Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Характеристика философского мировоззрения И.И.Лапшина ...13
1. Жизненный и творческий путь И.И.Лапшина 13
1.1. Биография (краткая справка) 13
1.2. Основные моменты формирования философского мировоззрения 17
2. Роль «критицизма» как гносеологического принципа в философии . 22
2.1. О переосмыслении Лапшиным основных кантовских понятий 22
2.2. Критика религиозного скептицизма 29
2.3. Критика метафизики и мистики 31
2.4. Критика солипсизма 44
ГЛАВА II. Структура «изобретения» в философии в концепции И.И.Лапшина 56
1. Предпосылки «изобретения» в философском творчестве 56
1.1. Значение социальных факторов 60
1.2. Скептицизм как кризис воли в познании 65
2. Механизм «изобретения» в философии 72
2.1. Творческая память 72
2.2. Творческое воображение 78
2.3. Творческая мысль 93
2.4. Генезис творческой мысли 102
ГЛАВА III. Формы творческого синтеза «изобретения» в философии 108
1. Творческий эрос и архитектонический инстинкт . 108
2. Творческая воля 114
3. Творческая интуиция 124
4. Генезис творческой воли 134
5. Три пути решения проблемы «изобретения» в философии в «философии изобретения» И.И.Лапшина 146
Заключение 152
Список использованной литературы 164
- Жизненный и творческий путь И.И.Лапшина
- Роль «критицизма» как гносеологического принципа в философии
- Предпосылки «изобретения» в философском творчестве
- Творческий эрос и архитектонический инстинкт
Введение к работе
Актуальность темы исследования
На рубеже ХХ-ХХІ столетий наблюдается повышенный интерес к наследию отечественной общественной, в том числе философской, мысли. Теоретическое переосмысление прошлого несет в себе информацию, имеющую немаловажное значение для современного человека. В этой связи особую значимость приобретает историко-философский анализ наследия русских мыслителей, в том числе и тех из них, кого не принято называть «крупнейшими величинами», но без которых представление об отечественной философии будет не полным. К их числу можно отнести и И.И. Лапшина.
Одной из актуальных проблем современной историко-философской науки является изучение так называемой «университетской» философии, ее роли и места среди других течений отечественной философской мысли. Несмотря на то, что в последнее время появилось немало исследований, посвященных мыслителям этой ветви отечественной философии, творчество многих ее представителей, в частности И.И. Лапшина, по-прежнему остается малоизученным.
Имя и труды русского философа Ивана Ивановича Лапшина стали возвращаться в отечественную науку и культуру лишь с начала 1990-х годов - намного позже, чем его современников Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, Н.О.Лосского, А.П.Карсавина, П.А.Флоренского и многих других. Актуальность современного обращения к философии Лапшина во многом обусловлена неразработанностью его теоретического наследия. Этим в значительной степени объясняется явная односторонность оценки его творчества, который традиционно рассматривается главным образом как философ-неокантианец, разрабатывавший вопросы теории познания и логики. Вместе с тем без систематического историко-философского анализа наследия Лапшина остается неполной и, в известной степени, искаженной не только картина развития «университетской» философии, но и общего состояния отечественной философии конца XIX - начала XX вв. Анализ воззрений Лапшина дает основание для уточнения популярного ныне тезиса о «религиозно-философском Ренессансе» в российской философской мысли того периода, когда развитие иных направлений оставалось как бы «в тени». Изучение его творчества позволит несколько иначе взглянуть на проблему теоретической самостоятельности отечественной философии в условиях ее тесной связи с европейской традицией, с ее различными школами и направлениями.
Пристальное внимание современной философской науки привлекает проблема творчества. Очевидно, что решение творческих задач требует особых методов, особых приемов. Однако зачастую нелегкая «наука изобретать» постигается на ошибках, а творческое мастерство приходит после многолетней работы на ощупь. Но и этот накапливаемый с таким трудом опыт не обобщается и не передается. Каждый начинающий изобретатель заново проходит весь путь, самостоятельно нащупывая закономерности творческого процесса. Не удивительно, что очень многие до сих пор чаще всего работают методом «проб и ошибок», наугад перебирая множество всевозможных вариантов. Неслучайно вопросы о том, как возникают принципиально новые идеи, каким образом они связываются с уже существующими теориями, что есть прогнозирование, какова внутренняя «механика» поиска нового знания и т.д., занимают важное место в современных разработках, посвященных философии творчества. В этой связи следует упомянуть, например, различные концепции эвристики, ищущие методы решения нестандартных творческих задач или же некоторые постпозитивистские концепции (К.Поппер, И.Лакатос), нацеленные на исследование механизмов возникновения и прироста нового знания. Однако, мало кто знает, что сама постановка этих вопросов в отечественной философской традиции восходит к И.И.Лапшину.
