Содержание к диссертации
Введение
1. "ПОДНЕБЕСНАЯ ИМПЕРИЯ" ГЛАЗАМИ РОССИЙСКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ И ДИПЛОМАТОВ XVII - XVIII вв.
1.1. Начало русско-китайских контактов: первые впечатления (первая половина XVII в.) 38
1.2. Рост интереса к китайской культуре в период расширения связей России с Цинской империей (вторая половина XVII в.) 62
1.3. Восприятие Китая российскими путешественниками и дипломатами XVIII в 94
2. РОССИЙСКИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ И ДИПЛОМАТЫ О КИТАЕ XIX - начала XX вв.
2.1. Специфика китайской политической системы 132
2.2. Городская жизнь и бытовой уклад жителей Срединной империи 168
2.3. Особенности китайского национального характера и межличностных отношений 210
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 235
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 242
ПРИЛОЖЕНИЕ 1 269
ПРИЛОЖЕНИЕ 2 279
ПРИЛОЖЕНИЕ 3 282
- Начало русско-китайских контактов: первые впечатления (первая половина XVII в.)
- Рост интереса к китайской культуре в период расширения связей России с Цинской империей (вторая половина XVII в.)
- Специфика китайской политической системы
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Изучение духовных культур других цивилизаций в их внутренней сущности и внешнем эстетическом выражении является необходимым условием органичного и гармоничного единения традиций. Для России, стоящей на стыке западной и восточной цивилизаций, знание культуры Китая и взаимодействие с ней имеет особое значение, так как эта культура также глубоко традиционна и внесла существенный вклад в систему мировых духовных ценностей.
Анализ российско-китайских контактов под углом зрения преемственности в развитии межгосударственных отношений представляет значительный интерес для науки прежде всего потому, что новые подходы в исследовании российской истории, попытки избавиться от идеологического догматизма позволили на многие вопросы международных отношений и поиск исторического пути собственной страны взглянуть без предвзятости.
Межгосударственные связи России и Китая не являются новой темой для отечественной китаистики. Историки прошлого столетия сумели в значительной степени обогатить данную проблематику фактологически и в достаточной мере реализовать здесь методологический потенциал формационной концепции развития обществоведческих наук. Современная наука ставит перед исследователями задачу расширения и обогащения имеющихся знаний путем введения новых исторических материалов и использования иных методологических подходов.
Воссоздание реально протекавших процессов, анализ идейных концепций "старого" Китая имеют не только научный, но и политический смысл. В наши дни, когда социальные, экономические и политические аспекты китаеведения заметно выдвинулись на передний план и пользуются преимущественным вниманием специалистов, традиционная история китайской культуры отнюдь не потеряла своей актуальности. Скорее наоборот, практика показывает, что при каждом развороте политических событий, на очередном новом этапе анализа китайского общества интерес к истории традиционной китайской цивилизации резко возрастает, ибо сама жизнь ставит перед исследователями вопросы, ответить на которые можно только с учетом хорошего знания прошлого Китая.
Изучение отношений Китая с Российским государством представляет собой одну из важных задач, стоящих перед исследователями международных отношений. Интерес к наследию традиционных культур Востока не надо считать ни случайностью, ни данью поверхностной моде. Ищется новая парадигма, позволяющая укоренить область духовного мира в конкретном проявлении человеческой практики.
Требуется комплексный подход к проблематике в данной области. Документы и материалы, представленные очевидцами событий, дают возможность выявить особенности восприятия ими Китая эпохи династий Мин и Цин и проследить пути формирования стереотипов государств в отношении друг друга, поэтому необходимо вводить в научный оборот широкий круг источников разного характера, даже тех, которые, на первый взгляд, играют второстепенную роль, обращать серьезное внимание на смежные исторические и историко-культурные проблемы, искать различные варианты интерпретаций событий.
В научной литературе встречаются разнообразные оценки и противоречивые мнения в освещении истории и культуры Китая представителями западного мира. С одной стороны, приводятся доказательства утонченности, богатства китайской культуры, с другой - проявления невежества, суеверий, жестокости.
До недавнего времени Запад пытался представить свою культуру в качестве единого и единичного эталона, стандарта, применимого ко всем без исключения странам, невзирая на особенности исторического и культурного пути, пройденного их народами. Непонимание китайской культуры лежит в основе многих из тех неверных представлений и ложных позиций, которые порой и поныне действуют и оказывают свое влияние на людей, недостаточно знающих Китай, стремящихся оценить его с точки зрения привычных для них (выработанных, как правило, на базе европейской цивилизации) норм, принципов, понятий и стереотипов. Ошибочность такого подхода, столь очевидная для любого, кто всерьез исследует китайскую цивилизацию, не бросается в глаза при поверхностном ознакомлении со страной, ее историей и характерными для нее социальными и экономическими процессами. Это приводит к мысли о необходимости более пристально вглядеться в познавательные возможности этой темы и глубже проникнуть в культурно - исторические процессы развития китайской цивилизации, основной особенностью кото-
рой можно считать традиционализм как фундамент формирования культурных, психологических, социопсихологических, экономических и иных стереотипов, во многом определяющих жизнь общества.
Путешествие по Китаю, более глубокое знакомство с культурой народа, изучение фольклора, литературы, религии и описание увиденного разворачивают перед нами достаточно широкую картину китайской жизни, позволяют судить о нравах, царящих в китайском обществе, о жизни представителей различных социальных кругов, о влиянии ритуалов и традиций на повседневный и праздничный уклад жителей страны. Такие исследования, с одной стороны, раскрывают общечеловеческие культурные ценности, а с другой - выявляют самобытность, оригинальность, национальную специфику изучаемой страны.
Исключительная познавательная ценность рассказа о путешествии по чужой стране заключается в том, что на страницах этих сочинений встречаются и тесно взаимодействуют разные и во многом несхожие традиции. Основополагающие представления о человеке и мире, заложенные в сознании русского человека, сталкиваются и переплетаются с представлениями китайского общества. Взгляд автора-путешественника, купца, дипломата на мир китайской жизни, взгляд, который он разделял со своими современниками, побуждали его искать парадоксальные ситуации и выделять именно их из потока информации. Сугубая прозаичность быта и повседневных отношений внезапно раскрывается по-новому, будучи рассмотрена под углом зрения другой цивилизации.
Объектом данного диссертационного исследования является практическое китаеведение XVII- начала XX вв. и его роль в освещении китайского общества, образ которого непосредственно через письменные свидетельства отечественных путешественников и дипломатов и опосредованно через вещественные памятники китайской традиционной культуры ретранслировался в российское общество.
Предметом - феномены китайской культуры, отмеченные российскими подданными, побывавшими в Срединной империи в исследуемый период.
Интересующий нас период взаимоотношений Китая и Российского государства отличается различной степенью насыщенности дипломатическими акциями. В период правления династий Мин и Цин были отмечены всевозможные формы дипломатических контактов, причем осуществлялись они в условиях как мирного
развития событий, так и вооруженного столкновения двух государств. Эта особенность периода, а также неоднократная смена внешнеполитических задач на различных этапах отношений между государствами, дает возможность исследовать весь спектр дипломатических акций. Все это позволяет зафиксировать хронологические рамки исследования следующим образом. Нижняя граница определяется началом XVII в., когда благодаря участникам дальних походов в неизвестные ранее земли (Т. Петров, И. Куницын, В. Тюменец, И. Петлин) в Московском государстве начинает появляться информация о Китае. Верхняя - первым десятилетием XX в. - периодом поступления последних свидетельств очевидцев "угасающей" культуры императорского Китая.
Географические рамки ограничиваются территорией пребывания российских путешественников и дипломатических представителей указанного выше периода (Северная, Северо-западная части Китая и его восточное побережье).
Степень изученности проблемы.
По данной проблематике до настоящего времени специального монографического исследования не было. Можно утверждать, что в отечественной историографии в настоящее время идет активный процесс накопления, проработки, систематизации фактического материала о том, каким себе представляли императорский Китай российские путешественники. Постоянно увеличивающееся количество статей, посвященных отдельным аспектам российско-китайского взаимодействия, демонстрирует наличие исследовательского интереса к данной теме в научных кругах России.
Изучением Китая и представлений о нем специально до XVII в. в Московском государстве не занимались, да и практической надобности в этом не ощущалось, поскольку границ с Китаем не было. С появлением предпосылок для развития русско-китайских связей изучение Китая становится необходимым. По крупицам собирается информация из "Сказок", "Статейных списков", "Росписей" первых русских миссий. Начало научного исследования Срединной империи связывается с деятельностью "дипломатов в духовных званиях", переводчиков и служителей Российской духовной миссии в Пекине, из среды священников и учеников которой вышли первые русские китаеведы. Как отмечает Г.В. Ефимов, они "избавили Россию от тенденциозной политики иезуитов, мешавшей развитию российско-
китайских отношений" [43. С. 10]. Знакомя русскую общественность с Китаем, его народами и их культурой, А. Леонтьев, И. Рассохин, С. Липовцев, И. Бичурин и др. одновременно "закладывали фундамент будущего развития отечественного китаеведения" [136. 103].
Многолетнее кропотливое изучение образа Китая, а также его истории, философии, культуры, государственного устройства, менталитета китайцев, придворного этикета и дипломатического церемониала Российской духовной миссией и ее воспитанниками, дипломатами, историками, этнографами и исследователями-любителями заметно отличает отечественное востоковедение. Но нельзя не отметить, что особенностью изучения данных вопросов в дореволюционный период является его хронологическая и тематическая неравномерность. Внимание исследователей привлекал главным образом начальный период взаимоотношений двух стран, период их географического сближения, установления дипломатических связей между правительствами, освоение русскими Приамурья и отражение маньчжурской экспансии.
По мнению Г.В. Ефимова, уже "к концу XVIII века отчетливо выявились характерные черты тогдашнего русского китаеведения: энциклопедичность, основательная языковедческая база, стремление к глубокому проникновению в жизнь Китая". Исследователь подчеркивает, что "первые русские китаисты глубоко чужды были тенденции уйти от современности в глубокую древность. Они изучали, прежде всего, современный Китай, стремясь дать русскому обществу наиболее широкое и основательное представление об этой стране" [129. С. 16].
Из группы опубликованных материалов следует выделить труд Н.Н. Бан-тыш-Каменского "Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 год" [27], который был им составлен в конце XVIII -начале XIX века на основе документов Архива МИД. "Его работа, - как отмечает Г.В. Ефимов, - и источник по истории русско-китайских отношений, и вместе с тем исследование" [129. С. 14]. Данное сочинение представляет подробное изложение содержания документов с большими выдержками из самих актов, относящихся к истории дипломатии и отчасти торговых отношений. Но, вводя в оборот документы Посольского приказа и Коллегии иностранных дел, указанное издание далеко не исчерпало богатства их содержания применительно к теме данного исследования.
