Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Источники, историография 13
1.1. Обзор источников 13
1.2. Историография 25
Глава 2. Мода и русский костюм второй половины XIX в 37
2.1. Основные тенденции мужской моды 42
2.2. Основные тенденции женской моды 50-х - 60-х гг. XIX в 49
2.3. Основные тенденции женской моды 70-х— 90-х гг. XIX в 57
Глава 3. Костюм «дворянской» Москвы 73
Глава 4. Костюм Москвы «купеческой» 95
Глава 5. Мода и интеллигенция. Костюм как форма выражейия социальных настроений 114
Глава 6. Костюм «самодеятельного» населения Москвы 133
Глава 7. Костюм нищих, юродивых и попрошаек. Воры, обитатели и посетители «толкучек» 161
Заключение 178
Библиографический список 185
Приложение
Введение к работе
Костюм как предмет исследования всегда вызывал интерес у самого широкого круга специалистов. Среди них, и художники различных направлений, спещіалистьі-ітрактики, разрабатывающие и создающие одежду и обувь, философы, историки и искусствоведы и др. Но до недавнего времени история костюма как часть материальной культуры анализировалась в основном в контексте истории социальных процессов и модернизации общества. В современном мире вещи уже не просто существуют, но проживают самостоятельную жизнь, по-своему воздействуя на жизнь общества, характер и содержание господствующих социальных отношений.
Биография вещи представляет собой реальность, принадлежащую порядку культуры. В этой реальности, как и в любом жизненном цикле можно выделить три основных этапа: появление, функционирование и исчезновение. Появление предполагает исследование попадания вещи на рынок и затем в повседневную жизнь человека. Функционирование подразумевает анализ практик, отражающих процесс взаимодействия человека и вещей, а также социальных сред, в которых предметы циркулируют. Появившись в повседневной жизни человека, предметы, определенным образом организуют быт, удовлетворяют потребности и приносят пользу. Потеря всякой утилитарной и символической значимости предмета, означают его «гибель». Установление длительности использования вещи и момента ее исчезновения связывают биографию вещи с социальной историей общества.1 Таким образом концепция культурной биографии вещи
1 Appadurai A. The Social Life of things. Commodities in Cultural Perspective. Cambridge University Press. 1996. P. 3-63; KopytofFY. The cultural biography of things: commoditization as a process II Ibid.P.66-67.
задает теоретическую рамку, позволяющую рассматривать жизнь вещей на уровне повседневных практик взаимодействия человека и вещи в социуме.
Как только речь заходит о костюме неизбежно возникают два социологических понятия «мода» и «обычай». От слова «обычай» (лат. «consuetude», француз, «costum», итал. «costume», англ. «custom») происходит само слово «костюм», включающий в себя как сам комплекс одежды, так и прическу, грим, обувь, аксессуары, - т.е. все то, что формирует целостный внешний облик человека Изменение же форм костюма ассоциируется со словом «мода». Исторически в разных языках слова «обычай» и «мода» были тесно взаимосвязаны, а иногда и взаимозаменяемы. С течением времени смыслы слов «мода» и «обычай» изменились, превратившись в противоположные понятия. Обычай стал олицетворять постоянство, стабильность, неизменяемые стереотипы поведения, а мода — быстропроходящую популярность чего-либо.
В целом, и мода, и обычай - это некоторые способы поведения людей по отношению к тем или иным ценностям и объектам, социальные правила, задающие стандарты и нормы и регулирующие жизнь различных типов обществ. Так, невозможно говорить о моде при описании костюмов обществ древних, этнически замкнутых, ограниченных жесткими регламентами и предписаниями в отношении тех или иных элементов быта. В то же время это слово вполне привычно, когда речь идет о костюме общества урбанизированного, индустриального, расширяющего средства массовой коммуникации, развивающегося в сторону демократизации общественной жизни. Таким образом, в социологическом смысле мода и обычай соотносятся с разными типами обществ.
Обычай - социально унаследованный стереотип поведения, который постоянно воспроизводится в определенном обществе или социальной группе и является привычным для его членов. Обычай ориентирован на
прошлое, а главный эталон поведения — заветы предков, отсюда ведущая роль старшего поколения.2
Обычаи и традиции поддерживают своеобразные способы обращения с вещами, которые имеют не только бытовые, но и немаловажные социальные и моральные значения. Действительно, вещи, находящиеся в использовании длительное время и обладающие большой ценностью, способствуют установлению близких отношений между владельцем и вещью, наделению вещи множеством символических смыслов.
Поэтому мастера прошлого веками воспроизводили древние эталоны, наделявшиеся божественным происхождением. Чем точнее была копия, тем ценнее произведенный образец. В традиционном обществе материально-вещественная среда за жизнь одного поколения менялась мало, и вещи, обладая постоянством, могли надолго переживать своих изготовителей и первых владельцев. Такие вещи выполняли функцию связи поколений и обеспечивали стабильность материального мира. От старших поколений наследовались не только стиль, материал, но и сами вещи, служившие потомкам до полного физического износа и не знавшие износа морального. Навыки ремонта этих вещей, также передававшиеся из поколения в поколение, были обычной практикой. Все сказанное относится и к одежде, которая почти не менялась на протяжении столетий.
