Содержание к диссертации
Введение
(14) Глава I. Историческая наука и философия истории во второй половине XX века: два пути выявления противоречий исторического познания
(14) 1. Итоги исторического познания во второй половине XX века в эпистемологической перспективе
(50) 2. Философия истории в XX веке: от нормативизма к скептицизму
(78) Глава II. Эмпирия и теория в истории: к переосмыслению структуры научного знания
(78) 1. Факт и интерпретация: споры о природе исторического объяснения
(95) 2. Концепт «память» в современном историческом исследовании: к проблеме теоретических понятий в истории
(120) Заключение
(123) Список использованной литературы
- Итоги исторического познания во второй половине XX века в эпистемологической перспективе
- Философия истории в XX веке: от нормативизма к скептицизму
- Факт и интерпретация: споры о природе исторического объяснения
- Концепт «память» в современном историческом исследовании: к проблеме теоретических понятий в истории
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Для исторического сознания истекшее двадцатое столетие стало временем напряженных размышлений над собственными основаниями, временем, когда историкам пришлось озаботиться проблемой научного статуса истории, отвечая на вопрос: действительно ли история - наука. Напряженность этим поискам придали два обстоятельства. Во-первых, для всякой науки обострился вопрос о критериях научности — о том, на каких основаниях то или иное знание можно считать научным. Во-вторых, начиная со второй половины двадцатого века, сама история существенно меняется: она расширяет собственное предметное поле, активно взаимодействует с социальными дисциплинами, у которых заимствует базовые концептуальные метафоры и методы исследования. Однако столь серьезные трансформации предмета для любой науки чреваты познавательным кризисом. Главная черта кризиса, который историческая наука переживает в настоящее время, - фрагментация, измельчение исторических исследований. Эти реальные трансформации самого содержания исторического познания в методологии истории отразились в форме споров о том, как разрешить две фундаментальные контроверзы — контроверзы категорий «структура — субъект» и «единичное - всеобщее». И та, и другая контроверзы имеют общенаучный характер и разрешаются в пределах философии науки. Но в исторической науке или, точнее, в методологии истории они проявляют себя специфически.
Теоретическая специфика разрешения первой контроверзы состоит в том, что история заимствует объяснительные модели у общественных наук, в то время как эти науки верифицируют те же самые объяснительные модели на историческом материале, что создает ситуацию порочного круга в оценке релевантности теоретических схем. Вторая контроверза проявляется в познавательном разрыве философии истории, ориентированной на построение теории исторического процесса и исторической эмпирии, ограничивающей
— себя исследованием конкретно-исторических реалий. Эта контроверза стала стимулом к созданию исследовательского проекта последних десятилетий в исторической науке - микроистории с ее попытками обнаружить новые способы обобщений в истории. На этой почве и возникает проблема исторического синтеза, способного предотвратить дальнейшую фрагментацию исторической науки. Современная историческая наука остро нуждается,
во-первых, в синтетической теории общества, и, во-вторых, в глобальной теории мирового исторического процесса. Именно эти реальные познавательные потребности заставляет историков пересмотреть сложившееся внутри дисциплины осторожное, а в некоторых случаях и прямо негативное отношение к так называемым «большим теориям» и начать поиск методологических средств обеспечения связи между теоретическим абстракциями философии истории и эмпирической конкретикой.
Встречное движение в этой сфере со стороны методологии научного познания и философии науки, осуществлявшееся на протяжении почти всего XX века, - особое и пока не исследованное поле в историко-философской
картине истекшего исторического этапа. Именно потому столь актуален анализ узловых моментов дискуссий методологов истории о природе исторического знания с целью выявления теоретически значимых результатов работы философской мысли над проблемой теории в истории. На этом пути возможна серьезная переоценка некоторых сторон процесса, лишь недавно ставшего предметом исследования для истории философии.
Историческая реконструкция сложной траектории мыслительного освоения проблемы теории в историческом познании, совмещавшей параллельное движение исторической науки и методологии истории и моменты пересечения и взаимного влияния когнитивной практики историков и философской рефлексии методологов, может позволить по-новому взглянуть на традиционную для философии науки проблему эмпирического и теоретического уровней научного знания применительно к науке в целом. Так в тематическом поле проблемы теории в исторической науке особое место занимает вопрос об эпистемологическом статусе истории. Этот ракурс проблемы конституируется противостоянием натурализма и антинатурализма в философии науки. При этом наличие теоретического уровня в научном знании считается показателем развитости науки. Если парадигматическим образцом теории считается естественнонаучная математизированная теория, имеющая дедуктивную структуру и формулирующая основополагающие законы, то следует признать, что в исторической науке нет теории, а значит, сама история еще не достигла или в принципе не может достигнуть статуса зрелой науки.
