Введение к работе
Актуальность темы исследования. Огромные по масштабам миграции стали неотъемлемой частью истории XX века. Возникновение, становление и развитие тоталитарных и авторитарных режимов неизменно приводило к исходу или изгнанию значительного числа интеллектуалов. Для России знаковыми оказались события 1917 г. и Гражданской войны. По предварительным подсчетам современных исследователей, Россию покинуло около четверти ученого и профессорско-преподавательского корпуса1. Эти обстоятельства трагическим образом сказались на социальной и духовной жизни общества, на судьбе гуманитарного знания, особенно - на исторической науке, естественный ход развития который был насильственно прерван.
Ныне для российских гуманитариев стало возможным обращение к тем
страницам прошлого отечественной исторической мысли, которые на протяже
нии десятилетий были запретными. Изучение жизни и творчества русских ис
ториков-эмигрантов обращается в одну из самых актуальных задач. Обширный
и чрезвычайно интересный материал для исследователя дает история пражского
центра исторической науки Зарубежной России.
Новые возможности возникают и в связи с усвоением отечественной наукой
социально-антропологических подходов. Особенно ценны они для изучения
повседневно-бытовых жизненных практик. Напомним, что понятие «быт» вы
ступает как многомерная историко-культурная, социальная и психологическая
категория. Она включает в себя обычаи и привычки, модели поведения, образ
жизни, нравы определенной социальной группы в определенный исторический
период. Научный быт можно рассматривать как «уклад жизни, совокупность
привычек, нравов ученых»'. Он представляет собой повседневную реальность,
в пространстве которой протекает исследовательская работа и происходит, соз
дание научного знания, а также организуется жизнь самих ученых. Изучение
эмигрантского быта важно для понимания особенностей внутреннего развития
научной, культурной и повседневной жизни диаспоры.
Повседневное измерение эмигрантской научной жизни позволит лучше понять особенности работы русских ученых в условиях изгнания, их морально-психологическое состояние, уяснить социальное положение, проблемы межкультурного диалога в процессе научного познания, социальный и этнический облик научного сообщества, карьерные пути ученых, место престижных интересов в их среде, соотношение научной кооперации с конкуренцией и соперничеством и т. д.
Объектом исследования является научный центр эмигрантской исторической науки, сложившийся в Праге в начале 1920-х гг. и просуществовавший до Второй мировой войны. Выбор его в качестве объекта исследования продиктован тем, что в 1920 - 1930-е гг. чехословацкая столица превратилась в главный
Наука и кризисы: историко-сраашггельные очерки. СПб., 2003. С, 533. 2 Александров Д. А. Историческая антропология науки в России // Вопросы истории естествознания и техники. 1994. № 4. С. 5.
центр этой науки, и поскольку там возникла развитая сеть эмигрантских учебных, научно-исследовательских и культурных организаций. В Праге жили и работали академики В. А. Францев, П. Б. Струве и Н. П. Кондаков, члены-корреспонденты РАН Е. Ф. Шмурло и А. А. Кизеветтер, профессора Г. В. Вернадский, Д. Н. Вергун, И. И. Лаппо, приват-доценты С. Г. Пушкарев, Б. А. Евреинов и др.
Предметом исследования выступают формы повседневной организации научной жизни русских историков, межличностные и групповые отношения, профессиональная этика, практики конкуренции и сотрудничества, работа учебных, научных и культурных организаций, научное творчество в их исторической динамике.
Хронологические рамки исследования определены 1920 - 1930-х гг. -эпохой существования Зарубежной России как особого культурно-исторического феномена. Массовый исход российских граждан, о котором выше говорилось, привел к тому, что к началу 1920-х гг. во многих странах мира сложились значительные эмигрантские колонии. В конце 1930-х гг. эмигрантская жизнь в значительной степени затухла. Вторая мировая война во многом подвела черту под историей Зарубежной России.
Степень разработанности проблемы. Вокруг изучения истории послереволюционной эмиграции, в том числе жизни и деятельности русских историков в Чехословакии, сформировался значительный круг научной литературы.
Первые работы о пражском научном сообществе русских историков появились еще в 1920 - 1930-е гг. и принадлежали перу самих эмигрантов -А. В. Флоровскому3, А. А. Кизеветтеру4, А. Г. Мазуру5, И. И. Гапановичу6. Достоинством их работ является стремление вписать эмигрантскую историческую науку в контекст общемирового развития гуманитарного познания, одновременно показать ее связь с российскими научными традициями. Но в них почти не уделялось внимания обстоятельствам изгнания русских историков, их социальному и правовому положению за рубежом, психологическому настрою и мотивации творчества. Внутренняя жизнь научного сообщества интересовала этих авторов в малой степени.
Значительный опыт в изучении исторической науки русской эмиграции накоплен в чешской историографии. Первые работы по интересующей проблеме появились еще в 1920 - 1930-ее гг., но они были малы по объему и посвящены
J Флоровский А. В. Русские историки-эмигранты в Праге // Русские в Праге 1918 - 1928 гг. Прага, 1928. С. 262 - 268; Он же. Русская историческая наука в эмиграции (1920 - 1930) // Труды V съезда Русских академических организаций заграницей. София, 1931. Ч. 1. С. 467 -484 и др.
4 Кизеветтер А. А. История русская и всеобщая // Русская зарубежная книга. Прага, 1924.
Ч. 1. С. 66 - 94; Kizevetter A. Histoire de Russie: Travaux des savants russes emigres (1918 -
1928) II Revue Historique. Paris, 1930. T. 143.Fasc. 1. P. 160-183.
5 Mazour A. An Outline of Modem Russian Historiography. Berkeley, 1939. P. 98 - 105.
6 Gapanovich I. Russian Historiography outside Russia: An introduction to the study of Russian his
tory. Peiping, 1935; Gapanavitch J.-J. Historiographie russe hors de la Russie. Paris, 1946.
