Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические подходы к феномену любви в гуманитарных науках
1.1. Философско-психологическая трактовка любви 13
1.2. Исследования концептуализации любви в наивном сознании 27
1.3. Дискурсивные исследования любви
1.3.1. Концепция А. Греймаса и Ж. Фонтания 42
1.3.2. Концепция Р. Барта 50
1.3.3. Концепция Г. Чепмена 58
1.3.4. Общие положения о природе любовного дискурса в имеющихся исследованиях .62
Выводы по первой главе 65
ГЛАВА II. Дискурсивное конструирование ситуации признания в любви
2.1. Любящее cogito и его стремление к дискурсивному выражению 67
2.2. Толерантность любящего сознания 82
2.3. Концептуально-пропозициональная основа дискурса признания в любви 86
2.4. Дискурс признания в любви в условиях телеономности концепта «Love»
2.4.1. Начальное признание в любви как основа формирования ситуации 102
2.4.2. Континуальный характер дискурса признания в любви 122
2.4.3. Когнитивное влияние дискурса признания в любви на другие типы дискурса в рамках единой ситуации 128
2.5. Дискурс признания в любви в условиях нетелеономности концепта «Love» 137
2.6. Дискурс признания в любви в условиях отсутствия в сознании говорящего концепта «Love» 145
2.7. Прямой vs. непрямой дискурс признания в любви 159
Выводы по второй главе 170
Заключение 173
Перечень затекстовых ссылок 180
Список использованной литературы 191
- Исследования концептуализации любви в наивном сознании
- Общие положения о природе любовного дискурса в имеющихся исследованиях
- Любящее cogito и его стремление к дискурсивному выражению
- Начальное признание в любви как основа формирования ситуации
Введение к работе
Целью диссертации является рассмотрение феномена любви - одного из высших проявлений человеческой природы — как дискурсообразующего фактора.
Проблема любви носит междисциплинарный характер и пересекает границы разных наук, поэтому теоретической базой исследования послужили труды, посвященные изучению феномена любви в философии, психологии и лингвистике.
В общефилософском понимании любовь предстает как «культурная субъективная универсалия, фиксирующая в своем содержании глубокое индивидуально-избирательное интимное чувство, векторно направленное на свой предмет и объективирующееся в стремлении к нему» (ВЭФ). Истоки осмысле-. ния любви восходят к древнеиндийской, древнекитайской и древнегреческой философии [Платон, 1993; Аристотель, 1984], и затем, исторически, эта проблема поднимается такими философами, как И. Кант, Б. Паскаль, Ж.-П. Сартр, B.C. Соловьев, Н.А. Бердяев, Л. П. Карсавин, Д. фон Гильдербанд, X. Ортега-и-Гассет и др. В целом, в философии любовь трактуется как наивысшая цен-: ность и смысл жизни и как многогранный феномен, включающий в себя свои различные типы: влюбленность, дружбу, обожание, сексуальное влечение, родительскую любовь, любовь ко всему сущему и т.д.
В психологии любовь понимается как сложная эмоция, основанная одновременно на инстинкте и на особом человеческом чувстве [Рибо, 2002]; любовь трактуется как проявление бессознательного, как наивысшая человеческая потребность и активная заинтересованность в жизни, побуждающая человека к действию, позволяющая ему преодолеть чувство изоляции и одиночества и в то же время оставаться самим собой, сохранять свою целостность [Фрейд, 1993; Юнг, 2003; Фромм, 2004; Мэй, 2004; Маслоу, 2006 и др.].
В рамках философии познания любовь определяется как акт сознания (cogito), характеризующийся интенциональностью, то есть направленностью
на свой предмет [Гуссерль, 2001], а также как состояние сознания, реализуемое пропозицией «X любит Y» [Рассел, 2007; Мерло-Понти, 1999; Серль, 1986 и др.].
Проблема любви подвергается анализу и с лингвистических позиций. Ю.С. Степанов обосновывает тесную взаимосвязь этимологических характеристик слова любовь с признаками одноименного концепта [Степанов, 2004]. С.Г. Воркачев, рассматривая данное явление как телеономный концепт, анализирует способы его реализации в русском, английском и испанском языках [Воркачев 1995; 2003а; 20036; 2005]. Концептуализация любви в наивном сознании привлекает все большее внимание [Кульгавова, 1995; Борисова, 2003; Фофин, 2004; Балашова, 2004; Кузнецова, 2006; 2007; Яковенко, 2007; Горбунова, 2007; Четверикова, 2007; Ланская, 2008; Головач, 2008].
Начинает изучаться страстный и любовный дискурс; двумя фундаментальными исследованиями в этой области являются труды А. Греймаса и Ж. Фонтания и Р. Барта. Греймас и Фонтаний ставят проблему анализа семиотики страстей и страстного дискурса; они трактуют чувствование и страсть как образ жизни, существующий вне «рациональности» и «семантической компетенции», в связи с чем дискурсы страсти, в том числе и любви, определяются как «другие, новые формы нарративных ощущений» [Греймас, 2006]. Р. Барт рассматривает влюбленного как «носителя некоторых симптомов» и говорит о необходимости создания его структурального портрета, выявляемого из любовного дискурса [Барт, 1999]. Интерес к проблеме любовного дискурса приводит к его новым исследованиям [Салимовский, 2003; Ренц, 2007].
