Содержание к диссертации
Введение
РАЗДЕЛ I. Эволюционные и экстремальные формы государственного регулирования всероссийского рынка 23
Глава 1.1. Поиски оптимального сочетания «вертикали» и «горизонтали» управления экономикой в конце XVHI-первой половине ХГХ столетия 23
1.1.1. Эволюция губернской системы управления хозяйством 23
1.1.2. Причины и цели активизации государственного регулирования после Отечественной войны 1812 года 41
1.1.3. Преобразования в системе государственных заготовлений в 1835-1850 годы 56
Глава 1.2. Реформаторство 1856-1905 годов 66
Глава 1.3. Революционные изменения в механизме государственного регулирования 96
Глава 1.4. Проблемы восстановления всероссийского рынка после войны и революции 130
РАЗДЕЛ II. Государственное регулирование рыночного механизма 156
Глава 2.1. Эволюция министерской системы регулирования экономики 156
Глава 2.2. Регулирование рынка в отраслевом и территориальном разрезе 174
2.2.1. Государственное предпринимательство и механизм регулирования факторов экономического роста 174
2.2.2. Управление государственным долгом 186
2.2.3. Гарантии частного предпринимательства 223
Глава 2.3. Государственное регулирование в период империализма 243
Глава 2.4. Организация государственного регулирования рынка во время войны и революции: 1914-1920 гт 261
РАЗДЕЛ III. Экономический дуализм НЭПА 287
Глава 3.1. Причины «циклов» и «кризисов» в экономике 287
3.1.1. Изменение идеологии государственного регулирования рынка в годы НЭПа 287
3.1.2. Два круга общественного воспроизводства 309
Глава 3.2. Методологические дискуссии 20-х годов о государственном регулировании
рынка 330
Заключение 344
Примечания 261
Приложения 269
Литература 281
- Эволюция губернской системы управления хозяйством
- Преобразования в системе государственных заготовлений в 1835-1850 годы
- Государственное предпринимательство и механизм регулирования факторов экономического роста
- Изменение идеологии государственного регулирования рынка в годы НЭПа
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В условиях становления рыночной экономики в России наименее теоретически разработанной проблемой оказалось государственное экономическое регулирование. «В этой области еще много как заблуждений, так и неясных моментов».1 Пока что обозначилось три основных методологических подхода к исследованию теоретических проблем госрегулирования: а) цившшзационно-исторический; б) абстрактно-теоретический; в) конъюнктурно-практический.
Все три направления, несмотря на разногласия, активно используют в качестве доказательной базы фрагменты и эпизоды из истории развития всероссийского рынка и его госрегулирования. Зачастую ссылки на историю носят некорректный характер — не в том смысле, что «история не повторяется», - а в том, что идентифицируются эволюционные формы и методы экономического государственного регулирования на исторических примерах и фрагментах из условий экстремального состояния российской экономики и, наоборот. В отечественной экономической истории все еще отсутствует целостная картина истории государственного регулирования всероссийского рынка и, как следствие, не сложилось целостного понимания данной проблемы.
Всероссийский рынок регулировался государством в условиях до предела насыщенной масштабными событиями и значительными потрясениями истории. Это - и длительные внешние войны, и перманентное реформаторство, и три революции, и гражданская война, и, наконец, «застой» николаевской эпохи. В каждом времени или безвременьи проявлялось нечто общее, присущее всероссийскому рынку как рынку европейского типа, и нечто особенное, свойственное стране, подвергшейся после европейской Реформации не только военно-технической и информационно-духовной, но и торгово-кредитной экспансии со стороны воинственных и предприимчивых западных соседей.
России удалось избежать известной колониальной зависимости, которая была установлена в XIX веке со стороны великих европейских держав над
странами аграрного Юга и непредприимчивого Востока. Более того - в XIX -начале XX века, она, будучи сама великой державой в военном отношении, активно сотрудничала с ведущими европейскими государствами в плане установления единого экономического пространства от Атлантики и до Урала.
Но до сих пор нет четкой и вполне понятной картины относительно причин «свертывания» как данного сотрудничества, так и, в последующем, самого рынка в России. Заключался ли данный исторический поворот в неких мистических особенностях «русского духа», либо же - наоборот, причина заключалась в специфических особенностях, присущих лишь европейскому рынку, особенностях такого рода, которые ведут, в конечном итоге, к неприятию и отторжению подобного рода сотрудничества? На тему отношений «Запад-Восток» написано множество произведений историософийного плана, но нет солидных и достаточно аргументированных экономических работ об особенностях «евро-восточного» экономического сотрудничества.