Для такого общества характерна локальная замкнутость, ведь «...самое незначительное на вид новшество открывает доступ опасностям, оно может развязать враждебные силы, вызвать гибель самого новатора и тех, кто с ним связан».4 Таким образом, там, где правит обычай, перемены и новшества, а значит, и моды воспринимаются как разрушительные силы, угрожающие сложившимся устоям.
Гофман A Jx} Левкович В.П. Обычай как форма социальной регуляции // Сов. этнография, 1973. №1. С.14-20.
3 Гофман А.Б. Мода и люди. М., 2000. С.42.
4 Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930. С.24.
Хотя слово «мода» все же употребляется применительно к античным и средневековым обществам, речь идет скорее об элементах моды, характерных для высших кругов, рано вышедших из-под контроля обычая. Моды как массового социального явления тогда еще не было.5 Обусловленные однообразными, стабильными и замкнутыми условиями существования обычаи и законы пронизывали и регулировали большинство сторон жизни. Поэтому почти до середины XIX в. европейский костюм видоизменялся в соответствии с теми или иными региональными особенностями, национальными традициями, но не за счет моды.
Если воспользоваться определениями, даваемыми в этой связи социологами, мода как социальное явление не может действовать в обществах: 1) статичных, неизменяющихся; 2) социально однородных или с жестко фиксированной иерархией социальных групп, между которыми не может производиться обмен культурными образцами и невозможно взаимопроникновение; 3) со строго ограниченным набором культурных эталонов; 4) замкнутых, закрытых.
Мода - обычное социально-культурный процесс в обществах: 1) динамичных, стремящихся к изменениям и проводящих их; 2) социально дифференцированных, но мобильных, не разделенных непреодолимыми барьерами; социальные группы могут не только подражать друг другу, но и изменять свой статус; 3) избыточных, т.е. имеющих возможности для тиражирования материальных и культурных образцов; 4) открытых, осуществляющих контакты с другими культурами и обладающих средствами и каналами коммуникаций.6
Краткая предыстория моды свидетельствует, что ее первые ростки появились в эпоху Возрождения, затем в XVIII в. мода стала влиять на поведение узких кругов знати. Но только в XIX в. сформировались необходимые социальные факторы, определившие распространение моды в
5 Гофман А.Б. Мода и люди. М., 2000. С.42.
6 Там же. С.42.
масштабе массовой культуры. Среди них главные: промышленная революция с ее техническими нововведениями, политические перестановки, ломка сословий, изменение межнациональных и межрегиональных границ, трансформация социально-экономической и общественной жизни. Таким образом, с этого времени мода превращается в одну из важных форм социальной регуляции поведения различных слоев населения, взяв на себя роль нового «диктатора» норм и стандартов в области костюма и внешнего облика.
По мнению французского философа Ж.Бодрийяра, мода, изменяющаяся каждый сезон, развитие массового производства, делающее вещи доступными, возрастающая скорость товарообмена в индустриальной культуре изменят биографии вещей, сократив продолжительность их жизни.7 Это оказалось верным по отношению к западной культуре, где вещи, одежда обувь, бытовая утварь уже давно действуют в направлении постоянного обновления, предполагающего легкое расставание и замену вещей.
Совсем другое дело русская культура. Как упоминалось выше, сфера моды резко ограничена в обществах, жестко регламентированных законами, правом, устанавливающими четкие предписания в отношении различных элементов быта, в том числе и костюма. Именно таким было устройство русского общества вплоть до середины ХГХ в. К нему во многом подходила аллегория, предложенная французским историком Тэном, уподобившим сословный строй большому дому, заселенному жильцами. Каждому жильцу предоставлялось подниматься по ступеням своего этажа, не дальше. Если он намеревался идти выше, то упирался в крепко запертые двери, пройти через которые было почти невозможно. Жильцы нижних этажей знали, что верхний этаж им не доступен.8
Такой взгляд поддерживался свыше. Государственная власть стремилась закрепить порядок системой законов и общественной
7 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000. С.387.
8 Вишняков Н.П. Из купеческой жизни //Московская старина. М., 1989. С.294-295.
дисциплиной. В результате общество распадалось на отдельные социальные среды с различными знаковыми системами социальной самоидентификации.
8 таком обществе вопросы моды были предопределены, она оставалась
прерогативой узкого слоя населения.