очень узким сюжетам7. После Второй мировой войны, когда Прага перестала быть одним из центров Зарубежной России, а к власти в Чехословакии пришли коммунисты, исследование русской эмиграции чешскими учеными значительно ослабло. Определенный прорыв наметился лишь в 1970-е гг.8 Новый этап в развитии чешской историографии наступил в конце 1980-х - 1990-х гг. Важнейшими его вехами стали выход в свет специального номера журнала «Slovansky pfehled»9, публикация трехтомного сборника статей «Русская и украинская эмиграция в Чехословакии в 1918 - 1945 гг.» (1993 - 1995)', материалов международной конференции «Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами» (1995)", а также иных тематических сборников12 и справочных изданий13. Широкое признание получили исследования 3. Сладека'4, С. Тейхмановой15, В. Вебера16, И. Савицкого17, А. Копрживовой18, Э. Ворачека19 и др.
7 См., например: Chytil К. Professor Dr. Nikodym PavIoviS Kondakov II Almanach Ceske
akadernie ved a umen/. Praha, 1926. Roi. XXXVI. S. 89 - 105.
8 См.: Cesko-slovenske pr&ce о jazyce dejinach a kultufe slovanskcyh narodu od roku 1760. Praha,
1972; Syllaba T. V. A. Francev. Bibliograficky soupis vdeckych praci s pfehledom jeho iinnosti.
Praha, 1977.
9 Slovansky pfehled. 1993. № I.
10 Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918 - 1941 Praha, 1993. Sv. 1; 1994. Sv. 2; 1995.
Sv.3.
" Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами. Результаты и перспективы проведенных исследований. Фонды Славянской библиотеки и пражских архивов. Прага, 1995. Т. 1-2.
12 Duchovni proudy ruske a ukrajinske emigrace v Ceskoslovensk6 republice 1919 - 1939. Praha, 1999.
ь Prace ruske, ukrajinske a beloruske emigrace vydane v Ceskoslovensku 1918 - 1945. Praha, 1996. Sv. 1 - 3; Kronika kulturniho, vcSdeckeho a spolecenskeho zivota ruske emigrace v Cestoslovenske republice. Praha, 2000. T. 1: 1919 - 1929; 2001. T. II: 1930 - 1939.
14 SladekZ. Ruska emigrace v Ceskoslovensku II Slovansky pfehled. 1993.'№ 1. S. 1 - 13; Ibidem.
О ruske pomocne akci tentokrat polemicky II Ruska a ukrajinska emigrace v &>R v letech 1918 -
1945 (Sbornik studii - 3). Praha, 1995. S. 20 - 25 и др.
15 Tejchmanovd S. Politieka cmnost ruske a ujrajinske emigrace v Ceskoslovensku v letech 1920 -
1939// Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918 - 1945 (Sbornik studii - 1). Praha, 1993.
S. 3 - 19; Ibidem. Ruska lidova (svobodna) univerzita v Praze II Slovansky pfehled. 1994. № 2.
16 Veber V. Strana eseru v modernich ruskych dejinach a v Praze II Ruska a ukrajinska emigrace v
CSRvletech 1918-1945 (Sbornik studii- 1). Praha, 1993. S. 20-31;й/Лиг. Dny ruske kultury II
Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918 - 1945 (Sbornik studii - 2). Praha, 1994. S. 90 -
93 etc.
17 Savicky I. Osudova setkani. Cesi v Rusku a Rusove v Cechach. 1914 - 1938. Praha, 1999; Са
вицкий If. П.. Прага и Зарубежная Россия: Очерки по истории русской эдгиграции 1918 -
1938 гг. Praha, 2002 и др.
18 Копрживова А. Русский заграничный исторический архив // Русская, украинская и бело
русская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами. Прага, 1995. Т. 1. С. 66
- 69; Она лее. Российские эмигранты во Вшенорах-Мокропсах-Черношицах // Записки Рус
ской академической группы в США. Нью-Йорк, 2001/2002. Т. XXXI; Kopfivava A. Stfediska
ruskeho emigrantskeho zivota v Praze (1921 - 1952). Praha, 2001 etc.
19 VoracekE. Vzestupy a pady eurasijstvi II Slovansky pfehled. 2001. № 4. S. 451 - 481.
Особенностью работ чешских историков является повышенное внимание к проблеме «Русской акции», роли Т. Масарика в ней, жизни и деятельности русских писателей и журналистов в Чехословакии. Однако эмигрантская наука чешскими историками исследуется пока незначительно . И пока увидело свет немного специальных работ о русских историках-эмигрантах21.
В Великобритании ряд работ по истории русской эмиграции в Чехословакии был написан Е. Чиняевой22. Она отводит много места исследованию характера контактов русских эмигрантов с чешским обществом, политической борьбе в Чехословакии вокруг «русского вопроса», проблемам исторической памяти и межкулыурного диалога.
В 2004 г. вышла в свет совместная работа профессора Оксфордского университета Е. Андреевой и ее чешского коллеги И. Савицкого, ставшая первой обобщающей работой по истории «русской Праги»23. Одна из глав книги тщательно обрисовывает организацию научной работы российских ученых-эмигрантов. К сожалению, само научное наследие историков-эмигрантов в книге не анализируется. В то же время в ней подробно освещены проблемы внутренней жизни интеллектуального сообщества.
Немало работ о русской эмиграции появилось и в историографии других европейских стран. Особо высок интерес к евразийству как политической и научной школе, о чем говорят труды немецких исследователей О. Бе'сса, Л. Люкса, А.Игнатова24, швейцарца П. Серио25, француженки М.Ларюэль26, поляков
Хотя стремление чешских историков осмыслить научную жизнь эмиграции присутствует. Примером этого является книга «Дом в изгнании». Одна из ее глав как раз посвящена портретам русских ученых-эмигрантов, работавших в Чехословакии. См: Дом в изгнании: Очерки о русской эмиграции в Чехословакии 1918 - 1945. Прага, 2009. С. 83 - 214.
