Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Истоки темы сердца в русской и мировой философской мысли 16
1.1.. Генезис и развитие темы сердца в мировой духовной культуре 16
1.2. Символ сердца в православии и русской философской мысли 34
Глава 2. «Метафизика сердца» в философском наследии Памфила Даниловича Юркевича 52
2.1. П.Д. Юркевич — философ и педагог 52
2.2. Символ сердца в философском наследии П.Д. Юркевича -онтологический и гносеологический аспекты 74
2.3. Символ сердца в философском наследии П.Д. Юркевича - этический и правовой аспекты 89
Глава 3. Философско-педагогическая концепция П.Д. Юркевича в контексте «метафизики сердца» 114
Заключение 157
Список литературы
- Генезис и развитие темы сердца в мировой духовной культуре
- Символ сердца в православии и русской философской мысли
- П.Д. Юркевич — философ и педагог
- Философско-педагогическая концепция П.Д. Юркевича в контексте «метафизики сердца»
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Тема настоящей диссертации - «Метафизика сердца» в русской философии второй половины XIX века (П.Д. Юркевич)» относится к числу актуальных и малоизученных тем в истории русской философии.
Сегодня все чаще в публикациях, посвященных истории отечественной философии поднимается вопрос о правомерности выделения «русской» философии из общемирового контекста. Хотя эта проблема и не нова, сегодня она получает иное звучание в связи с попытками обособления украинской, белоруской и других «национальных» философий. С одной стороны, как у всякого явления культуры, у философии есть своя национальная почва, свои этнокультурные очертания. С другой стороны, вырастая на почве национальной культуры, национального языка, она при этом тяготеет к выходу за их пределы, не отказываясь в то же время от них.
Обращаясь к проблеме взаимосвязи национальной философии и национальной ментальности, В.П. Кошарный справедливо замечает, что «философия как тип мировоззрения основывается на этнически окрашенной картине мира, но уже теоретически оформленной и упорядоченной. Этнический менталитет существенно влияет на формирование уникальных собственных и корректирует заимствованные философские воззрения» [91. С. 373].
С. Франк в работе «Сущность и ведущие мотивы русской философии» заостряет внимание на сложности определения «русской философии», и на том, в каком смысле нужно применять это понятие. Это замечание С.Л. Франка весьма существенно не только в отношении русской философии, «если понимать под философией только науку, научно-систематическое исследование, то можно ли о Сократе и Платоне говорить как о философах?» [197. С. 84].
По мнению Е.В. Барабанова, подчеркивать «самобытность» русской философии не стоит, так как эта характеристика, выглядит как явное преувеличение [См.: 10. С. 102]. В этом его позиция вполне совпадает с позицией М.А. Маслина, который, обращаясь к теме самобытности русской философии, отмечает, что попытки определить это своеобразие, осуществляемые через противопоставление ее западной философии, со ссылками на ее особую «публицистичность», «синкретизм» и т.п. следует признать несостоятельными [См.: 112. С. 369].
Многие исследователи отмечают, что русская философия следует общей линии развития европейской философии от Средних веков до новейшего времени [См. напр.: 10; 112; 197]. Русская философия, хотя, может быть, и не в полной мере, была приобщена ко всей европейской философии - к наследию Платона, Аристотеля и неоплатонизма; она также, хотя и с некоторым отставанием, прошла весь путь европейской философии Нового времени: Просвещение, идеализм, позитивизм, неокантианство, феноменология. Целый ряд исследований (Т.И. Ойзермана, А.С. Богомолова, В.В. Соколова, М.Н. Громова, М.А. Маслина, В.П. Кошарного), вполне подтверждают положение о том, что русская философская мысль никогда не была противопоставлена западному философскому сообществу. Правильнее было бы говорить о сравнимости и сопоставимости русского и европейского историко-философского процесса.
В противном случае, чрезмерное увлечение обоснованием исключительной самобытности русской философии, или стремление представить ее в качестве единственно истинной и чуждой философии Запада и Востока приводят к отрыву русской мысли от мировой философской традиции.
Однако при всем этом вполне справедливо говорить о своеобразии русской философии. Русская философия, исследуя основные проблемы мировой философии, имеет свой подход к этим проблемам, а способы их усвоения и осмысления глубоко национальны.
В русской философии есть свой угол зрения, собственный стиль философствования, свой образ философа, свое толкование места философии в жизни.
Выделяя специфические черты и особенности русской философии, исследователи говорят о ее нравственной ориентации, ведущей роли проблемы человека, историософской проблематике, духовности, антиутилитаризме, поисках Бога, Правды и Спасения. И.И. Иванова в статье «Русская религиозная философия в контексте русско-православного Богопознания» отмечает, что национальная самобытность русской философии несомненна. Однако вслед за этим на очередь встала задача выявления характеристических черт этой самобытности. Одной из главных среди них стала причастность к религии. Нередко практически отождествляют всю русскую философию с ее религиозной ветвью или отыскивают специфику таковой исключительно в особой христианской религиозности.
Итогом этих рассуждений становится определение уникальности русской философии как философии сформировавшейся на основе православной традиции. Именно для русской философии характерно создание внецерковной светской религиозной философии.
Н.П. Полторацкий отмечает, что в других странах существовали отдельные религиозные мыслители, но эти мыслители нигде не составили целой школы философской мысли, представленной преимущественно светскими людьми, которая доминировала бы над всеми остальными философскими течениями, как это имело место в России [См.: 149. С Л 29].
