Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сетевые экономические отношения как парафраз логики понимания социально-экономического развития общества
1.1. Теоретико-методологические аспекты анализа сетевых 12 экономических отношений
1.2. Предпосылки формирования сетевых экономических отношений28
1.3. Институциональные особенности сетевых экономических отношений
Глава 2. Симптомотология и прогностика экономических отношений и экономических институтов в ракурсе неформального аспекта координации экономических взаимодействий
2.1. Симптомотология института доверия в системе экономических институтов
2.2. Трансформация социального капитала в сетевых экономических отношениях: прогностический вариант
2.3. Сетевой механизм координации и его использование в процессах инновационного развития
Заключение 111
Библиографический указатель 115
Приложения 130
- Предпосылки формирования сетевых экономических отношений
- Институциональные особенности сетевых экономических отношений
- Трансформация социального капитала в сетевых экономических отношениях: прогностический вариант
- Сетевой механизм координации и его использование в процессах инновационного развития
Предпосылки формирования сетевых экономических отношений
И начнем мы наш анализ предпосылок с попытки ответа на вопрос, являются ли сетевые экономические отношения чем-то принципиально новым, или же они, в той или иной мере, существовали всегда. Как отмечалось ранее, основы сетевого анализа были заложены антропологами, занимавшимися эмпирическими исследованиями традиционных обществ. Обратимся к результатам их работ. Как оказалось, для примитивных обществ не характерно доминирование индивидуалистической психологии и таких ее черт, как эгоизм, склонность к обмену, чувство частной собственности. Поэтому утверждение о существовании издревле «экономического человека», не соответствует реальной истории. Как констатировал К. Поланьи: «...Все известные нам экономические системы, вплоть до эпохи заката феодализма в Западной Европе, строились на одном из перечисленных принципов — взаимности, перераспределения или домашнего хозяйства, — либо на определенном их сочетании. Эти принципы институционализировались с помощью социальной организации…»33. В этом случае механизмы координации экономических взаимодействий были полностью погружены в систему социальных связей.
Известные антропологи М. Мосс и Б. Малиновский занимались изучением нерыночных отношений обмена в форме «дара, дарения». Согласно их исследованиям, до появления денег и рынка универсальным средством обмена выступает дарение, которое с одной стороны не является простой экономической сделкой с другой – не есть чисто альтруистический акт, так как непременно предполагает компенсирующий взаимный дар, но в отличие от рядовой рыночной сделки оба эти акты отделены друг от друга.
Х. Шрадер в своем исследовании показывает преобладание «церемониальности» и «символичности» в простейших формах обмена. «Такой обмен был направлен не на приобретение потребительских товаров, а в основном на установление и сохранение мира и социального контакта между различными общностями (курсив авт.)»34. Б. Малиновский и М. Мосс наряду с Дж. Фрезером могут быть отнесены к числу родоначальников социально-анропологической версии обмена. Она выступает как альтернатива «индивидуалистической» утилитаристской концепции обмена и базируется на предположении о решающей роли социальных норм и институтов в его возникновении. Этим вносится дополнительный аргумент в пользу действия принципа «холизма» (коллективистскую традицию) в экономическую науку в противовес принципу «методологического индивидуализма».
