Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Генезис смоленских семейно-бытовых песен 15
1. Семейно-бытовые песни и обрядовая поэзия 16
2. Архаические мотивы в смоленских семейно-бытовых песнях 39
ГЛАВА 2. Сюжетно-тематическое своеобразие смоленской семейной лирики русско-белорусского порубежья 52
1. Семейно-бытовые песни Смоленщины. Собиратели и исполнители ... 55
2. Песни о несчастье женщины в семье мужа 86
3. Песни о вдове 105
4. Мужские семейные песни 113
ГЛАВА 3. Поэтика смоленских семейно-бытовых песен 122
1. Композиционные формы и приемы 122
2. Изобразительно-выразительные средства 133
3. Символика 139
4. Поэтический синтаксис 179
Заключение 188
Литература 195
Приложение 1. Словарь диалектных и белорусских слов 225
Приложение 2. Картографирование вариантов песни о дочке-пташке 217
Список условных сокращений
- Семейно-бытовые песни и обрядовая поэзия
- Архаические мотивы в смоленских семейно-бытовых песнях
- Семейно-бытовые песни Смоленщины. Собиратели и исполнители
- Композиционные формы и приемы
Введение к работе
В современной отечественной фольклористике региональные исследования являются одним из основных направлений. Смоленщина — область, пограничная с Белоруссией, и потому закономерно, что вопрос о региональной специфике народной культуры приобретает здесь особое значение. Поэтому в диссертации затрагиваются вопросы межкультурного сотворчества двух народов, что также является наименее разработанной областью фольклористики.
Западнорусская песенная традиция до сих пор не получила достаточно полного и всестороннего освещения в научной литературе. В настоящее время накоплен богатый песенный материал, требующий теоретического осмысления. Актуальность исследования обусловлена необходимостью углубления и расширения представлений об особенностях функционирования лирических песен в данном регионе.
Важно и то, что в современной культурной ситуации происходит стремительное разрушение локальных песенных систем, которое выводит из поля зрения исследователей все большее число фольклорно-этнографического материала. Данное обстоятельство может сделать невозможным изучение местной народной культуры уже в ближайшем будущем. Проблема понимания песенной традиции как целостного феномена, параметры ее устойчивости и сохранения — вопросы, заслуживающие самого тщательного исследования.
Степень изученности вопроса. Исследование связей русского, белорусского и украинского фольклора имеет свою историю. Наиболее подробно они изучены в области календарных обрядов и песен. Среди работ, посвященных изучению современного состояния песенного фольклора районов русско-белорусско-украинского пограничья, особое место занимает монография белорусского музыковеда В.И. Елатова «Песни восточнославянской области» (Минск, 1977). Именно он ввел понятие «Гомельско-Брянско-Черниговский регион» (сокращенно - ГБЧ-регион). Здесь, по его мнению, находится территория, единственная в данных географических условиях, где соприкасаются все три
4 восточнославянских народа — русские, украинцы и белорусы. Систематизация результатов собственных полевых наблюдений привела В.И. Елатова к выводу о том, что основу местной песенной культуры составляет «единый стиль песенного творчества ... (разрядка наша — Н.Ж.), несущий на себе черты как древнего восточнославянского субстрата, так и более поздних взаимовлияний» [112, с. 13].
Изучение русско-белорусско-украинских взаимосвязей на основе песенного фольклора, сложившегося в результате длительных и устойчивых культурных контактов трех народов, получило продолжение в работах последующего времени. Так, В.К. Соколова, сопоставив весенние и летние календарные обряды у русских, украинцев и белорусов, указала на то, что «древняя основа у них была общая, но сохранилась она не везде в одинаковой степени» [283, с. 261]. У русских, как важнейшие народные праздники, выделились Масленица и Семик-Троица, а у украинцев и белорусов - Купала. Исследователь полагает, что аграрные обряды и праздники этих народов донесли до XIX века «разнообразные остатки древних культов и действий, восходящих еще к первобытной магии» [283, с.261].
Белорусский исследователь К.П. Кабашников считает, что «в эпоху феодализма белорусско-русские фольклорные связи имеют преимущественно генетический характер» и наиболее полно «проявляются в ранних традиционных жанрах устнопоэтического творчества, в обрядовой поэзии и повествовательных жанрах»[145, с. 234]. И у русских, и у белорусов обрядовая поэзия была представлена одинаковыми циклами, в основном совпадал ее жанровый состав, бытовали одни и те же произведения в близких и далеких вариантах.
В районах русско-белорусско-украинского пограничья изучаются и отдельные жанры календарно-обрядовой поэзии [199; 200].
В отличие от календарной поэзии, фольклорные связи в области необрядовой лирики изучены недостаточно. Отмечается общность балладных сюжетов [63; 189; 198]. Так, П.В. Линтур пишет о том, что «большое количество старинных украинских, белорусских и русских лиро-эпических песен имеет общие сюжеты, общую композицию и образную систему, одни и те же выразительные
5 средства, музыкальную структуру и даже текстуально совпадают, что подтверждает их генетическое родство» [189, с. 77].
Ключевые положения системного изучения региональных традиций впервые были сформулированы в работах Е.В. Гиппиуса [93], и они по сей день продолжают определять специфику ряда направлений в современной музыкальной фольклористике. В качестве основного признака региональной песенной системы учёным выдвинута структура жанровой системы: состав жанров, их иерархия во всех формах жанровых взаимосвязей. Им же предложен тезис о наличии централизующего компонента в песенной системе1 как одного из основных критериев ее типологии в контексте крупных региональных образований; обозначены крупные регионы (западный, северный, южный) и наиболее характерные признаки принадлежащих к ним локальных песенных культур.
Для ареального исследования региональных типов песенных традиций, по мнению исследователя, целесообразнее выбрать регион древнейших поселений восточных славян. В качестве примера Е.В. Гиппиус приводит русско-белорусское пограничье (бассейны верховий Днепра, Десны и Западной Двины на юге, бассейны Ловати и Великой — на севере), так как именно здесь концентрируются «исторически наиболее ранние и по всей вероятности корневые традиционные формы песенного искусства восточных славян» [93, с. 7]. Указанный ареал охватывает в том числе и Смоленскую область. Поскольку же народная культура данного региона имеет пограничный характер, находясь на рубеже русской и белорусской фольклорных традиций, особого внимания заслуживает вопрос о взаимовлиянии в области устного народного творчества.
