Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Основные исследовательские подходы в изучении старообрядчества 17
1. Методология изучения политики государства в отношении старообрядчества 17
2. Историография проблемы 26
ГЛАВА II. Старообрядцы на северном кавказе до середины xix в. и отношение к ним правительства 46
1. Казаки-старообрядцы на Северном Кавказе: история возникновения общин, их развитие и состояние к концу правления Александра 1 46
2. Старообрядческое население северокавказского региона во второй четверти XIX в 69
3. Изменение основных принципов конфессиональной политики в отношении старообрядчества в течение первой половины XIX в 82
ГЛАВА III. Основные направления правительственного конфессионального курса на северном кавказе во второй четверти XIX в 107
1. Попытки статистического учета старообрядцев Северного Кавказа во второй четверти XIX в 107
2. Особенности конфессиональной политики в отношении строительства старообрядческих и единоверческих культовых зданий 127
3. Староверческое духовенство в контексте религиозной политики правительства 148
4. Отношение центральных и местных властей к институту семьи казаков-старообрядцев 164
Заключение 176
Список использованных источников и литературы 183
- Историография проблемы
- Старообрядческое население северокавказского региона во второй четверти XIX в
- Изменение основных принципов конфессиональной политики в отношении старообрядчества в течение первой половины XIX в
- Особенности конфессиональной политики в отношении строительства старообрядческих и единоверческих культовых зданий
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Формирование новых общественных отношений в современной России, продолжающееся на протяжении последних десятилетий, отмечено возрастающим интересом российских граждан к отечественной истории и поиском исследователями новых методологических подходов для осмысления прошлого страны. Данный процесс во многом обусловлен снятием идеологического «клише» с некоторых тем, считавшихся в советский период неприоритетными. К их числу, несомненно, следует отнести становление государственно-конфессиональных отношений в России, одним из важных аспектов которого выступает политика царского правительства 20-50-х гг. XIX века в северокавказском регионе, направленная на борьбу со старообрядчеством.
Обращение к данной теме продиктовано стремлением изучить методы решения сложных религиозных проблем, возникавших между государством и старообрядческими общинами в прошлом. Староверие дает уникальный пример соединения национальных форм жизни с общеправославной, наднациональной сущностью веры. Эту особенность весьма важно осознать именно сейчас, когда стремление правительства повсеместно возродить православную культуру неправильно трактуется некоторыми политически заинтересованными лицами как желание «обидеть» другие религии и может быть использовано в качестве предлога для разжигания межконфессиональной розни.
Еще одной причиной, побудившей нас обратиться к данной теме, является необходимость восполнить пробелы в изучении истории кубанского и терского казачества. Старообрядчество казаков-линейцев XIX в. представляло особую религиозно-обрядовую систему и имело множество отличий от других староверческих групп Российской империи. Это обстоятельство, наряду со сложной геополитической ситуацией на Кавказе, вынуждало правительство не раз отказываться от жестких методов борьбы с ним и искать компромиссные пути диалога. Таким образом, исследование старообрядчества позволит выявить локальные особенности истории Северного Кавказа и еще раз подчеркнуть неповторимость путей развития этого региона.
Объектом исследования выступает конфессиональная политика Российского государства второй четверти XIX в.
Предметом исследования является анализ политических мер, предпринимаемых государством по отношению к казакам-староверам Северного Кавказа, выявление их специфики и характера.
Хронологические рамки диссертации охватывают период правления Николая I. Нижняя граница – 1825 год – определяется восшествием на престол Николая I, положившего начало системному подходу в борьбе с «расколом» на территории казачьих войск. Верхняя граница очерчивается 1855 г. – временем воцарения Александра II, перешедшего к проведению умеренно-либерального курса в отношении старообрядчества. В рассматриваемый период вышло наибольшее количество правительственных постановлений, касающихся конфессиональной политики государства. Для выявления особенностей политического курса Николая I автор оставляет за собой право обращаться к более ранним и более поздним этапам развития взаимоотношений между казаками-старообрядцами и Российским государством.
Территориальные рамки работы охватывают те части современных Краснодарского и Ставропольского краев, районы Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии-Алании, Ингушской, Чеченской республик, где имелись станицы кавказского линейного казачества.
Степень изученности проблемы. Анализ историографии данной темы позволяет разделить имеющуюся литературу на группы, различающиеся методологическими подходами, кругом изучаемых проблем, состоянием источниковой базы.
