Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Мифологизированная картина мира в малых формах фольклора 17
1.1. Традиционная картина мира и место фольклорных микротекстов в ее отражении 17
1.2. Мифологизированные время и пространство 19
1.3. Образ человека в малых формах фольклора и мифопоэтическая традиция славян 43
Глава 2. Образы мифологических персонажей в малых формах фольклора 64
2.1. Типы мифологических персонажей в фольклоре восточных славян 64
2.2. Образы персонажей народной демонологии 72
2.3. Образы христианских персонажей 102
2.4. Формулы общения с мифологическими существами 112
Заключение 132
Примечания 139
Литература
- Традиционная картина мира и место фольклорных микротекстов в ее отражении
- Мифологизированные время и пространство
- Типы мифологических персонажей в фольклоре восточных славян
- Образы персонажей народной демонологии
Введение к работе
Тема настоящей диссертационной работы находится в русле более широкой общей проблемы фольклорно-мифологических связей, которая обозначилась в начальный период изучения устного народного творчества и продолжает занимать одно из центральных мест на современном этапе развития науки.
Учеными установлено, что мифология и фольклор теснейшим образом связаны, и главным в данном случае оказывается фактор преемственности между ними. В.П. Аникин пишет об этом: «... Почти все фольклористы, изучавшие древнейшее состояние фольклора, отмечают прохождение устного творчества через мифологическую стадию. Это означало не только то, что в фольклоре существовали произведения, даже отдельные его виды, допускавшие сверхъестественное, фантастическое объяснение реальных явлений, но и то, что во всем фольклоре, в самой его образности, выразилось мифологизирование природы и общественных явлений» (44, с. 157). Т.А. Новичкова считает, что без мифологического сознания «существование фольклора в принципе невозможно» (277, с. 4).
Исследователи в результате анализа большого по объему материала определили, что значительное число фольклорных мотивов, сюжетных схем, образов восходит к архаическим слоям культуры. Целые жанры устного народного творчества были поставлены в генетическую зависимость от мифа (назовем здесь теорию непосредственного происхождения народной сказки из мифа, которой придерживаются в отечественной науке В.Я. Пропп, ЕМ. Мелетинский и ряд других авторов), а произведения фольклора стали устойчиво рассматриваться и привлекаться в качестве одного из главнейших источников для реконструкции древней мифологии.
Несмотря на интерес ведущих специалистов к проблеме взаимосвязи мифологии и фольклора, остается масса вопросов, которые требуют своего разрешения.
С самых первых шагов в изучении славянской мифологии, проводившемся путем выявления соответствующих элементов в произведениях устного народного творчества, в центре таких исследований оказались и малые формы. В современной фольклористике встречается широкое использование понятия «малые жанры». Например, Т.В. Зуева и Б.П. Кирдан пишут: «К малым фольклорным жанрам относятся произведения, различающиеся по жанровой принадлежности, но имеющие общий внешний признак - небольшой объем. Это припевки, частушки, афористические жанры, загадки и проч.» [I]. Одной из составляющих корпуса малых жанров являются, с этой точки зрения, «малые жанры фольклорной прозы, или паремии» [2].
Чаще же в исследовательской литературе под малыми формами (используются также понятия «малые жанры», «микрожанры», «афористические жанры», «речевые жанры», «фольклор речевых ситуаций») подразумевается обширный комплекс текстов-формул нескольких разновидностей (разной жанровой принадлежности). Наиболее полно и адекватно состав малых форм славянского фольклора в современной науке определен Л.Н. Виноградовой, которая называет в их числе, «кроме традиционных фольклорных жанров паремиологического типа (пословиц, поговорок, загадок)», «благопожелания; формулы приветствий, угроз и проклятий; просительные и благодарственные приговоры обходных обрядов; ритуальные призывы или отсылки, магические приговоры, диалоги, заклинания; формулы, сопровождающие гадания; детские заклички, считалки, дразнилки, потешки; формы словесной передачи птичьих голосов; игровые вербальные клише и др.» (107, с. 277), а также тексты «иной функциональной направленности и иного типа клишированности» - это «разного рода суеверные и метеорологические приметы, хозяйственные и бытовые рекомендации, «правила», запреты, мотивировки действий и обычаев, снотолкования, поверья и другого рода сходные тексты поучительно-прогностической ориентации» (с. 278). В работе мы будем придерживаться именно такого понимания малых
форм фольклора. Оно складывалось в отечественной филологической науке на протяжении веков.
Тексты, внешне напоминающие пословицы и поговорки, включались наряду с ними в сборники XIX в., начиная с первой его половины. Таким образом, собирателями и исследователями устанавливалось родство их художественной природы, которое первоначально не имело теоретической основы, происходило в большей мере на эмпирическом уровне.
Впервые в русской фольклористике наиболее цельная, четкая и научно
обоснованная теория малых форм была предложена В.И. Далем в «Напутном» к
его сборнику «Пословицы русского народа» (1862). Первое издание этого труда
вышло под названием «Пословицы русского народа. Сборник пословиц,
поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и
пр.». Ученый показал, что корпус фольклорных микротекстов неоднороден,
распадается на несколько разновидностей (типов, жанров). В.И. Даль первым
ясно обозначил жанровый состав русских микротекстов, дав характеристику
каждого из типов и сопроводив свои рассуждения примерами. «В сборник этот,
- писал В.И. Даль, - вошли, кроме пословиц, пословичные изречения,
поговорки, присловья, скоро(чисто)говорки, прибаутки, загадки, поверья,
приметы, суеверья и много речений, коим не сумею дать общей клички, даже
простые обороты речи, условно вошедшие в употребление» (143, с. 10), «божба,
проклятия, пожелания, приветы, высказанные в виде поговорок» (с. 12), а также
«житейские и хозяйские правила, одетые, для памяти, в такую же одежду» (с.