Следовательно, не все в экономике, не говоря уже о других сферах общества, абсолютно подчинено экономической рациональности и жестким принципам рыночной эффективности. Этим обусловливается сохранение анклавов нерыночных отношений, назначение которых -смягчать действие жестких правил рыночной конкуренции и обеспечивать реализацию социальных целей в развитии общества. Приведенные выше отсылы к трудам антропологов с одной стороны могут служить дополнительной аргументацией в пользу отказа от концепции «человека рационального», о котором мы писали в предыдущем разделе. С другой – указывают на то, что экономические отношения, основанные не на принципах жесткой рациональности, а на принципах взаимности, доверия и на основе социальных горизонтальных связях существовали и ранее. Следовательно, в рамках изучения сетевых экономических отношений следует говорить не о появлении чего-то принципиально нового, а скорее об усилении в современном мире роли такого рода отношений, существовавших еще в докапиталистические времена. Предпосылок повышения значения сетевых экономических отношений в современном мире коснемся чуть позже. Сначала рассмотрим социальные сети как основу сетевых экономических отношений. Само понятие «социальная сеть» имеет различные трактовки и подходы к определению. Впервые это понятие было использовано в концепции Д. Барнеса35 в 1954 г. В этой работе Д. Баренс охарактеризовал социальную сеть таким образом: «Каждый человек имеет определенный круг друзей, а эти друзья имеют, в свою очередь, собственных друзей. Некоторые из друзей одного человека знают друг друга, другие - нет. Я нашел удобным говорить о такого рода социальных полях как о сетях. Под этим мне видится система точек, некоторые из которых соединены между собой. Точками являются люди, и линии соединения этих точек указывают, какие люди взаимодействуют друг с другом»36.
Существует представления о социальных сетях как о моделях взаимодействий между людьми37; о социальных сетях как о наборе социальных связей, имеющих достаточно устойчивую конфигурацию38. На ресурсном характере социальных сетей делает акцент В. Ильин39, представляя социальную сеть в виде каналов, по которым происходит перераспределение ресурсов. Формирование социальных сетей во многом связано с множеством социальных «ролей» индивида. При этом следует отметить, что такое формирование происходит не на уровне принуждения, а на уровне «самопринуждения». Таким образом, статус индивида в социальной сети во многом связан с его самопозиционированием, что приводит к более четкой формализации ожиданий и предпочтений. При этом следует отметить, что возможности индивида в рамках социальной сети зависят от структуры сети, которая относительно устойчива. Ведь в современном обществе, с одной стороны, индивид имеет множество социальных контактов, связанных с его социальными ролями. А с другой, как отмечает Г. Градосельская: «человек может поменять работу, место жительства, у него может измениться социальный статус, но паутина связей с его родными, друзьями, коллегами останется. Человек либо сам перемещается в пространстве и по служебной лестнице, либо перемещает ресурсы, свои либо чужие - всю жизнь можно представить как перемещение по сети»40. Таким образом, в самом обобщенном виде под социальной сетью стоит понимать устойчивую социальную структуру связей между индивидами, в рамках которой существует определенная взаимозависимость и взаимодополняемость участников, отношения взаимного доверия, а также объединение тех или иных ресурсов с целью удовлетворения социальных потребностей.
Институциональные особенности сетевых экономических отношений
Задача настоящего раздела заключается в выявлении роли формальных и неформальных институтов в процессе формирования сетевых экономических отношений, выявлении институциональных особенностей сетевых экономических отношений и влияния этих особенностей на координацию экономических взаимодействий. В самом общем виде структура экономической деятельности — это набор элементов, внутренние и внешние связи которых создают платформу для взаимодействия субъектов. Но сами по себе эти элементы «мертвы». Для возникновения экономических отношений в рамках той или иной структуры необходимы определенные правила поведения участников, т.е. институты. Институты, регулирующие экономические отношения, традиционно делят на формальные и неформальные. Формальные институты закреплены и предполагают подчинение писаному правилу. Неформальные институты формируются внутри общества и закрепляются в нормах, традициях, моделях поведения. При этом они не закреплены законодательно. Существуют различные определения понятия «институт». Основоположник институционализма, Т. Веблен, рассматривал институты в качестве наиболее распространенных представлений касательно определенных отношений между личностью, обществом и их функциями. Институт по Веблену – определенная система жизни общества, которая может быть представлена в качестве наиболее распространенного представления об образе жизни в этом обществе, как некая общепринятая духовная позиция54.
