Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Пространственные образы в трудах литургистов 98
1. Архитектурное и богослужебное пространства 99
2. Пространство церкви 104
2.1. Источники образов и описания 105
2.2. Символика здания церкви 110
3. Пространственные образы в толковании богослужения 123
4. Осмысление приалтарного пространства 128
5. Устройство процессий и его истолкование 137
5.1. Входная процессия 140
5.2. Шествие к амвону 145
5.3. Шествия литургического года 150
6. Выводы 153
Глава II. Папские коронации и образ Рима в папском церемониале 156
1. Папская коронация в Риме 160
2. Источники по коронациям вне Рима 169
3. Коронации «extra urbem» 174
3.1. «Внеримский» чин «Церемониала Григория X» 175
3.2. Коронация Климента V 178
3.3. Коронация Иоанна XXII 182
4. Авиньонские коронации 187
5. Выводы 190
Заключение 192
Список сокращений 198
1. Источники 198
2. Периодические издания, серии источников и энциклопедии 199
Библиография 200
1. Издания основных источников 200
2. Список основной использованной литературы 201
Иллюстрации 225
- Архитектурное и богослужебное пространства
- Шествие к амвону
- Источники по коронациям вне Рима
- Коронация Иоанна XXII
Архитектурное и богослужебное пространства
Прежде чем перейти к анализу символического толкования Дюраном пространства церкви, следует остановиться более общем вопросе особенностей описания и самой природы пространства у Дюрана.
«Рационал» — произведение, предназначенное почти исключительно духовенству. Это определяет как способ рассказа о богослужении, так и смысловые акценты, которые делает автор. Его повествование неизменно сосредоточено на том, что он считает центральным эпизодом той или иной службы, тогда как окружающему пространству и стоящим в нефе людям литургист оказывает гораздо меньшее внимание или совсем не упоминает о них. Так, описывая богослужение, автор почти никогда не выходит за рамки отделенного от остальной церкви алтарного пространства, включающего алтарь, расположенный перед алтарём хор, кафедру понтифика, лавабо333, амвон. Прихожане, молящиеся вместе с целебрантом (служащим мессу священником или епископом) и министрантами (прислуживающими целебранту участниками литургии), упоминаются специально лишь дважды в связи с размышлениями о восточном направлении молитвы и о правильном расположении мужчин и женщин в церкви (первые должны стоять в южной части церкви, вторые — в северной) .
Описания пространства Дюраном ограничиваются перечислением и характеристикой участвующих в том или ином действии лиц и объектов внутреннего убранства церкви и определением пространственных отношений между ними. Основными лексическими средствами описания являются стороны света, право и лево, верх и низ, характеристика близости или удаленности, предлоги с пространственным значением и т. п. Большинство подобных пространственных категорий имело ярко выраженные символические значения, сложившееся задолго до Дюрана и описанные в многочисленных трактатах по литургике и других экзегетических сочинениях. Таким образом, само описание пространства в тех или иных категориях задавало способ его восприятия и вектор возможного толкования. Поскольку общей символике пространственных категорий в богословской и, шире, христианской традиции посвящена обширная литература, мы не будем останавливаться на ней специально336. Однако для понимания особенностей описания и толкования пространства в литургических трактатах вообще и в «Рационале», в частности, необходимо сделать ряд замечаний. Во-первых, символические толкования названных пространственных категорий встречаются довольно редко. Стороны света, равно как и стороны человеческого тела, интересуют литургиста в связи с конкретными проблемами — например, проблемой направления чтения Евангелия с амвона в ходе Торжественной мессы (на северную или на южную часть церкви). Во-вторых, когда литургисты все же заговаривали о символике сторон света или сторон человеческого тела, их рассуждения были весьма условны. Север, юг, запад, восток, правое и левое, верх и низ были для них связаны не с конкретными смыслами, а с набором цитат из Священного Писания (не всегда толкуемых однозначно) и с некоторыми фундаментальными истинами (например, что солнце встаёт на востоке). Тем самым, комбинируя цитаты из Священного Писания и различные «значения» той или иной пространственной категории, автор мог добиться диаметрально противоположных по смыслу толкований и использовать каждое из них в соответствии со своим замыслом. Например, север в соответствии с текстом Священного Писания — это сторона Сатаны (Ис. 14: 13-14: «Вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему») и бед (Иер. 1.14: «от севера откроется бедствие на всех обитателей сей земли»), в то время как Юг, напротив, сторона Божественная и благая (Песнь 4.16: «Поднимись ветер с севера и принесись с юга») . В то же время в трактатах север иногда ассоциируется с народами, к которым христианство перешло с юга от погрязших в заблуждениях иудеев (юг тем самым теряет значение благой стороны). Таким образом, по желанию автора обе стороны света могут получить как положительные, так и отрицательные коннотации. Схожая ситуация наблюдается с символикой верха и низа. При передаче идеи иерархии важнейшее её звено может оказаться как вверху (символизируя венец иерархии), так и внизу (символика основы).