По мнению М.А. Маслина развитие религиозной философии в России не противоречит общемировой тенденции развития религиозной философии. С одной стороны, Россия как страна, принадлежащая к христианской цивилизации, издавна испытывала интерес к сочинениям многих западных мыслителей, христианских писателей, философских и богословских мистиков. Но в то же время, русские мыслители всегда испытывали глубокий интерес к
богатому наследию византийской духовности, в том числе к исихазму, софиологии, кардиогнозису (метафизике сердца). Продолжение этого интереса заметно по тому влиянию, которое оказывали на развитие философских идей в России философская мистика Паскаля, философско-мистические идеи Экхарта, Беме, Эккарстгаузена, Парацельса, Вейгеля и других представителей европейской мистической традиции.
Но следование традиции еще не означает бездумного копирования. Русская философия не была калькой философии европейской или византийской. Русские религиозные мыслители не просто перелагали на русский язык германских идеалистов (и мистиков). И, как отмечает Н.П. Полторацкий, созданная ими русская религиозная философия есть совершенно оригинальное явление в истории человеческой мысли.
Еще одним доказательством самостоятельности и ценности русской религиозной философии, по мнению М.А. Маслина, можно считать то, что наряду с университетской (европейской по своей форме) философией огромную роль в формировании профессионального философского сообщества в России играли также духовные академии. Феномен духовно-академической философии на данный момент нуждается в профессиональном и объективном изучении. Роль профессоров и преподавателей духовных академий в становлении и развитии отечественной философии исключительно велика, об этом можно сегодня говорить с полной уверенностью. Многие выпускники духовных академий (С.С. Гогоцкий, В.Д. Кудрявцев-Платонов, Ф.А. Голубинский), став светскими людьми, внесли большой вклад в развитие философской мысли в России. Исследование философского наследия П.Д. Юркевича, в творчестве которого сочетались духовно-академические и университетские традиции становится особенно актуальным.
Еще одним поводом обращения к наследию русской религиозной философии стала ее тематика и проблематика, которая поражает своей всеохватностью. Как оказалось она очень близка к тематике и проблематике нашей современности, а во многом и совпадает с нею. Произошло это благодаря тому, что в русской религиозной философии была сделана попытка христианского подхода к процессам новой и новейшей истории и культуры.
Однако в сегодняшней палитре мнений о самобытности отечественной философии присутствует и полное отрицание своеобразия русской философии. Но с ней, как и с другой крайностью - стремлением представить русскую философию в качестве единственно истинной - согласиться нельзя, так как обе не позволяют достичь сколько-нибудь целостного понимания национальной философской традиции.
По известным причинам в советский период, православно-теистическое направление русской религиозной философии, представителем которого является П.Д. Юркевич, не пользовалось достаточным вниманием исследователей. Однако, начиная с 90-х годов XX века, значительно активизировалось изучение русской мысли дооктябрьского периода.
В процессе выявления действительного содержания взглядов П.Д. Юркевича в ряде исследовательских работ обозначился целый круг проблем, имеющих дискуссионный характер. Оспаривается принадлежность П.Д. Юркевича к традициям русской философской мысли и выдвигается идея об украинском характере всего его творческого наследия. Выражается сомнение в причастности темы сердца к традициям русской философской мысли. В работах Н. Лука, А. Тихолаза, Н. Запорожца, И. Потаевой [См. напр.: 104; 152] заметно стремление определить специфику украинской философии сравнительно с основными тенденциями развития русской философии. При этом к украинским мыслителям относят и Сковороду, и Кулиша и Гоголя и Юркевича. Н. Лук [См.: 104] пытается обосновать понятие «украинской национальной идеи» отличающейся от «русской идеи». «Украинская идея» и «русская идея», выражающие мироощущение и мировосприятие двух народов, согласно его мнению, не просто отличаются, но принципиально несовместимы. Безусловно, что накопленный этнический опыт определял своеобразие философских концепций. Без учета этой специфики картина историко-философского процесса будет неполной. Однако преувеличение национальной самобытности неизбежно уводит исследователей от объективной оценки историко-философского процесса.
В связи с этим исследование творческого наследия П.Д. Юркевича остается актуальным и на сегодняшний день. Изучение национальной специфики, национального своеобразия развития философской мысли является важнейшим компонентом историко-философского анализа. Теоретическая и педагогическая деятельность Юркевича как профессора Московского университета, характер написанных им работ, а также то влияние, которое он оказал на развитие русской религиозной философии через своих учеников и, прежде всего, B.C. Соловьева позволяют отнести его к достоянию общерусской культуры.
«Метафизика сердца», имеющая свои временные, пространственные и этнические очертания, позволяет выявить универсальное и особенное в философской концепции П.Д. Юркевича, объективно подойти к определению его места и роли в развитии мировой и отечественной философской мысли.
Научную ценность имеет исследование педагогических воззрений П.Д. Юркевича, выяснение влияния его идей на других представителей религиозного направления в отечественной философии и педагогике. А анализ малоизученных ранее источников по истории философии права дает возможность более полной и объективной оценки воззрений Юркевича.
Состояние научной разработанности проблемы.
Философские взгляды П.Д. Юркевича долгое время не были объектом специального систематического анализа ни в отечественной, ни в зарубежной философской литературе.
