Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Русская фольклорная традиция в одах Г. Р. Державина 1779-1796 годов
1. Проблема связи жанра оды с фольклорной художественной системой 16
2. Специфика обращения поэта к русскому фольклорному наследию в процессе преобразования жанра оды 39
2.1. Литературная основа забавного русского стиля Державина 48
2.2. Фольклорная основа забавного русского стиля Державина 60
2.2.1. Народный городской праздник и его поэзия 64
2.2.2. Жанры городской фольклорной прозы 81
2.2.3. Малые жанры городского фольклора 91
2.2.4. Жанры общенародной фольклорной традиции 113
Итоги 1 главы 121
Глава 2. Русская фольклорная традиция в других жанрах лирики Г. Р. Державина 1779-1796 годов
1. Фольклорные элементы в баснях, эпиграммах и шуточных стихотворных посланиях 125
2. Воздействие русской фольклорной художественной системы на стиль анакреонтики Державина 142
2.1. Традиции фольклорной лирики в освещении темы любви 146
2.2. Фольклорные традиции в освещении темы смерти 159
2.3. Городская фольклорная традиция в освещении темы застолья 170
Итоги 2 главы 181
Заключение 184
Библиография
Тексты ^0
Исследования. Периодические издания. Словари
- Проблема связи жанра оды с фольклорной художественной системой
- Специфика обращения поэта к русскому фольклорному наследию в процессе преобразования жанра оды
- Фольклорные элементы в баснях, эпиграммах и шуточных стихотворных посланиях
- Воздействие русской фольклорной художественной системы на стиль анакреонтики Державина
Введение к работе
Большинство исследователей-державиноведов в своих работах в той или иной мере затрагивали вопрос о связи творчества поэта с русским фольклором . Данный факт убеждает нас в том, что эта проблема является одной из ключевых в изучении поэтического и драматического наследия великого русского художника слова — Гавриила Романовича Державина.
На сегодняшний день учеными выявлен преимущественно лишь лежащий на поверхности фольклорный материал, который Державин вводил в свои тексты в особых художественных целях. Определив связь какого-либо жанра или конкретного произведения с фольклорной традицией, исследователи в большинстве случаев ограничивались констатацией факта подобного воздействия, не пытаясь объяснить его механизм, не привлекая для анализа фольклорные тексты, целиком полагаясь на свое филологическое чутьё. Кроме того, долгое время находилась в тени проблема влияния городского фольклора на лирику Державина: внимание ученых было направлено только на выявление следов устной крестьянской традиции в его творчестве. До сих пор не появилось монографии о взаимодействии творчества поэта и драматурга с фольклором.
В русской науке ХІХ-ХХ веков проблема воздействия фольклорной художественной системы на творчество Державина рассматривалась как один из аспектов проблемы народности, а в советский период — исключительно через призму народности, ставшей важнейшей категорией марксистского литературоведения. Общепризнанной считалась следующая точка зрения на проблему обращения поэта к русскому фольклорному наследию, высказанная авторитетным исследователем-державиноведом И. 3. Серманом:
1 См. исследования Г. Н. Ионина [Ионин 1962, 1971, 1986], Г. П. Макогоненко [Макогоненко], В. А. Западова [Западов В. А. 1958, 1968, 1999], Д. Д. Благого [Благой], А. В. Западова [Западов А. В. 1958 (1, 2), 1959], Г. А. Гуковского [Гуковский], И. 3. Сермана [Серман 1967, 1970, 1973], Н. П. Кралиной [Кралина], С. А. Абакумова [Абакумов], А. В. Позднеева [Позднеев], В. И. Федорова [Федоров], И. Н. Розанова [Розанов], А. М. Новиковой [Новикова], Л. И. Кулаковой [Кулакова], В. С. Совалина [Совалин], С. А. Саповой [Салова 1993, 1997], Л. В. Чернышевой [Чернышева], А. А. Замостьянова [Замостьянов], А. А. Казакевича [Казакевич] и других литературоведов.
«Фольклор в собственном смысле никак не воздействовал на Державина в 1760-70 гг., не определил ход его поэтического развития; более того, очевидно, что, реформируя оду, а с ней и всю русскую поэзию, Державин удалялся от фольклора, а не приближался к нему; он создавал свою поэзию на основе переработанных и видоизмененных эстетических теорий его времени, а не под воздействием тех или иных жанров народно-поэтического творчества. И в то же время Державин существенно изменял русскую поэзию своего времени, двигаясь по другому пути к освоению основных признаков народно-поэтической речи, а следовательно, и народно-поэтического творчества...» [Серман 1970.— С. 331].
Таким образом, народность Державина видели в особенностях языка его произведений, близкого к «...прямой, краткой и образной речевой стихии народа» [Гуковский.— С. 406. См. также: Серман 1970.— С. 350. Машкин.— С. 113, 332, 393]. Народность объясняли самобытностью, стихийностью таланта поэта, считая ее результатом «неконченного образования» [Гоголь.— Т. 7.— С. 345, 346]. Это мнение, высказанное Н. В. Гоголем, было подтверждено В. Г. Белинским2 и Н. А. Полевым и прочно утвердилось в советском литературоведении3.
Природа народности Державина так и не была определена с литературоведческих позиций, поскольку главенствовал «социологический подход, когда акцентировалась общественная ипостась литературы, социальное ее назначение и функции. .. .Вопросы художественности при этом носили преимущественно прикладной характер...» [Курилов 1996.— С. 308-309]. На это указывал В. А. Западов в диссертации 1968 года: «Советские ученые в последние годы меньше всего обращают внимание на
2 Критик писал о Державине в статье «Литературные мечтания»: «Его невежество было причиною его
народности, которой, впрочем, он не знал цены; оно спасло его от подражательности, и он был оригинален и
народен, сам не зная того <курсив автора.— Т. К.»> [Белинский.— Т. 1.— С. 50].
3 В качестве примера приведем мысль В. Н. Айдаровой: «Державин... не видит ни малейшей нужды
"выправлять" свой язык, добиваясь общепринятой литературной "нормы". Язык, которым поэт писал свои
оды, став на самостоятельный путь, является непосредственным, образным, красочным языком самого автора»
[Айдарова.—С. 353].
поэтику и больше исходят из различного осмысления идейных сторон наследия Державина, особенностей его мировоззрения» [Западов В. А. 1968.— С. 4].
