Образ Великобритании в российском общественном мнении в период англо-бурской войны : 1899-1902 гг. Петухов Лев Александрович

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Российская периодика и ее роль в трактовке ключевых вопросов англо-русских отношений на рубеже XIX - XX вв. 63

1. Международный аспект: пресса как орудие дипломатии 63

2. Внутриполитический аспект: пресса как идеологический инструмент 85

Глава II. Образы участников войны в Южной Африке в системе представлений русских публицистов 102

1. Характерные черты подачи информации об англо-бурской войне в русской прессе. Взгляд проправительственных изданий 102

2. Либеральные, народнические и марксистские издания о действиях Англии 128

3. Образ Великобритании в русской политической сатире 157

4. Англия и Россия: проблема национального самоопределения в зеркале русской публицистики 181

Заключение 196

Список источников и литературы 203

Приложение 1 232

Приложение 2 258

Приложение 3 262

Приложение 4 263

• Международный аспект: пресса как орудие дипломатии
• Внутриполитический аспект: пресса как идеологический инструмент
• Характерные черты подачи информации об англо-бурской войне в русской прессе. Взгляд проправительственных изданий

Введение к работе

Актуальность исследования. В первую половину правления Николая II Российская империя оказалась на пороге крупных изменений, которые должны были затронуть самые основы ее существования. Сложно определить post factum, насколько велик был внутренний запас прочности монархической системы, который позволил бы дальше воспроизводить и поддерживать консервативную модель социально-экономического и политического устройства. Реформы Александра II открыли шлюзы стихии буржуазных отношений и сделали сохранение феодальной общественной структуры в долгосрочной перспективе невозможным. Аграрное общество постепенно превращалось в индустриальное, вертикальные социальные связи уступали место горизонтальным, делая традиционный способ управления все менее эффективным. Сословная структура теряла устойчивость, что грозило монархии утратой прежней социальной базы. Капиталистические процессы, происходящие в фундаменте общественных отношений, ставили под сомнение необходимость дальнейшего сохранения неограниченной монархической власти. Все перечисленное и составляло, собственно, «кризис старого порядка» в его российском варианте. Революционное движение стало зримым воплощением этого кризиса в глазах правящих элит. Им предстояло выработать стратегию дальнейшего развития страны. При этом они должны были принимать во внимание опыт, который наработали другие заметные участники мирового политического процесса.

Перспективам сохранения традиционной модели государственного устройства угрожали отнюдь не только внутренние неурядицы, но и перипетии взаимоотношений с западными странами. Это также побуждало правящие элиты и общественность лишний раз посматривать на Запад. Российская империя входила в капиталистическую мир-систему, пусть в качестве не самого развитого ее элемента¹. Любая попытка проведения

Использована терминология мир-системного анализа И. Валлерстайна. См.напр.: Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. С. 143.

политики изоляции не только не имела никаких «блестящих» перспектив, но обернулась бы серьезными материальными и политическими последствиями. Между тем, правящая династия намеревалась сохранить за Россией статус «великой державы» в международных делах и по-прежнему проявляла значительную внешнеполитическую активность. Игра по правилам эпохи империализма - системы, где «передовые» господствуют над «отсталыми»² -настоятельно требовала от своих амбициозных участников быть в первых рядах либо освободить место для конкурентов. Российское внешнеполитическое ведомство по-прежнему не устраивал статус черноморских проливов, беспокоил вопрос закрепления на недавно присоединенных среднеазиатских территориях. При этом стоит учесть, что общая геополитическая обстановка в мире отличалась повышенной конфликтностью и периодическими кризисами, что уже в начале XX века заставляло предполагать близость глобальной войны. Гаагская мирная конференция 1899 года стала венцом внешнеполитических инициатив, предпринимавшихся Россией для поддержания стабильности на мировой арене и сокращения гонки вооружений. Они находили формальную поддержку мировой общественности, однако никого не могли обмануть и не способны были предоставить российским властям даже краткую передышку. Таким образом, задачи определения общего направления внешней политики и выработки стратегии решения внутренних проблем были, во многом, завязаны друг на друга и тесно соприкасались с решением проблемы модернизации страны. Те и другие предполагали также постоянную рефлексию над проблемами наций и национального: поиски своего пути в постоянном сопоставлении с другими в условиях постоянной борьбы за

«место под , солнцем» . Это был период активного формирования

² Хобсбаум Э. Век империи. 1875 - 1914. Рн/Д, 1999. С. 83.

³ Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нашій и класса // Нации и национализм. М., 2002. С. 164,
168.

«воображаемых сообществ», нациестроительства⁴ - создания и пересмотра образов «своих» и «чужих».

Не стали исключением и подданные династии Романовых. Императорская власть - сначала в лице Александра III, а затем и его сына, - сознательно или невольно, сделала национальный миф важнейшей частью своей внутренней идеологической политики⁵. В начале XX в. вновь были актуализированы «проклятые» вопросы о том, что есть Восток и Запад, суждено ли им сойтись и какое место между этими полюсами следует занять России. Пресса и публицистика рубежа веков была полна размышлений о сущности и специфике национального характера. Теперь эта тема переместилась в прагматическую плоскость. Из предмета интеллектуального досуга отдельных ученых, публицистов и общественных деятелей 40-х гг. XIX в. она стала также объектом внимания бюрократии, поскольку неотложные вопросы практической политики оказывались связанными с ней все теснее. Правящие элиты Российской империи — консервативные по преимуществу -были поставлены перед необходимостью вырабатывать свое отношение к западной капиталистической модели развития, включавшей в себя политический, экономический и социальный аспекты. От их решений зависел не только баланс сил на международной арене, но и перспективы развития страны, бытие каждого социального слоя или группы.

Поворот к той или иной стратегии диктовался внешними факторами, но произойти должен был в первую очередь в сфере сознания - сфере, которая менее всего склонна к легким и быстрым изменениям. Внутренняя готовность элит и общества в целом к ломке некоторых стереотипов и принятию новой картины мира являлась весомым фактором успеха модернизации.

Стоит иметь в виду и культурологический аспект. Эпоха fin de siecle располагала к подведению итогов и прогнозам на будущее. Качественный

⁴ Андерсен Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М.,
2001. С. 30-32.

⁵ См. подробнее: Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М., 2004. Т. II.

характер изменений в социально-экономической жизни европейских стран и принципиально новые явления в международной политике были столь же очевидны, как и их явная связь с модернизационными процессами. На рубеже веков представители не только русской общественной мысли напряженно размышляли о цивилизационной подоплеке движения мировой истории, о цене прогресса и перспективах западного мира⁶. Однако в России рассмотрение явлений действительности в контексте развития цивилизаций стало особенно заметной чертой всего общественно-политического пространства. Как отмечал Н.А. Бердяев, философичность подхода к истории превратилась из методологического принципа штудий кабинетных ученых в особенность общенационального сознания⁷. В творчестве интеллектуалов (в том числе Н.Я. Данилевского, или, если рассматривать художественное творчество - Ф.М. Достоевского), концепт «особых путей», нелинейности исторического развития, влияния типа цивилизации на государственное развитие принял целостный и законченный вид. Затем он вошел в сознание политиков и обычных людей.

Одной из первых в списке стран, к которым обращались взоры политиков и общественных деятелей, размышляющих над стратегией развития Российской империи, была Великобритания. Эта страна олицетворяла собой прогресс, а достаточно длительное развитие капиталистических отношений в ней успело продемонстрировать миру как привлекательные, так и негативные стороны этого строя. Ее политическое устройство указывало возможный путь эволюции русской монархии, постепенный и бескровный. С ней российские военные сталкивались на главных направлениях внешнеполитической активности империи — в Средней Азии, в проливах, на Дальнем Востоке. При этом логика международных отношений все чаще заставляла ставить вопрос о необходимости дружеских отношений с Великобританией — для создания противовеса растущей немецкой угрозе, что

⁶ Франк С.Л. Кризис западной культуры // Освальд Шпенглер и «Закат Европы». Сб.ст. М., 2000. С. 48.

⁷ Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С. 3.

также заставляло чаще обращаться к обсуждению этой страны. В то же время, именно с ней Россию связывали узы долгой и взаимной неприязни, память о Крымской войне, традиции «русофобии» в Лондоне и «англофобии» в Петербурге. О Великобритании русские газеты традиционно писали очень подробно — и рядовые читатели знали об этой стране больше, чем о многих других внешнеполитических партнерах. Однако, у них успели закрепиться и многочисленные стереотипы в отношении «коварного Альбиона», которые уже вошли в ту часть их сознания, которая отвечала за национальные чувства и предрассудки, нелегко поддающиеся пересмотру. Кроме того, информированность русского читателя тоже имела свои границы. Так, будущий генерал-майор Генштаба Б.В. Геруа вспоминал, как в период русско-японской войны почитывал «грубый русский перевод» приключений Шерлока Холмса «и многого не понимал в английской жизни» .

Автор настоящей работы исходит из допущения, что вопрос об отношении
к Великобритании послужил своеобразным катализатором,

активизировавшим в определенный момент обсуждение ключевых внутри- и внешнеполитических проблем в России. Дискуссии на «английские сюжеты» стали лакмусом, выявившим оттенки социально-политической позиции различных общественных групп. Именно состояние российского общественного сознания, оценка степени его дискретности или единства по ключевым идеологическим позициям стало основным объектом данного исследования. Характерно, что исследователи часто сталкиваются с невозможностью ограничиться лишь описанием образа одного народа в глазах другого при изучении этнических представлений - слишком многое в построении этого образа зависит от особенностей тех, кто его конструирует и той действительности, в рамках которой он создается⁹. Все британские реалии изучаются в работе лишь с точки зрения их преломления в зеркале

Геруа Б.В. Воспоминания о моей жизни. Париж, 1969. Т. 1. С. 189. ⁹ См. напр.: Оболенская СВ. Германия и немцы глазами русских. М., 2000. С. 190.

русского общественного мнения. Вопрос о том, насколько близким к английскому оригиналу было это изображение, практически не поднимается.

Предметом данного исследования стали элементы, составлявшие структуру отношения российского общества к Великобритании, то есть основные идейные концепты, циркулировавшие в поле общественно-политической коммуникации в связи с ней.

Хронологические рамки работы в основном совпадают с датами начала и окончания англо-бурской войны. Именно с началом военных событий в Южной Африке русское общественное внимание оказалось полностью прикованным к Великобритании, а количество публикаций в российской прессе по вопросам ее внешней политики и внутреннего строя приобрело поистине лавинообразный характер. Англо-бурская война стала поводом, который актуализировал в общественном сознании все проблемы, связанные с Великобританией, а также представления, ассоциации, эмоции, сопровождавшие ее образ.

В то же время, привлекались документы более раннего и более позднего периодов, в первую очередь в целях более полного анализа эволюции образа Великобритании в российском общественном мнении в последней четверти XIX — н. XX вв., выявления постоянных и переменных величин, используемых при формировании этого образа публицистами разной политической ориентации. В частности, некоторое внимание уделялось реакции русского общества на наиболее яркие события в политической жизни Великобритании, особенно такие, которые впоследствии имели продолжение, вызывавшее особый интерес русской публики (в том числе, Трансваальский кризис 1895-1896 гг.) или были непосредственно связаны с интересами России. К подобным вехам относится Памирское соглашение 1895 г., разделившее сферы влияния России и Великобритании в Афганском регионе. В этот период вопрос о мире и войне между двумя странами висел на волоске. Реакция русского общества на происходящее в Азии могла быть

поэтому достаточно эмоциональной и показательной . Сквозными сюжетами всего рассматриваемого периода были также взаимоотношения двух стран на Среднем Востоке, борьба за влияние в Персии и вопрос о выходе России к побережью Персидского залива¹¹. В отдельных случаях привлекались материалы более позднего времени, вплоть до 1907 года. Тогда был подведен итог эволюции взаимоотношений Российской и Британской империй от состояния острой враждебности, чреватой военными действиями друг против друга, до включения в один блок дружественных государств. После 1907 года в отношениях Великобритании и России началась совсем иная эпоха -союзническая, когда новые реалии стали задавать вектор их восприятия друг друга, а все бытовавшие стереотипы стали подвергаться большему или меньшему пересмотру.

Историография. Традиции изучения проблем восприятия русским обществом других народов и самого себя оказались неоднозначны. С одной стороны, рефлексия на тему своеобразия России и ее отличия от других стран Востока и Запада не прекращалась в отечественном интеллектуальном пространстве еще со времен полемики славянофилов и западников. Но изначальная «публицистичность» этой темы видимо сыграла не последнюю роль в том, что она долгое время оставалась полностью за рамками действительно научных исследований. С другой стороны, уровень развития отечественной исторической науки долгое время не располагал к постановке и решению таких проблем. Позитивистские традиции в дореволюционной историографии проявились при написании работ по истории англо-русских отношений. Они содержали описание событий и далеко не беспристрастные оценки, но никак не анализ «психологической стороны» внешней политики¹".

¹⁰ Жигалина О.И. Великобритания на Среднем Востоке. XIX - н. XX в. М., 1990. С. 145.

¹¹ Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. М., 1960. С. 21-22.

¹² Борохович В.Л. Политика Англии, как источник мировых бедствий. Причины и последствия
Трансваальской войны, денежного кризиса в Европе, индийского голода и распространения чумы.
Смоленск, 1900; Креницын Н.В. Восточный вопрос на почве его истории и политики. СПб, 1900;
Скальковский К. Внешняя политика России и положение иностранных держав. СПб, 1897; Тилле Л. Упадок
политического и военного могущества Англии. СПб, 1901.

В аналогичном ключе были выполнены работы по истории англо-бурской войны (порой их предпочтительнее считать источниками по взглядам их авторов на описываемые вопросы, нежели литературой) .

В дальнейшем позитивизм был существенно дополнен марксистским учением, также не злоупотреблявшим интересом к «внутренней мотивации» классово чуждых властных элит Российской империи, равно как и вниманием к психологической стороне исторического процесса в принципе. «Идеальным» факторам было отказано в возможности существенно повлиять на закономерное развитие человеческих обществ, а соответственно и в необходимости их изучения¹⁴. Политические действия считались производными от социально-экономических характеристик строя и классовой сущности власти, а любые вопросы идеологии - обоснованием и прикрытием «реакционной политики».

Парадоксальным образом, первым призыв переходить от описания «взглядов и настроений отдельных лиц» к анализу «психологии и идеологии правящих групп» высказал еще в 1919 году М.Н. Покровский. Его линию продолжил его же вечный оппонент Е.В. Тарле, стремившийся найти причины каждой внешнеполитической акции в «психологическом состоянии правительственной организации» и выделявший «консервативную» и «националистическо-империалистическую» группировки. Позже советские исследователи окрестили эти попытки «идеалистической концепцией», имеющей «антинаучную и антимарксисткую сущность»¹⁵. В более поздних работах деление на различные группировки в отношении внешней политики сохранилось. В целом, оно совпадало с типологией Тарле за одним исключением: из нее полностью был удален анализ психологической мотивации и сохранен лишь экономический аспект. Подчеркивалось, например, что буржуазия выступала за активную внешнюю политику,

¹³ Аничков М.В. Итоги и уроки трансваальской войны. СПб, 1903; Виноградский А.Н. Англо-бурская война
в Южной Африке. Вып. 1-3. СПб, 1901-1903; Стахович П.А. Очерки англо-бурской войны. СПб, 1901;
Штиглиц А.Н. Великобритания и ее южно-африканская политика. СПб, 1901."

¹⁴ Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта// Маркс К., Энгельс Ф. Собр.соч. М., 1957. Т. 8. С. 119.

¹⁵ Цит по: Бестужев И.В. Борьба в России по вопросам внешней политики. 1906-1910. М., 1961. С. 12-15.

поскольку этого требовало развитие капитализма . Тем самым, линия Покровского-Тарле не получила значительного развития.

В советской , историографии анализ политики Великобритании в рассматриваемый период, российская внешняя политика, русско-английские отношения и события англо-бурской войны в целом рассматривались в том же марксистском ключе: как выражение империалистического этапа развития со всеми вытекающими оценками. В большинстве своем эти исследования содержали прекрасный фактический материал. Предметом специальных исследований стали отдельные аспекты русско-английских отношений в исследуемый период, в том числе соперничество двух держав в Персии¹⁷. Вопросы общественного восприятия внешнеполитической линии и участия в

1 я.

ее выработке оставались в тени .

Неким исключением стало изучение отдельных аспектов истории англобурской войны. В целом, события в Африке анализировались как закономерное проявление колониального раздела мира периода зрелого капитализма, буры при этом выступали страдающей стороной (в чем наблюдалась преемственность по отношению к дореволюционной публицистике). Единственное значимое изменение состояло в прекращении идеализации буров, подчеркивании экономической стороны их борьбы и несправедливостей их социального строя (угнетение негров). Во многом это было связано с изменением официальных отношений советского государства и бурского режима апартеида. Но, кроме того, в рамках данного периода историографии начался анализ темы отношения русского общества к этой войне¹⁹. Наиболее значительными здесь являются работы А. Л.

¹⁶ Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. Конец XIX- 1917 год. М., 1960. С. 57-58.

¹⁷ Ананьич Б.В. Из истории англо-русского соперничества в Персии накануне русско-японской войны
(Персидский залив) // Ученые записки ЛГПИ им. А.И. Герцена. Т. 194. Л., 1958.