И.И.Лапшин создал философски обоснованную полидисциплинарную программу исследования творчества, опирающуюся на принципы историзма и системности. Разработка такой программы актуальна и для современной мысли (об этом свидетельствует, например, «теория решения изобретательских задач» Г.С.Альтшуллера). Однако на сегодняшний день задача создания целостной программы исследования творчества, объединяющей в себе достижения ряда дисциплин, и прежде всего философии и психологии, по-прежнему остается задачей из сферы долженствования. В связи с этим обращение к творческому наследию Лапшина будет способствовать дальнейшему философскому осмыслению феномена творчества.
Степень научной разработанности темы
Идейное наследие Лапшина изучалось в отечественной философской науке, однако далеко не полно и односторонне. Дореволюционная оценка его творчества представлена, главным образом, положительной рецензией Н.О.Лосского1 на его первую крупную работу «Законы мышления и формы познания».
Начало изучению творчества Лапшина в исследовательской литературе советского периода было положено рецензиями Б.Казанского, Н.Кареева и довольно критической рецензией Г.Ловцкого на его только что вышедшую вторую крупную работу «Философия изобретения и изобретение в философии»2.
Приверженцы различного рода философских течений часто обвиняли представителей критицизма в механизме, чрезмерной рационализации действительности, утрате живого начала, духовных идеалов и ценностей. Вместе с тем еще при жизни Лапшин получил известность как работами в духе рационалистической философии, так и работами в области эстетики и в целом творчества.
fM Однако в советской литературе закрепился односторонний подход к творчеству Лапшина: он традиционно рассматривался как философ-неокантианец, преимущественно занимающийся проблема теории познания и логики. В частности, в работах Е.И.Водзинского, В.А.Седнева, А.А.Биневского, Л.И.Филиппова1, посвященных русскому неокантианству, основное внимание было уделено главе российской неокантианской школы А.И.Введенскому и лишь небольшое место отводилось Лапшину. Помимо этого, научную ценность большинства перечисленных работ сильно снизила и общая идеологическая установка, согласно которой отечественные философы-неокатианцы рассматривались как реакционеры и апологеты идеализма.
В эмигрантской литературе с оценками его творчества выступали Б.В.Яковенко, Н.О.Лосский и В.В.Зеньковский , причем эти оценки далеко не беспристрастны, что не помешало им перекочевать на страницы справочной литературы в России 90-х годов. Н.О.Лосский был знаком с Лапшиным еще по совместной работе в Санкт-Петербургском университете и знакомство их продолжалось уже после высылки, в Праге.
7 В воспоминаниях Лосского можно найти немало теплых слов о Лапшине, но в своих философских воззрениях они резко расходились.
В.В.Зеньковский также не избежал определенного субъективизма, обвиняя Лапшина, а отречение его от метафизики объясняет просто отсутствием интереса к ней.
Начало более детальному исследованию творчества Лапшина было положено в 90-е годы. Перепечатка некоторых его сочинений в современной периодике свидетельствует о возрастающем интересе к творчеству Лапшина. Однако, в современной философской науке, когда происходит обращение к творчеству незаслуженно забытых имен, идейное наследие Лапшина оказалось не столь востребованным, как, например, наследие Н.А.Бердяева, П.А.Флоренского, И.А.Ильина и др. Помимо этого, современная исследовательская литература также не избежала уже описанной выше односторонности в рассмотрении творческого наследия Лапшина. Некоторые трудности в исследовании его творчества связаны с тем, что труды Лапшина, написанные в эмиграции, до последнего времени оставались практически недоступными.
Отдельные аспекты его творчества были рассмотрены в статьях В.Вашестова, Л.Г.Барсовой, В.Ф.Пустарнакова, А.Бродского, М.Румянцевой, О.Никулиной, А.Ф.Сивака, Ю.Ю.Федоровой и в диссертационных исследованиях ЛЛ.Бабаевой и Л.С. Чуманова3.