Однако внимание к философским и педагогическим работам Юркевича проявляли и его современники, и историки русской философии конца XIX -начала XX века, и советские исследователи.
Первыми критиками идей Юркевича, правда, далеко не объективными, были Н.Г. Чернышевский, М.А. Антонович, Д.И. Писарев [См. напр.: 206; 7; 147].
Первые попытки анализа философии Юркевича появились уже в конце XIX - начале XX века. Сочувственно о Юркевиче писали Я. Колубовский, А. Аксаков, Э. Радлов [См. напр.: 3; 86; 157]. Более подробно его философские воззрения рассматривали В. Соловьев, Г. Шпет, А. Ходзинский [См.: 173; 198; 215]. Представления о Юркевиче, как философе и педагоге содержат воспоминания его учеников и слушателей В. Соловьева, В. Ключевского, К. Фоменко, Ф. Титова, В. Лебедева, А. Юркевича [См.: 85; 99; 186; 196; 221].
Значительный вклад в изучение представителей духовно-академической философии, и в частности Юркевича, внесли работы В.В. Зеньковского, Н.О. Лосского, С.Л. Франка, Г.В. Флоровского, А.С. Левицкого, Б.В. Яковенко [См.: 60; 100; 103; 195; 234].
В послереволюционный период в небольших статьях и разделах книг (главным образом энциклопедических и учебных изданиях) рассматривались преимущественно биографические и некоторые онтологические и социальные проблемы философии Юркевича, тогда как основное содержание философских взглядов оставалось за пределами этого анализа. Отдельные проблемы философии Юркевича затрагивали А.И. Абрамов, В.В. Богатов, Е.А. Будилова, Р.А. Гальцева, А.А. Галактионов, Э.Л. Гайдадым, П.Ф. Никандров [См. напр.: 1; 15; 33; 35].
В.В. Богатов, А.И. Абрамов, Э.Л. Гайдадым, Р.А. Гальцева проанализировали некоторые аспекты социально-политических воззрений, философии истории, антропологии и онтологии Юркевича.
В трудах советских исследователей истории русской философии творческое наследие Юркевича не было объектом специального анализа. Чаще всего предметом изучения становилась позиция Юркевича в знаменитой полемике с Чернышевским. По вполне понятным причинам симпатии исследователей были на стороне Николая Гавриловича. Однако благодаря критическому разбору идеалистических философских воззрений Юркевича, его имя и его идейное наследие не были преданы полному забвению, а продолжали оставаться в сфере научных интересов советских философов.
В историко-философской литературе исследованы также общие проблемы становления и развития православно-теистической и духовно-академической философии, рассмотрены отдельные аспекты влияния религиозной философии второй половины XIX века на русскую общественную мысль. Эти вопросы нашли отражение в работах Л.П. Воронковой, А.А. Галактионова, B.C. Горского, Н.С. Гордиенко, Н.К. Гаврюшина, М.Н. Громова, Зоц В.А., В.А. Кувакина, В.А. Малинина, М.А. Маслина, П.Ф. Никандрова, А.Т. Павлова, А.Д. Сухова, И.В. Цвык, И.Я. Щипанова и других [См. напр.: 37; 38; 40;63;111;181;216].
Место символа сердца в западноевропейской культуре и философской мысли впервые были исследовано в работах Г.Я. Стрельцовой, положившей начало исследованиям «сердечной философии» в современной отечественной литературе.
В связи с образованием самостоятельных государств из числа бывших республик СССР, обозначилась новая постановка проблемы о принадлежности философского наследия Юркевича исключительно украинской культуре. Появление этого тезиса можно объяснить конъюнктурными требованиями сегодняшнего дня, теми процессами, которые происходят в современной Украине. Дать ему серьезное научное обоснование вряд ли возможно. Тем не менее, необходимо отметить, что в результате проделанной в последние годы работы по изучению творческого наследия П.Д. Юркевича украинскими исследователями были выдвинуты положения, заслуживающие внимания. В работах С. Елистратова, И. Моисеева, М. Муравицкой,. М. Ткачук, С. Вильчинской, Т. Закидальского, Е. Шинкаренко [См. напр.: 51; 113; 116; 212] и других рассмотрены различные аспекты философского наследия Юркевича. Традиционные темы: онтологизм сердца, кардиогносия, этический потенциал «философии сердца», сочетаются с оригинальными подходами к оценке воззрений Юркевича (сравнительный анализ учений П.Д. Юркевича и 3. Фрейда о бессознательном в работе С. Вильчинской, ценностно-символическая картина социальной действительности в философии П.Д. Юркевича в диссертации О. Левченковой).
Необходимо заметить, что в последнее время философское наследие Юркевича подвергалось анализу в рамках диссертационных исследований. Работы Т.Б. Бухваловой, А.В. Аристовой, В.П. Думцева, М.О. Запорожец, С.Г. Елистратова, Л.Г. Кудрик, О.Б. Левченковой, М.А. Федоровой [См.: 9; 22; 52; 58; 94; 101] и других содержат как концептуальный анализ философских взглядов Юркевича, так и отдельных сторон его творчества.
Однако авторами не рассматривался национально-своеобразный подход к определению символа сердца и значение целостной концепции метафизики сердца П.Д. Юркевича для его онтологических, гносеологических, правовых и педагогических взглядов.
