Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Истоки и сущностные черты храмопопечения 43
1.1. Храмостроительство как отправная точка храмопопечения 43
1.2. Этапы храмостроительства и храмопопечение 59
1.3. «Городское» и «сельское» в храмопопечении 72
1.4. Храмопопечение как коммуникация: сакральное и профанное 76
Глава II. Храмопопечение в системе приходской жизни 83
2.1. Индивидуальные формы храмопопечения 83
2.2. Храмопопечение в традиционной православной обрядности 95
2.3. Традиции странничества в храмопопечении 105
2.4. Святотатство как нарушение традиций храмопопечения 119
Глава III. Храмопопечение как этносоциокультурный институт 128
3.1. Священник в системе храмопопечения 128
3.2. Церковные старосты и храмопопечение 135
3.3. Церковно-приходские попечительства в деле храмопопечения 144
Заключение 163
Список использованных источников и литературы 168
- Этапы храмостроительства и храмопопечение
- Храмопопечение как коммуникация: сакральное и профанное
- Храмопопечение в традиционной православной обрядности
- Церковные старосты и храмопопечение
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Храм в русской православной среде канонически и традиционно воспринимается как «земное небо», священное место богообщения, поэтому забота о нем является неотъемлемой частью религиозной традиции. Вопросы религиозной жизни этноса всегда занимали важное место в этнографической науке, поэтому, несмотря на наличие в современном российском этнографическом дискурсе вопросов, связанных с исследованиями самых разнообразных аспектов жизни православной общины, по-прежнему актуальной остается задача изучения системы отношений к храму и традиций, определяющих и регулирующих эти отношения. Данное исследование, основанное на материалах Вологодской губернии второй половины XIX — начала XX века, выявляет локальные традиции храмопопечения, их трансформацию в условиях модернизации российского общества, а также отвечает на вопрос о их месте и роли в традиционном укладе жизни севернорусского крестьянства.
Крестьянское сообщество рассматривается в качестве выразителя традиций храмопопечения в связи с утвердившемся в этнологии мнением о том, что именно оно было основным носителем традиционной культуры русских.
Историографический обзор построен в соответствии с теми направлениями этнографических и исторических исследований, которые внесли значительный вклад в разработку данной темы:
- изучение православного прихода в России как исторического и
этнокультурного феномена;
- этнографическое и историческое исследование православных
традиций Русского Севера;
- работы, посвященные изучению взаимоотношения мира профанного и
мира сакрального;
- этносемиотические исследования понятий «дар» и «жертва», важных для понимания сущности храмопопечения.
К первой группе работ, посвященных изучению истории православного прихода в России, отнесем, в первую очередь, дореволюционные и написанные в эмиграции обобщающие исследования П.В. Знаменского, Н.Д. Тальберга, А.П. Доброклонского, И.К. Смолича, протопресвитера Георгия Шавельского1. Все они выполнены в духе верности церковным канонам, с глубоким осознанием божественной природы Церкви, ее спасительной миссии при одновременном осознании кризисных явлений общецерковной и приходской жизни того времени. Появление ряда исследований дореволюционного времени было вызвано желанием реформирования церковной жизни и предсоборными настроениями начала XX века.
В советской историографии тема сельского прихода не представляла самостоятельного научного интереса для двух-трех поколений историков. Но при этом появлялись работы, посвященные изучению истории северного крестьянства, народной культуры, деревянного зодчества, издавались массовые источники по истории Русского Севера XVIII — XIX веков, о которых будет сказано ниже.
Возрождение изучения истории православного прихода началось на рубеже 1980-90-х годов. Одной из первых обратилась к этнографическому исследованию народной православной жизни М.М. Громыко. Исследователь указывает на важную методологическую позицию: этнография изучает не религию как таковую, а ее различные проявления в конкретном этносе. Впрочем, как утверждает этнограф, изучение религиозности предполагает,
1 Знаменский П.В. Руководство к Русской церковной истории. Казань, 1870. Тальберг Н.Д. История русской
церкви. Репринтное изд. [Электронный ресурс] М., 2004. 924 с. Режим доступа: .
Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 2001. Смолич И.К. История русской
церкви. 1700 -1917. Ч. 2. М., 1997. Шавельский Г.И. Русская церковь пред революцией. М. 2005.
2 Бензин В.М. Церковно-приходская благотворительность на Руси СПб., 1907.; Максимов Е. Историко-
статистический очерк благотворительности и общественного призрения в России. СПб., 1894; Заозерский
Н.А. Что есть православный приход и чем он должен быть // Богословский вестник. 1912. № 2. С. 319-350;
Папков А. Древнерусский приход // Богословский вестник. 1897. Т.1–2. №2. С. 231 – 284. Он же. Упадок
православного прихода (XVIII-XIX вв.). Историческая справка. М., 1899. 160 с.
что ученый знает и вероучение3. Сама М.М. Громыко внесла огромный вклад в изучение данной проблемы.
Вопросам храмостроительства, отношения к храму, его места и роли в праздничной культуре русских и обрядах жизненного цикла посвящены работы таких современных этнографов как И.В. Власовой, А.В. Буганова, Т.А. Ворониной, Л.А. Тульцевой, О.В. Кириченко, С.В. Кузнецова, И.А. Кремлевой, Т.А. Листовой, Г.Н. Мелеховой, Т.С. Макашиной, Х.В. Поплавской, К.В. Цеханской, Т.А. Бернштам, Т.Б. Щепанской и др. Целый круг вопросов, помогающих увидеть характер и особенности отношений между священником и прихожанами в разных моментах обрядовой, праздничной жизни, был освещен в монографии А.И. Розова. Вопросы бытования православных традиций рассмотрены в сборниках «Православие и русская народная культура», «Православная жизнь русских крестьян XIX — XX веков», «Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII-XX веках. Этнографические исследования и материалы» и др.
Из исследований историков постсоветского времени отметим работы, посвященные церковным реформам второй половины XIX века (С.В.
3 Громыко М.М. Этнографическое изучение православной жизни русских в XX веке (Обзор основных
тенденций) [Электронный ресурс ] // Исторический вестник. 1999. №1. Режим доступа: .
4 Буганов А.В. Выдающиеся личности и события в массовом сознании русских крестьян XIX – начала XX в.:
дисс. ... доктора исторических наук: 07.00.07 / Буганов Александр Викторович. М., 2011. Он же. Русская
история в памяти крестьян XIX века и национальное самосознание. М., 1992.; Власова И.В. К изучению
мировоззрения и самосознания севернорусского населения (по источникам XII — XX вв.) // Мировоззрение
и культура севернорусского населения / Отв. Ред. И.В. Власова. М., 2006. С. 102-144; Кириченко О.В.