Русские китаеведы XIX века значительно расширили проблематику исследований и переводов, обогатив науку рядом таких серьезных работ как "Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение", "Статистическое описание Китайской империи" Н.Я. Бичурина, "Исторический очерк древнего буддизма", "Труды членов Российской духовной миссии в Пекине" П.И. Кафарова, "Начало и первые дела Маньчжурского дома" В.В. Горского, "Историческое обозрение народонаселения Китая" И.И. Захарова, "Очерки современного Китая" М.И. Венюкова и др. Но наиболее заметной личностью того времени был о. Иакинф Бичурин, руководивший духовной миссией с 1807 по 1821 г. "Его исследовательская, преподавательская и организационная (в том числе создание первого учебного центра в Кяхте) деятельность выделяется в качестве особого - "Бичуринского" - периода в истории отечественного китаеведения. Научные труды автора заложили собой фундамент практически всех будущих китаеведческих дисциплин (истории, философии, религиоведения). Кроме того, находясь в тесных дружеских отношениях со многими известными деятелями культуры России первой половины XIX в. (А.С. Пушкиным, В.Ф. Одоевским, И.А. Крыловым, И.И. Панаевым), И.Я. Бичурин во многом способствовал популяризации знаний о Китае в среде российской интеллигенции" [150. С. 23].
Анализ современной литературы по истории российско-китайских отношений позволяет сделать вывод о том, что в последнее время в научный оборот был введен новый круг китайских источников и разного рода архивных документов, ранее в исследовании не использовавшихся или привлекаемых иллюстративно.
Из обширного комплекса литературы на русском языке в диссертации представлены важнейшие монографии и статьи из сборников, характеризующие не только дипломатическую, но также культурную, научную деятельность российских путешественников в Китае.
Немалый интерес для науки и данного исследования представляют труды B.C. Мясникова [174, 175, 176, 177], М.А. Патрушевой [188], В.В. Малявина [167, 169], М.И. Казанина [138, 139], Г.И. Саркисовой [194, 195], А.Н. Хохлова [220, 222, 223] и Т.К. Шафрановской [229, 230], основу которых составили новые архивные материалы о деятельности в Китае как уже представленных ранее исторической науке миссионеров и дипломатов (Н.Я. Бичурина, С.Л. Владисловича-
Рагузинского, Спафария), так и малоизвестных путешественников (Ф. Елачича, В.Ф. Братищева, И.И. Кропотова). В России главным центром прикладного (создание словарей и учебных пособий, подготовка переводческих и экспертных кадров) и академического (проведение научных исследований) китаеведения на протяжении более ста лет (с 1727 по 1866 гг.) была Российская духовная миссия в Пекине. Поскольку ее представители внесли весомый вклад в изучение китайской истории и культуры, отдельно необходимо отметить диссертационное исследование С.Г. Андреевой об активной дипломатической и научно-исследовательской деятельности сотрудников миссии [276].
Представляют несомненный интерес исследования В.В. Сербиенко [197], А.А. Люцидарской [162], Е.И. Кычанова [156] и Т.Ю. Запоева [131], где раскрывается образ китайской культуры, "созданный" русской общественной мыслью. О том, как воспринимала российская читающая публика информацию о Китае, какой она видела эту страну, мы можем проследить в трудах известных философов и историков конца XIX- начала XX вв. К примеру, В.Г. Белинский [131], B.C. Соловьев [89], В.О. Ключевский [146] представили символический образ Срединной империи и анализировали русско-китайские отношения через призму проблемы взаимодействия западной и восточной цивилизаций.
К проблеме адекватного отражения и восприятия европейцами сведений об этой далекой стране обращаются О.Л. Фишман [219] и Д.В. Дубровская [127]. В их исследованиях мы видим попытку систематизировать все сведения, поступавшие в Европу от путешественников, торговцев, миссионеров (преимущественно - иезуитов), оказавших влияние на формирование "мифа" о Китае, как экзотическом и идеальном государстве. Изучая историю католического миссионерства в Китае, к данной тематике обращаются В.В. Киселева [281], О.В. Шаталов [283]. В своих диссертационных исследованиях они сделали попытку проследить, под влиянием каких факторов складывались представления западноевропейских и русских миссионеров XVIII в. о Китае.
Описание специфики развития русско-китайских политических и торговых отношений можно увидеть в работах X. Трусевича [215], В.Г. Щебенькова [231] и П.Т. Яковлевой [237]. Особо стоит отметить глубокое исследование проблем дипломатических контактов и взаимного восприятия двух государств в монографии
"Империя Цин и русское государство в XVII веке" [174] и статье "Межгосударственные отношения России с Китаем как форма межцивилизационного контакта" B.C. Мясникова [175]. Помимо этого, в диссертационных исследованиях Е.А. Григорьева [275] рассматривает российско-китайские отношения второй половины XVII - первой четверти XVIII вв. в контексте развития внешнеполитической доктрины империи Цин, a B.C. Горшунов акцентирует внимание научной общественности на освещении проблемы взаимодействия двух государств в отечественной историографии [278].
Изучению истории и культуры Китая, национальных традиций, духовных ценностей, особенностей формирования китайского мировоззрения в отечественной науке посвятили свои труды Б.Г. Доронин [126], Л.Д. Демосин [122], Л.С. Васильев [105, 107]. В материалах сборника статей "Китай: традиции и современность" [144] с древнего времени до наших дней прослеживается устойчивость традиционных форм в структуре китайского общества и его идеологии. Авторов объединяет стремление глубже понять особенности конкретно-исторического развития Китая, наиболее полно отразить традиционные приемы и методы государственного развития. В статье "Некоторые особенности системы мышления, поведения и психологии в традиционном Китае" [144], вошедшей в этот сборник, Л.С. Васильев предлагает культ традиции и консерватизм рассматривать не столько как результат соответствия особенности мышления, сколько в качестве определенных требований социально-политической системы, а конфуцианскую идеологию отождествлять в Китае с религией. В своем исследовании автор выделяет рационализм и практицизм как особо ценные черты идеологии, пытается определить, какое место занимают чувство долга и личные эмоции в системе социальных и этических ценностей.
Ценный фактологический материал для диссертационного сочинения о видении китайской политической системы российскими путешественниками был почерпнут из работ В.Я. Сидихменова [198], Л.А. Березного [103], Н.А. Абрамовой [275]. Авторы отмечают, что изучение роли и влияния традиционных идей, взглядов, форм политического поведения помогает лучше понять мотивы и причины происходящих в обществе процессов. В.Я. Сидихменов [198], подвергая оценке вопросы управления государством аппаратом чиновников, не исключает из поля сво-
его внимания и темы семейного быта (особенности китайского костюма, положение и стиль общения представителей различных слоев населения, различные церемониальные действия).
Описанию отдельных элементов традиционной культуры Китая, роли философского знания в процессе ее формирования, историческим и политическим исследованиям китайской государственности посвящены работы Н.Н. Науменковой [179] и М.А. Неглинской [180]. Характеристику принципов формирования личностной культуры китайцев представляет М.Е. Кравцова в монографии "История культуры Китая" [150]. Здесь дается полная картина истории развития культуры этой страны во всех образующих ее традициях и духовных ценностях. Рассматриваются и объясняются возникновение, сущность, главные отличительные особенности китайских верований, культов, философских учений, политической и художественной культуры, поведенческих принципов личности. В основе ее исследования - материал оригинальных (китайских) источников, авторской отечественной и зарубежной научной литературы.
Достаточно полно раскрывает и анализирует особенности культурного развития и социального уклада в средневековом Китае работа Л.С. Васильева «Культы, религии, традиции в Китае» [107]. Автор отмечает переплетение религии и морали в китайской культуре, фиксирует приоритет этики и социальной политики в идеологической структуре традиционного китайского общества, способствовавших возведению идеалов добродетели, справедливости, мудрости и гуманизма на высшие позиции ценностной иерархии.
В настоящее время в мировой историографии ведущие позиции получили проблемы изучения социально-психологических аспектов истории (менталитета). Как отмечает Е.И. Малето, "этот новый, личностно окрашенный уровень исследования, позволяет приблизиться к пониманию духовной жизни человека разных эпох, по другому осмыслить исторические события и социальные процессы" [166. С. 45]. Для изучения специфики представленного путешественниками китайского национального характера и межличностных отношений в рамках традиционной духовной культуры мы опирались на труды B.C. Мясникова [176] и монографию В.В. Малявина "Китайская цивилизация" [167], которые основаны на многолетних исследованиях и личном опыте. Опираясь на письменные свидетельства очевидцев,
авторы поднимают вопросы о развитии классической школы китайской морали, философской традиции, религии, письменности и литературы, искусства, дают характеристику особенностям домашнего быта (интерьер жилища, кухня, одежда), общественным нравам, традиционной обрядности. В научном исследовании "Сумерки Дао. Культура Китая на пороге нового времени" [170] В.В. Малявин предлагает оригинальный взгляд не только на традиционную культуру Китая, но и - в известной мере - на китайскую историю. На примере различных видов искусства, живописи, каллиграфии, архитектуры, театра, скульптуры выявляется общая основа художественного канона, прослеживается соотношение в китайской традиции культуры, природы и человека, подробно говорится о символизме культуры (народных праздников, театра). В данном исследовании дается подробная характеристика политического и общественного строя, городского уклада и культуры Китайской империи. Не обходит вниманием автор и вопросы типологии религиозных культов, этического учения Конфуция, эволюции ритуала.
Указанные монографии и статьи, опубликованные в научных журналах, сборниках докладов конференций востоковедов, содержат обширные и уникальные сведения различных областей научного знания, что сделало возможным диссертанту расширить спектр изучаемых вопросов.
Обращают на себя внимание результаты научного анализа отдельных аспектов восприятия путешественниками культурного развития китайского общества изучаемого нами периода, проведенного европейскими и американскими антропологами и историками. Поскольку наибольший объем информации о культурных ценностях восточных цивилизаций Запад получал от миссионеров, то, прежде всего, следует отметить статьи А. Беннета, И. Карлсона, С. Форсайта и Дж. Гребилла [238, 240, 251, 253], включающие обширный документальный материал, накопленный в течение нескольких столетий христианскими миссионерами, проживающими в Китае. Сегодня на страницах специализированных журналов ("The Historical Journal", "The English Historical Review", "The Journal of Asian Studies") получают освещение как субъективные описания очевидцами собственных впечатлений, переживаний и размышлений о жизни в новых непривычных условиях [239, 243], так и аналитические обобщения по отдельным вопросам развития изучаемой страны и
ее устройства: торговые отношения [247], взаимодействие европейцев с местными чиновниками и знатью [257] и др.
