Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Сарказм в ряду приемов негармоничного речевого общения 10
1.1 Гармоничное и негармоничное речевое общение 10
1.2 Факторы, нарушающие гармонию речевого общения 16
1.3 Классификация типов негармоничного общения 24
1.4 Вербальная агрессия как характеристика негармоничного общения 30
1.5 Роль негативно-оценочных средств в негармоничном речевом общении . 33
1.6 Ирония и ее функционирование в диалоге . 38
1.7 Сарказм как вид иронии . 43
1.8 Функционирование сарказма в негармоничном диалогическом общении 47
Выводы по главе I . 60
ГЛАВА II. Контекстуально-ситуативные условия речевой актуализации саркастического высказывания 63
2.1 Определение понятия контекст . 63
2.2 Скрытый смысл: подтекст, импликация, пресуппозиция 71
2.3 Саркастическое высказывание как одна из форм импликации 75
2.4 Контекстуальная обусловленность употребления саркастического высказывания . 79
2.5 Лингвистические маркеры саркастического смысла 99
2.5.1 Маркеры сарказма, нарушающие стилистическое единство текста 99
2.5.2 Маркеры, нарушающие целостность текста на содержательном уровне 112
2.5.3 Синтаксические маркеры сарказма 117
2.5.4 Графические маркеры сарказма 118
Выводы по главе II 121
ГЛАВА III. Коммуникативно-прагматические функции сарказма . 123
3.1 Сарказм как речевой прием выражения несогласия 123
3.2 Сарказм как речевой прием реализации частных коммуникативных тактик . 127
3.3 Место сарказма в коммуникативном пространстве диалога 142
3.3.1 Сарказм как речевой прием вторжения в коммуникативное пространство адресата 146
3.3.2 Сарказм и деструкция речи адресата . 149
3.3.3 Сарказм и вторжение в оценочную сферу адресата.. 154
Выводы по главе III 158
Заключение 160
Библиография
- Факторы, нарушающие гармонию речевого общения
- Ирония и ее функционирование в диалоге
- Лингвистические маркеры саркастического смысла
- Сарказм как речевой прием реализации частных коммуникативных тактик
Введение к работе
Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению
саркастического высказывания – нетривиального речевого явления со
специфическим эмоционально-оценочным смыслом, возникающего при
«негармоничном» характере отношений между коммуникантами.
Исследование выполнено на материале современного немецкого языка.
Степень научной разработанности темы исследования. Анализ научной литературы показал, что высказывания с саркастическим смыслом ранее не выступали в качестве объекта специального исследования.
В работах, так или иначе затрагивающих проблематику, связанную с
проявлением саркастического смысла в речи, сарказм рассматривается,
прежде всего, в непосредственной взаимосвязи с категорией иронии. Так, в
частности, ряд исследователей (Ю. Борев, А. Потебня, С. Кумон-Накамура,
С. Глаксберг и М. Браун и др.) понимают сарказм как наивысшую и наиболее
агрессивную точку иронии. Д. Уилсон и Д. Спербер определяют
саркастическое высказывание как эхо-упоминание высказывания
собеседника в новых контекстуальных условиях. Предельно широко трактуется сарказм у Р. Гиббса и Л. Колстона – авторы относят к нему все иронические высказывания с имплицитным отрицательно-оценочным смыслом.
При этом в лингвистике отсутствуют работы, в которых бы в
комплексе рассматривались особенности семантики и прагматики
саркастического высказывания как коммуникативно-прагматического
фактора негармоничного речевого общения. Отсутствуют также
исследования лингвистических маркеров имплицитного по своей сути саркастического смысла. Попытка восполнить данный пробел предпринята в настоящей работе.
Из выше сказанного вытекает актуальность исследования, которая,
помимо этого, обусловлена тем, что в антпропоцентрически
акцентированной лингвистической парадигме нашего времени особое
внимание, среди прочего, уделяется изучению языковых средств выражения эмоций, оценок и взглядов отдельно взятой личности.
