Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Использование собаки в хозяйственной деятельности нанайцев с. 21-83.
1.1. Основные черты собаководства нанайцев во второй половине XIX -начале XX вв с. 21-30.
1.2. Возникновение и виды ездового и тяглового собаководства с. 30-57.
1.3. Использование собаки на охоте и приемы селекции с. 57-85.
Глава II. Собака в системе верований и культов нанайцев с. 86-136.
2.1. Образ собаки в мифологии, космологии и ритуалах жизненного цикла с. 86-96.
2.2 Роль собаки в промысловых ритуалах, культе природных объектов и священных животных с. 96-115.
2.3. Собака в нанайском шаманстве с. 116-136.
Заключение с. 137-142.
Список источников и литературы с. 143-150.
Список сокращений с. 151.
Приложения с. 152-251.
Приложение 1. Иллюстрации с. 152-244.
Приложение 2, Фольклорные тексты с. 245-248.
Приложение 3. Список информантов с. 249-251.
- Основные черты собаководства нанайцев во второй половине XIX -начале XX вв
- Возникновение и виды ездового и тяглового собаководства
- Образ собаки в мифологии, космологии и ритуалах жизненного цикла
- Роль собаки в промысловых ритуалах, культе природных объектов и священных животных
Введение к работе
В традиционной культуре нанайцев собаководство имело значимое место. Промысел диких животных (копытных и пушных), передвижения на промысел (охотничий и рыболовный), торговые экспедиции осуществлялись с помощью собак. Не менее важную роль играл образ собаки в духовной культуре нанайского этноса: в системе культов она выполняла функцию жертвенного животного, в шаманстве - она дух-помощник шамана, посредник между мирами.
Актуальность исследования обосновывается тем, что, несмотря на многочисленные этнографические исследования XIX-XX вв., проблема изучения собаководства нанайцев оставалась за пределами научных интересов. Комплексный анализ нанайского собаководства необходим для того, чтобы полнее понять специфику функционирования институтов традиционной культуры нанайцев, особенностей использования ими собак в хозяйстве, подсобных промыслах и в духовной культуре. Актуальность изучения данной проблемы связана также с возросшей в последние десятилетия скоростью протекания этнических процессов у народов Нижнего Амура. Происходящая в настоящее время трансформация культуры нанайцев привела к исчезновению и видоизменению многих аспектов культуры. С одной стороны это означает, что в текущий период многие элементы традиционного собаководства могут быть зафиксированы в последний раз. С другой стороны - оставшиеся сферы культуры претерпевают сложные изменения, которые сами по себе представляют интересный и перспективный объект исследования. В связи с этим представляется достаточно актуальной проблемой анализ трансформации и модернизации традиционных видов хозяйства и представлений нанайского этноса, касающихся в целом образа и роли собаки.
В качестве обоснования актуальности исследования следует назвать также процесс возрождения прежних культурных элементов собаководства. К ним следует причислить восстановление практического собаководства,
внедрение в современный комплекс Северного спортивного многоборья соревнований на собачьих упряжках. Весьма перспективным видится развитие в регионе зимнего экологического и спортивного этнотуризма. Комплекс мер по возрождению и внедрению традиционного собаководства может дать возможность изменить катастрофическую ситуацию с занятостью современных нанайцев. Этот аспект напрямую связан с общероссийскими экономическими и политическими тенденциями.
Источи иковая база исследования состоит из комплекса полевых материалов автора, собранных в этнографических экспедициях 1993-2004 гг., корпуса архивных и музейных материалов. В основе диссертационного исследования находится сведения о собаководстве нанайцев, для полноты анализа которых привлекается определенное количество сравнительного материала по собаководству тунгусо-маньчжурских и других этносов.
Сведения о собаководстве нанайцев зафиксированы в самых разнообразных источниках. Это архивные и музейные материалы, этнографическая литература лингвистического и фольклорного характера. Для исследования использовались источники Национальной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (СПб), Библиотеки и архива РАН (СПб), архива и коллекций МАЭ РАН (СПб), архива и библиотеки Приморского отделения РГО (Владивосток), архива РГИА ДВ (Владивосток), музейные коллекции Приморского краеведческого музея (Владивосток), Чукотского краеведческого музея (Анадырь) и др.
В хронологическом плане обзор архивных источников выглядит следующим образом. В конце XIX в. К.Н. Дадешкелеани подробно описал охоту кур-урмийских нанайцев на соболя с собакой, осветил вопрос взаимоотношения культа тигра с образом собаки, отметил некоторые аспекты ездового собаководства (РГИА ДВ. Ф. 702, д. 104, л, 10, 15-16, 18).
Материалы Говоркова зафиксировали ценные сведения о хозяйстве верховской группы нанайцев (РГИА ДВ. Ф. 702, д. 56).
В отчете Приамурского генерал-губернатора 1893-1895 гг. есть сведения о денежных затратах за аренду собачьих нарт (РГИА ДВ. Ф. 702, д. 218. л. 247-276).
В 1896-1897 гг. Приамурский генерал-губернатор Духовской оформил в виде отчета сведения о количестве ездовых собак у коренных народов, отметил проблемы с массовыми заболеваниями этих животных (РГИА ДВ. Ф. 702, д. 258, л. 41, 82).
Подобные сведения о собаководстве представил в 1898-1900 гг. генерал-губернатор Чичагов (РГИА ДВ. Ф. 702, д. 305, л. 29),
Советские исследователи А.Н. и Н.А. Липские собрали ценный полевой материал, осветивший различные аспекты нанайского собаководства: охотничьи обряды, верования о лунных затмениях, связанных с образом мифической собаки, использование собак в обрядах нанайской свадьбы, названия собачьего корма и т.п. (Архив МАЭ РАН. Ф.5, д. 51, л. 143; д. 17, л. 403), предание о роде Пассар, персонажем которого предстает образ «Железной Суки» (Архив МАЭ РАН. Ф. 5, д. 12, л. 314). А.Н. Липский описал охотничий ритуал, связанный с добычей соболя, запреты по отношению к собачьей нарте, порядок укладки нарты и т.п. (Архив МАЭ РАН. Ф.5, д. 68, л. 219).
Особое отношение к собаке у орочей отметил Б.А. Васильев. На медвежьем празднике, отправляя погребальные обряды, орочи приносили ее в жертву духам-хозяевам, В гроб покойного обязательно клали собачью шкуру и изделия из нее. Шаманы в благодарность за помощь угощали своих духов кровью собаки, использовали собачий мех для отделки своих атрибутов (Архив МАЭ РАН. Ф.5, д. 124, л. 4).
Известный российский путешественник и исследователь В.К. Арсеньев оставил после себя богатейший полевой материал, который уже на протяжении нескольких десятилетий служит в качестве источника для целого ряда исследователей. В фондах В.К. Арсеньева имеется материал по терминологии собаководства нанайцев разных территориальных групп,
шаманству, мифологии, способах передвижения на собачьих нартах, охотничьим промыслам и торговле и т.п. (ГЩРГО-ОИАК. Оп. 1, д. 27, л. 16, 25, 27,37-39, 45-46, 241-247; д. 39, л. 23, 27; д. 10, л. 2, 5).
И.А. Лопатин собрал материал о собаке в охотничьем промысле, шаманстве, погребальных ритуалах (ПЦРГО-ОИАК. Д. 10622, л. 48).
Л.Я. Штернберг зафиксировал разнообразные сведения о собаках у нанайцев, нивхов и других народов Приамурья (Архив ПФА РАН. Ф. 93, ф. 282. оп. 1. д. 56,47,4).
