализирован характер влияния на переселенческую активность крестьянства обстоятельств природно-географического, экономического и социально-психологического характера на всех стадиях миграции: в период подготовки и выхода на переселение, водворения и обустройства на новых местах.

В ходе исследования автором были систематизированы взгляды отечественных и зарубежных историков на причины, ход и последствия миграционных действий земледельческого населения в пореформенный период, введены в научный оборот новые документальные источники, выявленные в центральных и региональных архивах, использованы и внедрены в исследовательскую канву теоретические положения смежных наук - социальной психологии, медицины, физиологии и географии.

Практическая значимость. Основные положения диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по отечественной истории, истории Сибири и историческому краеведению.

Материалы диссертации представляют интерес для преподавателей истории и краеведения, студентов, магистрантов, аспирантов, изучающих аграрную проблематику и массовые межрегиональные миграции.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, примечаний, приложения. В основном тексте расположено 59 таблиц. Текст изложен на 447 страницах.

Природно-географические условия Центрально-Чернозёмного региона, их влияние на сельское хозяйство и переселенческую активность крестьянства

Состояние миграционной мобильности крестьянства центрального черноземья, означающее постоянную готовность к поиску дополнительных источников жизнеобеспечения, гарантирующих стабильность производственной деятельности и потребления, в пореформенный период определялось тремя составляющими: природно-географической (климат и его основные показатели, ландшафтные условия, антропогенные факторы взаимодействия в системе «человек-среда»), экономико-демографической (численность и структура населения региона, влияние демографических изменений на эффективность функционирования крестьянских хозяйств, степень обеспеченности отдельных дворов и их экономическая комфортность), социально-психологической (стереотипы поведения, настроения в крестьянской среде, реакции на изменяющиеся условия адаптационного процесса). При том, что названные компоненты миграционной мобильности действовали совокупно и взаимодополняюще, автор склонен полагать, что решающее значение в формировании миграционной подвижности крестьян центрального черноземья во второй половине XIX - начале XX вв. принадлежало факторам природно-географического характера. Опережая детальное рассмотрение реальной роли и степени влияния природных обстоятельств на особенности хозяйственной деятельности и результативность производственных процессов, отметим, что в исследуемый период крестьянское хозяйство чернозёмных губерний в большей мере, нежели в других районах Европейской России, было подчинено природным факторам. В нечернозёмной полосе в силу местных почвенных условий сельское население регулярно обращалось к неземледельческому отходу, а в сравнительно недавно освоенных земледельцами Таврической, Ставропольской губерниях, области Войска Донского и Предкавказье имелось достаточное количество резервных земель для дополнительного наделения ими лиц крестьянского сословия.

Одна из важных особенностей функционирования крестьянских хозяйств в чернозёмном регионе состояла в ограниченности выбора вариантов производственной деятельности. Хозяйственная специализация района, строго ориентированная на земледелие, начала складываться ещё в XVI столетии, а к середине XIX в. хлебопашество являлось здесь традиционным занятием и единственным источником существования для подавляющей части населения. Стабилизация и консервация хозяйственного уклада в черноземье в этот период не только органично совпала, но и во многом предопределила качественные демографические изменения, выразившиеся в резком количественном приросте населения по всем губерниям региона. Известно, что значительный рост рождаемости чаще всего отражает реакцию населения на текущие экономические и политические условия, слабо соотносимые даже с ближайшими перспективами. Деструктивные процессы в земледельческом ландшафте Центрально-Чернозёмного региона России, связанные с выпаханностью угодий, интенсивным вовлечением в производственный оборот земель лугово-пастбишного комплекса, длительное время не попадали в поле зрения крестьянина, так как изменения в природе всегда наименее заметны для человека, который сам является частью природного комплекса. Ещё в первой половине XIX в. земледельческим населением черноземья местность его обитания воспринималась как «подрайская землица», а политические события 1860-х гг. лишь укрепили крестьян в мысли о том, что земли не только им и их детям хватит, но следует ожидать и прироста. Характерно, что демографический взрыв не был локальным явлением и затронул практически все районы Европейской России. Однако, в отличие от нечернозёмных губерний, где прирост населения регулярно находил применение в кустарных промыслах, а также средней и крупной промышленности Центрально-Промышленного региона, избыток рабочих рук из чернозёмной полосы оставался невостребованным. В этих условиях происходило постоянное накопление излишка рабочей силы, который в силу традиции, а также безвыходной ситуации включался в местное земледельческое производство, тем самым ещё более стимулируя деструктивные изменения производящего ландшафта.

