Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ И ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ 16
1.1. Источниковедческие аспекты исследования 16
1.2. Историографические аспекты исследования 59
ГЛАВА 2. ОБРАЗ ВЛАСТИ В ОБЩЕСТВЕННЫХ НАСТРОЕНИЯХ 1917-1929 гг 95
2.1. Легитимность и преемственность власти 95
2.2. Центральная и высшая власть в общественных настроениях 120
2.3. Местная власть в настроениях жителей страны 137
2.4. Образ жизни и нравы власти в глазах общества 164
ГЛАВА 3. СОВЕТСКОЕ ОБЩЕСТВО КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИДЕАЛ 195
3.1. Освобожденное общество и свободный человек 195
3.2. Справедливое общество в массовых настроениях 246
ГЛАВА 4. ГРАЖДАНСКОЕ И КОНСТИТУЦИОННОЕ СОЗНАНИЕ В 1917-1929 гг 297
4.1. Проявления гражданского и конституционного сознания в 1917 -
1920 гг 297
4.2. Гражданское и конституционное сознание в 1921 - 1929 гг 330
ГЛАВА 5. РЫНОК И МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ 373
5.1. «Рыночное сознание» в 1917- 1920 гг 373
5.2. Парадоксы «рыночного сознания» в 1921 - 1929 гг 403
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 436
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 451
- Источниковедческие аспекты исследования
- Легитимность и преемственность власти
- Освобожденное общество и свободный человек
Введение к работе
ГЛАВА 1. ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ И ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ
АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ 16
Источниковедческие аспекты исследования 16
Историографические аспекты исследования 59
Источниковедческие аспекты исследования
Вот уже более десяти лет историческая наука, изучающая послереволюционный период развития наших общества и государства, находится в поистине уникальной ситуации. «Открытые заново» российские архивы предоставляют огромные, почти неограниченные возможности для историков приподнять завесу над многими тайнами сравнительно недавнего прошлого. Советская история 1917 - 1929 годов, как и последующих периодов, полна этими тайнами. Однако в большинстве случаев, в соответствии с устоявшейся традицией, внимание отечественных исследователей приковано к фактам политической истории. Это вполне понятно, учитывая закрытый характер политического процесса в коммунистическом государстве, особенно в годы становления и последующего существования сталинской диктатуры. Изучение истории государства и деятельности политического руководства, всех тайных пружин и механизмов власти в условиях достаточной открытости и доступности источниковых материалов - поистине волнующий и благодарный труд.
Однако не менее интересна и социальная история того времени. В частности, историки сравнительно недавно открыли для себя огромный массив документов социальной истории, на который ранее не обращалось должного внимания. Речь идет о письмах во власть. Этим собирательным термином можно обозначить отложившийся в российских архивах пласт источников, являющихся, пожалуй, наиболее важным документальным свидетельством эволюции общественных настроений в советское время.
Письма во власть явились основным источником, на основе которого автор раскрывает в данной работе характер и динамику общественных настроений 1917-1929 гг. Это, главным образом, материалы трех центральных архивов - Государственного архива Российской Федерации (Г АРФ),
Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ).
В ГАРФ особый интерес с точки зрения объема и репрезентативности сохранившихся писем во власть представляют фонд Р-130 (Совет народных Комиссаров РСФСР), фонд А-353 (Народный комиссариат юстиции РСФСР), фонд 374 (Народный комиссариат Рабоче-крестьянской инспекции СССР), фонд Р-4085 (Народный комиссариат Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР), а также фонд Р-4390 (Народный комиссариат государственного контроля РСФСР). Если фонд СНК более интересен с точки зрения представительности писем по социально-экономической проблематике, то в фонде Наркомюста отложилось большое количество апелляций по правовым вопросам, а также писем на церковные темы, в которых затрагивались вопросы законодательства в отношении религиозных общин. В свою очередь, в фондах НК РКИ и НК Госконтроля содержатся самые разнообразные прошения и заявления, но особенно важны эти фонды для анализа жалоб на действия местных и низовых властей, в целом для понимания настроений в связи с деятельностью чиновничества на местах.
Легитимность и преемственность власти
В соответствии с современными научными представлениями, властно-управленческие отношения не могут быть произвольно заданы, как не могут они осуществляться вне определенного социально-политического и культурного контекста. Цели и задачи деятельности власти в обществе не являются порождением субъективной воли людей, по крайней мере, эти цели, не будучи сформированы объективными обстоятельствами и потребностями, не могут быть успешно реализованы. Находит ли подтверждение этот тезис в истории нашей страны? Безусловно, находит; более того, его историческая оправданность развеивает ряд распространившихся в общественном сознании мифов.
К числу наиболее часто встречающихся относится представление, будто тип государственности и государственной идеологии, особенности социальных отношений, культуры и менталитета принципиально не влияют на эффективность государственного управления и на методы действий власти по отношению к обществу. Одна из устойчивых мифологем заключается в следующем: в природе существуют два вида политических деятелей и управленцев - способные к государственной деятельности «прирожденные вожди» и люди, не наделенные этими качествами; «крепкие хозяйственники» и «демагоги-болтуны», эффективные «практики», «прагматики» и абстрактные «идеологи» и «теоретики». Данная идея, сколь привлекательно она бы ни выглядела, представляется весьма спорной. Прежде всего, самостоятельность государственно-политической и управленческой деятельности вне конкретного фона социальных отношений и культурной специфики, по существу невозможна. Объект управления - общество, со всеми его исторически сложившимися традициями, социальной, этнической и конфессиональной структурой, менталитетом, - зачастую определяющим образом воздействует на управляющий субъект. Это особенно ярко прослеживается на примере России, где общество самим ходом истории сформировалось как достаточно консервативная и структурно устойчивая система. Инерция привычек и традиционного сознания снова и снова воспроизводит на новых витках истории сходные модели управления, одинаковый тип государственных служащих (как бы ни отличались названия их должностей, чинов и титулов), привычки и психологию государственной бюрократии.