Если же история обладает собственными способами построения теории, то следует скорректировать представления о природе научной теории.
Наконец, особый интерес историка философии вызывает специфика осмысления в конце XX века в рамках исторической теории центральных эпистемологических категорий истины и объективности. Постпозитивстский тезис о теоретической нагруженности фактуального базиса науки и ее эквивалент в рамках гуманитаристики - постмодернистская доктрина науки как одной из форм создания литературного «эффекта реальности» в знании, неустранимо пронизанном идеологией, сформировали концептуальную основу философского «вызова» объективности научного знания. Постмодернистский «вызов» расколол историков на два лагеря: традиционалистов - сторонников стандартного взгляда на историю как науку о том, что было «на самом деле» и новаторов - приверженцев идеи конструктивной природы познавательных средств историка. Философские баталии реалистов и конструктивистов происходили параллельно размыванию в самой истории границ научности и не оказывали практически никакого влияния на этот процесс. Снижение требований к научности, истинности и достоверности данных исторического исследования и составило негативный эффект постмодернизма для исторического познания.
Такое понимание новейшего этапа историко-философского процесса, возможно, позволит в дальнейшем самим историкам отойти от наивно реалистического обоснования объективности исторического знания приблизиться к такому обоснованию, которое смогло бы окончательно преодолеть постмодернистский релятивизм. Все это и делает проблему исторической теории и методологической рефлексии в истории столь актуальной для современного историко-философского познания.
Степень разработанности проблемы. Всесторонний анализ столь обширной, включающей в себя множество специальных вопросов и проблем темы, требует знакомства со всем массивом существующей литературы по (4 проблеме исторической теории — задача не осуществимая в рамках одного исследования, и диссертант, конечно, далек от того, чтобы ставить перед собой такую задачу. Поэтому в рамках настоящего исследования, диссертант в выборе материала ограничивает себя определенным кругом проблем и рядом определенных дискуссий.
В процессе исследования для обзора и характеристики значимых этапов в развитии исторической науке во второй половине XX столетия привлекались работы отечественных и зарубежных авторов. Так, о социологическом повороте в исторической науке, появлении в ней новых методов и возникновении научного направления «квантитативная история» (клиометрия) - работы Дж.Клабба, И.Д.Ковальченко, В.К.Финна, Ф.Фюре К.В.Хвостовой, У.Р.Уотерс, П.Шаню.
Появление и развитие исторического направления «социальная история» прослеживается по работам таких исследователей, как Ф.Барт, Дж.Д.Кол, К.Райтсон, Дж.Рениер, Л.Стоун, Дж.М.Тревельян, Дж.Хейл, К.Шорске.
Об антропологическом повороте в истории и о месте исторической антропологии в контексте современной историографии писали В.П.Алексеев, Ю.Л.Бессмертный, А.Бюргер, К.Гинзбург, М.Дингес, Ж.Дюби, С.Г.Ким, М.Кром, Л.П.Репина, В.В.Согрин, Р.Шартье. В этой связи одним из важных является вопрос о преемственности и соотношении таких значимых в развитии исторической науки второй половины XX века направлений, как «история ментальностей» и «историческая антропология». Об этом исследования Ф.Арьеса, Ю.Л.Бессмертного, М.Блока, П.Брауна, А.Я.Гуревича, Ж.Делюмо, Ж.Ле Гоффа, Р.Мандру, Г.Маршала, Ж.Ревеля, Л.Февра, Ж.-К.Шмита; взгляд с точки зрения критической теории отражен в работах Г.В.Плеханова и А.Лабриолы.
Так же в диссертации используются работы самих, если можно так сказать, классиков исторической антропологии - П.Бё рка, К.Гинзбурга, Р.Дарнтона, Н.З.Дэвис, Э.Ле Руа Ладюри, Э.П.Томпсона.
Кроме того, в диссертации получает освещение ныне лидирующее направление исторических исследований — «микроистория» и
«Alltagsgeschichte» (история повседневной жизни). В этом отношении интересны работы К.Гинзбурга, Э.Гренди, А.В.Курьяновича, Дж.Леви, А.Людтке, С.В.Оболенской, Х.Медика, Ж.Ревеля, Д.У.Сэбиана, С. Черутти.
