Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Общая теория персонификации 11
1.1. Проблема дефиниции персонификации в стилистике 11
1.2. Персонификация и мифологическое мышление 21
1.3.Критерий одушевленности/неодушевленности как признак персонификации 28
1.4. Метафора - основа персонификации 34
1.5. Персонификация как подвид метафоры: общее и различия 51
Выводы по первой главе 55
ГЛАВА П. Структура, семантика и прагматика шрсонификации 58
2.1. Семантические основания возникновения персонификации 58
2.2. Частеречная классификация персонификаций 66
2.2.1. Субстантивная персонификация 68
2.2.2. Адъективная персонификация 91
2.2.3. Глагольная персонификация 103
2.3. Обращение как способ создания образа при персонификации 116
2.4. Развернутая персонификация в художественном тексте 123
2.4.1. Персонифицирующий контекст 123
2.4.2. Прагматические функции персонификации в художественном тексте 129
2.4.3. Заголовок в персонифицирующей роли 136
2.5. Статистический анализ эмпирического материала 139
Выводы по второй главе 146
Заключение 150
Список использованной литературы 153
Список источников художественной литературы 168
- Персонификация и мифологическое мышление
- Персонификация как подвид метафоры: общее и различия
- Субстантивная персонификация
- Заголовок в персонифицирующей роли
Введение к работе
В последние десятилетия актуальными для современной лингвистики остаются исследования художественного текста, которые обнаруживают многообразие видов анализа: лингвостилистическии, когнитивный, дискурсивный, лингвопоэтический [Арутюнова 1990; Атоян 1975; Болквадзе 1995; Брандес 1990; Крюкова 1999; Лакофф Дж, Джонсон М. 2004; Лосев 1982; Некрасова 1994; Новикова 2004; Оганьян 2006; Романенко 2002; Топоров 1990; Хейзинга 1991; Чеботарев 1996; Якобсон 1987; КбНег 1975; Kurz 1997; Pongs 1965; Seidler 1978 и др.]. Это обусловлено тем, что роль языка в литературном произведении состоит не в пассивной фиксации тех или иных черт жизни, психологии человека, а в том, что он активно создаёт художественные обобщения. «Раскрытие художественных свойств людей, окружающего их мира требует целеустремлённого, действенного, экономного отбора языковых средств. Только точно найденное слово, выразительно сконструированная фраза, только отличающаяся своими приметами поэтическая речь способны запечатлеть характерное в социальной действительности, в духовной жизни людей. Обладающее качествами известной всеобщности слово-понятие приобретает в художественном произведении яркую индивидуальную окраску, воплощая то сочетание особенного и неповторимого, которое содержит в себе значительный художественный образ» [Виноградов 1963: 123].
Слово соотносится с различными силовыми полями художественного целого. Будучи средством воплощения конкретного образа, слово одновременно с тем активно участвует в формировании тональности определенного звена произведения, отличающегося по своему эмоциональному колориту от других его частей, в формировании тональности отдельных эпизодов. В связи с этим активно разрабатывается и уточняется лингвистическая теория тропов и фигур [Агаркова 1968; Постникова 1974; Исаакян 1978; Константинова 1996; Барменкова 2004, Воскресенская 2007; Юрикова 2008 и др.].
В системе тропеических средств, усиливающих выразительность и изобразительность речи, традиционно выделяют персонификацию. Под персонификацией понимается приписывание свойств живых существ предметам и явлениям неживого мира. Данное явление рассматривается как один из основных подвидов метафоры и способ художественного освоения действительности. За многочисленными фактами персонификации стоит сложная лингвистическая реальность, которая нуждается в специальном исследовании и объяснении.
Актуальность предпринятого исследования обусловлена недостаточной изученностью персонификации в системе тропов, отсутствием работ, посвященных комплексному исследованию грамматических, семантических и прагмалингвистических признаков процесса^ создания персонификации на материале немецкоязычных художественных текстов. Актуальным представляется анализ синтаксических конструкций персонифицирующих контекстов и установление лингвистических типологий- персонификаций в художественном тексте.
Научная новизна диссертации заключается, прежде всего, в попытке комплексного описания персонификации, основываясь на анализе художественных текстов разных авторов, что позволяет выявить особенности данного тропа безотносительно к авторскому стилю. Новым является частеречный подход к классификации персонификаций. Впервые при исследовании используется грамматико-семантический метод компонентного анализа эмпирического материала.
