Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование и развитие мировоззрения А.Н. Муравьева в общественно-политических условиях России начала XIX века
1.1. Нравственно-духовное становление личности А.Н. Муравьева 40
1.2. Формирование жизненных ориентиров в общественно-культурном поле предвоенной эпохи 1.3. Идеологическое влияние событий Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода на формирование мировоззрения А.Н. Муравьева 83
1.4. Выводы 110
Глава 2. Участие в движении декабристов
2.1. Священная Артель 114
2.2. А.Н. Муравьев в Союзе Спасения 129
2.3. Роль А.Н. Муравьева в выработке идеологических ориентиров Союза Благоденствия 161
2.4. Завершение деятельности А.Н. Муравьева в тайном обществе 193
2.5. Общественная позиция и мировоззрение А.Н. Муравьева в 1819-1826 гг 224
2.6. Позиция А.Н. Муравьева во время следствия и суда по делу декабристов 248
2.7. Выводы 266
Глава 3. Административная деятельность А.Н. Муравьева в Сибири
3.1. Первый этап сибирской ссылки 272
3.2. Административная деятельность А.Н. Муравьева в Иркутске 287
3.3. А.Н. Муравьев во главе Тобольской губернии 309
3.4. Выводы 325
Заключение 327
Список использованных источников и литературы
- Идеологическое влияние событий Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода на формирование мировоззрения А.Н. Муравьева
- Роль А.Н. Муравьева в выработке идеологических ориентиров Союза Благоденствия
- Позиция А.Н. Муравьева во время следствия и суда по делу декабристов
- Административная деятельность А.Н. Муравьева в Иркутске
Идеологическое влияние событий Отечественной войны 1812 г. и Заграничного похода на формирование мировоззрения А.Н. Муравьева
Таким образом, дореволюционная историография определила А.Н. Муравьева как политического деятеля умеренно-либерального направления, из общего круга литературы выделяется только работа Л. Кульчицкого, где портрет декабриста несколько оживлен радикальными красками. Несмотря на очень ограниченный круг источников, исследование проблемы шло в верном направлении, хотя глубокая характеристика мировоззрения А.Н. Муравьева в вышеупомянутых работах отсутствует. Внимание авторов было сосредоточено на двух вопросах — участие в движении декабристов и деятельность на посту нижегородского губернатора. Только А.И. Дмитриев-Мамонов касается вопросов, связанных с административной деятельностью А.Н. Муравьева в Западной Сибири, и А. В. Верещагин кратко освещает частные аспекты пребывания декабриста в Вятке. Особенностью многих работ, особенно тяготеющих к жанру литературной публицистики, являются попытки осмысления и создания духовно-нравственного образа А.Н. Муравьева, что показательно и очень важно для проблематики широкого спектра вопросов русской культуры и идеологии.
Советская историография. После 1917 г. официально-охранительная и либеральные концепции декабризма подверглись критике, а демократическая скорректирована в духе «апологетики» (что было заложено еще линией Герцена-Огарева)48. Главное место в трактовке движения декабристов заняла идея дворянской революционности, вытекающая из ленинского учения о трех этапах революционно-освободительного движения в России. Но говорить об А.Н. Муравьеве, как о государственном и политическом деятеле, тем более анализировать его мировоззрение можно было только с учетом методологических подходов дореволюционной школы, — отсюда и происходят зачастую отвлеченные от действительности оценки А.Н. Муравьева в советской историографии.
Во многом показательна первая советская работа об А.Н. Муравьеве, написанная с позиций школы М.Н. Покровского и в полном соответствии с «заветами» Н.П. Огарева, статья С.Я. Штрайха «Кающийся декабрист». Классовая ненависть, вероятно, настолько ослепляла автора, что он не всегда понимал истинный смысл и содержание источников, на которые опирался. Работа полна предвзятых, искаженных и в корне несоответствующих действительности оценок и выводов. Живописуя «раскаяние» декабриста (само собой, не в христианском понимании), автор делает это на примере его ссылки и жизни в Сибири. А.Н. Муравьев предстает перед нами как бесчестный карьерист и подхалим, который не останавливается ни перед чем, чтобы заслужить прощение императора. Выводы С.Я. Штрайха отличаются противоречивостью. Создавая отрицательный образ «раскаявшегося» революционера, предателя дела декабристов, взяточника и корыстолюбца на государственной службе, в то же время автор пишет, что А.Н. Муравьев «не мог до конца дней отрешиться от свойственного ему чувства справедливости и всем, чем мог, помогал ссыльным товарищам»49. В том же духе С.Я. Штрайх писал об А.Н. Муравьеве в трех других работах, персонально ему не посвященных50. Указанные статья и две книги также отличаются вульгарным подходом к проблемам исследования, обусловившим предвзятость и сомнительную научную ценность выводов. Фактические данные работ С.Я. Штрайха, отличающиеся тенденциозностью, должны заслуживать крайне осторожного отношения и проверки, так как являются выражением концептуального подхода автора и призваны иллюстрировать идеологический заказ 1920-х гг.
