Диаспорные общины Приморского края: формирование, развитие, этнокультурный облик (Вторая половина XIX-XX вв.) Сагитова Ирина Олеговна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Диаспора как объект исследования 32

Глава II. Формирование и развитие диаспорных общин на территории Приморского края (вторая половина XIX в. - 1922 г.) 46

1. Особенности формирования, правовое и политическое положение еврейских, немецких и корейских общин в дореволюционный период 46

2. Условия жизнедеятельности общин и их влияние на социально-экономическое и культурное развитие региона 63

3. Этнические общины Приморья в период от распада Российской империи до образования СССР 87

Глава III. Эволюция диаспорных общин как этносоциальных образований в советский период (середина 1920-х — конец 1980-х гг.) 109

1. Национальная политика Советского государства и этнические меньшинства 109

2. Этнокультурные процессы в общинах Приморского края 124

Глава IV. Диаспорные общины Приморского края в условиях реформирования российской государственности (1991-2002гг.) 138

1. Государственная и региональная политика в отношении этнических меньшинств в современных условиях 138

2. Институционализация диаспорного образа жизни на территории Приморского края 149

3. Современное состояние и этнокультурный облик еврейских, немецких и корейских общин 162

Заключение 185

Список источников и литературы 190

Приложение 215

• Диаспора как объект исследования
• Особенности формирования, правовое и политическое положение еврейских, немецких и корейских общин в дореволюционный период
• Национальная политика Советского государства и этнические меньшинства
• Государственная и региональная политика в отношении этнических меньшинств в современных условиях

Введение к работе

Актуальность темы исследования обусловлена парадоксальностью сложившейся ситуации, когда при росте интегративных тенденций, размывании этнических границ, унификации экономической, культурной жизни общества наблюдается устойчивый встречный процесс - активизация этнического самосознания, как формы сохранения самобытности, стремление к этнической самореализации в противовес интернационализации экономических и духовных отношений. В этих условиях наиболее оптимальную модель развития межэтнических отношений демонстрируют представители диаспор. Оказавшись по разным причинам в иной политической, экономической и культурной среде на правах этнического меньшинства, они накопили богатый опыт этнической консолидации и этнокультурного взаимодействия.

Рост общественного и научного интереса к самому явлению диаспора, проблемам диаспорного образа жизни в немалой степени вызван распадом СССР, в результате чего на постсоветском пространстве образовались многочисленные диаспоры. В то же время увеличение знаний об объекте, пространственное движение термина и его переход в другие отрасли знания и бытовую лексику позволил относить к данному явлению схожие сюжеты.

В этой ситуации, как перед научным сообществом, так и перед самими диаспорами возникла необходимость осмысления их роли и места в принимающем социуме, что возможно с помощью анализа национальной политики и регионального опыта жизнедеятельности диаспорных общин, выявления основных тенденций их формирования и развития, особенностей этнокультурного облика. Безусловный интерес в этом отношении представляют диаспорные общины евреев, немцев и корейцев Приморского края, которым посвящено настоящее исследование.

Степень изученности проблемы. Долгие годы анклавное существование этнических групп рассматривалось чаще всего в рамках ^этносоциологии. Наибольшее внимание уделялось анализу этнических процессов и

взаимовлиянию культур, а также профессиональным, демографическим, лингвистическим, психологическим, культурным аспектам жизнедеятельности этнодисперсных групп в крупных городах СССР¹.

Интерес российских исследователей к изучению диаспор обострился в результате политических перемен в жизни общества, активизации этнического самосознания. Появляется большое число разноплановых работ, в которых предметом исследования становится феномен диаспоры, предпринимаются попытки определения термина, способного вместить всю многогранность явления². Мнение авторов сводится к тому, что диаспора является целостным социальным организмом, направленным на адаптацию этнического меньшинства в принимающем социуме с сохранением им этноконсолидирующих и этнодифференцирующих характеристик. Большинство работ носит исторический или политологический характер, однако в них не анализируются особенности диаспорного образа жизни интересующих нас народов на территории дальневосточного региона.

Отчасти восполнить этот пробел помогают работы, посвященные истории и этнографии евреев, немцев и корейцев.

Евреи. В историографии истории и этнографии евреев в России можно выделить два взаимосвязанных и взаимодополняющих друг друга направления: «еврейскую историю в России» и «русскую историю еврейства». По мнению Д. Эльяшевича к работам первого направления относятся исследования внутренней истории и этнографии российского еврейства, история иудаизма и духовных течений, история еврейских политических движений, еврейской науки и культуры в России. Второе включает в себя, прежде всего, историю русского законодательства о евреях, историю взаимоотношений государства и еврейского населения, русского общества и евреев, историю антисемитизма³.

Основоположниками «еврейской истории в России» можно считать СМ. Дубнова и Ю.И. Гессена⁴. Помимо них к внутренней истории евреев обращалось немало дореволюционных исследователей, философов, политиков, писателей, публицистов. Большинство исследований носит узкий временной

или тематический характер и рассматривает историю евреев в черте оседлости, что вполне естественно, поскольку именно там концентрировалась культурная, а затем общественно-политическая жизнь еврейской диаспоры. И хотя ко второй половине XIX в. на территории Сибири и Дальнего Востока сформировались немногочисленные еврейские общины, их этнография и история не стала объектом серьезных научных исследований. Лишь в 1911 г. в Санкт-Петербурге была опубликована брошюра Ю. Островского «Сибирские евреи», в которой затрагивается история образования еврейских общин в Сибири⁵. Автор показал, что по своему образу жизни, правовому, социальному и экономическому положению, культурно-психологическому типу сибирские евреи заметно отличались от евгзеев европейской части России и черты оседлости. Данное наблюдение можно отнести и к евреям — дальневосточникам. К началу XX в. они являлись важной частью населения региона, органично интегрировались в принимающее общество и имели равные с иноэтничным окружением экономические возможности. В целом можно констатировать, что в дореволюционный период исследователи обошли еврейское население Дальнего Востока стороной.

Не изменилась ситуация и после 1917 г. Долгие годы о существовании евреев на Дальнем Востоке вообще не упоминалось. Исключение составляют евреи в Биробиджане, однако анализ данной темы не входит в задачи автора.

Лишь в конце XX в. появился интерес к евреям на Дальнем Востоке. Наиболее крупным исследованием является монография В.В. Романовой . Автор, рассматривая историю формирования и правовой статус еврейской диаспоры на Дальнем Востоке во второй половине XIX - первой четверти XX вв., впервые ввела в научный оборот материалы зарубежных и отечественных архивов, освещающих правовое положение и отдельные аспекты жизнедеятельности евреев - дальневосточников. Исследовательница пришла к выводу, что несмотря на оторванность от сложившихся культурных и общественно-политических центров российского еврейства, евреи — дальневосточники сохраняли собственную этноконфессиональную

самоидентификацию: они организовывали иудейские общины, строили молитвенные дома, учили детей Торе и традициям. В работе В.В. Романовой нашла отражение и этнополитическая активность еврейских общин Дальнего Востока в период 1917 - 1922 гг., показано их участие в реализации права на национально-культурную автономию, провозглашенное правительством Дальневосточной республики.

Помимо В.В. Романовой к истории евреев в Приморье в 1917 - 1922 гг. обратилась Е.Н. Чернолуцкая⁷. Используя архивные материалы, ей удалось воссоздать два ярких эпизода из жизни еврейской диаспоры: празднование сионистами недели «Геуло» во Владивостоке в 1920 г.⁸ и историю закрытия синагоги во Владивостоке в начале 1930-х гг.⁹

К отдельным аспектам истории и культуры евреев в Приморском крае обращались участники конференций «История еврейских общин Сибири и Дальнего Востока»¹⁰, а также авторы сборника статей, изданного по инициативе Еврейского религиозно-культурного общинного центра г. Владивостока¹¹. Сборник носит публицистический характер. В нем подчеркивается роль евреев во многих сферах жизни приморского общества, демонстрируется интерес к собственной региональной истории. Большинство публикаций этих изданий, посвящено дореволюционным сюжетам.

Русская история евреев представлена работами, анализирующими их правовое положение и статус. Большинство работ также посвящено правовому положению евреев в черте оседлости . В начале XX в. объектом внимания стали евреи в Сибири. Г.А. Белковский проанализировал российское законодательство о евреях в Сибири, нормы, регулирующие их проживание на Дальнем Востоке, выявил их противоречивый характер. Наряду с этим автор коротко остановился на особенностях экономической деятельности евреев и их

1 "X _

культурно-психологическом статусе . Проблема правового положения евреев в Сибири привлекла внимание Ю. Гессена¹⁴. Все эти работы, посвящены дореволюционному периоду еврейской истории. Что касается последующих десятилетий, то вплоть до начала 1990-х гг. данная тема не получила своего

анализа. Лишь после изменения политических условий в стране юридический статус евреев в Российской империи вновь стал объектом исследования отечественных историков, как и прежде, исследователи чаще всего обращались к евреям черты оседлости.

История взаимоотношений евреев с властными структурами дальневосточного региона также нашла свое отражение в исследованиях В.В. Романовой ⁵, которые можно сегодня считать единственными комплексными исследованиями, посвященными еврейской диаспоре на Дальнем Востоке России в период со второй половины XIX в. и до 20-х гг. XX в.

Следует отметить, что анализ жизнедеятельности евреев на Дальнем Востоке является наиболее сложным по причине ограниченности источниковой базы: не сохранились архивы дальневосточных общин, возможно по причине их полного отсутствия, ушло поколение носителей истории местного еврейства. Данная тенденция нашла свое отражение в отечественной историографии: историкам удалось в какой-то мере осветить отдельные аспекты жизни еврейской диаспоры в Приморье, а этнографы вообще обошли этот вопрос своим вниманием.

Существенную помощь автору при подготовке диссертационного исследования оказали работы по этнографии и истории евреев в других регионах России. Они содержат глубокий аналитический и фактический материал, выявляют ряд общих закономерностей в жизнедеятельности еврейской диаспоры в России¹⁶, описывают современные этнокультурные и этноконфессиональные проблемы российских евреев¹⁷.

Немцы. Вплоть до 1990-х гг. исследований, посвященных немецкой диаспоре на Дальнем Востоке, создано не было, тема освещалась в( общероссийском контексте. Основным объектом внимания и в дореволюционный и в советский период отечественной историографии являлся иностранный, в т.ч. немецкий, капитал как важная составляющая экономики региона¹⁸.