¹⁸ Александров В.В. Борьба империалистических держав за раздел Африки (1881-1914 гг.). М., 1963;
Ерусалимский А.С. Колониальная экспансия континентальных держав и освободительное движение народов
Южной Африки и Китая в XVII -XIX вв. М., 1974; История дипломатии. Т. 2. М., 1963; Никитина И.А.
Захват бурских республик Англией. М., 1970.

¹⁹ Воронков B.M. Англо-бурская война. М., 1933; Дармштеттер П. История раздела Африки (1870-1918). М.-
Л., 1925.Кульбакин В. Англо-бурская война// Военно-исторический журнал. 1941. №1; Ротштейн Ф.А.
Международные отношения в конце девятнадцатого века. М., 1960; Цетлин M. Война буров за
независимость (1899-1902). М., 1940.

Витухновского . Его так и не опубликованная диссертация отличалась привлечением широкого круга источников и высоким уровнем анализа материала. Значительным достижением следует признать уже саму постановку проблемы о причинах восторженного отношения русского общества к англо-бурской войне, попытку вскрыть корни соответствующей кампании в прессе и рассматривать реакцию различных общественных групп системно. Он также нащупал отдельные общие болевые точки российского общества, всплывавшие у публицистов совершенно различных взглядов при

описании англо-бурской войны . Разницу в подходах публицистов он пытался не просто описать, но объяснить (в том числе их происхождением и идейным багажом). Данные периодической печати выступили при этом одним из центральных источников, хотя автор использовал их скорее иллюстративно (что для того периода развития историографии было обычным делом) и в основном за начальный период англо-бурской войны. Кроме того, А.Л. . Витухновский обработал значительное количество материала по дипломатической стороне участия российской власти в англобурском конфликте и первым проанализировал наличие возможности вмешательства России в этот конфликт.

В работе А.Л. Витухновского было сформулировано несколько положений, которые по сей день остаются неопровергнутыми в научной литературе и сохраняют свое значение. В частности, главной причиной пробурской кампании в прессе он считал потребность правящих классов Российской империи отвлечь внимание рядового населения от собственных проблем посредством возбуждения сочувствия и интереса к несчастьям буров. Образ патриархальных буров, с его точки зрения, активно и сознательно использовался консервативной властью для утверждения в народе соответствующих ценностей. Также он отмечал стремление царской дипломатии использовать трудности Великобритании для обретения

²⁰ Витухновский А.Л. Россия и англо-бурская война. Л., 1949. (Микрофильм диссертации); Он же. Англо
бурская война в оценке русской периодической печати // Ученые записки Петрозаводского университета. Т.
XI. Вып. 1. Исторические науки. Вопросы истории. Петрозаводск, 1962.

²¹ Он же. Россия... С. 192-193.

«свободы рук» в Средней Азии и на Ближнем Востоке. На основании имеющихся документов он обосновал тезис о нежелании царского правительства организовывать реальное вмешательство в англо-бурский конфликт".

Однако, выводы в диссертации А.Л. Витухновского в значительной степени оказались предопределены ее общими теоретико-методологическими основаниями. Это было закономерным для того этапа развития историографии, когда марксистско-ленинское учение признавалось единственно научным, а явная доля политизированности и оценочности в выводах никого не смущала. Марксизм автора имел немало положительных последствий. В частности, будучи особенно внимательным к экономической стороне политического процесса А.Л. Витухновский прекрасно проанализировал финансовую подоплеку отношения российских властей к англо-бурской войне и «империалистические» мотивы всех великих держав в определении своего отношения к этому конфликту . Кроме того, попытка объяснения странных по своему масштабу симпатий российского общества к англо-бурской войне процессами, протекающими в его социально-классовой структуре, несомненно, оказалась по-своему плодотворной и привела к появлению первого научного объяснения этого феномена.

Тем не менее, обратной стороной следования марксистско-ленинской концепции стали: схематизм и упрощения в описании идеологического многообразия и сложной социальной структуры российского общества (фактически оно оказалось поделено на два лагеря: единые в своей эксплуататорской сущности властные элиты, куда входили равно правительство и общество, консерваторы и либералы, а по другую сторону баррикад - угнетаемые народные массы)²⁴; абсолютизация лишь одного (правительственного) источника возникновения пробурской кампании; анализ исключительно классовых факторов исторического процесса.

²² Там же. С. 16-17,76,213.

²³ Там же. С. 154-156; гл. II-III.

²⁴ Там же. С. 183-184.

Указанные недостатки являлись родовыми для всей советской исторической науки того времени и не умаляют общего значения работы А.Л. Витухновского.

В конце советского периода и в рамках постсоветской историографии в изучении общей проблемы «Россия и англо-бурская война» были достигнуты значительные успехи. Прежде всего, был преодолен негласный официальный запрет на изучение дружественных отношений русских и буров в конце XIX - н. XX вв. С этого времени, в исследованиях непосредственно по истории Южной Африки указанного периода стало возможным опубликовать и материал по участию в ней России" . Особенно активно этой проблематикой занимались исследователи в рамках научной школы А.Б. Давидсона, публикуя многочисленные статьи и монографии как в России, так и за рубежом, принимая участие в международных конференциях . Постепенно стали выходить публикации документов о связях России и Южной Африки, о дипломатических контактах" . Поскольку материалы о позиции официальных российских властей по поводу англо-бурского конфликта были к тому времени уже введены в научный оборот и неоднократно анализировались, на этом этапе основное внимание исследователей оказалось прикованным к почти не изучавшимся ранее формам непосредственного участия России в

²⁵ Давидсон А.Б. Сесиль Роде и его время. М., 1984.

²⁶ Вятміна P.P. Россия и Южноафриканская республика - дипломатические отношения сто лет назад //
Вестник МГУ. Сер. Востоковедение. 1996. №3; Давидсон А.Б. Африка в истории России (опыт трех
столетий) // Историческая наука на рубеже веков. М., 2001; Он же. Великая южноафриканская война- в
истории и литературе // Африка. Литературный альманах. Вып. 4. М., 1983; Он же. Едут, едут по Капстаду
наши казаки (о российской эмиграции в ЮАР) // Родина. 1996; №9; Он же. Первая большая война XX в.: [Об
англо-бурской войне. Исторический очерк] // Азия и Африка сегодня. 1982. №8; Он же. Трансвааль, страна
моя... // Международная жизнь. №1; Он же. Эта старая, старая песня // Азия и Африка сегодня. 1990. №10;
Он же, Филатова И.И. Бурский генерал Максимов // Родина. 1997. №8; Они же. Англо-бурская война и
Россия // Новая и новейшая история. 2000. №1; Davidson A.B. Russia and South Africa: Centuries of contact//
Russia in the Contemporary World. First Symposium in South Africa at the Centre for Russian Studies, University
of Cape Town. 17-19 August 1994. Cape Town, 1995; Davidson A.B. Russian Perspective II The Jameson Raid and
Beyond. Johannesburg, 1997; Davidson A.B., Filatova I.I. Russia and South Africa a Hundred Years Ago II South
African Historical Journal. Pretoria, 1998. №37; Davidson A.B., Filatova I.I. Russian Doctors and Nurses in the

South African War II Historia. 1997. Vol. 42. №1; Davidson A.B., Filatova I.I. The Russian Boer General II Historia . ч (Historical Association of South Africa). Pretoria. 1995. Vol. 40. №2. November; Davidson A.B., Filatova I.I. Russian Doctors and Nurses in the South African War// Historia. 1997. Vol. 42. №1; Davidson A.B., Filatova I.I. The Russians and the Anglo-Boer War. Cape Town, Pretoria, Johannesburg, 1998.

²⁷ Вяткина P.P. Англо-бурская война в русских документах // Преподавание истории в школе. 1991. №4; Она
же. Африка в переписке российских дипломатов в конце XIX — нач. XX вв. (по документам АВПРИ МИД
РФ) // Вестник МГУ. Сер. Востоковедение. 1996. №3.

этой войне — добровольческому движению и деятельности российского отделения Красного креста. На основании широкого круга неизвестных ранее источников были воссозданы имена и биографии российских добровольцев, перипетии их деятельности на южноафриканском театре военных действий, формы их взаимодействия с российским Военным министерством" . Ознакомление с этой - деятельной - стороной российского отношения к англо-бурской войне необходимо при дальнейшем изучении всей указанной проблематики. Так, в исследовании Г.В. Шубина основной акцент сделан на добровольческом участии русских подданных в англо-бурской войне, а не на специфике восприятия ее в общественном мнении в целом²⁹. Тем не менее, в работе содержится несколько ценных замечаний и для темы настоящего исследования. В частности, сильные симпатии к бурам он объясняет, прежде всего, «сильной нелюбовью к Великобритании», возникшей по политическим мотивам. Он отмечает и факт активного прославления буров в официальной

пропаганде .

Отдельно следует сказать о работах А.Б. Давидсона. В них оказались затронуты практически все стороны проблемы «Россия и англо-бурская война». На основании значительного круга архивных и опубликованных источников исследователь осветил такие темы, как дипломатические отношения и планы самодержавия по вопросу Южной Африки, деятельность российских подданных на театре военных действий. В его работах представлено огромное количество сведений о самых разных сторонах реакции русского общества на англо-бурскую войну: от материалов публицистики до фактов присвоения «бурских» имен названиям улиц в российских городах³¹. Отдельное внимание он уделял нестандартным историческим источникам, в том числе художественной литературе. Все это

²⁸ Davidson A.B., Filatova I.I. The Russians and the Anglo-Boer War. Cape Town, Pretoria, Johannesburg, 1998. P.
130-139.

²⁹ Шубин Г.В. Участие российских подданных в англо-бурской войне (1899-1902 гг.). (По материалам
РГВИА). М., 1999.

³⁰ Там же. С. 10,28. _.

³¹ Davidson A.B., Filatova I.I. The Russians and the Anglo-Boer War. Cape Town, Pretoria, Johannesburg, 1998. P.
83.

в совокупности позволило ему максимально полно воссоздать картину присутствия англо-бурской темы в российском информационном пространстве. Поэтому в том, что касается конкретных фактов, к исследованиям А.Б. Давидсона трудно добавить что-либо действительно значительное.

Стоит отметить, что вопросы причин самого феномена восторженного отношения в русском обществе к проблемам далекой Южной Африки интересовали его в меньшей степени. Исследователь описывает общее сочувствие бурам во всех деталях, но находит его в известной мере естественным. Порой он прямо цитирует дореволюционную прессу, для которой общее «сочувствие слабому, на которого напал сильный» было вполне понятно и не требовало дополнительных комментариев. Он также отмечает давние традиции соперничества России и Великобритании на международной арене, столкновение двух держав в Средней Азии, что также не могло способствовать появлению в русском общественном мнении позитивных оценок действия англичан ". В тех случаях, когда А.Б. Давидсон все же поднимает вопрос о причинах «пробурского сумасшествия», он солидаризируется с А.Л. Витухновским, также считая активную позицию многих русских газет следствием политического заказа со стороны власти, желавшей отвлечь внимание народа от собственных бед описанием чужих . Как и А.Л. Витухновский, он отмечает стремление российских консерваторов использовать образ буров для пропаганды традиционных, патриархальных, общинных ценностей³⁴. При характеристике взглядов социал-демократических публицистов он акцентирует их внимание к книгам Оливии Шрайнер, а обращаясь к либералам, подчеркивает их попытки противостоять пробурской истерии . Тем самым, он уделяет внимание различию подходов

³² Давидсон А.Б., Филатова И.И. Англо-бурская война и Россия // Новая и новейшая история. 2000. №1. С.
32, 50.

³³ Давидсон А.Б. Сесиль Роде и его время. М., 1984. С. 321; Davidson A.B., Filatova I.I. The Russians and the
Anglo-Boer War. Cape Town, Pretoria, Johannesburg, 1998. P. 185.

³⁴ Davidson A.B., Filatova I.I. The Russians and the Anglo-Boer War. Cape Town, Pretoria, Johannesburg, 1998. P.
186.

³⁵Op.cit. P. 190-194.

к бурам в разных идеологических лагерях русского общества (при этом признавая, равно как и Витухновский, значительное единение его различных сегментов в поддержке бурской стороны), но в большей степени ограничивается его описанием. В заключении к монографии, написанной в соавторстве с И.И. Филатовой, исследователь формулирует важность факта вовлеченности русских в перипетии англо-бурской войны для процесса самоопределения русских. Однако, большее внимание он уделяет все же изучению конкретных событий и общей динамике отношений русских и населения Южной Африки, считая это важным с точки зрения осознания единства мировой истории и преодоления разного рода «центричносте» при ее описании³⁶.

Т. Мельникова объясняет особенно острое отношение русского общества к англо-бурской войне тем фактом, что именно Россия выступила инициатором мирной Гаагской конференции, состоявшейся всего за несколько месяцев до начала войны. В основном в ее работе представлено описание главных аспектов освещения событий в Южной Африке на страницах русской прессы, но не их анализ³⁷.

Исследователи обращались также к анализу отдельных сторон отношения русского общества к проблемам Великобритании и Южной Африки. По этим сюжетам было написано несколько статей. Отношение русской либеральной публицистики к политическому строю Великобритании освещается в работах С.А. Котова³⁸. С.А. Агуреев предпочел анализировать отношение русских к бурам и англичанам на основании воспоминаний русских добровольцев³⁹. Новые данные о русских добровольцах были озвучены Р. Мендельсоном на

³⁶Op.cit. Р.261.

³⁷ Мельникова Т. Англо-бурская войны на страницах русской прессы // Международный исторический
журнал. 2000. Март-апрель. №8. Статья доступна в Интернете по адресу:
.

³⁸ Котов С.А. Английский политический строй на рубеже XIX — XX вв. в освещении русской либерально-
буржуазной публицистики// Проблемы британской истории. М., 1980; Он же. Политический кризис в
Великобритании в начале XX века: (По материалам русской либерально-буржуазной прессы) // Проблемы
новой и новейшей истории. М., 1979.

³⁹ Агуреев С.А. Образ «своих» и «чужих» в воспоминаниях русских участников англо-бурской войны 1899-
1902 гг. // Взаимодействие культур в историческом контексте. Сб.ст. по материалам межвузовской научной
конференции 27-28 ноября 2003 г. M., 2005.

недавней международной конференции в России . Экономический аспект взаимоотношений России и Южной Африки представлен в статье P.P. Вяткиной⁴¹.

Отдельные аспекты освещения русской прессой сюжетов, связанных с политикой Великобритании и ее местом в системе международных отношений в интересующий нас период затронуты в диссертационном исследовании Сунь Чжинцин (хотя и в очень не большом объеме) и ряде других⁴². В диссертационном исследовании Н.Г. Воропаевой проблематика восприятия англо-бурской войны в русском обществе вновь исследуется в основном на материалах, связанных с деятельностью российских дипломатов и военных агентов. В работе подробно цитируются высказывания современников о войне, однако все исследование построено скорее в духе истории о поступках «достойных предков», интересной и нередко героической судьбе русских добровольцев в Южной Африке. Анализ системы представлений и причин того или иного отношения к бурам и англичанам не был в числе приоритетов автора⁴³.

Т.В. Шаповалова поставила в центр своего исследования вопросы влияния англо-бурской войны на формирование внешнеполитического курса России (вплоть до последующего втягивания страны в конфликт на Дальнем Востоке) и расстановку сил на международной арене в целом. В ее работе также достаточно подробно освещаются различные аспекты «деятельной помощи» бурам со стороны России. Исследование проводилось в основном на материалах АВПРИ, пресса выступала лишь вспомогательным

⁴⁰ Мендельсон Р. Российские евреи в англо-бурской войне 1899-1902: недавние архивные открытия //
Архивы - ключ к истории Африки XX века. Материалы международной научной конференции к 75-летию
проф. А.Б Давидсона. М., 2005.

⁴¹ Вяткина Р Р. Золото в отношениях России и Южной Африки (конец XIX - начало XX вв.) // Архивы -
ключ к истории Африки XX века. Материалы международной научной конференции к 75-летию проф. А Б.
Давидсона. М., 2005.

^,2 Чжинцин Сунь. Русская публицистика о проблемах внешней политики России в отношении Китая (к. XIX - н XX вв.). Диссертация на звание кандидата исторических наук. М., 2004; Смирнова Л.М. Англо-русское соперничество в Центральной Азии в 70-90-е гг. XIX в. Диссертация название кандидата исторических наук. СПб, 2004; Яковлева Е.В. Колониальный раздел Африки и позиция России (вторая половина XIX в. — 1914 г.). Диссертация на звание кандидата исторических наук. Иркутск, 2004.

⁴³ Воропаева Н.Г. Англо-бурская война в 1899-1902 гг. в донесениях российских дипломатов и военных агентов. Диссертация название кандидата исторических наук. М., 2005.

источником. Проблема причин повышенной эмоциональности в реакции русского общества на англо-бурскую войну не ставится (упоминается лишь о традиции антибританских настроений). Скорее речь идет об обратном явлении: констатируется глубокий след, который оставила эта война в русском массовом сознании⁴⁴. В перечисленных работах проблематика связи глубоких процессов в общественном сознании и закономерностей появления тех или иных оценок при обсуждении англо-бурской войны практически не поднимается.