Кроме того, в сегодняшнем мире, как известно, наблюдается определенный кризис нравственных и социальных ценностей и связанное с ним возрастание в обществе тенденций к критическому переосмыслению действительности, а это влечет за собой возрастание потребности в гуманитарных теоретико-прикладных исследованиях, направленных на выявление механизмов эффективного речевого воздействия в условиях активного информационного и личностного противостояния.
Объектом исследования является сарказм как речевой прием
реализации определенных коммуникативно-прагматических интенций
субъектов, находящихся в условиях негармоничного речевого общения, с одной стороны, и как речевая фигура со значительным воздействующим потенциалом, с другой.
В качестве предмета научного анализа выступают лингвистические
сигналы/маркеры саркастического смысла и их коммуникативно-
прагматические функции в структуре разового и текстового высказывания.
Теоретической базой исследования послужили работы
отечественных и зарубежных ученых в области эстетики (Ю. Борев, Б. Дземидок, В.М. Пивоев и др.), психологии (А.Я Анцупов, Л. Берковиц, А.А. Бодалев и др.), теории коммуникации (М.А. Василик, Е.В. Клюев, А.Б. Курлов и др.), а также труды из частных областей лингвистического знания, и в том числе, психолингвистики (H.L. Colston, R. Gibbs, В.Ф. Петренко и др.), лингвопрагматики и когнитивной лингвистики (J.L. Austin, T.A. van Dijk, G. Leech, Н.Д. Арутюнова, В.И. Карасик, Р.С. Столнейкер, И.П. Сусов и др.), речевой конфликтологии (H. P. Grice, О.П. Ермакова, Е.А. Земская, Е.В. Падучева, Г.Г. Почепцов и др.), лингвостилистики и лингвистики текста (H. Weinrich, И.В. Арнольд, И.Р. Гальперин, Е.А. Гончарова, К.А. Долинин и др.).
Цель работы – комплексный лингвопрагматический анализ сарказма и
выявление закономерностей функционирования высказываний с
саркастическим смыслом в речевой практике современного немецкого общества.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
установить статус сарказма по отношению к родственной с ним категории иронии;
дать типологию лингвистических маркеров сарказма на немецком языке;
определить контекстуально-ситуативные условия, необходимые для порождения и декодирования смысла саркастического высказывания;
- показать место и роль саркастического высказывания в
негармоничном речевом общении;
- выявить особенности деструктивного влияния саркастического
высказывания в коммуникативном пространстве диалога;
- систематизировать прагматические функции саркастического
высказывания в различных контекстуально-речевых ситуациях.
Материалом исследования послужили тексты немецких
периодических изданий «Der Spiegel», «Stern», «Sddeutsche Zeitung»,
«Berliner Zeitung», «Titanic», «Die Tageszeitung» за период с 2006 по 2012 гг.
(свыше 50 статей), стенограммы парламентских дебатов в Бундестаге ФРГ за
период с 2009 по 2013 гг. с общим объемом текста более 1200 страниц,
телевизионные ток-шоу «Maybrit Illner» от 29.03.2012, «Anne Will» от
29.03.2012, тексты художественных произведений Т. Яуда «Vollidiot» (2004),
«Resturlaub» (2006), «Millionr» (2007), «Hummeldumm» (2010).
Саркастические высказывания позаимствованы также из кинофильма «Renn, wenn du kannst» (2010).
В качестве основных методов исследования привлекались метод
непосредственного наблюдения, структурно-семантический, контекстуально-5
интерпретационный и индуктивно-дедуктивный методы научного описания языкового материала.
Положения, выносимые на защиту:
1. Сарказм принадлежит к речевым приемам выражения говорящим
отрицательной оценки действия, мнения или личности другого участника
коммуникации, что позволяет отнести эту речевую фигуру к
коммуникативно-прагматическим факторам, которые нарушают гармонию
диалогического общения и могут привести к возникновению конфликтной
речевой ситуации.
2. Коммуникативно-прагматическим импульсом и контекстуально-
ситуационным условием для появления саркастического высказывания
является несогласие говорящего с мнением или поведением либо партнера по
диалогической коммуникации, либо третьего лица, являющегося темой
речевого общения.
