Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Власть и крестьянство в годы мировой войны 1 9.07.1 914-3.03.1917гг.
1.1 Деревня центральной России перед войной: тенденции развития. С. 21-32
2.1 Центральное Черноземье в 1914-начале 19 1 7г.: влияние войны на взаимоотношения государственной власти и крестьянской общины .
3.1 Власть и крестьянство в войне: кризис сознания солдат Восточного фронта .
ГЛАВА 2. Армия и деревня в войне и революции 1917 года . С.107-164
2.1 Великорусское крестьянство и государственная власть страны СЛ 07-137 в борьбе за разрешение аграрного вопроса .
2.2 Солдатские массы армии и гарнизонов тыла в 1917 году: от войны к миру .
Заключение.
Приложения.
Примечания.
Источники и литература.
- Центральное Черноземье в 1914-начале 19 1 7г.: влияние войны на взаимоотношения государственной власти и крестьянской общины
- Власть и крестьянство в войне: кризис сознания солдат Восточного фронта
- Великорусское крестьянство и государственная власть страны СЛ 07-137 в борьбе за разрешение аграрного вопроса
- Солдатские массы армии и гарнизонов тыла в 1917 году: от войны к миру
Центральное Черноземье в 1914-начале 19 1 7г.: влияние войны на взаимоотношения государственной власти и крестьянской общины
Объективный процесс капитализации народного хозяйства, общественных отношений, магистрального пути развития страны в начале XX века, требовал политической воли для своего воплощения в жизнь. Развитие буржуазных отношений перед войной «подстегивалось» административной практикой столыпинского аграрного законодательства, вынужденного в сжатые сроки решать то, что было упущено в предшествующие годы.
Время непосредственного кануна мировой войны, - 1910-14гг., - это переход ко 2-му этапу реформы, называемый отечественными исследователями «новым курсом» в проведении аграрной и переселенческой политики, расширяющим сферу реформирования деревни. Это время усиленного внедрения капиталистических тенденций в русское сельское хозяйство, период закрепления уже достигнутых результатов.
В этот период в еще большей мере проявляется комплексный характер реформы за счет расширения методов использования на практике модернизаци-онных мероприятий на селе, углубления уже существовавших подходов государственной власти к аграрной проблеме и потому «с наибольшей рельефностью эффект столыпинского реформирования российской деревни дал о себе знать в последние два года, перед Первой мировой войной» (10).
В экономической сфере своего воздействия аграрная реформа вела к смене экстенсивного по своему характеру земледелия и землепользования, интенсивными технологиями, базирующимися на рыночных отношениях, новой инфраструктуре, частнособственнических правоотношениях. Процесс мобилизации земли, рыночное перераспределение надельных земель, земель собственников-некрестьян, государственных земель внутри крестьянского социума, безусловно, укрепляли отечественное сельское хозяйство, создавая предпосылки для качественного скачка в его развитии.
Неизбежная пролетаризация и пауперизация определенной части крестьянства «размывали» несокрушимость общины как мощного оплота архаичного традиционализма в деревне. Образование широкого слоя собственников расширяло социальную базу правящего режима. В поисках опоры внутри крестьянского «мира», в неоднородности села, власть, таким образом, создавала тот слой крестьянства, который объективно в перспективе должен был стать ее союзником, заинтересованным в сотрудничестве с государством, в помощи от него в ходе реформы, взаимовыручке во внутриполитической сфере. То есть, переход значительной части крестьянства с позиций противостояния с властью на путь союзнических взаимообязательств, позволял не только просто продолжать реформирование аграрного сектора, но и осуществлять движение политической, социальной системы Российской империи путем эволюции, в сторону тех перемен, что были неизбежны при становлении капиталистического строя.
Законодательство и административные мероприятия столыпинской аграрной реформы внедрили в жизнь деревни элементы, чуждые традиционному мировоззрению: свободу предпринимательства и частную собственность на землю как основополагающие моменты буржуазных отношений. Устранение института обычного права, становление крестьянина как собственника, развитие свободной личности в условиях рыночных связей, изменяли отношение к земле, отношение к своему труду на ней. Качественные изменения в ментальности человека в перспективе вели к укреплению капиталистических отношений в деревне. Перемены в общественной психологии, в сознании каждого земледельца, несли с собой условия гарантии необратимости реформы. Развитие кооперации, процесс мобилизации земельного фонда, энергичная переселенческая практика, решавшая вопрос об аграрном перенаселении, самим своим существованием способствовали этим переменам. Другое дело, что для «устойчивости» данных изменений, превращения их в факт общественного сознания, передачи посредством коллективного мировидения последующим поколениям, требовалось больше времени, нежели оказалось в действительности отведено историей.
