Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Особенности развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии до кризиса 1997 года 10
1. Особенности модели «догоняющего» развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии 12
2. Выявление закономерностей развития модели стран Восточной и Юго-Восточной Азии в свете современной критики 36
Глава II. Внутрирегиональные особенности развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии 49
1. Общественно-ориентированный тип воспроизводства как консолидирующая основа регионального развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии 51
2. Взаимодействие государственных и частных институтов в японской субрегиональной модели 65
3. Субрегиональная модель новых индустриальных экономик (на примере Республики Корея) 84
Глава III. Трансформация модели развития региона Восточной и Юго-Восточной Азии 105
1. Экономический кризис 1997 года как предпосылка к трансформации модели развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии 106
2. Роль государства в преодолении кризиса в регионе Восточной и Юго-Восточной Азии 134
3. Перспективы дальнейшей трансформации модели развития стран Восточной Азии 154
Заключение 180
Приложение 187
Библиография 205
- Особенности модели «догоняющего» развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии
- Общественно-ориентированный тип воспроизводства как консолидирующая основа регионального развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии
- Субрегиональная модель новых индустриальных экономик (на примере Республики Корея)
- Экономический кризис 1997 года как предпосылка к трансформации модели развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Азиатские страны Азиатско-Тихоокеанского региона в течение нескольких десятилетий представляли собой образец динамичного развития на основе диверсифицированной индустриализации. Стремительный рост, повышение жизненных стандартов и возросшая мировая конкурентоспособность стран Восточной и Юго-Восточной Азии1 привлекало внимание политиков и исследователей как в странах «третьего» мира, так и на Западе.
В 1980-90-х годах стали умножаться прогнозы относительно превращения Восточной Азии в центр мирового развития XXI века. В 1993 г. Всемирный банк публикует исследование под названием «Восточно-азиатское чудо: экономический рост и политика государства», в котором воздается дань успехам развития стран региона и признается роль государства в становлении рыночных отношений.
Опыт стран региона в области «направляемой» индустриализации охотно перенимался развивающимся миром. В отдельных случаях азиатская модель развития под патронажем государства представлялась как альтернатива западной модели развития. Эйфория, вызванная успехами стран Восточной Азии, захватила даже западный исследовательский мир и заглушала тревожные голоса отдельных ученых, предупреждавших о скрытых опасностях модели «азиатского чуда» еще в начале 1990-х гг. После финансового кризиса в Мексике в 1995 году международные потоки капиталов переориентировались на Восточно-Азиатский регион и заполнили местные рынки большими объемами спекулятивных капиталов. Благоприятно сказавшись на инвестиционной активности в регионе, эта тенденция оказала опасное давление на институциональную структуру рынков стран Восточной Азии.
Валютный кризис 1997 года, переросший в экономический, выявил целый комплекс скрытых недостатков модели развития региона. Общепризнанным на сегодняшний день является то, что страны Восточной Азии, сконцентрировав усилия на форсированной индустриализации и повышении своей роли в мировой торговле, запоздали с осуществлением соответствующих структурных преобразований, обеспечивающих устойчивый рост в долгосрочном периоде. Таким образом, в 1997 году произошел не столько кризис финансовой системы, сколько кризис модели развития.
В данном исследовании под "моделью развития" автор подразумевает совокупность государственных и частных институтов в контексте их взаимосвязанного воздействия на социально-экономическое развитие. Особенности модели развития в первую очередь определяются местом государства в экономических процессах и характером его вмешательства, поскольку государство a priori обладает большей свободой действий по сравнению с иными субъектами экономических отношений.
Понятие "трансформация модели развития" подразумевает качественные изменения в характере взаимодействия частных и государственных институтов, изменение места и роли государства в экономической жизни, переориентация на новые цели социально-экономического развития и формирование соответствующего инструментария государственной политики.
