Содержание к диссертации
Введение
1. Хозяйственные занятия в произведениях устно-поэтического творчества мордовского народа 25
1.1. Сельскохозяйственные занятия мордовского народа и их отображение в фольклоре 25
1.2. Древнейшие отрасли хозяйства (пчеловодство, охота, рыболовство) в мордовском народнопоэтическом творчестве 56
1.3. Освещение промысловых и ремесленных занятий в устном творчестве мордовского народа 74
2. Структура и функции вещественных элементов культуры в мордовском фольклоре 93
2.1. Поселенческо-жилищныи комплекс мордвы в произведениях народнопоэтического творчества 93
2.2. Изображение мордовского народного костюма - важного компонента материальной культуры этноса в фольклоре 118
2.3. Отражение традиционной модели питания мордвы в устно-поэтическом творчестве 153
Заключение 180
Список использованных источников и литературы 184
Приложение 1 204
Приложение 2 205
Список сокращений 206
- Сельскохозяйственные занятия мордовского народа и их отображение в фольклоре
- Древнейшие отрасли хозяйства (пчеловодство, охота, рыболовство) в мордовском народнопоэтическом творчестве
- Поселенческо-жилищныи комплекс мордвы в произведениях народнопоэтического творчества
- Изображение мордовского народного костюма - важного компонента материальной культуры этноса в фольклоре
Введение к работе
Материальной культуре принадлежит первостепенная роль в функционировании этносов, что делает ее изучение весьма актуальным. В первую очередь это касается тех материальных компонентов, которые имеют традиционный, массовый характер, проявляясь в повседневном быту. Таковыми являются традиционные виды хозяйственных занятий, поселений и жилища, одежды и пищи. Несмотря на неизбежные эволюционные преобразования, они до сих пор сохраняют этническую специфику и элементы, которые вырабатывались в течение длительного времени и тесно связаны с особенностями природно-географической среды и социально-историческими условиями жизни народа. В силу этого вещественные элементы культуры являются своеобразными этническими маркерами, с помощью которых можно получить представление не только об истории народа, но и механизме функционирования культуры этноса в современных условиях.
Проблема изучения народной культуры и, в частности, ее материальной сферы является традиционной для мордовской этнографии. Но до настоящего времени не было работ, в которых материальные компоненты исследовались бы на основе данных, содержащихся в устно-поэтическом творчестве мордвы.
Актуальность темы. Привлечение фольклорных материалов для изучения жизнедеятельности этноса бесспорно является актуальным, так как в них отразились многовековая история, хозяйство и культура, общественный и семейный быт народа, его взаимосвязи с другими этносами, религиозные верования и народные знания. В силу этого они являются одним из наиболее часто привлекаемых видов источников в этнографической науке. О важности этого вида источников говорит тот факт, что в 1970-е гг. в Санкт-Петербурге (тогда Ленинграде) было проведено несколько научных
конференций, целью которых была выработка единой методики использования фольклора как историко-этнографического источника. Их результатом явилось опубликование серии сборников статей, объединенных тематикой «Фольклор и этнография» [Фольклор и этнография, 1970; Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор, 1974; Фольклор и этнография: Связи фольклора с древними представлениями и обрядами, 1977]. Проблемы использования данных фольклора для решения тех или иных историко-этнографических вопросов, а также формы и способы использования фольклорных данных рассматривались учеными и в дальнейшем [Фольклор и история этнографии, 1983; Фольклор. Проблемы историзма, 1988; Фольклор и этнография: Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры, 1990].
Особенно актуально привлечение фольклора как источника для изучения истории и культуры народов, не имевших в прошлом письменности. Недаром произведения устно поэтического творчества широко используются при изучении народов Европейского Севера России, Сибири, Дальнего Востока, а также народов Поволжья [Мифологические сказки и исторические предания энцев, 1961; Эргис Г. У., 1974; Василевич Г. М., 1966; Пименов В. В., 1965; Кузеев Р. Г., 1968; 1974].
Актуальным является использование фольклорных источников и при изучении жизнедеятельности мордовского народа, так как до 1920-х годов функционирование мордовской письменности было ограничено небольшими масштабами: словарями, переводами христианских текстов, публикациями произведений устно-поэтического творчества, а также незначительным количеством учебной литературы. Поэтому мордовский фольклор является тем фундаментом, на основе которого можно восстановить особенности быта и культуры народа, в том числе и ее материальной сферы.
На протяжении XX в. материальная культура мордвы утрачивала свою традиционность, в связи с быстрым развитием индустриализации
страны. Вследствие этого широкое распространение получили так
*\ называемые «городские» виды материальной культуры. Постоянно растущее
внедрение в повседневный быт предметов промышленно-индустриального слоя, лишенных этнической специфики, позволили совершенно справедливо высказать в научной литературе мысль о более активном стирании этнического своеобразия в материальной сфере. Поэтому необходимо изучать и оставить в памяти последующих поколений сохранившиеся, а также уже вытесненные из быта традиционные компоненты материальной культуры, сведения о которых сохраняются и в народнопоэтическом творчестве мордвы.