Дореволюционная историография развития взаимоотношений старообрядчества и власти отличалась большим количеством направлений. В их числе: официально-церковное, светское. Последнее направление не отличалось единством. Здесь выделялись официальное, либеральное, демократическое течения, которые затрагивали некоторые аспекты политики правительства в отношении казаков-старообрядцев Северного Кавказа, однако не были комплексными и носили описательный характер.
В советский период вероисповедная политика не являлась объектом всестороннего исследования. Старообрядчество рассматривалось историками, в том числе и кавказоведами, с позиций классовой борьбы и представлялось формой, религиозной оболочкой антифеодального протеста.
Современный период является качественно новым этапом изучения проблемы. Об этом свидетельствует возросшее количество исследований, проведенных за последние годы, в которых авторы обращаются к слабоизученным вопросам взаимоотношений государства и старообрядчества и региональным аспектам проблемы.
Цель исследования – всестороннее изучение модели конфессиональной политики Российского правительства в отношении линейных казаков-старообрядцев в 1825-1855 гг.
Для достижения поставленной цели были сформулированы следующие задачи:
1) выявить методологические подходы и изучить историографию вопроса, позволяющие изучать политику государства в отношении казаков-староверов Северного Кавказа;
2) исследовать историю возникновения и состояние староверческих групп на Северном Кавказе к концу первой половины XIX в.;
3) рассмотреть изменение конфессиональной политики в отношении старообрядчества в течение первой половины XIX в.;
4) охарактеризовать правительственные меры, направленные на статистический учет старообрядцев Северного Кавказа во второй четверти XIX в.;
5) выявить особенности конфессиональной политики в отношении строительства старообрядческих и единоверческих культовых зданий в северокавказском регионе;
6) рассмотреть положение староверческого духовенства в контексте религиозной политики правительства в период правления Николая I;
7) дать оценку политическим мерам государства в отношении института семьи казаков-старообрядцев.
Методологическая основа работы. В основу исследования положен принцип историзма, ориентированный на познание явлений в их становлении, развитии и органической взаимосвязи с порождающими их условиями. Таким образом, исторические события, процессы и суждения выступают в диссертации функционально взаимосвязанными, различаются по степени своей значимости и вкладу в историческое развитие. В исследовании также применяется принцип объективности, позволяющий оценивать явления прошлого без партийно-групповых и личностных пристрастий.
Эмпирическую базу работы составляют факты, построенные на основании критического анализа достоверных, разноплановых источников, объективность оценки которых обеспечивается применением общенаучных и специально-научных методов. К первым относятся анализ, синтез, абстракция, аналогия, индукция, дедукция и др., которые в совокупности способствовали достижению научной достоверности исследования.
К числу специально-исторических подходов, используемых в работе, следует отнести историко-генетический, историко-сравнительный и историко-системный методы.
Особое значение для настоящего исследования имеют структурно-функциональный и системный подходы, а также метод моделирования, который позволил построить модель конфессиональной политики второй четверти XIX в.
Источниковая база диссертации представлена широким кругом неопубликованных и опубликованных источников. Ценные сведения для настоящего исследования были выявлены в нескольких фондах государственного архива Краснодарского края (ГАКК): 252 (Войсковое правление Кубанского казачьего войска), 256 (Канцелярия атамана Кавказского линейного казачьего войска), 257 (Войсковое правление Кавказского линейного казачьего войска), 353 (Полковое правление первой бригады), 358 (Полковое правление третьей бригады), 454 (Канцелярия начальника Кубанской области). В указанных фондах содержатся многочисленные статистические отчеты о количестве старообрядцев, метрические книги, дела о «совращении» в «раскол», розыске беглых попов, изъятии староверческих книг и др.
Огромную значимость для настоящего исследования имеют документы, содержащиеся в Государственном архиве Ставропольского края. В фонде 79 (Общее управление Кавказской области и Ставропольского округа) сосредоточены ведомости о движении «раскола», старообрядческих браках, переписка о переселении «раскольников» в Закавказье, предписания МВД и пр. Многочисленные дела о «совращении» православных лиц в «раскол», миссионерской работе приходских священников содержатся в фондах учреждений религиозного культа (Ф. 90, 135, 434).
Значительный по объему источниковый материал находится в трех фондах Центрального архива республики Северная Осетия-Алания: 2 (Управление наказного атамана Кавказского линейного казачьего войска), 3 (Канцелярия наказного атамана Кавказского линейного казачьего войска), 12 (Канцелярия начальника Терской области). Здесь сосредоточены документы о строительстве единоверческих церквей и молитвенных домов, многочисленные указы правительства о различных сторонах жизни «раскольников».