При обращении к характеристике природно-географических условий центрального черноземья второй половины XIX - начала XX вв. необходимо выделить ряд ключевых понятий, имеющих непосредственное отношение к географической области знания, которые позволят воссоздать по возможности объективную картину естественной среды обитания и экономической деятельности крестьянства в регионе.

Определяющим при исследовании природно-географического контекста чернозёмного района является понятие «географическая среда», то есть часть земного природного окружения человека, которая в данный исторический момент связана с его производственной деятельностью или сфера взаимодействия природы и человека. В более широком, системном толковании, географическая среда включает в себя два наиважнейших компонента: природные ресурсы (тела и силы природы, которые на данном уровне развития производительных сил могут быть использованы для удовлетворения потребностей человека) и природные условия (тела и силы природы, которые на данном уровне развития производительных сил существенны для деятельности человека, но не участвуют непосредственно в материальном производстве и непроизводственной деятельности людей).

Значение природных факторов в соотнесении со сложившимися производственными традициями Центрально-Чернозёмного региона Европейской Росссии, практически повсеместном господстве здесь земледелия, зачастую являлось решающим, так как именно эта отрасль народного хозяйства была наименее подвластна человеческому воздействию. Если на некоторые явления природы, такие как, например, физико-химический состав почв и зависимые от него свойства, крестьянин мог повлиять путем применения в различных комбинациях удобрений, то другие являлись константными или в меньшей степени, чем почва, могли быть подчинены антропогенным воздействиям. Географическое положение местности, её климатические и орографические особенности - вот те постоянные величины, оказывающие прямое и косвенное корректирующее влияние на производственный процесс в сельском хозяйстве, определяющие степень успеха земледелия.

Территория Центрально-Чернозёмного региона по статистическим данным на первое десятилетие XX в. простиралась на 198 191,8 кв. вёрст (211 537,7 кв. км.), в том числе Воронежская губерния -57 902 кв. вёрст, Курская - 40 821,0 кв. вёрст, Орловская -41 057,7 кв. вёрст, Тамбовская - 58 511 кв. вёрст [1].

В климатическом отношении Центральное Черноземье, как регион наиболее интенсивно вовлеченный в земледельческий производственный процесс, отличалось выгодными характеристиками. К их числу относился умеренно-континентальный климат со средними значениями температур: для зимы - от -7,2 до -8,2, весны - -4,0 до 4,7, лета - от 14,8 до 18,3, осени - от 6,5 до 4,2 градусов, а также достаточная годовая сумма осадков - 450-500 мм [2]. По почвенным условиям рассматриваемый регион принадлежал к черноземному типу и характеризовался однородностью проявлений почвенного климата. Исключение составляли лишь западная часть Орловской и северная половина Тамбовской губерний, где концентрировались нечерноземные угодья и слабо разработанные супесчаные и суглинистые участки [3]. Формально благоприятные природные условия региона в контексте сельскохозяйственной деятельности обладали рядом особенностей, отрицательно сказывающихся на земледельческой практике. К числу таковых следует отнести: спорадически повторяющиеся засухи, наводнения, бури и ураганы, градобития, весенне-летние возвраты холодов, ранние осенние заморозки, бесснежные зимы.

В оценке губительных последствий для сельского хозяйства засух среди географов, метеорологов, экономистов единого мнения не существовало. М.А. Боголепов [4], исследуя причины неурожаев и голода в России в историческое время, настаивал на том, что наибольшую опасность для земледелия всегда представляли наводнения, так как засухи редко поражали в один год и яровые, и озимые посевы. Выводы учёного основывались главным образом на метеорологических наблюдениях, зафиксированных в летописях, составленных в период XI - XVIII столетий. Характеризуя засушливые и изобилующие влагой периоды в истории России, М.А. Боголепов пришёл к выводу, что последние семь веков засухи и наводнения случались примерно в равной пропорции, но причинами массовых голодовок в основном являются наводнения, а не засухи [5].