12). В этом же ряду оказались «русские застольные, заздравные пожелания, что
ныне госты» (с. 13). ВИ. Даль отметил и некоторые процессы, происходящие
внутри системы малых форм, в частности, переход одного типа текстов в
другой, обратил внимание на пограничное положение ряда произведений, на
трудность в отнесении их к тому или иному жанру. Фактически в состав
сборника В.И. Даля вошел весь срез фольклорных микротекстов, бытовавших
среди русского населения, а отчасти и украинские и белорусские речения.
«Пословицы русского народа» можно рассматривать как
6 общевосточнославянский свод произведений малой формы. Представленная В.И. Далем система микротекстов очень близка к той, которая присутствует в современных работах. Примененная исследователем по отношению к ним терминология также в основном используется ныне.
У Даля, как и других исследователей того времени и ближайших к нему
десятилетий, еще нет понятия «малые жанры». В этот период в качестве
собирательного использовалось наименование «пословицы»,
распространявшееся на весь корпус малых форм (как писал А.А. Потебня, «пословицами называются короткие словесные произведения, весьма разнородные» (297, с. 512)). Но небольшой объем, как сближающий эти тексты признак, осознается: «...Пословицы и поговорки, - читаем у А.Н. Афанасьева, -сливаются со всеми другими краткими изречениями народной опытности или суеверия, как-то: клятвами, приметами, истолкованиями сновидений и врачебными наставлениями» (57/1, с. 15). В одном ряду с пословицами и поговорками Афанасьевым называются присловья и прибаутки (с. 15).
Не ко всем разновидностям текстов малой формы можно применять термин «жанр». Он уместен по отношению к «классическим» микротекстам -пословицам, поговоркам, загадкам, ряду других произведений, например, скороговоркам, приметам, заговорам. Остальные же разновидности малых форм, такие, как поверья, бытовые (хозяйственные, медицинские) рекомендации, проклятия, благопожелания и т.д., точнее было бы именовать типами микротекстов, потому что их нельзя рассматривать как жанры в том смысле, который обычно вкладывается в это понятие в филологической науке. Термины «малые формы» и «микротексты» употребляются в настоящей работе как синонимичные и наиболее подходящие для обозначения исследуемого материала.
В последнее время наметилась тенденция рассматривать наряду с «классическими» малыми формами анекдот и частушку (в диссертации И.Л. Муль, например, частушки исследуются вместе с такой разновидностью микротекстов, как скороговорки (256)). Объединение под общим понятием
малых жанров пословиц, поговорок, скороговорок, примет, загадок и подобных текстов с частушками и анекдотами, на наш взгляд, вряд ли оправдано: это довольно различные по своей природе произведения - и с точки зрения поэтики, и бытования, и своего назначения.
На мифологические элементы в содержании микротекстов указывали уже первые исследователи устного народного творчества. Самый яркий и последовательный представитель русской мифологической школы А.Н. Афанасьев, восстанавливая систему исконных дохристианских верований славян, в числе произведений, которые дают наибольший материал для воссоздания мифологических представлений, наряду со сказками, «богатырскими» эпическими песнями, обрядовыми песнями, духовными стихами, называл также загадки, заговоры, приметы, клятвы, снотолкования, «врачебные наставления» (57/1, с. 13 - 29). Он отдавал должное в этом отношении и пословицам, поговоркам, присловьям, прибауткам, которые, хотя и «мало представляют осязательных намеков на языческие верования», но «важны, как выразительные, меткие, по самой форме своей наименее подверженные искажению, образцы устной народной речи и как памятники издавна сложившихся воззрений на жизнь и ее условия» (с. 15). Примечательно, что микротексты в обзоре Афанасьева оказались на первых позициях в ряду фольклорных жанров, обнаруживающих следы древней мифологии.
А.Н. Афанасьев начинает обзор интересующих его жанров с загадок. Связывая их происхождение с метафорическим языком, ученый считал, что загадки представляют «важный материал ... для исследований мифологических, и особенно те из них, которые наименее доступны непосредственному пониманию, а требуют для своего разъяснения ученого анализа» (с. 14). Он говорит о «близком отношении загадки к мифу» (с. 14).
А.Н. Афанасьев подкрепляет свои утверждения примерами, раскрывая мифологические черты в конкретных фольклорных микротекстах. Его толкования частично отвергнуты учеными, в основном же подтверждены
исследователями, разрабатывавшими проблему позже. В «Поэтических воззрениях славян на природу» А.Н. Афанасьев, не ставя специально такой задачи, описал мифологический мир в произведениях малых форм полнее, нежели кто-либо из ученых как того времени, так и более позднего.
Другой крупнейший филолог XIX в., Ф.И. Буслаев, заметивший, что «в устной поэзии народной и доселе явственно присутствуют элементы мифологические» (87, с. 33), также видел их в сказках, заговорах, духовных стихах, былинах, пословицах и поговорках (90, с. 33 - 42). Подобно А.Н. Афанасьеву, Буслаев писал о том, что «загадка сохранила в чисто народной поэзии свой первобытный мифический характер» (90, с. 33). Тексты малых форм фольклора - пословиц, поговорок, загадок, примет, заклинаний, клятв и других - Буслаев называл «разрозненными членами эпического предания» (с. 32) (как синонимичные к слову «эпический» он также использовал слова «сказочный» и «баснословный»), которое в основе своей, доказывает ученый, мифологично.
Ф.И. Буслаев также не ограничился общими замечаниями по этому вопросу, но обратился к толкованию мифологической, на его взгляд, основы отдельных произведений малой формы. Например, смысл двух следующих текстов он объяснил таким образом: «Власть волка над светилом выразилась у нас грубым представлением пожирания. Остаток этого предания доселе сохранился в пословице: «серой волк на небе звезды ловит». Намек на волкодлака можно видеть и в следующей: «светил бы мне месяц, а звезды колом бью» или «колом в землю». Это последнее выражение объясняется бранью или проклятием, употребляемым в Рязанск. губ. «кол бы те в землю», при чем подразумевается волкодлак или оборотень, который, когда умрет, обыкновенно прокалывается в могиле осиновым колом» (89, с. 93). По словам исследователя, такая связь пословиц с мифологическими представлениями обозначилась в древнейший период (с. 79, 111 - 113 и др.).