Объектом диссертационного исследования является персонификация как стилистический приём образной характеристики неживого мира.
Предметом исследования являются части речи в персонифицирующей функции в различных синтаксических структурах современного немецкого языка.
Цель исследования: системное грамматико-семантическое описание процесса персонификации в художественной речи с учетом прагматического аспекта.
В соответствии с поставленной целью в ходе исследования решались следующие задачи: анализ исследовательских подходов к изучению персонификации и определение рамок рассмотрения этого тропа; рассмотрение места персонификации в системе тропов; определение семантики персонифицирующих признаков; анализ грамматического потенциала различных частей речи для создания персонификации; рассмотрение процесса развертывания персонификации в художественном тексте; определение прагматических функций персонификации в художественном произведении;
7. проведение квантитативного анализа различных частей речи в персонифицирующих контекстах.
Рабочая гипотеза диссертационного исследования заключается в следующем: являясь одним из основных подвидов метафоры, персонификация обладает комплексом собственных характеристик по многим лингвистическим аспектам и представляется своеобразным и многоплановым приёмом иносказания.
Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшем уточнении понятия персонификации, анализе основных критериев данного тропа, комплексном грамматико-семантическом и прагматическом описании процесса создания персонификации- с опорой на частеречную классификацию. В исследовании вводятся понятия субстантивной, адъективной и глагольной' персонификации и анализируется: частотность их употребления в художественных контекстах.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что результаты исследования могут быть, использованы в преподавании: теоретических курсов по стилистике немецкого языка, стилистической грамматике, лингвистике текста,, в; спецкурсах по лексикологии^ при, изучении языка конкретного писателя. Полученные результаты могут также применяться при составлении семинарских, занятий по интерпретации текста; на практических занятиях; по? немецкому языку на старших курсахязыкрвых вузов и педагогических университетов!
Теоретической базой' исследования» послужили труды в. области стилистики, посвященные исследованию образного потенциала персонификации* [Л.В: Щерба; ВЖ Виноградов, А.Н; Ефимов, Е.И. Шендельс, ЯЛЖ Гин, A.Hi Гвоздев], исследования метафоры [Н:Д. Арутюнова, ВТ. Гак, Н.Ф. Крюкова, В.И; Шувалов]. В качестве методологической; основы работы; также следует рассматривать положения, описывающие семантическую структуру персонификации [Е.И. Некрасова, G.K. Константинова; Романенко 0;В., ИМ.Чеботарёва], а также работы лингвистов по грамматике [М.Я. Блох, Е.Т.Черкасова], работы по анализу и интерпретации текста [Ю.М. Лотман, Е.А.Гончарова, Н1М.Наер];
Методика исследования; является комплексной w включает следующие методы:
1. сплошная выборка, контекстный анализ, филологический анализ словарных дефиниций, структурно-семантический анализ, статистический анализ.
Материал исследования составляют около 1000 фрагментов прозаического художественного текста, содержащих персонификацию, выделенные методом сплошной выборки из произведений немецкоязычных авторов 20 вв., а именно В. Борхерта [W. Borchert], Г. Гессе [Н. Hesse], Э. Елинек [Е. Jelinek],3. Кишона [Е. Kishon], Э. Фрида [Е. Fried], С. Фрёлих [S. Frohlich], Э. Шенкеля [Е. Schenkel], Э. Штриттматтера [Е. Strittmatter].
На защиту выносятся следующие теоретические положения:
Персонификация - своеобразное и многоплановое явление, обладающее определенным набором выразительных средств и целой системой языковых образов, при употреблении которых персонифицирующий момент проявляется в различной степени.
Взаимодействуя с метафорой, персонификация приобретает особую образность и экономичность при передаче смысла. Если метафора стремится оторваться от предмета, сохраняя в своем значении лишь некоторые его признаки [Арутюнова 1978: 254], то персонификация не отрывается от реального денотата, но добавляет ему существенную характеристику, сохраняя все его реальные свойства. В персонификации ядро лексического значения слова практически не меняется, но при этом контекстуально расширяется за счет появления новой гипосемы, противоречащей всем остальным признакам и сохраняющейся только в рамках данного контекста.