Среди названных работ выделяется статья В.Ф.Пустарнакова, давшего характеристику историко-философской концепции Лапшина. Но все же нельзя не отметить недостаточной развернутости и известной абстрактности в данной им оценке того аспекта в исследовании, который Лапшин называл «изобретением в философии», хотя основные его черты намечены достаточно верно, что дает возможность ее конкретизации и углубления.
В настоящий момент существует лишь два специальных диссертационных исследования философии Лапшина: Л.Я.Бабаевой, центральной темой которого стало художественное творчество и определение места эстетической проблематике в системе философских взглядов Лапшина и Л.С.Чуманова, в которой рассмотрены основополагающие гносеологические идеи Лапшина, структура человеческого познания, как она представлена в концепции философа. Названные авторы только затрагивали вопрос трактовки Лапшиным феномена творчества, однако созданная им концепция «изобретения в философии» не стала предметом специального анализа.
Заметим, что отечественные исследователи проблематики творчества конца XX века также не обошли своим вниманием идейное наследие Лапшина и его книгу «Философия изобретения и изобретение в философии». Упоминания о ней мы находим в работах Я.А.Пономарева, Т.В.Кудрявцева, Г.С.Альтшуллера, В.М.Мухачева и др. Вместе с тем, эти обращения к творчеству Лапшина носят преимущественно «справочный» характер. И авторы, видимо, отчасти правы: в работе Лапшина не определены способы решения конкретных проблем. С точки зрения сегодняшнего исследователя творчества интерес вызывает в первую очередь заданный в ней образец методологического анализа, отвечающий требованиям научной конкретности.
Приведенный выше историографический обзор позволяет сделать некоторые выводы. В отечественной и зарубежной исследовательской литературе имеется определенный материал по изучению творчества Лапшина. Но исследование его наследия далеко от своего завершения. И главным образом, это относится к такой стороне его идейного наследия, как философия творчества, нашедшей свое закрепление в оригинальной концепции «изобретения в философии».
Объект и предмет диссертационного исследования
Объектом диссертационного исследования является философия творчества Лапшина. Философские представления Лапшина о феномене творчества нашли свое отражение в выработанной им оригинальной концепции «изобретения в философии», которая в свою очередь, является предметом данной диссертационной работы.
Цели и задачи диссертационного исследования
Целью настоящего диссертационного исследования является концептуализация философских воззрений Лапшина через анализ его представлений о феномене творчества. Эта цель конкретизируется в решении ряда задач:
- дать общую характеристику философских воззрений Лапшина, рассмотрев его идейную эволюцию;
- охарактеризовать существо гносеологических и методологических взглядов Лапшина как творческого последователя И.Канта и выявить роль «критицизма» как гносеологического принципа построения им собственной философской системы;
- реконструировать созданную Лапшиным полидисциплинарную программу исследования феномена творчества, проанализировав для этого методологию и существо его концепции «изобретение в философии», главным образом, по работе «Философия изобретения и изобретение в философии» (1922);
- охарактеризовать сформулированные Лапшиным в рамках концепции «изобретения в философии» представления о социальных и психологических предпосылках творческого акта и о его структуре (творческая память, творческое воображение, творческая мысль);
- исследовать соотношение и связь основных форм творческого синтеза, осуществляющих гносеологическое единство творческого акта (творческий эрос, творческая воля, творческая интуиция) в концепции «изобретение в философии» Лапшина; f - показать, каким образом «философия изобретения» Лапшина может по многим своим пунктам служить основой для современных философских исследований феномена творчества.
Методологические основы исследования
Методологической основой данного исследования являются общие принципы историко-философской науки, а именно принцип историзма, принцип единства логического и исторического, принцип системного Q рассмотрения и принцип историографической достоверности.
Помимо этого, в работе был использован сравнительно-исторический метод, позволяющий установить соотношение философских воззрений Лапшина и других представителей как критицизма, так и иных направлений в русской и мировой философской мысли, и в целом охарактеризовать место философии Лапшина в истории философии в России начала XX в.
Для того, чтобы сделать такой анализ более плодотворным, в диссертационном исследовании была предпринята попытка рассмотрения построений мыслителя как основанных на сочетании нечувственных и г, чувственных элементах мыслительного процесса. При этом использовался психологический метод, сущность которого состоит в попытке встать на точку зрения автора с целью более глубокого постижения смысла созданной им философской системы. Этот метод широко применялся самим Лапшиным при анализе различных философских течений.
