Содержание к диссертации
Введение
Глава I История формирования, учета и регистрации коллекций 30
Глава II Атрибуция коллекций XVIII века 58
2.1. К проблеме поступления американского собрания от участников экспедиции Дж. Кука 58
2.2. Собрание Г.Г. Измайлова и Д.И. Бочарова 60
2.3. Собрание И.И. Биллингса 62
2.4. Собрание по алеутам 69
Глава III Атрибуция коллекций первой половины XIX века 73
3.1. Собрание участников первой русской кругосветной экспедиции 73
3.2. Собрание В.М. Головнина 78
3.3. Собрание участников экспедиции М.Н. Васильева и Г.С. Шишмарева 82
3.4. Собрание Музея Адмиралтейского департамента 90
3.5. Собрание участников экспедиции Ф.П. Литке 96
3.6. Собрание, зарегистрированное Ф.И. Рупрехтом 99
3.7. Собрание В.И. Кашеварова 99
3.8. Собрание И.Г. Вознесенского 100
3.9. Собрание Л.А. Загоскина 138
3.10. Собрание И.Л. Романовского 143
3.11. Собрание И.И. Архимандритова 143
3.12. Собрание В.А. Мидцендорфа 144
Глава IV Атрибуция коллекций второй половины XIX века 147
4.1. Собрание П.П. Дорошина 147
4.2. Собрание Е.А. Борисова 149
4.3. Собрание А. Кашеварова 151
4.4. Собрание Г. Чудновского 152
4.5. Собрание цесаревича Николая 155
Заключение 158
Приложение: Тематическое собрание МАЭ по тлинкитам 160
Список сокращений 220
Библиография 221
- История формирования, учета и регистрации коллекций
- К проблеме поступления американского собрания от участников экспедиции Дж. Кука
- Собрание участников первой русской кругосветной экспедиции
- Собрание П.П. Дорошина
Введение к работе
Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) Российской Академии наук является наследником старейшего отечественного музея - Петербургской Кунсткамеры, основанной в 1714 году. За три столетия существования Музея в нем сосредоточилось более трехсот тысяч этнографических экспонатов, отражающих традиционную культуру многих народов мира. Среди них достойное место занимает собрание по этнографии коренного населения Северной Америки, и прежде всего с территории бывших российских владений - Русской Америки.
Обычно под Русской Америкой понимается территория на северо-западе континента, которая включает Алеутские, Шумагинские и Прибыловы острова и Аляску с окружающими ее островами, а также небольшой район в Северной Калифорнии, где располагалось селение Росс и несколько сельскохозяйственных ферм.
История Русской Америки начинается с 1741 г., когда участниками Второй Камчатской экспедиции под руководством В.Й. Беринга и А.И. Чирикова было открыто северо-западное побережье Северной Америки. С этого времени начинается хозяйственное освоение и исследование Алеутских островов и Аляски. Во второй половине XVTII в. было организовано свыше восьмидесяти торгово-промышленных экспедиций, участники которых занимались промыслом «мягкой рухляди» — меха калана, морского котика и т.д. Переломным в истории Русской Америки стал 1799 г., когда по инициативе так называемого «клана» Шелиховых была создана Российско-Американская компания (РАК), получившая монопольные права по освоению и управлению Русской Америки. Более века Россия владела этой территорией. Однако международное и внутреннее положение страны в шестидесятые годы XIX века вынудило российское правительство продать территорию Русской Америки Соединенным Штатам Америки за 7, 200 000 долларов.
История Русской Америки достаточно подробно освещена отечественными историками, начиная с середины XIX века (Тихменев, 1861-1863; Окунь, 1939; Болховитинов, 1966, 1975, 1990; Алексеев, 1970, 1975, 1982; Федорова, 1971; История Русской Америки, 1997, 1999, 1999).
Также большое внимание отечественные исследователи уделили этнографии коренного населения Русской Америки. Классические описания народов Аляски и Калифорнии сделали И.Е. Вениаминов (1840), Л.А. Загоскин (Путешествия... 1956), Ф.П. Врангель (Wrangell, 1839), Х.И. Хольмберг (Holmberg's... 1985), А. Каменский (Архимандрит Анатолий, 1906).
Из работ современных исследователей укажем на монографии: Л.А. Файнберга по эскимосам (1964, 1971, 1991), Р.Г. Ляпуновой по алеутам (1975, 1987), Г.И. Дзенискевич по северным атапаскам (1987), Ю.П. Аверкиевой по индейцам северо-западного побережья (1941, 1961, 1974), А.В. Гринева по тлинкитам (1991), на работу Е.М. Мелетинского по изучению мифологии народов Сибири и Аляски (1979), на сборник мифов сказок и легенд индейцев северо-западного побережья под редакцией И.О. Романовой (1997), а также на сборник сказок и мифов эскимосов под редакцией Г.А. Меновщикова (1985).
Настоящее исследование посвящено одному из аспектов изучения традиционной культуры народов Русской Америки - истории формирования коллекций и документальной атрибуции отдельных экспонатов и собраний. В связи с этим необходимо дать краткую этническую характеристику коренного населения Русской Америки - алеутов, эскимосов Берингоморья, тихоокеанских эскимосов, северных атапасков, тлинкитов, индейцев Северной Калифорнии.
Алеуты населяли западную часть полуострова Аляска, Алеутские и Шумагинские острова. По роду занятий алеуты относятся к морским зверобоям и рыболовам. Главными объектами промысла были морские млекопитающие и рыба.
Эскимосы разделяются на несколько групп. К эскимосам Берингоморья относятся уналигмиуты, населявшие побережье залива Нортон; икогмиуты (квихпакцы) и магемиуты, которые жили в дельте реки Юкон; кайалигмиуты, населявшие междуречие Юкона и Кускоквима; кускоквигмиуты (кускоквимцы) - жители прибрежных районов реки Кускоквим; тогиагмиуты населяли район
побережья между реками Кускоквим и Нушагак; побережье Бристольского залива и часть полуострова Аляска населяли аглегмиуты. Корень в этих этнонимах является названием местности или главного поселения, а суффикс «миуты» означает люди. Таким образом, кускоквигмиуты - это жители (люди) реки Кускоквим, уналигмиуты - жители селения Уналиг (Уналаклит) и т.д. Поэтому существует и более дробное деление эскимосов Берингоморья по районам их расселения.
В хозяйстве эскимосов залива Нортон большую роль играла охота на оленей. Для эскимосов, живших по берегам рек Юкон, Кускоквим, Нушагак, ведущую роль в хозяйстве занимал лов лососевых рыб. Рыба была здесь основным продуктом питания. В дополнение к рыболовству промышляли моржей, тюленей, водоплавающих птиц.
