Содержание к диссертации
Введение
Глава I Трактовки исторической эволюции аграрного строя России 10
1-1 Оценки реформы 1861 г. и дискуссии вокруг общины 10
2-1 Концепции причин аграрного кризиса и оценки столыпинской реформы 31
3-1 Критический анализ большевистского хозяйствования в аграрной сфере 58
Глава II Теоретические концепции либеральных экономистов русского зарубежья 76
1-2 Дальнейшее развитие теории трудового крестьянского хозяйства 76
2-2 Трактовки «де капитализации» сельского хозяйства как тенденции 97
3-2 Концепции дифференциации крестьянства 111
4-2 Размышления о путях развития аграрного сектора в пост советской России 126
Заключение 145
Литература 150
- Оценки реформы 1861 г. и дискуссии вокруг общины
- Концепции причин аграрного кризиса и оценки столыпинской реформы
- Дальнейшее развитие теории трудового крестьянского хозяйства
- Трактовки «де капитализации» сельского хозяйства как тенденции
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Трансформация российской экономики в направлении формирования основ современного рыночного хозяйства поставила перед экономической наукой множество сложных вопросов, дать ответы на которые она оказалась не всегда готова. Но без теоретической базы реформирование экономики вынуждено идти главным образом путем проб и ошибок, что, естественно, дискредитирует сами принципы рыночного хозяйствования и порождает высокую степень социальной напряженности в обществе.
К числу таких вопросов, несомненно, относится аграрный. Трудно найти какой-либо другой вопрос экономической теории и хозяйственной жизни, вокруг которого кипели бы столь же горячие споры. И не только в настоящее время. На протяжении всего обозримого периода становления и развития российского общества аграрная проблематика всегда являлась и является по сей день предметом незатухающих дискуссий и острой политико-идеологической борьбы.
Почему аграрный вопрос имеет непреходящую актуальность? Это объясняется, вероятно, непреходящим значением самой аграрной сферы в жизнеобеспечении людей. Именно и прежде всего поэтому и до 1917 года, и в настоящее время в российском обществе (в стенах академических учреждений, в научной и публицистической литературу, в Правительстве РФ и в Государственной думе) велась и ведется жаркая полемика по самым различным проблемам названной сферы. Вопросами этой полемики являются, например, такие, как отношение к Великой реформе 1861 года, к столыпинской реформе, к большевистским преобразованиям, вопрос о формах собственности и формах хозяйствования, вопрос о роли крестьянства в жизни общества и др. Но главным нервом дискуссий всегда был вопрос о земле. Какой должна быть форма собственности на землю? Следует ли допускать рыночный оборот земли? Если да, то должен ли этот оборот быть неограниченным или его целесообразно регулировать? Все эти вопросы и стали своеобразным водоразделом, разделяющим позиции экономистов, социологов, политиков и политологов.
Нерешенность перечисленных проблем, непродуманность осуществляемой в последнее десятилетие аграрной реформы привели, как известно, к достаточно печальным результатам. Среди них - резкое, почти на треть, сокращение площади земель сельскохозяйственного назначения, повсеместное истощение почв, особенно пашни, существенное уменьшение объема основных фондов сельского хозяйства и их качественное ухудшение, устойчивое сокращение объемов валовой продукции сельского хозяйства и выразительное, почти вдвое, падение производительности труда в агросфере.
Вряд ли надо доказывать поэтому, что успешное решение проблем аграрной экономики предполагает наличие надежного теоретического фундамента, создание которого, однако, нуждается в серьезном, взвешенном ретроспективном анализе. Нельзя не согласиться с академиком РАСХН И.Буздаловым, утверждающим, что «любые теоретические построения в области аграрных отношений применительно к современной российской действительности, предлагающие практические ориентиры государственной аграрной политики, невозможны без соответствующих исторических экскурсов (подчеркнуто нами - авт.)»1 В самом деле, исторический подход к исследованию аграрной проблематики позволяет лучше ориентироваться в современной стадии ее разработки, дает возможность охватить все главные, обязательные моменты ее развития, неуловимые без ретроспективного анализа. Важно знать и помнить положительные достижения и удачные находки предыдущих исследователей. Столь же важно, разумеется, и знание заблуждений, надежно гарантирующее от их повторения. Только критическое рас смотрение различных достижений и ошибок отечественной аграрно-экономической мысли позволит выработать достоверные оценки современного состояния аграрной теории и практики и обозначить перспективные направления их дальнейшего движения.