Важная информация, проливающая свет на причины безуспешной борьбы с «расколом» в центре и на окраинах империи, сосредоточена в фондах ГАРФа: 109 (III отделение собственной его императорского величества канцелярии), 110 (I отделение штаба корпуса жандармов), 1183 (Тобольский приказ о ссыльных).
Постановления государства, войсковой администрации и духовных властей, касающиеся вероисповедных дел казачества, нашли отражение в документах, сосредоточенных в 1058 фонде РГВИА (Кавказское линейное казачье войско). Полученные факты позволили выявить особенности политического курса в отношении «раскольников».
Ко второй группе источников относятся различного рода правительственные указы, касающиеся правового положения староверов. В числе наиболее важных отметим XIV и XV тома восьмой книги Свода законов Российской империи, Сборники постановлений о «расколе», Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Особое значение представляют отчеты чиновников МВД о состоянии старообрядчества, опубликованные в трудах Н.В. Варадинова, а также статистические сведения, собранные экспедициями МВД.
Большую ценность представляет многотомный труд, посвященный истории Министерства внутренних дел, в восьмой книге которого содержится хронологический перечень гражданских распоряжений по «расколу» со времени его возникновения до 1856 г., а также имеются распоряжения МВД с 1802 года.
О положении старообрядчества в казачьих войсках есть сведения в сборнике документов, вышедшем по случаю 2000-летия христианства в России. Информация о появлении и развитии старообрядчества в линейных станицах, возведении единоверческих церквей имеется в XVI томе военно-статистического обозрения Российской империи.
Важные материалы о переселении староверов в Закавказье, их религиозных взглядах и численности нашли отражение на страницах 4, 5, 6, 7 и 10 томов актов, собранных Кавказской археографической комиссией. В своих заметках современники касались не только вопросов проживания «раскольников» на новых территориях, но и описывали маршруты их следования через линейные станицы.
Многочисленные факты из жизни старообрядцев нашли отражение в периодических изданиях, составляющих отдельную группу источников. Особую ценность представляют заметки семинаристов, богатые этнографическим материалом, из «Ставропольских епархиальных ведомостей» (далее – СЕВ).
Эпистолярные источники представлены письмами митрополита московского Филарета, являвшегося современником событий первой половины XIX в. и одной из главных политических фигур того времени, а также письмами императора Николая I.
В числе картографических материалов используются арабская карта Чечни, где указаны дома беглых старообрядцев, дорожная карта Северного Кавказа, отражающая систему дорог, по которым проходили миграции «раскольников», и конфессиональная карта населения Северного Кавказа, составленная А.А. Цуциевым.
Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые для изучения темы использован метод моделирования, позволивший разработать особую модель конфессиональной политики в отношении старообрядчества Северного Кавказа. На ее основе были рассмотрены: структура институтов власти, реализовывавших постановления о «расколе», развитие законодательства и идеологической базы, в рамках которой развивался религиозный курс.
Доказано, что модель конфессиональной политики на Северном Кавказе, претворявшаяся в жизнь николаевским правительством, явилась более эффективной в сравнении с моделью, действовавшей в первой четверти XIX в., однако её претворение в жизнь было затруднено рядом региональных особенностей.
Изучены направления миграционных потоков «раскольников» по территории северокавказского региона во второй четверти XIX в. Доказано, что на протяжении этого времени абсолютное количество старообрядцев в полках возрастало, в то время как их процентное количество в составе казачьего населения уменьшалось.
Рассмотрены попытки правительства ввести статистический учет «раскольников». Выявлено, что неточности в ведомостях были обусловлены сложной формой документов, умалчиванием фактов православными священниками и казачьими старшинами.
Выявлены особые постановления, разрешавшие строительство староверческих культовых зданий и нахождение в войске беглых попов. Доказано что молитвенные дома и часовни к 40-м гг. XIX в. имелись во всех казачьих полках.
Дана оценка стремлению местных властей сохранить староверческие семьи, посредством запрета на развод по инициативе женщин, переходящих в лоно государственной церкви. Показано, что патриархальные устои староверческих семей противоречили существовавшему законодательству. Правительственные постановления часто нарушались, ущемляя права казачек.
Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что материалы и выводы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории Северного Кавказа, линейного казачества Кубани и Терека, а также для изучении краеведческих и кубановедческих дисциплин в вузах, среднеспециальных учебных заведениях, семинариях.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории России Армавирской государственной педагогической академии.