3. Для комплексного описания персонификации в художественном тексте целесообразно применить грамматико-семантический подход, в основе которого лежит частеречная классификация персонификаций, и выделить субстантивную, адъективную и глагольную персонификацию.
Образ персонифицируемого денотата может раскрываться в рамках сложного слова, словосочетания, на уровне предложений, которые способны сочетать персонификаторы различного порядка (глагол, существительное, прилагательное, наречие) благодаря развернутым синтаксическим структурам.
Персонификация является компонентом структуры текста и обладает самостоятельной содержательной ценностью. Персонификация, выполняет в художественном тексте определенную функцию - создает тот или иной образ, придавая при этом дополнительные смысловые оттенки мысли. Ведущими функциями персонификации в тексте являются текстообразующая функция и функция создания экспрессивности отдельных частей текста или текстового целого.
Апробация работы осуществлялась в ходе публичных выступлений на ежегодной научно-практической конференции преподавателей кафедры грамматики немецкого языка Ml И У в 2009 г., на ежегодных конференциях по итогам научной работы на кафедре немецкого и французского языков Коломенского государственного педагогического института (2005-2009). Основные результаты исследования отражены в 8 публикациях.
Структура работы обусловлена целью и задачами исследования. Диссертация включает введение, две главы, выводы к ним, заключение, библиографию, список использованных литературных источников.
Во введении обосновывается выбор темы диссертации, устанавливается объект и предмет исследования, формулируются цели, задачи диссертации, её актуальность и научная новизна, теоретическая и практическая значимость, перечисляются основные методы исследования, излагаются основные положения, выдвигаемые на защиту.
В первой главе «Общая теория персонификации» производится анализ современного состояния изучения персонификации, определяется значение персонификации в системе тропов, устанавливается понятийный аппарат исследования, вводятся термины: персонифицирующий признак, персонификатор. Далее выявляются сущностные характеристики исследуемого феномена, показана связь персонификации с метафорой и различия этих двух явлений.
Во второй главе «Структура, семантика и прагматика персонификации» производится теоретический анализ семантических процессов в ходе создания персонифицированного образа. Предлагается классификация персонификаций по грамматическому признаку, в основе которой лежит частеречный подход. На основе теоретических обобщений анализируется процесс развертывания персонификации в художественном тексте, формулируются прагматические функции исследуемого явления, систематизируются полученные результаты эмпирических данных, которые классифицируются по грамматическому и семантическому критериям.
В заключении обобщается материал исследования, приводятся общие выводы по работе, намечаются дальнейшие перспективы исследования.
Библиография содержит список используемых теоретических источников отечественных и зарубежных авторов, а также список используемых источников художественной литературы.
Персонификация и мифологическое мышление
Персонификация - это не только стилистическое средство, создающее образность и придающее красоту высказыванию, но и способ выражения определенного мировосприятия, а именно мифологического мышления. Характеристики этого способа мышления представляли интерес для многих исследователей. [Афанасьев 1983; Гумбольд 1885; Лосев 1977; Тейлор 1939; Фрезер 1986; Хёйзенга 1991; Честертон 1991; Шеллинг 1989; Pongs 1965]. Именно персонификации принадлежит особая роль в выражении мифологической картины мира. Если рассмотреть отношение человека к природе и к самому себе в период дорефлексивного мышления, можно увидеть, что восприятие объектов окружающей действительности как живых существ и, в целом, как равноправных партнеров человека является важной составляющей мифологической картины мира. В мифах, легендах, в художественных текстах, дошедших до нас из античных времен и из Средних веков, отчетливо прослеживается вера людей в определенную мистическую связь человека с природой, в одушевленность окружающего мира [Воскресенская 2007: 34].
Стремление человека перенести свои свойства (способность мыслить и говорить) на животных и растения и вообще приписывать свойства живых существ неживым можно объяснить тем, что в период дорационального мышления так легче было чувствовать связь с природой и объяснять явления окружающего мира. Изучая себя, человек пытался постичь устройство мира.