До сих пор не исследованы (или исследованы лишь частично4) и требуют отдельного тщательного рассмотрения следующие аспекты проблемы воздействия фольклорной художественной системы на поэзию Державина 1779-1796 годов5. 1). Изучение процесса перехода в фольклор и освещение истории дальнейшего функционирования в нем некоторых созданных в данный период произведений поэта и отрывков из них. Работа в архивах по установлению полного корпуса текстов Державина, перешедших в устную фольклорную традицию,— изучение рукописных и печатных песенников, лубочной литературы, мемуаров, переписки, этнографических очерков и заметок, периодики и других материалов — может привести к положительным результатам. 2). Изучение влияния державинского опыта освоения фольклорного материала на творчество других русских писателей и поэтов. 3). Решение вопроса о жанровой сущности произведений Державина, созданных в данный период творчества с активным привлечением русского фольклорного материала,— а именно: новаторских жанровых образований в забавном русском стиле на основе похвальной оды и произведений цикла «Анакреонтические песни».
Ключевой не только для державиноведения, но и для истории русской литературы XVIII века в целом вопрос о традициях и новаторстве поэтики Державина-одописца до сих пор остается нерешенным. Это проявляется в отсутствии четкой терминологии: исследователи говорят о разрушении поэтом жанра похвальной оды (Г.А. Гуковский, Л.Е. Татаринова; Л.А. Воинова; В.Н. Айдарова), его трансформации (В.И. Федоров,
4 См. анализ стихотворений Державина 1779-1796 годов: «На Счастие» [Пумпянский; Смирной И. П.], «Пчела»
[Розанов; Новикова], «На смерть Катерины Яковлевны» и «Ласточка» [Кулакова; Розанов; Владимирцев],
«Желание зимы» [Успенский], «Кружка» [Розанов; Казакевич; Гудошников], «На рождение в Севере
порфирородного отрока» [Ионин 1986; Макогоненко] и некот. др.
5 Большинство исследователей делят творчество поэта на три периода. Границы первого не вызывают
сомнений — 1762-1778 годы. Расхождения касаются определения нижней границы второго периода.
Называют 1791 год [Ильинский], 1794 год [Кондратов], 1800 год [Китина, Кралина], 1807 год [Воинова] и т. д.
Л.А. Ольшевская, С.Н. Травников, М.В. Чередниченко), обновлении (И.З. Серман, Г.Н. Ионин), реформировании (Н.Ю. Алексеева), преобразовании (Т.Д. Красюк), модернизации (Я.И. Гудошников) и т. д. При этом новые жанровые образования называют «смешенными одами» (Г. Н. Ионин, М. В. Чередниченко), «гражданскими одами» (С. Н. Кондратов), «новой ступенью в развитии жанра оды» (Т. Д. Красюк) или просто «новым типом лирического стихотворения» (А. Д. Китина). Высказанные Г. А. Гуковским, Ю. Н. Тыняновым, Т. Д. Красюк [см.: Гуковский 1927.— С. 201. Тынянов.— С. 75. Красюк.— С. 36] взгляды на данную проблему подводят к мысли о том, что наиболее продуктивно было бы обратиться к понятию стиля, изучить литературные и фольклорные истоки стиля поэта, и на основе этого определить сложную жанровую природу его новаторских произведений.
В отношении «анакреонтических песен» Державина нельзя не согласиться с Я. И. Гудошниковым, который подчеркнул: невозможно говорить о жанре анакреонтической песни, поскольку «основная часть стихотворений к Анакреонту <так же, как и к жанру песни.— Т. К.> практически никакого отношения не имеет» [Гудошников.— С. 44]. ,
Для изучения этих аспектов заявленной проблемы прежде всего необходимо выявить в полном объеме и проанализировать многочисленные случаи обращения поэта к устному народному творчеству в данный период, чему и посвящено настоящее исследование.
В основу выделения 1779-1796 годов как периода творчества Державина легли следующие соображения.
1779 год признается всеми исследователями важнейшим рубежом творчества поэта, исходя из свидетельства самого Державина: именно с этого года «избрал он совсем особый путь» в литературе [ЖД.— С. 184].
На основании результатов исследования державинской анакреонтики Г. Н. Иониным и Г. П. Макогоненко6, годом окончания периода следует признать 1796. Аргументы таковы. В 1796 году со смертью Екатерины II завершилась целая историческая эпоха, что повлекло за собой неизбежные перемены и в культурной жизни страны. Если ранее творческая деятельность поэта была направлена преимущественно на преобразование жанра оды, то с 1789 года он постепенно все более и более увлекался сочинением «анакреонтических песен». Именно к 1796-1797 годам созрело намерение поэта объединить созданные в 1789-1796 и некоторые ранние стихотворения в единый цикл7, и сформировалось «окончательное решение... целиком посвятить свой дар этому роду поэзии» [Макогоненко.— С. 254]. Таким образом, именно с 1796 года начался качественно новый этап творчества Державина: произведения 1797-1798 годов Г. П. Макогоненко назвал «песнями нового типа» [там же.— С. 255]).
Работа с русской фольклорной традицией в 1779-1796 годы велась Державиным и в области драматургии. Так, высокий торжественный стиль «Пролога на открытие в Тамбове театра» (1786) внезапно нарушается раешным стихом, звучащим из уст музы комедии и легкой поэзии Талии. В опере
«Рудокопы» , которая, вероятно, также была создана во второй половине 80-х годов, звучат песни горнозаводских рабочих, отражен солдатский фольклор. Из уст одного из ее персонажей, Голякова, звучат солдатские прибаутки, употребляются слова солдатского жаргона, речь многих действующих лиц пересыпана пословицами. Мы считаем правомерным выдвинуть гипотезу о том, что идея создания данной оперы возникла
6 См. статьи: Г. Н. Ионин «Державин-лирик» [Ионин 2002] и Г. П. Макогоненко «Анакреонтика Державина и
ее место в поэзии начала XIX в.» [Макогоненко].
7 «В Р-95 [екатерининском томе — рукописи, преподнесенной Екатерине Державиным 6 ноября 1795 г.—
Т. К] анакреонтика не составляла цикла. Однако уже через год, по нашему предположению, поэт делает
первую попытку его составить» [Ионин 1962.— С. 318].
8 До сих пор не определено место этой комической оперы, сохранившейся только в одной рукописи,
в драматургическом наследии Державина. По свидетельству Грота, она была завершена до 1813 года. Г. А.
Гуковский относит ее к пьесам, написанным после 1806 года, однако сколько-нибудь весомых аргументов
в пользу этого не приводится [см.: Гуковский 1933].
благодаря предпринятой Державиным-губернатором в 1785 году экспедиции по Олонецкой губернии.
Анализ драматических произведений строится на иных принципах, нежели анализ поэзии, поэтому мы ограничили предмет исследования лирикой.