Среди последних по времени работ на эту тему следует отметить диссертацию Е.Г. Молчановой¹⁹. Автор сделала акцент на одной из составляющих немецкой диаспорной общины, немцах - предпринимателях, проанализировала региональные черты немецкого предпринимательства и его роль в экономике региона в дореволюционный период. В работе подчеркивается, что присутствие немцев в управленческих структурах Российской империи создавало возможности для лоббирования интересов немцев - предпринимателей.

Большую информативную ценность представляет и работа Л. Деега о деятельности немецкой торговой фирмы «Кунст и Альберс» на Дальнем Востоке России . Описывая экономическую историю известного торгового дома, автор затрагивает внутренний уклад жизни немецких служащих, указывает на их корпоративность и стремление сохранить основные этнодифференцирующие характеристики в сочетании с адаптивностью ее членов к инокультурной среде.

В поле зрения исследователей в последние годы попадает деятельность отдельных представителей немецкой диаспоры на Дальнем Востоке²¹, евангелическо-лютеранской церкви, консолидирующей значительную часть немецкой диаспоры в дореволюционный период²², жизнедеятельность немцев в годы первой мировой войны²³.

Этнографических.работ о немцах - дальневосточниках за все эти годы не создано. Причина, скорее всего, в том что, они являлись немногочисленным преимущественно городским населением. К тому же, доктринальные установки национальной политики Советского государства исключали необходимость исследований этносоциальных компонентов некоренных народов России.

В связи с этим изучение этнокультурного облика немецких диаспорных общин в регионе было бы не возможным без привлечения научно-исследовательской литературы, освящающей аналогичные процессы в других регионах России. Наиболее существенную помощь автору оказали работы, рассматривающие становление немецкой диаспоры в России , ее

жизнедеятельность²⁵, а также анализирующие этнополитические и миграционные процессы среди российских немцев²⁶. Учитывая, что в результате депортации и внутренних миграций в Западной Сибири образовалась наиболее крупная территориальная группа немцев автор в качестве сравнительного этнографического материала привлекала работы сибирских исследователей . Однако в отличие от сибирской группы, немцы -дальневосточники проживают дисперсно и являются преимущественно городским населением, в силу этого им было сложнее сохранить традиционные элементы материальной и духовной культуры, языковые диалекты, они более ассимилированы и практически полностью растворены в принимающем социуме. В то же время частичное сохранение немецко-русского двуязычия, распространение национально-смешанных браков, унификация культурно-бытовой среды, с одной стороны, и рост этнического самосознания, с другой, являются характерной чертой для всей немецкой диаспоры в России.

Корейцы. Дореволюционные исследования содержат значительный историко-этнографический материал по корейской диаспоре. Научная ценность этих работ чрезвычайно высока, поскольку они содержат статистический и фактический материал, анализ формирования корейского населения в России, описывают правовое положение корейцев. В целом написаны они правдиво и искренне непосредственными участниками или свидетелями описываемых событий и позволяют воспроизвести многие детали жизнедеятельности корейской диаспоры в тот период. Наибольшую ценность для автора представляют работы В.Д. Песоцкого , В.В. Граве , А. Меньщикова , В.П. Врадия³¹, М.И. Венюкова³², А. Рагозы³³, П.Ф. Унтербергера³⁴, Н.М. Пржевальского³⁵, рассматривающие быт и особенности корейских поселений, проблемы адаптации корейцев в российское общество.

Не менее значительный, интерес к корейским переселенцам проявлялся и в первые годы советской власти. Продолжавшаяся миграция корейцев на Дальний Восток и связанные с этим социально-экономические и политические трудности сделали корейское население объектом внимания ряда

исследователей. Анализировались особенности жизнедеятельности и сельскохозяйственная специализация корейцев, их участие в антияпонской борьбе за независимость Кореи и установление Советской власти в России, процесс ликвидации неграмотности³⁶. Работы носили описательный характер и не рассматривали данные сюжеты в качестве составляющих диаспорного образа жизни.

После депортации корейского населения в 1937 г. данная тема перестала '
быть предметом исследований. Аналогичная ситуация прослеживается при
анализе историографии многих российских народов. I

В период хрущевской «оттепели» интерес к так называемым национальным группам в СССР заметно повышается. Сказались процессы демократизации общественной жизни, характерные для второй половины 1950-х - начала 1960-х гг., начавшийся процесс постепенной реабилитации репрессированных народов.

В 1965 г. была опубликована монография Ким Сын Хва по истории российских корейцев . В монографии рассматривается история формирования корейского населения, анализируется антияпонское движение корейцев в Приморье, их участие в борьбе за установление Советской власти на Дальнем Востоке, вклад корейского населения в строительство социализма. Несмотря на идеологический отпечаток советского времени, эта работа по праву может считаться первым специализированным исследованием по корейской диаспоре в России.

Анализ корейской иммиграции на Дальний Восток России был продолжен в исследованиях 1980-х - начала 1990-х гг. В.М. Кабузан, рассматривая становление демографической структуры населения дальневосточного региона в дореволюционный период, обобщил статистику не только русского, но и корейского населения региона, показал динамику и особенности корейской миграции на различных этапах . Значительную роль выходцев из Кореи в колонизации Дальнего Востока отметил Л. Л. Рыбаковский³⁹. Высокий удельный вес корейцев в дореволюционной структуре

населения региона, их значительный вклад в его колонизацию подчеркнут в «Истории Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма» . Перечисленные работы позволяют воссоздать общую картину развития региона в дореволюционный период.

Новый всплеск интереса к российским корейцам наблюдается в последние годы: из печати выходят монографии⁴¹, сборники статей, отдельные публикации. Из этих работ особое внимание привлекают монографии А.И. Петрова, посвященные истории формирования корейской диаспоры на Дальнем Востоке России в дореволюционный период⁴². Их достоинством является анализ дореволюционной истории корейского населения в регионе через призму его диаспорных характеристик. Автор показал роль исторической и принимающей родин в становлении корейской диаспоры в России, подробно проанализировал процесс адаптации корейцев к новой социокультурной среде, показал их стремление сохранить свои этнокультурные черты, внести определенный вклад в борьбу корейского народа за освобождение своей исторической родины от японской оккупации.

Комплексную характеристику состава и жизнедеятельности иностранного населения дальневосточных городов во второй половине XIX - начале XX вв. дала в своем диссертационном исследовании Т.З. Позняк⁴³. Она исследовала иммиграцию и адаптацию иностранцев - европейцев, американцев и выходцев из сопредельных стран Азиатско-Тихоокеанского региона, затрагивая только городское население региона.

Внимание современных исследователей сосредоточено в основном на традиционных проблемах формирования и жизнедеятельности корейской диаспоры во второй половине XIX в. - 1930-х гг., однако появились и новые аспекты. Рассматривается, например, миссионерская деятельность Русской Православной церкви среди корейских переселенцев в дореволюционный период, роль православия в адаптации корейских мигрантов⁴⁴. Интересный аспект этой проблемы - экономическую заинтересованность перехода корейцев в православие - подметил А.В. Алепко: как только были введены ограничения

на использование корейской рабочей силы, повлекшие за собой снижение мотивации к переходу в российское подданство, начался процесс обращения корейцев американскими миссионерами в пресвитерианство. Автор отметил и политическую направленность американской духовной миссии в среде корейских переселенцев во Владивостоке, целью которой была подготовка почвы для усиления влияния США на Корейском полуострове⁴⁵. Деятельность методистких и пресвитерианских церквей среди корейцев также освещалась в работах И.К. Капран⁴⁶, И.К. Толстяковой⁴⁷, Чой Нам Сика⁴⁸.

Подвергается новому осмыслению участие корейцев в сельскохозяйственной колонизации юга Дальнего Востока. И.К. Авилова проведя этнографический анализ этого явления, определила его как классический тип хозяйственной земледельческой колонизации, для которой было свойственно стремление прочно осесть на земле, образование компактных моноэтнических поселений, сохранение своей традиционной культуры, образа жизни и этнического самосознания⁴⁹. Автор отметила высокую адаптивность корейцев к экологической нише региона, чему в немалой степени способствовало сходство природно-климатических условий Приморья и Кореи. Эту же черту отметил и А.И. Петров, указав на то, что основные проблемы адаптации корейских мигрантов касались социально-политической сферы и заключались в овладении ими языка принимающей страны, и выражении своей позиции к общегосударственной религии, православию, знании законов нового государства⁵⁰.

Описанию сельскохозяйственного быта, технологиям обработки земли, социальным организациям у российских корейцев посвящена монография Г.Н. Ли. Хотя работа носит публицистический характер, на ее страницах содержится обширный этнографический материал, позволяющий воссоздать условия землеустройства корейских переселенцев на территории Приморья в различные исторические периоды. Автор подробно рассматривает общинную организацию труда, «гобонди», у российских корейцев, возникшую в годы депортации под влиянием традиции объединения для выполнения отдельных видов работ или

проведения каких-либо мероприятий, касающихся отдельных людей или семьи. На конкретных примерах показана консолидирующая роль системы «гобонди» среди российских корейцев⁵¹.

Еще одним новым направлением в отечественной историографии истории корейцев в России стал анализ депортации корейского населения⁵².

Небольшой пласт составляют публикации, освещающие современное положение корейской диаспоры в России и на Дальнем Востоке⁵³.

Помимо публикаций, рассматривающих отдельные аспекты истории еврейской, немецкой и корейской диаспор в России появился ряд комплексных работ. Так, в коллективной монографии «Этномиграционные процессы в Приморье в XX веке», представлен ретроспективный анализ этнических миграций через призму миграционной и социальной политики России и механизма ее реализации в регионе⁵⁴. Большое внимание уделено корейской диаспоре, проблемам ее формирования и социально-экономической адаптации, рассмотрены аналогичные процессы у евреев и немцев. Авторы впервые затронули роль современных этнокультурных институтов в сохранении этнической идентичности, формирование этнической элиты и ее роль в консолидации этноса, взаимодействие представителей диаспор с органами власти.

Параллельно с перечисленными работами существует пласт публикаций, освещающих динамику этнических и этнокультурных процессов на территории России⁵⁵, особенности национальной политики государства в различные периоды российской истории⁵⁶. Данные работы позволяют выявить общие тенденции, на основе которых возможно проследить региональные особенности жизнедеятельности еврейских, немецких и корейских диаспорных групп, обусловленные социально-экономической и культурной спецификой региона.