-
Прагматическую основу саркастического высказывания составляет «пучок» интенций его автора: дискредитация оппонента, оскорбление, опровержение чужого мнения, уход от ответа, отказ, самопрезентация, самозащита, реализуемых в речи либо по отдельности, либо в комплексе, в зависимости от контекстуально-ситуационных обстоятельств речевого общения.
-
Сарказм характеризует негативное коммуникативно-прагматическое отношение субъекта речевого высказывания к некому лицу или явлению, не передавая при этом нового концептуального знания. Сарказм сопровождает речевое высказывание как смысловой импликат, который превращает высказывание в контекстуально- и ситуативно-обусловленную речевую фигуру, призванную обеспечить главенствующее положение автора саркастического высказывания в процессе речевого общения и усилить его риторическое воздействие на других.
5. Скрытый по своей сути саркастический смысл речевого
высказывания может быть, тем не менее, декодирован с помощью целого
ряда лингвистических маркеров, среди которых в качестве прототипических выделяются следующие: 1) маркеры сарказма, связанные с нарушением стилистического единства текста; 2) маркеры разрушения целостности текста на содержательном уровне; 3) синтаксические маркеры сарказма; 4) графические маркеры сарказма.
6. Вследствие обязательного наличия в саркастическом высказывании негативно-оценочного смыслового импликата, оно может рассматриваться как речевой прием вторжения в коммуникативное пространство партнера по диалогическому общению, сопровождаемый деструкцией его оценочной и речевой сферы.
Научная новизна диссертационного исследования обусловлена тем, что:
-
в нем впервые на материале современного немецкого языка осуществляется комплексное изучение высказываний с саркастическим смыслом в коммуникативно-прагматическом пространстве диалога;
-
определяются коммуникативно-прагматические функции саркастического высказывания как фактора негармоничного речевого общения;
-
выявляются лингвистические маркеры негативно-оценочного саркастического смысла высказывания;
-
устанавливаются основные коммуникативные тактики, реализуемые автором саркастического высказывания в рамках негармоничного речевого общения;
-
рассматриваются особенности использования саркастического высказывания как речевого приема вторжения говорящего в коммуникативное пространство партнера по общению.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что оно вносит определенный вклад в лингвистическую разработку проблемы скрытых смыслов, а также в изучение теоретических и прикладных аспектов, связанных с анализом закономерностей протекания диалогического
общения при дисгармоничном или конфликтном речевом поведении его участников.
Практическая ценность работы определяется тем, что основные результаты и материал исследования могут быть использованы в курсах лекций и семинарах по стилистике, интерпретации текста, теории речевой деятельности, в спецкурсах по прагмалингвистике и стилистике текста, а также при написании выпускных квалификационных работ бакалавров и магистерских диссертаций.
Апробация работы проводилась в форме докладов на аспирантском семинаре кафедры немецкой филологии РГПУ им. А.И. Герцена (2013), на конференциях «Проблемы когнитивной лингвистики и межкультурной коммуникации» в ПсковГУ (2010), «Герценовские чтения» в РГПУ им. А.И. Герцена (2012), «Проблемы современной лингвистики и межкультурной коммуникации» в ПсковГУ (2012), «Мировые языки. Языки и культурная идентичность в современном мире» в ПсковГУ (2013), по итогам которых были опубликованы тезисы докладов.
По теме диссертации опубликованы 7 печатных работ общим объемом 2 п.л., включая материалы четырех конференций и три статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Российской Федерации.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав с выводами по главам, заключения, списка использованной литературы.
Факторы, нарушающие гармонию речевого общения
Категория несогласия тесно связана с категорией отрицания. Это подчеркивал, в частности, В.Г. Адмони, по мнению которого связь этих двух категорий обусловлена тем, что оба явления выражают «оценку реальности логико-грамматического содержания предложения со стороны говорящего и, наслаиваясь друг на друга, взаимодействуют в своем значении» [1, с. 47]. Говорящий в процессе коммуникации отрицает правильность мнения собеседника, то есть оценивает его как неверное. Таким способом он обнаруживает собственную оценку точки зрения партнера по общению. При этом оценка как семантическое понятие «подразумевает ценностный аспект значения языковых выражений, который может интерпретироваться как «А (субъект оценки) считает, что Б (объект оценки) хороший/плохой» [24, с. 5-6]. Субъект оценки сопоставляет противоположное мнение с имеющимися у него нормами, составляющими его «идеализированную картину мира» [8, с. 58 и далее]. На основании этой картины мира противоположная точка зрения оценивается как хорошая (согласие) или плохая (несогласие).