Н.Б. Киле и Е.А. Гаер собрали важный фольклорный материал о роли образа собаки в мифологических воззрений различных групп нанайцев (Текущий архив сектора этнографии Восточной Азии ИИАЭ ДВО РАН. Киле Н.Б. Научный отчет за 1971, 110 л.; 1973 гг. 112 л.; Гаер Е.А. Научный отчет за 1972,118 л.; 1973, 125 л.; 1975, 121 л.).
Определенный материал по теме исследования собрал у коренных народов Нижнего Амура, Сахалина и Приморья СВ. Березницкий (Архив ИИАЭНДВ ДВО РАН. Д. 416, 711 л.).
С 1993 по 2004 гг. автор диссертационного исследования собирал полевой материал по теме (Архив ИИАЭНДВ ДВО РАН, Д. 446, 245 л., д. 526, 185 л.). Экспедиционный материал позволил дополнить и ввести в научный оборот основные термины по упряжи, нартам, названиям собак, их клички и т.п. Ценность данного полевого материала связана с тем, что он показывает современные аспекты нанайского собаководства, позволяет проследить отдельные этнокультурные особенности этой сферы быта и мировоззрения, а также механизм трансформации традиционных приемов охоты и транспорта.
В раздел источников следует также отнести лингвистические и фольклорные материалы. В фундаментальном своде нанайского фольклора часто встречается образ собаки, где показывается ее роль в мифологических представлениях нанайцев (Нанайский фольклор, 1996. 475 с); в словаре С.Н. Оненко есть определенный материал по собаководству, терминологии нарт,
кличкам и половозрастным названиям собак (Оненко, 1980); в фольклорных текстах О.П. Суника встречается терминология названий собак (Суник, 1985, с. 262); фольклорные материалы о собаке есть у В.И. Цинциус (Цинциус, 1982); В.А. Аврорина (Аврорин, 1986) и А.Я. Чадаевой (Чадаева, 1990). В мифологии тунгусо-маньчжуров широко распространен сюжет о собаке-сучке, помогающей мифическому богатырю (Фольклор удэгейцев, 1998, с, 209). В этом сюжете раскрывается существующее и настоящее время бережное отношение охотников Амура к собаке. Кроме того, тексты наполнены терминологией, связанной с различными аспектами амурского собаководства. Фольклорные тексты оказывают неоценимую помощь в этнографических исследованиях, помогая произвести реконструкцию того или иного элемента традиционной культуры.
По теме исследования имеется определенный музейный материал, хранящийся в коллекциях, экспозициях и фондах ряда музеев: МАЭ РАН и РЭМ Санкт-Петербурга, Владивостока, Хабаровска, Комсомольска, и Николаевска-на-Амуре и др. Важный источник представляют коллекции МАЭ РАН, иллюстрирующие традиционное собаководство нанайцев: упряжь, вертлюги, деревянные, металлические культовые изображения собак и т.п. (№№4424, 5447, 5747, 5821, 313 и др.).
В качестве сравнительного материала привлекались коллекции айнов и нивхов. По этнографии нивхов представлены коллекции: № 4362, № 4563 (черепа собаки для подвешивания над входом, обувь для собак, вертлюги); коллекции сахалинских айнов №№ 202, 700, 1052: (череп собаки, полотнище из рыбьих кож для обертывания вещей при езде на нарте, собачьи хомуты и бубенчики, налобник); музейные материалы по ездовому собаководству чукчей и эскимосов (типы нарт, упряжь и т.п.). В целом, указанные источники позволяют в комплексе разрабатывать указанную тему.
Анализ степени разработанности темы в опубликованных работах показал, что специальных исследований, освещающих все поставленные проблемы в отечественной и зарубежной историографии нет. Первые
сведения по проблеме собаководства нанайцев можно найти в документах русских землепроходцев XVIII в., в основном освещающих пушной промысел нанайцев (См. Сем Ю., 1973. с. 7). В сфере научной разработанности проблемы можно выделить два основных этапа:
Первый этап - со второй половины XIX в. до середины XX в,, следует обозначить как этап накопления данных по теме, анализа эмпирического материала. Определенный вклад в изучение традиционного собаководства нанайцев внесли путешественники и служащие различных ведомств, этнографы и специалисты, создавшие блок кинологической литературы. В публикациях по духовной культуре этого этапа, авторы иногда в описательном плане затрагивают образ собаки, как жертвенного животного, но не рассматриваются детали, что не дает глубокого представления о ритуалах, связанных с собакой. Это работы: А. Миддендорфа 1878, П.П. Шимкевича 1896, 1897 (1-2), И.А. Лопатина 1922, А.Н. Липского 1925, И.И. Козьминского 1927, Н.А. Байкова 1927, Л. Я. Штернберга 1933, К.Г. Абрамова 1940 и др.
С начала 1960-х гг. и по настоящее время продолжается второй этап исследования данной проблемы. Труды этого этапа написаны на качественно новом уровне, что объясняется рядом причин — организацией планового исследования хозяйства и культуры нанайцев учеными центральных и дальневосточного научных центров, изменением методологии исследования, отходом от устаревших оценок традиционной культуры. Это работы: В.В. Антроповой, М. Г. Левина 1961; Г. М. Василевич 1969; Ю. А. Сема 1973; А. В. Смоляк 1984, 1991; В. В. Подмаскина 1991, 1998, 2003; А.Ф. Старцева 1996, 2000; СВ. Березницкого 1999, 2003; История и культура нанайцев 2003 и др. Однако и в этом списке нет этнографического исследования по традиционному собаководству нанайцев. Как правило, в этих работах по материальной или духовной культуре собаководство рассматривается лишь в разделах, посвященных средствам передвижения и охоте: очень кратко
освещаются аспекты, связанные с функцией собаки в сфере верований и ритуалов.
Работы первого этапа. Из работ, опубликованных в XIX в. можно выделить лишь несколько, в которых подчеркиваются отличия в хозяйстве территориальных групп нанайцев, кратко описывается их упряжное собаководство, отмечен переход уссурийских нанайцев к использованию лошадей, упоминается собаководство самагиров (Миддендорф, 1878. с. 711, 725); (Крапоткин, 1896. с. 21); фрагментарно обозначаются ритуалы с собакой (Протодьяконов П., 1896. с. 10); показывается функция собак в ритуалах жизненного цикла и шаманстве (Шимкевич, 1896. с. 18, 20; 1897 (1),с. 17; 1897(2), с. 138, 144).
В 1915 г. этнограф И.А. Лопатин опубликовал работу по результатам
этнографической экспедиции к нанайцам, в которой упомянул тему собак
(Лопатин, 1915. с. 21, 24). В работе 1916 г. И.А. Лопатин, анализируя
нанайские сказки, кратко отмечает сюжеты, связанные с образом собаки
(Лопатин, 1916. с. 89). В 1921 г. И.А. Лопатин сделал описание гонок на
собачьих упряжках как один из сюжетов нанайского свадебного ритуала,
описал способы путешествия нанайцев на собаках, заготовку собачьего
корма, детские игры с использованием образа собаки (Лопатин, 1921. с. 9, 35,
38). В капитальном труде 1922 г. по изучению этнографии трех главных
групп нанайцев, И.А. Лопатин провел анализ количества собак в хозяйстве
нанайцев, исследовал способы охоты с собаками и виды передвижения на
собаках, подчеркнул важность собаководства, как отрасли традиционного
хозяйства, осветил цены на ездовых собак и особое отношение нанайцев к
собакам, как жертвенным животным, показал значение собаки в
погребальных ритуалах (Лопатин, 1922. с. 120). Эта работа является
единственным монографическим исследованием первого
историографического этапа нанайского собаководства, в котором представлены подробные сведения по интересующей проблеме. В 1925 г.