Происходящая сегодня переоценка ценностей в духовной сфере актуализирует философское гуманистическое наследие Юркевича, не поддающееся однозначной интерпретации.
Объектом исследования является философская система П.Д. Юркевича, которая рассматривается в контексте традиций русской религиозной философии. Предметом диссертационной работы является целостная концепция метафизики сердца П.Д. Юркевича.
Цель и задачи исследования. Цель диссертационной работы заключается в выявлении и систематизации основных аспектов «метафизики сердца» П.Д. Юркевича и в определении их значения для всего комплекса философских воззрений мыслителя.
Достижение этой цели предполагает постановку и решение следующих задач:
1. Описание места темы сердца в мировой духовной культуре.
2. Раскрытие характера взаимосвязи западноевропейской и русской философской традиции в понимании символа сердца.
3. Выявление специфики рассмотрения символа сердца в православии и в русской религиозной философии до середины XIX века.
4. Раскрытие содержания метафизики сердца П.Д. Юркевича через анализ онтологического, гносеологического и правового аспектов символа сердца.
5. Определение роли П.Д. Юркевича в развитии философской, правовой и педагогической мысли России второй половины XIX века.
Теоретико-методологические основания исследования.
Источниковой базой исследования послужили труды П.Д. Юркевича, Г.С. Сковороды, И.В. Киреевского, А.С. Хомякова, Н.Г. Чернышевского и других мыслителей, составляющих определенную традицию в русской философии или, являющихся современниками П.Д. Юркевича.
Для анализа философско-правовых воззрений Юркевича были привлечены редкие источники: «История философии права» и «Философия права», которые существуют в виде литографированных рукописей.
Методологическую и теоретическую основу исследования составляют принципы единства анализа и синтеза, историзма, системности.
В работе были использованы следующие методы исследования: аналитический, сравнительно-исторический метод исследования текстов, который позволил глубже рассмотреть различные аспекты творчества философа. В диссертации нашли свое применение общенаучные методы исследования — сравнение, аналогия, обобщение.
В процессе работы над диссертацией использовались теоретические положения и категориальный аппарат историко-философского анализа разработанные в трудах Т.И. Ойзермана, А.С. Богомолова, А.Ф. Зотова, В.А. Кувакина, В.В. Соколова, М.Н. Громова, М.А. Маслина и других отечественных ученых. В диссертации впервые на основе оригинальных источников исследуется значение символа сердца для мировой и отечественной духовной культуры.
Научная новизна исследования.
В ходе исследования автором получен ряд результатов, обладающих научной новизной:
1. Рассмотрено место символа сердца в мировой духовной культуре.
2. Раскрыт национально-своеобразный подход к теме сердца в православии и русской религиозной философии.
3. Уточнено содержание понятия метафизика сердца П.Д. Юркевича через рассмотрение онтологического, гносеологического, этического и правового аспектов символа сердца.
4. Впервые осуществлен анализ взаимосвязи философско-правовых воззрений П.Д. Юркевича с основными принципами метафизики сердца.
5. Определен вклад П.Д. Юркевича в развитие философско-правовой мысли России XIX века.
6. Обосновано влияние, метафизики сердца на формирование педагогических взглядов П.Д. Юркевича.
7. Проанализирована и раскрыта суть полемики П.Д. Юркевича с представителями различных направлений в русской философии, педагогике и праве во второй половине XIX века.
Основные положения, выносимые на защиту.
- Понятие «сердца» занимает центральное место в мистике, в религии и в поэзии всех народов. В рассмотрении этого символа в рамках различных культур можно выделить следующие аспекты: онтологический - сердце как центральный орган человека, гносеологический - сердце как орган познания и самопознания, этический - сердце как орган воли, совести, антропологический - сердце как орган, выражающий сущностную характеристику человека -любовь.
- В русской философской мысли, для которой характерна изначально тесная связь с религией, все рассмотренные выше аспекты символа сердца, раскрываются по-новому. В ней достигается слияние познавательного, нравственного и эстетического моментов. «Метафизика сердца» отражала специфику русского стиля философствования, а также особенности национального менталитета и культуры.
- Памфила Даниловича Юркевича с полным правом можно считать создателем целостной концепции метафизики сердца в русской религиозной философии. Так как работы его предшественников (Г. Сковороды, славянофилов) заложили основы анализа символа сердца в русской религиозной философии, но в целостную концепцию («метафизику сердца») их представления не сложились.
- «Философия сердца» была использована Юркевичем для создания оригинальных этической, правовой и педагогической концепций, гуманистическая направленность которых, оставляет их актуальными и сегодня. Изучение философско-правового наследия Юркевича, может стать в дальнейшем предметом отдельного исследования.
Теоретическая и практическая значимость исследования.
Положения и выводы диссертации могут быть использованы:
- в процессе дальнейшего исследования русской религиозной философии;
- в преподавании вузовских курсов философии, педагогики, права, при проведении семинарских занятий и чтении лекций; при чтении спецкурсов для студентов и аспирантов, специализирующихся в области отечественной философии, в работе методологических семинаров вузов.
Апробация исследования. По теме диссертации опубликовано 8 научных работ. Основные результаты исследований докладывались на международных, областных и городских конференциях: «XXI век: Россия и Запад в поисках духовности». Международная научно-практическая конференция (Пенза, 2003), «Актуальные проблемы науки и образования». Международный юбилейный симпозиум (Пенза, 2003), «Идеалы и реальности культуры российского города». Третья научно-практическая конференция (Пенза, 2003), по теме диссертации автор выступал с сообщениями на ежегодных научно-практических конференциях профессорско-преподавательского состава Пензенского государственного университета: «Университетское образование». VI и VII Международные научно-методические конференции (Пенза, 2001, 2002).