Итак, несогласие как один из признаков негармоничного речевого общения можно охарактеризовать как выражение желания адресанта сообщить о несоответствии противоположной точки зрения его (адресанта) представлениям о норме.
С функциональной точки зрения «цель вербально выраженного несогласия – с одной стороны, усилить позицию адресанта полемического высказывания, перенимающего роль оппонента, а с другой – опровергнуть или исправить мнение автора исходного высказывания» [105, с. 10], то есть оказать воздействие на собеседника. В связи с этим Л.Ю. Данилина, например, определяет несогласие как «специфический способ знакового управления поведением партнера» по диалогу [40, с. 10]. Адресант действует под влиянием представлений о личности и деятельности адресата. Высказыванием, выражающим несогласие, говорящий стремится не только сообщить адресату, что его позиция неверна, но и побудить его к дальнейшему речевому или неречевому действию, удовлетворяющему автора высказывания. И.М. Романенко отмечает, что адресант всегда «хочет добиться, чтобы адресат распознал его негативную установку и приблизил свои установки к установкам отправителя информации» [84, с. 9]. При этом позиция адресата также занимает значимое место в полемическом диалоге. Как отмечает Н.Д. Арутюнова, «адресат волен принять или отвергнуть предложенную ему программу, сдаться или оказать сопротивление, пойти на уступку или перейти в наступление, выполнить просьбу или отказаться» [9, с. 661]. Иными словами, от реакции адресата зависит, станет ли выражающее несогласие высказывание фактором, нарушающим гармонию речевого общения, или диалог будет развиваться в дальнейшем в сторону сближения позиций коммуникантов. Таким образом, диалог, в основе которого лежит модальность несогласия, необходимо рассматривать только в совокупности речевых действий всех его участников, иначе говоря, с учетом всех особенностей контекстуально-ситуативных условий общения.
Каждый из коммуникантов, вступающий в (негармоничный) диалог, обладает собственными коммуникативными целями. Коммуникативная цель является важнейшим фактором организации речевой деятельности говорящего. Под коммуникативной целью при этом понимается «стратегический результат, на который направлен коммуникативный акт» [60, с. 17]. В условиях негармоничного общения (если оно вызвано не коммуникативной неудачей) основной стратегической целью одного или всех его участников выступает победа над соперником (в отличие от гармоничного общения, в котором все коммуниканты признают равенство друг друга и стремятся к единому общему результату). Помимо этого каждый из партнеров по общению стремится и к реализации ряда частных тактических целей. По мнению О.А. Солодухина, эти цели можно разделить на объективные (направленные на поиск истины) и субъективные (направленные на реализацию личных коммуникативных целей участников общения). К объективным целям негармоничной коммуникации О.А.
Солодухин относит последовательное изложение, защиту собственной позиции и эффективную критику точки зрения оппонирующей стороны. К субъективным задачам относятся: стремление обнаружить перед аудиторией свою компетентность относительно обсуждаемой проблемы, желание самоутвердиться в споре, желание показать свою конкурентоспособность, повысить конъюнктурный статус, завязать интригу и др. [95, с. 286]. Однако, по нашему мнению, защиту говорящим собственной точки зрения также следует отнести к субъективным коммуникативным целям, поскольку, как уже говорилось выше, оценочные суждения выступают частью идеализированной картины мира, которая является в высшей степени субъективной. По замечанию Д. Бома, человек, отстаивающий свое мнение, «идентифицирует себя со своей точкой зрения и воспринимает выражение другого мнения как нападение на себя» (перевод наш – А.Л.) [119, р. 8-9]. Поэтому коммуникативные цели, реализуемые говорящим в ходе негармоничного диалога, можно обозначить как эгоцентрические. При этом под эгоцентризмом понимается «особый вид антропоцентризма, при котором носители языка создают свои высказывания (в том числе текст) для выражения специфического отношения к миру, сосредоточенного на собственном, индивидуальном «я» говорящего» [33, с. 179].