Особо следует отметить публикации французского историка А. Гобилля, систематизировавшего корреспонденцию, поступившую из Пекина в первой половине XVIII в. Описание провинциальной и столичной жизни представителей различных слоев китайского общества оказалось не только не безынтересным читающей публике, но и во многом способствовало формированию образа Цинской империи в европейской среде. К данной проблеме обращается и Б. Гай [254], а
И.Эрдберг [249], изучая описание миссионерами китайских традиций, акцентирует
і*
внимание на выделение ими особенностей ландшафтной архитектуры, элементы которой были активно заимствованы французскими и английскими аристократами - любителями роскоши, красоты и экзотики, и сыграли немаловажную роль в формировании так называемого "китайского стиля ".
Несмотря на то, что Россия имела возможность направлять в Китай собственных дипломатов, ученых, священнослужителей и получала от них достаточно обильный поток информации о Дальневосточном соседе, все же определенное
v влияние на "видение" китайской жизни оказала переводная европейская литерату-
ра. На этот аспект изучения данной проблематики обращают внимание Р. Доусон [246] и К. Фейербен [250]. В большинство статей и монографий исторической тематики авторитетные иностранные исследователи включают научное обобщение имеющихся в европейской исторической науке сведений, полученных от тех людей, кто не один год провел в Центральной и Юго-Восточной Азии и хорошо знаком с восточным, в том числе и китайским, образом жизни, политическими, культурными и религиозными традициями народов, проживающих в этих землях.
В ходе работы диссертантом были изучены научные тексты, размещенные в
к ' сети Интернет. Несмотря на то, что по интересующей тематике материалы не сис-
тематизированы, мы имели возможность привлечь результаты научных исследований по философии, истории, культуре государств Центральной и Юго-Восточной Азии. Обращает на себя внимание информация об историческом и культурном наследии Китая следующих сайтов: www. china, org. en, www. Chinese, orthodoxy, ru, www. orient, pu. ru / books. Кроме того, благодаря всемирной компьютерной сети стали доступны статьи английских и американских историков и этнографов
I*
(R.Swinhoe, W. A. Whyte, R. Valpy, E.C. Jones) [269, 270, 273, 274], которые еще не опубликованы в России.
Работа имеет целью охарактеризовать образ Китая, представленный в заметках и отчетах российских путешественников и дипломатов XVII - начала XX вв., который формировался под влиянием новых впечатлений в сопоставлении увиденного с российской культурной традицией.
Задачи исследования:
Подвергнуть анализу ценностные установки, которыми руководствовались российские путешественники, купцы, дипломаты, фиксируя в документаль-ных отчетах привлекающие их внимание отдельные элементы китайской традиционной культуры.
Вводя в повествование небольшие фрагменты истории, биографические сведения, описания среды, из которой вышли путешественники, а также характеристики отдельных аспектов российской культурной традиции, сопоставить черты духовной и материальной культуры двух народов.
3. Приняв за основу записки, дневники, отчеты и другие документы, принад-
^ лежащие российским путешественникам, предпринимателям, общественным
и политическим деятелям XIX в., исследовать принципы организации и функционирования политических институтов и особенности всей китайской политической системы.
4. Проследить степень влияния описания предметов быта (конструктивных
особенностей интерьера жилища, домашней утвари, фрагментов костюма,
его украшений, предметов личного обихода) на создание наглядных образов
жителей Срединной империи.
5. На основе свидетельств российских подданных, ставших очевидцами собн
ув тий, происходивших в Китае в период правления там династий Мин и Цин,
охарактеризовать городскую культуру и бытовой уклад жителей империи.
6. Путем изучения различных сегментов традиционной культуры (обычаев,
форм организации досуга, стиля общения, нравственных норм, стереотипов,
как элементов мотивации поведения, деятельности), отметить своеобразие
представленного путешественниками китайского национального характера и
*
сложившихся в исследуемой нами социальной среде межличностных отношений.
Методологическая основа исследования.
Большинство существующих исторических работ в классическом востоковедении сводилось к описательным дипломатическим рассказам ретроспективного характера, которые отличались друг от друга только страной описания и исторической школой, в рамках которой это описание было выполнено, и при создании которых применялись интерпретационные методы и подходы, а принятая методология сводилась лишь к обобщениям конкретных фактов. Результаты ретроспективного анализа становились основой прогностических обобщений.
Существующие в востоковедческой литературе различные объяснения и интерпретации фактов подспудно предполагают необходимость новых комплексных регионоведческих подходов, поэтому современная наука требует иного и более избирательного выбора фактов и данных, с одной стороны, и более высокого уровня концептуального анализа - с другой.
В последнее десятилетие все большее внимание российская наука уделяет цивилизационному подходу, выявлению специфики каждого из исторических сообществ не только через анализ экономических и социально-политических факторов. В рамках данных методологических воззрений каждый участник - нация, государство, правительство, международная или национальная организация, индивидуум (дипломат, путешественник) - представляет собой субъект взаимодействия и, одновременно, составную часть системы, которая качественно отличается от своих составляющих. Здесь важно понять специфику социальной ориентации, иерархии ценностей, механизма взаимодействия социальных связей, определяющих характер общества и тип цивилизации, которая предстает, прежде всего, как некая совокупность определенным образом упорядоченных элементов культуры. История складывается как бы из многочисленных частных историй развития и функционирования социальных институтов, нравов, будничной жизни, жилища, одежды, которые характеризуют образ жизни населения, городов, принципов межличностных отношений. Каждая цивилизация предстает в своем неповторимом многообразии, в котором весьма затруднительно предположить общие принципы устроения и законы
эволюции. Каждый культурный компонент выступает как подсистема, соотносимая с культурой в целом и с другими компонентами социального бытия.
Цивилизационный подход признает как единство мирового историко-культурного процесса, так и наличие множественности уникальных культур, имеющих свой собственный путь развития, обусловленный естественно-географическими и иными факторами. Такой подход предполагает выявление и объяснение своеобразия отдельных народов и стран путем соотнесения реалий их истории и культуры с общечеловеческими цивилизационными закономерностями и универсалиями.
Методологическую основу диссертации составляет диалектический метод научного познания, раскрывающий общие идеи и принципы отражения реальности. Необходимо также отметить принцип историзма, требующий исследования явлений и процессов в связи с конкретными условиями, породившими их выделение, раскрытие объективно существующих связей между фактами и выяснение их специфики с учетом пространственно-временных связей.
В настоящей работе автор сделал попытку создать комплексное междисцип-
^' линарное исследование, в котором проблемный подход сочетается с хронологиче-
ски последовательным анализом источников. Тема традиционной китайской культуры рассматривается с точки зрения смежных дисциплин - религиоведения, этнографии, истории и культурологии. В связи с этим необходимо дать операциональные определения понятиям, выделенным в ходе изучения письменных источников. В данной диссертации под "образом" жителей Срединной империи понимается упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый портрет наиболее многочисленной этнической общности (хань) и национальных меньшинств, проживающих на севере и северо-западе страны, легко рас-
ч* пространяемый на всех ее представителей (этнический стереотип). Это нежестко
схематизированная программа поведения, типичная для представителей государства, в пределах которого побывали путешественники и оставили свои письменные свидетельства о бытовом укладе, трудовой деятельности китайского населения, его миграционной активности, семье, ритуальной и религиозной культуре. Кроме того, необходимо отметить, что, используя термин "общество", автор определяет его как объединение людей, имеющих определенную территорию проживания, систему
;*
специфических культурных ценностей и социальных норм. Это единство характеризуется также осознанной социокультурной идентичностью его членов.
Диссертант использовал синхронный анализ общественно-исторических систем, рассматривая их на определенных горизонтальных временных срезах: XVII -XVIII вв., XIX - начало XX вв.
Используя текст нарративных и иных источников, а также результаты научных поисков ученых - историков и литераторов, при написании данной работы применялись такие теоретико-логические формы рассуждения как анализ и синтез, дедукция и индукция. В качестве важных методов исследования использовались: сравнительно - исторический и метод теоретического обобщения.
Источниковая база диссертации.
Данная диссертационная работа основана на анализе широкого круга разнообразных источников, каждый из которых привносит в исследование качественную характеристику элементов китайской традиционной культуры середины XVII- начала XX вв. Среди них необходимо выделить неопубликованные архивные материалы, печатные издания сборников документов данного периода: тексты договоров, грамоты монархов, наказы отбывшим за границу русским дипломатам ("Наказные памяти"), отчеты, составленные по возвращении ("Статейные списки"), записи устных показаний ("Сказки"), короткие сообщения о политической обстановке, посольские верительные грамоты, описания аудиенций и торжественных обедов, протоколы переговоров, списки подарков, росписи продовольствия, а также дневники, мемуары, свидетельства российских путешественников (купцов, дипломатов, миссионеров, ученых-исследователей, военных), не раз посещавших Китайскую империю в мирное время (чаще для переговоров с властями), либо в период военных действий. Отчеты и путевые заметки, составленные ими во время пребывания там, дают богатые сведения о жизниМаооарйалБкохраия^цафШ'ваАрхиве внешней политики Российской империи (АВПРИ) явились не определяющей, но значительной опорой для изучения культурно-политической жизни Китая и российско-китайских отношений. В этом спектре первостепенное значение для исследования имели материалы Фонда 143 "Китайский стол" (1644-1917 гг.). Дела, содержащиеся в нем, дают возможность "увидеть" жизнь императорского дома [1-3], познакомиться с состоящими на службе
наиболее авторитетными китайскими и маньчжурскими чиновниками конца XIX-начала XX вв. [4], сделать акцент на интересных, но на первый взгляд, казалось бы, второстепенных проблемах взаимодействия российских поданных с китайскими чиновниками [8], из которых складывается общая картина характера российско-китайских отношений.
Определить роль органов государственной власти Российской империи и общественных организаций в расширении и углублении знаний о Китае в различных областях науки автору позволяет анализ документов Фонда 148 "Тихоокеанский стол" (1799-1922 гг.). По просьбе РАН и Русского географического общества, Петербургского Университета МИД Российской империи оказало покровительство и помощь многим представителям мира науки и искусства, в числе которых можем назвать исследователя языка тюркских племен Н.Ф. Катанова [10], консула в Тянь-Цзине, собирателя памятников народной словесности И. Падерина [12], историков и этнографов А.О. Ивановского [15], В.П. Васильева [12], исследователя древних памятников Сибири, Средней Азии, Западного Китая В.В. Бартольда [14], В.М. Алексеева [11], географов Г.Е. Грумм-Гржимайло [13], М.В. Певцова и В.И. Робо-ровского [11], ботаников И.Н. Клингена и А.Н. Краснова, изучавших в Индии, Китае и Японии культуру чая [15], художников С. Дудина, Н.И. Кравченко [18]. Благодаря содействию Министерства народного просвещения отправляются в Пекин А. Рудаков и П. Шмидт для изучения китайского языка [16].