Изучение фольклорных источников позволяет реконструировать
архаичные формы вещественного быта мордвы, а также проследить
тенденции развития отдельных материальных компонентов и их
взаимодействие в процессе исторического развития. В фольклоре часто
изображаются занятия мордвы, подробно описываются орудия труда
земледельцев, ремесленников, приспособления для ловли зверей и рыбы,
способы и навыки, применяемые при обработки земли, выпасе скота и т.п..
Значительное внимание в мордовских песнях, сказках, мифах уделяется
* изображению жилых и хозяйственных построек, их внешнему виду и
внутреннему устройству и убранству. Во многих произведениях устно-поэтического творчества часто упоминается о праздничной и повседневной традиционной одежде, изображается процесс ее изготовления и украшения.
Степень научной разработанности темы. Изучение традиционной культуры мордвы изначально было ' комплексным. Уже первые исследователи, к которым можно отнести участников экспедиций, организованных Российской академией наук во второй половине XVIII века (И. Г. Георги, И. И. Лепехина, П. С. Палласа), при описании культуры и быта мордовского народа проявляли интерес к его устно-поэтическому творчеству, хотя из-за недостаточного знания мордовских языков, основное
свое внимание они все-таки обращали на этнографические материалы: описание поселений, жилищ, народного костюма и обрядовых действий.
Первую серьезную попытку изучения быта и дохристианских верований мордвы на материале устного народного творчества предпринял П. И. Мельников-Печерский в монографической работе «Очерки мордвы» (1867). В своем исследовании он использовал мифологические и исторические фольклорные произведения, тексты молитв (ознома), заговоров (озлома) и песнопений (пазморо). Занимался он и изучением свадебных обрядов, которые наблюдал у мордовского населения ряда уездов Нижегородской губернии. В своих статьях «Эрзянская свадьба» (1851) и «Мокшанская свадьба» (1851) он дает подробное описание свадьбы двух основных групп мордвы, приводя при этом и тексты эрзянских свадебных песен, причитаний и молитв, в основном на русском языке. Это вызвано тем, что эрзянскую свадьбу П. И. Мельников воссоздает по своим наблюдениям, сделанным в сильно обрусевшем селе Сеськино (бывшей Терюшевской волости Нижегородской губернии, ныне Дальнеконстантиновского района Нижегородской области), где по словам самого автора: «Слова мордовского не услышите: во всей Терюшевской волости вряд ли теперь найдется человек, знающий свой прежний язык» [Мельников, 1981: ПО].
Комплексный метод изучения отдельных вопросов материальной и духовной культуры мордовского народа применил в своей работе «Очерк юридического быта мордвы»(1885) В. Н. Майнов. В ней достаточно подробно освещены вопросы общественных отношений, религиозных верований и обрядности мордвы. Для этого автор использовал широкий круг источников: исторических, этнографических и фольклорных, собранных им в поездках по мордовским поселениям различных губерний, а также позаимствованных из публикаций, вышедших в различных периодических изданиях того времени.
Большое значение для изучения культуры финно-угорских народов имеет монография крупного русского этнографа И. Н. Смирнова «Мордва».
Для исследователей мордовского фольклора особую ценность составляют III,
^ IV и V главы его работы, которые содержат ценный материал по обрядовому
фольклору.
В 1920-30-х годах XX в. интерес к изучению культуры мордвы
проявляли ученые Москвы, Саратова, Пензы, Нижнего Новгорода. В
частности, по инициативе Пензенского краеведческого музея были
проведены экспедиции в районы расселения мордвы-мокши и мордвы-эрзи
(Городищенский, Краснослободский, Наровчатский, Спасский уезды). Их
S участники (Н. И. Спрыгина, Б. Н. Гвоздев, И. Г. Тимофеев, И. Г. Черапкин)
сделали оригинальные описания жилища, женских и мужских костюмов, головных уборов, украшений и вышивок.
Заметный вклад в изучение проблем мордовской культуры был сделан учеными Саратовского университета (А. А. Гераклитовым, Б. М. Соколовым, М. Т. Маркеловым, П. Г. Любомировым, П. Д. Степановым). Так, П. Д. Степанов является автором ряда статей о промысловых занятиях мордовского населения Саратовского края, а также его традиционного костюма и хозяйственных построек [Степанов, 1928; 1929; 1930].
