Содержание к диссертации
Введение
I глава Народная традиция толкования снов 16
II глава Рассказы о снах как особая тематическая группа быличек 35
III глава Мотив сна в других жанрово-тематических группах 92
Заключение 128
Список сокращений 130
Литература 135
- Народная традиция толкования снов
- Рассказы о снах как особая тематическая группа быличек
- Мотив сна в других жанрово-тематических группах
Введение к работе
Особое отношение человека к снам прослеживается с древнейших времен. Целое австралийское племя переселилось вследствие того, что кто-то из туземцев увидел во сне сову известной породы, а их мудрецы объяснили, что этот сон предвещает нападение другого племени1. Известно, какое огромное значение придавалось снам в античности. В Ветхом Завете Иосиф Прекрасный видит и толкует сны. Растолковав сон фараона о семи тучных и семи тощих коровах и о семи полных и семи тощих колосьях, Иосиф спасает Египет от голода.
Обычай толкования снов, гадания по ним и вера в их провидческую силу широко распространены в народной среде. «Объяснение скрытого значения снов, их внутреннего, "вещего" смысла существует и, надо полагать, существовало у всех этносов, на какой бы стадии социального и духовного развития они ни находились. Подобно тому, как мы не знаем безрелигиозных племен и народов, мы, вероятно, не обнаружим этнических групп, лишенных веры в сны» .
В своей работе «Иконостас» П. Флоренский писал: «Сон - вот первая и простейшая, т.е. в смысле нашей полной привычки к нему, ступень жизни в невидимом...сон, даже в диком своем состоянии... восторгает душу в невидимое и дает даже самым нечутким из нас предощущение, что есть и иное, кроме того, что мы склонны считать единственной жизнью»3.
Восприятие сна как пограничного состояния между миром реальным и ирреальным было осмыслено художественным творчеством как особый прием, который придает произведению искусства большую глубину и многоплановость (сон Татьяны в «Евгении Онегине», сны героев Достоевского и т.п.).
Однако сон - не только культурная универсалия, это, прежде всего, особое психосоматическое состояние, активное изучение которого в XX веке не в последнюю очередь связано с выходом в свет в 1900 году книги 3. Фрейда «Толкование сновидений». Появляются различные философские и психологические концепции сновидения (3. Фрейд, К. Юнг, Э. Фромм и др.). Физиологи изучают процессы, происходящие в человеческом теле во время сна (У. Демент, Н. Клейтман)4.
Рассуждения философов и психологов (от Аристотеля до середины XX века) сводились к мысли, что сновидение - это реальный процесс, происходящий в сознании спящего и аналогичный процессам, происходящим в сознании бодрствующего5.
Подобный взгляд на сновидение был поставлен под сомнение учеником Л. Витгенштейна Н. Малкольмом в его книге «Состояние сна» (1958). Согласно его теории, разговор о сновидении как о реальном процессе не имеет смысла, т.к. не подлежит верификации. О сновидении можно судить только по рассказам, которыми люди делятся после пробуждения. При этом рассказывание сновидений строится по особым правилам. Так, если в рассказ не входят слова «мне снилось, что», слушающий может подумать, что речь идет о реальных событиях. Малкольм приводит пример о мальчике, который утром рассказывает матери, что его преследовал волк. Мать говорит: «Это был сон», таким образом, постепенно обучая ребенка правилам рассказывания сновидений6.
Именно практика «рассказывания снов» (dreamelling) привлекает внимание современных западных антропологов и фольклористов .
Отечественная фольклористика обратилась к изучению рассказов о снах как разновидности народных меморатов совсем недавно, несмотря на то, что интерес к самим сновидениям, их символике возник у российских этнографов еще в конце XIX -начале XX века.
Первые попытки составления народного сонника были предприняты в 80-90-х годах XIX столетия на страницах «Этнографического обозрения» Е. Романовым, Н. Никифоровским, Е. Ляцким, С. Деруновым . Снотолкования (т.е. собственно примета «если снится..., то будет...») включаются в этнографические и диалектологические отчеты об отдельных губерниях и уездах9.
Практически все эти публикации строятся по принципу словаря: слева - образ сновидения, справа - толкование. При этом, если одни публикаторы представляют материал бессистемно (Попов, Чернышев, 1901, 1902), то другие используют алфавитный порядок (Герасимова). Третьи - разделяют по отделам (предметы и явления природы, человек, его действия, пища, одежда, животные и т.п.), а внутри каждого отдела придерживаются алфавитного порядка (Ляцкий, Дерунов). Некоторые из публикаторов помимо самих снотолкований приводят свои наблюдения о бытовании примет, о поверьях связанных со сновидениями, о количестве образов и значений10.
