Содержание к диссертации
Введение
Глава I Источники и методы их исследования 21
1.1. Метрические книги как основной источник исследования 21
1.2. Характеристика дополнительных источников исследования 41
1.3. Характеристика базы данных и методологии, разработаннойв ходе исследования 50
Глава II Эволюция социальной структуры: профессии и сословия жителей Севастополя в ХIХ в 72
2.1. Общие сведения о населении г. Севастополя в XIX в 72
2.2. Численность, сословная принадлежность, конфессиональная" структура населения г. Севастополя по сведениям отчетов градоначальника и переписи населения 1897 г 81
2.3. Изменения сословно-профессиональной принадлежности православного населения на протяжении ХГХ в. (микроанализ по сведениям метрических книг) 113
Глава III Эволюция демографической структуры жителей Севастополя в XIX в 120
3.1.Общие сведения о демографической структуре населения и ее эволюции 121
3.2. Основные аспекты и тенденции рождаемости в Севастополе 140
3.3 Основные аспекты и тенденции, брачного поведения населения Севастополя 169
3.4 Основные аспекты и тенденции смертности в Севастополе 191
Заключение 210
Литература 215
Приложение 229
- Метрические книги как основной источник исследования
- Общие сведения о населении г. Севастополя в XIX в
- Изменения сословно-профессиональной принадлежности православного населения на протяжении ХГХ в. (микроанализ по сведениям метрических книг)
- Основные аспекты и тенденции смертности в Севастополе
Введение к работе
История города Севастополя стала предметом целого ряда монографий и специальных исследований. Подробно изучен период оборон Севастополя во время Крымской войны и второй мировой войны, внимательно рассматривалась история его создания в силу самого предназначения города и его тесной связи с историей Черноморского флота вплоть до сегодняшнего дня. Между тем о населении Севастополя в XIX в. нам известно немного, при том что социально-демографический фактор играет существенную роль в изучении истории Севастополя в качестве военной базы и порта. Особый статус города, его условия жизни должны были оказать определенное воздействие на демографическое поведение населения, создать особенности социальной структуры, нехарактерные ни для российских столиц, ни для многих других губернских и уездных городов империи. Исследование этих особенностей должно способствовать лучшему пониманию исторического контекста существования Севастополя как базы Черноморского флота в XIX в.
На протяжении последних двух десятилетий политическая обстановка в Крыму находилась в центре неослабевающего внимания, и севастопольская тематика занимала одно из ключевых мест в этом актуальном вопросе. Современная ситуация в Крыму складывается таким образом, что любое объективное исследование о населении региона приобретает особое звучание. Настоящее исследование, посвященное изучению социальной истории Севастополя в XIX в., не претендует на обобщение результатов в региональном масштабе, но объективно представляет этническую, сословную и демографическую ситуацию в этом важнейшем для региона городе.
Данное исследование потребовало использования такого массового источника как метрические книги, которые содержат десятки тысяч записей о жителях города. Анализ этих данных предполагает разработку специальных методик, использование технологий баз данных и статистических методов,
поэтому до недавнего времени проведение подобных исследований было затруднено. Однако в конце XIX в. внимание специалистов в области социальной истории к изучению массовых сведений, содержащихся в метрических книгах, резко возросло, как в России, так и за рубежом. В течение последнего десятилетия сформировалось несколько групп данного профиля в Санкт-Петербурге, Тамбове, Барнауле, Туле, идет активный обмен опытом в этом научном сообществе.
Сказанное выше определяет актуальность выбранной тематики. В качестве объекта исследования рассматривалось православное население г. Севастополя, доминировавшее в течение всего XIX в., предметом изучения в данной работе стали сословно-социальный состав и демографическое поведение населения города. Целью исследования является анализ эволюции социальной и демографической структуры населения г. Севастополя в XIX в.
Основные задачи исследования можно сформулировать следующим образом:
выявление источников по структуре населения Севастополя XIX в., оценка степени их сохранности и информационного потенциала;
разработка и адаптация методик анализа источников с учетом их специфики;
создание компьютерной базы данных по материалам метрических книг;
изучение эволюции демографической структуры населения г. Севастополя в XIX в.:
анализ основных аспектов и тенденций рождаемости;
анализ основных аспектов и тенденций брачного поведения;
анализ основных аспектов и тенденций смертности;
изучение эволюции социальной структуры населения г. Севастополя в
XIX в.
- анализ сословно-профессионального состава православного
населения и его изменений на протяжении XIX в.;
- анализ численности, этнического состава, сословной
принадлежности, конфессиональной структуры населения г.
Севастополя.
Хронологические рамки исследования охватывают период с начала XIX в. до 1897 г. Нижняя хронологическая граница исследования определялась сохранностью источников, а также обстоятельствами раннего периода существования города: он был создан в 1783 г., и в течение долгого времени его население было весьма малочисленным. 1897 г. был выбран в качестве верхней хронологической границы исследования в соответствии с наличием сведений Первой Всероссийской переписи населения, содержащей немало ценных сведений о социальной структуре и демографических характеристиках Севастополя. Период Крымской войны (1854-1856 гг.) в исследовании не рассматривался, поскольку о демографическом поведении населения города и его сословном, конфессиональном, этническом составе в эти годы, исходя из сведений источников, судить достаточно затруднительно.
Методологическая основа и методы исследования базируются на применении историко-типологического, историко-сравнительного, историко-генетических подходов. В процессе изучения метрических книг использовались технологии баз данных и количественные методы их анализа. Особенности источников исследования также потребовали разработки отдельной методики работы с записями различных метрических книг, вошедших в базу данных.
Степень изученности темы. Отдельных исследований по социальной и демографической истории города Севастополя XIX в. не проводилось. Социальной историей города на уровне изучения истории отдельных семейств занимаются сотрудники музея героической обороны и освобождения Севастополя (1854-1855 гг.). Результатом подобного исследования ведущего
научного сотрудника музея И.А. Дьяконовой стал ряд статей, включая размещенные в Интернете, на городских сайтах . К сожалению, эти статьи, вне зависимости от места публикации, не содержат необходимого научно-справочного аппарата. Отдельные сюжеты, связанные с развитием города и численностью населения, этническим составом и социальной структурой, отражены в статьях сотрудников Государственного архива г. Севастополя . Среди работ, посвященных истории Севастополя, которых в XX в. было издано достаточно много, преобладали исследования его военной истории. В качестве более общих, обзорных произведений, где так или иначе затрагивались вопросы состояния населения города и его численности в XIX в., можно выделить книги (краеведческого характера) Г.И. Ванеева , Е.В. Веникеева , С.Ф. Найды , А.И. Неделина . Все они представляют приблизительно одинаковое фрагментарное описание жизни в городе: сведения о численности населения в Севастополе первой четверти XIX в. и 60-х — начале 70-х гг. ограничиваются несколькими цитатами из одних и тех же источников.
Первые работы дореволюционных исследователей по населению Таврической губернии относятся к периоду конца XVIII — начала XIX в., т.е. к периоду заселения Крыма жителями других губерний страны. Таковы сочинения П. Сумарокова, в которых есть сведения о положении Крыма в
1 См. напр.: Дьяконова И.А. Население Севастополя в конце XVIII — начале XIX вв. / Достойный поклонения.
Восточная война 1853-1856 годов: Первая героическая оборона Севастополя. Под ред. В.В. Крестьянникова.
Севастополь, 2004. С. 17-22.