Особый интерес в этой связи представляет собой теоретическое наследие российского зарубежья 20-30-х годов. Как известно, после Октября значительная часть лучших русских экономистов, философов, историков оказалась в вынужденной эмиграции, где продолжала интенсивную творческую деятельность. Среди этих экономистов было немало ученых, занимавшихся аграрной проблематикой и составивших себе доброе научное имя (нередко мировое!) еще до революции. Это А.Н.Анцыферов, А.Д.Билимович, Б.Д.Бруцкус, С.Н.Булгаков, И.И.Бунаков, М.В.Вишняк, С.О.Загорский, К.Зайцев, Н.Н.Зворыкин, Ст. Иванович, Д.Н.Иванцов, К.Р.Кочаровский, В.А.Косинский, С.С.Маслов, А.В.Пешехонов, С.Н.Прокопович, П.Б.Струве, В.Ф.Тетемиану, Г.П.Федотов, В.М.Чернов, А.М.Югов.
Творческое наследство этих исследователей являет собой огромный массив еще неосмысленной информации, по своему содержанию поистине бесценной. Значимость трудов перечисленных (и не названных здесь) экономистов велика уже хотя бы потому, что они создавались в условиях свободы печатного слова, не стесненного цензурными «тисками» большевистского режима. Поэтому, как правильно заметил еще Б.Бруцкус, «создать верную общую концепцию русского народного хозяйства и дать правильную оценку действующей системы» могли в этот период лишь экономисты русского зарубежья, на которых эта задача была возложена самой судьбой»1.
Степень разработанности проблемы. Изучение идей и концепций русского зарубежья первой половины XX века по существу положило начало новому научному направлению в истории русской экономической мысли. У истоков этого направления стоят такие исследователи, как Б.Ананьич, А.Афанасьев, Г.Богомазов, А.Дмитриев, Н.Дроздова, И.Елисеева, Э.Корицкий, Г.Нинциева, М.Рачков, В.Телицын, Н.Фигуровская, В.Шелехаев, Л.Широкорад, Н.Шухов и др. Благодаря трудам этих экономистов критически осмыслена значительная часть творческого наследства русских эмигрантов 20-30-х годов. Однако, хотя новое научное направление в настоящее время успешно развивается, в освещении эмигрантской тематики остается немало «белых пятен», весьма густо покрывающих и сферу аграрно-экономических учений российских ученых за рубежом. До сих пор, например, отсутствуют исследования, отображающие воззрения либеральных экономистов русской эмиграции, дающие представление о их месте в общей системе взглядов представителей отечественной аграрной мысли, формулировавших оригинальные, но сегодня забытые идеи и концепции.
Почему именно либеральное течение стало центром внимания настоящего исследования? Прежде всего потому, что постсоветская хозяйственная система строилась по лекалам западного либерализма, в соответствии с которыми хозяйствующим субъектом должна быть предоставлена полная экономическая свобода и их деятельность должна регулироваться лишь «невидимой рукой» рынка. Отсюда вытекают и все дальнейшие требования либерализма: незыблемость частной собственности перед лицом государственной власти, свобода всех тех видов деятельности, которые направлены на добывание и рост частной собственности, устранение всех ограничений частной инициативе и частному предпринимательству, равенство всех людей в правовом отношении, гражданские и политические свободы1.
К сожалению, увлекшись рецептами западных идеологов либерализма, реформаторы прошли мимо работ отечественных либеральных экономистов. Иначе им стало бы яснее то положение, согласно которому ценности абсолютного либерализма для российских условий и российского менталитета, взращенного на многовековых традициях соборности и коллективизма, не приемлемы. Не случайно, даже самые активные российские поборники либерализма всегда уважительно относились к роли государства в экономической жизни общества, не принимая систему «лессе фэр» в ее чистом виде.