Костюму приписывалась особая социализирующая функция. Всякая «неправильная» одежда, выпадающая из кодекса стандартов, компрометировала человека Личность оказывалась подверженной влиянию вещей и зависимой от них. Известно пристрастие Николая 1 к классификащш подданных. Кроме постоянных дополнений в уже существующие униформы, вводились новации по всем военным и гражданским структурам. В 1845 г. было выпущено Расписание объемом 13 стр., в какие дни, в какой форме быть. Николай рассматривал вопрос о специальной форме даже для кухарок; «полгорода в мундирах», - писал о николаевской эпохе А.М.Герцен. В николаевское время существовали правила придворного этикета и поведения. Нарушать порядок было нельзя.9
Период «оттепели» наступил с приходом к власти нового императора -Александра П, сумевшего вывести страну на путь реформ. Крестьянская реформа 1861 г. повлекла за собой преобразование всех сторон государственной и общественной жизни. Вместе с социальным освобождением, началось духовное раскрепощение народа, усилился процесс демократизации культуры. Огромное значение имел научно-технический прогресс, ставший и фактором, и показателем развития культуры. Ускорился процесс вхождения русской культуры в общемировую. С другой стороны, общемировая культура обогатилась достижениями русской науки, искусства, литературы.
Это полезное и одновременно опасное сближение и взаимовлияние русской и западной культур остро поставили вопрос о сущности русской национальной и культурной идентичности. Через многочисленные идеи,
9 Кирсанова P.M. Московский «Латинский квартал» // Родина, 1997. №12. С.53
концепции, культурные течения, русские пытались понять и определить себя, найти ответы на серьезные вопросы современности: что значит быть русским, какова миссия и место России в мире, где «истинная» Россия в Европе или в Азии, в царской империи или в крестьянской деревне, в Санкт-Петербурге или в Москве,
В этих условиях вопросы используемой одежды, пищи, стиля языка приобрели особый смысл, став фактором самоутверждения и самоидентификации. Как писал русский философ ХГХ в. К.Н.Леонтьев -«Внешние формы быта, одежда, обычай, мода... все эти внешние формы... вовсе не причуда, не вздор... это неизбежные пластические символы идеалов внутри нас созревших или готовых созреть».10
На языке предметов противостояние моды и обычая, отразило ключевую проблему русской культуры XIX в. — схватку двух абсолютно различных миров европейской культуры высших классов и культуры русского крестьянства. Комплексное взаимодействие между этими социальными средами имело значительное влияние на национальное самосознание, все виды искусства и костюм ХЕХ-го в.
Со второй половине ХГХ в. старая Москва, исторически кардинально отличавшаяся от Запада, начинает превращаться в один из наиболее быстро развивающихся капиталистических городов мира. Но европейские новшества, вводившиеся в Москве, все еще попадали в общество с традиционной религией и сложившимися ритуалами, а потому неизбежно подвергались изменениям, адаптируясь к определенной психологии и внутренним стандартам города.
Таким образом, цель данной работы - исследовать повседневный московский костюм как средство выражения социально-культурной идентичности, как источник информации о свойствах характера, привычках и
Цит. по: Глушкова Т. «Боюсь как бы история не оправдала меня...»// Наш современник, 1990, №7. С. 142.
образе жизни различных социальных слоев населения Москвы второй половины XIX вв.
В этой связи предполагается решить следующие задачи: показать на примерах воздействие на костюм и внешние формы быта москвичей с одной стороны моды, с другой обычая, рассмотреть бытовые стороны взаимодействия человека и одежды в условиях городской среды, выделить наиболее характерные социально-групповые особенности в костюмах, связанные с соответствующими групповыми ценностями, проанализировать роль и значимость одежды в повседневной жизни представителей различных социальных слоев Москвы. Следует отметить, что в задачи данного исследования не входит подробное описание истории русского костюма, что уже сделано искусствоведами и историками костюма.
Предмет исследования - мода и костюм как средства социальной адаптации и идентификации. Объект — москвичи различных социальных групп. Хронологические рамки исследования охватывают пореформенный период - середину и вторую половину XIX в. Двадцатый век, характеризуется становлением совершенно других принципов общественно-политической жизни, новых идеалов духовных и внешних, поэтому в работе затрагиваются лишь первые годы XX в, сохранявшие основные тенденции предшествующего времени.
Следует отметить, что правила четкой хронологии нарушаются в интересах сравнения изменений во внешнем облике москвичей разных социальных групп. Имея ввиду социальную неоднородность населения различных районов города, французский писатель Анри Труая отмечал, «что Москва, по-существу, была не одна: были десять двадцать, тридцать городов, носивших это имя и существовавших бок о бок».11
В соответствии с этим для раскрытия темы представлялось логичным в каждой главе отдельно исследовать историю эволюции бытового костюма в
11 Troyat Н. Daily Life in Russia under the Last Tsar. Stanford, 1979, P. 160. Анри Труая — выходец из семьи московских купцов и меценатов Тарасовых.
рамках той или иной социальной среды московского общества. Поскольку четкое сословное деление постепенно перестает отражать существующую социальную градацию населения, помимо сословий мы используем некоторые рубрикации переписей, применимые в отношении городских жителей, как например «самодеятельное» население.