К счастью, С.Я. Штрайх не нашел большого числа единомышленников, хотя альтернативной работы об А.Н. Муравьеве долго не появлялось и точка зрения историка стала почти классической. Например, в 1932 г. она была закреплена на страницах Сибирской советской энциклопедии51. Показательно, что во французском биографическом справочнике, вышедшем годом ранее, краткая статья об А.Н. Муравьеве была выдержана в прежних красках, соответствующих тону либерального направления историографии52.
В 1927 г. в «Русском Евгеническом журнале» была опубликована интересная работа Н.П. Чулкова «Генеалогия декабристов Муравьевых», где, конечно же, говорится и об А.Н. Муравьеве. Позиция автора представляет собой смешанный, переходный тип оценки от стереотипов дореволюционной школы к постулатам новой эпохи. Называя декабриста «поборником освободительных идей» и «борцом с... дворянами-крепостниками» в период его губернаторства в Нижнем Новгороде, в то же время, Н.П. Чулков подчеркивает «сильнейшее раскаяние» А.Н. Муравьева на следствии и отмечает отрицательные свойства его характера «наряду с положительными». Впрочем, за этим чувствуется скрытая симпатия историка к представителю «выдающегося русского дворянского рода» Муравьевых, которого, вслед за П.И. Бартеневым, Н.П. Чулков определяет как «натуру сложную и любопытную»53.
Ранний период деятельности декабриста в тайном обществе осветил в своей статье «Масонские знаки Пестеля» Н.М.Дружинин (работа вышла в свет в 1929г. во 2-м сборнике статей «Музей революции СССР» и была переиздана в 1985 г. под названием «К истории идейных исканий Пестеля»). Автор говорит о существовании организационного проекта А.Н. Муравьева по развертыванию тайного общества под покровом масонской ложи54. По его мнению, организационные формы Союза Спасения были координированы с привычными формами масонского кружка: А.Н. Муравьев хотел создать в 1816 г. тайное общество, которое действовало бы через ложу, и это ему удалось, — в ложе Трех Добродетелей образовалась «революционная» фракция. П.И. Пестель поддержал этот ход; ему, как и А.Н. Муравьеву, «масонские формы казались... подходящей оболочкой для боевой, строго дисциплинированной организации»55. Но «план Муравьева-Пестеля» был все-таки сорван из-за громоздкости масонских форм, невозможности вполне законспирироваться и разногласий в среде членов общества. Именно эта неудача, как считает Н.М. Дружинин, и оттолкнула А.Н. Муравьева от участия в движении декабристов. Концепция Н.М. Дружинина интересна и научно обоснована, хотя страдает некоторым односторонним видением проблемы. Он является одним из немногих советских ученых, кто говорит о роли масонства в истории декабризма, оценивая его как «переходящую идеологическую и организационную форму»56.
Значительный вклад в изучение истории Союза Благоденствия и идейной борьбы в нем внесен трудами С.Н. Чернова — историка, методы и результаты научных поисков которого, пожалуй, являются в декабристоведении во многом уникальными. Он буквально «по крупицам» восстановил не только деятельность московской управы Союза, но и показал роль в ней А.Н. Муравьева, наметил контуры, по которым вполне можно восстановить истинные причины выхода декабриста из тайного общества
Чернов С.Н. Несколько справок о «Союзе Благоденствия» перед Московским Сьездом 1821 г. (Примечания к «Запискам» Ив.Д. Якушкина)// Чернов С.Н. У истоков русского освободительного движения. Саратов, 1960. С. 2-6. чив наличие умеренного лагеря «золотой середины» в Союзе Благоденствия, одновременно отмежевав его от «классических либералистов» (вроде бр. Тургеневых) в структуре политических направлений движения декабристов58. С.Н. Чернову принадлежит определение «Муравьевской группы»59. Подчеркнем, что важнейшим источником для исследователя стали судебно-следственные материалы.
Некоторых аспектов административной деятельности А.Н. Муравьева на посту архангельского губернатора, связанных, в основном, с его позицией в отношении волнения крестьян села Ижмы в конце 1830-х гг., коснулся Д.Н. Хонькин в книге «Волнения ижем-ских крестьян 1833-1838 гг.»60. В своих оценках А.Н. Муравьева автор близок к позиции С.Я. Штрайха, вслед за ним повторяя отрицательные характеристики декабриста.
