Содержание к диссертации
Введение
Часть I. Эстетико-культурологический аспект литературы русского символизма
Глава 1. Символизм и проблема культуры 20
Глава 2. О менталитете и самосознании русской культуры и эстетики Серебряного века 67
Глава 3. Русский символизм как культурно-эстетический контрапункт 138
Часть II. Концепции художественной культуры и эстетики в творчестве писателей- символистов
Глава I. Культурно-исторический персонализм В. Брюсова 241
Глава 2. Д. Мережковский и "Царство Духа" 270
Глава 3. Стихия и культура в эстетике и творчестве А. Блока 300
Глава 4. А. Белый: культура и эстетика "самосознающего Я" 336
Глава 5. "Culturologia sacra" Вяч. Иванова 369
Глава 6. Природа и культура в эстетике и творчестве М.Волошина 408
Заключение 440
Список литературы 444
- Символизм и проблема культуры
- О менталитете и самосознании русской культуры и эстетики Серебряного века
- Культурно-исторический персонализм В. Брюсова
Введение к работе
История русского символизма является одним из приоритетных направлений современных гуманитарных исследований, связанных с восстановлением разорванных структур отечественной культуры, последовательной преемственности гуманистических ценностей русского и мирового искусства. "Лицо России не может открыться в одном поколении, современном нам, - писал Г.П.Федотов. - Оно в живой связи всех отживших родов, как музыкальная мелодия в чередовании умирающих звуков. Падение, оскудение одной эпохи - пусть нашей эпохи - только гримаса, на мгновение исказившая прекрасное лицо, если будущее сомкнётся с прошлым в живую цепь".1
Само именование русской культуры конца XIX - начала XX столетий -"Серебряный век" - несет две глубинные аллюзии и в этом смысле подлинно символично: "серебряный век" как закономерное наследие "золотого века" мировой культуры и, одновременно, век, представший во всей полноте библейского пророчества - "И порвется серебряный шнур..."; лейтмотив "напряженной, как арфа, души" (А.Блок), резонировав звуку "лопнувшей
1 Федотов Г.П. Лицо России. Paris, 1988. С.5
струны" в "Вишневом саде" Чехова, звучит доныне. В последнее десятилетие культура Серебряного века восстанавливается в отечественном самосознании "по составу своей гармонии", как говорили древние, хотя гармония эта отмечена трагическим опытом, сопровождающим в истории человечества построение идеальных художественных и интеллектуальных конструкций. Об этом знал и писал Вл.Соловьев в работе "Жизненная драма Платона", словно предупреждая следующих за ним - и за Платоном - русских символистов. Невольно предсказывая суть эволюции символизма, Соловьев пришел к выводу, что Платон не выдержал своего "светлого идеализма", что вообще человек не может "исполнить свое назначение <...> одною силою ума, гения и нравственной воли..."2 ; "жизненная действительная история Платона, увековеченная в совокупности его творений, более всякого вымысла может быть названа трагедией человечества", - заключает Соловьев.3
Десятилетия спустя В.Ходасевич, подводя итоги русского Серебряного века, свидетельствовал: "Символизм не хотел быть только художественной школой, литературным течением. Все время он порывался быть жизненно-творческим методом, и в этом была его глубочайшая, быть может, невоплотимая правда (подчеркнуто мною. -И.И.), но в постоянном стремлении к этой правде прошла, в сущности, вся его история. Это был ряд попыток, порой истинно героических, - найти сплав жизни и творчества, своего рода философский камень творчества".4 Эту же "невоплотимую правду" символизма тонко ощутил и Г.Федотов, полагавший, что "подлинной, пророческой силы это движение достигло только в России, где в нем вскрылись спящие религиозные потенции русской души. Его замысел был грандиозен и, я убежден, теоретически безупречен. Символизм видел иссыхание и смерть обезбоженного мира. Он
2 Соловьев B.C. Собр. соч.: В Ют. Спб., 1911 - 1914, т.ІХ, С.241
3 Творчество Платона. Перевод и предисловие Вл.Соловьева. М., 1899, т.1, С.ЗО.
4 Ходасевич В.Ф. Некрополь: Воспоминания. Brusseles, 1939, С.8
томился подлинно религиозным голодом. Утоление его он искал в красоте, как отражении божественного мира. Реальная действительность лежала перед ним, как мир воплощенных в материи и в ней сквозящих божественных идей <...> Повторяю, задание символизма мне представляется абсолютно правильным. Его гибель или его быстрая исчерпанность зависели от несоответствия творческих сил титанизму замысла. Охватить в едином художественном воззрении обе давно расторгнутые половины мира, мир земной и мир божественный, возможно лишь полноте как религиозного, так и жизненного опыта. Но символизм не имел ни то, ни другого. Его небо, как и его земля, были скорее суррогатами реальности. Религию переживали через книгу, через призму всех мифологических систем человечества; жизнь - через публицистическое отражение на страницах журнала. Символизм имел почти гениальные прозрения и в том, и в другом мирах. Но это были только вспышки, только искры, быстро гаснувшие. Живя в мире воображаемом, символизм являлся новым, более глубоким и в России даже первым изданием романтизма и разделил с ним его творческое бесплодие."5
В связи с данным исчерпывающим суждением Г.Федотова о русском символизме уместно вспомнить не менее верное замечание Ю.Тынянова о том, что вершины литературного процесса восходят не к достижениям предшествующих эпох, а к тому, что до сих пор осуществить не удалось. Как говорил Тойнби, "парадоксальным, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что для того, чтобы достигнуть какой-то определенной цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то еще более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели".6 Правда, возвышенной может считаться та цель, которая еще не затронута культурной "иронией века", цель, вокруг которой сохраняются завышенные ожидания;
5 Федотов Г.П. Борьба за искусство // Федотов Г.П. Защита России. Paris, 1988, С.94.
6 Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991. С.4.