К вопросу об отражении языческих и христианских представлений в русских паремиях обратился И.М. Снегирев. В главе «Пословицы, относящиеся
к язычеству, вере и суеверию» он рассматривает тексты, в которых присутствуют образы древних славянских богов (автор смог найти упоминание лишь Лады, одной из самых спорных фигур славянского пантеона) и существ низшей мифологии (черта, лешего, домового, оборотня), а также христианских персонажей (Бога, Христа, Пятницы). И.М. Снегирев привлекает и основанные на мифологических воззрениях тексты о колдовстве, гаданиях, вере в судьбу. Исследователь говорит преимущественно о пословицах и поговорках, но использует в своей работе также «приговоры», «присказки», «брань», заклинания (344, с. 240 - 251).
В.Н. Добровольский, изучавший народную культуру Смоленщины и ряда других регионов Центральной России, опубликовавший богатый фольклорный материал, среди которого были и произведения малой формы, записанные в Смоленском крае (10; 31/Ш), подчеркивал, что «некоторые загадки проникнуты древними языческими верованиями» (152, с. 494).
В работах последующих поколений ученых также указывается на мифологическую основу многих микротекстов. В.П. Аникин пишет о том, что «в дошедших до нас древних пословицах отразились языческие верования и воззрения народа» (47, с. 18), и иллюстрирует это утверждение несколькими примерами текстов фольклорных изречений, основанных на дохристианских представлениях славян. То же самое, но применительно к другому малому жанру - загадкам, отмечает В.В. Митрофанова, говоря, что они «сохраняли какие-то детали старинных верований, мифологических представлений» (251, с. 284).
Как видим, при указании на мифологическое начало в микротекстах акцент делался, главным образом, на языческих представлениях, христианский же компонент оставался за рамками исследований. Такое сужение мифологического поля неминуемо ведет к односторонности в решении темы. Говоря о мифологических представлениях применительно к славянской культуре, было бы неверно ограничиваться только кругом древнейших языческих верований, хотя они и составляют собственно славянскую
мифологию в точном смысле этого слова [3]. Нужно вести речь обо всем круге мифотворческих проявлений, характеризующих народную традицию восточных славян, а значит, принять во внимание, что в мировоззрении крестьянства и в произведениях фольклора, как основной формы его выражения на протяжении последнего тысячелетия взаимодействуют два крупных культурных пласта - исконный языческий и привнесенный христианский (христианство, как и другие мировые религии, рассматривается в научной литературе в русле мифологической традиции), в результате синтеза которых сложилась особая система новой мифологии славян, «двоеверная» по своей сути.
Наличие мифологических элементов в микротекстах объясняется происхождением и ролью последних. О мифологическом генезисе малых форм, более того, примате такого их происхождения по сравнению с другими жанрами фольклора пишет Е.М. Мелетинский: «Исходный пункт эволюции различных, в том числе и в первую очередь малых форм фольклора -мифологическое повествование, развившееся в тесном соприкосновении с ритуалом» (244, с. 325).
Мифологическое содержание малых форм раскрывается не только в фольклористических, но и этнографических публикациях, хотя и в несколько ином ракурсе.
ВВ. Иванов и В.Н. Топоров, рассматривая мифологию славян, включают в круг фольклорных произведений, в которых сохраняются в том или ином виде следы мифологических представлений древности, и микротексты: «Описанный набор элементов с[лавянской] м[ифологии] (как основных противопоставлений, так и мифологических персонажей) может реализоваться в текстах разного рода - эпосе, сказках, заговорах, отдельных речениях, относящихся к приметам, проклятиям и т.п.» [4].
В научных работах, посвященных демонологии, произведения, входящие в число малых форм, нередко привлекаются в качестве источников при изучении этой сферы народной культуры. Л.Н. Виноградова говорит о таком
11 потенциале применительно к формулам поверий, запретов, мотивировок ритуально-магических действий, бранным формулам, сравнительным оборотам, формулам запугивания детей, приговорам и «другим устойчивым выражениям, связанным с архаическими верованиями» (106, с. 27 - 28).
Т.В. Цивьян, обращаясь к вопросу о роли мифологических представлений в бытовой сфере жизни человека, среди фольклорных явлений, включающих соответствующий материал, также называет и тексты малой формы. «В наиболее непосредственной форме, - пишет исследователь, -материал для анализа содержится в корпусе правил, запретов, рекомендаций, поверий, примет, магических действий и т.п., касающихся повседневной жизни, быта в чистом виде» (408, с. 155).
Не обошли этой темы и зарубежные ученые. На черты древнего мировоззрения в пословицах и загадках обратил внимание английский этнограф и историк Э.Б. Тэйлор, который, в частности, считал, что сочинение загадок связано с «мифологическим периодом в истории» (387, с. 54). Он также писал, что, «приискивая ... примеры долговечности некоторых обычаев, утвердившихся у человечества», следует взглянуть и на группу «традиционных выражений, почтенных по своей древности, - старых поговорок, представляющих особенный интерес как пережитки» (с. 49). Исследователь приводит толкование ряда английских поговорок, первоначальное мифическое значение которых уже не ощущается употребляющими их (с. 50). Тэйлором упомянуты и тексты другого типа, входящие в число малых форм: это «уцелевшие в современной Европе пережитки старинных формул», произносившихся при чихании и предохранявших человека от проникновения в него злых духов (с. 60).
Однако ученые лишь затрагивают проблему, редко углубляясь в ее детали. Их наблюдения проводятся на ограниченном материале. Особо вопрос о мифологическом начале в микротекстах почти не ставится, и число научных работ по данной теме незначительно. Из публикаций, специально посвященных анализу мифологических представлений в малых формах славянского
фольклора, можно выделить статью Л.Н. Виноградовой «Отражение древнеславянских мифологических представлений в малых формах фольклорных стереотипов», хотя и в ней рассматриваются только отдельные аспекты этой широкой темы. Исследования же всего корпуса микротекстов восточных славян с точки зрения выявления мифологических элементов в них не проводилось. Эта проблема, поставленная и частично развиваемая исследователями XIX - XX вв., нуждается в дальнейшем изучении.
