Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Структура привилегированных сословий Северной Осетии 19
Глава II. Социально-экономические связи этнических элит Северной Осетии, Кабарды и Бал карий 58
2.1. Социально-политические отношения 58
2.2. Хозяйственные и торговые контакты 70
Глава III. Этно - и социокультурные связи феодальной знати Северной Осетии, Кабарды и Балкарии 82
3.1. Конфессиональный фактор в этнокультурных связях осетинских привилегированных сословий с аристократией Кабарды и Балкарии 82
3.2. Формы взаимодействия в соционормативной культуре 95
3.3. Миграционные процессы на Северном Кавказе как результат этнокультурных связей 110
Заключение 122
Примечания 125
Библиографический список 153
Приложение
1 .Список информаторов 167
2.Список сокращений
- Структура привилегированных сословий Северной Осетии
- Социально-политические отношения
- Хозяйственные и торговые контакты
- Конфессиональный фактор в этнокультурных связях осетинских привилегированных сословий с аристократией Кабарды и Балкарии
Введение к работе
С глубокой древности на территории Северного Кавказа проживали представители разных этнокультурных массивов. Одновременно на протяжении многих веков в регионе складывалась и развивалась особая система межэтнического общения. Его содержание составляли не только спорадические, а также постоянные контакты, но и глубокое этнокультурное взаимопроникновение. Как правило, в установлении межэтнических контактов участвует не весь этнос, а его представители, происходит общение отдельных групп контактирующих народов. На Северном Кавказе участниками межэтнического взаимодействия в XVIII - начале XX вв. были этнические элиты, т.е. феодальная знать. Исследование межэтнического общения феодальных сословий представляет особый интерес, так как исторический опыт свидетельствует об их мощном позитивном потенциале для стабилизации добрососедских отношений.
Современные экономические и политические элиты народов Северного Кавказа также играют важную роль в межнациональных отношениях. К сожалению, в последние годы национальные элиты зачастую проявляют неспособность к цивилизованному диалогу. Между тем современная этнополитическая ситуация на Северном Кавказе характеризуется наличием ряда конфликтных узлов и слабостью интеграционных механизмов. Это вызывает необходимость научного осмысления закономерностей коммуникационных процессов, природы и механизмов их динамики и особенно актуализирует изучение исторического опыта межэтнического взаимодействия в регионе.
Объектом исследования данной диссертации стала осетинская феодальная знать XVIII - начала XX вв., привилегированные сословия осетинских обществ как активное звено в системе межэтнического общения на Северном Кавказе.
Предметом исследования является межэтническое взаимодействие осетинской феодальной знати с этническими элитами Кабарды и Балкарии в хозяйственной, политической и социокультурной сферах жизнедеятельности.
Межэтническое общение рассматривается как многоаспектное, многомерное и многоуровневое системное явление.
Хронологические рамки исследования охватывают период с XVIII до начала XX века - время становления, развития и активного общения феодальной знати Северного Кавказа. Изучение более раннего периода не представляется возможным в силу отсутствия письменных источников и полевого этнографического материала.
Географические границы соответствуют территории Северной Осетии, Кабарды и Балкарии, что обусловлено реальным состоянием межэтнических коммуникаций в регионе.
Методологической основой диссертации стали теоретические достижения современной этнографической и исторической наук, прежде всего, принципы научного историзма. В работе применяется принцип системного рассмотрения межэтнического взаимодействия: его членение на отдельные сферы (хозяйственную, соционормативную, культурную), тесно связанные между собой, а также выделение из этой системы отдельных групп, этнических элит, осуществлявших межэтническое взаимодействие. Для изучения системы межэтнического общения необходимо синтезировать исследовательские подходы, сложившиеся на базе исторических и этнографических исследований.
Историография. Степень изученности проблемы
Межэтническое общение феодальной знати не было пока предметом специального исследования, но отдельные вопросы, связанные с этой проблемой, в той или иной степени затрагивались отечественными авторами.
Характеристика объекта исследования этнической элиты Осетии потребовала обращения к проблеме феодализма и феодальных сословий.В исторической и публицистической литературе вопрос о феодализме в Северной
Осетии решался в двух диаметрально противоположных направлениях. К этому были свои социальные и политические причины.
До конца 50-х годов XIX века в правительственных сферах Российской империи стояли на позициях признания наличия в прошлом Северной Осетии социального неравенства и наличия феодальной знати. С конца 50-х годов XIX века, с завоеванием Восточного Кавказа (1859 г.), в правительственных кругах, вопреки прежней установке, стали склоняться к отрицанию существования в прошлом в осетинском обществе привилегированного сословия. Эта установка была подхвачена представителями классов, протестовавших против признания за некоторыми фамилиями в Осетии их «привилегированного происхождения».1
Так, в прошении штаб-ротмистра А. Газданова, юнкеров милиции Кулаева и Зугутова говорилось: «В Осетии не было никаких привилегированных сословий, а некоторые фамилии получили преобладающее значение только вследствие особых выдающихся качеств кого-либо из своих членов и, притом, только на время жизни этих выдающихся людей, уступая первенствующее значение другим фамилиям с появлением среди этих последних, людей с более выдающимися качествами».
Автор Д.А. в статье «К вопросу об «узденстве» в Осетии» писал, что: «Узденство» - понятие, взятое из Кабардинской жизни; это то же самое «алдарство» (алдар - князь) перенесенное от кабардинцев на осетинскую почву. «Узденство», несвойственное духу осетинского народа, не могло утвердиться в Осетии».3
Особенно много споров было вокруг вопроса о феодальном строе Алагирского и Куртатинского обществ. По словам А. Ардасенова и А. Есиева, учрежденная во Владикавказе 30 декабря 1869 года «Комиссия для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей» под председательством Д.Л. Кодзокова, не нашла у алагирцев и куртатинцев, «как более удаленных, независимых от Кабарды и ее политического социального влияния» сословного разделения.4
В общем же, в исторической литературе по вопросу о социальном развитии осетинского общества преобладает точка зрения признания феодального строя. Об этом говорят в своих работах М.М. Ковалевский, В.Б. Пфаф, Н.Ф.Дубровин, Д.Я.