Прежде чем приступить к изучению связей лирики Державина 1779-1796 годов с русской фольклорной художественной системой, необходимо хотя бы в общих чертах определить объективные причины его обращения к фольклору на данном этапе творческого пути.
Во-первых, интерес поэта к русскому фольклору в эти годы формировался под воздействием творчества его предшественников и современников, их богатого опыта по усвоению средств фольклорной поэтики.
Во второй половине XVIII века в русской литературе произошло особенное оживление интереса к устному словесному наследию. В 1760-е годы был взят курс на создание национальной литературы. Императрица Екатерина II официально утвердила его в своих статьях 1783-1784 годов в «Собеседнике любителей российского слова». Активно развивалось творчество «в народном духе», которое охватило жанры песни, загадки, басни, поэмы, сказки, комедии и комической оперы [Морозова.— С. 9]. Функционировали параллельные течения в литературе и фольклоре. В литературе и городском фольклоре происходил расцвет жанров романса, пасторали, народной песни; в литературе и крестьянском фольклоре — расцвет солдатской песни и сказки. О тесном взаимодействии двух видов словесного искусства в данный период можно судить по составу рукописных и печатных песенников той поры, в которых литературные песни помещались рядом с фольклорными. Эта «полуфольклорность» литературы, по мнению Д. С. Лихачева, сыграла значительную роль в появлении индивидуальных авторских стилей [Лихачев.— С. 9], в том числе и стиля Державина, основной чертой которого стало активное обращение к русской фольклорной традиции.
Интерес Державина к фольклорной традиции в 1779-1796 годы во многом сформировался также благодаря его активному участию в жизни кружка Н. А. Львова, для которого был характерен «пристальный интерес к проблеме национального содержания и национальной формы» [Западов В. А. 1968.— С. 12]. В недрах кружка процветала «домашняя лирика», которая, оставаясь за кадром литературного процесса, косвенно формировала все тенденции его развития. Она предоставляла поэтам свободу в отношении тематики, языка, в обращении к жанрам живой фольклорной традиции, носителями которой являлись они сами,— пословицам, поговоркам и прибауткам, обрядовой поэзии, приметам, комическим жанрам городских праздничных зрелищ и мн. др. В «домашней лирике» воспевалась поэзия самой жизни, и эти стихотворные «безделки» становились «школой» выработки индивидуального поэтического стиля. Именно «домашняя лирика» стала для Державина «школой» работы с русским фольклорным наследием, школой усвоения ритмики раешного стиха.
Особенно большое влияние на обращение поэта к фольклору оказали творчество и эстетические взгляды на народную поэзию. Николая Александровича Львова, который оставался до самой своей смерти его главным советчиком и критиком. Тесное творческое и дружеское общение сним не прерывалось даже в 1784-1788 годы губернаторства поэта и продолжалось в переписке. Влияние Львова сказалось и в обращении поэта к городской фольклорной традиции в произведениях в «забавном русском слоге», и в обращении к анакреонтике в конце рассматриваемого нами периода творчества, о чем подробнее сказано в соответствующих главах.
Не менее весомый вклад в формирование стиля Державина внесло литературное творчество Екатерины П. Ее сказки и комические оперы стали важнейшими источниками фольклорной основы «забавного русского слога» (см. Главу 1, 2.1).
Одним из источников фольклорных интересов Державина могли являться и рукописные сборники, в которые нередко попадали фольклорные тексты — исторические песни, былины, пословицы и поговорки, загадки, лирические и обрядовые песни.
В данный период творчества Державина его интерес к национальной фольклорной традиции созревал и под влиянием общих тенденций развития зарубежной литературы. Так, например, Л. В. Пумпянским предложена версия влияния на забавный русский стиль поэта забавных од немецкого поэта Иоганна-Христиана Гюнтера. Оказали влияние и творчество Дж. Макферсона (переводы А. Д. Дмитриева (1788) и Е. И. Кострова (1792)), вероятно, творчество У. Шекспира (стал известен русскому читателю с 80-х годов XVIII века); сыграл свою роль сборник И. Г. Гердера «Старинные народные песни» (1778-1779) и т. д. Важным было и знакомство поэта со взглядами на народную поэзию и национальное начало в литературе крупнейших европейских философов: И. Г. Гердера, Д. Дидро, И. И. Винкельмана и др.
Надлежит отметить и общественные причины интереса поэта к русскому фольклорному наследию. Более глубокому постижению красочной народной речи, вероятно, способствовала научная деятельность поэта по составлению словаря Академии наук. Кроме того, как мы убедимся ниже, на национальный колорит забавного русского стиля косвенно повлияло и становление в этот период науки этнографии, которая обратила внимание общественности на неповторимость словесной и материальной культуры народа.
Наконец, следует выделить личностно-биографические причины воздействия на лирику Державина 1779-1796 годов русской фольклорной традиции. Среди них важнейшими являются: детское увлечение поэта лубком, богатый опыт его знакомства с городским фольклором (в том числе солдатским) в годы десятилетней службы в Преображенском полку, опыт знакомства с крестьянским фольклором. Последний, вероятно, состоялся еще в детские годы жизни в небогатом провинциальном имении. Могло расширить
его представления о деревенской фольклорной традиции участие в подавлении Пугачевского бунта. Переход в статскую службу также не позволил Державину «осесть» в столице: поэта-чиновника неоднократно отправляли в далекие поездки: «Державин изъездил страну на перекладных от Оренбурга и Казани до Белоруссии, от низовьев Волги до русского Севера» [Эпштейн.—- С. 26].
В рассматриваемый нами период творчества поэту была предоставлена
возможность еще более глубокого познания быта и творчества крестьян.
В 1794 году Гавриил Романович был назначен на должность Олонецкого
губернатора. В число его обязанностей входили активное участие в подготовке
материалов для ответа на «Топографические вопросы от Академии наук»
[там же.— С. 47-48] и содействие экспедиции П. Иноходцева. Помимо этого,
в июле — сентябре 1795 года он сам совершил объезд вверенной ему губернии.
О несомненном интересе губернатора к сбору этнографических
и исторических сведений о крае говорит составленная под его руководством
во время экспедиции «Поденная записка», которую можно считать одним
из первых фольклорно-этнографических свидетельств о жизни населения
русского Севера. В ходе живого разговора с жителями (записка пестрит
выражениями: «по известиям поселян», «как сказывают», «повествуют» и др.).
Гавриил Романович постигал богатство народных обычаев и обрядов, учился
видеть сходство и в то же время неповторимое своеобразие уклада жизни
и устного творчества русских и карельских крестьян, монахов-раскольников,
горнозаводских рабочих. В «Поденную записку» были включены некоторые
сведения о свадебном и похоронном обряде карел и пересказы народных
преданий, связанных с личностью и временем Петра Великого [Эпштейн.—
С. 94, 106,115. Грот.—Т. 7.—С. 730].