В 50-х гг. XX века изучение культуры мордовского народа было
# продолжено на более высоком уровне. Начало этому положили экспедиции,
которые были проведены Институтом этнографии АН СССР совместно с учеными Мордовии в регионах компактного проживания мокши и эрзи (Мордовской, Татарской, Башкирской и Чувашской республиках, Пензенской, Нижегородской, Самарской и Оренбургской областях). По итогам этих экспедиций были опубликованы фундаментальные монографии «Вопросы этнической истории мордовского народа» (1960), «Исследования по материальной культуре мордовского народа» (1963). В них рассматриваются расселение мордвы (В. И. Козлов), традиционные хозяйственные занятия (М. Ф. Жиганов), сельскохозяйственные орудия
(А. А. Новицкая и Т. П. Федянович), пища и домашняя утварь (Е. И. Динес),
поселения и жилища (Е. И. Горюнова, Н. П. Макушин, В. Н. Белицер),
особенности бытовой культуры теньгушевской мордвы-эрзи (В. П. Ежова) и мордвы-каратаев (В. Н. Белицер). В третьей монографии - «Народная одежда мордвы» (1973) В. Н. Белицер прослеживает сложный процесс изготовления женского и мужского костюма, описывает их элементы, анализирует изменения, которые они претерпели в различные исторические эпохи. На этой основе она выделяет локальные комплексы женского костюма у различных этнических и территориальных групп мордвы. Свои выводы автор часто подтверждает фольклорным материалом, дающим представление о специфике народной мордовской одежды, богатом художественном вкусе ее изготовителей.
Начиная с 1950-х годов и по настоящее время, в процессе изучения культуры мордовского народа активно включались и местные исследователи нового поколения - этнографы: Н. Ф. Беляева, В. Ф. Вавилин, В. П. Ежова, Г. А. Корнишина, В. Н. Куклин, А. С. Лузгин, Н. Ф. Мокшин, Л. И. Никонова, В. П. Тумайкин; фольклористы: А. Г. Борисов, М. Ф. Ефимова, М. Г. Имяреков, В. Л. Имайкина, А. Г. Самошкин, Э. Н. Таракина, А. М. Шаронов, А. Д. Шуляев, Л. В. Седова, М. И. Чувашев, Т. П. Девяткина.
В первую очередь надо отметить труды Н. Ф. Мокшина, который в своих исследованиях всегда подчеркивал значимость фольклорных источников при изучении истории и культуры мордовского народа. Во втором издании монографии «Религиозные верования мордвы» он выделил специальный раздел, посвященный свободомыслию в мордовском фольклоре. Обширный фольклорный материал использовал ученый и при написании еще одной своей книги «Тайны мордовских имен» (1991), в которой всесторонне рассматриваются различные аспекты мордовской ономастики. Значительный интерес для нашего исследования представляет и последний труд ученого «Материальная культура мордвы» (2002), которая представляет собой этнографический справочник. Помимо общего очерка -обзора этнической культуры мордвы, он содержит более 230-ти справочных
статей, посвященных важнейшим компонентам ее традиционной материальной культуры.
Значительный вклад в изучение материальной культуры мордовского этноса, в частности его промысловых занятий, внесли А. С. Лузгин и В. Н. Куклин. Так, А. С. Лузгин в своих работах не только подробно описывает промысловые занятия народа, но и определяет их место в хозяйственно - бытовой жизнедеятельности. Он дает характеристику основных промысловых центров и конкретных мастеров, анализирует особенности реализации промыслово-кустарной продукции [Лузгин, 1987; 1993; 1994; 2001].
В. Н. Куклин в своих статьях, а также кандидатской диссертации исследовал домашние производства и ремесла по обработке различных материалов: конопли, льна, шерсти, луба, соломы и тростника. Он рассмотрел состояние и особенности развития мордовского ремесла в XIX - начале XX века, дал детальное описание орудий труда и технологии производства [Куклин, 1968; 1970].
Изучению истории развития мордовских поселений и комплексов жилища, посвятил свои труды В. Ф. Вавилин. В них он анализирует архитектурно-планировочные традиции мордовского зодчества, состав и структуру сельских поселений, жилых и хозяйственных построек, влияние социально-поселенческой среды на этнические процессы в регионе [Вавилин, 1978; 1980; 1989].
Обстоятельное описание основных традиционных занятий мордвы: земледелия, животноводства, охоты, рыболовства, огородничества, садоводства и пчеловодства дается Н. Ф. Беляевой в разделе монографии «Мордва Заволжья» (1984). Автор подчеркивает общность компонентов сельского жизнеобеспечения мордовского населения этого региона с другими группами этноса, хотя и отмечает некоторые особенности, связанные со спецификой природно-климатических условий. Надо отметить и ее монографию «Традиционное воспитание детей у мордвы» (2001), где
Н. Ф. Беляева подробно анализирует предметно-вещевой мир детей, в частности одежду, посуду, игрушки и т.п. Особого внимания заслуживает раздел, посвященный народным традициям воспитания подрастающего поколения, где автор приводит много выдержек из произведений устно-поэтического творчества, считая его одним из важнейших воспитательных средств.
Отдельные аспекты материальной культуры мордвы рассматриваются и в работах Г. А. Корнишиной. В основном это связано с их использованием в обрядовой сфере. Так, в монографии «Традиционные обычаи и обряды мордвы: исторические корни, структура, формы бытования» (2000), она дает обзор обрядов, связанных с хозяйственными занятиями мордвы, а также характеризует место и роль материальных элементов в традиционных ритуалах.
Важнейшие материальные компоненты мордвы рассматриваются и в работах Л. И. Никоновой, которая считает их одним из важных элементом в системе жизнеобеспечения этноса [Никонова, 1995; 2000].