Актуальность исследования. Произведения малой формы вошли в круг исследовательских интересов уже на первых этапах развития фольклористики. Более чем за два столетия микротексты изучались со стороны их генезиса, поэтики, с точки зрения отражения в них явлений исторической действительности, они привлекали внимание как произведения, раскрывающие народную философию и мораль, в целом национальный менталитет. Эти аспекты микротекстов интересуют и современных исследователей. В произведениях малой формы остаются и наименее освоенные учеными стороны, одна из них - мифологическая основа микротекстов.
Без детального анализа мифологических тем, мотивов, образов представление о художественном мире произведений малой формы будет неполным. Изучение мифологических элементов в микротекстах дает возможность обратиться к содержательной (идейно-тематической) стороне малых форм, процессу формирования и развития их образной системы, а также, кроме этих собственно фольклористических задач, решать и этнографические, в частности - уточнить сведения о мифологических представлениях, верованиях восточных славян, заполнить недостающие звенья в их изучении. Все эти вопросы сохраняют свою актуальность на современном этапе развития науки.
Именно недостаточной изученностью темы и ее значимостью для постижения художественного мира малых форм фольклора определяется актуальность диссертационной работы.
Объектом исследования являются малые формы (жанры) фольклора восточных славян.
Предмет исследования - мифологические элементы в фольклорных микротекстах.
Целью диссертации является исследование мифологических элементов (тем, мотивов, образов) в произведениях малой формы фольклора как части их художественного мира в контексте жанровой системы устного народного творчества и традиционной культуры восточных славян.
Цель определяет конкретные задачи исследования:
описание мифологического мира, отразившегося в фольклорных микротекстах восточных славян;
выявление источников мифологических тем, мотивов, образов в малых формах, связей микротекстов с произведениями других фольклорных жанров и различными сферами народной культуры;
анализ способов интерпретации мифологического (внефольклорного) материала в разных типах микротекстов;
изучение на материале произведений малой формы как мировоззренческих текстов роли мифологических представлений в народном восприятии мира;
определение места микротекстов в воспроизведении мифологической традиции восточных славян.
Методологической и теоретической базой диссертации являются труды по истории и теории народной культуры А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, В.И. Даля, В.Я. Проппа, Б.А. Рыбакова, В.П. Аникина, Е.М. Мелетинского, А.Я. Гуревича, Л.Н. Виноградовой и других ученых.
Метод исследования - сравнительно-исторический.
Научная новизна. В диссертации рассматриваются вопросы, которые ранее не затрагивались исследователями или были недостаточно полно освещены в научных трудах. В процессе работы впервые предпринята попытка целостного анализа корпуса фольклорных микротекстов, проводимого по сквозному признаку, - выявлению в них мифологических элементов и определению их места и роли в поэтике паремий. Результатом исследования
становятся некоторые новые выводы о составе художественного мира малых форм фольклора восточных слапян.
Теоретическая ценность. Изучение мифологических элементов пополняет знания о художественном мире малых форм, позволяет подойти к проблеме единства корпуса микротекстов и своеобразия каждого типа произведений в нем. Углубляются представления о месте малых форм среди фольклорных жанров, более четко обозначаются межжанровые связи в системе устного народного творчества, формы взаимодействия и точки соприкосновения различных его областей. Уточняется понимание роли мифологии в развитии восточнославянского фольклора, формировании состава его поэтических средств, мотивов и образов, места мифологической традиции в крестьянском мировоззрении. Анализ мифопоэтического начала в микротекстах дает возможность также подкрепить полученные ранее данные о славянской мифологии и дополнить их новыми сведениями.
Практическая значимость. Материалы исследования могут быть использованы в учебных курсах устного народного творчества, культурологии, этнографии, спецкурсах по указанным дисциплинам в высших учебных заведениях, на уроках литературы в средних школах, колледжах, гимназиях (в частности, при изучении тем «Малые жанры фольклора», «Славянская мифология»), факультативных курсах по литературе и традиционной народной культуре, в исследованиях, связанных с проблемами славянской мифологии, поэтики фольклора.
Основные положения, выносимые на защиту:
Мифологические элементы (темы, мотивы, образы) - существенная составляющая художественного мира малых форм фольклора, в ряде случаев определяющая саму природу микротекста как жанра.
Микротексты в совокупности наиболее полно, по сравнению с другими жанрами фольклора, охватывают мифологический мир славян, раскрывая не только поздние представления, но освещая и древнейшие пласты мифологической традиции. Обилие
мифологических элементов в малых формах обусловлено их ролью в народной среде как текстов-носителей наиболее значимой информации и регуляторов повседневной жизни крестьян, в которой мифологические представления играют важную роль.
В произведениях мапой формы при передаче мифологических мотивов и образов сочетаются прагматическое и эстетическое начала, что соответствует двойственной - утилитарно-практической и художественной - природе различных типов микротекстов.
Малые формы заимствуют материал из народного менталитета, который они вербализируют, а также в ряде случаев, изображая мифологические образы, взаимодействуют с произведениями других фольклорных жанров, прежде всего сказочной и несказочной прозы, испытывают их влияние или непосредственно восходят к ним.
Микротексты более полно, нежели другие жанры устного народного творчества, изображают традиционную картину мира восточных славян, которая оказывается сильно мифологизированной. В процессе ее мифологизации взаимодействуют исконное языческое и привнесенное в позднее историческое время христианское начала, создавая своеобразную «двоеверную» систему новой мифологии. Ведущим принципом мифологизации мира в восточнославянской традиции выступает соотнесение тех или иных его объектов и явлений с системой демонологических представлений. Народная демонология - основной мифологический компонент в малых формах фольклора восточных славян.