По некоторым данным, к началу 900-х годов цифра перенаселения в российской деревне достигала порядка 13-15 млн. чел. (11). Потому, в борьбе с малоземельем, община, отказывая в праве на землю «чужакам», одновременно выталкивала тех своих односельчан, кто уже фактически перестал быть земледельцем. Действительно, принадлежность таких «крестьян» к селу выражалась лишь их юридическим отношением к сельскому обществу, но никак не земледельческим трудом, хотя в конце XIX века до 70% рабочих крестьянского сословия уходили в страду с заводов и фабрик по деревням на срок больше шести недель, в том числе 30%) - на 2-3 месяца.
Важнейшей причиной, побуждающей рабочих порывать связь с землей, является переход от ручного труда к механическому производству. Таким образом, произошло совпадение двух тенденций - политики общины в отношении «неземледельцев» и промышленная индустриализация страны, что приводило к «раскрестьяниванию» определенной части сельских жителей (12).
Тем не менее, данный процесс имел и опасные для страны в ближайшей перспективе последствия. Ускоренная модернизация проводилась на фоне значительного отставания решения аграрного вопроса в смысле общей капитализации села. Параллельно с аграрным перенаселением и пауперизацией многих крестьян, это вело к отрыву масс от сельскохозяйственного производства. Такие люди ощущали себя социально обойденными в силу безземелья и зачастую следовавшей за этим нищеты. Ломка вековых устоев крестьянской семьи, падение материального благополучия в ряде хозяйств, самым резким образом нарушали сложившуюся общественную психологию крестьянства как сословия традиционного общества. Картина мира человека есть не истинный слепок с реалий, но - трансформированное в человеческом сознании восприятие действительности (13). Перемены в ментальных структурах сознания российского земледельца имели следствием агрессивное отношение к окружающему миру, и, отсюда, по степенный переход первенства в общественном мнении к молодежи (14).
Власть и крестьянство в войне: кризис сознания солдат Восточного фронта
Из деревни же сообщалось, что «крестьяне даже не допускают, чтобы могло случиться иначе, и высказывается только неудовольствие на медлительность правительства в осуществлении этой меры» (122). Власти отмечали, что замечается тенденция к солидарности крестьян с фабричными и солдатами, к совпадению степени их претензий к правительству. Указывая, что в целом крестьянство держится спокойно, донесения свидетельствовали о его расчетах «своевременно предъявить...требования на землю» после войны. Данная тенденция проходила параллельно с учащением преступлений по оскорблению Императора (123).
1916г. показал некоторое успокоение в радикальности настроений, по крайней мере тех, что можно было наблюдать на поверхности. В армии и, соответственно, деревне царила надежда на награждение землей хотя бы солдат и, в первую очередь, раненых; на селе выражалось желание получить даром землю на солдат, неспособных к труду. Однако внешнее выражение антипомещичьих настроений порой было весьма радикальным: землевладельцам препятствовали при уборке хлеба из расчета, что земля перейдет в общину; наблюдалась даже самовольная запашка помещичьей земли. Но в целом сведения с мест говорили о «спокойствии» в деревне (1 24).
Неизбежность нового военного года, что стало очевидным в сентябре месяце, неудачи на фронтах, наложились в сознании крестьянства на прошедшие в печати сведения о предполагаемом наделении землей георгиевских кавалеров. Это вызвало новый виток слухов о всеобщем награждении общины (125). Теперь всплеск был, несомненно, еще мощнее, ибо за плечами страны было уже два года войны - неудачной войны, на взгляд общества и народа. Такой взгляд формировался независимо от объективных обстоятельств. А впереди была критическая для империи зима 1916-17 гг. и Февраль 1917г.