Усилиями этих людей уже в XIX веке в распоряжение исследователей и читающей публики России поступил большой массив новых материалов и документов: мемуары и письма современников, а также библиографические очерки и переводы китайской литературы, снабженные ценными комментариями, терминологическими словарями, указателями географических названий и личных имен.
В диссертации, помимо указанных выше, впервые вводятся в научный оборот в качестве источников по предлагаемой тематике документы Фонда 340 "Коллекция документальных материалов из личных архивов чиновников МИД" [19-26].
Материалы, касающиеся деятельности служившего при российском консульстве в Пекине действительного статского советника И.Я. Коростовца [19], представляют собой собрание любопытных сведений, документов и свидетельств о политической, культурной (в том числе и бытовой) сферах жизни столицы империи.
Здесь же мы находим уникальные заметки ("путевые записки") генерального консула в Чугучаке Н.Н. Балкашина, которые акцентируют внимание на специфических характеристиках провинциальной жизни этой страны [26]. Содержащийся в указанном фонде личный архив секретаря русского консульства в Кульдже Н.Н. Кроткова, позволяет нам увидеть в представителях дипломатического корпуса Российской империи не только политиков, но и исследователей, и меценатов.
Помимо указанного ранее фундаментального труда Н. Бантыш-Каменского, остальные публикации документов того времени в известной мере случайны или составляют незначительные вкрапления в научные изыскания более широкого профиля.
Свидетельства о первых контактах русских с китайской цивилизацией находим в опубликованном сборнике материалов и документов (сост. Н.Ф. Демидова, B.C. Мясников) "Русско-китайские отношения в XVII веке". Анализ содержащихся в них сведений позволяет отметить, что первые русские "послы" были людьми разного уровня культуры и разного писательского таланта. Кроме того, общая тональность из записок зачастую зависела от характера приема, который был им оказан в Пекине, и от политической обстановки в регионе.
Доверять этим сочинениям следует с осторожностью, но многие сведения, которые мы находим в них, необычайно ценны. Не будучи, как правило, дипломатами, авторы во многом исходили из собственного опыта, описывали диковинные предметы и явления, события и церемонии с точки зрения участников, непосредственных свидетелей, но довольно часто излагали факты, полученные из "третьих рук".
Кроме того, в сборнике Н.Ф. Демидовой, B.C. Мясникова впервые вводятся в научный оборот дипломатическая документация, личная и официальная переписка, свидетельствующая о неподдельном серьезном интересе в рассматриваемый период российской политики и дипломатии к дальневосточному соседу.
Автор диссертации подвергает тщательному изучению и анализу "Расспрос-ные речи в посольском приказе служилых людей Томилы Петрова и И. Куницына о поездке в калмыцкую землю и встрече там с китайскими послами" [77], "Отписку томского воеводы В.В. Волынского в Приказ Казанского дворца о неудачном посольстве томского конного казака И. Белоголова с товарищами к монгольскому
Алтын-хану и в Китай" [69], "Расспросные речи в Томской приказной избе служилых людей В. Тюменца и И. Текутьева о посольстве к Алтын-хану" [77]. В этих описаниях путешественников появляется много существенных черт жизни китайского общества, причем, сообщения достаточно детализированы, хотя многое еще остается непонятым или понятым ошибочно, причем эти ошибки - результат, в большей степени, искренних заблуждений.
Большой познавательный интерес представляет "Роспись Китайского государства и монгольских земель" [82], составленная томским казаком И. Петлиным, где автор излагает все, что он и его спутники делали, видели и слышали за границей. "Статейный список" [89], также рассказывающий об этом путешествии, дополняет краткие сведения, полученные ранее. Как видим из документа, внимание привлекали различные факты: проблемы градостроительства, культуры, образования, обычаи, быт, нравы, политическое устройство, военная мощь, тонкости дипломатического церемониала и придворного этикета. Кроме того, эти свидетельства примечательны и тем, что дают возможность узнать, как воспринимали русские люди того времени чужую, незнакомую им жизнь других народов.
В контексте данной темы представляет интерес "Статейный список" посольства Ф.И. Байкова в Цинскую империю [90], которому удалось собрать достаточно интересную информацию. Здесь зафиксирован ряд сведений о неизвестном ранее пути в Китай, о политическом положении в этой стране. Автор достаточно красочно и точно описал Пекин, обратил внимание на этнические особенности китайцев и маньчжуров, сообщил об их верованиях, бытовом укладе, отдельно посол сгруппировал сведения о посещениях Китая европейскими и мусульманскими купцами. Этот документальный источник позволяет сравнить русскую и китайскую одежду и кухню XVII века.
Достоинством "Статейных списков" того времени является предельная дета-лизированность изложенной в них информации. Поскольку иными документальными свидетельствами современная наука не располагает, данные материалы становятся, как отмечает Е.А. Григорьева, "единственным источником, по которому мы воспроизводим историю пребывания миссии в Китае со всеми нюансами приема и переговоров. Невозможность верифицировать содержащиеся здесь факты не снижает ценность данного источника" [279. С. 31]. Чиновники Приказов и Колле-
гий фиксировали свидетельства и собирали отчеты у всех участников путешествий, поэтому вызывающие сомнение факты всегда могли быть уточнены или перепроверены у других членов миссии.
Сказанное выше позволят констатировать, что информативность "Статейного списка" Ф.И. Байкова сделала его ценным источником знаний о Китае того времени, надолго определила интерес к нему в европейских государствах, а со временем превратила его в замечательный памятник истории русской дипломатии и отечественного китаеведения.
Огромное значение на формирование представлений о Китае имели рукописи, касающиеся миссии Н.Г. Спафария. Здесь в поле зрения диссертанта попадают такие документы сборника "Русско-китайские отношения в XVII веке" как "Наказная память", данная в Посольском приказе главе посольства накануне его поездки [66], "Статейный список" [91] и "Отписка Н.Г. Спафария в Посольский приказ о пути от Нерчинска до границы Цинской империи и о переговорах с маньчжурскими чиновниками в Букее" [68].
Благодаря этим документам Московское государство получает в конце XVII века первые серьезные описания китайской культуры. Те фрагменты, в которых говориться о путях из России в Китай, о Пекине и нравах его жителей, основаны на личных впечатлениях дипломата. Об остальных же областях Срединной империи глава русского посольства писал, в отличие от своих предшественников, опираясь на сочинения и устные рассказы католических миссионеров, живших в Китае. Сопоставляя заметки Спафария и иезуита М. Мартини, необходимо констатировать тот факт, что Милеску, бывший в ряде случаев свидетелем и даже участником событий, предпочитает рассказывать о них, опираясь на письменные свидетельства других очевидцев и исследователей, а не на личные наблюдения и воспоминания.
В описаниях Китайской империи Спафарием мы, конечно, не можем не видеть традиционности и сильной зависимости от устоявшихся образцов и штампов предшествующей литературы. Но, начиная с И. Петлина, каждое последующее описание Китая наполняется конкретным, реальным биографическим и фактологическим материалом.
Китайские дипломатические порядки исследователь рассматривал изнутри, как профессионал, хорошо знающий предмет, но в то же время и с некоторой дис-
танции, отчужденно, а порой и предвзято, оценивая увиденное с позиции европейца. Как опытный дипломат и знаток придворного этикета, Спафарий не мог не заинтересоваться китайским церемониалом, ритуалом приема гостей, культурной и политической традицией.
Нельзя обойти вниманием такой документ, как "Сказка в тобольской приказной избе тобольского служилого бухарца Сеиткула Аблина и казака И. Тарутина об их поездке в Цинскую империю" [83]. Помимо этого свидетельства, сведения о поездке С. Аблина находятся в "Распросных речах" [76], составленных со слов путешественника. Из указанного нами ранее отчета о поездке видно, что основная задача сводилась к закреплению установившихся задолго до этого торговых связей России с Китаем. Причем, экономические контакты с Китаем уже стали приобретать немаловажное значение в общем балансе русской торговли. Автор делает акцент на описании торговой деятельности путешественников: перечисляются привезенные китайскому императору и полученные от него подарки, российские и китайские товары, с указанием их стоимости, представляются сметы всех текущих расходов, что, бесспорно, характеризует гонца из Московии, как обстоятельного, деловитого и опытного купца.
Печатные издания первоисточников по истории российско-китайских отношений начали выходить в свет в XVIII в. Толчок этому процессу был задан в первой половине этого столетия правящей элитой, ощутившей новую потребность в аналитических материалах, касающихся положения на Дальнем Востоке. Первые серьезные шаги на пути сбора, систематизации и публикации источников по данной теме сделал знаменитый российский исследователь Г.Ф. Миллер, благодаря усилиям которого было положено начало сбору и обработке исторических источников по русско-китайским связям XVII-XVIII вв.
Г.В. Ефимов в историко-библиографическом обзоре источников и литературы по истории Китая приводит следующие данные: "В 1774 г. И.Е. Фишер публикует оригиналы расспросных речей служилых людей В. Тюменца и И. Петрова, направленных в 1616 году тобольским воеводой И. Куракиным в Китай. Стараниями русского просветителя Н. Новикова в 80-е гг. XVIII в. были напечатаны материалы, связанные с путешествием И. Идеса ко двору китайского императора. Полный текст отчета о поездке И. Петлина на русском языке был опубликован в 1818 году
Г.И. Спасским в "Сибирском вестнике", а "Статейный список" посольства Н.Г. Спафария - лишь в 1906 году Ю.А. Арсеньевым" [129. С. 4]. Четыре года спустя в Казани вышло в свет еще одно издание, связанное с именем Милеску, - «Описание первые части вселения, именуемой Азия, в ней же стоит Китайское государство с прочими его городы и провинции». Первые издания "Статейного списка" Ф. Байкова относятся к 1788 (публикация Н.И. Новикова в "Древней российской вивлио-фике") и 1820 годам (публикация Г. И. Спасского в "Сибирском вестнике"). В 50-е годы XX века A.M. Филипповым были найдены в Центральном государственном архиве древних актов документы о посольстве С. Аблина, которые увидели свет на страницах журнала "Советское китаеведение" в 1958 году.
Благодаря этим путешественникам в столицу Московского государства поступают письма, записки, путевые заметки, доклады, переводы, ученые труды, раскрывавшие все аспекты истории Китая и его современного состояния. Эта обширная документация представляет огромную ценность для изучения китайской культуры, так как весь описательный материал был изложен достаточно образованными эрудированными людьми по результатам их личных наблюдений.
Многие путешественники отмечают своеобразие китайской культуры и религии, неповторимую, непривычную русскому глазу красоту искусства и архитектуры, кулинарной традиции и многих ритуалов. В отличие от Западной Европы, уже регулярно получавшей донесения подобного содержания из Китая от миссионеров, главным образом иезуитов, осевших там, XVII век не принес Московскому государству обилия информации по интересующей нас теме, но заложил основы дальнейшей дипломатической практики, торговых отношений и изучения китайского государства.