Свобода от крепостной зависимости, занятия ремеслами и почти полное отсутствие земледельческого труда, множество монастырей и скитов, оторванность водою от мира создали неповторимый облик устного творчества олончан во время осмотра Державиным губернии. В расцвете находилась
былинная традиция, динамично развивались жанры несказочной прозы, особенно предания, звучали народные песни. Однако в «Поденной записке» не упоминается ни былинная традиция, ни песенная, ни сказочная. Непосредственных следов знакомства с ними в ходе этой экспедиции не содержит и творчество Державина. По всей видимости, оно либо не состоялось, либо не было воспринято поэтом как знакомство с ценными в художественном плане текстами, что было характерно для его времени9.
Таким образом, активная творческая работа Державина с фольклорной художественной системой в 1779-1796 годы была обусловлена целым комплексом причин: литературно-художественных, литературно-исторических, общественных, личностно-биографических. Именно они подготовили расцвет творчества поэта, и будут рассмотрены нами по необходимости подробнее в соответствующих разделах диссертации.
Актуальность и научная новизна работы для литературоведения состоит в том, что в ней впервые рассмотрено комплексное влияние на жанрово-стилевое своеобразие державинской лирики 1779-1796 годов образно-стилистической (т. е. обладающей стилистическими канонами и богатой проявлением образного универсализма) художественной системы, каковой, по мнению В. П. Аникина, Т. В. Зуевой, Б. П. Кир дана и других
9 Причины данного явления, на наш взгляд, таковы. 1). Общепринятое отношение «просвещенных» людей XVIII века к устному творчеству простого народа как к набору текстов низкой художественной ценности (за исключением нескольких областей и жанров: пословиц и поговорок, лирических песен и некот. др.). 2). Тяжелые бытовые условия путешествия: спонтанность встреч с местными жителями, короткие остановки. 3). Многопрофильность экспедиции, направленной на сбор фактических сведений по разным областям знаний. 4). Специфика жанра поденной записки, который требовал точности фактических сведений, научности, и художественному тексту здесь не было места. 5). Отношение этнографов второй половины XVIII века к устному художественному тексту как к набору практических сведений, как к одному из этнографических источников (к тому же сомнительных, требующих практической проверки). 6). Выборочный интерес к жанрам, в которых познавательная и дидактическая функции выражены более сильно, чем художественно-эстетическая: преданию, поверью, заговору, примете; отношение к художественному вымыслу в произведении устного народного творчества как к свидетельству невежества его творца, дикости нравов. 7). Установка на поиск редкостей, на воспроизведение не известных общерусской традиции текстов: произведения устного народного творчества не воспринимались как ценный факт духовной жизни населения исследуемого края отчасти по причине знакомства с ними самих участников экспедиций. 8). Социальная преграда в общении губернатора с крестьянством, подозрительное и опасливое отношение местных жителей к приезжим, особенная боязнь чиновников. 9). Отсутствие технических средств, методики собирания и записи фольклорных текстов. 10). Специфика бытования жанров: например, былины можно услышать преимущественно во время зимних крестьянских работ, а экспедиция Державина состоялась в конце лета — начале осени.
ведущих фольклористов, является русский фольклор . Актуальность и научная значимость исследования для фольклористики заключается в том, что, во-первых, для этой науки «"вторжение" в литературный материал... совершенно естественно и необходимо»11, поскольку её интересует дальнейшая жизнь в литературе фольклорных текстов, и наоборот: влияние литературы на фольклор. Во-вторых, творчество Державина 1779-1796 годов, вобравшее в себя многие элементы русской устно-поэтической традиции, является ценным источником изучения городского фольклора второй половины XVIII века — солдатского, чиновничьего, придворного,— почти не дошедшего до нас в записях.
Цель исследования — изучить воздействие русского фольклора как единой художественной системы на поэтический стиль Державина на материале его лирики 1779-1796 годов. Под стилем подразумевается «общий тон и колорит художественного произведения; метод построения образа... и, следовательно, принцип мироотношения художника, которые в завершительной фазе творческого процесса как бы выступают на поверхность произведения в качестве зримого и ощутимого единства всех главных моментов художественной формы.. .»12.
Цель определяет комплекс частных задач:
1). Установить объём фольклорного материала в державинской лирике рассматриваемого периода творчества.
2). Выявить причины и этапы развития творческого интереса поэта к русской фольклорной традиции в 1779-1796 годы.
3). Определить способы воздействия художественной системы русского фольклора на жанры, поэтику, стиль лирики Державина данного периода.
4). Объяснить факты фольклоризации некоторых державинских текстов.
См.: Русское устное народное творчество: Учеб. / В. П. Аникин.— М., 2001.— С. 14. Зуева Т. В., Кирдан Б. П. Русский фольклор: Учебник для высших учебных заведений.— М., 1998.— С. 11-12.
11 МедришД. Я. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики.— Саратов, 1980.— С. 11.
12 Краткая литературная энциклопедия: В 9 тт.— Т. 7.— М., 1972.— С. 188.
Методология и методика исследования основаны на индуктивном принципе анализа лирики Державина, на её сопоставлении с лирикой предшественников и современников поэта, но прежде всего — с устным поэтическим творчеством русского народа. Особое значение мы придаём фольклорным сборникам конца XVIII века. В диссертации осуществлено комплексное использование сравнительно-исторического, историко-функционального, текстологического и (частично) историко-генетического методов.
Структура работы обусловлена сочетанием жанрово-стилевого и хронологического подходов к материалу, что определяется логикой художественных исканий самого поэта.
Изучению того, какие именно связи с художественной системой русского фольклора проявились в одическом творчестве поэта и какую роль они сыграли в процессе преобразования данного жанра, посвящена первая глава диссертации: «Русская фольклорная традиция в одах Г. Р. Державина 1779-1796 годов». Она состоит из двух параграфов. В первом рассмотрены связи жанра оды с отдельными фольклорными жанрами и всей фольклорной художественной системой в целом, выявлены факты их актуализации и углубления Державиным. Во втором исследуется фольклорная основа забавного русского стиля поэта, зародившегося в недрах похвальной оды и преобразовавшего ее.
Вторая глава носит название «Русская фольклорная традиция в других жанрах лирики Державина 1779—1796 годов» и также состоит из двух параграфов. Глава посвящена выявлению и анализу элементов фольклорной художественной системы в баснях, эпиграммах, шуточных посланиях (1) и «анакреонтических песнях» поэта (2). Центральным для данной главы является вопрос о том, какую роль сыграло обращение Державина к русскому фольклору в процессе смены его творческих ориентиров в 1789-1796 годы, как оно повлияло на стиль анакреонтики.