И.А. Лопатин описал орочское упряжное собаководство (Лопатин, 1925. с. 14-15).
А.Н. Липский в работе 1923 г. осветил различные аспекты духовной культуры нанайцев, связанные с образом собаки (Липский, 1923. с. 40-97),
Н.А. Липская в 1925 г. описала важный процесс укладки нанайской собачьей охотничьей нарты (Липская, 1925. с. 5).
Определенный вклад в изучение собаководства горинских нанайцев внес И.И. Козьминский (Козьминский, 1927). Из его работы стало известно об использовании горинскими нанайцами собак двух пород: тунгусской и амурской. Амурскую лайку обычно использовали для перевозки грузов и для охоты, собак тунгусской породы использовали только для охоты. В данной работе также содержится материал о зависимости количества собак в упряжке от уровня благосостояния семьи. Здесь же освещен вопрос об использовании нанайцами собак при охоте на лис, использовании собачьих нарт двух типов - амурского и чукотско-корякского типов (Козьминский, 1927. с. 29, 40). По мнению исследователя, второй тип нарт появился в результате заимствования его нанайцами у коренного населения побережья Охотского моря. Достаточно важной является собранная И.И. Козьминским информация о том, что в традиционных погребальных ритуалах шаманы увозили в загробный мир души умерших амурских нанайцев на собаках, а души горинских нанайцев на оленях (Козьминский, 1927. с. 47). Такое расхождение в использовании транспортных животных шаманами говорит о разнообразном происхождении нанайских родов.
В 1927 г. Н.А. Банков на обширном географическом материале рассмотрел основные аспекты собаководства и биологические особенности у нанайцев, маньчжуров, орочонов, китайцев, корейцев, монголов и других этносов. Им было отмечено, что сунгарийские нанайцы отбирали и ценили собак белого окраса (Байков, 1927. с. 21-23). Данная работа важна при исследовании проблем селекции, типологии пород дальневосточных охотничьих собак, приемов охоты и т.п.
В 1928 г. В.К. Арсеньев и Е.И, Титов опубликовали работу о различных аспектах истории и культуры коренных народов Дальнего Востока, в которой определенное внимание уделили изучению охотничьего промысла нанайцев с использованием собак (Арсеньев, Титов, 1928. с. 40).
Один из основателей российской этнографической науки Л.Я. Штернберг исследуя нанайское шаманство, отметил, что у духа-покровителя шамана было пять помощников, в том числе собака (Штернберг, 1927. с. II). В монографии 1933 г. Л.Я, Штернберг уделил большое внимание нанайской терминологии, связанной с собаководством, образу собаки в шаманстве, различных ритуалах, запретах, приметах и т.п. (Штернберг, 1933 (1). с. 480, 490-491, 498-499 и др.). В 1933 г. Л.Я. Штернберг осветил собаководство нивхов: роль собаки на медвежьем празднике, функцию собаки в жертвенной обрядности и т.п. (Штернберг, 1933 (2). с. 3-4, 8, 12).
В.Б. Бооль опубликовал в 1930 г. небольшую работу по этнографии нанайцев реки Тунгуски, где кратко рассмотрел экстерьер охотничьих собак, отметил бездействие упряжных собак летом и т.п. (Бооль, 1930. с. 25).
В 1935 г. СВ. Иванов рассмотрел некоторые аспекты погребальных ритуалов нанайцев и отметил влияние культуры китайцев (Иванов, 1935. с. 64, 76). В статье 1937 г. СВ. Иванов определенное внимание уделил образу собаки в духовной культуре народов Амура (Иванов, 1937. с. 9,41).
В 1936 г. Д. К. Зеленин отметил у охотничьих этносов наличие культовых изображений собаки, использование частей тела собак в лечебных целях, роль собаки в охотничьей магии нанайцев и другие аспекты (Зеленин, 1936. с. 3,20, 45,46).
В 1940 г, К.Г. Абрамов, опубликовал работу, которая стала результатом кинологического исследования в Приамурье, им были рассмотрены многие аспекты, связанные с биологическими, охотничьими и другими характеристиками амурской лайки (Абрамов, 1940. с. 40). Ученый осветил хозяйство горинских нанайцев, охоту, способы охоты с собакой, особенности ездового собаководства.
Таким образом, анализ работ первого этапа показывает практическое отсутствие комплексного аналитического исследования указанной проблемы в культуре нанайцев. Материалы этих трудов содержат определенное количество информации о собаководстве, о роли собаки в культуре нанайцев и отдельные ценные замечания некоторых авторов.
Второй этап историографии нанайского собаководства начинается с опубликования в 1961 г. монументального труда коллектива московских и ленинградских этнографов, посвященного типологии многих аспектов материальной и духовной культуры народов Сибири и дальнего Востока. Раздел «Упряжное собаководство» содержит ценную информацию о собаководстве целого ряда народов Сибири (Антропова, Левин, 1961. с. 55-77). Авторы проанализировали типологию упряжного собаководства, упряжи, нарт, и определили единый тип амуро-сахалинского упряжного собаководства в историко-этнографической области Амура и Сахалина. До настоящего времена сохраняется актуальность выводов, сделанных этими учеными.
Отдельные магические приемы нанайцев для защиты детей от злых духов амулетами с изображением собаки описала в статье 1962 г. А. В. Смоляк (Смоляк, 1962. с. 44).
В 1973 г. Ю.А. Сем опубликовал ценную монографию по материальной культуре, хозяйству и других аспектах культуры разных территориальных групп нанайцев, хотя и не ставил целью специально исследовать традиционное собаководство нанайцев. Автор классифицировал традиционное нанайское собаководство, выделив транспортное, тягловое, ездовое и охотничье (Сем Ю., 1973. с. 164-172). Подчеркнул необратимые изменения нанайского собаководства в середине 1950-х гг., которые произошли в результате исторических процессов, изменения социально-экономической политики государства, появление лошадей, заменивших собак. Ю.А. Сем выяснил, что у отдельных групп нанайцев Сунгари и Уссури, собаководство, под влиянием китайцев и маньчжуров, стало
исчезать с середины XIX в. В Приамурье, подобные процессы стали проявляться в начале XX в., под влиянием славянских переселенцев.
Высоко оценивая вклад Ю.А. Сема в исследование проблемы, можно отметить и некоторые спорные вопросы его работы. Так, он ошибочно называет оглоблю янопо термином малой нарты онгчо. Вслед за К.Г. Абрамовым, Ю.А. Сем повторяет еще одну ошибку - говоря о существовании типа универсальной собаки для транспортных и охотничьих целей, он объединяет районы Горина и Амура (Сем Ю., 1973. с, 166). Однако, по мнению И.И. Козьминского, нанайцы на притоках Амура -Уссури и Горине использовали местную породу собак в качестве ездовой, а тунгусскую применяли только на охоте (Козьмннский, 1929. с. 25-48). Этот вывод И.И. Козьминского подтверждается и нашими полевыми исследованиями.
В 1976 г. А.В. Смоляк описала жертвоприношение крови собак в
обряде почитания медведя (Смоляк, 1976. с. 141, 149). В 1980 г. Смоляк А.В.
в сравнительном плане выявила значение собаки в воззрениях нанайцев,
ульчей и нивхов (Смоляк, 1980. с. 227-235). В 1984 г. выходит одна из
значительных работ А.В. Смоляк по материальной культуре и хозяйству
народов Нижнего Амура и Сахалина (Смоляк, 1984). Здесь представлена
информация о средствах передвижения и охоте, способах и приемах
использования собак. В 1991 г. А.В. Смоляк опубликовала
фундаментальную монографию о шаманстве нанайцев, ульчей и других коренных народов Нижнего Амура (Смоляк, 1991). В работе имеется большой объем материала об использовании собак шаманами в своей деятельности (Смоляк, 1991. с. 39, 49, 50, 53).