Что касается исследований фольклористов, то они с конца 1940-х гг. также начинают выпускать обобщающие теоретические работы, посвященные изучению отдельных жанров устно-поэтического творчества.
Первое монографическое исследование по мордовскому фольклору «Мордовская народная сказка» (1947) было написано А. И. Маскаевым. В этом исследовании автор обобщил результаты собирания мордовских сказок, определил их жанровые разновидности и специфику бытования. В 1964 г. вышла еще одна его монография «Мордовская народная эпическая песня», где ученый на основе большого круга фольклорных источников систематизировал знания касающиеся традиционной эпической песни, рассмотрел вопросы о ее связи с историей и бытом народа.
Заметный вклад в дело собирания и изучений мордовского фольклора внес и К. Т. Самородов. В 1959 г. вышла его книга «Мордовские пословицы и загадки», где впервые глубокому исследованию подвергся такой обширный
Сельскохозяйственные занятия мордовского народа и их отображение в фольклоре
В устно-поэтическом творчестве мордвы одной из основных тем являлось прославление труда - основы жизнедеятельности этноса и его отношение к труду, как одному из нравственных идеалов мордовского народа. Недаром во многих мордовских пословицах высказывается глубокое уважение к труженику, который своими делами создает материальные ценности общества: «Счастье трудом добывается», «Человек украшает себя своим делом», «Дело делать умеешь - везде почет» [УТТТМН, 1967: 114].
Традиционным занятием мордвы с древнейших времен являлось земледелие. Оно было главным средством для жизни крестьянской семьи. С. Архангельский отмечал, что «земледелие составляет главнейший предмет занятий и промысла его народа» [Архангельский, 1844: 52]. Это мнение поддерживает Н. Рычков, который, описывая хозяйственную деятельность народов России второй половины XVIII века писал, что «мордва, рассеяны по всем частям государства, суть такой народ, которому по справедливости должно приписать имя превосходных земледельцев: ибо вся жизнь их проходит в неутомленных трудах, и источник богатства и изобилия есть ни что иное, как только земля, руками их обработанная» [Рычков, 1770: 110-111]. Высказывания ученых подтверждаются и фольклорными произведениями, во многих из них нашла отражение жизнь мордвина - землепашца, труженика.
В ряду нравственных ценностей мордовского народа люди, занимающиеся земледелием, занимали главное место. Уже в колыбельных песнях, которые давали ребенку представление об окружающем мире, мать высказывала пожелание о том, чтобы ее ребенок хорошо работал на земле. Например, обращаясь к сыну, мать пела: цк Тютю - баю, ребеночек мой, Долго спит, быстро вырастет, Большое поле пахать, Широкую борозду прокладывать, Щедрые хлеба сеять... [УПТМН, 1978:51] О важнейшем значении земледелия в жизни мордвы говорит тот факт, что легендарный родовой вождь Тюштя (или Тюштян) во многих сказаниях и песнях изображается как трудолюбивый пахарь [Легенды и предания мордвы, 1982: 52]. Так, когда старейшины, решившие избрать его предводителем, наносят ему визит, они обнаруживают будущего инязора, занимающегося пахотой: Находили старика - пахаря, Находили старика боронующего На двенадцати лошадях, На двенадцати животных Тридцатью пашет он сохами Сорока боронит он боронами. [Евсевьев, 1928: 6] Многие фольклорные произведения мордвы отражают процесс становления земледелия как основного занятия мордовского народа. Так, мордовский, особенно эрзянский, песенный фольклор богат произведениями, изображающими коня в качестве активного борца за установление земледелия. Конь вступает в спор с охотничьей птицей - соколом. В некоторых песнях конь и сокол спорят, кто из них первым добудет уздечку, кому быть кормильцем мира, людей. Карий конь и сокол спорили, Карий конь и сокол тягались. На краю земли серебряный столб, На том столбе - золотое кольцо, К золотому кольцу привязана позолоченная уздечка. Кто успеет раньше добраться до того столба, Пусть тот будет держателем земли, Пусть тот будет кормящим народ. [УПТМН, 1965: 102-103] В цикле песен о выборе девушкой мужа говорится о том, что крестьянская девушка изъявляет согласие стать женой пахаря, живущего всегда в достатке, имеющего в запасе хлеб в сусеках амбара: Я отправляюсь на поиски мужа, Я уйду искать себе мужа... Отправилась полевою дорогою, Пошла полевою тропою. Встретила молодого парня-пахаря, Шестью плугами он пашет, Семью боронами боронует... Каково твое добро, состояние. - Двухэтажные мои амбары. Наверху амбара пшеница, Внизу в амбаре гречневая крупа. - Давай пойду за тебя замуж, Ладно, буду тебе супругой! [УПТМН, 1963:238-239] В устно-поэтическом творчестве мордвы имеется целый цикл произведений, в которых четко прослеживаются различные этапы земледелия. Так, в сказке «Женщина и медведь» говорится: «В старину эрзяне жили в больших лесах. И хлеб сеяли они на лесных полянах» [УПТМН, 1967: 308]. Вероятно, эта сказка, как и другие произведения с подобным сюжетом были созданы в те времена, когда у мордвы было распространено, так называемое подсечное земледелие, когда для посевов расчищались участки леса. Древность происхождения таких фольклорных произведений подтверждается тем, что главный герой - медведь, выступает здесь как тотем - покровитель и предок мордвы. В одной из легенд о происхождении эрзянского и мокшанского племен, записанной А. Шахматовым, разумный и говорящий на человеческом языке медведь называется прародителем мордвы [Шахматов, 1910: 150].
