Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Место и роль философии М.К. Мамардашвили в отечественной философии 60 - 80-х годов XX века 16
1. Образ отечественной философии 60 — 80-х годов XX века в современной историографии 18
2. Философия М.К. Мамардашвили как предмет историографического анализа 40
3. Личность и философия М.К. Мамардашвили в контексте отечественной философии 60 — 80-х годов XX века 58
ГЛАВА II. Предмет, закономерности и контексты социально-философских взглядов М.К. Мамардашвили 81
1. Философская антропология М.К. Мамардашвили человек в границах социального бытия 84
2. Понятийно-ценностные основы социально-философских взглядов М.К. Мамардашвили 106
3. Социальные закономерности и случайности российской истории в оценке М.К. Мамардашвили 135
Заключение 151
Список литературы 158
Приложение
- Образ отечественной философии 60 — 80-х годов XX века в современной историографии
- Философия М.К. Мамардашвили как предмет историографического анализа
- Философская антропология М.К. Мамардашвили человек в границах социального бытия
- Понятийно-ценностные основы социально-философских взглядов М.К. Мамардашвили
Введение к работе
Данная диссертационная работа посвящена в самом общем виде изучению истории и содержания отечественной философии во второй половине XX века, и это изучение осуществляется через рассмотрение философского наследия Мераба Константиновича Мамардашвили, чье творчество приходится на данный период. Необходимость подобного изучения кроется в проблемах, с которыми столкнулось современное российское общественное и индивидуальное сознание в осуществлении философской самоидентификации. Очевидно, самосознание, которое присуще нам в настоящий момент, в определенной мере представляет собой результат деятельности предшествующей мысли, - не в том смысле, что мы есть лишь его отражение («карлики, стоящие на плечах гигантов»), а в том, что от нас зависит, будет ли свершаться предшествующая мысль в качестве реальности. От качества осознания предшествующей мысли в нашей повседневной жизни зависит наша собственная индивидуальная и общественная философская культура. Именно это обстоятельство превращает историю философии в философское знание как таковое1. Познание предшествующей мысли осуществляется разными способами, но сам уровень философской культуры той или иной эпохи будет определяться, в том числе и тем, как происходит познание философского наследия, выразившего всеобщий предмет философии на различных ступенях его исторического развития.
Эффект достоверности и убедительности философской системы определяется нашей способностью увидеть в ней черты, характерные для современной эпохи, нашей способностью почувствовать их в качестве необходимых и продолжить в качестве таковых. Собственно, интерес к проблемам истории философии, свойственный отечественному гуманитарному знанию в настоящее время, возник не на пустом месте. Являясь отражением современных проблем, этот интерес в то же время свидетельствует о продолжении русской философской традиции, которая, по свидетельству В.В. Зеньковского, «не теоцентрична..., не космоцентрична..., она больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории. [...] С этим связано и напряженное внимание к социальной проблеме, но ярче всего это обнаруживается в чрезвычайном, решающем внимании к проблемам историософии» . Кроме того, история философия обладает одним очень важным качеством: она позволяет выразить соотносимость человеческого бытия и человеческого сознания гораздо нагляднее, чем философия природы или в гносеология. Рефлексия философской мысли в рамках истории философии зачастую превращается в саморефлексию, в попытку философской мысли обозначить эпоху в соответствующем философском дискурсе.
Историю отечественной философии второй половины XX века уже невозможно представить без творчества Мераба Константиновича Мамардашвили (1930 - 1990). Его философское наследие трудно назвать стандартным, сериальным или имеющим какую-то ярко выраженную содержательную окраску, скорее можно согласиться с тем, что он как «философ был не-тематичен»3. Еще при жизни имя философа получило широкую известность, благодаря публичным лекциям, что не совсем вписывалось в практику официального философствования. Философские взгляды М.К. Мамардашвили не отделимы от исследований по изучению проблем социальной философии и представляют целостную мыслительную конструкцию, к которой можно по-разному относиться, но в отношении которой трудно сделать вид, что ее не существует. Нельзя не согласиться с утверждением Лидии Ворониной, в ее характеристике текстов М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского: «Философии - это разные мыслительные конструкции, иногда непримиримые, исключающие друг друга. Но в границах своего мыслительного пространства мышление философа всегда метафизически последовательно, хотя может быть логически н даже спекулятивно противоречиво. Что касается «критики» данного текста, то он просто неуязвим тем, что открыт полностью для любых возможных пониманий, равно как и непониманий»4. Подобная герменевтическая открытость текстов М.К. Мамардашвили вызвана тем, что они очень далеки от отвлеченно-схоластического теоретизирования на философские темы (чтобы понять это, достаточно вчитаться в его «Лекции по античной философии» или «Введение в философию»), а представляют собой пропущенную через самого автора проповедь, и его позиция во многом сродни позиции Мейстера Экхарта: «Благо тому, кто понял эту проповедь. Но если бы здесь не было ни одного человека, я должен был бы сказать ее этой церковной кружке».