2 См. напр., Крестьянников В.В., Терещук Н.М. Севастопольский еврейский некрополь. // Севастополь: взгляд в
прошлое. Научные статьи сотрудников Государственного архива г. Севастополя. Севастополь, 2006. С. 164-166;
Фесенко А. А. Почетные граждане дореволюционного Севастополя — участники Крымской войны. // Там же. С.
101-106; Терещук Н.М. Метрические книги второй половины XIX в. — источниковедческая база по изучению
истории греческой диаспоры Севастополя. // Там же. С. 79-85.
3 Ванеев Г.И. Севастополь: страницы истории. 1783-1983. Справочник. Симферополь, 1983.
4 Веникеев Е.В. Севастополь и его окрестности. М., 1986.
5 История города-героя Севастополя: Ч. 1 1783-1917. / Под ред. С.Ф. Найды. Киев, 1960.
6 Неделин А. И. Севастополь. Исторический очерк. От основания города до начала Крымской войны 1853-1856
гг. Симферополь, 1954.
конце XVIII в. . Обзор источников по движению населения Таврической губернии в конце XVIII — первой половине XIX в. помещен в работах А.А.
Скальковского , наиболее интересным представляется его более позднее исследование татарско-нагайской эмиграции из Тавриды в 1860-1863 гг. Д.И. Багалей также посвятил свое исследование заселению Новороссии в XVIII — первой половине XIX в., сосредоточив внимание на социально-сословном происхождении переселенцев и вкратце анализируя их этническое происхождение . Заселению Крыма посвящен и ряд очерков Ф.Ф. Дашкова, содержащих много интересных сведений о населении Таврической губернии . Отметим, что указанные работы только упоминают о населении Севастополя, будучи сфокусированными на других регионах Крыма.
Среди советских ученых, наиболее плодотворно занимавшихся изучением населения Таврической губернии, следует назвать С. А.
Секиринского и Е.И. Дружинину . Из недавних публикаций особого внимания заслуживает работа коллектива авторов Я.Е. Водарского,
1 "3
О.И. Елисеевой и В.М. Кабузана . Их труд посвящен проблеме многоэтничного состава населения Крыма. В ходе исследования использованы несколько видов источников: подсчеты численности и состава населения (включая некоторые сведения о населении Севастополя) в 80-х — начале 90-х
7 Сумароков П. Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 году. М., 1800; Он же. Досуги крымского
сульи или второе путешествие в Тавриду. Ч. I—II. СПб., 1803-1805.
8 Скальковский А.А. Хронологическое обозрение истории Новороссийского края 1730-1823. Ч. I—II. Одесса,
1836-1838; Он же. Опыт статистического описания Новороссийского края. Ч. I—II. Одесса, 1850-1853;
Историко-статистическое обозрение Таврической губернии // Памятная книжка Таврической губернии. Вып. I.
Симферополь, 1897.
9 Багалей Д.И. Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры. Киев, 1889.
10 Дашков Ф.Ф. Исторический очерк крымско-татарского землевладения // Известия Таврической архивной
комиссии. 1894-1896. № 21-25.; Он же. К вопросу о количестве населения Таврической области в начале XIX
столетия. // Известия Таврической архивной комиссии. 1916. № 53.
11 Секиринский С.А. Из истории крестьянской колонизации Таврической губернии в конце XVIII — первой
половины XIX в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1961. Рига, 1963; Он же. Сельское
хозяйство и крестьянство Крыма и северной Таври в конце XVIII — начале XX в. (1763-1917). Львов, 1974.
12 Дружинина Е.И. Северное Причерноморье в 1775-1860 гг.М, 1959; Она же. Южная Украина в 1800-1825 гг.
М, 1970; Она же. Южная Украина в период кризиса феодализма. 1825-1860 гг. М, 1981.
13 Водарский Я. Е., Елисеева О. И., Кабузан В. М. Население Крыма в конце XVIII — конце XX веков,
(численность, размещение, этнический состав). М., 2003.
гг. XVIII в., после того как Крым вошел в состав территорий Российской империи, материалы церковного и ревизского учетов (V-X общеимперские ревизии), материалы Первой Всероссийской переписи населения 1897 г. и некоторые другие.
С точки зрения методики исследования представляют интерес и работы более общего характера. Если обратиться к характеристике дореволюционных исследований по социальной или демографической структуре населения различных регионов империи, то их можно условно разделить на две группы: опирающиеся на сведения церковного учета (т.е., в конечном счете, метрических книг) и на сведения ревизий, проводившихся в XVIII-XIX вв. Эти группы источников рассмотрены в небольшом исследовании Д.П. Журавского, носящем критический характер . В целом, автор достаточно скептически относился к метрическому учету, равно как и к материалам ревизий. Критическая оценка церковного учета и метрических данных встречается также в работе Л. Бессера и К. Баллода по изучению показателей смертности во второй половине XIX в. Среди исследователей, опиравшихся на сведения церковного учета, можно отметить Е.Ф. Зябловского, С. Корсакова, А.П. Рославского, Е.И. Кайпша . Исследователей, проводивших анализ изменений в составе населения, используя в большей степени материалы ревизий, как правило, интересовали сведения по общей
численности сословий и полу «учтенных» . Среди наиболее известных
14 Журавский Д.П. Об источниках и употреблении статистических сведений. Киев, 1846. С. 132-144.
15 Бессер Л., Баллод К. Смертность, возрастной состав и долговечность православного населения обоего пола в
России за 1851-1890 гг. СПб., 1897.
16 Зябловский Е.Ф. Статистическое состояние Российской империи. СПб., 1808. С. 108-110; Корсаков С. Законы
народонаселения в России (1804-1839 гг.) Материалы для статистики Российской империи, изданные при
Статистическом отделении совета МВД. СПб., 1839. Ч. I. С. 205-382; Рославский А.П. Исследование о
движении народонаселения в России // Вестник русского географического общества за 1853 г. Книга III. С. 1-28;
Кайпш Е.И. Движение народонаселения в России с 1848 по 1852 гг. // Сборник статистических сведений,
издаваемый Статистическим отделением Русского географического общества. СПб., 1858. Книга III. С. 429-464.
17 Герман К.Ф. Статистические исследования относительно Российской империи СПб., 1819; Тройницкий А.Г.
Крепостное население России по десятой народной переписи. СПб., 1861; Экк Н. Опыт обработки
статистических материалов о смертности в России. СПб., 1888; Ден В.Э. Население России по пятой ревизии.
М., 1902. Т. 1-2.
дореволюционных исследований результатов ревизий в сочетании с другими источниками (материалами церковного и административного учета, данными министерств) необходимо упомянуть работы П.И. Кеппена .
Одним из первых советских исследователей обратился к изучению потенциала метрических книг Х.Э. Палли , занимавшийся восстановлением истории эстонских семей. А.В. Елпатьевский оценил информационный потенциал метрических книг и их приблизительную численность, отметив, что
этот источник не востребован в исследованиях . В 70-80-е гг. XX в. появляются многочисленные публикации по социально-экономической истории города и деревни, среди которых необходимо упомянуть работы В.М.
Кабузана, Я.Е. Водарского, Б.Н. Миронова . Эти исследования содержат наблюдения по ряду основных социальных и демографических показателей, как правило на основании статистических сведений по Российской империи в целом или по губерниям и регионам страны в XIX — начале XX вв.