Несмотря на то, что литература о китайских традициях XVIII - первой четверти XIX века на русском языке немногочисленна, все же к этому времени представления российского общества о жизни народов восточных стран расширяются. Усиливается интерес авторов к светской общественно-политической и государственной жизни представителей иных культур.
Двухтомный сборник документов "Русско-китайские отношения в XVIII веке", составленный Н.Ф. Демидовой и В. С. Мясниковым, посвящен истории контактов двух государств, периоду, который начался с проведения в жизнь условий
Нерченского договора 1689 г. и получил свое логическое завершение при заключении Кяхтинского трактата.
Уникальность данного издания заключается в том, что авторы сосредоточили в нем большой объем документальных свидетельств, имеющихся в фондах Центрального государственного архива древних актов и Архива внешней политики Российской империи. Ранее документы по истории русско-китайских отношений первой четверти ХУШвека никогда не являлись предметами специальной публикации. Издания разрозненных материалов нередко имели случайный и выборочный характер. Как отмечает один из составителей сборника B.C. Мясников, "данное собрание заполняет указанный пробел, предоставляя материалы, полученные в результате максимально полного выявления и обследования всех дошедших до нас документальных собраний" [177. С. 15].
Большое место среди опубликованных в первом томе указанного сочинения занимают материалы о посольстве в Китай первого десятилетия XVIII в. Прежде всего, отметим "Статейный список" Л.В. Измайлова [82], возглавившего посольство в Цинскую империю. Этот документ дает возможность "увидеть" основные события, происходящие в тот период в Пекине, проследить за деятельностью представителей российской стороны, получить представление о тех документах, которые были представлены императорскому двору и получены взамен российскими дипломатами.
В официальных документах в большинстве случаев помещаются более подробные сведения об этом визите. К примеру, стоит обратить внимание на "Грамоту царя Петра I императору Сюань Е о посылке Л. Ланга в качестве торгового агента в Пекин" [38], "Указ коллегии иностранных дел агенту Л. Лангу с предписанием известить пекинский двор о скором приезде русского посланника" [93], "Меморию императора Петра I агенту Л. Лангу относительно выяснения в Пекине состава китайского фейерверка и изготовления заказанных обоев" [65]. Здесь речь идет о прозаических, не привлекающих внимание авторов "Записок" незначительных вопросах, которые, как мы видим, привносят в научное исследование подробности и детали, немаловажные для понимания мотивов тех или иных поступков участников событий. Это, конечно, заставляет привлекать, в первую очередь, в качестве исторического источника именно официальную документацию, хотя данный факт не
умаляет познавательного и общекультурного значения дневников и мемуаров, изобилующих яркими фрагментами. Кроме того, почти полное соответствие в дневниках и реляциях информации повышает степень достоверности приводимых фактов, позволяет, в случае необходимости, уточнить те или иные детали. Поэтому видное место в составе материалов сборника занимают воспоминания, находившихся в составе посольства шотландца на русской службе, включенного в состав миссии в качестве врача, Джона Белла Антермони [47], художника и гравера Георга Иоганна Унферцагта [46] и торгового консула Лоренца Ланга [48], которые, дополняя друг друга, дают наиболее полное представление об этом дипломатическом визите. Каждое из описаний индивидуально и своеобразно. В манере изложения, в выборе фактов, требующих пояснения, тонких замечаниях, позитивных и негативных оценках тех или иных людей и событий проявляется характер автора, его интересы и пристрастия. Не являясь ни учеными-историками, ни литераторами-переводчиками, они акцентируют внимание на описаниях занятных предметов быта и личного обихода, интерьера жилища, одежды, правил этикета, то есть на таких вещах, которые привлекали внимание любопытных путешественников и русских читателей, знакомых с Китаем, в лучшем случае, по отрывкам переводной европейской литературы.
В отличие от ряда русских материалов, оставшихся лежать в Посольском приказе, сведения этих путешественников стали доступны европейской читающей публике уже во второй половине XVIII века.
В описываемый период Россия делает большой скачок в расширении российско-китайских отношений. Документальные свидетельства российских путешественников и дипломатов XVIII в. наполнены увлекательными повествованиями, дающими обществу широкое представление о Китае. Авторы не заостряют внимание на событиях глубокой древности, они наблюдают и фиксируют все увиденные и имеющие, по их мнению, значение особенности китайской жизни. Стиль их заметок индивидуален: каждому были присущи различные способности, степень критичности, любознательности, чем в итоге и определялись их представления об окружающем мире. Увиденное очевидцы событий оценивают по своим собственным критериям, которые формировались под влиянием социального положения, интересов или национальных и культурных традиций их родины.
Среди письменных источников, имеющих отношение к проблеме описания традиционной китайской культуры российскими путешественниками и дипломатами, особое место занимают материалы второго тома сборника документов "Русско-китайские отношения в XVIII веке". Диссертант использует зафиксированные в путевом журнале наблюдения С.Л. Владиславича-Рагузинского о специфике китайского образа жизни и быта (сведения о народонаселении, национальном характере, различиях в вероисповедании), сопоставляя их с теми, которые были представлены главой посольства о его пребывании в Пекине, возвращении на границу и завершении посольской миссии в "Статейном списке" [36], выписка из которого была сделана в Коллегии иностранных дел.
Условно "разделить" сферы авторских интересов и выполнения поставленной задачи по сбору необходимой информации, нам дает возможность "Инструкция коллегии Иностранных дел С. Л. Владиславичу-Рагузинскому о посольстве в Цинскую империю" [56].
Для того, чтобы представить, как принимали российское посольство и как воспринимали российских представителей Цинский Двор, составители сборника включили любопытную запись, сделанную автором хроники правления маньчжурской династии о пребывании в Пекине посольства С. Л. Владиславича-Рагузинского [50].
Точную хронологию событий, составленную главой миссии, дополняют красочные, в какой-то степени даже художественные описания китайской традиции, переводчика и канцеляриста из свиты главы миссии С. И. Писарева. Его "Записка о путешествии в Цинскую империю в 1725-1728 гг." [45] первой из документов, прямо или косвенно относящихся к данному посольству, была опубликована еще в XVIII веке. Сведения о событиях, происходящих в Китае после воцарения новой династии, он дает "по изданной пребывающими в Китаях иезуитами на разных языках о том повести", а о событиях того же времени, происходивших в приграничных территориях, "по сказкам тамошних старожилов". Что же касается сведений "о поведении и нравах китайцев", то о них писал "яко уже тому самовидец" [Цит. по: 45. С. 608]. Однако, мы не знаем, писал ли он о своих наблюдениях по памяти или пользовался собственными материалами. Вел ли он дневники во время своего пребывания при посольстве, остается также неизвестно.
Помимо материалов, опубликованных в указанных ранее сборниках, первостепенное значение в диссертационном исследовании сыграли отдельно опубликованные свидетельства (мемуары, дневниковые записи, путевые заметки и т.п.) очевидцев и современников тех событий, которые происходили в Китае в конце XVII-начале XX вв.
В распространении сведений о Китайском государстве, быте и нравах его народа значительную роль сыграли русские пленники, насильно вывезенные в Китай. "Роспись" П. Хмелева является документальным свидетельством о положении в Цинской империи в конце XVII века. Как считает известный российский китаевед B.C. Мясников, "этот документ был составлен достаточно образованным свидетелем описываемых событий, в течение пяти лет имевшим широкую возможность следить за жизнью маньчжурского Китая и в известной мере обобщившим не только свои личные наблюдения, но и непосредственный опыт десятков других русских пленников" [172. С. 108]. Поэтому сведения П. Хмелева при всей краткости их изложения отличаются большой глубиной и точностью.
Находясь в тяжелых условиях маньчжурского плена, терпя лишения и превозмогая невзгоды, пленные, естественно, оценивали мир китайской жизни предвзято, но, несмотря на это, данный документ все же является важным свидетельством о политическом, экономическом, культурном развитии Китайской империи. Согласимся с утверждением B.C. Мясникова, что "уникальность этого документа и ценность заключенной в нем информации позволяют поставить его в один ряд с такими важнейшими документальными памятниками о Китае, как "Роспись" И. Петлина и "Статейные списки" Ф.И. Байкова и Н.Г. Спафария" [172. С. 108].
Обращают на себя внимание "Записки о русском посольстве в Китай (1692-1695)" [51], авторами которых выступают участники этого путешествия Избрант Идее и Адам Бранд, направленные в эту далекую восточную страну Петром Первым, придававшим большое значение развитию внешних связей, для обсуждения накопившихся дел и изучения возможности расширения торговли. Достаточно ознакомиться хотя бы с одной из глав записок, чтобы убедиться, что рассказ Брандта в некоторых отношениях подробнее, обстоятельнее и точнее рассказа Идеса. Тем не менее, оба автора дают довольно большой материал по истории и этнографии Сибири и Китая, сообщают о пути и различных способах передвижения в этих зем-
лях, вводят в повествование описание цинского двора и маньчжурской дипломатии, приемов, этикета и церемониала при дворе богдыхана, его сановников и иезуитских советников. Здесь же содержится информация о дворце китайского императора, его великолепном внутреннем убранстве, интерьере, о сложном дворцовом ритуале, встрече китайского Нового года.
Вышеуказанные документы, несомненно, вносят важный вклад в литературу XVII века о цинском Китае, богатую китайскими энциклопедическими сочинениями и относительно бедную письмами, дневниками и описаниями путешествий. Причем, русские посольские свидетельства представляют особую важность для исследователей, занимающихся историей Китая в период господства там маньчжурской династии.
Для изучения вопроса о том, как складывались отношения между двумя равновеликими странами - соседями, с разными культурными традициями, с их не совпадавшими представлениями о практике дипломатических отношений, дипломатическом церемониале и этикете, в том числе и в вопросе приема иностранных посольств, автор диссертации использовал путевые заметки ("Журнал путешествия") И. И. Кропотова [44].
Расцвет научных знаний о Китае пришелся на XIX век. Он был связан, прежде всего, с именем Н.Я. Бичурина. Как отмечает B.C. Мясников, "в творчестве этого выдающегося китаеведа в полной мере проявились лучшие черты, свойственные традиционной российской востоковедной научной культуре: точный перевод основных источников как предварительное условие для исследовательской работы, максимальный охват фактического материала, глубокий историко-философский подход, внимание к текстологическому анализу" [175. С. 216].
