Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Чудовища-мангадхайки: отрицательные персонажи бурятского эпоса
1. Происхождение и характеристика образа мангадхайки 14
2. Развитие, функции и типология 50
3. Поэтика изображения чудовищ-мангадхаек 72
Глава II. Героические образы женщин-богатырш в бурятском эпосе .
1. Генезис и этапы эволюции образа женщины-богатырши ...91
2. Структура и композиция сюжета улигеров с героинями-богатыршами 138
3. Типологическая характеристика и функциональные особенности 173
4. Стилистические средства и художественные приемы в изображении женщин-богатырш 203
Заключение 231
Список источников 241
Список использованной литературы 245
Приложение
- Происхождение и характеристика образа мангадхайки
- Развитие, функции и типология
- Генезис и этапы эволюции образа женщины-богатырши
- Структура и композиция сюжета улигеров с героинями-богатыршами
Введение к работе
Актуальность работы.
Бурятский героический эпос уникален и своеобразен по архаичности своего содержания, по богатству языка, по композиционным особенностям. Ак. Б.Я. Владимирцов, отмечая удивительную первобытность бурятских улигеров, писал о них так: «...настоящие эпопеи, не уступающие эпопеям других народов мира» [Владимирцов, 1923, с.13-14]; по его мнению, они являются результатом долгой и сложной творческой жизни, завершающим длительный период развития в других формах.
Улигеры не являются продуктом творчества определенного круга людей, наделенных талантом. Это венец творения многих сотен и даже тысяч талантов. Народ создавал улигеры, народ исполнял их, народ зачарованно слушал их, восхищаясь красотой развертывавшихся картин. Он понимал, что мир, в котором он живет, изменчив и противоречив: в нем есть правда и ложь, справедливость и несправедливость, красота и уродство, жизнь и смерть. Певец-улигершин, выступая от имени своего народа и воплощая его в себе, в своих вдохновенных улигерах, как под увеличительным стеклом, показывал само бытие человека в огромном мире. Он раскрывал все положительные и отрицательные качества и свойства, присущие человеку, его существованию в мире и, сталкивая их между собой, утверждал мысль о победе справедливого, истинного и светлого начала. Поэтому в образе главного героя - хубуна, мэргэна, батора, воплотились героические идеалы народа: мужество, бесстрашие, сила, благородство, способность пожертвовать собой во имя других. Эти качества отбирались и диктовались всем ходом исторического развития и той борьбой, которую приходилось вести предкам бурят, защищая свои территории, свой род, свое племя. Эпос подчеркивал: богатырь (Гэсэр, Аламжи-Мэргэн, Буху Хара хубун и др.) -лучший представитель своего рода, но в то же время это и есть сам род, воплотившийся в единственном родовиче. Подвиг героя представлялся
4 идеальной нормой, эталоном поведения для каждого члена общества, а сам
герой рассматривался как образец для подражания.
Бурятские улигеры, передаваясь из поколения в поколение, из уст в уста, постоянно находились в процессе исполнения, изменения, шлифовки и трансформации. Основное содержание, главная идея произведений оставались в основном неизменными, но менялись отдельные детали и эпизоды, получая новую трактовку или новое освещение соответственно тому времени и тем условиям, когда они исполнялись, обогащая или обедняя старое содержание. Улигеры впитали в себя многие стороны жизни бурят, их быта, нравов, психического склада, художественно-эстетических и религиозно-философских воззрений. Они отразили наиболее значимые исторические события прошлых эпох, находясь в тесной связи со всеми общественно-политическими процессами, происходившими на протяжении этих эпох, и с процессом исторического развития бурятского народа. Н.О. Шаракшинова писала: «Предки современных бурят в улигерах отзывались на все события, выражали свои взгляды на мир, свои впечатления и переживания, ставили волновавшие их вопросы и давали на них посильные ответы» [Шаракшинова, 1987, с.290]. Эпос был для них своеобразным зеркалом, отражавшим картину их жизни, но в то же время он отбирал и сохранял все то нужное и важное, что могло бы в будущем способствовать дальнейшему развитию истории, языка, культуры народа.
Несомненно, что первые образцы устного эпического творчества появились еще в эпоху первобытно-общинного строя. Исследователи не раз обращались к этому вопросу. В частности, А.И. Уланов в своей работе «К характеристике героического эпоса бурят» [Уланов, 1957] относит зарождение и формирование древнейшего ядра улигеров эхирит-булагатской группы к середине I тысячелетия н.э., а широкое развитие, по его мнению, они получили во второй половине I тысячелетия н.э. [там же, с. 104]. В другой, более поздней по времени работе он немного приблизил время появления эпоса: «Основные древние компоненты, общие с монгольскими и ойратскими, оформились, вероятно, уже во второй половине I тысячелетия,
5 возможно, даже тогда, когда по существу и не было еще бурятских родов,
но окончательно сформировался эпос к концу I тысячелетия...
Формирование основных мотивов эхирит-булагатского эпоса датировать
более поздним временем, чем конец I тысячелетия н.э., не представляется
возможным. Тогда характер эпоса был бы другим, появились бы более
«исторические» образы, более реальные действия героев, не ставилась бы
проблема борьбы за экзогамный брак, против внутриродового брака»
[Уланов, 1963, с.200].
Б.Я. Владимирцов отмечал: «Эпические настроения и эпические сюжеты... развиваются теперь, т.е. начиная с конца XII - начала XIII вв., необычайно, выливаются в определенные, более сложные формы: начинают создаваться большие эпические песни, былины, может быть, эпопеи» [Владимирцов, 1923, с.8].
По мнению Г.Д. Санжеева, героический эпос бурят зародился «в доскотоводческий период, в среде шаманской аристократии, своеобразной вольницы военно-охотничьего общества Приангарья, куда стекались все гонимые и недовольные из императорской Монголии XIII в.» [Санжеев, 1936, С.ХХШ].