Под давлением кризисных явлений в странах региона началась трансформация модели развития, среди основных особенностей которой следует выделить отход от государственного патернализма, чрезмерной роли государства как гаранта кредитоспособности частного сектора, смещение приоритетов стратегического развития из отраслей материального производства в сферу услуг и развитие новейших технологий, переориентация на преимущественное развитие внутренних рынков, постепенная ликвидация части системы неформальных связей, которая оказывала негативное воздействие на развитие конкуренции и благодаря которой азиатская модель капитализма нередко называлась на Западе crony capitalism («кумовской капитализм»).
Качественные сдвиги в государственной политике, системе корпоративного управления, распределении ролей частных и государственных институтов в развитии экономики стран Восточной и Юго-Восточной Азии приковывают к себе внимание ученых, инвесторов, политиков во всем мире, так как данный регион слишком глубоко интегрировался в мировую экономику за последние двадцать лет. Неопределенность, связанная с перспективами трансформации модели развития региона, оказывает прямое воздействие на поведение операторов международных рынков не только в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но и в других развивающихся странах.
Действительно, азиатский кризис не ограничился региональными рамками, а потряс всю мировую финансовую систему, в особенности рынки развивающихся стран. Для России печальным последствием кризиса финансовых рынков развивающихся стран стал дефолт в августе 1998 г. Уход международных инвесторов с развивающихся рынков, повышение требований со стороны международных кредитных институтов к качеству государственного управления и проведению структурных преобразований лишили Россию иллюзий быстрого подъема за счет зарубежных займов и экстенсивной продажи природно-сырьевых ресурсов. Опыт взлета и падения азиатских «тигров» является наглядным уроком для России, демонстрируя весь спектр проблем открытой экономики.
Неожиданность и масштаб воздействия азиатского кризиса на мировую финансовую систему побудил мировое сообщество к пересмотру роли глобальной либерализации мировых потоков капитала. Результатом стало начало работы по формированию новой финансовой архитектуры и совершенствованию деятельности международных финансовых институтов, продемонстрировавших свою неспособность справиться с распространением кризиса за пределы Восточной Азии.
Таким образом, актуальность темы данного диссертационного исследования определяется следующими факторами:
- подрыв доверия международных инвесторов к развивающимся рынкам, что в условиях высокой зависимости последних от постоянного импорта капитала способно серьезным образом подорвать процесс экономического развития стран Восточной Европы, Азии, Африки и Латинской Америки;
- крушением представлений о стабильности азиатской модели капитализма и отсутствием четких перспектив дальнейшего развития Восточно-Азиатского региона;
- масштабом деструктивного воздействия азиатского кризиса 1997 года на состояние российской экономики, выявившего степень ее уязвимости по отношению к внешним потрясениям и зависимости от конъюнктуры развития «развивающихся рынков» Восточной Европы, Азии и Латинской Америки.
Объектом исследования является модель развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии (Республика Корея, Тайвань - провинция КНР, Гонконг - провинция КНР, Сингапур, Таиланд, Малайзия, Индонезия), предметом исследования - особенности ее формирования и трансформации в свете экономического кризиса 90-х годов.
Цель и задачи исследования. Цель диссертации заключается в комплексном исследовании процесса становления и развития экономической модели стран Восточной и Юго-Восточной Азии, закономерностей кризиса 1997/98 гг., особенностей трансформации модели и ее адаптации к условиям глобализации международных рынков товаров, услуг и капитала, выявлении причин возрастания роли государства в указанных процессах. Исходя из поставленной цели, автор определил следующие задачи:
исследовать теоретические основы модели "догоняющего" развития с целью выявления закономерности современного кризисного этапа и определения роли государства в процессе становления модели;
проанализировать причины экономического кризиса 1997 года; определить особенности трансформации модели развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии в послекризисный период;
выявить причины возрастания роли государства в процессе трансформации модели развития;
установить реальные перспективы дальнейшего развития региона Восточной и Юго-Восточной Азии;
сформулировать рекомендации по использованию результатов исследования в развитии российской экономики. Методологическая база исследования образована трудами классиков мировой экономической мысли XX столетия, а также современной экономической науки.