На наличие в смоленской народной культуре некоторых произведений «захожего фольклора», в частности, украинского, указал П.М. Соболев в книге «Фольклор Смоленского края» (Смоленск, 1946). Из украинского фольклора пришли «чумацкие» песни, вступившие в контаминацию с местными произведениями. Исконно украинским обычаем, получившим распространение в ряде смоленских деревень, является хождение со звездою и исполнение виршей, при-
Жанровой, структурной и музыкально-стилевой доминанте песенной системы.
уроченных к празднованию Рождества. От украинского фольклора идет и отмечавшееся в ряде сел и среди городского населения увлечение «вертепом» [280, с. 82-88].
Связь смоленского и белорусского фольклора наиболее отчетливо прослеживается в области календарно-обрядовой поэзии. На это указывают и белорусские исследователи. Так, рассматривая особенности устного народного творчества Белоруссии, З.Я. Можейко выделяет Поозерье, территориально выходящее на русские области, в том числе и на Смоленщину. В этой зоне традиционная календарно-песенная культура предстает в наиболее «чистом виде»: «песенная-обрядность здесь сохраняет не только древний корневой пласт, но и достаточно отчетливую внутрицикловую дифференциацию» [207, с. 140].
Сходство некоторых обрядовых действий на Смоленщине и пограничных Могилевской и Витебской областях отмечает Я.Р. Кошелев в монографии «Весенне-летние народные праздники на Смоленщине» (Смоленск, 2001).
Изучив календарные песни весенне-летнего цикла юго-восточной Белоруссии, О.А. Пашина пришла к выводу, что на указанной территории существуют две песенные традиции, по-разному ориентированные в восточнославянской народной культуре: днепровско-сожская и припятская. Первая «примыкает к' западнорусской песенной традиции и является ее западной окраиной» [224, с. 52]. Вторая представляет одну из собственно белорусских календарных традиций.
В.Е. Гусев указал на то, что в фольклорно-этнографических источниках конца XIX — начала XX века отмечается распространение на большей части Смоленщины обрядности, близкой с соседней Могилевской губернией. Однотипны с белорусскими и танцы, известные на Смоленщине, - «лявониха», «мя-телица», «подушечка», - и сопровождавшая их инструментальная музыка. Песенный репертуар Смоленского края и типовые напевы также сходны с белорусскими; наиболее отчетливо эта общность проявляется в колядках, волочоб-ных песнях, в веснянках с гуканьем, в русальных, купальских и жнивных песнях, в духовных стихах, в свадебных песнях [99, с. 4].
Л.С. Мухаринская отмечает, что «в сборнике Харькова мы найдем значи-, тельное число весенних напевов, очень близко перекликающихся с весенними и летними песнями Витебщины» [210, с. 42]. И речь в ряде случаев должна идти не только и не столько о стилевом сходстве общего порядка, сколько о подлинном единстве «основного напева-стержня, сближающего смоленские «майские» песни с белорусскими жнивными и косарскими» [210, с. 42].
Отмечается сохранение традиции необрядового голошения «на случай» с кукушкой в районах русско-белорусского пограничья (южные районы Псковской области, Витебский и Городокский районы Витебской области, Велижский район Смоленской области) [241].
К местной традиции относятся так называемые «майские» песни с припевом «Маю, маю, маю зелено». Зона их распространения - районы, прилегающие к белорусской территории, в частности, к Могилевской и Витебской областям, в которых они также зафиксированы.
Публикуются материалы, важные для изучения русско-белорусских взаимосвязей в районах Могилевско-Смоленского пограничья [16].
Еще в 50-е годы XX в. Ф.А. Рубцов не без основания писал: «Что касается широко распространенного и почти общепризнанного мнения, согласно которому песни Смоленской области являются скорее белорусскими, нежели рус-' скими, то оно, будучи ошибочным, является лишь следствием поверхностного отношения к сравнительному анализу песенного материала» [32, с 12]. Русскую сущность смоленской песенности и одновременно наличие в ней близких связей с Белоруссией, как считает исследователь, нетрудно понять, если обратиться к истории этого края. Несмотря на приблизительное указание границ, карты расселения племен и народов восточной Европы в IX-X вв. все же «дают ясное представление о том, что кривичи, занимая в большинстве области будущей России, заметно вклинивались и на территорию, принадлежащую теперь Белоруссии» [245, с. 172].
Если представить себе земли, заселенные некогда кривичами в виде полосы, идущей с запада на восток с центром в Смоленске, и вспомнить при этом,
8 что западная часть этих земель многократно подвергалась оккупации со стороны Литвы и Польши, а восточная естественным путем врастала в формирующееся Московское княжество, то станет понятной степень и характер взаимосвязи белорусских, смоленских и «общерусских» песен. Значительная близость между смоленскими и белорусскими песнями, по мнению исследователя, особо ощутима в наиболее древних по истокам песенных жанрах (календарной и свадебной поэзии) и наиболее заметно проявляется в смежных со Смоленщиной Могилевской и Витебской областях.
Элементы белорусской традиции в смоленской народной культуре обусловлены в том числе и демографическими причинами. В не столь уж отдаленном прошлом Смоленщина - это область смешанного русско-белорусского на-, селения; в социально-экономическом строе, в быту, языке, обычаях, культуре населения здесь сочетались черты белорусского и русского народов. По переписи населения 1897 года белорусы составляли здесь 46,7%, а русские - 42,3 % [99, с. 3]. При этом белорусское население преобладало в центральных и западных уездах, а русское сосредотачивалось в северо-восточных — Сычевском, Гжатском, Юхновском и Вяземском уездах, пограничных с Тверской, Московской и Калужской губерниями1. Это позволило этнографам достаточно четко разграничить западную (белорусскую) и восточную (великорусскую) части губернии [277, с. 23]. Поэтому, в зависимости от того, в какой части Смоленщины-делались записи народных песен, в их языке, мелодике и манере исполнения преобладали элементы либо русской, либо белорусской традиции [99, с. 3]. Однако эти элементы редко воспроизводились в фольклорных публикациях, особенно в советское время.