Действительно, критической для России, ее военных усилий и готовности народа и армии к продолжению борьбы стала зима 1916-17гг. Невозможность транспорта преодолеть тяжесть полученных заданий имела следствием недостаток продовольствия в городе и на фронте, в потребляющих губерниях. Более того, даже производящие местности испытывали нехватку определенного рода продуктов, вследствие неполучения их из смежных областей. Крестьянство, разочарованное в ходе войны в политике правительства, недовольное неэквивалентностью цен на хлеб и промышленных товаров, невозможностью нормального товарообмена, стремилось уклониться от поставок хлеба государству. Политика властей, направленная на преодоление кризисных явлений в области продовольственного снабжения, только усугубляла положение дел.
Система запретительных мер и чрезвычайных полномочий, предоставляемых органам, работающим на снабжение фронта, помноженные на издержки бюрократизма российского государственного аппарата, в конечном итоге давали отрицательные последствия в смысле подрыва доверия к власти и ее возможностям по удовлетворению нужд населения. Запреты и реквизиции всех видов «разомкнули потребителя с рынком» (126). А взятие на себя государством обязательств по снабжению всей страны усложнило обстановку.
Нехватку хлеба этой зимой испытывали и производящие губернии, не говоря уже о потребляющих, в которых своего хлеба крестьянам хватало только до января (127). Так, по определению министра земледелия 9 декабря, Тульская губерния должна была поставить 27 930 000 пуд. хлеба. Данная цифра исчислялась на основании общего размера посевной площади, данных об урожае 1916г., наличия остатков прошлых лет, размеров потребности населения. Однако губернская земская управа констатировала, что максимальные размеры поставки могут быть - 4 816 000 пуд. ржи и 13 767 000 пуд. овса (128). В январе 1917г. в губернию должно было ввозиться 103 000 пуд. пшеничной муки (43 тыс. - из Воронежа и 60 тыс. - из Курска). Но в ввозе было отказано, почему Тульская городская управа просила губернатора разрешить самостоятельные закупки в Воронежской, Курской, Полтавской и Таврической губерниях (129). Если в 1916г. продовольственные грузы доставлялись в Тулу по преимуществу из смежных местностей, то в начале 1917г. хлеб пытались «пробить» из Астрахани, Мелитополя, Елизаветграда, Керчи и др. отдаленных территорий (130).
В целом Уполномоченный Председателя Особого Совещания (ОСО) для обсуждения и объединения мероприятий по продовольственному делу в Тульской губернии выделял следующие причины кризиса: проведение разверстки, отсутствие воспрещения ввоза хлеба в губернию, вывоз излишков населением по оптовым ценам в Московскую и Калужскую губернии. Уполномоченный просил Центр о разрешении невыполнения нарядов для армии, отправив хлеб тульскому гарнизону и городу, а также доставить в Тулу крупу, не производящуюся в губернии. Всего Тульской губернии требовалось 1 млн. пуд. ржаной муки, в том числе - 200 000 немедленно (131).
В то же время представляется несомненным факт наличия хлебных запасов в деревне. Так, в рапорте на имя губернатора от 26.01.1917г., веневский уездный исправник доносил, что, несмотря на крайний недостаток в городе ржи и отсутствие ее привоза на городские рынки, наблюдается «вообще уклонение крестьян и землевладельцев от продажи ржи по твердым ценам» (132). Более того, в отдельных местностях замечалась даже скупка хлеба в надежде на весеннее повышение цен (133). Количество хлеба, назначаемого к ввозу в губернию зимой, определялось на основании согласования по данным губернских продовольственных совещаний о потребности и возможностей перевозки продуктов (134). Часто уполномоченные заранее привязывали отдельные уезды или группы населения к определенным губерниям производства. В таких случаях часть адресатов подвергалась опасности неполучения необходимого продукта. Управляющий делами ОСО по продовольственному делу Гаврилов в почтотеле-грамме от 8.12.1916г. рекомендовал «разверстать лишь количество продукта без указания района его получения, а затем по мере заготовки направлять его туда, где в нем ощущается наибольшая нужда...», а также равномерно выпускать на рынок продовольствие, дабы воспрепятствовать образованию запасов отдельными группами населения (135). Население вообще стремилось уклониться от обязательств перед государством и поступало вопреки решениям властных органов по мобилизации усилий на войну.