Тема азиатского кризиса и перспектив дальнейшего развития региона в рамках МРТ является весьма актуальной, в связи с чем ей посвящено достаточное количество монографий, официальных обзоров государственных и международных организаций, статей и критических эссе. Отечественных работ по данной тематике, к сожалению, меньше, чем иностранных, что связано с наличием острых проблем в области российской экономики. Тем не менее, работы российских специалистов выгодно отличаются системностью научного подхода (С.Меньшиков, [19]) и масштабностью анализа (В.Иноземцев [18]).
Несмотря на достаточно высокий уровень разработанности указанной тематики, автором было отмечено отсутствие научных работ, непосредственно посвященных оценке роли институтов государства как в предкризисный период развития стран Восточной Азии, так и после него. Это послужило стимулом для разработки темы данного диссертационного исследования.
В качестве теоретической основы исследования вопросов, поставленных в диссертации, автор использовал общие положения и выводы, изложенные в работах Р.Солоу [58], Р.Вернона [60], Д.Бэлла [27], М.Аоки [26], совместных трудах И.Хаями и Д.Огасахары [38], Н.Розенберга [55]. Благодаря содержательным работам А.В.Костина [3] и К.Окавы [51] автор изучил основные положения теоретических разработок японских экономистов К.Акамацу и его последователя К.Кодзимы.
Информация о современной критике модели развития стран региона бралась автором преимущественно из постоянно пополняемых научных статей П.Кругмана [74] [75], фундаментального монографического исследования Бернарда Арогьясвами [29], а также критических эссе, публикуемых разными авторами в периодических изданиях.
На формирование понимания автором исключительных особенностей японской субрегиональной модели и необходимости ее отдельного рассмотрения повлияли результаты стажировки в Управлении экономического планирования Японии, в ходе которой автор участвовал в семинарах, на круглых столах с участием сотрудников японских государственных и частных организаций.
Изучение истории индустриализации Республики Корея на основании трудов Штерна [59], Чо и Кима [31], публикаций официальных правительственных органов и центрального банка Республики Корея, наряду с ознакомлением с аналогичными источниками других стран региона, позволили автору выбрать Республику Корея в качестве наиболее характерного примера динамичной индустриализации под прямым контролем государства.
Основанием для первого параграфа второй главы, посвященного особенностям влияния на эволюцию стран Восточной Азии факторов социально-политического и культурного характера, стали особенности исторического развития Японии, Кореи, Китая и стран АСЕАН, а также труды Р.Бенедикт [28] и М.Аоки [47].
Информационной базой диссертации послужили исследования российских и зарубежных ученых, статистические материалы международных финансовых организаций, национальная статистика и многочисленные материалы экономической периодики.
Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые в российской научной литературе предпринята попытка комплексного исследования становления, развития и особенностей трансформации экономической модели стран Восточной и Юго-Восточной Азии и возрастающей роли в этом процессе государства с учетом внутрирегиональных различий в контексте нарастания явлений глобализации мировой экономики.
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее материалы и выводы могут быть использованы для совершенствования методик макроанализа моделей развития стран и регионов. Полученные в ходе диссертационного исследования результаты также представляют непосредственный практический интерес в контексте формирования парадигмы национального развития России в постиндустриальную эпоху. С тех пор, как Россия стала частью мировой рыночной системы, отслеживание тенденций развития зарубежных стран стало особенно важным для демпфирования негативного воздействия колебаний международных товарных и финансовых рынков. Углубленный анализ моделей роста развивающихся стран, в первую очередь развитых азиатских экономик, представляет собой эффективный инструмент для адекватного определения места России в системе международного разделения труда и ее более выгодного позиционирования на мировом рынке.
Материалы диссертационного исследования также могут быть использованы в научно-педагогическом процессе при подготовке спецкурсов по экономике развивающихся стран.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, содержащего 18 выводов, приложения, состоящего из 15 таблиц, и библиографии, насчитывающей 80 источников.
Особенности модели «догоняющего» развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии
Азиатские страны Азиатско-Тихоокеанского региона в течение нескольких десятилетий представляли собой образец динамичного развития на основе диверсифицированной индустриализации. До кризиса 1997 года Восточная Азия являлась одним из самых привлекательных и надежных регионов для иностранного капитала. О месте, занимаемом странами Восточной Азии в мировом хозяйстве в конце XX столетия, свидетельствуют следующие данные: в 1997 году на страны региона (без Гонконга, Сингапура и Тайваня) приходилось 3,6% мирового ВВП, около 7% мировой торговли, 6% прямых иностранных инвестиций, 5,2% зарубежных кредитов и портфельных инвестиций.