Более того, в историко-экономической литературе наших дней все еще отсутствуют общенаучные экономические и методологические критерии, позволяющие с достаточной степенью достоверности определить время образования всероссийского рынка. На страницах одного и того же издания можно обнаружить несколько взаимоисключающих утверждений: а) единый рынок сложился в России в XVII веке;2 б) всероссийский рынок сформировался в середи-не XVIII столетия; в) рынок в России начал образовываться лишь после проведения капиталистических реформ, т.е. после 1861 года.4 В историко-экономических произведениях перестроечного времени можно встретить умозаключения о том, что рыночная экономика в России не сложилась вплоть до Октябрьской революции, т.е. всероссийского рынка как бы не существовало вообще.
Впрочем, данное обстоятельство, похоже, нисколько не мешало здесь же характеризовать конкретные формы рыночных институтов, появившихся в России со времен Петра I и подчеркивать их высокую эффективность как в част-
ных аспектах, так и в общенациональном масштабе. Подобные «вольности» в обращении с собственной историей подрывают логические основания истори-ко-экономической науки и ведут ее в область мистики, когда развитие экономики определяется, якобы, демонической волей отдельных лиц.
«Если логическое мышление не терпит противоречия, борется за его уничтожение, едва его только заметило, то пралогическое и мистическое мышление, напротив, безразлично к логической дисциплине. Оно не разыскивает противоречия, оно и не избегает его. Оно сосуществует рядом с ним».6 Вера, а тем более - «новая вера», т.е. вера, не имеющая исторических корней, - достаточно шаткое основание для легитимного утверждения рыночной экономики в современной России. Оппозиционная вера во всесилие государственного патернализма — оборотная сторона той же медали. Прежде чем вести дискуссии «за» и «против» государственного вмешательства в российскую экономику наших дней, необходимо, как нам представляется, все же обратиться к истории государственного регулирования рынка в России, поскольку сами участники дискуссий «узнают самих себя не путем размышлений над самим собой и не посредством психологических экспериментов со своей личностью, а из исто-рии». Сравнительный анализ процессов взаимодействия государства и рыночной экономики в группе развитых стран Запада и в России пока что порождает некий комплекс вины, комплекс отсталости и собственной неполноценности.
Степень разработанности проблемы, ее теоретические и документальные источники. Вышесказанное - есть проекция размышлений над усилиями российской историко-экономической школы в данной сфере познания. Прерывность истории и, как следствие, прерывность научной традиции, самым негативным образом сказалась и сказывается как на идентификации дореволюционного государственного экономического регулирования в понятиях «мар-ксистко-ленинского» экономического языка, так и устройства всероссийского рынка в понятиях «современного» экономического языка. В течение последнего столетия на щит поднимались, как известно, произведения дореволюцион-
б ных экономистов, критикующих развитие капитализма в России. В современных условиях большее внимание уделяется трудам противоположного, апологетического содержания. В дореволюционной России было несколько иное разделение. В ней существовали «экономисты» и «правительственные апологеты». Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (1898 года издания) к числу «даровитых экономистов последнего времени» относил: Н. Зибера, П. Струве, Г. Бельтова (Г.В. Плеханова), Н. Ильина (В.И. Ленина), С. Булгакова, А. Сквор-цова, И. Гурвича. Отмечены были, в статье о состоянии экономической науки в России, «особая позиция по характеру российского капитализма» И. Янжула и «отстраненность от взглядов современной экономической школы И. Кауфмана, Д. Пихно и А. Слонимского».8
К трудам рыночного, экономического содержания совершенно не относились работы авторов, «сотрудничающих с правительством», хотя основная критика, со времен Н.Г. Чернышевского и даже ранее, велась против государственной политики, направленной на «насаждение» капиталистического рынка в России. Данная особенность развития российской экономической науки дореволюционного прошлого несколько затрудняет классификацию и систематизацию работ и взглядов действительно выдающихся авторов, участвующих в разработке проблем государственного регулирования всероссийского рынка в период его существования.
Необходимо, как нам представляется, вновь переосмыслить историко-теоретическое и экономическое наследие прошлого не только советского времени, но и дореволюционного периода. В частности речь идет о "хрестоматийных экономистах" и их теор етико-познавательных трудах. Родоначальниками отечественной науки о государственном регулировании рыночной экономики утвердились в России, с начала XIX века, представители либерально- и революционного демократического крыла, выступавшие с критикой российского экономического устройства, а именно - Н.И. Тургенев, М.Ф. Орлов, декабри-
сты, Н.А. Мордвинов, В.А. Милютин, Н.Г. Чернышевский и другие лица, "разбудившие Герцена".
Отдавая должное критическому направлению науки, служащему неотъемлемой частью любого анализа окружающей действительности, необходимо, как представляется, указать на существование позитивной ее составляющей. Пока что революционные демократы по-прежнему заслоняют наличие в российской истории лиц, не менее обеспокоенных экономическим бессилием России в плане увеличения народного благосостояния, но ищущих источники ее экономического роста не в разрушении существующего, а в эволюционном и радикальном его совершенствовании.