Прогрессивную роль А.Н. Муравьева в годы подготовки реформы 1861 г. отмечает Ф. Чебаевский в статье «Нижегородский губернский дворянский комитет 1858 года». Отмечая законотворческую инициативность декабриста, Ф. Чебаевский не оставляет без внимания и факт составления А.Н. Муравьевым собственного проекта освобождения крестьян, выдержанного в «либеральном духе»61. Т.о., автор, вслед за Ч. Ветринским и другими представителями дореволюционной историографии, представляет декабриста как передового деятеля реформы 1861 г., внесшего большой личный вклад в дело освобождения крестьян.
В. Г. Базанов в книге «Вольное общество любителей российской словесности» подчеркивает важную роль А.Н. Муравьева в движении декабристов, соглашаясь с основными выводами вышеупомянутой работы Н.М. Дружинина. Стоит подчеркнуть, что В.Г. Базанов, говоря о Союзе Благоденствия, склоняется к мысли о существовании тайной политической цели этого объединения — «приготовлении России к конституции», обращаясь при этом к трактовке высказываний А.Н. Муравьева во время следствия по делу декабристов62. Так в исторической литературе закрепляется точка зрения о постепенной и неуклонной радикализации движения декабристов, нашедшая свое окончательное оформление в трудах М.В. Нечкиной.
Роль А.Н. Муравьева в выработке идеологических ориентиров Союза Благоденствия
Между тем Николай Муравьев основал юношеское собратство «Чока», которое в исторической литературе принято считать преддекабристской организацией229. М.В. Нечкина, рассказавшая о «Чоке» в своей монографии «Движение декабристов», допустила ряд неточностей, хотя опиралась исключительно на «Записки» Н.Н. Муравьева-Карского. Общество было основано не в Москве, а в Петербурге, в те годы, когда Николай Муравьев уже являлся офицером квартирмейстерской части и, следовательно, существовало не на протяжении 1810-1811 гг., а более краткий промежуток времени, который правильнее всего будет ограничить второй половиной весны — началом осени 1811 г. Мотивами к созданию «Чоки», по собственному признанию Н. Муравьева, явились настроения романтической свободы, навеянные чтением сочинений Руссо230. Вторым побудительным мотивом было ревнивое юношеское желание противоречить старшему брату Александру, самозабвенно увлекшемуся масонскими идеями и, возможно, в результате этого несколько отдалившемуся от Николая. Сам
Н. Муравьев считал масонские ложи «ребячеством» и пренебрежительно относился к предложениям брата и П.А. Сулимы вступить в орден231. История существования «Чоки» не нашла отражения в «Записках» А.Н. Муравьева. Причиной этого можно считать только то, что существование «Чоки» было для него малозначительным и не стоящим внимания, а также не касалось главных вех его жизни. Впрочем, деятельность «Чоки» оказалась сопряжена для А.Н. Муравьева с одним неприятным обстоятельством, о котором, возможно, он не сказал в «Записках» потому, что не хотел напоминать брату Николаю его неуместную шутку юношеских лет. Но сам Н.Н. Муравьев-Карский в своих воспоминаниях подробно коснулся указанных обстоятельств.
Итак, А.Н. Муравьев, не посвящая Николая в тайны своих масонских увлечений и Лишь иногда снисходительно описывая ему романтические обряды, принятые в ложах, заметил, в свою очередь, что брат и его товарищи (Артамон Муравьев, Матвей Муравьев-Апостол, Василий и Лев Перовские, А. Сенявин) организовали какое-то общество. Идеи написания устава, введения условного приветствия, особой одежды, печатей, условных имен, специально убранной комнаты для собраний были почерпнуты Николаем, очевидно, из принадлежащих А. Муравьеву масонских книг. На наш взгляд, в «Чоке» соединились две тенденции, одна из которых совершенно правильно подмечена М.В. Нечкиной и определена как увлечение теорией «всеобщего равенства и республиканскими настроениями в духе Руссо»232. Другая несомненная тенденция — подражание организационным формам масонства; в быту «Чоки» было много элементов пародии на деятельность масонской ложи, и со временем они стали доминирующими. Приведем отрывок из воспоминаний Н.Н.Муравьева-Карского: «Замечая, что мы между собою перешептываемся, Александр старался нас подслушать. Забравшись однажды в наше собрание, он смеялся над нами и выведывал о том, что у нас делалось. Показав товарищам своим заученные мною масонские знаки, я выделывал их перед братом; ему было объявлено, что мы члены обширного общества, давно учрежденного для истребления масонов; мы пересылались между собой двусмысленными записками, написанными кровью, и перепускали их, будто по неосторожности, к Александру в руки»233. В делах молодежи принял участие старик А.И. Корсаков, дальний родственник Муравьевых и бывший масон, передавший «Чоке» масонские реликвии. Постепенно А.Н. Муравьев поверил всему, что слышал от брата и серьезно обеспокоился.