Анализ теоретических проблем исторической науки, сделанный непосредственно самими историками, осуществляется с учетом работ М.Блока, Ф.Броделя, А.Я.Гуревича, П.Загорина, Э.Карра, Н.Е.Копосова, А.Про, Ю.А.Семенова, Р.Тоунея, Дж.Тоша, Дж.Хекстера, Э.Хобсбаума, Г.Элтона.
Особое внимание в диссертации уделено американской исторической теории и непосредственно работам авторов А.Апплби, П.Новик, Л.Хант, Дж.Якоб.
Собственно философский анализ проблем исторической теории рассматривается диссертантом и на примере ряда работ континентальных философов, прежде всего это Р.Арон и П.Вен, но главное место отводится аналитической философской традиции, причем в ее североамериканском варианте - это исследования Гардинера П., Гемпеля Д., Гэлли У., А.Данто, У.Дрея, Д.Дэвидсона, М.Мандельбаума, Э.Нагеля, Х.Патнема, Д.Серла, П.Уинча, У.Уолша, Дж.Уоткинса. Также привлекались работы отечественных авторов, таких как И.А.Гобозов, М.И.Кошелев, А.Ф.Грязнов, М.А.Кукарцева, А.А.Порк, А.С.Уйбо, Н.С.Юлина.
Обращаясь к общим вопросам теории познания, диссертант следует традициям, отраженным в работах В. А. Лекторского, А.Л.Никофорова, Ю.И.Семенова, В.С.Швырева; анализ проблемы истины и интерпретации проводится в русле исследований Х.-Г.Гадамера, Ю.А.Муравьева и Х.Патнема. При анализе постмодернистского взгляда на историческую науку используются работы Ф.Анкерсмита, Ж.Деррида, Ж.-Ф.Лиотара, Х.Уайта, Д.Робертса, Р.Ф.Берхофера. Критика постмодернистского понимания истории содержится в исследованиях П.Загорина, Р.Шартье, У.Дрея, Н.Кэрролла, Б.Бэйлина.
Кроме того, в связи с необходимостью исследования проблемы теоретических понятий в истории на примере понятия «память», привлекались исследования по проблемам исторической и коллективной памяти Д.Белла,
П.Джедловски, Ф.Клампина, К.Клейна, Д.Леви, П.Нора, М.Полляка, Т.В.Пушкаревой, А.Руссо, Т.Тодорова, Дж.Уинтера, К.Уэста, П.Фассела, М.Хальбвакса, С.Шамы, Н.Шнайдера, Р.Шотта.
Цели и задачи исследования. Цель диссертационного исследования -выявление исторических этапов становления и перспектив решения проблемы теоретического уровня знания в исторической науке на базе историко-философской реконструкции логики развертывания данной проблемы в познавательной практике историков и методологической рефлексии философов в XX столетии. Достижение данной цели требует решения ряда задач, главные из которых:
- анализ истоков и негативных эффектов современной ситуации фрагментации знания в исторической науке и показ необходимости синтетической теории исторического процесса с целью преодоления внутридисциплинарной раздробленности истории;
- выявление логики движения философской рефлексии над историческим познанием от нормативизма аналитической традиции к постмодернистскому релятивизму и скептицизму, фиксация значимых результатов рефлексии и показ ограниченности обеих позиций как теоретико-методологических платформ критики исторического знания;
- уточнение специфических черт постановки проблемы эмпирического и теоретического уровней научного знания применительно к историческому
знанию сквозь призму споров философов англосаксонской и континентальной традиций о природе исторического объяснения;
- исследование исторических особенностей функционирования теоретических конструкций в исторической науке на примере концепта «историческая память».
Теоретико-методологические основания исследования. Анализ проблемного поля диссертации осуществляется в рамках марксистской философской традиции в ее современной версии, которую можно обозначить как «трансмарксизм». Важнейшей характеристикой трансмарксизма является интенция к преодолению моментов заблуждения в самой марксистской теории при сохранении и преумножении всего ценного, что дает марксистская теория для философского анализа с одновременным усвоением реальных достижений всей постмарксистской философской мысли. В диссертации последовательно проводится эссенциалистский взгляд на природу научного знания как теоретико-методологическая установка, имманентно присущая марксизму.