21 PickovaD. Antonij VasiljeviS Florovskij, historik-emigrant II Ruska a ukrajinska emigrace v
CSR v letech 1918- 1945 (Sbornikstudi- 1). Praha, 1993. S. 63-67;SimecekZ. Rusti aukrajinsti
slavish v mezivalecnem Ceskoslovensku II Slovansky pfehled. 1993. № 1. S. 25 - 37; Gonic V.
Ruska filosoficka emigrace v Ceskoslovensku II Ibid. S. 38 - 44; Hrochovd V. Cinnost Institutu
N.P. Kondakova v Praze a jeho mezinarodni vyznam II Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech
1918-1945 (Sbornik studi -3). Praha, 1995. S. 32-41 etc.
22 Chinyaeva E. Ruska emigrace v Ceskoslovensku: vyvoj rusktf pomocne akce II Slovansky
pfehled. 1993. № 1. S. 14 - 24; Ibidem. Russian emigres and Czechoslovak society: uneasy
relations II Ruska a ukrajinska emigrace v CSR v letech 1918 - 1945 (Sbornik studi/ - 2). Praha,
1994. S; 46 - 64; Ibidem. Russian emigration: in search for identity (The example of the Russian
emigre community in Czechoslovakia) II Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехо
словакии между двумя мировыми войнами. Praha, 1995. Т. 1. Р. 54 - 65; Ibidem. Russians out
side Russia: the Emigre Community in Czechoslovakia, 1918 - 1938. Munchen, 2001.
ъ Andreyev C, Savickyl. Russia Abroad: Prague and the Russian Diaspora, 1918 - 1938. New Haven; L., 2004.
24 Boss O. Die lehre der Eurasier: Ein Beitrag zur russischen Ideengeschichte des 20. 'ahrhunderts.
Weisbaden, 1961; Luks L. Die Ideologie der Eurasier im zeitgeschichtlichen Zusammenhang II
Jahrbticher filr Geschichtc Osteuropas. Weisbaden, 1986. Bd. 34. H. 3. S. 374 - 395; ЛюксЛ.. Ев
разийство II Россия между Западом и Востоком. М., 1993. С. 76 - 91; Игнатов А. «Евразийст
во» и поиск новой русской культурной идентичности // Вопросы философии. 1995. № 6.
С. 49-64.
25 Серио П. Структура и целостность: Об интеллектуальных истоках структурализма в Цен
тральной и Восточной Европе. 1920-30-е гг. М., 2001.
Р. Беккера и Р. Парадовского . Но обобщающей картины развития эмигрантской исторической науки и истории научного сообщества в историографии представлено не было.
В США историки обратились к эмигрантской тематике в начале 1930-х гг.28 Но систематическое изучение эмиграции началось только после Второй мировой войны. Американские исследователи долгое время обращали внимание в основном на ее политические и культурные аспекты. Здесь следует упомянуть исследования Р. Уильмса, Р. Джонстона, Д. Стефана, Т. Рихи, Р. Хагглунда, Д. Глэда и др. По сей день значимыми остаются статьи Н. В. Рязановского о евразийстве. Их отличает проникновение к истокам этого течения, глубокий и де-политизированный анализ воззрений его идеологов29. В полемике с евразийской историографией были написаны работы медиевиста Ч. Гальперина об одном из главном столпов этой историографии - Г. В. Вернадском'0.
Большим вкладом в американскую историографию стали работы М. Раева", особенно его монография по истории культуры Зарубежной России32. Главное место в ней занимает история научного быта русских ученых в эмиграции, детальная прорисовка жизни научного сообщества, анализ деятельности .историков-эмигрантов на фоне эпохи. М. Раев стал основателем направления, в изучении культурного наследия российской эмиграции, которое нашло множество сторонников и последователей по всему миру33.
В отечественной историографии эмигрантская тема вплоть до конца 1,980-х гг. была почти запретной как с точки зрения проблематики, так и потому, что большинство научных работ эмигрантов находилось в спецхранах библиотек, и
"' Ларюэль М. Идеология русского евразийства или мысли о величии империи. М, 2004.
27 Backer R. Miedzywojermy eurazjatyzm: Od intelektualnej kontrakulturacji do totalitaryzmu?
Lodz, 2000; Ibidem. Miedzy rewolucyjnym konserwatyzmem a totalitarizmem, Dylematy oceny
mi^dzywojennego eurazjatyzmu II Emigracja rosyjska. Losy і idee. Lodz, 2002. S. 50 - 80;
ParadoM'ski R. Metodologiczne і metafizycne problemy eurazjatyckiej kulturologii II Ibid. S. 47 -
58.
28 См.: Huntington IV. C. The Homesick million Russia-out-of-Russia. Boston, 1933.
25 Riasanovsky N. Prince N. S. Trubetskoy's «Europe and Mankind» II. Jahrbucher fur Geschichte Qsteuropas. 1964. Bd. 12. № 2. S. 207 - 220; Рязановский H. А.. Возникновение евразийства II Звезда. 1995. № 10 С 29 - 44; Он же. Азия глазами русских // В раздумьях о России (ХГХ век). М, 1996. С. 387-416.
j0 Halperin С. Russia and the steppe: George Vernadsky and Eurasianism II Forschungen zur Osteuropaischen Geschichte. Berlin, 1985. Bd. 36. P. 55 - 194.