Апробация исследования проводилась на научно-практической конференции Государственного республиканского центра русского фольклора «Славянская традиционная культура и современный мир» (2001 г.), Второй всероссийской конференции молодых учёных «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (2003 г.). Основные положения диссертации были изложены автором на заседаниях кафедры русской литературы Московского педагогического государственного университета, в докладах на аспирантском объединении и представлены в пяти публикациях общим объемом 2,15 п. л.
Практическая значимость работы состоит в том, что её результаты могут быть использованы в лекционных и практических курсах по истории русской литературы XVIII века; в спецкурсах и спецсеминарах, посвященных творчеству Г. Р. Державина, анализу проблем фольклорно-литературных связей, изучению специфики жанров русской литературы и фольклора; в спецкурсах по культурологии, а также в издательской практике комментирования текстов.
Проблема связи жанра оды с фольклорной художественной системой
В жанре оды русская поэзия делала свои первые шаги, и поэтому неудивительно, что опорой для нее на этом пути была многовековая фольклорная традиция. «Эта зависимость от фольклорного опыта легко прослеживается на примере начальной русской литературы, древних воинских повестей, сатирических повестей XVII века, литературной песни XVIII столетия и т. д.» [Соймонов.— С. 8]. То же, на наш взгляд, можно сказать и о жанре оды, связь которого с русским фольклором до сих пор не раскрыта в полной мере. Между тем, именно фактом подобного взаимодействия в большинстве случаев объясняется присутствие фольклорных элементов в классицистических одах Державина, который мог заимствовать их как устойчивые одические формулы у корифеев жанра. Узкие рамки нашего исследования позволяют лишь обозначить основные моменты генетической связи жанра оды с русским фольклором на материале творчества Державина 1779-1796 годов, не забывая о связи типологической, о связи опосредованной (влияния древнерусской литературной традиции) и о возможности прямых, не обусловленных рамками жанра, заимствований поэтом некоторых элементов русской фольклорной традиции.
1. Во-первых, следует отметить связь военно-патриотической оды с жанром былины, а также с жанрами исторической песни и солдатской песни13.
Близость к былине проявляется не только в тематическом плане, в пронизывающем оду чувстве патриотизма, в ее сильно выраженном эпическом начале. Эта связь присутствует и на композиционном и образном уровнях: в наличии общих мест (loci communes) и в сходстве построения некоторых из них (мотив чудесного рождения богатыря, изображение боя, описание «поездки богатырской» и т. д.); в сходстве приемов создания образов. Связь военно-патриотической оды с народной песенной традицией (солдатскими и историческими песнями) проявляется, прежде всего, в сходстве устойчивых художественных средств изображения боя, средств создания образа полководца и приемов похвалы русской армии.
Державин десять лет прослужил простым солдатом Преображенского полка и, несомненно, знал солдатский фольклор своего времени, был знаком с жанрами солдатской и исторической песни14. Ему была известна и живая былинная традиция, в то время развивавшаяся даже в городе (былины пелись на папертях нищими странниками, о чем свидетельствует сам Державин)15.
Гипотеза о связи одической поэзии Державина с русскими былинами была впервые выдвинута Н. В. Гоголем, который так писал о национальных корнях «гиперболического размаха его речи»: «Стремление Державина начертать образ непреклонного, твердого мужа в каком-то библейско-исполинском величии не было стремленьем произвольным: начала ему он услышал в нашем народе»16 [Гоголь.— Т. 7.— С. 378].
Близость оды к былине осознавал и сам поэт: в прозаическом наброске к «Видению мурзы» (1783) он проводит следующее яркое сравнение одописцев с городскими сказителями-нищими: «Но, правду сказать, ежели б не для тебя, то не хотелось мне быть и ныне в числе шайки стихотворцев, которых я, а особливо похвальных од подносителей почитаю подобными нищим, сидящим с простертыми руками и ковшичками на мостах и воспевающими богатырей, которых они нимало или и вовсе не знают»17 [Грот.— Т. 3.— С. 608]. Однако Державин был далек от глубинного постижения данного жанра, от признания его художественной ценности. В частности, резкое неприятие вызывали у поэта гиперболы былин (см. его «Рассуждение о лирической поэзии, или об оде»). Гипербола, выступающая в былине в качестве «основополагающего принципа изображения действительности» [Зуева.— С. 40] и являвшаяся в народном сознании предметом веры18, в сознании поэта не могла быть таковой. Гипербола в его поэтике всегда эмоциональна, лирична, что совершенно разнится со спецификой гиперболы в былине.
На военно-патриотические оды Державина 1779-1796 годов художественная система русского фольклора в той или иной степени оказала воздействие во всех главных смысловых точках раскрытия темы войны. Связь с русскими былинами и песнями проявилась (1) в способе создания образов полководца, солдата-«росса» и России-богатыря, (2) в изображении битвы, (3) во введении мотива возвращения воина домой и (4) в использовании поэтом фольклорных художественных средств.
(1). Как и в былине, в качестве основного средства создания Державиным образов полководца, «росса» — сказочно-былинного богатыря (собирательного обозначения русского воинства) и России-исполина выступает гипербола. Так, например, в ранней «Кантате на день военного ордена героям росским» (1779) Державин использует фольклорную формулу «поскока богатырского»19: «Сей с горстью тьмам встречался, // Как вихрь за прахом мчался, // Как буря грады рвал, // Пример вождям давал» [Грот.— Т. 3.— С. 479],— говорится о талантливом полководце графе П. И. Панине.
Специфика обращения поэта к русскому фольклорному наследию в процессе преобразования жанра оды
Проблема влияния русской фольклорной традиции на процесс преобразования поэтом жанра оды долгое время осмыслялась русским литературоведением как сугубо языковая. Усилия ученых концентрировались в определении доли и места в преобразованных одах Державина элементов разговорного языка и просторечия. Лингвистами-державиноведами была подробно проанализирована работа поэта по упрощению языка лирики, высвобождению его от плена устарелых слов и выражений [см.: Воинова, Айдарова].
«Забавный русский слог» Державина воспринимался узко,— либо как стихийное явление раскрепощения языка, либо как некая эстетическая категория. Между тем, «забавный русский слог» не ограничивается смешением высоких слов с низкими, просторечными, использованием разговорной лексики, народных паремий, пародией на некоторые одические штампы и т. д., хотя и характеризуется этим33. В то же время его нельзя назвать и эстетической интонацией, основанной на сочетании похвалы с остроумно-поучительной шуткой, мудрого назидания с простым, сердечным тоном и т. д. Это оригинальный стиль Державина, тесно связанный с художественной системой городского фольклора, имеющий фольклорную основу.