русский символизм безусловно нес в себе эту иронию, о чем предельно искренне писал А.Блок: "Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь -сродни душевным недугам и может быть названа "иронией". Ее проявления -приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается - буйством и кощунством. <...> И как же не быть зараженными ею, когда только что прожили мы ужасающий девятнадцатый век, русский девятнадцатый век в частности? Век, который хорошо назван "беспламенным пожаром" у одного поэта; блистательный и погребальный век, который бросил на живое лицо человека глазетовый покров механики, позитивизма и экономического материализма, который похоронил человеческий голос в грохоте машин; металлический век, когда "железный коробок" - поезд железной дороги - обогнал "необгонимую тройку", в которой Гоголь олицетворял всю Россию, как сказал Глеб Успенский."7
Современное литературоведение стремится исследовать русскую литературу рубежа XIX-ХХвв. и, конкретно, символизм, во всей драматической напряженности и потенциальном богатстве этого подлинного феномена культуры, в конкретно-историческом контексте и широчайших типологических связях с отечественным и мировым искусством, во всевозможном многообразии художественно-эстетических универсалий и категорий творчества.8
7 Блок А. Ирония // Блок А.А. Собр. соч.: В 6 т. Т.4, Л., 1982, С.100, 101 - 102. Уже Гегель заметил,
что "ироническая диалектика" - не просто виток сложной атеистической мысли, но и проявление
духовной неудовлетворенности культуры, стремящейся обособиться от культа. Эта "духовность
наоборот" заключается в том, что "субъект хочет войти в царство истины, носит в себе стремление к
объективности, но, с другой стороны, он не может вырваться из одиночества, этого уединения в
себе..." - (Гегель. Эстетика. М. 1968. T.I. С.72)
8 См. наиболее значимые монографии и сборники статей, опубликованные в последние годы:
Ермилова Е.В. Теория и образнный мир русского символизма. М., 1989; Колобаева Л.А. Концепция
личности в русской литературе рубежа XIX - XX вв. М., 1990; Авраменко А.А. Блок и русские поэты
XIX века. М., 1990; На рубеже XIX - XX веков: Из истории международных связей русской
литературы. Л., 1991; Ильев СП. Русский символистский роман. Киев, 1991; Сарычев В.А. Эстетика
русского модернизма: Проблема жизнетворчества. Воронеж, 1991; Стахорский СВ. Вяч.Иванов и
русская театральная культура начала XX в. М., 1991; Орехова Л.А. Авторское мифотворчество и
русский модернизм (лирическая проза). Киев, 1992; Неженец Н.И. Русские символисты. М., 1992;
Исследования эти проводятся в истинном, не догматизированном ракурсе анализа "всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу".9
Насущная необходимость увеличить "спектр литературы" (Д.С.Лихачев) сопровождается в современной критике убеждением, что "испепеляющие годы" начала XX столетия ознаменовались созданием грандиозных духовных ценностей, "символизм, акмеизм, футуризм, утверждавшиеся в полемике в классикой XIX в., в общекультурном итоге слились с нею".10 Символизм на всех стадиях, но особенно на второй - кульминационной и собственно символистской, предстает ныне как действительно "соборное действо", преобразующее мир по законам красоты, "выводящее символ из словесной ткани - в живое сплетение человеческих душ и судеб",11 - пишет М.Эпштейн. "Попытки развить художественное творчество до творческого отношения к жизни, преобразить искусство в новый тип культуры, а его произведения - в духовные ценности, способные собственно силой изменить формы самой жизни и социальные отношения" - такова суть теоретических концепций символизма, отмечает Л.Чурсина.12 Резюмируя принципы изучения русской литературы конца XIX -начала XX века, Л.А.Колобаева считает необходимым сосредоточить усилия на поиске и выявлении собственно литературных законов, внутренних закономерностей реализма и модернизма; при этом реализм и модернизм понимаются как явления многосложные, лишенные "оценочного" критерия и монопольного права на обладание художественной "правдой". - "Модернизм, с
От Пушкина до Белого: Проблемы поэтики русского реализма конца XIX - начала XX вв. Спб., 1992; Мазаев А.И. Проблема синтеза в эстетике русского символизма. М., 1992; Связь времен: Проблемы преемственности в русской литературе концаХГХ -началаХХ вв. М., 1992; Бугров Б.С. Драматургия русского символизма. М., 1993; Приходько И.С. Мифопоэтика А.Блока. Владимир, 1994; Корецкая И. Над страницами русской поэзии и прозы начала XX века. М., 1995.
9 К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч., 2-ое изд. Т.47, С.517.
10 Новиков Вл. Дефицит дерзости: Литературная перестройка и эстетический застой // Октябрь. - М.,
1989, №3, С. 188.
11 Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX - ХХвеков. М., 1988, С. 124
12 Чурсина Л.К. К проблеме "жизнетворчества" в литературно-эстетических исканиях XX в. // Русская
литература. - Л., 1988, №4, С.191.
нашей точкой зрения, не исключает, а предполагает искание истины, по обретает ее на иных, по сравнению с реализмом, путях", - пишет Л.А.Колобаева.13
Интересно отметить, что уже в работах ученых и критиков начала XX века высказывалась подобная догадка о творческом синтезе реалистического и модернистского начал в литературе нового столетия. Так, З.Венгерова писала: "Символизм мне казался и продолжает казаться основой модернизма... Мне дорог символизм тем, что он составляет вечное начало в наших современных чувствованиях и переживаниях. Я отношусь к символизму не только как к литературной школе... Символизм-это все, что относится к сущему, как знаку невоплотимого... Под знаком символизма я воспринимаю все лучшее, что создавало и создает искусство и в минувшем, и в настоящем".14 Аналогичная живая связь русского символизма с немецким романтизмом была присуща и работам В.$.Жирмунского, сопоставившего комплекс идей Вл.Соловьева, Мережковского, младших символистов с вечными духовными ценностями европейского искусства.15
По мнению современных исследователей, "модернизм вобрал в себя, переосмысляя и трансформируя, едва ли не все определяющие свойства романтического сознания и эстетики, впервые по-настоящему поняв, как актуальна открытая романтиками фантасмагоричность реальности и отчужденности личности, ее затерянность, духовная раскрепощенность, переняв у романтических писателей поэтику фрагментарности, сопряжения достоверного с фантастическим и гротескным."16
13 Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса "Истории русской литературы конца XIX -
началаХХвека // Вестник МГУ. Сер.9, филология. 1994, №3, С.60.
14 Русская литература XX века (1890 -1910). В 3-х тт. Под ред. СА.Венгерова. М., 1914, т. 1, С. 137.