На наш взгляд, философские взгляды Мераба Мамардашвили столь современны, что их трудно воспринимать как теоретическую философию, более всего они являются реальной философией, требующей активного соучастия при ее постижении. Иными словами, его стиль философствования сам по себе уже предполагает присутствие Другого (самого себя, слушателя или читателя) в мыслительном пространстве, создаваемом текстуально. Подобное присутствие не всегда означает возникновение диалога, но всегда означает некое настраивание («впадение») в состояние мысли, а не в конкретное содержание текста. В осуществлении попытки реконструкции философии Мераба Мамардашвили необходимо смириться с тем, что она произойдет ровно настолько, насколько имеется желание и возможность осуществить эту реконструкцию и в том направлении в каком это наиболее интересно. Это обрекает любой исторический (отстраненный) подход к философии М.К. Мамардашвили на неизбежность прямо противоположной ситуации «включенного сознания» (изначальная саморефлексивность текста Мамардашвили всегда превосходит любую исследующую рефлексию). Поэтому все, что он говорит о демократии, преимуществах гражданского общества, кошмарах тоталитарного общества интересно, прежде всего, тем, что вызывает внутренние переживания и внутреннюю свободу, некую «принудительную» артикуляцию сознания.
Актуальность философских взглядов Мераба Мамардашвили состоит еще и в том, что в них можно проследить характерный для отечественной и мировой философской мысли антропологический поворот, особенно заметный с 60-х годов XX века, - объяснение всего и вся с позиций человека. Конечно, интерес к человеку в философии XX века не является чем-то уникальным, необходимость обобщения и систематизации знаний о человеке присутствовала и присутствует постоянно. Под антропологическим поворотом в современной философии следует, в данном случае, понимать попытки гуманитариев преодолеть «человеческий кризис», вызванный острейшим осознанием конечности не только индивида, но и человечества в целом. Отсюда появление философских концепций, ищущих спасение человека в самом человеке (идет ли речь о телесных, когнитивных, духовных или иных качествах человеческой сущности). Однако подобная антропологизация гуманитарного знания неизбежно порождает обратную тенденцию в философии - стремление к обоснованию подлинного бытия, очищенную от человека онтологию, в которой человек стоит в зависимости от бытия. Поскольку спор этих двух тенденций в нашей стране далеко не окончен и происходит на наших глазах, основные положения социальной философии Мераба Мамардашвили остаются востребованными в современных философских дискуссиях. Каковы будут формы и методы воспитания и образования человека в парадигме новой антропологии и социальной философии? Ответ на этот и подобные вопросы принадлежит будущему, однако будущего может не быть, если мы не будем искать ответа сейчас. Вышеуказанная актуальность философских взглядов М.К. Мамардашвили побуждает нас пояснить, что в качестве их особенностей будет рассматриваться в основном социально-философская составляющая творчества философа.
Анализ степени изученности проблем, затрагиваемых в диссертационной работе, позволяет сделать вывод об их недостаточной проработке в современной научной литературе. Ни история отечественной философии 60 — 80-х годов прошлого века в целом, ни философские взгляды Мераба Мамардашвили в частности, до сих пор не являлись предметом специальных исследований. Имеющаяся литература крайне неоднородна как по охвату различных проблем, имеющих отношение к данной теме, так и по соответствию цели и задачам данной диссертационной работы.
Если говорить об исследованиях по истории отечественной философии 60 - 80-х годов прошлого века, можно констатировать, исходя из имеющихся публикаций, наличие лишь первых попыток (или, вернее, намерений) в определении подходов к данной проблеме. Так, например, в 1997 году кафедрой философии Российской академии государственной службы при Президенте РФ совместно с редколлегией журнала «Вопросы философии» была организована дискуссия «Философия в СССР: версии и реалии», в которой приняли участие ведущие российские философы. Опубликованные материалы дискуссии5 обозначают весьма широкий и разнообразный спектр оценок состояния отечественной философии советского периода в целом, что создает возможность и обнаруживает необходимость ее историко-философского анализа. Практически все участники дискуссии отметили детерминированность определенного упадка современной российской философии резкими потрясениями в общественном сознании, связанными как с созданием СССР, так и с его развалом. Из числа дискуссий аналогичного содержания и масштаба следует назвать: «Умер ли марксизм?» , «Марксизм вчера, сегодня, завтра» , «Духовность, художественное творчество, нравственность»8 и др. Обозначением существующего интереса к феномену отечественной философии советского периода стал двухтомник «Философия не кончается...»9, в котором оказались собраны как источники, так и аналитический материал, посвященный развитию философской мысли в СССР в 20 - 80-х годах прошлого века. Примечательно, что способом изучения этой мысли стало обращение к персоналиям известных и не очень известных отечественных философов, чье творчество было связано именно с этим периодом.
Можно указать и на другие статьи10, выстроенные в подобном ключе. К числу историко-философских работ, посвященных изучаемому в диссертации периоду, относятся, например, труды голландского философа Эверта ван дер Звеерде11. Отдельную группу работ составили философские и историко-философские труды, авторами которых являются коллеги и современники Мераба Мамардашвили. Их привлечение позволило понять общие тенденции и особенности философского знания в указанный период. Исходя из положения о непрерывности философского знания, и для рассмотрения отдельных аспектов философии М.К. Мамардашвили в работе заявлены труды как классиков гуманитарно-философской мысли, так и современных исследователей.