Таким образом, отечественной историографией накоплен значительный материал, позволяющий проследить формирование еврейских, немецких и корейских диаспорных групп на территории Приморья. Вместе с тем, следует отметить, неравномерность изучения интересующих нас народов: более полно

изучено корейское население на Дальнем Востоке, тогда как история приморских евреев и немцев освящена весьма фрагментарно. Кроме того, большинство работ посвящено дореволюционному периоду или отдельным сюжетам в первые годы Советской власти. Большинство существующих публикаций не рассматривает евреев, немцев и корейцев с точки зрения диаспорных характеристик. В частности, отсутствует анализ влияния национальной политики государства на формирование, развитие и этнокультурный облик интересующих нас диаспорных общин, не проанализированы процессы взаимодействия диаспорных групп с принимающим большинством, самоорганизация этносов с целью сохранения этнодифференцирующих качеств. Именно на этих аспектах проблемы и концентрируется внимание в диссертационном исследовании.

Целью настоящего исследования является комплексное изучение этнополитических, историко-культурных, этнографических особенностей формирования и развития диаспорных групп на территории Приморского края, определение их статуса, роли и места в структуре дальневосточного социума.

Поставленная цель предполагает решение ряда задач:

1. Проследить особенности формирования, правовое и политическое
положение еврейской, немецкой, корейской общин на территории
Приморского края в различные периоды российской истории;

1. Выявить влияние диаспор на социально-экономическое и культурное своеобразие региона;

2. Определить влияние национальной политики государства на этнокультурное развитие диаспорных групп в различные периоды российской истории;

3. Рассмотреть и проанализировать современные формы этнокультурного развития диаспорных общин, способствующие сохранению национально-культурной самобытности и внутреннего самоопределения диаспор.

Объектом исследования является этническая история и современное состояние еврейской, немецкой и корейской диаспор в одном из регионов

российского Дальнего Востока. Выбор в качестве объекта исследования этих диаспорных групп не случаен. Во-первых, все три диаспоры можно отнести к категории классических. Они имеют свои исторические центры за пределами Российской Федерации, что в современных условиях делает их важной составляющей международной жизни, а в случае конфликтов - заложниками национально-дискриминационной политики принимающей стороны. Во-вторых, поддержка исторических центров сделала эти группы реальной политической силой, способной влиять на дальнейшее развитие территорий их проживания. В-третьих, формирование всех трех диаспорных групп в Приморье проходило практически одновременно. Начиная со второй половины XIX в. и до настоящего времени они находятся в структуре дальневосточного социума. В силу этого исторический опыт развития трех названных групп представляет особый интерес, поскольку наиболее ярко демонстрирует формы межэтнического взаимодействия, тенденции консолидации и ассимиляции внутри самого этноса.

Предметом исследования являются общие и отличительные черты жизнедеятельности трех диаспорных групп на территории Приморья.

Научная новизна исследования заключается в комплексном междисциплинарном подходе к рассматриваемой теме. На основе широкого круга источников проведен анализ этнической истории и современного положения трех различных по происхождению и культуре диаспор на протяжении ста пятидесяти лет российской истории в одном из регионов Дальнего Востока. Такой подход позволяет выявить независимые от этнополитических и этнокультурных особенностей общие черты, характерные для многих российских диаспорных групп.

В работе проанализировано влияние национальной политики принимающего государства на эволюцию диаспорных общин, как этносоциальных образований.

Показан современный процесс институционализации диаспорного образа жизни в следствие изменения государственной и региональной политики в отношении этнических меньшинств.

Рассмотрены современные формы этнокультурного развития еврейских, немецких и корейских общин, способствующие сохранению национально-культурной самобытности и внутреннему самоопределению диаспор.

Новизна исследования также определяется вводимым в научный оборот комплексом разноплановых источников, включающих материалы этносоциологического опроса, проводившегося совместно с Центром изучения социальной истории и политики ИИАЭ ДВО РАН в 2001 г., характеризующие половозрастной, семейный, образовательный, социальный состав современных корейских и немецких диаспорных общин.

Методология исследования основана на междисциплинарном подходе к осмыслению этнической истории еврейской, немецкой и корейской диаспор, что позволяет проследить динамику этносоциальных процессов в иноэтничной среде, закономерности и особенности формирования их этнокультурного облика, диаспорного образа жизни.

Ведущую роль в выполненной работе занимает принцип историзма, позволяющий рассмотреть этническую историю диаспорных общин в их конкретно-исторической обусловленности и развитии, а также сравнительно-исторический метод, посредством которого возможно выявить общее и особенное в развитии диаспорных общин, а также причины этих сходств и различий.

Работа строится на основе компонентного анализа еврейских, немецких, корейских диаспорных общин, что позволило выделить демографический, социальный, экономический, языковой, психологический компоненты изучаемого динамического явления, а также проанализировать отдельные составляющие их соционормативной культуры.

В работе широко использовались также проблемно-хронологический метод и методы полевой этнографии.

В течение 1999 - 2002 гг. автор вела включенное наблюдение за деятельностью немецких, корейских и еврейских национально-культурных организаций, расположенных на территории Приморского края. Для сбора первичной информации наряду с наблюдением и анализом текущих архивов этнокультурных объединений широко использовались методы интервью для углубленного изучения психологических и этнокультурных установок представителей диаспорных общин.

Совместно с Центром изучения социальной истории и политики ИИАЭ ДВО РАН в 2001 г. проводился этносоциологический опрос в форме анкетирования. Объектом изучения стали этнические общины интересующих нас народов в Приморском крае. Целью исследования являлось изучение современных этносоциальных и этнокультурных характеристик у членов немецких и корейских диаспорных общин. Представители еврейских общин от участия в опросе отказались.

Генеральная совокупность немцев на территории Приморья по данным переписи 1989 г. составляла 4194^ человека, корейцев — 8454. Массовая иммиграция последних из республик Средней Азии и Казахстана увеличила число корейского населения. Причем в зависимости от источников эта цифра колеблется от 15 до 30 тыс. Объем выборочной совокупности определялся условиями и возможностями исследования и составил около 1% от генеральной. Отсутствие достоверной информации о демографической структуре населения не позволило применить квотную выборку, поэтому использовался метод случайного отбора по имеющимся в национально-культурных объединениях спискам. Полученные таким образом данные можно экстраполировать на генеральную совокупность с точностью ± от 2,6 до 9,4 %.

Территориальные рамки исследования охватывают современные границы Приморского края с учетом исторических изменений административно-территориального деления региона. С 1856 по 1920 гг. территория Приморья находилась в составе Приморской области Восточно-Сибирского, а затем Приамурского генерал-губернаторства; в 1920 — 1926 гг.

являлась частью Приморской губернии; в 1926 - 1938 гг. - входила в состав Дальневосточного края; как самостоятельная административно-территориальная единица в современных географических рамках Приморский край существует с 1938 г. Поэтому в соответствующих разделах работы рассматриваются существовавшие в тот или иной период территориально-административные единицы.

Хронологические рамки работы охватывают исторический период в сто пятьдесят лет, с середины XIX в. и до настоящего времени.

Источниковую базу исследования составляет комплекс документов, которые по содержанию и происхождению можно разделить на несколько групп.

В первую группу вошли политико-правовые акты, касающиеся правового статуса этнических меньшинств в Российской империи, Конституции и Законы РСФСР, СССР, Российской Федерации, а также подзаконные акты, регулирующие реализацию механизма национальной политики в государстве.

Вторая группа источников представлена архивными материалами из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА ДВ), Государственного архива Приморского края (ГАПК), Государственного архива Хабаровского края (ГАХК).

Большой массив документов, регламентирующих права евреев в Приамурском генерал — губернаторстве (указы Сената, циркуляры Министерства внутренних дел, генерал - губернатора Восточной Сибири, Приамурского генерал — губернатора, постановления военного губернатора Приморской области, переписка различных чиновников о пребывании евреев на территориях края и др.) содержится в ф. 1 (Приморское областное правление Военного губернатора Приморской области, 1862 — 1917 гг.) и ф. 702 (Канцелярия Приамурского генерал — губернатора, 1861 — 1920 гг.) РГИА ДВ .

Отдельный пласт составляют прошения евреев о разрешении им

проживать в регионе, в том числе и временно . В общей сложности обнаружено и проанализировано более тысячи ходатайств. Наличие в этих

документах общих сведений о человеке, его семейном и общественном положении, роде занятий, причинах и времени приезда в край позволяет воссоздать социально-демографическую структуру диаспорных общин.

Подобного рода документы, регламентирующие формирование корейской диаспоры на территории региона находятся в ф. 702 того же архива⁵⁹.

В материалах ф. 1 РГИА ДВ содержатся также документы о численности и деятельности немцев в Приморской области в годы первой мировой войны .

В фондах 1, 702, 244 (Владивостокское епархиальное управление Священного Синода и высшего церковного совета православной российской церкви) РГИА ДВ, а также в ф. 25 (Исполнительный комитет Приморского областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов), ф. 86 (Владивостокский Окружной исполнительный комитет советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов) ГАПК и ф. 1179 (Материалы о деятельности религиозных организаций) ГАХК находятся документы о деятельности религиозных конфессий на Дальнем Востоке России, как в дореволюционный период, так и в первые годы Советской власти⁶¹.

Для анализа политической и социально-культурной жизни диаспорных общин ценными оказались материалы ф. Р-2413 (Дальневосточный краевой исполнительный комитет советов депутатов трудящихся) РГИА ДВ и ф. П-2 (Дальневосточный краевой комитет ВКП(б)) ГАХК, свидетельствующие об особенностях национальной политики среди этнических меньшинств региона в период 1920 - 1930-х гг. Большинство этих документов посвящено корейцам, наиболее многочисленной группе среди меньшинств .

В целом архивные источники содержат ценную информацию правового, демографического, социально-экономического характера, рассматривающие условия формирования и жизнедеятельности диаспор в дореволюционный период, а также в первые годы советской власти.