В трактате Дюрана можно различить два типа пространств. Первый относится к месту, в котором должны совершаться богослужения — те или иные церковные строения, помещения — своего рода сцена, обладающая постоянными характеристиками (назовем его «архитектурным пространством»). Второй тип (назовем его «богослужебным пространством») — это пространство богослужения, которое обретает свои характерные свойства во время совершения литургии: на первый план выходит взаимное расположение участников службы и используемых ими предметов, перемещения священнослужителей, убранство церкви и отдельные элементы строения и интерьера, непосредственно задействованные в богослужении и т. п. Разумеется, оба термина отсутствуют в сочинении Дюрана (лат. spatium, наиболее близкое к русск. «пространству», используется литургистом почти исключительно в значении «промежуток времени»). Вместе с тем у нас есть основания утверждать, что понятия, стоящие за ними, не были чужды автору «Рационала».
Во-первых, грань между двумя типами пространств Дгаран проводит композиционно. Архитектурное пространство описано компактно в первой книге сочинения, посвященной, как о том говорит ее название, «церкви, местам, относящимся к ней, убранству, освящениям и таинствам (De ecclesia et ecclesiasticis locis et ornamentis, de consecrationibus et sacramentis). Значительную часть книги составляет толкование планировки, архитектурных деталей и убранства здания храма, отдельный раздел посвящен алтарю. К «церковным местам» относятся здания и территории, имеющие сакральное значение и находящиеся в собственности Церкви. Их статус определяется ролью, которую «места» играют в отправлении культа: Дюран приводит своеобразную иерархию «мест молитвы» (loca orationis). Освященная епископом церковь является «священным местом» (locum sacrum) и стоит на вершине этой иерархии, «святыми местами» (loca sancta) считаются обладающие особым юридическим статусом помещения (церковные дворы и кельи каноников), где могут искать убежища преступники, «религиозными» (loca religiosa) местами называются кладбища, которым посвящена отдельная глава.338 Большинство подвергаемых разбору в первой книге сочинения архитектурных элементов и понятий встречается в остальных книгах чрезвычайно редко, что говорит о незначительности связи между сакральным и литургическим пространствами. Толкования элементов и особенностей литургического пространства являются составной частью описания богослужений и потому рассредоточены по всему трактату.
Во-вторых, различаются способы толкования рассматриваемых типов пространства. Если в первой книге Дюран описывает «сцену», на которой основными носителями смысла являются архитектурные элементы или объекты внутри церкви, то в описаниях богослужений символический смысл предметов, людей, их взаимного расположения определяет в каждый конкретный момент действие, совершаемое по отношению к ним. Несмотря на то, что набор метафор, используемых для толкования мессы и богослужебного пространства, относительно невелик, их количество всё же превышает количество метафор для толкования архитектурного пространства. Это приводит к тому, что символика даже тех немногих объектов церковного интерьера, которые активно используются в богослужении (например, алтаря), меняется в каждый конкретный момент литургии и, разумеется, не совпадает с их символикой в качестве элементов устройства церковного здания . Тем самым богослужебное пространство представляется значительно более «динамичным», противоречивым и насыщенным различными конкурирующими способами интерпретации, чем скорее статичное архитектурное.
Шествие к амвону
Второй важнейшей процессией во время торжественной мессы является шествие диакона к амвону для чтения Евангелия. Открывает шествие министрант с крестом, за ним следуют два аколита с зажженными свечами, за ними — аколит с кадилом; диакон и субдиакон, несущий Библию, замыкают процессию. Описание этого шествия Дюраном аналогично описанию входной процессии: его участники вводятся в повествование постепенно, по мере раскрытия символического смысла процессии. Традиционно в толковании соседствуют несколько уровней интерпретации, каждый из которых предполагает специфическую трактовку отношений между участниками процессии и, следовательно, символики пространства.