В 1990-е годы начинают появляться работы, посвященные философии Мераба Мамардашвили, но практически все они акцентируют внимание либо на особенностях его философского стиля и языка , либо на его онтологии мысли13. Некая оппозиционность философского кредо Мераба Мамардашвили по отношению к общепринятым нормам и социально-политическому строю в СССР во многом обостряла и обостряет интерес к творчеству мыслителя. Ощущение со-временности социальной философии Мераба Мамардашвили отчасти возникает из-за не прекращающихся публикаций творческого наследия философа. По уверению близкого друга (и до недавнего времени редактора и издателя) Мамардашвили Ю.П. Сенокосова, сохранившихся многочисленных магнитофонных записей его выступлений, лекций и интервью хватит на многотомное издание. Поэтому сетовать на нехватку материалов, выступающих в качестве источников для данного исследования, не приходится. Издававшиеся на протяжении 90-х годов XX века, сборники его статей14, монографии15, публикации в печатных или электронных СМИ, все это в совокупности позволяет составить вполне адекватное представление о сути его философских взглядов. Каждая новая посмертная публикация работ Мераба Мамардашвили вызывает появление полярных оценок: от положительных18 до отрицательных . Следует отметить, что при всей разноречивости оценок, констатируется признание философии и личности Мераба Мамардашвили в качестве самостоятельных феноменов, оказавших влияние не только на развитие отечественной философии, но и культуры мысли . Большую роль в освоении и популяризации философии М.К. Мамардашвили сыграл ряд философских чтений, организованных Фондом философских и междисциплинарных исследований21. Из числа произведений близких к некоторым аспектам данной диссертационной работы также можно назвать опубликованные материалы научной конференции «Чаадаев и Мамардашвили: перекличка голосов, проблем и перспектив»22, где помимо статей и докладов содержится одна из неопубликованных ранее лекций Мераба Мамардашвили «О гражданском обществе».
Однако, как уже было сказано выше, не все в философском наследии выдающегося мыслителя является в настоящее время предметом глубокого и всестороннего обсуждения, и, прежде всего, его социальная философия.
Объектом исследования данного диссертационного сочинения является философия М.К. Мамардашвили. Предметом исследования -проблемы человека и общества в философии М.К. Мамардашвили.
Цель данной диссертационной работы состоит в том, чтобы установить характерные особенности философских взглядов М.К. Мамардашвили; показать их временную и содержательную сопряженность с развитием общей системы философского знания в нашей стране в 60 - 80-х гг. XX века.
В плане реализации поставленной цели в диссертационном сочинении необходимо решить следующие задачи:
1. показать понимание особенностей развития отечественной философии в 60 - 80-х годах XX века в современной историографии;
2. осуществить историографический обзор философии Мераба Мамардашвили.
3. на примере творчества Мераба Мамардашвили показать основную проблематику и структуру философского знания в указанный период;
4. рассмотреть антропологические аспекты философии Мераба Мамардашвили;
5. выделить ценностно-понятийные основания социальной философии Мераба Мамардашвили;
6. показать историософскую проблематику философии Мераба Мамардашвили.
Теоретико-методологической основой данной диссертационной работы стали принципы историзма, научной объективности, и диалектического подхода к изучаемому материалу. Учитывая исходно комплексный, динамический статус поставленной проблематики, методологический остов диссертации составили системно-функциональный и нормативно-ценностный подходы, методы дедукции и аналогии, логический и описательный методы. Кроме того, при написании диссертации был применен системный подход, что позволило рассмотреть содержание философских взглядов Мераба Мамардашвили не только как отражение той социокультурной ситуации, в которой существовала отечественная философия в указанный период, но и как проявление взаимодействия феномена личности Мераба Мамардашвили и феномена его философской практики. Ведь влияние объективных процессов на субъективный мир личности - это «не результат механического внедрения в ее сознание многообразных внешних воздействий, а итог той внутренней работы самой личности, в процессе которой внешнее, пройдя через субъективность личности, перерабатывается, осваивается и применяется ею в практической деятельности» . Методологической основой исследования явился и метод персонализма, поскольку именно знакомство с биографией Мераба Мамардашвили позволило оценить общий масштаб противоречий в развитии отечественной философии в советский период. Исходя из того, что «биография — как писал Дж. Леви, - конституирует... идеальное пространство для верификации, подтверждения свойства промежуточного и тем не менее важного - свободы, которой располагают субъекты действия как будто для того, чтобы уяснить способ, которым функционируют конкретно нормативные системы, никогда несвободные от противоречий»24, можно выявить определенную вариативность этого развития, показать ее конкретно-историческую основу.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
- делается анализ философского учения М.К. Мамардашвили о человеке и обществе;
выявлены ценностно-рациональные основания социальной философии Мераба Мамардашвили как значимой части отечественном философской мысли 1960- 1980 годов;
- предпринята попытка определить специфику акта философской мысли, производимого М.К. Мамардашвили в форме публичной артикуляции;
проанализирована философская техника Мераба Мамардашвили по осуществлению артикуляции социального пространства в качестве условия результативной мыслительной деятельности;
показана специфика социальной прогностики Мераба Мамардашвили, изначально проистекающей из анализа понятия «превращенная форма» сознания - предмета его философских размышлений в начале научной карьеры. Именно оно приводит философа к констатации такого феномена, как рассогласование мышления, языка и действия, феномена столь характерного для современного общества. Язык, а, следовательно, и мысль, не адекватно отражает действительность, человек употребляет слова, понятия, термины, в смысл которых он не вникает, заимствует разнородные идеи, зачастую, по сути взаимоисключающие.