15 См.: Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. Спб., 1914; Жирмунский
В.М. Религиозное отречение в истории романтизма. Спб., 1913.
16 Зверев A.M. XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы, 1992. Вып.2, С.52 - 53.
М.Л.Гаспаров убежден, что модернизм был самым влиятельным направлением в русской литературе Серебряного века.17 Вместе с тем в оценке модернистских течений рубежа веков и, прежде всего, символизма продолжают преобладать акценты на кризисных симптомах, духе "релятивизма" и "девальвации" нравственных, эстетических и религиозных ценностей, трагической антиномичности творчества художников.18 Безусловно, история литературы рубежа XIX - XX веков дает основание для подобной точки зрения. Так, например, П.Флоренский тонко ощутил имморализм, в целом присущий культуре: "Как в плоскости культуры, - вопрошал он, - отличить церковь от кабака или американскую машину для выламывания замков от заповеди "Не укради" - тоже достояния культуры? Великий покаянный канон Андрея Критского от произведений маркиза де Сада?"19 Н.Бердяев, наиболее адекватно преломивший в своих работах противоречивые тенденции культуры Серебряного века, свидетельствовал: "Много кризисов искусства пережило за свою историю... Но то, что происходит с искусством в нашу эпоху, не может быть названо одним из кризисов в ряду других. Мы присутствуем при кризисе искусства вообще, при глубочайших потрясениях в тысячелетних его основах. Окончательно померк старый идеал классически прекрасного искусства и чувствуется, что нет возврата к его образам".20 Однако именно в первые десятилетия XX века русское искусство испытывает сильнейшие неоклассицистские пристрастия, не устраненные даже Октябрьской революцией.21
17 Гаспаров М.Л. Поэтика "серебряного века" // Русская поэзия "серебряного века": 1890 - 1917.
Антология. М., 1993. С.8.
18 Напр.: Сербенко Н.И., Соколов А.Э. Кризис культуры как исторический феномен (в концепциях
Н.Данилевского, О.Шпенглера, П.Сорокина) // Философские науки, 1990, №7.
19 Флоренский П. Богословские труды. Сборник XVII. М., 1977. С. 127.
20 Бердяев Н. Кризис искусства. М., 1918. С.З.
21 Об этом свидетельствуют, например, статьи В.Брюсова "Пролетарская поэзия", "Смысл
современной поэзии", "Вчера, сегодня и завтра русской поэзии". См. также работы
В.М.Жирмунского: Два направления в современной поэзии // Журнал искусства. Пг.,1920, №338 -
340; На путях к классицизму // Вестник литературы. Пг., 1921, №4 -5.
Взаимоисключающие на первый взгляд тенденции неоклассицизма и авангардизма, мотивы "стареющей" культуры и "страстного переживания новых форм", "завершения" и "начала", "собирания и разбрасывания камней" обусловлены не только хронологически ( конец XIX - начало XX вв.), но и самим менталитетом русской культуры, ее самосознанием, титаническим духовным порывом к преодолению веками накапливавшихся противоречий национального бытия. "Я думаю, что многие согласятся с тем, что вопрос об итогах и концах в настоящие дни все более и более приходит на мысль, -говорил С.Дягилев в речи "В час итогов" (1905), - мы живем в страшную пору перелома; мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой культуре, история возьмет от нас то, что останется от нашей усталой мудрости. Это говорит история, то же подтверждает эстетика".22 "Умереть, чтобы воскреснуть" - так вольно или невольно С.Дягилев трактует кризис русской культуры в ключе центрального постулата христианства и мифологемы судьбы России - зерна, "аще не умрет, не воскреснет" (Коринф. 15; 36)
"Художественные достижения нового искусства не так велики, как его искания и муки. Новое искусство - переходное по своему существу, оно - мост к иному творчеству. Искусство подошло к такому глубокому кризису, какого еще не знает история культуры". - писал Н.Бердяев в 30-е годы23 ; одновременно с ним Г.Федотов в статье с характерным названием "Четырехдневный Лазарь" размышлял о трагизме современного искусства: "Оно явно смердит, как четверодневный Лазарь. Но, может быть, в творческой глубине, не подозреваемой самими художниками, зреет семя новой жизни - то семя, о котором сказано: "Не оживет, если не умрет" <...>24
22 Весы. 1905,№4,С.46-47.
23 Бердяев Н. Смысл творчества. Paris, 1985. С.278 -279.
24 Федотов Г.П. Лицо России, Paris, 1988. С.5.
Историческая прозорливость подобных суждений о судьбе русской культуры со всей очевидностью обнаруживается в современных исследованиях, обобщающих пути развития отечественного и мирового искусства XX века. Так, например, Н.Анастасьев в фундаментальной статье "Контрапункт: Судьба гуманизма в литературе XX века", обращаясь к драматичному опыту метаморфозы гуманистической идеи, явленной русской литературой Серебряного века, прежде всего - символизмом, раскрывает особое качество мировой культуры XX века как культуры трагического гуманизма.25
В последнее десятилетие в трудах отечественных ученых - философов, филологов, искусствоведов - преодолен характерный для ортодоксальной советской науки подход к символизму как "утопическому самоотрицанию буржуазной культуры", "идеалистическому", "внеисторическому", заведомо "недостаточному" и "ущербному" по сравнению с реалистическим типом творчества. Односторонность подобной "идеологической" методологии ныне очевидна. Руководствуясь ею невозможно уловить диалектику духовного мира личности, без которой сдвинутые в сторону "материализма" пропорции культуры не обретут адекватные и в этом смысле подлинно "идеальные", т.е. оптимальные формы. Расширение границ проблемного поля современных гуманитарных исследований взаимообусловленно реабилитацией самого феномена "идеального" и связанных с ним категорий бессознательного, интуитивного, иррационального.26 "Рационализм есть состояние человеческого духа, а не
25 Вопросы литературы, 1991, №5, С.84 -116. Самому термину "гуманизм" в движении мысли конца
XIX - начала XX вв. суждена странная судьба, - замечает НАнастасьев. - Он утрачивает
комплиментарный характер, как и культура Возрождения, им обозначают пафос разрушительного
человеко-божества. Среди тех, кто считал, что гуманизм заслужил свою неизбежную гибель -
богоборец Ницше и религиозные мыслители Н.Бердяев, С.Булгаков, П.Флоренский, Н.Федоров. И в
философской эстетике В.Розанова содержится неявная критика гуманизма, - считает НАнастасьев.