Наконец, период конца XX — начала XXI в. характеризуется усилением внимания ученых к массовым источникам и использованием новых методик для работы с ними. В контексте нашего исследования особое место среди современных монографий занимает двухтомник Б.Н. Миронова «Социальная
история России» , в котором приводятся подробные сведения по рождаемости
18 См., напр.: Кеппен П. И. Об этнографической карте Европейской России Петра Кеппена, изданной Русским
географическим обществом. СПб., 1852; Он же. Предварительные сведения о числе жителей в России, по
губерниям и уездам в 1851 г. На основании данных девятой народной переписи и других показаний изложил
Петр Кеппен. СПб., 1854; Он же. О числе жителей в России в 1838 г. Девятая ревизия. Исследование о числе
жителей в России в 1851 г. СПб., 1857.
19 Палли Х.Э. Методика использования метрик в историко-демографических исследованиях // История СССР.
М, 1982. № 1. С. 87-93; Он же. Система идентификации эстонских семей XVII-XVIII в. // Проблемы
исторической демографии СССР. Таллин, 1977. С. 158-175.
20 Елпатьевский А.В. К истории документирования актов гражданского состояния в России и СССР (с XVIII в.
по настоящее время) // Актовое источниковедение. М., 1979. С. 55-84.
Миронов Б. Н. Социальная структура городского населения России во второй половине XVIII — первой половине XIX в. // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л., 1988. вып. П. С. 197-224; Он же. Спорные и малоизученные вопросы истории русского позднефеодального города в современной советской историографии / Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы историографии. Л., 1983.С. 165-188; Он же. Русский город в 1740-1860-е гг.: демографическое, социальное и экономическое развитие. Л., 1990. 22 Миронов Б. Н. Социальная история России: в 2 т. СПб., 1999.
и смертности в Российской империи, брачного поведения населения и его социального состава.
Обратимся к современным исследованиям социально-демографических процессов локального характера, происходившим в дореволюционной России. Исследования метрических книг и других массовых источников по социально-демографической истории Северо-Запада России конца XVIII — начала XX вв. ведутся на кафедре источниковедения Санкт-Петербургского государственного университета под руководством С.Г. Кащенко. Результаты этой работы нашли отражение в публикациях С.Г. Кащенко ,
94 9S
С.С. Смирновой по Олонецкой губернии, М.А. Марковой по Олонецкой и Санкт-Петербургской губерниям, Е.Е. Князевой по Санкт-Петербургскому
консисториальному округу, Е.Д. Твердюковой по Новгородской губернии. Кроме источниковедческих аспектов изучения первичных документов по учету населения северо-западных губерний, петербургские исследователи рассматривают демографические показатели и их изменения, особое внимание
Кащенко С.Г. Некоторые итоги изучения массовых источников по истории России середины XIX века на историческом факультете Санкт-Петербургского государственного университета // Материалы научных чтений памяти академика И.Д. Ковальченко. М., 1997; Он же. Некоторые новые тенденции в исследованиях по исторической демографии России // Новые информационные ресурсы и технологии в исторических исследованиях и образовании. М., 2000. См. также: Хок Стивен Л. Голод, болезни и структура смертности в приходе Борщевка, Россия (1830-1912 гг.) // Социально-демографическая история России XIX — XX в. Современные методы исследования. Материалы научной конференции (апр. 1998 г.) / Отв. ред. Канищев В. В. Тамбов, 1999. С. 3-29; Кащенко С.Г. К вопросу о смертности в Тамбовской губернии в XIX — начале XX в. // Там же. С. 30-44.
24 Смирнова С. С. Холера в 1848 года в Олонецком уезде (по материалам метрических книг). Компьютер и
историческая демография. Сб. науч. трудов. / под ред. В. Н. Владимирова. Барнаул, 2000. С. 59-69; Она же.
Смертность в Олонецкой губернии в XIX — начале XX в.: к вопросу о фиксации причин смерти (по материалам
метрических книг). // Материалы VIII конференции ассоциации «История и компьютер». М., 2002. С. 196-199.
25 Маркова М. А. Некоторые наблюдения за полнотой фиксации младенческой смертности в метрических книгах
Олонецкой губернии. Компьютер и историческая демография. Сб. науч. трудов. / под ред. В. Н. Владимирова.
Барнаул, 2000. С. 165-173; Она же. Первичные документы по учету населения Санкт-Петербургской губернии в
XVIII — первой половине XIX в. как исторический источник, (метрические книги, исповедальные росписи,
ревизские сказки). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб.,
2005.
26 Князева Е.Е. Метрические книги Санкт-Петербургского консисториального округа как источник по истории
лютеранского населения Российской империи XVIII — начала XX в. Автореферат диссертации на соискание
ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2005.
27 Твердюкова Е.Д. Опыт исследования истории народонаселения Карелии конца XVIII — начала XX вв. по
материалам метрических книг // Круг идей: Традиции и тенденции исторической информатики: Труды IV
конференции Ассоциации «История и компьютер». М., 1997; Она же. Административные и церковные
источники по истории народонаселения Новшгородской губернии XIX — начала XX в.: Опыт комплексного
анализа. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. СПб., 2001.
при этом уделяется причинам смерти и их фиксации в источниках, эпидемиям в изучаемых приходах.
Вторая группа исследователей, работающих в данном направлении, сосредоточена на изучении истории социально-демографических процессов в Западной Сибири. Исследование метрических книг и других массовых источников ведется историками Алтайского государственного университета под руководством В.Н. Владимирова с применением географических информационных систем (ГИС), расширяющих возможности пространственного анализа демографических процессов, происходивших на Алтае в XVIII — начале XX вв. .
Исследования материалов церковно-приходского учета населения проводятся и группой исследователей Тамбовского государственного
университета. В.В. Канищев, В.Л. Дьячков, Р.Б. Кончаков и др. получили, в частности, интересные результаты о характере сезонности рождаемости в приходах Тамбовской губернии во второй половине XIX — начале XX в. (что породило интенсивную дискуссию, в которой принимали участие В.В. Канищев и В.Л. Дьячков с одной стороны и Б.Н. Миронов — с другой. .
См., напр., Владимиров В.Н. Плодунова В. В., Силина И. Г. Метрические книги как источник по истории народонаселения Алтайского края. Компьютер и историческая демография. Сб. науч. трудов. / под ред. В. Н. Владимирова. Барнаул, 2000. С. 137-165; Владимиров В.Н. От исторического картографирования к исторической геоинформатике // Круг идей: алгоритмы и технологии исторической информатики. М.; Барнаул, 2005. С. 22-41; Владимиров В.Н., Сарафанов Д.Е. Компьютерные технологии в изучении метрических книг Алтайского округа // Там же. С. 110-111.
29 Канищев В.В., Кончаков Р.Б. Пути создания и обработки источнико-ориентированной базы данных на
материалах метрических книг (приход с. Байловка Тамбовской губернии, 1810-1918 гг.) // Круг идей:
Историческая информатика на пороге XXI века. Труды VI конференции Ассоциации «История и компьютер».
М.— Чебоксары, 1999. С. 184-197; Канищев В.В., Кончаков Р.Б., Морозова Э.А. Источниковедческие и
технологические проблемы сопоставления массовых источников по истории крестьянской реформы 1861 г. //
Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М.— Тамбов, 2006. № 34. С. 119-120;
Канищев В.В., Кончаков Р.Б., Стрекалова Н.В. Технология восстановления структуры городской семьи 1917 г. //
Там же. С. 120-122; Дьячков В.Л., Канищев В.В., Орлова В.Д. Место метрических книг в комплексе источников
по исторической демографии России XVIII — начала XX в. // Материалы церковно-приходского учета
населения как историко-демографический источник. Барнаул, 2007. С. 48-85.