31 RaeffM. Introduction II Lcs historiens de ('emigration russe. Paris, 2003. P. 7 - 17; Он же. Re
cent Perspectives on the History of the Russian Emigration (1920 - 40) II Kritika: Explorations in
Russian and Eurasian History. 2005. № 2. P. 319 - 334; Раев M.. В помощь исследователю Зару
бежной России // Новый журнал. Нью-Йорк, 1995. Кн. 196. С. 348 - 358 и др.
32 Раев U. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919- 1939. М., 1994.
С. 197-233.
" Интересом к судьбам российской эмиграции М. Раев увлек своего ученика - канадского историка Л. Райнлендера. В 1974 г. он написал основательную статью об Археологическом институте имени Н. П. Кондакова. См.: Rhinelander L. Н. Exiled Russian Scholars in Prague: The Kondakov Seminar and Institute II Canadian Slavonic Papers. 1974. Vol. XVI. №3. P. 331.-351.
работа с ними была крайне затруднена. В общих трудах присутствовали обличительные оценки.
Первые попытки обращения к творческому наследию Зарубежной России были предприняты на волне «оттепели»34. В 1960-х гг. появились работы Л. П. Лаптевой об академике В. А. Францеве - первые в СССР исследования о жизни и творчестве ученого-эмигранта35. На протяжении I960 - 1970-х гг. занимался изучением научного наследия русских историков В. Т. Пашуто. Его неоконченная книга «Русские историки-эмигранты в Европе» была посмертно издана только в 1992 г. Одна из ее глав посвящена «русской Праге»36. В. Т. Пашуто был и остается едва ли не единственным ученым, попытавшимся комплексно исследовать историографическое наследие русской эмиграции. Он не смог освободиться от «разоблачительного подхода», но одновременно признавал значение эмигрантского научного наследия37. Правда, общую историографическую ситуацию в 1960 - 1970-е гг. определяли тенденциозные работы В. В. Комина, С. А. Федюкина и др. Отход от прежних сугубо обличительных оценок русской эмиграции наметился в 1980-е гг. в работах Л. К. Шкаренкова. Его книга «Агония белой эмиграции» выдержала три издания, каждый раз заметно дополняясь и постепенно высвобождаясь от идеологических догм38.
В 1990-е гг. проблемам исторической науки Зарубежной России, в том числе
и историкам русской Праги, были посвящены работы А. В. Антощенко39,
Н. Н. Болховитинова40, М. Г. Вандалковской41, Ю. Н. Емельянова42,
И. Л. Кызласовой43, М. Ю. Сорокиной44, В. И. Цепиловой45 и др.
34 В 1961 г. Б. Б. Кафенгауз подготовил обзор документов из архива Е. Ф. Шмурло, который после Второй мировой войны в составе коллекции Русского заграничного исторического архива был вывезен в СССР. См.: Кафенгазу Б. Б. Новые материалы иностранных архивов о международных отношениях России // Международные связи России до XVII в. М., 1961. С. 533 - 540.
'$ Лаптева Л. П. В. А. Францев как историк славянства // Славянская историография. М, 1966. С. 204 - 246; Она же. В. А. Францев. Биографический очерк и классификация трудов // Slavia. 1966 № 1. В 1990-е гг. Л. П. Лаптева опубликовала несколько весьма ценных работ о русской эмиграции: Лаптева Л. П. Русский историк-эмигрант А.В. Флоровекий как исследователь чешско-русских связей // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1994. № 1. С. 55 - 63; Она оке. Русская академическая эмиграция в Чехословакии в 20- 30-х годах XX века// Интеллигенция в условиях общественной нестабильности. М., 1996. С. 146 - 162. л Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М, 1992. С. 32 - 78. 37 См.: Цепипова В. Я. Историческая наука русского зарубежья в оценке современных исследователей // Известия Уральского государственного университета. Сер. Проблемы образования, науки и культуры. 2003. Вып. 14. № 27. С. 154.
'8 См.: Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. М, 1981. - 1-е изд., 1986. - 2-е изд.; 1987. - 3-е изд. В 1989 г. вышел болгарский перевод книги,
9 Антощенко А. В. «Евразия» или «Святая Русь»? (Российские эмигранты в поисках самосознания на путях истории). Петрозаводск, 2003.
40 Болховитинов Н. Я. Роль русских историков в становлении русистики в США // Вопросы истории. 2001. №4. С.З -20; Он же. Теория евразийства и многотомная история России Г. В. Вернадского // Scripta Gregoriana: Сборник в честь 70-летия академика Г. М. Бонгард-Левина. М.: Наука, 2003. С. 374 - 383; Он же. Русские ученые-эмигранты (Г. В. Вернадский, М. М. Карпович, М. Т. Флоринский) и становление русистики в США. М, 2005.
Значительная работа в изучении российской эмиграции ведется сотрудниками Института славяноведения и балканистики РАН. Эмигрантская тема регулярно освещается на страницах журнала «Славяноведение». С начала 1990-х гг. в области истории русской диаспоры в Чехословакии активно работает Е. П. Серапионова, автор первой в отечественной науке монографии по данной теме"16. Существенный вклад в изучение культурной и научной жизни «русской Праги» внес Л. С. Кишкин47. К исследованию отдельных сторон развития исторической науки многократно обращалась в статьях Е. П. Аксенова, М. Ю. Досталь, А. Н. Горяинов, М. А. Бирман, В. И. Косик и др.4*
При общей оценке современных исследований российской научной эмиграции, нельзя не заметить, что выстраиваются они по преимуществу вокруг отдельных больших фигур49. Что касается специальных обобщающих работ об
Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции в Европе в 20 - 30-е гг.: (Основные центры, направления, проблемы) // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 - 1940. М, 1994. Т. 1. С. 71 - 79; Она же. Историческая наука российской эмиграции: «евразийский соблазн». М., 1997; Она лее. Русские историки-эмигрантьг в Чехословакии II Т. Г. Масарик и «Русская акция» Чехословацкого правительства. М, 2005. С. 110 - 124 и др. 42 Емельянов 10. Н. С. П. Мельгунов: в России и эмиграции. М, 1998; Он же. История в изгнании: Историческая периодика русской эмиграции (1920-1940-е годы). М., 2008 и др. *' Кызласова И. Л. История отечественной науки об искусстве Византии и Древней Руси. 1920- 1930-е годы. По материалам архивов. М., 2000.