Н.О. Шаракшинова, отдавая должное уважение взглядам коллег, считала, что зарождение героического эпоса бурят и монголов происходило в XI—XII вв., хотя, разумеется, часть эпических произведений формировалась и позднее, в последующие столетия. Она доказывала это предположение рядом фактов. В частности, сохранившимися отрывками эпических произведений в древнейших литературных памятниках монголов - «Сокровенном сказании монголов», «Алтан Тобчи» и пр.: «Целые строфы из эпоса, обнаруживаемые в «Сокровенном сказании», свидетельствуют о довольно высоком уровне развития героико-эпической традиции монгольских народов, зародившейся еще до XII столетия» [Шаракшинова, 1987, с.57]. Исследователь указывает, что представляется довольно проблематичным отнести возникновение эпоса бурят к середине I тысячелетия, поскольку сами буряты как народ появились значительно позднее. И неправомерно утверждать об оформлении эхирит-
булагатских улигеров, если самих эхирит-булагатов тогда еще не было. Возможно, древнейшие элементы, выявляемые в бурятском эпосе, были заимствованы древними предками бурят от предшествующих племен (курыкан, чжурчженей, киданей, уйгуров). Не исключено, что помимо этого могли заимствоваться и некоторые сюжеты и мотивы. Исследователь утверждает: в середине I тысячелетия эпос мог существовать, но это была скорее предыстория собственно бурятского эпоса, которая не поддается более четкому выяснению в силу отсутствия фактологических данных по этой сложной проблеме [Шаракшинова, 1987, с.56].
Другой бурятский ученый М.П. Хомонов на примере наиболее архаичного эхирит-булагатского варианта «Гэсэра» доказывал, что эпос сформировался ранее второй половины I тысячелетия н.э. в условиях разложения материнского рода и возвышения отцовского; далее он вбирал в себя черты следующих эпох [Абай Гэсэр хубун, 1961, с.4].
Д.А. Бурчина осторожнее относится к проблеме датировки возникновения бурятского эпоса, считая, что этот вопрос еще требует дальнейшего детального рассмотрения с привлечением материалов тюрко-язычного эпоса и данных археологии, этнографии и истории. Очевидно, что улигеры явились результатом тысячелетнего творчества народа. Трудно сказать, какую жанровую форму они имели во времена своего расцвета в древности [Бурчина, 1990, с.54].
Анализируя мнения и данные этих ученых, можно сделать вывод: по всей вероятности, древняя основа бурятского эпоса, мифологические воззрения, легшие в эту основу, некоторые сюжеты и отдельные детали повествования возникли в I тысячелетии н.э., в эпоху родоплеменного строя, когда матриархат сменялся патриархатом, вследствие чего материнский род утрачивал свои привилегии и преимущества, а в силу вступал отцовский род, или, возможно, еще раньше. В дальнейшем формировалась устойчивая структура улигера, разрабатывались новые сюжетные ходы и художественные приемы, вырабатывался стиль и язык. Очевидно, что самые древние улигеры до нас не дошли. Но и сохранившиеся образцы эпического
7 творчества являют собой наглядное доказательство этому утверждению.
Нельзя сказать конкретно, сложился эпос в середине или во второй половине
I тысячелетия н.э. Чтобы получить ответ на этот вопрос, недостаточно
данных только бурятского эпоса. Необходимы сравнительные историко-
типологические исследования бурятских улигеров и эпоса других
монголоязычных народов, а также и тюркских (алтайцев, тувинцев, якутов,
хакасов). Наряду с этим, как указала Д.А. Бурчина, нужно привлечь данные
археологических, исторических и этнографических работ, а также древних
летописных памятников.
Вопрос возникновения бурятского эпоса напрямую связан с рассматриваемой нами темой, поскольку образы чудовищ-мангадхаек и женщин-богатырш являются, на наш взгляд, наиболее архаичными и, возможно, были первыми героями, точнее героинями древних улигеров. Происхождение данных образов имеет общие корни, уходя в эпоху господства матриархата. Однако формирование эпоса в иных условиях оказало огромное влияние на их содержание и эволюцию. Бурятский героический эпос не знает матриархата в "чистом виде". Все содержание улигеров пронизано воззрениями, характерными для патриархата, отцовского права и рассматривается сквозь призму мужского начала. Поэтому главными героями эпических произведений бурят являются могучие и храбрые богатыри-мужчины, которые борются против зла и несправедливости на Земле, ради блага и счастья простых людей. Но наряду с этим немалое место в эпосе отводится женским образам. И это неудивительно, исходя из той исторической роли, которую женщины играли в развитии общества. В эпосе женщина - мать, невеста, жена, сестра, всегда находится рядом с героем, помогая ему в трудные и опасные моменты. Но женщина выступает и его врагом, нередко таким грозным и сильным, что он гибнет в борьбе с ней. Примером первого служит образ богатырши (сестры героя), примером второго - образ мангадхайки.
Рассматриваемые образы принадлежат к противоположным лагерям улигерных персонажей, что не мешает нам объединить их в одном
8 исследовании. Основанием для этого служит положение общей архаики их
происхождения, которая позволяет выявить особенности генезиса данных
образов в эпоху древнего общества, проследить постепенную их эволюцию и
неотвратимое угасание в эпоху доминирования чуждой им идеологии,
установить характер их взаимодействия с другими, менее архаичными
персонажами улигеров, вследствие чего выявляются общие закономерности
развития, бытования и исчезновения улигерного образа.
Многие исследователи бурятского эпоса отмечали значительную роль и исключительное положение женских персонажей в улигерах. Г.Д. Санжеев исходил из того, что эпос разных бурятских племен отражает разные стадии или этапы в развитии одного и того же героического эпоса. В своих трудах он придерживался классификации улигеров на эхирит-булагатские и унгинские, вслед за Ц.Ж. Жамцарано, который ранее выделил еще и хоринский эпос. На основе этого условного деления Г.Д. Санжеев исследовал эпические произведения и сделал наблюдение об общей активности женских персонажей в эхирит-булагатских улигерах и пассивности их в унгинских. Наряду с этим он отмечал снижение роли женщин не только в бурятских улигерах, но и во всем монгольском эпосе по мере его исторического развития [Санжеев, 1936; Санжеев, 1937].