Работа Н.Я. Бичурина "Китай в гражданском и нравственном состоянии" [29] по праву может считаться своеобразной энциклопедией знаний об императорском Китае. Опираясь на богатейший материал, глубокое знание китайской действительности, руководствуясь тем мировоззрением, которое было господствующим в тот период, талантливый исследователь создал труд по объему информации не уступавший известным ранее работам европейцев о Китае. Автор знакомит читателей с государственным устройством, уголовным правом, системой образования и хо-
зяйственной деятельностью властей Цинской империи, обрядами императорского дома, обычаями и нравами китайцев первой половины XIX века.
В диссертации проводится анализ научных исследований хорошо известного в мире китаеведа, организатора и первого руководителя кафедры китайского языка на восточном факультете Санкт-Петербургского Императорского университета, академика В.П. Васильева. Ему принадлежат многочисленные труды по истории, религии, географии и литературе Китая. В своей работе "Открытие Китая" [34] он касается таких сложнейших вопросов, как социальная структура китайского общества, специфика идеологической системы и традиционной культуры китайской цивилизации.
Из его непосредственных учеников отдельного упоминания заслуживает СМ. Георгиевский, научный интерес которого заключался в изучении мифологии, устоев китайского общества, норм, определявших здесь проведение обрядов жизненного цикла. Подвергнув критике европоцентристский подход к оценке культуры восточных народов, в работе "Принципы жизни китайцев" [37] он показывает общекультурное значение конфуцианского учения и его воздействие на политику и законодательство императорского Китая.
Следует подчеркнуть, что неприятие европоцентристских установок российскими китаеведами проистекало не только и не столько из их личных научных убеждений, сколько из общей геополитической ситуации, сложившейся во второй половине XIX века, которая характеризовалась резким противостоянием на Дальнем Востоке Российской империи и европейских держав. "Но, - как отмечает М. Кравцова, - вступив в заочную полемику с европейскими учеными и мыслителями, разделявшими принятый в то время в Европе тезис об "окаменелости" и духовной отсталости китайской нации, сам СМ. Георгиевский невольно оказался на китае-центристских позициях, что означает абсолютизацию уникальности китайской цивилизации, ее культурного наследия и идеализацию ее духовных устоев" [150. С.
32].
Впрочем, китаецентристские позиции свойственны исследованиям и многих других отечественных китаеведов, преувеличивавших самобытность китайских культурных традиций. Поэтому с данной позиции, что и отложилось в российском
общественном сознании, китайская цивилизация нередко видится экзотической и необыкновенной.
В диссертационном исследовании автор опирается на научное наследие (ли
тературоведческие исследования, труды этнографического характера, художест
венные переводы поэтических и прозаических текстов) продолжателя школы В.П.
Васильева - академика В.М. Алексеева. В его работе "В старом Китае. Дневники
путешествия 1907 г." [27] содержится ряд примечательных наблюдений и сужде
ний, что позволяет нам глубже проникнуть в китайскую действительность, в исто
рическое прошлое этой страны. . —
Дневники и путевые записки русских дипломатов Е.Ф. Тимковского, Е.П. Ковалевского, как и названные ранее работы, довольно быстро привлекли внимание современников, главным образом потому, что существенно дополнили имевшиеся о Китае сведения и позволили расширить представление о китайской империи.
Е.Ф. Тимковский - пристав, сопровождавший 10-ю миссию в Китай, - был широко известен как автор трехтомной работы "Путешествие в Китай через Монголию в 1820-1821 годах" [92], переведенной в дальнейшем на французский, английский, польский, немецкий, голландский языки. Это сочинение (дневник путешествия) представляет и сегодня немалый интерес своими ценными наблюдениями, а также включением в текст фрагментов переводов, выполненных с китайского языка Н.Я. Бичуриным. Автору удалось показать своеобразие Китая в "Кратком описаним Пекина" [57], где содержится обширный исторический и фактический материал, полученный и из китайских источников, и в результате собственных наблюдений исследователя.
Уделяя в своих записках о поездке в Китай большое внимание описанию жизни, быта и нравов китайцев русский дипломат, ученый-востоковед и писатель Е.П. Ковалевский создал книгу "Путешествие в Китай". Увлекательные записки Е.Ф. Тимковского, Е.П. Ковалевского, заинтересовавшие в свое время российскую и зарубежную общественность непредвзятыми суждениями и уважительным отношением к Китаю, также явились для нас предметом тщательного изучения.
Во второй половине XIX в. русская географическая наука внесла большой вклад в изучение этнографии и археологии Китая. Усилиями российских путешест-
венников проведены исследования обширных пространств Азиатского материка (северо-западные окраины Китая и Монголии, Западный Китай и Тибет, прилегающие к России области Китая и Кореи), даны характеристики природы и рельефа, климата, рек, растительного и животного мира. По итогам экспедиций путешественники (для углубленного изучения Китая в состав экспедиции по мере возможности включались специалисты, получившие филологическое образование и знакомые с историей, экономикой, культурой Китая) составляли отчеты, которые публиковались в России и неизменно привлекали внимание общественности.
Обзор продолжаем описанием работ географа и историка М.И. Венюкова, в "Очерках современного Китая" рассказавшего о событиях, происходящих в Срединной империи начала 70-х годов XIX века. Источниковедческую основу работы также составили двухтомное издание "Описание путешествия в Западный Китай" российского географа и исследователя Западного Китая, Памира, Тянь-Шаня, Западной Монголии и Дальнего Востока Г.Е. Грумм-Гржимайло [39,40], отдельные главы "Путешествия по Китаю и Монголии" совершившего путешествие в Тибет, Джунгарию и через пустыню Гоби в Калган и Кашгар географа и геодезиста М.В. Певцова [70], "Путешествие в Тянь-Шань и Нань-Шань" В.И. Роборовского [80], которому давелось принимать участие в трех Тибетских экспедициях Н.М. Пржевальского (1879-1880, 1883-1885) и М.В. Певцова (1889-1890). Эти исследователи собрали богатейший этнографический материал о жизни местных народов, анализ отчетов и воспоминаний, опубликованных в виде путевых заметок и дневников, позволяет расширить спектр изучаемых вопросов и обогатить содержание диссертационного исследования дополнительными подробностями.
Особое место среди документов занимают "Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле и Индо-Китайском архипелаге" мореплавателя и предпринимателя П.В. Добеля [42] и "Путевые очерки Маньчжурии, Дальнего Востока, Китая, Японии и Индии" П.Н. Краснова [62] - российского военного деятеля и писателя, поскольку отличаются своеобразием, оригинальностью изложения фактов и дают ценнейшие сведения о жизни Срединной империи.
Осуществленные этими путешественниками исследования и составленные отчеты стали важными источниками для исторической науки и, способствуя росту интереса к Китаю, оказали немалое воздействие на российское общество.
Большое влияние на формирование представлений и пробуждение интереса к Китаю и его культуре оказали работы врача-натуралиста, участника экспедиции Ю.А. Сосновского в Китай П.Я. Пясецкого "Путешествие по Китаю в 1874-1875 гг." [74], чрезвычайного посланника и полномочного министра в столице Цинской империи И. Коростовца "Китайцы и их цивилизация" [58], а также очерки из жизни в Китае ("В старом Пекине"), написанные врачом, несколько лет служившим в российском посольстве в Пекине, В.В. Корсаковым [60].
Среди нарративных источников по истории Китая изучаемого периода важное место занимают опубликованные в XIX веке и известные российской читающей публике дневники и письма европейцев - очевидцев тех или иных событий, происходивших в этой стране. Этот комплекс материалов, дающих ясное представление о западноевропейском видении и критериях оценки политической системы Цинского Китая, значения конфуцианства в деле управления империей, присутствует в работах "Китайцы у себя дома" английского миссионера, китаеведа Д. Макгована [64] и его соотечественника, историка китайской философии и литературы, "Китай и его жизнь" - вице-консула в Шанхае. Г. Джайлса [91]. В качестве предметов исследования выделяют отдельные эпизоды и феномены китайской культуры, при их характеристике опираясь как на собственные наблюдения и впечатления, так и исследования и переводы китайских текстов своих предшественников - европейских миссионеров. В указанных сочинениях содержатся интересные, познавательные сведения о различных сторонах жизни местного населения. Изучение культурного наследия Цинской империи, нравы и обычаи, этикет и формы общежития, церемонии и способы организации досуга нашли свое отражение в заметках "Китай и китайцы" Э. Вартега - немецкого исследователя, историка и этнографа, прожившего несколько лет в этой стране [33]. В освещении культурно-идеологических традиций авторы усматривали ключ к пониманию духовных устоев общества и своеобразия китайской нации.
Кроме того, диссертант использует опубликованные в Европе и переведенные на русский язык труды таких специалистов в области религиозной жизни, истории и культуры Китая, как: Э. Реклю "Срединная империя: климат, почва, племена, богатства, духовная жизнь и учреждения Китая" [78] и Ж. Рода "Современный Китай" [81], на страницах которых французские авторы делятся с читателями
своими наблюдениями, впечатлениями и воспоминаниями о путешествии на Восток. Данные произведения, переведенные на русский язык, способствовали тому, что в XIX веке интерес к Китаю не ограничивался только узкими академическими кругами, а стал немаловажной составной частью духовной жизни российского общества.
Записки путешественников, как особый тип источника, постоянно привлекает внимание отечественных и зарубежных исследователей многих специальностей. Образование, воспитание, общественное положение, мировоззрение, круг общения, жизненный опыт этих людей существенно отличались. Разница в стиле жизни предопределила специфический стиль и уровень мышления, различную оценку одних и тех же явлений. Благодаря этому исследователи имеют редкую возможность получить сведения разного свойства по целому комплексу различных гуманитарных научных направлений, а также быту, нравам, религии, политической системе и социальной стратификации народов.
Полагаем, что имеющаяся источниковая база содержит достаточный фактологический материал для анализа интересующих нас событий и явлений и последующего построения самостоятельных выводов.
Научная новизна исследования.
Научная новизна данной диссертационной работы состоит в том, что в ней представлено обобщающее комплексное исследование проблемы восприятия и интерпретации российскими путешественниками китайской культурной традиции, имеющее большое значение для изучения представлений о Китае, китайском образе жизни в российском общественном сознании.
Были рассмотрены ранее не введенные в научный оборот официальные документы (личный архив Н.Н. Кроткова: переписка, газетные вырезки, счета и квитанции; черновые письма на имя китайских чиновников Н.Н. Балкашина; секретные телеграммы Д.С.С. Покотилова и Д.С.С. Лессара; депеша Д.С.С. Коростов-ца), связанные с дипломатической деятельностью российских представителей за рубежом и многочисленные нарративные источники (мемуары, письма, путевые заметки). В результате изучения данного комплекса материалов выявлены существенные различия в выборе предмета описания очевидцами событий, происходивших в Китае в XVII - нач. XX вв. Автор пришел к выводу, что это во многом зави-
село от степени их осведомленности, социокультурных установок, уровня образования, наличия познавательного интереса.