Диссертация обсуждена на заседании кафедры философии Пензенского государственного университета, а также на кафедре истории русской философии философского факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова и рекомендована к защите.
Генезис и развитие темы сердца в мировой духовной культуре
«Понятие «сердца» занимает центральное место в мистике, в религии и в поэзии всех народов» [30. С. 62]. Справедливость этого тезиса Б.П. Вышеславцева может быть подтверждена уже самим происхождением этого слова в языках разных народов.
Этимология слова «сердце» связывает его с такими понятиями как «середина», «корень» (древнерусский, латинский, немецкий, английский и другие языки) [См. напр.: 219]. Но помимо места, которое занимало сердце, за ним закреплялись важнейшие проявления человеческого духа, такие как «мужество», «гнев», «верить», «доверять» [См. напр.: 220].
Сердце традиционно разными народами отождествляется не только с серединой во внешнем мире, но и с центром духовной жизни человека, с внутренней глубиной, которая не дана разуму. Середина, глубина, внутренность, средоточие жизненных сил человека - все это связано именно с сердцем. Оно является символом средоточия чувств и переживаний. Термин «сердце» имеет широкое толкование даже в обыденной жизни, так как в нем закодирована определенная культурная традиция, но в философском понимании «сердца» существенным является его трактовка как образа или символа, который несет на себе духовную нагрузку.
Анализ слова «сердце» отображает всю важность этого образа для духовной культуры всех народов, всю его глубину и многозначность: сердце связано с эмоциями человека, с его чувствами и стремлениями, оно есть центр его моральной жизни (не удивительно, что иногда сердце отождествляется с душой, органом которым человек воспринимает Бога).
Таким образом, народное определение уже издавна верно оценило важную роль сердца в жизни человека.
И.П. Павлов (1849-1936), выдающийся русский физиолог, исследуя этот вопрос, пришел к выводу, что наши предки, находясь в зоологической стадии развития, на все раздражения, получаемые ими, реагировали почти исключительно мускульной деятельностью, преобладающей над всеми остальными рефлекторными актами. А мышечная деятельность теснейшим образом связана с деятельностью сердца и сосудов. У современного цивилизованного человека мускульные рефлексы почти уже сведены до минимума, связанные же с последними изменения сердечной деятельности сохранились хорошо... [См.: Павлов И.П. «Естествознание и мозг» (1909), «О самоубийствах» (1912), «Ответ физиолога психологам» (1932), «О возможности слития субъективного с объективным» (1933)].
Современный цивилизованный человек путем работы над собой приучается скрывать свои чувства, но мышечные рефлексы сердечной деятельности все еще могут указать нам на его переживания. Таким образом, сердце и осталось для человека органом чувств, тонко указывающим его субъективное состояние и всегда его изобличающим.
«Наши анатомо-физиологические знания о сердце не только не мешают, а скорее даже побуждают нас, - поддерживает идеи И.П. Павлова хирург, ученый и архиепископ Лука, - считать сердце важнейшим органом чувств, а не только центральным мотором кровообращения» [28. С. 26]. Вероятно, эта мысль, интуитивно была угадана многими древними мыслителями.
В разных культурах, сердце (эмоционально-религиозный центр) обретало различные названия. Так, в буддизме его называли сита, китайцы — синь, японцы - кокоро. Приблизительный перевод - «разум», «сердце», а точнее -единство воли, разума и чувства.
Символ сердца имеет свое историческое и географическое измерение. Важное место символ сердца занимал в верованиях древних египтян. В древнеегипетской мемфисской космогонии существует положение, согласно которому бог Птах сотворил богов и все сущее словом (творческой волей), рожденным в его сердце. Египтяне придавали особое значение человеческому сердцу. В картине загробного суда Осириса над человеком за грехи, совершенные им при жизни на одну чашу божественных весов кладется сердце человека, на другую помещается фигурка богини истины Маат. Таким образом, подчеркивалось, что именно в сердце коренятся истинные мотивы поступков человека, оно же и несет ответственность за все.
По мнению М.А. Коростовцева [См.: 90], сердце в египетской традиции рассматривалось как нечто наиболее осведомленное о человеке и его жизни. «В заклинании, обращенном к сердцу, умерший называет сердце своим «ка». (Ка является двойником человека, внешне и по существу тождественно самому человеку. Ка - жизненная сила, таинственная сущность, которой обладают боги и люди и которая служит признаком различия между одушевленными существами и неодушевленными предметами)» [90. С. 194-195]. В ряде дидактических и иных нерелигиозных текстах о сердце говорится как о руководителе человека в его земной жизни. Во время мумификации иногда вкладывали искусственное сердце: скарабея с написанными на нем заклинаниями. Это должно было обеспечить умершему благоприятные показания сердца на суде. Помимо онтологического статуса сердце у египтян обладало и гносеологическим. Оно считалось вместилищем человеческого сознания, как бы самостоятельным существом внутри человека.