Основные положения исследования были изложены в докладах и сообщениях на 2-х международных, 1-й всероссийской, 2-х межрегиональных, 2-х региональных конференциях и в 11-ти публикациях общим объемом 4 п. л., в их числе, – одна публикация в журнале «Культурная жизнь Юга России», включенном в список высшей аттестационной комиссии.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, а также приложения.
Историография проблемы
Разработка теоретических и методологических подходов в изучении конфессиональной политики в отношении старообрядчества осложнена двумя причинами: отсутствием единого терминологического аппарата, позволяющего давать точную дефиницию понятиям «раскол» и «старообрядчество», а также положением темы настоящего исследования на стыке нескольких гуманитарных дисциплин: истории, религиоведения, политологии, социологии и пр., что требует интеграции их методологических основ. Основными задачами, которые мы постараемся решить в настоящем параграфе, являются анализ категориального аппарата и поиск эффективных методов исследования как конфессионального курса, так и объекта, на который он был направлен, — северокавказского старообрядчества.
Следуя поставленным задачам, перейдем к рассмотрению взглядов исследователей на причины церковного «раскола». Согласно мнению большинства церковных исследователей XVII — ХГХ вв., «раскол» возник по вине упорства непросвещенных народных масс и небольшой группы безграмотных духовных лиц. Так, Епифаний Славинецкий, помогавший патриарху Никону проводить реформу, писал, что «раскольники» «дебелым невежеством помрачены...»26.
Часть историков утверждает, что причиной «раскола» послужила встреча русской культуры с западным миром, вследствие чего большая часть населения не приняла отрицания святого Московского прошлого27. Следствием столкновения двух культур: русской и западной, — считает «раскол» А.И. Уткин. По его мнению, в XVII в. из недр одного народа вызрели две об 18 щественные парадигмы: «исконное благочестие» и «ранний вестернизм», которые с этого времени вступили в первую фазу своей нескончаемой внутрен-ней войны .
Формой антифеодального протеста, скрытого под религиозной оболочкой, представлялся «раскол» ряду исследователей демократического направления дореволюционной и советской историографии. А.П. Щапов рассматривал возникновение старообрядчества «воплем» против правительства, протестом против податей и «даней многих», крепостного права, рекрутства и областного начальства . Аналогичная позиция прослеживается у Н.В. Румянцевой, считавшей «раскол» массовым крестьянским религиозно-социальным движением, своеобразным ответом на окончательное закрепощение крестьян30. В.И. Ленин, считая «раскол» формой политической борьбы, допускал возможность использования его потенцила для революционных целей . В трудах А.И. Клибанова староверие предстает «религиозной формой общественного протеста против господствующей церкви и санкционируемого ею строя феодального классового господства»32.
Отдельные исследователи представляли «раскол» своеобразной российской реформацией, ставшей питательной средой для третьего сословия. В частности, «крестьянской эсхатологической реформацией», вождем которой был протопоп Аввакум, считал старообрядчество Н.М. Никольский . СМ. Соловьев, рассуждая о причинах возникновения древлеправославия, писал: «После того, как раз известный авторитет, власть отвергнуты, является сильное стремление высвободиться от всякого авторитета, от всякой власти, от всяких общественных и нравственных уз. Гусистское освобождение в Чехии от авторитета римской церкви быстро привело к таборитству, Лютерово освобождение в Германии от авторитета той же церкви повело к такому же явлению в анабаптизме. Подобное же стремление к крайностям свободы лось и у нас в некоторых раскольничьих толках» . Черты протестантизма усматривал в старообрядчестве Н.И. Костомаров: «Мы не согласимся с мнением, распространенным у нас издавна и сделавшимся, так сказать, ходячим: будто раскол есть старая Русь. Нет, раскол — явление новое, чуждое старой Руси»35.
Многие историки склонны рассматривать «раскол» следствием борьбы священства и царства, в которой светская власть одержала верх и подчинила церковь36.
Согласно еще одному мнению, возникновение «раскола» было обусловлено литургическими реформами, происходившими в истории Русской церкви скачкообразно, начиная с X в. A.M. Пентковский относит преобразования патриарха Никона к третьей реформе, которая, в отличие от первых двух, не предусматривала периода адаптации, т. е. одновременного существования старого и нового обрядов. Данный прецедент, не имевший места ранее в истории Русской Церкви, усугубился развитием церковных типогра-фий, тиражировавших в больших объемах новые богословские тексты .
Однако все рассмотренные подходы в изучении старообрядчества не учитывают его региональных особенностей, в частности, на Северном Кавказе. О.П. Ершова справедливо отмечает, что обширная литература не дает ответа на вопрос, что же это было за явление в отечественной истории и что оно представляет в настоящее время. Причина подобной ситуации видится автору в упрощенном изучении старообрядчества большинством историков, не рассматривавших отдельные толки как самостоятельный объект исследо 38 вания .