В нашей диссертации мы продолжаем изучение дискурсивной природы любви, соединяя ее имеющиеся теории с теорией экзистенциальной ситуации, заложенной М. Хайдеггером, который определяет человека как «присутствие», а бытие, к которому он относится, как экзистенцию, обладающую ситуативной структурой, то есть представляющую собой со-бытие и со-присутствие с Другим [Хайдеггер, 1991].
б Исследованию экзистенциальной ситуации посвящены работы многих
философов и психологов [Юнг, 2003; Ясперс, 2007; Сартр, 2004; Мэй, 2004; Фуко, 2004; Салливан, 1999 и др.]; некоторые из них называют любовь ситуацией. Так, К.Г. Юнг пишет: «В жизнь человека вмешиваются ситуации, проникающие в самую глубину; любовь является одной из таких ситуаций» [Юнг, 2003, с. 107]. Поскольку в экзистенциальной ситуации есть действительно существующий человек, перед ним стоит когнитивная обязанность уяснения своей ситуации с целью постижения собственного становления в ней. Каждая экзистенциальная ситуация взывает человека к определенному поведению и дискурсу. В диссертации анализируется дискурс, к которому взывает человека ситуация признания в любви.
Актуальность исследования обусловливается все возрастающей необходимостью анализа различных проявлений человеческого фактора в языке и в частности дискурсивных проявлений бытия отдельной личности, имеющего ситуативный характер. Актуальным является изучение смыслопорождающей активности говорящего по отношению к различным классам ситуаций и описание характерного для них дискурса.
В основе исследования лежит гипотеза о том, что человек является носителем того или иного концепта - «концептоносителем» [Лихачев, 1993] — в определенной ситуации, и именно ситуация определяет условия актуализации концепта, в частности его телеономный или нетелеономный характер.
Поскольку любовь является «культурной субъективной универсалией» (ВЭФ - выделено нами - Е. М.), то, несмотря на ее универсальный, общечеловеческий характер, ее проявления, в частности дискурсивные, имеют культурную специфику. Мы выводим данное положение из научных наблюдений, в частности Л.С. Выготского, который указывает, что «наши аффекты действуют в сложной системе с нашими понятиями, и кто не знает, что ревность человека, который связан с магометанскими понятиями о верности женщины, и человека, который связан с системой противоположных представлений о верности женщины, различна, тот не понимает, что это чувство исторично, что оно в
различной идеологической и психологической среде по сути изменяется, хотя в нем несомненно остается некоторый биологический радикал, на основании которого эта эмоция возникает. Историческое развитие аффектов или эмоций заключается главным образом в том, что изменяются первоначальные связи, в которых они даны, и возникают новый порядок и новые связи» [Выготский, 2000, с. 228]. Мы считаем, что семиотическое выражение любви, так же как ревности и других чувств, исторично и культурно обусловлено, что объясняет необходимость его изучения на материале разных языков, в том числе и английского.
Исходя из гипотезы и поставленной цели, в работе ставятся следующие задачи:
охарактеризовать воззрения на феномен любви в гуманитарных науках;
обосновать понятие «дискурс признания в любви» в его связи с различ- -ными типами ситуаций;
проанализировать процесс смыслопорождения в дискурсе признания в любви;
4) установить речеактовую структуру дискурса признания в любви и вы-
явить его типы;
5) дать обобщенную характеристику коммуникативной личности человека,
признающегося в любви.
Предметом исследования является когнитивно-дискурсивная деятельность человека, признающегося в любви.
Объектом исследования является дискурс признания в любви, анализируемый на материале корпуса бесед между мужчиной и женщиной, собранных на основе сплошной выборки из англоязычной художественной литературы. Общий объем проанализированного материала составляет более 2000 примеров.
При выборе материала исследования нами учитывался тот факт, что лингвистический анализ дискурсивной реализации ситуации признания в любви на основе естественной беседы представляет собой практически неразреши-
мую задачу. Поэтому, так же, как Р. Барт, А. Греймас и Ж. Фонтаний, мы используем примеры из художественной литературы.
Правомерность использования в лингвистике художественной речи для анализа естественной речи получила общее признание. М.М. Бахтин указывает на ценность художественного диалога при изучении живого высказывания, основываясь на понятии внутренней социологичности художественного произведения [Бахтин, 1979]. Положение о подобии, близости речи персонажей и реальных людей доказывается многими исследователями [Караулов, 1987; Земская, 1987; Сапожникова, 2001; Меркурьева, 2004; Плотникова, 2006 и др.].
Современные литературоведы говорят о тематизации литературы как специфического аспекта общественной жизни и подчеркивают тесную взаимосвязь литературы и общества. В современном мире создается гражданское общество, в рамках которого литература становится социальным институтом,... наряду с другими институтами (от религии до науки). Однако концепция литературы как отражения общества кажется им упрощенной вследствие слишком элементарной трактовки понятия «отражение». Они поясняют, что «все различные, одновременные и разноречивые отражения верны», следовательно, общество, отраженное в одно и тоже время разными писателями, можно счи- ' тать некоей результирующей этого процесса отражения отражений, способной так или иначе упорядочить различные зеркальные образы. Связь между литературой и обществом усложняется, приобретая историческое и метаисториче-ское измерение и сосредотачиваясь вокруг созидателей литературных миров. Литературный мир любого автора является определением реальности (а значит и общества) и его основных категорий (пространство, причинность и т.д.). Вместе с тем это особое, ценностное отношение к действительности, пережитое таким образом [Гудков, 1998, с. 7-10].