По мнению Розанова, после XIV века человек всячески проматывал богатства, накопленные
Средневековьем. "Развилась религия Я, поэзия Я, философия Я, и в результате путь, начатый в
Платоновской академии, с неизбежностью завершился таким выразительным пожеланием: О, закрой
свои бледные ноги!", - обобщает НАнастасьев рассуждения В.Розанова. - (Анастасьев Н. Указ. соч.,
с.95).
26 См. напр.: Мамардашвили М.К. О философии // Вопросы философии, 1991, №5; Налимов В.В.
Спонтанность сознания. М., 1989; Налимов В.В. Рационально и иррациональное // Человек, 1991,
гносеологическая доктрина", - предупреждал Н.Бердяев в статье "Об онтологической гносеологии"27. Крупнейшие философы XX века - М.Вебер, М.Мамардашвили, Д.Барроу, Ч.Пирс - убеждены: "Для того, чтобы познать природу реальных причинных связей, мы конструируем связи нереальные"; "Сознание есть возможность сверхсознания";"Любое не поэтическое раскрытие реальности не может быть полным"; "Бог - та гипотеза, которая наиболее полно выражает идею реальности".28 Как полагает один из ведущих современных отечественных ученых - В.В.Налимов, "у истоков нашей культуры стоял великий маг - Христос. <„.> Культуры остаются способными к гармонизации общества до тех пор, пока они сохраняют в себе магическую силу воздействия. Пирамиды, храмы и мифологические скульптуры Египта имели магическую силу, утраченную теперь. Величественные готические соборы западного средневековья, в своей архитектуре еще как-то связанные с древним Египтом, были магическими катализаторами народного духа. Так было и с русскими православными храмами - я еще помню умиротворяющую храмовую магию старой Москвы с ее колокольным перезвоном, особенно пасхальным".29 В.И.Вернадский в дневнике 1941 г. писал: "Коренные изменения неизбежны...
№4; Бертран М. Бессознательное в работе мысли // Вопросы, 1993, №12; Фейнберг Е.Л. Две культуры: Интуиция и логика в искусстве и науке. М., 1992.
Плодотворные методологические основы понимания "идеального", защищающие реальность культуры от позитивистской идеи, заложены в следующих работах Э.В.Ильенкова: Идеальное // Философская энциклопедия, т.2, м., 1962; Диалектика идеального // Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991.
Э.В.Ильенков рассматривал сознание и мир (идеальное и реальное) как созданные друг другом и друг для друга начала; сама реальность несет смысл, имеет значение как объективация идеального, порождаемого, в том числе, духовной культурой человечества.
27 Вопросы философии, 1995, №5, С.48
28 См.: Вебер М. Критические исследования в области логики, наук о культуре // Вебер М.
Исследования по методологии науки, М., 1980. С.85; Мамардашвили М.К. Статьи разных лет. Спб,
1994. С.85; Barrow I. The Theory of Everything// The Scientist, 1990, v.4, p.13; высказывание Ч.Пирса
привожу по: Шкробова Е.Л. Наука и религия: взгляды Ч.Пирса и современность. // Религия, атеизм и
современная культура. Л., 1989. С.94.
А.ФДІосев уже в 1920-е годы писал об опасной тенденции "позитивного" знания представить мир как "труп": "Вокруг этого трупа, обезображенного и изнасилованного, танцует и скачет вихрь наук, славословящий его как своего бога в радении и экстазе. Поклоняются трупу и любят его; ради него строят науку и культуру. <...> Абстрактная диалектика, не понимающая тела и его сокровенного смысла, да будет уничтожена наряду с холерными и тифозными бациллами." (Лосев А.Ф. Античный космос и современная наука. Сергеев Посад, 1927. С.232.)
29 Налимов В.В. Мой отец // Человек, 1992, №4. С.72. Сходную трактовку истоков Нововременной
культуры см. также: Morthan Smith. Ieus the Magician. San Francisco, 1978.
Мистика мне чужда, но я сознаю, что нам неизвестны огромные области сознания <...> От витализма я так же далек, как от материализма. Думаю, что живое отличается от мертвого другим состоянием пространства. Может быть, наибольшее понимание дает для отдельного человека не наука его времени, а мир звуков - музыка."30 Как известно, музыка является одной из ведущих категорий философии, эстетики и поэтики русского символизма,31 и данное суждение В.Вернадского непосредственно перекликается, например, с убеждением Вл.Соловьева в существовании магического вида искусства, в котором "глубочайшие внутренние состояния, связывающие нас с подлинною сущностью вещей и с нездешним миром, <...> находят себе прямое и полное выражение в прекрасных звуках и словах (музыка и отчасти чистая лирика)".32
Говоря о недопустимости расчленения познания культуры на рациональное и иррациональное начала, современные исследователи вместе с тем замечают, что "сегодня маятник чрезмерно отклонился в противоположную (иррациональную) сторону."33 В связи с этим изучение многомерного художественного мышления русских символистов представляет особый интерес как оригинальный синтез ratio et intuitio духовной культуры. Напояним, что уже Кант в противоположность догматизму предшествующей философской традиции установил, что не теоретическое утверждение о мире, а всего лишь условное, "символическое" знание позволяет нам, однако, достигать некоторой возможной полноты и законченности познания.34
30 Вернадский В.И. Дневники 19года//Новый мир, 1995,№5. С.195.
31 См., напр.: Дурылин С.Н. Рихард Вагнер и Россия: О Вагнере и будущих путях искусства. М., 1913;
Лосев А.Ф. Проблемы Рихарда Вагнера в прошлом и настоящем // Вопросы эстетики, 1968, №8;
Левая Т. Русская музыка начала XX века в художественном контексте эпохи. М., 1991; Бергер Л.
Закономерности истории музыки // Музыкальная академия, 1993, №2; Ризи Д. Рихард Вагнер в
русском символизме // Серебряный век в России: Избранные страницы. М., 1993.
32 Соловьев Вл. Общий смысл искусства // Соловьев Вл. Философия искусства и литературная
критика. М., 1991, С.490.
