Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Состояние религиозно-нравственного воспитания населения Оренбургской епархии во второй половине XIX - начале XX века 29
1 Структура православной церкви и религиозно-нравственное воспитание населения епархии 29
2 Образовательная деятельность русской православной церкви в Оренбургской епархии 57
Глава 2. Становление системы церковно-приходских школ, их роль в системе начального образования населения епархии 80
1 Зарождение и развитие церковно-приходских школ в Оренбургской епархии 80
2 Программы обучения и организация учебно-воспитательной работы в школах 106
Глава 3 . Преподавательский состав церковно-приходских школ 136
1 Образовательный ценз учителей и система их подготовки 136
2 Социально-экономическое положение педагогического состава церковно-приходских школ 160
Заключение 188
Сноски и примечания 195
Источники и литература 210
Приложения 223
- Структура православной церкви и религиозно-нравственное воспитание населения епархии
- Зарождение и развитие церковно-приходских школ в Оренбургской епархии
- Образовательный ценз учителей и система их подготовки
- Социально-экономическое положение педагогического состава церковно-приходских школ
Структура православной церкви и религиозно-нравственное воспитание населения епархии
Ренессанс духовных ценностей православия в нашей стране не случаен. Суть в том, что именно они имманентны духовности русской нации, ее генезису на определенном этапе становления и развития и, что весьма существенно, соответствуют периодам крутых поворотов в ее исторической 1 судьбе. В многоконфессиональной России православие неизменно сохраняло духовное дружелюбие, понимание и уважение к другим религиям. Поэтому акцент на духовно-нравственных ценностях православия не только не противоречит российской истории, а напротив, гармоничен и толерантен ей49.
Многие деятели от живописи, театра, кино и эстрады гордо объявляют себя носителями духовности, забывая о главном ее критерии - высокой нравственности, а для верующих людей - христианской морали.
Выдающийся русский философ XIX века B.C. Соловьев обозначил важнейшую черту русского национального идеала. «Обыкновенно народ, желая похвалить свою национальность, в самой этой похвале выражает свой национальный идеал, то, что для него лучше всего, чего он более всего желает. Так, француз говорит о прекрасной Франции и о французской славе... англичанин с любовью говорит: старая Англия... Что же в подобных случаях говорит русский народ, чем он хвалит Россию? Называет ли он ее прекрасной или старой, говорит ли о русской славе или о русской честности и верности? Вы знаете, что ничего такого он не говорит и, желая выразить свои лучшие чувства к Родине, говорит о Святой Руси. Вот и идеал - не либеральный, не политический, не эстетический, а идеал нравственно-религиозный»5 ,-подчеркивал он.
Следует согласиться с утверждением уральского историка А.И. Конюченко, что традиционными институтами, посредством которых формировались, усваивались и передавались в среде православного (крещеного в православной вере) населения Российской империи обобщенные знания, определявшие общее видение мира, место в нем человека, идеалы и нормы жизнедеятельности, являлись церковь, семья, школа. Святейший Синод определял следующие задачи церкви: «Деятельность церкви - в проповеди в церкви или в домашнем назидании прихожан, в приобретении особого уважения и доверия их, в ощутимом влиянии на них, во вразумлении заблудших, в христианском образовании детей, в благотворительности, в наставлениях врачебных и хозяйственных». Церкви, кроме того, выполняли и государственные функции - занимались учетом населения, отмечали родившихся, бракосочетания и регистрировали умерших51.
Взаимоотношения православной церкви Российской империи и государства в XIX - начале ХХ.века можно определить следующим образом: церковь тесно слилась с государством, последнее господствовало над церковью, сделало ее орудием политики, а та широко пользовалась услугами государства вплоть до обращения в свое лоно иноверцев52. И главным здесь является вопрос: как, каким образом, посредством чего реализовались данные отношения и какой практический эффект достигался сторонами.
Во второй половине XIX века русская православная церковь официально занимала особое место среди религиозных организаций России. Православие считалось государственной религией. «Первенствующая и господствующая в Российской империи вера есть христианская православная кафолитического восточного исповедания», - гласил закон «О вере»53. Хотя законодательство определяло одинаковые для всех исповеданий права и льготы, порядок перехода мирян в духовное сословие, тем не менее, общий взгляд на действовавшее в XIX в. право дает нам возможность подобного утверждения.