Лавров и др. Однако, «сложившись в условиях горного хозяйства, она отражала специфику развития раннефеодальных отношений в определенных географических условиях. Каждое общество (Алагирское, Куртатинское, Тагаурское и Дигорское) имело свои особенности развития и общественного устройства, поэтому, часто одни и те же социальные понятия несли на себе различную семантическую нагрузку».5
Б.В. Скитский обащает внимание на различие в общественном развитии осетинских обществи объясняет их тем, что «эти «общества» находились в экономической и политической близости и связи с соседними, более развитыми в феодальном отношении, народами: грузинами и кабардинцами. По его мнению, в тех обществах, которые стояли в более близкой связи с этими соседями, «феодальные отношения были более развиты и более устойчивы, чем в обществах, дальше отстоящих от этих соседей».6
В 1781 году по поручению высшего командования Кавказской линии дивизионный квартирмейстер Л.Л. Штедер был отправлен в горные районы Центрального Кавказа. В его задачу входило составление военно-географической карты и определение наиболее удобной и кратчайшей трассы предполагавшейся военно-стратегической дороги с Северного Кавказа в Грузию, а также для различного рода минералогических изысканий, изучения и склонения горцев Центрального Кавказа на сторону России. В результате своего путешествия по Центральному Кавказу Л.Л. Штедер составил дневник, который впервые был опубликован на немецком языке в 1797 году под заглавием: «Дневник одного путешествия из пограничной крепости Моздок в центр Кавказа в 1781 г.».7 Проведя некоторое время среди дигорцев, Л.Л. Штедер зафиксировал ценный этнографический материал о жителях этого района Осетии, их социальном строе, материальном и культурном быте, правах, взаимоотношениях классов внутри Дигорского общества.
Из кавказоведческих работ значительную ценность представляют труды академика Г.-Ю. Клапрота (1783-1835), который занимался исследованием Кавказа в лингвистическом, этнографическом, экономическом и археологическом отношениях. Г.-Ю. Клапрот в работе «Путешествие по Кавказу и Грузии,
предпринятое в 1807-1808 гг.» дал характеристику социальных отношений у народов Северного Кавказа. Особенно большое внимание автор уделил описанию высших сословий и общественного строя Северной Осетии. Наиболее подробно он описал социальные отношения у дигорцев. В этой работе впервые сообщается о происхождении одного из привилегированных сословий Дигории - баделят.
Сочинение СМ. Броневского (1763-1830) «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе»9 содержит ценные исторические, этнографические, географические сведения о кавказских горцах. В этом сочинении автор сделал попытку охарактеризовать общественный строй народов Кавказа и определил две формы правления: монархическую и аристократическую. Обе эти формы у СМ. Броневского выступают под названием феодальной и демократической. Это была «первая в истории науки попытка общей характеристики общественного строя горских народов Кавказа и вместе с тем попытка установить различные формы этого строя», - писал М.О. Косвен, изучавший проблему общественного строя народов Кавказа дореволюционного времени. Представитель дворянской историографии сер. XIX века. СМ. Броневский писал о сходстве феодализма на Кавказе с феодализмом России в период феодальной раздробленности.
Интересный источник представляют дореволюционные публикации, которые легли в основу сборника «Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах».10 В сборнике помещены статьи, датируемые с 1830 г.
Заслуживает внимания очерк К. Красницкого «Кое-что об осетинском округе и правах туземцев его»,11 где рассматривается географическое положение Осетии середины XIX в., ее административное устройство, характеризуются сословно- классовые отношения в некоторых осетинских обществах, выявляется происхождение сословий в каждом из них. Однако К. Красницкий недостаточно хорошо ознакомился с сословным разделением в Алагирском обществе Северной Осетии, что позволило ему утверждать об отсутствии социального расслоения в этом районе Осетии.
«Предание о происхождении тагаурцев» Джантемира Шанаева, вошедшее в «Сборник сведений о кавказских горцах», повествует о происхождении высшего
сословия Тагаурского общества Северной Осетии и отношениях его с феодалами Кабарды.12
Заслугой В.Б. Пфафа является вывод о разных уровнях развития феодализма в осетинских обществах. Он считал наличие феодальных отношений в Осетии результатом завоевания ее грузинскими феодалами. «Но эти феодалы были изгнаны народным героем Осибагатаром в XIII-XIV веках. С тех пор у алагирцев нет деления, все считают себя равными, хотя несколько сильных и влиятельных родов... признаются между туземцами знатью. Куртатинцы также выгнали своих феодалов. Феодальная система оставила у куртатинцев большие следы, чем у алагирцев, в постройках феодального века и в общественном их строе. В Тагаурии сохранились ясные следы феодализма... Дигория издревле имела феодальное устройство. Здесь поколения феодалов отлагались как бы пластами одно на другое». В.Б. Пфаф дал первую в научной литературе широкую и разностороннюю характеристику общественных отношений у осетин в исследуемый им период.
Н.Ф. Дубровин в работе «История войны и владычества русских на Кавказе»,14 осветил общественный строй, быт, сведения по истории осетинского народа. Он также считал, что феодальные сословия существовали не во всех осетинских обществах, а только в Дигории и Тагаурии.
Выдающийся русский ученый, фольклорист и этнограф В.Ф. Миллер, труды которого по осетиноведению стали достоянием мировой науки,15 внес значительный вклад в сбор и публикацию осетинского фольклора. В 1884 г. в четвертой книге «Вестник Европы» была опубликована статья В.Ф.Миллера и М.М. Ковалевского «В горских обществах Кабарды»,16 где на основе собранных ими фамильных преданий, авторы указали на наличие кровнородственных связей между балкарской и осетинской аристократией. Проведенный авторами анализ фольклорных источников показал идентичность многих осетинских и балкарских текстов героических преданий.
М.М. Ковалевский, изучая социально-экономической истории осетин и других народов Северного Кавказа, впервые сформулировал задачу раздельного изучения осетинских обществ. Возникновение в Осетии феодализма он объяснял
влиянием кабардинского феодального строя: «Народившиеся в Осетии аристократические роды, — писал он, — нашли в своих плоскостных соседях поддержку не только нравственную, но и материальную.... Трудно сказать, возможно ли было бы образование привилегированных старшин в Дигории и Тагаурии и подчинение им свободного населения на началах феодальной зависимости и помимо влияния кабардинцев, или нет, хотя пример алагирцев, успевших удержать полную независимость от Кабарды и сохранить одновременно свою родовую аристократию, по-видимому, дает право предполагать, что развитие феодальных отношений является скорее результатом воздействия внешних, нежели внутренних причин».17 Результатом кабардинского влияния М.М. Ковалевский считал и некоторые осетинские традиции, в частности, обычай аталычества.
В 1882-1883 гг. Ф.И. Леонтович составил и опубликовал сборники норм обычного права горцев Северного Кавказа - адатов. Эти сборники содержат ценные сведения о высших сословиях осетин, кабардинцев, балкарцев и других народов Кавказа, регламентации феодальных повинностей, сословном праве, семейных отношениях.