30 Дьячков В. Л., Канищев В. В. Декабрьские рождения. К вопросу о роли религиозного фактора в
демографическом поведении традиционного крестьянства. Тамбовская губерния, XIX — начало XX в. // Круг
идей: Электронные ресурсы исторической информатики. Труды VIII конференции Ассоциации «История и
компьютер». М.— Барнаул, 2003. С. 317-339; См. также Миронов Б.Н. Можно ли увидеть всю Россию из Малых
Пупков? // Круг идей: алгоритмы и технологии исторической информатики. С. 528-543; Дьячков В.Л., Канищев
В.В. Послание Б.Н. Миронову о сущности работы отдельных провинциальных историков, или Ответ ученому
Следует отметить также работы тульских исследователей Д.Н. Антонова и И.А. Антоновой, сосредоточивших внимание на проблематике ВИС (восстановления истории семьи) . В 2006 г. вышла монография этих авторов, посвященная метрическим книгам . Разработанная методика ВИС, ориентированная на сведения российских метрических книг XIX — начала XX вв., позволила сделать ряд важных наблюдений о структуре и составе семей в приходах Тульской губернии.
Среди отдельных статей, опубликованных в последние годы, тематика которых связана с изучением метрических книг, стоит отметить работы Ю.Г.
її О/] "JC -э/г
Шикалова , Л.И. Татариновой , А.О. Никитина , О.А. Бухаркиной .
Упомянутые работы позволяют увидеть общее и особенное в региональных и локальных исследованиях материалов церковно-приходского учета населения (преимущественно — метрических книг). С учетом накопленного опыта можно переходить к изучению социально-демографической структуры населения Севастополя в XIX в., которая до сих пор не была предметом специального исследования.
Научная новизна исследования обуславливается отсутствием специальных исследований по социальной и демографической истории
соседу // Там же. С. 544-577; Миронов Б.Н. Нет, не увидеть всю Россию из Малых Пупков! // Там же. С. 578-
593.
31 Антонов Д. Н., Антонова И. А. Восстановление истории семей и компьютер. Компьютер и историческая
демография. Сб. науч. трудов, /подред. В. Н. Владимирова. Барнаул, 2000. С. 107-137.
32См.: Антонов Д.Н., Антонова И.А. Метрические книги: время собирать камни // Отечественные архивы. 1996.
№4. С. 15-28, №5. С. 26-39; Антонова И.А. Метрические книги XVIII — начала XX в. в России:
источниковедческое исследование. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата
исторических наук. М., 1998; Антонов Д.Н. Восстановление истоАвтореферат диссертации на соискание ученой
степени кандидата исторических наук. М., 2000; Антонов Д.Н., Антонова И.А. Метрические книги России XVIII
— начала XX в. М., 2006.
33 Шикалов Ю.Г. О метрических книгах карельских приходов Кемского уезда второй половины XIX — начала
XX в., а также о священниках, их составлявших. // Историография и источниковедение отечественной истории.
СПб., 2003. Вып. 3. С. 312-329.
34 Татаринова Л.И. Исследования демографической ситуации с.Вешеловки Липецкого уезда Тамбовской
губернии в конце XVIII — первой половине XIX в. // Вторые Яхонтовские чтения: материалы научно-
практической конференции. 23-25 октября 2002 г. Рязань, 2003. С. 167-171.
35 Никитин А.О. Метрические книги как комплексный исторический источник // Там же. С. 39-45.
36 Бухаркина О.А. Клировые ведомости церквей г. Верхотурья как демографический источник // Верхотурский
край в истории России. Екатеринбург, 1997. С. 106-111.
Севастополя XIX в. В данной работе впервые была предпринята попытка комплексного изучения сведений, зафиксированных в метрических книгах города, и сопоставления полученных результатов с данными источников более общего характера. Таким образом, впервые была получена развернутая картина изменений в социальной структуре и демографическом поведении населения в течение XIX века одного из важнейших городов Российской империи, являвшегося главной военной базой Черноморского флота.
Практическая значимость работы заключается в создании в ходе реализации задач исследования базы данных по сведениям метрических книг, которая может быть использована для изучения генеалогии населения Севастополя и выявления отдельных сведений по разделам метрических книг. Полученный в процессе анализа структуры населения материал по сословному и этническому составу города, конфессиональной принадлежности, демографическим показателям может быть использован в других исследованиях по истории Севастополя, при дальнейшем изучении жизни населения города. Результаты исследования могут найти применение при разработке общих и специальных курсов в вузах страны.
Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории России XIX — начала XX вв. исторического факультета МГУ им М.В. Ломоносова. Основные результаты работы были отражены в ряде публикаций, а также в выступлениях на конференции «Историческое профессиоведение» (Москва, 2006 г.), X конференции Ассоциации «История и компьютер» (Москва, 2006 г.) и конференциях «Ломоносов — 2006», «Ломоносов — 2007» (где доклады автора были отмечены дипломами II и I степени).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, а также приложения.
Метрические книги как основной источник исследования
Повсеместно метрические книги вводились в России с 1722 г. указом Петра І, в составе «Прибавления к Духовному регламенту». Их ведение должно было прекратиться декретом ЦИК и,СНК от 18 декабря 1917 г. «О гражданском браке; о детях, и о введении книг актов, гражданского-состояния», но вполне вероятно, что из-за сложной внутриполитической обстановки в стране, в некоторых ее регионах, как и в Севастопольском градоначальстве, метрические книги велись еще в течение нескольких лет. Их структура была достаточно универсальна. И А. Антонова предлагает следующее описание разделов метрических книг:
1) номинативный (основной раздел, в котором собственно велась регистрация родившихся, венчавшихся и умерших);
2) статистический1 (составлявшийся на основе записей и содержащий цифровые демографические данные);
3) «летописный» (раздел, в котором были представлены сведения о редких и аномальных демографических явлениях: рождении двойней, тройней, самоубийствах, смерти в возрасте старше 100 лет и т.п.)64
Считается, что к 30-м гг. XIX в. окончательно завершается становление метрического формуляра, и сведения метрики фиксируются достаточно полно?5. Относительно достоверности метрических сведений у исследователей не существует единого мнения. Большинство из них признают необходимость сопоставления результатов анализа метрики с другими источниками, предупреждают о возможности недоучета сведений. Критика метрических книг и оценка их достоверности и информационного потенциала проводилась еще в XIX в. Д.П. Журавский был одним из первых обративших внимание на два доступных источника по-статистике населения: метрические книги и народные ревизии. Он полагал, что метрики «...в статистическом смысле недостаточны, хотя вполне удовлетворительны для созданых целей: доказательства происхождения каждого лица, законности брака и действительности смерти» . При этом Д.П. Журавский отмечал, что в. городах и плотно заселенных сельских приходах сведения- метрики пригодны для некоторых статистических целей, но в обширных и слабозаселенных приходах метрические книги составляются весьма приблизительно67. Критика достоверности и полноты метрических сведений встречается также у Л. Бессера и К. Баллода, которые пытались оценить степень их неточности . В целом, исследователи. XIX в. относились к метрическим книгам скорее недоверчиво, перечисляя всевозможные причины неточности их содержания. Современные исследователи по-разному характеризуют этот источник, его достоверность и полнота часто подвергаются сомнению, но число проектов по анализу и обработке метрических сведений при этом неуклонно растет. О недоучете в метрике, особенно в XVIII в., упоминает Б.Н. Миронов69; белорусский исследователь В.Л. Носевич на основании изучения метрик Кореньковского римско-католического прихода также настаивает на низкой степени достоверности метрического материала для второй половины XVIII — первой половины XIX в.70 В то же время резко отрицательной оценки метрическим книгам как источнику по демографической истории ученые не дают, скорее речь идет об осторожном отношении к полученным выводам, сопоставлении сведений метрик, их проверки, особенно в ранний период существования.