Первым наиболее полным описанием роли сна в народной культуре стала вышедшая в 1891 г. статья А. Балова11. Автор статьи помимо публикации собственно снотолкований и рассказов о «вещих» снах, приводит классификацию видов снов. По его наблюдениям можно выделить следующие виды: кошмар, который «почти повсеместно считается делом домового»; «соблазнительные или греховные...производимые действием дьявола»; «вещие сны, которые производятся искусственно с целью гадания»; сны, приснившиеся накануне праздника; «вещие» сны, «бывающие человеку редко», но предсказывающие дальнейшую судьбу или, «по крайней мере, важные перевороты в его жизни»; сны религиозные; сны, в которых «являются людям лица умершие, покойники»12. Безусловно, подобная классификация несовершенна, поскольку автор выделяет виды снов по разным критериям: временному, тематическому, причинному. Однако до недавнего времени статья А. Балова оставалась единственной обзорной работой по снам в традиционной культуре.
Постоянный интерес к этой теме возник в отечественной науке лишь в 90-х годах XX века. Активизировалось изучение сновидений в культурологическом аспекте13. Анализу принципов
толкования снов посвящены работы ученых этнолингвистической школы и, прежде всего работы Н.И. Толстого14.
Основным для этнолингвистов является «вопрос характера связи между знаком-символом (предметом, лицом или действием), появившемся во сне, и ожидаемым результатом появления такого знака»15.
Отдельно следует отметить работу представительницы польской этнолингвистической школы С. Небжиговской. Вышедшая в Люблине в 1996 г. книга «Polski sennik ludowy», написанная на основе докторской диссертации, стала первым всесторонним исследованием снотолкований в традиционной культуре. Основные положения этой работы на русском языке вышли в статье «Сонник как жанр польского фольклора»16.
С. Небжиговская вводит понятие «минимального текста сонника» (далее МТС), включающего в себя образ, возникший во сне, и его толкование, закрепленное в традиции типа, например, «когда снятся яйца, то это сплетни», «чистая вода - плач» и т. п. (в настоящей работе в этом же смысле используется термин снотолкование). Устным сонником исследовательница называет комплекс таких МТС, «складывающихся (подобно лексемам в словаре) в словарь символов сновидений, существующий в коллективном сознании, собираемый и публикуемый фольклористами» .
Несмотря на то, что сонник не имеет жесткой языковой формы, он обладает семантической стабильностью (содержание
сновидения и соответствующее ему событие или явление действительности), структурной устойчивостью (X - это Z), прагматикой (прогноз будущего). Кроме того, в текстах сонника заключена присущая носителю народной культуры система ценностей .
Особое внимание в исследовании уделяется принципам символической интерпретации образов: «от противного», «отождествления», «уподобления», «метонимии», «обобщения и оценки» и последний принцип - сложение двух или нескольких ранее упомянутых. Отдельную группу представляют толкования с утраченной мотивировкой, например, почему голодные собаки предвещают деньги. Также оговаривается развитие образа, возникающего во сне, в зависимости от уточняющих элементов и адресата сновидения.
Что касается функционирования МТС, то ситуацией, в которой возможно обнаружить и охарактеризовать его, является вхождение МТС в текст иного жанра (сам же он не может включать в себя текст иного жанра). Другая наиболее типичная ситуация, характерная как для устных, так и для письменных сонников, -толкование сна одним человеком другому. Особо выделяются рассказы о снах19. Таким образом, открывается новый аспект в исследовании народных сновидений - соотношение снотолкования (МТС) и рассказа о сне. Однако подробно эта проблематика в работе не рассматривается.
В отечественной науке логика толкования исследована в монографии О.Б. Христофоровой . В этой работе объектом анализа становятся «правила построения и функционирования текстов малых фольклорно-речевых жанров - запретов, предписаний, примет, толкований снов и некоторых других видов текстов, основная прагматическая функция которых - моделирование поведения человека»21. В дальнейшем исследовательница принципиально не разделяет приметы на «сонные» и «явные». Однако О.Б. Христофорова анализирует именно сами приметы, не учитывая того контекста, в котором эти приметы представлены в реальной практике.
Возможно, именно работа С. Небжиговской поддержала возникший в последнее время интерес к снам в российской фольклористике. Подтверждением такого интереса стал круглый стол «Сны и видения в народной культуре», который состоялся в октябре 1998 г. в Институте высших гуманитарных исследований РГТУ, а также тематическая подборка статей во втором номере «Живой старины» в 1999 году.
Результатом проведенного круглого стола стал вышедший в Москве в 2002 г. сборник «Сны и видения в народной культуре». Авторы приведенных в сборнике статей рассматривают различные аспекты темы сна в народной культуре, литературе и искусстве, в философских учениях.