Д.Я. Лавров - автор содержательной работы по истории и этнографии осетин «Заметки об Осетии и осетинах», в которой рассматриваются такие вопросы, как, общественные отношения и обычное право, материальная культура и семейный быт, обычаи и обряды осетинского народа. Он подразделял осетинские феодальные общества на имеющие сословия, как Дигория и Тагаурия, и не имеющие, как Куртатинское и Алагирское.19
В работе А. Ардасенова и А. Есиева «Высшее сословие у осетин Куртатинского общества», изданную ими в Москве в 1891 году, сопоставляется общественный строй Северной Осетии и Кабарды. Авторы приходят к выводу, что «осетины, как и кабардинцы, имели четыре сословия: уазданлагов (уаздан лаг) (князей и дворян), кавдасардов (кавдасард) (податных), фарсагов (фарсаг) (вольных) и гурзиаков (гуырдзиаг) (холопов). Существование аристократического сословия в Осетии, Куртатинском, Тагаурском и Дигорском обществах давно уже фактически признано было самим русским правительством. Еще со времен
Потемкина-Таврического, который при себе держал аманатами горских князей, были взяты аманатами и из знатных осетинских фамилий несколько лиц, в роде Кубатиева, Арисханова, Цаликова и проч.».
А.П. Берже охарактеризовал общественный строй Северной Осетии как феодальный, а также констатировал деление его на класс «старшин» и класс подвластного им населения.21
Этнографический очерк «Особа»,22 К.Л. Хетагурова, увидевший свет в 90-х гг. XIX в., является одной из интереснейших работ дореволюционных авторов об осетинах. В ней, в частности, дается подробное описание общественного строя Наро-Мамисонского ущелья Алагирского общества Северной Осетии, детально рассматривается социальное положение каждого сословия в иерархической феодальной структуре.
Одним из ранних источников, отразивших социальные отношения осетин, является сочинение грузинского царевича Вахушти Багратиони (1696-1772) «География Грузии». В своем сочинении Вахушти сообщает о глубоком расслоении осетинского общества и об образовании высших сословий Осетии.
Очерки известного на Кавказе публициста Н.Г. Берзенова (1831-1874) являются ценным источником по этнографии осетинского народа.24
С.А. Туккаев (1857-1890) - один из первых осетин этнографов и фольклористов, собрал и записал содержательный фольклорный и этнографический материал.25
Известный осетинский ученый, профессор Б.А. Алборов (1886-1986) сделал значительный вклад в собирание и исследование устного народного творчества осетин.26
Г.М. Цаголов (1871-1939) - публицист, поэт, прозаик. Статьи и очерки ученого освещают многие стороны общественного и хозяйственного быта, религиозные воззрения осетинского народа в конце XIX - нач. XX вв.27
М.С. Туганов (1871-1939) - видный представитель осетинской творческой интеллигенции, художник, этнограф. Записанные им сюжеты устного народного творчества осетин, служат ценным источником материалов для изучения этнографического прошлого осетинского народа. В.С. Толстой, волею судьбы оказавшийся на Кавказе в качестве сосланного декабриста, оставил после пребывания здесь, серию очерков. В них прослеживаются исторические и этнографические особенности осетинского общества, дана подробная характеристика быта, культуры, нравов и обычаев осетин середины XIX в. 29
В 1911 г. в журнале «Мусульманин» в Париже вышел исторический очерк первого балкарского историка М.К. Абаева «Балкария». В этом очерке автор дал обширное описание родственных, аталыческих и торговых связей высших сословий Балкарии с другими народами, в том числе, с кабардинцами и осетинами.30
В.Н. Кудашев в 1913 г. в монографии «Исторические сведения о кабардинском народе»,31 в которой автор осветил сословный и поземельный вопрос в Кабарде и Балкарии. Он описал политические, экономические и родственные связи кабардинских и балкарских феодалов с аристократией других областей Северного Кавказа, а также подчеркнул, что балкарские феодалы чаще всего вступали в родственные отношения с феодалами Дигорского общества Северной Осетии.
Профессор Г.А. Кокиев дал описание социально-экономического строя осетин в предреформенное время. Он первый, из советских историков дал развернутую трактовку функций аталычества в феодальном обществе. Г.А. Кокиев считал, что обычай аталычества служил установлению отношений сюзереннитета-вассалитета у горцев Северного Кавказа.32
Весомый вклад в изучение общественного быта и социальных отношений осетин внес Б.В. Скитский. Отдельному, Дигорскому обществу он посвятил работу «К вопросу о феодализме в Дигории».33 Оформление феодальных отношений в Дигории он связывал с вступлением дигорских феодалов в вассальную зависимость от кабардинских князей. Б.В. Скитский первым предпринял попытку разработать периодизацию истории феодализма в Осетии.
Крупный осетинский этнограф А.Х. Магометов (1920-1983) основное внимание в своих работах уделил исследованию общественного строя и внутрисемейных отношений у осетин в XVII - XIX вв. В работах этнографа-осетиноведа З.Д. Гаглойти рассматривается социальная организация, внутрисемейные отношения, духовная и материальная культура осетинского народа.35
А.К. Джанаев в работе «О феодальном землепользовании в Дигории»36 исследовал социальные отношения в этом осетинском обществе.
М.О. Косвен внес большой вклад в изучение института аталычества у народов Северного Кавказа. Его работа «Аталычество» 37 была оценена, как одна из лучших работ по проблеме кавказской этнографии.
В работе Б.А. Калоева «Осетины» выявлены этнографические параллели
то
между народами Осетии, Кабарды и Балкарии.
Исследованию этнокультурных контактов между народами Северного Кавказа посвятила свои труды Н. Г. Волкова. В монографиях «Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе»39, «Этнокультурные контакты народов Горного Кавказа в общественном быту (XIX - нач. XX вв.)»40, освящаются различные стороны межэтнических отношений народов Северного Кавказа в указанный период, показываются их характерные стороны жизни, быта, хозяйства и культуры, особое внимание уделяется межнациональным бракам как каналу культурного обмена.
Т.Х. Кумыков в 1959 г. издал работу под названием «Социально-экономические отношения и отмена крепостного права в Кабарде и Балкарии в первой половине XIX века».41 Автор раскрыл позицию царского правительства по сословному вопросу, по вопросу о землевладении, о причинах крестьянской реформы в Кабарде и Балкарии, ее особенностях и последствиях.