По нашему мнению, не менее известными в российской экономической истории должны быть не только имена критиков, например, крепостного права в России, критиковавших его, кстати, с чужого голоса, но имена тех, кто практически разрабатывал механизм его отмены, не ввергая при этом хозяйство страны в состояние глубокого кризиса и не доводя население до нищеты.
К ним следует отбієсти, в первую очередь, экономистов-сотрудников первого Министерства государственных имуществ в период проведения реформы, известной в истории как "реформа государственных крестьян П.Д. Киселева". Это: А.П. Заблоцский-Десятовский, П.Н. Протопопов, Я.А. Соловьев, Н.К. Вешняков. Сотрудников министерства финансов, теоретически обосновавших и изыскавших внутренние источники финансирования данной реформы: Ю.А. Гагемейстера, Г.П, Небольсина и др. Помимо докладных и служебных записок, представляющих интерес не только с точки зрения истории, но и логики обоснования преобразования институциональных народнохозяйственных структур, ряд вышеназванных лиц оставили литературно-теоретическое наследие, оказавшее определенное воздействие на формирование экономических взглядов своих современников и последующих поколений.
Следует также отойти от утвердившихся, по известным причинам, "революционно-демократических" оценок деятельности министра финансов Е.Ф.
Канкрина, как "представителя реакционно-националистического направления в нашей экономической науке".9 Пока что проведенная им кредитно-денежная реформа была наиболее удачной на фоне всех известных из российской истории реформ. Во всяком случае, современные исследователи все более и более склоняются к данной точке зрения.10 Работы Е.Ф. Канкрина, опубликованные по существовавшей тогда "ученой" традиции на немецком языке, до сих пор не переведены на русский и не стали достоянием широкой научной общественности.
Несколько парадоксальная ситуация складывается также вокруг экономического наследия, опубликованного с середины 60-х годов XIX столетия до начала XX века. Как известно, Великая крестьянская реформа положила начало радикальному реформаторству в России, постепенно вышедшему из-под контроля государственных регулирующих структур и переросшему в революционные стихийные народнохозяйственные преобразования. Данные процессы в немалой степени провоцировались подпольными революционными организациями и нелегальной печатью, пропагандирующей "самые современные" европейские мировоззренческие учения и экономические доктрины.
К. ним относились не только "марксисты" 90-х годов XX столетия. Пер-вые русские подпольные революционеры выросли на экономических идеях Ш. Фурье, А. Сен-Симона, П.-Ж. Прудона, Ж.-Б. Сея, Э. Перейра, Р. Перейра и других представителей французского буржуазного "социализма" и муниципального "коммунизма". Однако многие из скромных чиновников, кто относил себя первоначально к "фурьеристам", "сен-симонистам" и "коммунистам", вскоре стали активно работать в "мозговом штабе" Н.А. Милютина, "редактировавшем" процесс капиталистических реформ 60-х годов, заняли, на волне реформаторства, ведущие посты в органах государственного экономического регулирования и "сколотили" солидные личные состояния.
Это, например, председатель первого в России "Общества взаимного кредита", ставший вскоре управляющим Государственным банком, Е.И. Ламан-
ский; будущий министр финансов М.Х. Рейтерн; будущий председатель первой Государственной думы А.Г. Булыгин; будущие сенаторы и члены Государственного Совета Я.А. Соловьев, А.К. Гире, В.И. Ковалевский, Н.П. Семенов и др. Ими оставлено не только богатое мемуарное наследие, но и работы теоретического плана, вобравшие в себя как осмысление опыта работы возглавляемых ими учреждений, так и личную самооценку в "оправдание перед потомством".
Между тем, 60-80-е годы XIX столетия были в России годами неприкрытого "грюндерства", спекулятивного ажиотажа, продажности и коррупции в высших эшелонах государственной власти, первых "финансовых пирамид" и "лжеакционерного" учредительства. Прикрывалось все это безобразие, якобы, классическими либеральными идеями о "самовоспитующей" и "самодисциплинирующей" роли рынка, свободного от всякого государственного вмешательства. Как нам представляется, "чистые" идеи в головах все же должны соседствовать с "чистыми" руками, иначе экономическая наука и звание "экономиста" в России неизбежно подвергается дискредитации. Нет ничего удивительного в том, что бывшие "фурьеристы-коммунисты", вернувшиеся из сибирских ссылок, с ненавистью относились к бывшим своим единомышленникам, использовавшим должностное участие в "улучшении жизни крестьян" для целей личной наживы. Идеи "борьбы с капиталом", идущие, опять-таки, из-за границы, попадали на благоприятную почву. Но что такое "уничтожение капитала" для России (и без того бедной накопленным капиталом), если не очередное испытание ее "самобытного" ума?