Научная новизна работы
В настоящем диссертационном исследовании предпринимается попытка восполнить пробелы в современной оценке философского наследия Лапшина как одного из видных представителей «университетской» философии в России.
С этой целью рассматривается аспект философии Лапшина, до сих пор не ставший предметом специального исследования, а именно, его философия творчества, как целостная теория познания, нашедшая свое отражение в оригинальной концепции «изобретения в философии».
Таким образом, в работе, впервые в рамках историко-философского анализа, предпринята попытка концептуализации философских воззрений Лапшина посредством рассмотрения его концепции «изобретения в философии».
В диссертационной работе показано, каким образом «философия изобретения» Лапшина может служить основой для современных философских исследований феномена творчества. Выявлен механизм «изобретения в философии», состоящий из трех структурных элементов -творческой памяти, творческой мысли и творческого воображения, - и прослежена функциональная роль каждого из них. Также в работе проанализированы формы творческого синтеза, обуславливающие в концепции Лапшина гносеологическое единство творческого процесса.
Источниковая база исследования
Для того, чтобы подобная попытка воссоздания была более плодотворной, была расширена источниковая база исследовании и к анализу, помимо опубликованных работ Лапшина дореволюционного и эмигрантского периодов, были подключены и архивные источники. В частности, для реконструкции биографии Лапшина, а также для восстановления полной библиографии его работ, были взяты архивные документы, находящиеся на хранении в Государственном архиве Российской Федерации.
Научно-практическая значимость исследования
Материалы, положения и выводы работы могут быть использованы при дальнейшем теоретическом исследовании истории отечественной философии. В частности, содержащиеся в работе выводы могут быть использованы в качестве методологических рекомендаций при составлении учебных программ и спецкурсов, в которых затрагивается проблематика истории отечественной философии и философии творчества.
Апробация результатов исследования
Диссертация обсуждалась и была рекомендована к защите на кафедре философии Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Основные положения диссертационного исследования были отражены в публикациях: «"Неокантианство" И.И.Лапшина» (материалы конференции «Философия И.Канта и цивилизационные вызовы нашего времени». М. Изд-во РАГС, 2005г.); «Влияние социально-культурного фактора на формирование творческой личности по И.И.Лапшину» (сборник научных статей «Россия: тенденции и перспективы развития». М. Изд-во РАГС, 2005г.); «Философия И.И.Лапшина» (материалы IV Российского философского конгресса «Философия и будущее цивилизации». М., 2005г.); «Представители русского «академического» неокантианства. И.И.Лапшин» (сборник научных трудов «История и философия культуры: актуальные проблемы». Владикавказ, 2005г.).
Жизненный и творческий путь И.И.Лапшина
Иван Иванович Лапшин - видный представитель русской «университетской» духовной культуры первой половины XX в. О его семье и личной жизни известно совсем немного. Родился Лапшин в Москве 11 октября 1870 г., в раннем детстве лишился отца, об отчиме Лапшин почти не упоминает. Мать Лапшина была англичанкой по происхождению, преподавала музыку и пение. Видимо, именно она пробудила в своем единственном ребенке глубокий интерес к музыке и искусству, в которых он слыл знатоком и тонким ценителем на протяжении всей своей жизни: «Если вычеркнуть музыку из моего существования, то оно крайне потускнеет»1. С детских лет он пребывал в музыкальной атмосфере и в среде петербургской научной интеллигенции. Н.О.Лосский в своих воспоминаниях говорил, что «в характере Ивана Ивановича было сочетание добрых свойств русского интеллигента и английского джентльмена» . У Лапшиных нередко бывали такие философы как В.С.Соловьев, А.А.Козлов, П.Д.Юркевич, что дает основание предположить о возникновении интереса к философии у Лапшина еще в детстве. Конторка, за которой в детстве занимался Лапшин, помещалась не в детской, а в зале, поэтому он часто слышал разговоры гостей. Присутствие при беседах взрослых, и особенно Соловьева, производило большое впечатление и оказывало значительное влияние на И.И.Лапшина. Он часто вмешивался в разговор отца с Соловьевым, содержание которого было для него недоступным. Соловьев давал разъяснения на вопросы о религии, поэзии и, что особенно запомнилось Лапшину, разговаривал он с ним как со взрослым, уважая его достоинство, но беседа иногда принимала неподходящий оборот, вследствие несоизмеримости детского понимания со сложностью темы1.