Особое внимание обращено на тот факт, что события начала 1990-х годов на постсоветском пространстве подтвердила опасения философа: построение демократического общества без внутреннего индивидуального осознания и артикуляции элементарных форм демократии на массовом уровне, обернулось фарсом и пародией на честные выборы, создание свободного рынка в условиях отсутствия каких-либо коннотаций между понятиями и действительностью привело к резкому социальному расслоению и т.д. Еще одним следствием и проявлением обмена пустыми знаками является упадок морали, ситуация бездуховности и сервилизма, бытующая в современной России, прежде всего на личностном уровне, и препятствующая позитивному экономическому и политическому развитию.
Положения, выносимые на защиту:
1. Впервые дан целостный анализ философского учения М.К. Мамардашвили об обществе и человеке.
2. Дана характеристика ценностно-рациональных оснований социальной философии Мераба Мамардашвили, выразившей антропологический поворот в отечественном философствовании 1960-1980 годов;
3. Обоснована значимость перманентного акцентирования Мерабом Мамардашвили личностного усилия человека, предельной требовательности по отношению к людям, совершающим усилия такого рода, ибо в них заложены основы созидания (творения) общества и человека как существа социального.
4. Исследована специфика социальной прогностики М.К. Мамардашвили, акцентирующей внимание на феномене рассогласования мышления, языка и действия, столь пагубного для современного общества.
Теоретическая и практическая значимость диссертационной работы связана с теми ее положениями, которые призваны дать более четкое представление о характере развития отечественной философии, а также обозначить основные положения и особенности социально-философского дискурса М.К. Мамардашвили. Содержание и выводы диссертации могут быть использованы при разработке и чтении общих лекционных и специальных курсов по истории отечественной философии, социальной философии, социологии и политологии.
Отдельные положения диссертации были апробированы на Поволжской региональной конференции «Личность в истории» (Чебоксары, 2002); на Всероссийской научно-практической конференции «Власть и общество» (Чебоксары, 2003). Также материалы диссертации были использованы в статьях «Политическая социализация молодежи: постановка проблемы» , «Личность и история в философии Э. Мунье» , «Власть мысли и гражданское общество Мераба Мамардашвили» , «Европа и Россия: историософская компаративистика М.К. Мамардашвили» , «Неизменность реформ в России и «превращенные формы» сознания М. Мамардашвили» . В ИППК МГУ им. М.В. Ломоносова в 2002 году были сделаны два доклада по теме диссертации: «Проблема «свободы» в философии Э. Мунье и М.К. Мамардашвили» и «Феномен М.К. Мамардашвили в отечественной философии 60 - 80-х гг. XX века».
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы и приложения. В первой главе анализируются основные тенденции развития отечественной философии в 60 — 80-х годах прошлого века и рассматривается значение философии Мераба Мамардашвили. Вторая глава посвящена содержательному анализу философских взглядов М.К. Мамардашвили. Особое внимание уделяется антропологии и историософии, поскольку именно в этих областях философского знания связь творчества Мераба Мамардашвили с «контекстом» эпохи проявилась ярче всего. Данная структура отвечает, на наш взгляд, цели и задачам диссертационного исследования и обеспечивает объективность выводов сформулированных в заключение работы.
Образ отечественной философии 60 — 80-х годов XX века в современной историографии
Трудно или даже практически невозможно понять сущность отечественной философии 60 - 80-х годов XX века без хотя бы приблизительной оценки изменений, произошедших в духовной жизни, мировоззренческой основе советского общества в этот период. Особенность отечественной философии советского периода состояла в том, что в ней парадоксальным образом сочеталось два прямо противоположных начала. С одной стороны перед нами во многом наукообразное эзотерическое учение, весьма оторванное от практической жизни, с другой - история и содержание отечественной философии после 1917 года - это история страны, причем не только политическая, но и социально-экономическая и социокультурная.
На наш взгляд, небезосновательным является утверждение, что отечественная философия советского периода формировалась под влиянием двух векторов. Первый из них - инновационный вектор марксизма, пересаженного с Запада на российскую почву во второй половине XIX -начале XX века; второй - вектор традиции, - тех стереотипов специфически российского философствования, которые развивались в нашей стране до бурных событий 1917 года. Эти векторы не только противостояли друг другу, но во многом служили продолжением друг друга. Как полагает Г.С. Батыгин: «Уходя корнями в интеллектуальную традицию Просвещения и обнаруживая глубокое родство с великими социальными учениями XIX века, марксизм обладает огромным объяснительным потенциалом. Ясность и логическая строгость категориальных схем удивительным образом совмещаются со способностью к версификации» . Сохраняющаяся до настоящего времени способность марксизма «вербовать» сторонников заключается в возможности изменяться, сохраняя при этом свою сущность, в возможности пластичности, трансформации32.
Советский вариант марксизма по своей сути может трактоваться как приспособление классического марксизма к духовной традиции, получившей развитие в России, по крайней мере, со времени возникновения знаменитой концепции «Москва - третий Рим». Это, во многом, объясняет относительную легкость догматизации марксистской философии после 1917 года в нашей стране, - она явилась результатом не только политической воли советского руководства, но и специфически-религиозной модели отечественного философствования, которая ориентирована на создание жестко-детерминированных, эсхатологических и догматических схем, объясняющих социальную реальность. Вместе с тем, советский марксизм нельзя рассматривать как нечто застывшее, монолитное, лишенное способности выработки альтернативных версий. К тому же, утверждение догм сопровождалось, пусть не всегда открытым, но упорным сопротивлением - «советский марксизм - не столько доктрина, сколько эзотерический словарь, значения которого зависят от позиции автора»33. Именно эта модель философствования составила парадигмальную сущность феномена, называемого отечественной философией советского периода.