Монография Е.А. Гаер 1991 г. посвящена обрядности нанайцев, в том числе и использованию собак в ритуальной практике (Гаер, 1991. с. 142).
Ценный материал о значении собаки в мифологических представлениях удэгейцев осветил в 1991 г. В.В. Подмаскин (Подмаскин, 1991. с. 41, 49). Он же подробно рассмотрел разнообразные аспекты собаководства удэгейцев:
способы дрессуры, охоты, транспортное собаководство и т.п. (Подмаскин, 1998. с. 77-79).
А.Ф. Старцев собрал ценные сведения по терминологии нарты, ездового собаководства разных территориальных групп удэгейцев (Старцев, 1996. с. 140-141). В монографии 2000 г. А.Ф. Старцев осветил роль собаки в разных аспектах культуры удэгейцев (Старцев, 2000. с. 33, 79). Эти данные имеют важное значение для сравнительного анализа амурского собаководства.
В 1998 г. В.Р. Чепелев и М.М. Прокофьев рассмотрели уникальный аспект хозяйственного использования собак народами Амура и Сахалина -буксирование лодок при помощи собак (Чепелев, Прокофьев, 1998. с. 190-206).
СВ. Березницкий в работах 1999, 2001 и 2003 гг. осветил некоторые аспекты духовной культуры коренных народов Нижнего Амура и Сахалина, связанные с образом собаки: ритуалы жизненного цикла, промысловые ритуалы, шаманство (Березницкий, 1999. с. 38-39, 64, 103-104, 135-136; 2001. с. 82, 93, 101; 2003. с. 80, 84, 89, 94 и др.).
В 2003 г. вышла очередная коллективная монография «История и культура нанайцев», в которой освещаются нанайские средства передвижения (История и культура нанайцев, 2003. с. 138-140). Однако данные материалы уже известны по другим источникам.
Автор диссертационного исследования анализировал традиционное и современное собаководство нанайцев и других народов Амура, способы и приемы охоты и езды на собаках и т.п. (Самар, 1994. с. 42-43; 1995. с. 40; 1996 (1). с. 52-55; 1996 (2). с. 67-68; 1997. с. 42-48; 1999; 2001. с. 49-56).
Определенное значение имеют материалы о собаководстве, которые содержатся в научно-популярных и художественных работах. Например, обряды и отношение нанайцев-самагиров к собакам описаны в книге Е.В. Самар (Самар, 1992); Виктор высоко оценивает собак в процессе освоения человеком Севера (Виктор, 1980. 157 с).
В целом, анализ архивных материалов и опубликованных трудов по исследуемой теме показывает, что большинство исследователей придавали значение лишь транспортной функции собак и оставляли за пределами своих интересов другие важные аспекты образа собаки в духовной культуре нанайцев, выявляется недостаточность информации по традиционному собаководству нанайцев, имеются скудные сведения об использовании собак в погребальной обрядности и ритуалах жизненного цикла. Фрагментарны сведения о состязаниях нанайцев на собачьих упряжках. Этнографические исследования в прошлом ограничивались лишь фиксацией отдельных аспектов использования нанайцами собаки в хозяйственной деятельности, в охоте и рыболовстве, в отдельных ритуалах.
Анализ фольклорного материала показал высокую степень значимости образа собаки в народном эпосе. В мифологических повествованиях нанайцев собака имеет статус положительного персонажа, во всем помогающего главному герою, подчас принося себя в жертву.
В работах второго этапа историографии нанайского собаководства следует отметить ведущую роль исследований дальневосточных этнографов.
Таким образом, анализ литературы позволил отметить отсутствие специальных исследований, посвященных этнокультурным особенностям собаководства нанайцев, и недостаточное освещение вопроса в этнографических трудах обобщающего плана, коллективных монографиях.
Цель работы заключается в комплексном, сравнительном исследовании происхождения, основных видов, функций и особенностей собаководства нанайцев как необходимой части их материальной и духовной культуры. Поставленной цели соответствуют следующие задачи исследования:
осветить проблему изучения нанайского собаководства в этнографической литературе, в комплексе архивных и музейных источников;
систематизировать данные о происхождении и основных типах ездового и транспортного собаководства нанайцев;
выявить этнокультурные особенности использования собаки в охотничьем, рыболовном, морском зверобойном промыслах;
исследовать и показать образ и роль собаки в мифологии, верованиях, ритуалах жизненного цикла, в промысловой обрядности, шаманстве и праздниках в целом и у отдельных территориальных группах нанайцев.
Объект исследования - комплекс нанайского собаководства, как важная отрасль их хозяйства и культуры.
Предмет исследования — генезис и функции нанайского собаководства, этнокультурные особенности собаководства отдельных территориальных групп нанайцев.
Новизна исследования обосновывается отсутствием трудов, специально посвященных вопросам нанайского собаководства. Данная работа является первой попыткой в отечественной и зарубежной этнографической науке в комплексе осветить поставленную проблему. В научный оборот вводится определенное количество нового этнографического материала. Некоторые аспекты исследования позволят осветить отдельные периоды этнической истории нанайцев. Разработки диссертационного исследования смогут помочь в процессе изучения особенностей амурской лайки как породы охотничьих и ездовых собак. Единственное кинологическое исследование в Приамурье было проведено в 1930-х гг. Впервые подробно анализируются различные приемы народной селекции, выбора и воспитания собак, придания им необходимых в хозяйстве и жизни функций.
В качестве методологической основы исследования выступают разработанные отечественными учеными М.Г. Левиным, Н.Н. Чебоксаровым, В.Й. Козловым и др. концепции о хозяйственно-культурных типах, о наиболее типичных для этносов определенных территорий обитания и сходной степени социально-экономического развития аспектах хозяйства и культуры, о соотношении этнической экологии с характером хозяйственной деятельности этноса (Левин, Чебоксаров, 1955; Козлов, 1999. с. 100-105).
Специфику хозяйственной деятельности нанайцев в сфере собаководства автор исследовал на основе комплексного методологического подхода, учитывающего, с одной стороны, природные особенности приамурского региона, с другой стороны, особенности развития хозяйства и материальной культуры этноса. Своеобразие нанайского собаководства заключается также в адаптационном опыте нанайского этноса по отношению к окружающей природе, который основан на различных хозяйственных и мировоззренческих факторах, показывающих этнокультурные особенности разных этно-территориальных групп, так как хозяйственно-культурный тип в целом не отрицает возможности существования локальных, региональных вариантов развития. При этом учитывались исторические, этнокультурные и другие аспекты, трансформирующие комплекс собаководства нанайцев, как важной составляющей части системы жизнеобеспечения и культуры этноса.
Для всей этнической общности нанайцев (на момент знакомства их с европейцами) был характерен хозяйственно-культурный тип рыболовов, охотников и собирателей. Однако у отдельных территориальных групп существовали различия в способах ведения хозяйства. Так, для нанайцев Кура, Горина, Уссури и Бикина - охота доминировала над рыболовным промыслом, являясь основным источником дохода. У нанайцев Амура преобладал рыболовный промысел. Во время рунного ход лосося каждая семья заготавливала годовой запас пищи для себя и многочисленных собак.
Основными теоретическими методами исследования явились три разновидности сравнительно-исторического метода. Историко-типологический метод, который позволяет исследовать стадиальные явления культуры, выявлять тип культуры, который составляют совокупность норм, правил и моделей поведения людей, в рамках относительно замкнутые областей; историко-диффузный метод, с помощью которого решаются проблемы о культурном взаимовлиянии как внутри отдельных частей нанайского этноса, так и вопросы выявления изменений в результате этнокультурных контактов с соседними этносами; историко-генетический
метод, призванный решать сложные проблемы этнической истории нанайского этноса, через призму традиционного и современного собаководства, форм его трансформации и передачи этнокультурных ценностей.