Культ медведя четко выражен в фольклоре и других народов России. Так Е. Алексеенко в работе «Культ медведя у кетов», рассматривая почитание этого животного кетами в качестве тотема, подтверждает свои выводы данными устного народного творчества, в частности сказками о его женитьбе на кетской женщине [Алексеенко, 1960: 90-104]. О почитании медведя у вогулов сообщает в работе «Русские иноверцы» этнограф А. Максимов. Он пишет, что шкуру медведя вогулы клали на почетное место, поклонялись ей, во время трапезы медвежьи кости не ломали, так как считали, что этот зверь произошел от людей [Максимов, 1901: 86].
О подсечном земледелии упоминается и в сказках типа «Ведява», «Сураля», «Иван» [Евсевьев, 1964: 132-145; Мордовские народные сказки, 1971: 83-95; 96-107]. Героем ее обычно является крестьянский сын, которого отец обещает отдать водяным божествам (Ведь аве, Ведь ате) или колдуну, дающие ему трудные задания. Первое из них обычно состояло в том, чтобы за одну ночь вырубить лес, выкорчевать пеньки, вспахать землю и посеять хлеб tf [Мордовские народные сказки, 1971: 83-95], то есть это была работа, которую традиционно выполняли мордовские крестьяне на ранних этапах земледелия. В произведениях устно-поэтического творчества более позднего периода описываются уже большие массивы обработанных полей. Например, в сказке «Благодарный медведь» женщина жала рожь в поле, которое располагалось не в самом лесу, а около леса [Мордовские народные сказки, 1971:21-22].
Древнейшие отрасли хозяйства (пчеловодство, охота, рыболовство) в мордовском народнопоэтическом творчестве
Производственный быт мордвы обуславливался целым рядом занятий, характерных для населения средней полосы России: пчеловодством, охотой, рыболовством. «Они живут, рассеяно по деревням, - пишет С. Герберштейн, - обрабатывают поля, питаются дичиной и медом, имеют в изобилии драгоценные меха» [Герберштейн, 1886:110].
Одним из древнейших занятий мордвы было пчеловодство. Этому способствовало изобилие лесов и обширные луговые пространства по берегам рек и речек. И. Георги писал: «Мокшане живут в привольном к лесному пчеловодству местах, есть между ними и такие пчеляки, кои имеют у себя по 100 и 200 ульев» [Георги, 1799:43].
Во многих мордовских песнях и сказках зажиточность крестьянина подчеркивалась именно наличием у него большого количества пчелиных семей: Ой, мужик хороший Ерема, Ой, славный мужик Ерема. Ой, три поля у него засеянных хлебом, Ой, по трем лесам у него (расставленные) ульи. [Евсевьев, 1963:276]. О том, что данный промысел играл важную роль в хозяйстве мордвы, говорит тот факт, что «молодой человек в прежние времена не имел права жениться до того времени, пока не выучится делать борти. По изучению этого мастерства, ему выбирали невесту...» [Митропльский, 1887: 83]. Об этом обычае упоминается и в мордовском фольклоре. Так, в песне «Темно-русая хорошая девушка» героиня, ищущая будущего спутника жизни, встречается с парнем-пасечником, который рассказывает ей о своем занятии: В темном лесу молодой парень, Охраняющий пасеку молодец. Ты кто такой, молодец? А ты кто такая, красавица? Ты иди за меня замуж. - Расскажи о своем житие-бытие, Расскажи о своей жизни. - Наверху в амбаре мой выкаченный мед, Внизу в амбаре мой сотовый мед. [УПТМН, 1981:37]
Наиболее архаичной формой пчеловодства было бортничество, когда мед добывали от лесных пчел, живущих в естественных или специально приготовленных дуплах. Дерево, где жили пчелы, назывались бортью или бортным деревом. О такой борти упоминается, например, в сказке «Благодарный медведь», где зверь в награду за помощь приносит мордовке из леса борть с медом: «Подняла (девушка) глаза, а перед ней медведь. В лапах большую борть держит. Положил он свою ношу перед девушкой да как ударит лапой - борть на две половинки раскололась. Медом доверху наполнена.» [Мордовские народные сказки, 1971: 22].