В некоторых статьях сборника, посвященных традиции определенной местности, помимо снотолкований приводятся конкретные рассказы, в которых реализована символика этих снотолкований (статьи-публикации А.В. Гуры, В.Е. Добровольской).
Тема сна исследуется в рамках определенной субкультуры. Так, Е.С. Ефимова, анализируя символику сновидений заключенных, отмечает, что в тюремных снах основные символические образы имеют смысл, противоположный обычному, «вольному», например:
«Увидеть церковь - выйти на волю»; «Церковь (на воле) - к тюрьме (к терпению)» . Статья А.В. Тарабукиной «Видения в духовной беседе» посвящена бытованию рассказов о религиозных видениях в современной прихрамовой среде. Других авторов интересуют отдельные тематические группы, например сны о полетах (Н.Е. Ливанова) или сновидения, связанные с определенными переходными моментами в жизни человека (рождение, брак, смерть) (И.А. Разумова). Особое внимание уделено обмираниям (статьи СМ. Толстой, СЕ. Никитиной, Е.В. Пауновой, М.П. Чередниковой).
Большой интерес представляет работа М.Л. Лурье, где автор на материале рассказов (а не снотолкований) рассматривает «те традиционные стратегии и модели, которые определяют процесс и результат интерпретации снов в их проекции на жизнь сновидца, его родных и знакомых, его родного края и отечества»23.
В других работах сами рассказы о снах становятся предметом анализа. Структуре таких рассказов посвящена статья И.С Веселовой. Автор ставит вопрос о возможности рассмотрения рассказа о снах как одного из жанров русской несказочной прозы24. Однако только композиционного анализа для подобного вывода явно не достаточно.
Прошедший круглый стол и изданный вслед за ним сборник не только показали, насколько широк круг вопросов, связанных с темой сна в традиционной культуре, но и выявили новую проблему: что считать рассказом о сне и любой ли рассказ о сне может рассматриваться как фольклорное произведение? Какое место занимает рассказ о сне в жанровой системе русского фольклора и является ли самостоятельным жанром?
Цель исследования
Цель настоящего исследования - описать устную народную снотолковательную традицию на материале рассказов о снах, а также определить место этих рассказов в системе жанров русской несказочной прозы, для чего необходимо:
- дать общую характеристику народной традиции толкования снов;
- описать и систематизировать рассказы о снах;
- проанализировать приемы поэтики наиболее характерные для рассказов о снах;
- рассмотреть реализацию темы сна в различных жанрах несказочной прозы.
Поскольку одним из основных этапов описания поэтической системы рассказов о снах является изучение символики сна, к работе привлекается этнографический материал.
В ходе работы мы будем использовать терминологию, принятую в науке относительно жанров несказочной прозы.
Проблема классификации несказочной прозы активно обсуждалась на различных международных конференциях 60-70-х гг. XX в. (VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук 1964 г., VI Международный съезд славистов 1968 г., Всесоюзная научная конференция «Прозаические жанры фольклора народов СССР» 1974 г.), а также в ряде статей и монографий.
Разграничение жанров происходит по различным критериям. Для С.Н. Азбелева основным критерием является отношение к
действительности. На основании эстетического отношения исследователь выделяет сказку. Рационалистическое отношение к действительности характерно для преданий, которые имеют познавательную функцию. Предание не содержит в своей основе чудесного, и в этом заключается его коренное отличие от легенды (повествование о необыкновенном). Легенда отражает действительность через призму верований, но при этом, подобно преданию, сохраняет установку на достоверность. При таком подходе былички становятся разновидностью легенд25.
Другие исследователи26 в несказочной прозе выделяют предания, былички, легенды. Названные жанры отличаются от сказок установкой на достоверность, а между собой различаются по способу изображения действительности и поэтико-стилевым особенностям. В данной работе используется именно такое жанровое деление.
Под преданием понимается рассказ о реальных событиях, людях, о происхождении названий реально существующих и существовавших населенных пунктов, рек и т.п. Для предания характерна ретроспективность. Основная функция подобных рассказов - «объяснение или пояснение причин каких-либо событий, какого-нибудь реального факта» .
Под термином «быличка» понимается суеверный рассказ о сверхъестественных существах и явлениях, в которых отразились
народные представления о мифологических персонажах . Основное назначение былички - «доказать, утвердить, подкрепить то или иное верование»29. Быличка подтверждает возможность контакта с ирреальным миром, а также свидетельствует о последствиях подобного контакта.
Легендой называется рассказ религиозной тематики, основная функция которого - «утверждать морально-этические нормы христианства или идеи, возникшие под влиянием воодушевленного отношения к вере, хотя и понимаемой на мирской, житейски обыденный, порой даже совсем не церковный манер»30.