При почти поголовно верующем населении империи религия оставалась влиятельным фактором жизни народа и государства. Постепенно в России сформировалась даже специальная отрасль юриспруденции — церковное право. Оно регулировало не только собственно церковно-государственные отношения, но и в значительной мере - внутрицерковные54.
Как известно, со времени Петра I православная церковь утратила возможность абсолютно самостоятельно решать свои внутренние дела. Она все более и более срасталась с государственными структурами. Синод не мог провести в жизнь ни одно собственное решение без одобрения и утверждения императора. Государство не только определяло характер своих отношений с церковью, но и церкви с обществам, регулировало гражданские права клириков, их семей и монашествующих, законодательно оформляло статус храмов и монастырей, порядок накопления и использования материальных средств.
Вместе с этим, в политике по отношению к православной церкви прослеживается и другой принцип: она учитывала особенности отдельных регионов. В зависимости от целей, которые преследовало правительство на той или иной территории, оно либо сохраняло местные традиции в положении духовенства и взаимоотношениях церкви с прихожанами, либо, наоборот, стремилось к их ликвидации, вводя порядки, уже утвердившиеся в великороссийских епархиях. Одновременно прослеживается тенденция к нивелировке церковного права применительно к каждой из епархий.
Российское законодательство в XIX веке строго охраняло в первую очередь интересы православной церкви. Оно совершенно определенно запрещало иноверцам вести миссионерскую деятельность среди православных, а православным, наоборот, вменяло в обязанность приобщать иноверцев к владычествующему вероисповеданию. Детей, рожденных от родителей разной конфессиональной принадлежности, обязательно крестили по православному обряду, если отец или мать принадлежали к господствующей вере. За выход из православия, а главам семей — за принуждение жен отречься от него или крещение детей в иной вере, предусматривалась отдача под суд с последующим наказанием. Владельца крепостных, уличенного в отступлении от православия, ожидало существенное ограничение личных и имущественных прав. Его населенные имения отдавали в опеку, причем ни муж, ни жена ренегата участвовать в ней не могли. Виновный терял право проживать в собственных поместьях, где обитали православные, брать крепостных в услужение.
Ограничения снимали только в том случае, если он возвращался в лоно господствующей церкви55.
Законы сохраняли преемственность с петровским Духовным регламентом и в определении отношений церкви с государем. Включенный в Свод законов М.М. Сперанским раздел «О вере» декларировал, что «император яко христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия, и всякого в церкви Святой благочиния. В сем смысле император именуется главою церкви»56. В условиях, когда церковь была лишена патриаршего правления, эта формула имела двусмысленный характер, ставя светское лицо над всей церковью и закрепляя за ним роль высшего авторитета в делах православия. Именно упомянутая статья 42 на протяжении многих лет служила основой для критики взаимоотношений императорской власти с русской православной церковью. Термин «казенная», характеризующий положение церкви, занял прочное место в русской демократической и иностранной критической литературе
Проблема отношений церкви с государством привлекла особенно пристальное внимание русского общества во время подготовки отмены крепостного права, поскольку ее связь с развитием духовной жизни народа была совершенно очевидной. Большинством общества тесные узы православия с государством, освященные столетиями российской истории, воспринимались как вполне естественное и положительное явление. Не удивительно, что при подготовке реформы 1861 г. трудившиеся над ее основами не раз обращали свой взор к церкви. Выпады критиков вызывали болезненную реакцию в самой церкви и раздражение официальных структур, провоцировали появление ответных мер, чаще всего в виде анонимных (или под прикрытием псевдонима) изданий, сочинители которых доказывали пользу и полную гармонию церковно-государственного альянса. Однако попытки оправдаться не достигали успеха, поскольку сама концепция верховной власти, зафиксированная в Своде законов, не оставляла сомнений в подчиненном положении церкви. Со своей стороны православная церковь тоже выражала определенное отношение к власти и государству. Однако если государственная позиция ясно была сформулирована и документирована в законодательстве, то официальной, принятой Синодом доктрины отношения церкви к государству не существовало.
Со времен Духовного регламента (с 1721 года) священник должен был немедленно доносить об открывшихся на исповеди замыслах или действиях верующих, направленных против монарха и государства58. Духовенству, особенно приходскому, вменялось в обязанность «предостерегать прихожан своих противу ложных и вредных разглашений и утверждать в благонравии и повиновении господам своим» 59.