Научная новизна диссертационного исследования обусловлена попыткой реализации нового взгляда на новейшие и во многом не исследованные стороны историко-философского процесса в XX веке. В связи с этим элементы теоретической новизны усматриваются уже в самой постановке вопроса об этапах теоретического осмысления исторического процесса. Дело, однако, не ограничивается постановкой вопросов. Диссертант впервые осуществляет историко-философский анализ того, как протекал процесс философского осмысления реальной фрагментации исторического знания в XX веке, а также того, на какой философской основе осуществлялся поиск теоретического синтеза в историческом познании. Диссертант подводит первые итоги движения исторического сознания по пути постмодернизма и выдвигает ряд нетривиальных гипотез относительно сценариев будущего «послепостмодернистского» развития исторического познания. Наконец, диссертацию характеризует новый взгляд на проблему исторической памяти — ключевую проблему и своеобразный мировоззренческий итог развития исторического сознания в XX столетии.
Теоретическая и практическая значимость результатов обусловлена возможностью применения выводов работы к дальнейшему исследованию роли теории в историческом исследовании, природы исторического факта, проблемы соотношения факта и теории, проблемы исторической памяти. Результаты исследования получили применение в процессе преподавания курсов культурологии и социологии в Московском городском педагогическом университете, в Московском государственном техническом университете гражданской авиации, в Московском социально-гуманитарном институте.
Апробация работы. Результаты диссертационного исследования нашли отражение в публикациях автора, в ряде докладов и выступлений на научных конференциях, в частности, на международной конференции «Пушкин и мировая культура» в Московском государственном социальном университете (Москва, 21 апреля 1999 г.), в докладе на научно-теоретической конференции
Ш студентов и аспирантов Российской академии предпринимательства (диплом первой степени) и др.
Итоги исторического познания во второй половине XX века в эпистемологической перспективе
Приступая к теме исследования, диссертант предлагает прежде всего обратиться к истории исторической науки в XX веке. Следует, тем не менее, оговориться, что в данном парафафе не ставится целью обобщение опыта развития исторической мысли всего XX столетия. Диссертант преследует иную, более скромную и определенную цель - выявление изменений, произошедших в исторической науке, вследствие так называемых социологического и антропологического поворотов в истории. Это предполагает и определенные временные рамки, в которых рассматривается историческое познание, то есть вторая половина XX века. Главными же задачами данной части диссертационной работы становятся обзор развития методологии исторических исследований, изменений в понимании объектов исторических исследований, а также характеристика основных направлений исторической науки с начала 50-х до начала 90-х годов XX века.
Каковы же главные характеристики социологического поворота в исторической науке? Взаимодействие истории с социологией началось еще в XIX веке. Позитивистские идеи Опоста Конта владеют умами многих историков до сих пор. Например, по словам представителей «школы Анналов» на идеологию школы, становление которой проходило в 20-х-30-х годах XX столетия, непосредственное влияние оказали идеи социолога же Эмиля Дюркгейма, наряду с такими представителями французской мысли как Видаль да Лабанш и Франсуа Симиан. Следует отметить, что в интерпретации основателей этой школы социальная история была не столько одной из частных историй, сколько подходом к глобальному, синтетическому пониманию истории. Это, кстати, и побуждало историков-анналистов рассматривать отношения между людьми как одно из проявлений свойственных различным эпохам ментальных установок. Тем не менее, такое широкое понимание социальной истории отошло постепенно на задний план, когда задачи социальной истории были переосмыслены в 1950-е - 1960-е годы, говоря словами Роже Шартье, как изучение «социальных групп, их стратификации и отношений».
Говорить о каких-то значимых и очевидных для исторической науки результатах взаимодействия истории и социологии можно лишь, начиная с 1950-х годов. Появляется новое направление исторических исследований -социальная история, использующее социальный анализ, методы которого заимствуются как раз из социологии. В историческом лексиконе этого времени возникает термин «междисциплинарность», под влиянием социологии история взаимодействует с другими социальными науками, заимствуя их методы. Результатом этих процессов становится рождение другого нового научного направления в истории — квантитативной или количественной истории (клиометрии).
Количественная история как методологическое направление прошла в своем развитии к началу 1990-х годов несколько этапов.2 Распространение методов клиометрии свидетельствовало о переносе внимания исследователей с событийной истории, описаний психологии, мотивов действий «исторических личностей», с политической истории, «засилье» которой подвергалось серьезной критике новых историков, на исторические ситуации, явления и долговременные процессы.