Переселенческое движение в Западную Сибирь в оценках и решениях российского правительства (1861-1906)

В отечественной историографии второй половины XIX - XX вв. сложилось устойчивое отношение к колонизации как главному фактору российского исторического процесса. В.О. Ключевский, определив историю России как историю страны, которая колонизуется, конкретизируя данный тезис, писал: «По условиям своей исторической жизни и географической обстановки русское население распространялось по равнине не постепенно путём нарождения, не расселяясь, а переселяясь... при этом, область русской колонизации расширялась вместе с государственной её территорией» [1].

В границах настоящей работы роль политического фактора не рассматривается в качестве детерминанты переселенческого процесса. По нашему представлению, такой подход объясняется вторичностью правительственной политики по отношению к крестьянским миграциям. Будучи в состоянии проследить прямое или опосредованное воздействие природно-географической, экономической, социально-психологической составляющих на формировании миграционных настроений в крестьянской среде, ничего подобного не наблюдается в отношении деятельности государственных учреждений. В исследуемый период правительство лишь фиксировало в своих программах переселенческую активность населения, что, в конечном счете, находило выражение в конкретных (запретительно-разрешительных) политических мероприятиях государства на восточных окраинах страны. Безусловно, политический фактор оказывал определенное влияние на переселенческое движение, но только в качестве корректирующего крестьянские миграции элемента. Другими словами, те или иные правительственные инициативы в переселенческом вопросе, выраженные законодательно или циркулярно, могли искусственно ограничить численность мигрантов, переориентировать направление движения переселенческих потоков, но были совершенно бессильны в области принятия и осуществления решений о переселении самими крестьянами.

Очевидно, что утверждение в сознании населения России в ходе колонизационного движения на новые земли миграционной парадигмы [2] явилось первичным условием, вызвавшим к жизни принятие государством комплекса стабилизационных решений, которыми оно сообразно конкретно-историческим условиям закрепляло, направляло и контролировало миграционные процессы.

До XVII столетия (времени утверждения русской оседлости в Зауралье) переселение в северо-восточные и восточные районы происходило вследствие народной инициативы и под влиянием экстремальных факторов: давления со стороны кочевых племен, частых разорительных усобиц князей и экстенсивных форм земледелия [3]. Государство, по преимуществу, лишь фиксировало переселенческое движение, получая значительные политические и финансовые дивиденды.

С начала XVII в. Московское царство под воздействием внешне и внутреннеполитических обстоятельств, руководствуясь главным образом соображениями пополнения государственной казны, а также имперскими амбициями, приобретает значение единственной силы, организующей и контролирующей колонизацию сибирского региона.

Роль государства в освоении восточных окраин страны оставалась доминирующей и в XVIII - первой половине XIX вв., когда заселение Сибири производилось путем насильственного перемещения в регион лиц, совершивших в Европейской России различные государственные и уголовные преступления.

Задачи колонизации сибирских пространств со второй половины XIX в. перестали рассматриваться центральной властью исключительно с точки зрения пополнения государственной казны или места концентрации политических и уголовных элементов. Период с 1861 по 1905 г. стал первым опытом организации массовых народных миграций, не связанных с непосредственной военной угрозой или исправительно-карательными нуждами. В соответствии с ситуацией, правительственные органы объективно оказались поставлены в условия разработки такого варианта переселенческой политики, который был бы более или менее свободен от репрессивных способов её реализации.

В рамках указанного периода отношение правительства к переселенческому движению неоднократно менялось, что было связано с отсутствием чёткой политической программы и ясных представлений власти о задачах и формах колонизационного освоения Сибири. Можно предположить, что до начала 1880-х гг. государство не рассматривало задачу земледельческой колонизации Зауралья в качестве первоочередной, имея реальные представления о возможных финансовых инвестициях на колонизационные нужды, а также надеясь на достаточность внутренних ресурсов для урегулирования аграрных вопросов непосредственно в территориальных границах Европейской России. Косвенным подтверждением того, что российское правительство первоначально не связывало вопросы аграрной политики с колонизационными перспективами, служит отсутствие до 1885 г. каких бы то ни было статистических изысканий о различных сторонах переселенческого движения: численном и половозрастном составе, районах выхода и водворения, материальной обеспеченности переселенцев.