Согласно мнению Лауреат Нобелевской премии по экономике Дугласа Норта «институт - это „правила игры" в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми. Следовательно, они задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия - будь то в политике, социальной сфере или экономике. Институциональные изменения определяют то, как общества развиваются во времени, и, таким образом, являются ключом к пониманию исторических перемен»55. Эта позиция интересна нам в связи с акцентом на роли институтов в «организации взаимоотношений» между людьми и «структурировании мотивов взаимодействий». Иными словами – в связи с акцентом на роли институтов в процессе координации взаимодействий. Другой известный институционалист В.Нил, рассматривая понятие «институт», определяет его через набор характеристик, объединенных общей целью – предоставить индивиду совокупность информации, необходимой для осмысленного участия в жизни общества. К такому набору характеристик В. Нил относит правила, нормы, взгляды, привычки, стереотипы, модели поведения, обычаи. Особенностью института, считает В. Нил, «является то, что он как таковой, как целое, остается неуловимым для непосредственного наблюдения и идентификации. Таким образом, он существует скорее как логическая конструкция»56.
В рамках нашего исследования мы рассматриваем экономические взаимодействия на уровне индивидов, поэтому отметим, что еще в работах Т. Веблена, вопреки распространенному мнению, что институционализм преимущественно обосновывал значимость лишь одного института — государства, делается акцент на «человеческом факторе». Для Т. Веблена социологические и психологические элементы, сопутствующие росту и развитию институтов, играли большую роль, чем экономические факторы. Функциональный анализ, опирающийся на принципы историзма и эволюционизма, признание роли человека как исходного фактора институционализации, позволили Т. Веблену рассмотреть кумулятивный рост институтов и процесс накопления социального опыта. Примечательно, что с индивида и устанавливаемых им правил начинаются и теоретические постулаты Д. Норта. Согласно Д. Норту «институты включают в себя все формы ограничений, созданных людьми для того, чтобы придать определенную структуру человеческим взаимоотношениям»57. Еще раз отметим акцент на роли институтов в процессе структурирования взаимодействий. При этом Д. Норт утверждает, что именно структурирующая роль институтов в конечном итоге определяет, каким образом индивидуальные человеческие отношения перерастут в экономические организации, какие типы таких организаций возникнут, и как эти организации будут развиваться в дальнейшем. «Институциональный подход, таким образом, позволяет интегрировать человека и созданные им организации в социальные изменения и в то же время вскрывать различия между альтернативными способами организации общественной жизни»58. Но вернемся к вопросу классификации институтов. В интерпретации В. Радаева59 экономические институты можно разделить на: а) институты, связанные с реализацией прав собственности; б) институты, связанные с реализацией управления на предприятии; в) институты, регулирующие вопросы обмен, включая вопросы подбора партнеров, заключения и поддержания контрактов с ними. Такого рода классификация позволяет рассмотреть деление на формальные и неформальные экономические институты более детально, чем в рамках декларирования, что формальные институты закреплены законодательно, а неформальные существуют в виде норм, правил и устных договоренностей. Таким образом, формальные и неформальные институты с одной стороны структурируют экономические взаимодействия, с другой – определяют правила поведения участников экономических взаимодействий. Рассматривая институциональные особенности сетевых экономических отношений, мы, солидаризируясь с А.И. Неклессой, отметим, что основной принцип их формирования – самоорганизация участников, способных, в зависимости от тех или иных условий изменять набор и структуру своих связей60. Отметим, что такая позиция отсылает нас к концепции неформальности Д. Норта как институциональной исследовательской перспективы. Согласно этой концепции формальные институты создаются в процессе сознательной деятельности бюрократической власти, а неформальные – в результате спонтанного взаимодействия индивидов. «То есть формальные институты гарантируются законом, а неформальные – поддерживаются «приватно», через личные взаимодействия и механизм репутации»61. В качестве дополнительной аргументации в пользу использования концепции неформальности Д. Норта для анализа сетевых экономических отношений приведем мнение А.И. Мальковской62. Согласно этому мнению, идеи Д. Норта обращают наше внимание на «сетевые правила» отношений, которые ни в правовом, ни в этическом плане до конца еще не разработаны, и, одновременно, на те организационные структуры, которые складываются и развиваются на основе этих правил. При этом роль институтов заключается в установлении определенной стабильной структуры взаимодействий (при чем, не обязательно наиболее эффективной) и снижении, за счет этого, неопределенностей. Данный процесс происходит в результате выбора индивида между разнообразными нормами и признания тех или иных норм наиболее соответствующими ситуации.