Понятие «забавный русский слог» впервые прозвучало в оценке творчества Державина из уст самого поэта в его итоговом стихотворении «Памятник»: Всяк будет помнить то в народах неисчетных, Как- из безвестности я тем известен стал, Что первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить, В сердечной простоте беседовать о Боге И истину царям с улыбкой говорить [Грот.— Т. 1.— С. 787-788]. Оба значения слова «забавный»: дельный, занятный и потешный, смешной — одинаково важны для понимания «эстетической тональности» (термин М. Л. Гаспарова) разработанного Державиным стиля34. «Забавный русский слог» поэт определил как стиль, приятно занимающий ум, остроумный, «в шутках правду» возвещающий, но отнюдь не легкомысленный, не бесполезный, не созданный с единственной целью — позабавить слушателя. Мысль о высоком предназначении «шуточных... татарских песен» [там же.— Т. 3.— С. 609] тянется красной нитью через все творчество поэта35. Сама поэзия трактуется им как «ума забава», «калифов добрых честь и слава», т. е. удел мудрых и высоконравственных людей (здесь поэт актуализирует первое значение слова «забава»). Сочетание поучительности с мудрой шуткой не позволяет одописцу-«мурзе» опуститься до роли шута, веселящего царскую особу.
На основании анализа «Рассуждения о лирической поэзии, или об оде» Державина мы можем утверждать, что под «слогом» поэт разумел именно стиль, который определял «как некое единство, сквозной принцип построения художественной формы» [Михеев.— С. 115]. В державинском понятии стиля «одновременно совмещаются два плана — и внешний, и внутренний — и содержание, и форма: в библейском певце Давиде мужественный слог и осиянность Святым Духом; в Пиндаре — исторические околичности и извивистые обороты; в Горации — глубокомыслие, любомудрие и приятность словесной роскоши» [там же]. Поэт отрицал строгую жанровую разграниченность, считая, что она «не отражает всей сложности и противоречивости жизни» [там же.— С. 116].
Круг произведений 1779-1796 годов, созданных «в забавном русском слоге» либо содержащих вставку в данном стиле, достаточно велик. Это «Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782» (1782), прозаический эскиз к оде «Видение мурзы» (1783), «Видение мурзы» (1783-1784, 1790), «Ода великому боярину и воеводе Решемыслу, писанная подражанием оде к Фелице» (1783), «Картина света. К Полуехтовичу, или ко счастию. По увольнении от службы автора» (неок., 1789, 1796) , «На Счастие» (1789), «На умеренность» (1792), «Храповицкому» (1793), «Меркурию» (1794), «Нарождение царицы Гремиславы. Л. А. Нарышкину» (1796), «Афинейскому витязю» (1796) и некот. др.
История выработки Державиным забавного русского стиля неразрывными узами соединена с перипетиями его взаимоотношений с императрицей. До появления «Фелицы» поэт неоднократно обращался к Екатерине II в стихах37 и письмах [Грот.— Т. 5.— С. 866, 868]. Однако верная тональность поэтической беседы с ней была найдена поэтом только в 1782 году. Во всех более поздних посвященных Екатерине II похвальных одах ее образ будет выполнен в едином стилистическом ключе с образом Фелицы (см. «Решемыслу» (1783), «Видение мурзы» (1783-1784, 1790), «Изображение Фелицы» (1789), «Наумеренность»(1792)).
На вскоре прозвучавшие в адрес мурзы-поэта укоры, что он «песни лишь поет царям» [«Видение мурзы». Грот.— Т. 1.— С. 164], Державин ответил одой «Решемыслу», где создал образ идеального государственного деятеля. Здесь автор усиливает игровое начало: дав установку на то, что прозвучит восхваление конкретного человека (стихотворение было посвящено князю Потемкину), он рисует обобщенный образ идеального государственного деятеля). Одическую строфу сменяет более легкая и менее торжественная шестистрочная строфа с рифмовкой a-a-b-c-b-c (четырехстопный ямб).
В прозаическом эскизе к «Видению мурзы» (1783) — своеобразной творческой программе преобразования похвальной оды — Державин дал поэтический анализ одической традиции, которую он понимает широко — как поэзию восхваления. Неверна трактовка данного текста И. 3. Серманом, который утверждает: «Поэт в пору создания "Фелицы" и других прославивших его од... отрицательно относится к опытам других поэтов по усвоению образности и стилистики русского фольклора... Ему кажется, что правдивое изображение природных "добродетелей" Фелицы и "пороков" вельмож не нуждается в стилизации под сказочную старину» [Серман 1970.— С. 327]. На наш взгляд, смысл державинских строк иной. Посредством выявления родства устойчивых одических приемов похвалы с фольклорными поэт демонстрирует сокрытые в самом жанре похвальной оды возможности преобразования. Им категорически отвергаются два самых распространенных пути сочинения оды: работа на заказ, для того, «дабы прославиться своим красноречием, своими талантами» [Грот.— Т. 3.— С. 606], и посвящение оды адресату, совершенно недостойному похвал. Державин не мог отрицательно относиться к опытам других поэтов по усвоению образности и стилистики русского фольклора, поскольку сам принадлежал к их числу,— анализируемый эскиз создан «забавным русским слогом», самым тесным образом связанным с фольклорной традицией.
Фольклорные элементы в баснях, эпиграммах и шуточных стихотворных посланиях
Наиболее плодотворно Державин творил в жанрах басни, эпиграммы и шуточного стихотворения в ранний период творчества. В рукописной тетради, датируемой Я. К. Гротом 1776 годом, помимо 19 любовных песен, содержится более 50 мелких стихотворений. Среди них: билеты, шуточные и сатирические стихи, басни, эпиграммы, мадригалы, надписи, идиллии, молитвы. Актуальность жанровых форм эпиграммы, эпитафии, портретной надписи, шуточного стихотворения, басни не терялась и для зрелого Державина-поэта. Подводя итоги своего творческого пути в 10-е годы XIX века, он составил сборник «Басни и притчи» и намеревался издать его [Салова 1993.— С. 64], однако этому замыслу не суждено было осуществиться.
До сих пор державиноведение не ответило на вопрос о творческой эволюции поэта как создателя шуточных и сатирических произведений, поскольку в подавляющем большинстве случаев отсутствуют точные сведения о времени их написания. По этой причине невозможно уловить ход творческого поиска Державина в данной области поэзии, и в настоящем исследовании мы ограничиваемся анализом общих принципов работы поэта с фольклорным материалом при создании произведений указанных жанров. В центре нашего внимания будут три жанра — эпиграмма, басня и шуточное стихотворное послание: в них существует связь с фольклорной традицией.