Годы "контрреформ", т.е. 80-90-е годы XIX столетия, выдвинули совершенно иной тип экономиста. Если ранее, как отмечалось в словаре Брокгауза и Ефрона, российские теоретики госрегулирования рынка черпали сведения об особенностях экономического устройства России из известного труда А.Гакстгаузена11, то революционные демократы и либералы 90-х годов обращались за доказательной базой в своих дискуссиях к трудам В.Е. Постникова,
. 10
Н.А. Каблукова, Ф.А. Щербины, Ю.Ю. Янсона, Н.А. Карышева, А.А. Чупрова, А.И. Чупрова, И.И. Янжула и др. Несомненно, что в данный период времени Россия "дозрела" до понимания национальной экономики, которое, за отсутствием доверия к собственной национальной теоретической "школе", было адре-совано Фридриху Листу. Однако вряд ли представляется возможным включить в число учеников и последователей Ф. Листа таких исследователей национально-экономических и организационно-хозяйственных форм и отношений в России, как: Н.Д. Кондратьев, Д.Н. Прянишников, Н.П. Макаров, А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев, П.И. Лященко, С.Н. Прокопович, Л.Н. Литошенко и др.
Весьма своеобразно выразилось на практике "национальное" истолкование идей Ф. Листа одним из его ярых приверженцев в составе правительственного "экономического блока" - министром финансов СЮ. Витте, Именно в ходе реформ, осуществляемых под его непосредственным началом, в России начались радикальные экономические преобразования по известному либеральному сценарию, повторяющему в чем-то, а в чем-то превосходящему по своим последствиям для народного хозяйства страны, сценарий реформ 60-х годов. Конкретные формы нового государственного регулирования экономики в период империализма, предложенные "мозговым штабом" министра-реформатора, как считает ряд современных российских историков-экономистов, можно осмыслить, лишь ознакомившись с трудами И.И. Кауфмана и И.М. Гольдштей-на.13
Коррупция в органах государственного управления народным хозяйством достигла в предвоенные годы своего предела. Промышленники, торговцы и банкиры приветствовали наведение хозяйственного порядка чрезвычайным органом - Особым совещанием по обороне. Со своей стороны, они не только участвовали в его деятельности, но и создали свои регулирующие хозяйственные органы, действующие на общественных началах: Военно-промышленные комитеты, Союз земств, Союз городов, Советы съездов промышленников, предпринимателей, торговцев, банкиров, кооператоров и т.д,, и т.п. Как нам представ-
11 ляется, данная общественная деятельность "производительного класса", призванная помочь государственным структурам регулировать рынок, лучшее свидетельство в пользу того факта, что реформаторство СЮ. Витте как "государственника", слишком мало содержало в себе практического созидающего начала, но достаточно теоретических новшеств, не "переваренных" российской экономикой. Значительное мемуарное наследие, оставленное СЮ. Витте для "оправдания перед потомками", также свидетельствует о том, что современники не поняли его замыслов.
Совершенно особое положение занимает теория государственного регулирования в России во время войны, революции и первые послереволюционные годы. Труды данного периода настолько разнообразны,, и даже фантастичны, что, например, Н.Д. Кондратьев, исследовавший проблемы госрегулирования рынка во время войны и революции, отказался от их использования и построил свою известную работу на основе анализа лишь документальных источников.14
Данный факт свидетельствует о полном кризисе теоретической экономии в России в начале XX столетия. Она рассталась со старыми критериями научной экономической методологии и не приобрела новых. Несмотря на то, что на официальном уровне, после 1917 года, господствовал Карл Маркс, в России рождался на самом деле российский "неомарксизм" и такие формы государственного регулирования рынка, которые Карл Маркс, естественно, не мог "прописать" для далекой и непонятной ему России.
Мы полагаем, что некорректно анализировать с точки зрения некой нам известной экономической теории экономические дискуссии 20-х годов и делить на "экономистов" и "неэкономистов" теоретиков, занятых поиском предмета и метода будущей экономической науки, способной высветить реалии рынка в условиях хозяйственного строя, неизвестного на тот момент человеческой истории. Сочетание "плана и рынка", существовавшие в годы нэпа, было теоретически обосновано гораздо позже, и к нему неоднократно возвращались. Последние дискуссии о новой экономической политике состоялись в 80-90-е годы
XX столетия. Положительным в них было то, что были восстановлены в правах и реабилитированы как теоретики одни экономисты, а отрицательным то, что вновь были подвергнуты "репрессиям" другие - те, кто доказал свою правоту в 20-х годах. Основу исследования форм и методов государственного регулирования рынка в 20-е годы составляют все же, в теоретическом отношении, государственно-официальные документы и источники, поскольку регулирование рынка осуществлялось достаточно властно, в условиях известного жесткого экономического кризиса. Абстрактно-теоретическое обоснование тех или иных мер госрегулирования рынка происходило постфактум...