По прошествии времени, повзрослев, Николай Муравьев назвал «Чоку» «ребяческим бредом», который «превратился в шутку, неприятную для... старшего брата»: «Сознаваясь в том виновным, я в последствии просил у Александра извинения в причи переселения на дальний остров и создания республики показалась ему лишенной смысла и даже смешной. Так состоялось первое знакомство будущего декабриста с теорией общественного договора, не вызвавшей в нем ни сочувствия, ни серьезного отношения.
С начала осени 1811 г. братья Муравьевы были назначены преподавателями военно-математических наук и дежурными офицерами в Корпус колонновожатых, носивший «оттенок высшего образовательного заведения»235. Из дома Мордвиновых они переехали на новую квартиру в помещении Главного штаба и «до самого отправления в поход исполняли с должным прилежанием» наставнические обязанности. «За новыми занятиями времени оставалось у нас уже менее, в чертежную мы ходить перестали, будучи облечены в почетное звание ближайших начальников над молодыми людьми», — вспоминал А.Н. Муравьев236. Преподавательская деятельность отвечала его природным склонностям; увлекшись новым делом, А. Муравьев даже редкие часы досуга зачастую проводил в стенах штаба. Отношения Муравьевых, имевших на службе репутацию «весьма образованных и скромных молодых людей», со слушателями Корпуса были самые добрые237.
Вскоре возле Александра и Николая образовался кружок новых товарищей, в основном из числа подопечных, живших на таких же казенных квартирах. У Муравьевых «почти всякий вечер собиралось очень приятное общество одинакового с ними направления и проводило время в чтении, в размышлении и в прениях, причем разговор всегда носил печать общего стремления к высшему развитию»238. В конце 1811 г. Н.Н. Муравьев-отец привез из Москвы для определения в службу по квартирмейстерской части Михаила, который уже через три недели получил офицерский чин и был принят в корпус преподавателем. М.Н. Муравьев поселился с братьями, приняв их образ жизни и войдя в их круг общения. Они стали узким и замкнутым сообществом, живущим единой духовной, образовательной и хозяйственной жизнью, но, в то же время, их тесное братство не исключало активного общения с близкими по духу людьми — более того, оно активно притягивало таких лиц. К Муравьевым, образованным и целеустремленным, молодым офицерам с твердыми нравственными правилами, естественным образом
Муравьев-Карский Н.Н. Записки// Русский архив. 1885. № 9. С. 27. Брадке Е.Ф., фон. Автобиографические записки сенатора. С. 25. Муравьев А.Н. Сочинения и письма. С. 82. Брадке Е. Ф., фон. Автобиографические записки сенатора. С. 25. Там же. стремились товарищи, имевшие сходные черты характера и взгляды на жизнь. Таким образом, перед нами налицо будущий костяк Священной Артели— организационно и идейно она, безусловно, начала формироваться именно в это время, с конца 1811 г. Посетителями квартиры Муравьевых были колонновожатые их близкий друг М.И. Колошин, Мейндорф2-й, с которым Николай Муравьев занимался фортификацией, Пейпер и Брадке239. Реже бывали капитан П.А. Сулима и преподаватель корпуса подполковник Г.И. Шефлер, бывший экзаменатор Муравьевых при поступлении на службу240. Можно предположить, что в число гостей входили колонновожатые Н.Е. Лукаш и П.А. Данненберг, а также Матвей и Артамон Муравьевы. Е.Ф. фон Брадке сохранил теплые воспоминания о том времени: «Мне в школе в особенности посчастливилось: три брата Муравьевы... признали во мне живое стремление... и привлекли меня в свое общество, ...я мог ежедневно и ежечасно пользоваться этим приятным приглашением... Здесь проводил я все свои свободные часы, и это знакомство, перешедшее со временем в сближение... сохранило меня от многого зла...»241 Действительно, нравственное направление кружка исключало праздность и бесцельность жизненных правил.