В современных условиях интенсивного развития культуры потребления в России возрос интерес к материальной стороне жизни и повышению ее качества. Этим объясняется высокий спрос на информацию по вопросам моды и ее истории, истории костюма, одежды, вещей. Формирование вкуса — важная социальная задача, решение которой зависит от качества публикуемой информации. Однако неконтролируемый рост информационного потока, навязывание чужих образцов поведения, присущие современной жизни, выводят в разряд модных - уродства и деструктивные формы поведения.
Наряду с позитивными началами современные тенденции к глобализации действительно рождают новые сложности. Ведь смысл культурного взаимодействия не в слиянии и формировании некоей единой культуры, а в обмене культурными достижениями. Поэтому вопрос сохранения исторически сложившихся культурных отличий и собственной идентичности становится одним из важных и обсуждаемых. Все это выдвигает на первый план необходимость изучения не только модных веяний и тенденций, но и истории взаимоотношения человека и материального мира вещей.
«История костюма — это история культуры в самом широком смысле этого слова. Все, чего смогло достичь человечество в разных сферах деятельности, нашло свое отражение в одежде. Костюм дает представление о культурных и экономических контактах народа, его эстетических идеалах и обычаях»12, - пишет исследовательница русского костюма Р.М.Кирсанова. К
12 Кирсанова P.M. Русский костюм и быт XVI1I-XIX веков. М., 2002. С.7.
этому можно добавить что под влиянием культурных контактов, технических усовершенствований, традиций и моды, эстетические каноны сильно меняются. Но новая форма — лишь пьедестал следующей формы. И даже при известной унификации и стандартизации распространения модных тенденций, своеобразие восприятия, связанное с социальными установками, культурой, психологией, остается неизменным. В этом плане актуальной исследовательской задачей представляется изучение особенностей укоренения западных влияний на московской территории и истории развития московской культуры поведения.
Обзор источников
Задачи данного исследования потребовали обращения к различным источникам, которые условно можно разделить на четыре группы: художественная литература, мемуары и воспоминания, графический материал и периодические издания.
Первую группу источников составляет художественная литература, относящаяся к середине - второй половине ХГХ в. На это время выпадает творчество многих замечательных писателей, живших в Москве и по праву называвшихся ее бытописателями. К ним относится М.Н.Загоскин, к последней книге которого «Москва и москвичи» мы обращаемся. Его наблюдения, касающиеся жизни и нравов русских людей, в частности, точно подмеченные типические черты московских обитателей конца 40-х начала 50-х гг. XDC в., представляют для нас интерес. По свидетельству современников, МЛ.Загоскин мог выносить любые жесткие замечания о собственном творчестве, но «не выносил только одного, если... задевали Россию и русского человека — тогда неминуемо следовала горячая вспышка» . Особенно был близок писателю средний слой городского дворянства, а также слой «образованного купечества», нравы и обычаи которого, Загоскин зафиксировал в очерке «Купеческая свадьба».
Особое место в историографии о Москве занимает книга М.И.Пыляева «Старая Москва». Хотя эта работа получила клеймо отверженной с самого рождения за свой занимательный характер и некоторые неточности, именно попытка живописать «биографию Москвы» как совокупность биографий видных исторических деятелей, а также менее известных москвичей, оригинальных и необычных, делает для нас книгу Пыляева ценной. Подобная задача в полном объеме не была осуществлен ни до, ни после М.И. Пыляева, который принципиально по-иному подошел к рассказу об истории Москвы. Поставив в центр исторического повествования не историко-искусствоведческое описание достопримечательностей и анализ памятников, а увлекательный рассказ о жителях, автор сумел красочно представить историю Москвы в лицах.
Книга Пыляева повествует о быте, устоях обычаях, обрядах, зрелищах москвичей конца XVIII - начала XIX столетия, т.е. периода более раннего, чем изучаемый нами в работе. Однако «Старая Москва» во многом восполняет пробелы современных книг по истории сословно-дворянской Москвы, поскольку в ней раскрываются особенности психологии московских жителей, показаны типические черты, склад ума, особенности характера и внешнего облика москвичей.
К московским писателям относится П.Д.Боборыкин, фрагменты из книги которого мы приводим достаточно часто. «Боборыкин, - писал М.Горький, - был писатель весьма чуткий ко всяким новым веяниям времени, очень наблюдательный, но работал он приемами «натуралиста»... спеша изобразить новые веяния и характеры, он впадает в "портретность" и "протоколизм"»14. Современники действительно ставили в упрек П.Д.Боборыкину отсутствие глубины понимания жизненных явлений, объективистское изображение действительности; фактографически точное воспроизведение мельчайших деталей быта, «портретирование» персонажей. Но именно эта манера письма с изобилием подробностей, с многочисленными описаниями костюма представляет для нас особую ценность.