Материал исследования
Материалом для исследования послужили, прежде всего, публикации и архивные записи последнего десятилетия, поскольку рассказы о снах стали целенаправленно фиксироваться собирателями сравнительно недавно. После уже упоминавшейся публикации А. Балова, вышедшей в конце XIX века, лишь во второй половине XX века В.П. Зиновьев в сборнике «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири» выделяет 6 рассказов о сбывшихся снах в отдельную группу.
Первая специальная публикация, подготовленная М.Л. Лурье, А.В. Черешней по материалам, записанным в 1996-1998 гг. в Ленинградской, Новгородской и Тверской областях, вышла в 2000 г31.
Значительная часть экспедиционного материала последних лет содержится не в специальных публикациях, а в статьях, опубликованных в журнале «Живая старина», сборнике «Сны и видения в народной культуре». Большое количество текстов представлено в работе И.А. Разумовой «Потаенное знание современной русской семьи».
Также материалом для исследования стали записи из архива кафедры фольклора МГУ, большинство из которых сделаны в 1995-2000 гг. в Ростовской, Волгоградской и Брянской областях.
Поскольку в настоящей работе мотив сна исследуется в различных жанровых комплексах, анализируются тексты из сборников С.Н. Азбелева «Народная проза», О.А. Черепановой «Мифологические рассказы и легенды Русского Севера», Н.А. Криничной «Предания Русского Севера», сборника «Нижегородские христианские легенды».
Кроме того, в настоящей работе исследованы тексты, представленные в этнографических сборниках и исследованиях (Добровольский, Забылин, Зеленин, Смирнов) . Большое количество снотолкований опубликовано в периодических изданиях конца XIX века - журналах («Живая старина»), записках научных обществ (например, «Записки Семипалатинского Подотдела Западно-Сибирского Императорского Русского географического общества»), этнографических и диалектологических отчетах, публиковавшихся в «Этнографическом обозрении», в сборниках Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. Всего было проанализировано около 430 текстов (как нарративов, так и примет).
Структура работы
Работа состоит из трех глав, заключения и библиографии.
В первой главе приводится общая характеристика народной традиции толкования снов, которая может быть представлена как в письменном виде (книжная традиция), так и в устном. В устной традиции выделяются собственно снотолкования (т.е. приметы «если снится..., то будет...») и рассказы, в которых на практике реализовано то теоретическое знание, которое несут в себе снотолкования.
Вторая и третья главы посвящены рассказам о снах.
Во второй главе исследуются былички о снах, для которых сон является обязательным сюжетообразующим элементом. Былички о снах выделяются из общего массива устной несказочной прозы в отдельную тематическую группу. С этой точки зрения анализируются наиболее характерные для них приемы поэтики. Описываются специфика композиции, особенности изображения пространства и времени, символика и система персонажей этой группы текстов (составлен указатель основных символов и символических ситуаций).
В третьей главе мотив сна рассматривается в других жанрах. Однако, учитывая условность межжанровых границ в несказочной прозе, мы используем термин жанрово-тематическая группа (рассказы о приходе покойника, о посещении «того» света, о кладах, об обретении святыни, о явлениях Божественных персонажей и т.п.). Для нарративов, представленных в этой главе, сон является не сюжетообразующим элементом, а скорее стилистическим приемом.
В заключении формулируются основные выводы настоящего исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы.
Народная традиция толкования снов
В середине XIX века И.П. Сахаров утверждал: «Нет женщины, нет девушки в наших городах и селениях, которая не верила бы снам»33.
И. А. Разумова, исследуя устную словесность современной русской семьи, работая с множеством информантов (свыше 1000, от 10 до 88 лет), отдельно выделяет рассказы о снах и утверждает: «Пересказывание снов членам семьи и близким друзьям -. устойчивая повседневная традиция и один из факторов создания психологического микроклимата общения. Эти рассказы провоцируют дальнейшие воспоминания, актуализируют моральные и поведенческие нормы и демонстрируют особую доверительность общения»34.
Об устойчивой вере народа в «вещие» сны свидетельствуют не только собственно рассказы об этих снах, но и распространение мотива «вещего» сна в других жанрах. Например, включение снотолкований в тексты лирических песен: ... За столом сидит красна девица, Есаулова сестра родная, Атаманова полюбовница Перед ней стоит золота казна. «Нехороший мне сегодня сон привиделся: Как с правой-то с ручки спал золот перстень, Из левого из уха золота серьга, Есаулу-то быть застреленному, Атаману-то быть повешенному... » (РНП, №384).