А.И. Уланов развил и углубил предложенную классификацию. Он на
убедительном материале показал, что эхирит-булагатские улигеры являются
наиболее архаичными по своим стадиально-типологическим признакам. В
них явно просматриваются черты древнего родового общества охотников и
собирателей, тогда как унгинский и хоринский эпосы стоят уже на ином,
более развитом уровне. В своих работах ученый коснулся и особой роли
женщин в улигерах. Он выявил положительную направленность таких
персонажей, как сестра-богатырша, невеста-суженая, девы-
воскресительницы, бабушка Манзан Гурмэ. По его мнению, в этих величественных образах народ выразил свои надежды и чаяния о счастье, мире, справедливости, гармонии и красоте. В отрицательных образах, представленных мангадхайками, по мнению ученого, отчетливо проявилась
9 нерасчлененность мышления древнего человека, который воплотил в них
представления о враждебных стихийных силах природы и наделил эти
фантастические мифологические персонажи чертами, присущими людям и
животному миру [Уланов, 1957; 1963].
По мнению Н.О. Шаракшиновой, образы мангадхаек и героических девушек восходят к наиболее раннему периоду общественного развития. Она называет их «образами матриархата», поскольку в связанных с ними эпизодах и сюжетах в наибольшей степени сохранности наблюдаются пережиточные моменты ранних общественных и семейных отношений, предшествовавших патриархальному роду и моногамному браку. Также ученый рассматривает, как нравственные и эстетические представления древних бурят находят свое выражение в действиях и поступках женских персонажей [Шаракшинова, 1968; 1987].
Огромным вкладом в проблему изучения образов женщин и в
эпосоведение в целом явилась работа Е.Н. Кузьминой «Женские образы в
героическом эпосе бурятского народа» [Кузьмина, 1980]. В ней на
значительном текстовом материале исследователь показала
эволюционирование женских персонажей от зооморфных образов до антропоморфных, изучила вопросы их происхождения, выделила типы улигерных героинь, показала художественную выразительность и многообразие поэтических приемов в изображении женских образов.
Д.Д. Гомбоин в своей монографии изучила сюжетику и систему персонажей эхирит-булагатских улигеров и выдвинула концепцию о дальнейшей эволюции образа сестры-богатырши уже в рамках этой древней традиции [Гомбоин, 1990].
СЮ. Неклюдов в своем фундаментальном исследовании «Героический эпос монгольских народов. Устные и литературные традиции» на материале монгольского эпоса (халхасского, бурятского и калмыцкого) достаточно подробно рассмотрел особенности женских персонажей, составляющих семейство мангуса (бур. мангадхайки), и образа Аджу Мэргэн (бур. Алма Мэргэн). Он выдвинул версию об изначальной двухкомпонентности образа
10 Аджу Мэргэн и его различных архаических истоках. Класс женщин-
мангусов он возвел к образам демонических матриархальных "хозяек"
архаической мифологии или разновидностям богини-матери и указал, что
именно в бурятском эпосе они ближе всего к своим архаическим корням
[Неклюдов, 1982; 1984].
Рассматриваемой темы касается статья Д.А. Бурчиной «Женские образы в Гэсэриаде бурят». Исследователь показала особенности бытования образов и дала достаточно подробную их характеристику [Бурчина, 1998].
В героическом эпосе многих народов обнаруживается ряд персонажей, типологически близких и женщинам-богатыршам и мангадхайкам. Исследования, касающиеся подобных персонажей в калмыцком «Джангаре», проводились А.Ш. Кичиковым, Э.-Б.М. Гучиновой [Кичиков, 1976; 1978, Гучинова, 1990]. В тюркском эпосе (среднеазиатском) вопросы происхождения и эволюции женских образов были разработаны В.М. Жирмунским [Жирмунский, 1974; 1979]. Основные женские персонажи эпических произведений якутов нашли свое освещение в трудах исследователей олонхо И.В. Пухова, Г.У. Эргиса, Н.В. Емельянова [Пухов, 1962, Эргис, 1974, Емельянов, 1980; 1983; 1990; 2000]. Интересные замечания, касающиеся интересующей нас темы в эвенкийском фольклоре, встречаются в работах Г.И. Варламовой (Кэптукэ) [Варламова, 2002, 2004]. В эпосе кавказских народов огромная работа по типологии, генезису и эволюции женских образов была проделана учеными-фольклористами У.Б. Далгат и Е.Б. Вирсаладзе [Далгат, 1972, Вирсаладзе, 1976]. Аналогичные персонажи тувинского эпоса рассмотрены Л.В. Гребневым [Гребнев, 1960]. Героические женские образы эпоса хакасов получили освещение в работах В.Е. Майногашевой [Майногашева, 1988; 1997]. В алтайском эпосе вопросы, связанные с образами женщин, разрабатывал С.С. Суразаков [Суразаков, 1961]. В русском былинном эпосе также встречаются подобные образы. История изучения былин насчитывает не одно столетие, поэтому, на наш взгляд, будет лишним приводить здесь многочисленные труды исследователей, так или иначе затрагивавших эту тему. Упомянем лишь
исследования Н.Я. Янчука, Г.И. Потанина, В.Я. Проппа, С.Г. Лазутина, А.П. Евгеньевой, Б.Н. Путилова, В.М. Гацака и мн.др. Таким образом, образы женщин в мировом фольклоре неизменно притягивали к себе внимание исследователей. Не явился исключением из этого ряда бурятский эпос.
Однако богатейшие материалы улигеров требуют дальнейшего изучения, исследования с разных позиций, с разных точек зрения - поэтики, стилистики, языка и т.д., с учетом фактора развития современного общества и появления новых научных концепций и теорий. Представленная диссертационная работа является попыткой осветить, углубить и дополнить исследования по одной стороне героического эпоса, связанной с системой персонажей, которая, тем не менее, довольно важна для составления если не исчерпывающего, то достаточно объемного представления о древней идеологии, особенностях быта, общественных отношений, эстетических и этических воззрений предков современных бурят. Специальное исследование проблем генезиса, эволюции и сравнительной типологии отдельных эпических персонажей на материале улигеров эхирит-булагатской, унги некой и хоринской групп обусловлено теоретической значимостью данной проблемы и необходимостью изучения в настоящее время конкретных вопросов художественной системы бурятского эпоса.