Писатель рассматривается не просто как творец художественного мира, а как феноменолог-исследователь жизни. Он создает новый мир, рационализируя эмпирическое и фиксируя выводимые из него сущности. В этом постижении сущностей, в том числе и сущности человека говорящего, состоит когни-
тивная функция художественного творчества [Плотникова, 2006, с. 93]. С.Н. Плотниковой выделяется три типа персонажей - миметический, концептуальный и перемещенный; наиболее полно с человеком соотносится миметический персонаж. Поэтому в нашей диссертации объект исследования ограничен дискурсом миметических персонажей в произведениях английских и американ-ских писателей. Исходя из общей подражательной природы художественного творчества, мы принимаем как данное, что любовный дискурс миметических персонажей приближен к реальному дискурсу благодаря общей тождественности миметического персонажа и человека.
Методологической базой данной диссертации является теория дискурса и теория коммуникации [Бенвенист, 1974; Арутюнова, 1998; Богданов, 1993; Степанов, 1995; Гаспаров, 1996; Красных, 1998; Макаров, 1998; Костомаров, Бурвикова, 1999; Карасик, 2000; Шейгал, 2000; Плотникова, 2000; 2007; 2008;., Почепцов, 2001; Чернявская, 2001; Олянич, 2003; Иссерс, 2003; Стернин, 2003; Прохоров, 2004; Базылев, 2005; Кубрякова, 2005; Куликова, 2009; Dijk, 1978; 1979; Leech, 1983; Stubbs, 1983; Grice, 1989; Toolan, 1989; Nash, 1989; Tannen, 1994; Tomlin, 1997 и др.]. В качестве исходного принимается определение дискурса как непрерывно возобновляемого или законченного, фрагментарного или цельного, устного или письменного сообщения, посылаемого и получаемого в процессе коммуникации [Плотникова, 2008, с. 133]. Наша работа продолжает собой ряд диссертационных исследований, посвященных анализу дискурса, выполненных в Иркутском государственном лингвистическом университете [Медведева, 2003; Зарезина, 2004; Панченко, 2005; Кузнецова, 2006; Ракитянская, 2008; Анисимова, 2008; Боровикова, 2008; Копылова, 2008; До-мышева, 2009].
В работе использованы следующие методы: метод концептуального анализа, метод пропозиционального анализа, сравнительно-сопоставительный анализ, речеактовый анализ, метод лингвистической интроспекции, интерпре-тативный метод.
Новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые дискурс признания в любви проанализирован в ситуативном аспекте - как дискурс, создающий и поддерживающий различные типы ситуаций. Создана теоретическая модель, представляющая феномен любви как дискурсообразующий фактор. Охарактеризована когнитивно-дискурсивная деятельность человека любящего, определена концептуальная, пропозициональная и речеактовая структура дискурса признания в любви. Выявлены особенности коммуникативной личности человека любящего, параметры коммуникативного акта с его участием, специфика его дискурсивного сообщества.
На защиту выносятся следующие положения:
Ситуация любви, будучи фактом человеческой жизни и мира в целом, интегрируется также и на когнитивном уровне, а именно: в любящем сознании, в котором происходит зарождение соответствующего cogito, его поддер- -жание/затухание, его иррадиация на систему связанных между собой концептов. Будучи семиотически выраженной, ситуация любви становится для человека любящего ситуацией признания в любви - ситуацией порождения соответствующего вербального и невербального дискурса.
Ситуация любви может когнитивно интегрироваться на основе посто-" янного поддержания в сознании любящего cogito. Концепт «Love» в этих условиях является для человека телеономным. Такая ситуация носит пронизывающий характер, то есть не имеет заранее заданных пространственно-временных параметров. Она охватывает собой множество конкретных ситуаций, происходящих в разное время и в разном месте. Дискурс признания в любви в такой ситуации центрирован вокруг истинной пропозиции и является континуальным, периодически возобновляемым.
Ситуация любви может когнитивно интегрироваться вокруг концепта «Love», не являющегося для человека телеономным, соответственно, любящее cogito, возникнув, не поддерживается. Дискурс признания в любви в такой ситуации является разовым, одномоментным. Во время его порождения он базируется на истинной пропозиции , однако она не переносится на
11 другие коммуникативные ситуации с данными участниками, в связи с чем в дальнейшей рефлексии она концептуализируется говорящим как заблуждение, непонимание самого себя.
Ситуация любви может имитироваться: любящее cogito как акт сознания отсутствует, но его наличие имитируется, разыгрывается. Концепт «Love» в данных обстоятельствах вообще не актуализируется; его место занимают другие концепты («Sex», «Money», etc). Дискурс признания в любви в такой ситуации является неискренним.