44 Сорокина М. Ю. Георгий Вернадский в поисках «русской идеи» // Российская научная
эмиграция: Двадцать портретов. М., 2001. С. 330-347.
45 Цепилова В. И. Историческая наука русского зарубежья в оценке современных исследова
телей; Она же. Историческая наука русского зарубежья: проблемы историографии (1920 -
2004 гг.). Екатеринбург, 2005.
45 Серапионова Е. П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20 - 30-е годы). М, 1995; Она же. Российские эмигранты в Чехословакии в межвоенные годы// Вопросы истории. 1997. № 5. С. 124-133.
47 Кишкин Л. С. Русская эмиграция в Праге: культурная жизнь (1920 - 1930-е годы) // Славя
новедение. 1995. №4. С. 17 - 26; Он же. Русская эмиграция в Праге: печать, образование,
гуманитарные науки (1920 - 1930-е годы) // Там же. 1996. №4. С. 3 - 10; Он же. Русская
эмиграция в Праге: празднование «Дня русской культуры» // Там же. 2000. № 4. С. 33-38.
48 Досталь М. Ю. Печатные источники для изучения славистики русского зарубежья (Чехо
словацкий славистический центр) // Славистика СССР и русского зарубежья 20 - 40-х годов
XX в. М, 1992. С. 38 - 52; Робинсон М. А., Досталь М. Ю. Переписка Р.О.Якобсона и
П. Г. Богатырева // Славяноведение. 1994. № 4. С. 69-91; Досталь М. Ю. П. Г. Богатырев в
Чехословакии в 1920 - 1930-е годы II Там же. 1998. № 4. С. 31 - 42; Аксенова Е. П., Горяи
нов А. Н. Русская научная эмиграция 1920 - 1930-х годов: по переписке М. Г. Попруженко и
А. В. Флоровского // Там же. 1999. № 4. С. 3 - 15 и др.
49 Лучшим примером служит публикация двух сборников: Российские ученые и инженеры в
эмиграции. М, 1993; Российская научная эмиграция: Двадцать портретов. М., 2001. Этаже
тенденция хорошо прослеживается и на уровне диссертационных исследований. За послед
ние годы большая их часть была посвящена какому-то из видных эмигрантских историков.
См.: Соннчева Н. Е. Становление и развитие исторической концепции Г. В. Вернадского.
Дис. ... канд. ист. наук. М, 1994; Иогансон Е. Н. В. А. Мякотин: историк и политик. Дис. ...
канд. ист. наук. М., 1994; Александров С. А. Общественно-политическая деятельность
П. Н. Милюкова в эмиграции (20-е годы). Автореф. дис... канд. ист. наук. М., 1996; Виноку
рова Н. А. Н.П.Кондаков: жизнь и судьба российского ученого. Автореф. дис...
эмигрантском интеллектуальном сообществе, то их пока совсем немного. Удачным опытом стала монография О. Р. Демидовой о литературном быте русской эмиграции50. Она показала сам процесс сотворения эмигрантской литературы в условиях изгнания. К сожалению, аналогичных работ об эмигрантском научном сообществе пока не появилось.
Кроме того, современная историографическая ситуация обнаруживает разрыв между историографическим осмыслением наследия эмигрантского научного сообщества и конкретно-историческими исследованиями его жизни. Практически не исследованной остается внутренняя жизнь эмигрантских научных сообществ и локальных центров исторической науки. Исследователи мало обращают внимания на проблему взаимоотношения историков-эмигрантов с зарубежными учеными, еще детально не уяснена степень влияния, которое русские историки оказали на развитие гуманитарных исследований в разных странах.
Таким образом, современная историографическая ситуация дает возможность ставить новые исследовательские проблемы, среди которых и вопросы научного быта одного самых больших эмигрантских интеллектуальных сообществ - Пражского.
Цель работы состоит в изучении научного быта представителей пражского сообщества русских историков в 1920 - 1930-е гг. Достижению указанной цели служат следующие исследовательские задачи:
охарактеризовать процесс становления научного сообщества русских историков-эмигрантов в Праге;
выявить особенности адаптации русских историков к условиям жизни и работы в эмиграции и восприятия ими новой социально-культурной среды;
оценить развитие личных и деловых контактов между русскими историками и их чешскими коллегами, степень их конкуренции и сотрудничества, результативность таких контактов для обеих сторон;
раскрыть основные формы организации научного быта на примере деятельности учебных, научно-исследовательских и культурных организаций, а также неформальных интеллектуальных объединений;
рассмотреть отношения внутри самого научного сообщества, определить их главные типы;
исследовать метаморфозы индивидуального и коллективного исторического сознания на примере обращения ученых к узловым проблемам российской истории и культуры.
Методология исследования.
канд. ист. наук. М., 200; Бондарь А, Ю. Общественно-политические взгляды и деятельность Г. В. Вернадского. Автореф. дис... канд. ист. наук. М., 2001; Семякина О. Н. История России в творчестве С. Г. Пушкарева. Автореф. дис... канд. ист. наук. М., 2001; Щпаковская М. А. А. А. Кизеветтер в российской историографии. Автореф. дис... докт. ист. наук. М., 2003; Боже Я. В. Жизнь и научная деятельность Е. Ф. Шмурло. Автореф. дис... канд. ист. наук. Челябинск, 2004 и др.