Святость места, времени и лица в традиционном социуме // Святыни и святость в жизни русского народа:
этнографические исследования. М., 2010. С. 130 — 154. Кремлева И.А. Религиозность купечества и других
сословий по материалам духовных завещаний // Православная вера и традиции благочестия у русских в
XVIII-XX веках. Этнографические исследования и материалы. М., 2002. С. 128-139; Листова Т.А.
Религиозно-общественная жизнь: представление и практика // Русский Север: этническая история и
народная культура. XII— XX века. М., 2001. С. 706 — 755; Макашина Т.С., А.В. Фролова, О.А. Тучина
Календарные и семейные праздники Русского Севера (конец XIX — начало XX веков). / Отв. ред. В.Ф.
Шевченко. М., 2011.; Тульцева Л.А. Престольный праздник в картине мира (мироколице) православного
крестьянина // Православная жизнь русских крестьян XIX — XX веков. М., 2001. С. 124 — 167; Цеханская
К.В. Иконопочитание в русской традиционной культуре. М., 2004; Бернштам Т.А. Приходская жизнь русской
деревни: Очерки по церковной этнографии. Спб., 2005. 416 с.; Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиции
духовного освоения пространства) // Русский Север: К проблеме локальных групп. Спб., 1995. С. 110-176.
5 Розов А.И. Священник в духовной жизни русской деревни. Спб., 2003.
Римский6), изучению религиозных функций крестьянской общины (Б.Н. Миронов), различным вопросам приходской жизни (П.С. Стефанович).
Ко второй группе работ отнесем исследования, посвященные изучению православных традиций приходской жизни на Русском Севере. В частности, к ним относится большое количество трудов российских, в том числе вологодских, этнографов, историков второй половины XIX — начала XX века, работы которых, публикуемые на страницах дореволюционных общероссийских периодических научных сборников, были представлены в различных жанрах — «путевых записках», исторических описаниях и этнографических очерках.
В советской региональной историографии теме народного храмопопечения, как уже отмечалось, фактически не было места. Вновь к ней обратились с 80-х годов XX века. Для нашего исследования значительный интерес представляют работы А.А. Куратова, П.А. Колесникова, А.В. Камкина, М.С. Черкасовой, Н.М. Теребихина, Н.В. Алексеевой, И.В. Спасенковой, С.В. Третьяковой, М.В., Пулькина, А.А. Угрюмова и др..
6 Римский С.В. Русская православная церковь в XIX веке. Ростов-на-Дону, 1997. Он же. Церковная реформа
Александра II // Вопросы истории. 1996. №4. С. 32 — 48.
7 Миронов Б.Н. Социальная история России (18 – нач. 20 в.): генезис личности, демократической семьи,
гражданского общества и правового государства. Т.1. СПб., 2000.
8 Стефанович П.С. Приход и приходское духовенство в России XVIII – XX вв. // Православная энциклопедия
/ под. общ. Ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго. М., 2000. С. 267-275.
9 Савваитов П.И. Дорожные заметки от Вологды до Устюга. // Московитянин. 1842. Ч.6. №12. С. 310 — 336.
Случевский К.К. По Северо-Западу России. Том I. По Северу России. Спб., 1897. Потанин Г.Н.
Этнографические заметки на пути от г. Никольска до г. Тотьмы // Живая старина. 1899. выпуск 1. С. 23 —
60.; Он же. Этнографические заметки на пути от г. Никольска до г. Тотьмы // Живая старина. 1899. выпуск 2.
С.167 — 235.
10 Бурцев Е. Спас на Кокшеньге Тотемского уезда Вологодской губернии. Историко-статистический очерк.
Вологда, 1912.; Линьков А. Описание Тиксенской Преображенской церкви Тотемского уезда Вологодской
губернии. Вологда, 1900. Ф. Малевинский Спас на Стрелице: исследования и материалы по истории одного
севернорусского православного прихода / Под общ. Ред. А..В. Камкина, научн. ред. Р.П. Биланчук. Сост. С.А.
Тихомиров. Вологда: Книжное наследие, 2003.
11 Cкворцов А. Бережнослободская волость Тотемского уезда. Этнографический очерк./ Вологодский
сборник, т.2. Вологда, 1881; Шустиков А.А. Троичина Кадниковского уезда. Этнографический очерк. // ВГВ.
1883. №10, №11; Он же. Тавреньга Вельского уезда. Этнографический очерк // Живая старина. 1895. Вып. 2.
С. 171 — 198;С. 22-44.; Иваницкий Н.А. Материалы по этнографии Вологодской губернии. /Сборник
сведений для изучения быта крестьянского населения России. Выпуск II. под ред. Николая Харузина. М.,
1890; Едемский М.Б. Свадьба в Кокшеньге Тотемского уезда / Сост., подготовка текста и комментарии М.А.
Вавиловой, С.Н. Смольникова. Вологда, 2002.
12 Куратов А.А. Православные святыни и святые в истории Архангельского Севера: учебн. кн. - Архангельск,
2002. 226 с.; Колесников П.А. Северная деревня в XV — первой половине XIX века: к вопросу об эволюции
аграрных отношений в русском государстве / Вологод. гос. пед. Ин-т. Вологда, 1976.; Камкин А.В.
Православная церковь на Севере России: Очерки истории до 1917 года. Вологда, 1992; Черкасова М.С.
Документы XVII — XVIII вв. из архивов соборных храмов в Вельске и Верховажье // Вестник церковной
истории. М., 2008. С. 61 — 129; Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера (Религиозно-
Среди работ последних лет следует назвать сборники научных статей и коллективные монографии, в которых специалисты различных отраслей современного гуманитарного знания публикуют работы, посвященные традиционной культуре и этнокультурным ландшафтам Русского Севера.
К третьей группе отнесем работы, посвященные изучению сущности сакрального и взаимоотношений с ним человека. Среди них следует выделить работы философского плана, написанные в русле православной традиции. Это исследования философов начала XX века священника Павла Флоренского, протоиерея Сергия Булгакова, и современного исследователя А.М. Лидова.