Ирония и ее функционирование в диалоге
Ирония (от др.-греч. — «притворство») представляет собой сложное многостороннее явление, изучением которого занимались и занимаются представители различных научных направлений – философии, эстетики, риторики, лингвистики и др. В философии под иронией понимается «философско-эстетическая категория, отмечающая момент диалектического выявления (самовыявления) смысла через нечто ему противоположное, иное» [144, c. 152]. Категория иронии характеризует процессы «отрицания, расхождения намерения и результата, замысла и объективного смысла» [147, c. 220]. По замечанию В.М. Пивоева, ирония – это «отношение к величине, «мнимость» которой еще не очевидна, ирония раскрывает, усиливает и разоблачает «мнимость» и ничтожность, пустоту и бессодержательность предмета, внешне еще сохраняющего свою величину и значительность и требующего к себе прежнего отношения» [80, c. 41]. Как эстетическому феномену иронии присуще наличие второго плана, который «посредством игрового взаимодействия с реальностью стимулирует порождение двойного смысла и иносказания» [57, c. 18]. Ирония – это своеобразная игра между иронизирующим субъектом и читателями/зрителями. Усиление роли иронии на определенном этапе развития общества означает кризис существующих ценностей.
Иронию принято считать особой формой комического, занимающей промежуточное положение между юмором и сатирой. Как отмечает Б. Дземидок, ирония «более агрессивна, чем юмор, но менее активна и социально окрашена, чем сатира» [43, c. 101]. Ирония более умеренна по тону, чем сатира, более интеллектуальна, она «старается пробудить самостоятельность мышления, чаще апеллирует к критическому чувству, чем к чувству справедливости» [там же]. Похожей точки зрения придерживается Ю. Борев, который отмечает, что ирония, «оставаясь одним из многообразных оттенков смеха, дополняет и усиливает гневный смех сатирика» [16, с. 106].
В лингвистике и литературоведении под иронией традиционно понимается «одна из форм отрицания, отличительным признаком которой выступает двойной смысл, где истинным является не прямо высказанный, а противоположный ему подразумеваемый» [143, c. 316]. Но, как видно из приведенных в предыдущем параграфе примеров, скрытый иронический смысл может содержаться в высказываниях, представленных косвенными речевыми актами оценки. В таком случае речь уже не идет о понимании скрытого иронического смысла как противоположного смыслу, выраженному во внешнем плане. Для понимания сути иронического высказывания недостаточно приписать словам противоположное значение. При интерпретации иронического высказывания, в результате соотнесения семантики слов с текстовой ситуацией в сознании адресата возникает ряд иронических окказиональных смыслов. Эти смыслы не прямо противоположны, но отличны от смыслов, представленных во внешнем плане. Внешне положительное или нейтральное суждение заключает в себе отрицательную оценку различной степени интенсивности – от добродушной насмешки до полного неприятия. В связи с этим иронию следует понимать не просто как стилистическую фигуру контраста, но как особый способ «выражения отношения к несоответствию между ожидаемым и наблюдаемым положением дел» [110, c. 228]. Как указывает И.Р. Гальперин, в основе иронии лежит несовпадение предметно-логического и контекстуального значений [29, c. 133]. М.А. Слепцова характеризует иронию как «импликативную отрицательную оценку, выводимую на основании конфликта между псевдоположительной иллокуцией эксплицитного высказывания и негативными экстралингвистическими параметрами речевой ситуации» [94, c. 9]. Из приведенных выше определений следует, что ирония представляет собой насмешливо-негативную оценку говорящим объекта осмеяния, основанную на контрасте буквального и контекстуального смыслов высказывания. Необходимо отметить, что в некоторых случаях ироническое высказывание имеет в своей основе импликативную положительную оценку, выраженную в форме негативно-оценочного высказывания. Такой вид иронии Р. Гиббс и Г. Колстон называют «доброй иронией» (перевод наш – А.Л.) [123, p. 13]. Важно отметить, что «объектом иронической оценки является сфера человека, так как ирония обусловлена прагматическими и социальными факторами, которые релевантны лишь тогда, когда речь идет о человеке. Даже в тех случаях, когда ироническая оценка имеет объектом неодушевленный предмет, она косвенно характеризует человека» [94, c. 9].