Собаководство рассматривается автором как важная, составная часть комплекса материальной и духовной культуры нанайского этноса. Это исследование момента появления собаки, как домашнего животного у нанайцев, использование собаки в транспорте, охоте, рыболовстве, исследование образа собаки в мифологии, верованиях, космогонических и космологических представлениях, роли собаки в разнообразных ритуалах и культах.
В качестве основных практических методов сбора материала применялся метод наблюдения (простого и включенного), интервьюирование и опрос информантов, фиксация результатов полевых исследований: фото- и видео-съемка, зарисовка и картографирование. В ходе полевых исследований автору довелось быть участником семейных и промысловых ритуалов. В начале 1970-х гг. автор наблюдал ритуал пускания крови у собаки при совершении древней церемонии почитания медведя. Автор участвовал в погребальных обрядах, проводимых нанайским шаманом, у которого одним из духов-помощников была собака. В 1990-х гг. автором были зафиксированы некоторые элементы шаманских камланий ульчей и нанайцев. Во время полевого сезона 2001 г. автор был участником шаманского ритуала передачи родовых домашних охранителей.
Территориальные рамки исследования - амуро-сахалинская историко-этнографическая область, куда входит территория бассейнов Амура, Уссури, Амурского Лимана и острова Сахалин. Данный выбор обосновывается широким спектром расселения отдельных территориальных групп нанайского этноса.
Хронологические рамки исследования охватывают период со второй половины XIX в. до конца XX века. Выбор хронологического периода
определяется двумя основными причинами. С середины XIX в. начинается сбор этнографического материала о собаководстве нанайцев, который фиксируется в трудах. В это же время начинается, продолжающееся и в настоящее время, мощное влияние славянской культуры на хозяйство, быт и культуру нанайцев. Славянское воздействие оказало наибольший трансформирующий эффект по сравнению с этнокультурным влиянием китайцев, маньчжуров и других этносов.
Апробация работы и ее практическая значимость. Основные положения и выводы диссертации освещались и обсуждались на международных и региональных конференциях и симпозиумах: на международной научной конференции «Историко-культурные связи между коренным населением тихоокеанского побережья Северо-Западной Америки и Северо-Восточной Азии в честь столетия Джезуповской Северо-Тихоокеанской экспедиции. Владивосток, 1998; на 3-й Дальневосточной конференции молодых историков, Владивосток, 1994; на конференциях «Культура Дальнего Востока и стран АТР: Восток-Запад», Владивосток, 1995, 1997; на научно-практической конференции «Традиционная культура народов Севера и Дальнего Востока России», Владивосток, 2000; на научно-практической конференции «Традиционная культура народов Севера и Дальнего Востока России», Владивосток, 2002. Основные выводы диссертационного исследования обсуждались на заседаниях отдела этнологии ИИАЭНДВ ДВО РАН и Института этнографии провинции Хэйлунцзян (КНР).
Отдельные разработки автора по теме исследования легли в основу лекционных и практических курсов для студентов ХГПУ (г. Хабаровск), ВГУЭС и ВХУ (г. Владивосток), для учащихся школы искусств (с. Найхин, Нанайского района) и средней школы (с. Кондон, Солнечного района). Автор разработал ряд проектов традиционных нанайских костюмов с отделкой из собачьего меха, декоративных изделий и игрушек в образе собаки на кафедрах Индустрии моды (ВГУЭС) и декоративно-прикладного искусства
(ХГПУ). В течение нескольких полевых сезонов автор руководил практикой студентов по сбору и изучению материалов по традиционному декоративно-прикладному искусству и технологии обработки шкур диких и домашних животных у нанайцев и удэгейцев.
Полученные в результате исследования данные могут помочь оптимизации межкультурного диалога, в том числе при определении социальной и культурной политики в отношении изучаемого этноса и других типологически близких этнических групп.
Структура исследования — работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, приложений. Данный вариант построения работы соответствует поставленной цели и задачам для их оптимального решения.
Основные черты собаководства нанайцев во второй половине XIX -начале XX вв
Во второй половине XIX - начале XX вв. нанайцы населяли среднее течение реки Амур и его притоки: Кур, Горин, Анюй, Хунгари, Бикин, Уссури, реку Сунгари в районе города Сансина (Китай) (Липский, 1925. с. б). Впоследствии, под воздействием многих факторов, современная территория расселения нанайцев существенно сократилась.
Численность нанайцев в начале XX в. по разным источникам, значительно варьируется: 3531 человек (Шумский, 1911. с. 18.); 4920 и в 1925 г. - 4159 человек (Липский, 1925. с. б). По данным 2002 г. общая численность нанайцев составляет более 12 тысяч человек (Основные итоги всероссийской переписи, 2003. с. 14).
Принято подразделять всю этническую общность нанайцев на четыре территориальные группы: амурскую, кур-урмийскую, горинскую и бикинскую. Наиболее многочисленная амурская группа включает в себя разнообразные по родовому составу группы нанайцев в бассейне Среднего Амура. По этнокультурным особенностям выделяются верховская и низовская подгруппы. Кур-урмийские нанайцы отличаются от основной массы диалектными и хозяйственными особенностями. На реке Урми незначительное количество нанайцев проживает в п. Кукан (ПМА, 2004). Бикинская группа нанайцев сложилась в результате колонизационных и миграционных процессов в период с конца XIX в. по 1930-е гг. (Сем Л., 1976. с. 9).
В середине XIX и по первую половину XX в. бассейн р. Горин населяла родоплеменная группа тунгус ов-самагиров. Языковое и культурное родство с гольдами, широкий спектр этнокультурных взаимоотношений, послужили причинами того, что в начале XX в. самагиров причислили к нанайцам. Этноним гольды был закреплен за нанайцами в XIX в., хотя соседние народы использовали его и ранее. Ю.А. Сем не совсем обоснованно, на наш взгляд, обобщил термины «голо» - «область, страна, народ» и гольд. Более точно к этимологии подошел О.П. Суник, по которому термин гольд, происходит от термина голди ни — «бритоголовые люди» (Суник, 1985. с. 9). Выбритая передняя часть головы и заплетенные в косу волосы являлись одним из важных этнокультурных отличий нанайцев XVII-XIX вв. (Самар, 2001. с. 128-143).
Ю.А. Сем подробно рассмотрел этимологию некоторых других этнонимов — натки, натканы, ньгатки, которыми нанайцев называли эвенки, якуты и негидальцы; айны и нивхи — анты; у японских исследователей встречается термин — санта, сьянта; этноним ачаны стал известен из материалов Е.П. Хабарова 1652 г. и он связывается с названием территориальной группы акхани, жившей на р. Амур от устья р. Сунгари до села Сакачи-Алян и по р. Уссури (Сем Ю., 1959. с. 5).
Одним из самоназваний бикинской группы нанайцев считается мои а и - мунэй или мона найни - мунэ наши. Л.И. Сем связывает этот термин с этнонимом тунгусо-язычных мохэ (Сем Л., 1976. с. 12). В литературе распространен также термин хэчжэ, хэйцзинь, хэчжэ жэнь, который произошел от нанайских слов хэдиэ - «сторона, которая ниже по реке», и хэдени — нанайцы, люди, живущие в нижнем течении реки (Сем, 1959. с. 5; Оненко, 1980, с. 486).