Современная конфигурация западного отрезка границы Смоленской области окончательно сформировалась в 1922 — 1929 гг. В этот период произошло
1 В основу административного устройства Российской империи был положен территориальный принцип, который лишь отчасти учитывал состав жителей. В Смоленскую же губернию, самую западную в России до разделов Речи Посполитон, вошли как восточные уезды с русским населением, так и территории, где значительную, а то и преобладающую часть населения составляли белорусы. Таким образом, Смоленская губерния заняла своеобразное промежуточное положение между белорусскими и великорусскими землями [76, с. 23].
9 национальное размежевание русских и белорусов в зоне совместного проживания на указанной территории [277, с. 438].
Цели и задачи диссертационного исследования. Цель работы - исследование региональной особенности развития, специфики и своеобразия смоленских семейно-бытовых песен, составляющих один из важнейших слоев традиционной русской народной культуры.
Цель определяет конкретные задачи:
выявить сходство и различие соприкасающихся песенных жанров, прояснить картину происхождения семейно-бытовых песен;
выявить процессы, связанные с изменением художественной структуры традиционных семейных песен Смоленского края, а также факторы, влияющие на формирование местной фольклорной традиции;
определить сюжетно-тематическое своеобразие смоленской семейной лирики, выявить сюжетное сходство с белорусскими народными песнями;
охарактеризовать художественную структуру смоленских семейных песен.
Объект и предмет диссертационного исследования. Предметом исследования являются смоленские семейно-бытовые песни русско-белорусского по-граничья. Объект исследования - генезис, поэтика семейных песен Смоленского края, их вариативность.
В исследовании рассматриваются песни пограничных с Белоруссией Ер-, шичского, Шумячского, Хиславичского, Монастырщинского, Краснинского, Руднянского, Велижского, а также прилежащих к ним Смоленского, Починков-ского, Рославльского, Ельнинского, Глинковского, Кардымовского, Ярцевского, Духовщинского и Дорогобужского районов. Указанная территория является единой музыкально-этнографической зоной. На юге и западе стилевые рубежи региона размыты, и он «достаточно плавно вливается в этнокультурный массив восточнославянского запада» [33, с. 7]. В то же время восточная граница очерчена достаточно резко. Она отсекает группу северо-восточных районов области, входящих в иную музыкально-этнографическую зону. На севере же области ха-.
родного творчества» [124, с. 49], установить сходство, связанное с типологически закономерной общностью и обусловленное исторической близостью народов.
Источниками исследования являются опубликованные и архивные материалы.
Собирание песен на территории Смоленщины началось во второй половине XIX века. В Вестнике РГО за 1852 год были опубликованы свадебные обряды и песни крестьян Сычевского уезда Смоленской губернии, собранные Г. Геннади.
Смоленские песни вошли в сборники П.В. Шейна: «Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.» (СПб., 1898), «Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края» (СПб., 1887). Материалы из Смоленской губернии ему предоставляли корреспонденты: С.Н. Рачинская, А.Н. Геллер, А.В. Марков. Наследие П.В. Шейна получило высокую оценку известного исследователя фольклора М.К. Азадовского. Им же было отмечено, что сборник П.В. Шейна «Русские народные песни» (М., 1870) был первым научным собранием песен вслед за монументальными сборниками былин (А.Ф. Гильфердинг), сказок (А.Н. Афанасьев), за первыми научными сборниками загадок (И.А. Худяков), пословиц (В.И. Даль) и заговоров (Л. Н. Майков) [49, с. 232].
Однако известность Смоленщины как края высокоразвитого народного творчества идет с того времени, как был издан четырехтомный «Смоленский этнографический сборник» (1891 - 1903) В.Н. Добровольского, отразивший практически все фольклорные жанры, бытующие в пределах отдельно взятого региона. По богатству материала он не уступал известным тогда сборникам северного фольклора. После выхода первого тома сборника А.Н. Пыпин, осведомленный в его последующем содержании, писал: «Некогда наши ученые-этнографы поражены были необычайным обилием народно-поэтического материала, собранного в Олонецкой губернии Рыбниковым и Гильфердингом и еще дополненного Барсовым, теперь предвидится другой сборник, почти не усту-
10 рактерный для Смоленщины культурный комплекс выходит за административные пределы области и охватывает ряд соседних районов (Жарковский, Вельский, Нелидовский) Тверского края. Заметим, что еще в XIX веке Вельский уезд входил в состав Смоленской губернии, а песни этого уезда вошли в состав сборников П.В. Шейна и В.Н. Добровольского как смоленские.
Указанный ареал развернут в едином географическом пространстве и охватывает бассейны рек Западной Двины — на северо-западе, Днепра - в центре и междуречье Сожа и Десны - на юге. Несмотря на сложные исторические судьбы (вхождение в состав Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой, совместная борьба против иноземных захватчиков), частые перемещения больших масс населения и политико-административные «перепланировки» регион до настоящего времени выявляет поразительное единство и стабильность своей народно-музыкальной культуры. В смоленской песенной традиции, как утверждает Ф.А. Рубцов, «едва ли не больше чем где бы то ни было, сохранились старые песенные слои» [32, с. 12].
Методология и теоретическая основа исследования. Теоретическую основу исследования составили положения, выработанные отечественными учеными-фольклористами. При изучении вопросов структуры песен, вариативности песенных жанров учтены работы Н.П. Колпаковой, Т.М. Акимовой. При исследовании генезиса необрядовой лирики основой послужили работы В.П. Аникина, при исследовании вопросов поэтики, песенной символики — работы ученых как XIX века (Н.И. Костомаров, А.Н. Веселовский, А.А. Потебня), так и современные исследования (В.И. Еремина, С.Г. Лазутин).