О недостатках метрического изложения материала, как правило, упоминают все исследователи, степень обобщенности их анализа зависит от того, с какими источниками работал автор и целей его работы. И.А. Антонова, автор многочисленных публикаций по изучению метрик и монографии в соавторстве с Д.Н. Антоновым , приводит следующий общий перечень недостатков метрических книг:
1). конфессиональность (неполнота регистрации населения, несоответствие церковного и административного деления территорий, раздробленность статистических данных о движении населения, различные формуляры записей в метрических книгах разных конфессий).
2) недостаточная степень достоверности регистрации: факта рождения данного ребенка у данного лица (священник не присутствовал при родах), причины смерти (медицинское заключение делалось священником, т.е. непрофессионально), даты демографического события (для священника событие культа имело большее значение), возраста умершего (со слов заявителей).
3) обесценивание значений двух регистрируемых персональных признаков — конфессиональность и сословность72.
Авторы, занимающиеся изучением метрик на региональном уровне, обычно составляют более конкретную классификацию недостатков метрического учета, с которыми им приходилось столкнуться. В качестве примера-таковой можно представить наблюдения А.О. Никитина, сделанные им в ходе исследования метрических книг Пронского уезда за 1722-1874 гг.:
1) указание возраста (для XVIII в. — практически всегда, для XIX в. — во многих случаях приблизительно);
2) недостоверность указания отцовства (незаконнорожденным детям помещиков записывали в отцы крепостных и дворовых);
3) ошибки в написании антропонимов и топонимов;
4) случайные ошибки: описки, пропуски. Пропуски — самый серьезный дефект метрических книг;
5) преднамеренная фальсификация» (случаи, когда священник сознательно шел на искажение сведений записи по тем или иным причинам, строго каравшееся)73.
Данный список позиций, относящихся к недостоверности- метрики, вызывает ряд вопросов. Во-первых, из, текста статьи не совсем понятно, какие именно указания возраста имеет в виду автор — возраст вступающих в брак, возраст умерших или косвенный показатель возраста — дату рождения, внесенную в метрику? Искажения могут встречаться среди всех перечисленных показателей, особенно в первых двух случаях, когда отклонения от реального возраста жениха, невесты или умершего могли быть 2-3 и более года. Второй пункт представляется не столь существенным, потому что искажения подобного рода вряд ли случались ежегодно и в значительном количестве. К тому же установить отцовство помещика у всех его незаконнорожденных детей из других источников также не представляется возможным. Эти же соображения относятся и к последнем пункту в списке — если священник таким образом шел на «должностное преступление», вряд ли об этом всегда было известно его современникам и совершенно точно в исключительных случаях — известно потомкам. Не вполне ясно, чем руководствовался автор, когда выделял пункты 3 и 4 — легко ли различить явные ошибки и описки, например, в географических названиях и фамилиях? Надо предполагать, что явные ошибки и ошибки случайные устанавливаются по частоте их встречаемости в тексте, но как быть, если название встречается только один — два раза? Так ли серьезны эти искажения, каков процент ошибок в написании антропонимов и топонимов, приводящий к полному искажению названия или имени, которое не позволяет установить исходный вариант? Последнее замечание, относящееся- к пункту 4, связано с понятием «пропуск», которое автор относит к самым- серьезным дефектам метрических книг. Для пояснения своей мысли он приводит цитату Б.Н. Миронова «... метрические ведомости с начала XVIII в. и до 1830-х гг. недоучитывали численность новорожденных и умерших, особенно женского пола, и. вследствие этого сильно занижали рождаемость и смертность»?4. Дело в, том, что тезис о значительном искажении не совсем соотносится с термином «пропуск». Даже если речь идет об обстоятельствах, когда часть записей о крещениях и отпеваниях была сделана отдельно и впоследствии утеряна, существенные искажения таким образом допустить довольно трудно, и термин «пропуск» к этому случаю не совсем подходит.
Сделав краткий обзор истории- существования метрических книг и их характеристик, обратимся непосредственно к анализу севастопольских экземпляров и их особенностей. Метрические книги г. Севастополя, по которым проводилось исследование, принадлежали следующим церквям: Адмиралтейскому Николаевскому собору (1815-1860 гг. ), Петропавловской греческой церкви (1820-1857 гг.), Петропавловской церкви севастопольского морского госпиталя (1820-1860 гг.; впоследствии она называлась Петропавловской церковью, что на Северной стороне г. Севастополя (1863-1897 гг.)), церкви Дунайской гребной флотилии (1826-1849 гг.), придельной Владимирской церкви (1834-1857 гг.; впоследствии она называлась церковью свт. Митрофания или Митрофаньевской (1858-1866 гг.)), Петропавловской церкви г. Севастополя (1858-1897 гг.)
Общие сведения о населении г. Севастополя в XIX в
Севастополь был основан в 1783 г. на берегу бухты, которая представляла весьма удобную для флота гавань. Она получила название Ахтиарская по названию маленькой татарской деревни Ак-Яр, находившейся неподалеку, безлюдной и заброшенной. Ахтиаром назывался и сам город, до 10 февраля 1784 г., когда указом императрицы Екатерины П было утверждено его основание и название Севастополь88. Император Павел I указом от 12 декабря 1796 г. ненадолго вернул городу его прежнее название, но Александр I окончательно утвердил название города в 1801 г., а 29 февраля- 1826 г.90 выходит отдельный указ, запрещающий называть Севастополь Ахтиаром, а Евпаторию — Козловым. Указом от 8 октября 1802 г.91 в четырех уездных городах Таврической губернии и пяти безуездных, в числе которых назван и Севастополь, предписано назначить городничих. 20 марта 1805 г. Александр I предоставил главному командиру Черноморского флота и портов Черного моря особо учрежденную должность Николаевского и Севастопольского губернатора, соединив таким образом всю военную и гражданскую власть в двух важнейших центрах судостроения и базирования флота.
После завершения Крымской войны потеря Севастополем своего статуса была отмечена указом 10 октября-1865 г.92, по которому в связи с упразднением звания севастопольского военного губернатора город подчинялся Таврическому губернскому начальству. Восстановление его статуса последовало в 1873 г. императорским указом предписывалось «...выделить из, пределов губернии г. Севастополь с прилегающей к нему территорией (т.е. Херсонесским полуостровом и Северной стороной) и подчинить их особому градоначальнику»93; этим же указом определялась точная территория градоначальства до конца XIX в.
Среди воспоминаний о раннем периоде существования города, наиболее интересным, на наш взгляд, является свидетельство о состоянии Ахтиарской гавани, со слов севастопольского старожила, отец которого был в числе первых высадившихся на берег матросов: «... не было ни одной даже хижины: все место было дико и покрыто мелким дровяным лесом и кустарником»94. Население Севастополя в первые годы его существования составляли в основном сами экипажи, они же были его первыми строителями. В 1792 г. по сведениям ведомости по Таврической области, подписанной генерал-майором С. Жегулиным95, население г. Севастополя (без учета военных) составляло всего 197 мужчин и 49 женщин. К 1798 г., судя по данным описания губернского землемера, оно несколько увеличилось: среди жителей насчитывалось купцов 31 мужчина и 20 женщин, мещан — 95 и 29, помещичьих крестьян — 12 и 3", трое , священнослужителей96.