Важным дополнением к этой группе источников являются опубликованные архивные материалы, позволяющие воссоздать политику

русской администрации по урегулированию процесса корейской иммиграции, участие корейцев в национально-освободительной борьбе, правовые условия жизни российских немцев, особенности культурной политики советского государства среди национальных меньшинств в 1920 — 1930-е гг. Содержательным источником в этой группе является документальная антология, составленная на основе архивных документов и материалах периодической печати⁶⁵. Представленная в ней информация дает возможность реконструировать национальную политику демократических правительств в годы гражданской войны, показывает опыт реализации проекта национально-культурной автономии в Дальневосточной республике и самоорганизации национальных меньшинств, проживающих в Сибири и на Дальнем Востоке в 1920-е гг.

Третью группу источников составляют материалы текущих архивов немецкой и корейской национально-культурных автономий, еврейских культурно-религиозных организаций, включающие в себя уставы и иные документы, регулирующие их деятельность, планы работы, отчеты, списки членов, а также переписку с различными государственными и региональными структурами.

К четвертой группе источников относятся полевые материалы автора, собранные в 1999 - 2002 гг. на территории Приморского края: интервью с лидерами, активистами и членами еврейских, немецких и корейских диаспорных общин, материалы этносоциологического опроса.

В целом комплекс использованных источников содержит обширный достоверный материал по различным сторонам жизнедеятельности и этнокультурному облику рассматриваемых общин, что позволяет раскрыть основные задачи диссертации.

Практическая значимость работы состоит в том, что содержащийся в ней материал может быть использован исследователями для дальнейшей разработки актуальных вопросов истории и этнографии некоренных народов России, для подготовки обобщающих региональных трудов по данной

проблеме. Материалы диссертации могут быть применены в учебных курсах по истории Дальнего Востока, для разработки учебных пособий в гуманитарных ВУЗах. Важное практическое значение они могут иметь для органов государственной власти, работающих с этническими и конфессиональными группами, для самих диаспорных групп, заинтересованных в воссоздании собственной региональной истории.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации отражены в 17 публикациях.

Результаты исследований докладывались на научных конференциях: «Многонациональное Приморье: история и современность» (Владивосток, 1999); IX сессия археологов и антропологов Дальнего Востока (Владивосток, 1999); «Культура Дальнего Востока России и стран АТР: Восток-Запад», (Владивосток, 1999); международной научной конференции «Запад-Восток: образование и наука на пороге XXI века» (Хабаровск, 2000); Первом Приморском форуме «Межконфессиональное и межнациональное развитие: Опыт. Сотрудничество. Проблемы. Перспективы» (Владивосток, 2000); научной конференции «Итоги и перспективы развития архивного дела в дальневосточном регионе на рубеже тысячелетий» (Владивосток, 2001); VII Дальневосточной конференции молодых историков (Владивосток, 2002); научно-практической конференции «Этнология и образование: проблемы интеграции академической науки и высшей школы» (Владивосток, 2002); межрегиональном научно-практическом семинаре «Свобода совести в современном российском обществе: конституционные принципы, законодательное обеспечение, правовая защита» (Владивосток, 2003); краевой научно-практической конференции «Роль национальных объединений в достижении межнационального мира и согласия в Приморском крае» (Владивосток, 2003) и др.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения, списка источников и литературы, приложения.

¹ Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. - М, 1985;
Козлов В.И. Национальности СССР: этнодемографический обзор. - М., 1982;
Югай И. Развитие современных этноязыковых процессов в инонациональной
среде (на материалах исследования городских корейцев Узбекской ССР):
Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - М., 1982; Бромлей Ю.В. Очерки теории
этноса. - М., 1983; Этнические процессы в современном мире. - М., 1987 и др.

² Диаспоры в историческом времени и пространстве. Национальная ситуация в
Восточной Сибири. - Иркутск, 1994; Чаптыкова Т.И. Национальная диаспора
как объект этносоциологического исследования: Автореф. дис.... канд. социол.
наук. - Москва, 1997; Галкина Т.А., Колосов В.А., Куйбышев М.В. Теоретико-
методические основы географии диаспор и их значение для исследования
национальных проблем в бывшем СССР // Расы и народы: современные
этнические и расовые проблемы. - М., 1997. - № 24. - С. 41 - 53; Дятлов В.
Диаспора: попытка определиться в понятиях // Диаспоры: независимый науч.
журнал. - М., 1999. - № 1. - С. 8-24; Гайнер М., Ашкенази Л. Численная и
мультистатусная демографическая модель диаспоры // Диаспоры: независимый
науч. журнал. - М., 1999. - № 3. -С. 34 - 40; Тишков В.А. Исторический
феномен диаспоры // Исторические записки. - М., 2000. - № 3 (121). — С. 207 —
236; Левин З.И. Менталитет диаспоры: Системный и социокультурный анализ.
- М., 2001; Платонов Ю.П. Этнический фактор. Геополитика и психология. -
СПб., 2002 и др.

³ Эльяшевич Д. Источниковедение истории евреев в России (к постановке
вопроса) // История евреев в России. Проблемы источниковедения и
историографии. - СПб., 1993. - С. 28.

⁴ Дубнов СМ. Всеобщая история евреев на основании новейших научных
исследований: В 3 кн. - СПб., 1904-1906. - Кн. 1: Древняя история. - 1904; Кн.
2: Период талмудический и средневековый. - 1905; Кн. 3: Новое время (1498 —
1789). - 1906; Он же. Краткая история евреев. - М, 1996 (переиздание
дореволюционной работы); Гессен, Ю.И. История евреев в России. - СПб, 1914.

⁵ Ю. Островский. Сибирские евреи: (Очерк правового, экономического и
культурного положения). - СПб., 1911.

⁶ Романова В.В. Евреи на Дальнем Востоке России (II пол. XIX - I четв.ХХ вв.).
- Хабаровск, 2000.

⁷ Чернолуцкая Е.Н. Представители народов бывшей Российской империи в
Приморье в новых политических условиях (1917 - 1922 гг.) // Адаптация
этнических мигрантов в Приморье в XX в. — Владивосток, 2000. — С. 102 — 127.

Она же. Владивосток. 1920 год. Май месяц. Неделя «Геуло» // Прикоснувшись к истории: Еврейская диаспора Дальнего Востока России. XIX - XXI век. -Владивосток, 2000. - С. 81 - 84.

⁹ Она же. Из истории закрытия синагоги в г. Владивостоке // История еврейских
общин Сибири и Дальнего Востока. - Красноярск, 2001. - С. 120-125.

¹⁰ История еврейских общин Сибири и Дальнего Востока. Сб. материалов 1
регион, науч. — практ. конф. - Томск, 2000; История еврейских общин Сибири и
Дальнего Востока. Сб. материалов 2 регион, науч. - практ. конф.- Красноярск,
2001 и др.

¹¹ Прикоснувшись к истории: Еврейская диаспора Дальнего Востока России.
XIX - XXI век. - Владивосток, 2000.

¹² Гессен И.В. Сборник законов о евреях с разъяснениями по определениям
Правительствующего Сената и циркулярам. - СПб., 1904; Гимпельсон Я.И.
Законы о евреях: Систематический обзор действующих законоположений о
евреях. В 2-х частях. -Пг., 1914-1915 и др.

Белковский Г.А. Русское законодательство о евреях в Сибири. — СПб., 1905.

¹⁴ Гессен Ю.И. Закон и жизнь: Как создавались ограничительные законы о
жительстве евреев. - СПб., 1911.

¹⁵ Романова. В.В. Власть и евреи на Дальнем Востоке России: история
взаимоотношений (вторая половина XIX в. - 20-е годы XX в.). - Хабаровск,
2001; Она же. Государственная политика в отношении еврейского населения

Дальнего Востока России в 60-е гг. XIX в. - 20-е гг. XX в.: Автореф. дис. .. .доктора ист. наук. — М., 2001.

¹⁶ Телушкин Й. Еврейский мир: важнейшие знания о еврейском народе, его истории и религии. - М.-Иерусалим, 1998; Кальмина Л.В., Курас Л.В. Еврейская община в Западном Забайкалье (60-е гг. XIX в. - февраль 1917 г.). -Улан-Удэ, 1999; Мучник Ю. Религиозная жизнь сибирских евреев в XIX столетии (по материалам Томской губернии) // Диаспоры: независимый науч. журнал. - М., 1999. - № 1. - С. 58 - 76; Рабинович В. Евреи дореволюционного Иркутска: наброски к портрету // Там же. - С. 87 - 103; Он же. Евреи дореволюционного Иркутска как предпринимательское меньшинство: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Иркутск, 1998; Евреи и русская революция: Материалы и исследования. - М., 1999; Люкс Л. Еврейский вопрос в политике Сталина // Вопр. истории. - 1999. - № 7. - С. 41 — 59; Пилкингтон СМ. Иудаизм. - М., 1999; Книга о русском еврействе: от 1860-х годов до революции 1917 г. - Иерусалим - М., 2002; Книга о русском еврействе: 1917 — 1967. -Иерусалим — М., 2002 и др.

Рывкина Р.В. Евреи в современной России // Общественные науки и современность. - 1996. - № 5. - С. 47 - 58; Козлов С.Я. Российские евреи: конфессиональная ситуация в конце XX в. // ЭО. - 2000. - № 5. - С. 143 — 155 и Др.

1R —

Грум - Гржимайло Г.Е. Описание Амурской области. — СПб., 1894; Крюков Н.А. Промышленность и торговля Приамурского края. — Нижний Новгород, 1896; Унтербергер П.Ф. Приморская область 1856 - 1898 гг.: Очерк. — СПб., 1900; Лежнин П.Д. Богатства Приамурья и Забайкалья. - Чита, 1922; Целищев М.И. Экономические очерки Дальнего Востока. - Владивосток, 1925; Григорцевич С.С. Экспансия иностранного капитала на русском Дальнем Востоке во второй половине XIX века. // Учен. зап. Томского гос. пед. ин-та. -Томск, 1955. - Т. 13. - С. 71 - 96; Об особенностях империализма в России. -М., 1963; Дякин B.C. Германские капиталы в России: электроиндустрия и

электрический транспорт. - Л., 1971; Алепко А.В. Зарубежный капитал и предпринимательство на Дальнем Востоке России (конец XVIII в. - 1917 г.). -Хабаровск, 2001 и др.

¹⁹ Молчанова Е.Г. Немецкие предприниматели на российском Дальнем Востоке во второй половине XIX — начале XX вв.: Автореф. дис. ...канд. ист. наук. — Владивосток, 2001.

Деег Л. Кунст и Альберс. Владивосток. История немецкого торгового дома на российском Дальнем Востоке (1864 — 1924). - Владивосток, 2002.