Анализ средних темпов экономического роста регионов мира за период 1965-1990 гг. показал, что страны Восточной Азии отличались наибольшим динамизмом по сравнению не только с другими развивающимися рынками, но и с развитыми индустриальными странами2. В 1980-1990 гг. среднегодовые темпы роста в Республике Корея составляли 9,4%, в 1990-1995 гг. - 7,2%. Соответствующие показатели для Малайзии составляли 5,2 и 8,7%, для Таиланда - 7,6 и 8,4%, для Индонезии - 6,1 и 7,6%3.
Результатом этой безудержной экспансии стало снижение доли постиндустриальных держав в мировом ВНП с 72 процентов в 1953 году до 64 процентов в 1985 и 59 процентов - в 1992-м. Между 1991 и 1995 годами восемь из десяти экономик, обнаруживших рост более чем на 50 процентов, были сосредоточены в Азиатско-Тихоокеанском регионе, причем для Китая и Индонезии эти показатели составили соответственно 136 и 124 процента. К началу 1996 года Китай, Япония, Индия, Индонезия и Республика Корея входили в число двенадцати крупнейших экономик мира; помимо них Гонконг, Тайвань, Сингапур и Малайзия входят также в двадцатку лидеров по объему товарооборота (последняя с 19-миллионным населением более чем на 20 процентов превосходит по данному показателю Россию, а Индию - вдвое).
На основе различных экстраполяции утверждалось, что Восточно-Азиатский регион способен был довести свой вклад в мировой валовой продукт до 30% к 2000 году. По другим прогнозам, к 2050 году новые индустриальные государства Восточной Азии будут способны обеспечивать до 57% мирового производства товаров и услуг, в то время как страны-члены ОЭСР, включая Японию, смогут претендовать на долю лишь в 12%4.
Индустриализация в азиатских странах была начата при крайне низком значении валового национального продукта на душу населения. В настоящее время средний индекс человеческого развития (по данным ООН)5 для НИЭ региона равняется 0,849 (это уровень США двадцатилетней давности). Всего два десятилетия назад азиатские страны по ИЧР находились практически на том же уровне, что и страны Африки.
При этом следует отметить, что наряду с высокими темпами роста валового продукта страны региона выделялись более равномерным распределением доходов среди групп населения. К данному выводу автор пришел в результате проведенного анализа стандартных отклонений в распределении дохода по квинтильным группам, агрегированных в среднем по регионам мира. Чем ниже показатель стандартного отклонения, тем равномернее распределяется доход в том или ином регионеб.
Результаты анализа показали, что Восточная Азия находятся на втором месте среди развивающихся стран по вышеуказанному показателю. Поскольку равномерность распределения доходов не отражает степень благосостояния населения, этот показатель следует рассматривать в сочетании с региональными темпами роста ВВП. В результате можно сделать вывод, что страны Восточно-Азиатского региона достигли достаточно сбалансированного развития к середине 1990-х гг. по сравнению с остальными развивающимися регионами даже при условии исключения из анализа Японии, относящейся к развитым индустриальным экономикам. Об уровне социального развития региона также свидетельствует увеличение продолжительности жизни с 56 лет в 1960 г. до 71 года в 1990 г. (по данным Всемирного Банка). Так, доля беднейшего слоя населения в Индонезии сократился с 58% в 1960 г. до 17% в 1990 г. и в Малайзии с 37% до 5% в соответствующий период. Сбалансированность темпов экономического роста и социальной политики оказалась очень важной для повышения человеческого потенциала и международной конкурентоспособности региона. Таким образом, к середине 1990-х годов страны Восточной Азии представляли собой регион, привлекательный для международных инвесторов макроэкономической и социально-политической устойчивостью, с хорошими перспективами дальнейшего развития. Так называемый «секрет» успешного развития стран региона заключался в последовательной реализации специфической модели роста, называемой моделью «догоняющего» развития. В соответствии с целью исследования, рассмотрим особенности и принципы функционирования данной модели до 1997 года. Во втором пункте мы рассмотрим основные положения современной критики модели и выявим закономерность нынешнего этапа развития стран региона.