История советской философии вызывает на сегодняшний день множество споров; оценки процесса развития философской мысли нередко диаметрально противоположны: от открытого отрицания самого понятия «советская философия», до попыток выявить и обозначить субстанциональные основы ее существования. В частности, С.С. Хоружий в 1990 году высказывал такую радикальную точку зрения: «С высылкой (события 1922 года- Прим. мое - Н.А.) кончилась философия в России; и то, что с тех пор у нас называлось этим именем, в действительности лишь одна из служб тоталитарной машины. Отдельные представители русской мысли, оставленные на родине - Флоренский, Шпет, Лосев, Бахтин, - были уничтожены или преследовались, всю жизнь прожив под свинцовым прессом»34. Подобную оценку философии советского периода дает и другой известный историк русской философии Б.В. Емельянов, утверждая: «Высылка, а также отъезд лучших представителей философской мысли за границу обескровили российскую науку. Под давлением облеченной властью марксистской идеологии русская философия прекратила существование».35 А.П. Огурцов придерживается близкой по смыслу версии подавления философии в советское время в силу тоталитарности власти (в особенности, сталинизма как наиболее жесткого ее воплощения) и как следствие — превращения философии в «идеологию верхушки, ставшей у кормила власти командно-бюрократической системы, которая сама также была подавлена деспотической волей автократа»36. Правда, предлагается несколько иной временной рубеж для этого события. В Малом энциклопедическом словаре «Русская философия», вышедшем в 1995 году в Москве, А.П. Огурцов в соавторстве с В.П. Филатовым обозначают начало 50-х годов в качестве времени окончательного подавления философии в Советском Союзе.
Другая точка зрения была представлена в ходе дискуссии «Философия в СССР: версии и реалии», организованной кафедрой философии Российской академии государственной службы и редакцией журнала «Вопросы философии» в марте 1997 года. Ни один из участников дискуссии не поставил под сомнение факт существования советской философии, практически все сошлись во мнении, что она является «уникальным социокультурным феноменом». В рамках дискуссии обсуждались, как специфика отечественного развития философии в советский период, так и современные интерпретации проблем недавнего философского прошлого.
Следует отметить, споры относительно феномена «советская философия» не являются частной проблемой, имеющей конкретно-эмпирическое значение. Данная проблема имеет, скорее, теоретико-методологическое значение, она поднимает целый пласт вопросов онтологического характера. Могут ли существовать перерывы в развитии философии? Следует ли признавать возможным исчезновение философской мысли в тот или иной период развития общества? И что означает подобный «перерыв» - куда ушла философская мысль, если философия исчезла? Ответы на эти и подобного рода вопросы во многом зависят от того, что понимается под «философией». Потребность общества в появлении новых идей, способность человека к сомнению, необходимость мыслить являются экзистенциальными, следовательно, они неизбежно порождают философию. Исходя из метафоры Гегеля о том, что философия — дочь своей эпохи, и коль скоро мы не отрицаем существование советской эпохи в нашей истории, мы должны признать существование советской философии, понимая эпитет «советский» в качестве некой формальной пространственно-временной характеристики. Смысл феномена «советская философия», как полагает ряд исследователей, во многом связан с его изначальной включенностью в общекоммунистическое строительство.
Философия М.К. Мамардашвили как предмет историографического анализа
Философское наследие Мераба Мамардашвили практически сразу же после его смерти в 1990 году становится объектом пристального изучения со стороны его коллег, профессиональных философов, а также со стороны публицистов. Причем если первых интересовал, прежде всего, предлагавшийся философом подход к анализу проблем языка и мышления, то вторых привлекал неординарный подход мыслителя к анализу существующих социально-политических проблем. Другими словами, в том, что за последние 15 лет написано о философии Мераба Мамардашвили мы можем выделить существование двух уровней историографического анализа, которые можно условно назвать «философским» и «публицистическим». Конечно, они отличаются друг от друга не только профессиональным статусом тех, кто пишет, но и характером предлагаемых методик изучения философских взглядов Мераба Мамардашвили. Прежде чем обозначить особенности каждого из уровней анализа, следует пояснить, с какого рода философским наследием мы имеем дело.