Возвращаясь к вопросу деления институтов на формальные и неформальные отметим, что с позиции системы принуждения к исполнению, такое деление достаточно условно. Дело в том, что большинство институтов, так или иначе, предполагают несколько систем принуждения, которые накладываются друг на друга, приводя к взаимному усилению или ослаблению. То есть принуждение к выполнению того или иного правила обычно представляет собой сочетание как законодательно прописанных, так и с общественных санкций.
Например, как отмечает С.Ю. Барсукова, на микроуровне в рамках своей деятельности даже полностью легальная фирма вынуждена опираться на неформальные нормы, связанные с доверием к фирме и ее репутацией. А на уровне индивидов, положение в сети экономических отношений во многом зависит от формальных атрибутов, связанных, в частности, с финансовой и интеллектуальной состоятельностью.
Следовательно, можно согласиться с С.Ю. Барсуковой в том, что однозначного и четкого разделения на формальные и неформальные институты не существует. В реальной жизни всегда «имеет место континуум действий, опирающихся на разные механизмы поддержки доверия и модели принуждения к исполнению»63.
Трансформация социального капитала в сетевых экономических отношениях: прогностический вариант
Задачей настоящего раздела является определение направлений трансформации социального капитала в сетевых экономических отношениях. В начале раздела рассмотрим саму категорию «социальный капитал» и ее трактовки. Понятие «социальный капитал» эпизодически появляется в обществоведческой литературе еще в 1920-х годах. Как отмечает Р.М. Нуреев98, с некоторой долей условности «дедушками» концепции социального капитала можно считать (помимо Ф. Листа и К. Маркса) представителей поздней немецкой исторической школы — особенно М. Вебера и В. Зомбарта, которые вели дискуссию о том, какие культурные факторы способствовали развитию капитализма, «протестантская этика» или стремление к роскоши и наживе.
В научный оборот категорию «социальный капитал» ввел Пьер Бурдье. Он представил социальный капитал как «совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью [durable networks] более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания – иными словами, с членством в группе»99. При этом Бурдье в рамках категории «социальный капитал» выделял два аспекта: непосредственно отношения по поводу обмена и распределения ресурсов, а также отношения касательно количества и качества такого рода ресурсов. На наш взгляд следует согласиться с Р.М. Нуреевым в том, что «трудно не увидеть в такой постановке вопроса политэкономический аспект, явно присущий социальному капиталу, который, к сожалению, был лишь очерчен этим автором»100.
Современный дискурс о социальном капитале развивается под влиянием, прежде всего, американского экономиста и социолога Дж. Коулмана. Определяя социальный капитал как ресурс, он указал, что «в отличие от иных форм капитала (имея в виду капитал как совокупность вещественных ресурсов) социальный капитал свойственен структуре связей между акторами и среди них. Это не зависит ни от самих акторов, ни от средств производства»101. Дж. Коулман делает акцент на способности социального капитала снижать трансакционные издержки взаимодействий индивидов за счет наличия взаимного доверия, общих социальных норм, определения взаимных обязательств. Анализируя формулировки Дж. Коулмена, И.Г. Ищенко обращает внимание на следующее. «Социальный капитал не просто облегчает производственную деятельность, он становится определяющим, основным и при этом обладает гораздо большим потенциалом, чем физический или человеческий капитал. Трудность доказательства этого утверждения связана только с недостаточной разработанностью методик оценки социального капитала»102. Вопрос эмпирических исследований социального капитала мы рассмотрим чуть позже, однако, на наш взгляд, говорить об основной роли социального капитала именно в производственной деятельности как минимум несколько преждевременно. В прочем, рассмотрение производственной деятельности выходит за рамки нашего исследования. Следует отметить, что в научной литературе категория «социальный капитал» рассматривается с двух позиций. Согласно первой – носителем социального капитала является отдельный индивид, согласно второй – определенная социальная общность. В первом случае анализ строится вокруг рациональных аспектов поведения индивида, который самостоятельно принимает решение о вхождении в те или иные сети отношений, а также о формах и объемах инвестиций в эти отношения. Социальный капитал при этом позволяет облегчить доступ к финансовым, материальным, информационным и иным ресурсам. Во втором случае анализ будет строиться вокруг сети в целом: структуры и плотности ее связей, степени открытости/закрытости, фактора доверия и т.п.103 При этом социальный капитал трактуется как доверие, осознание собственной безопасности, социальное и политическое участие, гражданская позиция индивида и подразумевает солидарность в больших масштабах, чем на уровне семейных и дружеских сетей.