Символ сердца в православии и русской философской мысли
В русской культуре к глубинному символу сердца обращались и писатели, и поэты, и философы. Первые описывали эмпирические проявления этого светового центра души, его таинственное действие на человека и его жизнь, а последние - теоретически осмысливали этот феномен и созидали «метафизику сердца».
Характеризующаяся особой проницательностью и убежденностью, теистическая антропология, как оправдание «философии любви и сердца», была одной из интереснейших тем в русской мысли.
В силу особенностей развития в России изменения в способах производства, науки и техники, права и культуры не отменяли традиционного жизненного уклада, опиравшегося на исторические ценности и опыт жизни людей, объединенных не столько социально-правовыми и экономическими интересами, сколько духовно-нравственными узами, характерными для сообществ с личностными отношениями.
В «Исторических портретах» В.О. Ключевским исследуются истоки русской ментальности. Определяющим умонастроением большинства русских людей, по его мнению, было чувство грусти и покорности судьбе, терпения и смирения перед непостижимостью жизни. Происхождение этих умонастроений В.О. Ключевский выводит из религиозного сознания народа, сформированного христианством. Грусть как настроение связана с переживаниями недоступности предмета наслаждения. Она переводит в удовольствие само отсутствие такового и может быть охарактеризована как наслаждение от страдания. «Религиозное воспитание нашего народа, - писал В.О. Ключевский, -придало этому настроению особую окраску, вывело его из области чувств и превратило в нравственное правило, в преданность судьбе, то есть воле Божией. Это — русское настроение, не восточное, не азиатское, а национальное русское» [84. С. 444]. Относительно позднее принятие христианства на Руси и причудливое сочетание христианских и языческих элементов в культуре привели к тому, что христианское миропонимание стало незыблемой основой жизни.
Сама философия в России почти никогда не рассматривалась как высшая «наука»; в ней находили способ обретения подлинного смысла жизни через размышления о Боге, человеке, добре и зле и даже просто через размышления о себе самом, о своих мыслях и поступках. По замечанию С.Л. Франка, в России наиболее глубокие и значительные мысли и идеи были высказаны не в систематичных научных работах, а в литературной форме. Собственно формой русского философского творчества выступает свободно написанная статья, которая крайне редко посвящена определенной философской теме и обыкновенно пишется «по поводу», связанному с какой-либо новой проблемой исторической, политической и литературной жизни, и в то же время затрагивает глубокие и важные мировоззренческие вопросы [См.: 197. С. 84]. И.И. Евлампиев отмечает, что в русской философии рационалистический стиль никогда не был основным, более того, многие мыслители решительно отвергали его как ложную форму философского познания, не позволяющую дойти до сути главных проблем бытия [См.: 50].
Действительно, в русском духовном характере образное, художественное, интуитивное отношение к миру обладало явным преимуществом перед абстрактно-рациональным его освоением, поэтому и в философии ведущим оказался эмоционально-образный стиль философствования. Символ сердца, понимаемый очень широко, может рассматриваться в нескольких аспектах. Во-первых, сердце выступает как образ эмоциональной жизни. Этот образ прослеживается уже в народных песнях, пословицах, сказках, что совпадает с видением символа сердца в мировой духовной культуре.
Во-вторых, сердце выступает как символ, наполненный христианским содержанием. Оно — орган восприятия Бога, посредством которого Бог общается с человеком, центр нравственной жизни и духовности.
Рассмотрение сердца под таким углом зрения встречается в многочисленных памятниках нашей древности. Так, внимание авторов «Киево-Печерского патерика» сосредоточено на изображении внутренней нравственной жизни человека, его чувств, устремлений, его сердца, через которое с человеком говорит Всевышний [См.: 200].
В-третьих, рассмотрение «философии сердца» представляет ее как символико-антропоцентрическую, связанную с «внутренним человеком сердца».
В православной антропологии необходимо отметить особенности учения о человеке, которые сформировались в начале средних веков в условиях Византийской империи. Долгое время эта тема воспринималась через переводы произведений Отцов Церкви. Принятие восточного христианства Русью, по мнению И.И. Евлампиева, не сопровождалось интенсивным усвоением сочинений античных философов [См.: 50]. Этому препятствовало слабость традиции отвлеченного мышления на Руси, а также уже отмечавшееся преобладание в культуре образных, художественных элементов.
Первым русским собственно антропологическим учением стало «Предание» Нила Сорского (начало XVI в.), где излагается учение о собирании ума в сердце. Для Нила Сорского характерно обращение к внутренней, духовной стороне жизни человека. В предисловии к «Уставу» он отметил, что от сердца исходят помышления зла и оскверняют человека, поэтому борьбу со злом следует начинать с очищения сознания. Сначала необходимо, считал Нил, достигнуть полного внутреннего молчания, «поставить ум глух и нем» и «имети сердце безмолствующе от всякого помысла». И уже после этого ум начинает «зрети присно в глубину сердечную и глаголати: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» [См.: 200]. Христианский символ сердца присутствует и в анонимном трактате начала XVII века «О человеческом естестве», в котором мозг связывается с невидимым разумом, а видимое сердце -с невидимой мудростью [См.: 54].
П.Д. Юркевич — философ и педагог
В 1-ом параграфе излагается обзор историографических источников, посвященных интеллектуальной биографии П.Д. Юркевича, его философским взглядам. Анализируется и раскрывается суть полемики П.Д. Юркевича с представителями материалистического направления в русской философии.