Приведенная в Приложении 1 прижизненная библиография работ философа показывает значительное преобладание того, что можно назвать «философской журналистикой» - статьи, рецензии, интервью. К числу работ более «академического» жанра можно отнести три монографии: «Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания)», вышедшая в 1968 году; «Символ и сознание (метафизические рассуждения о сознании, символике и языке)», работа написана в соавторстве с А.М.Пятигорским, увидела свет в 1982 году и «Классический и неклассический идеалы рациональности», опубликованная в 1984 году. Однако большую часть философского наследия Мераба Мамардашвили составляли множество магнитофонных записей его публичных лекций, которые предстояло расшифровать и превратить в печатный текст. Эта работа продолжается до сих пор, на настоящий момент усилиями Юрия Петровича Сенокосова друга и ученика Мераба Мамардашвили изданы наиболее известные курсы лекций философа: «Картезианские размышления», «Эстетика мышления», «Кантианские вариации», «Введение в философию», «Лекции по античной философии», «Лекции о Прусте (Психологическая топология пути)». Кроме того, опубликована монография «Стрела познания», которая была написана Мерабом Мамардашвили еще в середине 70-х гг. в период его работы в Институте истории естествознания и техники. По сути, только в 90-х годах широкой философской общественности стало доступно, то, что мы можем называть «философией Мераба Мамардашвили». В этом отношении в философском наследии мыслителя прижизненная и посмертная библиография трудов отличаются друга от друга, как по форме, так и по содержанию.
Именно курсы лекций, читаемые во второй половине 70 - 80-х гг. в московских вузах сделали Мераба Мамардашвили популярным и, во многом, «модным» философом-публицистом. По своей сути они представляют собой предельно обобщенные аналитические размышления о природе культурно-антропологических и социальных проблем. Но даже когда он говорил о Декарте, Канте или античной философии, мысль Мераба Мамардашвили вольно или невольно побуждала слушателей к применению выработанной им философской практики для осмысления социально-политических, социально-экономических и социокультурных реалий Советского Союза того времени. По мере того как в советском обществе нарастало ожидание каких-либо перемен, максима Мераба Мамардашвили о необходимости «мыслить честно» оказывалась все больше и больше востребованной. То, что его лекции явились социокультурным событием, этому, несомненно, в значительной степени способствовали печатные СМИ с началом процесса так называемой «гласности». Многочисленные интервью в газетах и журналах в основном были посвящены месту и роли философа в обществе, месту и роли философии в культурных процессах, - само содержание задаваемых вопросов подразумевало некую самооценку Мерабом Мамардашвили собственного философского творчества. Уже в этой рамке философской саморефлексии можно говорить о становлении «публицистического» уровня историографического анализа. Некоторые из оценок и суждений Мераба Мамардашвили, данные им в интервью, становились своего рода клише, охотно использовавшимися журналистами: например, «философия — это сознание вслух», «быть философом это судьба» и др. Именно публикации в прессе создавали в сознании массового читателя образ философа (пророка) противостоящего власти, говорящего правду, несмотря на обстоятельства (современного Сократа), причем этот образ стал существовать самостоятельной жизнью, независимо от желаний и намерений самого Мераба Мамардашвили. Устойчивость «публицистического» уровня историографического анализа в последующие после смерти философа годы, на наш взгляд, вызвана востребованностью такого образа в российском общественном сознании (из этого же ряда А.Д. Сахаров, А.И. Солженицын и др.). Именно этот образ лег в основу двух документальных фильмов о Мерабе Мамардашвили: «Время Мераба» и «Сократ на дуэли».
Если говорить о «профессионально-философском» уровне историографического анализа творчества Мераба Мамардашвили, следует отметить, что первоначально он осуществлялся в рамках ряда тематических сборников, посвященных, как правило, публикации тех или иных трудов философа. Их появление на протяжении 90-х годов способствовало не только популяризации, но и поляризации оценок творчества Мераба Мамардашвили. Отличаясь друг от друга обстоятельствами возникновения, сборники сами по себе содержат свидетельства о происходивших в эти годы изменениях в отечественной философии.
Первым в этом ряду стал сборник научных статей «Мысль изреченная...» появившийся в 1991 году. Его публикация соединила в себе два взаимосвязанных замысла. Во-первых, в 1990 году в Институте философии АН СССР к выходу в свет планировался сборник по проблемам философского анализа сознания. Предполагалось, что в нем будет дано представление о круге вопросов, характеризующих современное состояние трансцендентального анализа сознания, как основной линии европейской мыслительной традиции, и выражающих ряд идей философии сознания М.К. Мамардашвили. Во-вторых, летом 1990 года в Институте философии был проведен семинар по теме «Философский анализ сознания в работах М.К. Мамардашвили», материалы которого также вошли в сборник. Подготовка к изданию началась еще при жизни философа, однако сборник вышел уже после его внезапной, скоропостижной смерти, и посвящен памяти мыслителя.
Философская антропология М.К. Мамардашвили человек в границах социального бытия
Социальное бытие немыслимо без наличия человека, человеческое бытие возможно как таковое исключительно в рамках социума. Аксиоматичность этого утверждения приводит к следующему шагу, - к тому, чтобы постулировать невозможность рассмотрения социальной философии без обращения к проблемам философской антропологии, по крайней мере, к некоторым. Провести грань между социальной философией и философской антропологией крайне сложно, особенно если речь идет о социальной философии Мераба Мамардашвили. Достаточно указать, что для него предметом социальной философии является, прежде всего, человек. «Фактически, в том, что мы называем «социальной философией», в ее предмете, мы имеем дело - всегда и, прежде всего - с человеческим феноменом, то есть с нашей реальной жизнью, когда думаем о ней не в терминах существующих теорий и институций (имеющих свои теории), а в терминах собственной жизни и в контексте ее проблем, которые в целом можно обозначить одним словом - «собирание»»133. Разумеется, «собирание» далеко не единственная метафора, к которой прибегает философ для характеристики социальной жизни и социальной позиции человека, - из этого же смыслового ряда «держание», «усилие», «думанье», «трансцендирование» и т.д. Но практически всегда под ней подразумевается осмысление событий, происходящих в жизни человека и поступков, совершаемых им, «приключений» (говоря языком Сартра), извлечение собственного жизненного опыта из многообразных форм социального бытия - всего того, что составляет сущность сокровенного человеческого «Я».