В лирике сон раскрывает психологическое состояние героя, предвосхищает его дальнейшую судьбу : молодцу предсказывается служба в солдатах или гибель в бою, девушке - несчастная любовь или замужество. Подробно мотив «вещего» сна в русской народной лирической песне был исследован в работе О.Н. Сверчковой . Автор отмечает, что если для одних песен мотив сновидения - лишь средство для описания происходящих событий, например, в одном из вариантов песни «Сон девушки о татарском полоне», то для других - основная или единственная линия содержания. Среди последних - песня, где молодцу снится, как его разнес вороной конь, упала с головы шапка, оторвался от плеча лук, рассыпались стрелы -предвестие гибели героя, вдовства его жены, сиротства детей. Многие образы, которые являются «вещими» в этих песнях, не встречаются в том же значении в песнях без мотива сна . Подобную двойственную роль сна мы наблюдаем и в рассказах: для одних сон -центральное событие, для других - скорее, стилистический прием.
О популярности сна как одного из основных способов получения информации из «иного» мира свидетельствует большое количество гаданий на сон, а также различные косвенные факты, например, печатавшиеся в конце XIX века в журнале «Руководство для сельских пастырей», наставления священникам о том, как необходимо бороться с чрезмерным увлечением сновидениями среди прихожан , современные брошюры, разъясняющие, как христианин должен относиться к сновидениям .
Огромное количество различных сонников и гадательных книг, издававшихся и многократно переиздававшихся как в прошлые века, так и в наше время40, также свидетельствует о постоянном интересе к толкованию снов.
Таким образом, не подлежит сомнению устойчивая вера в то, что образы, являющиеся человеку в состоянии сна, - неслучайны и имеют эквиваленты в действительности, следовательно, эти образы необходимо толковать. Если человек не может самостоятельно расшифровать свой сон, то у него есть два пути: или обратиться к письменному соннику, или рассказать свой сон другому, обычно более «посвященному» человеку, чтобы узнать толкование.
О двух снотолковательных традициях говорил Н.И. Толстой, отмечая, что у русских, как и у других народов, существовало два вида снотолкователей: сонники книжные и сонники устные, народные. «Старые рукописные и более новые печатные сонники в большинстве своем, подобно унаследованным от Византии древнерусским сборникам изречений и "Пчелам", содержат генетически разнородный материал, отражающий несколько напластований, различных по своему происхождению и сущности» . «Книжные сонники принадлежат к так называемому "третьему" типу культуры, типу промежуточному между культурой элитарной, традиционно-книжной (художественная литература, изобразительное искусство) и культурой исключительно устной, фольклорной, народной. "Третья" культура - культура "для народа", но не народная в полном смысле этого слова... Простонародно-книжные сонники в России входили в круг лубочных изданий; по своему происхождению они были смешанного характера, т.к. содержали наряду с народными толкованиями множество толковании, заимствованных из неславянских традиции» .
Некоторые составители печатных сонников отмечают особый научный подход к вопросу, представленный именно в их издании. Например, популярная в начале XX века и переиздающаяся в наше время книга «Сон и сновидения» имеет подзаголовок: «Научно обоснованное толкование снов, составленное знаменитым медиумом Мисс Хассэ, с передовой статьей о сне и сновидениях психофренолога X. Шиллер-Школьника». В соннике приводится таблица вероятности и скорости исполнения сна в зависимости от числа месяца43. Перечислены правила постижения сновидений (сообщить тотчас по пробуждении, но не врагу, а лучшему другу; не падать духом, даже если приснился страшный сон, и терпеливо ждать исполнения; еженедельно менять изголовье, чтобы хорошо запоминать сновидения)44.
Составители отдельных современных сонников называют свои издания антологиями, приводят библиографию. Например, вышедший в 1996 году «Сонник: толкования снов от Артемидора до Миллера» включает перевод ассирийского сонника, материалы из «Онейрокритики» Артемидора Эфесского, фрагменты «Книги о сновидениях» Тафлиси, фрагменты английской «Книги снов» Зэдикла (XVIII в.), материалы анонимного французского сонника, изд. в середине XIX века, а так же фрагменты сонника американского психолога начала XX века Г.Х.Миллера45.
Однако в большинстве сонников не указываются источники, а используется, как сказано в аннотации к одному подобному изданию, «вековой опыт толкования снов»46.
Кроме собственно печатных сонников, существуют и другие типы письменных сонников - рукописные, которые обычно включены в различные тетради, девичьи альбомы и т.п. Подобные сонники являются результатом смешения книжной (печатной) и народной (устной) традиции.