²¹ Ермакова Э.В. Предприниматель А.В. Даттан и Восточный институт //
Российская цивилизация и мир: проблемы взаимоотношений. — Хабаровск,
2001. - С. 178 - 184; Троицкая Н.А. Германские предприниматели во
Владивостоке в середине XIX — начале XX вв. // Там же. - С. 170 - 178; Она же.
Адольф Васильевич Даттан: биография предпринимателя // Краевед,
бюллетень. - Южно-Сахалинск, 1994. - № 3. - С. 184 - 188; Она же. Флотские
офицеры — предприниматели на Дальнем Востоке России // Российский флот на
Тихом океане: история и современность. Вып. 3. Флот и общество: люди,
события, факты. - Владивосток, 1998. — С. 107 - 111; Мизь Н.Г., Сидоров А.Ю.,
Турмов Г.П. Русский немец Адольф Васильевич Даттан. - Владивосток, 2002 и

Др.

²² Сердюк М.Б., Барсегова И.А., Сагитова И.О. К истории лютеранской церкви
на Дальнем Востоке // Многонациональное Приморье: история и
современность. - Владивосток, 1999. - С. 52 - 56; Брокманн М. Возникновение
и становление лютеранских общин на Дальнем Востоке России //
Межконфессиональное и межнациональное развитие: Опыт. Сотрудничество.
Проблемы. Перспективы. - Владивосток, 2000. - С. 70 - 79.

²³ Иконникова Т.Я. Военнопленные первой мировой войны на российском
Дальнем Востоке (1914 - 1918 гг.) // Россия и АТР. - Владивосток, 1999. - № 1.
- С. 90 - 94; Она же. Дальневосточный тыл России в годы первой мировой
войны. - Хабаровск, 1999; Молчанова Е.Г. О борьбе с «немецким засильем» на

российском Дальнем Востоке в годы первой мировой войны // XX век и военные конфликты на Дальнем Востоке. - Хабаровск, 1995. — С. 93 — 95; Троицкая Н.А. Дальневосточная буржуазия в годы первой мировой войны // Там же. - С. 91 -93 и др.

²⁴ Кабузан В.М. Немецкое население России в XVIII - начале XX века: численность и размещение // Вопр. истории. - 1989. - № 12. - С. 18 - 29; Он же. Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII - XX века. - М., 1998; Остроух И., Шервуд Е. Немцы в России: Исторический очерк // ЭО. - 1993. - № 3. — С. 40 — 47; Чеботарева В. Немецкие колонии Российской империи — «государство в государстве» // ЭО. - 1997. - № 1. - С. 129 - 144 и др.

Жирмунский В.М. Итоги и задачи диалектологического и этнографического изучения немецких поселений СССР // СЭ. - 1933. - № 2. - С. 84 - 112; Малиновский Л. Община немецких колонистов в России и ее региональные особенности в XIX - начале XX вв. // История СССР. - 1990. - № 2. - С. 175 -182; Филимонова Т.Д. Об этнокультурном развитии немцев СССР // СЭ. — 1986. - № 4. - С. 100-111; Курило О. Прошлое и настоящее евангелическо-лютеранской общины немецкой традиции в Москве // ЭО. - 1995. - № 6. — С. 119 — 131; Он же. Церковные праздники лютеранского населения России (XIX -XX вв.) // ЭО. - 1997. - № 2. - С. 99 - 111; Он же. Интеграция российских немцев в Германии (этноконфессиональный аспект) // ЭО. — 1999. - № 2. — С. 113-127 и др.

Смольникова Н.В. Немцы Нижнего Поволжья: современная этнополитическая ситуация. — Волгоград, 1998; Она же. Этнический стереотип и межэтнические отношения (на примере немецкой диаспоры Нижнего Поволжья) // Вест. Моск. ун-та Сер. 8, История. - 1997. - № 5. - С. 24 - 31 и др.

Немцы Сибири: история и культура. - Омск, 1993; Немцы Сибири: история и современность. - Омск, 1997; Гоппе Н.В. Лютеранские общины Сибири (к вопросу об исторической обусловленности одного этнического стереотипа) // Исследования молодых ученых в области археологии и этнографии. —

Новосибирск, 2001. - С. 63 - 71; Немцы Сибири: история и культура. -

Новосибирск, 2003; Смирнова Т.Б. Немцы Сибири: этнические процессы. -

Омск, 2002 и др.

²⁸ Труды Амурской экспедиции. Вып. 11. Китайцы, корейцы и японцы в

Приамурье: отчет уполномоченного Мин-ва иностр. дел В.В. Граве. — Б.м.,

1912.

Труды Амурской экспедиции. Прил. к вып. 11. Песоцкий В.Д. Корейский вопрос в Приамурье: отчет поручика 1-го Сиб. стрелкового Его Величества полка. - Хабаровск, 1913.

³⁰ Материалы по обследованию крестьянских хозяйств в Приморской области.
Старожилы стодесятинники. - Саратов, 1912. - Т. 3.

³¹ Врадий В.П. Опьяняющие напитки китайцев, корейцев, японцев и инородцев
Уссурийского края. - СПб., 1904; Он же. Пищевые продукты китайцев,
корейцев, японцев и других инородцев Дальнего Востока (заметки из .
путешествия по Азии). - СПб., 1904.

³² Венюков М.И. Состав населения Амурского края // Изв. РГО. - СПб., 1871. —
Отд. 2. — С. 387 - 396.

³³ Рагоза А. Краткий исторический очерк переселения корейцев в наши пределы
// Воен. сб. - СПб., 1903. - № 6. - С. 206 - 222.

³⁴ Унтербергер П.Ф. Приморская область 1856 - 1898 гг.: Очерк. - СПб., 1900.

³⁵ Пржевальский Н.М. Путешествие в Уссурийском крае, 1867 - 1869 гг. - М.,
1947 (переиздание дореволюционной работы 1870 г.).

Ким Н. Под пятой японского милитаризма в Корее. - Владивосток, 1926; Киммангем И. Советское строительство среди корейского населения // Советское Приморье. - Владивосток, 1926. - № 1 - 2. - С. 199 - 206; Аносов С.Д. Корейцы в Уссурийском крае. - Хабаровск - Владивосток, 1928 и др.

³⁷ Ким Сын Хва. Очерки по истории советских корейцев. - Алма-Ата, 1965.

³⁸ Кабузан В.М. Дальневосточный край в XVII - начале XX вв. (1640 - 1917):
историко-демографический очерк. - М., 1985.

Рыбаковский Л.Л. Население Дальнего Востока за 150 лет. - М., 1990.

⁴⁰ История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма (XVII в.

- февраль 1917 г.). - М, 1990.

⁴¹ Кузин А.Т. Дальневосточные корейцы: жизнь и трагедия судьбы.
Документально - исторический очерк. - Южно-Сахалинск, 1993; Пак Б.Д.
Корейцы в Российской империи. - Иркутск, 1994; Он же. Корейцы в советской
России (1917 - конец 1930). - М., 1995 и др.

⁴² Петров А.И. Корейская диаспора на Дальнем Востоке России. 60 - 90 гг. XIX
века. - Владивосток, 2000; Он же. Корейская диаспора в России. 1897 — 1917 гг.

- Владивосток, 2001.

⁴³ Позняк Т.З. Иностранные подданные в городах Дальнего Востока России
(вторая половина XIX - начало XX вв.): Дис. ...канд. ист. наук. - Владивосток,
2001.

⁴⁴ Сердюк М.Б. Изучение православной миссии среди корейцев: современный
этап исследований // История российско-корейских отношений на Дальнем
Востоке. - Владивосток, 2001. — С. 90 - 104; Торопов А.А. Миссионерская
деятельность Русской Православной Церкви на юге Дальнего Востока среди
корейцев (по материалам РГИА ДВ) // Межконфессиональные отношения на
Дальнем Востоке России на рубеже тысячелетий. - Владивосток, 2002. — С. 148

- 153; Мизь Н.Г. К истории православного миссионерства среди корейцев
Южно-Уссурийского края (конец XIX - начало XX вв.) // Там же. - С. 154-158

др.

⁴⁵ Алепко А.В. К вопросу о деятельности Православной миссии в Приамурском
генерал-губернаторстве среди корейских рабочих // Культура и религия на
Дальнем Востоке: история и современность. - Хабаровск, 1997. — С. 126 - 129.

⁴⁶ Капран И.К. Религиозные общины японцев, корейцев и китайцев во
Владивостоке в 20 - 30-х гг. XX в. // 5 Дальневосточная конференция молодых
историков. - Владивосток, 1998. - С. 69 - 72.

Толстякова И.К. Религиозные общины японцев, корейцев и китайцев во Владивостоке в 20 - 40-х гг. XX в. // Краевед, вестн. - Владивосток, 1994. -Вып. 3.-С. 243-246.

⁴⁸ Чой Нам Сик. Первые корейские пресвитериане в Приморье //
Межконфессиональное и межнациональное развитие: Опыт. Сотрудничество.
Проблемы. Перспективы. Материалы Первого Приморского Форума. —
Владивосток, 2000. - С. 145 - 152.

⁴⁹ Авилова И.К. К вопросу об участии корейцев в хозяйственной колонизации
юга Дальнего Востока России во второй половине XIX — начале XX вв. // Сто
лет корееведения в ДВГУ. - Владивосток, 2000. - С. 101 - 106; Она же. Участие
корейцев в хозяйственной колонизации юга Дальнего Востока во второй
половине XIX - начале XX вв. (некоторые аспекты проблемы) // История
российско-корейских отношений на Дальнем Востоке. — Владивосток, 2001. —
С. 111-142.

⁵⁰ Петров А.И. Адаптационные проблемы корейской диаспоры Дальнего
Востока России начала XX века // Адаптация этнических мигрантов в Приморье
в XX в. - Владивосток, 2000. - С. 36 - 55.

⁵¹ Ли Г.Н. Гобонди: записки наблюдателя о любви корейцев к земле. - Бишкек,
2000.

Сим Хон Енг. К изучению причин депортации советских корейцев // ЭО. — 1999. - № 2. - С. 93 -102; Бугай Н.Ф. «Корейский вопрос» на Дальнем Востоке и депортация 1937 года // Проблемы Дальнего Востока. - 1992. - № 4. — С. 152 — 162; Торопов А.А. К вопросу о депортации корейского населения // Политические репрессии на Дальнем Востоке (20 - 50 гг.). — Владивосток, 1997. -С. 245-255 и др.