В последнее время официальный круг экономистов российского прошлого расширился. В их число стали включать государственных деятелей, возглавлявших "экономические министерства" в царском и Советском правительстве. Речь в частности, идет о министрах финансов СЮ. Витте15, Н. X. Бунге16, М.Х. Рейтерне и др. В начале перестройки к экономистам эпохи "нэповского" рын-
1 ft
ка относили председателя ВСНХ Ф.Э. Дзержинского , председателя Госплана В.В. Куйбышева19 и председателя Совнаркома А.И. Рыкова20. Данный подход позволяет историкам-экономистам расширить как теоретическую, так и методологическую базу исследования проблем государственного регулирования рынка в России, поскольку дает возмолшость включать в число теоретических источников экономического анализа документы госучреждений, статьи, речи и выступления руководителей российско-советской институциональной экономики, и не ограничивать себя рассмотрением тех позиций государственного экономического регулирования, которые содержатся лишь в современных переводных учебниках.
В современной отечественной экономической литературе отсутствуют специальные исследования, посвященные истории государственного регулирования всероссийского рынка. В 1987. году была защищена докторская диссертация В.И. Маршевым «Развитие взглядов на управление хозяйством России (1861-1900)». Однако в ней обойден вниманием такой важный аспект любого
развития, как причинность, зависимость и последовательность. Под влиянием чего, конкретно, развивались взгляды? Несомненно, что управление подразумевает под собой не только теоретическую подготовленность субъекта, но и его реакцию на обратную связь с объектом управления. Однако, трансформации и видоизменения, происходящие в российском хозяйстве на протяжении периода 40-летнего реформаторства рассматриваемого автором, не анализировались в его труде в качестве признака, влияющего на развитие взглядов на управление.
С середины 90-х годов XX столетия стали появляться теоретические, учебные и учебно-методические работы о государственном регулировании российской экономики в условиях рыночных отношений.21 В основу своих исследований и изданий, популярно излагающих экономические знания, перечисленные нами авторы заложили некую усредненную модель «мирового опыта», что на практике означает изложение принципов и форм косвенного, непрямого воздействия государства на хозяйственную сферу. Данный механизм госрегулирования характерен, как известно, для развитых капиталистических стран, опередивших с начала XIX столетия остальной мир в формировании специфически-европейских рыночных инструментов и институтов. Россия же, ни до революции, ни в настоящее время, к ним не принадлежала и не принадлежит. Иллюстративные экскурсы в область истории происхождения «цивилизованной» и отечественных моделей государственного экономического регулирования при таком подходе не способствуют действительному познанию исторических закономерностей и экономических тенденций развития противоречивого мира.
Цель и задачи диссертационного исследования. Цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы дать целостную картину государственного регулирования экономики на основе более чем столетнего опыта функционирования всероссийского рынка, и на конкретном историческом материале разработать методологические подходы к изучению историко-хозяйственных процессов взаимодействия государства и экономики в условиях эволюционных
и экстремальных форм и методов государственного экономического регулирования.
Вышеуказанная цель предопределила постановку и необходимость решения в диссертации следующих взаимосвязанных научно-исследовательских задач:
изучить и обобщить массив задокументированных сведений и историко-теоретических источников, отражающих возникновение, трансформацию и целенаправленное преобразование конкретных форм и методов государственного регулирования рынка в России;
систематизировать историко-хозяйственные факты в хронологической последовательности и выявить причинно-следственные связи и отношения государственного регулирования всероссийского рынка с точки зрения общеэкономических факторов;
- выявить конкретные регулирующие государственно-хозяйственные
структуры, оказывающие непосредственное воздействие и влияние на эволю
цию «внутренних пружин» хозяйственного механизма;
- исследовать функциональные зависимости государственного регулиро
вания всероссийского рынка на абстрактно-логическом уровне экономической
истории и представить историю государственного экономического регулирова
ния в России в понятиях современного экономического языка.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования является история развития и функционирования всероссийского рынка, формировавшегося под непосредственным регулирующем воздействием государства. Предметом исследования являются формы и методы этого воздействия.