Зарождение и развитие церковно-приходских школ в Оренбургской епархии
Среди различных образовательных систем, сложившихся в Российской империи с начала XIX века, наибольшей популярностью в крестьянской среде пользовались школы, существовавшие при церквах и православных приходах, учреждавшиеся по указанию духовного ведомства, либо по личной инициативе священников.
Первые упоминания о церковных школах и учителях в пределах Оренбургской епархии обозначены 25 июнем 1799 года, где упоминаются русские церковные школы в Челябинском заказе - Христорождественской церкви города Челябы дьячковый сын И.Ф. Кузнецов (19 лет), Богородицкой церкви Карачельской слободы поповский сын Ф.О. Мутин (19 лет), Еманжелинской крепости поповский сын А.С.Комаров (16 лет), Верхнеувельской слободы при Георгиевской церкви М.И.Малинин (20 лет), Благовещенской церкви села Петровского дьячок Ф.П. Русанов (19 лет) и Богородитской церкви села Птичьего Н.Д. Протасов (28 лет). При этом Николай Дмитриевич отмечается как наиболее подготовленный в преподавании чтения и нотного пения. В школах обучали чтению гражданской и церковной печати, знаниям катехизиса, краткой священной истории, нотному церковному пению, церковному уставу и чистописанию149. Они были предназначены для обучения детей священнослужителей, но принимали и детей других сословий. Деятельность школ была непродолжительной и эпизодической, всецело зависела от личного участия священников. Упоминание об этих школах не встречается уже в начале XIX века.
Однако эти данные опровергают официальное мнение епархиального наблюдателя церковно-приходских школ Николая Полетаева, высказанное в 1890 году о том, что «в первой половине XIX века народное образование в Оренбургской губернии в основном было представлено лишь школами казачьего войска, появившимися в начале 20-х годов. До тех пор казаки и поселяне получали образование или домашнее, или в тех школах, которые существовали в городах, где они жили»150.
Как указывалось в предыдущей главе, во исполнение секретного указа обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода №13056 от 29 октября 1836 года «Об опыте преподавания поселянским детям Олонецкой епархии», в котором предписывалось «во всех епархиях открывать школы первоначального обучения для детей, обучение проводить домашним образом в доме одного или нескольких членов причта, принимать для обучения всех желающих, без всякого договора и требования оплаты» , преосвященным Ионикием был издан собственный секретный указ для Оренбургско-Уфимской епархии о «повсеместном открытии при приходских церквах и монастырях в видах развития и прояснения религиозного сознания верующих и со специальной целью противодействия через то расколу, поселянских народно-церковных школ»152. Однако на указание епархиального начальства откликнулись далеко не все. В Оренбургском уезде (включая Орский) такие школы были открыты только в семи приходах - в селах Софийском, Михайловском, Зобове, Ратчине, Воздвиженском, Булановке, Ташле; в Троицком уезде - в селах Кундравы и Новокумлянское; в Челябинском - в селах Долговском, Чумляке, Воскресенском, Птичьем и в столице уральского казачьего войска - городе Уральске. Все они начали функционировать в конце 1837 года153. Обучали в них Закону Божью, чтению гражданской и церковной печати, нотному пению и письму.
Указом от 22 июня 1842 года взамен «поселянских школ» по ведомству Министерства Государственных имуществ учреждались «сельские приходские училища». К занятиям в них привлекались священноцерковнослужители с назначением им отныне жалования из казны (наставнику из священников или дьяков - 85 руб. серебром, помощнику из дьяков или причетников - 75 руб. серебром в год). Кроме этого, на наем квартиры, отопление и освещение - 45 руб., на учебные пособия - 25 руб. 50 коп., на наем сторожа 17 руб. 50 коп., а всего 250 руб. серебром на школу в год.
Наставников в начальные училища назначала консистория Оренбургско-Уфимской епархии, назначение учителей так же было в ведении епархиального начальства, однако, подчинялись они Оренбургской палате государственных имуществ. В 1843 году число сельских школ во всей епархии было 14 с 532 учащимися, а в 1846 году их количество увеличилось в 3,5 раза 154.