В целом, большинство нанайских эндоэтнонимов происходят от гидронимов, от географических названий местности, названий стойбищ, родовых названий. Например, болопкан — житель побережья озера Болонь, мангункан житель Амура, гэринкэн - житель реки Горин, найхинкан -житель Найхина и т.п.
Таким образом, на протяжении всей этнической истории нанайцы сменили целый ряд этнонимов. В современной этнографической науке закрепилось название - нанайцы, которое происходит от самоназвания нашій, наші - «человек этой местности, земли». Хотя таким же этнонимом называют себя все тунгусо-маньчжуры Нижнего Амура, что является отражением древнего универсального мировоззрения.
Кроме естественного изменения своей культуры, нанайцы испытывали этнокультурное влияние китайцев, маньчжуров, корейцев, японцев (Кюнер, 1961. с. 15, 18), эвенков, эвенов, якутов, славян, что приводило к образованию определенных особенностей в хозяйстве и мировоззрении.
По географическим, климатическим, биологическим и историческим условиям Приамурский регион стал местом возникновения амуро-сахалинского типа собаководства. Река Амур является прекрасной естественной транспортной магистралью, разнообразие рыбных запасов обладает существенными ресурсами. Все это способствовало процессу доместикации собаки в этом регионе, и последующего возникновения одного из крупных центров развития собаководства. В средневековых маньчжурских и китайских хрониках Приамурье называлось «страной собаководов», а сами народы именовались обобщающим терминами юй-пи-да-цзы - «рыбокожие туземцы» и ши цюаиь-бу - «люди, пользующиеся собаками» (Кюнер, 1948. с. 98; Сем Ю., 1959. с. 6). Таким образом, в прошлом собаководство являлось одним из этноидентифицирующих факторов нанайского и других этносов.
Этноним - «люди, пользующиеся собаками» подчеркивает одну из важных отраслей традиционного хозяйства нанайцев - собаководство. У некоторых групп эвенков зафиксировано самоназвание хундышал (хозяева собак). Так называли себя пешие охотники с собакой в отличие от эвенков-оленеводов (Василевич, 1969. с. 10, 13). Для нанайцев традиционное собаководство является жизненно важной частью их культуры, относится к амуро-сахалинскому типу, и, в целом, представляет собой однородный хозяйственно-культурный пласт. Этнокультурные особенности наблюдаются в пограничных районах, у представителей разных групп в конструкции нарты, упряжи, терминологии, охотничьих приемах с собакой, способах дрессировки и т.п.
По классификации Л.Я. Штернберга в XIX в. нанайцы были оседлыми рыболовами-охотниками (ПФА РАН, д. 47. л. 3). Для оседлых рыболовов основным транспортным животным служила собака, В традиционной культуре нанайцев роль собаки в хозяйственной деятельности имела особую значимость. Наибольший пик хозяйственного использования собак приходился на зимний период, когда они выполняли функции охотничьих и ездовых животных. В летний период собаки привлекались к буксированию лодок. У нивхов и айнов собака использовалась как ездовое и охотничье животное, кроме того, мясо собак входило не только в ритуальный, но и в обыденный рацион.
Возникновение и виды ездового и тяглового собаководства
Древними центрами доместикации и разведения собак считаются Восточная Сибирь и Дальний Восток. Собаководство коренных народов региона своими корнями уходит в каменный век (Народы Восточной Азии, 1965. с. 50). Для человека той эпохи предок собаки принадлежал к числу промысловых животных. Следующим этапом в процессе доместикации собаки стало её" использование в качестве помощника человека на охоте. Заключительной стадией вовлечения собаки в различные сферы деятельности человека стало ее использование в качестве транспортного животного.
Транспортное собаководство нанайцев делится на два самостоятельных направления: тягловое и ездовое. С увеличением количества рабочих животных в упряжке, от основного вида отпочковалось ездовое собаководство уже как самостоятельный вид, сменилось и его функциональное использование. Упряжное собаководство предполагает наличие ездовых собак, которых специально тренируют и используют только для определенных типов нарт и упряжи (Историко-этнографическии атлас..., 1961. с. 55).
Однако необходимо обозначить наличие условий для развития и становления ездового собаководства. Его основные очаги в Сибири - это бассейны крупных нерестовых рек, побережье Ледовитого и Тихого океанов, богатое рыбой и морским зверем. Упряжное собаководство сопутствует таким хозяйственно-культурным типам, как охотники на морского зверя и пешие охотники, рыболовы и собиратели таежной зоны. Большие лососевые нерестовые реки неразрывно связаны с собаководством, так как огромные запасы рыбы обеспечивали достаточным количеством собачьего корма. Культура нанайцев основана на рыболовстве в бассейне реки Амур, где летом и осенью начинается рунный нерестовый ход лосося, позволявшее иметь обилие корма для разведения собак. В летнее и зимнее время русло реки являлось важной транспортной магистралью.
Упряжное собаководство у народов Амура и Сахалина имело общие типологические черты, и поэтому было объединено в единый амуро-сахалинский тип упряжного собаководства (Историко-этнографический атлас..., 1961. с. 61-62). Он отличался от других типов в первую очередь конструкцией нарт: амурская нарта имела загнутые с двух сторон полозья, прямые копылья и была довольно узкой, что давало возможность каюрам размещаться в нартах верхом (См. приложение № 1, рис. №№ 2, 72). К числу наиболее значимых признаков этого типа относится конструкция амурского хомута из кожаной петли. Считается, что упряжная собака тянет нарту в таком хомуте шеей (См. приложение № 1, рис. № 78).
Параллельно с амурским упряжным собаководством в регионе сосуществовал восточно-сибирский тип. В отличие от амурской нарты восточно-сибирская имеет загнутые полозья только с одной стороны, обладает более широким и вместительным кузовом. Крепление полозьев с копыльями осуществлялось с помощью кожаных ремней. Наличие вертикальной дуги, в свою очередь принципиально отличает её от амурской нарты (См. приложение № 1, рис. № 4). Наибольшее распространение она получила с начала XX в. в связи с появлением приработков по перевозке грузов по подрядам (Смоляк, 1984. с. ПО). В нарту впрягали попарно «цугом» - до пятнадцати упряжных собак. Изредка впереди выставлялся передовик (См. приложение № 1, рис. №№ 6, 71). В литературе существует устоявшееся мнение о появлении восточно-сибирской нарты у нанайцев лишь в конце XIX - начале XX в. А.В. Смоляк считает, что нанайцы заимствовали этот тип нарт у нивхов и ульчей и в качестве доказательства приводит термин хэдиэн токинщ используемый нанайцами применительно к восточно-сибирской нарте (Смоляк, 1984. с. ПО). Однако на нанайском языке этот термин означает «низовская нарта», и совсем необязательно его использование применительно к перечисленным этносам. Кроме того, у нанайцев имеется более распространенный термин для названия именно этой нарты - пара (См. приложение № 1, рис. № 7). А.В. Смоляк считает этот термин в одном случае диалектным названием амурской нарты, в другом использует его для обозначения конных саней. Небольшие по размеру санки, которые использовали в хозяйственных целях и дети для своих игр, также имели название, которое было перенесено с больших нарт на маленькие парака (См. приложение № 1, рис. № 113).
Возможно, распространение восточно-сибирского упряжного собаководства на Амуре было связано с очередной волной мигрировавших в эти места эвенков-оленеводов. Входившие в разное время в состав нанайцев, ульчеи, орочей и других тунгусо-маньчжуров они утратили оленеводство и приспособили оленью нарту под собачью нарту.