К тихоокеанским эскимосам относятся чугачи побережья залива Принс Уильям, кадьякцы острова Кадьяк и восточной части полуострова Аляска. Последние отличаются от островных кадьякцев местным диалектом и некоторыми особенностями материальной культуры. Иногда их называют катмайцами по их главному селению - Катмай. В настоящее время тихоокеанских эскимосов часто объединяют под этнонимом «алутиик».
Главными объектами охоты тихоокеанских эскимосов были киты, тюлени, в особенности нерпа, сивучи и морские котики. Важную роль играл промысел мигрирующего лосося и морской рыбы, в частности, палтуса и трески. Также повсеместно использовали в пищу мясо и яйца водоплавающих птиц.
Северные атапаски, в основном, населяли внутренние районы Аляски. К ним относятся следующие группы: танаина, ингалики, коюконы, танана, атена и кучины. Только одна группа северных атапасков - танаина имела выход к морю в районе Кенайского залива. Основным занятием этих индейцев была охота на крупных лесных животных: медведей, лосей, оленей. У танаина наряду с охотой определенное значение имел сезонный лов лососевых и морской зверобойный промысел.
Тлинкиты и эяк относятся к индейцам северо-западного побережья, они населяли в ХУШ веке тихоокеанское побережье от залива Якутат на севере до
7 устья реки Насс на юге. Основным видом хозяйственной деятельности тлинкитов было рыболовство. Они ловили и запасали на зиму несколько видов лососевых рыб, сельдь, камбалу, палтуса и др. Охота и собирательство играли роль вспомогательных занятий.
К индейцам Северной Калифорнии, которые испытали влияние русской культуры, относятся прибрежные мивок, южные и юго-западные помо, последнее название к настоящему времени устарело и в современной научной литературе заменено этнонимом «кашайя». Основным занятием индейцев Северной Калифорнии было собирательство. Лепешки и похлебка из желудевой муки являлись основным продуктом питания. Рыболовство и охота были вспомогательным занятием.
Из предметов материальной культуры вышеуказанных народов и состоят, в основном, коллекции МАЭ по коренным народам Русской Америки. Они формировалось на протяжении более двухсот пятидесяти лет, начиная с середины XVIII века. О деятельности собирателей этих коллекций будет сказано в дальнейшем. Здесь отметим, что благодаря собирательской деятельности ученых, мореплавателей, служащих РАК, в настоящее время Музей обладает наиболее ценными в научном отношении и ранними по времени сбора коллекциями.
Европейские и американские исследователи стали заниматься сбором коллекций на территории Аляски и Калифорнии, в основном, в конце XIX века. Однако к этому времени многие элементы традиционной материальной и духовной культуры аборигенов были уже утрачены или подверглись сильному влиянию европейской культуры. Поэтому собрание МАЭ по народам Русской Америки имеет непреходящую научную ценность для современных исследователей, аборигенов Аляски и Калифорнии и широкой публики, о чем свидетельствуют многочисленные выставки, на которых неоднократно демонстрировались экспонаты МАЭ.
К сожалению, из-за несовершенной системы учета и регистрации коллекций в XVTII-XIX вв. ко многим предметам Музея по народам Русской Америки отсутствует необходимая для атрибуции сопроводительная
8 документация, которая, наряду с предметами, является составной частью источниковедческой базы этнографии.
Источниковедческая база этнографии включает несколько основных составляющих - непосредственное изучение традиционной культуры (полевые исследования), письменные источники, фольклор и, собственно, предметы материальной и духовной культуры, в том числе этнографические коллекции. Комплексное изучение всех групп источников, с использованием данных смежных наук - лингвистики, физической антропологии и археологии, позволяет достаточно успешно реконструировать традиционную культуру. Если какое-либо из звеньев источниковедческой базы отсутствует, то описание культуры народа нельзя осуществить в полной мере. По мере того как круг письменных источников сокращается, все большую роль начинают играть музейные экспонаты для реконструкции старинных обрядов и церемоний.
Что касается полевых исследований, то информаторов, с помощью которых можно восстановить элементы традиционной культуры, становится год от года всё меньше и меньше, что неудивительно в условиях развития современного общества. Поэтому на первый план все чаще выходят собрания музеев, и чем предметы или целые коллекции старше, тем они важнее для изучения культуры отдельных народов. В связи с этим возникает вопрос, насколько достоверным источником являются отдельные экспонаты и коллекции. Так, в ряде случаев, как в научных публикациях, так и в музейной документации, одни и те же предметы приписываются к разным народам. Поэтому при использовании экспонатов в качестве этнографических источников необходимо иметь достоверные сведения по атрибуции.
Актуальность исследования. Изучение музейных собраний по традиционной культуре различных народов мира на протяжении второй половины XX века стало одним из приоритетных направлений в мировой этнографической науке. Нет необходимости подробно останавливаться на важности подобных работ. Достаточно сказать, что в условиях развития современного общества быстро исчезают характерные особенности традиционной культуры отдельных народов. В связи с этим возрастает роль музейных экспонатов, зачастую остающихся единственными свидетельствами
9 традиционной культуры того или иного народа. Работы по изучению музейных собраний вообще и по истории собирания и атрибуции конкретных музейных экспонатов, в частности, приобретают все большую сложность.
В отношении собрания МАЭ по народам Русской Америки проблема заключается в том, что к значительной части экспонатов Музея не использовалась оригинальная документация. Первыми регистраторами в конце
XIX в. была проведена предварительная этнографическая атрибуция этих
предметов, по результатам которой их предположительно отнесли к отдельным
народам либо населению определенных историко-этнографических областей.
Документы, по которым можно точно установить их этническую
принадлежность и время бытования, в то время, еще не были выявлены.
Отсутствие оригинальных сведений приводит к ошибкам, когда одни и те же
предметы разные исследователи относят к различным народам и датируют
разным временем бытования. Наглядным примером могут служить тлинкитские
накидки из коллекции № 2520, которые исследователи относили к изделиям
эскимосов, тлинкитов, индейцев Калифорнии и даже полинезийцев. Атрибуция
экспонатов Музея по народам Русской Америки является актуальной и
своевременной задачей, так как для историков, этнографов и археологов
исключительно важна достоверная атрибуция музейных экспонатов как
первоисточников, на изучении которых, как на фундаменте, строится здание
реконструкции традиционной культуры бесписьменных народов.
Объектом исследования являются различные аспекты атрибуции отдельных экспонатов из собрания по народам Русской Америки, которое начало формироваться в середине XVIII века и активно пополнялось до начала
XX столетия. Большинство экспонатов были собраны во времена Русской
Америки с 1799 по 1867 годы. При этом многие коллекции собирались по
специальным заданиям Академии наук. Поэтому МАЭ обладает одним из
наиболее полных и комплексно подобранных собраний по народам Русской
Америки, что особенно наглядно при сравнении с аналогичными собраниями
зарубежных музеев.