Изучение «идеальной» стороны исторического процесса по-прежнему остается непривычным для представителей отечественной историографии. В частности, генезис идеологии империализма на рубеже веков, особенности ее распространения в различных общественных кругах, уже становился предметом исследований последних пятнадцати лет. Но в большинстве случаев экономическому фактору по-прежнему отдавалась пальма первенства . Исключение составляют работы В.В. Грудзинского: только у него явно «идеологический» фактор - кризис либеральных умонастроений -последовательно исследуется как самостоятельный и реально воздействующий на политику Великобритании наравне с остальными⁴⁶. Аналогичные сложности существуют и в исследованиях русского общества. Вместе с тем, известный исследователь А.В. Игнатьев уже стал причислять менталитет правящей бюрократии к факторам, последовательно влиявшим на

Л. 7

своеобразие российской внешней политики в указанный период .

Определенные наработки были созданы по проблеме восприятия русскими англичан и собственно этнических представлений различных групп российского общества на рубеже XIX - XX вв. Пионерской для этого

⁴⁴ Шаповалова Т.В. Англо-бурская война 1899-1902 гг. и Россия. Диссертация на звание кандидата
исторических наук. М., 1995. С. 1,6, 131-132, 137.

⁴⁵ Гелла Т.Н. Либеральная партия Великобритании и империя в к. XIX - н. XX вв. Орел, 1992. Авт.дисс. С.
2; Она же. Либеральная партия и Британская империя в к. XIX в.: идеология и политика. М., 1995; Колмаков
С.А. Идеология и политика либеральных партий Великобритании в 80-е гг. XIX в. М. 1985.

⁴⁶ Грудзинский В.В. На повороте судьбы: Великая Британия и имперский федерализм: последняя треть XIX
- первая четверть XX в. Челябинск, 1996. С. 32, 34,40,43.

⁴⁷ Игнатьев А.В. Своеобразие российской внешней политики на рубеже XIX - XX вв. // Вопросы истории.
1998. №8. С. 33.

направления исследований стала монография Н.А. Ерофеева' . Он первым сформулировал вполне логичный тезис, который послужил основополагающим для данного исследования: «приписывая другим народам положительные и отрицательные черты, мы в сущности утверждаем наши собственные идеалы человеческого общества и осуждаем отклонения от них... Этнические представления отражают не одну, а две реальности или, точнее, два народа...» . Он же постулировал безусловное влияние этнических представлений на международные отношения⁵⁰. Н.А. Ерофеев активно привлекал психологический инструментарий к историческому исследованию, учитывал достижения западной имагологии, достигнутые в тот период⁵¹. Он вычленил и описал ключевые характеристики англичан в представлении русских применительно ко второй четверти XIX века и подчеркнул необходимость описания и анализа этих представлений применительно к более позднему периоду времени⁵², что дает возможность проследить их эволюцию. При написании диссертации были использованы также работы по русско-английским отношениям и восприятию англичан в России во второй половине XIX веке. Это позволяет провести сопоставление по ключевым положениям, составлявшим образ Великобритании в русском обществе, и оценить его преемственность⁵³.

Все же в постсоветской историографии сюжеты, связанные с состоянием умов в ту или иную эпоху, будь то общественное мнение в целом или мировоззрение отдельных социальных групп, стало не в пример чаще попадать в поле зрения историков. Наиболее полно проблематику специфики сознания в России поздне-имперского периода раскрыл Е.Ю. Сергеев, на частном примере анализа представлений о Западе, характерных для российских военных. Он продемонстрировал механизмы возникновения и

⁴⁸ Ерофеев Н.А. Туманный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825-1853 гг. М., 1982.

⁴⁹ Там же. С. 10,21.

⁵⁰ Там же. С. 3.

⁵¹ Там же. С. 7-24.

⁵² Там же. С. 3-9.

^5j Дыокс П. Львы и двуглавый орел. 450 лет российско-британским отношениям // Родина. 2003. №5-6; Орлов А. «И прицелим прямо в глаз смелому Непиру...». Рифмованная англофобия времен Крымской войны // Родина. 2003. №5-6; Слэттер Дж. Искандер сотоварищи // Родина. 2003. №5-6.

действия этих представлений, выделил бытовавшие в этой среде основные стереотипы и их эволюцию. При этом Е.Ю. Сергеев использовал отдельные методические приемы социальных и психологических наук, проанализировал влияние на представления военных их социального происхождения, воспитания, образования. В его монографии затронута и проблема отношения профессиональных военных к Великобритании⁵⁴. Эта работа представляет собой удачное свидетельство усиливающегося^-в-хпоследнее время интереса отечественных историков к процессам в области массового сознания, соотношения мыслительных стереотипов и практической деятельности отдельных личностей или групп⁵⁵.

Принятая в данной диссертации за исходную установку необходимость рассмотрения образа буров и англичан в прессе в неразрывном единстве с ключевыми тенденциями в русском общественном сознании обусловила > обращение к соответствующей литературе по идейным течениям в России начала XX века. Классическим исследованием (и одновременно источником) по специфике сознания и идеологическим пристрастиям русского образованного общества является сборник «Вехи». Многие темы, впервые поднятые его авторами, развивались впоследствии в отдельных статьях, дореволюционной и эмигрантской публицистике⁵⁶. В рамках советской и постсоветской исторической литературы эта проблематика долгое время не пользовалась популярностью. Тем более ценными представляются отдельные работы, в которых затрагиваются вопросы об отношении разных слоев ~ русского общества к капиталистическому пути развития, к буржуазной цивилизации и свойственной ей системе ценностей, к социальным реалиям и перспективам развития западной и российской действительности. В некоторых исследованиях указанные вопросы только ставятся на повестку

⁵⁴ Сергеев Е.Ю. «Иная земля, иное небо...». Запад и военная элита России. 1900-1914. М., 2001. С. 90-92.

⁵⁵ См. также: Голубев A.B. Мифологизированное сознание как фактор российской модернизации //
Мировосприятие и самосознание русского общества (XI —XX вв.). М., 1994; Россия и Запад: Формирование
внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века. М., 1998.

⁵⁶ Бердяев Н.А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и началаXX века// Вопросы
философии. 1990. №1; Он же. Философская истина и интеллигентская правда// Вехи. Из глубины. M., 1991; '
Слоним М. Русские предтечи большевизма// А. Блок. Россия и интеллигенция. М., 2000; Франк С.Л. Этика
нигилизма//Вехи. Из глубины. М., 1991; Он же. De profiindis II Вехи. Из глубины. М., 1991.

дня, как принципиально новые и малоизученные в отечественной историографии. В частности, А.Н. Бохановым постулировалась необходимость обращаться к вопросам психологии разных общественных слоев Российской империи вообще и их отношения к капиталистическим ценностям в частности. С точки зрения историка, это важно для понимания той легкости, с какой в России в 1917 году произошло расставание с понятиями частной собственности и имущественных прав . В других исследованиях были предприняты попытки более предметного обращения к

указанным вопросам . Также в качестве вспомогательных использовались общие работы по истории русской общественной мысли⁵⁹.

В западной историографии традиции изучения этнических представлений, а также в целом истории сознания и его влияния на конкретные политические шаги, со времен Макса Вебера практически не прерывались. При написании диссертации были использованы некоторые общие работы по этой проблематике. Привлекались работы западных исследователей по теории национализма, в которых поднимались, в том числе, вопросы его возникновения в государствах домодерного типа, связи между распространением националистической идеологии, процессов общественной самоидентификации и рефлексии на тему модернизации⁶⁰. Для данной работы наиболее важны были исследования теоретиков национализма конструктивистского направления (Б. Андерсен, Э. Хобсбаум, Р. Брубейкер, Э. Геллнер и ряд других). В рамках конструктивизма особый акцент ставится на изучение «виртуальной составляющей» национализма - сферы сознания,

⁵⁷ Боханов А.Н. Крупная буржуазия России конца XIX в. - 1914 г. М., 1992. С. 259-261.

⁵⁸ Миронов Б.Н. Социальная история России периода Империи (XIX - н. XX в.). Генезис личности,
демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб, 1999. Т. II; Соловьев Ю.Б.
Идеология контрреформ как показатель чрезвычайных трудностей обуржуазивания России // Россия в
девятнадцатом веке: Политика. Экономика. Культура. СПб, 1994. 4.2.

⁵⁹ Алексеева Т.Д. Народничество в России в XX в. Идейная эволюция. М., 1990; Группа «Освобождение
труда» и общественно-политическая борьба в России. М., 1984; Репников А.В. Консервативная модель
переустройства России // Россия в условиях трансформации. Историко-политологический семинар.
Материалы. Вып. 2. М., 2000; Рубакпн А. Среди книг. Опыт обзора русских книжных богатств в связи с
историей научно-философских и литературно-общественных идей. Т. 1. Языкознание, литература,
искусство, публицистика, этика в связи их с историей. M., 1911 и др.

⁶⁰ Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001; Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991; Кон X.
Идея национализма // Ab imperio. 2001. №3; Нации и национализм. М., 2002.

но при этом серьезное внимание уделяется связи возникновения и развития националистических идеологий с модернизационными процессами. Кроме того, сторонники данной научной традиции в массе своей являются приверженцами тезиса об инструментальном характере националистической идеологии в процессе легитимации власти. Все эти тезисы получают интересное преломление на материалах настоящего исследования, позволяют проанализировать происхождение многих положений редакционной политики российских печатных изданий в освещении англо-бурской войны.

Также безусловный интерес при написании данной работы представляли
теоретические работы западных авторов по имагологии⁶¹. В частности, это
классическое исследование Эдварда Сайда в той его части, где анализируется
конструирование идеологической программы, обеспечивающей

осуществление политических целей властных элит западных империалистических держав, а также анализ «стиля мышления» западных интеллектуалов, сыгравшего значительную роль в разведении понятий Востока и Запада, признании их цивилизационных различий .

Также целесообразным оказалось обращение к отдельным исследованиям западных авторов по сюжетам, связанным с конкретикой истории российской внешней политики и ее идеологического обоснования. Однако, надо отметить, что в зарубежной историографии не создано специальных работ по тематике, связанной с восприятием в русском обществе начала XX века проблем модернизации, выбора стратегии развития страны, Великобритании как ключевого внешнеполитического актора и англичан как нации.

При ознакомлении с западной историографией проблем российской внешней политики важно выделить традицию акцентирования националистических настроений как одного из весомых факторов в определении внешнеполитической линии. Так, Дж. Кеннан называл одной из основных причин краха царизма внешнеполитический национализм, который

⁶¹ Вульф Л. Изобретая Восточную Европу. М., 2003; Нойманн И. Использование Другого. Образы Востока в
формировании европейской идентичности. М., 2004; Neumann I. Russia and the Idea of Europe: A Study of
Identityand International Relations. London, 1995.

⁶² Саид Э. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб, 2006.

ввергал империю в ненужные и непосильные конфликты . Существуют и другие исследования, авторы которых уделяют значительное внимание настроениям российской элиты в рамках поиска причин выбора внешнеполитической стратегии. Очень важен довольно регулярно встречающийся в них тезис о связи внешней и внутренней политики, который в последнее время все чаще формулируется и в рамках отечественной историографии⁶⁴. В работе Д. Макдоналда влияние внутренних факторов на формирование русской внешней политики и вовсе признано преобладающим ⁵.

Вопрос о взаимовлиянии общества и власти в процессе выработки внешне-и внутриполитической стратегии развития практически так же недостаточно исследован в западной историографии, как и в отечественной. Как правило, факт влияния со стороны общества признается, но его конкретные механизмы и степень не анализируются. В частности, Доминик Ливен назвал среди основных сил, влияющих на русскую внешнюю политику следующие: царя, двор, государственных деятелей старого поколения, МИД и дипломатию, военных, а также партии, печать и общественное мнение⁶⁶.

В отдельных западных работах анализируется история российского проникновения в Маньчжурию (интересная в рамках данного исследования с точки зрения восприятия в русском обществе проблем империализма и присутствия различных держав в Азии), в том числе приводятся некоторые сведения об отношении к этому процессу различных политических групп⁶⁷.

Сведения о внешнеполитических ориентирах властной элиты Российской империи, в том числе Николая II и его окружения, приводятся в монографии

⁶³ Kennan G. The collapse of Tsarist Russia II Revolutionary Russia. NY 1968.

⁶⁴ Geyer, G. Russian Imperialism. The Interaction of Domestic and Foreign Policy 1860-1914. Berg, Leamington
Spa, 1987; Hunczak, Т., ed. Russian Imperialism from Ivan the Great to the Revolution. New Brunswick: Rutgers
University Press, 1974; Rieber, A. J. "Persistent Factors in Russian Foreign Policy: An Interpretative Essay," Hugh
Ragsdale, ed.. Imperial Russian Foreign Policy New York, Cambridge: Woodrow Wilson Center Press, Cambridge
University Press, 1993.

⁶⁵ McDonald D.M. United Government and Foreign Policy in Russia, 1900-1914. Imperial Russian Foreign Policy.
Camb., 1993.

⁶⁶ Lieven D. Russia and the Origins of the First World War. L., Basingtone.1983.

⁶⁷ Quested, R. "Matey" Imperialists: The Tsarist Russians in Manchuria 1895-1917. Hong Kong, 1982; Wolff, D. To
the Harbin Station: the Liberal Alternative in Russian Manchjuria, 1898-1914. Stanford, Calif.: Stanford University
Press, 1999.

Д. Схиммельпеннинка Ван дер Ойе⁶⁸. В статье Сеймура Бейкера а также ряда других англоязычных исследователей анализируются различные интеллектуальные течения в русском обществе начала XX века вокруг проблемы азиатской или европейской самоидентификации России⁶⁹.

Значимыми при написании данной диссертации были исследования по легитимации власти в поздней Российской империи и соответствующему формированию общественного мнения, сознательно конструируемой мифологии взаимоотношений царя и подданных, ключевым положениям

идеологической политики .

В качестве вспомогательных были использованы отдельные работы, посвященные конкретным событиям и сюжетам британской истории и русско-английских отношений. Главным образом, это было сделано для оценки степени информированности русской публики о происходящем, для сопоставления доминирующих в ее среде представлений и их реальном объекте. В частности, привлекались данные Т. Пакенхэма о событиях англобурской войны. Его «Бурская война» стала первой полномасштабной работой на эту тему в британской историографии со времен «Истории войны в Южной Африке» (1900-1909 гг.), изданной Times, и официальной «Истории войны в Южной Африке» (1906-1910). Труд Пакенхэма написан в лучших традициях позитивистской методологии. Он включает в себя почти исчерпывающее описание фактов по предыстории и течению англо-бурской войны, так подробно освещаемой в русской публицистике; скрупулезный

⁶⁸ Schimmelpenninck van der Оуе, D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War
with Japan. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2001

⁶⁹ Brower, D., E. Lazzerini, eds. Russia's Orient. Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Bloomington:
Indiana University Press, 1997; Becker, S. Russia Between East and West: the Intelligentsia, Russian National,
Identity and the Asian Borderlands II Central Asian Survey. 1991. №4. P. 47-64; Riasanovsky N.V. Asia Through
Russian Eyes II W. Vucinich, ed. Russia and Asia. Stanford, 1972. P. 3-29; Thompson, E. Imperial Knowledge:
Russian Literature and Colonialism. Westport, Conn.: Greenwood Press, 2000.

⁷⁰ Bushkovitch P.The Formation of a National Consciousness in Early Modern Russia// Harvard Ukrainian Studies.
1986. №10. P. 355-376; Cherniavsky, M. Tsar and People: Studies in Russian Myths. New Haven: Yale University
Press, 1961; Уортман P. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1-2. М., 2004.

анализ причинно-следственных связей и строгое следование материалам источников .

Таким образом, при написании диссертации автор имел возможность опираться на уже имеющиеся наработки в проблемном поле своего исследования. С одной стороны, трудами западных и отечественных историков, социологов и политологов создан качественный задел в изучении специфики общественного сознания в эпоху перехода от аграрного общества к индустриальному, процессов общественного самоопределения в условиях «вызовов национализма» и модернизации. В рамках имагологического направления уже написано значительное количество работ, в которых представлены различные методики анализа образно-представленческих систем, бытовавших в сознании тех или иных социальных групп в разные исторические периоды. Успехи социальной истории, и в том числе такой ее неотъемлемой части как интеллектуальная история, сняли вопрос о необходимости и оправданности изучения истории сознания. Использование при этом элементов социологического и психологического подходов также стало вполне привычным.

В рамках отечественной историографии вслед за пионерским исследованием Н.А. Ерофеева вышло еще несколько работ, рассматривающих разные аспекты формирования и бытования этнических представлений в определенных сегментах русского общества XIX - XX вв . С другой стороны, был накоплен значительный фактический материал в сфере истории русско-английских отношений; психологической стороны взаимовосприятия англичан и русских; отношения русского общества к англо-бурской войне. Все это в совокупности создало необходимую для исследования отправную точку.

⁷¹ Pakenham Т. The Boer War. London, 2004. См. также: Barthorp М. Slogging over Africa. The Boer Wars 1815-
1902. London, 2002.

⁷² Оболенская O.B. Германия и немцы глазами русских: XIX век. М., 2000; Поляки и русские в глазах друг
друга. M., 2000; Поляки и русские: взаимопонимание и взаимонепонимание. М., 2000; Чернышева O.B.
Шведский характер в русском восприятии. М., 2000.