Тем временем приближалась война. Было бы несправедливым умолчать об умонастроениях, которые занимали А.Н. Муравьева в предвоенный период. Переживания и чувства тех лет оказались настолько сильны, что и через полвека были живы в его сердце и нашли свое отражение на страницах «Записок». А.Н. Муравьев помнил волнение, охватившее общество перед войной, и так характеризовал всеобщее настроение: «Дух патриотизма без всяких особенных правительственных воззваний сам собою воспылал. Ненависть к французам и к иностранцам вообще развилась во всей ее силе между русскими и оставила глубокие корни в современниках...»242 Именно «ненавистью к французам» и можно отчасти объяснить вышеупомянутый конфликт штабной молодежи с гр. Фалькланом. Кроме этого Александр Муравьев запомнил «частые столкновения» «между гвардейскими офицерами и членами французского посольства, которые, надме-ваясь блистательными подвигами... Наполеона I, держали себя очень гордо...»243 А.Н. Муравьев полностью разделял настроения военной среды, выражавшиеся в желании скорейшей войны с противником, рвавшимся на восток в чужие пределы: «Всем хотелось отомстить за Аустерлиц, Фридланд и за неудачи, которыми мы в прошедших войнах постыжены были»244. Показательно, в том числе и для характеристики мировоззрения А. Муравьева в целом, что он особо отмечает «стремление к войне не одних
Позиция А.Н. Муравьева во время следствия и суда по делу декабристов
Итак, ведущую роль в создании нового устава декабристской организации играли Михаил и Александр Муравьевы. Д.А. Кропотов, на основании сведений, полученных от С.Н. Муравьева, пишет, что во время работы над законоположением Союза Благоденствия A.M. Бакунин, имевший серьезное влияние на братьев Муравьевых, неоднократно подавал существенные советы по выработке направления действия будущего тайного общества273. Сергей Муравьев называл Бакунина «закулисным советником и руководителем» своих братьев274. Это семейное предание вполне справедливо — мы знаем, какое важное значение имели наставления A.M. Бакунина в период становления философского и политического мировоззрения А.Н. Муравьева в 1813 - 1814 гг. Доподлинно известно, что в 1817 г. А. и М. Муравьевы часто посещали Прямухино для общения со своим старшим родственником275. Усадебный дом Бакуниных «превратился в своеобразный клуб, где велись долгие политические дискуссии»276. По воспоминаниям С.Н. Муравьева, «план похода против Пестеля» (на наш взгляд, более уместна формулировка о плане реорганизации Союза Спасения) был разработан именно в кабинете A.M. Бакунина277. В частности, Бакунин, имевший солидный опыт государственно-политической деятельности и стойкие антикрепостнические убеждения, пытался внушить своим молодым родственникам, что «от малейшего ослабления верховной власти» в России могут произойти самые «бедственные последствия» — только благодаря самодержавию, играющему роль единственного связующего звена между отдельными частями внутри огромной империи, «Россия хотя медленно, но безостановочно подвигается к сплочению... в одно здоровое политическое тело»278. «Успешный ход этой великой внутренней работы», по мнению Бакунина, «невозможен без пособия той правительственной силы, которая создается только единством власти», и «развитие народного благосостояния» «может обеспечить» исключительно «усиление, а не умаление этой власти»279. A.M. Бакунин критиковал взгляды французских просветителей, подчеркивая, «что Россия должна, опираясь, главным образом, на национальные традиции, достигнуть истинного просвещения, задачи которого он определил как «воскрешение правосудия», «разлучениє истины от суеверия», упорядочение законодательства и доходов всех сословий...» A.M. Бакунин на очевидных примерах доказывал Муравьевым, что «всенародное участие в управлении страной есть мечта» и излагал важную теоретическую основу своих убеждений: «Учение о происхождении верховной власти у нас совсем иное, чем в Западной Европе: там оно имеет основу гражданскую, у нас же чисто нравственную — патриархальную»281. Монарх в представлении Бакунина в исторической перспективе должен был стать главным блюстителем законов (как станет ясно, о чем речь пойдет ниже, есть основания полагать, что именно «законнические» воззрения Бакунина оказали сильное влияние на мировоззрение А.Н. Муравьева)282. В деятельности будущего объединения, призванного заступить место Союза Спасения, A.M. Бакунин хотел видеть воплощенным свой политический идеал: «...Только один путь — посильное поддержание власти и существующих законов... Не путем анархии, насилий или заговоров против правительства мы можем достигнуть благоденствия, но распространяя в народе любовь к труду, трезвости, порядку, ...ознакомляя его с ремеслами и искусствами и развивая просвещение, мы получим возможность исторгнуть его из нищеты, и с тем вместе создать... учреждения, существующие на западе... На эти то важные предметы и нужно направить деятельность ваших товарищей, откинув всякие политические шалости и ребяческую игру в конституции»283.