33 См.: Золотухина-Оболина Е.В. О специфике высших духовных ценностей // Философские науки,
1927, №4. С. 13; Вненаучное знание и современный кризис мирвоззрения // Вопросы философии, 1994,
№12.С123.
3* Кант И. Соч.: В 6 тт.. М.. 1963, т.4, ч.І. С.181.
"Символ требует, чтобы у мира был смысл и было единство, он требует высветить в сопрягаемых
явлениях - феноменах не случайные совпадения, но некое общее для них, сквозящее везде и всегда
Ориентация русской культуры Серебряного века на "духовную вертикаль" (Вл.Соловьев) непосредственно обусловила специфику отечественной психологической культурно-исторической научной школы, представленной именами Л.С.Выготского, А.Н.Леонтьева, А.Р.Лурия. Именно эта школа, обвиненная в свое время в "идеализме", отсутствии связи с марксизмом, разрабатывала проблему идеальных медиаторов в культурно-исторической психологии, т.е. проблему посредников, находящихся между человеком и миром, Богом и человеком (хотя о подобной артикуляции данной проблемы в те годы не могло быть и речи), т.е. проблему той самой "духовной вертикали", универсали которой абсолютно тождественны универсалиям русского символизма (знак, слово, число, символ, миф, цвет, музыка, танец...) Как полагают современные отечественные философы и психологи, восстановление национального Дома нации и творчества следует начинать "с реконструкции культурного поля (пространства), существовавшего в первые десятилетия уходящего века. В этом поле были сильные и слабые взаимодействия. Локальные голоса сливались в своеобразный хор. Было реальностью полифоническое и диалогическое сознание, характеризовавшее российский Ренессанс".35
Безусловно правомерная аналогия русской культуры Серебряного века с Ренессансом нуждается, однако, в прояснении. Так, открытие уже в древнерусской культуре черт Возрождения вызывало сомнение и необходимость дополнительных мотиваций. "...Если нельзя увидеть прямого обращения к античному наследию в древнерусской культуре...то почему мы говорим о русском Возрождении?" - спрашивал А.И.Рогов и пояснял: "Дело в том, что речь идет о возрождении национальных традиций Руси, ее домонгольской
сущностно-ноуменальное начало" (подчеркнуто мною. - И.И.), пишет Г.К.Косиков во вступительной статье к сборнику "Поэзия французского символизма". - (М., 1994. С.8).
35 См.: Психология и новые идеалы научности: Материалы "круглого стола" // Вопросы философии, 1993, №5. С. 13.
культуры..."36 Историки литературы и искусства, от Д.В.Айналова до Д.С.Лихачева, настойчиво искали в России Ренессанс, Возрождение или хотя бы Проторенессанс или Предвозрождение.37 При этом открывалось, что нельзя точно определить время "русского Ренессанса", оно варьируется в трудах историков в крайне широких пределах - от XV до начала ХІХв., ибо даже пушкинскую эпоху можно трактовать как ренессансмую, но, вместе с тем, в "русском Ренессансе" на всем его протяжении отсутствует совокупность признаков, система культурологических характеристик, присущих данному творческому феномену, что и позволяет усматривать в русской культуре, вплоть до Серебряного века, ренессансный тип искусства.38
Феномен ренессансного сознания убедительно раскрыл Л.Баткин, показав, что описание этой эпохи, сопровождаемое привычными замечаниями о гуманизме и культе античности, об антропоцентризме, индивидуализме, обращении к земному и плотскому началу, о зарождении нации и одновременном увлечении магией и гротеском и т.д. и т.п. еще не дает целостного, системного о нем представления. Основой такого представления должна быть "диалогичность", обозначающая "встречу" различных пластов культурного наследия - античного и средневеково-христианского, "впервые осознанных как исторически особенные, но с ощущением их общности в абсолюте".39 По мысли Л.Баткина, Ренессанс - особая культурно-историческая целостность, в которой соединение прошлого и будущего образует
36 Рогов А.И. Было ли русское Возрождение? М., 1971. С.5.
37 Напр., Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С.ЗЗ - 34; Лихачев Д.С.
Предвозрождение на Руси в конце XIV - перв. полов.ХУ вв. // Литература эпохи Возрождения и
проблемы всемирной литературы. М., 1967.
38 Закономерен вывод Д.С. Лихачева о том, что русское Предвозрождение не перешло в настоящее
Возрождение, этому воспрепятствовал весь комплекс своеобразного развития России XVII - XVIII
вв. Начатое петровскими реформами ускоренное развитие России, за столетие прошедшей путь от
средневекового типа культуры к Реализму, от Феофана Прокоповича к Александру Пушкину, не
позволило выявиться и раскрыться ренессансным процессам. Существенно также, что прямая
ориентация Петра I и Екатерины II на Западную Европу, находившуюся уже не на ренессанском, а
на просветительской стадии развития, вела к наложению на ренессанснсные тенденции тенденций
классических и барочных, рационалистических и сентименталистских.
39 Баткин Л.М. Диалогичность итальянского Возрождения // Советское искусствознание. М„ 1977.
С.115.
самостоятельное качество, принципиально отличающееся и от предыдущего, и от последующего социокультурного состояния. Очевидно, что такой целостностью ренессанского типа в русской культуре стал Серебряный век, и, прежде всего, литература и философия символизма.
В русском символизме впервые на нашей национальной почве свободное воссоздание ведущих художественных систем и мировоззрений минувших эпох становится объектом литературного и философско-эстетического творчества. В "русском Ренессансе" рубежа XIX-XX веков взаимосвязь ушедших культурных эпох, их эклектическое наслоение по принципу "наследия", последовательной "преемственности", сменяется их уникальным синхронным диалогом и полилогом; в литературе русского символизма выстраивается беспрецедентный "парад культур", сказывается поразительная художественно-эстетическая практика, в которой всплывают все основные архетипы мировой культуры, словно компенсируя "задержанное" развитие нашего искусства, не пережившего ни Античности, ни Средневековья, ни Возрождения в их классическом, "своевременном" западноевропейском варианте.40 Правда, отечественная литература в "снятом", ускоренном варианте прошла все эти стадии в поистине всеобъемлющем гении Пушкина, на личностом уровне свершившим дело русского Ренессанса, что сказалось, например, в почти дословном совпадении характеристики пушкинской эпохи и Серебряного века, принадлежащих, соответственно, В.Белинскому и А.Белому: "Мы вдруг переживаем все моменты европейской жизни, которые на Западе развивались последовательно"41; "Новизна современного искусства лишь в подавляющем количестве всего
40 "У наших предков... не было ни трубадуров, ни миннезингеров, - заметил САверинцев, - жаль,
конечно, но если бы мы их имели, не было бы целомудренной чистоты Андрея Рублева, а позднее
дело не дошло бы до Толстого и Достоевского. Приходится выбирать." - (Новый мир, 1995, №6.