⁵³ Хегай И.А. Корейская диаспора в СНГ: проблемы и перспективы развития // Диаспоры в историческом времени и пространстве. Национальная ситуация в Восточной Сибири. - Иркутск, 1994. - С. 134 - 137; Ли В.В. Корейский национальный вопрос в Приморье в 1990-е гг. // Межконфессиональное и

межнациональное развитие: Опыт. Сотрудничество. Проблемы. Перспективы. -Владивосток, 2000. - С. 154 - 158; Ващук А.С. Миграция как фактор развития корейской диаспоры в Приморье (90-е гг. XX в.) // Диаспоры: независимый науч. журнал. -М., 2001. - № 2 - 3. - С. 170 - 180 и др.

⁵⁴ Ващук А.С, Чернолуцкая Е.Н., Королева В.А., Дудченко Г.Б., Герасимова
Л.А. Этномиграционные процессы в Приморье в XX веке. — Владивосток, 2002.

⁵⁵ Современные этнические процессы в СССР. - М., 1977; Авксентьев В.А.,
Шаповалов В.А. Этнические проблемы современной России: социально -
философский аспект анализа. - Ставрополь, 1997; Зорин В.Ю. Состояние и
задачи этнокультурной политики в Российской Федерации // 5 конгресс
этнографов и антропологов России. - М., 2003; Карлов В.В. Введение в
этнографию народов СССР (стадиальные закономерности и локально-
исторические особенности этнокультурных процессов в XIX - XX вв.). — М.,
1990; Конструирование этничности: этнические общины Санкт — Петербурга. —
СПб., 1998; Семенов В.М., Матюнина Е.В. Национальные и этнические
культуры в конфликтных процессах в России // Социально-гуманитарные
знания. - 2001. - № 2. - С. 287 - 300 и др.

⁵⁶ Вдовин А.И. Национальная политика 30-х гг.: об исторических корнях
кризиса межнациональных отношений в СССР // Вест. Моск. ун-та. Сер. 8,
История. - 1992. - № 4. - С. 17-38; Национальная политика в Российской
Федерации. — М., 1993; Государственная служба Российской Федерации и
межнациональные отношения. - М., 1995; Национальная политика России:
история и современность. - М., 1997; Марченко Г.И. Этнос как объект и
субъект политики: социальные основы национальной политики // Вест. Моск.
ун-та. Сер. 12, Политические науки. - 1997. - № 5. - С. 21 - 37; Филиппов В.Р.,
Филиппова Е.И. Национально-культурная автономия в контексте
совершенствования законодательства // ЭО. - 2000. - № 3. - С. 46 — 60; Зорин
В.Ю. От национальной политики к этнокультурной: проблемы становления

доктрины и практики (1990 - 2002 гг.) // Журнал социологии и социальной антропологии. - СПб., 2003. - Т. 6. - № 3 (23). - С. 122 - 153 и др.

⁵⁷ РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 1. Т. 1. Д. 648; Оп. 2. Д. 129, 336, 1603; Оп. 4. Д. 334, 988;
Оп. 8. Д. 895; Оп. 11. Д. 577; Ф. 702. Оп. 1. Д. 49, 129, 166, 317, 730, 796, 1216,
2364, 2367.

⁵⁸ РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 4. Д. 988; Оп. 5. Д. 1581; Ф. 702. Оп. 1. Д. ПО, 367, 584,
597,734,793.

⁵⁹ РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 1. Д. 640, 840.

⁶⁰ РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 2. Д. 2411; Ф. 702. Оп. 1. Д. 956, 1215; Оп. 2. Д. 354; Оп. 4.
Д. 794.

⁶¹ РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 2. Д. 2248; Оп. 5. Д. 1645; Ф. 702. Оп. 3. Д. 432; Ф. 244.
Оп. 1. Д. 1137; ГАХК Ф. 1179. Оп. 1. Д. 1; ГАПК Ф. 25. Оп. 4. Д. 4; Ф. 86. Оп. 5.
Д. 8, 16.

⁶² РГИА ДВ Ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 146, 423, 512, 1676, 1743, 1782; ГАХК Ф. П-2.
Оп. 1. Д. 469; Ф. 137. Оп. 4. Д. 27.

⁶³ РГИА ДВ Ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 643, 1684, 1685, 1778; ГАХК Ф. П-2. Оп. 1. Д.
444; Ф. 304. Оп. 1. Д. 12; Ф. 1228. Оп. 1. Д. 159

⁶⁴ Корейцы на российском Дальнем Востоке (втор. пол. XIX - начало XX вв.).
Документы и материалы. - Владивосток, 2001; История российских немцев в
документах (1763 - 1992 гг.). - М., 1993; Культурное строительство на Дальнем
Востоке (1917 - 1941 гг.): Докум. и материалы. - Владивосток, 1982 и др.

⁶⁵ Нам И.В. Культурно-национальная автономия в истории России.
Документальная антология. Т. 1. Сибирь, 1917 - 1920. - Томск, 1998; Т. 2.
Дальний Восток, 1921 - 1922.-Томск, 1999.

Диаспора как объект исследования

Диаспора как явление_существует так же давно, как и сами этносы. Интерес к диаспоре как к объекту исследования появился под воздействием массовых миграций, начало которым было положено в конце XIX — начале XX вв. Пик миграционной активности пришелся на окончание второй мировой войны. В середине 1990-х гг. примерно 125 млн. человек жили за пределами своих государств. Ежегодно их число возрастает на 2-4 млн.1 В нашей стране актуальность темы особенно возросла после распада СССР, когда русские и другие народы государств, возникших на обломках Советского Союза, превратились одновременно и в разделенный народ, и в диаспору.

Современное понятие «диаспора» зачастую распространяется как на любую этническую группу, живущую в инонациональном окружении, так и на «часть народа, проживающего вне страны своего происхождения». Причиной столь широкой интерпретации термина стал многогранность самого явления, связанного с процессами эмиграции и колонизации, с разделением народов в результате возникновения новых государственных образований, либо потерей связи с исторической родиной. Наличие сходных типологических явлений вызывает затруднения в выделении характерных признаков феноме ш диаспора. Это основание позволило ряду исследователей утверждать о многоплановости явления и невозможности создания четко выверенного определения, поскольку, по их мнению, диаспора является всего лишь источником для описания одного или нескольких исторических сюжетов, или рассматривается в качестве своеобразного эксперимента по выживанию или не выживанию этноса, его трансформации или сохранению им своей идентичности в условиях изменения социо-культурной и природной среды2.

Наибольшее распространение получили дефиниции, определяющие диаспору в качестве национальной или религиозной группы, живущей вне страны своего происхождения, в новой__политической, и социо-культурной среде3. Сходное понятие введено в научный оборот Ж.Т. Тощенко и Т.И. Чаптыковой, которые определяют диаспору как «устойчивую совокупность людей единого этнического происхождения, живущих в иноэтническом окружении за пределами своей исторической родины (или вне ареала расселения своего народа) и имеющих социальные институты для своего развития и функционирования»4.

Весьма оригинальную точку зрения высказал М.Г. Туров, рассматривающий диаспору как этнографическую группу. Свою позицию он обосновывает наличием в диаспоре таких этноинтегрирующих признаков, как осознание общности происхождения и культуры, единый язык, общее самосознание и самоназвание (этноним)5. Однако диаспора в отличие от этнографической группы не обладает культурным своеобразием, отличающим последнюю от основного этнического массива. Например, русская диаспора в Европе или Америке отличается от русских не особенностями культуры и самосознания, а всего лишь территорией проживания.

Более точно суть феномена диаспора раскрывает характеристика Ю.П. Платонова. Под диаспорой он понимает: «этнос или часть этноса, проживающего вне своей исторической родины или территории проживания этнического массива и не желающего потерять этнические групповые характеристики, заметно отличающие ее от остального населения страны пребывания, а также вынужденная (осознанно или не осознанно) подчиняться принятому в ней порядку»6.

В результате под категорию диаспора попадают огромные массы населения, объединенные фактом перемещения человека или его предков из одной страны в другую и сохранившие особое чувство принадлежности к своей исторической родине.

Помимо теоретического обоснования феномена диаспора, исследователи, опираясь на реалии сегодняшнего дня, предпринимают попытки классифицировать существующие в России диаспоры. Так, Т.И. Чаптыкова предложила структурировать современные российские диаспоры по наличию или отсутствию у них национально 34 государственных образований, по удаленности от России, что позволяет разделить их на: 1. Проживающие на территории России и не имеющие своих государственных образований (цыгане, курды, ассирийцы, уйгуры, белуджи и др.); 2. Проживающие в России и имеющие свои государственные образования в ближнем зарубежье (украинцы, белорусы, казахи, армяне, азербайджанцы, грузины, узбеки, таджики и др.); 3. Проживающие в России и имеющие свои государственные образования в дальнем зарубежье (немцы, поляки, корейцы, греки, финны, болгары, турки, румыны и др.); 4. Проживающие за пределами своих национально-государственных и национально-территориальных образований в составе Российской Федерации (татары, чуваши, башкиры, мордва, чеченцы, буряты, якуты, удмурты, коми, марийцы, осетины и др.).

В зависимости от типа расселения в принимающей стране выделяются дисперсные (евреи, грузины, белорусы и др.), точечные (курды, казахи, марийцы и др.) и смешанные диаспоры, с преобладанием одного или другого типа расселения (цыгане, немцы, татары и др.). В зависимости от численности диаспоры могут быть многочисленными (украинцы, белорусы) и малочисленными (курды, ассирийцы).

Еще одним основанием для классификации диаспор является степень их сплоченности и охват сфер деятельности. Одни диаспоры стараются охватить основные сферы жизни своих членов (татарская, армянская, ассирийская диаспоры), другие - ограничиваются отдельными направлениями (чеченская, цыганская). Также диаспоры рассматриваются с точки зрения позитивности или деструктивности их социального поведения7.