Что касается дефиниций термина «старообрядчество», то они также многочисленны. В трудах ученых можно обнаружить не менее десяти различных толкований термина старообрядчество. Так, В.Ф. Миловидов определял староверие как особое религиозное направление, которое можно именовать эсхатологической разновидностью русского православия . А.С. Ряжев считает, что для староверия подходит определение «религиозное движение», подразумевающее длительную историческую традицию, проживание адептов на широком пространстве, а также их участие в классовой борьбе40. Л.В. Хирьянова определяет старообрядчество как особую субкультуру со своей системой ценностей, норм, обычаев, находящейся в оппозиции к «материнской» культуре41.
Единого понятия не содержится и в справочных изданиях. Согласно Большому энциклопедическому и историческому словарям, а также современной энциклопедии, старообрядчество является совокупностью религиозных групп и церквей в России, не принявших церковных реформ и ставших оппозиционными официальной православной церкви. Религиозным и общественным движением, возникшим в середине XVII в., выступает древлепра-вославие в Религиозном словаре. В толковом словаре СИ. Ожегова под термином понимается собирательное название религиозных течений, стремившихся к сохранению старых церковных правил и прежних устоев жизни.
Старообрядческое население северокавказского региона во второй четверти XIX в
В казачьих полках подавляющее большинство староверов относилось к «приемлющим священство», т. н. «поповцам». В основе религиозных представлений последних лежало убеждение, что после реформ патриарха Никона, иереи, рукополагаемые православной церковью, не утратили благодати священства. Разжалованные попы «сманивались» староверами и подвергались «исправе». Эта категория верующих считалась правительством наименее опасной для общественного порядка, т. к. могла легально существовать на правах единоверия. Согласно отчетным ведомостям, в 1834 г. в Моздокском полку числилось 3962 последователя древлеправославия, в Гребенском - 2823 чел; Кубанском - 2808 чел., Терском - 1051чел., Волгском - 1034; Ставропольском - 406 человек222.
Крупными староверческими центрами являлись ст. Прочноокопская (1869 чел.), Калиновская (1412 чел.), Ищёрская (1395 чел), Ессентукская (712 чел.), ст. Кавказская (687 чел.), Усть-Лабинская (443 чел.). Подавляющее большинство казаков держались старообрядчества в станицах Гребенского полка: Червленой, Щедринской, Новогладовской, Старогладовской, Курдю -223 ковскои .
Общее количество староверов в КЛКВ к 1839 г. увеличилось по срав-нению с 1834 на 6633 человека и составило 18714 лиц . Положительная динамика роста исследуемых нами групп «раскольников» отмечалась и на протяжении 40-50-х гг. XIX в. Ее причина во многом обуславливалась существовавшей до 1838 г. практикой высылки старообрядцев по приговорам суда в
В 1841 г. в рядах казачества число староверов достигло 19938 человек. На первом месте по статистическим показателям стоял Гребенской полк — 6323 казака и 95 лиц дворянского сословия; на втором — Моздокский — 4886 казака и 120 офицеров, на третьем Кубанский — 4194 казака и 11 дворян (см.: Приложение, табл. 1-4).
В то же время, на фоне интенсивного роста казачьего населения процентная численность старообрядцев неуклонно падала. Так, в 1839г. ревнители старой веры составляли в рядах КЛКВ 25,3 %,. а в 1854г. -17% (см.: Приложение, табл. 5).
Активно начавшееся строительство культовых зданий в первой четверти ХГХ в. успешно продолжалось во второй. К 1839 г. староверческие часовни находились в большинстве линейных станиц, составляя вместе 35 строений. В 1841 г. молитвенный дом и церковь имели станицы: Темижбекская, Григо-риполисская, Прочноокопская, Каргалинская; сразу два молельных дома функционировали в ст. Кавказской; церковь и часовня находились в ст. Ладожской, Казанской, Усть-Лабинской, Наурской, Стодеревской. По одной обители имелось в станицах: Убеженской, Новоалександровской, Архангельской, Ильинской, Кисловодской, Павловской, Георгиевской, Александрийской, Спициевской, Татарской, Темнолесской, Николаевской, Каменоброд-ской, Екатериноградской, Павлодольской, Луковской, Галюгаевской, Мекен-ской, Червленой, Щедринской, Старогладовской, Новогладовской и Курдю-ковской .