Предметом настоящей работы является собрание МАЭ по народам Русской Америки и документы по истории его формирования и атрибуции.
Что касается термина атрибуция, то, на наш взгляд, он в отношении этнографических экспонатов еще недостаточно разработан. Так, сотрудниками РЭМа был издан справочник «Атрибуция музейного памятника» (1999), но эта работа посвящена только описательным (внешним) характеристикам экспонатов. Что касается собирательских документов к предметам, то авторы справочника исходят из положения, что такие документы в отношении конкретных экспонатов либо имеются, либо отсутствуют. Специально вопрос о том, какова роль сопроводительных документальных свидетельства при атрибуции экспонатов или коллекций, авторы справочника не рассматривают.
Все, кто занимается изучением памятников материальной культуру -этнографы, археологи, историки, искусствоведы и др. сталкивались с проблемой атрибуции экспонатов. Этой теме посвящен целый ряд работ (Салтыков. 1952, Виппер. 1970, Суслов. 1974 и др.). Так, А.Б. Салтыков писал: «В научно-исследовательской работе атрибуция (определение) памятника переходит из плана простой коллекционерской любви к древности в план объективного научного знания, в план критики исторических источников. Голый авторитет знатока-любителя, знатока-антиквара, аргументирующего от своего личного впечатления, без умения подтвердить свое мнение достаточными научными основаниями, заменяется обоснованными положениями ученого исследователя». (Салтыков. С. 13). Другой известный историк и музеевед Б.Р. Виппер отмечал: «Атрибуция - это пробный камень научно-исследовательской работы в музее и вместе с тем ее самый зрелый плод... Восторженное преклонение перед гениальной интуицией знатока столь же ошибочно, как и преувеличенное недоверие к точности атрибуционных приемов и достоверности атрибуционных выводов» (Виппер. С. 546-547).
В связи с вышеизложенным, укажем на особенности атрибуции этнографических экспонатов. Напомним, что при этнографической атрибуции предмета должны учитываться не только описательные характеристики (название, материал, форма, орнамент), по которым определяется назначение предмета, но также необходимы сведения о том, кто является собирателем, когда и где был приобретен предмет. Эти сведения могут быть использованы для установления этнической принадлежности и времени бытования предмета.
Так, если известна только фамилия собирателя, то исходя из данных его биографии, и уточнив маршрут его путешествий, можно определить, среди какого народа он приобретал коллекции. Эти сведения позволяют более точно определить этническую принадлежность отдельных предметов в коллекциях конкретных собирателей. Установление собирателя позволяет использовать именно его оригинальные сведения, а не информацию других лиц (музейные и архивные документы, письменные источники) относительно конкретных экспонатов.
Установление места сбора, при отсутствии других сведений, позволяет не только определить этническую принадлежность предмета, но и проследить этнокультурные связи, если конкретный предмет по материалу, технике изготовления, форме, орнаменту резко отличается от других образцов материальной культуры народа, населяющего эту территорию.
Установление времени сбора позволяет определить хронологические рамки бытования конкретных предметов в культуре того или иного народа и исследовать этнокультурные изменения при сравнении с аналогичными атрибутировавши предметами. Проследить изменения в форме, материале, орнаменте и т.д. комплексов однотипных предметов (например, орудий охоты, одежды, головных уборов и т.д.). Таким образом, выявление и изучение информации собирателей позволяет уточнить этническую принадлежность экспонатов, район и время их бытования.
В зависимости от полноты оригинальной информации атрибуция может быть предварительной, документальной или полной. Предварительная атрибуция производится по характерным внешним признакам предмета -форме, материалу, орнаменту. Предварительная атрибуция этнографического экспоната позволяет условно отнести конкретный предмет к тому или иному народу, или же к населению определенной историко-этнографической области. Здесь многое зависит от специалиста, который проводит атрибуцию, от его эрудиции и профессионализма. В конечном итоге от субъективных оценок исследователя. Такая атрибуция не может дать точного ответа на вопрос, среди какого народа и когда был в употреблении тот или иной предмет.
Цель документальной атрибуции состоит в выявлении для каждого конкретного предмета сведений - кто, когда и где его приобрел и соответственно в выяснении в какое время, в каком регионе и среди какого народа этот предмет был в употреблении. Главная задача документальной атрибуции этнографического предмета состоит в том, чтобы на основе документальных свидетельств собирателя, уточнить его этническую принадлежность. Конечно, и собиратели могут ошибаться, но, как правило, они знали, где и у кого приобретали вещи. Значение документальной атрибуции возрастает, так как некоторые наиболее ранние предметы не имеют аналогов в музейных коллекциях и их не с чем сравнивать. В любом случае, сведения собирателя первичны, а научное исследование, проведенное через сто или более лет вторично. Атрибуция аналогичных предметов, об одном из которых имеется информация собирателя, а по другому нет, приобретает особую научную ценность не только в плане теории, но и практики. Например, при организации международной выставки сведения о том, кто и когда приобрел экспоната, влияют на его страховую стоимость. Документальная атрибуция этнографических предметов имеет большие перспективы. Так, в ходе изучения списков собирателей и музейной документации удалось установить, что тлинкитская накидка №570-64 была зарегистрирована в МАЭ как изделие индейцев Калифорнии, а головной убор индейцев Калифорнии №2930-20 - как рыболовная сеть эскимосов. Каким способом еще можно было бы установить этническую принадлежность этих экспонатов. Это стало бы возможным, если бы в Музее имелись специалисты по плетению тлинкитов и по материальной культуре индейцев Калифорнии. При этом им было бы необходимо изучить все образцы плетения аборигенов Америки, чтобы выявить тлинкитскую циновку, и все североамериканское собрание МАЭ, чтобы выявить головной убор индейцев Калифорнии, так как эти экспонаты были зарегистрированы в коллекциях по другим народам. На подобную работу было бы затрачено несколько месяцев или даже лет. Теоретически это возможно, но практически мало реально.
Что касается полной атрибуции этнографического предмета, то она включает данные предварительной и документальной атрибуции и завершается научным описанием предмета. В идеале полная этнографическая атрибуция
13 необходима для всего собрания Музея, но начинать эту работу нужно с экспонатов со спорной атрибуцией, поскольку такое исследование занимает очень много времени и является задачей не одного исследователя, а целого коллектива специалистов. Например, в МАЭ есть предметы, которые были приобретены у тлинкитов, но по материалу, технике изготовления и орнаменту являются атапасскими. Именно в отношении таких предметов необходима полная атрибуция, которая включает их научное описание. Если по характерным внешним признакам и по документам собирателей экспонат определенно относится к конкретному народу, то для его атрибуции нет необходимости в подробном научном описании.