Как отмечает Н.В. Титов104, различие этих двух подходов может быть частично устранено за счет представления о социальном капитале как общественно благе, так как индивид не может использовать свой социальный капитал исключительно в одностороннем порядке. При этом первый подход позволяет учесть стратегию конкретного индивида в рамках сети отношений, а второй – выявить влияние структуры сети в целом на эту стратегию. Данное мнение примечательно для нас акцентом на необходимости анализа категории «социальный капитал» как с позиций методологического индивидуализма, так и с позиций методологического холизма. Напомним, что учесть взаимосвязь индивидуального и общественного (методологического индивидуализма и методологического холизма) возможно с помощью принципа диглоссии, который был предложен нами в качестве методологического принципа анализа сетевых экономических отношений в разделе 1.1 настоящей работы.
Опираясь на указанные выше концепции, вслед за И. Мачеринскене отметим, что социальный капитал можно определить как «сознательное пользование индивидом, организацией, социальной группой или всем обществом социальными сетями, которые, благодаря доверию, общим нормам и правилам, становятся средствами достижения цели»105. В приложении 2 представлены подходы к определению социального капитала в трудах обществоведов 1980—2000-х гг. Теперь обратимся к вопросам структуры социального капитала106. Для формирования социального капитала необходимы три основных элемента: социальные сети, общие нормы и убеждения (неформальные институты), взаимное доверие (как ключевой институт, выступающий как в роли социального протоинститута, формирующего социальные сети, так и в роли экономического института, способствующего формированию в рамках социальных сетей экономических отношений), - которые, благодаря общеприз нанным правилам на индивидуальном, групповом, социальном уровнях, создают специфическую форму капитала (рис. 1).
Сетевой механизм координации и его использование в процессах инновационного развития
Отметим, что под координацией подразумевается упорядоченное взаимодействие, которое должно служить достижению определенной цели. При этом на всем протяжение человеческой истории механизмы координации экономических взаимодействий претерпевали существенные изменения.
Классическое и неоклассическое направление экономической теории в качестве идеального механизма координации рассматривают рынок. Однако противники этой точки зрения указывают на ряд недостатков рынка как механизма координации. Несовершенство рыночных институтов, неспособность рыночных инструментов обеспечить эффективное распределение и использование ресурсов в динамически изменяющемся экономическом пространстве, отсутствие стимулов к производству чистых общественных благ, асимметрия информации свидетельствуют о необходимости организованного действия в иерархической форме. В экономической теории развитие этого направления связано в первую очередь с работами Дж. М. Кейнса, который рекомендовал регулирование спроса и заявительное планирование. При этом обратим внимание на то обстоятельство, что государство как механизм координации также обладает рядом недостатков. «Лифтообразное» состояние экономической структуры общества, неравенство в получении информации, политический лоббизм, рентоориентированное поведение, бюрократия, несовместимость в экономическом времени принятия тех или иных решений позволяют исследователям говорить о «провалах государства». Иерархический механизм облегчает формулирование целей, важных для экономики и общества, мобилизацию ресурсов для их достижения, а также контроль исполнительных действий127. С одной стороны он необходим в определенных сферах экономический деятельность, с другой может приводить к бюрократизации, растягиванию времени принятия решения, коррупции и другим явлениям, характеризующимся с позиции институциональной экономики как оппортунистические.