Общественно-ориентированный тип воспроизводства как консолидирующая основа регионального развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии
Во второй половине XX века в странах Восточной Азии была создана уникальная институциональная структура, способствующая, с одной стороны, развитию рыночных отношений, и предусматривающая, с другой стороны, применение административных методов государственного регулирования экономики и почти "антирыночной" социальной политики (система пожизненного найма в Японии - наиболее яркий пример).
При этом структура оказалась настолько жизнеспособной, что к концу 80-х годов западная научная общественность стала всерьез задумываться над эффективностью "классической рыночной экономики": слишком впечатляющими и одновременно пугающими были темпы и качество роста азиатских стран. Подобное смятение некогда внес СССР, но социалистическая модель, полностью лишавшая частную собственность права на жизнь, была идеологически чуждой.
Азиатские же страны были идеологически "своими", к тому же вскормленными на западной помощи. К тому же, в отличие от стран социалистического блока, государство не только не ущемляло права частного сектора, а наоборот, создавало систему "страна как единая корпорация". На внешних рынках крупные японские, корейские и в несколько меньшей степени тайваньские компании выступали единым фронтом, хотя при этом и функционировали в среде жесткой внутренней конкуренции. При этом выполнялись все формальные условия поведения на рынке. Координация же подчас осуществлялась посредством неформальных договоренностей, по традиции даже не оформлявшихся документально. Присутствие государства чувствовалось практически во всех областях бизнеса.
При столь широкой свободе действий правительств недостатки созданной системы не достигли настолько угрожающих размеров, чтобы уничтожить основу экономического развития в Восточной Азии. На протяжении многих лет правительствам стран региона удавалось балансировать между политикой стимулирования экспорта и применением импортозамещающих стратегий. При значительных государственных расходах на социальную инфраструктуру, защиту и поддержку сельского хозяйства, крупномасштабные объекты общенационального значения этим странам удавалось сохранять строгую бюджетную дисциплину, поддерживать макроэкономическую и политическую стабильность в долгосрочном разрезе. В отличие от ряда стран Латинской Америки и Африки, в Восточной Азии действия правительств способствовали экономическому развитию, а не препятствовали ему.
Чем объяснить тот факт, что правительства стран Восточной Азии сумели «заложить здоровый фундамент экономического развития»23, в то время как другие развивающиеся страны страдают от хронической нехватки инвестиционных ресурсов, инфляции, дефицитов государственного бюджета, хищнического растаскивания национального богатства при попустительстве государственных чиновников? Опыт показывает, что в разных странах использование одних и тех же экономических инструментов приводит к различным результатам.
По нашему мнению, основой сравнительно большей эффективности и профессиональности восточно-азиатских правительств является специфическая институциональная среда, сформированная под воздействием совокупности экономических, исторических и социально-политических факторов. Поэтому автор полагает целесообразным более пристально рассмотреть эти факторы и оценить их влияние на функционирование механизмов государственного регулирования в странах Восточной Азии. Затем, на основе полученных результатов, мы перейдем к рассмотрению особенностей реализации государством своих «направляющих» функций на примере Японии и Республики Корея.
По мнению автора, так называемая «модель азиатского чуда» является не более, чем совокупностью нескольких моделей развития. Если их классифицировать по такому показателю, как роль государства и степень развития национального частного сектора, можно выделить две модели: «японскую» - характерную исключительно для Японии, и «конфуцианскую» - Республика Корея, Тайвань и другие НИЭ «первой волны». К последней модели можно частично отнести и страны АСЕАН, где движущей силой стал в основном бизнес «хуацяо» - зарубежной китайской диаспоры.