В творчестве Державина в данной области наиболее полно проявились такие черты его поэтического стиля, как афористичность, установка на актуальность содержания, бытописательство. Эти черты во многом сформировались благодаря тесной связи используемых поэтом тем, образов и художественных приемов с городской фольклорной традицией и способствовали широкой популярности творений поэта. В конце 1780-х — начале 1790-х годов она возросла настолько, что любое вышедшее из-под его пера сочинение воспринималось как полное самых актуальных намеков и пророчеств и требующее толкования. Посылая П. А. Гасвицкому очередное стихотворение, поэт предостерегал его: «Держи про себя и никому не давай списывать, а то перетолкуют по-своему такую чепуху, чего и не думал» [Грот.—Т. 6.—С. 61]. Паремийное наследие русского народа вдохновляло поэта на создание ярких, образных картин в эпиграммах, в которых, следуя устоявшимся литературным канонам, он свободно использовал, наряду с областными и просторечными словами129, пословицы и поговорки. Например, основываясь на поговорке «бросать слова на ветер», поэт вводит в эпиграмму «На холодного стихотворца» (1779-1800) следующее сравнение: для него «тот скучен, холоден поэт», кто «...Так слова, как на гумне // Крестьянин в ветр мякину, веет // ... — близка к пословице: «где пичужка ни летала, а в нашу клетку попала (или: а к нам в клетку попала, а наших рук не миновала» [ПРН.— Т. 1.— С. 86]). О ее широком распространении говорит множество вариантов: «где муха ни летала, а к нам в руки попала» (или: «...а к пауку попала»), «где ворона ни летала, а к ястребу в когти попала» [там же]. Эпиграмма «На Скрыплева» (1779-1800) содержит редкий случай обращения поэта к жанру докучной сказки. Для создания одной из комических картин поэт использует следующий распространенный сюжет: «Ходит кулик по болоту. // Птица важная, // Авантажная, // Хвост подымет — нос завязнет, // Нос подымет — хвост завязнет, // Хвост подымет — нос завязнет...» [Детский фольклор.— С. 106.— № 172]. Сравним с державинскими строками: «Сидит кулик-крикун в болоте, // Трудится в тяжкой он работе: // То ноги увязит, то нос» [Грот.— Т. 3.— С. 500]. Следующие строки эпиграммы также апеллируют к докучной сказке: «От рынку ходючи до рынку, // Дудит по праздникам в волынку // Докучну песню всем Федул» [там же]. Они проливают свет на источник знания поэтом данного жанра, содержат ценные сведения о бытовых условиях его исполнения.
Наконец, следует отметить связь эпиграмм Державина с художественной системой городского фольклора, которая была особенно крепка в его раннем творчестве. В эпиграмме «На красавицу» (1762-1778) звучат офицерские комплименты того времени: «Красавица! Зря пчел вкруг розы ты весной, У/ Представь, что роза ты, а мы, мы все твой рой!» [Грот.— Т. 3.— С. 462]. Сближает данный текст с фольклорной традицией также и то, что «комплимент» делается не от первого лица, но от обобщенного «мы». В позднем творчестве Державина-эпиграмматиста проявляется тенденция к еще более тесному взаимодействию с городской площадной поэзией. Его эпиграммы на исторические события начала XIX века близки к народному раешному стиху, к такому жанру площадной поэзии, как прибаутка (например, эпиграмма «На первые победы русскими французов»: «Узрел лишь Галла Росс, вмиг треснул его в ус: "Кричали мне", сказал: "непобедим Француз"» [Грот.— Т.З.— С. 385]).
Анализ басен Державина позволил С. А. Саловой сделать вывод: из двадцати пяти басен только шесть содержат пословицы. Из них лишь «Струя и дом» и «Лисица и зайцы» отнесены Гротом к периоду 1783-1800 годов. Остальные созданы в поздний период творчества поэта. Идя вслед за Ю. В. Стенником, исследовательница различает два основных вида использования пословиц в басне: в форме пословицы выражена басенная мораль либо вся басня строится на основе пословицы, является своеобразной инсценировкой пословицы (что встречалось еще в баснях А. П. Сумарокова130). В баснях «Лисица и Зайцы» и «Струя и Дом» мораль получает пословичную форму выражения. При этом Саловой отмечено, что для творческой манеры Державина-баснописца характерно «использование отдельных элементов или ключевых слов-образов народного афоризма, которые... сохраняют в басенном тексте достаточно отчетливую связь с семантикой пословицы-источника» [Салова 1993.— С. 66]. В качестве примера приводится басня «Лисица и Зайцы» («Напрасно роем ров бессильным мы соседям...»). Исследовательница делает вывод о том, что своеобразие функционирования пословиц в баснях Державина «свидетельствует о сближении стиля баснописца с некоторыми существенными принципами поэтики пословицы» [там же.— С. 71].
Жанр шуточного стихотворения не только привлекал Державина в 80-е — 90-е годы, но стоял у самых истоков творческого пути поэта, с успехом сочинявшего в годы военной службы «площадные прибаски на счет каждого гвардейского полка» [ЖД.— С. 177]. В словаре Даля отмечено: «Прибаса, прибаска, прикраса в речах, красное словцо, прибаутка, острота, прибасенка, побасенка. ...Побаска, побасенка, побаутка ж. анекдот, коротенький, забавный рассказец... Побасенник, рассказчик, краснобай...» [Словарь Даля.— Т. 3.— С. 398, 135]. Наряду с «площадными прибасками», поэт сочинял и шуточные стихотворения, представлявшие собой облеченные в «одежду» вольного стиха городские анекдоты (см. «Улика» (1762-1778) и др.). О популярности подобных стихотворных анекдотов в городской среде в 80-е — 90-е годы свидетельствует вышедший в это время популярный сборник «Старичок весельчак...» [Старичок...]. В самом названии заявлено, что сборник отражает городскую (московскую) фольклорную традицию. Как стихотворные «анекдоты» Державина, так и помещенные в данном сборнике «были» тесно связаны не только с древнерусской литературной традицией, но и с лубком, для которого традиционны подобные бытовые сюжеты («О глупой жене», «О дворецком большого барина и мужике» и др.), и с широким пластом фольклорных жанров: народным театром (часто звучат диалоги, некоторые «были» (например, «О старом муже») строятся в виде сценок, в речи персонажей присутствуют элементы драматизации), с народной анекдотической сказкой и заветной сказкой, городским анекдотом и придворным фольклором («О шуте»).