Рассказы о снах как особая тематическая группа быличек
Большинство подобных рассказов записано непосредственно от людей, которые сами видели эти сны (от первого лица), или же пересказывают случаи, произошедшие с их близкими. При этом, несмотря на такой «личный» характер, все рассказы тяготеют к некой единой схеме. В каждом из них можно выделить постоянные композиционные части: a) обозначение адресата сообщения; b) содержание сновидения; c) рассказ об исполнении сна.
Перечисленные элементы обязательны не только для анализируемых нами рассказов, но и для быличек в целом. Достоверность сообщения подчеркивается ссылкой на свидетеля. Нарушение границы, контакт с «иным» миром (в нашем случае этот контакт происходит во сне) - кульминация повествования. Развязкой становится сообщение о результатах такого контакта (в рассказах о снах - исполнение / [толкование] сна).
Другие элементы, специфические именно для быличек о снах, представлены не в каждом тексте, их можно назвать подвижными: a) описание жизненной ситуации, предшествовавшей сновидению; b) первая реакция на сон; c) указание на время исполнения предсказания; d) сообщение о рассказывании / нерассказывании сна; e) предварительное толкование; f) определение отношения к своим снам; g) констатация пророческой силы сновидения.
Прежде всего, в рассказе определяется адресат сновидения (т.е. сновидец): «мать моя видала сон» (АКФ, №3), «старушонка живет одна в Могоче... » (Зиновьев, №438), «мне тоже снился сон» (АКФ, №4), «я вот такой сон видел» (Зиновьев, №433). В реальной ситуации, если рассказывается подряд несколько снов одного человека (обычно собственных), указание на адресата может отсутствовать в тексте, но он всегда подразумевается.
Несмотря на то, что символический сон может увидеть практически любой человек в любое время, в отдельных случаях рассказчик описывает общую ситуацию, предшествующую сновидению (разлука [война, армия]); болезнь близкого; необходимость принятия решения, другие важные для рассказчика обстоятельства).
Описания могут быть свернутыми, т.е. ограничиваются одной-двумя фразами: «в сорок девятом году у меня отец лежал в больнице, и мне приснилось...» (Лурье, №19), «[Брат] на войне. Ему [отцу] приснился сон...» (там же, №22), «Служил я в армии...» (Зиновьев, №433), «перед тем, как с мужем разойтись» (АКФ, №4).
Или же представляют собой развернутые повествования: «Были люди - лечили. Это я сама — у меня живот болел в молодости, часто болел живот... И я ходила, тут недалеко жила пожилая женщина... А я пошла к ней - она читаетъ "Отче наш", лечить меня, лечить о/сивот. А у ней стоял на квартире, от тут в МТСе работал механиком, что ль, и едет на машине. Она читает мне, читает, а он едеть, она: "Б..., едеть опять!" - а сама "Отче наш" читаешь, заматилася. Я думаю: "Господи, и молитву читаетъ и матится, все такое... " И от она меня пошкрябаеть, прямо пошкрябаетъ, живот болить - больно прислонится... а вообще не перестаешь у меня живот, болить. Да, и приснился мне сон: "Иду, и точно мне надо завтра утром к ней идтить же лечить живот, а я иду по дороге, а с горы вода, так широко разлилася, так идешь, я не могу к ней перейтитъ. Вот так-от". И я проснулась и не пошла больше к ней... » (АКФ, №5).
Исполнительница в деталях пересказывает обстоятельства, предшествующие сновидению, передает свое замешательство, причину его возникновения. Препятствие на пути, возникшее во сне, разрешает все сомнения: продолжать лечение или нет. Другой пример ситуации сильного эмоционального напряжения:
«Вот у меня мама болела, в войну. Ну, у ей фактически был аппендицит. А врачей-то не было. Все придутъ, смотрютъ. Вот такие два жгута в правом боку натянувши: "Грыжа, грыжа, грыжа". Кричить мама на всю голову - "грыжа". Ну, вот, я это, думаю: "Что ж, мама умрет" — и я повязла яё в Хотилицы в больницу, и там ничего нету. Она ночь переночевала, я сбегала утром, говорить: "Бяри меня домой, я не могу... " Ну, вот, я привела лошадь, запрягла, привязла яе домой, лягла спать, вижу - куда-то иду я. Иду, и темно уже, смотрю, это, солнце котится, котится, лес такой тёмный. Ой, ну у мене так сердце болит, думаю: "Ну, как я пойду - ночью, темно, это лесом-то пойду я". Ну вот, третьим днем мама и помярла... » (Лурье, №28).