Задачи, поставленные в диссертационном исследовании, решаются сравнительно-историческим методом. Сравнительно-историческое изучение предполагает выяснение общих и сходных явлений в фольклоре, их объяснение. Мы опираемся на историко-генетический и историко-типологический методы исследования, а также на сравнение, учитывающее культурные взаимодействия. Все это, в конечном счете, позволяет «восстановить генетическое взаимоотношение между вариантами и более древние черты изучаемого произведения на-
12 пающий Олонецким по изобилию» [279, с. 851]. Но при всем обилии опубликованных в нем песенных жанров он не заключает в себе полного объема песенного материала, известного на Смоленщине, о чем свидетельствуют новые записи.
Во второй половине XX в. появляются сборники смоленских народных песен, отражающие одну из узколокальных традиций или посвященные какому-то определенному жанру, репертуару одного исполнителя. Это сборники: Харьков1 В.П. Русские народные песни Смоленской области (М., 1956) (Починковский и Смоленский районы); Павлова Г.Б. Народные песни Смоленской области, напетые А.И. Глинкиной (М., 1969); Пьянкова СВ. Свадебные песни родины М.И. Глинки (М., 1977); Ольшанские песни / сост. Ф.А. Рубцов (М. - Л., 1971); Русские народные песни Смоленской области в записях 1930-1940-х годов / сост. Ф.А. Рубцов (Л., 1991).
В конце XX века на территории Смоленской области проводились полевые исследования Российской Академии музыки им. Гнесиных, засвидетельствовавшие хорошую сохранность развитой системы ритуалов и связанных с ними' мифологических представлений, песен различных жанров. Результаты исследования были опубликованы в трехтомном «Смоленском музыкально-этнографическом сборнике» [33 — 35].
Представленные в исследовании архивные материалы - большей частью песни, собранные студентами Смоленского государственного педагогического университета во время фольклорных практик за последние тридцать лет (Архив Литературного музея Смоленского государственного университета). В диссертации приводятся материалы рукописного отдела Института русской литературы РАН (Пушкинский дом) (экспедиция в Смоленскую область в 1979 г.), а также единичные записи песен, хранящиеся в архиве Русского Географического общества.
Положения, выносимые на защиту:
1. Семейная лирика Смоленского края испытала влияние календарно-обрядовой и семейно-обрядовой поэзии. Особенностью песенной традиции
13 данного региона является сохранение пласта сезонно приуроченных лирических песен, известных также белорусской традиции. В основном своем составе песни представляют единый годичный цикл.
Традиционные семейно-бытовые песни, бытующие в Смоленской области в порубежных с Белоруссией районах, представляют несколько тематических групп, в которых каждая тема раскрывается во множестве песенных сюжетов. Песни бытуют в нескольких вариантах. Современные записи демонстрируют высокую художественную сохранность текстов.
Поэтика смоленских семейных песен сходна с общерусской, что проявляется в общих моделях их поэтической структуры, идентичном использовании повсеместно распространенных изобразительных средств и образов-символов, стилистических приемов. Специфика сказывается в языке смоленских песен, а также в сезонном прикреплении известных песенных сюжетов. Вместе с тем смоленскому фольклору присущи отдельные черты белорусско-украинского народного песенного творчества.
Научная новизна работы заключается в том, что впервые в региональном аспекте предпринято изучение необрядовой лирической песни семейно-' бытового содержания. В научный обиход вводятся ранее не привлекавшийся к исследованию архивные материалы, а также фольклорные произведения, собранные и систематизированные автором. Семейно-бытовые песни впервые рассмотрены в их общем составе, тогда как ранее были представлены лишь в отдельных публикациях.
Теоретическая значимость диссертации заключается во введении в научный оборот систематизированного фольклорного материала, дающего представление о характере функционирования региональной песенной традиции. Анализ песенного материала дает возможность выявить истоки возникновения," условия бытования смоленской семейной песни в районе русско-белорусского порубежья. Раскрывается связь данных песен с другими жанрами, в частности, с календарно-обрядовой поэзией.
Практическая значимость проведенного исследования. Материалы могут быть использованы в учебных курсах устного народного творчества, культурологии, этнографии, традиционной русской культуры, спецкурсах по указанным дисциплинам в высших учебных заведениях, в исследованиях, связанных с проблемами генезиса, поэтики фольклора, а также при преподавании регионального компонента в школьной практике (литература Смоленщины).
Апробация работы. Результаты исследования нашли отражение в 18 публикациях, в том числе в рекомендованных ВАК РФ журналах «Русская речь» и «Русская словесность», а также в сборнике народных песен и духовных стихов. «Ольга Владимировна Трушина - хранительница народной лирики» (Смоленск, 2003). Материалы диссертации использованы в энциклопедии «Смоленская область. Персоналии» (Смоленск, 2001) и в учебнике-хрестоматии по литературному краеведению «Литература Смоленщины. В 2 т. Т. 1 / авт.- сост. Г.С. Мер-кин» (Смоленск, 2002).
Материалы использованы при чтении спецкурса «Литература Смоленского края», при проведении семинарских занятий по теме «Лирические необрядовые песни» в Смоленском государственном университете, на уроках литературы Смоленщины и при ведении кружка «Фольклор Смоленского края» в средней' общеобразовательной школе.
По материалам диссертации сделаны доклады на международных и всероссийских научных конференциях: ежегодных аспирантских конференциях кафедры русской литературы и методики ее преподавания (Смоленский государственный университет, 2005, 2006, 2007), ежегодных конференциях, посвященных Дням славянской письменности и культуры (Смоленский государственный университет, 2006, 2007), научно-практической конференции «В.Н. Добровольский в истории русской национальной культуры» (Смоленск, 2006), ежегодных научно-практических конференциях «Русское литературоведение на' современном этапе» (Московский государственный гуманитарный университет им. М.А. Шолохова, 2006, 2007).