Необходимость обособления «японской модели» объясняется: более ранним началом развития капитализма в этой стране в результате буржуазной революции 1868 года; более высокими показателями технологического развития; ролью «флагмана» экономического роста региона. Остальные страны региона характеризуется в основном тем, что переход к капиталистическому способу производства в них произошел скачкообразно, в основном в результате обретения независимости. Это не могло не отразиться на характере и роли государственного вмешательства в экономику, что во многом, по нашему мнению, предопределило траекторию развития стран региона. Выделение различных типов государственного воздействия на экономический рост позволит более адекватно оценить причины кризиса модели в конце 90-х годов и перспективы ее трансформации.
Субрегиональная модель новых индустриальных экономик (на примере Республики Корея)
В этой части работы мы рассмотрим другую модель восточно-азиатского развития - «конфуцианскую», как мы ее условно обозначили выше. В качестве примера автор не случайно избрал Республику Корея (далее по тексту - Корея). Корея добилась впечатляющих результатов в области создания крупной диверсифицированной промышленности, а также в большей степени, нежели Тайвань или КНР, пострадала от финансово-экономического кризиса 90-х годов XX века. Вернее будет сказать, что именно на корейском примере наиболее ярко проявились институциональные проблемы варианта азиатского пути развития, опирающегося на активное государственное участие в экономических процессах.
Усиленный акцент на роль государства в данной главе не случаен. В отличие от Японии, Корея была закрытой от внешнего мира до начала XX века. К указанному времени в Корее отсутствовало сильное национальное государство: Корея являлась формальным вассалом Китая. К началу XX века правящий клан Ли ослаб, что повлекло за собой колонизацию Корейского полуострова Японией в 1910 году. Колониальное правление японцев, закончившееся лишь в 1945 году, было направлено на вытравление национального самосознания, корейского языка и культуры32.
В результате данных особенностей исторического развития к концу II Мировой войны в Корее отсутствовали условия для формирования национальной буржуазии, капитал в основном поступал из-за рубежа, распорядителем которого было правительство. Таким образом, государство исторически было единственной направляющей силой в хозяйстве страны в первые годы независимости. На начальном этапе правительство распродало национальному частному сектору собственность, некогда принадлежавшую японцам. Хотя это было продиктовано преимущественно политическими и националистическими соображениями, данный шаг оказался началом формирования национального капитала.
Таким образом, в Корее степень государственного вмешательства в функционирование рыночных механизмов, особенно в области финансов, была традиционно высока. Государство активно участвовало в контроле и перераспределении национального дохода. Области и степень вмешательства менялись на разных этапах развития, что сопровождалось изменениями государственной политики и сменой правительств.
В отличие от Японии, где вследствие особого типа развития бизнеса правительство использовало преимущественно индикативные методы регулирования, в Корее государство действовало более прямолинейно и жестко. С 1382 по 1910 год в стране правила династия Чосон, установившая в Корее конфуцианскую форму государственного устройства. На практике это означало внедрение в массовое сознание корейцев уважения к старшим, к центральному правительству, в качестве высших добродетелей выступала служение государю, соответствие образу достойного члена общества. Поскольку Корея традиционно подвергалась вооруженным интервенциям со стороны китайских царств и Японии, роль государства как защитника национальных интересов была крайне высока. В то же время, местная буржуазия не успела сформироваться: в отличие от Японии, в Корее не было буржуазной революции, страна шагнула в современный мир практически из феодализма.
В связи с вышесказанным для восстановления страны в 50-е годы в Корее был применен механизм, наиболее функциональный на тот период: используя конфуцианские традиции и националистические идеи, государство мобилизовало население и частный сектор на строительство «сильной Кореи». Этому способствовали также политические факторы: «холодная война», противостояние коммунистическому режиму Северной Кореи. Поэтому модель развития Кореи и была условно названа нами «конфуцианской», т.е. предусматривающей высокую степень вмешательства сильного государства в функционирование экономики с целью реализации националистических идей.
В этой главе будет рассмотрено, как государство способствовало созданию национального дохода и как использовало его для решения стратегических целей развития страны. Особое внимание будет уделено мерам государственного вмешательства в финансовую сферу, т.к. именно она стала «ахиллесовой пятой» корейской модели развития.