Вместе с тем, история и теория развития национальных идеологий, особенно для стран Центральной и Восточной Европы, отчетливо нуждается в новых конкретно-исторических исследованиях, что неоднократно признавалось в литературе⁷³. Вопрос о конкретных формах связи между коллективными стереотипами и политическим действием (индивидуальным и массовым) также считается сложнейшим и требует для своего решения значительного эмпирического материала⁷⁴.

В российской историографии специфика формирования и распространения этнических представлений, вопрос их влияния на конкретные политические решения и общий вектор развития общества и вовсе входят в проблемную область, содержащую еще очень много белых пятен. Среди причин, обусловивших такое положение дел, можно назвать: традиционное недоверие отечественных научных школ к психологической стороне исторического процесса, недостаточность опыта анализа влияния идеологических систем на ход политической истории, преобладающее влияние теоретико-методологических принципов марксистко-ленинской концепции на способы и результаты исследования структуры и специфики русского общества к. XIX - н. XX вв. Это делает вполне оправданным новое обращение к изучению процессов, происходивших в русском общественном сознании указанного периода, в данном случае на материале отношения к англичанам.

Цель исследования и заключается в анализе образа Великобритании, в том виде, в котором он сложился в русском общественном сознании в конце XIX - начале XX века. Для достижения поставленной цели в работе должны быть решены следующие задачи:

1. выявление таких элементов российского коммуникационного

пространства, которые в совокупности составляли бы систему каналов

⁷³ Могнльнер М. Хроника семинара//ЛЬ Imperio. 2000. №3-4. С. 321; Мухарямов Н. В очередной раз о
национализме и либерализме // Ab Imperio. 2000. №3-4. С. 223; Схиммельпеннинк Ван дер Ойе. Идеологии
империи в России имперского периода//Ab Imperio. 2001. №1-2. С. 212; Хрох М. От национальных
движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе // Нации и
национализм. МГ, 2002. С. 121. ~ "

⁷⁴ Бессмертный Ю.Л. «Анналы»: переломный этап? // Одиссей. Культурно-антропологическая история
сегодня. М., 1991. С. 19.

формирования и бытования информации, касающейся «британских сюжетов», и были бы репрезентативным отражением позиции основных групп российского общества;

1. освещение вопроса о соотношении вклада «власти» и «общества» в процесс формирования образа Великобритании в российской коммуникационной среде;

2. описание основных составляющих отношения к англичанам, сложившегося в российском обществе к началу исследуемого периода, выделение иных факторов влияния на него в продолжение этого периода;

3. анализ основных компонентов системы представлений об англичанах, с выделением общего и особенного в формировании этой системы в разных сегментах общественного мнения;

4. сопоставление полученных данных с информацией источников, в силу своего характера не являвшихся факторами общественного мнения, но сохранивших сведения о восприятии «британских сюжетов»;

5. характеристика формальной стороны формирования образа Великобритании: жанровых, стилистических, лексических, риторических, визуальных способов выражения представлений о «туманном Альбионе»;

6. выявление особенностей процесса самоидентификации в русском обществе через призму описания англичан;

7. описание эволюции отношения к Великобритании в русском обществе на протяжении всего изучаемого периода если таковая имела место; определение конъюнктурного или глубинного характера происходивших изменений.

Источники. При изучении бытовавших в русском обществе представлений об англичанах становится очевидным системный и многогранный характер процессов и явлений, определивших их конкретные формы. Такая сложная природа объекта исследования требует выбора адекватного источника, достаточно репрезентативного в её отражении.

Очевидно, что общественное мнение представляет собой отражение разнообразных представлений об окружающей действительности, рождающихся осознанно или неосознанно в мышлении множества людей. Поэтому изучение общественного мнения обычно предполагает обращение к массовым источникам. В силу этих обстоятельств, основным источником в данной работе была избрана русская пресса конца XIX - начала XX вв.

В исследованиях по истории общественного мнения России (в том числе в связи с перипетиями внешней и внутренней политики), уже накоплен опыт использования ведущих периодических изданий⁷⁵. Вместе с тем, период развития отечественной прессы с 1900 года считается мало исследованным (долгое время достаточно полно изучались лишь пролетарские издания) .

Пресса обладает целым рядом специфических черт, среди них: большой объем, наличие скрытой информации, неструктурированность и непредсказуемый характер появления этой информации. Это обусловило необходимость применения системного подхода в работе с этим источником. Общие правила «системно-структурного» изучения прессы сформулированы в ряде работ и представляются адекватными для выполнения задач, поставленных в диссертации⁷⁷. В частности, уже неоднократно констатировалась необходимость изучения каждого номера во всей его формально-содержательной целостности и, кроме того, в связи с предшествующими и последующими номерами, как элемент серии. Накоплен некоторый опыт системного анализа всей совокупности российской прессы, предпринимались попытки разработать типологию газет и журналов,

⁷⁵ Кострикова Е.Г. Русская пресса и дипломатия накануне первой мировой войны. М., 1997. С. 173;
Рыбаченок И.С. Россия и Франция: союз интересов и союз сердец. 1891-1897. Русско-французский союз в
дипломатических документах, фотографиях, рисунках, карикатурах, стихах, тостах и меню. М., 2004. С. 12.

⁷⁶ Махонина С.Я. Русская легальная журналистика XX века. (1900-февраль 1917 гг.). Методический
указатель. М., 1980. С. 3.

⁷⁷ Голиков А.Г. Источниковедческие проблемы отражения в периодической печати процесса монополизации
российской промышленности. Докт. дис. M., 1991. С. 7, 20-21,25; Он же. Тенденции монополизации
российской промышленности 1914-1917 гг. (опыт контент-анализа публикаций отечественных газет) // Круг
идей: развитие исторической информатики. Труды II конференции Ассоциации «История и компьютер». М.,
1995. С. 168; Махонина С.Я. Русская легальная журналистика XX в. (1900- фев.1917 гг.) М., 1980. С. 37;
Gerbner G., Hosti O.R. et al.(eds.) The Analysis of the Communikation Content. NY, 1969. P. 2-48; Laswell H.D.,
Poll I.de S. The Comparative Study of Symbols. Stanford, 1952. P. 32-50; Lipset S.M., Hofstadter R. (eds.)
Sociology and History Methods. NY, London. 1968. P.5.

выяснить их связь с определенным сегментом читательской аудитории, показать, как тип влиял на характер публикации, ее стиль, систему доказательств . Эти методические соображения будут учитываться и в данной работе.

В 1900 году на медийном рынке империи существовало 1002 периодических издания . При этом в число общественно-политических органов, внимательных к происходящему на мировой арене, входили 212

изданий . В 1905-1907 гг. в России издавалось уже 3310 газет и журналов, из них 1467 были общественно-политическими . В этих условиях перед исследователем встает проблема критериев отбора. Эвристический потенциал содержит предложенная в литературе типология газетной прессы по трем группам: «большая», «малая» и «уличные листки». «Большую» отличал значительный объем и формат, ежедневность, склонность к анализу общественно-политических, научных, экономических, литературных тем (пример - «Русские ведомости»), «малую» - расчет на «пеструю», нередко провинциальную, аудиторию («Биржевые ведомости»)⁸². Однако, такой принцип типологии недостаточен. В данной работе надо было отобрать для анализа те издания, которые в совокупности смогли бы составить репрезентативную картину всех сегментов общественного мнения. Это означает, в том числе, необходимость определения основной читательской аудитории каждого издания, его идейную направленность, социальную и политическую ориентацию.

Здесь стоит отметить, что отечественный опыт применения системного подхода к прессе имеет определенный концептуальный аспект. Это выразилось в трактовке всей системы российской прессы к. XIX - н. XX вв. как «буржуазной» . В частности, Э.В. Летенков рассматривает систему

⁷⁸ Махонина С.Я. История русской журналистики начала XX века. М., 2002. С. 4.

⁷⁹ Она же. Русская дореволюционная печать (1905-1914). М., 1991. С. 3.

⁸⁰ Там же. С. 21.

⁸¹ Смирнов СВ. Легальная печать в годы первой русской революции. Л., 1981. С. 5.

⁸² Махонина С.Я. История русской.... С. 65.

⁸³ Боханов A.H. Буржуазная пресса России и крупный капитал. К. XIX - 1914г. М., 1984. С. 3,23, 55;
Летенков Э.В. Из истории политики русского царизма в области печати. Л., 1974; Он же. Литературная

средств массовой информации в России в указанный период времени как канал распространения буржуазной пропаганды⁸⁴. Он исследует «буржуазную печать России не только как агитатора, пропагандиста и организатора буржуазии, не только как центр ее политических организаций, но и как определенную отрасль промышленного производства»⁸⁵. Несмотря на многочисленные факты, подтверждающие процесс капитализации медийного рынка, все же данная концепция страдает известным схематизмом. Генетически она проистекает из ленинской оценки современного ему российского общества и адекватной этому обществу системе печати. Излишне говорить, что эта оценка испытывала значительное влияние теоретических воззрений своего автора и политических задач, стоявших перед ним. Его взгляд на систему прессы укладывался в общую концепцию социально-экономического и политического строя России на том этапе ее развития. В частности, присутствовал тезис о наличии в стране уже утвердившейся капиталистической общественно-экономической формации и вывод о тесной связи самодержавия и буржуазии, репродуцирующих в системе периодической печати единую идеологию, направленную на сохранение существующего устройства . Производной от этой теории была склонность оценивать все многообразие либеральных изданий в рамках двухполярной системы «самодержавие vs пролетариат» в духе известной ленинской статьи «Гонители земства и Аннибалы либерализма». Понятно, что либеральная идеология, со всеми оговорками, считалась элементом монархического и буржуазного общества в противовес грядущему демократическому .

промышленность» России конца XIX-начала XX в. Л., 1988. С. 3, 8, 60; Он же. Опыт анализа качественных показателей развития российской периодики. 1901-1916 гг. // Круг идей: макро и микроподходы в исторической информатике. М., 1998; Он же. Печать и капитализм России конца XIX - начала XX века (экономические и социальные аспекты капитализации печати). Автореферат докт.дис. Л., 1988. С. 3. ⁸¹ Он же. Печать и капитализм России конца XIX - начала XX века ...С. 3.

⁸⁵ Он же. «Литературная промышленность...» С. 1.

⁸⁶ Лаверычев В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России. 1861 - 1900. М., 1974. С. 9; Махонина С.Я.
Русская дореволюционная печать (1905-1914). М., 1991. С. 6-7; Смирнов СВ. Легальная печать в годы
первой русской революции. Л., 1981. С. 4.

⁸⁷ Группа «Освобождение труда» и общественно-политическая борьба в России. М., 1984. С. 167, 169;
Лаверычев В.Я. Ук. соч. С. 159-160; Витухновский А.Л. Ук. соч. С. 191.

Основной недостаток этой точки зрения заключается в установке не на анализ, а на разоблачение «буржуазных отношений», то есть оценочности, которую она a priori в себе содержит и которую унаследовали советские исследователи. Буржуазной печати в рамках этой концепции противопоставлялась пролетарская, основанная на принципиально иных началах . «Буржуазностью» объяснялся невысокий «идейный» уровень большинства изданий, нечеткость выражения в них общественной позиции⁸⁹. Именно этой «безыдейностью» объясняли, кстати, повышенное внимание прессы к освещению международной политики в ущерб внутренним делам (которое действительно имело место, что хорошо видно на примере «британских материалов»). Прессе ставили в вину ее превращение в «орудие наживы по преимуществу», а журналисту - «в слепого исполнителя воли капитала», способного воспроизводить только ту картину мира, какую этот капитал ему диктует⁹⁰.

На наш взгляд, влияние этой концепции приводило к упрощению многообразия российской прессы и схематичности в её оценке. Безусловно, вопрос о степени развития капитализма в России, равно как вопросы о расширении социальной базы монархии в начале XX века и социально-политических основаниях русского либерализма относятся к наиболее фундаментальным и сложным для данного периода имперской истории. Достаточно вспомнить острую дискуссию А.Я. Авреха и B.C. Дякина о роли буржуазии в позднеимперской России⁹¹. Но анализ содержания российской прессы все равно заставляет постоянно возвращаться к этим вопросам. Возможно, до появления новых серьезных исследований, более плодотворным будет стремление исходить из признания неустойчивости многих компонентов социально-политического строя России, его

⁸⁸ Есин Б.И. Русская газета... С. 18.

⁸⁹ Из истории русской журналистики... С. 12-13.

⁹⁰ Летенков Э.В. «Литературная промышленность» России к. XIX - н. XX вв. Л., 1988. С. 7, 16.

⁹¹ Аврех А.Я. Царизм и IV Дума. 1912-1914 гг. М., 1981. С. 3-20; Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в
годы Первой мировой войны. 1914-1917. Л., 1967. С. 132-134, 207-216. См. также: Вест Дж. Л. Буржуазия и
общественность в предреволюционной России //История СССР, 1992, №1 и другие работы о слабом влиянии
буржуазии на внутреннюю и внешнюю политику.

переходного характера и наличия многих центров влияния в определении политического курса, что прямо отражалось на характере прессы.

Здесь следует иметь в виду и слабую заинтересованность буржуазии во вкладывании значительных денежных средств в газетно-журнальное дело из-за его слабой окупаемости, цензурных ограничений и нередкого произвола местной бюрократии⁹². Как образно описывал эту ситуацию известный публицист и писатель, «какое же это дело, если оно коммерческого собственностью быть не может? Когда оно охраны вложенных в него интересов не имеет? Когда оно защиты суда лишено и вне закона поставлено? Это не дело, а прозябание в условиях терпимости... Хоть миллион подписчиков соберите, а все-таки, единый закон, от которого существование ваше зависит, это — с какой ноги сегодня Победоносцев с постели встал. А кроме Победоносцева есть Дурново, есть Горемыкин...» .

В рамках данной работы принят более осторожный принцип применения определения «буржуазный». Важным критерием является связь издателей с определенными финансовыми кругами («Биржевые ведомости», «Новости и биржевая газета») , либо доказанный факт существования издания на средства промышленников и банкиров (например, «Волгарь», издававшаяся при поддержке Т.С. Морозова). Это делало неизбежным отражение в них политических и социально-экономических задач заказчиков, и предопределял соответствие системе ценностей и взглядов их основной аудитории. В эту же группу попадают «Торгово-промышленная газета» и «Вестник финансов, промышленности и торговли». Однако, при их анализе необходимо учитывать их статус правительственных официозов.

В рамках типологии средств массовой информации на основании их принадлежности к определенным социально-классовым структурам общества могут быть проанализированы так называемые «бульварные» издания. Этот

⁹² Жирков Г.В. История цензуры в России. М., 2001. С. 183.

⁹³ Амфитеатров А. Девятидесятники. ТЧ. 2. Роман. СПб, 1911. С. 319.

⁹¹ Есин Б.И. История русской журналистики XIX в. M., 2003. С. 246; Он же. Путешествие в прошлое /газетный мир XIX века/ M., 1983. С. 95, 111; Коновалова А.В. К вопросу об истории газеты «Биржевые ведомости» // Экономическая история. Вып. б. М., 2001. С. 119.

критерий наиболее удобен, поскольку их политическую и идеологическую ориентацию выявить значительно сложнее. Для их издателей общественно-политическая платформа действительно была гораздо меньшим предметом забот, нежели коммерческий успех - только в этом смысле они также попадают под определение «буржуазной» печати, которое обсуждалось выше. В эту группу входили: «Петербургский листок», «Петербургская газета», «Русский листок» (одна из самых дешевых «больших» газет), «Московский листок», «Одесский листок». Все это издания, полностью ориентированные на не слишком взыскательные вкусы своих читателей, и, как правило, аполитичные. По характеристике Б.И. Есина, это была «низкопробная безыдейная печать, рассчитанная на вкусы российских обывателей»⁹⁵. Но именно в силу таких особенностей эти издания можно считать прекрасным источником по специфике взглядов и представлений данного социального слоя. Ставка на популярность заставляла издателей публиковать именно то, что хотела прочитать их аудитория, в результате эти газеты достаточно точно отражали ее взгляды. Основной аудиторией «бульварной прессы» являлось городское мещанство, простонародье, а также купечество, мелкие служащие и часть рабочих⁹⁶. Не следует исключать из этого списка крестьянство, в том числе тех его представителей, которые недавно переехали в города, но сохранили характерные черты сознания своей социальной группы.

«Московский листок» можно считать флагманом этих изданий. Яркую оценку его редактору дал известный журналист В. А. Гиляровский: «безграмотный редактор приучил читать свою безграмотную газету, приохотил к чтению охотнорядца, извозчика». Уже через три года после начала издания, его тираж составил 40 тысяч экземпляров. Для сравнения, тираж «Московских ведомостей» был 4 тысячи⁹⁷. Его можно было прочесть в каждом трактире, либеральные газеты называли его «кабацким листком».

⁹⁵ Есин Б.И. История... С. 242.

⁹⁶ Он же. Русская дореволюционная газета... С. 49.

⁹⁷ Гиляровский В.А. Москва газетная // Сочинения в 3 тт. Т. 2. М., 1994. С. 7.

Тем не менее, «газета читалась и в гостиных, и в кабинетах, и в трактирах, и

на рынках, и в многочисленных торговых рядах и линиях» .