В отличие от разобранной выше символики входной процессии, для истолкования шествия к амвону используются по меньшей мере два события в жизни Христа, причем то или иное толкование выбирается в зависимости от времени литургического года, на которое приходится служба. Обыкновенно процессию следует воспринимать как воспоминание о начале проповеднической деятельности Христа и, прежде всего, о Нагорной проповеди454. В описании службы среды последней недели адвента Дюран приводит иное толкование процессии — как напоминания о Благовещении Деве Марии. В контексте этого толкования епископ, благословляющий диакона на чтение Евангелия, уподоблен Богу-Отцу455 пославшему пророков подготовить пришествие Спасителя и архангела Гавриила; диакон уподоблен архангелу Гавриилу, а стоящие у амвона во время чтения министранты представляют страх и размышления Марии, узнавшей о грядущей судьбе 5 . Существенную роль пространственные отношения играют, впрочем, только в рамках первого толкования, потому именно на нём необходимо остановиться подробнее.
Метафора шествия к амвону как восхождения на гору для проповеди проработана в «Рационале» намного хуже, чем разобранные выше метафоры входной процессии. Процессия в целом не составляет смыслового единства — её участники символически соотносятся с центральной (по значимости) фигурой шествия, но не друг с другом. Так, расположение субдиакона перед диаконом Дюран толкует, отождествляя субдиакона с Иоанном Крестителем . Тем самым пространственные отношения последовання выражают категорию времени. Идущий перед субдиаконом аколит с кадилом толкуется уже как деяния Христа (предшествующие учению)458. Временная последовательность между субдиаконом — Иоанном Крестителем — и аколитом, символизирующим деяния Христа оказывается нарушенной. Еще менее вписывается в метафору восхождения на гору открывающие шествие аколит с прецессионным крестом (толкуемый как грядущее Распятие) Ь9 и два аколита со свечами, которых Дюран отождествляет с учениками Христа, посланными им впереди него460. При всей непоследовательности избранного Дюраном толкования (а, может, именно и благодаря ней) мы можем уже на этом этапе констатировать наличие единого способа толкования пространства в «исторических» интерпретациях процессий. Отношения предшествования и последования передают одновременно категории времени и пространства в Священном Писании, отделить которые друг от друга автору «Рационала», равно как и современному человеку, довольно сложно.
Несколько более последовательно «моральное» истолкование процессии. Диакон здесь (как и целебрант во время входной процессии) предстаёт обыкновенным проповедником, основные задачи и нравственный идеал которого иллюстрирует шествие. Видимо, для создания более цельного образа Дюран в этой аллегорической картине упоминает не всех участников процессии. Так, в связи с «моральным» истолкованием он не упомянул субдиакона. Зато аколит с кадилом, предшествующий диакону, призван показать, что слава о добрых делах проповедника должна идти впереди него 61. Мысль о том, что слова проповедника должны вселять радость и алкание (desiderium) в сердца внемлющих, иллюстрируют шествующие перед аколитом министранты со свечами 162. Шествующий во главе процессии министрант с крестом персонифицирует нравственное очищение, которое дарует вера Христова, и необходимость для любого проповедника следовать за Христом по пути, им указанном 63. Таким образом, отношения последования в пространстве понимаются как следование какому-то образцу. Физическое удаление от диакона-проповедника соотносится с более высокой и общей нравственной целью: для каждого человека важны его дела, лишь боговдохновенным проповедникам дано зажечь сердца прихожан огнем веры и только немногие могут следовать за Христом по пути его. Та же система сквозит за дюрановским комментарием к обычаю в «некоторых церквях» менять местами в процессии аколита с кадилом и аколитов со свечами: «Кадило предшествует свечам, поскольку молитвы, дела и добродетели, согласно разуму, предшествуют молве, свету и знаменам»464. Перемещение аколита с кадилом на одну позицию вперед возвышает его символику по сравнению с аколитами-свеченосцами.