Хлебовладельцы сознательно придерживали продукцию. Центральная власть, исчерпав кредит доверия деревни, не могла рассчитывать на добровольную поддержку села, что и выявилось в критический период обострения внутренней обстановки в стране, ведшей войну. Действительно, главную трудность власти испытывали при попытке взять хлеб у его держателей и производителей, сосредоточивших основную массу хлеба (136). Решив этот вопрос, возможно было говорить и о разрешении продовольственной проблемы, так как представляется, что фактор транспор гного недостатка имел второстепенное значение по сравнению с нежеланием владельцев хлебных запасов пойти навстречу усилиям власти в деле снабжения. Роль транспорта возрастала только ввиду переброски продовольствия из дальних местностей, раз уж Черноземье Европейской России не хотело помочь правительству.
Зимой 1916-17гг. напряжение с продовольствием испытывали все потребляющие губернии и в части хлебопродуктов - производящие (137). Систематическое невыполнение уполномоченными данных Особым Совещанием нарядов, в совокупности с запретительной политикой, создавали критическое положение на местах (например, в Рязанской губернии). Затрудненность юго-западных железных дорог в январе месяце отрезала южные плодородные губернии от центра России (138). По данным Протопопова под снегом, в связи с заносами, находилось 60 000 вагонов (139). Вообще же, запасы хлеба, имевшиеся в распоряжении государственных органов, упали в начале 1917г. - на 1.03.1917 - до 10 млн. пуд. при ежемесячной норме потребления св. 90 млн. (140). Вмешательство военных властей часто усложняло ситуацию. Например, Наместник вел. Князь Ьіиколай Николаевич, в нарушение плана, выработанного Мукомольным Бюро ОСО, запретил вывоз продовольствия с Кавказа (141). С другой стороны, уполномоченные по закупке хлеба для армии, могли выделить часть заготовленной продукции для местных нужд (142), осознавая опасность кризисной обстановки, складывавшейся внутри империи.
Великорусское крестьянство и государственная власть страны СЛ 07-137 в борьбе за разрешение аграрного вопроса
Стремление крестьянства к организации своей собственной власти на местах было явлением в рамках всей империи, общероссийской тенденцией. Именно такая власть могла действовать в интересах деревни, позволяя квалифицировать действия крестьян как «законные» (21). Так, Председатель Тульской губернской земской Управы сообщал в МВД 25 марта: «У большинства местных комитетов наблюдается стремление к абсолютной независимости и представление о том, что им принадлежит вся полнота власти» (22). Деревня полагала, что возможность обретения своей власти собственными силами, дает право решать вопросы обустройства своей жизни. Село убеждало Центр, что «из всех слоев сельского населения только они могут достойно представлять государственные интересы». Решения сходов, комитетов, съездов, собраний воспринимались как законы. Постановления местных властей в глазах деревни были гораздо легитимнее нежеланных центральных указов. Губернские и уездные власти всех видов, узаконивая действия крестьян, тем самым способствовали реализации целей поземельной общины, которая на деле получала в свои руки землю и волю в своем, крестьянском понимании. Помимо того, распыленность власти, ее неустойчивость и неустроенность позволяли общинникам использовать в своих интересах те общегосударственные и местные решения, которые были необходимы, дабы «обезопасить себя в правовом отношении» (23). Такое положение складывалось вследствие противоречивости и правомочности огромного числа властных органов и общественных организаций в обстановке 1917 года. Например, в Воронежской губернии на предъявление помещиком на сходе правительственной бумаги о незаконности захватов, комитет отвечал, что крестьянам «незачем обращать внимание на слова министров, раз они выразители воли народа» (24).
Реальная власть на селе, «свои» представители в комитетах, манипуляция законодательством различных уровней, позволяли общине навязывать центральной власти свой взгляд на мироустройство и его необходимые характерные составляющие. Слабость Центра, не способного подтвердить делом провозглашаемые принципы политики, побуждала крестьянство, в случае расхождения с правительством в каких-либо вопросах, просто ставить его перед совершившимся фактом. Конечно, не везде и не всюду переход власти в руки крестьянской поземельной общины проходил гладко и без трений, однако действительно, при преимущественно крестьянском составе сельских органов власти, община в своем видении разрешения аграрного вопроса, имела большинство голосов, а, значит, и силу.