Школы, как правило, открывались в селах, где были приходы с числом жителей более 700 человек. Показателен пример села Птичье. В 1869 году жителей в селе - 2039 обоего пола, дворов - 391. Все население исключительно русское, православное (при этом указано - 216 раскольников). Детей: до 18 лет мальчиков - 408, до 16 лет девочек - 445. Село достаточно богатое (ветряных мельниц - 24, питейных домов - 4, лавок - 37, хлебных магазинов-16). Главное занятие жителей - хлебопашество, выращивание пшеницы. (Ежегодно в селе проводились базары - 28 мая с оборотом 23 тыс. 810 руб. и 22 октября - 28 тыс. 590 руб. серебром). Казанская церковь в селе каменная, двухштатная, построенная в 1765 году155.
Важной доходной статьей причта были торговые помещения, устраиваемые на церковном погосте. В Птичьем было 37 деревянных лавок и 7 балаганов, которые приносили доход от 500 до 1500 руб. в год156.
Несмотря на рост числа начальных училищ министерства государственных имуществ, некоторые священники продолжали ходатайствовать об открытии школ грамоты в приходах (в 1844 г. священник села Писклова и дьяконы села Белоярского Василий Ильин и Иван Соколов), на что получили разрешение консистории. Это вызвало негативную реакцию чиновников палаты государственных имуществ и длительные объяснения со стороны оренбургской консистории. В результате школы все же были открыты: в Писклове 13 января 1845 г. при 15 учениках, в Белоярском 18 января 1845 г. при 20 учащихся . Обучение велось в церковных сторожках, было бесплатным, но учебные пособия и учебники приобретались на средства родителей. В 50-е годы XIX века упоминание о них уже не встречается.
Невзирая на эпизодическую, кратковременную и несистематическую деятельность подобных школ, они были первыми островками насаждения образования в безбрежном океане безграмотности. Произведенная однодневная перепись населения в Оренбурге, Верхнеуральске, Орске, Троицке, Илецкой защите и Миасском заводе в 1868 году показала, что в этих городах из 61 тыс. 398 человек населения, неграмотных было 44 тыс. 456 человек, т.е. % всех зарегистрированных. Причем процент безграмотных среди женщин составлял 84%. Даже город Оренбург, будучи столицей губернии, имел лишь 44% грамотных жителей158.
Все указанные школы по сути и характеру были церковно-приходскими и относились, по нашему мнению, к категории школ грамоты. «Домашние школы грамоты составляют переходную ступень от семьи к правильно устроенной церковно-приходской школе, подготовляют к ней и служат для нее питомниками. Забота священника должна быть направлена к тому, чтобы всячески поддерживать эти первые, частные опыты совместного обучения детей, дабы не дать заглохнуть ни одной искре добра в этом важном деле .. .»159, - указывалось в циркуляре Святейшего Синода по поводу проекта программ для церковно-приходских школ.
Известный историк, исследователь Оренбургской епархии Н.М. Чернавский приводил следующую статистику церковно-приходских школ: в 1859 году - 21 школа с 457 учениками; в 1860 году - 94 школы с 1719 учеников; в 1866 году - 133 школы с 2385 учеников; в 1869 году - 159 школ с 3284 учениками; в 1870 году - 147 школ с 3137 учениками160, указывая при этом, что «вероятно, не все они существовали в действительности, или часть их шла в счет вместо министерских. Когда в 1872 году состоялась передача церковных школ в ведение Министерства народного просвещения, то школ в наличии оказалось 29»161 (в это же время успешно функционировали 149 казачьих школ с числом обучающие 3 тыс. 877 детей)162. Как правило, инициатива создания церковных начальных школ зависела от благосостояния населения и личной настойчивости священников прихода. В 1861 году в городе Троицке протоиреем Гавриилом Аманацким была открыта церковно-приходская школа, в которой первоначально обучалось 12 мальчиков и 6 девочек. Средства на ее содержание поступали от родителей (50 коп. в месяц) и 500 рублей ежегодно от городского общества. Располагалась она первоначально в церковной сторожке . В 1860 году была открыта первая церковно-приходская школа в селе Долговском Челябинского уезда, просуществовавшая три зимних сезона. Обучалось в ней 15 мальчиков, занятия вел весь притч, кроме священника (у которого на это «не хватало времени»). В 1863 году школа прекратила свое существование «по малоуспешности 164 учения» .