К четвертой группе работ, тематика которых соприкасается с изучением взаимоотношения мира человека и мира сакрального, отнесем труды этнографов, антропологов и филологов, посвященные раскрытию понятий «дар» и «жертва». Взаимоотношение между людьми и миром сакрального, выстраиваемые по принципу дарообмена и жертвы, рассматривались
мифологическое пространство севернорусской культуры). Архангельск, 1993.; Спасенкова И.В. Православная традиция русского города в 1917-1930-е гг. (на материалах Вологды). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Вологда, 1999; Алексеева Н. В. Покаяние в православной традиции русских крестьян XVIII-XIX вв. (по материалам Европейского Севера России). Дисс... к. и. н. Вологда, 1998.; Третьякова С.В. Основатели монастырей в исторической памяти и религиозном укладе Белозерья (вторая половина XIX — первая четверть XX вв.). Дисс. … к.и.н. Архангельск, 2007. Пyлькин M. B. Этнoкyльтypнaя cпeцификa peлигиoзнoй жизни Oлoнeцкoй eпapxии в XVIII —нaчaлe XX в. // Этнoc. Лaндшaфт. Kyльтypa. CПб., 1999. C. 91—92.; Угрюмов А.А. Кокшеньга: Историко-этнографические очерки. Вологда, 2003. 192 с.
13 Русская культура на пороге третьего тысячелетия: Христианство и культура. Вологда, 2001.; Сакральная
география и традиционные этнокультурные ландшафты народов Европейского Севера. Сборник научных
статей. Архангельск.: Поморский университет, 2006.; Русская культура на рубеже веков: Русское поселение
как социокультурный феномен. Сборник статей /Гл. ред. Г. В. Судаков. Вологда, 2002.; Русская культура
нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия. Вологда,
2007. и др.
14 Флоренский П.А. Философия культа (Опыт православной антроподицеи) /сост. и авт. вступ. ст.: С. Г.
Антоненко. М., 2010.
15 Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения Православной церкви. Спб., 2011. Он же. Философия
хозяйства. - Москва : Наука, 1990.
16 Лидов А.М. Иеротопия. Создание сакральных пространств как вид творчества и предмет исторического
исследования. // Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси, М., 2006. С. 9-3.
17 Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. 2-е изд., испр. и доп. М., 1998.; Гуревич А.Я. Проблемы
генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 67-68; Он же. Богатство и дарение у скандинавов в
раннем Средневековье. // Средние века. Вып. 31. М, 1968; Иванов В.В. Происхождение семантического поля
славянских слов, обозначающих дар и обмен // Славянское и балканское языкознание. М., 1975. C. 50-78.;
Топоров В.Н. Об одном архаичном индоевропейском элементе в древнерусской духовной культуре - *svet //
Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987. С. 184 — 253.; Байбурин А.К., Топорков А.Л. У
истоков этикета. Л., 1990.; Агапкина Т.А. Дар // Славянские древности. Этнолингвистический словарь / под
общ. Ред. Н.И. Толстого. Том 2. Москва: Международные отношения, 1999.
исследователями и на основе западноевропейских религиозных практик, а также других этносов и племен (М. Мосс).
Таким образом, в исследованиях последних трех десятилетий тема храмопопечения была не только возрождена, но и обрела свою методологию и ряд проблемных направлений: изучение места храма в народном религиозном сознании, обжитом пространстве и религиозной народной практике; выявление функций различных иерархических институтов (клир, приходские структуры, отдельные прихожане) в традиции храмопопечения; уяснение взаимоотношения клира и прихожан и т. д.
Вместе с тем, в этнографических и исторических работах храмопопечение не звучит как отдельная, самостоятельная тема. Оно характеризуется лишь в связи с исследованиями разнообразных сторон религиозной жизни русских, но как самостоятельный и целостный феномен не рассматривается. Это предопределило выбор тематики исследования, основным объектом которого стал традиционный уклад жизни крестьян Вологодской губернии второй половины XIX — начала XX века, который мы рассматриваем через призму этноконфессиональной повседневности. Предметом исследования являются традиции храмопопечения.
Целью работы стало исследование места и роли храмопопечения в этнокультурной и религиозной жизни русских в эпоху российской модернизации второй половины XIX — начала XX веков. В связи с этим нам представилось необходимым решить следующие исследовательские задачи:
определить сущность и смыслы храмопопечения;
охарактеризовать традицию храмостроительства как духовную основу храмопопечения;
обозначить роль и место храмопопечения в повседневной жизни приходского сообщества;
охарактеризовать институциональную организацию храмопопечения;
18 Мосс. М. Очерк о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. М., 1996. С. 85-111.;
рассмотреть храмопопечение как сферу проявления личной религиозности русских крестьян;
выявить функции храмопопечения. Названные задачи обусловили выбор методологии исследования. Мы
использовали системный подход, применяющийся в исследовании локальных сообществ в историко-этнографических исследованиях. Само крестьянское сообщество как этносоциокультурная среда являлось определенной системой с многообразными связями и взаимоотношениями, традиционным укладом, со своими способами трансляции исторической памяти и социокультурного опыта. Поэтому применение системного подхода сориентировало нас на раскрытие целостности явления храмопопечения в традиционном укладе жизни вологодских крестьян.
Изучение храмопопечения проводилось нами в русле историко-антропологических и этнографических исследований. Источниковая база, представленная документами, основанными на местном, локальном материале, способствовала применению методов микроисторических исследований.
Мы рассматривали храмопопечение и как проявление религиозности
крестьян, и как этносоциокультурный институт севернорусского
православного прихода. В первом случае его изучение носило
феноменологический характер. Во втором случае институциональный анализ
храмопопечения предопределил использование структурно-
функционального метода, позволившего выделить в системе приходского
храмопопечения несколько структурных составляющих, обеспечивающих
существование и функционирование данного этносоциокультурного
института: самого крестьянского сообщества, священно-
церковнослужителей, церковных старост и церковно-приходских попечительств. В свою очередь, само храмопопечение было органичной частью всей религиозной практики приходского сообщества и через его
представителей выполняло ряд важных функций, о которых идет речь в третьей главе данного исследования.
Нами также применялись описательный, сущностно-содержательный, статистический методы и метод историко-этнографической интерпретации.
Источниковая база исследования представлена корпусом разнообразных видов документов, как опубликованных, так и не опубликованных. Нормативная источниковая база исследования представлена опубликованными государственными законодательными актами19, синодальными нормативными и распорядительными актами, касающимися вопросов внутриприходской организации и церковного строительства, а также распоряжениями Вологодской Духовной Консистории, публиковавшимися на страницах официальной части Вологодских епархиальных ведомостей.