С. 193)
41 Белинский В.Г. Поли. собр. соч., t.IV. М., 1954. С.198.
прошлого, разом всплывшего перед нами; мы переживаем ныне в искусстве все века и все нации, прошлая жизнь проносится мимо нас..."42
Современный уровень литературоведческих исследований искусства Серебряного века, включающий в себя весь спектр гуманитарных наук, позволяет перейти к анализу уникального и до сих пор почти не освоенного аспекта русского символизма - выработанным его творческим самосознанием концепциям художественной культуры.
Литературно-эстетические теории, созданные символистами, изучены достаточно основательно, однако теории эти являют собой лишь своеобразную "тактику" осуществления стратегической задачи русской культуры на всем протяжении ее существования - художественного постижения Истины, Пути и Жизни в связи с национальными идеалами нравственности и красоты. Данная сверхзадача определила суть принципиально идентичного в идеале творчества жизни и культуры - "жизне-творчества" символистов. При этом необходимо учитывать сорождение в России рубежа XIX -XX веков двух великих духовных творческих начал - неорелигиозного и социально-политического, специфическая контаминация которых укоренена в самом нашем национальном менталитете; "В России это было всегда - причудливое сплетение основного вопроса эры -социального вопроса с умозрением, с самыми острыми вопросами личности и с самыми глубокими вопросами о Боге и о мире", - писал А.Блок в статье "О списке русских авторов" - Так же, как неразлучны в России живопись, музыка, проза, поэзия, общественность, даже политика. Вместе они образуют единый мощный поток, который несет на себе драгоценную ношу нашей национальной культуры".43
Присущие символистам культурологические интуиции свободного религиозного философствования естественным для России начала XX века
42 Белый А. Символизм, М., 1910,С.143.
« БлокА. Собр. соч.: В 8т.,т.6, М., 1982. С. 176.
образом устремляются к построению всеобъемлющего мировоззрения, ориентированного на идеальную модель мира и оптимальное поведение человека. Соответственно, наследие русского символизма не распадается на отдельные части - художественные произведения, филологию, теологию, но являет собой почти возрожденческий и, в то же время, по-средневековому Богонаправленный порыв к целостному знанию - философскую антропологию, -предельно откровенное и напряженное вопрошание человека о своей сущности, сущности Бога, мироздания в той самой их поистине символической "нераздельности и неслиянности", о которой сказано уже в Священном Писании.
По сути, все русское развитие, вплоть до конца ХІХвека, проходило без философии как сложившейся формы культуры, без философской рефлексии над основаниями религии, истории, искусства. Гении - Чаадаев, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Тютчев, Толстой - заполняли эту пустоту, создавая новый, "экзистенциальный" философский язык, сохраняющий специфику национального "любомудрия". По мнению А.Лосева, "почти все русская философия являет дологическую, до-систематическую картину" и представляется "насквозь интуитивным, мистическим творчеством, у которого нет времени, а вообще говоря, нет и охоты заниматься логическим оттачиванием мысли".44
По мнению современных отечественных ученых, рефлексия вообще есть мощный фактор эволюции культурных комплексов.45 Показательна с данной точки зрения история возникновения христианства. Ницше принадлежит афористически точная фраза, что христианство - это "платонизм для народа". Христианство как форма религиозного сознания было порождено нравственно-
44 Лосев А.Ф. Страсть к диалектике, М., 1990. С.69.
45 См.: Антипов Г.А. От философии к литературе. От литературы к философии // Философия и ее
место в культуре. Новосибирск, 1990. С.88-105
философской рефлексией Точно так же "Новому религиозному сознанию" в русской культуре Серебряного века христианская антропология и историософия были гораздо ближе, чем ортодоксальное богословие и академическая теософия.
Системность культурософии Серебряного века основывалась на интеграции богословия, науки, культуры в единое целое, предполагавшее "свободное отношение разума к религиозному содержанию, свободное усвоение и развитие разумом этого содержания..."47 Трактат П.Флоренского "Столп и утверждение Истины" знаменовал собой привнесение в Православие научных методов познания и сближение с другой великой конфессией христианства (столь притягательной для Вл.Соловьева и Вяч.Иванова) - католичеством с его принципом "Fides quaerens intellectum" ("вера, ищущая разумения").
Притягательность и опасность католицизма тонко ощущал и анализировал А.Блок. В статье "О романтизме", говоря о немецких романтиках, он, по сути, очертил логику судьбы русского символизма: "Что касается "христианской религии", то поворот к ней... был вызван философским осознанием нового мистического чувства, а вовсе не политической реакцией, в приверженности которой упрекают романтиков их враги. Католицизм действительно стал могилой для некоторых представителей романтизма; в их жизни произошла трагедия: они захотели порвать с художественным творчеством во имя строительства новой жизни и сорвались в пропасть старой церкви (подчеркнуто мною. - И.И.). Это - не вся их трагедия, далеко не вся; это - лишь видимая, лишь наблюдаемая ее часть; самая трагедия была гораздо более безмолвна и
46 "Важно здесь то, - отмечает ГААнтипов, что в христианстве религия впервые превратилась в
форму самосознания, в форму рефлексии. <...> Все, о чем говорит христианская доктрина,
проецируется на плоскость отношения духа и мира, души и тела. Акценты человеческого мышления
перемещаются на внутренний мир, собственные человеческие чувства и переживания. Древнерусская
икона удивительным образом сумела выразить это перемещение средствами живописи. <...> то, что
для античности было уделом немногих "мудрецов", стало, по крайней мере в возможности,
достоянием всех. Самое же существенное в том, что благодаря рефлексии христианство породило
нечто совершенно уникальное: общечеловеческие ценности. Это было действительно новое
мышление..." - (Антипов ГА. Указ. соч., с. 105)
47 Соловьев B.C. Собр. соч.: В Ютт. Спб., 1911 -1914, т.2. С.349
более ужасна; но ведь это - трагедия отдельных людей, происшедшая после того, как начало было положено. Теперь уже слишком ясно, что все течение стояло на ином пути; один из лучших его представителей, Новалис, писал: "Старое папство лежит в гробу, Рим во второй раз сделался развалиной. Не должен ли, наконец, прекратиться протестантизм и уступить место новой, неразрушимой церкви?"