Численность военных, размещенных в Севастополе в конце XVHI" — начале XIX в. была гораздо больше только появлявшегося гражданского населения. После пятой ревизии населения, не распространявшейся на военных, по сведениям «Статистического обозрения на 1810 г.», в Таврической губернии было около 10 тыс. человек военных, которые и размещались преимущественно в Севастопольском военном губернаторстве . П.И.Сумароков в своем описании Севастополя в 1802 г. называет в два раза большую цифру: «Жители, исключая малого числа отставных штаб- и обер-офицеров и мещан, состоят из служащих, коих числом полагается до 20 тысяч человек ». Столь резкое изменение военного контингента в принципе возможно, к середине века в Севастополе будет размещено более 30 тысяч военных, но в целом оно вызывает некоторые сомнения.
Численность неслужащего населения города долго время- оставалась небольшой. В 1810 г. городской голова, описывая условия жизни в Севастополе и состояние его жителей, отмечал: «Город Севастополь состоит из купечества 33-х душ и мещанства 185 душ, но из числа последних большая часть вымерла, другие в неизвестных отлучках и крайней бедности находятся»99. Почти через десять лет после этого сообщения, севастопольские купцы и мещане составляли прошение в городской магистрат о предоставлении льгот и выгод, зафиксировав-приблизительную численность военного и гражданского населения города — 25 тысяч человек, большинство из них военных, купцов, мещан, отставных дворян и разночинцев — не более 500 человек100».
Несмотря на непростые условия жизни в городе, посещавшие его в 20-х . гг. XIX в. оставались довольны увиденным, живописной местностью- и застраивавшимся городским холмом. Краткие заметки о посещении Севастополя оставил в 1825 г. А.С. Грибоедов, путешествовавший по Крыму и побывавший в городе 2-3 июля 101. И.М. Муравьев-Апостол восторженно отзывался о расположении и бухтах Севастополя, невольно сравнивая, его с европейскими портовыми городами . В 1823 г. в «Северном архиве» было опубликовано довольно подробное описание Севастополя, расположение его основных зданий: «На западном берегу сей бухты расположен г. Севастополь и адмиралтейство, а на восточном — разные строения, как-то: офицерские и солдатские казармы, госпиталь и обывательские дома. При устье Южной бухты вдался на юго-восток небольшой залив на 300 саженей, названный
Корабельной бухтой, по берегам ее расположены матросские казармы, экипажные и провиантские магазины»103.
Население города по-прежнему увеличивалось очень медленно. В 1825 г. в Севастополе насчитывалось около 21900 человек (20100 мужчин и 1800 женщин), ревизскому учету из них подлежало (т.е. не относилось к военным) только 522 мужчины и 546 женщин104.
В 40-е гг. XIX в. ситуация в городе была уже несколько иной. Постепенно складывалось местное население города, кроме того, из соседних губерний сюда потянулись на заработки крестьяне. В 1846 г. в Севастополе было 34500 мужчин и 2500 женщин, всего около 37 тысяч человек. Из них 1180 относилась к офицерскому «сословию» (935 мужчин и 245 женщин), 29700 — к нижним чинам (27600 мужчин и 2100 женщин), 600 человек — к «отставным от службы» (400 мужчин и 200 женщин). Крестьян при этом было около 3100 государственных и 2200 помещичьих.105.
Некоторые сведения о развитии города в 1849 г. мы можем получить из годового отчета полицмейстера Николаевскому и Севастопольскому военному губернатору о наличии в Севастополе ремесленников, лавок и учебных заведений. В числе ремесленников в городе проживало 109 портных, 30 сапожников и 81 столяр. «Лавок считается в городе: с красными рядами и мануфактурными изделиями 21, хлебных — 9, бакалейных — 43, с черным товаром — 41, трактиров — 5, погребов с виноградными винами — 59, питейных домов — 29, мясных домов — 7. Училищ: казенных — 2, учителей — 6, учеников — 305, учениц — 100; уездных — 1, учителей — 3, учеников — 39; приходских — 1, учителей — 2, учеников — 33106.
О численности населения города непосредственно перед Крымской войной мы можем судить по сохранившемуся отчету полицмейстера за 1850 г. Всего в Севастополе было 45046 человек, 40140 мужчин и 4906 женщин, относящихся к военным, офицерам и нижним чинам из них было 33692 человека .
В «Описании обороны Севастополя» Э.И. Тотлебена, изданном в 1863 г., приводятся приблизительные сведения о численности населения Севастополя в 1853 г. — 42-45 тыс. человек108. Для характеристики положения дел в городе после окончания Крымской войны часто цитируется фраза, зафиксированная в отчете градоначальника за 1885 г.: «Наступившая в Крымскую войну одиннадцатимесячная осада разорила город до основания, так что в нем осталось только 14 малоповрежденных зданий»109. События осады и обороны города, обстрелы, разрушения, болезни, тяжелые условия жизни резко уменьшили число жителей. Учитывая тот факт, что восстановлением города правительство практически не занималось, ситуация, здесь была крайне трудной вплоть до начала 70-х гг. XIX в. Сведения о численности войск, вернее составов нескольких экипажей, и расквартированных в Севастополе, есть в «Памятных книгах морского ведомства», (см; Приложение, таблицы 1-2). В 1857 г. здесь было 1583 человека «постоянных» и 1287 — «переменяющихся», с каждым годом численность военных постепенно уменьшалась, все больше нижних чинов числилось в «командировках и кампаниях». К 1869 г., судя по сведениям, представленным в «Памятной книге...», в Севастополе оставалось всего 34 человека из офицерского состава и служащих адмиралтейства.
Изменения сословно-профессиональной принадлежности православного населения на протяжении ХГХ в. (микроанализ по сведениям метрических книг)
Сведения о социальной структуре населения,, зафиксированные: в метрических книгах, во многом определяются изучаемым регионом. Как правило, в городах и селах, где состав населения был относительно однообразным; метрические записи также представляют однородные сведения,, зачастую связанные: с сословной принадлежностью прихожан: «крестьянин», «мещанин», «купец». Данные метрических книг Севастополя1 свидетельствуют о многообразии социального спектра, соответствующего сведениями статусе обращавшегося в церковь. Отчасти это многообразие:— результат восприятия;» самоидентификации населения, отчасти следствиене вполне корректной официальной системы,, называемой! «сословной», но в действительности имеющей более размытую структуру определений. Например, сословие «военных» в строгом; смысле слова; состоит из людей; чье происхождение в большинстве случаевшринадлежит к другим сословиям; «Сословие» «иностранцы»— еще более условно; потому что иностранные подданные также- принадлежат к определенным сословиям, соотносящимся или не соотносящимся со существовавшими в России.
Следствием двух вышеназванных причин стало то обстоятельство, что в севастопольских метрических книгах не существовало системы, учета населения, по какому-либо единому признаку — профессиональной, сословной; военной или статской принадлежности и т.п. В основном в метрике представлены самые разнообразные определения: званий, чинов, должностей, сословий, титулов, профессий и других категорий; которые в свою? очередь можно систематизировать ш получить определенный социально-сословный спектр. Название «социально-сословный» отражает его двоякую природу: с одной стороны, метрический учет велсяг согласно официальным, представлениям о структуре сословий, с другой стороны, не все упоминаемые категории можно точно распределить по существовавшей «сословной сетке».