Цель диссертационной работы - изучение архаичных образов чудовищ-мангадхаек и женщин-богатырш, выявление функциональных, семантических и поэтических особенностей данных образов, относящихся к системе персонажей бурятского героического эпоса. Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:
- выявить истоки происхождения рассматриваемых женских образов;
- показать взаимосвязь зооморфных образов мангадхаек и мотивов,
привязанных к ним, с древними представлениями и обрядовой системой;
- проследить постепенное эволюционирование, расцвет и угасание этих
образов в условиях исторического развития общественных отношений;
- рассмотреть образы чудовищ-мангадхаек и женщин-богатырш в
сравнительно-типологическом аспекте;
- определить основные функциональные характеристики образов
богатырши и мангадхайки в процессе развития сюжета от простых повествовательных форм к сложным;
- показать многообразие стилистических приемов и поэтических средств
в изображении рассматриваемых образов.
Объектом исследования является бурятский героический эпос -улигеры. Предмет исследования - образы чудовищ-мангадхаек и женщин-богатырш.
Методика исследования основана на текстологическом анализе с
использованием сравнительно-типологического, сравнительно-
исторического и вариативного методов. Сравнительно-исторический метод дает. возможность рассмотреть эволюцию образов, сюжетов и мотивов в бурятских улигерах в соответствии с изменяющимися представлениями народа на разных стадиях жизни родового общества. Сравнительно-типологический метод вместе с вариативным позволяют сопоставить варианты эпических произведений, различающиеся по месту бытования, а также эпические традиции разных народов, и выделить в них традиционные элементы, общие образы и идеи, художественно-стилистические приемы и т.д. При помощи метода текстологического анализа осуществляется углубленное изучение тестового материала и выявление типологических особенностей рассматриваемых образов.
Диссертант опирался на общие теоретико-методологические положения и выводы, изложенные в трудах Б.Н. Путилова, Е.М. Мелетинского, В.Я. Проппа, В.М, Жирмунского, В.М. Гацака, А.В. Кудиярова, СЮ. Неклюдова, Е.С. Новик, К.В. Чистова и др.
Новизна диссертации заключается в том, что она представляет собой первый опыт комплексного исследования отдельных женских образов бурятского героического эпоса. Впервые предпринимается попытка проследить типологию и развитие образа чудовища-мангадхайки и женщины-богатырши, а также сравнить их с аналогичными персонажами из фольклора других народов.
13 Теоретическая и практическая значимость работы заключается в
том, что ее результаты, выводы и отдельные положения могут быть
использованы в дальнейших научных исследованиях эпоса; представленные
материалы дают дополнительные сведения для сравнительной
фольклористики и могут внести определенный вклад в решение проблем
общей типологии фольклора; также они могут найти применение при
составлении учебно-методических пособий для ВУЗов и
общеобразовательных школ, при разработке спецкурсов, лекционных и
практических занятий по фольклору для гуманитарных факультетов ВУЗов.
Источниками исследования явились рукописные материалы, хранящиеся в архивном фонде Центра восточных рукописей и ксиллографов ИМБиТ СО РАН (далее ЦВРиК ИМБиТ СО РАН), а также тексты улигеров, опубликованные в разные годы.
Апробация работы. Основные положения диссертационной работы освещены в статьях, вышедших в сборниках исследований бурятского фольклора и литературы, а также в докладах на научной конференции, посвященной 80-летию д.ф.н. У.-Ж.Ш. Дондукова и д.ф.н. СБ. Бадмаева (Улан-Удэ, 2003), на международном научном симпозиуме «Байкальские встречи - 5» (Улан-Удэ, 2005).
Диссертация прошла обсуждение и одобрена на заседании отдела литературоведения и фольклористики ИМБиТ СО РАН.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы, приложения.
Происхождение и характеристика образа мангадхайки
Бурятские улигеры представляют собой законченные художественные произведения с особенностями тематики, стилистики, образности, символики, сложившейся системой персонажей. Вслед за исследователями А.И. Улановым, М.П. Хомоновым признав достаточно древнее оформление и развитие героического эпоса бурят, следует отметить, что группа эхирит-булагатских улигеров, в отличие от унгинских и хоринских, сохранила больше ранних архаичных элементов в своей структуре. Но нельзя категорично утверждать, что в сказаниях Хори и Унги эти элементы не сохранились. Они есть, но их меньше (например, поездка за суженой, борьба за моногамный брак, мифические зооантропоморфные персонажи и т.д.), поскольку данные улигеры претерпели более значительные изменения и стоят на ином, более высоком стадиально-типологическом уровне.
В ранней эпике, складывавшейся в эпоху разложения первобытного родоплеменного общества, элементы героического эпоса еще не оформлены полностью, преобладает мифологический аспект, используются язык, сюжетика и образность первобытных мифов. В архаическом эпосе, в том числе и бурятском, прошлое рода или племени изображается как действительно бывшее, реальное, в нем повествуется о происхождении человека, добывании элементов культуры, приручении животных и т.д. Эпическое время — это мифическая эпоха первотворения.