Старообрядческое население активно участвовало в освоении и строительстве новых оборонительных линий: Лабинской и Сунжеской. Основной причиной успешного распространения староверия на территории второй бригады явилось переселение сюда «раскольников» из других мест. В 1841 г.
ЦГА РСО-А. Ф. 2. Оп. 1. Д. 60. Лл. 1-23. ЦГА РСО-А. Ф. 2. Оп. 1. Д. 60. Лл. 15-17. были основаны четыре станицы в Закубанье: Лабинская, Чамлыкская, Вознесенская и Урупская, ставшие опорными пунктами, от которых пошло даль 227 нейшее заселение края .
С 1845 г. на новые линии, а также во Владикавказский казачий полк, были направлены «раскольники» из следующих станиц Старой линии: Тифлисской (27 чел.), Казанской (21 чел.), Усть-Лабинской (120 чел.), Прочно-окопской (138 чел.), Григориполисской (14 чел.), Темижбекской (33 чел.), Кавказской (78 чел.), Новоалександровской (13 чел.). Местом их поселения на Лабинской линии стали в 1841 г. станицы: Чамлыкская (26 староверов), Урупская (7 человек), Лабинская (48 чел.); в 1843 г.: Воздвиженская (13 поморцев); в 1845 г. Михайловская и Петропавловская (139 и 1 человек соответственно); в 1853 г. в ст. Новоурупская (7 чел) и Зассовская (4 чел.); в 1855 году 10 «раскольников» обосновались в ст. Темиргоевской. Наиболее крупная община возникла в станице Вознесенской: 287 староверов на 1649 право ООН славных . Переселение казаков-староверов на Лабинскую линию происходило до конца 50-х годов ХГХ в. Так, в 1859 г. старообрядческая община из 100 человек появилась в станице Отважной. В это же время 38 староверов-поповцев были зафиксированы в ст. Бесскорбной229.
Приток староверов на Новую линию, организованный правительством, обусловил массовое «совращение» православных в «раскол». Так, в станице Вознесенской «совратились» в старообрядчество Никита Диченков с женой и тремя сыновьями, Карп Плетнев с женой, четырьмя племянниками и пятью женщинами, семья Турковых, казаки Никита Черномуров и Анна Лыпонина. А на причастие по нескольку лет не ходили супруги Подрезовы и жена хорунжего Данилова. Аналогичная ситуация наблюдалась и в других населенных пунктах: в ст. Владимирской перешли в старообрядчество четыре семьи
Следует отметить, что точное количество последователей старой веры не отражено ни в одном документе, поскольку многие «раскольники» скрывали свои убеждения и ради карьерного роста принимали государственную религию231. Об этом свидетельствует история хорунжего Яремкина, который был старообрядцем, принял православие, а затем «вновь совратился с произ 232 водством в чин» . Анализ поименных списков показывает, что соотношение полов у староверов при переселении было различным. В крупных общинах станиц Вознесенской, Лабинской, Михайловской и Чамлыкской взрослое мужское население количественно преобладало над женским. В остальных - данное соотношение колебалось незначительно. Выселялись старообрядцы, как правило, большими семьями. В таком составе, например, прибыла в ст. Вознесенскую семья Кожановых: Яков Кожанов (81 год), его жена Аксинья (80 лет), их сын Кирей (58 лет), его супруга Прасковья (56 лет); дети последних: Николай (30 лет), Иван (24 года), Татьяна (19 лет), Матрена (21 год), Наталья (19 лет), Пелагея (22 года); второй сын Якова и Аксиньи - Петр Кожанов (45 лет), его жена Фекла (35 лет), их дочь Авдотья (20 лет) .
Сопоставление возраста матерей с возрастом детей показывает, что в староверческих семьях достаточно редко наблюдались ранние замужества у девушек в 13-15 лет. Гораздо чаще женщины вступали в брак в возрасте 20-24 года, что, по всей видимости, было связано с готовностью казачки самостоятельно вести хозяйство в период отлучек мужа на службу.
Изменение основных принципов конфессиональной политики в отношении старообрядчества в течение первой половины XIX в
Указ императора от 1834 г. удовлетворил его просьбы. Епископу приказывалось избрать достойного священника и направить его миссионером на Кавказскую линию, имея в виду, что со временем он возглавит вновь построенную церковь. Миссионеру назначалась зарплата в размере 750 р., а его помощнику, будущему причетнику, 250 р.400.
Войсковому начальству предписывалось срочно отыскать место для культового здания, а «уставщиков» выслать в Россию на дальнейшую службу. Однако казаки вместо перевода в другие места были взяты под особый надзор.