50 Демидова О. Р. Метаморфозы в изгнании: литературный быт русского зарубежья. СПб., 2003.
В работе над диссертацией были использованы следующие исследовательские методы - проблемно-хронологический, компаративный, ретроспективный и герменевтический. Проблемный подход позволил выделить наиболее значимые аспекты организации научного быта русскими историками-эмигрантами.
Направление, в рамках которого выполнена диссертация, принято называть социальной историей науки51. Она дает возможность рассмотреть науку как практику, связанную с широким социальным, политическим и культурным контекстом, отличающуюся определенными внутренними ценностями.
Изучение социальной истории науки, выработка ее методологии связана с работами Т. Куна, П. Фейерабенда, Б. Латура, Д. Блура. С. Шейпина и др. Предлагаемый ими подход открыл новые возможности в изучении истории научного знания. Прежде в истории науки видели лишь эволюцию идей и работу выдающихся ученых. Теперь внимание исследователей обратилось к изучению патронажа науки, лабораторных практик, неформальных научных структур, взаимоотношений между учеными, мотивации поступков и др. Иначе говоря, на первый план вышло изучение «стиля жизни» ученых или форм «регулирования жизни»52. Это давало возможность представить науку как «совокупность форм повседневной жизни, которой живут люди, именующие себя учеными»53.
В работе реализованы исследовательские подходы, сформулированные представителями интеллектуальной истории. История науки в их представлении превращается не в описание развития научных знаний как таковых, но в изучение деятельности ученых по производству этих знаний. Как заметила Л.П.Репина, «новая историография науки рассматривает ее ... как, одну из форм общественной деятельности и часть культуры, которая не может исследоваться в изоляции от социального, политического и других аспектов интеллектуальной истории»54.
С общефилософской точки зрения ценными представляются идеи феноменологической школы. Проблемы бытия и повседневных жизненных практики были для представителей этого течения одними из ключевых. В их понимании быт являет собой фундаментальную сферу реальности. В концепции А. Шютца повседневность трактуется как «сфера человеческого опыта, которая характе-
Александров Д. А., Кременцов Н. Л. Путеводитель по неизведанной земле: предварительный очерк социальной истории советской науки // Вопросы истории естествознания и техники, 1989. № 4. С. 67 - 80; Пестр Д. Социальная и культурологическая история науки: новые определения, новые объекты, новые практики // Там же. 1996. № 3. С. 42 - 55; № 4. С. 40 -59.
" Rabinow P. Making PCR: A Story of Biotechnology. Chicago, 1996. P. 2. 3j Александров Д. А. Указ. соч. С. 5. Интересно, что к аналогичным выводам пришли в 1920-е гг. литературоведы-форм&писты, изучавшие технологию создания литературного произведения. Б. Эйхенбаум писал, что вопросы технологии литературы уступили место проблеме самой литературной профессии. Вопрос «как писать» сменился вопросом «как быть писателем». Поэтому перед исследователями встала «проблема соотношения фактов литературной эволюции с фактами литературного быта» (Эйхенбаум Б. М. Литература и литературный быт // Хрестоматия по теоретическому литературоведению. Тарту, 1976. Ч. 1. С. 185 - 186). 54 Репина Л. П. Интеллектуальная история сегодня: проблемы и перспективы // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М., 2000. Вып. 2. С. 12 -13.
ризуется особой формой восприятия и осмысления мира, возникающей на основе трудовой деятельности»55. К идеям феноменологической школы восходит базовое понятие диссертации - «научный быт». Еще Э. Гуссерль, определяя науку как «свершение человеческого духа»5", ввел понятие «жизненного мира», в котором он видел основу для теоретического знания. Этот мир есть субъективный мир повседневности, наполненный разнообразными значениями и смыслами.
Источниковая база исследования. В работе над диссертацией был использован широкий круг разнообразных источников, которые можно условно разделить на несколько групп.
К первой группе следует отнести документы личного происхождения: частную и деловую переписку, мемуары, дневниковые записи. Они дают возможность проникнуть во внутренний мир исследователя, понять его мировоззрение и мотивы научного творчества. Личная переписка может восприниматься как диалог двух лиц, находящихся в дружеских отношениях, объединенных общими интересами. Деловая переписка позволяет охарактеризовать деятельность научного сообщества, степень и уровень личностных и групповых научных контактов. В 1990-е гг. частично была опубликована переписка А. В. Флоровского с А. Л. Погодиным57; В. А. Францева с В. С. Иконниковым и А. В. Флоровским58; Н. П. Кондакова с М. И. Ростовцевым, П. С. Уваровой, А. Н. Грабарем59, А. А. Кизеветтера с В. А. Маклаковым60 и др. Но большая часть эпистолярного наследия научной эмиграции до сих пор не опубликована.
Важнейшее место среди источников личного происхождения занимает ме-муарно-автобиографическая литература. Интеллектуальная среда Зарубежной России породила чрезвычайно широкий пласт источников подобного рода. Написание мемуаров было одной из форм сохранения исторической памяти. Объектом рассмотрения в данной диссертации является чешский/пражский текст русских мемуаристов-эмигрантов. В мемуарах, как в зеркале, отражались стереотипы восприятия иной культуры. Они изображали как эмигрантский быт, так и жизнь масариковской Чехословакии, рисовали сложную картину межкультурного диалога чехов и русских, отражали представления эмигрантов о населении Чехословакии, его менталитете, быте, культуре, языке. В воспоминаниях нашли отражение эмоциональные переживания эмигрантов, вызванные трудностями адаптации к новой среде.
См.: Григорьев!!. Г. «Социология повседневности» Альфреда Шютца // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 125.
56 Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб, 2004.
С. 166.
57 Аксенова Е. П. К истории русской научной эмиграции в Югославии (Письма А. Л. Погоди
на А. В. Флоровскому) // Славяноведение. 1995. № 4. С. 78 - 83.