Отдельно Дюран разбирает символику шествия к амвону в «римских церквях» (т.е. в присутствии Римского папы). Как и в случае со входной процессией, основным источником здесь служит трактат Лотарио ди Сеньи . Главное отличие от привычного Дюрану обряда заключается в том, что субдиакону положено идти позади диакона. Толкование этого обычая автор «Рационала» приводит в соответствии с трактатом Лотарио ди Сеньи. Диакон, который в присутствии понтифика и министранта никак не может быть отождествлен с Христом, называется просто «учителем» (doctor), субдиакон — «слушателем» (auditor). По законам иерархии слушатель идет не впереди (как в «нормальной» для Дюрана традиции), а позади, т.к. его задача служить «учителю». На обратном пути субдиакон с Библией идёт впереди в награду за свою службу466. В этом толковании пространство процессии, во всяком случае, в понимании отношений между диаконом и суодиаконом имеет иерархический смысл: следование отождествляется с более низкой ступенью в церковной иерархии.
Для более полного представления о семантике пространства в толковании процессии ценным было бы привлечение общих рассуждений литургистов о процессиях и их устройстве. Однако подобного осмысления не сделал ни Дюран, ни большинство его предшественников. Лишь Лотарио ди Сеньи предпринял попытку метафорически осмыслить устройство процессии в общем: «Процессия устроена наподобие [того как] устроен укрепленный лагерь, а именно самые важные и самые сильные подобно стражам стоят спереди и сзади, более слабые, уподобленные калекам, собираются в центре. Предшествуют же епископы и пресвитеры, замыкают [процессию] понтифик и диаконы, в центре собраны субдиаконы и аколиты, певчие же, наподобие трубачей, идут впереди войска, чтобы настроить и вести его на битву против демонов» . Как мы уже могли убедиться, эта метафора и эта идея устройства процессии применимы далеко не всегда: входная процессия, описанная у Сикарда Кремонского, и даже «римский обычай» построения шествия к амвону указывают на то, и завершающие, и открывающие процессию участники далеко не всегда символически более значимы, чем те, кто идет в её середине. Однако это не уменьшает важности рассуждений будущего папы по отношению к пространству в литургии. Уподобление процессии войску с главными и второстепенными по значению солдатами вновь обращает нас к теме иерархии, передаваемой через пространственные отношения, и отсекает все другие из рассмотренных выше способов понимания пространства процессии. Сравнивая приводимые Дюраном толкования с толкованиями Лотарио ди Сеньи, можно наблюдать то, как отличается представление о пространстве двух авторов. Если Дюран использует главным образом для передачи временных и пространственных отношений, различных этических принципов, то для Лотарио важнейшей является идея иерархизирующего пространства, что, вероятно, отразилось впоследствии и на стиле правления одного из самых могущественных и харизматичных пап Средневековья.
Источники по коронациям вне Рима
Древнейший чин коронации вне Рима сохранился в составе Ordo Romanus XIII среди инструкций, детально описывающих церемонии, которые должны последовать непосредственно за объявлением решения конклава.
Композиция сборника своеобразна. В том виде, в котором он дошел до нас в наиболее раннем из известных манускриптов, «Церемониал Григория X» состоит из трёх больших частей: коронационных чинов, чинов литургического года (темпорального и санкторального циклов), а также указаний клирикам капеллы относительно службы мессы в присутствии папы. В открывающем «Церемониал» прологе520 упоминается только о коронационных чинах, относительно же происхождения и времени включения в состав сборника двух последних частей до сих пор не было выдвинуто ни одной правдоподобной гипотезы521.
Открывающие сборник описания избрания (гл. 1), наречения и вручения мантии (гл. 2-7) и рукоположения (гл. 9-43) понтифика явным образом относятся непосредственно к церемониям, происходившим после избрания Григория X. Об этом свидетельствует то, что выборы происходят вне Рима (хотя конкретная локализация не указана), в описаниях особенностей формуляра папских булл присутствуют сокращения «G.» или «G. X» , во время рукоположения отсутствуют кардиналы-епископы Остии, Порто и Альбано (вместо них рукоположение совершает безымянный «ординатор» — точно так же дело обстояло и при рукоположении Григория X)523.
За описанием обрядов, происходивших внутри церкви, следует описание коронации и шествия по городу (гл. 44-62). Место проведения этих церемоний не уточняется, городская топография процессии обозначена весьма расплывчато. Впечатление инородной вставки производит чин «римской» коронации (гл. 63—85), разделяющий два вроде бы последовательных чина — коронации вне города и описания прибытия в Рим уже коронованного понтифика (гл. 86-93).