Распространение клиометрии было вызвано появлением большого количества данных по социально-экономической и политической истории и необходимостью для историков в их упорядочении и сопоставлении. В первую очередь в новой исторической науке стали использоваться наиболее простые и известные статистические приемы - выявление средних величин, процентных соотношений, группировка данных, корреляционный анализ. Несомненным методологическим достижением работ в рамках квантитативной истории было в это время обращение к большим массивам данных, детальная классификация данных и расширения горизонтов сравнительных исследований.
Благодаря социологии в истории появились и новые объекты исследования - общественное, групповое сознание, общественная психология, ментальности, идеология, историки смогли углубить и детализировать исследования, распространить их на более мелкие и сложные структуры и явления: семью, общину, цех, различные маргинальные группы и прослойки и т. д. Появляются и новые направления в исторической науке.
Тем не менее, по сравнению с обычным историческим анализом и интерпретацией источников, включающим традиционные методы исторического познания, в том числе интерпретацию, ценностные оценки, анализ казуальных связей и интуицию, на начальном этапе использование количественных методов дало немного нового для объяснения исторических явлений и событий. Исторические закономерности понимались исследователями довольно упрощенно, в смысле теории «охватывающих законов» Гемпеля-Поппера.4
Есть еще одно обстоятельство, обусловившее рост клиометрических исследований. Дело в том, что 1950-1960-е годы стали не только временем «сциентистской мечты», когда историки в очередной раз ощутили непреодолимый соблазн использовать методы точных наук, но и периодом стремительного количественного роста исторической науки, позволявшего в невиданных ранее масштабах практиковать коллективные исследования.
Философия истории в XX веке: от нормативизма к скептицизму
Далее диссертант обращается к методологической рефлексии философов и историков над проблемами исторической теории. Развитие историософских (в смысле Ю.И.Семенова) взглядов в конце XX века диссертант рассматривает как движение от «нормативизма» (исследования норм, определяющих правила работы историков) к скептическому отношению к исторической теории в целом, порожденному постмодернизмом. В данном параграфе дается примерная типология способов аналитического теоретизирования и осуществляется анализ последствий проникновения постмодернизма в историческую науку, а также раскрывается роль философии истории в преодолении постмодернистских вызовов. Ведь именно в результате вторжения постмодернистского скептицизма в область исторической науки историки оказались перед необходимостью заново задуматься о философских основаниях своей дисциплины, хотя ответы историков на вызовы постмодернизма всё еще выглядят те так убедительно. Диссертант полагает, что главным итогом анализа методологической рефлексии философв над проблемами исторической тоерии и анализа влияния постмодернизма на судьбы исторической науки, могло бы стать осознание необходимости изменить отношение историков к исторической теории. Прежде всего, диссертант предлагает рассмотреть основные основные способы теоретических рассуждений в аналитической философии истории. По мнению диссертанта, вклад аналитической философии в развитие проблематики теории исторической науки целесообразно рассматривать в традиции изучения аналитической философии истории, сложившейся в отечественной философии и представленной такими именами, как А.Ф.Грязнов, М.А. Кукарцева, А.А.Порк, А.С.Уйбо, и др.
Основные темы дискуссий в аналитической философии истории во второй половине XX века - это дискуссии между сторонниками «подводящей теории» - Д. Гемпель, К. Поппер, Э. Нагель, и сторонниками аналитической герменевтики - У. Дрей, П. Гардинер, П. Уинч; также дискуссии о нарративе как возможной теории исторического объяснения с участием А. Данто, У. Уолша, У. Гэлли, М. Мандельбаума. Аналитическая философия 60-х - 80-х годов следовала по пути познания так называемых «нарративных свойств мира» и на основании этих законов пыталась сконструировать объяснительную теорию для исторического процесса как последовательности событий. С точки зрения аналитических философов, абстрактные законы должны дополняться разного рода моделями, описаниями, аналогиями процессов, лежащих в основе этих законов.