Эпос отражает и сохраняет в себе мировоззрение своих создателей. Поэтому и более архаичные эхирит-булагатские улигеры, и более поздние унгинские и хоринские содержат в своей ткани древнейшие мифологические взгляды предков бурят, присущие тому времени, когда человек еще не отделял себя от природы, не стремился противопоставить себя ей. Человеку первобытного общества было присуще синкретическое, нерасчлененное сознание. Познавая природу, мир вокруг себя, он не отделял себя от окружающих предметов и явлений. Все, что окружало его, мыслилось им таким же, как он разумным, одухотворенным, имеющим свою собственную «душу». Поэтому герой улигеров легко может стать травинкой или птицей, а животные могут разговаривать по-человечески. Все предметы и существа это лишь разные формы существования, как и сам человек. Кроме того, стремясь познать неизвестный окружающий мир, составить свое мнение о его явлениях, первобытный человек вынужден был отталкиваться от единственно известной ему величины - его собственного «я», от своих ощущений и чувств, поскольку самым понятным, знакомым и объяснимым явлением был он сам. Поэтому он вольно или невольно переносил свои человеческие качества на все свое окружение, «...мыслил природу по образу и подобию своему» [Штернберг, 1936, с.231].
Эпические образы являются результатом художественного осмысления действительности. В них сочетаются реалистическое и мифологическое, жизнь и фантастика, тонкие грани обыденного существования человека и богатого многоцветия его духовной жизни. «Они представляют собой продукт трудного и сложного освоения мира, ибо художник-народ выражает в этих образах свое, только ему присущее понимание, переживание познаваемых явлений объективной действительности, которые во многом зависят от уровня культуры, мышления, условий жизни данного коллектива. В то же время, возникнув на определенной стадии развития художественной культуры, образ не остается без изменений на протяжении долгого времени. Одна из особенностей фольклорных образов, в частности улигерных, заключается в том, что они отражают многие значительные изменения в жизни, мировоззрении разных поколений людей» [Кузьмина, 1980, с.20].
Образы, созданные в бурятских улигерах, весьма многочисленны и разнообразны по своему внутреннему содержанию и художественному (поэтическому) изображению. Все эпические образы построены по принципу амбивалентности героев улигера и их врагов. Такая амбивалентность является одним из ведущих принципов образообразования. Улигерный жанр, проходя этапы своего развития, традиционно складывал большую эпическую форму как многособытийное биографическое повествование. Образы и сюжеты такого повествования отражали дуалистический характер освоения мира. Условно всех эпических персонажей можно разделить на две большие группы: отрицательные герои и положительные. «Основным критерием деления эпических персонажей на отдельные группы служит позиция, занимаемая теми или иными героями по отношению к народу и родной земле. Защита интересов народа — вот что определяет сущность и социальный облик героев» [Шаракшинова, 1987, с.145-146]. Т.е. здесь действует идея слитности, нерасторжимого единства героя и народа. Если положительный герой эпоса выражает идеи и цели, преследуемые его творцом-народом, то по логике контрастности его отрицательный антагонист (антипод) ниспровергает все его установки, сея разрушение, смерть, насилие и угнетение, что не может не отвратить от него симпатий народа. Но любой образ, положительный или отрицательный, служит выражением определенных социальных отношений, существующих в обществе.
Главными отрицательными персонажами, противопоставленными герою, в бурятском эпосе являются мангадхаи. Точнее, в улигерах антагонистами выступают род людей и род мангадхаев или, иначе, идет постоянное противостояние человеческого («своего») племени и демонического («чужого»). Подобная межплеменная борьба имеет мифологический характер и является конкретным выражением защиты мирового устройства от хаотического разброда. В эпосе многих народов враги обычно имеют хтонический (т.е. демонический) характер и связаны с подземным миром, болезнями, смертью и т.д., а свое племя (людей) живет на земле («срединном мире») и находится под покровительством небесных божеств. Такова борьба богатырей абаасы и айы у якутов, богатырей и чудовищ, подчиняющихся владыке подземного мира Эрлику, у алтайцев, и соответственно, мангадхаев и людей у бурят [Мифы народов мира, 1988, Т.1 и Т.2].
Мангадхаи — фантастические чудовища, относящиеся не только к бурятской, но и к монгольской эпической мифологии. Это страшные демонические существа, обладающие огромной физической силой и безобразные по своему внешнему виду: огромного роста, с множеством голов (13, 15, 67, 77, 88, 108, 500, 600, 1008), часто с ветвистыми, словно жерди, рогами, с огромной пастью, иногда они характеризуются как людоеды. Тем не менее, мангадхаи во многих чертах напоминают людей: организацией семейно-родового устройства, своими действиями и поступками, присущими им качествами и умениями, жилищем и атрибутами, умственными способностями. Они ездят на конях, обладают примитивным оружием (топоры, дубины, деревянные скребки и т.д.). У них имеется моногамная семья - прабабушка, бабушка, жена, сыновья. Их происхождение и вообще этимология слова «мангадхаи», которое, вероятно, возникло в результате стяжения двух основ (в наиболее архаичных улигерах употребляются формы «мангад ахай»-«мангад старший брат», «мангад хугшин ахай»—«мангад престарелый брат», «мангад гахай»-«мангад дикая свинья») достаточно спорны. Выделяется основа «мангад», возможно, заимствованная, которая по-разному интерпретируется разными исследователями.
Развитие, функции и типология
По мере развития, усложнения, расцвета, а затем и упадка улигерного жанра шло и постепенное изменение фигурировавших в нем персонажей. Если на ранней стадии улигеры изобилуют многочисленными зооморфными, орнитоморфными существами, с которыми завязывают дружбу и побратимство либо сражаются главные герои, то позднее персонажи все более антропоморфизируются, приобретая человеческие черты и утрачивая животное начало. Впрочем, антропоморфизация часто происходит не полностью, оставляя рудименты звериного или птичьего облика в человекообразном существе. В улигерах эхирит-булагатской группы наблюдается именно древняя основа образов. Достаточно вспомнить такие улигеры, как «Айдурай Мэргэн», «Абай Гэсэр хубун», «Эржэн Мэргэн хубун» и мн.др. В них герои преодолевают препятствия в виде долин, полных змей, лягушек и т.д. В пути у них появляются чудесные животные-помощники, которые предлагают свою помощь в благодарность за спасение их жизни (муравьи, птицы, мыши и т.д.). Почти всегда герой становится побратимом огромной собаки, хозяйки земли (озера, моря) Гуниг (Гуриг) Шара нохой, Хазадаг Хара (Шара) Буура, которая в дальнейшем всегда выручает героя ценой своей жизни в гибельной ситуации. Например, в улигере «Шандабал Мэргэн» [ЦВРиК ИМБиТ СО РАН. Личный фонд СП. Балдаева, ст. инв. 2940], как и во многих других, Ехэ Тайга нохой оживляет героя Ьулэг Тайжа, трижды заглотив его, сама она при этом умирает от яда. Оживший герой с большими почестями хоронит ее. В эпизоде с собакой все исследователи усматривали сохранившийся факт приручения дикой собаки человеком, а также обряд инициации — посвящения во взрослую жизнь. Нет оснований подвергать это сомнениям.