В этом смысле, Мераб Константинович Мамардашвили принадлежит к тем современным философам, чье наследие пронизано антропологическими мотивами, достаточно парадоксального свойства. Он исходит из того, что собственно проблемы человека «...как предмета философских исследований не существует»1 4, поскольку философия изначально формулирует набор абстрактных максим, призванных устранить в человеке «слишком человеческое» (используя известную метафору Ницше). Любые философские интерпретации «человеческого» подразумевают не какого-то конкретного человека с конкретным набором антропологических свойств, а достаточно умозрительную, абстрактную возможность человека, которая существует всегда в состоянии осуществления. Для него «человек - это, очевидно, единственное существо в мире, которое [...] находится в состоянии постоянного зановорождения, и это зановорождение случается лишь в той мере, в какой человеку удается собственными усилиями поместить себя в свою мысль, в свои стремления, в некоторое сильное магнитное поле, сопряженное предельными силами. Эти символы на поверхности выступают, с одной стороны в религии (точнее, в мировых религиях, то есть не этнических, не народных), а с другой стороны, в философии»135. Другими словами, философы вынуждены иметь дело не с конкретикой человеческих взаимоотношений, а со «сверхчеловеческим», некоей идеальной конструкцией предельного человеческого состояния, устремляясь к которой (имея в виду которую) конкретные Ивановы, Петровы и Сидоровы получают возможность осуществить свою человеческую сущность.
Для Мераба Мамардашвили существование человека заключено в вопросе: что значит быть человеком! и человек существует до тех пор, пока он способен спрашивать себя об этом. Основы человеческого бытия скрыты в самом человеке, в самой интенциональности сознания на отыскание в бытийности ответа на вопрос: что значит быть человеком! Вероятно, сама философия появляется и существует в тот момент, когда приходит понимание невозможности ответа, и человеческая экзистенция повисает в пустоте. Эта пустота не имеет никакой предваряющей ее причины, но она и есть возможность человека, поскольку создает состояния, для которых нет никаких причин (свободы, любви, справедливости и т.д.) «Человек, на мой взгляд, - это существо, которое есть (курсив мой - Н. М.) в той мере, в какой оно самосозидается какими-то средствами, не данными в самой природе... нет такого средства в природе, которое самодействовало бы и порождало своим самодействием в человеке человеческое. Человеку не на что положиться вне самого себя. Нет гарантий, нет фундамента в природе для человеческих состояний. В этом смысле человек есть существо, висящее в пустоте, как бы случайное, не имеющее оснований»136. Образ пустоты («Великое Ничто») является вполне традиционным для европейской философии и для европейской культуры, особенно с конца XIX века, после того как потребовалось наполнить смысловым рядом приговор Ницше «Бог умер». Место пустоты, как основы человеческого существования, например, обозначена в высказывании Ортеги-и-Гассета, и вышеприведенная цитата Мераба Мамардашвили есть секуляризация того, на что гораздо раньше обратил внимание испанский философ: «Бог никогда не третий, поскольку его присутствие заключено в решительном отсутствии; он присутствует своим отсутствием, он огромная пустота (курсив мой. — Н.М.), просвечивающая во всем. Его роль заключается именно в том, чтобы оставить нас наедине с миром, чтобы между нами и миром не оставалось ничего и никого, кто следил бы за нами, заботился бы о нас, воображал нас или утаивал. То, что между миром и нами никого нет — это и есть истина» . Конечно, речь не идет о том, кто сказал раньше, а кто позже, - подобное смысловое созвучие можно наблюдать в философской мысли постоянно. Оно отражает некий настрой, понятийный топос, характерный для философской мысли XX века в частности, и человеческого мировосприятия в целом, лишенного религиозных оснований и столкнувшегося с необходимостью и неизбежностью «решения проблемы собственного существования», по выражению Эриха Фромма. Отсутствие внешних основ существования придает человеку исключительность среди других живых существ. В Восьмой элегии Рильке показал эту исключительность человека через символ смерти, являющейся естественной, постоянно-дискретной границей его существования: «Глазами всеми зрит земная тєарь открытое. И только наши очи повернуты в себя и сторожат, как западни, свободный свой исход. [...] Только нашим очам открыта смерть; свободный зверь всегда свою опережает гибель и ходит перед Богом и уходит он в Вечность, как иссякнувший родник». Если самосозидание личности происходит средствами, не заложенными в природе (природа лишь созидает телесность человека), то, по всей видимости, средства эти следует видеть в социальности человека, в его способности создавать социальный мир и отразить самого себя в зеркале этой социальности. Литературный дар Х.Л. Борхеса позволяет выразить эту мысль более поэтично, а, следовательно, более прозрачно: «С годами человек заселяет пространство образами провинций, царств, гор, заливов, кораблей островов, рыб, жилищ, орудий труда, звезд, лошадей и людей. Незадолго от смерти ему открывается, что терпеливый лабиринт линий тщательно слагает черты его собственного лица»139.