В нашей работе мы обращаемся к роману ПД.Боборыкина «Китай-город», тема которого — оскудение дворянства и зарождение русской буржуазии в 70-х гг. XIX в. Действие романа развертывается в Москве. С документальной точностью и обстоятельностью П.Д.Боборыкин зарисовывает быт и нравы пореформенной «купеческой Москвы», а также характерные черты внешнего облика москвичей. Центральный персонаж романа дворянин-делец Палтусов одержим идеей, что «люди тонкие и культурные», т.е. дворяне, должны вернуть себе позиции в обществе, овладев капиталами, которые имеют купцы.
Та же обида за дворянское сословие, неспособное хозяйствовать на земле, звучит в высказываниях Левина — персонажа романа Л.Н.Толстого «Анна Каренина». Энциклопедический характер этого произведения, использующегося нами в качестве источника, проявляется в обилии примет и проблем времени. Десять лет реформ показали, что крепостничество крепко сидит в хозяйстве и уживается с новыми формами буржуазной жизни.
Но устои нового времени оказались непрочными — катастрофы на железных дорогах, кражи банков, разорение дворянства, самоубийства — становятся характерными чертами эпохи. («В последние годы, - отмечал Г.И.Успенский, мания самоубийства черной тучей пронеслась над русским обществом»).15 Разрушение семейного и социального уклада дворянства было признаком глубокого кризиса. И эти явления отражены в романах Л.Н.Толстого и П.Д.Боборыкина, привлекших наше внимание тем, что в них показаны изнутри жизнь и быт различных слоев московского общества: у Толстого - дворянство, аристократия, у Боборыкина — среднее дворянство, купечество.
Общественный образ купечества ярко отображен в пьесах А.Н.Островского, который сам родился и вырос в Замоскворечье. Работая канцелярским чиновником в московском коммерческом суде, Островский имел непосредственный опыт разбирания многочисленных купеческих ссор и перебранок, изобилующих в его пьесах. Рисуя классические образы купцов разных поколений, А.Н. Островский, вместе с нравами и обычаями отмечает и особенности костюма, манеру одеваться в купеческой среде, что важно для нашей работы.
Основные тенденции мужской моды
Европейская мода середины XIX в. отвечала «кусам и потребностям нового класса - крупной буржуазии. Аристократический идеал красоты сменился идеалом респектабельности. Поскольку буржуа, преуспевающему в .деловом .мире, .незачем наряжаться, .мужской костюм должен был быль ігоактичньїм, свободным, удобным, но строгим и солидным, соответствующим положению.
Следуя" этим требованиям, исчезают тесные сюртуки и фраки, на смену облегающим панталонам со штрипками приходят умеренно просторные брюки. Красочная гамма мужской одежды становится сдержанной. Преобладают темные и неброские цвета - черный, темно-синий, коричневый, темно-серый. Только летом используют более светлые оттенки. Ло людным стандартам пестрота в мужской одежде считалась признаком дурного вкуса. Мужская одежда становится «скучной», превращаясь в фон для пестрого и сложного женского туалета.
В 50-х гг. создается стандарт мужского делового и повседневного костюма, сохраняющегося в последующие десятилетия и незначительно меняющегося за счет мелких деталей. Основным становится костюм с сюртуком или пиджаком, жилетом и брюками, фасоны, цвета и отделка которых задаются модой.
Сюртук, использовавшийся ранее в качестве верхней одежды, надевавшейся поверх фрака, теперь носят вместо фрака повседневно. Постепенно укорачиваясь, сюртук становится прообразом пиджака, который с 50-х гг. вошел в моду и стал пользоваться популярностью у молодых. Старшему поколению пиджак некоторое время будет казаться несолидной одеждой. Они предпочитали сюртук, а то и фрак (рис. 2, 10).
В зависимости от времени года сюртуки и пиджаки носили с черными, цветными, темными или светлыми брюками. Нарядные брюки шили из сукна с шелковистым блеском, простые - из полусукна, летние - из бумажных, парусиновых и других легких материй. Модны были полосатые брюки в черную и серую линии (рис. 4), но особенной популярностью пользовались клетчатые («приехал в департамент... в клетчатых брюках, в таких вот, что простые женщины на передниках носят...»)39 (рис. 3, 18). До начала XX в. мужские брюки не имели проглаженных стрелок, зато были лампасы или отстроченные складки (рис. 5, 6).
В 50-е гг. в основном носили костюмы, где все три части — жилет, брюки, шаджак или сюртук были разного цвета. На исходе 60-х рекомендовалось шить весь костюм из одной материи. Но выглядело это настолько необычно, что поначалу так решались одеваться немногие.
В 70-е установился тіш одежды, который известен сегодня — брюки, жилет, ттджак. Расцветка шерсти, сукна, бархата, плюша, узорного шелка и других плотных костюмных материй стала темной и строгой с преобладанием черных, синих, серо-коричневых тонов. Рубашки под пиджак надевали белые, полотняные, с накрахмаленными манжетами, воротничком и грудью. Только для спортивных, дорожных или дачных костюмов позволялись рубашки с цветными полосками.