Именно это пятилетие, эту эпоху творческого подъема, нам необходимо закрепить в нашей памяти, - полагает Блок. - Позже разыгралась трагедия; наступил упадок творчества, обмеление океана новых чувств; все поставленные задачи были упрощены и облегчены; враги романтизма яростно напали на эпигонов его, которые уже не могли, не сумели, да и не хотели защититься".48 В связи с аналогичной ситуацией в русской культуре Серебряного века Н.Бердяев в работе "Католический модернизм и кризис современного сознания" счел необходимым еще и еще напомнить о непреходящей ценности и значимости Абсолюта органического, всеединого разума: "Современное сознание разорвано, все в нем разобщено, органический центр потерян, а центр этот может быть лишь сверхчеловеческий, - полагал философ. - Интеллектуализм и волюнтаризм, рационализм и иррационализм - эти две стороны одной и той же разорванности, оторванности от высшего центра бытия.
Вслед за Вл.Соловьевым, на глубоко оригинальных художественно-философских путях, символисты стремились утвердить в едином потоке эволюции русской творческой интеллигенции возможность создания на основе Православия этики творческого самосотворения личности, самопознания себя и в себе - "Бога Живаго", личности, созидающей бытие уже не как природный, но культурный универсум.
48 Блок А. Собр. соч.: В бтт., т.4, Л., 1982. С.357.
49 Русская мысль, 1908, кн.ІХ. С.88.
Символизм и проблема культуры
Интеллектуальный и художественно-эстетический континуум русского символизма являет уникальный, беспрецедентный "диалог культур", открывающий перспективы гуманитарного мышления XX века. По мнению современных философов и культурологов, в XX веке важнейшим личностным и художественным фактором становится "одновременность культур", обусловленная установкой человеческого разума на понимание каждой культуры - античной, средневековой, нововременной -как собеседника, обнаруживающего в общении с наличными образами культур свои потенциальные, ранее не реализованные смыслы. Современное понимание "большого" пространственно-временного контекста Культуры, ее Памяти - по сути, аналог "всеединства" Вл.Соловьева, "пневматосферы" П.Флоренского, "ноосферы" В.Вернадского и Тейяра де Шардена. "Внимательное самосознание современного, в 80-90-е годы живущего индивида фиксирует в своем внутреннем духовном мире исторические и "годовые кольца" нравственных средоточй, впервые сформулированных в формах культуры в эпоху античности, средних веков, в новое время. Кольца эти, средоточия эти, сегодня срослись между собой, вросли друг в друга, и только в таком сопряжении, взаимодополнении образуют реальную нравственность современного индивида", - полагает ВБиблер, размышляя над идеями М.Бахтина о бесконечном развертывании смыслов каждой минувшей культурной эпохи при сохранении ее самотождественности.50 "Культура не "была", она всегда "должна быть",
- заключает ЛБаткин.- Потому что остановленный смысл, отрезанный от дальнейших вопросов, не способный стать ответом на еще не заданные вопросы - это умерший смысл, между тем как смысл, появившись однажды на свет, умереть уже не может".51
Методология исследования феномена русского символизма непосредственно связана с одним из основных направлений западноевропейской культурологии XX века - герменевтикой. Г.Гадамер, стоящий у ее истоков, ввел понятие "слияния времен" - синтеза горизонтов прошедшего и настоящего времени, необходимого для плодотворного понимания традиций и освоения духовного наследия. При этом традиция толкуется им не как поступательное движение культурно-исторической реальности, а как "вечное возвращение"; не последовательная взаимосвязь различных моментов истории культуры, а их квазисинхронность, псевдоодновременность. Традиция в художественном и историко-философском процессе дискретна и прокладывает себе путь через "прорывы постепенности", - полагал Гадамер.52
Актуализация специфической, нелинейной природы общественного и духовного развития обусловила широкое распространение теории культурного плюрализма, обоснованной в трудах О.Шпенглера, А.Тойнби, .Сорокина, предполагавших, что социокультурная динамика может реализоваться в самой невероятной форме и последовательности: в форме круговоротов, эпициклов, спиралей, возвратных бросков и, наконец, в виде непроизвольного, хаотического, "броунова" движения и "взрыва", описанного в нашей науке Ю.Лотманом.53
О менталитете и самосознании русской культуры и эстетики Серебряного века
Идея "ментальности" впервые возникла среди историков школы "Анналов", повернувших историческую науку от исследования объективных социально-экономических отношений к анализу структур духовной жизни и поиску фундаментальных устойчивых структур сознания. При всей неопределенности и разноречьи в понимании ментальности (противоречивая целостность национальной картины мира, дорефлективный слой сознания, социокультурные автоматизмы, глобальный "эфир" культуры), очевидно стремление современных гуманитарных наук к постижению глубоких "пластов залегания" априорных образно-эстетических, метафорическо-символических слоев национальной культуры и архетипов национального бытия.165
Ныне, в соответствии с отечественной традицией, принято подчеркивать "самобытность" русской культуры в коей, однако, ряд авторитетных исследователей усматривают претенциозную, преувеличенную характеристику, обусловленную застрявшими между философией, идеологией и литературой русским мессианизмом, русским нигилизмом, русским космизмом, религиозным, социальным и эстетическим утопизмом.167 Все эти явления, столь ярко эти явлен»»-, етоль щ т представленные в русском символизме, укоренены в самих основах отечественной ментальности, способной прояснить суть сложных, противоречивых процессов и тенденций культуры Серебряного века, ее определяющей черты - стихийного растворения философии в литературе - в литературе художественной, в литературной критике, в публицистике, в поэзии, в проповеди, в культурологической эссеистике. На этой особенности русского литературного мышления как мышления философского настаивали прежде всего сами русские мыслители -Вл.Соловьев, В.Розанов, Н.Страхов, Н.Бердяев, Л.Шестов, А.Лосев.4 "К нам почти все прививалось извне, все досталось нам даром, - считал Ф.М.