Этнографическое описание этнографического предмета помогает при атрибуции, но не является ее обязательной частью. Как уже отмечалось, целью атрибуции является определение предмета - установление его назначения, этнической принадлежности и времени бытования, а целью этнографического описания является установление функционального использования предмета.
Например, при атрибуции маски какого-либо народа необходимы сведения об ее материале, орнаменте, этнической принадлежности и времени бытования. Выявление сведений о функциональном использовании маски -какого духа она изображает, во время какого ритуала использовалась, кто мог ее надевать, какие мифы и предания связаны с этой маской, и т.д. является задачей не атрибуции, а научного этнографического описания данного экспоната.
Цель исследования состоит в атрибуции отдельных предметов и коллекций американского собрания МАЭ по народам Русской Америки, формировавшегося на протяжении XVIII - XX веков, на основе изучения различных документальных свидетельств - оригинальных сведений собирателей, музейной документации и т.д.
Задачи работы состоят в наиболее полном выявлении архивных и музейных документов, относящихся к отдельным экспонатам, и их соотнесение с конкретными предметами из североамериканского собрания МАЭ, что позволит уточнить их этническую принадлежность, время бытования и назначение.
Описания предметов будут приводиться из сочинений собирателей, так как только такие сведения можно рассматривать как письменный источник в отношении конкретных экспонатов.
Документальная атрибуция предметов или даже отдельных собирательских коллекций позволит включить их в число надежных источников, для реконструкции традиционной культуры народов Русской Америки.
Методология и методика работы. Методологической основой исследования является комплексный проблемный подход к источникам по теме диссертации - архивным и музейным документам; к свидетельствам собирателей, исследователей, музейных работников; к оригинальным иллюстрированным материалам. В работе используется сравнительно-исторический метод, позволяющий выявить этапы формирования американского собрания МАЭ и провести атрибуцию той его части, которая происходит с территории Русской Америки.
Для выявления документации к отдельным предметам проведено изучение и сравнительный анализ широкого круга источников, прежде всего, оригинальной музейной документации.
Во-первых, изучены музейные этикетки к отдельным предметам, среди которых можно выделить этикетки, сделанные в XVIII в. и в более позднее время; этикетки, принадлежавшие Кунсткамере или другим музеям - Музею Адмиралтейского департамента, Музею Академии художеств и т.д., этикетки, сделанные собирателями и сотрудниками Музея - О.П. Беляевым, И.Г. Вознесенским и другими. Тексты этикеток сопоставлены автором со списками собирателей и другими музейными документами.
Во-вторых, проведено выявление, изучение и сопоставление самых разных коллекционных списков: тематических, «слепых», (где указано только название предметов), собирательских, музейных и других.
В-третьих, проанализированы ранние публикации по истории Музея. Речь идёт о каталоге Кунсткамеры за 1741 г. (Musei...), работах К.Т. Рота (1774), И. Бакмейстера (1779), И.И. Георги (1799), О.П. Беляева (1800), Ф. Руссова (Russov, 1900) и других, которые можно рассматривать как
15 оригинальные письменные источники, так как документы, на основе которых написаны данные труды, давно утрачены.
В-четвертых, выявлены, проанализированы и изучены публикации и архивные материалы собирателей: Г.В. Стеллера, Ю.Ф. Лисянского, И.Г. Вознесенского и других. При этом особое внимание уделено иллюстративному материалу. Так, в работах Г.А. Сарычева, Ю.Ф. Лисянского, Ф.П. Литке не только имеется описание предметов, но и помещены их рисунки.
Теоретическое значение работы. В ходе работы определены некоторые теоретические основы подобного рода исследований. В частности, вьфаботана методика атрибуции этнографических экспонатов из ранних североамериканских коллекций МАЭ. Приведены многочисленные примеры иллюстрирующие процесс атрибуции. Сделана попытка применить методику для выяснения количественного и качественного состава ранних коллекций МАЭ с территории Русской Америки.
Являясь научно-прикладным исследованием, работа имеет теоретическое значение как основа для реконструкции фактологической составляющей традиционной культуры народов Аляски и Калифорнии в XVIII — XIX вв., и соответственно ее теоретической реконструкции и интерпретации.
Научная новизна исследования состоит в том, что до настоящего времени, несмотря на большое количество публикаций, никто из исследователей не ставил перед собой задачи максимально подробно рассмотреть историю формирования и провести атрибуцию всего комплекса коллекций МАЭ по народам Русской Америки. Такая попытка предпринимается впервые. В результате оказалось возможным представить не только объем, но и этническую принадлежность этнографических предметов народов Русской Америки, хранящихся в МАЭ. Во многом это удалось потому, что была проведена работа по документальной атрибуции многих экспонатов. В результате около тысячи предметов определены и впервые заняли свое законное место в собрании МАЭ по народам Аляски и Калифорнии.
Практическое значение работы заключается в том, что полученные в ходе документальной атрибуции предметов и коллекций данные увеличивают их научное значение и ценность. В процессе исследования удалось
атрибутировать более ста предметов, собранных в XVIII столетии. Коллекции XVIII века по народам Северной Америки редко встречаются в этнографических музеях, поэтому один факт установления времени бытования экспоната значительно увеличивает его научное значение и ценность. Выявление наиболее ранних по времени сбора экспонатов позволяет реконструировать некоторые элементы традиционной культуры отдельных народов и проследить их эволюцию на протяжении нескольких столетий.
Исследование позволит, в дальнейшем, составить тематические собрания по народам Русской Америки, что необходимо как для организации музейно-выставочной работы, так и для изучения материальной культуры отдельных народов.
История формирования, учета и регистрации коллекций
Первые коллекции по народам Русской Америки поступили в Музей после открытия Алеутских островов и Аляски участниками экспедиции В.Й. Беринга -А.И. Чирикова в 1741 году. В составе экспедиции находился адъюнкт Академии Наук Г.В. Стеллер, в обязанности которого входил сбор коллекций для академического музея - Кунсткамеры. Экспедиция совершалась на двух судах, «Св. Петром» командовал В.Й. Беринг, а «Св. Павлом» А.И. Чириков. Вскоре после начала плавания, суда разошлись и в дальнейшем совершали плавание отдельно. В июле 1741 г. «Св. Петр» достиг острова Каяк у побережья Аляски. Хотя встречи с местными жителями не произошло, Г.В. Стеллер обнаружил их лабаз для хранения пищи и место стоянки, а С.Ф. Хитрово посетил жилище аборигенов на соседнем с Каяком небольшом островке Уингем.
Известно, что Г.В. Стеллер собрал: несколько корзин, несколько связок «веревок» из морских водорослей, «... несколько стрел, которые по размерам далеко превосходили камчатские и приближались к стрелам тунгусов и татар; они были окрашены в черный цвет и очень гладко выскоблены, так что можно было подумать, что у этих людей есть железные орудия и ножи» (Стеллер, 1995. С. 44) и «огниво деревянное, по камчатскому обыкновению сделанное...» (Стеллер, 1984. С. 272).