Устраивались мордвой и искусственные борти. Для них выбиралось довольно высокое толстое дерево. Делая зарубки, бортник поднимался все выше и, достигнув определенной высоты, начинал долбить бортным топором в дереве углубления определенной величины. Затем заделывал крупной щепой открытое место, оставив в нем лишь небольшое отверстие, через которое пчелы могли свободно проникнуть внутрь [Жиганов, 1963: 68-69]. Для добычи меда в камеру (в отверстие дупла) вставлялись в горизонтальном направлении деревянные палочки, на которых пчелы начинали строить соты [Беляева, 1994: 36].
Мед собирали с помощью деревянной лопаточки, которой выламывали соты и складывали их в небольшую долбленую кадушку, прикреплявшуюся к поясу за веревку или вешавшуюся на сучок. Для окуривания пчел использовали гнилушки, дающие при горении густой дым [Беляева, 1994: 36]. К числу обязательных орудий бортника относился железный нож, который был необходим при сборе меда. Для взбирания на дерево применялись древолазные шипы или лазиво [Мордва, 1995: 120].
Подтверждением того, что бортничеством мордва стала заниматься еще в древности, являются сюжеты ее древнейших космогонических мифов. Согласно им сам верховный бог Нишке паз был покровителем пчеловодства, и занимался разведением пчел [Майнов, 1885: 109; Мельников, 1981: 47]. В некоторых мифах и устройство мира представлено в виде улья с четырьмя рядами: высший (небесный), низший (подземный) и два центральных ряда, один из которых населен людьми, а другой - всевозможными живыми существами. Каждый из них находится под охраной высшего бога, который «как царица пчел царит в улье» [Mainov,1889: 109]. Недаром в одной из молитв, обращенной к Нишке пазу, содержалась просьба: «Сделай так, чтобы, переходя с земли на небо, мы попали в улей такой же хороший, какой был нашим жилищем здесь...» [Mainov,1889: 124].
Согласно одной из легенд и помощницей человека пчела стала благодаря Никше пазу. Когда он спустился с небес на землю, то увидел, что все твари земные нашли себе покровителей и защитников, только человек и пчела оказались никому не нужными. Человека боги сочли слишком маленьким и слабым. Пчела же в это время была на работе - мед собирала. Поэтому и опоздала на дележку.
«Никше паз вытащил из земляной норы испуганного голодного и беспомощного человека, накормил его пчелиным медом. Хлопотливая пчела, которую Никше паз тоже взял под свое покровительство, стала первой помощницей и верным другом человека. Человек и пчела неутомимо трудятся всю жизнь» [Легенды и предания мордвы, 1992: 19-20].
В фольклоре мордвы встречается и образ Мекш авы - пчелиной матки, которая также являлась покровительницей пчел. Ее образ был тесно связан с сотворением мира. Ведь именно Мекш ава первой находит мировое
Поселенческо-жилищныи комплекс мордвы в произведениях народнопоэтического творчества
Одним из основных компонентов материальной культуры любого этноса, условий его повседневной жизнедеятельности являются поселения, их территориальные группировки (система расселения), жилища, усадьбы. Они формируются под воздействием целого ряда факторов (физико-географических, экономических, этнодемографических, исторических) и оказывают существенное влияние на процесс функционирования этнобытовой культуры живущих в них народов, на темпы и направления этнических процессов.
Во многих фольклорных произведениях мордвы описываются ее поселения. Так, многие песни посвящены конкретным селам («Село Сурвеле», «Село Большой Толкай», «Село Малое Бузаево», «Село Сабаево», «Село Новое Кочкурово», «Село Турдаково»). В них говорится о местоположении селений, их типах, планировке и т.п. Традиционные поселения мордвы формировались обычно вблизи важных в функциональном и эстетическом отношении природных и антропогенных структур - рек, озер, холмов, лесных массивов, крупных дорог: Ой, село, шумное село, Хорошее село Большой Толкай, Ой, прекрасное село Большой Толкай! Лежит вдоль горной цепи, На берегу быстрой речки, Ой, на берегу быстрой речки. [УПТМН, 1965: 166] Основными типами поселений мордвы были деревни и села (веле - м., э.). Деревня являлась первоначальной формой поселения отдельных семей разросшейся семейно-родовой общины, она представляла собой двор и усадьбу крестьянина на общинной, волостной земле [Вавилин, 1995: 155]. Села мордвы представляли собой первоначально малодворные поселения земледельческого типа. Часть сел возникла из деревень, превратившихся в результате дальнейшего процесса феодализации крестьянского хозяйства в многодворные поселения. Вай, село хорошее Малое Бузаево, Вай, село славное Малое Бузаево. Бузаево раскинулось на три порядка, Бузаево раскинулось на три улицы. Солнце взойдет - Бузаево согреет, Луна выйдет - Бузаево освещает, Зори свечами над ними горят. [УПТМН, 1982: 127] Другая часть селений получила начало с дворовой усадьбы земледельца - феодала и жилых построек крестьян, обслуживающих его хозяйство [Вавилин, 1995: 157]. Встречаются в устно-поэтических произведениях сведения и о традиционном жилище мордвы. Наиболее древним видом жилья было однокамерное жилище куд (м.), кудо (э.).