Также в улигерах данной группы действуют чудесные помощники и покровители героев. В первую очередь, это богатырские кони, наделенные даром речи и положительными человеческими качествами — умом, храбростью, находчивостью, верностью. Кроме этого, чудесный конь обладает еще и волшебным даром — предвидением событий и явлений, знанием судьбы хозяина. От него богатырь узнает о своей суженой, о препятствиях и опасностях предстоящего пути. В случае гибели героя его верный скакун доставляет его тело или одежду к сестре-богатырше и помогает ей добыть брату невесту-воскресительницу. Часто богатырские кони спускаются с небес.
С небес спускаются и воскресительницы героев — кукушки. Причем сначала это действительно птицы и по своему облику, и по поведению. В улигере «Буху Хара хубун» кукушка своим пением достает со дна Великого Черного моря тело героя, а затем оживляет его своим кукованием [Буху Хара хубун, 1972, с.96-97]. Далее же прослеживается очевидная эволюция в их изображении. Они очеловечиваются, начинают «выступать как бы «прототипами» будущих дев-воскресительниц, указывается даже их местонахождение, определяются функции...» [Кузьмина, 1980, с.40]. У богатыря появляются три сестры-кукушки («гурбан хухы эгэшэ»), обитающие на небе и выполняющие функции не только воскресительниц, но и покровительниц героя. Они следят за его судьбой, приходят на помощь в критический момент, когда в битве с чудовищем герой теряет последние силы и падает замертво, либо одурманенный, забывает свою миссию (например, в улигерах «Гунхабай Мэргэн хубун», «Хан Сэгсэ Мэргэн», «Абай Гэсэр» и мн.др.). Отметим существенный момент: чем ближе кукушки к человеческому облику, тем чаще они в эпизоде воскрешения используют различные атрибуты, дары природы, хорошо знакомые и применяемые людьми в быту - целебные источники, различные лекарственные травы и растения (можжевельник, пихту, кедр и т.д.), либо предметы, созданные руками человека — шелковые платки, серебряные ковши (заметим, что в дальнейшем в улигерах невесте, потенциальной деве-воскресительнице, в приданое дается серебряный ковш, «обогащающий бедных и оживляющий умерших»).
Е.Н. Кузьмина очень точно подметила: «Если проследить внутреннюю эволюцию женских образов в улигерах, то оказывается, что они выстраиваются в определенной последовательности: образ животных, птиц, затем полуживотных, полуптиц — полулюдей — образ женщины...» [Кузьмина, 1980, с.52]. Без сомнений, образ женщины-чудовища, мангадхайки, шел по этому пути развития. По крайней мере, возможно проследить, как шел процесс постепенной эволюции образа в эхирит булагатских, унгинских и хоринских улигерах и выделить несколько типов:
К этому же типу, вероятно, относятся образы девушек-красавиц, обладающих птичьими чертами — клювом, когтями, которые также наделяются такой чертой, как крожадность. Но следует заметить, что в других древних сказаниях не всегда встречаются подобные образы. Вредящая старуха может иметь и другой облик. Например, в улигере «Эржэн Мэргэн хубун» навстречу Эржэн Мэргэну выезжает «хорхигонойхон памган», т.е. «тощая (худая, сухопарая) женщина». Богатырь погибает от ее коварства [Эржэн Мэргэн хубуун- ЦВРиК ИМБиТ СО РАН. Личный фонд СП. Балдаева, ст. инв.76 и 734]. У этой злобной женщины не наблюдаются птичьи или звериные черты, напротив, она выглядит как человек и обладает всеми человеческими атрибутами: облик, наличие дома, проявление гостеприимства, хоть и ложного. Можно предположить, что этот образ модифицировался в сторону антропоморфизации в результате длительного бытования, а, следовательно, видоизменения сказания. В процессе постоянной передачи устным путем потерялись первоначальные звероподобные черты. Вспомним, что встречаются и такие образы, у которых в нижней части тело львиное, грудь медвежья, голова волчья. Наблюдается ловольно специфический портрет, хотя здесь стоит задуматься, являются их звериные черты изначальными или это "одревнение" образа в результате привнесения сказочных мотивов? В фольклоре калмыков (сказочном и эпическом), в монгольской эпопее «Хан Харангуй», как уже упоминалось, встречаются персонажи с подобными звериными чертами. Исследователь «Джангара» А.Ш. Кичиков утверждал, что эти образы по сути своей являются сказочными, и наличие их в эпическом сюжете свидетельствует о дегероизации эпоса, актуализации в нем сказочных мотивов, т.е. фактически идет разложение эпоса.
Генезис и этапы эволюции образа женщины-богатырши
В мировом фольклоре широко распространены образы воинственных женщин-богатырш, наделенных большой физической силой и способностью наравне с героями-мужчинами преодолевать различные препятствия на пути к поставленной цели и противостоять врагам. Ареал распространения этого песонажа весьма широк и охватывает территории, население которых не соприкасалось в территориально-временном пространстве. Мифы, легенды и эпические сказания древности донесли до наших дней весьма выразительный портрет женщины-богатырши. Это и амазонки древней Греции, и богатырки из якутских олонхо, хакасского и алтайского эпосов, и поляницы из русских былин. Алма Мэргэн (третья жена Гэсэра) и девушки-сестры героев, совершающие подвиги ради спасения брата, из бурятского эпоса имеют много общего с девой Брунгильдой из древнегерманского эпоса о Нибелунгах, со Скъялдмор из скандинавской саги о Волсунгах, Карлыгой из казахского эпоса «Кобланды-батыр», Малх-Азни из вайнахского эпоса, Настасьей Микуличнои из русских былин, с Сатаной из нартского эпоса и т.д.