50-е годы. Ограничения импорта и валютное регулирование. Первые годы независимости Кореи проходили в условиях политической нестабильности. Война 1950-1953 гг. расколола полуостров на два враждебных государства. Поэтому первое корейское правительство в первую очередь преследовало такие цели, как обеспечение безопасности территории при помощи США и использование полученных от США же субсидий.
В 1950-х годы у правительства не было четко выраженной стратегии экономического развития. Поскольку правительство находилось под сильным влиянием США, государственное вмешательство в рыночные отношения не было систематическим. В то время, следуя модели Федеральной резервной системы США, был учрежден центральный банк Кореи, пользовавшийся относительной независимостью. Хотя регулирование процентных ставок и программы преференциального кредитования уже были введены правительством, непосредственно банковские операции не подвергались особо строгому регулированию со стороны государственных органов.
Основным объектом государственного регулирования стали все внешние операции. Правительство ввело ограничения на импорт и поддерживало сильно завышенный курс национальной валюты. Политика ограничения импорта была введена в первые годы развития не столько в рамках стратегии промышленного развития, сколько из-за острого дефицита резервов иностранной валюты. Корейский экспорт был небольшим, и основным источником иностранной валюты была помощь развитых стран и местные расходы войск США, размещенных на базах на территории страны. Дефицитные запасы иностранной валюты использовались для производства предметов первой необходимости и для восстановления соответствующих предприятий. Для максимизации валютных поступлений правительство было вынуждено поддерживать завышенный обменный курс.
Экономический кризис 1997 года как предпосылка к трансформации модели развития стран Восточной и Юго-Восточной Азии
В преддверии кризиса. Продолжающееся поступательное развитие стран региона сопровождалось усиленным притоком иностранного капитала. В период 1992-1995 гг. средние темпы роста стран Восточной Азии составляли 9% реального ВВП. Устойчивый рост, ориентация на внешние рынки, умеренная инфляция, политическая стабильность - все эти факторы способствовали повышению инвестиционной привлекательности стран региона.
До этого восточно-азиатским странам приходилось в основном иметь дело с потоками прямых иностранных инвестиций и долгосрочных займов. К 90-х гг. регион накопил достаточный авторитет на мировых рынках и стал одним из самых привлекательных для краткосрочных инвестиций. Несмотря на начавшиеся в 1980-е годы процессы постепенной либерализации финансовой сферы, банковская система и нефинансовые институты стран региона оказались недостаточно подготовленными для наплыва спекулятивного капитала.
Так, в Таиланде приток краткосрочного капитала в 1994-1996 гг. составлял 7-10% ВВП ежегодно, а прямые иностранные инвестиции - 1%.41 Львиную долю этих потоков составляли краткосрочные кредиты иностранных банков.
Данная ситуация сложилась ввиду снижения доходности портфельных инвестиций в развитых индустриальных странах. Вялые темпы роста привели к избытку ликвидных финансовых ресурсов, снижению показателей доходности на акционерный капитал и т.д. В стремлении к диверсификации инвестиционных портфелей и получению повышенных доходов при более рисковых вложениях, банки и инвестиционные фонды обратили свое внимание на рынки развивающихся стран. Страны Восточной Азии на тот момент, в особенности после Мексиканского кризиса 1994-1995, стали наиболее привлекательными реципиентами в силу вышеописанных факторов.
Еще одним важным моментом стала динамика обменных курсов. Как известно, валюта многих стран региона привязана к доллару США. В 1994-1995 гг. доллар сильно ослаб по отношению к иене. В результате страны АСЕАН, Тайвань и Гонконг получили дополнительный экспортный выигрыш. Затем, после роста доллара в 1995 году, ситуация изменилась на противоположную, что негативно отразилось на счете капиталов платежного баланса. Условия торговли ухудшились не только из-за укрепления доллара, но и в связи со снижением объемов импорта развитых индустриальных стран. Последний факт в первую очередь был связан с затовариванием рынков Западной Европы, в частности рынка электроники. 1995-1996 гг. считаются кризисом рынка электронной продукции. Резкое падение цен нанесло особенно сильный удар по Корее, Малайзии и Сингапуру.