Вместе с тем, диссертант учитывает, что всероссийский рынок формировался, как впрочем, и вся человеческая история, не в лабораторных условиях «чистого» научного эксперимента, поэтому наряду с теоретическими и методологическими аспектами государственного регулирования рыночной экономики, предметом исследования в данной работе послужили историко-экономические
реалии, складывающиеся в процессе становления национального рынка в России. Диссертант полагает, что объективно-экономическая реальность выступает как данность в случае научного объяснения ее исторического происхождения.
Обобщая разнородные и зачастую противоречивые процессы госрегулирования всероссийского рынка под воздействием внутренних, внешних и необратимых тенденций развития отечественной и мировой истории, диссертант использует метод историко-теоретической реконструкции, позволяющий сочетать исторический и логический подходы к членению определенного массива данных и выделению в нем единичных состояний систематической, структурной и функциональной экономики.
Логика исследования определяется поставленными целями и задачами, а также неоднородностью объекта и предмета исследования. В этой связи, в диссертации применено трехуровневое членение массива информационных данных. В первом разделе представленной работы обобщен и систематизирован материал в хронологической последовательности, позволяющий исследовать причинно-следственные зависимости, существующие в историко-хозяйственных фактах как таковых. Основное внимание на первом уровне исследования уделено анализу событий, лежащих на поверхности явлений и предопределивших конкретные формы и методы государственного регулирования экономики в России. К таким масштабным историко-экономическим событиям диссертантом отнесены: стремительное вхождение России в братство европейских народов по итогам антинаполеоиовских войн и ее лидерство в «Священном Союзе»; реформаторство 1856-1905 годов; революционные преобразования в области экономики и политики, происходящие в период с 1905 по 1920 годы; новая экономическая политика 20-х - начала 30-х годов.
Сложное переплетение и взаимосвязь внешнего влияния, проявляющего себя на теоретическом уровне как «специфика экономики изолированного государства», и внутренних причин, сказавшихся на формировании конкретных
16 экономических форм государственного регулирования в России, потребовало разбивки некоторых из четырех глав данного раздела на отдельные параграфы.
Во втором разделе диссертации, в той же хронологической последовательности, представлен уровень исследования «механизмов и пружин», не нашедших своего отражения в событийной экономической истории. Это - уровень механизма хозяйствования, уровень эволюции и экономической инерции, позволяющие экономике вновь восстанавливать состояние хозяйственного равновесия после воздействия на нее негативных внешних и внутренних факторов. Основное внимание в представленном разделе сосредоточено на анализе структур и институтов государственного экономического регулирования, их эволюции в длительной временной протяженности и идентификации в понятиях современного экономического языка. Данный уровень исследования, так же как и в первом разделе, представлен в четырех главах и трех параграфах.
В отличие от первых двух разделов, структурированных в хронологической последовательности, т.е. по «горизонтали», третий раздел диссертации структурирован по «вертикали», поскольку данный уровень исследования преследует цель выявить иерархию понятий и представлений о государственном экономическом регулировании в России в абстрактно-логических категориях экономической истории. Несмотря на то, что третий раздел диссертации называется «Экономический дуализм нэпа», он не ограничивается лишь его хронологическими рамками.
Дуализм нэпа проистекал, по мнению диссертанта, не случайно. Он вобрал в себя проекцию государственного регулирования рыночного механизма, преломленного сквозь «призму» государственного реформаторства, более 40 лет непрерывно осуществляемого в России, и 15-летнего опыта революционных и военно-революционных преобразований. Основное внимание в данном разделе уделялось, наравне с анализом конкретно-экономической ситуации, анализу теоретических дискуссий и авторских историко-теоретических работ обоб-щяющего плана, направленных на цельное, историософийное осмысление про-
цёссов и проблем регулирования российской рыночной экономики в XIX - первой трети XX столетия. Этот заключительный, итоговый уровень исследования представлен в двух главах и двух параграфах.
Логический ход исследования отображен диссертантом на схеме (см. рис. 1) и в содержательно-тематической структуре диссертации, представленной в оглавлении.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что впервые в отечественной историко-экономической литературе предпринимается попытка комплексного исследования государственного регулирования всероссийского рынка на протяжении более чем столетней истории его функционирования. Теоретическая научная актуальность подобного рода исследований, как уже было подчеркнуто, определяется настоятельной потребностью поиска истоков рыночного хозяйства в современной России, выявления исторических корней и свойственных им механизмов государственного регулирования рынка, необходимостью систематизации управленческих рыночных структур и идентификации функционально-экономических зависимостей, отраженных в дореволюционной практике российского народного хозяйства.
Наиболее существенные научные результаты, полученные диссертантом, и их новизна состоят в следующем:
Осуществлено оригинальное исследование истории государственного экономического регулирования на материалах и источниках, отражающих столетний опыт функционирования рынка в России.