Один из ярких представителей мифологической школы, русский фольклорист А.Н. Афанасьев, пишет об этом так: «Первые наблюдения человека, первые опыты ума принадлежали миру физическому, к которому тяготели и его религиозные верования и его начальные познания; и те и другие составляли одно целое и были проникнуты одним пластическим духом поэзии, или прямее: религия была поэзией и заключала в себе всю мудрость, всю массу сведений первобытного человека о природе. ... Такое отношение к природе, как существу живому, нисколько не зависело от произвола и прихоти ума. Всякое явление, созерцаемое в природе, делалось понятным и доступным человеку только через сближение со своими собственными ощущениями и действиями; и как эти последние были выражением его воли, то отсюда он естественно должен был заключить о бытии другой воли (подобной человеческой), кроющейся в силах природы» [Афанасьев 1983: 38]. Э. Тейлор, анализируя мышление и поведение первобытного человека, указывает на неразрывность восприятия им живого и неживого мира: «Для примитивных человеческих племен солнце и звёзды, деревья и реки, облака и ветры становятся личными одушевлёнными существами, которые живут наподобие людей или животных и исполняют предназначенные им в мире функции с помощью членов, как животные, или искусственных орудий, как человек. Иногда же видимое человеческим глазом представляется лишь простым орудием для той или другой цели или ещё бесформенным материалом, за которым скрывается какое-нибудь чудовищное, хотя и получеловеческое существо, действующее на них своими руками или приводящее их в движение своим дуновением» [Тейлор 1939: 206].
В.Н.Топоров, исследуя в своей работе отношения человека, природы и вещей, отмечает, что человек, не будучи самодостаточным существом, вынужден создавать вещи, чтобы выжить в неблагоприятных условиях окружающего мира. Но, создавая вещи, человек отделяет себя от природы, поскольку для производства вещей ему приходится убивать природу, которую он при этом воспринимает как живую и наделенную собственным сознанием [Топоров 1995: 620].
Е.М. Перелыгина полагает: «Человек, отмежевав себя от природы, создает в ней неравновесие, а, следовательно, навлекает на себя ее кару» [Перелыгина 1996:24]. Это ведет к возникновению комплекса вины перед природой, и человек старается задобрить ее, получить прощение посредством различных обрядов. Природа наделяется способностью карать и прощать. Как следствие, происходит ее обожествление. С другой стороны, создавая вещи, человек чувствует себя творцом: вещи - его творения, они полностью зависят от человека, вещи — его дети.
Отмечаемая многими исследователями склонность человеческого сознания к олицетворению окружающей действительности справедливо рассматривается как психологическая предпосылка к возникновению религиозных верований. Ещё в конце XVIII в. В. Гумбольдт писал: "И все-таки в основе каждой религии лежит некая персонификация, своего рода воплощение в чувственном восприятии, антропоморфизм большей или меньшей степени" [Гумбольдт 1985: 66].
Нидерландский философ Иохан Хёйзинга объясняет наделение сил природы, предметов, животных, абстрактных понятий антропоморфными чертами и качествами: «Олицетворение бестелесного или безжизненного -душа всякого мифотворчества и почти всегда поэзия. Строго говоря, процесс творческого выражения не протекает в последовательности, описываемой приведенными словами. Ибо здесь и речи нет о концепции чего-то такого, что бестелесно или безжизненно и что, в свою очередь, выражают через концепции чего-то живого. Вообразить воспринимаемое в виде живого существа - и означает выразить его на самом первичном уровне. Это происходит, как только возникает потребность сообщить о воспринимаемом кому-то еще. Представление рождается как воображение» [Хёйзинга 1992: 156].