Еще в гимназии, а потом и на историко-филологическом факультете Петербургского университета Лапшин увлекался Ж.Ренаном, Д.Миллем, Н.Чернышевским, Н.Данилевским, Н.Страховым. Его привлекала культурно - историческая идеология, нравился славянофильский романтизм. Затем последовало сильнейшее увлечение философией под влиянием А.И.Введенского.
Его учитель, профессор А.И.Введенский, заботился о том, чтобы его подопечный усовершенствовался в философских знаниях за границей. Он специализировался в Британском музее по английской философии и кантианству. С 1897г. Лапшин становится приват-доцентом университета, что дает ему право читать курсы. В 1897-98 учебном году он прочел лекции на тему «О возможности вечного мира в философии», а также курсы по истории педагогики, истории философии, по теории познания и психологии. В начале 1900-х гг. Лапшин становится заметной фигурой в философской жизни Петербурга. Защита и последующее опубликование в 1906г. диссертации «Законы мышления и формы познания», которую он представлял на степень магистра, дало ему сразу степень доктора, что позволило занять кафедру философии Петербургского университета. По словам Лосского такое «случается весьма редко в наших университетах, только в случае особенно выдающихся достоинств труда» .
Наряду с этим, он переживал сильное увлечение музыкой и был завсегдатаем оперных спектаклей и концертных залов. В его философских тетрадках появляются заметки о произведениях Моцарта, Бетховена, Берлиоза, Глинки, Мусоргского и др. Но особое место в душе и сознании Лапшина занимает Римский-Корсаков. Лапшин считает, что его творчество является выразителем и проводником его философских взглядов.
В 1913г. он стал профессором университета, сменив А.И.Введенского, где и оставался до 1922г. В 1920-1922гг. состоял также профессором Петроградского института истории искусств.
К этому времени он опубликовал большое количество трудов и как философ был на «вершине бытия». Но начатые еще с 1918г. реформы высшего образования (в университет может поступить любой желающий без документа о соответствующем образовании, но подходящий по социальному происхождению; отменены ученые звания и степени, система защиты диссертаций) кардинально меняют его жизнь. В конце 1921г. философское отделение было расформировано и весь его профессорско-преподавательский состав, кроме престарелого А.И.Введенского, был уволен. Лапшин, отдавший университету четверть века, теперь пытается читать лекции во вновь образованных институтах, рабочих аудиториях, живет впроголодь, изредка отапливая свою комнату.
1922 год оказался переломным в жизни Лапшина. В трудах Лапшина мало места уделяется философским проблемам этики и социальных процессов. Политикой он не интересовался вовсе и не участвовал в каких-либо заметных политических событиях. Однако, это его не уберегло от репрессий со стороны советской власти. Лапшин был весьма удивлен предъявленным ему в августе 1922г, как и его сокамерникам Лосскому, Карсавину и др., обвинение в контрреволюционной деятельности по ст.57 Уголовного кодекса и приговором к высылке из России. Лапшин разделил судьбу многих российских мыслителей, получивших билет в один конец на «философский пароход» .
Роль «критицизма» как гносеологического принципа в философии
С деятельностью кафедры философии Петербургского университета, которой были отданы лучшие годы Лапшина, обычно связывается неокантианское направление в русской философской мысли. В духе данного направления Лапшин последовательно отстаивал принцип «критицизма» в философии и точку зрения на формальную логику как на необходимый и результативный инструмент в научном познании. Следует учесть, что отношение его к Канту, кантианству и неокантианству было опосредованно в значительной мере профессором А.И.Введенским -главой неокантианской школы в России конца XIX — начала XX вв. Термин «неокантианство», применяемый к течению философской мысли в России того времени, уже долгое время вызывает много споров. Как указывает А.И.Абрамов, необходимо учитывать двойной смысл этого термина1. С одной стороны, неокантианством можно называть философские учения, обращающиеся в XX в. к системе Канта, с другой, неокантианством правомерно считать следование философским принципам одной из основных немецких школ неокантианства (баденской и марбургской). С таким уточнением многих русских неокантианцев можно считать просто кантианцами или последователями и продолжателями философского учения Канта.