С начала 1880-х гг., когда относительное аграрное перенаселение и крестьянское малоземелье в России приняли реальные очертания, выразившись в резком усилении вольно-народных переселений в Сибирь, государство предприняло ряд мер, отражённых в законодательстве, по приданию хаотическому народному движению за Урал форм колонизационного освоения. Новая политическая линия стала приоритетным элементом переселенческой политики в первой половине 1890-х гг., но в конце 1896 - начале 1897 гг. правительство отказалось от её проведения, сочтя, что в сложившихся экономических условиях первостепенной задачей властей является не планомерное переселение крестьян с колонизационной целью вовлечения Сибири в общероссийское социально-экономическое пространство, а простое выселение излишка рабочих рук в интересах решения аграрного вопроса внутри страны.

Непосредственно характеризуя правительственные усилия по организации переселенческого дела, отметим, что отправной точкой для государственно-политических мероприятий в этом вопросе стало решение властей об отмене крепостного состояния, отраженное в Манифесте 19 февраля 1861 г. Каркас будущих воззрений правительства на переселенческое дело сформировался под влиянием новой системы общественных отношений, провозглашенной законодательством. Предоставление всем категориям крестьянства личной свободы в общенациональном контексте означало равенство сословий, а применительно к аграрному сектору и сельскохозяйственным производителям - фактическое освобождение помещика от фискальной ответственности, упразднение помещичьей опеки над личностью земледельца.

Объективно после 1861 г. в России начала складываться принципиально новая модель социума, в которой государство оказалось лицом к лицу со всеми сословиями, в том числе и самым многочисленным - крестьянским. До 1861 г. характер отношений государства и крестьянства выстраивался по схеме, в соответствии с которой крестьянство платило государству дань в виде налогов, получая взамен лишь посредническую (помещичью) опеку. После отмены крепостного права центральная власть оказалась в непривычном для себя положении, так как возникла необходимость установления непосредственной обратной связи с крестьянством. Отсутствие такого опыта «общения» предопределило всю непоследовательность, колебания, несвоевременные уступки, жёсткие и зачастую бессмысленные ограничения со стороны властей, связанные на протяжении второй половины XIX - начала XX вв. с теми или иными действиями в сфере аграрных отношений.

Для первого пореформенного двадцатилетия в целом была характерна политика сдерживания переселений за Урал. Политическое кредо центральной власти по вопросу оттока земледельческого населения страны на окраины империи Я.Ф. Ставровским и В.В. Алексеевым было охарактеризовано как «отрицательно-сдерживательное» [4]. В отношении государственных крестьян Положение 19 февраля 1861 г. предусматривало только единичные случаи переселения по собственному их усмотрению, и для такого переселения не требовалось чьего-либо разрешения. Законодательство настаивало только на соблюдении общих условий для выхода из общества. Исполнение всех формальностей по перечислению возлагалось на самих переселяющихся. Согласно статье 147 Общего положения, от крестьян принявших решение о переселении требовалось предоставить приёмный приговор нового общества и увольнительное свидетельство старого общества [5]. В создавшихся условиях, возможности легитимного переселения для крестьян были ограничены, поскольку находились в зависимости не только от наличия приемного приговора нового общества, но и разрешения местных органов управления, которое крестьянам, учитывая размеры платежных недоимок разного рода, получить было очень сложно.

Влияние природно-географического фактора на процесс адаптации крестьян-переселенцев в Западной Сибири

Основным районом земледельческой колонизации Сибири во второй половине XIX - начале XX вв. стала западная её часть, принявшая в рассматриваемый период более 1,5 млн крестьян, причём мигранты из чернозёмной полосы России составили абсолютное большинство в переселенческом потоке. Расчёты, произведённые на основании обширного статистического материала, позволили установить численность в переселенческом движении выходцев из чернозёмного центра (см. таблицу 21).

Подсчитано автором по: Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века. М., 1996. С. 478-480; Курская губерния. Итоги статистического исследования. Курск, 1887. С. 2-37; Обзор податного состояния Курской губернии за 1899 г. / Под. ред. Н.Ф. Джунковского. Курск, 1900. С. 40; Серпоеский Н. Переселения в России в древнейшее и новое время и их значение в хозяйственной жизни страны.