Композиция сборника, где акцент делается на внеримских церемониях, послужила основой для ещё одной гипотезы относительно создания «Церемониала Григория X» — заказан и составлен он был не только до коронации Григория X, но и ранее его решения принять тиару в Риме на ступенях базилики св. Петра524. Если эта гипотеза верна, то изначально сборник включал чины рукоположения, коронации вне Рима и описание въезда в Рим коронованного понтифика, а чин коронации в Риме был добавлен позднее, когда Григорий X определился со своим решением короноваться в бывшей столице империи. Эта гипотеза объясняет странную композицию и вместе с тем является аргументом в пользу того, что первый чин «римской» коронации был составлен не автором «Церемониала Григория X».
Использовался ли чин «Церемониала Григория X» впоследствии неизвестно. От внеримских коронаций пап Иоанна XXI (Витербо, 20 сентября 1276 г.), Мартина IV (Орвието, 23 марта 1281 г.), Целестина V (Л Аквила, 29 августа 1294) не сохранилось никаких документов подобного рода.
Сомнения в авторитетности чина коронации «extra urbem» в составе «Церемониала Григория X» для последующих папских коронаций, состоявшихся не в Риме, усиливает то, что текст первого сохранившегося церемониального отчета о папской коронации вне Рима после 1272 года имеет много общего с чином римской коронации Понтификала XIII в., влияние же чина Григория X не прослеживается. Речь идёт о чине, опубликованном М. Дикмансом в составе ранней редакции Ordo Romanus XIV («Церемониал Стефанески» в издании М. Дикманса)525, и относящемся, скорее всего, к проходившей в Лионе 14 ноября 1305 г. коронации папы Климента V. Автор чина создавал его для конкретного события — об этом свидетельствует текст молитв, в который включено имя коронуемого понтифика526. Его подготовка велась «на скорую руку» — автор как будто бы в спешке переписывал содержание чинов Понтификала XIII в.: о том говорит, например, архаичное на тот момент обозначение приора кардиналов диаконов как архидиакона (гл. 12) и значительные по размеру дословные вставки из Понтификала.
Более самостоятельным кажется последний из известных нам до череды авиньонских коронаций коронационный чин Иоанна XXII (Лион, 5 сентября 1316 г.), вошедший в состав церемониальных сборников первой половины XIV в. и потому известный во многих рукописях . Судя по употреблению глаголов в будущем времени, Лионский чин являлся проектом предстоящей коронации; подробное изложение всех действий, описание городской топонимики свидетельствуют о том, что он был создан по заказу папы и являлся своего рода официальной инструкцией для проведения данного мероприятия. Автор чина обладал высоким профессионализмом и, безусловно, имел доступ к древним сборникам чинов, в т.ч. неизвестным нам. Потому говорить о каком-либо одном, главном источнике текста на настоящий момент можно лишь гипотетически. Так Б. Шиммельпфенниг возводил текст коронационного чина Иоанна XXII к неизвестному чину коронации «extra urbem» середины XIII в.528. Лионский чин имеет также многочисленные (однако небольшие по размеру) вставки из Понтификала XIII в. и «Церемониала Григория X».
Важным источником по коронациям XIV в. являются также «Жизнеописания авионьских пап» (Vitae paparum avenionensium) — сборник разрозненных жизнеописаний авиньонских пап, составленных в основном их современниками, созданный в конце XVII в. известным французским издателем Этьеном Балюзом (в середине XX века вышло дополненное и исправленное переиздание, выполненное Г. Моля). В сборнике содержатся более сорока папских биографий разного объёма и жанра (некоторые выполнены в виде цельного рассказа наподобие жизнеописаний «Liber pontificalis»; некоторые — в виде хроники). Описания церемоний в папских биографиях весьма немногочислены и кратки, наиболее подробные (во второй главе мы рассмотрим один из таких эпизодов) связаны с курьёзами, произошедшими во время совершения ритуалов.