Центральное место занимает пересказ содержания сновидения. Сон вводится формулами, указывающими на то, что дальше речь пойдет о другой реальности: «и я видела сон» (Лурье, №17), «мне во сне кажется» (Лурье, №25), «мне снился» (АКФ, №6). Однако в большинстве случаев, а особенно если сновидец и рассказчик одно лицо, эти формулы совпадают с формулами, обозначающими адресата. Изредка они бывают разделены: «Помню, когда мать моя видала сон, я еще была маленькой, тоже, ей заболеть - она сон видала...» (АКФ, №3), «старушонка оісивет однавМогоче... и сон ей приснился...» (Зиновьев, №438). Подробнее на содержании самого сновидения мы остановимся ниже. Далее следует повествование об исполнении (толковании) сна. Человек может сам растолковать свой сон сразу по пробуждении: «А потом племянник дедов умер, и снится мне причелок, не причелок, а стенка у дверей, тоже в мухах. Я говорю: "Ой, Миша, что-то будет, я, - говорю, - мух видела". Племянник умер, молоденький. Пошел, купил машину, поставил во двор... шел и на эту машину, у него как сердце не выдержало... Эти мухи - это страшный сон» (АКФ, №1). В том случае, если сон касается конкретного человека, сновидец (или человек, который понял сон) может предупредить об опасности: «...Приснился мне сон, что брату построили сарай длинный-предлинный. В одной половине дрова пиленные, в другой - пшеница. (А пшеница-то - к слезам.) И тут приходят плотники и давай этот сарай наполовину делить, пилить, значит. Я у брата спрашиваю: - Зачем сарай-то распиливают? А он мне отвечает: - А мне и этого хватит. Я ему утром-то говорю: - Ты на мотоцикле-то на своей осторожней езди. Вот как раз три дня прошло, и убился он на нем, на мотоцикле-то. А плотники, что сарай-то во сне распиливали, те ему гроб-то делали» (Зиновьев, №432).
Однако в большинстве случаев необычный сон приводит в замешательство того, кто его увидел, и заставляет обратиться за помощью: - к людям, известным тем, что умеют разгадывать сны: «Служил я в армии. У нас был человек один, он здорово эти сны разгадывал» (Зиновьев, №433), «к бабе Тане я все на консультацию бегала, она всегда все знала» (АКФ, №4); - к кому-то из женщин старшего поколения: «проснулась и маме говорю: "Мам, мне ж сон такой от снился". Она говорит: "Поди к бабушке, она тебе разгадает сон"...» (АКФ, №7), «...матери говорит: "... Ой... какой мне сон приснился..."» (Лурье, №42); - к соседям, знакомым: «там на работе женщины были, и кто-то сказал...» (Лурье, №5), «пришла, соседям рассказываю...» (Лурье, №14), «прихожу к народу и говорю...» (Лурье, №17); - к кому-то (говорят): «я рассказывала, говорят, что это нехороший сон» (АКФ, №4), «и я стала рассказывать, говорят...» (Лурье, №12) и т.д.
Мотив сна в других жанрово-тематических группах
Отношение к покойникам и вообще к смерти всегда было двойственно. С одной стороны, предок считается помощником живых, особо почитается ими, что отражается в похоронном обряде. Неслучайно существует целый комплекс ритуалов, направленных на снятие страха перед покойником: прикосновение к пятке покойника, заглядывание в открытое устье печи, т.к. жерло печи один из символов входа в потусторонний мир119. С другой стороны, умершие часто бывают опасны для живых, подобное отношение прослеживается в быличках о приходе покойников.
Комплекс рассказов, связанных по тематике с культом предков, неоднороден. Так, в сборнике Черепановой встречаются следующие сюжеты: о явлении покойников и об оставлении ими «заметок», о «заложных» покойниках, т.е. умерших не своей смертью; о предвещании смерти и о предсказаниях вообще; о передаче вещей на «тот» свет и посещении его. Самый распространенный способ установки контакта между живыми и мертвыми - посещение умершими живых.
При этом покойники могут являться как во сне, так и наяву. На первый взгляд рассказы о явлениях умерших во сне и наяву очень близки, часто при подобных повествованиях могут употребляться одни и те же глаголы: «приснилось», «привиделось», «показалось», «услышал» и т.п. «Тем не менее каждый из этих видов имеет свои особенности (и содержательные, и жанровые) и специфические мотивы» .
В зависимости от причин, по которым покойник приходит к живым, он выбирает тот или иной способ общения. Так, «злые» покойники, которые душат, давят, пугают, пытаются увести с собой, обычно приходят наяву. Это могут быть как родственники (обычно муж, жена), так и соседи или вообще неизвестные (Черепанова, №№8, 11, 29). При этом рассказчиком обычно подчеркивается, что это не сами умершие, а принявшая их обличье нечистая сила (Черепанова, №№ 6, 9, 11, 20, 22 и др.), которая, несмотря на все сходство с умершими, может выдать себя хвостом, мохнатыми ногами и т.п.:
«У одной женщины умер муж. Он к ней ходил. Она его блинами кормила. Она печет блины до полуночи. Печет, печет, а блины все исчезают. А молодуха уронила ножик, специально. Стала подымать и видит ноги мохнатые. Она говорит: "Господи, помилуй!". Он и исчез. А потом голос его слышит: "Догадалась", мол, а так была бы она задушена» (Черепанова, №23).