М.М. Блиев первым из исследователей провел раздельное описание социально-экономического развития осетинских обществ. 42
Б.П. Берозов привлек в своих исследованиях многочисленные документы, связанные с переселением осетин на плоскость, где они вступали в еще более тесное соприкосновение с кабардинцами и балкарцами, и деятельностью сословно-поземельных комитетов и комиссий 40-х - 60-х годов XIX века. В.А. Кузнецов в работе «Реком, Нузал и Царазонта» дал описание социального положения и происхождения древних аристократических родов Осетии. 44
Ф.Х. Гутнов посвятил одну из своих работ генеалогическим преданиям осетин, собранным из научных и фольклорных источников. Автор, на основе исследования различных сюжетов, провел анализ родословных дигорских феодалов, что позволило ему отнести возникновение генеалогического рассказа о Бадели к рубежу XV-XVI вв. Относительно происхождения наименований, характеризующих привилегированные классы феодальной Осетии, он отмечает, что термином алдар в средневековье обозначали лицо, стоявшее на верхушке феодальной лестницы, которое соответствовало грузинскому тавади и кабардинскому пшы - князь. Автор считает, что алдар - чисто осетинское слово, образованное от арм-дар - «рукодержец».45 По его мнению, наименование алдар применялось только в Тагаурском и Дигорском обществах. В Куртатинском и Алагирском ущельях речь шла о терминах уаздан или тыхджын мыггаг -«благородная» или «сильная» фамилия. А это соответствует более низкой ступени иерархической лестницы, чем алдар. Уаздан здесь осмысливается как «дворянин», «аристократ». 46
B.C. Уарзиати в монографии «Культура осетин: связи с народами Кавказа»47 привел многогранные примеры этнокультурных контактов осетин с кабардинцами, балкарцами и другими народами, населяющими Кавказ, показав причины и следствия этих процессов. Учитывая многогранность рассматриваемой проблемы, автор ограничил свое исследование сферой культуры жизнеобеспечения. На конкретных примерах повседневности, предметах быта и связанных с ними явлениях выявлены следы былых этнокультурных контактов, что позволило B.C. Уарзиати поставить вопрос о существовании кавказской историко-этнографической области, как территории, на которой в результате длительного совместного проживания, взаимовлияния и общности исторических судеб народов сложилась конкретная историческая общность.
В.И. Абаев в работе «Происхождение осетинских фамилий CARAZONTA и
АО
AGHUZATA» исследовал этимологию происхождения фамильных имен древних родов Алагирского общества.
Р.С. Бзаров особое внимание в своих исследованиях уделил сословному строю и феодальным отношениям в Тагаурском, Куртатинском и Алагирском обществах Северной Осетии. 49
В области изучения института искусственного родства, в том числе аталычества, большой интерес представляют работы А.Б. Дзадзиева: «К вопросу об аталычестве у осетин во второй половине XVIII-XIX вв.» и «Формы искусственного родства у осетин»,50 в которых рассматривается роль различных форм искусственного родства, заключавшегося по социально-экономическим и политическим соображениям. С их помощью устанавливались тесные взаимовы годные связи между фамилиями и целыми народами, поэтому в сознании народа они традиционно приравнивались или даже оценивались выше кровнородственных связей.
Большой вклад в отечественную генеалогию внес А.И. Мусукаев,51 собрав и опубликовав обширный полевой материал по истории кавказских фамилий. Он является автором нескольких работ, посвященных обычаям и традициям кавказских народов и, в частности, кабардинцев и балкарцев.
В монографии Б.К. Мальбахова и К.Ф. Дзамихова «Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем и Крымским ханством (cep.XVI - конец XVIII вв.)» рассматривается роль представителей правящей элиты Кабарды в политических процессах того времени на Северном Кавказе. Авторы указывают прежде всего на экономическую основу в тесном общении кабардинского и осетинского народов. В работе подчеркивается роль малокабардинских князей в становлении русско-осетинских отношений.52
В работе Е. Г.Битовой «Социальная история Балкарии: (Сельская община)», рассматривается социальная история балкарского общества XIX в. через призму сельской общины как основной социальной единицы балкарского общества, в рамках которой обеспечивалась вся полнота его экономических социокультурных и политико-административных функций. В ней впервые в отечественной
историографии получены более строгие оценки уровня социально-экономического развития Балкарии XIX века.53
Исследователь - краевед А. Гецати собрал и опубликовал обширный материал по истории и генеалогии фамилий Дигории. По его данным, значительное число фамилий этой области Осетии является потомками иноэтнических элементов, большая часть которых приходится на балкарцев.54
Таким образом, в дореволюционной и советской историографии рассматривались отдельные сюжеты и вопросы, связанные с межэтническими отношениями народов Северного Кавказа, но не ставилась проблема изучения системы взаимодействия этнических элит: предпосылок, конкретного содержания и результатов этого процесса.
Источниковедческая база диссертации включает архивный и полевой этнографический материал, опубликованные источники, периодическую печать. Обширный материал извлечен автором из фондов Центрального Государственного архива КБР, Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований, Центрального Государственного архива РСО-А, Отдела рукописных фондов Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований, Государственного архива Ставропольского Края, Государственного архива Краснодарского Края. В ЦГА КБР использованы фонды: «Управление Кабардинской линии» (Ф.1), «Управление Кабардинского округа» (Ф.2), «Георгиевское окружное управление» (Ф.З), «Управление Нальчикского округа» (Ф.6), «Смотритель Нальчикского военного поселения» (Ф.12), «Управление начальника Центра Кавказской линии» (Ф.16), «Горский словесный суд» (Ф.22), «Кабардинский временный суд» (Ф.23), «Кабардинский окружной народный суд» (Ф.24), «Управление Балкарского участка» (Ф.31), «Народный суд 6-го участка. (Уголовные и гражданские дела Нагорного округа) (Ф.-р. 165), в которых отложился материал, характеризующий содержание межэтнических контактов кабардинской, балкарской и осетинской знати.
В ЦГА РСО-А использованы фонды: «Терское областное правление» (Ф.11), «Канцелярия начальника Терской области» (Ф.12), «Управление Моздокского
отдела Терской области» (Ф.23), «Штаб войск Терской области» (Ф.53), «Ставропольско-Терское Управление земледелия и госимущества» (Ф.168), «Комитет по разбору личных и поземельных прав жителей Владикавказского Военного округа» (Ф.233), «Комитет для разбора личных и поземельных прав горцев Левого крыла Кавказской линии» (Ф.254), «Комиссия по правам личным и поземельным населения Терской области» (Ф.256), «Комиссия для разбора сословных прав горцев Кубанской и Терской областей» (Ф.262), «Управление начальника Владикавказского военного округа» (Ф.290), «Комитет для разбора личных и поземельных прав горцев Военно-Осетинского округа» (Ф.291), «Владикавказское Горское Окружное училище» (Ф.292), материал которых представляет особый интерес для изучения осетинской феодальной знати, происхождения привилегированных фамилий, их родственных связей с кабардинскими и балкарскими феодалами, экономических и других контактов.В Отделе рукописных фондов Северо-Осетинского Института гуманитарных и социальных исследований (ОРФ СОИГСИ) использованы фонды: «История Осетии до 1917 г.» (Ф.1), «Этнография» (Ф.4), «Эпоха феодализма в Осетии» (Ф.16), «Октябрьская революция и Гражданская война на Тереке» (Ф.21), «Фонд проф. Кокиева г.А.» (Ф.ЗЗ), «Фонд Скитского Б.В..» (Ф.37) и др.
Полевой материал автора, собранный на территории Северной Осетии и Кабардино-Балкарии с 1995 по 2000 гг., содержит интересные генеалогические сведения о фамилиях осетинской, кабардинской и балкарской знати, о межэтнических контактах, межнациональных браках и искусственных формах родства.