В фольклоре мордвы имеется много упоминаний о покровительнице дома Кудаве или Юртаве. Последний термин считается заимствованным от тюрок и распространен большей частью у мокши. Например, в мокшанской сказке «Куйгорож» говорится: «В одном мокшанском селе жил-был старик Пятань со старухой Акулей...Жили бедно, хуже некуда. В хозяйстве лошадь старая, больше ничего нет. Уж так плохо жили, даже Юртава покинула подворье: нечего ей у Пятаня делать - хозяин гол и в избе пусто» [Мордовские народные сказки, 1971: 61].
Кудаву представляют в виде женщины, одетой в мордовскую одежду, которая обитает в подполье, под печкой, в «красном углу». Проявляет она себя (видится во сне, плачет или кричит) к какому-то несчастью: пожару, болезни или смерти кого-то из домочадцев, либо скотины. Ее облик и повадки часто описываются в быличках (рассказах человека о встрече со сверхъестественными существами). Так, в одной из них старая женщина рассказывает о том, как ей показалась «хозяйка» дома: «У нас болел старик, и я всю ночь не спала. Однажды слышу: за печкой кто-то горько причитывает. Смотрю: вышла на середину избы седая старуха и стала расчесывать свои волосы, а сама все причитывает. Потом потихоньку с плачем вышла из избы. Утром встали - старик умер. Я как увидела домовую старуху, так и подумала, что не к добру она показала себя, да еще так нехорошо, сердце разрывая, причитывала» [УПТМН, 1983: 169].
К домашним божествам обращены и многие молитвы (озномы) и заклинания (озломы), которые приносились во время многочисленных домашних молений, связанных как с хозяйственными делами, так и с семейными торжествами. Например, обязательно совершалось моление покровителям дома и двора при строительстве новой избы. Вот как его описывает Н. Ф. Мокшин: «...В переднем (красном) углу накрыли стол, поставили на него хлеб, соль, вино. Была позвана старуха. Хозяин дома налил несколько стаканов вина своим родным, плотникам, соседям, присутствующим там. Все они расселись на бревнах сруба. Один из стаканов с вином был преподнесен старухе, которая стояла у стола. Она взяла его и произнесла следующую молитву: Кудонь-чинь-паз, кормилец, Кардаз-сярко, дорогой, соберитесь в одно место, может потревожили вас, может испугали, соберитесь в одно место, вот вам стол, вот вам хлеб, вот вам соль, и пейте, и ешьте, и живите, а хозяевам добра желайте; не оскудевающее добро пусть сверху дождем льется, снизу родником выходит, двор пусть скотиной наполняется, дом семьей наполняется, где поставлен там пусть и сгниет, на благой глаз чтоб не попадался, злой огонь чтоб не брал его, тепло его пусть стелется понизу, дым поверху. Закончив молитву, она выпила вино, выпили и все присутствующие» [Мокшин, 1998: 66-67]. Богиню дома обязательно «приглашали» в новый дом. Для этого хозяева готовили еду, которую клали перед печью и молили Юрт аву перейти в новый дом: Хранительница дома, Кудо Юртава, матушка... Утоли свой голод, Успокой свое сердце, Затем пойдем в новый дом На новое место, Новое жилье обживать, Новый дом оберегать. [УПТМН, 1981:195] В новом доме хозяйка вновь обращалась к божеству: «Богиня дома, как охраняла ты старый дом, так охраняй и новое жилье». В первую ночь после переселения она не спала, старалась «услышать» Юрт аву. Если ей слышались стон, скрип, стоны или вздохи, то считалось, что богине не нравится новый дом, а если была тишина - значит, он пришелся ей по нраву [ЦГАРМ,д.312:5].
Изображение мордовского народного костюма - важного компонента материальной культуры этноса в фольклоре
Комплекс народного костюма как важнейший компонент материальной культуры этноса издавна несет в себе и особый духовный смысл. Из века в век в коллективном творчестве народа формировались и обогащались идеалы прекрасного, которые проявлялись в постепенно усложняющейся структуре ансамбля костюма. Он отражал эстетические воззрения народа, восходящие к понятиям жизни и смерти, молодости и старости, продолжения рода и единства с людьми, живущими рядом, т.е. ко всей его бытовой жизнедеятельности.
Весь комплекс национальной одежды мордвы, как будничной, так и праздничной, обрядовой художественно описывается в произведениях мордовского фольклора. Так, в лирических песнях при описании образа идеального героя (мужчины или женщины) большое место занимало восхваление их костюма, которое делалось по общепринятым, традиционным стандартам. Герой (мужчина) изображается так: Вот оделся, обулся Сын старушки, нарядился, На ноги надел Портки из грошевого холста, Поверх порток обул Новенькие черные сапожки... На себя надел Рубашку, сшитую из пяти точ. Он подпоясался Тещей сотканным красным кушаком, Поверх кушака надел Лисий полушубок свой, На голову надел Пятирублевую крымку. [УПТМН, 1965: 216] Из текста песни ясно, что последовательно описывались все детали мужского костюма, который практически не отличался от такового у соседних народов.