Временное правительство было фактически вынуждено лишь констатировать данный процесс. Так, в своем приказе от 1 8 июля, предписывающем продовольственным комитетам взять на себя исключительное право разрешения всех вопросов землевладения и землепользования, министр продовольствия Пешехо-нов признавал, что местные продовольственные и земельные комитеты дезорганизуют своими действиями народное хозяйство (25). Действительно, уже весной волостные комитеты (а, значит, сходы) брали на себя обязанности запретительной политики в пределах волости, запрещая рубку леса, вывоз зерна за пределы района, продажу инвентаря и скота (26). Потому с мест нередко доносили о вмешательстве комитетов в поземельные отношения. Вторжение крестьянских властей в правовую жизнь деревни шло вразрез с указаниями Петрограда и местных продовольственных органов, ввиду чего на местах создавалась анархия. Как свидетельствует докладная записка делегата 3-й армии Калишского пехотного полка, командированного в Воронежскую губернию для агитации по продовольственным вопросам, бездействие комитетов и их частое переизбрание ведет к падению авторитета «комитетчиков» и замену их лицами, проводящими прообщинную линию. По мнению делегата, данное обстоятельство есть «главная причина проявляющейся в деревне анархии». Главное, отмечал делегат, - «В части крестьян укоренилось мнение, что земли народом уже переданы в собственность народа» (27).
Помимо различных крестьянских комитетов, по всей России создаются Советы крестьянских депутатов. В ЦЧР их образование проходило на съездах крестьян: апрель - в Воронежской и Тульской губерниях; май - Курской, Рязанской, Тамбовской; июнь - Орловской (28). Все исследователи отмечают довольно низкий уровень влияния крестьянских Советов на деревню, которая, впрочем, приспосабливала решения Советов для удовлетворения своих требований и узаконения деятельности. Советы крестьянских депутатов находились всецело под влиянием эсеров и были вынуждены либо терять доверие масс, ввиду образования социалистического правительства, либо действовать наперекор Центру. Большая часть крестьянских Советов не переизбиралась вплоть до Октября, а их сравнительно небольшое количество на уездном (317 уездов из 813 к концу июля (29)) и волостном (16 волостей из 1001 в центральной России (30)) уровнях позволяет действительно сделать вывод о незначительном непосредственном влиянии Советов на общину и проводимую ею политику в деревне в 1917г. (31).
Деструктивная деятельность комитетов и Советов в деревне имела следствием рост напряженности, усиление захватных действий, организацию крестьянского аграрного движения в масштабах, явно превышающих губернские. Так, деятельность следственных комиссий, созданных для борьбы с аграрными беспорядками, парализовалась Советами. Например, 3-й Тульский губернский крестьянский съезд в августе постановил изъять из ведения судебных органов все дела о крестьянских бунтах, а губернскую следственную комиссию распустить (32). Понятное дело, что в таких условиях никакие проправительственные силы не могли действовать в деревне, кроме как опираясь на войска. Однако во многих тыловых гарнизонах существовали военно-крестьянские организации, пользовавшиеся авторитетом и сочувствием солдат. Их возникновение было обусловлено платформой Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов. Несмотря на отсутствие заметной роли в политической жизни, данные органы власти крестьян в солдатских шинелях, безусловно, препятствовали проведению карательных акций против деревни (33). Помимо того, очевидным представляется факт, что солдаты тыловых частей не выполнили бы приказа о такой акции и потому власти могли полагаться (да и то с большой долей условности) лишь на кавалерийские и казачьи части (34).
Солдатские массы армии и гарнизонов тыла в 1917 году: от войны к миру
Вообще же проблема пополнения Дармии стала одной из важнейших в кругу военных вопросов, вставших перед новой властью, решившей продолжать войну до победы. К моменту Февральской революции в армию было призвано уже более 15 млн. чел. Призыв новобранцев 1919г. стал последним для России в мировой войне. Внеочередные призывы в преддверии кампании 1917г., долженствовавшей носить решительный по своим результатам характер, призваны были отсрочить возрастающий кризис пополнений для армии. По данным Ставки, в октябре 1916г. в России было возможно забрать на военную службу всего около 700 000 чел. из 1,4 млн. военнообязанных, еще остававшихся в тылу. Помимо того, запасные пехотные полки в начале 1917г. могли дать фронту 1,1 млн. Таким образом, человеческие ресурсы, исчисляемые приблизительной цифрой в 1,8-2 млн. чел., могущих быть отправленными в окопы (ПО), достались новой, революционной власти, перед которой, в свою очередь, встала проблема продолжения войны и грамотного распоряжения резервами.