Собака в качестве рабочего животного в транспортировании волокуши, стала использоваться гораздо раньше появления института упряжного собаководства (Антропова, Левин, 1961. с. 4). Функционирование различных волокуш у нанайцев остается актуальным и по сей день. Обращаясь к истокам возникновения примитивных транспортных средств, следует обратить внимание на исследования А.В. Смоляк, в которых она пришла к выводу, что прообразом современной амурской нарты была волокуша. В традиционном хозяйстве нанайцы применяли для перевозки тяжестей волокуши различных типов (Смоляк, 1984, с. 105). Их использование, сопутствовало занятию охотничьим промыслом. К ним следует отнести: волокуши из шкуры зверя хорсо, волокуши, долбленные из ствола дерева.
Использование волокуш из шкуры зверя хорсо было обусловлено отсутствием под рукой постоянного транспортного средства и относительная близость жилья или зимовья. Как правило, их применение имело разовое значение, поэтому волокуша из шкуры не использовалась как постоянное транспортное средство. Горинские нанайцы и сегодня используют этот древний способ транспортирования мяса убитых промысловых животных медведя, косулю, сохатого. Для этого охотник укладывал мясо в шкуру убитого животного, сшивал стороны шкуры лыком, из этого же материала делали потяг с лямкой (Архив ИИАЭНДВ ДВО РАН, д. 446, л. 116). Подобным образом применяли шкуру сохатого для перетаскивания грузов эвенки сел Карги и Кульчи на Амуре. Шкурой убитого зверя для транспортирования мяса пользовались и амурские нанайцы (Найхин, Дада).
Образ собаки в мифологии, космологии и ритуалах жизненного цикла
Роль собаки в традиционном хозяйстве нанайцев тесно переплетена с ее функционированием в области духовной культуры, в которой она выступает в качестве посредника между миром людей и сверхъестественными силами. В комплексе традиционных культов и ритуалов, в шаманстве и праздниках собака играла большую роль как жертвенное животное, проводник душ, помощник шамана.
До сих пор у нанайцев бытуют остатки древних антропоморфных верований о том, что собака - это человек в шкуре. В прошлой жизни собака вела неправедный образ жизни, за что в этой она и оплачивает грехи в зверином образе. По традиционному мировоззрению нанайцев, бить собаку запрещалось (Самар Е., 1992. с. 20). Такое отношение к собакам находит отклик в многочисленных фольклорных произведениях, например, в тексте «Пес-Мэргэн», где собака является главным героем, мэргэном. Такой мэргэн, как и его человеческий прообраз, является могучим богатырем, удачливым охотником и рыбаком, захватывает в плен множество людей, женится на прекрасных женщинах и т.п. (Нанайский фольклор, 1996. с. 174—183).
Антропоморфизация собак в фольклоре нанайцев, говорит об особом отношении к ним у носителей этой культуры. Такие примеры в мифологии, находят отражение и в реальной жизни, где отношение человека к собаке больше применительно к другу, младшему помощнику, а не как к рабочему животному.
В нанайском тексте, где мифическим героем является Пес-Мэргэн, можно найти параллели в фольклоре других этносов. Так, например, в китайском фольклоре особое место занимает мифическая собака, ставшая прародительницей некоторых племен, считающих себя потомками пегой собаки Пань-ху и дочери китайского императора (ПФА РАН, д. 4. кн. 5. Кн. XV).
С образом собаки в духовной культуре нанайцев связан обширный пласт мифологических воззрений, верований, промысловых и других ритуалов. Сходные представления прослеживаются у многих народов, исторически связанных с мировыми центрами доместикации этого животного. Посредством сказок и преданий старшее поколение нанайцев передавало молодежи нравственные эталоны, мудрость экологического симбиоза с окружающим миром.
В космологических представлениях народов мира образ собаки занимает одно из значительных мест. Во многих сюжетах присутствует образ собаки, спасающей своих хозяев от бедствий. В общемировой космологии имеется достаточно сюжетов о собаке, связанной с небесным миром, с космосом. Фантазией людей она с незапамятных времен помещена на небо, в созвездие Большого и Малого Пса (Миллер, 1875. с. 210). Наблюдения за небесными светилами породили множество мифологических сюжетов и у нанайцев. Созвездие Большой медведицы в их представлениях ассоциировалась с охотником, собакой и небесными вешалами. Перемещение Луны на небосклоне, ее фазы, загадочные и пугающие затмения, побуждали людей к собственному осмыслению этих явлений. У многих народов затмение Луны, осмыслялось тем, что ее пожирает мифическая собака (Новиков, 2001. с. 80). В космологических воззрениях нанайцев, равно как и у других народов Амура есть произведения, имеющие один исходный базис. Например, у тунгусо-маньчжуров и нивхов, широко распространен сюжет о Небесной собаке, поглощающей солнце и луну. В фольклоре нанайцев имеется образ мифической железной суки Сэлэмэ Вэчэ, которая также пожирает светила. Для того чтобы она отпустила Солнце, нанайцы пугали её громким стуком в металлическую посуду. Болонские нанайцы для того, чтобы умилостивить небесную собаку, бросали ей головы щенков (Инф. Н.Б. Киле 1996). Эти представления имели нанайцы всех территориальных групп, в частности у рода Киле в 1920-х гг., были зафиксированы общеамурские представления о затмении луны «... у бога есть собака-сучка. Он ее отпустил, и она укусила луну» (Архив ПЦРГО-ОИАК, д. 27, л, 27). Однако это сюжет зафиксирован не только в мифологии тунгусо-маньчжуров, но и у нивхов, известен он в верованиях китайцев и других этносов.
В фольклоре нанайцев р. Тунгуски железная сука Сэлэ Вэча способствует рождению главного героя от человека и мифического существа Калгама (Крапоткин, 1896. с. 4).
Этнокультурные особенности нанайцев, безусловно, отражались и в фольклорных произведениях. У джуенских нанайцев, как и в целом, фольклоре нанайцев, образ Железной Собаки имеет сложный, неоднозначный характер. Он многообразен в своих проявлениях: образ наделен всевидением, выявлением отрицательных свойств духов и человеческих персонажей, пожирание лишних людей в селении символизирует её охранную, очистительную функцию. В финале Собака, после очищения, превращается в прекрасную девушку - невесту богатыря. Обращение мифического животного в человека встречаются во многих культурах, у нанайцев эти сюжеты имеют особое место в фольклоре. Одной из важных черт в нанайском фольклоре, это антропоморфизация образа собаки. Образ Железной Собаки в этом произведении наделен могущественными возможностями, все же основная охранная функция находится на первом месте (Нанайский фольклор, 1996. с. 290-301).
Мифы и верования о собаке достаточно архаичны. У нанайцев существуют представления о сверхъестественных качествах собаки, о вредоносных водяных и таежных духах мя ингдани, имеющих собачий облик. Когда нанайцы наделяли собаку антропоморфными свойствами, запрещалось использовать в пищу собачье мясо. В нанайском традиционном обществе собака чуяла злых духов и предупреждала человека об их приближении лаем и рычанием, тем самым спасала человека (ЛипскиЙ, 1923. с. 66). В представлениях многих народов мира встречается образ четырехглазой собаки, обладающей магическими возможностями видеть обитателей потустороннего мира, потому что у такой собаки «удвоенное зрение» (Миллер, 1875. с. 202, 203). Особыми свойствами наделялась черная собака с желтыми бровями, которые считались второй парой глаз.
Найхинский нанаец Н.П. Бельды рассказал, что у него была такая собака по кличке «Букет». Однажды в тайге она неожиданно ощетинилась, стала рычать на лежащее впереди бревно и не хотела успокаиваться. Н.П. Бельды вспомнил рассказы своей матери, посмотрел между ушей собаки на бревно и увидел старика, который смеялся и показывал на него пальцем. Н.П. Бельды опознал в старике злого духа и тут же выстрелил в него. Снова посмотрев между ушей собаки, он ничего более не увидел. Постепенно успокоилась и собака. Подобные верования распространены у негидальцев (Архив ИИАЭНДВ ДВО РАН, д. 446, л. 91). В славянской культуре также существовали сходные представления о собаках, имеющих над глазами два белых пятна: считалось, что они обладают способностью видеть нечистую силу (Миллер, 1875. с. 210).