Опубликованные источники содержатся в многочисленных сборниках и хрестоматиях. Особую значимость и репрезентативность имеют материалы, опубликованные в многотомном сборнике «Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах», составленном Л.А. Чибировым. К той же группе источников относятся дневниковые и путевые записки исследователей и путешественников, адаты кавказских горцев, географические и этнографические этюды.
Обширный материал извлечен автором из местной дореволюционной периодической печати, газет и журналов «Кавказ» (1865, 1892, 1901, 1904 гг.), «Горец» (1909 г.), «Казбек» (1901, 1902 гг.), «Терские ведомости» (1884, 1870, 1899 гг.), «Северный Кавказ» (1883 г.), «Новое обозрение» (1890, 1893 гг.). Часть источников впервые вводится в научный оборот.
Цели и задачи исследования. Целью диссертационной работы является исследование предпосылок, характера и результатов межэтнического взаимодействия феодальной знати Осетии с этническими элитами Кабарды и Балкарии в XVIII - нач. XX вв. Конкретные задачи исследования сводятся к выявлению структуры привилегированных сословий Осетии, их социально-политических, хозяйственно-торговых и культурных связей, определению роли конфессионального фактора в этнокультурных контактах, изучению форм взаимодействия в соционормативнои культуре, а также миграционных процессов как результата этнокультурных связей.
Научная новизна. В диссертации впервые предпринята попытка комплексного исследования системы межэтнического взаимодействия феодальной знати. Вводится в научный оборот новый архивный и полевой этнографический материал.
Практическая значимость. Материалы исследования могут быть использованы в учебном процессе, лекционных курсах по истории Кавказа. Изученный исторический опыт межэтнического общения может быть учтен современными общественными организациями, «народной дипломатией» для стабилизации межнациональных отношений.
Научная апробация. Основные положения диссертации излагались на общероссийской конференции «Нравы, традиции и обычаи народов Кавказа», Пятигорск, 1997 г.; на II Международном генеалогическом коллоквиуме «Россия и Кавказ: семейные и генеалогические связи и их влияние на межнациональные
отношения», Нальчик, 2000 г.; на II научно-практической конференции «Генеалогия северокавказских просветителей», Нальчик, 2002 г.
Отдельные фрагменты исследования опубликованы в статьях: «Формы искусственного родства у осетин в XVIII-XIX вв.» // Тезисы общероссийской конференции «Нравы, традиции и обычаи народов Кавказа». Пятигорск, 1997; «Кабарда - Осетия: родственная солидарность» // Эльбрус, № 1, Нальчик, 1999; «Межэтнические браки североосетинских феодалов в системе этнокультурных отношений народов Кавказа в XVII - начале XX века» // Эльбрус, № 1, Нальчик, 2000; «Баделята - Тугановы» // Генеалогия Северного Кавказа, № 4, Нальчик, 2002.
Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите сектором Кавказа Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН.
Структура диссертации соответствует поставленным задачам. Она состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографического списка и Приложения.
Структура привилегированных сословий Северной Осетии
По мнению В.И. Абаева, понятия «алдар» (князь) и «уацайраг» (пленный раб) возникли еще у равнинных алан в период военной демократии.55 «Осетины имели своих царей, писал М.М. Ковалевский, о которых часто упоминается в грузинских древних документах и исторических сочинениях, имели, следовательно, и князей, и другие низшие сословия».56
Многочисленные русские документы XVIII в., касающиеся североосетинских обществ, упоминают о двух классах - «старшин» и зависимых от них «подвластных людей».57 При этом нередко старшины титуловались «князьями» и «дворянами».
В адатах, записанных Ф.И. Леонтовичем в 1846 г., более четко определяется социальный смысл этих категорий: «княжеское и старшинское достоинство есть родовое и не приобретается ни покупкой, ни другими личными качествами».59
В осетинском языке существуют термины, определяющие статус представителей высших сословий. В «Кратком русско-осетинском словаре» Т.А. Гуриева термин алдар переводится с осетинского как «князь»,60 а уаздан - как «аристократ».61 Причем, эти термины употреблялись во всех осетинских обществах.
Титул давал осетинским феодалам также и особые привилегии по сравнению с другими социальными категориями населения. Одной из таких привилегий высшего сословия в Дигории и Тагаурии, по словам Н.С. Мансурова было то, что «судьи (тархони-лаги) избирались непременно из алдарского сословия».63
Только высший по социальному положению в обществе класс, мог позволить себе иметь надземные склепы-усыпальницы. Особенно много их в горной полосе Осетии, Балкарии и Карачая. Эти усыпальницы «играли роль княжеских мавзолеев, в них хоронили одного или не более трех человек. На этой территории почти каждая башня или крепость носит имя своего владетеля - князя. Точно также поименно называются мавзолеи князей и их семей». 4 В Алагирском обществе каждая наиболее влиятельная фамилия имела свой мавзолей, в котором, еще до недавнего времени, хоронили представителей только этой фамилии.
Дигорское общество Дигорское общество занимало ущелье по реке Урух в Западной части Осетии. На востоке оно граничило с Алагирским обществом Северной Осетии, на западе - с Балкарией, с южной стороны её соседом была Грузия, а с северной -Кабарда. По сравнению с другими осетинскими обществами, деление общества на классы в Дигорском обществе достигло наибольшего развития. Источники указывают на наличие основных сословий и социальных категорий населения этой части Осетии, имея расхождение мнений лишь в разном толковании их происхождения. В 1884 году кн. Голицыным были записаны «Древние обряды дигорских обществ». По этим записям сословная структура Дигории состояла из нескольких сословий: 1) владетели - баделята и царгасата; 2) фарсаглагщ 3) «тумы», происходящие от старшинских жен, взятых не из сословия старшин; 4) кнек - дворовые люди; 5) косаг - рабы. 65
Географически Дигория делится на Тапан-Дигорию, Стур-Дигорию, Уаллагком и Донифарсское общество. Соответственно были разделены и сферы влияния привилегированных кланов: в Тапан-Дигории и Уаллагкоме правили баделята, в Стур-Дигории - царгасата, в Донифарсе - гагуата. а) Тапан-Дигория О происхождении баделят известны различные варианты преданий. По одному из них, родоначальник тапандигорских феодалов - Бадели, по прибытии в Дигорию, женился на девушке из фамилии карачаевских князей Крым -21 Шамхаловых. От этого брака у Бадели было семь сыновей: Туган, Кубати, Караджай, Абисал, Кабан, Чегем и Битуй, от которых пошли дигорские феодальные фамилии: Тугановых, Кубатиевых, Караджаевых, Абисаловых, Кабановых, Чегемовых и Битуевых.66
В предании, записанном Махарбеком Тугановым в 1907 году в с. Дур-Дур со слов восьмидесятилетнего Джанхота Туганова говорится: «Бадели пришел в Дигорию из «Маджара». На родине своей он был опекуном малолетнего престолонаследника и играл видную роль. Но он захотел стать самовластным правителем Маджара. Это ему не удалось. Противники его подняли против него народ, и он должен был спасаться бегством в Дигорские горы. С ним был брат его Басиат и в качестве младшего (оруженосца) Ако. Бадели с Ако остался в Дигории, а Басиат ушел в Балкарию. От первого произошли в Дигории «баделята», а от второго в Балкарии - «басиатта». Бадели был в союзе с фамилиями Алагирского ущелья, которые ему покровительствовали все время. Он даже был у них зятем: его первая жена была из фамилии «Уанита» (Темирканова Чабахан 67 ), от которой он имел старшего сына Абисала. Вторая жена его была из фамилии Крым-Шамхаловых, карачаевцев, от которой имел он сыновей Тугана и Кубади.