В целом, дискурс признания в любви - это дискурс, где истинна или ложна эгоцентрическая пропозиция и где эта пропозиция декларируется: выражается соответствующим речевым актом-декларативом, а также всем комплексом языковых средств данного говорящего, предназначенных для данного слушающего. За внешней одинаковостью языковых средств выраже- ния лежит глубокое когнитивное различие в состоянии сознания говорящего и ситуации, в которой он находится.
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что она вносит определенный вклад в лингвистику дискурса, когнитивную лингвистику, теорию коммуникации, социолингвистику, теорию межкультурной коммуни-' кации. Углубляется научное знание об индивидуальной когниции, частной коммуникации, эгоцентрическом смысле. Созданная теоретическая модель дискурса признания в любви способствует уточнению общих представлений о глубинных когнитивных процессах дискурсообразования и их проявлении в поверхностной структурно-семантической организации дискурса.
Практическая значимость работы состоит в возможности применения ее основных положений в преподавании вузовских курсов дискурсивного анализа, когнитивной лингвистики, теории коммуникации, стилистики, интерпретации текста, теории межкультурной коммуникации. Результаты и материалы исследования могут быть использованы при создании учебных пособий по теории и практике английского языка, при руководстве курсовыми и дипломными работами.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры английской филологии Иркутского государственного лингвистического университета (2007-2009 гг.). По теме диссертации сделаны доклады на региональных и межвузовских конференциях молодых ученых в Иркутском государственном лингвистическом университете (2007-2009 гг.). Основные результаты исследования отражены в 7 публикациях, в том числе в двух публикациях в ведущих рецензируемых научных изданиях. Общий объем публикаций составляет 1,7 печатных листа.
По структуре работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, списка использованных словарей.
Во введении обосновываются цели и задачи работы, ее актуальность и новизна, теоретическая и практическая значимость, перечисляются основные методы анализа.
В первой главе «Теоретические подходы к феномену любви в гуманитарных науках» рассматриваются основные воззрения на понятие любви в философии, психологии и лингвистике.
Во второй главе «Дискурсивное конструирование ситуации признания в любви» дается обоснование понятия «дискурс признания в любви» в его связи ' с различными типами ситуаций, анализируется процесс смыслопорождения в данном типе дискурса и его речеактовая структура; описывается прямой и непрямой дискурс признания в любви; выявляются особенности коммуникативной личности человека, признающегося в любви, и характеристики его дискурсивного сообщества.
В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, формулируются вытекающие из него основные выводы и намечаются перспективы дальнейшей разработки данной темы.
Исследования концептуализации любви в наивном сознании
Современная трактовка концепта берет свое начало в трудах Э. Гуссерля, который, занимаясь исследованием когнитивной семантики, вводит понятие «схватывания мира». Он полагает, что люди схватывают мир в сознании и приводят его к номинативой и пропозициональной мысли, то есть к понятиям и пропозициям. Впоследствии термин «понятие» был заменен Гуссерлем на термин «ноэма»; позже, в современных отечественных исследованиях, его заменили на термин «концепт».
Термин «концепт» детально характеризуется Дж. Лакоффом и М, Джонсоном. Согласно их определению, концепт является нейроструктурой сознания; концепты структурированы как внутренне, так и по отношению друг к другу [Lakoff, 1987, р. 276]. Внедрение концептов в мозг происходит не по отдельности, а в связи с другими концептами. Именно эта способность концептов быть связанными друг с другом отношениями логического вывода делает их концептами [Lakoff, 1999, р. 20].
К. Харди заявляет о существовании концептов в сознании в виде кластеров, представленных сетью взаимосвязанных концептов. Анализируя концепт, находящийся в фокусе сознания, следует учитывать его собственные характеристики и глубинную структуру соответствующего кластера, другими словами, необходимо рассматривать каждый концепт как единое целое всех его ассоциативных связей [Hardy, 1998].
Дж. Фодор дает несколько иную характеристику концептов, которая заключается в наличии причинно-следственных отношений между ними, отвечающих тем онтологическим условиям, которым должны соответствовать сущности, функционирующие как ментальные причины и следствия [Fodor, 1998]. Р. Джекендофф, в свою очередь, развивает идею о наличии континуумов совокупностей концептов и выделяет среди них концепты высокого уровня абстрагирования (метаконцепты, или «концепты о концептах») [Jackendoff, 1989. р. 324-325]. В.И. Карасик дает описание концепта как многомерного смыслового образования, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны [Карасик, 2002, с. 129].
Общее представление о содержании того или иного концепта в сознании носителей конкретного языка выявляется через сопоставление совокупности репрезентирующих его средств. Согласно Д.С. Лихачеву, за каждым значением может стоять отдельный концепт, а ценности, определяемые как концепто-сфера, являются концептами отдельных значений слов, связанных друг с другом и зависящих друг от друга [Лихачев, 1993]. В определении других ученых концептосфера предстает как система различного уровня сложности и абстрактности, обозначающая ту или иную область концептуальной картины мира [Болдырев, 2001; Попова, 2001]. Введение концептов в концептуальную систему (или концептосферу) происходит за счет принципа континуальности и последовательности, то есть в рамках данной системы каждый концепт понимается и интерпретируется с использованием других концептов. Основным принципом репрезентации концептосферы является полевая структура [Пави-ленис, 1983]. Именно группы концептов, как считает В.А. Пищальникова, приближенные или удаленные от доминирующего концепта, составляют его ассоциативное поле [Пищальникова, 2001, с. 53]. Одна и та же языковая-единица обладает способностью репрезентировать разные признаки концепта в различных коммуникативных условиях, в зависимости от коммуникативных потребностей, объема, количества и качества информации, представленной говорящим в данном коммуникативном акте [Попова, 2001, с. 38].