В характеристике природных условий Западной Сибири исследователями разновременных отрезков, за исключением некоторых нюансов, наблюдалось определённое единство мнений, касающихся географической протяженности и отдалённости территории от основных очагов цивилизации, климатической специфики региона, состояния путей сообщения, а также естественно-географических обстоятельств создания необходимой инфраструктуры в очагах концентрации населения [1].

Земледельческая полоса Западной Сибири, как наиболее привлекательный ареал для переселенческого элемента из чернозёмной полосы России, охватывала пространство в 2 850 047 кв. километров и включала Томскую и Тобольскую губернии, а также Акмолинскую область Степного генерал-губернаторства.

Предваряя оценку природно-географических условий региона, необходимо отметить, что представления людей о климате Сибири на бытовом уровне чаще всего характеризовались одиозностью и ассоциировались в первую очередь с постоянно низкими температурами, буранами и другими неблагоприятными природными явлениями, исключающими возможность человеческого существования. Столь негативные представления о климатических условиях Сибири были сформированы на основании записок путешественников и летописных свидетельств, относящихся, по преимуществу, к доземледельческому и раннеземледельческому этапам колонизации региона, хронологически совпавшим с резким похолоданием XVI - первой половины XIX вв., получившим в науке название малого ледникового периода [2]. В действительности, со второй половины XIX столетия наметилась тенденция к изменению климата в сторону потепления, которая не обошла стороной пространства Российской империи, в том числе и колонизуемые районы азиатской части страны.

Немаловажным является и то, что Сибирь, занимая огромную площадь, «совершенно естественно заключала в себе разнообразие климатов» [3]. По констатации Н.М. Ядринцева, «жестокие холода, продолжительные зимы и короткое лето севера Сибири сменяются постепенно к югу сравнительно умеренным климатом, а на самом юге есть даже уголки, дышащие хорошей природой... Нигде в Сибири климатические условия не делают невозможною жизнь человека» [4]. Аналогичные указания содержатся и в географическом очерке, принадлежавшем перу В.В. Сапожникова, утверждавшего, что в Сибири, в силу её территориальной протяженности, встречаются «самые разнохарактерные местности и картины природы, от снежных вершин до знойных степей, от угрюмых урманов до унылой безграничной тундры» [5].

А. Миддендорф, составивший в 1862 г. описание Сибири в естественно-историческом отношении, полагал, что в отличие от восточной части региона, Западной Сибири «достаётся частица кроткого западноевропейского влияния» [6].

В качестве опровержения преувеличенных данных по поводу крайних степеней экстремальности сибирского климата могут служить и косвенные свидетельства исследователей сибирской флоры о состоянии растительности региона, формировавшейся под влиянием климатических факторов. Так, Иоганн Гмелин и Карл Максимович, ещё в XVIII в. в ходе путешествия по Западной Сибири обратили внимание на то, что «сибирская флора по почтовому тракту от Урала до Енисея - наша родная русская, и за Енисеем европейские формы так медленно сменяются коренными сибирскими, что путешественнику перемена в глаза не бросается» [7]. Исследования, произведённые П.Н. Крыловым на Алтае, позволили выделить лишь около 9 % эндемичных уникальных растений, свойственных собственно сибирской флоре [8].

Выдающийся российский географ второй половины XIX - начала XX вв. А.И. Воейков на основании научных свидетельств и метеорологических данных [9] установил, что климат Западной Сибири не отличался существенно от климата европейской части России, а Уральский хребет не составлял климатической границы. Важные уточнения, относительно «родственности» климатов европейской и азиатской частей России были сделаны П.Н. Милюковым в соответствующих разделах «Очерков по истории русской культуры». Ссылаясь в своих выводах на работы Крубера, Кеппена и де-Мартона, Милюков убедительно доказал глобальную однородность умеренного климата Средней и Восточной Европы, а также Западной Сибири с постепенными трансформациями климатических показателей с юго-запада на северо-восток и восток от континентального типа в Европейской России к резко-континентальному в Западной Сибири [10].