Апробация результатов работы. Результаты исследования прошли апробацию в виде докладов на ежегодных научных конференциях, посвященных Дням славянской письменности и культуры (Смоленский государственный педагогический университет (СГПУ), 2000, 2001, 2002 гг.), Международной научной конференции «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, 22 - 26 апреля 2002 г.), Всероссийской научно-
16 практической конференции «Народное искусство: прошлое и современность» (СГПУ, 24 - 27 сентября 2002 г.), ежегодных аспирантских научных конференциях кафедры литературы и фольклора (с 2002 г. - кафедры литературы, теории и методики обучения литературе) СГПУ (2000, 2001, 2002 гг.).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний и списка литературы.
В первой главе проведен анализ роли мифологических представлений в традиционной картине мира и в образе человека, созданном произведениями малой формы фольклора. Во второй главе рассматриваются образы мифологических (включая христианские) персонажей в малых формах, выявляется их место в художественном мире микротекстов и особенности изображения в разных типах произведений малой формы.
Традиционная картина мира и место фольклорных микротекстов в ее отражении
Материалы о крестьянской жизни, собранные и осмысленные исследователями, показывают, насколько своеобразно народное видение мира. В коллективном менталитете веками вырабатывается особый взгляд на окружающую действительность, на процессы и явления, наблюдаемые человеком, т.е. формируется определенная, пусть и противоречивая в ряде своих положений, но внешне цельная картина мира, под которой подразумевается «комплекс знаний о мире, об устройстве и функционировании макрокосма и микрокосма» (129, с. 196).
Народное миропонимание раскрывается в произведениях различных жанров фольклора. Главную роль в отражении, сохранении и передаче традиционной картины мира от поколения к поколению играют тексты малой формы: разнообразные по своему характеру, содержанию и функциям, они всесторонне охватывают и осмысливают действительность. О широте содержания фольклорных произведений малой формы и их роли в народной среде один из исследователей этих текстов в XIX в. И.М. Снегирев писал в предисловии к своему сборнику: «Сколь многосложна и разнообразна семейная и общественная, нравственная и религиозная жизнь народа, столь многосложно и разнообразно содержание его пословиц, кои имеют к ней постоянное приложение. В них высказывается его быт и обиход прошедший и настоящий, его дух и характер, нравы и обычаи, верования и суеверия, господствующие понятия о природе, о Боге и человеке» (26, с. XIX).Такое их свойство позволяет ученым отнести основной состав малых форм фольклора к так называемым «авторитетным текстам», «в которых с наибольшей возможной полнотой вербализируется национальное самосознание» (342, с. 50; см. также: 341), аккумулируется наиболее значимая для соответствующей традиции информация. Микротексты в качестве носителей самых важных сведений выступают и регуляторами народной жизни: «Повседневная жизнь, - по замечанию Т.А. Тихомировой, - регламентировалась правилами, запретами, рекомендациями, поверьями и приметами» (357, с.8). И сама картина мира - не абстрактная схема, она тесно связана с жизнью человека. А.Я. Гуревич утверждает, что «"моделью мира" (понимая под ней картину мира - A.M.), складывающейся в данном обществе, человек руководствуется во всем своем поведении» (139, с. 30). Ведущее место малых форм среди фольклорных жанров в отражении картины мира объясняется также их регулятивной функцией.
Существенным признаком традиционной картины мира восточных славян, впрочем, как и любого этнического образования, оказывается ее мифологизированный характер. Это означает, что она содержит черты, являющиеся продуктом мифотворчества, как идущие из самых глубин славянской языческой древности, так и привнесенные христианством или возникшие в более позднее время. Процесс народного мифотворчества, в который оказались включены языческие и христианские элементы, был непрерывен и продолжается, судя по фольклорным записям и этнографическим материалам, до настоящего времени, обретая и новые, современные очертания (259; 277, с. 215 - 235; 340), поскольку, по словам Е.М. Мелетинского, «мифология - весьма архаическая и, вместе с тем, очень живучая форма творческой фантазии» (245, с. 23). А.Н. Веселовский писал о том, что конца «мифического творчества» не предвидится (97, с. 38). О мифотворчестве как явлении, сопутствующем человечеству на протяжении всей его истории, говорят представители разных областей гуманитарного знания - не только фольклористы, но и философы, социологи, культурологи (81; 130; 136; 218; 219; 220; 231; 247; 283; 358). С каждым последующим этапом в истории народа появляются новые детали в понимании мира, наслаивающиеся на архаичную основу.
Поэтому жизнь человека всегда протекает в своеобразно воспринимаемом, мифологизированном мире. К мифотворчеству, выработке неких общих суеверий причастны все слои населения, но особую роль в этом играло, конечно, крестьянство, в культуре которого в наибольшей степени сохранялись элементы традиционных представлений. В народной культуре восточных славян мифологизировано видение пространства и ощущение времени, понимание животной и растительной сфер, мир человека часто соприкасается с областью сверхъестественного.
Мифологическое содержание присутствует не только в произведениях устного творчества, но и в других областях народной жизни. К настоящему времени наукой установлены мифологические истоки различных граней традиционной культуры - обрядов и ритуалов, календаря. ТВ. Цивьян в одной из своих работ показывает, как «мифологический по преимуществу уровень (творение мира, его устройство, происхождение человека и т.п.) соотносится с бытом (этикет, гигиена, еда, распорядок времени и т.п.)» (408, с. 154). Таким образом, мифологическое начало пронизывает всю традиционную картину мира, уклад жизни крестьянства, и этим обусловлено обилие мифологических элементов в произведениях малой формы.
Далее будет рассмотрено отражение в микротекстах наиболее значимых граней традиционной картины мира, свойственной восточным славянам в XIX -XX веках - времени наиболее интенсивного собирания этнографических и фольклорных материалов среди русских, украинцев и белорусов. Но, вероятно, такой же вид она имела и несколькими веками раньше, поскольку народная традиция была очень устойчива, крепко связана со своими корнями еще в первые десятилетия предшествующего столетия. О том, что картина мира - это «достаточно устойчивое образование, определяющее человеческие восприятия и переживания действительности в течение длительного периода», пишет А.Я. Гуревич (139, с. 35).