Образовательный ценз учителей и система их подготовки
В соответствие с 10 «Правил о церковно-приходских школах» от 13 июня 1884 года обучение в них обязаны были производить местные священники или «другие, по соглашению с ними, члены причта, а равно особо назначаемые для того, с утверждения епархиального архиерея, учители и учительницы, под наблюдением священника»265. С первого момента возникновения церковно-приходских школ в Оренбургской епархии большая часть законоучителей и учителей была представлена духовенством. Так, согласно отчету за 1894/1895 годы, из 97 школ в 80 состояли законоучителями исключительно священнослужители, из 154 учителей и учительниц - 36 из числа клириков, и практически весь состав, по образованию, принадлежал к духовному ведомству. По образовательному цензу: с высшим образованием - 1, средним - 33, не закончивших средних учебных заведений - 25, окончивших курс в начальных училищах - 49, с домашним образованием - 2, не имеющих звания учителя - 8266.
«Та высота, та безусловность нравственного идеала, которая делает русский народ народом христианским по преимуществу, которая в натурах спокойных и сильных выражается безграничною простотой и скромностью в совершении всякого подвига, доступного силам человеческим, которая в натурах страстных и узких ведет к ненасытному исканию, часто к чудовищным заблуждениям, которая в натурах широких и слабых влечет за собой преувеличенное сознание своего бессилия, и, в связи с ним, отступление перед самыми исполнимыми нравственными задачами, необъяснимые, глубокие падения, которые во всяком русском человеке обуславливает возможность внезапных победоносных поворотов от грязи и зла к добру и правде, - вся эта нравственная суть русского человека уже заложена в русском ребенке. Велика и страшна задача русской школы ввиду этих могучих 137 и опасных задатков, ввиду этих сил, этих слабостей, которые она призвана поддержать и направить. Школе, отрешенной от церкви, эта задача не по силам. Лишь в качестве органа этой церкви, в самом широком смысле этого слова, может она приступить к ея разрешению. Ей нужно содействие всех наличных сил этой церкви, и духовных и светских...» , - писал, известный в 70-е годы XIX века, теоретик и практик церковно-школьного строительства С.А. Рачинский.
Законоучители - священники, как правило, состояли заведующими церковно-приходскими школами. Их обязанности заключались в преподавании Закона Божия, в наблюдении за работой светских учителей, в руководстве их педагогической деятельностью (за исключением тех случаев, когда священник по своему образованию был ниже учителя и не имел опыта преподавания в школе), в наблюдении за поведением учащихся, их религиозно-нравственным развитием, отношением к церкви и соблюдением норм христианской жизни, в заботе о внешнем благоустройстве школы, обеспечении ее всем необходимым для обучения (в том числе изыскание дополнительных местных средств), в случае неурожаев и голода - организация бесплатных столовых для учеников, изыскание возможностей и средств для приобретения продуктов.
В большинстве школ Оренбургской епархии церковное пение и церковнославянский язык преподавали дьяки или псаломщики. Там, где в составе причта было более двух священноцерковнослужителей, подобное распределение занятий было всегда возможно, так как один из членов клира постоянно находился в школе, а второй был занят требоисправлениями (выполнением непосредственных обязанностей священника, как-то: крещение, отпевание, причащение и проч.). Если же причт состоял только из двоих (священника и дьяка), то совмещение приходских обязанностей с учительскими было крайне сложным (приходилось либо переносить занятия по Закону Божию, либо назначать для их проведения светского учителя, либо организовывать письменные работы, под надзором одного из старших учеников), хотя в «Правилах о церковно-приходских школах» оговаривалось, что «в особливых 138 случаях преподавание Закона Божия может быть предоставлено благонадежному учителю из лиц, не принадлежащих к составу клира»268. Подбор и назначение учителей были обязанностью уездных отделений Оренбургского епархиального училищного совета, с последующим утверждением епархиальным архиереем. Преимуществом в назначении на учительское место пользовались дьяконы или, в случае их «неспособности», псаломщики. Если они не имели прав и звания учителя начальной народной школы, то уездные отделения представляли их епархиальному совету только как кандидатов на должность учителя, которые не более чем через два года обязывались приобрести то и другое через экзамен в правлении духовной семинарии или духовном училище, либо в светских учебных заведениях, уполномоченных производить подобные экзамены. Относительно штатных дьяконов, указаниями Святейшего Синода от 25 февраля и 13 декабря 1886 года, они получали наименование дьяконов-учителей церковно-приходских школ и обязывались «непременно подвергаться экзамену» на получение звания учителя начальной народной школы . Более того, в 1888 году преосвященным Макарием, епископом Оренбургским и Уральским было дано указание: «Дьякон тогда только может вступить в права и преимущества штатного дьякона, когда выполнит условие, под которым он определен, именно, когда им заведена церковно-приходская школа и он, по свидетельству благочинного, покажет свои педагогические способности. До тех пор дьякон должен состоять на вакансии псаломщика и проходить все труды наравне со своими товарищами. Если штатный дьякон будет уклоняться от исполнения прямых своих обязанностей учителя в церковно-приходской школе (по нерадению ли, по дряхлости ли, или по какой-либо другой причине), то часть его доходов, излишняя сравнительно с псаломщическою долею, или отчисляется псаломщику, если он окажется правоспособным для занятия должности учителя, или идет на наем особого учителя со стороны» .