В рамках этой же группы анализировались «мещанский» журнал «Родина»⁹⁹, «семейные» журналы¹⁰⁰, журналы для народного чтения¹⁰¹, развлекательные еженедельники¹⁰². Так называемые «массовые»- издания, типа «Нивы» или «Севера», были не очень популярны среди библиотечных

читателей. Такие иллюстрированные журналы с приложением выписывала, в

юз основном, провинция, для домашнего чтения .

В данной работе аналогичным образом атрибутировались многочисленные

брошюры, выходившие в связи с англо-бурской войной¹⁰⁴. Их общими

чертами были: дешевизна» достаточно высокий тираж, простота и образность

изложения материала, общая стилистика, содержательное единство. В

отдельных случаях присутствовало четкое указание использования брошюры

- «для народного чтения»¹⁰³. Порой достаточно красноречиво уже само

указание издательства: например, «типография Дома призрения Малолетних

Бедных»¹⁰ . Все эти признаки свидетельствуют о том, что их адресатом также

была условно называемая «аудитория «Московского листка»». Сюда же

относятся многочисленные «песенники» и дешевые иллюстрированные

1 (Y1

издания . На эту же аудиторию были рассчитаны многочисленные

⁹⁸ Там же. С. 88, 92, 129.

⁹⁹ Маршак С.Я. В начале жизни (страницы воспоминаний) // Полное собрание сочинений. М., 1990. Т. 2. С.
380.

¹⁰⁰ В том числе: «Нива», «Вокруг света».

¹⁰¹ «Журнал для всех».

¹⁰² «Будильник», «Осколки», «Стрекоза», «Развлечение».

¹⁰³ Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века. 1890-1904. M., 1981. С. 64.
¹⁰¹ Англо-бурская война. СПб, 1900; Англо-трансваальская война на рубеже XX века. М., 1900; Герье В.
Буры и почему следует желать им успеха. СПб, 1900; Начало и конец англо-бурской войны. 1899 - 1900.
Составлено по новейшим иностранным сочинениям. СПб, 1900; Покушение Англии на буров и их
самозащита с нравственной точки зрения. M., 1900; Пороховщиков А А. Бог и буры. СПб, 1901; Реган В.Ф.
Англия и Трансвааль. СПб, 1900.

¹⁰⁵ Айп В. Война Англии с бурами. Книга для народных чтений и для чтений в частях войск. СПб, 1901.

¹⁰⁶ Буры и англичане. СПб, 1900.

¹⁰⁷ Альбом англо-бурской войны. СПб, 1900; Англо-трансваальская война. История буров и их войны. СПб,
1900; Англо-трансваальская война. Протест буров и их история. М., 1900; Англо-трансваальская война.
Юмористические телеграммы и письма. Киев, 1900; Гимн буров. Разноцветное знамя Трансвааля. СПб.,
1900; Послание главнокомандующего трансваальскими войсками генерала П.І. Жубера к Английской
Королеве. Трансвааль и история его страданий. СПб, 1900; Трансвааль. Сборник песен. М., 1908;
Трансвааль. Новейший песенник. Сборник новейших песен, куплетов и романсов. СПб, 1908; Трансвааль.
Новейший сборник песен. М., 1908; Трансвааль. Новейший песенник. Собрание новейших цыганских песен

театральные постановки на сюжеты из англо-бурской войны . Именно эта группа источников представляет нам косвенные сведения об отношении крестьян к интересующим нас вопросам. Получение непосредственных данных о позиции крестьян по поводу актуальных социально-экономических и политических сюжетов вообще и в связи с Англией в частности представляет собой наиболее сложную проблему. Предполагается, что основным изданием на российском рынке газетно-журнальной продукции, рассчитанным на крестьянство, был «Сельский вестник». Однако статус правительственного официоза делает его в большей мере источником по идеологической политике правительства, нежели по особенностям реального отношения крестьян к англо-бурской войне. В дополнение были привлечены материалы «Вятской газеты» — одного из земских еженедельников, получившего достаточно широкое распространение среди грамотной части крестьянства¹⁰⁹. Но, к сожалению, в этом издании проблематика, связанная с англо-бурской войной, оказалась представленной крайне слабо. Именно поэтому столь важным представляется использование источников, способных предоставить нам косвенную информацию о реакции этого социального слоя на события в Южной Африке.

Отдельную группу составляют так называемые «информационные газеты». В первую очередь, к ним относились: «фабрика новостей» — «Русское слово» И.Д. Сытина, «Новости дня», «Курьер» (считается одной из первых городских демократических газет)¹¹⁰ и ряд других. Нельзя сказать, что эти издания отличала полная «безыдейность». В частности, считается, что «Русское слово» дрейфовало при Сытине от крайне правой ориентации к либерально-буржуазной. Но те же исследователи признают, что «современники не зря называли ее «газетным Левиафаном». Как в библейском чудище, в ней перемешалось все и вся. Даже в лучшие годы

и романсов. М., 1909; Трансвааль. Новейший сборник песен. М., 1910; Трансвааль. Новый песенник. М.,

1916- __

¹⁰⁸ Англо-трансваальская война. Либретто и пантомимы. Киев, 1900.

¹⁰⁹ Из истории русской укур^{,,ал,1СТ11}кИ"- С. 9.

¹¹⁰ Махонина С.Я. История... С. 13

газета не придерживалась единого направления»¹¹¹. В ней действительно встречались и верноподданные, и достаточно оппозиционные материалы¹¹². Как и в случае с развлекательными изданиями, соответствие определенной общественно-политической платформе было для этих журналов и газет второстепенной задачей. Предпочтение все равно отдавалось новостям, а не аналитике.

Сходство наблюдается и в характере аудитории, которая соответствует удачному определению, данному в «Русской мысли» за 1894 год - «средний читатель, потребляющий дешевую литературу» . Сытин был известен своим стремлением к созданию «народного чтения», доступного массам и по содержанию, и по цене¹¹⁴. Оба типа изданий отличала высокая тиражность (что свидетельствует о значительной степени распространения и влиятельности): тираж «Русского слова» насчитывал 22 тыс. в 1899 г. и уже 100 тыс. в 1902 г, а в будущем тиражи стали миллионными.

Определенную часть периодических изданий нельзя анализировать без учета их места в системе наиболее влиятельных в русском обществе идейных течений. Именно этот принцип зачастую брали за основу типологии всей системы периодической печати в указанный период. Как писала о специфике той эпохи исследователь истории формирования внешнеполитической линии в России: «консерваторы и либералы не были объединены в политические партии и группировки. Они группировались вокруг органов прессы, служивших трибуной выражения их воззрений»¹¹⁵. Как и способы типологии, анализировавшиеся выше, «идеологический» способ также имеет свои ограничения.

¹¹¹ Динерштейн Е.А. Иван Дмитриевич Сытин и его дело. М., 2003. С. 112.

¹¹² Кугель И.Р. Сытин (Воспоминания о прошлом русской печати) //Ленинград. 1940. №23-24. С. 16.

¹¹³ Цит. по: Динерштейн Е.А. Ук. соч. С. 214.

¹¹⁴ Сытин И.Д. Жизнь для книги. М., 1960. С. 115, 128; Телешов Н.Д. Записки писателя: Воспоминания и
рассказы о прошлом. M., 1980. С. 165.

Хевролина B.M. Власть и общество. Борьба в России по вопросам внешней политики. 1878-1894. М., 1999. С. 3-5.

Несмотря на снижение роли «толстого журнала» по отношению к «массовой газете» в указанный период¹¹⁶, он по-прежнему занимал очень важное место в общей системе прессы. Точка зрения, согласно которой журнал в основном «формировал», в то время как газета только «отражала»

1 1 *7

общественное мнение , кажется верной именно в плане подчеркнутой «идейности» большинства «толстых журналов». Были, разумеется, и газеты с идеологически выраженной линией.

Интересующая нас информация публиковалась под рубриками «иностранное обозрение», «внутренняя хроника», «политическое» или «провинциальное обозрение». Аналитика являла собой сверхзадачу существования журнала — формирование и отражение определенной общественно-политической позиции. Стоит согласиться с мнением, что выбор беллетристики (по объему - основная часть всех «толстых» журналов) осуществлялся с учетом этой позиции и в ее поддержку¹¹⁸. Вопрос об основной аудитории журнала также довольно ясен - это интеллектуально развитая, образованная публика, в первую очередь - интеллигенция.

При оценке идеологического характера журнала или газеты и их места в общей системе интеллектуальных течений, нужно вспомнить некоторые особенности того этапа развития общественной мысли России, в рамках которого развивалось каждое издание. Известный публицист и книговед Н.А. Рубакин характеризовал 1900-е годы как «разброд и шатания» в общественной мысли, постоянные перегруппировки и размытые границы между представителями различных направлений, что затрудняет классификацию¹¹⁹. Любопытную иллюстрацию к этому определению идейного климата русского общества дал известный журналист, театральный критик А.Р. Кугель, описав А.А. Суворина, ушедшего из отцовского «Нового времени» и открывшего газету «Русь»: «Он бессомненно ненавидел

¹¹⁶ Есин Б.И. Русская дореволюционная газета... С. 53; Махонина С.Я. Ук. соч. 91 С. 9.

¹¹⁷ Есин Б.И. Русская газета... С. 128.

¹¹⁸ Евгеньев-Максимов Е., Максимов Д. Из прошлого русской журналистики... С. 178.

¹¹⁹ Рубакин Н.А. Представители главнейших течений русской общественной мысли 1800-1910 гг// Рубакин
Н.Л. Ук. соч. С. 244.

гниющий самодержавный строй, но что рисовалось ему на смену - едва ли знал он сам. Немного либерализма, что-то от славянофильства, кое-что от мужицкой «правды», панславистское предание генералов Фадеева и Черняева, безотчетный патриотизм, смутные веяния народной мудрости - все это переплеталось в пестрой чехарде» . Между тем, именно эта «беспартийная» «Русь» стала очень популярной, аккумулировав на своих

~121

страницах недовольство пестрой массы читателей .

Уже отмеченные обстоятельства заставляют максимально осторожно относиться ко всем идейно-политическим ярлыкам, которые закрепились за разными изданиями. Действительно строгая и выдержанная идейная линия соблюдалась далеко не всеми.

Характерной чертой было вынужденное участие журналистов демократического направления в либеральных или народнических изданиях, в том числе в «Русской мысли» и «Русском богатстве» (в результате ряда запретительных мер Александра III в отношении печати) ~ . Это сказывалось на направлении отдельных материалов и корректировало общую линию издания.

При анализе материалов периодической печати следует иметь в виду также такой важный фактор, как цензурные ограничения. По понятным причинам, особенно это относится к либеральным изданиям. Известно, впрочем, что цензурных преследований не всегда могли избежать и вполне «благонадежные» печатные органы, такие как «Новое время», «Московские ведомости» и «Гражданин» ~ . До 1905 года цензурное ведомство руководствовалось уставом о цензуре, в основе которого лежали Временные правила о печати от 6 апреля 1865 года. Они были дополнены многочисленными законодательными постановлениями эпохи Александра III, жесткость цензурной политики которой стала притчей во языцех. До

¹²⁰ Кугель А.Р. (Homo novus). Листья с дерева. Воспоминания. Л., 1926. С. J50. )

¹²' Там же. С. 167. \.^

¹²² Есин Б.И. История... С. 265; Из истории русской журналистики к. XIX- н. XX вв. (Статьи, материалы,
библиография). М., 1973. С. 5.

¹²³ Бережной А.Ф. Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати. Л., 1967. С. 30.

краткой эпохи «свободы печати», наступившей в 1905 году, журналисты и издания действительно вынуждены были взвешивать каждое свое слово и материал, чтобы избежать разнообразных мер административного или финансового воздействия.

Применительно к исследуемой в данной работе теме, в этой связи может возникнуть вопрос: а не следует ли считать весь пласт информации в российской прессе об англо-бурской войне, включая ее оценки, способ и манеру подачи материала, производным от «спускаемых сверху» директив, того общего направления, которое было принято в правительственных кругах. Это соображение дополнительно усиливается фактом сознательного использования властями англо-бурской войны в качестве информационного повода для решения определенных идеологических задач (что было доказано А.Л. Витухновским и обсуждалось выше). Абсолютизация этого подхода могла бы наложить серьезные ограничения на трактовку беспрецедентно сочувственной реакции прессы бурам и в целом отношения к этой войне как отражения позиции именно российского общества, а не следствия тех или иных конъюнктурных соображений со стороны власти (курсив мой - Л.П.).

Однако, соглашаясь с очевидным влиянием цензурного фактора на освещения событий англо-бурской войны в российской прессе, надо также учитывать следующие обстоятельства. Непосредственное цензурное вмешательство было в определенной степени поделено между органами предварительной цензуры и представителями администрации на местах, что порой создавало значительные помехи в выработке единой линии¹²⁴. По свидетельству современников, несмотря на все цензурные строгости, издания находили возможность обсуждать темы, интересовавшие русское общество, в том ключе, в каком считали нужным, используя для этого «эзопов язык» и другие приемы¹²⁵. Цензоры нередко получали взятки от редакций газет и журналов. А порой в цензурном ведомстве могли встречаться и чиновники

¹²⁴ Мардарьсв Н.Г. Нечто из прошлого // Цензура в России в к. XIX - н. XX века. Сб. восп. СПб, 2003. С. 208.

¹²⁵ Белоусов И.А. Царская «цедилка» // Цензура в России в к. XIX - н. XX века. Сб. восп. СПб, 2003. С. 37.

вполне либеральной направленности . Даже «проправительственные» издания допускали публикацию статей, вызывающих неприятие официальных структур¹²⁷, что свидетельствует против положения о наличии непреодолимой цензурной «стены» и полной гомогенизации всего информационного пространства со стороны власти. Все это в значительной степени корректирует представление о невозможности журналистов в каждом конкретном случае отступить от принятой «официальной» линии в том или ином вопросе.

Еще более важным представляется следующее. В России просто не существовало института, оказывавшего системное и последовательное воздействие на органы прессы, курирующего четкое выполнение тех или иных идеологических программ печатными изданиями. О намерениях правительства организовать нечто вроде «министерства пропаганды» для систематического влияния на общественное движение можно говорить лишь применительно к периоду после революции 1905 года, в связи с деятельностью П.А. Столыпина. Не существовало и принятого, регулярно корректируемого и последовательно осуществляемого комплекса мер по идеологической политике. Хорошо иллюстрируют этот факт воспоминания известной участницы общественного движения А.В. Тырковой-Вильямс: «На страну опустилось затишье, похожее на оцепенение... Министерства не бездействовали. Улучшались финансы, промышленность, даже просвещение. Но все это делалось без участия не только общественных деятелей, но даже общественного мнения, как-то мимоходом, поэтому проходило мимо сознания и власти в заслугу не ставилось.. .Двуколка урядника была для меня более красноречивым символом власти, чем постройка великого сибирского железнодорожного пути... Ни газеты, ни журналы не разъясняли нам значения государственной работы...Но поскольку это пропускала цензура,

¹²⁶ Патрушева II.Г. Цензура в России во второй половине XIX в. в воспоминаниях современников // Цензура

в России: история и современность. Сб.науч. трудов. Вып. 1. СПб, 2001. С. 95-97.

127 „

Богданович Л.В. Три последних самодержца."М.-Пг., 1924. С. 277; Витте СЮ. Воспоминания. М.,1994.

Т. 2. С. 524; Хевролина В.М. Власть и общество. Борьба в России по вопросам внешней политики. 1878-1894. М., 1999. С. 87, 128.

все плохое, неудачное обсуждалось на все лады, часто вкривь и вкось» '. Даже в придворной цензуре - важнейшем цензурном подразделении, отвечавшем за создание и распространение позитивного образа власти в массах населения - к началу XX века наблюдался упадок. По мнению исследователей, это ведомство располагало всеми необходимыми техническими и административными инструментами, но не смогло осуществлять никакого реального влияния именно в силу отсутствия

конструктивного идеологического руководства со стороны власти .

В силу этих причин представляется возможным считать информационное пространство Российской империи в рассматриваемый период все же достаточно полицентричным, отражающим позиции как властных структур, так и различных социальных групп. Применительно к данной работе это позволяет включить в поле анализа не только понятие «идеологическая политика властей», но и «общественное мнение» как таковое.

Одной из особенностей идейного пространства в России рассматриваемого периода было серьезное влияние народнической мысли. Для проблематики, рассматриваемой в диссертации, это имело значительные последствия, поскольку именно народники впервые в общественном мнении серьезно поставили вопрос об особенностях капитализма в России и путях модернизации страны. Считается, что народническая идеология переживала уже в 1890-е годы кризис, который принял наиболее явные формы к 1905 году . Объяснялось это в советской литературе победой идейных позиций революционного марксизма . Тем не менее, существовали журналы с очевидно выраженной народнической преемственностью и вопрос о влиятельности этой идеологии в разных социальных слоях пока не решен окончательно. Уже в рамках «перестроечной» историографии появился тезис

Тыркова-Вильямс А.В. То, чего больше не будет. М., 1998. С. 197-198.

¹²⁹ Григорьев СИ. Придворная цензура - последняя ведомственная цензура Российской империи // Цензура
в России: история и современность. Вып. 2. СПб, 2005. С. 32.