Персонификация как подвид метафоры: общее и различия
Персонификация часто рассматривается как подвид метафоры. Соответственно ей присущи все характеристики метафоры. Но, как отмечает З.И. Хованская, олицетворение характеризуется собственной специфической структурой. Образную основу персонификации составляет представление, связанное с целостным восприятием предмета и характеризующееся наглядностью и конкретностью, поэтому этот троп часто используется в описаниях природы для передачи лирического восприятия [Хованская 1975: 264-273]. В семантическом плане персонификация отличается от метафоры, хотя при желании ее можно рассмотреть как метафору: ведь в основе этого тропа многие исследователи видят метафорический перенос. Тем не менее, отмечает Розенталь Д.Э., метафора — это, прежде всего «слово и выражение, которое употребляется в переносном значении на основе сходства в каком-нибудь отношении двух предметов и явлений» [Розенталь 1987: 380]. Метафора -это когнитивно-логическое образование, предполагающее сопоставление разнородных явлений и выделение у них общих признаков. Но в случае с персонификацией это сходство не является необходимым условием: деревья, травы, горы, реки часто одушевляются и очеловечиваются не потому, что они чем-то похожи на человека, а исключительно в силу особенностей психики самого человека. Семантика персонификации отличается от семантики метафоры: «В процессе олицетворения семантическое согласование - явление временное, «условное», так как в пределах синтагмы объединяются компоненты несовместимые с точки зрения реальных предметных отношений. ... Если в метафоре и метонимии семантическое преобразование происходит в основном на уровне интенсионала - ядра лексического значения слова, то в олицетворении ядро практически не меняется, но при этом контекстуально расширяется за счет появления новой гипосемы, противоречащей всем остальным признакам и сохраняющейся только в рамках данного контекста» [Константинова 1997: 91-92]. В метафоре на первый план выходит когнитивное содержание (новая организация опыта на основе когнитивной деятельности человека), а в персонификации на первом месте стоит аффективное, эмоциональное содержание. С.К. Константинова выделяет восемь семантических признаков олицетворения, и на первом месте находится группа признаков, обозначающих эмоциональное состояние. Это можно объяснить тем, что олицетворение «очень близко к психологическому параллелизму и предполагает соотнесенность мира человека и окружающей действительности именно в эмоциональном плане» [Константинова 1997: 109].
Многие персонификации при этом не лишены когнитивного основания. Дж. Лакофф и М. Джонсон называют олицетворение самой очевидной онтологической метафорой. Олицетворение позволяет переосмыслить разнообразный богатый опыт действия с предметами и другими неодушевленными сущностями в терминах человеческой мотивации, характеристик и деятельностей. Но персонификация — это не единый полностью унифицированный процесс. Каждый пример персонификации отличается от остальных теми свойствами человека, которые выбираются в процессе метафоризации. Например, инфляция -это не просто человек. Мы рассматриваем ее как противника, который атакует, уничтожает, обманывает и т.д. Поэтому метафорический концепт ИНФЛЯЦИЯ - ЭТО ПРОТИВНИК инициирует политические и экономические действия правительства, а также используется для их оправдания: объявление войны инфляции, определение целей, призывы к жертвам [Лакофф, Джонсон 2004: 60].
Персонификация представляет собой общую категорию, охватывающую широкий круг метафор, каждая из которых основывается на специфическом свойстве человека или на способе его восприятия.
На эвристическую функцию олицетворения указывает Е. Маккормак. «Все олицетворения являются метафорами в том отношении, что они непременно порождают семантическую аномалию, сочетая человеческие атрибуты с нечеловеческими референтами. При этом олицетворение, как правило, представляют собой самые интересные, значительные и плодотворные метафоры» [цит. по: Крюкова 1999: 60].
При взаимодействии с другими тропами персонификация получает большую «когнитивную» нагрузку. Примером может служить отрывок из рассказа В. Борхерта «Die Hundeblume»: „In der Mitte der Manege von diesem seltsamen Zirkus war eine blasse Versammlung von Grashalmen, blass und der einzelne Halm ohne Gesicht ... Auf der Suche nach Lebendigem, Buntem, lief mein Auge ohne grofie Hoffhung eigentlich und zufallig uber die paar Halmchen hin, die sich, als sie sich angesehen fuhlten, unwillkurlich zusammennahmen und mir zunickten — und da entdeckte ich unter ihnen einen unscheinbaren gelben Punkt, eine Miniaturgeisha aufeiner grofien Wiese. "
Субстантивная персонификация
Лексико-грамматические категории имени существительного (конкретности / абстрактности, одушевленности / неодушевленности, лицо / нелицо и др.) обнаруживают большую активность при персонификации. «Грамматическая категория является системой выражения обобщенного значения, осуществляемого через парадигматические соотнесения форм» [Блох 2000: 82]. Рождение персонификации, как и метафоры, и соответственно изменение денотативной соотнесённости слов ведет к транспозиции имени существительного из одной лексико-грамматической категории в другую.
При этом устанавливаются различные соотношения как между отдельными лексико-грамматическими категориями имени существительного (одушевленности / неодушевленности, конкретности /абстрактности), так и внутри каждой из них (например, внутри категории "одушевленность").