Семейно-бытовые песни и обрядовая поэзия
Фольклористы-музыковеды убедительно доказали, что музыкальная традиция обрядовой поэзии имеет прочную древнюю основу, сказавшуюся в мелодическом складе, структуре и интонациях песен, что она составляет «важный слой в классическом фольклорном фонде, сохраняя определенное значение вплоть до наших дней, конечно, в переосмысленном виде» [160, с. 65]. Более того, у болгар, по примеру, приведенному исследователем, «обрядовый фольклор даже определяет основную характеристику национального фольклора в це-лом»[160, с. 65]. В настоящее время исследователями достаточно обоснованно раскрыта связь необрядовых песен с обрядовой поэзией1. Так, Ю.Г. Круглов отмечал: «Истоки лирических песен - в более древних фольклорных традициях. Народная лирика родилась в недрах обряда, поэтому она не могла не испытать влияния заклинательных и величальных песен, причитаний. Но, возникнув на их основе, лирические песни вышли в своем изображении действительности за пределы обряда, для них стали доступными темы, чуждые обрядовым песням, круг их персонажей значительно расширился» [179, с. 116].
Т.В. Попова считает, что «в народном музыкальном творчестве древнесла-вянского мира и Киевской Руси песенная лирика еще не сформировалась в самостоятельный жанр» [233, с. 216]. По всей вероятности, лирические песни тогда входили в песенные циклы земледельческого годового круга и крестьянской свадьбы. По мнению исследователя, в большинстве своем это были любовно-лирические песни и песни о тяжелой женской доле с типичным для этого круга песен противопоставлением образов родной и чужой семьи. Наименование «протяжная песня» к ним еще не применялось. Мы также предполагаем, что старейшие лирические календарные и свадебные песни, причитания были средством песен, условно приурочиваемых к календарю, имеющих прямые связи с теми и другими [207, с. 133].
Фольклорные экспедиции Российской академии музыки (РАМ) им. Гнеси-ных обнаружили, что сезонно приуроченные лирические песни в Смоленском регионе образуют огромный пласт местного музыкально-поэтического фольклора и распространены на всей его территории. Эти песни служат своеобразным «связующим звеном» между календарно-обрядовыми и протяжными лирическими песнями. Исследователи отметили, что «характер традиционной культуры Смоленщины с ее ярко выраженным календарным «модусом мышления» оказал огромное влияние на музыкальный облик лирических песен и сформировал их особую функцию в местной традиции» [35, с. 6]. Близость необрядовых лирических и обрядовых песен проявляется, по мнению музыковедов, «в их музыкальной стилистике: типологическом родстве ритмических форм, наличии узкообъемных ладомелодических конструкций, преобладание одноопорных модусов, гетеронной фактуры, особой исполнительской манере» [35, с. 6]. Однако сезонно приуроченные лирические песни обладают отличительными специфически жанровыми чертами: особой поэтикой, собственным фондом музыкальных и поэтических форм, в большей степени индивидуализированных, преобладанием напевов со строго закрепленными поэтическими текстами.
В чем же заключается влияние календарно-обрядовой песенной культуры? На связь с обрядовыми песнями указывает особая терминология, употребляемая народными исполнителями. Исполнители называют свои песни «весенними», «жнивными», «восенними» и т.д. И.В. Федоренко, изучая лирические песни русско-белорусского пограничья (включая и Смоленский регион), отметила отсутствие на этой территории общего жанрового термина, как, например, «долгая», «проголосная» в других традициях. По всей вероятности, они появляются на территориях, восточнее и севернее исследуемого региона .
Особая манера исполнения смоленских лирических песен также сформировалась под воздействием именно ритуального, календарно-обрядового пения. По словам народных певиц, эти песни пели сильно, на всю галаву, кричали, гаркали, т.е. исполняли предельно громко. Характерный звуковой облик смоленских лирических песен, с их резким, громким звучанием обусловлен и тем, что их исполнение практически всегда было ориентировано на естественную, при-, родную акустическую среду. Как и напевы календарно-обрядового цикла, их пели на открытом пространстве: в поле, на лугу, на горе, на улице, ранней весной - на высоком берегу реки. В результате лирическая песня сочетает в себе, казалось бы, взаимоисключающие качества: любовная, семейно-бытовая лирика, т.е. поэзия душевных переживаний, музыкально выражается через ритуальное пение-крик. Это вызывает у исполнителей и слушателей сильную эмоциональную реакцию.
Однако существенным фактором, отличающим сезонно приуроченные лирические песни, является то, что они, «будучи стадионально более поздними (разрядка наша - Н.Ж.) ориентируются, «ложатся» на уже готовую структуру годового цикла, сформированную календарными ритуальными комплексами» [35, с. 11]. Ключевыми вехами этой структуры, маркирующими границы сезонов народного календаря и регулирующими смену времен года, является Масленица, Пасха, Троица, Купала, цикл жатвенных работ и святки. При этом календарные песни, оформляя перечисленные обрядовые комплексы, звучат либо весь ритуальный период (например, жнивные), либо сопровождают конкретный обрядовый блок (волочобные, бородные). Основной же формой приуроченности лирических песен в Смоленском регионе является их сезонное прикрепле- ние. Поэтому они называются «весенними», «летними», «восенними» и «зимо-выми», таким образом отмечается их сезонная принадлежность.
Архаические мотивы в смоленских семейно-бытовых песнях
Исследователями было отмечено, что «фольклорная традиция славян, как и других европейских народов, хранит рудименты архаических явлений, восходящих к праславянской и общеиндоевропейской древности» [83, с. 9]. Архаические элементы сохранились в славянской обрядности (Н.Н. Велецкая), отражение языческих представлений исследователи видели в «Голубиной книге», в загадках (А.Н. Афанасьев). Какие же архаические мотивы отражены в народной лирике?
На примере смоленских песен они были рассмотрены Я.Р. Кошелевым. Им было отмечено, что «наибольшее число песен, в которых видны признаки языческой религии, опубликовано в известном «Смоленском этнографическом сборнике» В.Н. Добровольского» [165, с. 9]1. По мнению автора, сохранению песен, связанных с древними признаками пантеизма, способствовала исключительная привязанность к земле, какая была присуща смолянам.