Приведенное обстоятельство и побудило обратиться именно к либеральному направлению российской эмигрантской аграрно-экономической мысли представленному такими видными учеными, как Б.Бруцкус, А.Билимович, Н.Зворыкин, К.Зайцев, Д.Иванцов, В.Косинский, П.Струве и др.
Предмет исследования. Предметом настоящего исследования и являются взгляды и концепции либеральных экономистов русского зарубежья 20-30-х годов по аграрным вопросам, а также их дискуссии с представителями народнического и социал-демократического направлений.
Цель и задачи исследования. Целью диссертации явился анализ либерального течения афарно-экономической мысли русского зарубежья 20-30-х годов, имевшего собственную, весьма последовательную логику теоретических построений и составившего широкую, многокрасочную палитру взглядов, концепций, гипотез и прогнозов, столь необходимую сегодня для создания надежной и непротиворечивой теоретической базы современных афар-ных реформ.
В соответствии с целью исследования в диссертации были поставлены следующие задачи:
• систематизировать различные направления афарно-экономической мысли русской эмифации, выделить в этой системе либеральное течение и научно оценить сформулированные его представителями концепции;
• выявить и включить в научный оборот позитивные идеи, выдвинутые сторонниками афарного либерализма, показать их значение для современных афарно-экономических преобразований;
• сформулировать необходимые теоретические обобщения и выводы, вытекающие из предпринятого анализа и способствовать таким образом вое становлению всей целостной системы аграрно-экономических воззрений русской эмиграции 20-30-х гг.
Методологическая и информационная база исследования составилась из трудов названных выше экономистов русской эмиграции, в том числе недостаточно изученных и вновь введенных в научный оборот, а также из работ современных экономистов и историков.
В основу диссертационного исследования легли принципы историзма и объективности, в соответствии с которыми оценка анализируемых взглядов давалась с учетом конкретных исторических условий места и времени их формирования.
Научная новизна. Настоящая диссертация представляет собой одно из первых в литературе историко-экономических исследований, в котором сделана попытка охватить критическим анализом все основные воззрения либеральных представителей экономической мысли русского зарубежья 20-30-х годов в области аграрного вопроса.
Наиболее существенные научные результаты работы состоят в следующем:
• углубленно исследованы аграрные концепции таких сторонников либерализма, как Б.Д.Бруцкус, К.Зайцев, С.Н.Прокопович, В.А.Косинский, П.Б.Струве и др., обосновывавших необходимость принципов частной собственности на землю, свободы ее рыночного оборота; проанализирована их теория преимущественной эффективности трудового крестьянского хозяйства;
• впервые научно охарактеризованы воззрения таких экономистов-эмигрантов либерального направления, как Н.И.Зворыкин и Д.Н.Иванцов; впервые введены в научный оборот некоторые архивные материалы;
• обстоятельно проанализированы материалы дискуссий либеральных экономистов с представителями социал-демократического направления аг-рарно-экономической мысли (Ст. Иванович, А.М.Югов и др.), предлагав шими иное видение аграрной системы в России, основанное на принципах полиформизма собственности и хозяйствования;
• углубленно исследована полемика либералов с экономистами народнического направления, такими как К.Р.Кочаровский, А.В.Пешехонов, М.В.Вишняк, отстаивавших принципы общинности и коллективизма в области аграрного строя;
• впервые охарактеризованы концепции либеральных экономистов русского зарубежья обустройства аграрного сектора в постсоветской России.
Теоретическая и практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов как для дальнейшего научного развития важного раздела истории экономических учений - истории русской экономической мысли, так и для совершенствования соответствующего учебного курса, включая разработку спецкурса.