Дочерей своих он выдал за удалого Битуя и храброго Караджая. Караджай был также пришельцем в Дигории, он был «моладзан» (чернец) и отличался отвагой. Когда Бадели поселился в башне «Бадели Кубус» (что над Махческом) и сыновья его возмужали и поженились, он собрал всю родню и дигорцев и объявил им: «Я ухожу от вас искать свои «дафтарта» (права, по-персидски дафтар - запись, список). Но вам всем приказываю держаться строго порядка, который я создал среди вас». Затем он уехал из Дигории и больше не вернулся». По некоторым сведениям, его могила находится в г. Самарканде.69
В конце XIX века В.Ф. Миллером была записана легенда о женитьбе крымского хана на дочери стамбульского падишаха, в которой повествуется о родоначальниках осетинской и балкарской знати - Бадели и Басиате, как о прямых потомках Чингиз-хана: от указанного брака будто бы родился Чингиз-хан, от Чингиз-хана - хан Берке, а от него - Джанибек-хан, отец Басиата и Баделята.70
Социально-политические отношения
Народы Северного Кавказа поддерживали между собой тесные социально-политические связи, особенно они были развиты между Северной Осетией, Кабардой и Балкарией. Развивавшиеся на протяжении многих веков, эти связи стали носить традиционный характер.
В 1739 г. в Белграде между Россией и Турцией был заключен мирный трактат, который признавал за Кабардой суверенные права. Согласно трактату в дела Кабарды, обретшую независимость, не имели права вмешиваться ни Турция, ни Россия. В то же время, этот документ дал возможность Кабарде «укрепить и расширить свое политическое влияние среди горских племен Северного Кавказа», и «формальным признанием Кабарды «независимой», как бы санкционировал за нею свободу действий в отношении горских народов Северного Кавказа.207
С переходом на правый берег реки Терек, кабардинцы пришли в непосредственное соприкосновение с рядом горских племен, в том числе и с осетинами.
Советник Канцелярии В. Бакунин оставил сведения, касающиеся описания взаимоотношений осетинских и кабардинских феодалов. Он указывал: «Они (осетины - И.. М.) со всеми кабардинскими владельцами, а паче с Адильгиреем Гиляксановым издавна имеют дружбу и соседство, и во время неприятельских на Кабарду приходов, оные владельцы малолетних своих детей для лутчаго охранения присылают к ним в Осетию. И потому они от кабардинцев опасения не имеют».209
Известия о горских народах, полученные в 1743 г. от кабардинских владельцев Магомета Атажукина, Адильгирея Гиляксанова и костиковского владельца Алиша Хамзина, гласят: «Шестой народ - дюгор. Седьмой народ D сюрдигор, живут в горах по вершинам реки Урюха и других ближних рек, против М. Кабарды, разстоянием от деревни владельца Адильгирея Гиляксанова день езды, и с тою Малою Кабардою постоянной имеют мир, и некоторую малую кабардинцам дают дань и взаимно между собою женятца, дюгоры и сюрдигоры на кабардинках, а кабардинцы на их дочерях».210
Иногда русское правительство поощряло добрососедские отношения между горцами Северного Кавказа. В частности, за налаживание отношений с осетинами, «живущими на дороге в Грузию», малокабардинскому князю Асланбеку Тау ли
Султанову было определено «еже годное пожалование». В 1768 г. в Осетию была отправлена первая геологоразведочная экспедиция под руководством Вонявина. Одной из задач, поставленных перед экспедицией, являлось выяснение кабардино-осетинских феодально-вассальных отношений. В инструкции Вонявину говорится: «Ежели б те народы, пренебрегли их, кабардинцев, едино возжелали протекции здешней, могут ли они упорствовать только собою против кабардинцев или потребно им защещение». Это было вызвано тем, что Россия, будучи связана условиями русско-турецкого мирного трактата 1739 г., добивалась, «чтобы осетины без видимого участия царской России самостоятельно оказывали сопротивление кабардинским феодалам и перешли в подданство царской России».213
Этнограф К.Ф. Сталь отмечал, что «Большая Кабарда имела огромное моральное влияние не только на все черкесские народы, но и на соседних осетин и чеченцев».214
Известный политический и общественный деятель Кабарды конца XVIII в. Измаил Атажукин писал, что «некоторая часть осетинцев была в совершенном союзе с Большой Кабардой».215
В «Деле о сословных правах в Кубанской и Терской областях» говорится о причинах более тесных контактов Западной части Осетии - Дигории с Кабардой, по сравнению с другими осетинскими обществами: «Дигория непосредственно примыкая к Большой Кабарде и ее горским обществам, и, подобно сим последним, постоянно нуждаясь в кабардинских землях, не могла не испытать на себе наибольших противу других влияния своих могущественных соседей. Необходимость жить с ними в добром согласии заставила лица по богатству или чему-либо другому руководившие действиями дигорцев искать ближайшего покровительства кабардинских князей, что в то отдаленное время могло быть достигнуто не иначе, как наиболее тесным сближением обеих народностей. Такого рода сближение состоит через добровольное присоединение плоскостной Дигории к уделу князей Кайтукина рода, а нагорной - к уделу князей рода Бек-Мурзина. Став, таким образом, в ближайшие отношения с Кабардой и находя в ней удовлетворение главнейшим своим потребностям, Дигория настолько отделилась от прочих осетинских обществ, что усвоила себе не только отличные от них нравы и обычаи, но даже и свое особенное дигорское наречие. Первое, что Дигория заимствовала от Кабарды - это было аристократическое управление страною, во главе которой стали фамилии, до этого руководившие действиями своих соотечественников, и находились в более или менее близком родстве между собой».216
В «Выписках по истории Кабарды», Г.А. Кокиев приводит документ, датированный 1770-м годом - «Прошение кабардинских князей к русскому двору». Его подали Екатерине II от имени кабардинских князей Кургок Татарханов и Джанхот Сидаков. В прошении перечисляются осетинские общества, и указывается степень и формы зависимости их от кабардинских феодалов. Кабардинские князья писали: «Народы, именуемые Кара-фау (Караджау - И. М.), живущие в горах, при вершине реки Уруф с триста дворов подвластны кабардинским князьям Магомету-Гирею, Нафию-Мурзе и берут они, а обще с ними и Мало-Кабардинские князья, по одному барану з двора. И таком вообще, по древнему обыкновению нашему не допуская прочих ко учиненню им притеснений их и охраняют. Народы, именуемые Куртат, живущие в горах при вершине реки Бух - с четыреста дворов платят подать Мисоусту сыну Мамбетову и мало кабардинским владельцам Ахловой фамилии. Вышеописанным во всем подобного народы, именуемые дугер, живущие большею частью в горах, а продчие в поле при вершине реки Ак-су с лишком три тысячи дворов платят Мисоусту Касай Беку с родственниками, Бек-Мурзе с фамилею и мало кабардинским владельцам с каждого двора по барану. И оные владельцы от всяких притеснений их охраняют.