Концепт «Любовь» уже получил широкое освещение на материале различных языков, поэтому мы ставим перед собой задачу дать обзор этих исследований. Данный концепт обладает номинативной плотностью, или большим количеством репрезентирующих его единиц, и семантическое представление каждой единицы происходит, как считает В.И. Карасик, посредством «детализации обозначаемого фрагмента реальности», кроме того «наблюдается его множественное вариативное обозначение и отражение сложных смысловых оттенков обозначаемого» [Карасик, 2002, с. 133].
Ю.С. Степанов одним из первых предпринимает попытку описания концепта «Любовь»; он считает, что «внутренняя форма этого концепта, то есть выражающих его слов - любить, любовь, далеко не такая ясная и стройная, как мы ожидали бы по его содержанию. Напротив, она противоречива, разорвана и местами как бы исчезает из ментального поля концепта» [Степанов, 2004, с. 418].
Описывая данный концепт, Ю.С. Степанов говорит о его роли в разных культурах и цивилизациях. Так: «Любовь в греческой культуре была весьма развитым и многообразным концептом, она выражалась различными словами: eros: Эрос, Эрот «плотская любовь, величие и древнейший бог любви»; philia «братская или дружеская любовь»; agape «любовь к людям как собратьям», позднее ставшее обозначением христианской любви и милосердия (лат. caritas); олицетворением плотской любви служила также богиня Афродита» [Степанов, 2004, с. 427].
Исследование любви невозможно без анализа этимологии данного слова, Ю.С. Степанов прослеживает ее на примере глагола любить, который «по своему происхождению и форме - каузативный, то есть означающий «вызвать в ком-либо или в чем-то соответствующее действие, заставлять кого-то или что-то делать: поить при пить, будить при бдеть; по своей форме - любити ljub-ii из и.-е. leubh-ei-(e)i - он в точности параллелен др. инд. lobhayati возбуждать желание, заставлять любить, влюблять»». Однако в русском языке, как и вообще в славянском, второй глагол, соответствующий пить "при поить, бдеть при будить, отсутствует. Восстановление данного глагола путем этимологического сопоставления приводит к выводу, что «глагол любить покинул свое исходное значение (вызывать любовь, влюблять) и занял место глагола лъбнуть и в сочетании с приставкой по-, принял его значение впасть в состояние любви, полюбить [Степанов, 2004, с. 419]. Ю.С. Степанов считает, что «глагол любить, как бы не касаясь существа концепта, оформляет отношения действий с концептом, поэтому на первый план выходят материальные отношения.
Общие положения о природе любовного дискурса в имеющихся исследованиях
Актуальность изучения семиотики страстей и дискурса страстей указывает на важность анализа любви как одного из видов страсти, чувствования -образа жизни, существующего вне «рациональности».
В страстном дискурсе отсутствует «продвижение семантической компетенции (социальной, экономической и т.д.)», хотя он и имеет сходства по своей языковой организации с фактуально-информативным дискурсом, передающим знание о мире. Сущность страстного дискурса не информационная: «страсть отрицает рациональное и когнитивное», а вернее, имеет свою собственную рациональность. «Рациональность» страсти ведет к отклонению от нарративной рациональности, к автономии страстного дискурса. В связи с этим дискурсы страсти - это другие, новые «формы нарративных ощущений».
В основе любовного дискурса лежит перформативный речевой акт. Сказать «Я люблю тебя» значит считать это истинным, после первого признания это высказывание уже больше ничего не значит, повторяя прежнее сообщение. Декларирование собственных чувств есть не что иное, как повторение заученного наизусть, «застывшего», «забальзамированного», оторванного от «делания факта». Отсутствие глубокого содержания любовного дискурса проявляется в том, что в нем нет никакого «величия».
«Бессмысленность» любовного дискурса - его неинформативность - дает возможность заявить, что это «Музыка», а не «Слово», вследствие чего «Я люблю тебя» просто наслаждаемо. С помощью «Музыки» осуществляется протягивание «Я люблю тебя» Другому. При этом отсутствие ответа расценивается как отрицание данного высказывания. Эксплицитное выражение «Я люблю тебя» представляет особую важность, потому что «влюбленный, не говорящий этих слов, обречен испускать из себя знаки-заменители, он отчужден», как бы находится вне ситуации, «поскольку не говорит всего».
Время любовного дискурса - время адресации, а не референции. Это «закон» любовного дискурса, согласно которому влюбившийся не может сам выстроить до конца историю своей любви - нарратив о любви произведут другие.
Что же касается человека любящего и Другого, данный закон способствует «осуществлению определенного права, применению определенного языка, совладельцами которого они являются». И таких «языков» может быть несколько; у каждого их них есть свои «диалекты».