Проблематика аналитической философии истории оформилась в США в середине 30-х годов - во времена смены тем ее анализа: от философии логики к собственно эпистемологии, понимаемой как поиск философских оснований языка, познания, значения. В этот период аналитическая философия истории, например «подводящая теория» Гемпеля - Поппера исследовала в позитивистской парадигме методологию исторической науки. В 50-60-е годы аналитическая философия истории была представлена дискуссиями между сторонниками «подводящей теории» (Д. Гемрель, К. Поппер, Э. Нагель) и сторонниками аналитической герменевтики (У. Дрей, П. Гардинер, П. Уинч).43 К концу 60-х — началу 70-х годов возникла другая дискуссия, спровоцированная работами А. Данто, У. Уолша, У. Гэлли, М. Мандельбаума - о нарративе как возможной теории исторического объяснения. В конце 70-х -снова очередная дискуссия в аналитической философии истории о теории действия как альтернативе «подводящей теории» Гемпеля - Поппера, разрабатываемой фон Вригтом, Дэвидсоном, Куайном, Рорти. За все это время единственной темой теоретической дискуссии была проблема объяснения в социальных науках и в особенности в истории. В отличие от деконструктивизма аналитическая философия истории последовательно реализует объяснительную парадигму исследования и пытается решать свои задачи через аппарат формальной и пропозициональной логики, а так же через витгенштайновский понятийный каркас. Так же, в отличие от деконструктивизма аналитическая философия истории демонстрирует почти полное пренебрежение событийной стороной истории, что приводит ее к потере чувства исторической реальности. Аналитическая философия истории чрезвычайно много занимается проблемами исследования логической нарратива вообще и нарративных предложений в частности.
Аналитическая философия истории сделала исследование нарратива чуть ли не главным предметом своего анализа. Известные работы У. Гэлли, А. Данто, X. Уфйта спровоцировали интерес к нарративу у ряда ведущих философов аналитиков - Н. Решера, Р. Нозика, Д. Дэвидсона, X. Патнема, Д. Серла. С исчерпывающей полнотой ими были проанализированы логическая сущность, структура и составляющие нарратива. Результаты, полученные аналитической философией истории активно используются деконструктивизмом и постструктурализмом, для которых нарратив -практически единственный способ исторического анализа. Философия истории США второй половины XX века - это преимущественно нарративная философия.
Следует отметить, что для американцев «типично сравнение их философствования с французским... широкое увлечение теми направлениями, которые в последние десятилетия проникают в северную Америку из Франции (деконструктивизм, постструктурализм, шизоанализ и др.)... Работы философов-аналитиков в значительной мере потеснены на полках магазинов броской постмодернистской продукцией».
Аналитическая философия 60-х - 80-х годов предположила, что способна открыть абстрактные законы нарративных свойств мира, и аналитическая философия истории на основе знания этих законов пыталась интерпретировать историю как теоретически объяснимую (в терминах подводящей теории, теории действия и нарратологии) последовательность событий.
Факт и интерпретация: споры о природе исторического объяснения
Теперь логично будет перейти к вопросу о том какие существую точки зрения на проблему соотношения теоретического и эмпитического уровней знания в исторической науке. Историческая теория как специфическая форма систематизации знания была впервые проблематизирована, как известно, в работах В.Дильтея и представителей баденской школы неокантианства В.Виндельбанда и Г.Риккерта в виде идеи о существовании особой познавательной процедуры, адекватной предмету истории как науки и когнитивным интересам историков и отличной от методологических процедур естественных наук. Базовыми операциями придания интеллигибельности исторической реальности были признаны описание и понимание.
Различие познавательных целей естествоиспытателя и гуманитария пролегает в отношении к единичному событию: для первого оно - всего лишь экземпляр всеобщего, для второго оно самоценно. Но, оставаясь на уровне единичного и конкретного и ограничиваясь протоколированием уникальностей с помощью индивидуализирующих понятий, история оказывается обреченной на экстенсивное развитие, то есть на все более подробное описание событий. Уникальное не поддается генерализации, так как в обобщении утрачивается суть уникального как неповторимого, поэтому никакие законы и никакая теория как единая и общая схема для разных исторических эпох в исторической науке невозможна. Таким образом, история как описательная наука навечно приговаривается оставаться на уровне эмпирии. Принимая неокантианскую аргументацию, многие историки выступают как яростные противники теоретических конструкций. В таком случае теория рассматривается как генерализация конкретного через законы, то есть за образец берутся способы построения теории в науках о природе.
Отсутствие структурного сходства между историческим знанием и знанием естественнонаучным может означать как когнитивную «недоразвитость» истории и необходимость подражания когнитивной практике естественных наук для изменения эпистемологического статуса, так и ее когнитивную специфичность, включая способы построения теории. Первый вариант обозначенной альтернативы получил развитие в различных версиях философского натурализма - доктрины, принимающей за образец естественные науки, прежде всего в трех изводах позитивизма. Второй вариант - в антинатуралистических концепциях исторического знания: в баденском неокантианстве, философской герменевтике, феноменологии, этнометодологии и др.