Но с течением времени слитность человека с природой в народной поэзии стала обретать эстетический характер, не выходя, однако, за рамки специфических особенностей, присущих фольклорному творчеству, — изобразить только отдельные общие черты, предоставляя право составить цельное представление самому слушателю. В семейных песнях это нагляднее всего отразилось в изображении внешности человека. Так, в одной из песен девушка хочет отдать свою красу — в поле цветочкам, черный волос - вороному коню в гриву, черные брови — черному ворону: Ты красуйся, моя краса, В чистом поле на цветочках, Плятися, моя руса коса, У вороного коня в гриве, Наморгайтесь, мои черные брови,
У черного ворона [165, с. 10]. Видимо, по мере того, как развивалось эстетическое постижение человеком природы, шло и сужение исходных языческих представлений, менее очевидными становились и пантеистические мотивы.
Еще один архаический мотив, известный семейной лирике - мотив обращения. Исследователями отмечено, что «по крайней мере, две причины метаморфоз без существенных изменений перейдут в дальнейшем из мифа не только в сказку, но и в балладу, и в народную лирическую песню. Имеются в виду представления о превращении как следствии наказания за несоблюдение этических правил рода и о превращении как единственном пути спасения» [116, с. 25]. Чаще всего в семейно-бытовых песнях показано обращение женщины в дерево или птицу. Остановимся на первом из них. На Смоленщине распространены два сюжета о превращении женщины в дерево.
Первый известен, прежде всего, балладной традиции. Так, в балладе «Рябинка» повествуется о том, как свекровь отправляет молодую сноху в «чисто поле» и приказывает стать «меж трех дорог, четырех сторон» «рябиной кудрявою». Добрый молодец, возвращаясь домой, останавливается возле рябинки — Без ветру рябина зашаталася, Без дождю рябина мокра стала, Без вихрю рябина к земле клонится,
За черные кудри ловится [21, с. 66]. Приехав домой, сын рассказал матери об увиденной рябинке, которая «без ветру зашаталася», «без дождю мокра стала». Здесь используется характерный для жанра баллады прием «повторение с нарастанием» - дословное повторение части текста, но в иной, драматически сгущенной ситуации. При этом обычно первая часть — рассказ «от автора», а повторение - прямая речь героя. Повторение в балладе каждый раз передвигает действие на новую ступень, сгущая драматическое напряжение и усиливая стремительность повествования. Мать требует от сына срубить деревце: Он раз вдарил, она охнула, Другой вдарил, она молвила: «Не рябинушку секешь, Секешь свою молоду жену,
А что веточки - то наши деточки» [21, с. 66]. Сын проклинает мать за содеянное, называет ее «змеёй подколодной» и просит «свести» теперь и его.
Этот сюжет очень популярен на Смоленщине. Подобная баллада была записана В.Н. Добровольским, однако невестка в этом варианте превращается по наговору свекрови в ель. Нет в нем и характерного для классической баллады приема «повторения с нарастанием». В смоленской балладе мать не требует срубить деревце, молодец делает это по собственной воле. Сокращена и концовка: не звучит обвинение сына, баллада заканчивается просьбой «ялины» не рубить ее: Первый я раз рубануу, - руда патикла; Другей я раз рубануу, - кроу патикла; Третій я раз рубануу, - речь прамолвила: — Не сяки, мой миленькій, я жина твыя [12, с. 586]. Баллада о превращении невестки по наговору свекрови в дерево широко известна и в Полесье в нескольких вариантах [202]. Этот балладный сюжет перешел в лирическую песню. Авторы «Смоленского музыкально-этнографического сборника» отмечают, что «в смоленской традиции на напевы одной музыкальной стилистики распеваются не только лирические по своей природе, но и балладные поэтические тексты» [35, с. 7]. Поэтому и песни с балладными сюжетами включены составителями в единый корпус наряду с лирическими. В качестве лирической песни этот сюжет входит и в сборник белорусских песен Н.С. Гилевича [14, с. 287]. Концовка песни дополняется диалогом рябинки и молодца: - Хто цябе, рабінка, тут пасадзіу? - Пасадзіла мяне маці твая, Маці твая - свякроу мая. - Хто цябе, рабінка, тут палівау? - Палівалі мяне сестры твае, Сестры твае - залоукі мае. - Хто цябе, рабінка, тут гарадзіу? - Гарадзілі мяне браты твае,
Браты твае — дзеверы мае [14, с. 287]. Записи последних лет на Смоленщине свидетельствуют о том, что исполнение некоторых вариантов этой песни приурочивалось к уборке льна (Хисла-вичский район), а в Краснинском районе песню исполняли во время проводов в солдаты. Такой, безусловно, позднейшей приуроченности способствовало содержание поэтических текстов.
Семейно-бытовые песни Смоленщины. Собиратели и исполнители
Смоленщина - край богатой, высокоразвитой народной песенной культуры. Доминирующим жанром в конце XIX — начале XX века оставались лирические необрядовые песни. Они обнаружили большую сохранность и в своем репертуарном составе, и в структуре текста — свидетельство того, что находились в живом бытовании. В меньшей мере они подверглись и «осовремениванию».
Одним из условий сохранности фольклора на Смоленщине были особенности крестьянской жизни, крестьянского быта в XIX - начале XX веков. Особенно тяжелой была судьба русской женщины-крестьянки, которая находилась «под двойным гнетом крепостного и семейного рабства» [257, с. 419]. Долгое время сохранялся старый патриархальный уклад в семьях: непререкаемый авторитет старших, угнетенное положение женщины, браки по расчету. Может быть, и поэтому семейные песни, отражающие подневольное положение женщины в патриархальной семье, были актуальны, сохраняли свое живое бытование.
Одним из условий сохранности местного фольклора явилось то, что здесь менее всего был развит неземледельческий отход крестьян из деревни. Отходничество было развито у крестьян Гжатского, Юхновского, Сычевского и Вяземского уездов. Крестьяне-отходники несли с собой в места, где они находили заработок, усвоенные с детства культурно-бытовые навыки, а там приобретали новые и вносили элементы городского быта в домашнюю обстановку, когда возвращались. В центральных и западных уездах отходничество было развито слабее [79]. Это способствовало большему сохранению в крестьянской среде устойчивых древних традиций.