Апробация работы. Основные идеи и положения диссертации представлены в публикациях и тезисах докладов на научных конференциях профессорско-преподавательского состава КБГУ (2001-2003 гг.) и СПбГУЭФ (2003 г.).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
Оценки реформы 1861 г. и дискуссии вокруг общины
Как уже отмечалось, реформа 1861 г. дала русскому крестьянству юридическую свободу, но оставалась нерешенной экономическая задача. Пореформенная политика государства и должна была быть нацелена на ее решение, т.е. на создание самостоятельного и сильного мелкого крестьянского хозяйства и самостоятельного и сильного крупного поместного хозяйства. К сожалению, справедливо отмечает К.Зайцев, вся политика после реформы «определялась каким-то средневековым консерватизмом чисто потребительского склада как в отношении земельного дворянства, так и в отношении крестьянства. Правительство хотело сохранить социальный status quo ante, не взирая на производственную революции, которая перекраивала всю хозяйственную жизнь»1. Но если в отношении дворянства все же проводились какие-то мероприятия, связанные, например, с организацией потребительского кредита, который, впрочем, лишь отсрочивал уход с аграрной сцены убыточных дворянских хозяйств и не стимулировал отбор прибыльных, то полная инертность правительства в отношении крестьянства имела гораздо более серьезные отрицательные последствия - на горизонте российской социально-экономической действительности появились грозные тучи жесткого аграрного кризиса, который грянул с невиданной силой в конце XIX века. Вопрос о природе этого кризиса стал одним из наиболее дебатируемых в русской социально-экономической литературе конца XIX - начала XX вв., а позднее и в литературе русского зарубежья 20-х годов. Различные теоретические толкования этого вопроспвновь развели по разные стороны либеральных и народничествующих экономистов. Наиболее широкое хождение получила натурально-хозяйственная концепция, главную причину аграрного кризиса усматривавшая в ток называемом «малоземелье», явившимся результатом пресловутого «неправильного» распределения земли. Эта популистская трактовка проистекала из господствовавших в крестьянских массах настроений, в соответствии с которыми крестьяне, получив недостаточные наделы, представляли собой пострадавшую сторону. Понятно, что их горячие защитники - экономисты народнического направления - тут же «подхватили» эти настроения и отразили их в своих работах. Так, один из видных представителей этого течения А.А.Кауфман, объясняя происхождение аграрного кризиса в России, назвал в качестве его главной причины «относительное малоземелье», под которым он понимал нерациональное использование наличного земельного фонда, а в качестве второстепенной причины — «абсолютное малоземелье», которое он связывал с объективной невозможностью прокормиться от данного надела. Если «абсолютное малоземелье» может быть устранено только путем расширения крестьянского землевладения, то «относительное малоземелье» является печальным следствием существующей системы хозяйства, которое будет постепенно, по мере перехода к более высоким ступеням развития агротехники и агрокультуры, т.е. по мере интенсификации системы, самоустраняться1. Интересно, что среди экономистов русской эмиграции концепцию «малоземелья» поддерживал такой крупный исследователь как С.Н.Прокопович , который отнюдь не был приверженцем народнического течения, а делил свои политические и идейные симпатии между либеральными и социал-демократическими (примыкающими к так называемым «ревизионистским») взглядами. Сторонниками этой концепции оставались, разумеется, большинство представителей разных ветвей народничества. Однако, подобная концепция, исходящая из необходимости дать крестьянам недостающую им землю «в нужном количестве» и тем самым привести в соответствие рост крестьянского землевладения с ростом крестьянского населения, а потому считающая всеобщую «прирезку» земли едва лине единственной разумной рекомендацией, находящей «широкую поддержку» в массах, не могла быть принята либеральными экономистами. «Русский мужик, - прямо писал, например, Зворыкин, — беден не потому, что у него мало земли, а потому, что он не знает улучшенных приемов для ее использования и не имеет возможности научиться им, т.к. он живет в забрале, изолированный от образованных классов»1. Отсюда, считает автор, одно количественное увеличение наделов отнюдь «не обеспечит крестьянского благосостояния, т.