Между тем, фактическое состояние современной западной теории науки как и отечественной философии истории в целом таково, что от разрешения проблемы статуса исторической науки, которое могло быть осуществлено в духе трансмарксисткой диалектики истины и заблуждения, в которой исторический факт трактуется как элементарная форма существования истины в науке, на основе обновленной версии материалистического понимания истории, эставфетно-стадиальной теории общественного развития разрабатываемой Ю.И.Семеновым, Ю.А.Муравьевым, М.И.Кошелевым и др. отечественными философами, западная теоретическая мысль еще довольно далека, хотя первые шаги в этом направлении она уже делает. Имеет смысл напомнить своего рода теоретическое завещание одного из крупнейших британских исторических мыслителей, Эрнста Геллнера, который незадолго до своей кончины обратил внимание на необходимость тщательного изучения работ Ю.И.Семенова в области философии истории западными учеными для того, чтобы поставить точку в множестве споров по указанному поводу.
Вопрос же о статусе исторической науки в свою очередь имеет еще один важный аспект: проблема факта и интерпретации. Специфика проблемы природы исторического факта, как и факта науки вообще определяется существованием различных познавательных уровней в исследовании. Область эмпирического познания ограничивается добыванием общих фактов и их первичной интерпретации на уровне явления. За областью теоретического познания остается содержательная интерпретация всей совокупности фактов данной предметной области. Теоретический уровень - это уровень сущности. Такой подход к дихотомии теоретического и эмпирического ставит в центр категорию «факт». В гносеологии о статусе факта до сих пор ведутся споры, их основой является различие в ответах на вопрос, следует ли считать факт фрагментом самой действительности или факт - лишь фрагмент человеческих знаний о действительности.
По мнению диссертанта, из существующих позиций в этом споре следует выделить подход, согласно которому факт понимается как категория истины: ценность факта для науки определяется тем, что факт объективен, он не зависит от сознания субъекта и лишь в силу этого может выполнять функцию фундамента научного знания.83
Факт, как он мыслиться всеми учеными, обладает двумя, казалось бы, несовместимыми особенностями. Первая — его объективность. Факт, взятый сам по себе, не зависит от сознания человека и человечества. Вторая особенность факта состоит в том, что он существует в сознании человека. Именно в сознании человека факты «хранятся», «накапливаются», «группируются», «истолковываются», а иногда и «подтасовываются».
Все это вместе взятое помогает понять природу факта. Факт есть момент действительности, вырванный из нее и пересаженный в сознание, точнее, в мышление человека. В сознании факт существует как содержание истинного, т.е. соответствующего реальности, суждения (или нескольких суждений).
Концепт «память» в современном историческом исследовании: к проблеме теоретических понятий в истории
В следующей части диссертационного исследования анализируются способы использования историками теоретических понятий, в частности, такого модного ныне концепта, как «историческая» или «коллективная память». Проблема исторической памяти, в наши дни переросла пределы чисто научной проблемы, явившись жгуче острым скрещением глобальных проблем экономики, политики, права и морали, и здесь особенно значим голос историка, который ставит проблему именно так: лишь тогда «время, все расставит на свои места», когда посредником между объективной логикой исторического процесса и субъективным взглядом на него исторически ограниченного общественного сознания станет творческая работа коллективной памяти, которая не позволяет значимое историческое содержание вычеркнуть из истории.
К таким выводам можно диссертант приходит на основе анализа прошедшей в девяностых годах прошлого столетия дискуссии в британском журнале «Теория и история» (Theory & History). Начало дискуссии положили яркие выступления Дункана С.Белла по вопросам исторической памяти и национальной идентичности. В своих статьях Дункан Белл стремится бросить вызов доминирующим способам осмысления отношений между памятью и национальной идентичностью, и тем самым аналитически усовершенствовать понимание динамики формирования национальной идентичности. При попытках объяснить распространяющиеся влияние и мощь национализма систематическое использование понятия коллективной памяти не просто очень важно, но необходимо и неизбежно, если мы хотим проникнуть в суть националистического сознания.