Сильно раздвинутые уголки рубашечного воротника поверх крупноклетчатых пиджаков выдавали второсортных франтов, которые любили к тому же очень пестрые и яркие жилеты. Хотя фасоны и цвет жилетов строго не регламентировались, корректно одетому мужчине рекомендовалось выбирать спокойные тона, из той же материи, что и шаджак, или черно-белую гамму.
В целом пиджачный костюм становится самой обычной формой уже не только молодых, но и мужчин средних лет (рис. 7, 8, 9) — если, конечно, положение не требовало более солидного костюма. Так, официальной одеждой деловых людей была визитка — сюртук модного покроя разной длины (самые длинные доходили до колен). Судебные работники — судьи, прокуроры, и другие чиновники министерства юстиции носили темно-зеленые мундиры, форменные сюртуки с зеленым бархатным воротником и желтыми латунными пуговицами (рис. 1). В форменное платье одевалось большинство чиновников.40 В отличие от них врачи и выступающие в суде присяжные поверенные носили не сюртук, а фрак с черным или белым жилетом, с черными брюками, черным галстуком.
Как форма верхней одежды фрак совершенно исчезает с улиц. Черный фрак, дополненный белым или черным жилетом, белым галстуком становится одеждой исключительно для парадных случаев (рис. 10). Например, у Л.Н.Толстого и П.Д.Боборыкина встречаем: «Каренин был... на обеде... во фраке и белом галстуке»,41 Палтусов на балу, «в белом галстуке и во фраке... представительнее всех».42 Также формой одежды для парадных приемов могли быть мундиры: «Каренин был в придворном мундире с новой красною лентой через плечо»; «С красавицей фрейлиной разговаривал седой старичок в расшитом золотом мундире»43 (рис. 11).
Если парадной одеждой становится черный фрак, официальной — черный сюртук и визитные полосатые брюки, то в обыденной жизни носят короткие сюртуки, бархатные и суконные куртки, обшитые цветной тесьмой. («Любаша отметила... что Сеня... к ним... ходит в «похожалке» - серенький сюртучок у него такой, затрапезный).44 Особенное предпочтение отдается домашним курткам со шнурами.
Большее разнообразие представляла верхняя одежда: пальто, куртки, редшпх)ты, каррики (пальто с множеством воротников), левиты (длинные пальто типа сюртука), плащи. Верхняя одежда была всегда немного длиннее костюма. Но если в 50-е гг. носили очень длшшые пальто, плащи, в дальнейшем верхняя одежда укорачивается, едва закрывая колени. Для выхода в город могли носить пальто, сюртук, пальто с пелериной (крылатки), круглые плащи, зимой — бекеши45, шубы с меховым воротником (рис. 12, 13, 14).
Вместе с узкой одеждой выходит из моды обувь с заостренным мысом, который теперь делают округленным или квадратным. Большинство мужчин еще носят невысокие сапоги, но постепенно распространение получают ботинки с резинками. Только на балы надевают туфли-лодочки с плоским бантом. Вся обувь, кроме домашней, делалась на каблуках средней высоты и в основном из черной кожи, нарядная — из лакированной кожи или тонкого шевро46. Черный цвет обуви был наиболее распространенным. Лишь летом можно было встретить некоторое разнообразие цветов, но в целом цветную обувь, как и все цветные мужские вещи носили немногие франты. То же самое касалось и цвета носков. Чаще всего носили черные носки, но «стиляги» надевали красные, стараясь выставить их напоказ.47
В целом яркими и красочными были лишь костюмы чинов двора, украшешше золотым шитьем, воешше мундиры. Достаточно стропш по цвету и фасону мужской костюм разнообразили галстуки, драгоценные галстучные булавки, часовые цепочки, гетры на ботинках, белые кашне, трости, зонтики и другие детали. Главные перемены измерялись сантиметрами, сменой положения плечевого шва, количеством пуговиц и т.д., поэтому появление на рубеже столетий, заглаженных складок взамен лампасов и отворотов внизу на брюках воспринималось уже как событие.
Костюм «дворянской» Москвы
Вплоть до 60-х гт. ХГХ в. Москва «считалась, да и была столицей русского дворянства», остававшегося, несмоіря на начавшийся процесс оскудения, «влиятельнейшей силой в Москве, перед которой богатеющие купцы отступали на второй план».]Ь Аристократия, как социальный класс ориентировалась прежде всего на европейский стиль и моду. Хотя в Европе середины XIX в. мода отвечала вкусам и потребностям уже не аристократии, а крупной буржуазии, нормы мужского, и женского костюма московского «благородного» общества определялись господствующими общеевропейскими тенденциями.