Весьма убедительную аналогию в подтверждение именно такой историко-философской характеристики русского неокантианства можно найти у В.Виндельбанда в «Предисловии» к сборнику его философских работ «Прелюдии. Философские речи и статьи» (1883). Суть своей «философской системы», пишет Виндельбанд, «...я считаю возможным называть критицизмом, ибо она полностью тождественна общей направленности кантовской философии...» И далее: «Все мы, философствующие в XIX в., — ученики Канта. Однако наше «возвращение» к нему сегодня не должно быть просто повторением исторически обусловленной формы, в которой он выразил идею критической философии. Чем глубже постигается антагонизм, существующий между различными мотивами его мышления, тем больше средств может быть в них открыто для разработки проблем, которые Кант создал, решая поставленные им проблемы. Понять Канта — значит пойти дальше, чем он»1.
Русское неокантианство характеризуется критической «направленностью», особенно в сферах методологии и гносеологии. Абрамов отмечает, что русское неокантианство, выросшее на почве немецкого, всегда стремилось к независимости, а позиция Лапшина была наиболее характерной в своей оппозиционности по отношению к западноевропейскому неокантианству. Резче всего традиции кантовской философии (но не неокантианской) сказались на докторской диссертации «Законы мышления и формы познания», к которой порой и сводят философию Лапшина. Однако, в работе «Философия изобретения и изобретения в философии» отношение к кантианству определенным образом меняется, что выражается даже в ряде критических замечаний по существу воззрений Канта и их эволюции. Это означает, что и взгляды самого Лапшина претерпевали определенные изменения в ходе освоения новых проблемных «полей» исследования и выработки своего логико-гносеологического и методологического инструментария. Безусловным же остается «критицизм» как наиболее общая характеристика его воззрений. И здесь он действовал примерно так же, как и Виндельбанд, который отмечал, что, сохраняя «общую направленность кантовской философии, он в каждом отдельном случае... значительно отклонялся от нее в формировании понятийного материала» . Лапшин также «значительно отклонялся» от классических идей Канта, вплоть до того, что давал иную интерпретацию ряду основополагающих категорий его системы, например, таким как «пространство», «время», «вещь в себе» и т.д.
Лапшин считал, что критическая теория Канта изучает познание, начиная с ощущений и априорных форм чувственности, организующих их, затем переходит к формам, категориям и законам рассудка и разума.
Лапшин же рассматривал их в единстве и стремился доказать, что в человеческом сознании они непредставимы друг без друга. Доказывая неотделимость ощущений от форм рассудочного познания он отмечает, что «нет ощущений без ума и его законов»1 и «чистое ощущение» уже заключает в себе в непознанной форме необходимые элементы познания4 (пространство, время, категории, единство сознания). Ощущения невозможны без элементарной способности суждения, т.к. в основе каждого ощущения лежит мысль отождествления и различения. И все же, следуя именно за Кантом, Лапшин делает вывод: «Чистые Разум и Чистый Опыт, взятые порознь, как нечто абсолютно обособленное, - есть две фикции»".
Предпосылки «изобретения» в философском творчестве
Вся история философии, по Лапшину, есть история философской изобретательности. На первый взгляд, такая позиция отдает некоторой искусственностью. Так, В.Ф.Пустарнаков пишет, что интересуясь преимущественно не результатами творческого процесса, в философии в том числе, сколько процессом открытия, Лапшин сам этот процесс творчества, открытия назвал (правда, не очень удачно) «изобретением мысли», «конструкцией нового научного понятия»1. Но даже если признать это название «не очень удачным», следует представить себе, почему так крепко за него держится Лапшин, называя свой труд по введению в историю философии «Философия изобретения и изобретение в философии».
Тут можно высказать, по крайней мере, два соображения. Первое. Даже признавая философию высшей формой духовной деятельности, Лапшин утверждает, что и в ее основе лежит тот же механизм открытия, что и в других сферах творчества, как научного, так и иного, вплоть до самых элементарных. Иначе говоря, ему представляется важным показать «земные», «общечеловеческие» корни даже самых высших, философских открытий. Он не допускает в понимание сущности философии никакой мистики.
Второе. Самим словом, термином, понятием «изобретение» Лапшин намерен подчеркнуть, так сказать, субъективный, чисто человеческий характер во всех областях духовной культуры, отметая любое иное, особенно связанное с мистицизмом, понимание этого процесса, непременно связанного с усилиями человеческой мысли, с сознательным (пусть даже в самых неясных до поры формах) поиском ответов на вопросы бытия в мире. История философии в этом свете выступает как процесс все большей синтетичности (в кантовском понимании синтеза, как расширения и углубления) представлений о мире и человеке.