Особенно остро этот вопрос встал после летнего наступления, когда войска настойчиво требовали подкреплений, ибо только на ЮЗ фронте некомплект к 1 июля достигал 320 тыс. чел. (11 1). В деле изыскания новых резервов, военное ведомство часто пыталось разрешить проблему организационными методами - «экономией» людей в тыловых частях (например, проект военного министерства об образовании на время войны «особого резерва государственного ополчения», куда включались все нестроевые чины, а пригодные ратники II разряда отправлялись в армию) (112). В августе военный министр приказывал принять в военных округах меры по упорядочению дела учета людей в оставшихся запасных полках как основного источника пополнения армии: систематическая поверка списочного и наличного состава; освобождение запасных пехотных полков от негодного человеческого материала; замена всех чинов, не бывших на фронте, эвакуированными. Сообщения сведений о наличном составе должны были доноситься к 1 и 15-му числам каждого месяца (113). Порой возникали довольно курьезные моменты, как, например, указ Временного Правительства от 5 июня о призыве запасных о. Сахалин и п-ова Камчатка или представление военного министра от 21.08 о возможной замене всех годных к строевой службе железнодорожных служащих женщинами (114) в условиях массового дезертирства.
Но никакие меры не могли помочь выиграть войну армии, не желавшей воевать. Оставалось хотя бы не проиграть ее. А прибывавшие из тыла пополнения еще более разлагали фронт. Запасники выступали против наступления, окопной жизни, против продолжения войны вообще. Поэтому военачальники требовали либо вовсе не давать подкреплений, либо присылать только тех, кто готов воевать и наступать, для чего опрашивать солдат перед отправкой и, в качестве ручательства, предлагать дать подпись (115). Военным ведомством выделялись определенные категории солдат запасных частей, разлагавших фронтовиков антивоенными настроениями: J. бойцы из дезертиров и уголовных элементов; 2. бывшие полицейские, стражники и жандармы; 3. кадровый состав запасных пехотных полков; 4. солдаты расформированных распоряжением Главковерха в августе частей, отправляемые небольшими партиями в разные подразделения всех 4-х фронтов; 5. военнослужащие, присылаемые из гарнизонов, где происходили волнения (особенно малокачественными считались солдаты Петроградского ВО); 6. агитаторы и им сочувствующие, подлежавшие отправке в Дармию распоряжением Главного Управления Генерального Штаба (116). Последним значительным ударом дезорганизующего влияния пополнений на Дармию стала отправка на фронт запасных пехотных полков летом 1917г. Часть полков отказывалась выполнить приказ, что выливалось порой в солдатские волнения, что побуждало власти к применению силы. Командование отмечало, что эти «пополнения деморализуют последние надежды на оздоровление. Они не имеют никакой боевой ценности». А Главковерх ген. Корнилов требовал от Керенского введения смертной казни и срочных мер по «оздоровлению тыла» (117). В первую очередь в состав маршевых рот, выводимых в окопы, входили старослужащие и бойцы среднего возраста, после чего в тылу по-преимуществу оставалась молодежь, старики 40-43 лет, эвакуированные и те военнослужащие, от которых отказывались фронты (118). Можно сделать вывод, что к осени, когда солдатские волнения в гарнизонах стали выливаться в формы дезорганизации власти военного начальства (119), состав запасных полков состоял из элементов, наиболее склонных к насилию и открытому неповиновению. Всего за сентябрь-октябрь в тыловых гарнизонах России произошло около 450 солдатских выступлений различной степени размаха и интенсивности. При этом зачастую волнения приходилось подавлять вооруженной силой, опираясь на кавалерию и броневики (120).
Осенью, после разгрома корниловского выступления и нарастания процесса большевизации низовых организаций тыла на всех уровнях власти, солдатское движение гарнизонов окончательно выходит из-под контроля властей. Так, рязанский губернский комиссар доносил в штаб МВО 25 сентября, что, по словам начальника рязанского гарнизона, все войска ненадежны (121). Донесения с мест в период перехода управления в комитетах и советах к большевикам, свидетельствуют, что частей, поддерживающих Временное Правительство, практически не осталось, а доминирующим чувством в настроениях солдат является стремление возвращения по домам (122). Противодействие центральным властям со стороны солдатских масс укреплялось еще и тем, что центр тяжести солдатского движения переместился из губернских центров в уезды, так как крупные гарнизоны в большинстве своем были отправлены на фронт еще летом. И именно солдаты, при отсутствии значительного числа рабочих в уездных городах, явились революционной опорой большевистских Советов в борьбе за власть (123).