С.Ф. Хитрово доставил на судно «...ящичек, сделанной из тополевого леса» (Стеллер, 1984. С. 272). Г.В. Стеллер так описал этот предмет: «Деревянный сосуд, похожий на те, что в России изготавливают из липовой коры и используют вместо коробов» (Стеллер, 1995. С. 46). «Пустотелый шарик из обоженной глины два дюйма в диаметре, заключающий в себе камень, гремящий при встряхивании, который я счел игрушкой для малых детей». «Камень, который, вероятно, за отсутствием лучшего, служил точилом и на котором были видны полосы меди...» (Там же. С. 47). «Другой камень круглой с скважиной» (Хитрово, 1941. С. 347) и лопасть весла (Стеллер, 1995. С. 47). В судовом журнале вместо лопасти весла упоминается деревянная лопата, вероятно, здесь речь идет об одном и том же предмете (Из вахтенного журнала... 1984, С. 237). Все вышеперечисленные вещи принадлежали эскимосам чугачам. В 1790 г. чугачи рассказывали Г.А. Сарычеву об этом первом посещении их охотничьих угодий русскими (Сарычев, 1952. С. 158). Собранную коллекцию Г.В. Стеллер оставил у себя, а С.Ф. Хитрово все, что он привез, передал В. Берингу.
В ходе дальнейшего плавания экипаж «Св. Петра» сделал остановку вблизи одного из Шумагинских островов, вероятно, острова Нагай. Здесь произошла первая встреча русских с коренным населением - алеутами, от которых были получены: жезл, окрашенный в красный цвет, длиной около двух метров «наподобие бильярдного кия», к его верхней части были привязаны два соколиных крыла (Стеллер, 1995. С. 70). Второй жезл, «на тонком конце которого были укреплены перья разных пород и небольшое резаное из кости изображение человека» (Ваксель, 1940. С. 6) и две деревянные шляпы - козырьки, «на одной из них находилось вырезанное из кости изображение - сидячий идол, у которого сзади торчало перо, оно должно было, вероятно, изображать хвост» (Стеллер, 1927. С. 92). Г.В. Стеллер так описывает эти головные уборы: «На головах у этих людей были шляпы, изготовленные из древесной коры и украшенные красными и зелеными пятнами, напоминающие по форме козырьки для глаз... и здесь снова я нашел четкое указание, что американцы происходят из Азии, поскольку камчадалы и коряки носят такие же; я приобрел несколько таких для Кунсткамеры» (Стеллер, 1995. С. 76).
Эта коллекция также поступила в распоряжение В.И. Беринга. Г.В. Стеллер пытался обменять несколько европейских ножей на металлический алеутский нож, но обмен не состоялся. Что касается шляп, то из вышеприведенной цитаты понятно, что Г.В. Стеллер не приобретал алеутских шляп, а приобрел похожие на них по форме головные уборы ительменов и коряков.
Экипаж «Св. Павла» также встречался с алеутами во время стоянки у острова Адах. Судя по описанию А.И. Чирикова, алеуты уже встречались с экипажами каких-то судов. Они не подплывали близко к судну, так как опасались, что по ним будут стрелять из луков; за питьевую воду требовали громадную плату, понимая, что экипаж судна давно находится в плавании и имеет недостаток в пресной воде; знали употребление металла. А.И. Чириков писал: «Принеся одну руку ко рту... вдруг ото рта руку отрывали, тогда мы узнали, что они спрашивают у нас ножей, понеже камчадалы и прочие здешние народы, как едят мясо или иное что, то ножами у рта отрезывают, и я велел им один (металлический - С.К.) нож дать... они... стали от нас ножей с великим прилежанием требовать» (Лебедев, 1951.С.310-311).
От алеутов русские получили: четыре гарпуна, древко одного из них было из кипариса (Дивин, 1953. С. 174), и одну шляпу-козырек (Чириков, 1948. С. 109).
Таким образом, все вышеперечисленные вещи вошли в три коллекции - В.Й. Беринга, А.И. Чирикова и Г.В. Стеллера. Вероятно, к последней коллекции также можно добавить сломанный деревянный капкан с зубцами из раковин денталий, который Г.В. Стеллер нашел на побережье острова Беринга. Он отмечал, что раковин денталий на Камчатке нет, поэтому Г.В. Стеллер считал, что этот капкан был сделан жителями Америки и принесен к острову морским течением (Стеллер, 1995. С. 102).
Коллекция В.Й. Беринга была утрачена во время зимовки экипажа «Св. Петра» на острове, который впоследствии был назван в его честь. С. Ваксель, возглавивший экспедицию после смерти В.Й. Беринга, в качестве подтверждения встречи с американцами отправил в Адмиралтейств-коллегию только скульптурную фигурку, как он пишет, «костяной статуй наподобие вида человеческого», который был прикреплен к одной из шляп. Что касается двух алеутских шляп-козырьков и двух жезлов, то он определенно пишет, что эти вещи были утеряны (Ваксель, 1940а. С. 143). В 1981г. во время археологических раскопок на острове Беринга были найдены остатки лукошка из древесной коры, которое, по мнению археологов, было приобретено С.Ф. Хитрово на острове Уингем (Леньков и др. 1988. С. 72), а также несколько точильных камней. Возможно, что среди них есть и точильные камни из сборов С.Ф. Хитрово (Там же. С. 64).
Коллекция А.И. Чирикова - четыре гарпуна и шляпа-козырек - была доставлена в Петербург. Первый рапорт о плавании к берегам Америки А.И. Чириков отправил в декабре 1741 г. с матросом С. Сплавщиковым. Он был получен в столице 29 октября 1742 года. А.И. Чириков полагал, что С. Сплавщиков может погибнуть в пути, поэтому весной 1742 г. он собирался отправить еще один рапорт с гардемарином A.M. Юрловым, «... с которым и полученные нами вещи от жителей... для предоставления в Государственную адмиралтейств - коллегию от меня посланы будут» (Чириков, 1984. С. 231). Этот рапорт был отправлен в Петербург 15 мая 1742 года.
К проблеме поступления американского собрания от участников экспедиции Дж. Кука
Поступление в Музей коллекции от участников экспедиции Дж. Кука связано с именем М.К. Бема, который с 1773 по 1779 годы был начальником Камчатки. В апреле 1779 г. корабли третьей экспедиции Дж. Кука под командованием капитана Ч. Кларка достигли берегов Камчатки, где были гостеприимно встречены русскими. Покидая Камчатку, Ч. Кларк передал М.К. Бему этнографическую коллекцию по Океании, собранную во время плавания. Эту коллекцию М.К. Бем лично доставил в Петербург, вместе с ней он привез несколько предметов ительменов и алеутов. К последним относились «веревка, сплетенная из жил», «алеутская рубашка из пузырей», и «модель алеутской байдарки» (Архив МАЭ. Ф.К-IV. Оп.1. №3. Л. 118). Эти вещи были получены от алеутов острова Умнак. Коллекция участников экспедиции Дж. Кука вместе с собранием М.К. Бема поступила в Кунсткамеру 27 марта 1780 г. (Там же).