В предисловии к книге «Философия изобретений и изобретения в философии» Лапшин выражал надежду, что изучение научного, технического и философского творчества может оказать косвенным образом полезное влияние на ту область знания, которую можно назвать феноменологией изобретения. Один из наиболее «строгих» - в плане всестороннего обоснования своих выводов - мыслитель Лапшин органически не принимал, так сказать, недокументированной философии творчества.
Творчество для Лапшина - не только некое озарение, творчество «вообще» для него - скорее психотехника, если можно так выразиться, «высшей пробы», анализ которой вооружает инструментом «идеальной реконструкции творческого процесса в науках и философии в его типических формах».1 Эта емкая формула задает и структуру книги, и форму изложения материала. Лапшин дает и определение изобретения как результата синергии сложной совокупности психологических феноменов: с одной стороны, стремления к удовлетворению житейских нужд, с другой, - свободной игры творческого воображения, с третьей, - умственного эксперимента. Итогом этой синергии становится запуск механизма изобретательности. Лапшин вводит понятие «философской потребности» в изобретении. Эта потребность связана с необходимостью дать разумные ответы, сформулированные в античности Пирроном и модифицированные Кантом: «Из чего состоят вещи?», «Какое отношение мы должны себе к ним усвоить?», «Какую выгоду получат те, которые выполнят это?» (в кантовской «редакции»: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что я могу надеяться?»). Эту потребность наряду со «страстью удивления», недовольством привычностью сложившегося образа мира, тягой к интеллектуальной гармонии и возникновением новой, пока лишь смутной и недифференцированной, мировоззренческой перспективы, Лапшин трактует как своеобразные импульсы изобретательства.
Речь идет в первую очередь о философском изобретении в его отличии от изобретения религиозного, художественного и специально научного. Но фактически оно соотносится не столько с продуцированием философских идей, сколько с созданием широких моделей действительности. Тем самым и философское дарование - это способность осмыслить не только то, «как это происходит», но и то, «как это нужно сделать». Эта исследовательская установка вполне отвечает «духу современности», в частности - деятельностных представлений в философии.
Изобретение - продукт непрерывной аккумуляции факторов среды или — прерывный момент индивидуального творчества? Целостность, единство того и другого, дает свой ответ Лапшин. Как пример он приводит искусственное добывание огня, которое являлось революционным, резко прерывным по сравнению с предшествующей индустрией скачком в развитии техники, которое открывало возможность для обособленных, диспаратных рядов изобретений в металлургии, архитектуре, керамики и
т.д. Звенья каждого из этих рядов могли давать основания для новых комбинаций между собою. Лапшин не соглашается со словами французского ученого Д.Араго, что нельзя подыскать одного изобретателя для паровой машины, т.к. она не простой объект и в нее входят несколько капитальных идей, которые вышли не из одной головы. Каждая из этих идей, принадлежащая порознь одной голове, тем не менее, считает Лапшин, «капитальна», т.е. заключает в себе прерывный момент, «узловую точку», «мутацию» в эволюции изобретения. «Открытия разного порядка, комбинируясь, дают сложные машины (например сочетание электрического двигателя с печатной машиной), и все это порождает своеобразное генеалогическое дерево изобретений, своеобразную многоветвистую диалектику технического творчества...»1.
Лапшин делает различие между понятиями «изобретение» и «открытие». Он употребляет термин изобретение в расширенном смысле, подчеркивая в нем творческий активный момент человеческой мысли (изобретательность ума). В открытии же более подчеркивается «эмпирическая данность» новых областей физического или духовного мира. Так, нельзя сказать, что, Аристотель открыл силлогизм, т.к. речь идет о результате творческой работы, а Колумб изобрел Америку. В основе любого открытия, если оно не есть случайная находка, лежит новое изобретение, конструкция нового понятия.
Творческий эрос и архитектонический инстинкт
Важным в процессе изобретения Лапшин считает эмоциональный элемент, одушевление творца, его архитектоническую наклонность к умственным построениям, стремление к системности, целостности. В эмоциональной стороне различается более личный момент и более объективный.