Важными для нашего исследования представляются отчеты о состоянии Вологодской епархии за 1853-1916 годы, хранящиеся в фонде Канцелярии Синода Российского государственного исторического архива.
В достаточно обширном корпусе архивных источников выделяются следующие виды:
Учетно-статистическая документация:
- клировые ведомости церквей Вологодской епархии, содержащие актуальную для данного исследования информацию о составе и численности приходов, времени постройки церквей и посвящении престолов;
19 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб, 1845.
20 Уставы Духовных Консисторий. Спб., 1841, 1883; Высочайше утвержденное 2-го Августа 1864 года
положение о приходских попечительствах при православных церквах. // Свод узаконений и распоряжений
правительства об устройстве сельского состояния и учреждений по крестьянским делам, с
воспоследовавшими по ним разъяснениями, содержащимися в решениях Правительствующего сената и в
постановлениях и распоряжениях высших правительствующих учреждений. Спб., 1898. 2 Т. С. 1365 —
1368. Именной высочайший указ об инструкции церковным старостам. // Свод узаконений и
распоряжений ... Спб.: Тип. Д.В. Чичинадзе, 1898. 2 т. С. 1370 — 1380.
21 Общее приложение к томам Полного Собрания Законов /Полное собрание законов Российской империи с
1649 года. Том XL. 1825 – по 19 Ноября. Печатано в типографии II Отделения Собственной его
Императорского Величества Канцелярии. 1830.
22 С благодарностью отметим, что отчеты были любезно предоставлены исследователем Е.С.
Фасхутдиновой.
отчеты о состоянии церквей, духовенства, о количестве и состоянии молитвенных домов и часовен;
отчеты об обозрении церквей и причтов Вологодской епархии епископом, позволяющие воссоздать картину приходского устроения второй половины XIX — начала XX века, а также отражение в ней крестьянского благочестия;
отчеты благочинных о пожертвованиях, дающие представление о степени распространенности благотворительности в губернии во второй половине XIX — начале XX века, сословной принадлежности попечителей, составе пожертвований, их материальной ценности, целевой направленности;
отчеты о деятельности приходских попечительств, проливающие свет на функционирование новых институтов храмопопечения в сельском православном приходе со второй половины XIX века.
Источники нарративного характера представлены церковноприходскими летописями и краткими сведениями о церквах и причтах Вологодской епархии за 1888 год, находящимися в фонде Суворовых ОПИ ВГИАХМЗ.
Делопроизводственная документация:
дела о строительстве церквей и часовен;
дела об открытии самостоятельных приходов и о перечислении прихожан от одной церкви к другой, позволяющие выявить механизмы осуществления храмостроительства в сельском православном приходе и определить роль и место крестьян в системе храмопопечения;
дела о награждении церковных старост похвальными листами и медалями, о деятельности церковно-приходских попечительств на основании которых можно проследить роль церковных старост и церковноприходских попечительств в организации приходской жизни;
дела о духовных завещаниях и о незаконном сборе денег в пользу церквей и монастырей Вологодской епархии помогающие пролить свет на индивидуальные формы храмопопечения, выявить духовные основы для его
осуществления, найти в этом явлении приходской жизни элементы «официального», церковного и «личностного».
Историко-этнографические источники:
опубликованные материалы «Этнографического бюро» кн. В.Н. Тенишева23;
мемуары «Воспоминания причетнического сына» протоиерея А. Попова, касающиеся времени приблизительно с 1845 по 1890 годы и опубликованные в 1913 году. Для нашего исследования они интересны тем, что помогают выявить роль священника в деле храмопопечения и увидеть реальную картину организации храмостроительства на примере одного сельского прихода Вологодской губернии.
Учетно-статистическая документация о пожертвованиях, хранящаяся в фонде Вологодской духовной консистории ГАВО, представленная отчетами благочинных о пожертвованиях в церкви и монастыри Вологодской епархии, позволяет изучить некоторые особенности бытования древней традиции храмопопечения в условиях ее трансформации, когда она стала приобретать организованные формы. Нами были исследованы отчеты благочинных о пожертвованиях за 1868, 1875, 1876, 1880, 1884–1887, 1896–1903, 1907, 1910 годы и выявлены сведения о 783 пожертвованиях от 519 «доброхотных дателей». Наибольшая часть данных относится к 1884, 1885, 1886, 1903, 1907 и 1910 годам, что дало нам возможность объединить пожертвования в две группы – второй половины XIX века (1884–1886 годы) и начала XX века (1903, 1907 и 1910 годы). Все пожертвования вносились в базу данных, что позволило проанализировать информацию статистическими методами. При регистрации пожертвований в базе данных нами указывались следующие атрибуты: год, уезд, сословная принадлежность жертвователя, в какую (свою или не в свою) приходскую церковь направлялось пожертвование, его вид (деньги или вещи), целевая направленность, сумма пожертвования.
23 Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева. Т.5.
Вологодская губерния. Спб., 2007-2008.
24 Попов Алексей. Воспоминания причетнического сына: Из жизни духовенства Вологодской епархии . -
Вологда, 1913.
Результаты статистического анализа исследованных документов представлены в тексте работы в виде диаграмм и таблиц.
В целом, круг источников, выявленных нами, представляет собой репрезентативный документальный корпус, позволяющий решить поставленные в исследовании задачи.
Хронологические рамки охватывают период с 60-х годов XIX века до революций 1917 года. Нижняя граница исследования объясняется глубокими социальными изменениями российского общества, в том числе и религиозной жизни, связанными с проведением Великих реформ. Верхняя граница исследования обусловлена системным кризисом российского социума и революциями начала XX века.
Научная новизна работы определяется привлечением еще не опубликованных и не введенных в научный оборот источников по истории бытования православных традиций в крестьянской среде Вологодской губернии второй половины XIX — начала XX века, комплексным подходом к изучению традиций храмопопечения как с точки зрения ментальных и мировоззренческих основ этого явления, так и с точки зрения его проявления в обрядовых практиках и повседневной жизни крестьян. Данная работа является первым историко-этнографическим исследованием, целиком посвященным изучению традиций храмопопечения на Русском Севере.