Роль собаки в промысловых ритуалах, культе природных объектов и священных животных
Собака, как помощник человека в основных сферах его деятельности, занимает значительное место в промысловой обрядности. У нанайцев в ритуалах почитания хозяев тайги, гор, воды, отдельных местностей, хозяев животных широко использовалась собака, как посредник во всякого рода взаимоотношениях между человеком и хозяевами. Одним из важных считался обряд почитания домашних святынь. Утром, в день ухода охотников, старшая женщина в семье варила кашу из чумизы. Охотник завтракал вместе со всеми, еще раз осматривал нарту. Затем совершал ритуальное кормление собак юколой внутри жилища. Обычно нанайцы кормили собак на улице, и лишь отправляясь на охоту, совершали древний ритуал в доме. Жена нанайского охотника совершала ритуал угощения охранителей жилища. Для этого она заполняла рыбьим жиром два углубления «лала насални — глаза каши» на поверхности каши в миске и ставила пищу перед столбами гуси тора и домашними сэвэнами дюлимафа и дюлимама (Архив МАЭ РАН, д. 68, л. 254).
Нанайские охотники совершали соответствующие обряды перед выходом на охоту и на месте промысла. Считалось обязательным совершить обряд-соглашение с хозяином нарты. Нанаец Б. Онинко перед отправлением на охоту внимательно осматривал нарту и обращался с хвалебной речью к ее духу-хозяину (Архив МАЭ РАН, д. 68, л. 251-256). От прочности нарты зависело многое, и нанайские охотники совершали умилостивительные обряды перед самым отбытием на промысел. Восхваляя «хозяина» нарты, можно было рассчитывать на его поддержку и помощь. Однако, несмотря на ритуал, охотник знал, что надо взять в путь запасные части нарты и плотницкие инструменты.
Можно отметить трансформацию и особенности промыслового ритуального комплекса разных групп нанайского этноса. Так, верховские нанайцы в большей степени, чем другие территориальные группы, подверглись влиянию духовной культуры маньчжуров. В связи с обозначившимися переменами произошла и смена жертвенного животного. В этой роли стала выступать домашняя черная свинья (Инф. Н.В.Гейкер, 2001). До начала XX в. низовские нанайцы также старались использовать свинью непременно черной масти. Нанайцы, для отправления жертвенных ритуалов специально выращивали свиней черной породы. Со временем местные свиньи выродились, а с приходом русских появились породы свиней со светлым окрасом, и традиция убивать в жертву черных свиней утратилась. Петуха для этих целей также выбирали черного цвета. По данным А.В. Смоляк, нанайцы низовской группы в прошлом приносили в жертву хозяину неба рябчика (Смоляк, 1976. с. 141). К комплексу промысловых ритуалов относится и ритуал кэси гэлугури, который проводили при растущей Луне. Роль жертвенного животного в нем играла домашняя свинья, которую умерщвляли ножом, так как стрелять ее было запрещено. Кровь свиньи капали в отдельную чашку трем изображениям Эндури. Также убивали и жертвенных петухов. Свинье отрезали голову, отделяли от шеи дискообразный кусок мяса, отрезали кусок кожи и надевали его на голову свиньи. Голову устанавливали на поднос вверх рылом, рядом ставили отваренные внутренности и водку. Подпоясавшись поясами, кланялись по три раза каждому из трех изображений Эндури. На следующее утро это жертвенное мясо давали попробовать каждому участнику обряда (Архив ИИАЭНДВ ДВОРАН, д. 526, л. 11-12).
Таким образом, нанайских жертвенных животных можно классифицировать как заимствованных и автохтонных. К заимствованным животным относятся свинья и петух, и лишь использование собаки по праву считается проявлением сугубо амурского происхождения. Можно классифицировать жертвенных животных нанайцев и по отношению к определенным культам. Например, культ тайги, воды, медведя и тигра следует отнести к аборигенному пласту культуры. Культ неба (Эндури) довольно сложный, в нем много иноэтнических включений - тунгусских и маньчжурских.
При переезде на новое место охоты нанайцы совершали магический ритуал почитания хозяина соболей. Уложив нарты и надев ошейники на собак - старейшина брал голову соболя, которая висела несколько дней у огня, привязывал под задком нарт и говорил: «Ты будешь внутри норхон!» (соединительные поперечные валики на концах нарт) (Архив МАЭ РАН, д. 68, л. 294). Эти действия символизировали перенос фарта, удачи в промысле соболя с одного участка на другой, посредством «перемещения» соболя в поперечную планку нарты.
Подобные промысловые ритуалы совершали и другие коренные народы региона. Например, айны перед ловлей соболей, совершали жертвоприношение собаки духу Бочу (См. приложение № 1, рис. № 60). На голову жертвенной собаке клали петли для ловли соболя, затем приготовленное собачье мясо раскладывали кусочками на доске (Штернберг, Д. 4, л. 3). Орочи приносили собаку в жертву духам перед соболиным промыслом и съедали часть туши собаки. Кровью собаки мазали деревянные палочки и стружки, обращались к небу и к духам за помощью (Штернберг, 1933. С. 439, 440). Негидальцы приносили собаку в жертву Небу, Солнцу, Луне для получения удачи на промысле (Штернберг, 1933. с. 534).
К отправлениям культа воды относится сохранившиеся представления нанайцев, связанные с рыболовным промыслом. Нергенские нанайцы виновниками неудачи на рыбалке считались души утонувших собак. Чтобы задобрить, для них бросали в воду специальную пищу: черемшу, корни амурского дудника, листья табака. Кондонские нанайцы причину невезения в подобных случаях устраняли, делали соломенное изображение собаки Куде, подвешивали его над очагом, в пасть вставляли кусок высушенного хвоста или головы рыбы и били палкой. Этими действиями отгоняли образ виновной собаки и заставляли не мешать промыслу (Гаер, 1991. с. 36). У уссурийских нанайцев нашло отражение культа воды такие воззрения, они считали пятнистую нерпу собакой хозяина моря Ламу индани (Сем Л., 1976. с. 169). С приходом на промысел современные охотники во время обеда или ужина совершают жертвоприношение в честь хозяина реки, места. Слова обращения к духам просты и идут от сердца, в них просьба поделиться с ним дарами реки. Угостив хозяина водкой, охотник говорит: « Я приехал к тебе, не один, дома остались дети. Помоги! Не дай, чтобы я с пустыми руками вернулся домой» (Инф. В.М. Самар, 2001). Пришедшие на промысловый участок охотники сначала обустраивались, затем переходили к обрядовой стороне. Делали три сэвэна бучуэн. Выносили водку, настораживали капканы и раскладывали пищу. Затем становились на колени, просили счастья, кормили тайгу, хозяина воды, горы и восход солнца (Инф. Н.П. Бельды, 2001).
К промысловой обрядности относится и ритуал, который проводили в честь первой добычи нанайского мальчика. К.М. Бельды в первый раз взяли на охоту четырехлетним мальчиком, с помощью отца он насторожил капканы. Попавший в капкан зверь, считался законной добычей мальчика, знаком состоявшегося охотника. О первой удаче сообщали сородичам, варили кашу из проса, убитую дичь, и звали всю деревню на угощение от имени нового охотника. Гости дарили молодому охотнику самострелы и желали дальнейшей удачи (Инф. К.М. Бельды, 2001).