Не подлежит сомнению, что температурный режим западно-сибирских территорий, осваиваемых переселенцами из чернозёмного центра страны, являлся менее благоприятным для жизнедеятельности, чем в местах выхода мигрантов (см. таблицу 22).

Приведённые цифры, в особенности годовые температуры, указывают на существенные различия температурного режима чернозёмной полосы Европейской России и земледельческих губерний Западной Сибири. Бросается в глаза и значительная разница между регионами в температурах зимнего периода и межсезонья при идентичности температурных показателей для летнего времени.

Вместе с тем, как в оценках специалистов, так и в свидетельствах переселенцев прослеживалось неоднозначно негативное отношение к сибирскому климату и различным его коннотациям, что объяснялось гетерогенностью климатических проявлений в различных районах земледельческой полосы Западной Сибири. Н.М. Ддринцев, к примеру, отмечал, что сибирская зима не страшна для человека, несмотря на её 50 градусные морозы, так как человек всегда имел возможность «прикрыть своё грешное тело тёплыми мехами и тем самым защититься от холода, а отсутствие резких ветров и частой их смены позволяли легче переносить лютые морозы» [11]. Несколько семей переселенцев из Курской, Воронежской и Тамбовской губерний, водворенных в посёлке Розовском Крупянской волости Тюкалинского округа Тобольской губернии, констатировали отсутствие каких бы то ни бьшо климатических особенностей в месте своего водворения и проживания [12]. В отчёте по управлению Томской губернией за 1865 г., со ссылкой на мнения крестьян, сообщалось о «благоприятных климатических условиях местности, обеспечивающих выгодные условия для развития благосостояния местного населения» [13]. Существовали и противоположные свидетельства: курские переселенцы посёлка Орловский Тобольской губернии сетовали на резкую перемену в климате, добавляя при этом, что «в Курской губернии едва раз в год затопишь печку» [14]; крестьяне-переселенцы Тамбовской губернии, водворённые в поселке Ракитовка Казаткульской волости Каннского уезда Томской губернии, жаловались на страшные морозы до 46 градусов и снежные бураны [15]; выходцы из Курской и Орловской губерний, водворённые в поселке Андреевском Сыропятской волости Тюкалинского округа Тобольской губернии, по определению добровольных корреспондентов, «грустили по садам и тёплому климату» [16].

Сказанное выше позволяет сделать предварительный вывод о зональности сибирского климата, с различной степенью экстремальности проявлявшегося на обширных территориальных пространствах колонизуемого региона. Немаловажную роль в отношении к климатическим условиям со стороны переселенцев и степени воздействия факторов природно-климатического порядка на их жизнедеятельность и хозяйственное устройство играли те изменения климата, которые однозначно бросались в глаза мигрантам при сравнении мест выхода и водворения. Переселенцы Вятской и Пермской губерний, направлявшиеся на казённые земли Тобольской губернии, меньше всего жаловались на метаморфозы климатического характера, тогда как для большинства выходцев из чернозёмной полосы России изменения становились заметны.

Социально-психологическая специфика адаптации переселенцев из чернозёмных губерний России в Западной Сибири

При всём многообразии детерминирующих факторов миграционной мобильности крестьянства чернозёмного центра России во второй половине XIX - начале XX вв. следует признать, что для участников переселенческого процесса существовала общая конечная цель - максимально быстро приспособиться к местным условиям, организовать эффективную хозяйственную деятельность, достигнуть экономического успеха. В семантическом поле социально-психологического знания смысловое значение слова «успех» трактуется как «достижение намеченной цели, благосостояния и положения преуспевания», «достижение в той деятельности, которая связывает человека с социумом» [164].

Степень вероятности достижения экономического успеха крестьянскими хозяйствами исследуемых губерний вследствие массовых переселений в пореформенное время непосредственно зависела от ситуации, в которой происходило их водворение и обустройство. Существенным моментом в крестьянской колонизации Зауралья стало то обстоятельство, что переселенцы попадали в Сибири не на безлюдные земли, а в пространства, в пределах которых проживали потомки представителей первой волны земледельческой колонизации региона (старожилы), а также коренное население (инородцы), обладавшие своеобразным набором социокультурных представлений, соответствовавших местным условиям, хозяйственным традициям и особенностями быта. Пополняя сельское население Сибири, переселенцы испытывали на себе влияние новой климатической, географической, этнической, социальной, психологической среды и, приспосабливаясь к новым условиям жизни, были вынуждены согласовывать с её проявлениями своё поведение.