Одной из причин, затруднявших деятельность миссионеров, являлось отсутствие необходимых культовых принадлежностей. Так Иван Челенков писал наказному атаману: «Жители Пробежной станицы ... неоднократно просили меня об исправлении у них разных христианских треб, к отправлению коих нужно иметь потребник, ризы, епитрахиль, порочи и кадило - а к Богослужению служебник и церковный устав,..»401.
Священник предлагал командиру Волгского полка изъять необходимые вещи из опечатанных культовых зданий старообрядцев: «... прошу всепокорнейше Ваше превосходительство разрешить для сшития означенных вещей взять мне хранящиеся в Георгиевской станице при часовне парчи и прочие материи, принадлежащие к церкви или дозволить ... отыскать готовые в Ессентукской станице, в коей должна быть полная ризница.. .»402.
Однако старообрядцы объяснили, что часть церковных принадлежностей они вывезли в ст. Александровскую, где находились верующие одинакового с ними согласия. Кроме того, многие ценности подверглись разграблению горцами при нападении на ст. Ессентукскую в 1831 г. Молитвенный дом официально был опечатан до знаменательного указа императора 1835 г., определившего успешное распространение старообрядчества на Кавказской линии. В нем говорилось, что «в тех случаях, когда раскольники изъявят намерение присоединиться к православию или единоверию, дозволить им с разрешения духовного начальства строить на первый раз церкви соответственно их желанию с обращением на сей предмет их ча 403 совен» .
Данный указ имел своеобразное исполнение на практике: старообрядческие часовни и молитвенные дома были переименованы в церкви и вновь открыты. Службы в них официально не велись, однако фактически имели место. Но самое главное, верующие получили доступ к церковным ценностям, которые были моментально вывезены в другие станицы и спрятаны. Так книги, иконы, подсвечники, лампады и пр. находились в ст. Александровской сначала в доме казака Ивана Павловского, с 1838 г. у Александра Мигудова, а затем у Фомы Прокопова404.
Миссионеры неоднократно поднимали вопрос о возвращении в церкви культовых принадлежностей, которые, по их справедливому замечанию, являлись собственностью как «раскольников», так и единоверцев. Но старообрядцы действовали единым фронтом, при допросах начинали путаться в показаниях и направляли поиски православных священников по ложному следу.
Следует отметить, что единоверцы не проявили заинтересованности в окончании строительства собственной церкви: отказались пожертвовать в храм образа, имевшиеся в домашнем пользовании, не собрали деньги на срочные нужды и пр.405. Причина, на наш взгляд, крылась в отсутствии доверия между казаками и представителями духовенства, а также в настороженном отношении казачества к новому явлению религиозной жизни - единоверию.
На деле правила единоверия были новы не только для казачества, но и для приходского священства. Многие служители культа, по замечаниям миссионеров, даже не знали об их существовании. Единоверческий иерей, обосновывая необходимость разослать во все полки высочайше утвержденные в 1800 г. постановления, писал наказному атаману: «Приходские священники казачьих станиц, в большом количестве не видев единоверческих правил,...по одним только слухам... могут старообрядцев ... имено 406 вать... раскольниками» .
Уже в январе 1834 г. в штаб войск Кавказской линии и Черномории, а затем в МВД был доставлен рапорт, где говорилось, что строительство единоверческой церкви «в стенах уже окончено, поставлены на главках кресты и покрыты железом»407.
Примечательно, что в строительстве здания использовались в основном привозные материалы, что существенно увеличивало затраты. Так, листовое железо для крыши на сумму 1000 р. было куплено через георгиевских купцов на Макарьевской ярмарке; дубовые брусья, положенные в основание церкви, были приобретены у кабардинцев и купца Шапкина за 270 р.; сто штук шлифовочных досок - доставлены в Пятигорск из внутренних губерний России малороссиянами селения Кугульты и еще 44 «толстые» доски - куплены у пятигорского купца Рахманина всего на сумму 484 р. На остальные вещи: гвозди, краски, масло, холсты и пр. было затрачено 638 р. 66 коп.
Не нашлось среди местного населения и надежного строителя. Для каменных работ был специально приглашен крепостной крестьянин Калужской губернии Казельского уезда Селец Михаил Рябов, получивший по договору 2300 р.408.
Особенности конфессиональной политики в отношении строительства старообрядческих и единоверческих культовых зданий
Интенсивные стихийные и направленные миграции старообрядцев являлись важной причиной, затруднявшей реализацию на практике центральных указов, касающихся сбора статистических данных и контроля над передвижениями беглых попов.