Хозяйственные и торговые контакты
Из-за нестабильности политической обстановки на Северном Кавказе в XVIII в. развитие хозяйственных отношений и торговли в Северной Осетии, Кабарде и Балкарии шло медленными темпами. По сведениям, оставленным нам многочисленными путешественниками и исследователями быта народов Северного Кавказа, мы можем судить о развитии отраслей хозяйства у означенных народов.
Наиболее развитой отраслью хозяйства народов Северного Кавказа в XVIII веке являлось скотоводство. Благоприятные природные условия позволили им заниматься скотоводством в довольно значительных размерах. Оно, как и прежде, обеспечивало население не только основными продуктами питания, но и тягловой силой, сырьем для большей части обрабатывающей промышленности и для изготовления почти всей необходимой одежды, обуви, постельных принадлежностей и т.д. Скот был также основным мерилом стоимости и основной платежной единицей при торговых сделках, уплате калыма, пени за кровь и т.д.269 Разводились лошади, коровы, козы, овцы, буйволы и даже верблюды. В отличие от кабардинцев, имевших больше пастбищных земель на равнине и в предгорьях и имеющих возможность держать большее количество крупного рогатого скота, основное поголовье осетин и балкарцев составлял мелкий рогатый скот. Из-за недостатка кормов в горах в зимнее время, возникала необходимость перегонять на зиму овец на плоскость или привозить оттуда необходимый корм.
B.C. Уарзиати указывал на то, что «само расположение сезонных пастбищ предполагало наличие межэтнических контактов. Известно, что часть осетин, а также балкарцы из Баксанского ущелья отгоняли скот в верховья р. Ингури в Вольную Сванетию, на земли Мулахского и Мужальского обществ». Причины тесного экономического сотрудничества дигорских и кабардинских феодалов в области скотоводства приводятся многими исследователями: «Дигорцы не могут обходиться без Кабарды, так как они получают соль и необходимое для них в годы плохого урожая в горах просо; когда зимний фураж у них истощается, они отправляют свои стада весной на равнины Малой Кабарды, которые в конце марта уже покрыты травой, тогда как горы еще лишены растительности. В течение лета черкесы вынуждены в свою очередь выводить свои стада с равнин, где все выжжено и где их мучают слепни и комары, и отправлять их в горы к дигорцам. Таким образом, обе народности связаны друг с другом и живут в добром согласии благодаря тому, что они взаимно нуждаются».272 Подобно осетинам, использование сезонных пастбищ было характерно и для балкарцев. По свидетельству М.К. Абаева, в первой половине XIX в. балкарцы осенью и весной перегоняли свой скот на Кабардинскую равнину, где для охраны скота устраивали военный лагерь «басиат-кош». Здесь балкарские таубии и, приезжавшие к ним молодые люди знатных родов из Осетии, Кабарды и других районов Кавказа, упражнялись в военном искусстве.273 В совместном пользовании осетин и балкарцев находилось высокогорное пастбище «Харес», находящееся в Стур-Дигории.274 К концу XVIII в. в связи с ослаблением, а затем и прекращением экспансии кабардинских феодалов, осетины получили доступ к богатым предгорным пастбищам, в результате чего значительно возросло поголовье скота -главным образом овец.
Общей, для осетинских и кабардинских феодалов, была форма эксплуатации зависимого населения, применявшаяся в скотоводстве и заключавшаяся в передаче скота на выпас неимущим крестьянам. У осетин она обозначалась термином «афстау», у кабардинцев - «ортак».
По мнению Г.Х. Мамбетова, коневодство больше было развито у тех народов, у которых имелась многочисленная и влиятельная феодальная верхушка. Владельцами крупных табунов коней обычно являлись князья и первостепенные дворяне. В XVIII в. конь выращивался преимущественно не для хозяйственных, а для военных нужд и верховой езды, поэтому считался необходимым лишь в феодальном быту.277 Обычно лошадей, как впрочем, и любой крупный рогатый скот, метили специальной меткой - тавром. Это подтверждало породность лошади и оберегало ее от похищения. Каждый владелец скота имел свое, отличное от других, тавро. Его подделка строго каралась, а кража лошадей из табунов горских князей каралась по обычному праву горцев огромным штрафом, во много раз превышавшим ее стоимость.
По данным источников, высшим достижением художественных промыслов осетин было изготовление «прекрасных ковров, как по качеству, так и по стабильности их окраски», которые, по словам очевидца, нельзя было ожидать в горах Северной Осетии. Большие ковры до конца XIX в. висели на стенах главного святилища осетин - Рекома.280 Осетинские ковры входили в одну группу с коврами персидскими, азербайджанскими, армянскими, дагестанскими и турецкими. Другую группу составляли ковры туркменские, киргизские, узбекские, таджикские или афганские. Все они были известны под названием «бухарских ковров», т. к. основной поток ковров с Востока в Европу шел через Бухару.281
Обязательным для девушек привилегированных сословий в Северной Осетии, также как в Кабарде и Балкарии, было умение вышивать шелком, серебром и золотом, изготавливать тесьму и галуны.282 Такой вышивкой украшалась женская одежда - платья, шапочки, а также предметы обиходного пользования - мутаки, кисеты, подушки, покрывала, настенные украшения, служившие для хранения часов, фотографий, предметов женской принадлежности (ниток, иголок, гребней), элементы конского снаряжения и т.д. Шорный промысел давал в достаточном количестве седла для коней и ослов, конские сбруи, уздечки, ногайки.283 В селениях, где при мечетях имелись духовные школы, ученики в свободное от занятий время зарабатывали этим ремеслом себе на жизнь. Ногайки, произведенные осетинскими мастерами, пользовались большим спросом. Особенным качеством отличались работы Асланико Дударова (сел. Карджин при станции Дарг-Кох), Ахмеда Дурова (близ станции Беслан), чьи изделия продавались от 1 до 5 рублей за штуку. Лучшим специалистом по изготовлению ногаек в Кабарде считался Абдулла Тохтамышев (житель сел. Атажукина III). В Северной Осетии важными отраслями обрабатывающей промышленности были ремесла, связанные с военным делом. Местные мастера изготовляли разнообразные виды оружия, которое отличалось высокими для своего времени боевыми качествами, и пользовалось большим спросом, как в Осетии, так и за ее переделами.