Однако, как неоднократно было отмечено в нашей работе, координацию экономических взаимодействий невозможно свести к традиционной дихотомии «рынок — иерархия». Как отмечает Р. Доманьски, существуют области, в которых они не обеспечивают надлежащей координации. В этих областях существенны неформальные механизмы взаимодействия независимых субъектов. Координация этих областей осуществляется переплетающимися цепями общественных, политических и хозяйственных отношений, приобретающими форму сети128. При этом, на наш взгляд, перечисленные механизмы координации сосуществуют, дополняя друг друга, а не являются взаимоисключающими129. Среди инструментов рынка выделяют такие, как цена, спрос и предложение, формальные правила и принуждение - инструменты иерархии. Сети, в отличие от иерархии, основаны на горизонтальных связях и действуют на основании принципов, отличных от рынка и иерархии. Их характерной чертой являются доверие, самоорганизация и сотрудничество. При этом, как отмечалось нами ранее, реальные проявления рынка и иерархии немыслимы без наличия неформальных норм, горизонтальных связей, социального капитала и элементов доверия. Иными словами, на практике происходит «сетевизация рыночных и плановых структур»: «Реальные рынки нигде и никогда не являются практической реализацией логики товарного обмена. Рынок, равно как и плановое хозяйство, погружен в социальные сети»130. Иными словами, как и было отмечено ранее, и рыночный, и иерархический, и сетевой механизмы сосуществуют, выполняя при этом разные функции. Остановимся на функциях сетевого механизма координации более подробно. На наш взгляд, с одной стороны сетевой механизм координации экономических взаимодействий – это в первую очередь адаптационный механизм. По отношению к государству он может смягчать неэффективность институциональной среды за счет действия неформальных институтов (при этом ранее неэффективность формально институциональной среды было предложено рассматривать как одно из условий формирования сетевых экономических отношений). Приведем ряд аргументов к этой позиции.
Так, изучая межфирменные сети, Н.Ф. Апарина отмечает, что стремительные, но поверхностные изменения законодательной базы, разрушение централизованной системы координации и разрушение прежних взаимосвязей на постсоветском пространстве вынудило предприятия искать способы адаптации. Адаптация эта осуществлялась за счет формирования сети неформальных связей и «развертывания специфического сетевого механизма координации хозяйственной деятельности»131. При этом, хотя речь идет о межфирменных взаимодействиях, строятся такого рода сети за счет «отношенческого капитала» (определение Н.Ф. Апариной), основанного на персональных связях и персональном доверии. А повышение значимости такого капитала «выводит сделки в сферу неформальных отношений, повышает значение неформальных норм, закрепляет заинтересованность субъектов межфирменных взаимодействий в локализации существующей среды и ее консервации»132. Иными словами, в условиях несовершенных формальных институтов, институциональных ловушек и стремительных изменений иерархия как механизм координации оказывается неэффективной. Подобного рода условия характерны для эволюции институтов «сверху», о чем более подробно говорилось в разделе 1.3 нашего исследования. При этом формальные нормы не выводятся из реальных норма практики, а носят искусственный характер и обусловлены интересами тех политических сил, которые обладают правом на принятие законов. Это в свою очередь приводит к усилению роль неформальных институтов и в частности института доверия (см. раздел 2.1) и формированию сетей экономических отношений. Данный процесс можно рассматривать как процесс адаптации экономических взаимодействий к неэффективной институциональной среде.
Продолжая аргументацию в пользу рассмотрения адаптационной функции сетевого механизма координации, приведем мнение С.Ю. Барсуковой, согласно которому и рынок, и иерархия используют сетевые отношения в качестве «средств стабилизации». При этом, сетевые структуры способны модифицировать иерархические вертикальные отношения, повышая их гибкость. А при определенных условиях в кризисных ситуациях сети способны заменить собой иерархию и со временем трансформироваться в новую вертикаль133. Комментирую приведенное выше мнение, следует отметить, что происходит трансформация сетевых отношений в иерархические, при этом и сетевая, и иерархическая координация продолжают сосуществовать, при изменении баланса их влияния на экономические отношения.