Образы героических воительниц, вероятно, восходят к типу женщин времени, которое именуется в этнографической литературе периодом «амазонства». Название «амазонки» произошло из греческих мифов. «Амазонки» в переводе с греческого означает «мужененавистницы», или иначе - «равные мужчинам» [Косвен, 1947, с.ЗЗ]. Появившись в Древней Греции, легенды об амазонках зафиксированы с незначительными отклонениями по всему миру.
Основной сюжет легенды сводится к следующему: существовало племя амазонок, состоящее только из воинственных женщин (в греческой мифологии они происходят от Ареса, бога войны, и Гармонии, одной из харит). Место их обитания обычно локализовалось на реке Фермодонт, у горы Фемискир (Малая Азия) или в районе предгорий Кавказа и Меотиды (Азовское море). В определенное время года (чаще весной) амазонки вступали в кратковременные браки с чужеземцами или мужчинами из соседних племен ради продолжения рода. Мальчиков отдавали на воспитание, либо убивали, либо оставляли искалеченными. Они воспитывали только женское потомство, выжигали девочкам в раннем детстве правую грудь, чтобы не мешала натягивать тетиву лука. Амазонки поклонялись Аресу и Артемиде, богине охоты, и проводили время в битвах и сражениях. На вооружении у них были луки, боевые топоры, щиты; шлемы и одежду они сами изготовляли из кожи и были прекрасными наездницами. Амазонкам приписывалось основание многих городов в Малой Азии, в частности, основание города Эфеса и постройка там знаменитого храма в честь Артемиды. Амазонки сражались с такими знаменитыми героями, как Беллерофонт, Геракл и Тесей, и неизменно терпели поражение.
В другом, чуть измененном варианте, легенда гласит о существовании народа, у которого господство принадлежало женщинам, в особенности в военном деле и управлении государством, а мужчины находились в подчиненном, почти рабском положении. Говорится также о том, что женщины причиняли мальчикам в младенчестве увечья для того, чтобы они не смогли восстать и занимались исключительно мирными делами. Эти две версии являются основными и встречаются у многих народов Азии и Европы. Например, в Средней Азии существовали сказки о таких ханствах, где ханом была женщина, и все сановники, министры, воины, священнослужители также были женщинами [Кузьмина, 1980, с.39]. В «Книге тысячи и одной ночи» также есть почти идентичная сказка [Книга тысячи и одной ночи, 1933, Т.5, с.588 - 590]. Оба приведенных примера принадлежат ко второй версии, согласно которой женщины управляют государством, а мужчины прислуживают и занимаются домашними делами. Однако в конце мужчины восстают, и женское царство гибнет.
В более позднее время наряду с компиляциями античных легенд появились рассказы об амазонках Европы. Согласно им, местонахождение амазонок локализовалось в древней Германии, Чехии или на севере Европы, в районе Балтийского моря. Сюжеты не особенно отличались от древних легенд, являя собой контаминации двух версий. Новыми являются мотив уединенности их обитания (на острове, часто «блаженном», «счастливом» и т.д.) и мотив беременности от глотка воды. Аналогичны китайские и японские легенды о царстве женщин, в которых говорится о некоей чудесной стране, населенной прекрасными женщинами, они ненавидят мужчин, беременеют от ветра или глотка воды, рожая только девочек. Присутствуют и классические сюжеты о ведущей роли женщин в государственном управлении и повседневной жизни. По свидетельству М.О. Косвена, легенды о женщинах-амазонках, воинственных и не терпящих мужского превосходства, находятся у народов Индии и Индо-Океанийского региона, Африки, Южной, Центральной и Северной Америк [Косвен, 1947].
На Кавказе, к которому античная греческая традиция относила место пребывания амазонок, также встречаются отголоски данной легенды. В частности, сохранились рассказы о девичьем царстве у черкесов, кабардинцев, карачаевцев, которые не отходят от общей традиции сюжетов об амазонках. Амазонские элементы встречаются в распространенном у народов Кавказа нартовском эпосе, эпосе вайнахов (т.е. чеченцев и ингушей), так же, как и в отдельных фольклорных сюжетах и мотивах. У бурят известным ученым М.Н. Хангаловым также была записана легенда на эту тему «Царство девиц».