Среди отдельных персоналий, исследованных историками философии, есть такие, которые изучены достаточно полно, и относительно них существуют вполне сложившиеся концепции, но есть и такие философы, об учении которых существуют разноречивые суждения. К числу таких мыслителей относится П.Д. Юркевич. До последнего времени философские взгляды Юркевича относились к малоизученным темам в историко-философской литературе. В последние годы, однако, активизировалось изучение отечественной идеалистической и религиозной философии. Появился ряд диссертационных исследований, посвященных как отдельным аспектам творчества Юркевича, так и общему анализу его философского наследия [См. напр.: 9; 22; 52; 58; 94; 101].
Выявление действительного содержания взглядов П.Д. Юркевича как крупного представителя духовно-академической и университетской философии в России XIX века поможет дать более объемную оценку развития отечественной философии, как философии профессиональной, специализированной, имеющей в этом смысле очень много сходных черт с западной философией.
Юркевич Памфил Данилович — философ и педагог родился в 1827 году в Полтавской губернии в семье священника, получил образование в Полтавской семинарии и намеривался поступать в медико-хирургическую академию, но по настоянию отца в 1847 году поступил в Киевскую духовную академию, курс которой он закончил в 1851 году. Выдающиеся способности позволили будущему философу завершить курс с причислением к первому разряду воспитанников и продолжить научную деятельность в стенах академии; в 1851 году был назначен наставником по классу философских наук; в 1852 году возведен в степень магистра; в 1857 году сверх философии ему было поручено еще преподавание немецкого языка. На преподавательском поприще карьера его стремительна: уже в 1858 году он - экстраординарный профессор; в 1861 году возведен в звание в звание ординарного профессора и в том же году приглашен на философскую кафедру в Московский университет. П.Д. Юркевич остался таким же выдающимся профессиональным самобытным философом и неустанным писателем, каким он заявил себя в Киеве. После десятилетнего перерыва в 1861 году в Московском университете была открыта кафедра философии, и именно Юркевич, по словам Г. Шпета, оказался в России единственным «достаточно философски подготовленным, чтобы занять без предварительной заграничной подготовки университетскую кафедру» [215. С. 48]. Кроме истории философии, он читал в университете курсы по логике, психологии, педагогике, истории философии права, работал также в учительской семинарии военного ведомства. Высшей ступенью университетской карьеры П.Д. Юркевича было назначение его в 1869 году исполняющим обязанности декана историко-филологического факультета. В 1873 году, после смерти жены, П.Д. Юркевич тяжело заболел и 4 октября 1874 года скончался. Похоронен на кладбище Данилова монастыря в Москве.
Становление теоретической и педагогической деятельности Юркевича происходило в стенах Киевской духовной академии. Уже первая его работа «Идея», помещенная в «Журнале Министерства Народного Просвещения» в 1959 году обратила на себя внимание философского общества. По мнению А. Ходзицкого, этот трактат содержал все основные мысли, которые потом талантливо развил учение П.Д. Юркевича B.C. Соловьев, «почитаемый основатель школы русского «конкретного идеализма» в философии» [198. №18. С. 818-819]. Одним из выводов его трактата «Идея» была мысль о том, что философия как целостное миросозерцание является делом всего человечества, а не отдельного человека.
В следующем 1860 году Юркевич печатает сразу три работы: «Материализм и задачи философии», «Сердце и его значение по учению Слова Божия» и «Из науки о человеческом духе». Все они представляют собой дальнейшее развитие и обоснование тех положений, которые были им высказаны в трактате «Идея».
Прекрасно понимая, что философия в середине XIX века попала в сложное положение, из-за конфликта между нею и специальными науками, Юркевич видел в этом исторически необходимый момент в развитии самой философии, который должен вывести ее на новый путь.
Юркевич не считает материализм признаком упадка философского духа новейшего времени. Причины распространения материализма в общественном сознании коренятся, по его мнению, в растущем религиозном скептицизме, развитии естественных наук, особенно связанных с опытным изучением человеческой психики. Его главное теоретическое содержание составляет указание связи между физиологическими и душевными явлениями.
Юркевич утверждает, что материализм, защищающий научное познание действительности и выступающий против идеализма, который полагает только чистое мышление, должен признаваться определенным моментом в развитии новейшей философии, но пессимистически оценивал философское значение материализма.
Философско-педагогическая концепция П.Д. Юркевича в контексте «метафизики сердца»
Исследованию подвергаются сочинения Г.С. Сковороды («Благородный Еродий», «Убогий Жаворонок»); П.Д. Юркевича («Чтения о воспитании», «Курс общей педагогики», «Постепенное воспитание или изучение цельной жизни», «Заметка по поводу В. Шульгина «Несколько слов по случаю открытия Фундуклеевского женского училища в Киеве», «Идеи и факты из истории педагогики. По поводу сочинения Модзалевского: очерк истории воспитания и обучения»); Н.И. Пирогова («Вопросы жизни», «О цели образования»); К.Д. Ушинского («Человек как предмет воспитания», «Родное слово», «О народности в общественном воспитании»); Н.Г. Чернышевского («Заметки о журналах», «Рассуждение...», «О народном образовании, письма к родным); Н.А. Добролюбова («О значении авторитета в воспитании», «Учитель должен служить идеалом для учеников», «О народном воспитании»); П.Г. Редкина («Что такое воспитание»); а также ряд работ педагогов конца XIX - начала XX века, содержащих теоретическое осмысление упомянутых педагогических систем: Г.Д. Щербачева, А. Селихановича, Т.Циглера, В.И. Родникова, П.Ф. Каптерева и др.