Таким же образом обычно приходят покойники, если у них остались какие-то земные дела: мать приходит кормить ребенка (Бобылева, №№21, 22), сын помогает матери дрова рубить (Черепанова, №22).
Встреча с умершим наяву всегда пугает человека, т.к. предвещает что-то плохое. Гораздо спокойнее происходит контакт во сне. Возможно, именно поэтому в том случае, если покойник хочет что-то получить от живого, пообщаться с ним, рассказать о себе, предостеречь от беды, он выбирает второй способ. При этом живой не воспринимает встречу во сне как встречу с нечистой силой.
Посещения умерших во сне имеют, как правило, практическую цель, они являются живым, чтобы сообщить неизвестные обстоятельства своей смерти, попросить живых о какой-то услуге или, наоборот, помочь им и т.п.
Приход во сне для умершего - один из основных способов пообщаться с живыми, рассказать о своей дальнейшей жизни, которая, в отдельных случаях, мало чем отличается от земной. На «том» свете покойники занимаются своими обычными делами: сидят в няньках, полощут белье, ходят на собрания (Бобылева, №16), руководят: «... она [мать] мне приснилась: "Мне неплохо. Я живу хорошо, неплохо я устроилась". Она же все время в руководстве была: то бригадир, то еще кто-то... "Я неплохо. Я и тут руковожу" (АКФ, №11).
На «том» свете происходит и изменение социального статуса некоторых умерших: «Несколько лет назад была авария, автобус с моста свалился, и погибло много людей. Среди погибших была девушка, молодая и красивая. Вот пришло время, и мать ее видит сон. Дочь говорит ей «Купи мне новое, красивое платье, я выхожу замуж;» (Черепанова, №47).
Покойник может прийти к живому, чтобы рассказать обстоятельства своей смерти. Так, одна исполнительница, придающая большое значение своим сновидениям («понимаете, мне заранее все»), видела символический сон, предвещавший гибель брата. Однако деталей несчастного случая (мужчину убило током) она не знала:
«Теперича, прошло полгода... Собиралась я на полугодия. И снится мне во сне: иду я, а он влазит в окно ко мне. А я и говорю: "Федя, да как же ты, ты откелъ?" А он: "Да откелъ, да с того света". Я говорю: "Ну ты расскажи, как чё было у вас?" А он мне и говорит: "Сестра, я, - говорит, - подъехал, а мама мне говорит: «Федя, не так работает мотор», - а я как ухватился за трубку... живой был, но никто не умел со мной обратиться. Врачиха, вперед на мотоцикле подъехали, но он ничего, а врачиху привезли, а на ней лишь белый халат. Мне, - говорит, - никто рот не открыл, искусственное дыхание не сделали, а я ведь все слыхал". Он мне рассказывает это все во сне... Его, вот когда ударило током, он отошел метров пять, к маме под ноги упал... Приезжаю, спрашиваю - все точно. Все так было дело, что вперед на мотоцикле подъехали, вперед он к матери подошел» (АКФ, №8).
Однако подобные «благополучные» рассказы, в которых покойник приходит, чтобы лишь сообщить о себе, не совсем традиционны. В основном, явление покойника во сне вызвано несоблюдением живыми похоронных и поминальных ритуалов.
Обратиться с просьбой умерший может как к своим близким (АКФ, №№4,10; Черепанова, №47), к соседям (АКФ, №12), так и к незнакомым людям (Черепанова, №№45,46).
Больше всего покойник страдает от голода или жажды. Накормить можно, справив поминки, после чего покойник перестает являться, но иногда возможно повторное явление с благодарностью: «...Буквально в эту же ночь опять же снится, говорит: "От уж я напился! От души напился]"...» (АКФ, №4).
Вероятнее всего, в современных рассказах мотив ритуального кормления предков связан не со страхом перед мертвыми и не с ожиданием благ, посылаемых умершим , а, прежде всего, с убеждением, что близкий на том свете нуждается в помощи. Представления о том, что покойники имеют власть над урожаем, нашли свое отражение в целом цикле поминальных обрядов, однако их исконный смысл «давно забылся, но совершались они по привычке, по традиции, поддерживаемой естественным стремлением вспоминать своих ушедших из жизни близких и оказывать им честь».