Страстный дискурс разворачивается в пространстве напряжения, в котором действуют симулякры напряженности, то есть дублирующаяся, повторяющаяся напряженность, внутри которой осуществляется пульсация смысла. Направленность вперед страстного, напряженного, тенсивного субъекта дискурсивно называется «протенсивностью»; под «влечением напряжений» страстный субъект порождает страстный дискурс. Внутри тенсивности, в свою очередь, возникают «валентности», позиции для Другого и для третьих лиц, что дает возможность познать дискурсивную взаимосвязь людей на уровне чувств, выявить эксклюзивную привязанность.
«Одержимость языковым демоном» заставляет любящего говорить, признаваться, что порой вызывает «любовный бред». Страстный дискурс представляет собой совокупность сказанного, несказанного, неловко сказанного и сказанного несмотря ни на что. При этом «бессмыслица» проявляется в тавтологичное любовного дискурса, потому что любящий достигает некоего «предела языка», занимается «самозабвенной речевой деятельностью». Причиной незначительности реплик является то, что влюбленный находится в состоянии замешательства, застенчивости, безмолвного знания.
Любящий использует «игру смысла» для поддержания признания, для того, чтобы заставить Другого говорить. Дискурс любви строится на основе «системы запроса и ответа», которая является не «корреспонденцией», а способом поддержания уникального отношения с Другим. Фраза «Я люблю тебя» — это холофраза (произнесение, локуция, привязанная к конкретной ситуации, к целому).
Многочисленные разговоры о собственной и чужой любви, о любовных связях зачастую проявляются в «сплетне в три километра».
Однотипность любовного дискурса представляет собой одну из важнейших его особенностей: конкретный любовный дискурс похож на оттиск некоего кода, каждый влюбленный заполняет этот код в зависимости от своей истории. Кроме того, имеющаяся «страстная составляющая дискурса» как бы источает «запах» своих «семио-нарративных устройств в дискурсе»; страсти присущи не только субъектам, но и дискурсу в целом, и они исходят от дискурсивных структур как эффект семиотического стиля.
В связи с этим появляется возможность изучения дискурса признания в любви, а не самого любящего человека, которым занимается психология.
Любящее cogito и его стремление к дискурсивному выражению
But he was not in love with her. Did love begin in that way, with the wish to go on talking? No. It always began in his case with definite physical sensations, and these were now absent, he did not even find her physically attractive. There was something, of course, unusual about her - she was young, inexperienced, and inquisitive, they had been more open with each other than was usually possible. He always found girls interesting to talk to, and surely these were good reasons why he should wish to go on talking to her; and last night, what with the crowd and the confusion, he had only been able to begin to talk to her. ... Suppose Rachel was going away in a day or two, suppose this was the end of her visit, and her father had arrived in one of the steamers anchored in the bay, - it was intolerable to know so little. Therefore he exclaimed, "How d you know what you feel, Hirst?" to stop himself from thinking (Woolf, p. 251).
Хьюит не желает признавать свое состояние как любовь, он пытается найти рациональное объяснение: раньше любовь сопровождалась физическим влечением (definite physical sensations), которого не было в данном случае -женщина даже не привлекала его физически. Идея об отсутствии рациональных оснований для возникновения любви является основой в определении этого чувства, следовательно, и концепта «Love» [Воркачев, 20036, с. 33]. В полном соответствии с теорией Гуссерля, акт любви, возникнув, начинает фундироваться в дискурсе: Хьюит, еще не понимая, что он любит эту девушку, перечисляет причины, за что он ее любит (There was something, of course, unusual about her - she was young, inexperienced, and inquisitive, they had been more open with each other than was usually possible). Состояние мужчины напряжено, хотя он не может дать ему точного названия - мужчина выступает как тенсивный субъект [Греймас, 2005]; восклицания (he exclaimed, "How d you know what you feel, Hirst?") характеризуют данного мужчину как форического субъекта, который продуцирует форический дискурс соответственно. Пытаясь осознать, что с ним происходит, он использует поисковые вопросы (Did love begin in that way, with the wish to go on talking?), направленные на выявление представлений, отражающих данное состояние. Подобные вопросы могут быть адресованы как собеседнику, так и самому себе [Кульгавова, 1995]. Мужчина вспоминает опыт общения с другими девушками, говоря когнитивными терминами, он сравнивает возникшее ментальное состояние с другими актами своего cogito. Его зарождающееся cogito все более фундируется своим предметом, в его основе лежат важные составляющие концепта «Love», к которым, по мнению С.Г. Воркачева, относятся «Interest» и «Want».
Во время этих размышлений он слышит голос девушки, о которой он думает, доносящийся из соседней виллы. И этот совершенно рядовой факт вызывает в нем огромный всплеск эмоций и бурный форический дискурс, что свидетельствует о том, что для него ситуация уже превратилась из рядовой в экзистенциально-значимую:
After standing still for a minute or two he turned and began to walk towards the gate. With the movement of his body, the excitement, the romance and the richness of life crowded into his brain. He shouted out a line of poetry, but the words escaped him, and he stumbled among lines and fragments of lines which had no meaning at all except for the beauty of the words. He shut the gate, and ran swinging from side to side down the hill, shouting any nonsense that came into his head. "Here am I," he cried rhythmically, as his feet pounded to the left and to the right, "plunging along, like an elephant in the jungle, stripping the branches as I go (he snatched at the twigs of a bush at the roadside), roaring innumerable words, lovely words about innumerable things, running downhill and talking nonsense aloud to myself about roads and leaves and lights and women coming out into the darkness - about women - about Rachel, about Rachel." He stopped and drew a deep breath. The night seemed immense and hospitable, and although so dark there seemed to be things moving down there in the harbour and movement out at sea. He gazed until the darkness numbed him, and then he walked on quickly, still murmuring to himself. "And I ought to be in bed, snoring and dreaming, dreaming, dreaming. Dreams and realities, dreams and realities, dreams and realities," he repeated all the way up the avenue, scarcely knowing what he said, until he reached the front door. Here he paused for a second, and collected himself before he opened the door (Woolf, p. 253).