Как мы видим, воззрения A.M. Бакунина лишь отчасти соответствовали политическим ориентирам составителей устава Союза Благоденствия. Политический проект Бакунина ограничивался рамками самодержавного строя. Для Александра Муравьева предполагаемой и «сокровенной» целью будущего общества тогда являлось постепенное приготовление России путем «распространения мыслей», пусть даже и в неизмеримо далекой исторической перспективе, к проведению государственных реформ и введению представительного монархического правления284. Принципы второй части устава не вызвали у него резкого неприятия; ясно, что он, по крайней мере, принимал к сведению положения данного документа. Обратимся к свидетельству самого А.Н. Муравьева: «Второй же части... я взял один список в Москве, как проект, и даже после того времени ни разу не читал его; взял не с намерением когда-либо ввести оную, да и невозможно было вводить, потому что она не была утверждена обществом, следовательно и взирал на оную как на собственность свою, а не как на принадлежащую обществу...»285 Заслуживает внимания и то, что А.Н. Муравьев не вернул список второй части в Коренную управу после выхода из общества — это произошло не только потому, что он считал черновой проект «своей собственностью». Документ был настолько важен, что и забыть о существовании в личных бумагах списка второй части устава он также не мог. Возможно, что даже ни разу не перечитывая проект, А.Н. Муравьев, тем не менее, достаточно долго сохранял к нему живой интерес, уничтожив этот важнейший рукописный материал гораздо позднее своего выхода из тайного общества, — лишь в 1822 г. он сжег неутвер-жденную часть «Зеленой книги»286. На следствии, подчеркнув, что вторая часть должна была быть введена не ранее, чем через 50 лет после основания Союза Благоденствия, или не введена вообще, Муравьев сообщил некоторые «подробности» проекта: «Помню, что управы каждого города, пришед в определенное свое многолюдство, кажется в сто пятьдесят человек, должны были составить палаты. Что должен был один быть правитель общества. Что между ним и палатами, в городах находящимися, должен был находиться совет какой-то»287. Показательно, что идея единоличного правления обществом была воспроизведена А.Н. Муравьевым в проекте устава Союза Народной Совести, который, в свою очередь, возник на вполне определенной базе. По мысли составивших Союз Благоденствия молодых людей, они должны были со временем занять высокие посты в государстве, сохраняя, естественно, свои убеждения. И вот тогда (через 50 лет) их тайное общество получило бы новый статус, т.е. приходило время введения второй части устава — имея властные полномочия и за многие десятилетия не только расширив ряды Союза Благоденствия, но и изменив общественное мнение, можно было добиваться совершенно определенных политических целей, возможно, и не тайным путем. Несомненно, что проект политического объединения, вышедший из-под пера А.Н. Муравьева в 1856 г., через 39 лет после появления на свет наброска второй части Зеленой книги, является прямым результатом развития идеологических постулатов, заданных еще в 1817 г. «муравьевской группой» при выработке законоположения Союза Благоденствия.
Значение воздействия A.M. Бакунина на авторов устава Союза Благоденствия нельзя преувеличивать — в этот период лишь некоторые из его веских доводов, в частности, в пользу геополитической самобытности России и против революционного насилия, могли придать дополнительную уверенность Муравьевым, решившим еще ранее изменить Союз Спасения, в силе их убеждений (особенно это относится к Александру). В связи с этим обратим особое внимание на свидетельство Сергея Муравьева, характеризующее цели его братьев Александра и Михаила при реформировании тайного общества: сильные потуги к зарождению политических реформ. Такое изменение... могло быть совершено только с большою осторожностью. При возбужденной однажды в обществе жажде к политической деятельности... следовало ее утолить... Муравьевы.., чтобы спасти своих друзей от гибельного столкновения с действительностью, ...придумали дать пищу этой неугомонной деятельности, очень похожую на политическую, ...требующую знаний и гражданского мужества, но более полезную и честную и не представлявшую опасностей, сопряженных с ремеслом заговорщика или специалиста по части революций»288. Представление Муравьевых о новом обществе сформировалось как о филантропической организации, призванной медленно действовать на общественное мнение и не ставившей перед собой в ближайшем будущем таких глобальных задач, как государственно-политическое реформирование. Вот как говорил о целях общества И.Н. Горсткин, один из принятых в Союз Благоденствия лично А.Н. Муравьевым: «Настоящая цель общества, мне объявленная: соединение нескольких молодых людей пообразованнее для единодушных занятий в пользу Отечества, что и должно было начать с своего собственного образования и усовершенствования; потом улучшение нравов, распространение просвещения, чтоб каждый член, подавая в своем кругу пример благочестия, кротости, благородства и строгого исполнения возложенных на него обязанностей, мог со временем клонить все на сторону справедливости, благоразумия, чести... Главные надежды общества состояли в том, что со временем многие из членов оного займут известные места в государстве, народ образуется к тому времени, общее мнение родится, и тогда нечувствительно вещи примут лучший, будто, оборот, на каковой предмет и положено было непременным правилом служить, ...другой цели не было, как добиваться значительных мест в государстве»289. Впрочем, несколько забегая вперед, подчеркнем, что уже после образования Союза, в результате первых опытов его деятельности, на первый план вышел один из острейших вопросов российской действительности, решение которого не было отмечено в уставе, — проблема крепостного права.