В своих статьях Д.Белл рассматривает основные точки зрения на взаимоотношения между памятью и национальной идентичностью, и вместе с этим старается уточнить понимание динамики изменений национальной идентичности. Понятие коллективной памяти, по мнению Д.Белла оказывает помощь в попытках объяснить причины распространения и источники силы национализма. Белл настаивает на том, что это понятие обычно используется неправильно. Белл старается применять понятие памяти в контексте теории социального действия, в результате чего память рассматривается более ограниченным и точным образом. Белл доказывает, что важно сознавать различие между памятью и мифологией, в то время как оба эти понятия необходимы для понимания национальной идентичности, не только по отдельности но и в оппозиции друг к другу. Из этого Белл выводит понятие "mythscepe" («ствол» или «стержень» мифа), определяющее во времени и пространстве дискурсивную сферу, в которой мифы о нации изобретаются, изменяются, утверждаются и реконструируются постоянно. "Mythscape" - это страница, на которой постоянно пишутся и переписываются многочисленные и часто противоречащие друг другу националистические нарративы; это -бесконечно обновляющееся хранилище образов прошлого, которые используются для целей настоящего.Таким образом, используя понятие "mythscepe", по мнению Белла, мы можем установить связь между мифологией и памятью наиболее лодотворным путем.
В своих работах Белл отводит главное место формирующей роли, которую создание нарративов о прошлых событиях и дискурсивная картина истории (часто рассматриваемой в терминах «памяти») играет в теоретическом осмыслении национализма, как бы ни различались взгляды исследователей на происхождение национализма. Таким образом, хоть в теориях национализма и исуществуют различия, в них есть также множество совпадающих областей, и это имеет важные последствия для объяснения динамики формирования идентичности. В частности Белл утверждает, что все различные способы теоретизирования исходят из обращенности повествующего субъекта к вызывающим воспоминания рассказам о связях между прошлым, настоящим и будущим. Именно в этом месте множество теоретиков национализма подходят к теме «памяти»; также Белл показывает интенцию к созданию мифа в объяснительных схемах теоретиков национализма.
Д.Белл утверждает, что неаккуратное использование термина «память» имеет своим последствием не только концептуальную путаницу, но и затеняет также, важное политическое явление, когда «естественные» формы коллективного воспоминания могут фактически становиться в оппозицию доминирующему нарративу (или «правящей мифологии», «национальной идее») нации, не внушающему доверия хранилищу национальной коллективной «памяти». Память может, таким образом, функционировать как место сопротивления, место политической оппозиции. В этой связи адекватное понимание потенциала памяти существенно для исследователей занятых в проекте критического анализа.91 Чтобы не потерять из вида этот потенциал памяти, как считает Белл, мы должны разделить понятия памяти и мифа вместо того, чтобы объединять их одном понятии «коллективной памяти». Для этого Ф» Белл и вводит понятие "mythscape".
Социальная, культурная и политическая динамика национализма продолжает формировать контуры глобальных властных отношений в начале XXI века. Следовательно, закономерно, что исследование национализма переживаев последние годы некоторый ренессанс, порожденный распространением ярких и в высшей степени серьезных этнических конфликтов, охватывающих мир, так же как и подъемом сепаратистских тенденций в некоторых странах запада.
Тем не менее, национализм остается еще не понятым явлением и практически не существует согласия в вопросах о корнях, функциях и путях развития национализма. Страстные споры относительно этого предмета идут среди политологов, социологов, историков, антропологов. Также ясно, что вопросы персональной или коллективной идентичности являются фундаментальными при попытках осознать динамику национализма. Осознать себя как члена отдельной нации - значит, несомненно, ощущать власть чувства принадлежности, получить признание своего права жить в дихотомии свой/чужой, я/другой, мы/они, границах, которые определяют националистическое чувство и риторику.
Однако, как отмечал исследователь национализма Дэвид Маккроун,93 под изучением «национальной идентичности» чаще всего подразумевается истолкование, и обсуждение понятия «нации», разговоры о пределах этого понятия, чем оно ограничено, и когда понятие «национальная идентичность» используется как аналитическая категория в теоретических исследованиях национализма, и часто очень небольшое место отводится обсуждению того, как идентичности изобретаются и воспроизводятся во времени и в пространстве. Цель, которую перед собой ставит Д.Белл, как раз и заключается в исследовании этого пробела через опыт рассмотрения под определенным углом строения национальной идентичности, а именно с точки зрения памяти. Белл стремится к тому, чтобы исследовать часто используемое понятие «коллективной памяти», и той роли, которую коллективные «воспоминания» играют в формировании национальной идентичности, и предложить определенный и убедительный способ теоретического анализа памяти и всего комплекса ее отношений с национализмом.