Особое внимание уделено отдельным аспектам российской культурной традиции, описанию жизни исследователей, их личностных качеств, среды, из которой они вышли. Доказано, что в указанных выше характеристиках следует искать причину появления той или иной оценки увиденного в Китае. Большую часть свидетельств отличает идеализация китайской общественной системы, поэтому на их фоне особенно рельефно выделяются критические замечания П. Хмелева, И.И. Кропотова, И.Я. Коростовца, Н.Н. Балкашина.
Активная коммерческая, дипломатическая, научная (исторические, этнографические, философские, лингвистические исследования) деятельность наших соотечественников в Китае, дает основание говорить об их исключительных заслугах в становлении российского практического и академического китаеведения, способствовавших распространению знаний о дальневосточном соседе и пониманию феноменов китайской культуры.
Продемонстрирована высокая степень влияния описания предметов быта (конструктивных особенностей интерьера жилища, домашней утвари, фрагментов костюма, его украшений, предметов личного обихода) на создание наглядных образов жителей Срединной империи.
Теоретическая и практическая значимость работы.
Представленные в работе факты и их интерпретации дают новый материал для оценки ряда аспектов известных исторических событий в их взаимосвязи и в ряде случаев дополняют известные исторической науке сведения. На конкретных материалах показано, как формировалось в России представление о Китае, и какие факторы оказали на него наиболее существенное влияние.
Автор исследования видит перспективу работы над данной темой не в простой констатации исторических фактов, а в том, чтобы наряду с объяснением истории выявить специфические черты российской и китайской традиционной культуры и точки их соприкосновения, способствующие наиболее плодотворному взаимодействию.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при обработке вводимых в научный оборот архивных
материалов по исследуемой тематике, проведении обучающих занятий, чтении лекционных курсов, подготовке учебных пособий, составлении обобщающих трудов по истории российского академического, университетского и практического востоковедения, вопросам китайской культуры XVII- начала XX веков.
Апробация исследования.
Основные положения диссертации изложены в девяти печатных работах общим объемом 7 печатных листов. Материал отдельных частей исследования был представлен в докладах региональных научных конференций "Страны Востока: государство и общество" (Краснодар, ИНЭП, 2003, 2005 гг.).
Отдельные фрагменты исследования являются иллюстрацией российской дипломатической практики и специфики межгосударственного общения в разработанном автором программно-методическом комплексе "Социология международных отношений" (Краснодар, Кубанский государственный технологический университет, 2005) для студентов высших учебных заведений специальности "Социология" и используются при чтении лекций по курсам "Социология международных отношений", "Политология" студентам Социально-гуманитарного факультета Куб-ГТУ.
Положения, которые выносятся на защиту.
Степень осведомленности, социокультурные установки, уровень образования, активность, наличие познавательного интереса самого путешественника определяли его выбор темы описания, что в последствии оказало влияние на то, какие именно сведения о жизни китайского общества формировали в российском общественном сознании образ Китая. Изучение документальных свидетельств, представленных российскими исследователями о китайском образе жизни, необходимо проводить в единстве с осмыслением российской культурной традиции.
Восприятие и оценки в российском обществе информации о Китае складывались под воздействием ситуативного фактора (приграничные конфликты, недоразумения из-за незнания посольского этикета, неточные переводы документов, вмешательство и интриги западноевропейских миссионеров и т.д.), политических процессов и культурологических предпочтений (мода на китайские вещи в рамках европейского стиля рококо и т.п.).
Весь спектр политических и межкультурных российско-китайских противоречий сводился к приграничным территориальным и торговым спорам, взаимному определению статусов двух держав, изучению ценностных категорий каждой из сторон, которыми определялось поведение их представителей.
Посольская деятельность XVII века заложила основы не только дипломатической практики и торговых отношений, но и изучения таких важных сфер жизни китайского общества, как политическая (форма государственного правления, роль аппарата чиновников в решении административных вопросов, дипломатия и церемониал, практика внешнеполитических отношений), социально-экономическая (место образованных людей в иерархической общественной системе, отношения между представителями различных социальных групп, уровень жизни различных категорий населения), духовная (своеобразные традиции и этические нормы).
В XVIII в. благодаря европейской литературе, научным трудам учеников Российской Духовной миссии в Пекине и непринужденным, занимательным повествованиям участников официальных российских посольств об особенностях этикета и бытового уклада представителей различных слоев общества, элементы китайской культуры начинают занимать достаточно весомое место в формировании эстетических вкусов и пристрастий российской элиты.
В XIX - начале XX вв. образ Китайской империи формируется на основе знаний о характере функционирования политических институтов и особенностях всей китайской политической системы, своеобразии мира городской культуры и повседневной жизни представителей местной элиты и простых обывателей, представлениях российской читающей публики о китайской культурной традиции (специфике элементов одежды, архитектурных решений, обрядовых форм и этикета), неординарном китайском характере и сложившимися в изучаемой нами социальной среде межличностными отношениями.
Опыт общения с Китаем позволил исследователям увидеть в новом свете многие явления как китайской, так и собственной российской жизни.
Структура работы соответствует цели и задачам исследования. Диссертация, построенная по хронологическому принципу, состоит из введения, двух глав, заключения. Работа снабжена списком использованных источников и литературы и приложением, включающим краткие биографические сведения о российских и за-
«*
I*
vJ»
падноевропейских путешественниках, побывавших в Китае в середине XVII - начале XX вв. и ранее неопубликованные материалы Архива внешней политики Российской империи.
Начало русско-китайских контактов: первые впечатления (первая половина XVII в.)
Английский китаевед Дж. Макгован [См.: Приложение 1 (25)] считал, что для европейца китайская цивилизация всегда была и будет загадкой. "Трудно понимать этот загадочный народ, - пишет он, - в национальном характере которого сочетались столь противоположные крайности" [64. С. 217]. Для того, чтобы понять культуру другого народа, надо глубоко и серьезно познакомиться с этой страной. В связи с территориальной отдаленностью и замкнутостью китайской империи Европа несколько столетий ограничивалась преимущественно изучением лишь сведений, сообщаемых ей о Китае или самими китайцами, или европейцами, имевшими случай видеть эту страну. Формализм и сухость изложения истории китайскими учеными преподносит только внешнюю сторону китайской жизни. Поэтому важное место среди исторических источников занимают дневники и письма тех, кто стал очевидцем событий, происходивших в этой стране.
Достаточно весомый вклад в изучение китайской культурной традиции внесли русские путешественники (купцы, дипломаты, миссионеры, географы, военные), не раз посещавшие Китайскую империю в мирное время (чаще для переговоров с властями), либо в период военных действий. Отчеты и путевые заметки, составленные ими во время пребывания там, дают богатые, но подчас противоречивые и иногда, к сожалению, ошибочные сведения о жизни этого далекого государства [188. С.190]. Непонимание китайской культуры лежит в основе многих из тех неверных представлений и ложных позиций, которые порой оказывают свое влияние на людей, недостаточно знающих Китай, стремящихся оценить его с точки зрения привычных для них (выработанных, как правило, на базе европейской цивилизации) норм, принципов, понятий и стереотипов.
На рубеже XVI-XVII вв. Россия переживала Смутное время. Но, несмотря на внутренние противоречия, а, может быть, благодаря им, это было время стремительного продвижения русских и русского государства на восток. Через всю Сибирь шли "землепроходцы", представители казачьей среды и народов русского Севера, становившиеся служилыми казаками. За ними следовали купцы и "охочие люди", свободные землепашцы и беглые крестьяне, священники и просто желающие попытать счастья. По мнению известного китаеведа В.В. Малявина, русский характер, "русская душа всего полнее раскрываются, когда русский человек не держится за то, чем обладает, а вверяет себя новому и неизведанному, живет вольным странником, вечно ускользая от тяжелой десницы государства, от соблазнов цивилизации; так было среди казаков на юге, и поморов на севере. Так было и среди первопроходцев на востоке" [147. С. 124-125].
На фоне строгих и в какой-то степени даже скупых, лишенных образности характеристик, к которым прибегали некоторые авторы XIX века, дабы подчеркнуть серьезность своего исследования, попытка X. Трусевича, одного из известных историков-публицистов названного столетия, дать художественное описание получившим известность фактам, связанным с "открытием" Китая, выглядит, по меньшей мере, неожиданно. Но, пожалуй, именно благодаря подобным работам, все большее число российской публики приобщалось к изучению литературно-исторических произведений. На вопрос, что же явилось причиной, побудившей людей, преодолевая трудности, не щадя себя, идти на восток, автор отвечает: " все попытки проникнуть в Китай основаны или на русском любопытстве, или на всепоглощающем, подобно лавине, разливе молодецкой силе казачества, стремящейся обнять возможно больше пространство земли, чтобы ясаком сослужить службу своему батюшке-царю, и, конечно, себя не забыть" [215. С. 6]. Несмотря на излишнюю метафоричность все же в данном фрагменте подмечен важнейший аспект: сила, преданность царской власти казачьего сословия в сочетании со свободо- и вольнолюбием, что в немалой степени и способствовало расширению территориального пространства России.
Богатства далекого края заставили понять необходимость изучения и освоения этих огромных земель. Немногочисленные сохранившиеся летописи позволяют представить лишь общую картину постепенного освоения севера и востока России. В XVII в. один за другим по всей Сибири поднимались русские остроги и городки, деревни и зимовья. К середине указанного столетия завершилось покорение земель за Енисеем, возникли Енисейский, Красноярский, Томский, Тобольский остроги. Вскоре русские вышли к Ангаре, достигли Байкала и стали частыми гостями в Забайкалье. Знакомство русских с Китаем начинается с рассказов, довольно пространных и кратких, служилых людей, побывавших в монгольских землях, соприкасающихся одновременно и с китайским, и с русским государствами, и беседовавших там с китайскими послами. Опыт подобного рода контактов облегчил восприятие образа жизни народа иной цивилизации. Но недостаток достоверных знаний не мешал и даже способствовал распространению среди европейцев всякого рода домыслов о нравах и обычаях неведомого восточного народа. И в этих повествованиях мы видим стремление противопоставить самих себя "чужакам" и в то же время найти в этих "чужаках" что-то родственное и близкое себе. В отличие от Западной Европы, уже регулярно получавшей донесения из Китая от миссионеров, главным образом иезуитов, осевших там, XVII век не принес Московскому государству обилия информации о восточном соседе, но заложил основы дальнейшей дипломатической практики, торговых отношений и изучения китайского государства. Но, как считает этнограф А.А. Люцидарская, уже к концу XVI столетия, времени начала колонизации Сибири, "был сделан колоссальный шаг на пути осознания пространства и преодоления восприятия образа язычника как "нелюдя". Значительно вырос кругозор русского народа в результате контактов с западными и восточными мирами" [162. С. 19]. Присоединение новых территорий включало в состав Московского государства этносы с отличными от русской культурами. Этническая неоднородность подданных русского самодержца, значительная часть которых в недавнем прошлом находилась на положении язычников или "неверных", способствовала трансформации представлений о чужеземцах в сознании православного россиянина. По мнению А.Я. Гуревича, с расширением и усложнением географического пространства происходило и изменение мировоззрения людей, смещались ценностные ориентации [Подр. см.: 117. С. 88]. Создавались предпосылки для формирования этнического образа, который тесно связан с проблемой личности, особенностями ее восприятия в разных культурах и в разные исторические эпохи. Разумеется, это был сложный, длительный и неоднозначный процесс.