Более упрощенную схему предложила М.А. Асвацатурова. По ее мнению, типология современных диаспор предусматривает выделение следующих групп: 1. Классические диаспоры; 2. Новые диаспоры как результат этнической миграции; 3. Новые диаспоры как результат распада СССР; 4. Новые диаспоры как результат нового национально-государственного устройства. Первые три из перечисленных диаспор автор относит к внешним диаспорам, диаспоры четвертого типа к внутренним8. Предложенные классификации очень спорные, тем более что авторы не обосновывают критерии выделения применительно к диаспорному образу жизни. Прав В. Дятлов, обращая внимание на то, что на чисто интуитивном уровне некоторые этносы как диаспора воспринимаются естественно, в то время как словосочетания «татарская», «башкирская» и подобные им вызывают внутреннее отторжение9. Да и можно ли назвать диаспорами многие российские народы, проживающие на территории своей страны, хотя и вне ареала своего исконного расселения?

Несколько иная ситуация в бывших советских республиках, ныне самостоятельных государствах. Разделение некогда единого государства привело к разделению народов. Действительно, эти люди столкнулись со многими проблемами, в том числе и с такими, как освоение нового политического пространства, адаптация к новой (по сути) социокультурной среде. Их можно назвать диаспорами, но при этом следует учитывать, что они находятся в процессе своего_становления, и еще не выработали механизма диаспорного образа.жизни.

Особенности формирования, правовое и политическое положение еврейских, немецких и корейских общин в дореволюционный период

Освоение дальневосточных территорий, вошедших в состав Приморской области Восточно-Сибирского (с 1884 г. Приамурского) генерал-губернаторства, имело ряд особенностей, обусловленных социально-экономическим и политическим развитием Российской империи.

Колонизация российского Дальнего Востока осуществлялась не только народами Российской империи, но и выходцами из других стран, главным образом сопредельных, что с самого начала обусловило полиэтнический характер населения региона. В целом, формирование населения происходило двумя способами. Первый — добровольные (свободные) переселения в колонизуемый район крестьян, отпускных солдат, рабочих, иностранцев. Второй - принудительная (вынужденная) миграция во всех ее модификациях: политическая и религиозная ссылка, административное водворение государственных крестьян и казаков, присылка штрафных солдат, поселение воинских команд и т.д.1

По данным переписи 1897 г., наряду с восточнославянским населением в Приморской области проживали поляки, евреи, «различные этнографические группы татар», немцы, литовцы, «горские племена Кавказа» и другие народы Российской империи , а также выходцы из Кореи, Китая, Японии, Германии, Турции, Англии, США, Франции.

Обосновавшись в регионе, каждая этническая группа реализовывала себя как часть многонационального социума края. Этому способствовали слабая заселенность территорий, наличие свободных земель, преимущественно аграрный характер колонизации, отсутствие конкуренции в борьбе за ресурсы. Совместное проживание этносов, брачные контакты, общая хозяйственная деятельность, урбанизация привели к возникновению дальневосточного субстрата славянской культуры. В то же время этническая, а в ряде случаев конфессиональная самоидентификация становились основой консолидации этнических групп. С одной стороны, это позволяло человеку реализовывать свое этнокультурное начало, с другой — способствовало ускоренной интеграции в принимающий социум, формированию своей ниши, позволявшей оказывать влияние на хозяйственную, культурную, экономическую, политическую жизнь региона.

Прежде чем рассматривать региональную историю еврейских, немецких и корейских диаспорных общин целесообразно обратиться к их происхождению и распространению на территории постсоветского пространства.

Евреи. Еврейская диаспора одна из старейших в мире. Изгнание евреев из Палестины в начале VI в. до н.э. вавилонским царем Навуходоносором II, положило начало образованию еврейских диаспорных групп в Месопатамии, а на рубеже нашей эры в Египте, Малой Азии, Сирии, Иране, Северной Африке, Западном Средиземноморье, Крыму, Кавказе, части Средней Азии3. Массовое выселение евреев римлянами в I—II вв. н.э. способствовало окончательному формированию модели диаспорного развития народа, состоявшего из множества субэтнических групп, объединенных этническим и конфессиональным самосознанием на основе иудаизма.

На территории постсоветского пространства евреи появились в IV - III вв. до н.э. в Закавказье. В I в. до н.э. - на территории греческих колоний Крыма; в середине VII в. проникают на территорию южно-русских степей; в Х-ХШ вв. расселяются в Киеве, Чернигове, Владимире-Волынском, Перемышле.

Окончательное формирование еврейской диаспоры в Российской империи произошло вследствие присоединения новых земель в XVIII — XIX вв. После трех разделов Речи Посполитой российскими подданными стали 676 тыс. евреев, проживающих на территориях современной Украины, Белоруссии, Литвы. В 1787 г. подданными России стали 2 тыс. крымчаков и 3 тыс. караимов

Крымского ханства, в конце XVIII в. - несколько сот адыгоязычных евреев Черкессии, в начале XIX в. - около 7 тыс. горских евреев Восточного Кавказа, включая Дагестан и Северный Азербайджан, а также несколько тысяч грузинских евреев. В 1812 г. - около 20 тыс. евреев Бесарабии (ашкенази и сефарды). В 1864-1884 гг. -около 10 тыс. среднеазиатских, бухарских, евреев . В результате на территории России в дореволюционный период сформировалась самая многочисленная еврейская диаспора в мире.

Правовое, экономическое и культурное положение евреев в Российской империи определялось внутренней политикой государства в решении так называемого «еврейского вопроса», что нашло свое отражение в многочисленных законах и подзаконных актах, основная часть которых вошла в Полное собрание законов Российской империи или сохранилась в виде разъяснений и решений Правительственного Сената, положений Комитета Министров, циркуляров Министерств, а также распоряжений местных органов власти.

По подсчетам исследователей, за период с 1810 по 1917 гг. было издано 537 законов и распоряжений, регламентирующих жизнедеятельность евреев в России. Д. Раскин условно разделил эти документы на три группы: узаконения и распоряжения, незначительно облегчающие положение еврейского народа в государстве; документы, усиливающие гражданское неравноправие евреев; постановления, вносящие разъяснения и дополнения в уже существовавшие законодательные нормы, но не влиявшие на решение «еврейского вопроса». К первой группе Д. Раскин отнес 40 % законодательных актов, ко второй - 38 %, к третьей - 22 % 5. Многочисленность, а главное противоречивость законодательных норм обусловили неопределенность политического и юридического статуса народа, что в свою очередь отразилось на формировании и жизнедеятельности диаспорных общин в Сибири, а затем по мере освоения и колонизации окраинных земель и на Дальнем Востоке России. Так, несмотря на запрет проживания евреев в Сибири (последнее автоматически распространялось и на

Дальний Восток России), отдельные социальные группы еврейского народа получили право жительства в регионе с некоторыми ограничениями. Евреям запрещалось селиться и проживать в пределах 100 верст от китайской границы. Первоначально запрет распространялся только на ссыльнопоселенцев, исключение составляли поселившиеся до 12 июня 1860 г. В 1890 г. под действие закона попадали уже все евреи, кроме упоминавшихся в первом случае, а также золотопромышленников. Относительно последних должно было последовать особое распоряжение6.

Жительство в Сибири и на Дальнем Востоке разрешалось евреям, обладавшим правом постоянного пребывания во внутренних губерниях Европейской части Российской империи. Это были купцы первой гильдии; лица с ученой степенью, состоявшие на государственной службе; окончившие курс в высших учебных заведениях; аптекарские помощники, дантисты, фельдшера, повивальные бабки и все, изучавшие перечисленные профессии; механики, винокуры, пивовары и другие ремесленники, закройщики и портные при полках и военно-учебных заведениях . Все они добровольно переезжали на Дальний Восток, куда их влекло отсутствие грубого антисемитизма и наличие социально-экономических перспектив. По этим же причинам нелегально под разными предлогами ехало немало других евреев.

Национальная политика Советского государства и этнические меньшинства

В основе национальной политики Советского государства в первые десятилетия после образования СССР продолжали лежать принципы, провозглашенные в Декларации прав народов России от 2(15) ноября 1917 г.: «равенство и суверенитет народов», право на «свободное самоопределение вплоть до отделения», недопустимость любых «национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений»1.

Определяющим началом национальной политики являлось ее подчинение укреплению государственной власти на основе марксистко-ленинского, классового подхода2.

В мае 1925 г. III Всесоюзный съезд Советов поручил ВЦИК СССР в целях «полного обеспечения повсеместных прав национальных меньшинств» провести ряд «соответствующих мер, как-то: введение во все выборные органы представителей национальных меньшинств, в случаях значительной численности национальных меньшинств — образование отдельных Советов с употреблением языков этих меньшинств, организацию школ и судов на родном языке и т.п.»3.

Для руководства этой работой были образованы отделы национальных меньшинств при исполкомах многонациональных краев и областей, учреждалась должность уполномоченного по делам национальных меньшинств (уполнацменов) при остальных исполкомах, горсоветах и центральных учреждениях.

В конце 1920-х - первой половине 1930-х гг. национальные районы и сельсоветы представляли собой массовую форму официального самоопределения национальностей в СССР. Например, только в РСФСР в 1928 г. насчитывалось 2930 национальных сельских Советов, 110 национальных волостей, 33 национальных района, 2 национальных округа. В 1930 г. числилось уже 127 национальных районов и 4264 национальных сельсовета. В феврале 1936 г. - 580 национальных районов. Национальные районы, располагались главным образом в Якутии, Бурят - Монголии, Восточной Сибири и Дальневосточном крае4. В конце 1930 г. все национальные районы и сельсоветы были ликвидированы. Причиной их упразднения стали выводы партии о решении национального вопроса в стране сделанные в 1934 — 1935 гг.

Национально-политическая ситуация в Приморье отражала общероссийскую и имела свою региональную специфику. Особое внимание здесь уделялось этнокультурному и этнополитическому развитию корейцев, наиболее многочисленной группе, проживающей в Приморье.

Численность корейской диаспоры в рассматриваемый период продолжала постоянно расти за счет иммигрантов из Кореи. Это вызывало беспокойство со стороны Советского правительства. 5 января 1926 г. вопрос об иммиграции корейцев на Дальний Восток был рассмотрен на совещании при Наркоминделе СССР, было решено принять все доступные меры по прекращению иммиграционного потока. Неоднократно этот вопрос поднимался и Далькрайисполкомом. Одновременно была усилена охрана границ на участке от о. Ханка до устья р. Тумень-Ула, расширены права ОГПУ по депортации на историческую родину корейцев-нелегалов5. Однако принимаемые меры не смогли сдержать приток иммигрантов из Кореи.