к. это увеличение не пойдет впрок землепашцу, если он будет продолжать коснеть в невежестве и не будет развивать своих знаний для культурной обработки земли» . Еще более решительно, а главное, аргументировано отвергает концепцию «малоземелья» Бруцкус, считая ее «содержательно бедной» и, как способ объяснения столь сложного явления, каковым является аграрный кризис, «несостоятельной». Ведь даже равноценные по своим размерам и естественным свойствам земельные наделы могут давать весьма различные доходы, вследствие различия рыночных условий или вследствие различных способов их использования. Наделы, которые при должном уровне развития народного хозяйства не могут прокормить населения, были бы вполне достаточны при более высоком развитии народного хозяйства3. Поэтому простым переделом земли, поясняет автор, аграрный кризис не может быть преодолен. Между прочим, крестьяне в России освободились от крепостной зависимости с гораздо большим, и абсолютно, и относительно, количеством земли, чем крестьяне, например, в Германии, Польше, Австро-Венгрии. Но, несмотря на это, аграрный кризис наиболее остро проявился все же почему-то в России. Кроме того, продолжает Бруцкус, около половины русских крестьян сидело на казенной земле, которая почти в полном объеме была передана им (это ли «малоземелье»!), однако кризис захватил и государственных крестьян, а не только помещичьих. Нет, говорит автор, концепция «малоземелья» не может быть принята, тем более в условиях, когда открылись широкие возможности для интенсификации сельского хозяйства, когда крестьяне юго-западных губерний и большей части черноземной полосы живут в значительной мере работой в чужих хозяйствах, когда население имеет разнообразные промыслы — местные и отхожие.
Концепции причин аграрного кризиса и оценки столыпинской реформы
Как уже отмечалось, реформа 1861 г. дала русскому крестьянству юридическую свободу, но оставалась нерешенной экономическая задача. Пореформенная политика государства и должна была быть нацелена на ее решение, т.е. на создание самостоятельного и сильного мелкого крестьянского хозяйства и самостоятельного и сильного крупного поместного хозяйства. К сожалению, справедливо отмечает К.Зайцев, вся политика после реформы «определялась каким-то средневековым консерватизмом чисто потребительского склада как в отношении земельного дворянства, так и в отношении крестьянства. Правительство хотело сохранить социальный status quo ante, не взирая на производственную революции, которая перекраивала всю хозяйственную жизнь»1. Но если в отношении дворянства все же проводились какие-то мероприятия, связанные, например, с организацией потребительского кредита, который, впрочем, лишь отсрочивал уход с аграрной сцены убыточных дворянских хозяйств и не стимулировал отбор прибыльных, то полная инертность правительства в отношении крестьянства имела гораздо более серьезные отрицательные последствия - на горизонте российской социально-экономической действительности появились грозные тучи жесткого аграрного кризиса, который грянул с невиданной силой в конце XIX века. Вопрос о природе этого кризиса стал одним из наиболее дебатируемых в русской социально-экономической литературе конца XIX - начала XX вв., а позднее и в литературе русского зарубежья 20-х годов. Различные теоретические толкования этого вопроспвновь развели по разные стороны либеральных и народничествующих экономистов. Наиболее широкое хождение получила натурально-хозяйственная концепция, главную причину аграрного кризиса усматривавшая в ток называемом «малоземелье», явившимся результатом пресловутого «неправильного» распределения земли. Эта популистская трактовка проистекала из господствовавших в крестьянских массах настроений, в соответствии с которыми крестьяне, получив недостаточные наделы, представляли собой пострадавшую сторону. Понятно, что их горячие защитники - экономисты народнического направления - тут же «подхватили» эти настроения и отразили их в своих работах. Так, один из видных представителей этого течения А.А.Кауфман, объясняя происхождение аграрного кризиса в России, назвал в качестве его главной причины «относительное малоземелье», под которым он понимал нерациональное использование наличного земельного фонда, а в качестве второстепенной причины — «абсолютное малоземелье», которое он связывал с объективной невозможностью прокормиться от данного надела. Если «абсолютное малоземелье» может быть устранено только путем расширения крестьянского землевладения, то «относительное малоземелье» является печальным следствием существующей системы хозяйства, которое будет постепенно, по мере перехода к более высоким ступеням развития агротехники и агрокультуры, т.