Практическая значимость результатов диссертации заключается в возможности их дальнейшего применения в научных исследованиях, посвященных православной культуре, в качестве примера для воссоздания приходской жизни в современных приходах, а также в образовательной деятельности. Материалы, впервые введенные в научный оборот в данном исследовании, могут использоваться для преподавания курсов по истории культуры и этнографии вологодского региона и Русского Севера. Современное активное участие Русской Православной Церкви в жизни общества, увеличение количества верующих заставляет нас обратиться к
тому бесценному опыту заботы о православных храмах, который существовал в России во второй половине XIX — начале XX века.
Апробация результатов исследования. Результаты научных исследований были изложены в ряде статей в сборниках и журналах, в том числе рецензируемых, а также предлагались для рассмотрения научному сообществу на международных, всероссийских и региональных научных конференциях и конгрессах: всероссийской научной конференции, посвященной 70-летию д.и.н., профессора А.И. Комиссаренко (Российская академия государственной службы, г. Москва, 2007 г.); международной научной конференции, посвященной 80-летию АЛТИ-АГТУ «Россия и россияне: особенности цивилизации» (Архангельск, 22 — 24 мая 2009 г.); всероссийской научно-практической конференции, посвященной 45-летию музея «Малые Корелы» (Архангельск, 8 — 11 июля 2009 г.); XVI всероссийском научно-практическом совещании по вопросам изучения и издания писцовых книг и других историко-географических источников (Кирилло-Белозерский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, (10-11 сентября 2009 г.); в Институте этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН в Отделе русского народа в докладе: «Традиции храмопопечения на Европейском Севере России во второй половины XIX — начала XX века (на материалах Вологодского губернии)» (Москва, 22 июня 2010 г.); всероссийской конференции «Культура Поонежья X-XXI веков: общерусские черты и региональные особенности» (Каргополь, 18-20 августа 2010 г.); областной научно-практической конференции «2012 год: памятные даты и знаменательные события в истории Вологодчины» (Вологда, 21 марта 2012 г.); региональных научно-краеведческих чтениях памяти протопресвитера Александра Желобовского «За Веру и Отечество!» (Череповец, 6 апреля 2013 г.); X конгрессе этнографов и антропологов России (Москва, 2-5 июля 2013 г.), а также опубликованы в научных сборниках и журналах.
Структура работы соответствует решаемым задачам и состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
Этапы храмостроительства и храмопопечение
Все, что делалось для храма считалось угодным самому Богу. Такая точка зрения, присущая всем верующим, исключала пренебрежительное отношение к каким-либо видам работ в храме или для храма на каждом этапе храмостроительства и дальнейшего храмопопечения180. Храмопопечение, связанное с храмостроительством могло иметь разные формы: деятельность, направленная на подготовку к строительству и руководство ею, непосредственные работы по возведению храма, пожертвования деньгами или вещами, участие в сборе доброхотных подаяний на строительство церкви.
В первую очередь перед устроителями нового храма возникал вопрос об источниках средств на постройку. Епархиальное начальство заботилось о том, чтобы строительство не наносило вреда церковным доходам, поэтому часто в прошениях благочинные, священнослужители, церковные старосты и председатели церковно-приходских попечительств указывают материальные возможности прихода. Так, благочинный четвертого округа Тотемского уезда пишет в своем прошении о начале ремонта в обгоревшей в 1876 году Богородской Пустошуйской церкви: «В деньгах стеснения церковь, вероятно, не потерпит, потому что прихожане пламенно желают скорее исправить церковь свою, а окрестные благотворители, видя производство работ, охотнее помогут жертвами»181. Церковный староста Нутренской Николаевской церкви Тотемского уезда в своем прошении о перестройке здания церкви отмечает, что на это будут употребляться «суммы из кассы приходского попечительства, не касаясь церковных денег»182. В свою очередь, председатель попечительства Нутренской церкви пишет в Вологодскую духовную консисторию, что «хотя в кассе приходского попечительства наличной суммы простирается до 100 руб., каковая же не может вполне удовлетворить всей вообще постройке, но зато зерновой хлеб, собранный мною во время прошедшей осени, находится весь в наличности, при продаже которого можно надеяться, что сумма составится в попечительстве до 400 рублей»183. Председатель попечительства так же надеется, что «при постройке и наглядности дела число доброхотных и щедродателей может увеличиться»184. Народное представление о том, что постройка церкви — дело, требующее немалых средств, нашло отражение в поговорках и загадках крестьян
Вологодской губернии. Вот одна из них: «Клеть плетена, она вверх введена во сто углов, о сто концов, во тысячу рублев»185. Отметим, что отношение крестьян вообще к сбору денег, даже на церковные нужды, было чаще всего негативным, но при этом никогда не переносилось на храм. Об этом свидетельствует пример о сборе средств на Спасо-Преображенский храм в Кокшеньге. Как свидетельствуют «Вологодские епархиальные ведомости»: «Незадолго до пожара на сходе прихожане показали вопиющее неусердие к родному храму: на просьбу собрать с души в пользу храма по одному гривеннику они ответили отказом»186. Вскоре после этого случая храм полностью выгорел, и крестьяне, как бы осознавая свою вину перед святыней, решили жертвовать с души по рублю в год в продолжении двух лет. Если строительство затягивалось, и средств не хватало, то прихожане вынуждены были обращаться к помощи «доброхотных дателей». Для этого из среды крестьян выбирался сборщик, которому давалось доверительное письмо, заверенное причтом церкви, и консисторская книга для записи пожертвований. На сбор подаяний за пределами епархии требовалось специальное разрешение.
В некоторых случаях возможные пути изыскания дохода предлагались самими священниками. Так, например, в своих воспоминаниях протоиерей Алексей Попов описывает строительство церкви в Ергинском приходе Устюжского уезда: «Спустя некоторое время, — год или два, точно не помню, когда в сознании прихожан окрепла мысль о нужде расширения церкви, я стал хлопотать перед ними и о последнем, и о самом существенном источнике для увеличения церковной доходности. В границах прихода на реке Сухоне есть довольно длинный, очень быстрый и мелководный, как в Опоке, перекат, с каменистым ложем, известный под названием Скарятинского или Березовского перебора. В этом перекате большие, тяжело нагруженные солью суда Сереговского завода, никогда не могли выходить вверх по течению реки лошадиными силами, хотя каждое из них тянуло лошадей 15-20, лямкою. … И вот, чтобы провести судна на нашем перекате без промедления во времени, компания, для увеличения подъемных сил, нанимала местных жителей, за что и платила им от 15 до 20 рублей с каждого судна. … Так вот, эту выручку моих прихожан, около 300 и более рублей в год, и мечтал я обратить в доходную статью на устройство церкви. Мечтал и не напрасно, мои мечты осуществились»187.