58 Достань М. Ю. Из переписки В. А. Францева (Письмо В. А. Францева В. С. Иконникову,
письма А. В. Флоровского В. А. Францеву) // Славяноведение. 1994. № 4. С. 102 - 107.
59 Кызласава И. Л. История отечественной науки об искусстве Византии и Древней Руси.
С. 78-166,184-247 идр.
60 «Большевизм есть несчастье, но несчастье заслуженное»: Переписка В. А. Маклакова и
А. А. Кизеветтера II Источник. 1996. № 2. С. 4 - 24.
Основная масса мемуарно-автобиографической литературы появилась после Второй мировой войны, когда у представителей русской эмиграции возникла потребность осмыслить пережитые ими в 1920 - 1940-е гг. события. Первые мемуары о научной жизни русской Праги появились еще в 1950-е гг. и принадлежали профессору зоологу М. М. Новикову61. В I960 - 1980-х гг. были написаны и опубликованы мемуары журналиста Д. И. Мейснера", философа Н. О. Лосского63, историка С. Г. Пушкарева64 и др. К числу наиболее информативных мемуарных источников принадлежат изданные в 1990-е гг. воспоминания историков Б. Н. Лосского65 и Н. Е. Андреева66. Среди прочего комплекса мемуарной литературы следует назвать воспоминания историка В. В. Саханева; Т. А. Бем-Рейзер, дочери известного литературоведа А. Л. Бема; архитектора и общественного деятеля Б. С. Пушкарева, сына историка С. Г. Пушкарева; социолога П. А. Сорокина и др.67 В 2003 г. был издан сборник воспоминаний деятелей русской науки и культуры XVIII - XX вв. о Праге, в котором представлены и мемуары эмигрантов68.
Делопроизводственная документация представлена десятками отчетами эмигрантских учебных заведений и научных организаций (отчеты Русского исторического общества, Русского народного университета, Русского юридического факультета и т.д.), их уставами, положениями, финансовыми отчетами и др. Эти документы позволяют восстановить процесс организации научно-педагогической работы русских историков. Следует обратить внимание на чехословацкую делопроизводственную документацию. На протяжении 1920 -1940-х гг. в «Ежегоднике Славянского института в Праге» публиковались краткие, но притом содержательные отчеты о работе Русского заграничного исторического архива, Археологического института имени Н. П. Кондакова, Славянской библиотеки, а также отчеты русских историков о научных командировках.
61 Новиков М. М. От Москвы до Нью-Йорка: Моя жизнь в науке и политике. Нью-Йорк, 1952.
В 1956 г. он также подготовил специальный очерк воспоминаний о русской Праге: Нови
ков М. М. Русские эмигранты в Праге // Новый журнал. 1957. Кн. ХІЛХ. С. 243 - 256.
62 МейснерД. И. Миражи и действительность: Записки эмигранта. М., 1966.
6j Лосский Н. О. Воспоминания: Жизнь и философский путь. Мюнхен, 1968.
64 Новое русское слово. Нью-Йорк. 1980. 20, 27 сентября; 4, 11, 14, 18, 21 и 28 октября; 1, 8,
15, 22 и 29 ноября; 13 декабря. См. также: Новый журнал. 1980. № 139, 140; 1982. № 147,
149; 1983. № 151. Отрывочные воспоминания были впоследствии объединены в одну книгу.
См.: Пушкарев С. Г. Воспоминания историка. 1905 - 1945. М.. 1999.
65 Лосский Б. Я В русской Праге (1922 - 1927) // Минувшее: Исторический альманах. М.;
СПб., 1994. Т. 16. С. 7-79.
66 Андреев Н. Е. То, что вспоминается. Таллинн, 1996. Т. I - II.
6 Бем-Рейзер Т. А. Украденное счастье // Новый журнал. Нью-Йорк, 2008. Кн. 251. С. 241 -290; Пушкарев Б. С. Долгая дорога в Россию // Судьбы поколения 1920 - 1930-х годов в эмиграции: Очерки и воспоминания. М., 2006. С. 356 - 390; Саханев в. В. Последние дни жизни Е. Ф. Шмурло // Русская эмиграция в Европе в 1920 - 1930-е гг. М.; СПб., 2005. Вып. 2. С. 280 - 303; Сорокин П. А. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. 68 Прага: русский взгляд. М., 2003.
Поскольку диссертационное исследование посвящено ученым, то одними из самых важных источников должны стать их исследовательские работы. В данном случае речь идет о многочисленных статьях и монографиях, принадлежащих перу Г. В. Вернадского, Б. А. Евреинова, И. И. Лаппо, С. Г. Пушкарева, Е. Ф. Шмурло, А. А. Кизеветтера, А. Н. Фатеева и др. Изучение научных сочинений позволяет проследить не только исторические взгляды одного исследователя, но и понять коллективные представления общества о прошлом, проследить, как в письменной форме фиксируются проявления исторической памяти.
Важное место среди источников занимает периодическая печать русской эмиграции 1920 - 1930-х гг. (берлинская газета «Руль», рижская «Сегодня», парижские «Россия и славянство», «Последние новости» и «Возрождение», пражская «Огни» и др.; журналы «Хозяин», «Студенческие годы», «Центральная Европа» и др.), в которой публиковались многие работы историков, печатались рецензии, отзывы, объявления о научных мероприятиях и т. д.
Важнейшими источниками для написания диссертации послужили несколько сотен документов из архивных коллекций России, Чехии и Эстонии. В работе над диссертацией были использованы документы из личных фондов русских историков и эмигрантских организации, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации: личные фонды Е. Ф. Шмурло (Ф. 5965), В.А. Мякотина (Ф. 5917), С. Г. Пушкарева (Ф. 5891), П. А. Остроухова (Ф. 9586), Б. А. Евреинова (Ф. 6366), а также фонды Русского народного университета (Ф. 5899), Русского юридического факультета (Ф. 5765), Объединения Российский земских и городских деятелей в Чехословакии (Ф. 5764).