Тезис о том, что в целом метрические записи в Севастополе делались священниками согласно общим господствовавшим представлениям о сословной структуре, скорее даже по определенной рекомендации, подтверждается содержанием спектра. Если в первой половине XIX в. основное внимание направлено на возможно большую точность в определении званий военных, сквозь призму которых рассматривалась вся сословная структура города (см. Приложение, таблица 16), то во второй половине XIX в. большее внимание уделяется уже сословной принадлежности самих военных.
Учитываях тот факт, что численность военных в городе в первой половине XIX в. намного превышала численность «гражданского» населения, а в последней четверти XIX в. была значительной по численности группой, возникает проблема самого определения статуса «военный» — относить ли его к сословию, профессии или отдельной самостоятельной системе, основной, градацией которой было распределение по званиям? В нашем исследовании были совмещены два подхода: военные рассматривались в качестве профессиональной группы с учетом специфики системы званий, согласно которой проводилось распределение. Необходимость подобного совмещения подходов была продиктована исторической особенностью устройства жизни в Севастополе, которую можно назвать и одной из основных общих проблем идентификации и распределения по группам, — это своего рода «сращивание» ремесленных и военных специальностей, званий и профессий. В некоторых случаях звания военных, служивших в рабочих экипажах, и профессии рабочих, трудившихся в адмиралтействе, похожи настолько, что даже место службы не вносит необходимой ясности в решение вопроса. Кроме того, человек, работавший в адмиралтействе, не будучи рекрутированным, по основным параметрам работы не слишком отличался от служащих в экипажах. Поэтому воинские звания и должности нижних флотских чинов, близкие к ремесленным специальностям, рассматривались нами в качестве отдельных «профессиональных групп», не будучи профессиями в полном смысле слова.
Другая общая проблема идентификации и распределения статусов по группам связана с различием понятий «звание» и «должность» военного. В большинстве случаев, существует некоторая двойственность в определении статуса военного, его звание — т.е. принадлежность к нижним чинам (рядовым), унтер-офицерам, обер-офицерам, штаб-офицерам, и его должность — т.е., те непосредственные обязанности, которые на него возлагаются во время службы. Рядовой может быть одновременно «рядовым» и «денщиком», «вахтером», «хлебником», но назвать священнику только свое звание или только должность, последнее вероятнее, т.к. должность имела большее значение для самоидентификации.
В связи с этим, распределение профессий, сословий, чинов, званий, должностей и прочих обозначений статусов, проводилось следующим образом: сословные категории рассматривались отдельно и распределялись в соответствии с существовавшими сословными группами. Под определение сословий попадали все те статусы, которые полностью или частично соответствовали таковым. Так, например, «личный гражданин» определялся как сокращение от «личный почетный гражданин» и включался в категорию сословий, а «стихарный дьячок» — как профессия, принадлежащая к сословной группе «духовенство». Все прочие статусы: звания, должности, профессии и чины рассматривались в составе разных подгрупп. В случаях, когда назывались и сословная, и профессиональная принадлежности, эти сведения разделялись на две разные таблицы. В случаях, когда назывались чин и должность или профессия, такие определения входили в группу «чины». Зачастую та или иная профессия имела большое количество специализаций или «должностей», и для ее представителей выделялись отдельные группы «Плотники», «Кузнецы», «Писари». Военные звания и должности, не связанные с ремесленной специализацией, рассматривались в рамках четырех основных отдельных групп званий «Нижние чины», «Унтер-офицеры», «Обер-офицеры», «Штаб-офицеры».
Таким образом с учетом всевозможных вариаций одного и того же названия были составлены три социально-сословных спектра по сведениям метрики на 1815-1824 гг., 1865-1866 гг. и 1897 г. Необходимо дать некоторые комментарии по содержанию этих спектров, представленных в Приложении, таблицах 16-18, и изменениям численности их основных групп. В первой четверти XIX в., когда военные звания и их специализация фиксировались наиболее тщательно, и городское производство было самым тесным образом связано с нуждами и потребностями флота, большинство названных статусов были званиями военных. Большая часть населения, упоминавшегося в. метрике; — это нижние военные чины и мастеровые адмиралтейства: матросы, рядовые, канониры, унтер-офицеры, квартирмейстеры, фейерверкеры, кузнецы, плотники, столяры, кателыцики, пильщики, купоры. В отдельные группы были вынесены «шкиперы» и «штурманы», представители которых составляли определенный круг специалистов. Число чиновников в городе достаточно значительно, в метрических книгах упоминаются 30 человек, указавшие свой чин по статской службе, не считая категории «писарей» и «клерков». Встречающиеся в источнике представители медицинской- службы и учителя также были связаны с флотом: первые работали во флотском госпитале и экипажах, а вторые — в военном сиротском училище. В этом спектре, в отличие от двух последующих, 1865-1866 гг. и 1897 г., численность военных, состоящих на службе, значительно превышает численность отставных военных. Город, в котором фактически не было коренного населения, еще не успел окончательно сформироваться — крепостных крестьян в нем было немного, в метрических книгах их всего 32, а мещан — 29, также упоминаются 10 купцов.
Период шестидесятых годов девятнадцатого века был одним из самых непростых в истории города. По условиям Парижского договора 1856 года, завершившего Крымскую войну, Россия теряла право на флот и крепости на Черном море, поэтому Севастополь до начала 1870-х гг. не восстанавливался, жизнь в городе была весьма сложной. Это обстоятельство отразилось и в записях метрических книг — военные, состоящие на службе, упоминались очень редко, наиболее многочисленными были группы отставных рядовых и унтер-офицеров, равно как и прочих «отставных» званий и должностей: отставные фельдшеры, писари, мастеровые. Наиболее часто встречающаяся сословная группа жителей города данного периода — это мещане, всего их 161 человек из 594 упоминавшихся в метрических записях. Фактически полностью исчезают сведения о разнообразных мастеровых профессиях, отчасти потому, что на тот период времени флотские специальности не были востребованы в городе, отчасти потому,, что изменилась сама, ситуация-и тенденции его существования. Исчезают звания служащих в рабочих экипажах и сведения о специализации мастеровых, потому что они перестают заявлять о себе как о представителях определенной профессии:
К 1897 году жизнь города вновь резко меняется: в 1873 г. Севастополю вернули статус города-крепости и базы флота, его население существенно увеличилось. Кроме основного населения города, сформировавшегося отчасти за счет естественного прироста, отчасти за счет миграции, отчасти за счет пополнения отставными военными и состоящими в запасе армии, в Севастополе также появляются жители, приходившие на заработки. Как правило, это были крестьяне из других российских губерний, место приписки которых тщательно указывалось в метрических записях.