Административная деятельность А.Н. Муравьева в Иркутске
Возвращаясь к вопросу, что же послужило причиной смягчения участи А.Н. Муравьева, можно привести ряд интересных свидетельств. Как известно, члены Союза Спасения и Союза Благоденствия, впоследствии отошедшие от движения декабристов, по сравнению с другими получили сравнительно мягкое наказание. В семействе Муравьевых бытовала легенда, что государь помиловал А.Н. Муравьева, но он сам попросил Николая I о наказании его наравне со всеми. X. Ганстен сообщает нам еще одну версию, гораздо более реалистичную: «Император сам сожалел, что не может его помиловать — необходимо было показать пример»716. В «Автобиографических записках» А.Д. Боровкова есть еще более интересные данные, которые, почему-то, мало интересуют исследователей: «В ожидании решения суда мне поручено было по высочайшему повелению составить записку о степени виновности каждого из отосланных к суду. Гр. Татищев сказал мне: "Государь желает злодеев закоренелых отделить от легкомысленных преступников, действовавших по увлечению. Твою записку примет он в соображении при рассмотрении приговора... Никто не должен знать о ней..." Я... о каждом... изобразил добросовестно, как мне представлялось из совокупности следствия и личной известности. Сладко мне было видеть плоды этой моей работы в указе... 10 июля... Там облегчены наказания: в пункте II — М. Муравьеву-Апостолу, Кюхельбекеру, А. Бестужеву, Никите Муравьеву, кн. Волконскому, Якушкину; в VII — Александру Муравьеву; в VIII — Берстелю и гр. Булгари, и в IX — Бодиско 1-му»717. Есть основания доверять этому свидетельству. Как отмечает В.А. Федоров, «А.Д. Боровков... сочувственно относился к подследственным декабристам... и... помог смягчению наказаний некоторым подсудимым»718, в том числе и А.Н. Муравьеву.
Сентенция об А.Н. Муравьеве отличается от прочих тем, что его «раскаяние» не «чистосердечное», а «искреннее». Если мы заглянем в следственное дело, то обнаружим, что указанное определение многократно повторяется в словах декабриста. Вполне вероятно, что со страниц дела оно перекочевало в записку Боровкова, а потом попало в указ. Возможно и то, что решение о сохранении Муравьеву чинов и дворянства Николай принял лично, и причиной этого мы можем считать только благородное и мужественное поведение декабриста во время следствия. В любом случае, результат конфирмации приговора А.Н. Муравьева — это совокупность объективных и субъективных обстоятельств, и объяснять здесь все исключительно личными мотивами царя нельзя, т.к. на его волю могло воздействовать много различных факторов. Если рассудить, то А.Н. Муравьев не мог понести наказания, равного с участью, скажем, рядовых членов Союза Благоденствия, т.к. он стоял у самых истоков тайных обществ, был инициаторов создания Союза Спасения. Его случай являлся совершенно особым. С другой стороны, своей действенной политической позицией и активными усилиями по организации идейного переворота в тайном обществе в 1819 г. он заслужил безусловного смягчения участи. В общем, он получил объективное и совершенно адекватное своей вине наказание. Участь его была совершенно исключительной, как и место в движении декабристов.