В современных социально-психологических исследованиях повсеместно признаётся, что миграционные перемещения в регионы, характеризующиеся необычной природной средой, приводят к значительным изменениям межличностных контактов, социального статуса, жизненных стереотипов, сложившейся системы взаимодействия с окружением и неизбежно требуют пересмотра установок, отношений, представлений о социальных ролях таким образом, чтобы они были адекватны вновь сложившимся условиям [165]. Оценка роли этого процесса в достижении сбалансированности системы «человек - среда», даёт основание рассматривать социально-психологическую адаптацию как самостоятельное явление.

Принимая во внимание то обстоятельство, что адаптация — это не только результат «приращения» индивида или группы людей к новым социокультурным условиям, но и, в значительной мере, постоянный приспособительный процесс, можно выделить основные универсальные элементы адаптационного цикла, к разряду которых следует отнести наличие адаптивной ситуации и адаптивных барьеров.

Применительно к периоду активизации переселенческого движения в Сибирь из четырёх губерний Европейской России во второй половине XIX -начале XX вв. очевидным выглядит постепенное формирование специфической ситуации, т. е. совокупности объективных условий, в которых субъекту приходилось действовать определённым образом. Своеобразие адаптивной ситуации в местах водворения мигрантов определялось различными факторами, оказавшими влияние на способность и темпы приспособления переселенцев к условиям региона. Далеко не последнюю роль в данном процессе играл природно-географический контекст, отдельные элементы которого часто выступали прямым опровержением того образа Сибири, который формировался в сознании переселенцев на родине. Характеризуя настроение партии переселенцев из чернозёмной России, В.Н. Назарьев писал: «Наши переселенцы, попавшие в Ново-Тоснинскую волость Томской губернии, тотчас же почувствовали себя совершенно потерянными среди дремучей тайги, тучи губительной мошкары и твёрдой, как камень глины, вместо чернозёма. Прежде всего, они были испуганы положением своих бывших односельчан, уже два года сидевших на новой земле и вместо 5-стенных изб, о которых они писали, бедствовали в землянках или крошечных кельях без крыш и дворов» [166]. Указания на несоответствие природных условий избранной местности первоначальным представлениям о них являлись наиболее распространённым аргументом в объяснениях крестьянами-переселенцами их постоянно ухудшавшегося имущественного положения: «неблагоприятные климатические условия отражаются на состоянии нашего здоровья и хозяйстве» [167]; «вследствие вредного влияния на здоровье климата Сибири мы окончательно обнищали» [168]; «по причине неблагоприятного климата не имеем возможности применить в Сибири свои знания и развить садоводство» [169].

Важнейшим компонентом адаптивной ситуации, сложившейся в ходе колонизационного процесса, являлась социальная среда, в которой были вынуждены действовать мигранты. Характеризуя среду, в которой оказались переселенцы исследуемого территориального районах, следует более детально остановиться на старожилах Сибири и особенностях первоначального освоения Зауралья. По мнению группы авторов [170], исследующих проблемы колонизации американского «фронтира» и российского «рубежа», общей чертой поведения колонистов была детерминированность элементарных действий человека: «В окружении девственной природы не могло не преобладать хищническое присвоение её ресурсов, не требовалось интеллекта, теоретической подготовки, специальных знаний. Больше всего ценилась грубая сила. Это приводило к возрождению биосоциальных законов и недооценке человеческой жизни» [171]. Тип сибиряка вырабатывался в течение 300 лет, поэтому закономерным является то, что жизнь за Уралом наложила на черты его характера своеобразный отпечаток, позволяющий отнести старожила к особому субэтническому типу в составе великорусского суперэтноса, сложившемуся в своеобразной природной и социальной сибирской среде.

Выделяя сибиряков-старожилов в отдельную группу, большинство дореволюционных исследователей сходились во мнении, что к разряду старожилов следует относить лиц, проживших в регионе 25 лет и более и утративших связи и воспоминания о первоначальной родине [172].