е. по мере интенсификации системы, самоустраняться1. Интересно, что среди экономистов русской эмиграции концепцию «малоземелья» поддерживал такой крупный исследователь как С.Н.Прокопович , который отнюдь не был приверженцем народнического течения, а делил свои политические и идейные симпатии между либеральными и социал-демократическими (примыкающими к так называемым «ревизионистским») взглядами. Сторонниками этой концепции оставались, разумеется, большинство представителей разных ветвей народничества. Однако, подобная концепция, исходящая из необходимости дать крестьянам недостающую им землю «в нужном количестве» и тем самым привести в соответствие рост крестьянского землевладения с ростом крестьянского населения, а потому считающая всеобщую «прирезку» земли едва лине единственной разумной рекомендацией, находящей «широкую поддержку» в массах, не могла быть принята либеральными экономистами. «Русский мужик, - прямо писал, например, Зворыкин, — беден не потому, что у него мало земли, а потому, что он не знает улучшенных приемов для ее использования и не имеет возможности научиться им, т.к. он живет в забрале, изолированный от образованных классов»1. Отсюда, считает автор, одно количественное увеличение наделов отнюдь «не обеспечит крестьянского благосостояния, т.к. это увеличение не пойдет впрок землепашцу, если он будет продолжать коснеть в невежестве и не будет развивать своих знаний для культурной обработки земли» . Еще более решительно, а главное, аргументировано отвергает концепцию «малоземелья» Бруцкус, считая ее «содержательно бедной» и, как способ объяснения столь сложного явления, каковым является аграрный кризис, «несостоятельной». Ведь даже равноценные по своим размерам и естественным свойствам земельные наделы могут давать весьма различные доходы, вследствие различия рыночных условий или вследствие различных способов их использования. Наделы, которые при должном уровне развития народного хозяйства не могут прокормить населения, были бы вполне достаточны при более высоком развитии народного хозяйства3. Поэтому простым переделом земли, поясняет автор, аграрный кризис не может быть преодолен. Между прочим, крестьяне в России освободились от крепостной зависимости с гораздо большим, и абсолютно, и относительно, количеством земли, чем крестьяне, например, в Германии, Польше, Австро-Венгрии. Но, несмотря на это, аграрный кризис наиболее остро проявился все же почему-то в России. Кроме того, продолжает Бруцкус, около половины русских крестьян сидело на казенной земле, которая почти в полном объеме была передана им (это ли «малоземелье»!), однако кризис захватил и государственных крестьян, а не только помещичьих. Нет, говорит автор, концепция «малоземелья» не может быть принята, тем более в условиях, когда открылись широкие возможности для интенсификации сельского хозяйства, когда крестьяне юго-западных губерний и большей части черноземной полосы живут в значительной мере работой в чужих хозяйствах, когда население имеет разнообразные промыслы — местные и отхожие.
Дальнейшее развитие теории трудового крестьянского хозяйства
Осуществленная большевиками Октябрьская революция повлекла за собой радикальные преобразования в аграрной сфере. Как же относились к ним экономисты русского зарубежья, которых эта самая революция вынудила покинуть свое отечество?
Понятно, что все они, независимо от принадлежности к тому или иному идейно-теоретическому и социально-политическому направлению, резко, подчас не без злобы, критиковали большевизм в целом и все его начинания в области хозяйствования в частности. Но критиковали по-разному, с разных позиций и с различной степенью резкости.
Так, извечные идейные противники либералов - экономисты народнических течений (А.В.Пешехонов, М.В.Вишняк, К.Р.Кочаровский, В.М.Чернов и др.) клеймили большевизм и его теоретический фундамент — марксизм, обосновывая принципиально иную схему «не марксистского», демократического социализма. Правда, и между самими народниками не было полного единодушия. Пешехонов, например, проявлял известную толерантность к тем или иным хозяйственным мероприятиям Кремля, считая, что они все же ведут к социализму, пусть уродливому, деформированному, не слишком-то и жизнеспособному, но все же — к социализму. В частности, построение большевиками планового хозяйства Пешехонов считал «правильной идеей», способной даже у всего мира вызвать сочувствие.