Инструкция уездным отделениям Оренбургского епархиального училищного совета оговаривала условия для членов причта, вновь назначаемых 139 в приходы - члены клира должны были «беспрекословно» выполнять те же обязанности по школе, что и их предшественники. В августе 1892 года за №1966 в Оренбургскую епархию, в числе прочих, было направлено определение Святейшего Синода «Об установлении вычетов из доходов дьяконов, не занимающихся обучением в церковно-приходских школах», согласно которому устанавливались вычеты из доходов штатных дьяконов, не занимающихся обучением в церковных школах в размере 1/3 их доходов (данные меры были установлены лишь в отношении тех дьяконов, которые были назначены на эти должности после 1885 года) . Только в 1910 году, в связи с принятием решения Государственной Думы об обязательном начальном образовании населения, решением Святейшего Синода, дьяконы освобождались от обязательной учительской деятельности, но занятия законоучительством (в школах различной ведомственной подчиненности) оставались их непреложной обязанностью272.
Большинство приходов новоучрежденной Оренбургской епархии в 1859 году состояли в основном из казачьего населения. Положение духовенства в этих приходах отличалось от населённых государственными крестьянами мест в Уфимской епархии (сказывалась низкая плотность населения, удаленность населенных мест от храма, большой процент иноверческого населения, пограничное положение края и проч.). Поэтому желающих служить в Оренбургской епархии находилось немного, так как почти никто добровольно не занимал здесь мест. Отсюда - значительное число вакантных должностей: в 1859 году их было 50 священнических, 5 дьяконских и 40 причетнических. Для замещения пустующих мест епархиальные власти вынуждены были приглашать священноцерковнослужителей из других епархий. В 1859 году в Оренбургский край были направлены выпускники Ярославской семинарии, в 1861 году - священники из Уфимской, Вятской, Самарской и Симбирской епархий. Привлечение кадров со стороны позволило сократить их недостаток. В начале XX века в епархии сохранялся дефицит кадров священноцерковнослужителей, который не покрывался за счет выпуска 140 местной семинарии. Кроме того, ощущалась нехватка квалифицированных кадров. По данным преосвященного Митрофания (Вицинского) в 70-х годах XIX века около 77% священников епархии имело только среднее духовное образование, а на территории Уральского войска - около 23% . В 1880 г. епископ Вениамин (Быковский) писал, что получившие образование в академиях и семинариях «весьма нужны и в них чувствуется великий недостаток... я вынужден ...был на праздные священнические места, которых немало, рукополагать в иерея из дьяконов, не окончивших курса в семинариях, 274 но отличавшихся перед другими нравственными качествами» . В связи с ростом церковного строительства и связанным с ним увеличением численности духовенства общий образовательный уровень снижался. Если в 1880 году 32,6% протоиереев и священников имели неполное среднее, начальное и домашнее образование, то в 1890 - 48,1%. Дьяконы и почти все псаломщики имели образование ниже среднего. Одновременно с этим отмечается увеличение в епархии лиц, окончивших духовные академии. В 1891 году в Оренбургской епархии 2,1% протоиереев и священников имели академическое образование, 50,5% окончили духовные семинарии и 47,4% имели образование ниже среднего275.
Социально-экономическое положение педагогического состава церковно-приходских школ
Такие факторы, как образовательный ценз, социальное происхождение, условия работы, материальное положение, правовой статус придавали учительству своеобразный социально-психологический облик, определяли его место в общественной жизни страны и региона.