Предложена и аргументирована новая методика обобщения, систематизации и классификации историко-экономических материалов и источников, позволяющая выявлять и исследовать три уровня связей и зависимостей в государственном экономическом регулировании, осуществляемом в соответствии со сложившимися представлениями о систематической, структурной и функциональной экономике.
Выявлены особенности государственного регулирования всероссийского рынка в условиях эволюционного и экстремального народнохозяйственного развития, определены их формы и методы, конкретизированы государственные народнохозяйственные структуры, непосредственно осуществляющие' регулирующие функции.
Систематизированы и идентифицированы факторы, влияющие на эволюцию форм и методов государственного регулирования с точки зрения внутри- и внешнеэкономических зависимостей; введено новое понятие необратимых факторов, позволяющее прослеживать исторически иерархизированные связи и зависимости, а также - исторически предопределенные тенденции и традиции.
Проанализирована эволюционная составляющая исторических основ рыночной экономики в России, ее трансформации в условиях государственного «рыночного» реформаторства и «антирыночных» военно-революционных перемен, соотношение регулирующих функций российских государственно-хозяйственных институтов и «автоматических»функций всероссийского рынка.
На основе исследования архивных документов, материалов и источников, отражающих более чем столетние дискуссии в правительственных органах, в среде научной общественности, в периодической печати и т.д., предложена классификация мер государственного регулирования всероссийского рынка (см. рис. 2) и рассмотрены специфические особенности форм и методов государственного регулирования по представленным позициям.
На материалах экономических дискуссий 20-х годов, вобравших в себя, как известно, не только теоретический «общечеловеческий» опыт, но и практический опыт функционирования всероссийского рынка, показано влияние общенаучной методологии в формировании представлений о рыночной и государственно-регулируемой экономике, возможностях и границах регулирующего воздействия государства.
41 I раздел
Гл. 1.1
* Структура диссертационного исследования*
Эволюция губернской системы управления хозяйством
Возникновение в России экстремальных форм государственного управления экономикой марксистская историография обычно увязывала с реформаторством Петра I, вызванным длительной борьбой государства за выход к Балтии-скому морю. Часть дореволюционных исследователей истории русского права, принадлежащих к государственно-исторической школе, признавая важность военного аспекта реформаторства, не считали его определяющим. М.Ф. Владимирский-Буданов в этой связи подчеркивал, что войны Московского государства были не менее напряженными и длительными, но хозяйственное управление носило скорее эволюционный, чем экстремальный характер.
Специфическим же признаком государственного регулирования хозяйственных процессов в императорской Росси стал его умозрительный характер, проистекавший от волевого подхода к управлению страной в целом. Через посредство своих законов власть хотела довести до сознания народа «какой бы она хотела видеть Россию. Закон стал не выражением правосознания народа, а собственным понятием и волей законодателя».25
Данную точку зрения разделяет часть современных исследователей политической истории России: «Петровский идеал рационального и справедливого государства, управляемого «хорошими» законами, оказался утопичным. На практике их воплощение привело к формированию полицейского государства по типу западноевропейских абсолютистских монархий. Отринув прежние институты над государственного контроля, новое государство не было связано никакими прошлыми обязательствами. При проведении социально-экономических реформ власть действовала исключительно силой, подбадривая себя и своих союзников потоками словесной аргументации».24
Действительно, из массы указов, регламентов и артикулов достаточно сложно выделить исходный документ, давший ход «вертикально-отраслевому» принципу государственного регулирования экономики. В петровском законодательстве отсутствуют указания на существование органов территориального управления на местах и местного самоуправления. П.И.Лященко увязывал появление жесткой хозяйственной властной «вертикали» со стремлением Петра I «подстегнуть» индустриально-буржуазное развитие России методами государственной и военно-бюрократической «чрезвычайщины». В качестве исходных законодательных актов он выделял указы об образовании коллегий, а в них -инструкции (регламенты), определяющие деятельность «главных центрально-отраслевых органов» - Мануфактур- и Берг-коллегий, специально созданных для управления «легкой» и «тяжелой» промышленностью из центра.25
Несомненно, что на исторические представления автора данной концепции наслоилась господствующая идеология 30-40-х годов XX столетия, когда П.И. Лященко обобщал свои исследования и готовил их к опубликованию. В это время даже на Западе модно было сравнивать И.В.Сталина - «индустриали-затора и модернизатора России» - с Петром I.26 Однако коллегиальная форма управления не содержит в себе ничего чрезвычайного. Более того - в абстрактно-теоретическом смысле она демократичнее, чем единоначалие. Возникает противоречие, порожденное логикой исследования, но которого не было в действительности.