В лингвистической прагматике ирония рассматривается как явление, максимально зависимое от контекста. В соответствии с теорией релевантности, автор иронического высказывания может эффективно воздействовать на собеседника только в том случае, если при интерпретации этого высказывания адресат опирается на коммуникативный опыт и контекст. Эту мысль в своей теории иронии развивают Д. Уилсон и Д. Спербер, рассматривающие иронию как эхо-упоминание в новом контексте того, что уже было сказано ранее. Иронизирующий субъект при этом демонстрирует свою дистанцированность от высказывания, служащего основой для иронии, и свое отрицательное отношение к нему [142, p. 41].
Лингвистические маркеры саркастического смысла
Под скрытым смыслом понимается «всякий смысл, вербально не выраженный в высказывании. Этот смысл воспринимается адресатом как подразумеваемый и интерпретируется им на основании языковой компетенции, знаний о мире и содержащихся в контексте показателей» [74, c. 6]. Как отмечает Е.И. Лелис, смысл текста (в том числе и скрытый) «находится в непосредственном взаимодействии с сознанием как автора, так и читателя, а его подлинная сущность предстает как диалог людей, актуализирующих свой целостный личностный потенциал, включая фоновые знания и ассоциативное мышление, восполняющие сознательно или несознательно невербализованную мысль» [70, c. 70-71]. На основании приведенных выше определений можно сделать вывод, что ведущую роль в порождении и интерпретации скрытых смыслов играет контекст. В связи с этим, одним из свойств скрытого смысла высказывания можно назвать его абсолютную контекстуальную обусловленность: он привязан к конкретной ситуации общения, а также требует от участников коммуникации владения широким экстралингвистическим контекстом. Важным является и тот факт, что скрытый смысл сознательно закладывается говорящим в высказывание, то есть его использование всегда является целенаправленным. Скрытый смысл, безусловно, субъективен, поскольку представляет собой выражение личного индивидуального опыта мыслящего субъекта, его убеждений и точек зрения.
Феномен скрытого смысла принято раскрывать через входящие в него понятия: подтекст, импликация, пресуппозиция [Гальперин 1958; Арнольд 1982; Лелис 2011]. В широком смысле подтекст – это совокупность скрытых смыслов, возникающих в результате деятельности человека. В узком, лингвистическом, смысле под подтекстом понимается глубинная часть информационной структуры текста, которая выявляется путем анализа отношений и связей между ее отдельными элементами.
Исследователи сходятся во мнении, что подтекст представляет собой лингвистическое явление. Т.И. Сильман, в частности, определяет подтекст как рассредоточенный повтор, подчеркивая, что «в основе всякого подтекстного значения всегда лежит уже однажды бывшее и в той или иной форме воспроизведенное заново» [93, с. 85]. При этом дистантное расположение ситуации-основы и подтекста «приводит к размыванию точности повтора и к созданию неопределенной психологической атмосферы, психологического (ассоциативного) «ореола», которым окружена ситуация-повтор, благодаря взаимодействию с ситуацией-основой, втянутой вместе со своим «ореолом» в новую ситуацию», что, в конечном итоге, обусловливает «приращение смысла» [там же]. И.Р. Гальперин отмечает, что подтекст выводится из способности предложений «порождать дополнительные смыслы благодаря разным структурным особенностям, своеобразию сочетания предложений, символике языковых фактов» [29, c. 44]. С.С. Костырева также подчеркивает лингвистическую сущность подтекста, обращая внимание на присутствие в языковой материи текста сигналов, «инициирующих поиск подтекста, вербализуемого читателем с учетом разного рода пресуппозиций» [65, c. 181]. Э. Лапп характеризует такие сигналы как факторы, мешающие буквальному восприятию сказанного [136, S. 61]. Л.А. Голякова прибегает к термину «вербальные стимулы»: они используются адресантом для того, чтобы обозначить наличие подтекста, привлечь к нему внимание адресата [31, c. 76]. В роли вербального стимула может выступать практически любое внеязыковое средство, а также любая языковая единица, вызывающая диссонанс на пропозициональном уровне. При этом многие внеязыковые сигналы (интонация, жесты, мимика) индивидуальны и характерны для конкретной личности. Необходимо отметить, что вербальные сигналы (стимулы) только определяют направление поиска адресатом подтекста, но не раскрывают его. Понимание подтекста зависит от прошлого опыта интерпретирующего субъекта, его фоновых знаний, ассоциативного мышления, то есть его «целостного личностного потенциала» [70, c. 70].