Коронация Иоанна XXII
Коронация папы Иоанна XXII, проходившая в Лионе спустя одиннадцать лет после церемонии восшествия на Папский престол Климента V, сильно отличалась от таковой его предшественника. Конклав, на котором папой был избран, кардинал Жак Д Юс, занимавший до того кафедру Фрежюса, проходил в Лионе в ныне разрушенном конвенте доминиканцев Нотр-Дам-де-Комфор 9. Скорее всего, там и располагалась резиденция понтифика после его избрания. Кардиналы к тому времени жили в Лионе уже достаточно давно — с конца марта — начала апреля 1316 года и, видимо, ещё до конклава расположились в тех местах, которые называет автор чина коронации Иоанна XXII.
Собор Сен-Жан, освященный, как и Латеранская базилика, в честь св. Иоанна Крестителя, на момент коронации находился в недостроенном состоянии. К тому времени он был уже достаточно велик, чтобы вместить всех делегатов Второго Лионского Собора (около полутора тысяч человек) в 1274 году550. К моменту коронации Иоанна XXII была завершена уже большая часть нефа. Фасад церкви, однако, построен ещё не был. Как церковь Сен-Жюст, собор был ориентирован апсидой на восток, однако, в отличие от загородной церкви, располагался на ровном месте, в долине Соны. Перед входом в собор, как о том позволяет судить карта города XVI в. располагалась крупная площадь. В апсиде собора стояла кафедра, там же, ещё до пересечения с трансептом, был расположен главный алтарь, огороженный небольшой преградой551.
В отличие от чина коронации Климента V, таковой Иоанна XXII намного больше походит на инструкцию конкретной церемонии. В нём названо место коронации — «церковь святого Иоанна», значительно больше определенности в описании конкретной топографии церкви. У алтаря папа занимает место на установленном между алтарём и хором фалдистории: «Завершив молитву, государь папа примет митру и пройдёт к своему месту, но не высокому [креслу], а к фалдисторию, в связи с устройством церкви установленному на плоском [месте] между хором и алтарём и обращенному на алтарь» . Из чина так и не становится ясно, была ли использована для интронизации кафедра лионского епископа, или папскую кафедру установили рядом с алтарём. Автор инструкций ясно противопоставляет «возвышенное сидение» (sedes eminens) и простой фалдистории (faldistorium, sede sua).
Коронация происходила на площади перед собором. После весьма точного описания внутреннего пространства церкви удивление вызывает шествие «к вратам или ступеням церкви». Если применительно к собору св. Петра и, вероятно, к церкви Сен-Жюст (некое подобие лестницы угадывается на рисунке XVI в.) эта характеристика входа в церковь была бы справедлива, то для стоящего на равнине Сен-Жана описание автора рубрик кажется анахроничным — никакой лестницы перед входом в, напомним, недостроенную ещё церковь не было. Вместо несуществующей лестницы у входа в церковь специально для обряда возложения тиары был сколочен деревянный помост (cadafalcus) — инновация, впоследствии ставшая традиционной для всех папских коронаций вне Рима (включая базельскую коронацию Мартина V, но о ней чуть позже). Автор чина описывает коронацию следующим образом: «[Папа] взойдёт на возвышение или деревянный помост, на котором займёт сидение, торжественно для него подготовленное/ И пока [понтифик] пребывает на сидении, приор кардиналов-диаконов снимает с него митру и возлагает на его голову, корону, которая зовётся тиарой, весь народ [в это время] восклицает Kyrieleison »554. Вслед за тем Остийский епископ (Николло Альберти) мог от имени папы объявить индульгенцию для всех присутствующих555. Установленный перед церковью помост, как представляется, имел двойное значение. Во-первых, с практической точки зрения он обеспечивал наглядность церемонии — сидящий на помосте понтифик должен был быть виден практически с любого места на площади. Во-вторых, как мы уже показали выше, возложение тиары на возвышении являлось отличительной чертой церемонии первой коронации и потому перешло из Рима в Лион.
Достаточно подробно в чине описано шествие по Лиону556. Среди его участников упоминаются традиционные судьи и скриниарии, корабельные префекты и адвокаты557. Как и в Риме, в Лионе папе следует четырежды остановиться для раздачи монет; топография шествия, впрочем, адаптирована под Лионскую . От площади перед собором Сэн-Жан, папский кортеж направился на север в сторону единственного на тот момент моста через Сону, находившегося напротив церкви Сен-Низье (ныне на его месте находится мост маршала Жюэна). Первая остановка процессии совершалась уже на другом берегу реки — у церкви Сен-Низье. Судя по «сценографическому плану» это была первая крупная площадь на пути кортежа. Здесь приближенные папы бросали в толпу монеты и к этой церкви наподобие иудеев Рима к понтифику подходили лионские евреи. Далее кортеж двигался на юг, до места, «где остановился господин Пьетро Колонна» (принимавший участие в конклаве кардинал-диакон Сан-Анжело-ин-Пескерия) . После этого папа подходил к «тому перекрёстку, где остановился избранный витербский [епископ]», четвёртая — у входа во дворец.