Символично присутствие А.Н. Муравьева на гражданской казни, — он видел своими глазами то, к чему привело основание тайного общества в далеком 1816 г. — то, что он предвидел и чего боялся, пытаясь направить деятельность политической организации в иное русло. По меткому выражению В. И. Штейнгейля, «помилованного государем забыли пощадить от вывода на экзекуцию»719. Возможно, А.Н. Муравьев был уверен, что, несмотря на смягчение приговора, общая участь коснулась и его. Из воспоминаний Н.И. Лорера доподлинно известно, что Муравьев не стал протестовать и молча оставался в общем построении вплоть до «церемонии ломания шпаг». В этот момент к А.Н. Муравьеву подъехал генерал-адъютант П.В. Кутузов и приказал отступить назад. На что Муравьев отвечал: «Генерал, я не один здесь Александр Муравьев, тут есть и другой». Приказание было повторено, и А.Н. Муравьев встал за спиной Н.И. Лорера720. В.И. Штейнгейль вспоминал: «...Срывая эполеты и мундиры, бросали в огонь. Таким образом оборванным странно было видеть между себя одного, оставшегося с орденами. Это был полков[ник] Александр] Николаевич] Муравьев»721. Безусловно, это знаковое происшествие послужило серьезной базой для складывания в кругу осужденных декабристов негативного мнения об А.Н. Муравьеве. Видя между собой столь необычную фигуру, можно было заподозрить все, что угодно и задаться вполне резонным вопросом, в чем причина такой милости, не в том ли, что этот человек очень многое поведал следствию и многих погубил? Итак, легенда о «кающемся декабристе», зародившись еще в 1819 г., получила мощную подпитку именно 13 июля, когда фигура Муравьева показалась «странной» не одному В.И. Штейнгейлю. В дальнейшем это впечатление не только не развеялось, но и превратилось в стойкое мнение. Вот что записал в своих воспоминаниях Н.И. Лорер, создававший свои записки, кстати, в 1862-1867 гг., уже после освобождения крестьян, в процессе подготовки и проведения которого роль: «Мы радовались в душе, что достойный Муравьев счастливым случаем избавился каторги, хотя в нравственном смысле ему было бы более чести, ежели б он искупил свое заблуждение, — ежели это было заблуждение, — одинаковым с товарищами наказанием. Он не должен был принимать никакой милости, никакого облегчения!.. Государь Николай Павлович... спросил... про Муравьева, как он служит. Такая унизительная оценка одна уже достаточна была, чтоб променять свою судьбу на каторгу!»722 Подчеркнем, — Н.И. Лорер выражал не только свое мнение, что служит ярким доказательством истинного отношения к А.Н. Муравьеву в кругах амнистированных декабристов. Позже, уже в XX веке, это мнение стало общепринятым.
А.Н. Муравьев был отправлен из Петропавловской крепости в сибирскую ссылку в ночь с 26 на 27 июля 1826 г. Его жена еще раньше получила высочайшее разрешение следовать в Сибирь за мужем. Таким образом, ее можно считать первой из жен декабристов, разделивших с мужьями их горькую участь. В семейном кругу Шаховских было точно известно о дате выезда А.Н. Муравьева из крепости. 26 июля к 9 часам вечера П.М. Муравьева с дочерью Софьей были готовы к отъезду в Якутск, назначенный им местом пребывания. Вместе с ней поехали сестры Варвара и Екатерина. Провожать отъезжающих до первой станции отправилось все многочисленное семейство Шаховских в сопровождении нескольких родственников и друзей. Среди близких родных была, конечно же, Е.А. Шаховская, сохранившая на страницах своего дневника все подробности расставания: «В 10 часов мы приехали в церковь Всех Скорбящих. Было как-то торжественно и необыкновенно... После службы спросили Бабет, куда она едет, и у нее не хватило решимости сказать, что они уезжают в Якутск»723. Обращаем особое внимание, что следование в Сибирь вместе со старшей сестрой княжон Шаховских не предавалось огласке и было полной неожиданностью даже в среде близких родственников.
А.Н. Муравьев следовал в Сибирь в сопровождении фельдъегеря Махотина и, конечно же, отдельно от сопровождавших его членов семьи. Всю дорогу он ехал в простой телеге, пересаживаться в экипаж было строго запрещено. Первой станцией на пути в ссылку стала Пелла, где в 3 часа ночи 27 июля произошла встреча А.Н. Муравьева с родными. «Какой трогательной сцены мы были свидетелями!» — восклицала кн. Шаховская. Вот и детали первых счастливых минут воссоединения семейства при столь трагических обстоятельствах: «Мы, как бы сговорившись, остались у окна, и Полина одна пошла навстречу своему мужу. О, как они были счастливы... Через минуту бедная Полина упала без чувств. Александр был слишком слаб, чтобы отнести ее наверх... Радость их была велика, но к ней примешивались скорбные воспоминания о... заключе Штейнгейль В. И. Записки о восстанинии и предвидение очень тяжелого будущего для всех...» Е.А. Шаховскую поразила перемена внешнего и внутреннего состояния А.Н. Муравьева, и это несмотря на то, что княгиня бывала в крепости для свиданий с братом, Петром Мухановым, видела тамошнюю обстановку и могла предполагать, что подобные метаморфозы неизбежны: «Александр похудел и страшно изменился; от него осталось лишь только четверть того, что он был раньше; черты лица его хранят следы глубокой скорби»725. Резонно предположить, что «глубокая скорбь» была вызвана тяжелыми впечатлениями, оставленными после себя событиями 13 июля. Судьба товарищей и, возможно, сознание, как основателя первых тайных обществ, своей вины перед ними, доставляли А.Н. Муравьеву серьезные страдания. «И сравнительно, что моя участь в сравнении с другими!» — восклицал А.Н. Муравьев в одном из верхнеудинских писем.