Грамматическая категория рода Особое место среди грамматических категорий имени существительного, конституирующих и оформляющих персонификацию, занимает грамматическая категория рода.
В «Словаре лингвистических терминов» О.С.Ахманова определяет род как лексико-грамматическую категорию существительных, проявляющуюся в их способности сочетаться с известными формами согласуемых слов. Она выделяет следующие понятия: грамматический род (grammatical gender) - род как формальная категория, то есть род в собственно лингвистическом смысле; род естественный (natural gender) -предполагаемое соответствие между родом как языковой категорией и естественным (биологическим) делением по полу. Интересно определение понятия неодушевленный род (inanimate gender) - средний род, противопоставляемый мужскому и женскому вместе, объединяемый в одушевленный род. Род несредний (non-neuter gender) - совокупность категориальных форм, противопоставляемых среднему роду. Род общий (common gender) - значение рода, которое может быть соотнесено как с лицом мужского, так и женского рода. Род одушевленный (animate gender) - мужской и женский род вместе [Ахманова 1969:75]. В.Г. Адмони определяет категорию рода как исходно-формальную морфологическую категорию, которая является частью исходно-семантической синтаксической категории рода. Исходно-формальная категория всегда обладает обобщенным значением, а категории исходно-семантические реализуют свое значение в большем или меньшем наборе грамматических форм [Адмони 1988: 72-73].
В.В.Виноградов, разделяя существительные на три формальных класса (мужской, средний, женский), отмечает, что у подавляющего большинства имен существительных, у тех, которые не обозначают лиц и животных, форма рода представляется немотивированной, бессодержательной. Она кажется пережитком давних эпох, остатком иного языкового строя, когда в делении имен на грамматические классы отражалась свойственная тому мышлению классификация вещей, лиц, явлений действительности. «В нас живет сознание реальных родовых представлений, зависимых от наших представлений о естественном поле живых существ. Эти реальные представления влияют на грамматические представления, подчиняя их себе [Виноградов 1975: 58].
В ряде работ по данной проблеме отмечается, что «для поэзии существование рода весьма желательно» [Гин 1992: 27], и что род (неодушевленных существительных) «постоянно присутствует в умах, семантическая интерпретация его возможна в поэзии и даже в повседневном мышлении». По мнению P.O. Якобсона, родовая характеристика неодушевленного имени определяет его персонификацию. С.Д. Кацнельсон утверждал, что стилистическая функция рода как бы компенсирует бессодержательность категории [цит. по: Гин 1992: 27]. Таким образом, категориальные формы рода - мужского и женского -служат той базой, на основе которой создаются метафорические образы.
Явление персонификации наиболее тесно связано с субстантивной категорией грамматического рода уже потому, что в немецком и русском языках грамматический род одушевленных существительных мотивирован, т.е. родовые и естественно-половые различия их в большинстве случаев совпадают.
Олицетворение способствует, таким образом, своеобразному семантическому оживлению грамматического рода, превращению его формальной сущности в знаменательную, жизнетворную, а с другой стороны, стимулирует его экспрессивно-стилистические возможности, используемые в различных выразительных целях.
В русском языке, как замечает Т.В. Шанская, категория рода может использоваться как одно из средств для создания метафорического каркаса лирического повествования в целом [Шанская 1966]. Это происходит в случаях, когда имена неодушевленные выступают в роли своеобразных синонимов слов со значением лица, а также при антропоморфизации животных и птиц.