Летом 1779 г. участники экспедиции Дж. Кука исследовали район Берингова пролива. В конце августа 1779 г. они еще раз зашли в Петропавловск - Камчатский, где их встретил капитан Василий Шмалев. Ему, так же как за несколько месяцев до этого М.К. Бему, была подарена этнографическая коллекция. Она поступила в Музей в 1782 г. через А.А. Вяземского. О.П. Беляев писал: «В 1782 г. присланы в Кунсткамеру от Его Сиятельства князя Александра Алексеевича Вяземского разные вещи, собранные славным путешественником г. Куком в Чукотской земле и в разных островах, между Азиею и Америкою лежащих» (Беляев, 1800. С. 114). Приведем список этой коллекции. «Реестр, присланным от Е.С. князя А.А. Вяземского для хранения в академической Кунсткамере вещам: 1. Каменный оселок, на коем каменные же яшмовые топоры и копья точат. 2. Корольки янтарные и белые камешки. 3. Две костяные личинки. 4. Два яшмовых камешка. Сии вещи носят зубатые народы у губ своих, в прорезанных на то нарочно дырах. 5. Часть восточного хрусталя. 6. Сделанная тех же народов из шерсти незнаемого зверя шапка» (Архив МАЭ. Ф.К-IV. Оп.1.№З.Л. 119).
В определении предметов из собрания участников экспедиции Дж. Кука возникла путаница. Некоторые исследователи считали, что в эту коллекцию входили и вещи тлинкитов. К ним относили шесть накидок в коллекции № 2520 (Разумовская, 1968. С. 20; Розина, 1966. С. 246, 251; Климова, 1984. С. 169; Siebert, Forman. 1967. P. 12; Kaeppler, 1978. P. 265). Впервые ошибку в определении этих накидок допустила Е.Л. Петри. В конце XIX в. она регистрировала океанийскую коллекцию Дж. Кука, к большинству предметов которой имелись этикетки, сделанные О.П. Беляевым. Е.Л. Петри знала, что эту коллекцию доставил в Петербург М.К. Бем, поэтому она решила, что он же сделал этикетки к отдельным предметам. Вместе с океанийскими вещами к ней попала тлинкитская накидка № 2520—5, на этикетке к которой была надпись: «Одеяло из шерсти небровой (бобровой - С.К.). Алеутское». Увидев знакомый почерк, она сделала приписку: «Почерк Бема. Петри», решив, что эта накидка доставлена М.К. Бемом и, соответственно, происходит из коллекции Дж. Кука. Впоследствии эта точка зрения стала общепринятой. Но в то же время другие сотрудники Музея знали, что тлинкитские накидки из коллекции №2520 не входили в состав собрания участников экспедиции Дж. Кука. Хранитель Музея Ф.К. Руссов писал: «В 1790 году подарено императрицей шесть квадратных кусков из шерстяной ткани с Алеутских островов (вероятно, накидки колош из шерсти горного барана)» (Russov, 1900. С. 19).
В 1978 г. ЯМ. Свет и С.Г. Федорова впервые опубликовали список предметов из коллекции Дж. Кука, которые доставил в Петербург М.К. Бем (Svet, Fedorova. 1978. P. 19). Так как, ни в этом списке, ни в списке предметов, полученных через А.А. Вяземского, нет упоминаний о предметах, которые можно было бы соотнести с шестью накидками из коллекции № 2520, то можно считать, что вышеуказанные накидки не относятся к сборам участников третьей экспедиции Дж. Кука, тем более, что есть достоверные сведения о поступлении в Кунсткамеру шести тлинкитских накидок в 1790 году.
В 1788 г. по приказу Г.И. Шелихова была организована экспедиция для исследования северо-западного побережья Аляски на судне «Три Святителя» под командованием Г.Г. Измайлова и Д.И. Бочарова. В июне 1788 г. участники этой экспедиции исследовали залив Якутат, побережье которого населяли индейцы эяки и тлинкиты. В то время здесь также находились тлинкиты куана чилкат, которые, возглавляемые вождем Илхаком, приехали торговать с жителями Якутата. Во время посещения русского судна Илхак «представил в знак своего к России повиновения одну, наподобие вороньего носа, железную штучку за божество у них почитаемую; мешочек из трав плетеный пестрый; шесть бобровых парок и две доски, раскрашенные красками, одну кожаную, а другую деревянную, имеющую в себе небольшие камешки» (Шелихов, 1971. С. 105-106). Оставив Якутат, участники экспедиции прошли вдоль побережья и сделали остановку в заливе Льтуа. Здесь они щедро одарили вождя местных тлинкитов, который в свою очередь подарил русским «одного нового бобра и шесть бобровых ковров и взяв оные сам вручил на судне в знак своего усердия к императорскому высочайшему двору и требовал, чтобы прислано оное было туда непременно» (Там же. С. 109).
Предметы культуры и быта тлинкитов, полученные участниками экспедиции Г.Г. Измайлова и Д.И. Бочарова, Г.И. Шелихов передал иркутскому генерал — губернатору И.А. Пилю. Он отправил эти вещи Екатерине II вместе с рапортом, в котором писал: «Осмеливаюсь я, всемилостивейшая государыня, представить здесь перед освященные стопы Ваши и те самые вещи, кои от сих диких, в знак всеподданического их долгу, принесены к компанейским мореходам» (Рапорт иркутского генерал-губернатора А.И. Пиля. 1948. С. 300).
Собрание участников первой русской кругосветной экспедиции
Как уже отмечалось, в 1806 г. Музей получил этнографическую коллекцию № 536 от капитана судна «Нева» Ю.Ф. Лисянского - участника первой русской кругосветной экспедиции. Экипаж «Невы» в 1804-1805 гг. около года находился на территории Русской Америки на островах Кадьяк и Ситха. За это время Ю.Ф. Лисянский и другие члены экспедиции, в частности П.В. Повалишин, собрали большое количество предметов культуры местного населения.
Собрание Музея, полученное от участников этого плавания, формировалось из нескольких частей. Кроме коллекции № 536 в 1828 г. после ликвидации Музея Адмиралтейского департамента (МАД), Кунсткамера получила еще две части этого собрания. Это были вещи из сборов Ю.Ф. Лисянского и П.В. Повалишина. Кроме того, в Музее имеется один предмет от И.Ф. Крузенштерна, когда он был передан в Музей, сведений нет.