Наиболее значительное развитие школьной педагогической мысли в России Нового времени пришлось на вторую половину XIX века - эпоху важных социальных реформ. Это была пора расцвета национальной русской педагогики, представители которой внесли достойный вклад в развитие мировой педагогической мысли.
По мнению А.Н. Джуринского, на российской почве произрастали те же идеи, что и в Западной Европе Нового времени: национального и общечеловеческого воспитания и образования, научности обучения и воспитания, перехода от классической к современной школе. Эти идеи получили специфическую направленность из-за особых условий российской жизни. Так продолжалась выработка идей народности школы и педагогики, которые оказались в центре внимания общественной мысли [См.: 42; 43].
В обществе широко распространился взгляд на просвещение как способ изменения действительности. В педагогике нарастало внимание к отдельной личности. Одновременно изучение характера, быта, потребностей народных низов рассматривалось как необходимое условие выработки принципов воспитания и обучения.
По замечанию Г.Д. Щербачева, «громадные реформы настоящего царствования возбудили деятельность во всех классах населения» [217. С. 1]. Действительно, в это время появилась потребность в людях образованных, «в людях с честным направлением» [217. С. 1]. И в обществе появилась уверенность, что осмысленное воспитание будущего поколения и распространение в народе общего образования, может развить в нем те понятия, которые должны будут служить основой для государственного благоустройства. Но для этого «надобно уметь воспитывать, а чтобы уметь воспитывать, нужны знания, нужны указания науки, которая называется педагогией» [217. С. 2].
Именно этим стремлением к всеобщему преобразованию и изменению можно объяснить возникновение столь широкой палитры мнений по вопросам образования и воспитания.
В то же время А. Селиханович в своей работе «История педагогики на Западе и в России» отмечал, что «развитие наших школ не шло органическим путем, а определялось случайными причинами. Происходила постоянная ломка сложившихся школьных устоев и традиций. Вследствие чего не мог создаться устойчивый национальный тип школы» [164. С. 221]. А между тем у нас не было недостатка в деятелях, искренно преданных делу народного образования и хорошо понимающих на каких основах должна быть построена русская школа. «Среди этих деятелей наибольшей известностью пользуются граф Л.Н. Толстой, барон Н.А. Корф, С.А. Рачинский, Н.И. Пирогов и К.Д. Ушинский. Но только их идеи оказали мало влияния на школьную практику» [160. С. 221].
А Юркевич в «Русском вестнике» выразился на этот счет таким образом: «Мы бедны педагогической литературой, но мы богаты теориями воспитания» [228. С. 688].
Во второй половине XIX века педагоги различных направлений, по выражению Юркевича, «ломали себе головы, каким бы образом повесть дело так, чтобы воспитывать не честного гражданина, не доброго христианина, но человека; чтобы дети не учились, а развивались, и чтоб вырастали без труда, без повиновения и без всякой дисциплины» [228. С. 688].
Для того чтобы лучше уяснить то новое, что внес в педагогику П.Д. Юркевич необходимо осветить ту педагогическую базу, которая сложилась до него и, прежде всего, это касается идей высказанных Г.С. Сковородой и И.В. Киреевским. А также рассмотреть те теории, которые появились во второй половине XIX века, но содержали положения совсем не схожие с идеями Юркевича.
М.В. Ломоносов, А.Н. Радищев, Н.И. Новиков, Г.С. Сковорода, И.В. Киреевский, В.Г. Белинский и многие другие были выдающимися представителями русской педагогики. Хотя, конечно, этих мыслителей главным образом характеризуют не их педагогические взгляды.
Тем не менее, В.Ф. Эрн заметил, что моральная философия Сковороды носит педагогический характер и проникнута специфическим педагогическим пафосом [См.: 218].
Среди всех произведений Сковороды можно выделить два — «Благородный Еродий» и «Убогий Жаворонок», посвященных особому рассмотрению вопроса о воспитании. Это те произведения, которые можно назвать педагогическими в собственном смысле слова. В них сконцентрированы педагогические идеи Сковороды, и внимательное их прочтение позволяет понять саму суть взглядов мыслителя на проблему воспитания и образования человека.
Основной антитезой мышления Сковороды является противопоставление внешнего и внутреннего. Окружающий человека мир есть внешняя и, безусловно, враждебная данность. Мир лежит во зле. Мир, вторгаясь во внутреннюю жизнь личности часть ее захватывает и материализует, овеществляет. Главная мысль, высказанная Сковородой, состоит в том, что человека, вступающего в жизнь, необходимо наставить на путь истинный, открыть ему смысл жизни. Эта же идея, об открытии смысла жизни перед каждым человеком, будет включена Юркевичем в свои философско-педагогические размышления.
Воспитание человека — задача родительская, считает Сковорода. Воспитание есть процесс моральный, финалом которого является человек определенного душевного склада, определенных моральных качеств («благодарность», «благочестие», «самодовольство»), служащих психологической защитой («утешением») в негативных житейских ситуациях и правильно ориентирующих в жизни. Процесс прививки данного состояния есть процесс раскрытия и выявления внутренней скрытой сущности (сердца) человека и его надо рассматривать как чудо.