Воздействие русской фольклорной художественной системы на стиль анакреонтики Державина
Следует выделить два этапа увлечения Державина анакреонтической поэзией в 1779-1796 годы. Первый охватывает 1770-е — начало 1780-х годов, второй — 1789-1796 годы. К раннему этапу, характеризующемуся несистематическим, спорадическим интересом к этой тематической группе лирических произведений, относятся опыты поэта в жанре застольной песни, первый опыт перевода — стихотворение «Сафо» (1770) — и произведение поэта, названное при его напечатании «Стихами на рождение в Севере порфирородного отрока декабря во второй на десять день, в который солнце начинает возврат свой от зимы на лето» (1779). В «Стихах...», позже включенных автором в сборник «Анакреонтические песни», наметились основные особенности работы поэта с фольклорным материалом в произведениях анакреонтического цикла. Здесь он использовал специфический прием, который назван В. А. Грехневым «приемом раздвоения контекста» и выражается в «...смешении реалий русского быта и русской природы с мифологическими атрибутами античности. Атрибуты эти почти никогда не закругляются в цельный образ античного мироотношения, сквозь них слишком явно просвечивает русский фон и русский образ мысли» [Грехнев.— С. 106]. Связь данного произведения с художественной системой русского фольклора проявилась в следующем. Был введен мотив чудесного рождения младенца, характерный для народных обрядовых песен, сказок и былин; прозвучали устойчивые фольклорные эпитеты — «быстры воды» (ср. «речка быстрая»), «лихой старик», «зима люта», «солнце красно», которые подчеркнули русский фольклорный план восприятия текста; подверглись русификации устойчивые образы [Грот.— Т. 1.— С. 81-86]. Образ северного ветра Борея под поэтическим пером Державина приобрел черты Мороза русских сказок: этот «лихой старик» «с белыми... власами и с седою бородой» в «Стихах...» потрясает небесами, воздымает метели, оковывает «быстры воды», налагая на них цепи [там же]. Нимфы засыпают со скуки «средь пещер и камышей», сатиры греют руки у костров.
Второй этап обращения Державина к анакреонтике открылся созданием в 1789 году стихотворения «К Евтерпе».
Не только обращение Державина к антологической поэзии в 1789-1796 годы, но и использование им русской фольклорной традиции в процессе создания «анакреонтических песен» было обусловлено общими закономерностями литературного процесса того времени и влиянием ближайшего литературного окружения поэта (кружка Н. А. Львова).
В конце XVIII — начале XIX века анакреонтика вступила в новый этап развития. Провозглашенная немецким философом И. Г. Гердером мысль о национальном своеобразии культур (в том числе и античной) была подхвачена многими русскими поэтами и явилась одной из ключевых влитературном процессе этого периода. Поэзия античности стала осмысляться в контексте конкретной исторической эпохи, была признана ее связь с фольклором, бытом и культурой Древней Греции и Рима [АП.— С. 358]. Выход сборника Н. А. Львова «Стихотворения Анакреона Тийского» (1794) явился узловой вехой данного процесса. В предисловии к сборнику Львов подчеркнул: творчество Анакреонта было в своей основе глубоко национально, что проявилось в его обращении к фольклору. Он сделал вывод о том, что «"русский Анакреон", учась оригинальности у греческого поэта, должен... учитывать художественный опыт русской народной песни» [Львов 1794.— С. 14]. Львов видел задачу переводчика в «акклиматизации» подлинника, то есть приспособлении текста к восприятию его в иных исторических и этнокультурных условиях [Лаппо-Данилевский.— С. 21]. Он призывал поэтов дать миру свое, русское восприятие лирики Анакреонта, внушал уважение к национальной интерпретации греческих мотивов и образов. Державин, всегда чутко откликавшийся на события литературной и общественной жизни России и уже к тому времени осознававший себя поэтом первой величины, не мог не отозваться на призыв Львова. Он стал его прямым последователем «в исторически назревшем пересмотре европейской традиции истолкования Анакреонта» [Макогоненко.— С. 262]. Перевод Львова,— самое полное издание анакреонтеи в России XVIII века, наиболее близкое к оригиналу,— и подстрочник Е. Булгариса были взяты поэтом за основу при работе над «анакреонтическими песнями». Начало 1790-х годов явилось временем особенно плодотворного сотрудничества членов «львовского кружка» , и сам Николай Александрович всячески поддерживал творческие опыты Державина в области анакреонтики.
Обращение поэта к анакреонтике в то же время явилось и закономерным этапом его творческого развития. Державин постепенно шел к ней из глубин своего бытописательства. К этому времени относятся традиционные оды «Помощь Божия» (1793) , «Радость о правосудии» (1794 ? ), «На тщету земной славы» (1796); оды «На шведский мир» (1790), «Изображение Фелицы» (1789) и др. Между тем, поэта все более увлекала работа по. созданию философских живописных притчевых картин в стихах — «Колесница» (1793), «Горелки» (1793), «Буря» (1794), «Павлин» (1795).
Все более значительное место в творчестве начинали занимать стихотворения с ярким автобиографическим началом, расцвел жанр послания (см. «Храповицкому» (1793), «Мой истукан» (1794), «Соловей» (1794), «Памятник» (1795)). Были созданы также произведения «Любителю художеств» (1791), «Прогулка в Сарском селе» (1791), «Ко второму соседу» (1791; 1798 ? ), «К Н. А. Львову» (1792), «К Каллиопе» (1792), «Меркурию» (1794), «Приглашение к обеду» (1795).
В посланиях «Храповицкому» и «Меркурию» еще слышны отголоски «забавного русского слога»: в них поэт, касаясь своего положения при дворе, продолжает тему взаимоотношений мурзы и Фелицы. Однако от остальных сочиненных в этот период стихотворений уже веет духом поэзии «певца Тиисского». В «Прогулке в Сарском селе» Державин впервые воспользовался традиционным для подражаний Анакреонту размером — трехстопным ямбом, в послании «К Каллиопе» «в духе Анакреонта» раскрыта тематика похвальной оды. Стихотворение «Памятник герою» не только создано традиционным для анакреонтеи безрифменным стихом, но и обращается к ее центральным темам и т. д. Во многих стихотворениях предметом изображения становится русский быт: его картины проникнуты идеей вечной ценности бытия. Стихотворение «Любителю художеств» завершается картиной русской пляски, в «Приглашении к обеду» дается описание русского стола, а в послании «К Н. А. Львову» поэт, совмещая традиции жанров послания, идиллии и стихотворения в духе Анакреонта, творит особый поэтический мир, где тесно сплетаются русские и греческие фольклорные образы.