Коллекция Ю.Ф. Лисянского № 536 неоднократно привлекала внимание исследователей. Отдельные вещи из этой коллекции неоднократно публиковались, также Е.А. Окладникова сделала описание всей коллекции, тех 28 номеров, которые зарегистрированы в ней в настоящее время. (Окладникова, 1995. С. 29-60). Однако, согласно «Реестру вещам, привезенным Лисянским, доставленным 1806 г. 20 декабря» первоначально в его коллекции числилось 48 номеров по народам Русской Америки. Приведем перечень тех предметов, которые не зарегистрированы в коллекции № 536: «10. Кадьякские колотья рыбы. 13. Чугачское древко китового копья. 14. Кадьякская бобровая стрела. 20. Чугачские колотушки для убивания рыб. 30. Кадьякский ишкат. 31. Чугачская рогожка. 38. Кадьякские побрякушки. 43. Кадьякская нерпичья стрелка. 44. Кадьякская (мотушка - С.К.). 45. Кадьякская (мотушка - С.К.). 50. 2 копья китовые с Кадьяка. 53. Кадьякская кукла мужская малого роста. 57. 2 кадьякские пекулки (аспидные ножи). 60. Кадьякские сумки. 62. Шерсть диких баранов в Кинаях. 69. Кадьякская сумочка для поклажи. 70. Подставка для женских работ с Кадьяка. 78. Бумага с Кадьяка, кукол вырезанных из кости и дерева. 80. 3 колошенские маски. 81.1 нашейник.» (Архив МАЭ. Ф. K-IV. Оп.1. №3. Л. 95-97).
Другие экспонаты из этого списка из коллекции № 536 указаны в статье Е.А. Окладниковой (1995. С. 29-60). Благодаря «Реестру» можно определить этническую принадлежность всех предметов в коллекции №536 по данным собирателя. Это вещи кадьякцев, чугачей, тлинкитов, атена и индейцев Калифорнии. Ю.Ф. Лисянский не посещал район расселения индейцев атена и Калифорнию. Эти вещи были ему подарены кем-то из сотрудников РАК.
Теперь, после того как выявлен еще целый ряд предметов из собрания Ю.Ф. Лисянского, приведем те описания экспонатов Музея, которые можно найти в его книге.
Так, к гарпуну для охоты на нерп кадьякцев № 536-27 подходит описание: «Есть и еще особый вид нерпичьих стрелок, которые довольно походят на бобровые и отличаются от касаточных только одними носками, ибо у последних они длиннее и вставляются в кость, которая при ударе выпадает. Наконечники указанных стрелок, не исключая нерпичьего гарпуна, привязываются к моутам, или жильным шнуркам, которые прикрепляются к древкам. Они вставляются в концы, оправленные в кость, так что когда зверь ранен, то наконечник выходит из своего места, и, оставшись в теле, сматывает шнурок с древка, которое, упираясь непрестанно о поверхность воды, утомляет добычу, стремящуюся поминутно нырять» (Лисянский, 1947. С. 185-186).
К метательной дощечке кадьякцев № 536-20 относится описание: «Стрелки бросают правою или левою рукою с узких дощечек, которые следует держать указательным пальцем с одной стороны, а тремя меньшими — с другой, для чего вырезываются ямки. Стрелки кладутся оперенным концом в небольшой желобок, вырезанный посреди дощечки, и бросаются прямо с плеча» (Там же. С. 186).
Для охоты в море было необходимо иметь хорошее транспортное средство, которым у кадьякцев являлась байдарка (каяк). Ю. Лисянский приобрел настоящий трехлючный каяк длиной около восьми метров - № 536-24. Он писал: «Кадьякцам надлежит отдать справедливость за изобретение байдарок, которые они строят из тонких жердей, прикрепленных к шпангоутам, или, лучше сказать, к обручам. Они обтягиваются так хорошо сшитыми нерпичьими кожами, что ни капли воды никогда не проходит внутрь. Теперь их три рода в употреблении, т.е. трехлючные, двухлючные и однолючные.... Все эти суда ходят на малых веслах, и не только особенно легки на ходу, но и весьма безопасны в море при самом крепком волнении. Надо только иметь затяжки, которые крепятся у люков и задергиваются на груди сидящего на байдаре. Я сам проехал в трехлючной байдарке около 400 верст (425 км) и могу сказать, что не имел у себя никогда лучшего гребного судна. В байдарке надо сидеть спокойно и чтобы гребцы не делали больших движений, в противном случае можно опрокинуться. Хотя кадьякцы в другом не слишком проворны, но отменно искусны в управлении этих челнов, на которых они пускаются сквозь буруны и плавают без всякой опасности более тысячи верст. Правда, это бывает всегда подле берега, однако, иногда в хорошую погоду ходят верст за 70 (около 75 км) без отдыха.... Когда на пути их захватывают штормы в открытом море, тогда по несколько байдарок соединяется вместе и дрейфуют спокойно до перемены погоды. В таком случае каждому гребцу нужно иметь камлейку, сшитую из крепких кишок, которая у рукавов и на голове капюшона затягивается шнуром, так как волны во время бури часто плещут через байдарку». (Там же. С. 188-190). Такая камлейка - № 536-23а, также есть в коллекции Ю.Ф. Лисянского.
Об использовании и материале женских сумочек кадьякцев, предназначенных для хранения мелких вещей, сумочка № 633-2, Ю.Ф. Лисянский писал: «Все шьется здесь жильными нитками, которые выделываются так тонко и чисто, что не уступят лучшему сученому шелку. Плетенки (сумочки - С.К.) или шнурки делаются с удивительным искусством. Оленья шерсть, козий волос, раздерганный стамед только на Кадьяке употребляется для украшения» (Там же. С. 186).
Собрание П.П. Дорошина
Поступление в Музей очередного интересного собрания связано с именем горного инженера П.П. Дорошина. Петр Дорошин закончил в 1845 г. в звании поручика Институт корпуса горных инженеров и после прохождения практики поступил на службу в РАК. В Русской Америке он находился с 1848 по 1852 годы. Как и многие другие служащие РАК, он был знаком с И.Г. Вознесенским. Нельзя сказать, какое влияние И.Г. Вознесенский оказал на П.П. Дорошина, но сбором этнографических коллекций последний занимался в течение всего пребывания в Русской Америке. Также он составил специальные этнографические очерки, которые после возвращения в Петербург передал хранителю Этнографического музея Леопольду Радлову. Л.Ф. Радлов готовил большую монографию по языку тлинкитов, однако из-за преждевременной смерти автора в 1865 г. эта работа так и осталась неизданной. В 1875 г. рукопись Л.Ф. Радлова поступила в распоряжение французского исследователя А.Л. Пинара. Возможно, что вместе с ней ему были переданы и «содержательные этнографические заметки» П.П. Дорошина. Найти их в архивах пока не удается.