Как уже упоминалось выше, скрытый смысл, одним из видов которого является подтекст, субъективен, поэтому восприятие адресатом подтекста, как правило, не совпадает в полном объеме с тем смыслом, который подразумевает адресант. Этим вызвано большое число различных интерпретаций скрытых смыслов, заложенных, например, в художественных произведениях. В некоторых случаях читатель извлекает подтекст, который не предполагался автором.
С подтекстом тесно связано явление импликации. Некоторые лингвисты не отделяют импликацию от подтекста [Кухаренко 1988; Муравьева 2005]. Другие исследователи, напротив, считают целесообразным разграничить два этих явления. Так, например, И.В. Арнольд считает, что импликация – это дополнительный подразумеваемый смысл, реализуемый в условиях микроконтекста, границы которого определяются изображенной в тексте ситуацией. Подтекст же, по мнению исследователя, реализуется в условиях макроконтекста целого произведения [4, c. 84-85]. Таким образом, импликацию от подтекста отделяет, по убеждению И.В. Арнольд, исключительно масштаб контекста. И.Р. Гальперин разделяет подтекст и импликацию на основании содержания/отсутствия в них новой информации. Импликация не содержит новой для читателя информации, поэтому она является инвариантной.
Сарказм как речевой прием реализации частных коммуникативных тактик
В приведенном ниже высказывании характеристика возможностей знаменитого тренера и футболиста Ф. Бекенбауэра является явно преувеличенной: Nur Beckenbauer kann garantieren, dass die CSU wieder absolute Mehrheiten erringt. Dass der FC Bayern wieder siegreich vom Platz geht. Dass Hauptkommissar Batic seinen Dienst ohne Ladehemmung verrichten kann
Автор статьи иронично утверждает, что все проблемы Баварии способен решить только один человек – Ф. Бекенбауэр. С помощью гиперболизированного представления возможностей Ф. Бекенбауэра автор высмеивает как баварцев, проблемы которых кажутся ему надуманными, так и самого Ф. Бекенбауэра, которого он не считает всесильным. Фактически, автор предлагает решить преувеличенные проблемы Баварии человеку, которому в саркастичной манере приписываются преувеличенные возможности. Воздействующий эффект саркастического высказывания дополнительно усиливается за счет речевой фигуры экспрессивного синтаксиса – парцелляции.
Следующее высказывание также построено на преувеличении возможностей объекта сарказма. Jetzt ist er fertig, der Plan. Und er sieht so aus: Stoiber rettet die Welt, ganz systematisch, von auen nach innen, also quasi erst global, dann lokal [168]. В статье описывается визит Э. Штойбера в Москву, уже упоминавшийся в предыдущем параграфе. В ходе визита Э. Штойбер сделал несколько громких заявлений. Автор статьи, в саркастичной манере представляя Э. Штойбера спасителем мира, имплицитно критикует самонадеянность политика и его «игру на публику».