Другой видный представитель зарубежного русского народничества М.Вишняк, напротив, проявил себя абсолютно непримиримым противником любых большевистских начинаний, квалифицируя их не иначе, как утопические, ибо они основаны на марксистских, кабинетных химерах. А утопии не могут быть реализованы по определению. Ведь самой примечательной чертой утопизма, говорит Вишняк, является его постоянное нежелание считаться с конкретными условиями места и времени. Только в себе самом, в своей выдумке, идее, плане черпает он главные основания своей жизнеспособности. Он максималистичен, догматичен, самоуверен, не различает степеней и красок, ступеней и условностей. «Питаясь фантазиями, он склонен видеть повсюду величины мнимые и нереальные. Он фатально обречен к практическому насаждению обратного своим заданиям и исходным положениям... Средство — активизм меньшинства к осуществлению главного — выдумки, плана - превращается в самоцель». В своих утверждениях все утопии, как бы они не разнились по содержанию, одинаково враждебны истории, культуре, человечеству и, прежде всего, — той стране и народу, где осуществляется несчастная попытка воплотить утопию в жизнь1.
Иначе критиковали большевиков представители родственного большевизму социал-демократического течения — С.Загорский, Ст.Иванович и др. Из-под ударов критики они всегда выводили марксизм и социализм, беспощадно обличая при этом только большевизм, которые с их точки зрения враждебен подлинному творческому марксистскому социализму. В противовес П.Струве, утверждавшему, что всю кровь и преступления большевизма вполне можно вменить социализму как таковому, ибо «большевизм — это и есть до логического конца доведенный социализм», Ст. Иванович защищал социализм от большевизма. Корни большевизма, считал этот видный социал-демократ, уходят как в «теоретические заросли социалистической интеллигенции», так и в «темные пучины народной стихии». В результате именно в большевизме оказались чрезвычайно сильными элементы варварства, жестокости, иезуитизма, именно в этом течении возобладали антиморальные, антинаучные и антидемократические тенденции».
Что касается либеральных экономистов русского зарубежья 20-30-х годов, то все они без какого-либо исключения считали внутренне порочной марксистскую теорию социализма, идейно вскормившую большевиков во главе с Лениным. Представители российского либерализма были убеждены в том, что большевики действуют более или менее логично в соответствии с догматами марксизма, однако их попытки насаждения в стране социализма обречены, поскольку это умственно сконструированное общественное устройство в принципе нереализабельно. Поэтому большевики вовсе не виноваты в том, что «социализм не получается», он и не может получиться ни у кого.
В самом деле, писал, например, П.Струве, теоретически понятие социализма сводится к отмене частной собственности на средства производства и к установлению собственности общественной, функционирующей в форме государственной собственности и собственности тех или иных общественных союзов. Однако, будучи воплощенной в жизнь, эта конструкция дала плачевные результаты, и отнюдь не потому, что большевики действовали неверно, а потому, что сами принципы социализма «несовместимы с нормальной хозяйственной жизнью»1. С одной стороны, рассуждает Струве, социализм, являя собой общественную собственность на средства производства, есть прежде всего система государственно-централизованного хозяйства, без которой общественная собственность функционировать не может. Однако с другой стороны, тот же социализм одновременно требует равенства людей, т.е. проведения эгалитарного принципа. Но эти принципы несовместимы, «оба эти начала в своем полном или конечном осуществлении противоречат человеческой природе и оба они, что может быть еще несомненнее и еще важнее, противоречат друг другу. На основе равенства людей вы не можете организовать производства... ибо эгалитарный социализм есть отрицание двух основных начал, на которых зиждется всякое развивающееся общество: идеи ответственности лица за свое поведение вообще и экономическое поведение в частности, по их экономической годности. Хозяйственной санкцией, фундаментом этих двух начал всякого движущегося вперед общества является институт частной, или личной собственности.