Достоевский, - начиная с науки до самых обыденных жизненных форм; литература же досталась нам собственным трудом, выжилась собственою жизнью нашей. Оттого-то мы и надеемся на нее."5 Литературный критик А.С.Глинка (Волжский), много писавший на религиозно-философские темы, констатировал: "Русская художественная литература - вот истинная русская философия, самобытная, блестящая философия в красках слова, сияющая радугой мыслей, облеченная в плоть и кровь живых образов художественного творчества. Всегда отзывчивая к настоящему, преходящему, временному, русская художественная литература в то же время всегда была сильна мыслью о вечном, непреходящем; почти всегда в глубине ее шла неустанная работа над самыми важными, неумирающими и значительными проблемами человеческого духа; ... И какой роскошью линий и красок, какой дивной прелестью образов и картин развертывалась эта работа в художественно-философских, бессистемных системах русских писателей, в их, казалость бы, таких далеких от философии, повестях, романах и стихотворениях. За последнее время многие стали понимать, что истинную русскую философию следует искать больше всего именно здесь. Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Салтыков, Тургенев и Гончаров, Толстой и Достоевский, Успенский, Короленко, Чехов - все это подлинная наша философия, философия в красках и образах живого, дышащего слова."6
При этом самой важной и определяющей чертой русской культуры - во всех ее дискурсах - неизменно являлась проблема России, или "тема о России", как писал и говорил А.Блок.7 Психологическую и культурософскую ауру этой "темы" определяла оппозиция Россия - Запад; суть ее очень точно уловил Г.Шпет: "Ближайшее соприкосновение наше с западною мыслью возбуждает в нашем сознании чувство таинственности в существовании и назначении России. Рефлексивная аристократия берет на себя долг разрешения этой проблемы, и через это "Россия" становится законною проблемою русской философской рефлексии ... . Нет истории, которая так заботилась бы о завтрашнем дне, как русская. Поэтому русская философия - утопична насквозь ... . Россия - не просто в будущем, но в будущем вселенском. Задачи ее - всемирные, и она сама для себя - мировая задача."8
Культурно-исторический персонализм В. Брюсова
В творчестве В.Брюсова художественно-эстетические идеи имеют отчетливый культурологический (не кулътурософский) характер, обусловленный по преимуществу рациональным мышлением поэта, а не его "влюбленностью в Софию". "Брюсов не поэт-мечтатель, - заметил МВолошин, - от которого мир заслонен скользящими очертаниями его грезы, как Блок; не поэт-чародей, который прикосновением золотого жезла преображает и заставляет звучать окружающие вещи как Бальмонт; не поэт-иерофант, ведающий тайны и откровения древние и новые и лишь немногих допускающий в святилище свое, как Вячеслав Иванов; Брюсов - поэт-завоеватель, создатель империи, установитель законов, основатель самодержавия".1
Стремясь, как и большинство символистов, к построению всеобъемлющих художественно-эстетических концепций, Брюсов действительно не был "обаян Дионисом", подобно Вяч.Иванову, или охвачен "живым чувством Христа", как Д.Мережковский и А.Белый, - все его интеллектуальные и эмоциональные порывы определяла "одна, но пламенная страсть" - образование, познание, систематизация культур.
В эссе "Miscellanea : замечания, мысли об искусстве, о литературе, о критиках, о самом себе" (1913) Брюсов, очерчивая круг своих поистине энциклопедических исторических, философских, научных, оккультных, лингвистических, художественных познаний, восклицал: "Но боже мой! боже мой! Как жалок этот горделивый перечень сравнительно с тем, чего я не знаю. Весь мир политических наук, все очарование наук естественных, физика и химия с их новыми поразительными горизонтами, все изучение жизни на земле, зоология, ботаника, соблазны прикладной механики, тайны сравнительного языкознания, к которому я едва прикоснулся, истинное знание истории искусств, целые миры, о которых я едва наслышан, -древний Египет, Индия, государство майев, мифическая Атлантида, современный Восток с его удивительной жизнью, затем медицина, познание самого себя и умозрения новых философов, о которых я узнаю из вторых и третьих рук... Боже мой! боже мой! Если бы мне жить сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которое сжигает меня"2. При этом Брюсову было в высшей степени присуще типичное для Серебряного века не только и не столько исследование исходного мифологизма синкретичных культур, сколько их ремифологизация, предопределенная демифологизацией русского и западноевропейского бытия и сознания рубежа XIX-XX вв.3 Так, в раннем, начальном периоде своего творчества Брюсов намеренно сгущает декадансные черты художественного мироощущения, констатируя "гибель богов" и сосредотачиваясь на мотивах одиночества человека, замкнутости, апокалиптической обреченности "старинного и сурового, безвестного Города" у "роковой черты" жизни, исчерпавшей свой культурный, научный, гуманитарный потенциал (книги "Juvenilia", "Русские символисты", "Chefs d Oevre", "Me eum esse", поэма "Замкнутые").
Ситуация демифологизации в культуре Серебряного века проявлялась и в том, что русские художники и мыслители, задумываясь о непригодности плана Спасения человечества во всех его вариантах - от христианско-эсхатологического до революционно-демократического, акцентировали роль творческого подвига в обнаружении и установлении подлинного смысла жизни. В статье "О искусстве" (1899) Брюсов призывал: "Пусть художник готовится к подвигу жизни, как пророк. Пусть станет он раньше мудрым. Есть для избранных годы молчания. Только одинокие раздумья создают право вынести людям свои скрижали. Но конца этим раздумьям - нет; бесконечна возможность познавать себя, бесконечен путь к совершенству". (VI, 45). "Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его, - напоминал и С.Франк. - ... Эмпирическая бессмыслица жизни, с которой
должен бороться человек, против которой он должен в максимальной мере напрячь свою волю к подвигу, свою веру в реальность смысла - не только не
препятствует осуществлению Смысла, по загадочным, до конца не вполне постижимым, и все же опытно понятным нам образом есть самое необходимое условие его осуществления"