Местами плотного проживания корейцев в Дальневосточном крае стали Посьетский, Спасский, Шмаковский, Постышевский, Бикинский, Вяземский, Хабаровский, Суйфунский, Кировский, Калининский, Лазо, Свободненский, Благовещенский, Тамбовский, Михайловский, Архаринский, Сталинский и Блюхеровский районы Дальневосточного края6.

Основной территорией расселения корейцев оставалось Приморье. Наибольшее число проживало в Посьетской, Барабашевской, Владимиро-Александровской, Киевской волости Владивостокского уезда, где они составляли 63,4% от общего числа населения. В Шкотовской и Сучанской волостях Владивостокского уезда, в Гродековской и Ивановской Никольско-Уссурийского уезда — 25,8%. Ко всему населению Приморья корейцы составляли 19%7.

Многочисленность корейской диаспоры требовала от местных органов власти особого подхода в решении социально-экономических и культурных проблем диаспоры. В 1922 г. при Дальревкоме, а также при губкомах и уездных исполкомах были учреждены отделы уполномоченных по корейским делам. Их задачей стало соблюдение национальной политики Советской власти по отношению к корейскому населению, изучение правового и экономического положения корейцев на российском Дальнем Востоке, содействие материальному и культурному развитию народа с учетом его культурно о бытовых особенностей .

Должность коруполномоченного по корейским делам учреждалась при Президиуме Дальревкома, а затем Далькрайисполкома. На него возлагались функции по координации и контролю коруполномоченных на местах. С упразднением в 1926 г. Дальревкома и образованием Далькрайисполкома функции уполномоченных существенно расширились.

Управление корейским населением наравне с общегосударственными структурами осуществляли аналогичные институты при Президиуме ГИКов, Губземуправлении, ГубОНО, ГубЗдраве, Владивостокском, Никольск-Уссурийском, Спасском, Хабаровском и Николавском-на-Амуре УИКах. Кроме того, имелись инспектора при школах9.

Зачастую коруполномоченные находились в двойном подчинении. Например, коруполномоченные при отделах ГИКа подчинялись учреждениям, при которых они находились, а также коруполномоченному при Президиуме Губисполкома10.

В 1927 г. Институт уполномоченных по корейским делам реорганизовали в Институт уполномоченных по делам национальных меньшинств. К ним относились, «все национальности не русского языка, населяющие

Дальневосточный край, без различия гражданства, при условии, что они пользовались политическими правами. Исключение составляли народности северных окраин, туземцы, которые обслуживались по линии Комитета содействия народностям северных окраин»11.

В 1932 г. Постановлением президиума Далькрайисполкома уполномоченные по делам национальных меньшинств при президиуме ДКИК были объединены в отдел нацменьшинств . Отдел состоял из еврейского, корейского, китайского, украинского секторов и северных народов13. Каждый сектор действовал по собственной программе. В феврале 1933 г. в отделе оставалось три инструктора по еврейским, корейским и китайским вопросам . В этом же году отдел прекратил свое существование15.

Подобный отдел существовал при Приморском Областном комитете с марта 1933 г. Штат отдела предусматривал 9 должностных лиц, фактически работало 3-4 человека. В 1934 г. отдел расформировали16.

Параллельно происходило образование национально-территориальных образований разного уровня. В конце 1920-х гг. на территории Посьетской и Барабашевской волостей Приморского края был образован Посьетский корейский национальный район, в котором проживала почти одна седьмая часть корейского населения края. По состоянию на 1 января 1931 г. здесь насчитывалось 31 тыс. корейцев, что составляло 89% от общего числа населения17. Район не являлся формой корейской автономии, а был создан в рамках общесоветского строительства на Дальнем Востоке под влиянием политики коренизации, проводившейся во второй половине 1920 — первой половине 1930-х гг. по всей стране18. Первым секретарем райкома ВКП(б) с 1934 по 1936 гг. был А.А. Ким, видный партийный деятель советского периода. К 1929 г. в Дальневосточном крае было создано также 160 корейских сельсоветов и еврейский район — Биробиджан19.

Государственная и региональная политика в отношении этнических меньшинств в современных условиях

После распада Советского государства в 1991 г. этнический фактор стал определяющим во многих сферах общественной жизни страны. На этом фоне поиск оптимальных форм регулирования национальных проблем являлся приоритетной задачей внутренней политики государства. Перед государством стояла задача выработать комплекс мер, способных обеспечить гармонизацию национальных интересов в обществе.

Смягчению межэтнической напряженности в российском обществе должен был способствовать принятый в апреле 1991 г. закон «О реабилитации репрессированных народов»1. Принятие закона выявило ряд противоречий политической ситуации в стране. Уже в самом законе «О реабилитации репрессированных народов» была изначально заложена ошибочная идеологическая основа - субъектом закона объявлялись не непосредственно пострадавшие от репрессий граждане, а этнические общности. К тому же, в законе с одной стороны, декларировалось право на восстановление национальных государственных образований, сложившихся до их упразднения, с другой - требовалось не ущемлять права и законные интересы граждан, проживающих на территории репрессированных народов. На практике оказалось чрезвычайно сложно совместить эти два положения не создавая условия для возникновения новых конфликтов, поскольку в случае территориальной реабилитации ущемлялись права проживающих на территории репрессированных народов людей. Закон не содержал в себе конкретных механизмов реализации основополагающих статей (политической, экономической, территориальной реабилитации), а являлся всего лишь правовой базой для разработки и принятия соответствующих нормативных правовых актов2.

С 1991 г. по март 1994 г. было принято восемь законов и три подзаконных акта, издано семь президентских указов и более пятидесяти постановлений Правительства Российской Федерации, других актов министерств и ведомств по проблемам реабилитации репрессированных народов. В этом же ряду находится Указ Президента Российской Федерации от 21 февраля 19Р2 г. «О неотложных мерах по реабилитации российских немцев», постановление Верховного Совета Российской Федерации от 1 апреля 1993 г. «О реабилитации российских корейцев».

Практические шаги по реабилитации российских кор ейцев предпринимались администрацией Приморского края. После принятия постановления о реабилитации российских корейцев ею была организована рабочая группа, изучены возможности приема, размещения и обустройства корейских семей на территории края. Под строительство жилых домов Д-гтя них были выделены земельные участки общей площадью 210 гектаров3.

Поскольку законом «О реабилитации репрессированных народов» закладывался механизм территориальной реабилитации, то в связи с распадом СССР новое звучание приобрели проблемы адекватного соотношения национальной и государственной территории. Исторический опыт показал, что любая попытка принудительного изменения территории проживания одного этноса в ущерб другому является предпосылкой для возникновения национальных конфликтов. Учитывая данное обстоятельство 3 июля 1 992 г. законом «Об установлении переходного периода по государственно-территориальному разграничению в Российской Федерации» объявлялся мораторий на территориальную реабилитацию и все территориальные переделы в Российской Федерации. В рамках объявленного моратория проходил поиск взаимоприемлемого варианта разрешения спорных территориальных вопросов без доведения их до конфликта. В плоскость поэтапного решения была переведена и проблема реабилитации российских немцев. Ее решению должно было способствовать создание органа, способного представлять интересы российских немцев в Правительстве и органах федеральной власти.

Потребность приведения национально-государственного устройства страны в соответствие с уровнем национального самоопределения народов, необходимость обеспечения права российских народов на сохранение и развитие своей самобытности обусловили принятие в начале 1990-х гг. ряда законов: «Декларации о государственном суверенитете РСФСР»4, Закона РСФСР «О языках народов РСФСР»5, Закона РФ «Об образовании»6, Закона РФ «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» . В этих законах за каждым народом впервые признавалось право на самоопределение в национально-государственных или национально-культурных формах. Так, в ст. 21 Закона РФ «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» декларировалось право на культурно-национальную автономию, которая определялась как право этнических общностей, проживающих компактно вне своих национально-государственных образований или не имеющих своей государственности, на свободную реализацию своей культурной самобытности посредством создания на основе свободного волеизъявления населения или по инициативе отдельных граждан национально-культурных центров, обществ и землячеств. Помимо проведения культурно-просветительской работы им предоставлялось право разрабатывать и предоставлять в соответствующие органы власти предложения о сохранении и развитии национальной культуры, а также объединяться в общероссийские, республиканские и иные ассоциации. Более широкие права предоставлялись национально-культурным организациям в Законе СССР «О свободном национальном развитии граждан СССР, проживающих за пределами своих национально-государственных образований или не имеющих их на территории СССР» (1990 г.). Например, они были вправе иметь при местных Советах народных депутатов и их исполнительных комитетах своих уполномоченных представителей, мнения которых заслушивались и учитывались при принятии решений, затрагивающих интересы граждан. Аналогично, их ассоциации могли представлять интересы соответствующих граждан в союзных и республиканских государственных органах.

Одной из первых попыток по-новому осмыслить сущность национальных проблем в РФ стала разработка в Совете национальностей Концепции государственной программы национального возрождения народов Российской Федерации, которая в ее окончательном варианте так и не была утверждена как официальный документ, но широко пропагандировалась как первая концепция национальной политики в начале 1990-х гг.9

Похожие диссертации на Диаспорные общины Приморского края: формирование, развитие, этнокультурный облик (Вторая половина XIX-XX вв.)

Кабардинская сельская община во второй половине XIX - начале XX в.Прасолов Дмитрий Николаевич

Проблемы этнокультурного развития удэгейцев во второй половине XIX - XX вв.Старцев Анатолий Федорович

Этнокультурные особенности нанайского собаководства (Вторая половина XIX - XX в.) Самар Андрей Петрович

Симбирское купечество во второй половине XIX - начале XX векаГалимова Лилия Надиповна

Храмопопечение в традиционном укладе жизни севернорусских крестьян (на материалах Вологодской губернии второй половины XiX - начала XX века)Шушвал Наталья Александровна

Хозяйство и материальная культура аварцев-андалальцев во второй половине XIX - начале XX вв.Алиев Магомед Гасангаджиевич

Семья и семейный быт народов Северного Кавказа во второй половине XIX-XX века (опыт этнорегионального исследования) Смирнова Ярослава Сергеевна

Традиционное хозяйство барабинских татар во второй половине XIX - первой половине XX векаМягков Денис Александрович

Саамы в русской этнографической литературе второй половины XIX – начала XX вековБодрова Ольга Александровна

Деятельность мирского суда чувашского крестьянства во второй половине XIX - начале XX вековЕгоров Димитрий Владимирович