Сарказм может также эксплицироваться через сконструированную автором ситуацию, в которой события представлены в гиперболизированной манере. Так, например, автор следующего саркастического высказывания описывает предполагаемое недовольство конкурентов Э.Штойбера по партии в Ландестаге тем, что их бессменный лидер решил не покидать свой пост:
Nach ersten Meldungen vom Nachmittag, Stoiber verweigere nach dem Rckzug Mnteferings den Umzug nach Berlin und wolle in der Mnchner Staatskanzlei bleiben, waren in der Landtags-Fraktion in Mnchen Tumulte ausgebrochen. CSU-Abgeordnete sollen schreiend auf die Tische gesprungen sein [169].
Автор прибегает к гиперболе, с помощью которой высмеивает как Э. Штойбера, так долго занимающего свой пост, что его коллеги устали ждать своей очереди, так и депутатов, мечтающих занять пост Э. Штойбера и радующихся его переезду в Берлин. По мнению автора, коллеги Э. Штойбера были так недовольны его возвращением, что как при виде мыши с криками залезли на стол. Конструируя ситуацию, автор преувеличенно представляет возможную отрицательную реакцию членов Христианско-социального союза.
В качестве сигнала сарказма может выступать саркастическая метафора, в основе семантики которой лежит оценка. Такая метафора отличается особой экспрессивностью, поскольку она выражает негативное эмоционально-оценочное отношение автора к объекту сарказма.
В приведенном ниже фрагменте статьи автор представляет британскую королевскую семью как фирму, обладающую собственным бюджетом, сотрудниками и руководителем, прибегая при этом к индивидуально-авторской метафоре:
Die Monarchie-Firma Windsor: neun Schlsser, 1200 Angestellte, Jahresetat 38,2 Millionen Pfund aus Steuermitteln, nebst eigenen betrchtlichen Einknften. Das Personal? Da ist die heroische 84-jhrige Firmenchefin mit ihrem Lcheln aus Diamant und Gusseisen [161, S. 130].
Метафора строится на сходстве организации жизни Виндзоров с организацией работы фирмы. Автор выражает таким способом скептическое отношение к королевской семье, имплицитно озвучивая мнение, что Виндзоры существуют как коммерческая структура, зарабатывающая деньги тем, что разыгрывает роль правящей династии перед подданными. Метафорически характеризуется также «шеф фирмы» – 84-летняя королева. Присущие ей особенности (внешний лоск и жесткость характера) на основе метонимического переноса описываются как «улыбка из бриллианта и чугуна» (Lcheln aus Diamant und Gusseisen).
Рассмотрим еще один пример использования метафорического переноса как речевого средства выражения саркастической насмешки. Автор саркастического высказывания критикует закон, принятый бундестагом, и сравнивает депутатов со школьниками, разгромившими школьный туалет. Автор называет парламентариев П. Штойбера и А. Меркель по именам и первой букве фамилии, что придает высказыванию комическое сходство с сообщением о криминальном происшествии:
Gemeinsam haben die Achtklssler das Schulklo gesprengt. Jetzt macht der Rabauke Peter S. Klassensprecherin Angela M. dafr verantwortlich, dass sie nicht richtig Schmiere gestanden hat [167]. Рассмотрим еще один пример. В уже упоминавшемся фильме «Renn wenn du kannst» главный герой рассказывает подруге Аннике о своей матери:
Der Vater war ein Vorsitzender des Betriebs, der Przisionsdruckmittel fr chemische Industrie herstellte. Mein Vater ist ein sogenanntes Alphatier. Er hat eine Frau und zwei Kinder. Und meine Mutter war seine nebenbei Geliebte. Sie hatte immer gehofft, dass er seine Familie verlsst wegen ihr. Was er natrlich nicht gemacht hat. Sie hat ihn mit dem Kind erpresst. Wozu ich in die Welt kam. Als Przisionsdruckmittel fr die chemische Industrie, sozusagen [207].
Похожие диссертации на ЛИНГВОПРАГМАТИЧЕСКИЙ И РИТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ ВЫСКАЗЫВАНИЙ С САРКАСТИЧЕСКИМ СМЫСЛОМ (НА МАТЕРИАЛЕ СОВРЕМЕННОГО НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА)