Священники и члены причта, будучи законоучителями и заведующими церковно-приходских школ и школ грамоты, вели обучение безвозмездно, т. е. бесплатно. Только некоторым дьяконам и псаломщикам, по представлению уездных отделений училищных советов, «назначались небольшие суммы (10-25 руб.) в единовременное вознаграждение в виде поощрения за усердные труды по школе» . Служба в церковно-приходских школах членов клира вносилась в клировые ведомости, в которых отмечались также благословения, благодарности и награды за эту деятельность, отмечалось ее небрежное исполнение.
Учителям и учительницам церковно-приходских школ из числа светских лиц постановлением епархиального училищного совета от 11 сентября 1890 года было «ассигновано в год: учителям, окончившим курс духовных академий, учительских институтов, семинарий по 300 рублей; учительницам, окончившим курс епархиальных женских училищ, женских институтов, гимназий по 180 рублей; прогимназисткам и лицам приобредшим права и звание учителя посредством специального экзамена, по 120 рублей. При этом одну половину жалования уплачивает училищный совет, а другую та церковь и то общество, где имеется церковно-приходская школа»309. Причем, деньги на жалование учителям и учительницам за весь год (вперед) епархиальный училищный совет высылал к началу занятий в школах, на основании расчетов и действительного наличия учителей по состоянию на 1 августа каждого года. Согласно тому же постановлению, «учащие в школах грамоты, не принадлежащие к членам клира, получают в год по 36, 60 и 72 рубля (по 3, 5 и 6 рублей в месяц), смотря по их образованию, общественному положению и педагогической опытности. Половину жалования платит Совет, а другую половину - крестьянское общество или церковь» ! . Бытовали и более радикальные предложения. Епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ Н.Полетаев рекомендовал в 1894 году уездным наблюдателям: «Платить мальчику-учителю, который за пастьбу скота в течении семи месяцев получает от хозяина от 3 до 6 рублей, когда ему приходится с утренней зари до поздней ночи бывать нередко и под дождем, - платить такому учителю-пастуху в зимнее время, за 4-6 учебных месяцев по 30,27,25 рублей (со столом) крайне нерезонно. Таким лицам достаточно одной чести, что они учителя, а тут им еще такая большая плата, которая даже портит детей-учителей. Почему же дается такая большая оплата учителям школ грамоты? Не почему другому, как по заблуждению.. Мы убеждены, что если бы во всех приходах был положен одинаковый гонорар (средним числом 10 руб. за зиму, со столом), то за эту сумму найдутся учителя, что показывает опыт, тем более, что учителя в этих школах быстро меняются и не могут не меняться, так как в настоящее время, когда немало окончивших курс церковно-приходских и министерских школ, охотников быть учителями находится немало»311.
На практике дело обстояло иначе. «Учащие в школах грамоты из светских лиц преимущественно содержались на счет местных обществ (по договорной цене - 20-60 копеек с ученика в учебный месяц или по 1 рублю и по одному пуду в зиму и т.д.), частью на счет церквей, приходских попечительств (5-7 рублей в учебный месяц) и епархиального училищного совета (от 12 до 122 рубля в год) и его отделений», - сообщалось в отчете о состоянии церковноприходских школ и школ грамоты епархии за 1895 год, при этом отмечалось, что «предположение училищного совета, высказанное еще в 1890 году, уплачивать из своих сумм только половину жалования учащим, а другую половину возлагать на местные общества, церкви и причты, не могло быть осуществлено, и в большинстве школ жалование учащим выдавалось исключительно из сумм Совета. По своей величине жалование учителей церковно-приходских школ равняется окладу казачьих учителей, а по обеспеченности аккуратного получения может служить для последних предметом естественной зависти»312.
И, тем не менее, из данных епархиального училищного совета за 1899 год следовало, что законоучителей, занимающихся бесплатно было 90%), за плату 10% - преимущественно псаломщики и светские лица. Из учительского персонала бесплатно обучали 15%, из них 2/3 члены клира, платных учителей было 560 человек. Из их числа: менее 50 рублей получали 30%, менее 100 рублей - 28%, от 100 до 150 рублей - 15%, до 200 рублей - 13%, до 300 рублей 7%, свыше 300 рублей - 4%. Была даже категория учителей, получавших содержание натуральной оплатой (продуктами питания, бесплатная квартира, отопление и освещение, домашним скотом и проч.) - таких указано 3%. Самыми низкооплачиваемыми были учителя школ грамоты ( 48% от общего их числа получали менее 50 рублей в год, а 4/5 получали менее 100 рублей в год) .