Структура и композиция сюжета улигеров с героинями-богатыршами
В бурятском героическом эпосе произведения, в которых главным действующим лицом выступает женщина-богатырша, в подавляющем большинстве своем связаны с темой сватовства. По мнению Д.Д. Гомбоин, они относятся к сюжетно-повествовательному типу А - сестра добывает брату суженую-воскресительницу («Айдурай Мэргэн», «Аламжи Мэргэн» в двух вариантах; по сюжетной кострукции они односоставны, т.к. в них описывается жизнь героев одного поколения, «воинская тема» отсутствует или незначительна), либо к сюжетно-повествовательному типу Б - сестра уже не является добывателем суженой для брата, он сам едет за невестой, но в пути погибает. Сестре же приходится завершать начатое братом дело, при этом она готовит себя, закаливает свое тело, чтобы приобрести богатырские качества или доказать свое право на невесту в состязаниях с другими претендентами-женихами («Эржэн Мэргэн», «Алтан Сэгсэ», «Гунхабай Мэргэн» и др.; в этой группе роль сестры-богатырши достаточно ослаблена, зачастую структура улигера имеет вторую линию - борьба богатыря с врагами, которая обусловлена дальнейшей эволюцией сюжета, возвышением героя на фоне отхода на второй план сестры). Наряду с этим выделяется сюжетно-повествовательный тип В - сестра противопоставлена брату («Харасгай Мэргэн» и др.; постепенно сестра становится абсолютно пассивным персонажем или совсем исчезает из сюжета). Сюжетно повествовательные типы Г и Д уже полностью посвящены подвигам богатыря-мужчины [Гомбоин, 1990, с.20-22]. По сути, это деление основано на эволюции образа женщины-богатырши и, на наш взгляд, несколько усложнено. Признаки, характеризующие тот или иной тип, нередко относятся к обоим. Например, в «Аламжи Мэргэне» Е. Шалбыкова сестра
Агуй Ногон перед выездом также долго и обстоятельно готовится, даже совершает определенные обряды, чтобы только сесть на коня брата. А в «Алтан Сэгсэ» речь о женитьбе брата вообще не стоит, хотя и утверждается, что Бойлон Гохон сестрица едет за суженой-воскресительницей. Так или иначе, но сестра в любом случае добывает брату суженую или суженых воскресительниц. Возможно, данная типология сюжетной структуры улигеров о сватовстве богатырши требует некоторого уточнения. Однако, вероятно, имеет значение выделение мотива инициатора сватовства, затеваемого либо героиней в результате гибели брата, либо непосредственно самим богатырем, выехавшим в свадебную поездку и погибшим. Сюжет о героическом сватовстве сестры представляет собой наиболее архаичный вариант и в большей мере сохранил следы мифологического начала. В то время как мотив свадебной поездки самого богатыря появился, вероятно, несколько позднее, на более высокой ступени развития эпоса, в результате эволюции и трансформации сюжета, посвященного женщине - его сестре. Улигеры с героиней-богатыршей, совершающей сватовство вместо брата, впрочем, как и все остальные, отмечены устойчивостью внутренней структуры, которая состоит из нескольких основополагающих составных, своего рода опорных звеньев: 1. «рождение брата и сестры на заре времен»; 2. «выезд брата-богатыря и его гибель»; 3. «выезд сестры за воскресительницей (в большинстве случаев и суженой)»; 4. «дорожные встречи» (преодоление в пути различных природных препятствий, побратимство с зоомрфными персонажами); 5. «сватовство и сопутствующие испытания»; 6. «воскрешение брата и его женитьба»; 7. «уход и возвращение сестры»; 8. «замужество сестры» (иногда не происходит, иногда добавляется мотив ее гибели от рук жены брата).
По этой схеме построены и эхирит-булагатские и унгинские улигеры. По мере развития эпоса происходит разрастание сюжетов, благодаря введению новых мотивов и дополнительных эпизодов в связи с переосмыслением и модификацией некоторых первоначальных архаичных мотивов, которые, вероятно, с течением времени стали непонятными или устаревшими. Однако традиционная сюжетно-композиционная структура, основанная на системе мифологического мировоззрения, сохраняется. Поэтому большинство улигеров подобного типа, будучи достаточно архаичными, являются одноходовыми, т.е. их композиция представляет собой некий замкнутый круг или один «ход»: дается устойчивая последовательность этапов развития действия (выезд героя или героини с определенной целью, преодоление препятствий, достижение цели и возвращение домой). В более поздних улигерах встречаются несколько подобных ходов, нередко слабо связанных между собой. Ургэн туяа дайдайн 20. УнэЬэн шорой байхада, Ьунхэн ехэ далайн Горхоложо байха сагта, Ьумэр ехэ уулайн Боори боддог байхада, 25. Хуунэй юунай пуугааудыдэ, Хулэр мунгэн дубуугаа Эжэлэжэ пуурилаба, Ухэр хара булагаа Хулэгэй юунай ундалаа удыдэ 30. Толгойдаран пуурилаба... ... Ара еедэ бэлшэмэ Арбан минган адуутай, 180. Арайн голдо Ьулгама Арбан тумэн албататай, Убэр еедэ бэлшэмэ Yft тумэн ухэртэй, Убэрэй голдо Иуулгама 185. Олон тумэн албататай... ... ведэн гэжэ татаха Толгойгоо ургуулэхэ 210. Ахабэй байба л а, Тохоногоо ургуулэхэ Боржом Тайжа гэжэ Дуу басагатай байба ла... когда широкая сияющая земля 20. 142 дайдамнай хаатай юутай болобо, эжэбэй дайдамнай эжэтэй юутай болобо»; «арбан гурбан хаанда Y3YYP хааниин гуулэбэ, далан гурбан хэлиндэ узуур хэлиниин гуулэбэ»; «уды зеорие эжэлэЬэн, уды зониие зонхилоЬон, нэрлэмэ нэрэн, сололомо солон Эржэн Мэргэн хубуун туров гэхэн юума ла» «[Так] наша земля без хана правителя обрела, без хозяина земля хозяина обрела»; «стал именоваться старшим среди тринадцати ханов, стал называться главой семидесяти трех родов»; «таким родился-появился на свет, говорят, Эржэн Мэргэн хубун, ставший хозяином такого богатства, ставший правителем множества людей, с данным именем, с великой славой». Такое противоречие не редкое явление, а скорее обычное для большинства улигеров.
В зачине также подробно описывается возведение героем прекрасного дворца, его внутреннее и внешнее убранство, уличные постройки, двор с коновязью, караульные у ворот, тракт, улицы, проложенные героем, ямщицкие станции и лавки с товарами, в которых торгуют сукнами и мехами торговцы, многоглавый собор (заимствования из русской культуры, бытовых наблюдений). Все эти элементы, будучи гораздо более поздними нововведениями, выглядят несколько чужеродно, по сравнению с мифологическим началом. Однако это жизненные реалии, в силу исторических причин проникшие в эпос, а именно во вступление улигеров, которое наиболее подвержено изменениям, чем сюжетное ядро. Обычно в эхирит-булагатских улигерах далее все это богатство (при этом еще описываются многочисленные стада и табуны, пасущиеся на склонах северных и южных гор, подданные, расселившиеся по широкой земле) почти не упоминается. В унгинских и хоринских оно может выступать как предмет посягательств чудовищ, иноземных ханов, в результате чего герой вынужден выступить в поход, чтобы вернуть имущество и освободить свой томящийся в плену народ.