Понятийно-ценностные основы социально-философских взглядов М.К. Мамардашвили
Одним из наиболее сложных понятий социальной философии является «социальная реальность». Сложность эта кроется в самой природе социума как определенным образом связанной совокупности людей. В отличие от естественного мира, являющегося в основном «внешним» по отношению к человеческому сознанию, социальный мир обладает некой трансцендентальностью, поскольку само человеческое сознание принадлежит к этому социальному миру. Вследствие этого способность человеческого сознания к объективации реальности в отношении социума в значительной степени ограничена особенностями феномена сознания. Каждое индивидуальное сознание продуцирует образ социальной реальности из себя самого, создавая тем самым множественность проявлений социальной реальности (например, культурное многообразие). Индивидуальное сознание продуцирует образ социальной реальности из объективности социального мира, создавая тем самым единство проявления социальной реальности.
Диалектика взаимных переходов единого и многого, составляя суть общественных отношений (онтологический аспект), в то же время составляет вариативный ряд моделей социальной реальности (гносеологический аспект). Пространственно-временная эволюция человеческих сообществ и культурно-психологическая принадлежность каждого отдельного человеческого сознания к какому-либо из этих сообществ породили многочисленность моделей социальной реальности и, как следствие, необходимость их типологизации. Любая модель содержит в себе обязательство некоей идеализации, создавая тем самым условность какой бы то ни было типологии. Для нас представляется наиболее убедительным выделение в социальной философии четырех моделей социальной реальности: «натуралистической», «деятельностной», «идеалистической» и «феноменологической» .
Не останавливаясь подробно на содержании каждой из этих моделей (это выходит за рамки нашего диссертационного исследования), подчеркнем, что почти каждая из них вырабатывает свое отношение к языку, прежде всего, как к средству социальной коммуникации. Например, в натуралистической модели язык является прямым продолжением природной сущности человека связанной с общением, в деятельностной модели язык обуславливает общественное развитие, создавая более совершенные, чем в природном мире способы коммуникации. Однако только в феноменологической модели социальной реальности язык выступает не как средство, а как пространство, в котором осуществляется понимание социальной реальности. Исходя из этого, можно выдвинуть в качестве рабочей гипотезы, что по своему отношению к языку Мераб Мамардашвили был гораздо ближе к феноменологической модели социальной реальности.
Конечно, отнесение творчества любого философа к тому или иному направлению дело неблагодарное и сильно напоминает наклеивание ярлычков. Как правило, если речь идет об оригинальном творчестве (философское наследие Мераба Мамардашвили, безусловно, может быть отнесено к таковому), оно оказывается гораздо шире какого-то одного, уже имеющегося ярлычка, и требует собственного. Не претендуя на изобретение чего-то нового, сошлемся на мнение Н.В. Мотрошиловой, которая охарактеризовала «философию Мераба как философию феноменологического типа»188. В своем разделении социальной реальности на «со-бы тие» и «со-бытиё» (как коммуникацию и сопряжение), «неповторимость» и все связанное с переживанием, - подчеркивает она, -философия Мераба Мамардашвили «подбирается к самому краю полухудожественного и художественного восприятия, она пытается заглянуть за грань его» . Ее мнение не исключает аналогичных интерпретаций философии Мамардашвили190, как впрочем, и иных, сам он высказался на приблизительно такую же тему следующей отповедью: «философия — это отчаянная попытка философа сказать окружающим, которые выслушали его, прочитали его книгу и прореагировали тем или иным образом, сказать им: «Простите, я не о том!»191.
Для нас же, интерес к типологизации моделей социальной реальности продиктован в первую очередь необходимостью экспликации понятийного тезауруса Мераба Мамардашвили. Признание «особости» языка философствования Мераба Мамардашвили давно уже стало общим местом среди отечественных философов. Дело не только в трудности прочтения устного слова лекций в изданиях опубликованных посмертно, - «особость» заключается в том, что язык для него не столько метод продвижения к истине или средство выражения мысли, сколько сама мысль. Отсюда и отказ от четких логических дефиниций, и нарочитая метафоричность («Мысль улавливается посредством метафоры» ; «...метафора у Мамардашвили - это вообще основное средство транспортировки однажды усмотренных идиом» ), и широкое использование смыслообразов, в которых происходит развертывание мыслительных усилий.
Смыслообраз, в данном случае, не просто понятие, редуцирующее реальность ради доступности объяснения. Смыслообраз - некая закодированная цепочка смысловых ассоциаций, позволяющая самостоятельно осуществлять и выстраивать процедуру понимания реальности. Для Мераба Мамардашвили понятие-образ (смыслообраз) - это возможность избежать однобокости рационального познания, уход от объяснения к пониманию, к вчувствованию в событие, попытка ухватить скрытый, если не сказать, сокровенный смысл и передать его хрупкость, невыразимость или говоря словами философа - «помыслить мыслимое» и осуществить «невозможную возможность». Он предлагает воспользоваться метафорой, «чтобы прояснить через нее ... вещи, которые анализом и описанием ухватить очень трудно»194, постоянно акцентирует внимание на необходимость усилия в создании и усвоении не только философского, но и языка мысли вообще. Применение смыслообраза к изучению социальной реальности позволяет, по мнению Мамардашвили, увидеть через очевидность, которая лишь кажется таковой, скрытую, ненаблюдаемую сущность явлений.