Вместе с тем, качество управления и его эффективность фундаментальным образом зависят не столько от институциональных особенностей политического устройства, сколько от «философии государственности» в данном обществе, от его идеологии развития. Под этой идеологией следует понимать определенное системное видение политической и управленческой элитой (и разделяемое большинством социума) перспектив и целей развития страны, а также провозглашение и обоснование этих целей и способов их достижения на уровне официального политического дискурса. Формирование идеологии развития происходит по ряду основных линий и предусматривает тот или иной ответ на несколько фундаментальных вопросов о перспективах исторической динамики данного общества. К числу этих вопросов относятся следующие: 1) изоляционизм («опора на собственные силы») или открытость внешнему миру; 2) ставка на консерватизм, охранительный курс либо приверженность новации, реформе (традиция -модернизация); 3) вопрос о роли и месте государства (подавляющий этатизм или опора на общественность, на механизмы гражданского общества; преобладание рынка либо государственный дирижизм и т.д.). От того, каков будет ответ государства на эти вопросы, в огромной степени зависит и государственное управление. Этот же ответ является решающим фактором формирования в обществе образа власти.
Освобожденное общество и свободный человек
Свобода — больше чем просто слово. Это - одно из фундаментальных понятий не только политической жизни, но и в целом человеческого существования, неоспоримая общечеловеческая ценность. О сути свободы, о ее понимании до сих пор спорят ученые и политики. Не случайно известный немецкий философ XX века Э. Кассирер в работе «Техника современных политических мифов» оценивал слово «свобода», как одно из наиболее туманных и двусмысленных и в философии, и в политике1. Одни авторы настаивают на универсальном и всеобщем характере свободы, другие — на ее изобретенности и уникальности . Ряд авторов предлагает, как представляется, понимание и объяснение феномена свободы, в наибольшей степени соответствующее роли свободы как фактора истории, исторического процесса. В соответствии с этим пониманием, свобода не дана людям в завершенном виде ни как нечто уникальное, ни как нечто универсальное, а представляет собой одновременно условие и способ очеловечивания, т.е. делает людей людьми — существами, самостоятельно решающими, что и как им делать3.
Казалось бы, столетняя история большевизма является ни чем иным, как отрицанием свободы, прав человека и ценности личности. Подтверждает этот вывод и более чем семидесятилетняя советская история. Однако не все так просто. Помимо свободы отдельного индивида существует и свобода социального целого. Уместно предположить, что в менталитете они не всегда совпадают и даже, более того, часто предстают противоположностями. Непростая проблема совмещения индивидуальных свобод и свободы социальной общности представляла собой поле напряженных интеллектуальных и духовных поисков как в России, так и на Западе. Особенно актуальной эта проблема становится в индустриальную эпоху, когда машинизация, технологическая и социальная рационализация приводят к нивелированию личности, растворению ее в крупных группах и коллективах.
Единообразие индустриального порядка во всем мире рождало деиндивидуализацию человека и по-новому ставило вопросы свободы личности. Одновременно индустриальная эпоха породила и догматический прогрессизм в подходе политиков и интеллектуалов к проблемам свободы общества и человека. Он проявлялся как в нашей стране, так и в развитых странах Запада, однако в Советской России носил более прямолинейный и иногда гротескный характер. Вытекавший из духа индустриальной деиндивидуализирующеи эпохи вульгарный прогрессизм мешал уяснить, а через уяснение и освоить способы свободной интеграции личности в общество не на архаических, а на современных началах, - человека, как свободного и эмансипированного гражданина. Как пример грубой вульгаризации понятия свободы в духе прогрессизма можно рассмотреть высказывание М.И. Калинина на конференции аграрников-марксистов в 1929 г.: «Мне кажется, что основная задача вытекает из того, что мы из царства необходимости делаем прыжок в царство свободы; в то время, как прежде мы стремились уловить законы стихийно развивающегося хозяйства, в настоящий момент мы стремимся стихийно развивающееся хозяйство подчинить своей воле»4. Не мешает вспомнить, что речь идет о разворачивавшейся массовой коллективизации — процессе, принесшем неисчислимые страдания и сужение поля свободы для миллионов людей.
Разумеется, в Советской России далеко не все стремились ассоциировать централизацию и «машинизацию» организации общества, его индустриальную функциональную технологичность со свободой. Можно, в частности, сослаться на высказанное в 1922 г. мнение Б.Д. Бруцкуса, утверждавшего, что « ... социалистическое хозяйство не располагает механизмом, вызывающим спонтанное разделение труда в соответствии с общественными потребностями, но так как такое распределение все же необходимо, то остается его установить принудительно. Трудармии являются, конечно, идеальной организацией труда в условиях социализма.