Трактовки «де капитализации» сельского хозяйства как тенденции
Как было показано, трудовое крестьянское хозяйство обрело в лице либеральных экономистов русского зарубежья своих горячих и последовательных защитников. К их числу, помимо Б.Бруцкуса, С.Булгакова, Н.Зворыкина, следует отнести и таких экономистов, как Д.Н.Иванцов и В.А.Косинский. Но если имя Косинского сегодня нередко мелькает в историко-экономической литературе, хотя обстоятельного анализа всей системы его взглядов до сих пор нет, то имя Иванцова все еще остается в небытии. Это какое-то печальное недоразумение, ибо речь идет о замечательном русском ученом либеральной ориентации, формулировавшим весьма оригинальные теоретические концепции в разных областях экономической науки, в том числе и в аграрной области.
Уже в раннем детстве Д.Н.Иванцов поражал окружающих своими способностями. С золотой медалью он окончил в 1904 г. 6-ую Московскую гимназию и поступил на юридический факультет Императорского Московского университета, где изучал главным образом, экономические дисциплины2. В 1911 г. Иванцов блестяще сдал государственные экзамены и по представлению известного экономиста проф. Н.А.Каблукова был оставлен при МГУ по кафедре политической экономии и статистики. Молодой ученый начал свою стремительную научную карьеру. Он опубликовал несколько печатных работ, одна из которых - «К критике русской урожайной статистики» сразу же была удостоена серебряной медали Императорского Русского Географического общества1. Сдав в 1915 г. магистерские экзамены, Иванцов был принят в качестве приват-доцента на кафедру политической экономии и статистики МГУ, а уже в 1916 г. в возрасте 30 лет он победил в конкурсе на замещение вакантной должности адъюнкт-профессора Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства, где работали такие известные ученые как А.Н.Челинцев, М.Н.Соболев. Т.В.Локоть и др.2
Член конкурсной комиссии профессор А.Челинцев в своем отзыве о работах Иванцова отметил, что его труд по русской урожайной статистике является «руководящим в литературе вопроса», а сам автор обнаруживает «большую глубину, всесторонность и строгую логичность в исследовании».
Мощная волна Октябрьской революции вышвырнула за пределы отечества в числе многих других ученых и Иванцова. Однако он не был сломлен и продолжил свою активную научную деятельность на чужбине (в Чехии, в Германии, во Франции, позже - в США), чему благоприятствовало свободное владение автором несколькими иностранными языками, включая английский, немецкий и французский языки.
Одной из тем, занимавших Иванцова, и была тема сравнительной характеристики трудового крестьянского и капиталистического хозяйств, исследование которой привело автора к выводу о «декапитализации» сельского хозяйства, выводу, формулировавшемуся и другими русскими экономистами-эмигрантами, прежде всего уже упоминавшимся и цитировавшимся выше В.А.Косинским.
Экономическое подчинение крестьянского хозяйства крупному капиталистическому, писал Иванцов, находит свою границу в его необычайной конкурентоспособности, обусловливаемой своеобразием представлений крестьян о хозяйственной выгоде и их учетом себестоимости продукции, в которую они, разумеется, не включают оплату труда. Отсюда, при всевозможных столкновениях капиталистического хозяйства с крестьянским, последнее обнаруживает удивительную «несгибаемость» и «жизнестойкость». В борьбе за арендный фонд его оружием является способность платить за землю - при прочих равных условиях, конечно, - высшую плату. В то время как капиталист способен предложить землевладельцу арендную плату в размере лишь земельной ренты, для крестьянина арендная сделка оказывается приемлемой и тогда, когда землевладельцу приходится отдавать, вместе с земельной рентой и прибылью, еще и часть заработной платы1.
То же самое наблюдается и в борьбе за покупку земли в собственность, и во всех других мыслимых случаях конкуренции крестьянского хозяйства с капиталистическим. Как продавец, крестьянин способен, при своем «равнодушии» к прибыли, продавать продукты по более дешевой цене, действуя при этом, со своей точки зрения, вполне рационально. Как покупатель, он имеет возможность предложить за товары высокую цену. Наконец, как производителю, ему есть резон поднять интенсивность производства до более высокого уровня, чем капиталисту, ибо для него предельной затратой труда и капитала, очевидно, является затрата, дающая ему доход, равный заработной плате (или даже меньший), между тем как капиталист стремится получить от своей предельной затраты по крайней мере среднюю прибыль.