Просчеты макроэкономической политики государства проявились в неадекватной реакции на явный «перегрев» экономики. В 1993-1996 гг. наблюдались повышенные темпы инфляции, рост стоимости активов компаний, особенно на рынках недвижимости и ценных бумаг.
Также настораживающим было увеличение кредитования частного сектора банками и небанковскими финансовыми учреждениями42 в Таиланде и Малайзии. Это было связано с притоком иностранного капитала, соответствующим увеличением ликвидных финансовых ресурсов банков-резидентов, увеличением валютных резервов.
Сочетание «перегрева», большого притока иностранного спекулятивного капитала и в результате избыточного кредитования в конечном счете негативно отражалось на качестве инвестиционных решений. Правительства стран, в частности Таиланда и Гонконга - стран, откуда условно начал свое распространение «азиатский грипп» - не предприняли адекватных мер для охлаждения экономики и упорядочивания выдачи кредитов. С другой стороны, в тех условиях это было трудно сделать. Если бы правительства начали сдерживать и ограничивать приток капитала, их обвинили бы в «антирыночной» политике. Это было особенно неуместно в начале 90-х, когда в НИС «второй волны» (Таиланд, Малайзия, Индонезия) правительства начали предпринимать меры по либерализации финансового сектора.
Таким образом, только вступивший в фазу реконструкции и либерализации финансовый сектор ряда стран региона столкнулся с напором иностранного спекулятивного капитала. Особенно данная проблема коснулась Таиланда, Индонезии и Кореи. В течение десятилетий перед финансовым сектором стояла задача обеспечивать промышленность кредитными ресурсами согласно политике правительства. В результате у банков и прочих финансовых учреждений стран региона не было достаточно опыта в области управления кредитными рисками, оценки платежеспособности клиентов, внутреннего аудита. В этой связи размещение «коротких» заемных средств часто осуществлялось неэффективно, на основании личных связей. Так, в Индонезии при выдаче относительно крупного кредита у клиента запрашивалась информация финансовом положении за предыдущий период только в 3 случаях из 10.
В условиях отсутствия «прозрачности» отчетности финансовых учреждений это слабое звено выявилось только к 1996-1997 гг., когда темпы экономического роста снизились, рынки ценных бумаг и недвижимости начали съеживаться, а обесценивающиеся национальные валюты поставили в критическое положение участников рынка с незакрытыми внешними обязательствами, номинированными в иностранной валюте.
Особенно ярко проявилась слабость финансовой системы в Корее. Корейские корпорации - чеболи - имели очень высокую долю заемных средств в своих балансах. Львиную долю кредитов они получали от национальных банков, которые находились под плотным контролем правительства и были вынуждены порой даже осуществлять прямое финансирование предприятий, если это требовалось правительством. В свою очередь, банки заимствовали средства, в том числе в иностранной валюте за рубежом. Таким образом, многие корейские компании получили в качестве кредитов «короткие» иностранные деньги, которые к тому же часто не хеджировались.
В результате финансовая система Кореи стал крайне чувствительна к внешней конъюнктуре. По неофициальным оценкам, к концу 1996 года чистый объем банковских займов, выданных под убыточные проекты, достиг 70% акционерного капитала. В течение 1997 года беспрецедентное число чеболей стало банкротами, в основном из-за чрезмерных и не окупаемых капиталовложений в тяжелую промышленность. Это ударило по финансовой системе: уже в октябре 1997 г. 20% банковских кредитов попали в разряд «безнадежных». Одновременно упали рыночные котировки акций банков, что еще более ухудшило их положение.
В Таиланде положение финансовых институтов было подорвано большой долей обязательств, номинированных в иностранной валюте. Кредиты же ранее были выданы операторам местного рынка в девальвируемой национальной валюте. Еще одной проблемой оказались вложения в перегретый местный рынок недвижимости. Финансовая либерализация, проводимая в стране с начала 1990-х гг., проводилась без оценки текущих рисков частного сектора государственными органами. Темпы роста внешних обязательств тайских банков возросли с 6% в 1991 г. до 24.3% в 1995 г. Внешний долг страны к 1996 г. достиг 200% ВВП, а доля банковских кредитов частному сектору - 140% ВВП.