¹³⁰ Махонина С.Я. История... С. 8. . - - _ - -

¹³¹ Группа «Освобождение труда» и общественно-политическая борьба в России. М., 1984. С. 31, 39, 169,
234.

о значительном влиянии народнической идеологии на самые разные сферы общественной мысли (от художественной литературы до социологии и различных идейно-политических течений) начала XX века. Впрочем, и в тот период сохранялась тенденция оценивать эволюцию народничества в рамках ленинских оценок этого движения, что означало необходимость разоблачать его идейный крах перед лицом марксизма ". Показательна ремарка Э.В. Летенкова, который констатировал «победу марксизма», но отмечал и сохранение сочувственного отношения к народничеству у русской буржуазной интеллигенции¹³³.

Во главе либеральных изданий стояли «Вестник Европы» и «Русские ведомости». «Вестник Европы» называют обычно органом русской либеральной буржуазии, умеренной в своих требованиях, но выступающей за прогресс . «Русские ведомости» считались «профессорской» газетой и особое внимание уделяли проблемам конституционного устройства (что часто сказывалось на освещении английских сюжетов). «Наша профессорская газета, - называла ее либеральная интеллигенция. — Крамольники! - шипели черносотенцы. - Орган революционеров, -определил департамент полиции. Газета имела своего определенного читателя. Коренная Москва, любившая легкое чтение и уголовную хронику, не читала ее»¹³⁵. Советские исследователи называли ее одной из самых влиятельных в России и включали в основной состав ее аудитории помещиков и буржуазию¹³⁶.

Также к либеральным принято относить «Россию» (1899-1902 гг.; ее иногда причисляют к «буржуазным» изданиям из-за факта поддержки Мамонтовым и Альбертом ), «Право», «Русскую мысль» (которую иногда прямо называют выражающей интересы буржуазии¹³⁸), большинство

¹³² Алексеева Г.Д. Народничество в России в XX в. Идейная эволюция. М., 1990. С. 4-5, 16,209.

¹³³ Летенков Э.В. «Литературная промышленность»... С. 172.

¹³⁴ Есин Б.И. История... С. 222.

¹³⁵ Питяровский B.A. У к. соч. С. 11.

¹³⁶ Летенков Э.В. «Литературная промышленность»... С. 172.
^,37 Есин Б.И. История русской журналистики... С. 265.

^bS Летенков Э.В. «Литературная промышленность»... С. 172.

журналов и газет «буржуазной направленности». По-разному оценивают идеологическую ориентацию «Санкт-Петербургских ведомостей»: как «откровенно правую» либо либерально-буржуазную . Вторая точка зрения представляется предпочтительнее, однако, в рамках данного исследования, более важным является даже не общая направленность издания, а большая склонность его редактора Э.Э. Ухтомского к такому направлению интеллектуальной жизни русского общества, как «восточничество».

К «либерально-народническим» относят «Русское богатство» (по определению Ленина, «народнически-кадетское»¹ ) и «Мир божий» (1892-1906 гг.), который прошел путь от народнической идеологии к легальному марксизму (со второй половины 1890-х годов)¹⁴¹. Однако, в нем продолжали работать многие журналисты, так и не изменившие своих взглядов. Публикуемая художественная проза часто подбиралась в очевидно народническом духе. В результате на страницах журнала излагались порой прямо противоположные позиции. Несмотря на определенные идейные метания, именно «Русское богатство» и «Мир божий» в 1900 г. были самыми читаемыми в Императорской публичной библиотеке (примерно половину этой аудитории составляла учащаяся молодежь), а «Мир божий» еще и наиболее тиражным из «толстых журналов»¹⁴².

К «сочувствующим» легальному марксизму^1ь также относился журнал «Жизнь» (1897-1901 гг.) - вначале либерально-умеренный, потом публиковавший большое количество материалов по перспективам экономического развития России, соотношению ролей города и деревни.

О позиции социал-демократов дают представление такие издания, как: «Рабочая мысль» (1897-1902 гг.), «Искра», «Революционная Россия» (начало выхода обоих изданий - 1902г.).

^ш Есин Б.И. История... С. 242; Летенков Э.В. «Литературная промышленность»... С. 173.

¹⁴⁰ Комментарии // Сытин И.Д. Жизнь для книги. М., 1960. С. 256.

¹⁴¹ Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века. 1890-1904. М., 1981. С. 139.

¹⁴² Там же. С. 61-62, 65.

¹⁴³ Из истории русской журналистики... С. 26.

Гораздо меньше трудностей по сравнению с типологией центристских и левых изданий вызывает атрибуция правой консервативной печати, более или менее связанной с правительством. В поле общественно-политической коммуникации она занимала одно из наиболее значительных мест, нередко косвенно влияя на выбор информации и характер ее подачи в других изданиях. Наименее популярные издания из этой группы считались официозами: «Правительственный вестник» (как и «Сельский вестник», орган МВД), «Русский инвалид» (орган Военного министерства), «Торгово-промышленная газета», «Вестник финансов, промышленности и торговли» (Министерство финансов), «Журнал министерства путей сообщения».

К наиболее ярким изданиям монархического лагеря относились «Гражданин», «Московские ведомости», «Новое время», «Свет», «Наблюдатель». Несмотря на общие основания, каждое из этих изданий обладало заметной спецификой, различной аудиторией и степенью влиятельности.

Существует проблема оценки степени официозности упомянутых изданий. Советские исследователи, вслед за Лениным, считали власть и консервативную прессу «плотью от плоти» друг друга, утверждали

принципиальное внутреннее единство между ними .

В последнее время все чаще встречается взгляд на монарха и правительство как на сознательных центристов, равно дистанцирующихся как от правых, так и от левых политических сил и их изданий . Это снимает проблему рассмотрения прямого или косвенного влияния власти на редакционную политику. Все анализируемые издания нередко рассматриваются, в первую очередь, в качестве выразителей позиции определенных социальных групп, которая только в некоторых случаях совпадала с мнением власти. Согласно этой точке зрения, правительство не вырабатывало самостоятельно, а заимствовало у определенных

¹⁴⁴ Твардовская В:А. Идеология порефоменного самодержавия (M.H. Катков и его издания). М., 1978. С. 5.

¹⁴⁵ Куликов СВ. Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка (1914-
1917). Рязань, 2004. С. 38-39.

общественных слоев различные националистические и консервативные проекты, которые появлялись в силу «широкой общественной инициативы» . Так появляется тезис о серьезном влиянии общественности на правительственную политику. Каналом этого влияния признается в первую очередь пресса. Далее споры идут уже по вопросу о степени влияния — незначительной вплоть до 1910-х годов¹⁴⁷ или достаточно серьёзной¹⁴⁸.

О сложности разграничения понятий «власть» и «общество» уже говорилось выше. И все же, на наш взгляд, данные многочисленных источников свидетельствуют о возможности и другой, более традиционной оценки взаимодействия правительства и прессы. Например, имеется достаточно свидетельств сочувствия императора и придворных кругов черносотенным организациям, что само по себе ставит под сомнение его положение «над схваткой»¹⁴⁹. Вплоть до 1911 года финансирование правых партий правительством было регулярным, причем средства выделялись не только в связи с выборами ⁵⁰, но и непосредственно на содержание печатных органов¹³¹. Специалисты в области внешней политики поддерживают достаточно обоснованный тезис, что и правительство, и монарх не особенно считались в тот период с общественным мнением . Эти обстоятельства заставляют солидаризироваться с теми исследователями, которые считают, что «...при выработке политического курса...и Витте, и Столыпин опирались прежде всего на власть, а не на какие бы то ни было общественные силы и

¹⁴⁶ Ведерников В.В. Кризис консервативной идеологии и его отражение в печати (1895-1902). Вестник ЛГУ.
История, языкознание, литературоведение. 1981. Вып. 2. №8.С. 106; Елисеев А.В. Социально-экономические
воззрения русских националистов начала XX века. Авт.дисс.на зв. канд. ист.наук. М., 1997.С. 4,7,13;
Коцюбинский Д.А. Всероссийский национальный союз. Формирование организационно-идейных основ
(1907-1917). Авт. дисс. назв.канд. ист. наук. СПб, 1999.С. 2.

¹⁴⁷ Георгиев А.В. Царизм и российская дипломатия накануне Первой мировой войны //Вопросы истории.
1988. №3. С. 73.

¹⁴⁸ Кострикова Е.Г. Ук. соч. С. 11-12; История внешней политики России. Вторая половина XIX века. М.,
1999. С. 302-303,311,315.

¹⁴⁹ Данилов IO.H. Ук.соч. С. 104.

¹⁵⁰ Галин В. Тенденции. Война и революция. М., 2004. С. 45.

^Ь1 Воейков В.Н. Ук. соч. С. 36-37; Коковцов B.H. Из моего прошлого. Воспоминания 1911-1919. М., 1991. С.

69.

¹⁵² История внешней политики... С. 315, 343.

действовали в интересах власти» . Консервативные издания в той или иной мере скорее «подстраивались» под нее, выбирая либо попытки высказывания угодной в верхах точки зрения («Гражданин»), либо последовательный и вполне добровольный консерватизм («Московские ведомости»), либо прямое выполнение определенного государственного заказа («Новое время»). При этом надо учитывать, как уже отмечалось, что системное и последовательное использование прессы властью в своих интересах началось только после 1905 года. Издатель «Гражданина» кн. Мещерский со времен Александра III считался

«штатным дворцовым идеологом» , получающим регулярные правительственные субсидии¹⁵⁵. Известно о расположенности к нему императора и систематической борьбе князя за сохранение этой симпатии¹⁵⁶. Этим объясняется зависимость редакционной политики князя от настроений, господствующих при дворе. Информированность Мещерского позволяла ему высказывать в своей газете предположения, находящие вскоре подтверждение в реальной правительственной политике¹³⁷.

Газета "Московские ведомости" считалась неофициальным рупором

* I со

правительства с 70-х годов . Газета располагала благосклонностью Николая II, входя в круг его ежедневного чтения весь интересующий нас период времени^{1 э9}. Государственная власть имела финансовые рычаги воздействия на газету, регулярно печатая в ней казенные объявления¹⁶⁰. При таких обстоятельствах вряд ли возможно говорить о независимости издания.

Ананьич Б.В. СЮ. Витте и П.А. Столыпин - российские реформаторы XX столетия. Опыт сравнительной характеристики // Звезда. 1995. №4. С. 104.

¹⁵⁴ Кризис самодержавия в России. Л., 1984. С. 129.

¹⁵⁵ Витте СЮ. Воспоминания. М., 1994. Т. 2. С. 534; Суворин А.С. Дневник. М., 1992. С. 374.

¹⁵⁶ Коковцов B.H. Ук.соч. С. 260-261; Куропаткин A.H. Дневник // Красный архив. 1922.T.2. С. 31.

¹⁵⁷ Коковцов B.H. Ук. соч. С. 374; Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного
министра и его помощника. 1907-1916гг. М., 1924. С. 89.

¹⁵⁸ Твардовская В.А. Ук. соч. С. 28-30 и ел.; Существует другая точка зрения, см.: Чернуха В.Г. Внутренняя
политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978. С. 227; Она же. Правительственная
политика в отношении печати, 60-70-е годы XIX века. Л., 1989.

¹⁵⁹ Богданович A.B. Ук. соч. С. 407; Дейли Дж. Пресса и государство в России (1906-1917 гг) //Вопросы
истории. 2001. №10. С. 27; Суворин А.С Дневник. М., 1992. С. 374.

¹⁶⁰ Палеолог СН. Ук. соч. С. 75.

Суворинское «Новое время» было одним из наиболее влиятельных ежедневных изданий. П.А. Столыпин как-то назвал ее «самой опасной газетой», поскольку «половина России живет её мнением и своего не имеет» \ В литературе встречается утверждение, что газета имела хождение только в консервативных кругах, являясь выразительницей их взглядов . Безусловно, издание было близко властным элитам правого и умеренного толка, и в этом смысле репрезентировало их позицию. Газета имела также широкое хождение в военной среде¹⁶³. Ее активно читала значительная часть интеллигенции и духовенства¹⁶⁴. При этом известны высказывания представителей вполне «левой» аудитории о том, что, несмотря на негативное отношение к одиозной позиции газеты, её читали активнее, чем многие либеральные издания, благодаря талантливости её редактора и журналистов, а также широкой информированности¹⁶⁵. В целом, ее аудиторию можно считать массовой. Нередко отмечали свойственное «Новому времени» сочетание осведомленности и занимательной формы подачи материала, что обеспечивало ему внимание публики и общую влиятельность¹⁶⁶.

Сотрудники «Нового времени» отмечали «чутье к общественному мнению», проявляемое сыном Суворина - Алексея, долго время фактически редактировавшего газету¹⁶⁷. Правда, бывший сотрудник газеты уверял, что разговоры о ее близости к правящим сферам (до столыпинского периода) представляют собой чистый вымысел. Но он же не отрицал и казенных объявлений, печатавшихся в газете в тех же 1899 и 1900 годах. Красноречиво также указание на обширные связи редактора газеты и ее сотрудников «во

Цит. по: Кострикова Е.Г. Русская пресса и дипломатия накануне первой мировой войны. М., 1997.С. 127.

¹⁶² Динерштейн Е.Л. Л.С. Суворин. Человек, сделавший карьеру. М., 1998. С. 101.

¹⁶³ Грулев М. Записки генерала-еврея. Париж, 1930. С. 213.

¹⁶⁴ Есин Б.И., Кузнецов И.В. Триста лет отечественной журналистики (1702-2002). М., 2002. С. 50.

¹⁶⁵ Бенуа А. Мои воспоминания. Кн.4-5. М., 1980. С. 99; Тыркова-Вильямс А.В. Ук. соч. С. 219,486, 504.

¹⁶⁶ Телешов Н.Д. Записки писателя: Воспоминания и рассказы о прошлом. М., 1980. С. 163; Чуковский К.И.
М.О. Меньшиков // Чуковский К.И. Собр.соч. в 15-ти томах. Т. 6. M., 2002. С. 265.

¹⁶⁷ Снессарев Н. Мираж Нового времени. Почти роман. СПб, 1914. С. 11.

всех слоях общества» и их собственное искреннее убеждение в

исключительной влиятельности издания .

Специфика «Нового времени» заключалась в выполнении функций обслуживания практических задач царской дипломатии. Издание однозначно воспринималось в России и за рубежом как официоз МИДа¹⁶⁹. Его сверхзадачей было создание неофициальной информационной площадки, на которой внешнеполитические круги могли бы выражать свою позицию, избегая ограничений, которые налагали официальные каналы.

Провинциальная пресса России была, за редким исключением, явлением более или менее тусклым. Как правило, многочисленные «Губернские ведомости» представляли собой аналоги «Правительственного вестника» и глубоких размышлений на темы британской цивилизации не содержали. Как писал об этом В.Г. Короленко, «даже о провинции в столичных газетах мы имеем больше данных, чем в иных провинциальных газетах» .

Особое место занимает литература, прямо или косвенно связанная с военными кругами. В эту группу входят: «Варшавский военный журнал», через свой редакционный и авторский состав напрямую связанный с Генштабом; «Вестник иностранной военной литературы», «Военно-медицинский журнал» (издавался Главным Военно-Медицинским управлением), «Интендантский журнал». Кроме того, в печать выходило большое количество брошюр и объемных произведений, как русских, так и переводных, на сюжеты англо-бурской войны и отношений с

(ті

Великобританией . Генеральный штаб издавал серию сборников, содержащих материалы по англо-бурской войне. Всего вышло 22 таких

¹⁶⁸ Там же. С. 20, 22, 125.

¹⁶⁹ Динерштейн Е.Л. У к. соч. С. 96-97; Игнатьев А.В. Внешняя политика России в 1905-1907 гг. М., 1986. С.
14; Кострикова Е.Г. Русская пресса и дипломатия накануне Первой мировой войны. М., 1997. С. 24, 127;
Ленин В.И. ПСС. Т. 13. с. 177; Мещерский В. Дневники // Гражданин. 1910. №33. С. 13; №35. С. 10;
Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991. С. 184; Тыркова-Вильямс Л.В. Ук. соч. С.
372.

¹⁷⁰ Цит. по: Архив В.А. Гольцева. М., 1914. С. 177.

¹⁷¹ Война англичан с бурами. СПб, 1905.

сборника . В них давалось, в том числе, подробнейшее описание военных действий и прогнозы на будущее, размышления о тактике буров, анализ организации английской армии, извлечения из работ профессиональных военных, географические и статистические обзоры Южной Африки, переписка английских военачальников, официальные английские депеши, множество карт, «дневник бура о войне». Обсуждались значение южноафриканской войны для континентальных армий, потери британской армии, финансовые соображения о стоимости военных действий, пересказывались эпизоды из истории взаимоотношений буров и англичан. В сборниках помещались перепечатки из европейской прессы, сочинений бурских авторов. Особенностью всех этих сочинений была ориентация на четкую целевую аудиторию, большая выдержанность и объективность по сравнению с другими группами публицистики. Известный труд И.С. Блиоха содержал размышления о тенденциях современной ему военной и политической

I 71

ситуации, ставших очевидными благодаря англо-бурской войне . Сохранились и другие работы об итогах англо-бурской войны, написанные с точки зрения специалистов в областях, так или иначе связанных с организацией военных действий¹⁷⁴.