Основой традиционного мужского костюма являлись рубаха - панар (м., э.) и штаны - понкст (м., э.). Мужские повседневные рубахи шили из грубого небеленого посконного холста, праздничную и подвенечную рубахи - из более тонкого, в основном льняного холста. Белые мужские рубахи часто упоминаются в мордовских песнях:
Одели Фрола в белую рубашку, Опоясали его красным кушаком с кисточками. [УПТМН, 1966: 337] Рубаха состояла из четырех полотнищ. Под рукавами вшивали квадратные ластовицы; у будничных рубах из того же холста, у праздничных из кумача: А мужчины на улице В рубашках с кумачовыми подмышками. [Шахматов, 1910:604] В старину холщовые рубахи бывали длинными, они доходили почти до колен, а иногда и закрывали их. На свадьбе во время обеда стряпуха и девицы, обращаясь к отцу жениха, пели: Чему Илья обрадовался? Почему Илья повеселел? Рубашке до колен (длиною), Рукавам до конца пальцев. [Евсевьев, 1966: 99] В песнях упоминается и о широких рубахах. В одной из них поется о красивом Семушке, у которого ...рубашка в шесть полотнищ, Рукава его рубашки в три полотнища. [Шахматов, 1910: 418-419] Как отмечает М.Е. Евсевьев, иметь подобную рубаху считалось признаком зажиточности. Так, в обращении к невесте жених говорил: Я паренек хороший, из богатого дома, Мне рубашка надобна в шесть точ, Портки нужны широкие, в пять точ. [Евсевьев, 1963: 419-420] Рубахи отделывали вышивкой, цветным и узорным тканьем, блестками, которые, как правило, окаймляли шейный и грудной вырезы, концы рукавов, подол, а иногда располагались узкими поперечными полосами на плечах. В поэтических произведениях всегда отмечались цвета орнамента одежды - красный, темно-красный, коричневый, синий и т.п.: Его свояченица дома, В переднем углу она сидит, Белое полотно в ее руках, Синим шелком вышивает... [УПТМН, 1965: 146] У окна вышивает дочка... Черным шелком она вышивает, Красным шелком выводит узоры. Светлым золотом их окаймляет. [УПТМН, 1963: 68-69] Нередко при этом указывалось и какими нитками вышиты узоры: Какое у Кастуши рукоделье? Каким делом Кастуша занята?... Серебряная иголка у нее в руке, Мишурная нитка в иголку вдета. Мишурою она вышивает, Шелком узоры выводит. [УПТМН, 1965: 237] Носили рубахи всегда на выпуск и подпоясывали домотканым узким пояском или ремнем. Пояс - каркс (м., э.) или кушак был неотъемлемой принадлежностью мужского костюма. Повязывали их на свадьбу, гулянье и в праздничные дни. Так, утром в день свадьбы, отмечает Мельников — Печерский, все, и мужчины и женщины, наряжались во всю мордовскую сряду. Поверх кафтана мужчины надевали белый балахон, называемый шушпаном, опоясывали его розняком (кушак) с красными кистями, распущенным по бедрам, на груди пристегивали завязки, а к кушаку назад привешивали потомбаце - полотенце с шерстяными бахромою и кистями красного, желтого и голубого цвета [Мельников - Печерский, 1981: 117].
Пояса были в основном самодельными. Их плели, ткали или вязали из разноцветных нитей: Подпоясался шалевым поясом, Сплетенным на 10 дощечках, На боках повесил В ширину ладони кисти пояса. [Цит. по: Белицер, 1973: 35] Девушки часто дарили пояса своим кавалерам в знак расположения к ним. Во время их изготовления они обьино приговаривали: «Пояс вяжу, (имя рек) на век к себе привожу, от других невест отвожу» [Беляева, 2000: 119-120]. Пояс входил и в число подарков, которые невеста преподносила жениху перед свадьбой. Кушаки же, как правило, покупали на базарах и в магазинах. Об этом, например, упоминается в песне «Осипов Иван»: В Москве купленным, в магазине выбранным Шелковым кушаком Иван подпоясан. [Евсевьев, 1963: 390] Неженатые парни в праздничные дни, отправляясь на гулянье или свадьбу, подпоясывались шелковыми цветными кушаками, которые в песнях часто называли бухарскими: Во что наряжается Никита? Во что одевается Никита? В бархат одевается он,
Кушак цвета саламаты. [УПТМН, 1972: 97] При описании героя в поэтических произведениях обязательно упоминается и о верхней одежде, которая включала суконные пиджаки с прорезными карманами. В праздники мужчины носили кафтаны из черного сукна, а позже - из покупной ткани, которые сзади на поясе сосбаривались: Он оделся, подруга Марья, нарядился... На себя надел из черного сукна расклешенный кафтан... [УПТМН, 1965: 260] Для весны и осени шили из сукна сумань или чапан. Так, в сказке «Три брата», младший из трех братьев, отправляясь ночевать на могилу только что умершего отца, надевает эту одежду: «Надел чапан, лыком опоясался и пошел на могилу отца» [Мордовские народные сказки, 1971: 55].