Вообще, отмечет Лапшин, философское творчество неоднократно сближают с половым влечением, а создание системы с деторождением. В латинском языке словом концепция обозначается зачатие, как в смысле деторождения, так и творческого замысла. Зачатие рассматривается как биологическое явление, в котором участвует творческий дух или духовное творчество трактуется как своего рода биологическое явление беременности. В формировании организмов, в архитектоническом инстинкте животных и в активности творческого духа человека проявляется однородная созидающая духовная сила.
Радости и печали философского творчества лежат в созидаемом произведении. Те же чувства мы наблюдаем и у художника. Красота художественного произведения, как и структура философского изобретения вызывает в сознании творца формальные чувства. Правда, у философа они другого порядка, не эстетического, а интеллектуального. Этот объективный момент в оценке художника или философа своего произведения обусловливает возвышенное или подавленное состояние духа у автора — его субъективные, личные чувства.
К формальным чувствам Лапшин, прежде всего, относит: 1. Чувство свободы от внутреннего противоречия. Логическое противоречие сознается как диссонанс, который требует разъяснения. 2.Разногласия между научной или философской теорией и данными опыта. 3. Чувство ясности и отчетливости понятий. Неясность может быть следствием не от непродуманности изложения, а от новизны проблемы. Новая мысль, в силу своей новизны, не может найти в нашей памяти готовых средств для выражения: «Чем банальнее мысль, тем легче она выражается, и чем новее она, тем менее шансов имеет она быть сформулированной быстро и хорошо, откуда, разумеется, не вытекает другое положение, будто... качество стиля обратны глубине мысли» . 4. Стремление к единству в многообразии. «Вскрытие связи двух или нескольких эмпирических гетерогенных законов в одном объединяющем их принципе составляет источник весьма замечательного удовольствия, иногда даже восторга, который не прекращается, даже когда предмет стал знаком нам»2.
Также, по мнению Лапшина, стремление к единству в многообразии проявляется: 1) в стремлении к симметрии формул, таблиц и вообще соотношений мыслей, представленных в одновременном синопсисе в статистическом разрезе (таблица категорий Канта, используемая в целях экономии мысли), 2) в стремлении к ритмичности диалектического развития мысли в динамической стороне изложения системы (Платон, Аристотель, Гегель), 3) в чувстве целостной концепции, в общем архитектоническом стремлении придать всей системе характер стройного, симметрически расчлененного целого. «Так, Спенсер, говоря об огромном удовольствии, которое он испытывал, развивая вновь появившиеся в его мозгу идеи, указывает, как на главный мотив творчества, наряду со славою, на «архитектонический инстинкт или...любовь к построению систем»1. Сближение наклонности к строительству систем у философов с архитектоническим инстинктом у животных можно встретить у Ф.Бэкона, который уподобляет эмпириков муравьям, а схоластиков - паукам.
Философская система мыслится как объединенная всевременная и всепространственная корреляция нечувственных логических смыслов и содержаний мысли. При этом каждому нечувственному содержанию мысли, по мнению Лапшина, соответствует конкретный чувственный материал в виде зрительных, слуховых, осязательных моторный образов, слов и «эмоциональных подголосков». Воспроизведение мыслей всегда опосредовано чувственным моментом. «Мы чуем содержание мысли по ее чувственным симптомам и подголоскам. В таком случае, возможно, что мы, не сознавая непосредственно логической гармонии или несоответствия, т.е. противоречия двух мыслей, можем смутно чувствовать их соответствие или несоответствие косвенным образом» . Таким образом, можно чувствовать гармоничность и продуктивность двух терминов по их чувственным симптомам, не вполне сознавая их логическое содержание.
Очень часто формальные чувствования путают с эстетическими чувствованиями. Они на самом деле имеют сходство, творчество техническое иногда слишком сближается с художественным. Лапшин соглашается с французским историком техники Батайлем, который говорил, что совершенствованием могучих машин мы обязаны людям с поэтическим воображением, а не односторонним, узким специалистам, но, тем не менее, дает несколько свойств отличия интеллектуального чувствования в творческой фантазии ученого от эстетического:
І.Для ученого обязательным свойством является стремление к свободе от противоречий, т.к. противоречие разрушает постройку мыслей. В искусстве же противоречие может оказаться целесообразным, например, в случае, если оно получается от несообразности мыслей, высказанных действующим лицом в художественном произведении, для умышленного комического эффекта или в нечто подобном.
2.Для натуралиста обязательным является соответствие данным опыта. В искусстве чувство «реальности» не всегда требует близости с изображаемой действительностью.