Мифологизированные время и пространство
На ранних этапах развития культуры, на стадии господства мифологического сознания время и пространство оказались в ряду наиболее мифологизируемых категорий мироустройства. Характеризуя особенности их восприятия человеком средних веков, А.Я. Гуревич пишет, что они «эмоционально-ценностно насыщены: время, как и пространство, может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным и враждебным для других», существуют сакральные время и пространство (139, с. 46). Пространственный и временной ориентиры являются важнейшими в народной картине мира позднего периода, которая в основных своих чертах сложилась при активной роли архаических представлений, определявших тогда миропонимание человека, а названные ученым особенности осмысления мира в значительной мере свойственны и человеку последующих веков, включая нашего современника. Ярче это обнаруживается у сельского населения, сохраняющего древнейшие культурные элементы, хотя не чужды подобные взгляды и жителям города. В произведениях фольклора, записанных у восточных славян в основной своей массе в XIX - XX вв., но имеющих, несомненно, более раннее происхождение, заметны указанные черты понимания времени и пространства.
Первичная мифологизация пространства и времени в славянских культурах связана с периодом язычества. К собственному мифологическому началу в осмыслении этих категорий с завоеванием христианством все большего места в народной жизни добавилось мощное влияние этой традиции, придавшей новые аспекты пониманию пространства (устройства мира) и, главное, времени. Христианство заострило внимание на таких важнейших моментах в восприятии времени, как представление о начальном и конечном временах, соответствующих периодам творения и гибели мира (космогонический и эсхатологический сюжеты). Их собственная славянская трактовка оказалась вытесненной в область смутных припоминаний, отзвуков и реминисценций в народном мировоззрении и фольклорных текстах, соединившись с христианской версией при ее явном приоритете. Христианство также скорректировало понимание славянами годового цикла.
Круг представлений, связанных с категориями времени и пространства в народной среде, определяется системой соответствующих поверий, фольклорных мотивов и сюжетных линий, имеющих мифологическую основу, верованиями, относящимися к мифологическим персонажам, пространственно-временная характеристика которых является одним из ведущих признаков их образов.
В произведениях фольклора и литературы пространство и время оказываются в числе центральных художественных категорий. В таком качестве они привлекали внимание исследователей (41; 211; 230; 263; 274), которые, однако, при описании фольклорного времени и пространства на материале различных жанров устного народного творчества, недостаточно, на наш взгляд, осветили их мифопоэтическую сторону. В этом плане обстоятельно изучена только волшебная сказка, прежде всего благодаря трудам В.Я. Проппа (305).
Ведя речь о времени и пространстве применительно к произведениям малой формы, следует подчеркнуть такой момент. Фольклорные микротексты, в отличие от большинства других народнопоэтических жанров, не содержат сюжетов, протекающих в пространстве и во времени (за исключением отдельных заговоров и загадок, в которых намечена определенная событийная канва, но их «сюжетность» весьма условна). Тем не менее, из всего массива произведений малой формы складываются довольно целостные образы времени и пространства, запечатленные в коллективном менталитете восточных славян, формулируется их народная концепция.
В соответствии с условным делением всего фонда микротекстов (в зависимости от выполняемых ими функций и поэтического строя) на художественные произведения и тексты практического характера [1], можно отметить разный способ отражения ими мира, в том числе пространственно-временных его характеристик. В первых пространство и время выступают как художественные категории, т.е. освоенные эстетически, чего нельзя сказать о них в текстах второй группы. Однако и в том, и в другом случаях заметна их мифологическая (мифопоэтическая) составляющая.
Мифологизация времени в народной среде происходит через наделение его отрезков особым содержанием: в первую очередь, это различение в самом общем виде «хорошего» и «плохого» времени, указание его «сакральных» точек (священных дней, праздников) [2], что связано с календарем.
Собственно о времени идет речь в таких произведениях малой формы, как пословицы и поговорки, которые затрагивают различные его аспекты, главным образом, раскрывают категорию времени в философском плане, проецируя его на быстротечную человеческую жизнь.
Основные временные представления в восточнославянской традиции концентрируются вокруг годового цикла, крестьянское видение которого заключено в народном календаре, а на вербальном уровне - в комплексе текстов, составляющих группу календарных паремий. ВИ. Даль свел такие тексты в «народный месяцеслов», куда вошли произведения малой формы разной жанровой принадлежности, распределенные по дням года или календарным периодам, которых они касаются (4, с. 546 - 562). Очевидно преобладание здесь текстов практического характера (формул примет, поверий, хозяйственных рекомендаций, мотивировок ритуальных действий, заклинаний и др.). Однако в круг произведений, так или иначе отражающих народное восприятие годового цикла, входят и художественные микротексты (пословицы, поговорки и загадки, хотя последние в месяцеслов, составленный ВИ. Далем, не включены). Эстонские ученые И. Сарв и А. Крикманн отмечают, что «абсолютно четкой границы между поэтическими и непоэтическими единицами календарного фольклора провести нельзя» (333, с. 227), и говорят о сборнике эстонских пословиц, куда вошли и «формулы, относящиеся к н а р о д ному календарю (разрядка авторов. - A.M.), в которых обнаруживаются признаки поэтической формы (аллегория, гипербола, ритмичность, аллитерация, синтаксическая симметрия и пр.)» (с. 227).
Типы мифологических персонажей в фольклоре восточных славян
Персонажи составляют ядро любой мифологической традиции, ее «лицо». Именно вокруг них концентрируются основные мифические события, мотивы, сюжеты, персонажи оказываются в центре ритуально-обрядовых действий. Особую значимость они имеют в славянской мифологии, известной не столько повествовательной стороной, сколько фигурами персонажей.
Мир мифологических существ в славянской культуре очень пестр и насчитывает не один десяток образов разного статуса, большей или меньшей степени разработанности, неоднородных по своему происхождению, как «живых» до сих пор, так и уже сошедших со сцены, выпавших из народных верований.