Отмечено также, что «одной из особенностей дореволюционной Смоленщины было более заметное, чем даже в соседних белорусских губерниях, преобладание сельского населения над городским: крестьяне составляли здесь 84 % жителей» [99, с. 3]. Здесь меньше всего был виден процесс «раскрестьянивания» деревни.
Отвечая на вопрос, почему именно эти песни и сегодня живы в памяти крестьян, Ф.А. Рубцов предположил, что семейно-бытовая лирика имеет свои законы. Темы ее вечны, «ибо пока существует семья, неизбежно бывают и неудачные браки, и «злые свекрови»...»[245, с. 239]. И вместе с тем «за грубыми словами и жестокими сюжетами в музыкальном подтексте кроются лирические высказывания кристально чистых переживаний, лирика целомудренно-сдержанная», в них часто встречаются тончайшие поэтические образы, далеко не всегда доступные поэзии профессиональной[245, с. 240]. Поэтому и на Смоленщине традиционные семейные песни до сих пор находятся в живом бытова-. нии, о чем свидетельствуют записи последних лет.
Совершенно закономерно, что данная песенная традиция не могла не привлечь внимание собирателей фольклорных произведений. Однако собирательская работа началась здесь сравнительно поздно — во второй половине XIX века. Одним из первых исследователей смоленского фольклора стал Павел Васильевич Шейн (1826 - 1900). По его просьбе Отделение русского языка и словесности Академии наук поручило ему «наблюдение лингвистических явлений в северных уездах Могилевской, Минской и Витебской губерний или Смоленской губернии», т.к. это было «удобнее и сподручнее», ибо с языком этих мест он «достаточно знаком» и имел «большие личные связи с местной интеллигенцией» [213, с. 129]. Собиратель считал, что население этих мест «менее прочих подверглось в течение веков выселениям, переселениям и другим подобным, разлагательно действующим на народную самостоятельность явлениям» [213, с. 130].
Материал в своих сборниках собиратель составлял в «биографически-календарном» порядке, «пытаясь воспроизвести как бы трудовую биографию русского крестьянина» [49, с. 232]. Наряду со старинными, архаическими произведениями устного народного творчества он включал и новые песни, отражающие позднейшие изменения в народной жизни и народном сознании. Таким образом, как фольклорист, П.В. Шейн отражал уже позиции демократических кругов 60-х годов XIX века. Кроме того, именно П.В. Шейну принадлежит составление первой фольклористической инструкции по сбору произведений устного народного творчества. Ее автор настаивал на необходимости сохранения говора, точного обозначения, к какому жанру относится песня, от кого, когда и где записана, - словом, он подробно в ней формулировал все те требования, которые позже стали общеобязательными для каждого собирателя [49, с. 235].
В связи с тяжелой болезнью П.В. Шейну было сложно самому производить записи народных песен, поэтому фольклорные и этнографические материалы ему предоставляли корреспонденты. Материалы из Смоленской губернии записывала Софья Николаевна Рачинская, племянница выдающегося педагога Сергея Александровича Рачинского. Кроме русских и белорусских песен, Софья Николаевна предоставила исследователю большое количество заговоров и дала выразительные характеристики некоторым знахарям.
Почти все представленные в «Материалах» смоленские народные песни записаны С.Н. Рачинской. Многие из них — на семейную тематику. Это песни «На горе дубье ой кудрявое стоиць...», «У горе я млада зарадзилася», «Калина с малиною рано, рано расцвела», «Росла в поле лебеда». Варианты этих песен еще бытуют на Смоленщине. Например, песня о том, как к сестре приезжает в гости брат («На горе дубье ой кудрявое стоиць»), была записана в Монастыр-щинском районе в конце XX века. Песня о том, как родной брат прогоняет сестру со двора («У горе я млада зародзилася»), была известна О.В. Трушиной, народной исполнительнице Кардымовского района.
Смоленские песни включены в сборник «Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.». Материал первого тома П.В. Шейн разделил на два отдела: «первый отдел начинается песнями колыбельными и детскими потешками, за которыми следуют хороводные и плясовые. За последними идут беседные, распадающиеся на любовные, семейные, сатирические, юмористические, скоморошные и пародии» [41, с. 179]. Любовные и семейные песни располагаются по двум группам: а) до вступления в брак; б) жизнь в замужестве.
Композиционные формы и приемы
При рассмотрении вопроса построения традиционной лирической песни необходимо различать такие понятия, как композиционные формы и те приемы, с помощью которых эти формы создаются.
Для смоленских семейных песен характерны как диалогическая, так и монологическая формы построения. Однако наиболее распространенной является монолог, так как он более всего отвечает главной задаче лирической песни — выразить душевное состояние человека. Семейная песня-монолог - это, как правило, жалоба молодой женщины на несправедливое отношение к ней чужой" семьи («Бровки мои черненькие»), на мужа-пьяницу («Ай, мати моя старая», «Как погоню я серы гуси на росу»). Начинаются они часто с лирического обращения к своей судьбе, «горькой долюшке»: «Ой, талан, ты, мой талан, / Ой, доля горькая. / Если б знала свой талан, / Если б ведала, / Век бы в девушках, млада, / Я б просидела» [13, с. 45]. Песни-монологи «представляют собой самую естественную форму прямого, непосредственного выражения мыслей и чувств лирической героини» [184, с. 34].
Менее распространенной композиционной формой является диалог. Содержание в таких песнях выражается в разговоре невестки и свекра («Боже, мой боже, горькая доля»), родителей и выданной замуж дочери («Ах ты, солнце, солнце красное»), мужа и жены, вдовы и неженатого парня («Хоромы, мои хо-ромушки»). Исследователями подмечено, что в большинстве песен диалогической композиции наблюдается такая закономерность: речь первого героя является второстепенной, подчинительной, а речь второго героя выражает основное содержание песни [184, с. 35]. Именно этот второй образ и является лирическим героем песни.