Учителя несли материальную ответственность за школьное оборудование и должны были сдавать имущество своему приемнику строго по описи. В случае неприбытия последнего имущество сдавалось заведующему школой священнику, волостному старшине или сельскому старосте. Учитель нес ответственность за школьное имущество и в том случае, если он отсутствовал в школе. От правильности сдачи имущества зависела выплата жалования в случае увольнения с работы. При увольнении в ходе учебного года жалование за последний рабочий месяц и документы выдавались после сдачи имущества и предоставления отчета об этом. Если учитель увольнялся из школы в летнее время и заранее ставил в известность начальство, то он мог получить жалование за все летние месяцы до 1 сентября, при условии соблюдения правил о сдаче школьного имущества.
Заработная плата учителя зависела не только от уровня образования, но и от типа школы и от того, где она была расположена - в городе или деревне. В городах, естественно, плата была выше. Попечительские советы школ состояли из более состоятельных граждан, часть средств ассигновали городские думы, да и сами приходы городских церквей были более обеспеченными, нежели сельские. Так, по данным клировых ведомостей 1916 года по Челябинскому уезду, большинство сельских приходов располагали доходами, не превышавшими одной тысячи рублей, а Челябинские городские церкви обладали капиталами от 4 до 12 тысяч. Если в городах Оренбургской губернии по переписи начальных школ 1911 года учителя и учительницы получали больше, чем в городах Уфимской и Пермской губерний (в том числе церковноприходских школ), то заработок сельских учителей был намного ниже, чем у их коллег в соседних губерниях. Если же рассмотреть цифровой материал по Оренбургскому учебному округу в целом, то явно видно, что самой низкой плата труда была в школах грамоты, казачьих и церковно-приходских школах. Это объясняется наличием постоянной проблемы материального обеспечения церковных сельских приходов, низким уровнем доходов населения Оренбургского края. В тоже время низкий заработок (от 159 до 339 рублей в год) способствовал комплектованию церковных школ низко квалифицированными преподавателями, препятствовал поднятию их престижа и привлечению подготовленных кадров в большем количестве. Самая высокая оплата учительского труда в начальных школах епархии была в железнодорожных и приходских училищах министерства народного просвещения - от 347 до 591 рубля в год 314. Для сравнения отметим, что по данным фабричных инспекторов за 1911 год, рабочие наиболее оплачиваемых профессий получали от 390 до 485 рублей в год, а низкооплачиваемые (в основном в легкой и пищевой промышленности) -114-184 рубля .
Отношение сельского населения Оренбургского края к нелегкому учительскому труду не всегда было сочувственным. В многочисленных публикациях местной периодической печати приводится большое количество примеров недооценки педагогической деятельности со стороны крестьянства. «Вишь, вон, опять шляться пошел. Вот счастье человеку, Жалование хорошее, а ни за что! В школе всего двадцать ребятишек, а он получает 120 рублей. Ведь на каждый месяц по десятке обходиться. А какая работа? Покричать с ребятами пять-шесть часов и свободен, гуляй сколько хочется. Заставить бы его нашу работу поробить, вот узнал бы! Небось, некогда шляться-то!», - приводил характерное мнение сельчан учитель церковно-приходскои школы М. Ганин в журнале «Народное образование». И при этом с обидой отмечал: «Без отдыха, напряженно работаешь семь месяцев в году, а вместо благодарности слышишь, что получаемых 120 рублей не заслужил! А из этих 120 рублей 30-35 уходят на пищу и квартиру. Из этого же жалования нужно справить себе приличную одежду, нужно купить необходимое руководство, а там приехал старик-отец и просит помощи в нужде. Начинает ворчать и поучать, что сын не умеет беречь деньги и тот же упрек: «ведь немалые деньги получаешь, а не можешь родителю помочь». Так вместо желанного покоя, измученный физически, учитель устает и душевно» .
![Роль Советского государства и общества в формировании \](/i/i/4376/459665.png "Роль Советского государства и общества в формировании \")