Из делопроизводственной документации о строительстве храмов видно, что инициатива самого возведения нового здания церкви исходила чаще от прихожан, но непосредственными организаторами строительства были члены причта, церковный староста, члены церковно-приходского попечительства и некоторые прихожане, проявляющие особую заботу о церкви. Отчеты благочинных о пожертвованиях в церкви и монастыри Вологодской епархии188 показывают, что среди жертвующих на внешнее обустройство церкви выделяются председатели церковно-приходских попечительств и церковные старосты, для кого храмопопечение было проявлением не только личной религиозности, но и обязанностью. Так, например, священник и староста Нутренской Николаевской церкви подали два различных прошения от 23 июля 1879 года: священник — о разрешении устроить один престол вместо двух на середине алтаря, как того требуют правила189, а староста — о расширении внутреннего пространства храма за счет кладовой и помещения для складки дров190. На вопрос Консистории о том, почему они посылают прошения независимо друг от друга, причт Нутренской церкви дал следующие объяснения: «Священник с причтом по прямой их обязанности более заботятся об алтаре, как о месте принесения бескровной жертвы и совершения Божественной Литургии, и удобном устройстве оного.
Храмопопечение как коммуникация: сакральное и профанное
Одной из особенностей традиционной культуры является то, что партнером по коммуникативному акту может выступать не только человек, но и практически любой другой объект, который приобретает человеческие атрибуты в акте общения219. Дар является одной из архаичных форм коммуникации, своеобразным способом регулирования отношений внутри социума, между человеком, миром сакральным и миром природы.
В храмопопечении одним участником коммуникации являлось крестьянское сообщество (в целом, либо отдельные его представители), а другим — все, что связано с миром сакрального — церковь (как святое, почитаемое место) и священнослужители, занимающие самое близкое место по отношению к сакральному центру — храму. Часто в сознании крестьян пожертвования на храм предполагали жертвы какому-либо святому, так как храм олицетворялся с тем святым, которому он был посвящен. Так, например, крестьянин Вологодского уезда, Фетининской волости, д. Клочкова Михаил Васильев Залыгин жертвует все свое имущество, кроме земли (один повыток — внучке, а другой — внуку) и несеянного хлеба (который нужно продать и расплатиться с долгами и податями) «Василию Великому в церковь на Подку»220. Ситуация храмопопечения — это ситуация коммуникации, а значит и диалога, даже в том случае, если участники общения разделены пространством, временем и статусом. В данной коммуникации отношение между ее участниками осуществляются по принципу «жертвователь — получатель» или «даритель — получатель». Принцип обмена, содержащийся в актах жертвоприношения и дара, реализуется с помощью материальных ценностей, но сами пожертвование и дарение несут в себе принцип благожелательства или доброжелательства в отношениях людей или людей и божеств. Понятия жертвы и дара не являются взаимоисключающими, не противоречат друг другу по своей семантической характеристике. В крестьянской среде в отношении материальных приношений употреблялось чаще слово «дар», а в официальных документах Духовной Консистории — «жертва». Так, например, в одном из отчетов благочинных о поступивших в церкви и монастыри пожертвованиях указывается, что крестьянин Дмитрий Никифоров Чекавинский пожертвовал прямо перед смертью в свою приходскую церковь Никольского уезда наличными деньгами и билетами 1270 рублей на благоукрашение своего приходского храма221. А прихожанин Домшинской Христорождественской церкви в своем прошении епископу пишет, что «он подарил участок земли в вечное владение и пользование в свою приходскую церковь на престол»222. В обращениях к крестьянскому миру с просьбами о пожертвованиях на строительство храма или церковные нужды чаще звучало выражение «доброхотные датели». Слово «дар», «датель» были общеупотребительными в крестьянском сообществе, а слово «жертва» имело древний, сакральный смысл, берущий свое начало в Священном Писании, и, потому, широко употреблялось в церковном делопроизводстве. В словаре Даля223, жертва — это то, что отдают или лишаются невозвратно. Для иллюстрации употребления этого слова Даль приводит следующие пословицы: «жертвуя рублем, приобрел тысячи» и «жертвуй головою, не жертвуй душою». У Даля «дарить что-то, или кого-го чем-то» обозначает отдавать навсегда безмездно, отдать даром, приносить в дар, дать подарок. Даль приводит следующие пословицы: «дар не купля: не хаят, а хвалят», «спесивому хвала лучше дара»; «тяжелы поклоны с легким даром»; «дары дарят (свадебные), на отдарки глядят» и др. Таким образом, мотив безвозвратной отдачи звучит и в том, и в другом значении. Поведение жертвующего на храм находилось в широком диапазоне от минимальной знаковости и прагматических целей до максимальной знаковости, свойственной ритуальному поведению, и духовных целей. В деле храмопопечения, включающего в себя как строительство храма, так и дальнейшие заботы о нем крестьян, ярко проявляли себя обе стороны поведения прихожан. Примеры коммуникативного поведения жертвующего, действующего с прагматической целью дают нам материалы «Этнографического бюро кн. Тенишева», располагающиеся в разделе «Стремление возвысить свое общественное положение». Так, в одном из них отмечается, что в Калининской волости Тотемского уезда крестьяне жертвуют «такие предметы, чтобы были на виду у всех, и чем можно похвастать и самому себя отличить»224. Пример иного рода зафиксирован корреспондентом из Ватлановской волости Вологодского уезда: «крестьяне преимущественно жертвуют в церковь, держась убеждения, что эта жертва всех выше и спасительнее»225.