Таким образом, второе и последующие поколения сибиряков становились носителями изменённой, преломлённой на сибирской почве культуры. Сибиряки, по мнению исследователей дореволюционного периода, обладали теми отличительными свойствами, которые были свойственны всем колонистам в условиях осваиваемых регионов. Освоение сибирских земель, требовавшее громадной энергии, развило в сибиряке дух предприимчивости, привычку полагаться только на себя. Земельный простор дал старожилу возможность развернуть свои силы, а суровость природных условий требовала крайнего их напряжения. По замечанию Н.М. Ядринцева, русский крестьянин «явился на Восток без всяких знаний, без могущественных научных и технических средств и сил для борьбы с природою... Положив основание повсюду будущей колонизации, он выполнил большую часть самой трудной работы и совершил половину исторической задачи. Едва ли можно отказать ему в героизме, но трудно также и не понять, что подобная борьба не отразилась на утрате многих высших, культурных свойств и не сделала это население более грубым и отсталым» [173]. В подобной оценке старожильческого типа Н.М. Ядринцев был не одинок. Приведём лишь наиболее распространённые суждения современников о свойствах характера и физическом облике сибиряка: «Ум... сибиряка гораздо менее развит и гибок, чем у какого-нибудь нижегородца или ярославца, зато он гораздо более преобладает над чувством... Холодно-рассудочная, практическая расчётливость сибиряков и преобладающая наклонность к материалистическому взгляду на вещи проявляется и в языке... Сибиряки забыли не только вынесенную из России, но и собственную историю; войны, государственная жизнь не возбуждали здесь патриотизма... Заметна и утрата поэтической мечтательности вообще»; «Стоит только взглянуть на сытую, коренастую фигуру сибиряка и на его самоуверенный вид, чтобы убедиться, что он не был ни под каким гнётом, не испытывал нужды и чувствует себя равноправным с остальным «привилегированным» сибирским населением» [174].

Стереотипы поведения сибиряка, сложившиеся под влиянием природных условий региона водворения, определили специфику адаптации переселенцев, способствовали пролонгации процесса их личного и производственного приспособления к новым условиям жизни. С очевидным своеобразием этих условий переселенцы сталкивались уже при первом соприкосновении с сибирским социумом: в большей степени в ситуации совместного проживания со старожилами, в меньшей - при образовании самостоятельных посёлков. Насколько различно протекали адаптационные процессы в условиях смешанного или однородного поселений, косвенно свидетельствует позиция по данному вопросу местных сибирских властей, пришедших в результате продолжительных наблюдений за переселенцами к выводу, что «в виду коренных различий между переселенцами и старожилами в отношении обычаев, хозяйственных приёмов, религиозных верований - результаты приселения выходцев из Европейской России к старожильческим посёлкам крайне неблагоприятны. Поэтому надлежит оказывать на переселенцев воздействие с целью образования ими самостоятельных населённых пунктов» [175].

Похожие диссертации на Переселения крестьян черноземного центра Европейской России в Западную Сибирь во второй половине XIX - начале XX вв.: детерминирующие факторы миграционной мобильности и адаптации

Пушная торговля как фактор организации пушного промысла коренного населения северо-восточной Сибири во II половине XIX - начале XX вв.Кушнарева Маргарита Дмитриевна

Поземельные отношения на юге Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX вв.Дорофеев Михаил Васильевич

Городская семья Сибири второй половины XIX - начала XX вв.Гончаров Юрий Михайлович

История пенитенциарной политики Российского государства в Сибири второй половины XIX - начала XX в. : на примере Иркутской губернской тюрьмыШайдурова Галина Александровна

Преподаватели средних учебных заведений Западной Сибири второй половины XIX – начала XX в.Исакова Екатерина Геннадьевна

История природопользования крестьян Сибири : вторая половина XIX - начало XX вв.Олейникова Юлия Владиславовна

Женское движение в Сибири во второй половине XIX - начале XX вв.Долидович, Олеся Михайловна

Развитие сельской поселенческой сети Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX в. Татарникова Анна Ивановна

Деятельность институтов местного управления по благоустройству городов Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX вв.Король Жанна Владимировна

Старообрядчество юга Западной Сибири во второй половине XIX - начале XX векаИванов Константин Юрьевич