В виду того, что культуру восточнославянского крестьянства последнего тысячелетия, как уже было сказано выше, характеризует слияние двух крупных потоков - языческого и христианского, в славянской мифологии представлены персонажи, идущие как от первой, так и от второй традиций. Это две большие автономные системы, хотя в народной среде сильна тенденция связать их между собой. Она проявилась, например, в повествовании о происхождении демонологических существ от христианских фигур. В таком случае они понимаются либо как дети Адама (31/1, №№ 19а, 196), либо как отпавшие от Бога и свергнутые им с неба ангелы (149, с. 380). Объединены эти две группы и в построенной в крестьянском менталитете иерархии, где верхние сферы отведены христианским персонажам, а низшие - преимущественно существам народной демонологии. Соответственно соседство образов языческих и христианских персонажей отмечается и в произведениях фольклора.
Системы мифологических персонажей у трех восточнославянских народов совпадают, что показала почти двухвековая практика собирания и изучения соответствующих материалов. Различия заключаются в некоторых несущественных варьированиях образов. Можно говорить о единой мифологической традиции восточных славян, которая отлична от южно- и западнославянской. Фигуры мифологических существ, прежде всего низшего уровня, детально описаны в работах, посвященных проблемам славянской мифологии и изучению суеверной прозы (106; 108; 144; 149; 150; 172; 209; 210; 222; 227; 229; 238; 267; 269; 292; 293; 294; 361 и др.). Проблема персонажей -одна из центральных и в фольклористике, и в литературоведении при изучении текста.
В произведениях малой формы, как и в целом в фольклоре восточных славян, нет образов языческих существ высшего порядка (богов). В народной культуре их заменили христианские персонажи (Бог, Богородица, святые). М. Забылин писал об этом: «Под влиянием христианства народ забывал своих главных богов, припоминая только второстепенных и особенно те мифы, которые имеют олицетворенные явления и силы естества, или символы житейских потребностей» (324, с. 256). В одной пословице В.И. Даль увидел образ древней славянской богини Мокоши: «Бог не Макешь, чем-нибудь да потешит» (4, с. 18). Однако более вероятно, что в данном случае речь идет не о языческом божестве, как полагал Даль, а слово «макешь» («мокошь») имеет иное значение: в некоторых русских говорах «мокошей» называют нечистую силу [1]. На это указывает и сам текст, где «макешь» противопоставлена Богу: это оппозиция благости Бога проискам нечистой силы, от которой человек обычно не ждет ничего хорошего. О близости сказанного к истине свидетельствует и тот факт, что фигуры других языческих богов в верованиях, фольклоре, в том числе в микротекстах, не сохранились. Нет также этнографических сведений о том, что образ Мокоши в его первоначальном значении жил в сознании народа. В противоположность «высшей», в малых формах восточнославянского фольклора достаточно полно представлены образы «низшей» мифологии славян (демонологии).
Рассмотрение образов мифологических персонажей в произведениях фольклора и, в частности, в микротекстах позволяет подойти к такой важной проблеме, как взаимосвязь жанров. Вопрос о «художественном единстве жанров и их взаимопроникновении» (229, с. 300) ставился в науке в теоретическом плане и решался на конкретном материале, как на широком исследовательском поле, через наблюдение над комплексом жанров по целому ряду параметров (229), так и в более узком - путем анализа общности единичных жанров по одному-двум признакам (253). Привлекались при этом и малые формы. Но в плане мифопоэтики данный вопрос пока освещен недостаточно, а это необходимо для всестороннего и более глубокого анализа как самой проблемы межжанровых связей, так и образов мифологических существ в микротекстах.
Сопоставим малые формы с произведениями других жанров фольклора с точки зрения наличия в них образов мифологических персонажей, чтобы выяснить место микротекстов в их изображении на общефольклорном фоне и установить, какие разновидности мифологических существ вошли в образный мир малых форм восточных славян в целом. В последующих же параграфах остановимся только на образах самых распространенных персонажей в них.
Былички и бывальщины создают довольно целостную картину главной области мифологических воззрений позднего периода - народной демонологии, подробно сообщая о функциях мифологических существ, их отношениях с человеком, указывая черты их внешности. Тексты этих жанров предстают как достоверное повествование о каком-то событии с участием нечистой силы. По словам Э.В. Померанцевой, быличка «является бесхитростным свидетельским показанием», которым преследуется задача «как можно точнее информировать слушателей о страшном, непонятном происшествии» (293, с. 25); этим объясняется отмечаемая исследователем вторичность эстетической функции быличек (с. 22).
Подобную роль информационных текстов, заключающуюся в передаче определенных сведений и не несущих ярко выраженной эстетической нагрузки, не подвергающих образ мифологического существа художественной трансформации, играет и большая часть произведений малой формы, в которых идет речь о персонажах народной демонологии: поверья, приметы, рекомендации, запреты, мотивировки ритуально-обрядовых действий. Примером могут послужить следующие тексты: «Чтоб леший не обошел (не сбиться с дороги), вывернуть на себе рубаху наизнанку» (4, с. 579), «Чтобы кикимора кур не воровал, вешают над насестью, на лыке, отбитое горло кувшина» (с. 580), «На Силу ведьмы обмирают, опившись молока» (с. 555), «На Симеона черт меряет воробьев четвериками» (с. 557) и т.п.
Другие типы микротекстов, связанные с мифологическими персонажами низшего порядка, - это основанные на вере в особую магическую силу слова заклинания и проклятия, бранные формулы. Демонологические образы проникли также в ряд пословиц и поговорок.
Таким образом, малые формы сближает с былинками и бывалыцинами один круг мифологических персонажей, представленных в них, и соответствующие им мотивы, манера изображения этих персонажей, а также общность функций, выполняемых рядом разновидностей паремий и мифологическими рассказами в народной среде - передача информации. Мифологическая проза и отдельные типы микротекстов выступают как различные формы словесного выражения одной и той же области народного менталитета.