При написании диссертации использовались материалы русской публицистики - отдельные книги и брошюры, выходившие в к. XIX - н. XX вв. на различные сюжеты, связанные с политической, социально-экономической и культурной жизнью англичан¹⁷³.

Привлекались также делопроизводственные источники и материалы отдельных ведомств. В них содержатся важные сведения по процессу выработки внешнеполитического курса в связи с политикой Великобритании.

¹⁷² Сборник материалов по англо-бурской войне в Южной Африке. 1899-1902. Вып. I-XXII. Военно-учетный
комитет Главного Штаба. СПб, 1900-1905.

¹⁷³ Блиох И.С. Трансваальская война и и связанные с нею вопросы. СПб, 1900.

¹⁷⁴ Вебер Ф. Об огнестрельных повреждениях новейшими снарядами на основании наблюдений,
произведенных в последней Англо-Трансваальской войне. СПб, 1901; Чистович С.Я. Медицинская помощь
в Трансваале. СПб, 1901; Щеглов В. Возобновление разрушенных дорог в англо-бурской войне 1899-1902
гг. // Инженерный журнал. 1902. №12. С. 1283-1284 и ел.

¹⁷⁵ Дерюжинский В.Ф. Новые явления в развитии английской демократии. СПб, 1906; Дионео (Шкловский
И.В.). Очерки современной Англии. СПб, 1903; Ковалевский М.М. Что такое парламент? СПб, 1906;
Пименова Э.К. Англичане и их страна. СПб, 1905; и др.

Для данного исследования они представляют особенный интерес, поскольку дают представление о реальном отношении к «британской проблеме» политиков и бюрократов, высказываемом не для «красного словца» на широкой публике, а по мере внутреннего обсуждения конкретных политических шагов и стратегий . Интересные факты содержатся в документальных публикациях P.P. Вяткиной, а также специальных

1 ПН

сборниках по взаимоотношениям России и Африки .

Также были использованы источники личного происхождения -воспоминания и дневники лиц, имеющих непосредственное отношение к выработке курса внешней и внутренней политики, либо содержащие свидетельства представителей различных общественных кругов по поводу

і па

Великобритании . Интересны также недавно опубликованные воспоминания и письма русских добровольцев на театре англо-бурской

179 ВОИНЫ .

Наконец, the last but not the least , вспомогательным источником при написании работы послужила русская художественная литература конца XIX — начала XX вв. Долгое время беллетристика не использовалась в качестве исторического источника. Причиной скептицизма по отношению к ее возможностям традиционно считался крайний субъективизм писателей в изображении исторических реалий. Даже получив «полулегальный» статус в трудах историков второй половины XX века, стремившихся к обновлению

Англо-русская конвенция 1907 г. и раздел Афганистана (по материалам секретного архива бывшего МИД) // Красный архив. 1925. Т. 3 (10); Коренные интересы России глазами ее государственных деятелей, дипломатов, военных и публицистов. Док.публ. Сост-ль И.С. Рыбаченок. M., 2004; Телеграмма г.-л. Линевича на имя военного министра. Тянь-цзин, 30 сентября 1900 // Красный архив. 1926. Т. 1 (14) и др.

¹⁷⁷ Англо-бурская война 1899-1902 гг. по архивным материалам и воспоминаниям очевидцев. М., 2001;
Вяткина P.P. Англо-бурская война 1899-1902 годов в русских документах // Преподавание истории в школе.
1991. №4. С. 14-27; Она же. Африка в переписке российских дипломатов в конце XIX - нач. XX вв. (по
документам АВПРИ МИД РФ) // Вестник МГУ. Серия востоковедение. №3. С. 5-12; Марченко Е.Ф.
Документы АВПРИ о Южной Африке//Дипломатический вестник. 1992. № 17-18. С. 65-69; Россия и
Африка. Документы и материалы. XVIII — 1960 гг. Т. 1-2. М., 1999.

¹⁷⁸ Богданович А.В. Ук. соч.; Витте СЮ. Ук. соч.; Гурко В.И. Ук.соч.; Данилов Ю.Н.Ук. соч.; Коковцов В.Н.
У к. соч.; Куропаткин A.H. Дневник // Красный архив. 1922.Т.2; Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата.
1893-1923. М., 1959; Суворин А.С. Дневник. M., 1992; Тихомиров Л.А. Из дневника // Красный архив. 1935.
№6; Тыркова-Вильямс А.В. Ук. соч.; Шульгин В.В. Ук. соч..

¹⁷⁹ Англо-бурская война 1899-1902 гг. по архивным материалам и воспоминаниям очевидцев. М., 2001. С.
288-500.

¹⁸⁰ Последним по счету, но не по важности (англ.).

источниковой базы и методического инструментария, художественная литература продолжала восприниматься как вторичный источник информации. Это было связано с исследовательскими установками историков на получение «позитивного» знания о прошлом, понимавшегося, в первую очередь, как рассказ о событиях и «материальных» факторах, лежавших в их основе. Пытаясь использовать данные художественной литературы в рамках этой традиции, исследователи неизбежно сталкивались с проблемой расхождения искусства и действительности, нередко констатировали «недостаток реализма» произведений и в исторических

1 Q 1

работах привлекали их сведения только в качестве иллюстрации .

Однако, в последнее время беллетристика стала использоваться в ином качестве . Поворот исследовательского интереса в сторону «идеальной» стороны развития человеческого общества, его ментальных, интеллектуальных, психологических, социо-культурных основ, сделали массив «субъективной» художественной информации востребованным в качестве первоисточника.

Материалы художественной литературы уже использовались исследователями, изучавшими отражение в российском общественном мнении событий англо-бурской войны . Применительно к проблематике, рассматривающейся в данной работе, дополнительное привлечение художественной литературы к. XIX — н. XX вв. представляется вполне оправданным. Внимание уделялось поиску в ней не только случайных штрихов на «английские сюжеты», но и устойчивых мифологем и стереотипов, которые существовали в общественно-политическом пространстве и были так или иначе связаны с темой Великобритании в том виде, в котором она обсуждалась на страницах прессы. Фиксация этих

¹⁸¹ См. напр.: История английской литературы. Т. 3. М., 1958. С. 81; Максимова Л.Н. Колониальная
политика Великобритании и английская художественная литература в последней трети XIX — начале XX вв.
М., 1997. Авт.дисс. С. 3, 6; Олюнин Р.В. Об истоках кризиса английского колониального романа (Р.
Киплинг, Л. Конан-Дойль, Г. Хаггард) // Уч.зап. МГПИ В.И. Ленина. Зарубежная литература. №218. М.,
1964. С. 280, 286.

¹⁸² История России XIX-XX веков: новые источники понимания. М., 2001.

¹⁸³ Давидсон А.Б. Великая южно-африканская война — в истории и литературе // Лит. альманах Африка. Вып.
4. М., 1983.

стереотипов на страницах популярных произведений является косвенным свидетельством их распространенности¹⁸⁴.

В работе были использованы произведения Амфитеатрова А.В., Ахматовой А.А., Бальмонта К.Д., Вересаева В., Дорошевича В., Корякова О., Куприна А.И., Мамина-Сибиряка Д.Н., Паустовского К., Толстого А., Цветаевой А., Чехова А. П. Отдельные авторы из этого списка выступали частыми гостями на страницах столичной прессы, размышляли на интересующие нас темы в своих публицистических произведениях, воспоминаниях, письмах. Отдельно следует сказать о позиции Л.Н. Толстого в отношении англо-бурской войны, высказанной им в ряде статей и писем, что стало одним из факторов формирования общественного мнения¹⁸³.

В работе использовались развлекательные романы небольшого формата об англо-бурской войне, написанные отечественными авторами или переведенные на русский язык¹⁸⁶. Привлекались также художественные произведения, созданные позже исследуемого периода, но отражающие его реалии, а также сочинения, которые несли в себе значительный элемент воспоминаний: «Поезд на третьем пути» Дона Аминадо, «Повесть о жизни» К.Д. Паустовского и другие. Использовались сведения об особенностях присутствия английской художественной литературы на российском книжном рынке в рассматриваемый период, что также позволило сделать некоторые выводы относительно условий формирования образа Англии и англичан в русском общественном мнении. Привлекались данные о значимых тенденциях в развитии русской художественной литературы начала XX века, важные с точки зрения отдельных аспектов общественной мысли, напрямую связанных с оценками англо-бурской войны и британской цивилизацию.

Цимбаева E.H. Исторический анализ литературного текста. М., 2005. С. 3.

¹⁸⁵ Толстой Л.Н. Не убий // ПСС Т. 34. М., 1952; Он же. Письма 1899-1900 // ПСС Т. 72. М.-Л., 1933; Он же.
Письма 1901-1902 // ПСС Т. 73. М., 1954; Он же. Рабство нашего времени // ПСС. Т. 34. Произведения 1900-
1903 гг. М., 1952. >

¹⁸⁶ Буры. Война за свободу. Повесть из эпохи южно-африканской войны. Э. фон Барфус. Пер.с нем. М., 1901;
Роза Бургер, бурская героиня или золотоискатели в Трансваале. Роман из англо-бурской войны. СПб, 1902.

Методология исследования. В основу работы положены общенаучные методы анализа и синтеза, а также принцип историзма, представляющий собой рассмотрение явлений в их историческом развитии и в связи с социальными, политическими и общекультурными процессами. Анализ материалов периодической печати проводился с использованием таких традиционных исторических методов, как:

- историко-сравнительный (при сопоставлении текстов периодических
изданий, различающихся по своей социально-политической направленности,
происхождению, положению на рынке средств массовой информации; при
сопоставлении схожих по тематике и характеру высказываний по поводу
Великобритании, встречающихся в источниках официального и личного
происхождения и собственно прессе);

- историко-генетический (при описании эволюции элементов,
составляющих образ Великобритании в российском общественном мнении
во второй половине XIX - начале XX вв.);

- системный подход (при анализе всех использованных в работе печатных
изданий как элементов единой системы информационного пространства,
каждый из которых выполнял свою определенную функцию в его рамках и
соответственным образом выстраивал свою информационную политику).

Надо отметить, что изучаемые сюжеты входят в сферу социальной истории постольку, поскольку общественное мнение и идеологическая политика, проводимая властью, складываются из соотношения образно-представленческих систем различных социальных групп. Изучение этих проблем не представляется возможным без методических приемов из арсенала социальной истории. Исследование механизмов формирования сознания отдельных индивидов и социальных групп, изучение устойчивых и «случайных» поведенческих и ментальных установок в связи с проблемами политического действия признается весьма перспективным и в западной, и в отечественной науке. При этом закономерности возникновения систем представлений изучаются в рамках отдельного направления — имажинологии,

междисциплинарного по своей сути. Обращение к отдельным разработкам в области психологии и социологии считается в рамках этого направления естественным и необходимым. Исследование бытования образа Великобритании в общественно-политическом пространстве Российской империи, безусловно, попадает в область имагологических штудий и в силу своей специфики оно также требует использования отдельных принципов, терминов и понятий, заимствованных из смежных гуманитарных наук.

Элементы психологического подхода целесообразно привлекать в качестве увеличительного стекла, в фокусе которого находятся отдельные представления, стереотипы, идейные комплексы. Причем они рассматриваются не только в зависимости от имевшихся в изучаемый момент времени социально-экономических и политических реалий, но и при учете накопившегося багажа уже бытовавших в общественном сознании установок. Необходимость отслеживания ключевых идей мировоззренческого плана, регулярно встречающихся в текстах, имеющих идентичное происхождение, выводит на проблему установления общих принципов работы и стиля мышления авторов этих текстов при оценке и описании окружавшей их действительности. Последнее может быть достигнуто с помощью анализа авторских принципов отбора материала, типа используемой аргументации, риторических особенностей текста. Полученные данные об установках и специфике мышления представителей элиты представляют собой основу для их соотнесения с определенными поведенческими типами и позволяют получить ключ к объяснению некоторых важных явлений политической и социально-экономической жизни России начала XX столетия.

Не вступая в старинный спор о соотношении материальных и идеальных факторов в истории, и не преувеличивая влияние системы представлений о Великобритании на конкретные политические решения российской правящей элиты, автор, тем не менее, исходил при написании работы из тезиса о единстве сознания и деятельности. Традиция анализа мыслительных стереотипов и поведенческих установок без отрыва друг от друга лежит в

основе концепции политической культуры, однако активно развивалась не

только в политологических, но и в чисто исторических трудах . В емком определении оксфордского словаря, идеология представляет собой «систематическую схему идей, обычно относящихся к политике или. обществу, поведению класса или группы, и воспринимаемую как

оправдывающую действия» .

С другой стороны, социологический подход позволяет выявить связь между индивидуальными чертами человека, особенностями его сознания и принадлежностью к определенной социальной группе¹⁸⁹. Один из ведущих британских социальных историков К.Райтсон пишет: «Общество есть процесс... Для социального историка главная из всех задач состоит в том, чтобы уловить этот процесс, одновременно обнаруживая долговременные сдвиги в социальной организации, в общественных отношениях и в тех понятиях и ценностях, в которых эти социальные отношения воплощаются»¹⁹⁰. Рассмотрение материалов на «британские сюжеты» в прессе начала XX века в рамках единой системы позволяет представить периодические издания как множество каналов или сетей, связующих между собой различные социальные группы, отражающие их картину мира и формирующих ее. При этом отдельные, наиболее очевидные, черты и особенности мышления публицистов, отразившиеся в их трактовке событий англо-бурской войны, анализируются не как случайные явления, но как значимые элементы общественной жизни, во взаимной обусловленности в нею.

При оценке происхождения отдельных «информационных волн» в общественно-политическом пространстве, исследователь сталкивается с

¹⁸⁷ Буховец О.Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в Российской империи начала XX
века: новые материалы, методы, результаты. М., 1996. С. 98-99, 129.

¹⁸⁸ Oxford English Dictionary. 2^nd ed. Oxford, 1989. Vol. 7. P. 22. (Цит. по: Схиммельпеннинк ван дер Ойе.
Идеологии империи в России имперского периода//ЛЬ imperio. 2001. №1-2. С. 213).

¹⁸⁹ Усенко О.Г. К определению понятия «менталитет» // Российская ментальность: методы и проблемы
_; изучения. Вып. 3. М., 1999. С. 23.

¹⁹⁰ Цит. по: Репина Л.П. Социальная история и историческая антропология: новейшие тенденции в
современной британской и американской медиевистике // Одиссей. Человек в истории. Личность и
общество. М., 1990. С. 171.

необходимостью атрибутировать их с точки зрения государственного или общественного заказа. Провести разграничение элементов общественного мнения и идеологической политики, сознательно проводимой властными элитами, как правило, непросто. Преодолевая неизбежный схематизм, присущий понятиям «власть» и «общество», мы сталкиваемся с наличием в публичном пространстве Российской империи многочисленных социальных групп. Они отличались между собой по степени принадлежности к государственному аппарату, по численности, социальному происхождению и многим другим факторам. Объединяли их наиболее типичные черты общественного сознания той эпохи, общие принципы коллективного и индивидуального мышления. Тем не менее, там, где позволяют источники, необходимо конкретизировать социальное и политическое «авторство» изучаемых материалов. Ситуация осложняется тем, что «спущенная сверху» информация, и особенно ее оценка, зачастую разделяется отдельными социальными слоями. К тому же, целенаправленное и регулярное постулирование определенных идейных положений, безусловно, укореняет их в общественном мнении и усложняет анализ их происхождения. Тем не менее, насколько это возможно, исследователь должен различать элементы общественного мнения и идеологической политики, поскольку именно анализ происхождения тех или иных идеологем позволяет сделать вывод об их месте, укорененности и важности в комплексе общественных представлений в целом и различных социальных групп - в частности. Наиболее очевидным путем решения этой проблемы является выявление непосредственной связи тех или иных печатных изданий с правящими элитами, а также сопоставление содержания публицистических текстов по «британской тематике» с аналогичными тезисами, встречающимися в личных и официальных источниках других типов.

Научная новизна работы аргументируется следующими положениями: 1. формирование, эволюция и специфика этнических представлений русского общества впервые исследуется в тесной взаимосвязи с

процессами его самоопределения и модусами его самоописания к. XIX - н. XX вв.;

8. представления об англичанах как этническом «чужом» и внешнеполитическом партнере впервые рассматриваются в единой системе с ключевыми внешне- и внутриполитическими концептами, бытующими в русском коммуникационном пространстве;

9. образы и представления об англичанах, распространенные в русском общественном сознании указанного периода, анализируются в общем контексте с идейными и мировоззренческими установками, ретранслируемыми носителями этих представлений;

10. в работе впервые проводится четкое выделение и анализ конъюнктурных и структурных факторов, определявших отношение русского общества к англичанам;

11. сделана попытка определить соотношение вклада властных и общественных источников в процесс создания единого образа англичан в российском общественно-политическом пространстве.