В то же время помимо западных влияний, внешний облик аристократической Москвы зависел и от принятых в городе обычаев, а также от объективных бытовых условий московской среды. Таким образом, задача данной главы - через воспоминания современников-мемуаристов, свидетелей того, как и чем жила Москва, зафиксировать, как сказалось развитие мировой цивилизации на устройстве жизни и быта «второй столицы». В этой связи мы обратимся к общему облику Москвы второй половины XIX в., сосредоточив свое внимание на том, как изменился после реформ 60-х гг. внешний вид города, какие перемены произошли в торговле, промышленности. Хотя эти вопросы имеют косвенное отношение к моде и костюму, именно они позволяют взглянуть на образ жизни московского дворянства не с позиций официальных предписашш, а с точки зрешш бытовой повседневности.
Н.В.Давыдов в своих воспоминаниях о дореформенной Москве пишет: «Все население покорно и безропотно подчинялось постановлениям, обычаям и распоряжениям, не всегда обоснованным их содержанием, но приступить которые казалось чуть не смертным грехом и, во всяком случае, поступком чрезвычайной смелости, никто не дерзал курить на улицах, чиновники не смели отпустить бороду и усы, студенты не решались, хотя оно было очень заманчиво, носить длинные волосы... ».116
Совсем иначе автор описывает Москву 60-х гг. ХТХ в. Теперь «... везде свободно курили, что раньше было немыслимо, а студенты уже без формы, в статском разгуливали по бульварам с такими длинными волосами, что любой диакон мог им позавидовать, рядом с косматыми студентами появились — это было уже совершенной новостью — стриженые девицы в синих очках, коротких платьях темного цвета...», тогда как раньше «ходить одним по улицам не полагалось не только девочкам, но и взрослым барышням, их сопровождали воспитательницы и ливрейный лакей».117 По воспоминаниям современников, «даже коренные рогожцы стали одеваться в «немецкое» платье, сбросив с себя старую поддевку ... Все девицы вдруг сделались «барышнями». На хорошеньких головках вместо платочков появились шляпы с белыми перьями, щегольские зонтики, и паши тротуары стали топтаться французскими каблучками».119
Все это были внешние перемены, которые зависели от внутренних, состоявших в том, что с отменой крепостного права дух «николаевской эпохи» с приверженностью к регламентированию ношения одежды, формы причесок, поведения, этикета отжил, и это «настолько всколыхнуло старое московское общество, столько ввело в него новых элементов», что защитшжам старого пришлось отступить и прилікнуть к новым порядкам.
Каков же внешний облик пореформенной Москвы? По словам современников, она становилась «неузнаваемой, так изменился общий её вид, принявпшй почти что европейское обличье. Уже одно то, что подъезжать к Москве приходилось по железной дороге, производило сильное впечатление. Да и сама Москва преобразилась и обновилась... что-то неуловимое изменило общий вид Москвы, отняв у неё свойственные прежде, характерные черты неподвижного захолустья, столицы сонного царства».
Переход к новому был далеко не безболезненным. Как заметил один из мемуаристов, «Европа... ворвалась к нам, словно хлестнула нас огненной вожжей...».122 Европейские новшества резко контрастировали с общим фоном московской действительности.
Первое, на что обращают внимание мемуаристы, - это улицы, экипажи магазины. По сравнению с тусклыми и редкими масляными фонарями 50-х годов, освещение «новенькими керосиновыми лампами казалось великолепным». Затем перешли и к газовому освещению. Правда, «громадные фургоны, запряженные парой лошадей, - вместилища переносного светильного газа»,123 распространяли специфический запах и создавали много шума, с грохотом разъезжая по горбатым, мощенным круглым булыжником московским улицам. На так называемое «яблочково освещение», - немногие электрические фонари, «сбегалась глядеть, как на чудо, вся Москва».124
Костюм Москвы «купеческой»
До отмены крепостного права и в первые послереформенные годы начавшееся перерождение Москвы «дворянской» в Мосісву купеческую не было столь очевидным. Но уже в третьей четверти XIX столетия современники назовут купца фигурой, определяющей жизнь в Москве: «Теперь купец в моде... в Москве один знаменатель — купец. Он и круг, и центр московской жизни... Он произносит речи, проектирует мероприятия, издает книги... В Москве вы ни шагу не сделаете без купца... Все, что есть в Москве выдающегося, в руїсах купца»178, «купцы повсюду — и в амбаре, и в городской думе, и в университете, и в театре, без купца нельзя ничего сделать, своего рода диктатура прилавка»179. Таким образом за несколько десятилетий веками складывавшаяся барская феодальная Москва, ярко изображенная Л.Н.Толетым в романе «Война и мир», превратится в купеческую буржуазную Москву героев романа ПД.Боборыкина «Китай-город».
В мировой истории предпринимательства российское купечество и в особенности московское — явление уникальное. Кем бы ни были московские купцы, в какой бы сфере бы они не трудились, каков бы ни был их достаток и общественное положение, какими бы причудами ни была отмечена их личная жизнь — у всех у них во главе угла стояли Москва и Россия и их величию посвящали они свои труды и сами жизни.
В данной главе мы рассмотрим как по мере развития купечества менялись купеческие обычаи, образ жизни, понятия, в том числе отношение к традиции и моде, и как в этой связи эволюционировал купеческий костюм.