Заголовок в персонифицирующей роли
Большинство литературных произведений, как прозаических, так и поэтических, имеет заголовок. Часто он содержит в себе персонификацию или сигнализирует о возможном ее появлении в тексте. Предварительная «сигнализация» о возможном персонификации дает автору возможность более «правомочного» и убедительного представления неодушевленного понятия наделенным свойствами и признаками одушевленного. Как пишет Н.Д. Марова, «заголовок - это тематический и идейный фокус произведения, который помогает ориентироваться в замысле автора. Он обособлен от непосредственного контекста и имеет по отношению к нему некоторую самостоятельность, указывая на перспективную направленность текста в целом» [Марова 1969: 172]. В процессе анализа материала прослеживается следующая особенность: связь между заголовком произведения и осуществляемыми в тексте этого произведения стилистическими приемами персонификации бывает двоякой: 1) заголовок называет понятие, которое в дальнейшем подвергается метафоризации; 2) метафоризация происходит в самом заголовке, а дальнейший текст как бы раскрывает истинный смысл заголовка. Во многих лирических миниатюрах из книги Э.Штриттматтера „Шульценгофский календарь всякой всячины" обнаруживается связь первого типа:
Trostwind ... Immer, wenn alles erstarrt ist, kommt so ein Sudwind, fdhrt iibers Dach und summt in die Gasse: Seid nur getrost und tut, was ihr mufit. Mich schickt der Fruhling. Es bleibt nicht Winter. (E. Strittmatter S.93)
Одна из миниатюр называется „Die Glucke". Изображая наседку, автор наделяет ее такими человеческими качествами как бдительность (Wachsamkeit), добродетель (Tugend) и завершает свое маленькое произведение словами, которые во многом определяют литературно-эстетическое кредо и стиль этого выдающегося мастера современной немецкой прозы:
Vergleiche тії der Menschenwelt boten sich uns an, die man bekanntlich nicht anstellen soil, wie hdufig.
В. творчестве Э.Штриттматтера можно найти и примеры второго типа связи: „Tod eines Hofes", „Hasennarrheiten", „Der Umweg der Pilze", „Spatzendank", „Wie die Erde frisst", „Gebrochener Stolz", „Krahenstreit", „Was sagt der See?", „Mathematik einer kleinen Kiefer". В. Борхерт: „Stadt, Stadt: Mutter zwischen Himmel und Erde", „Die traurigen Geranien". Э. Кишон: „Die Rache des Kohlrabi", „Audi die Waschmaschine ist nur ein Mensch".
В приведенных заголовках содержится, в основном, персонификация, и это касается как лирико-поэтических миниатюр в прозе, так и поэтических произведений.
В художественной прозе персонификация встречается большей частью в так называемых «лирических отступлениях», пейзажных зарисовках и т.п. О причинах, побуждающих, писателя одушевлять окружающий его мир, природу прекрасно сказала Т.И.Сильман: «Взаимоотношения самых малых сил природы легко становятся символическими, иносказательными. Человеческие чувства, мысли, переживания поэтому так часто и с такой само собой разумеющейся легкостью подключаются к явлениям природы или же «подключают» их к себе. Создается особая логика сюжетного развития, где причинно-следственные связи, вообще мысли лирического героя, с одной стороны, как бы сами собой вытекают из природных соотношений, а с другой - с не меньшей легкостью накладываются на них, как на послушный душевным изменениям, гибкий и переменчивый фон. Пейзажный элемент принимает на себя функцию досказывания чувств и мыслей лирического «я» средствами, находящимися как бы за пределами их словесного выражения. Это - пути движения подтекстных значений в лирическом стихотворении, тесно связанных именно с внутренними, глубинными возможностями, заложенными в картинах природы» [Сильман 1967: 89]. Хотя сказанное касается лирических стихотворений, думается, что это можно с полным правом отнести и к прозаическим описаниям природы.
Функционирование персонификации несомненно связано также с индивидуальными особенностями стиля разных авторов. Этот прием представляют собой излюбленное средство характеристики описываемых понятий и персонажей в творчестве Гейне, Айхендорфа, Шамиссо. Отметим особое распространение приема персонификации у таких немецкоязычных авторов 20-го века как Э.Штриттматтер и В. Борхерт, которые используют его мастерски. Однако анализ употребления различных стилистических приемов в идиолектах отдельных авторов не является предметом нашего исследования.
Особенности приема персонификации в художественном тексте проявляются как в семантике, так и в способах языкового выражения. В соответствии с выбранным нами грамматико-семантическим подходом к анализу персонификаций были исследованы 1000 контекстов из текстов художественной прозы немецкоязычной литературы 20в., а именно В. Борхерта [W. Borchert], Г. Гессе [Н. Hesse], Э. Елинек [Е. Jelinek],3. Кишона [Е. Kishon], Э. Фрида [Е. Fried], С. Фрёлих [S. Frohlich], Э. Шенкеля [Е. Schenkel], Э. Штриттматтера [Е. Strittmatter].