Принципиальные отличия данной работы от предшествующих исследований проблем восприятия англичан в России и реакции русского общества на события англо-бурской войны заключаются в следующем. В отличие от диссертационного исследования А.Л. Витухновского, работа написана на иных теоретико-методологических основаниях. Это позволило автору уйти от жесткой схемы в делении русского общества на «проправительственный» и «пролетарский» лагеря и предложить иное объяснение феномену единства русского общества в поддержке бурской стороны конфликта. Вместе с тем, впервые наглядно раскрыто лишь намеченное в работе А.Л. Витухновского положение о сознательном использовании российским МИДом размещения про- и антианглийских публикаций в периодической печати в качестве внешнеполитического инструмента. При написании диссертации был использован богатый фактический материал, собранный А.Б. Давидсоном по вопросу об

отношении русского общества к англо-бурской войне. Также учитывались ключевые выводы этого исследователя по этой проблеме. Однако, по сравнению с его работами, в данном исследовании выбран совершенно другой ракурс. А.Б. Давидсон уделяет значительное внимание событийной стороне проблемы «Россия и англо-бурская война», подробно, а порой исчерпывающе описывая историю контактов России с африканскими государствами, политических перипетий вокруг англо-бурского конфликта и вопроса о возможном вмешательстве в него русских властей, деятельности русского Красного креста и участия в войне русских добровольцев, а также конкретные формы, которые приняла реакция русского общества на южноафриканские события. В диссертации же выведены на передний план процессы, происходящие в русском общественном сознании. События англобурской войны и этнические образы англичан и буров интересуют нас, в данном случае, лишь как лакмус, наглядно демонстрирующий характерные черты русского общественного мнения. Именно поэтому появляется возможность предложить четкую версию ответа на вопрос о причинах и внутренней логике столь восторженного и эмоционального отношения русского общества к событиям в Южной Африке и такой однозначной поддержке буров.

С точки зрения методологии, новизна исследования заключается в последовательном применении системного метода при анализе процессов в области общественных представлений. Кроме того, российская пресса и публицистика также анализируется как единая система, которая в этом качестве только и позволяет понять механизмы формирования и функционирования феномена общественного мнения в области этнических представлений и влияния образно-представленческих систем на выработку конкретной политической линии. До настоящей работы при изучении образа Англии в русском общественном мнении данные прессы использовались только иллюстративно.

Апробация работы. Основные результаты исследования изложены автором в научных публикациях на страницах периодических изданий («Отечественная история», «Историк и Художник») и научных сборников, а также в выступлениях на научных конференциях и заседаниях кафедры отечественной истории Государственного университета гуманитарных наук.

Структура работы подчинена ее основному замыслу - выявлению динамики общественных настроений в отношении Великобритании, ее внутренних двигателей, константных и конъюнктурных факторов в ее основе. Диссертация состоит из введения, двух глав, разделенных на параграфы, заключения и списка использованных источников и литературы. В разделе историографии представлен обзор существующей отечественной и зарубежной литературы по проблематике диссертации, с акцентом на описание уже наработанных принципов анализа процессов в области сознания и общественной мысли. Сделаны выводы о степени разработанности темы, о наличии в историографии нескольких этапов ее анализа, отличающихся в своей концептуальной и методологической основе. При характеристике использованных в работе источников основное внимание уделялось анализу возможностей периодических материалов при изучении состояния общественного мнения в области представлений об Англии с одной стороны и идеологической политики власти, с другой. Сделаны необходимые пояснения по генетической принадлежности источников к той или иной социальной группе или аудитории. Это дает возможность в дальнейшем атрибутировать и объяснить происхождение различных идеологем в рассуждениях на «британские темы»).

В первой главе рассматриваются конъюнктурные аспекты существования образа «туманного Альбиона» в русском общественно-политическом пространстве времен англо-бурской войны. Анализируется процесс актуализации и трактовки в русской прессе и публицистике основных острых вопросов во взаимоотношениях России и Великобритании в связи с событиями в Южной Африке. Значительное внимание уделено рассмотрению

процесса реализации в системе русских периодических изданий начала XX и через ее посредство политического заказа со стороны различных институтов власти в области внешней и внутренней политики. На основании массива газетных и журнальных публикаций по «британской тематике» вычленяется оценка роли Великобритании в мировой политике, отношение публицистов к общей системе международных отношений, сложившейся в период и на момент окончания англо-бурской войны.

Во второй главе в центр внимания попадает бытование образов и представлений об англичанах в различных сегментах русского общественного мнения. Выделяются основные компоненты системы представлений, составляющие собой каркас образа Джона Буля и его трактовок (политические, экономические и социо-культурные параметры жизни англичан глазами русских). Сделана попытка проследить бытование основных тезисов на «британские сюжеты» в других сегментах общественно-политического пространства помимо прессы, репрезентирующих мнение различных социальных групп и политических элит. Здесь же анализируется формальная сторона подачи «британского материала» в русской прессе, стилистические, риторические и жанровые особенности трактовки образа Джона Буля. На этом основании оценивается соотношение конъюнктурных и структурных параметров в формировании образа Великобритании в публицистике и прессе, ставится вопрос о степени глубины и укорененности его ключевых составляющих в русском общественном мнении. Проводится сопоставление этнических представлений об англичанах, бурах и русских, анализируются модусы самоописания российских публицистов в контексте оценки ими событий англо-бурской войны.

В заключении работы проблемы формирования образно-представленческой системы, касающейся Англии и англичан, рассматриваются в единой связи с особенностями процесса самоидентификации русского общества в конце XIX - начала XX вв.

Подводятся основные итоги исследования, намечаются дальнейшие пути развития данной тематики.

Международный аспект: пресса как орудие дипломатии

Англо-бурская война 1899-1902 гг. стала первым крупным военным конфликтом XX века. В исторической литературе это событие вполне однозначно оценивается как проявление колониального раздела мира периода зрелого капитализма192. Наряду с испано-американской войной 1898 года, столкновение Великобритании и двух маленьких бурских республик Трансвааля и Оранжевой ознаменовало собой для европейцев конец затянувшейся мирной эпохи. Южноафриканский вельд превратился в полигон для испытания новых видов вооружения и методов ведения воины .

Для самой Британской империи англо-бурская война оказалась своеобразным Рубиконом. Неожиданно тяжелый для англичан ход войны поставил под сомнение могущество и силу империи, способствовал прекращению политики «блестящей изоляции» и поиску союзников, стимулировал обсуждение путей развития страны. С другой стороны, именно активные действия на юге Африки продемонстрировали прочность выбора английских общественных сил, консервативных и либеральных, сделанного в пользу интенсивного капиталистического развития и «имперской идеи» .

Для стран, наблюдавших за напряженными попытками Англии привести к покорности буров, война обернулась возможностью воспользоваться сложным положением империи в своих интересах, осмыслить новые явления в системе международных отношений, а также выразить свое понимание сути конфликта и поддержать одну из его сторон. «Мы воюем пером, равно как и мечом», - писал сэр Уинстон Черчилль, военный корреспондент «The Morning Post» в годы англо-бурской войны195. Его фраза была верна не только в отношении воюющих сторон.

В общественной жизни практически всех стран, занимающих значимое положение в мировой политике, англо-бурская война получила широкий отклик и стала поводом к многочисленным дискуссиям. Симпатии читателей ежедневных газет от Петербурга до Вашингтона склонялись на сторону буров. В России маленькие бурские государства получили безоговорочную поддержку практически во всех сегментах общественного мнения. О беспрецедентных масштабах поддержки русскими бурской стороны конфликта уже неоднократно писали196. Однако, общественные дискуссии, имевшие место в разных странах, имели своей основой вовсе не только эмоциональную реакцию.

В первую очередь, события в Южной Африке стали поводом для обсуждения действий Великобритании, как в этом конкретном эпизоде, так и на международной арене в целом. Как правило, они получали негативную оценку. «Коварный Альбион» успел обрести много тайных и явных недоброжелателей среди игроков мирового концерта успехами в области расширения своего влияния по всему земному шару. Эти настроения были необычайно сильны и устойчивы. Несколькими годами позже вдумчивые современники из числа тех, кто следил за перипетиями международной политики вообще и происходящим на берегах Темзы в частности, называли именно «ненависть к Англии» и ее «стремление к всемирному господству» одной из действительных причин Первой мировой войны197.

Однако, помимо эмоционального осуждения, общественность той или страны занимали, разумеется, рассуждения об ее собственных традициях и перспективах во взаимоотношениях с Великобританией. В этой связи вставали уже не только универсальные вопросы об этической стороне конфликта, но проблемы практической политики. В частности, перед внешнеполитическими ведомствами Франции, Германии, России и других стран, имевших вес в международных делах, встал вопрос о том, нельзя ли использовать затруднительное положение «коварного Альбиона» в своих интересах. Выбор был сложен, поскольку Великобритания оставалась сильна, и союз или охлаждение в отношениях с ней могли в будущем дорого обойтись любой державе. Поэтому в этот период взаимное «зондирование почвы», завуалированное стремление выяснить планы других сторон и даже как-то повлиять на них, осуществлялось не только посредством традиционных дипломатических каналов, но и на площадках влиятельных периодических изданий. Как правило, связь таких изданий с правительством считалась секретом Полишинеля. «Дипломатия прессы» становится в тот период новым рычагом в международной политике.

Внутриполитический аспект: пресса как идеологический инструмент

То, что профессиональные военные продемонстрировали свою особую заинтересованность в происходящих в Африке событиях можно считать совершенно естественным. Корни этого интереса уходили в мирное Александровское царствование: Россия давно не вела крупномасштабных войн. Именно этим обстоятельством объясняет известный исследователь русского добровольческого участия в англо-бурской войне Г.В. Шубин причины отправки туда военных агентов и некоторого числа добровольцев, явно связанных с военным ведомством . Необходимо было выяснить, что представляют собой военные действия в наступившей эпохе, чего существенно нового добились западные державы в организации военного дела. Собственно, российское военное ведомство было в этом стремлении отнюдь не одиноким, чем и объясняются многочисленные военные труды, составленные в ходе и по итогам англо-бурской войны немецкими и французскими военными, в большом количестве переводившееся на русский язык.

Однако именно утилитарность этого интереса сказалась на том, что многочисленные труды и статьи военных, публикуемые как отдельными выпусками, так и в специализированных газетах и журналах не стали факторами общественного мнения. Вероятно, военное ведомство не привыкло использовать общественное мнение как рычаг влияния на власть, а для лобби собственно во властных структурах оно предпочитало другие более надежные каналы. Все значительное количество работ военных по англо-бурской войне предназначалось для «внутреннего пользования». На страницах этих изданий, как правило, можно встретить клейма библиотек различных военных учреждений: Академии воздушного флота, высших военно-академических курсов, библиотеки Генерального штаба.

В вопросе о взаимодействии с общественным мнением скорее можно говорить об обратном влиянии - на страницы штудий военных теоретиков нередко просачивались штампы, популяризируемые в массовой печати. В частности, именно этим объясняется проникновение в текст, посвященный разбору особенностей военной организации англичан следующих пассажей: англичанам свойственно «чувство собственного превосходства над другими нациями мира», «властные звуки «Rule Britannia» одинаково заставляют гордо поднимать голову и знатного лорда, и бедного носильщика с набережной Темзы»" ". Оценочность и яркая стилистика таких суждений резко выделяется из общего очень сухого тона изложения, принятого военными.

Несмотря на сочувствие, порой высказываемое бурам, авторы «профильных» военных журналов обычно воздерживались от развернутых эмоциональных выпадов против англичан, столь характерных для других типов периодических изданий. Само изложение из номера в номер отличалось сухостью, оценки давались не морально-нравственным качествам противников, а оправданности их стратегии и тактики284. Более того, авторы нередко отмечали позитивные качества английских военных (вплоть до «безответной отваги» английских солдат и офицеров), что было практически невозможно найти на страницах массовой печати, равно либеральной и консервативной

Не было в военных журналах и идеализации буров, столь распространенной в российской прессе. Напротив, авторы вполне бесстрастно анализировали существенные недостатки их военной системы . Даже при описании истории англо-бурских взаимоотношений в XIX века, предоставлявшей множество возможностей для осуждения англичан, авторы просто сообщали читателям отдельные события, но никак не комментировали их . Военных интересовали факты, а не интерпретации.

Характерные черты подачи информации об англо-бурской войне в русской прессе. Взгляд проправительственных изданий

Реакция русского общества на объявление бурами войны Великобритании была моментальной и весьма эмоциональной. Уже в первые два месяца войны в русской прессе сложились вполне четкие образы основных участников данного конфликта и устойчивые представления о его причинах и характере. Они практически не менялись вплоть до завершающего этапа войны.

Классифицируя весь массив информации, появлявшейся в российской прессе по поводу англо-бурской войны, можно выделить две основные группы сообщений по этой теме: конъюнктурную и структурную. Это деление можно проследить и в жанровом своеобразии подачи информации о событиях в Южной Африке.

По формальным критериям первая группа включала в себя короткие передовые статьи или просто подборки телеграмм с места военных действий и из столиц тех держав, которые каким-то образом позиционировали себя по отношению к южноафриканским событиям. Сюда же относились сообщения мировых информационных агентств, реже - донесения собственных корреспондентов или репортажи с места событий. По сути, подобные материалы заключали в себе подробное описание всех перипетий далекой войны, анализ текущих событий английской политической жизни (вплоть до подробных репортажей с парламентских сессий), оценку ее основных действующих лиц. Все эти элементы в обязательном порядке присутствовали во всех центральных изданиях того времени.

Отдельные газеты и журналы довольствовались указанными жанрами. Такой способ подачи информации позволял изданиям избегать развернутых оценок по отношению к событиям в Южной Африке, и порой сама антианглийская позиция выявляется лишь после ознакомления с целым рядом номеров и не бросается в глаза. Вместе с тем, другие издания посвящали теме англо-бурской войны значительно больше внимания, рассматривая ее в рамках аналитических статей, фельетонов, юморесок, посвящая ей значительное количество печатного места.

С содержательной точки зрения, «конъюнктурная» информация включала, прежде всего, простой пересказ основных событий в Южной Африке и в английской политической жизни. Он дополнялся несколькими злободневными тезисами, происхождение которых анализировалось выше: необходимость вмешательства в англо-бурский конфликт и ее обоснование; резкая критика поведения Великобритании на мировой арене и напоминание о нормах, принятых на Гаагской конференции; угрозы русского вмешательства в процесс распространения английского влияния в разных уголках земного шара и т.п. Все эти тезисы носили ситуативный характер и всплывали по ходу сообщения злободневной информации.

Надо отметить, что те издания, которые не шли дальше чисто информационного освещения событий в Южной Африке и их минимального комментирования, все же разделяли общую антианглийскую направленность всей русской периодической печати. С первых дней войны публицисты выработали и в дальнейшем настойчиво воспроизводили достаточно простую схему трактовки англо-бурского конфликта. Виновной стороной в нем представали исключительно английские политики и буржуазия, его причиной называли стремление последней овладеть природными богатствами Трансвааля, буры выглядели невинными жертвами, подвергшимися необоснованной агрессии.

Надо сказать, что в рамках этого «конъюнктурного» блока информации в сообщениях газет и журналов на тему событий в Южной Африке наблюдается гораздо меньше преемственности по сравнению со структурными элементами. В частности, общий антианглийский настрой консервативных изданий остался прежним, а вот подача частных сюжетов из взаимоотношений англичан и буров довольно резко изменилась по сравнению с довоенным периодом. Так, «Московские ведомости» искренне недоумевали по поводу причин ненависти буров к англичанам. Всю вину последних газета видела в отмене невольничества в их собственных колониях, что косвенно сказалось на рабском труде у буров и спровоцировало их переселение. В овладении англичанами Капландом издание не находило никакого нарушения международного права, поскольку Гражданин. 1901. №54. С. 15; НВ 1900.7 (20) марта. С. 2; 14 (27) апреля. С. 2; 23 апреля (6 мая). С. 3; 21 мая (3 июня). С. 3; 10 (23) июля. С. 1; 15 (28) октября. С. 3; 2 (15) ноября. С. 3. «завоевание колоний и уступка их при заключении мира между европейскими державами была признанным правом и очень частым явлением в колониальную эпоху», а буры в свою очередь захватили эти земли у туземцев" .

Похожие диссертации на Образ Великобритании в российском общественном мнении в период англо-бурской войны : 1899-1902 гг.

Деятельность политического руководства СССР в период Карибского кризиса и общественное мнениеМартьянов Илья Юрьевич

Англо-бурская война 1899 - 1902 гг. и РоссияШаповалова Татьяна Валентиновна

Англо-русские дипломатические отношения в период Балканских войн : 1912-1913Захаров Павел Владимирович

Англо-бурская война 1899-1902 годов в донесениях российских дипломатов и военных агентов Воропаева Нина Георгиевна

Имперская идея и викторианская пресса: репрезентация образа колониальной империи Великобритании в 70 - е гг. XIX векаБогомолова, Наталия Николаевна

Общественное мнение в США в период назревания Гражданской войны : 1828-1861Алентьева Татьяна Викторовна

Французское общественное мнение в отношении арабо-израильского конфликта в период президентства Ф. МиттеранаКузнецов Дмитрий Владиславович

Критический анализ буржуазной англо-американской историографии института политработников в Красной Армии в межвоенный период (1921-июнь 1941 гг.)Бруз, Владимир Виленович

Критика современных буржуазных англо-американских-концепций теоретической и политической деятельности В. И. Ленина и Коммунистической партии по решению национального вопроса в переходный периодАгафонов, Олег Владимирович

Англо-бурская война в английской историографии XX - начала XXI вв.Черкашина Татьяна Николаевна