Образы персонажей народной демонологии
На протяжении веков в народной культуре восточных славян развивались представления о многочисленных сверхъестественных существах, домашних и природных духах, демонах болезней, людях, обладающих необыкновенными способностями, и прочих категориях мифологических персонажей, ведущих начало от языческой традиции. В поздний исторический период они образовали особую область верований, которую в научной литературе именуют «народной демонологией». Этот компонент крестьянского мировоззрения проник в различные жанры фольклора, включая и его малые формы.
Принимая во внимание, что нехудожественные микротексты (поверья, приметы и другие разновидности) в последнее время активно используются в работах, посвященных низшей мифологии славян, в описании ее персонажей, не будем подробно останавливаться на этих типах паремий. На примере только одного, самого близкого людям демонологического существа - домового -проследим, насколько полнокровный образ создается при описании его лишь на материале малых форм.
В ряде устойчивых выражений, бытующих в крестьянской среде, отражаются самые важные характеристики домового. Очень значимо в содержании образа этого духа его отношение к домашнему скоту, чему посвящена значительная доля текстов о домовом. Оно оказывается двойственным. Известно, что домовой ухаживает за животным, которое пришлось ему по душе (как говорят - «ко двору»), в особенности за конем, и мучит, порой калечит скотину, в том случае, если ее не полюбит (это обычно объясняется тем, что животное не того цвета - «не в масть»). Из форм такой заботы народные выражения заостряют внимание на свойстве домового заплетать волосы понравившейся лошади: «Конь ко двору пришелся: суседко колтун сколтунил» (4, с. 579), «Домовой (дедушка, суседко) лошади гриву завил» (с. 579). Фиксируется внимание и на противоположном поведении персонажа: «Домовой пошутил: лошадь в подворотню протащил (изломал)» (с. 544). Микротексты говорят о безвыходности такой ситуации: «Домовой (Суседко) не полюбит (т.е. скотину), не что возьмешь» (с. 579). Обычно в этом случае пришедшуюся «не ко двору» скотину продавали. Отмеченные поверья стали основой пословицы: «Не каждый конь ко двору приходится» (с. 32).
Местом пребывания домового в фольклорных текстах, касающихся его (быличках, бывалыцинах, произведениях малых жанров) часто называется хлев (конюшня), как в поверье: «Домового можно увидать во время светлой заутрени, в хлеву, в заднем углу» (с. 579). Это отражено и в сравнении: «Вертит, как домовой на конюшне» (с. 163). Известны аналогичные выражения с образами лешего и водяного, также представляющие этих духов полноправными хозяевами тех мест, с которыми они ассоциируются в народных верованиях: «Вертит, как леший в уйме» (с. 163), «Мутит, как водяной под мельницей» (с. 163). Другим местом пребывания домового оказывается дом, чем обусловлены такие шуточные речения: «Купил дом и с домовыми. Дом домом, а домовой даром» (с. 370).
Существенной стороной образа любого мифологического персонажа, а домового - в особенности, являются его взаимоотношения с человеком. Одна из поведенческих черт этого духа - привычка душить человека - запечатлена в поверье: «Домовой (постен, постень) душит по ночам, садясь на грудь» (с. 579). Домовой может быть враждебно настроенным к хозяевам, что проявляется по-разному, в частности, так, как об этом говорит поверье: «Домовой по ночам стучит и возится, выживая хозяина» (с. 579). Оба текста называют временем активности этого персонажа ночь. Намек на враждебное отношение домового содержится в следующем выражении: «Часта атлучаитца - што дамавой тябе не любить?» (31/III, с. 31).
Домовой постоянно находится рядом с людьми, поэтому выступает как вестник грядущих событий в жизни семьи - хороших или плохих. Такая черта в образе домового объясняется, как и некоторые другие, тем, что «домовой тесно связан не только с домом как строением, но и с семьей» (294, с. 244). В русском фольклоре существует довольно обширная группа микротекстов, связанных с прогностической ролью этого духа, а в мифологической прозе можно найти свидетельства о бытовом контексте использования подобных формул. Среди примет и рекомендаций указанного круга отметим следующие: «Коли домовой душит, то спрашивай: к добру аль худу? Замест ответа станет легко либо тяжело» (4, с. 579), «Домовой теплою и мохнатою рукою гладит по лицу - к добру; голою и холодною - к худу» (с. 579). Второй текст содержит представление, которое, конечно, основывается на традиционной фольклорной символике: волосатость ассоциируется с благополучием, богатством (ср.: «Тело в шерсти - в добре жить» (с. 41)), а отсутствие растительности на теле - с противоположным смыслом (вспомним также опасение лысого человека в крестьянской среде). Домовой выполняет свою функцию предвестника будущего и через звуковые сигналы (стон, плач, вой, стук), что, как правило, служит признаком приближающегося несчастья в семье, например: «Плач или вздохи домового - к смерти хозяина» (4, с. 576), «Як домовик товчеться на хаті, то не против добра - хтось умре, або зовсім хата опустіє (34/IV, с. 697).
Из сказанного видно, что на материале одних только микротекстов мифологический персонаж получает достаточно полную характеристику -локативную, временную, поведенческую и др. Именно это необходимо для его научного описания (352). Произведения малой формы сообщают об основных функциях демонологических существ и формах их проявления. Как раз набор функций мифологического персонажа - определяющий момент в его идентификации. Это убедительно показано Л.Н. Виноградовой, утверждавшей, что «единственно надежным способом идентификации можно признать определение демонологического персонажа как совокупности признаков (функций, мотивов), которые составляют ядро идентифицирующего минимума характеристик и на основе которого можно отличить один персонажный тип от другого» (106, с. 21). Об этом пишет и Е.Е. Левкиевская: «...Мы понимаем под мифологическим персонажем пучок релевантных признаков и функций, скрепленных именем» (222, с. 98 - 99). Так же на материале малых форм могут быть описаны, помимо домового, и многие другие демонологические существа.