В Степуринской волости Грязовецкого уезда среди крестьян выделялись два благотворителя — Федор Михайлович Питерянкин и Иван Яковлевич Язиков. Оба они, как сообщает корреспондент бюро, нажили богатство трудами своими — вначале были мальчиками в рыбной лавочке в Петербурге, а потом стали торговать самостоятельно. Вернувшись в родной приход, Питерянкин пожертвовал 15 тысяч рублей на украшение своего храма, а на украшение соседних церквей — 10 тысяч. По мнению крестьян этого прихода, он «благотворительствует отчасти от того, что некуда деньги девать, а больше всего из-за славы, чтобы о нем говорили везде. Требует большого почета и уважения»226. Но такая благотворительность в крестьянском сообществе не приветствовалась. О Язикове же, крестьяне отзывались иначе: «В высшей степени набожный и богобоязненный человек, поэтому и благотворительствует искренне, от чистого сердца»227. Эти примеры показывают, что к сам факт участия в храмопопечительных практиках считался делом богоугодным, душеспасительным и в крестьянских сообществах привлекал к себе внимание крестьян. При этом мог вызывать неоднозначные оценки прихожан из-за различных мотивов самих жертвующих. Тем не менее, прагматический смысл в отношении в храму и духовенству был явлением достаточно сильным. И это беспокоило церковную общественность. В 1891 году на страницах журнала «Церковный вестник»228 появилась статья об обычаях славления, который осуществлялся священнослужителями в пасхальные дни. В печати существовало две точки зрения на этот обычай. Одни почитали этот древний обычай за его высокий внутренний смысл, другие – порицали за то, что он стал способом приобретения материальных средств. На самом деле, в обходе священником дворов объединялась прагматическая и сакральная стороны. Прагматическая сторона при этом усиливалось зависимостью клира от содержания прихожан. Поэтому не случайно автор статьи выдвигает мысль о том, что славление только тогда приобретет исконный смысл, когда духовенство будет обеспечено достойным жалованьем.
А.К. Байбурин и А.Л. Топорков отмечали, что в историко-этнографическом аспекте примеры двойной взаимосвязанной и взаимодополняющей мифологической и социальной мотивации ритуальных или этикетных жестов представляют для исследователя особый интерес229. А.К. Байбурин отмечал, что «после работ М. Мосса, А. Хокарта, Р. Нидема и других исследователей традиционных культур можно считать установленным, что в традиционном обществе проявления различных сторон деятельности были настолько интимно связаны между собой, что сколько-нибудь отчетливое противопоставление утилитарных и символических аспектов иногда просто невозможно. Обычай, имеющий, с нашей точки зрения, практический смысл, мог быть наделен и символическим значением. … С другой стороны, символичность ритуала, его преимущественная ориентация на ценности знакового характера вовсе не свидетельствуют о полном отсутствии практических функций»230.
Храмопопечение в традиционной православной обрядности
Современными этнографами, в центре внимания научных интересов которых находится приходская жизнь русского крестьянина второй половины XIX — начала XX века, не раз подчеркивалась роль храма как духовного ориентира, места межличностной и межпоколенной коммуникаций, а также своеобразного временного и пространственного «маяка». Так, представление о времени связывалось с православными праздниками, в которых главное действо разворачивалось в храме, являвшемся неотъемлемой частью традиционного крестьянского уклада. Как сообщает корреспондент Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева, «назначая время для более отдаленных действий, как например, для найма или для уплаты податей, крестьяне ссылаются на большие праздники, не зная в то же время, в какое число и какого месяца бывает этот праздник по гражданскому календарю»246. Иногда престольные праздники знаменовали начало важных сельскохозяйственных работ. Например, в приходе Мольской Троицкой церкви престольный праздник Иоанна Крестителя (24 июня — ст. ст.) собирал крестьян и из других приходов, так как он служил «вступлением, предначатием» сенокоса. В силу этого каждый крестьянин считал своим долгом сходить на праздник и помолиться о счастливом проведении сенокоса247. Для изучения проявлений храмопопечения в крестьянской праздничной культуре мы обратимся в первую очередь к православным праздникам, как к общецерковным, так и местным: обетным, престольным, храмовым, дням памяти чтимых местных святых (классификация приведена в работе Т.С. Макашиной248).
Как отмечает в своем исследовании М.М. Громыко, храмовые праздники по бытовым чертам своим занимали промежуточное положение между календарными и семейными. С одной стороны, они относились к конкретной дате и охватывали всех крестьян, с другой стороны, были отмечены «гостеванием» родственников в семьях. Эти праздники посвящались памяти святого или события, во имя которого была построена местная церковь в целом либо один из престолов церкви. Престольным мог быть и один из больших праздников церковного календаря, отмечаемых в данном селении по установленной в приходе очереди. М.М. Громыко подчеркивает, что ко дню престольного праздника крестьяне стремились обновить, освежить украшения самого храма249. В.Н. Топоров, описывая мировоззренческие характеристики праздника, отметил две его особенности, которые являются важными для нашего исследования. Первая особенность — это сакральность праздника. По мнению Топорова, «связь сакральности и праздника в его архаичной форме настолько обязательна, что в известной степени и в определённом контексте можно сказать, что сакрально то, что связано с сутью праздника, с его ядром»250. Вторая особенность — это «пустота», «незаполненность» праздника, которая так или иначе соотносится с обычной для понимания праздника идеей о разрыве профанической временной длительности, о празднике как состоянии, когда время останавливается, когда его нет251. Т.Б. Бернштам отмечала, что на бытовом уровне это «вневременное» состояние выражалось прежде всего в отсутствии обычного деления на уповоды всего праздничного времени независимо от сроков его длительности (день или недели)252.
Сакральность, «пустота», незаполненность праздника повседневными трудами, о которых писал В.Н. Топоров253 давали возможность прихожанам погрузиться в духовный мир, забыть на время о мирских заботах и посвятить свою деятельность храмопопечению. Своеобразной его формой в праздничные дни была организация торгов или ярмарок около храма. Л.А. Тульцева называет ярмарку одном из главным событий престольного праздника. «Ярмарка, — пишет она, — одно из древнейших звеньев в структуре круговорота крестьянской жизни и соответственно годового круга литургического времени. На ярмарке кипение жизненных сил достигает своего апогея»254. По мнению Н.М. Теребихина, ярмарочная торговля носила хтонический характер, связанный с культом предков, поминовением умерших, а локализация торга рядом с церковью раскрывала его «освященный» характер255.
Особый интерес для данного исследования представляют торги, проводившиеся около церкви и приносившие храму и причту немалую материальную прибыль. Мы говорим о торгах в праздничные дни около церкви или часовни, где продавалось пожертвованное имущество или скот, а деньги поступали в пользу церкви. Эти торги носили характер аукциона, тем самым, сохраняя в себе древний состязательный характер ярмарок, когда торговля происходила в форме поединка, где «покупателем» был «победитель»256.