В семейной лирике нет подробно разработанных диалогов. Такая форма построения больше характерна для игровых и плясовых песен, в которых каждой реплике соответствует определенная игровая ситуация.
Монологу или диалогу в лирических песнях часто предшествует описательно-повествовательная часть. Строиться она может на приеме «постепенного, или ступенчатого сужения образов», подробно описанного Б.М. Соколовым. Под этим приемом понимается «такое сочетание (внутреннее сцепление) образов, когда образы ступенчато следуют друг за другом в нисходящем порядке от образа с наиболее широким объемом к образу с наиболее узким объемом со-держания»[281, с. 436].
Из описанных Б.М. Соколовым тематических рубрик (изображение природы, жилища, семейных и социальных отношений, описание наряда) в смоленской семейной лирике наиболее часто встречается изображение природы и семейных отношений.
Прием ступенчатого сужения образов при описании природы продемонстрирован на примере песни «В захолустье березынька стояла» (см. гл. 2):
На горе бела березонька стояла. Под березонькой кремниченька лежала. С-под кремниченьки водиченька бежала. Молодая молодуха воду брала1.
Чаще всего такой прием используется во вступительной части песни, с помощью него создается картина, в которой образы следуют друг за другом в яа-правлении их пространственного сужения, на последнем образе картины фиксируется основное внимание. Как отмечает исследователь, «помимо того, что все образы ступенчатого нисходящего построения принадлежат к одной категории пространственных понятий, они являются однородными в отношении символики по эмоциональной направленности»[281, с.439]. Это устоявшиеся в народнопоэтическом сознании символы лирической и, главным образом, горестной, грустной настроенности, что подчеркивается использованием слов с суффиксами субъективной оценки: «березонька», «кремниченька», «водиченька». Все это делает подготовленным, внутренне оправданным, дальнейшее содержание песни. Приведенная формула «сужения» составляет всю ее первую часть, но это не механический зачин, оторванный от всего дальнейшего изложения: первая часть песни внутренне и внешне связана со второй, предопределяя даже внешнюю форму изложения последней - диалог между березкой и замужней женщиной.
Часто по такому принципу в семейной лирике строится описание «чужой семьи». В изображении семейных отношений «сужение» идет в сфере бытовых традиционных представлений о значимости и важности отдельных членов семьи. В формуле «чужая семья» ступенчатый ряд имеет следующий вид: свекор -свекровь — деверья — золовки. Например: Мать мыя рыдная, жисть мыя худая, Жисть мыя худая - што свекыр журливый, Што свекыр журливый, свякрова бряхлива, Свякрова бряхлива, залоуки-смутоуки, Залоуки-смутоуки, дивярьи-злодеи [35, с. 304]. В.Н. Добровольским было записано несколько вариантов семейной песни, в которой молодушка говорит о своем горе родному брату. В указанный ряд включен и муж: А у маим жа падворьи Да чатыри гори, Пятыя небалыпоя: А што первыя горя Свекырька журливый, А другоя горя Свякрова хлапатлива, А што третие горя Девяри прасмяшливы, А чатвертыя горя Залоуки - калатоуки, А пятыя небальшоя — Мужик мой ряунивый [12, с. 368]. Брат успокаивает сестру, ведь свекор журливый «скоро в землю пойдет», свекровь «себе добра хочет», деверьям самим в люди надо, золовки скоро сами «в люди пойдут», а муж ревнивый другую себе не возьмет. Формула «чужая семья» может быть раскрытой синекдохой: Седая бородушка То мой свекорька, Сивая головушка То свекровушка. А что руса косонька — То золовушка1. В некоторых песнях в том же порядке следует описание того, как молодушка пытается угодить всем членам семьи мужа: Свёкру уважу - 2 р. Постельку постелю. Свекрову уважу - 2 р. Хатыньку подмету. Деверьку уважу - 2 р. Коника напою. Золовку уважу - 2 р. Косыньку заплету [32, с. 77]. Одним из основных поэтических принципов построения лирических песен является принцип образного параллелизма. В фольклористике параллелизм изучался на разных уровнях: как особый тип художественной формы [50; 62; 159] и в историко-генетическом аспекте [85; 234; 116]. Песня, построенная по принципу образного параллелизма, имеет двучленную структуру. Песенное содержание раскрывается в параллельных образах, ситуациях. Монологи, диалоги и описательно-повествовательная часть первого члена параллели имеют соответствующие аналоги во второй. В таких песнях наблюдается полная композиционная симметрия. Подобная симметрия наблюдается в смоленской песне «А дубрава лугу позавидовала»: А дубрава лугу позавидовала: «Добро тебе, лугу, добро зеленому. Худо мне, дуброве, стоять при дороге. А тебя-то, луг, косою выкашают, А меня, дуброву, скотом выбивают». Молодухи девкам позавидовали: «Добро вам, девушки, добро, подруги, А нам, молодухам, уталону нету. Один в колыбели, второй на постели. Что в колыбели — того колыхать, А тот, что в постели, - того забавлять»1. Эта песня была записана в Монастырщинском районе как необрядовая. Однако здесь очевидно влияние обрядовой поэзии, в частности, песен, по-ющихся на Зеленые Святки, в которых в первой параллели звучит жалоба березки, а во второй — молодой замужней женщины: Береза лугу позавидовала, Ой, маю, маю, маю зелена. - Хорошо тебе, лугу, Хорошо зелена. А меня, березу, секут и ломают, И в печку бросают. Молодуха девкам позавидовала: - Хорошо вам, девки, хорошо, злодейки, А нам, молодуам, такой воли нету.
Один в колыбели, другой на постели. А что в колыбели — надо колыхати, А что на постели — надо целовати . Возможно, что когда-то вышеназванная необрядовая песня и была прикреплена к обряду, но с течением времени «оторвалась» от него и стала исполняться «в любое время», отпал и характерный для майских песен припев «Маю, маю, маю зелена».