В первой четверти XIX в. в Российской империи существовала особая модель конфессиональной политики в отношении древлеправославия. В основе ее формирования лежали различные достижения общественной мысли: идеи «просвещенного абсолютизма», учения масонов-мистиков, теория «евангельского» государства, православно-охранительные тенденции, которые поочередно доминировали в правительственных кругах. Частые изменения главной идеологической линии не позволили выработать четкую концепцию, определяющую отношение правительства к старообрядчеству как к явлению в государственной жизни. Это обстоятельство негативно отразилось на уровне развития законодательной базы, не решившей проблему включения многочисленных староверческих толков в правовое пространство империи и не сформировавшей единой системы государственных органов управления старообрядцами.
Длительное время древлеправославие рассматривалось правительством как явление чисто религиозное, не таившее в себе опасный политический подтекст. Однако, ситуация постепенно стала меняться с начала 20-х гг. XIX в., когда Европу потрясли революционные выступления и в высших правительственных кругах серьезно заговорили о деятельности тайных организаций. В этих условиях было принято решение использовать охранитель 178 ный потенциал Русской Православной Церкви, и старообрядчество вновь получило статус оппозиционного государству явления.
Данная тенденция достигла своего апогея в период правления императора Николая I, положившего начало новому религиозному курсу. Модель конфессиональной политики в отношении староверия второй четверти XIX в., в отличие от предыдущей, строилась на вполне определенной идеологической базе - теории официальной народности, разработанной графом С.С. Уваровым. Православная церковь открыто провозглашалась защитницей монархического режима, а старообрядчество, упорно отказывающееся принимать правила единоверия, соответственно, приобретало значение источника внутриполитической опасности.
К числу значимых достижений религиозной политики николаевского периода следует отнести сосредоточение дел о старообрядчестве под юрисдикцией трех постоянно действующих государственных институтов — второй экспедиции III отделения Собственной его императорского величества канцелярии, Министерства внутренних дел и Секретного комитета по делам «раскола». В то же время реализация конфессионального курса осложнялось громоздким бюрократическим аппаратом, неразграниченностью сфер деятельности между отдельными органами власти.
Во второй четверти XIX в. существенно увеличилось количество постановлений о «расколе», поставивших под контроль правительства духовные, общественные и личные стороны жизни старообрядцев. Была проведена систематизация вышедших актов в разделах Свода законов Российской империи, Уложении о наказаниях и пр. Однако в большинстве случаев указы являлись недостаточно продуманными, нередко противоречили друг другу и не всегда имели возможность адаптироваться к условиям окраинных территорий.
Это способствовало появлению важных особенностей в модели конфессиональной политики в отношении староверия на Северном Кавказе. Ее идеологическую основу определяли взгляды и суждения кавказских намест 179 ников,. наказных атаманов и войсковых старшин, считавших старообрядчество допустимым явлением в казачьих полках. Трудности военного быта, строгая регламентация образа жизни, успешный процесс ограничения казачьей «вольницы» и примерная служба станичников не давали повода местным властям рассматривать религиозные взгляды казачества как возможную угрозу внутриполитической стабильности. Напротив, жесткие правила староверческого домостроя, твердые нравственные убеждения, по мнению северокавказских чиновников, помогали населению выживать в военных условиях. Иной точки зрения придерживались иерархи Русской Православной Церкви, стремившиеся упрочить свое влияние на Северном Кавказе. Староверие традиционно представлялось им народным заблуждением, объектом миссионерской деятельности. Однако, позиция православного духовенства, не совпадавшая с мнением Кавказских светских властей, не оказала заметного влияния на идеологическую основу конфессиональной политики в регионе.
Император, как правило, разделял взгляд на старообрядчество региональных властей, поскольку духовное спокойствие казачества являлось важным условием успешного окончания «Кавказской войны». Кроме того, Николай I, как и его предшественники, был убежден, что тяжелые условия быта, военная служба и частые переселения способствовали переключению внимания верующих на «земные» нужды.
Как и в других регионах страны, собранные сведения о северокавказских «раскольниках» не давали полной картины происходящего. Причины неточностей крылись в приверженности к «расколу» чиновников, ответственных за сбор информации, в неудобных для заполнения формах документов, учитывающих множество лишних подробностей, в утаивании фактов «совращений» приходскими священниками, не желавшими выставлять свой приход с худшей стороны и пр. В то же время статистические данные наглядно отражают количественное превосходство «поповцев» над «беспоповцами» в регионе, динамику роста численности старообрядцев в полках, расположение культовых зданий в войске.