Напряженное состояние мужчины усиливается, приобретая новый вид. Лингвистическая интерпретация страстного дискурса указывает на то, что в данном типе дискурса отслеживается «симулякр напряженности», или симу-лякр тенсивности, напряженность создается за счет комплекса соответствующих лексических средств (the excitement, the romance; the richness of life crowded into his brain). Вместе с множеством алогичных, не связанных между собой высказываний — любовного бреда, по Барту — он бессознательно начинает произносить имя девушки (about Rachel, about Rachel), а имя собственное, по мнению исследователей любовной речи, являет всю тайну любви и обращенность на предмет любви (то есть интенциональную направленность любящего cogito) [Эпштейн, 2005]. Дискурс мужчины не несет в себе никакой логической последовательности, он несвязен, бессмыслен (shouting any nonsense that came into his head; roaring innumerable words, lovely words about innumerable things). В полном соответствии с исследованиями любовного дискурса, это -есть «любовный бред, наделенный по природе своей преходящим характером и способностью спадать самому по себе, в случае отсутствия данной способности, никто никогда не смог бы положить ему конец» [Барт, 1999, с. 123]. И только коммуникативная необходимость прекращения любовного дискурса помогает мужчине остановиться (Here he paused for a second, and collected himself before he opened the door).
Экзистенциально-устойчивая ситуация любви уже возникла и начинает развиваться, дискурс признания в любви уже порожден - пока лишь для самого любящего. Направленность любящего cogito на свой предмет требует фи 76 зических встреч: Хьюит назначает Рэйчел свидание. Однако он все еще до конца не понимает, что любовь к этой женщине стала для него фактом жизни: As he said this he was leaning on his elbow arranging and rearranging in the grass the stones which had represented Rachel and her aunts at luncheon. He was speaking as much to himself as to Rachel. He was reasoning against the desire, which had returned with intensity, to take her in his arms, to have done with indirectness, to explain exactly what he felt. What he said was against his belief, all the things that were important about her he knew; he felt them in the air around them, but he said nothing, he went on arranging the stones. "I like you, d you like me?" Rachel suddenly observed. "I like you immensely," Hewet replied, speaking with the relief of a person who is unexpectedly given an opportunity of saying what he wants to say. He stopped moving the pebbles. "Mightn t we call each other Rachel and Terence?" he asked. "Terence," Rachel repeated. "Terence hat s like the cry of an owl." She looked up with a sudden rush of delight, and in looking at Terence with eyes widened by pleasure she was struck by the change that had come over the sky behind them. The substantial blue day had faded to a paler and more ethereal blue; the clouds were pink, far away and closely packed together, and the peace of evening had replaced the heat of the southern afternoon, in which they had started on their walk (Woolf, p. 259).
Начальное признание в любви как основа формирования ситуации
Главное — это то, что любовь требует собственного выражения (эксплицитного либо имплицитного), так как «не поддающееся выражению предложение тем самым не осознается. Только это словесное выражение сделает схему сознательной и превратит ее в общее предложение или в определение и т.д. Осознание собственной мысли зависит, таким образом, от ее сообщаемости, эта сообщаемость, в свою очередь, зависит от социальных факторов (таких как необходимость убедить и пр.)» [Пиаже, 1999, с. 214].
Итак, констатировав наличие бессознательной любви, которая так сказать, «признается в себе самой» помимо воли любящего, мы сосредоточимся на пропозициональном выражении любящего cogito, когда, говоря словами Ж. Пиаже, мысль уже вышла из хаоса. «Ум всегда начинает свою деятельность в хаосе: простота есть продукт искусства, ее нет в комплексах, из которых исходит всякий акт мысли» [Пиаже, 1999, с. 313]. По мнению Пиаже, нельзя считать мысль бессознательной. «Понятие «бессознательное рассуждение» весьма скользко. Тут или приписывают бессознательному рассуждению логику, подобную логике сознательного рассуждения, что необоснованно, или имеют в виду особый процесс, но тогда возникает задача узнать, чем же этот процесс отличается от сознательного рассуждения» [Пиаже, 1999, с. 390].