Московское купечество, до реформы 1861 г. хотя и было «обильное и крепкое, мало выдвигалось на арену общественной жизни, оно было замкнуто и жило своими особыми духовными и материальными интересами» на узких улочках Замоскворечья. Это был мир, отличный от остальной Москвы, мало затронутый европейскими нововведениями, со своими патриархальными традициями, строгой религиозной жизнью, старообрядцами, старинными купеческими домами, похожими на монастыри, стоящими спиной к улице. Белинский называл эти дома крепостями, приготовленными для осады. Их окна были задернуты, а ворота заперты на замок и ключ. В ответ на любой стук, шорох лаяла сторожевая собака. "
Внешность купцов, с их длиннополыми кафтанами и бородами, была напоминанием о крестьянстве, из которого многие были выходцами. Величайшие московские текстильные династии - Рябушинские и Третьяковы, Гучковы, Алексеевы, Вишняковы — все были потомками крепостных. Загоскин писал о купечестве: «Не так давно купеческие обычаи, их образ жизни и понятия так резко отличались от дворянских, что при встрече с купцом, одетым по-нашему, вовсе не надо было спрашивать, что за человек этот господин. Его речь, приемы, поступь - все изобличало в нем сословие, к которому он принадлежал...».
Действительно, в купеческой среде Москвы модные правила долго не приживались, зато бородатый купец в русской рубашке, чуйке184 был обычной фигурой. По словам самих же купцов, для Москвы были характерны, например, такие типы: «... степенный, в приличном темно-синем длиннополом платье, лицо серьезное, проникнутое сознанием своего достоинства... все на нем строго, гладко, народно, брови наросли на глаза, борода расчесана, волосы лежат длинными космами», другого отличает «солидная толпцша, крепость тела и сильная рука, сюртук снизу, чуйка сверху, бойкая речь и сильный голос». Богатый купец-мануфактурщик мог выглядеть так: «зимой и летом ходил в чуйке и высоких сапогах бутылками, голову покрывал картузом с большим лакированным козырьком...».186
Хотя были отклонения как в сторону модной, так и старинной русской одежды, обычный купеческий костюм состоял из долгополого купеческого сюртука или купеческого кафтана темного сукна, брюк, заправленных в сапоги или навыпуск, богатого пестрого жилета или камзола, рубашки, иногда модной с галстуком, иногда русской без ворота, шейного платка, цилиндра, картуза или зимней шапки (рис. 78, 79). Из верхней одежды носили шинель с пелериной и воротником, чуйку или бекешу, пальто, шубу с большим меховым воротником, русский тулуп (рис. 80, 81).
Истинное представление о внешнем облике могущественного человека того времени создает В.Г.Перов в портрете московского купца ИСКамышша (рис. 82). Он изображеЕі сидящим в кресле в черном сюртуке, оживляемом красной лентой шейной медали. Тяжелый взгляд старика-купца, глубокая складка у переносья, взлет бровей и линия плотно сжатых губ, все это в совокупности с позой и выразительно сложенными руками обличает в нем человека крутого нрава, характер властный и непреклонный. Во всем облике сознание своей силы — силы денежного мешка.188
Стереотипный образ русского купца консервативного и враждебного, жадного и хитрого, воплощающего все страшное и печальное - стал общим местом в литературе. «Старомодный купец, как скажет всякий, кто имел с ним дело, жил обманом, богатство приходило к нему темными путями, и слова: «темный богач» так же справедливы по отношению к старомодному купцу, как поговорка «не обманешь - не продашь» справедлива относительно его деятельности. Жертвы храму божьему успокаивали его душу, сознававшую, что она не очень чиста... Старомодный купец всем платил, всех кормил, чувствуя себя виновным, и только миновав все эти препоны... мог завтра опять «заговаривать зубы» и «отводить глаза». Недаром стародавний купец одевался в лисий мех: нечто лисье было во всей его деятельности.
Ничего общего с этого рода типом Иван Кузьмич Мясников не имеет: в физиономии его нет ни той слащавости, которая замечалась у прежнего купца в моменты спускания аршина на четверть против настоящей меры, ни страха, являвшегося при появлении квартального. Напротив, физиономия Ивана Кузьмича - физиономия смелая, уверенная, и эту открытую смелость Иван Кузьмич не прячет даже в бороду, потому что «по нонешнему времени» он эту бороду бреет.189
Такая существенная разница между старым и новым представителем капитала объяснялась тем, что старый тіш считал свое дело в глубине души «не совсем чтобы по-божески». А новый, напротив, ничуть не сомневался в том, что его дело — настоящее... «Иван Кузьмич совершенно покоен... зная наверное, что его никто не посмеет тронуть: на все у него есть патенты, везде заплачено... Словом, сознание, что капитал - сила, что прятать его в сундук — глупость, что делать на этот капитал оборот, что покупать и продавать можно решительно все, - все это проводит резкую границу между старомодным купцом и купцом нового типа».