Материалы Тенишевского бюро содержат несколько примеров, подтверждающих особый сакральный статус ярмарок, проводившихся на престольные праздники в разных приходах Вологодской губернии во второй половине XIX — начале XX века. Рассмотрим три типичных примера. В Дологовицком приходе Кокшеньги257 крестьяне приводили к Зосимо-Савватиевской церкви различный скот как жертву соловецким чудотворцам Зосиме и Савватию. Для скота была устроена каменная ограда, в которую запирались жертвы, тут же лежало и сено для скота, тоже «жертвованное». В день праздника, 27 сентября (с. ст.) — память преподобного Савватия Соловецкого, у церкви организовывалась продажа приведенного скота. Вначале специально выбранными крестьянами-оценщиками назначалась цена — «самая низкая», а затем начинался торг по принципу «кто дороже даст». Деньги от продажи скота поступали в пользу церкви — помещались в специальный ящичек, а по окончании торга относились священнику и пересчитывались.
Церковные старосты и храмопопечение
Традиционно на Русском Севере приходы обладали большой автономией. Такое явление было связано с двумя факторами — географическим (приходы были распределены по большой территории и часто находились на далеком расстоянии от церковного центра) и социальным (черносошные, а затем государственные крестьяне, проживающие на большей части Европейского Севера, перенесли систему местного управления на организацию приходской жизни)375. В таких условиях церковный староста играл важную роль в жизни прихода, являясь «его поверенным». Члены общины из своей среды избирали «добрых и пожиточных людей», «Бога боящихся» для заведования церковным хозяйством.
Вплоть до XVIII века духовное начальство почти не вступалось в отношения прихожан к приходскому храму и не устанавливало никакого контроля над деньгами, собираемыми или жертвуемыми в пользу храма376. В XVIII веке стали предприниматься попытки к тому, чтобы усилить контроль священнослужителей за деятельностью старост.
Первый шаг к этому был сделан митрополитом Стефаном Яворским (местоблюстителем патриаршего престола), который в 1705 году дал указ священникам московских церквей377, чтобы они «всякой к своей церкви выбирали добрых и пожиточных людей в старосты церковные с тем, чтобы старосты вели приходо-расходные книги, делали бы в них точные записи прихода и расхода, расход же самый делали с воли и совета приходских священников»378. Следующие два указа Петра I 28 февраля 1718 года и 28 февраля 1721 года относились уже ко всем приходским церквям. Согласно данным указам церковный староста являлся, в первую очередь, экономом, в ведении которого находилось церковное имущество и доходы. Исполнение этой функции стояло на первом месте на протяжении всей истории дальнейшего существования института церковных старост.
Престиж церковного старосты стал определяться не столько его финансово-хозяйственной самостоятельностью, сколько, близостью к храму, как духовно-религиозному центру379. В то же время, по представлениям русских людей, вплоть до XX века, имело место убеждение, что кто контролирует, тот должен помогать, опекать и покровительствовать380. Таким образом, церковный староста, избираемый для приобретения, хранения и употребления церковных денег и имущества, был духовно связан с храмом и приходом, которому служил. Он осознавал себя как соработника священнослужителям и прихожанам по благоустроению приходского храма как духовного центра и был одним из первых попечителей о храме.
Важность функций, возлагаемых на старосту приходским сообществом, проявлялась в форме присяги старосты, приведением к которой стало обязательным с 1890 года. «Я, нижеименованный, обещаюсь пред святым евангелием и животворящим крестом Господним исполнять обязанности старосты церкви по инструкции, мне данной, ревностно, честно, со страхом Божиим, во благо святой церкви и для спасения моей души, помятуя, что в сем должен буду дать ответ пред законом и Господом Богом на страшном суде Его. В уверение же сего моего обещания целую слова и крест Спасителя моего. Аминь»381. По мнению автора исследования, посвященного месту и роли церковного старосты в жизни прихода на рубеже XIX — XX века, введение обязательной для церковных старост присяги было сделано с целью учета церковных доходов и расходов382, но, на наш взгляд, в данной присяге важное место занимают идея служения своей приходской церкви и ответственности за это служение перед Богом.
Согласно Инструкции383, на церковного старосту возлагались следующие обязанности: 1) сбор денег в церковный кошелек и кружку, прием всякого рода сумм, вкладов и приношений; 2) продажа восковых свечей и огарков; 3) покупка, по распоряжению причта, всего необходимого для церкви; 4) ведение приходо-расходных книг, которое в крестьянской среде, из-за неграмотности старосты, чаще возлагалось на членов причта; 5) поддержание в исправности, обновление и поновление ризницы и церковной утвари; 6) ближайшее наблюдение за исправным состоянием церковного здания и утвари; 7) надзор за отоплением, освещением и чистотой в церкви, исправностью сторожей и других служителей церкви; 8) присмотр за домами, приобретенными церковным иждивением, в том числе, и домами причта, за лесными дачами; 9) наблюдение за тем, чтобы в приделах прихода не происходило противозаконной продажи восковых свечей; 10) наблюдение за сохранением тишины и порядка во время богослужения в церкви и вне ее — во время крестных ходов. Такое служение на благо своей приходской церкви безусловно заслуживало достойного внимания и поощрения. Поэтому церковные старосты представлялись к наградам и поощрениям. Старосты из крестьянского сословия могли награждаться серебряными медалями сначала для ношения на груди на «Аннинской ленте», а затем к медалям для ношения на шее, прежде на Станиславской, а затем на Аннинской лентах.
В делах о награждении церковных старост похвальными листами и медалями384 содержатся рапорты благочинных о 25 старостах-крестьянах. Каждый рапорт содержал прошение благочинного о награждении, наградной список, состояние церковного дохода за те годы, когда староста находился в своей должности, информацию о собственных пожертвованиях представляемого к награде. Анализ источников показывает, что особую заботу церковных старост составляло внутреннее и внешнее благолепие храма. Среди основных заслуг у 48% представляемых к наградам церковных ктиторов, называются работы по изготовлению и украшению иконостаса, на втором месте (36%) стояли работы по сооружению новой ограды вокруг церкви, на третьем — работы по ремонту крыши храма (28%). Собственные пожертвования старост в основном направлялись на текущие расходы храма — 52%. Некоторые старосты на собственные средства покупали церковную утварь — 28%, занимались церковным или часовенным строительством — 16%, или содержали хор — 12%. Так, например, о церковном старосте Трифоновской Уфтюжской церкви Кадниковского уезда крестьянине Дмитрие Волкове, который 11 лет исполнял эту должность, благочинный пишет: «Ревностно исполнял обязанности по должности церковного старосты за все время службы и много понес трудов и работ по благоустройству приходского храма. ...