Конфессиональный фактор в этнокультурных связях осетинских привилегированных сословий с аристократией Кабарды и Балкарии
Экономические, политические и культурные связи осетинских, балкарских и кабардинских феодалов неизбежно оказывали влияние и на сторону духовной жизни друг друга. Большинство исследователей склонны считать, что ислам в Осетию проник, прежде всего, из Кабарды.338 Г.Д. Чиковани относил распространение ислама в Осетии к XII-XIII вв.,339 А.Х. Магометов - к XIII - XIV вв.340 По свидетельству В. Багратиони, осетины в сер. XVIII столетия «распались на два лагеря: христиан и мусульман».341 «Магометанская пропаганда, конечно, проникла тогда и до Осетии, и те части её, которые находились в зависимости от кабардинских князей, действительно и приняли магометанство, вероятно, уже в XVI или в продолжении XVII века, так как с тех пор осетины, даже христиане стали давать своим детям магометанские имена», писал В.Б. Пфаф.342
В «Именнике осетинских феодалов» Ф.Х. Гутнова приведены имена, распространенные в XVIII-XIX вв. в Северной Осетии и имеющие мусульманскую этимологию: Сафар-Али - араб. Сафар - «родившийся в месяц Сафар (месяц мусульманского лунного года)» + араб. Али «возвышенный»; Ислам - от араб, «предание себя Аллаху»; Магомет - от араб. Мухаммед - «прославляемый»; Смайли - восходит к араб. Исмаил - «подаренный (богом)». Так звали мусульманского пророка, который считается родоначальником арабов; Хаджи - араб, «паломник» (приставка в мужских именах) и др.
По мнению Н. Г. Волковой, одним из факторов, влияющих на развитие этнокультурных контактов в первой половине XIX в., являлся всё более активизирующийся процесс исламизации горцев Северного Кавказа. Она приводит документ нач. XIX в., в котором отмечается большая активность кабардинских эфенди, которые «столько взяли верх над народом, что почти сделали себя самовластными... правителями их поведения... Сии эфенди, научившись в Дагестане у кумыкских татар читать и писать по-татарски, или, правильнее сказать, магометову закону, возвращаются в Кабарду и стараются кабардинцев и горцев, то есть всякого рода асетинцев, усовершенствовать в махометанском законе».
Осетинские феодалы, стремясь сблизиться с кабардинской аристократией, вместе с образом ее жизни перенимали и ислам, традиции которого были неотъемлемой частью жизни мусульман, что, содействовало укреплению уз между привилегированными группами обоих народов. В «Кратком обзоре горских племён на Кавказе» (1858 г.) Ад. Берже писал, что «ныне в Осетии большею частью возданы (дворяне - И.М.) держатся суннитской секты...».
Это же подчеркивает грузинский царевич Вахушти Багратиони: «Все члены фамилий Баделидзевых и Саргасидзевых для своих сношений с кабардинскими высшими сословиями приняли магометанскую религию, тогда как простой народ остался в православной вере».
Ислам приняла феодальная знать не только Дигории и Тагаурии, но и других обществ Северной Осетии, в том числе и Алагирского, что подтверждается архивными документами. Приведенный нами один из таких документов 1859 г., подписанный представителями знатнейших фамилий Алагирского общества гласит: «Я, нижеподписавшийся, пред Алкораном Всемогущего, не имеющего себе равного Великого Бога, клянусь и обещаю, что все, о чем у меня спросят, несмотря ни на дружбу, родство, свойства, вражду, корысть и страх без притворства какой либо стороны, без участия, прибавления и умаления и без утайки с точностью покажу и скажу самую правду, дабы на страшном суде всеобщего воскрешения пред самым Всемогущим Богом с чистым лицом возмог дать ответ в оной. Билляги, Валлаги, Таллаги, буду отвечать по справедливости и покажу сущую правду и истину, после каковой моей присяги целую слова Алкорана. Амин. 1859 года, октября 14 дня.
По сему клятвенному обещанию депутаты Алагирского общества принимали присягу и вместо своеручной подписи, по неумению грамоты, приложили свои именные печати: юнкера: Эльзарко Макеев Долет-Мурза Датиев - сидамонцы Дудар Бекузаров Эльмурза Зангиев - мизурец.»347
Но, в отличие от Дигорского и Тагаурского обществ Северной Осетии, где все привилегированные фамилии исповедовали ислам, алагирские уазданы придерживались как православной веры, так и ислама.
Э.М.Туганов указывал на знакомство алан с учением ислама, ссылаясь на арабскую летопись «Сокровища драгоценных камней». «В ней описывается поход арабов на Кавказ под предводительством Джераха. Через 30 лет после смерти Магомета арабы из Багдада - сулейманийцы - прошли Грузию, Баб-Алан (т.е. Дарьял) и вышли на Северо-Кавказскую равнину. Как говорит эта летопись, арабы установили здесь «свет истинной веры», т.е. ислама. Отсюда идет и название местности - Джерах, стало быть, и начало ислама в Осетии тоже идет со времен этих багдадских арабов».
Академик A.M. Шёгрен назвал политическую причину и примерное время принятия осетинами-дигорцами ислама: «Уздени дугорские для одной политики приняли Махометановского закона в прошедшем восемнадцатом столетии. А чернь по-настоящему никакого закона не имеет. Прежде они были христианской веры, но, будучи без священников, она исчезла, наипаче по притеснениям соседей».
Приверженность осетинских феодалов исламу Н.Ф. Дубровин объяснял тем, что эта религия «допускает многоженство, а христианство распространено преимущественно в простом народе, но все, не имея понятия о религии, клонятся на сторону той, которая представляет им более покровительства, менее требований и более вы год».
Царское правительство было крайне обеспокоено усиливавшимся влиянием ислама среди горских народов, поэтому всячески поддерживало развитие миссионерской деятельности в Северной Осетии и других областях Северного Кавказа. 5 июля 1763 г. Подполковник П. Гак приступил к строительству первой комендантской крепости - Моздок. Переселявшиеся туда крестьяне получали на новом месте землю, определенную денежную сумму, зерно на посев хлеба и пропитание.351 В деле переселения осетин, кабардинцев и других горцев в Моздок значительную роль сыграла Осетинская духовная комиссия. Это была миссионерская организация, во главе которой стал архимандрит Пахомий.