Основные аспекты и тенденции смертности в Севастополе
Среди аспектов смертности в г. Севастополе можно выделить три наиболее значимых — это сезонные колебания смертности, возраст умерших и причины смерти. Существуют и некоторые другие аспекты, например, половое распределение умерших, который был вкратце рассмотрен в.разделе 3.1 по сведениям отчетов, градоначальника. Но в процессе исследования и выявления наиболее важных показателей выяснилось, что в нашем случае пол умершего не соотносится ни с сезонным распределением смертности, ни с возрастом умерших, ни с причинами смерти, следовательно, никак не влияет на общую картину смертности в городе и не является- определяющим аспектом. И мужчины, и женщины в Севастополе умирали от одних и тех же болезней (исключая случаи женской смертности,хвязанной с родами или же ракового поражения половых органов), мужская и женская смертность одинаково возрастала и снижалась в течение года. Естественная для военного города высокая смертность мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет объясняется-тем фактом, что само-мужское население было в.несколько раз больше женского, а также спецификой военной службы. Взаимосвязь же сезонности смертности, ее причин и возраста умерших прослеживается на примере данных севастопольских метрических книг следующим образом. Соотношение различных видов, заболеваний, послуживших причинами смерти жителей, изменяется для каждой возрастной группы умерших, при этом обострение заболеваний происходит в рамках определенных сезонных периодов. Из-за взаимно обуславливающего характера этих аспектов представляется невозможным изучение и анализ любого из них изолировано.
Прежде чем перейти к анализу сезонных колебаний, возраста умерших и причин смерти, необходимо подробнее остановиться на способе фиксирования соответствующих показателей в метрических книгах. Информация О/ возрасте умерших и причинах смерти, особенно» в записях первой четверти XIX в., достаточно специфична. В начале века младенческая смертность отмечалась лишь приблизительно, нередко ребенок, проживший всего несколько дней, значился в книгах как годовалый. Позднее сведения о младенческой смертности заносились более тщательно. Труднее проследить, насколько точно указывалась смертность детей в возрасте от двух до пяти лет, но, вероятно, и в этой возрастной группе встречались неточные записи. Кроме того, на протяжении всех рассматриваемых периодов жизни города, явно прослеживается известный эффект «округления» возраста у взрослых и пожилых жителей. Насколько точно указывались в метрике даты смерти и погребения, установить весьма затруднительно. Отчасти эта проблема связана с рассмотренным выше вопросом о? величине промежутка между датой смерти и датой погребения по метрике. Что касается фиксации причин смерти, помимо проблемы, связанной с вариациями одного и того же названия болезни (например «туберкулез», «туберкулез легких», «чахотка», чахотка легких», «чахоточная», «бугорчатка», «туберкулезное поражение легких»), существует также проблема классификации заболеваний и их сопоставления- на протяжении анализируемых периодов. Все перечисленные особенности необходимо учитывать при анализе метрических данных.
Для того, чтобы продемонстрировать выявленную взаимосвязь трех аспектов смертности, они будут рассматриваться следующим образом: соотношение сезонного распределения смертности и причин смертей, затем — причины смерти и возраст умерших и, наконец, сезонное распределение возраста умерших.
Несмотря на то, что сезонные колебания смертности в городе на протяжении XIX в. были различными, в них можно выделить определенную, хотя и не всегда явную, тенденцию. В 1815-1825 гг. рост смертности наблюдался в январе, затем в марте и с апреля до октября смертность фактически оставалась высокой, чуть снижаясь в июне. Примечательно, что апрель в более поздние периоды существования города обычно описывается как период обострения инфекционных заболеваний, зачастую не прекращающихся до конца года. В данном случае кривая отображает сезонное обострение различных инфекционных заболеваний у взрослых и детей. В 1851 г. наиболее высокие показатели зафиксированы в январе, апреле и июне, осенью же наблюдается явное снижение смертности (см. график 3.16).
Похожим образом распределяется смертность и в 1865-1866 гг. — но здесь более четко разделены болезни весеннего и летнего спектра. Небольшой подъем смертности в марте и апреле и некоторый спад в мае, вероятно, соответствует группе простудных заболеваний, наряду с инфекционными, а" затем в июне происходит новый скачок смертности, в целом напоминающий, соответствующий рост в 1815-1824 гг., но более «сглаженный».
В 1885 г. распределение смертности было, достаточно равномерным, с небольшим повышением в марте, июле—августе и октябре. В 1897 г. можно отметить довольно резкий рост смертности в марте, затем такой же резкий ее спад в апреле и мае; высокая летняя смертность, явно инфекционного характера, существенно снижается к августу и постепенно затихает к концу осени.
Сезонное распределение смертности в 1833-1834 гг. нуждается в отдельных комментариях. На примере 1833 г. можно рассматривать частое и немаловажное явление в жизни города — эпидемии. В метрических книгах, несмотря на отсутствие соответствующих пояснений, случаи эпидемий выявляются довольно просто. Основные характерные черты эпидемии можно определить следующим образом: резкий рост смертности во всех возрастных группах населения или же в одной из них; высокая смертность от причин, несвойственных той или иной группе (например, высокая смертность взрослого населения от причины «понос» явно указывает на наличие эпидемии дизентерии или холеры в городе); вне зависимости от общей длительности эпидемии существует ее «пик», приходящийся на какой-либо месяц, как правило, это резкий рост и резкий спад смертности, хотя в случае продолжительной эпидемии смертность может достаточно долго оставаться высокой.
В 1833 г. была эпидемия холеры, что получило соответствующее отображение в метрике, график за 1834 г. приведен для сравнения «обычного» и «эпидемического» сезонного распределения смертности (см. график 3.18). Первые случаи смерти от холеры в 1833 г. были зафиксированы в августе, в сентябре смертность от холеры в несколько раз превышала все прочие, в октябре наблюдался такой же резкий спад смертности, и в ноябре-декабре холера полностью исчезла из списка причин. В 1834 г. сезонное распределение смертности было вполне обычным: увеличение весенней и осенней смертности за счет сезонных колебаний инфекционных и простудных заболеваний.
Если разбирать сезонные колебания наиболее часто встречающихся причин смертности в 1833 г., то эпидемия холеры представляется1 более затяжной, чем это было отмечено в метрике. Частота встречаемости тесно связанной с «холерой» причины «понос», которая регулярно отмечалась в течение года, резко возросла в августе и гораздо медленнее снижалась на протяжении осени и зимы. Это не означает, что все зафиксированные случаи смерти от «поноса» фактически являлись, смертью от «холеры», но можно предполагать, что часть случаев смерти в результате холерной эпидемии записывалась, именно таким образом. Смертность от «оспы», характерная скорее для младенцев и детей, была высокой, в феврале и в летние месяцы, смертность, от «водяной» у взрослых, напротив; была высокой в апреле и октябре. Смертность от «чахотки» была достаточно высокой влечение всего года, пик смертности приходился на февраль, а смертность от «горячки» возрастала в весенний и осенний периоды.
Взаимосвязь сезонности смертности и ее причин также хорошо прослеживается в 1897 г., когда существенно возросла точность диагностики заболеваний. На графике 3.19 представлены семь причин смерти населения Севастополя с. наибольшей частотой встречаемости. Причина «катар» рассматривалась отдельно от комплекса желудочно-кишечных заболеваний для. большей ясности, хотя вероятнее всего, под «катаром» здесь подразумевался «желудочно-кишечный», «желудочный» или «кишечный катар». Частота встречаемости трех причин, предположительно отражающих инфекционный характер заболеваний желудочно-кишечного тракта, — «понос», «катар», «воспаление желудочно-кишечного канала», резко увеличивается! летом, оставаясь достаточно стабильной на протяжении остальных времен года. Причина «конвульсии», встречавшаяся у младенцев, не может иметь однозначной трактовки, потому что является скорее признаком заболевания с высокой температурой, а не определенным заболеванием