Документы, касающиеся культурно-просветительской работы русских историков, их социального положения сохранились в Российском государственном архиве литературы и искусств. В работе были использованы документы из фонда Союза русских писателей и журналистов в Чехословакии (Ф. 2474), Комитета по улучшению быта русских писателей и журналистов, проживающих в Чехословакии (Ф. 1568), дипломата И. А. Персиани (Ф. 2294), журналиста К. П. Бельговского (Ф. 2298) и общественного деятеля Дионео (И. В. Шкловского) (Ф. 1390).
Особое значение представляет собрание Архива Российской академии наук. В нем хранится обширный личный фонд А. В. Флоровского (Ф. 1609), содержащий неисчерпаемый материал по истории русской научной эмиграции. Среди его бумаг большую ценность представляет обширная переписка с историками-эмигрантами и иностранными коллегами, документы о работе в чешских и русских учебных и научных заведениях, черновики и рукописи работ. Отдельные документы по истории русской эмиграции имеются также в фондах историков В. И. Пичеты (Ф. 1548) и В. П. Волгина (Ф. 514).
В Отделе рукописей Российской государственной библиотеки были изучены документы из личного фонда А. А. Кизеветтера и семьи Кудрявцевых (Ф. 566). Среди них следует назвать неопубликованные работы историка, тексты его публичных выступлений и переписку.
В чешских архивах содержатся многочисленные неопубликованные документы, важные для истории российской научной эмиграции69. Богатейшим собранием, в частности, обладает Славянская библиотека в Праге. В работе были использованы документы из коллекций А. В. Флоровского, В. Н. Тукалевского, П. Н. Савицкого и М. А. Андреевой70. В их личных фондах отложилась многочисленная частная и деловая переписка, документация Русского заграничного исторического архива, Русского исторического общества, Археологического института имени Н. П. Кондакова и др., неопубликованные работы, выписки и исследовательские материалы. Документы из собрания Славянской библиотеки мало использованы исследователями, и большинство из них впервые вводится в научный оборот автором диссертации.
Несмотря на всплеск интереса к истории Зарубежной России, огромная часть источников по-прежнему остается неопубликованной. Удачным примером археографической работы служит сборник материалов по истории русской эмиграции в Чехословакии в 1919 - 1939 гг., изданный чешскими исследователями в 1998 г.71 В нем представлены документы из многих чешских архивов, которые рассказывают о разработке чехословацким правительством программы «Русской акции», о политических течениях, научной и культурной жизни русской диаспоры, ее повседневности и быту.
Научная новизна исследования определяется, прежде всего тем, что впервые в рамках исторического исследования и при помощи современных исторических методов были проанализированы особенности внутренней жизни локального научного сообщества. Диссертация является первой попыткой комплексно представить повседневное измерение эмигрантской науки. На первый план вышло изучение повседневной организации науки и жизненных практик ученых-историков, научной конкуренции и академических конфликтов, проблем власти и подчинения в науке, быта и культуры научных учреждений, коллективных н индивидуальных представлений ученых об окружающем мире, традиций и привычек ученого сообщества, внешних и внутренних регуляторов развития научного знания.
По-новому был решен ряд конкретных задач исследования: впервые были комплексно изучены взаимоотношения русских историков-эмигрантов с их чешскими коллегами, и, шире, с чешской культурной средой, проанализированы особенности индивидуальной и коллективной исторической памяти эмигрантского сообщества, уточнены некоторые спорные сюжеты, связанные с историей эмигрантских научных учреждений. Это стало возможным благодаря привлечению неизвестных прежде документов из российских и зарубежных архивов.
69 См.: Русская и украинская эмиграция в Чехословацкой республике 1918 - 1938: Путеводи
тель по архивным фондам и собраниям в Чешской республике. Прага, 1995.
70 Slovanska knihovna v Praze. Trezor. A. V. Florovskij. T-Flor. Krab. IX, XLV, XL1I, XLIII,
XL1V, X; M. A. Andrejevova. T-And; P. N. Savickij. T-Sav; V. N. Tukatevskij. T-Tu.
71 Dokumenty kdejinam ruske a ukrajinskd emigrace v Ceskoslovenske republics (1918 - 1939).
Praha, 1998.
Таким образом, новые исследовательские подходы, постановка нового круга вопросов в сочетании с привлечением малоизученных и неизвестных источников позволили по-новому взглянуть на деятельность русских историков-эмигрантов, проанализировать особенности конструирования ими профессиональной и обыденной жизни в условиях изгнания, оценить их творческое наследие и социально-исторический опыт, проанализировать специфику научного творчества в условиях эмиграции.
Научно-практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы для дальнейшего изучения проблем эмиграции, обогащения и углубления общих и специальных курсов по историографии, истории Отечества и истории науки. Они могут способствовать разработке новых учебных курсов, созданию учебных и методических пособий.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории России Саратовского государственного университета имени Н. Г. Чернышевского. Основные положения диссертации нашли отражение в 33 научных публикациях в российских и зарубежных изданиях, в том числе в 3 публикациях в изданиях, рекомендованных ВАК. Отдельные выводы и результаты исследований докладывались на международных конференциях в Праге, Риге, Вильнюсе, Брюсселе, Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, а также на всероссийских конференциях и семинарах в Самаре, Ставрополе, Екатеринбурге, Пятигорске, Омске, Хабаровске. Работы автора были удостоены премии по итогам Конкурса молодых авторов российского исторического журнала «Родина» (2005) и золотой медали Российской академии наук в области истории (2006).
Структура исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы.