Что касается его коллекции, то в начале пятидесятых годов XIX в. П.П. Дорошин передал ее в недавно образованный музей ИРГО. В 1891 г., после расформирования этого музея, собрание П.П. Дорошина наряду с другими этнографическими коллекциями поступило в МАЭ. Основная часть этого собрания входит в коллекцию №337, но в то же время некоторые экспонаты оказалось зарегистрированы в других коллекциях. Поэтому будем рассматривать собрание П.П. Дорошина отдельно по народам.
Так, культура тлинкитов представлена шаманской женской маской № 337-2; церемониальным наголовником вождя с изображением ворона № 2448-19; шаманской погремушкой в виде фигуры ворона № 2448-24; деревянным ящиком для хранения церемониальных принадлежностей № 337-18; плетеной шляпой № 337-3, сделанной в форме европейского цилиндра; плетеной корзинкой с крышкой № 337-5/1-2; двумя женскими украшениями - губными втулками богатых тлинкиток № 337-6/1-2; двумя курительными трубками из черного аргиллита № 337-20 и № 2539-42, возможно, что это изделия индейцев хайда; и боевым металлическим кинжалом № 337-23. Одежда представлена только одной парой мокасин атапасского типа № 337-41/1-2.
Вещи индейцев танаина в собрании П.П. Дорошина представлены только двумя стрелами индейцев, населявших район озера Илиамна № 2667-21,22, и двумя наборами игральных палочек № 337-15/1-2. Это вызывает удивление, так как известно, что большую часть своих исследований П.П. Дорошин провел на Кенайском полуострове и собрал здесь интересный этнографический материал. Так, А. Шифнер в предисловии к статье Л. Радлова поместил шесть песен танаина, записанные П.П. Дорошиным, из которых две являются шаманскими (Бломквист, 1975. С. 106). Также на материале П.П. Дорошина А. Шифнер подготовил заметку об этих индейцах (Schifher, 1874. Р. 87-88).
Коллекция по эскимосам кадьякцам представлена несколькими ритуальными головными уборами эскимосов селения Катмай № 337-1/1-2 и тремя плоскими сумочками эскимосов этого же селения - сумкой из кишок № 337-1/3, сумкой из кожи № 337-1/4, плетеной сумкой из растительного волокна № 337-1/5. Еще один ритуальный головной убор кадьякцев зарегистрирован под № 616-1. Орудия морского зверобойного промысла эскимосов острова Кадьяк представлены моделью трехлючного каяка № 337-11, метательной дощечкой № 2868-116 и гарпуном № 5198-5, который бросали с метательной дощечки.
Собрание по алеутам несколько разнообразней и богаче, чем по эскимосам -кадьякцам. Оно включает корзину жителей Лисьих островов № 337-7; плетеную из растительного волокна корзину алеутов о. Унга № 337-4; плетеную орнаментированную циновку алеутов о. Унга № 337-8; к изделиям алеутов этого же острова относится модель деревянного каркаса двухлючной байдарки № 337-12. Также в состав собрания П.П. Дорошина входят еще три модели алеутских байдарок, сделанные из дерева и кожи № 2868-212 и № 337-9-10. Вероятно, к изделиям алеутов относятся три модели байдарок из моржовой кости № 337-16/1-3; костяные модели оружия № 337-13/1, 3, 4 и № 337-14/1-10, вырезанные из кости фигурки животных № 337-17/1-3, № 337-16/4; семь метательных дощечек № 337-21/1-5, №337-22, №2888-74.
Кроме того, в Музее имеется еще несколько экспонатов, поступивших из ИРГО в 1891 году. Это головной убор из перьев от индейцев Калифорнии № 570-15, штаны из ровдуги от тлинкитов № 2520-10, два гарпунных наконечника с футлярами № 2925-107, 109 и костяная удочка № 2930-31. Последние три экспоната являются изделиями эскимосов. Кто был собирателем вышеуказанных предметов - П.П. Дорошин, А.Ф. Постельс или кто-то другой, пока определить не удалось.
После возвращения в Петербург, П.П. Дорошин опубликовал несколько статей о своих исследованиях в Русской Америке. Большинство из них посвящены геологии и только одна статья носит характер путевых заметок, где имеются сведения этнографического характера (Дорошин, 1866). Так, в ней приводятся данные о численности чугачеи, эяков, атена и несколько преданий чугачеи, в одном из которых рассказывается о посещении берегов залива Принс Уильям экипажем азиатского судна в первой половине XVIII в. (Там же. С. 373-374). Сведений, позволяющих атрибутировать конкретные предметы, в этой работе нет.
В сентябре 1859 г. Музей получил через И.Г. Вознесенского этнографическую коллекцию от Ефима Александровича Борисова, который был служащим РАК, управляющим Николаевским редутом на Кенайском полуострове. Хотя это собрание было внушительным по количеству и насчитывало несколько десятков предметов, его большая часть предназначалась родственникам Е.А. Борисова. Для передачи в Музей предназначались: лук танаина с раскрашенным колчаном из ровдуги и девятью стрелами; еще один лук с четырьмя стрелами без колчана; мужской костюм из рубахи и штанов; перчатки; головной убор из ровдуги; костяная трубочка для питья воды и копье. Все вышеперечисленные вещи являлись частью одежды и охотничьего снаряжения «почетного» воина танаина из индейского селения Кнык. Также для передачи в Музей предназначался женский костюм богатой индеанки танаина, который состоял из рубахи, украшенной бисером, одной пары рукавиц и одной пары обуви — «торбасов» (ПФА РАН. Ф.46. Оп.1.№З.Л. 139 об.).
Также в письме Е.А. Борисова упоминается несколько корзинок, среди которых была одна корзинка (коробка) с крышкой «работы Угалинской», то есть, это изделие индейцев эяков (Там же. Л. 140). Из письма не понятно, кому предназначался этот предмет - И.Г. Вознесенскому или кому-то из родственников Е.А. Борисова. Как уже отмечалось, коллекция Е.А. Борисова была зарегистрирована как сборы И.Г. Вознесенского, поэтому выявить ее из общего фонда довольно трудно.
Вероятно, часть этой коллекции И.Г. Вознесенский сразу же передал в Музей, а другую часть - только в 1863 году. Возможно, это были вещи, которые родственники Е.А. Борисова продали Музею. Коллекцию, поступившую в 1863 г., в Музее зарегистрировали под №56 (Архив МАЭ. Ф. K-IV. Оп.1. №3. Л. 59-60).
Похожие диссертации на Собрание МАЭ по народам Русской Америки (История формирования и проблема документальной атрибуции)