Как подчеркивает М. Мерло-Понти, любить - это одновременно знать о том, что ты любишь. Он пишет: «Что такое «любить», если не осознавать какой-либо объект в качестве любимого? ... Желать и знать, чего желаешь, любить и знать, что любишь, — это один и тот же акт, любовь есть осознание любви, желание - осознание желания. Любовь или желание, которые не осознавали бы себя, были бы любовью, которая не любит и желанием, которое не желает» [Мерло-Понти, 1999, с. 478-479]. Более того, «для влюбленного, живущего любовью, любовь — способ, которым он устанавливает свои отношения с миром, это экзистенциальное значение» [Мерло-Понти, 1999, с. 484]. Любовь как точно установленное состояние сознания - пропозиция «X любит Y» рассматривается Б. Расселом в развиваемой им теории пропозиции. Б. Рассел освещает пропозицию с различных сторон, так, он говорит, что «пропозиция есть только символ. Она представляет собой комплексный символ в том смысле, что состоит из частей, тоже являющихся символами; символ можно определить как комплексный, когда он состоит из частей, которые являются символами» [Рассел, 2007, с. 129].
В отличие от актов cogito как движений сознания пропозиция представляет собой убеждение: «пропозиция это то, в чем мы убеждены, когда наше убеждение истинно или ложно. За очевидное я принимаю то, что истинность или ложность зависит от факта, на который оно «указывает» [Рассел, 2007]. Возвращаясь к проанализированным выше примерам, можно сказать, в этих терминах, что путь от зарождения любящего cogito к формированию пропозиции I love you и убежденности в ней - это длительный и мучительный процесс.
Под фактами Рассел понимает те особенности в устройстве мира, которые делают наши утверждения истинными (если они являются истинными) или ложными (если они являются ложными). Факты комплексны, или консти-туентны, то есть выделяется множество фактов о ком-либо, кто является кон-ституентой каждого из них.
Каждая конституента факта занимает в нем свою позицию или несколько позиций. Например, факты, относящиеся к интересующей нас пропозиции: «Сократ любит Платона» и «Платон любит Сократа» - имеют одни и те же конституенты, но являются различными фактами, потому что конституенты в них не занимают одной и той же позиции. «Сократ любит Сократа» - тоже факт, просто он содержит Сократа в двух позициях [Рассел, 2007, с. 225]. Два факта обладают одинаковой «формой», когда они различаются только в отношении своих конституент. «В этом случае мы можем предположить, что один факт получен из другого подстановкой других конституент. Например, «Наполеон ненавидит Веллингтона» получается из «Сократ любит Платона» подстановкой Наполеона вместо Сократа, Веллингтона вместо Платона и ненавидит вместо любит. Очевидно, что некоторые, но не все, факты, могут быть, таким образом, образованы из факта «Сократ любит Платона». Стало быть, некоторые факты имеют одинаковую с ним форму, а некоторые - нет. Можно репрезентировать форму факта, используя переменные: так, «xRy» может использоваться для репрезентации формы факта, что Сократ любит Платона. Но использование таких выражений, а также выражений обыденного языка предрасположено к ошибкам, если относиться к ним без должного внимания». Далее Рассел пишет, что «в факте, который включает три конституенты, две из них можно отличить от третьей в связи с тем обстоятельством, что если две эти конституенты поменять местами, у нас все еще имеется факт, или в худшем случае мы получим факт, говорящий противоположное тому, что получилось в результате замены, тогда как третью конституенту (отношение) нельзя поменять местами ни с какой другой конституентой. В частности, если существует такой факт, как «Сократ любит Платона», то имеет место и то, что либо «Платон любит Сократа», либо «Платон не любит Сократа», но ни Платон, ни Сократ не могут заменить любит» [Рассел, 2007, с. 225].
Факты, содержащие три конституенты, могут и не иметь одинаковой формы, так, есть две формы, которыми они могут обладать и которые противоположны друг другу. «Сократ любит Платона» и «Наполеон не любит Веллингтона» суть факты, имеющие противоположную форму. Рассел называет форму, присущую «Сократ любит Платона», положительной, а форму присущую «Наполеон не любит Веллингтона», отрицательной. Если ограничиваться атомарными фактами, то есть такими, которые содержат только один глагол и не содержат ни общности, ни отрицания, различие между положительными и отрицательными фактами провести легко [Рассел, 2007, с. 226].
Если заменить отрицательный факт простым отсутствием факта, например, заменить факт «А любит В» его отсутствием, то можно сказать, что это хороший субстанциальный факт; в то время, как «А не любит В», можно заменить отсутствием факта, составленного из А, любви и В, и посредством этого не затрагивать действительного существования отрицательного факта. Но отсутствие факта само по себе не является отрицательным фактом, оно представляет собой факт, что нет такого факта, как «А любит В». Из чего становится ясно, что нельзя избежать отрицательных фактов [Рассел, 2007, с. 227].
Когда мы убеждены в пропозиции, мы обладаем определенным чувством, относящимся к содержанию пропозиции таким способом, который описывается как «убеждение в данной пропозиции». Рассел считает, что под одним словом «убеждение» объединяются разнообразные чувства и что нет какого-либо одного чувства, которое по преимуществу является убеждением. Некоторые идеи подвигают нас к действию, другие — нет, о тех, которые подвигаю нас к действию, говорится как об идеях, в которых «убеждены» [Рассел, 2007, с. 247].
Кроме непосредственного соотнесения с фактом пропозиции формируются при воспоминании, ожидании и простом согласии. Воспоминание для своей истинности требует, чтобы объективный коррелят пропозиции был в прошлом, ожидание — чтобы он был в будущем, а согласие возможно с пропозицией, выдвигаемой другим человеком [Рассел, 2007, с. 248].