Маршрут процессии описан достаточно четко. Вместе с тем, как можно заметить, во рассказе о второй половине шествия автор чина оказывается равнодушен к собственно лионской городской топографии — вместо упоминаний названий церквей или улиц реперными точками становятся места поселения влиятельных членов курии. С одной стороны, это усложняет реконструкцию точного маршрута процессии — насколько нам известно, место жизни в Лионе Пьетро Колонна или избранного епископа Витербо в источниках не указывается560. С другой стороны, это позволяет предположить, что процессия не проходила ни одной значимой площади — в таком случае автор чина, вероятнее всего, указал бы более заметные топографические ориентиры.
Ни в одном из относительно современных описаний коронации561 не называется места завершения процессии и торжественного ужина. По утверждению некоторых более поздних авторов, коронационная процессия завершилась в доминиканском конвенте, где было устроено пиршество . Это согласуется с предполагаемым общим планом шествия — после остановки у Сен-Низье процессия поворачивала на юг, двигаясь по небольшим (судя по плану 1550-х годов) улочкам и в самом деле проходя мимо одного или двух перекрёстков. Выбор места остановок диктовался в таком случае не реальной топографией города, а традиционным их количеством — на небольшом отрезке пути от Сен-Низье до конвента следовало поместить ещё две остановки, что и делает автор чина.
Закономерным покажется вопрос о том, почему кортеж не мог остановиться, проходя мимо населенных районов правого берега Соны (на котором находился собор Сен-Жан). К сожалению, состояние источников позволяет лишь строить догадки на этот счёт. В качестве таковой мы можем предложить следующее объяснение. С точки зрения «римской» логики развития церемонии первая остановка именно у церкви Сен-Низье закономерна. От площади перед базиликой св. Петра в Риме процессия двигалась к замку Святого Ангела и переходила у него через Тибр; первая остановка римского шествия и встреча с иудеями, стало быть, совершались сразу после перехода через реку. Так же устроено и шествие в Лионе — перейдя через реку, понтифик впервые с момента коронации встречается с горожанами и принимает иудеев. Разумеется, это лишь один из вариантов объяснения избранной топографии шествия, и, вероятно, не самый правдоподобный.
Вернёмся к последнему пункту лионского шествия, названный составителем указаний «дворцом». Доминиканский конвент, постройки которого 1230-1240-х годов, по-видимому, подходили для приёма высоких гостей и проведения торжественных церемоний, всё же не являлся дворцом сам по себе (в отличие, например, от архиепископского дворца и собора Сен-Жан, епископского дворца в Авиньоне или Латеранского дворца в Риме). Что же побудило автора чина именно так охарактеризовать временную резиденцию папы? Здесь может быть несколько вариантов ответов.
Во-первых, над ним довлела уже прослеженная нами традиция текстов чинов и совершения церемонии — шествие должно было завершиться во дворце, рядом с которым будет находиться церковь, не так важно при этом, будет ли это соответствовать действительному статусу зданий в городе. Во-вторых, условным «дворцом папы» автор чина мог называть любую папскую резиденцию. В-третьих, как и всегда большую роль здесь сыграла идея пространственного воспроизведения Рима. Вероятнее всего, каждое из этих объяснений отчасти верно.
Описание церемоний после прибытия папы во дворец в чине Иоанна XXII близко описаниям чина «Церемониала Григория X». Прибытие папы «во дворец» отмечается аккламациями563, после чего спешившегося понтифика ведут в расположенную рядом с дворцом церковь. «Когда [папа] завершит [молитву], его отведут к высокому сидению и он воссядет на [это] подготовленное место, будучи одет в [подходящие] одежды — сняв казулу, паллий и перчатки, в плаще, митре и фаноне; [взойдя на сидение, он] раздаст всем кардиналам обыкновенный пресвитерий»564.