Рост интереса к китайской культуре в период расширения связей России с Цинской империей (вторая половина XVII в.)
Со времен Ивана III внешняя политика государства становится более активной. Московское государство "заводит" сложные дипломатические сношения с германским императором, Тевтонским и Ливонским орденами, западноевропейскими государствами (Польшей, Литвой, Швецией). Потрясения Смутного времени, как писал В.О. Ключевский, "ударили по сонным русским умам", заставили талантливых и мыслящих людей взглянуть "прямым и ясным взглядом" на окружающий мир и свою жизнь" [146. С. 319]. Стало заметным несоответствие существующего уровня знаний запросам растущего и крепнущего Московского государства.
Люди прежних поколений боялись перенимать у Запада даже элементы материального удобства, чтобы таким образом не нарушить установленный отцами и дедами порядок. Царь Алексей Михайлович и его ближайшее окружение, не менее предков дорожа своей православной стариной, все же верили, что можно использовать опыт иноземцев, сохраняя в неприкосновенности традиции предшествующих поколений. Если Россия XVII века ограничивалась лишь робкими попытками и нерешительными заимствованиями у Запада, то становится понятным столь осторожное отношение к Востоку, и, тем более, к расположенному так далеко Китаю. Как объяснить нерешительность действий русской верховной власти по отношению к Китайской империи? Ведь возможность дальнейшего сближения после хоть и недостаточно удачных посольств И. Петлина и Ф. Байкова явно существовали. Сыграла ли здесь роль историческая память о татаро-монгольском нашествии или же причина дипломатической медлительности кроется в удаленности Китая, в отличие от ближайших западных соседей, постоянно оспаривающих право на русские земли?
Анализируя исторические материалы данного периода, B.C. Мясников приходит к выводу, что к этому времени Пинский двор располагал достаточно обширной и достоверной информацией о своем северном соседе. Иезуиты-миссионеры показали местоположение и размеры Русского государства на карте, обрисовав Сибирь и воздвигнутые вдоль ее южных рубежей остроги. Перебежчики с Амура, за численные Цинским властями на службу, сообщили об укреплениях острогов и численности их гарнизонов. Цины узнали о превосходстве европейского огнестрельного оружия и воинской выучки, и теперь не только иезуиты отливали им пушки, но и казаки-перебежчики обучали стрельбе из пищалей с коня и в пешем строю [Подр. см.: 174. С. 144].
Неудачи первых посольств, конечно, не могли воспрепятствовать дальнейшему сближению русских с подданными Цинской империи. В 60-х годах XVII в. продолжалось заселение Приамурья русскими людьми, которые доставляли все больше хлопот местным маньчжурским военачальникам. Последние довольно бы-стро убедились, что единственно военной силой с выходцами из далекой западной Московии им не разрешить спорные вопросы. Один из Цинских чиновников писал в те годы о русских: "оружие их весьма страшно, они храбры, как тигры, и очень искусны в стрелянии из ружей" [Цит. по: 231. С. 78]. Постепенно дипломатические переговоры стали обычным делом в сношениях пограничных властей Китая и России.
Специфика китайской политической системы
В XIX веке характер описания китайских традиций в русских источниках существенно меняется. Уровень развития знания об этой стране становится совершенно иным. Благодаря русским путешественникам и ученым, исследовавшим Азию, для науки были открыты огромные пространства и началось подлинно научное изучение стран Центральной Азии, о которых ранее имелись только скудные, отрывочные сведения весьма сомнительной достоверности.
К описываемому периоду относятся труды самого выдающегося представителя русской науки того времени - Н. Я. Бичурина [См.: Приложение 1 (5)], которого по праву считают основоположником научного китаеведения в нашей стране, так как его деятельность сыграла огромное значение в изучении Китая и ознакомлении с ним российского общества. Как отмечает B.C. Мясников, "этот прославленный ученый первым из отечественных китаеведов преступил профессиональ- ные рамки и стал крупной общественной фигурой 30-40-х гг. XIX столетия. Поддерживая связи с передовыми кругами петербургских литераторов и ученых, сотрудничая в прогрессивных журналах, он страстно пропагандировал подлинные знания о Китае" [178. С. 61].
Уже много лет действовала Пекинская духовная миссия, члены которой порой совмещали миссионерские и дипломатические обязанности и выступали авторами книг и статей, закладывая прочные основы этнографического изучения жителей Китая. Начало этого столетия ознаменовалось возникновением крупного научного центра и созданием системы востоковедного образования в России. Шло пре V подавание китайского языка в университетах (важную главу в развитие русского востоковедения вписал Казанский университет, Устав которого 1804 г. предусматривал организацию кафедры восточных языков), проводилась исследовательская работа в Академии наук, где к тому времени уже была коллекция восточных рукописей и около 2,5 тысяч китайских книг. Это крупнейшее собрание книг и рукописей Востока вошло в фонд Азиатского музея, открытие которого в Петербурге в 1818 г. стало знаменательным событием культурной жизни государства и обеспечило российским востоковедам научную базу непосредственно в нашей стране.
Существенно изменилась подготовка дипломатических визитов в Пекин: в 1781 г. в Петербурге, благодаря поддержке Академии наук, вышел в свет перевод с маньчжурского языка своеобразного гражданского кодекса Цинской империи -"Всех законов и установлений Китайского (ныне Маньчжурского) правительства". Он был выполнен А.Л. Леонтьевым - выдающимся русским китаеведом, получившим образование в Пекинской духовной миссии и работавшим переводчиком коллегии иностранных дел. Кроме того, именно в XIX столетии начали издаваться первые документы делопроизводственного характера.
В созданном в 1724 г. Московском архиве иностранных дел, получившем позже название Московского главного архива Министерства иностранных дел, в начале XIX в. из собраний документов приказа и коллегии была сформирована единая тематическая коллекция дел по сношению с Китаем. В этот же период была завершена капитальная работа Н. Н. Бантыш-Каменского "Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 год", которая явилась детальным обзором материалов данного архива и включала в себя частичное или полное воспроизведение текстов важнейших документов начального периода господства Цинской династии.
Большую положительную роль в распространении знаний о Китае сыграл журнал "Сибирский вестник", выходивший в 1818-1825 гг., а затем в 1825-1827 гг. продолженный под названием "Азиатский вестник".
Опыт общения с Китаем позволил исследователям увидеть в новом свете многие явления китайской жизни. Впоследствии именно эта новая позиция станет стержневой в выработке подхода к изучению этой цивилизации. Появление в XIX веке железнодорожных линий от Пекина до Ханькоу, активизация деятельности западноевропейских пароходных компаний во много раз упростили и сделали более комфортным передвижение по огромному пространству империи. Врач А. Боткин, сын известного лейб-медика С. Боткина, в беседе с консулом в Китае Н.Я. Ко-ростовцом [См.: Приложение 1 (20)], отмечал, что в Петербурге ему говорили: "... поездки в Пекин - весьма банальное дело" [19]. Но, поддавшиеся соблазну получить новые впечатления, рискнувшие совершить столь трудное путешествие, вос 133
пользовавшись благами европейской цивилизации, вскоре могли увидеть, что реальная картина китайского быта разительно отличалась от той, которую они рисовали в своем воображении. Кроме того, необходимо учитывать и то, что правящая здесь династия не пользовалась симпатиями коренного населения, так что обстановка периодически накалялась, переходя от стадии пассивного выражения недовольства к открытому вооруженному антиманьчжурскому выступлению. Дестабилизирующим фактором являлось также присутртвие войск европейских держав. Поэтому пребывание в Срединной империи не было безопасным. Зная это, Императорское Географическое общество неоднократно напрямую обращалось в МИД за помощью. К примеру, в ноябре 1911 г., как показывают сохранившиеся в архивах МИД телеграммы, названное научное учреждение просит о "содействии в получении от китайского правительства открытого листа на имя камер-юнкера двора Его Императорского Величества, Действительного члена оного общества А.Н.Авинова и его помощника А.Г. Якобсона, отправляющихся в сопровождении 4 - 5 слуг в китайские пределы" [5]. Это было связано с тем, что в наиболее тревожные периоды китайская сторона, как зафиксировала Российская миссия в Пекине, "ввиду происходящих волнений, не выдавала открытых листов, не будучи в состоянии ручаться за безопасность иностранных путешественников". Исследователи были поставлены в известность, что "предпринимаемое ими путешествие они совершают на свой собственный риск" [6]. Подобная ситуация не была редкостью и складывалась не только вокруг российских, но западноевропейских ученых. Но надо отдать должное членам Православной миссии в Пекине и Российским консульствам в китайской столице и других городах империи, оказавшим всю возможную помощь российским гражданам. В данном случае Генеральный консул в Пекине В.Сосковец, пользуясь личными хорошими отношениями с местными властями, "заручился от последних рекомендациями для г. Авинова и его спутников на предмет беспрепятственного и безопасного проследования экспедиции в пределах высочайше вверенного [ему] округа". Ко времени прибытия экспедиции в Каргалык он заявил о готовности выслать для сопровождения до Кашгара нескольких человек из своего конвоя, "к которым местные власти, по всей вероятности, не откажутся придать и несколько человек китайских солдат" [7]. По просьбе РАН и Русского географического общества, Петербургского Университета МИД Российской империй оказало покровительство и помощь многим представителям мира науки и искусства, в числе которых можем назвать языковеда, исследователя языка тюркских племен Н.Ф. Катанова [10], консула в Тянь-Цзине Падерина, собирателя памятников народной словесности [12], историков и этнографов А.О. Ивановского [14], академика В.П. Васильева [13], исследователя древних памятников Сибири, Средней Азии, Западного Китая В.В. Бартольда [14], В.М. Алексеева [19], географов Г.Е. Грумм-Гржимайло [18], М.В. Певцова и В.И. Роборовского [11], ботаников И.Н. Клигена и А.Н. Краснова, изучавших в Индии, Китае и Японии культуру чая [15], художников С. Дудина, Н.И. Кравченко [18]. Благодаря содействию Министерства народного просвещения отправляются в Пекин А. Рудаков и П. Шмидт для изучения китайского языка [16].