Прежде чем рассматривать структуру центральных органов хозяйственного управления, необходимо, представляется, рассмотреть изменение условий хозяйствования на местах и связи, посредством которых исполнялись команды центра. По нашему мнению, исходным документом, закрепившем новую жесткую «вертикаль» власти, являлся указ «Об учреждении губерний и о росписи к ним городов» от 18 декабря 1708 года. В нем содержались меры как политического, так и экономического характера.
Восемь вновь образованных губерний не воспроизводили границ «царств, княжеств, земель, городов и стран», перечисленных в полном титуле.московских царей. Титул на самом деле не констатировал «обширность пространств» Российской империи, как истолковала его Екатерина II, а вслед за ней растиражировала официальная историография. Он содержал в себе правовые нормы, поскольку за каждым собственным наименованием той или иной «земли» центр одновременно признавал особенности местного устройства управления и то законодательство, которое сложилось там исторически.
Отказавшись от старого титула, Петр I, казалось бы, продемонстрировал свое намерение дать унитарное законодательство, единое по всей территории Российской империи, разбитой на обезличенные и равноправные губернии. На самом деле права местных территориальных органов управления, владельцев земельных имений и крепостных душ (земское и крепостное право) не были законодательно определены верховной государственной властью. И только в конце XVIII века права юридического лица получило дворянство с соответствующими местными сословными органами управления.
Политический аспект нового административно-территориального деления России не входит в задачи нашего исследования. Отметим лишь хозяйственно-рациональные; управленческие аспекты данной реформы. Указом было «росписано» 339 городов за 8-ю губернскими центрами. Каждый перечисленный город определялся как место сбора денег и «провианта» с населения для государственных нужд. Признаком приписки того или иного города к губернскому центру являлись не исторически сложившиеся связи и «тяготения», а кратчайшее сухопутное расстояние по плану местности (географической карте).
Сбор государственных податей осуществлялся экспедиционным методом, т.е. отрядами солдат, отправлявшимися в «экспедиции» по населенным пунктам вокруг «росписанных» городов. Налоги в натурально-вещественной форме собирались в 339 «магазейнов» (городских государственных складах) и по мере необходимости (с учетом состояния дорог) развозились по сенатской росписи к местам дислокации армии и в губернские центры. Разверсточный принцип налогообложения строился по «вертикали», а не по «горизонтали». Другими словами, он не учитывал плотность населения и наличие местных хозяйственно-управленческих структур. Законодатель исходил из западноевропейских военно-теоретических установок: «магазейны» должны располагаться друг от друга на расстоянии не более 100-120 верст (2-3 дня пути для армии, находящейся на марше).
Преобразования в системе государственных заготовлений в 1835-1850 годы
Формулировки данных мероприятий соответствуют языку, принятому в делопроизводстве того времени (30-50 годы XIX столетия) и они, как представляется, мало что говорят нашим современникам. Насамом деле преобразования в области государственного управления и государственного регулирования экономики в 30-50-е годы носили динамичный и весьма значительный характер. Следует также иметь в виду, что сам термин "реформы" в Манифестах и других официальных документах не употреблялся до 1917 года, а в обыденную речь, литературу и журналистику он проник лишь в ходе "Великой крестьянской реформы" (1861 г.). Из всего комплекса реформ николаевской эпохи наибольшее освещение в историко-экономической литературе получили "меры по улучшению быта крестьян" ("реформа государственных крестьян П.Д, Киселева", которого Николай I называл своим "начальником штаба по крестьянской части") и "уничтожение ассигнаций" ("денежная реформа Е.Ф. Канкрина" - министра финансов в 1823-1844 г.г.)
Менее известны меры в области народного просвещения, которые зачастую узко трактуются как учреждение специальных, технических и женских учебных заведений. Между тем, открытие названных учебных заведений преследовало не только удовлетворение практических нужд государства в гражданских специалистах, но и обеспечение "разночинным элементом" органов государственного управления. По сути дела за определением "мер в области народного просвещения" скрывалась реформа государственного управления, в ходе которой в России произошла замена дворянско-сословиой системы управ-пения на чиновничъе-бюрократическую. Принципы формирования дворянского сословия, существовавшие с Петра I и усовершенствованные Екатериной II, были коренным образом изменены.
Права дворянства интенсивно стали приобретать "лица, уволенные из по-датных сословий, т.е. разночинцы". Разночинец, закончивший гимназию с знанием греческого и латинского языка, получал чин 14-го класса и права личного дворянства, а защитивший докторскую диссертацию - чин 8-го класса и права потомственного дворянина. Служебная карьера государственного чиновника на 45% стала определяться образованием и только на 14% родовым происхождением и наследуемым богатством. Новый университетский устав, разработанный Министром народного просвещения С.С. Уваровым (автором знаменитой формулы национальной идеи - "самодержавие, православие, народность") и принятый в 1835 году, давал российским университетам автономию не только от собственного правительства, но и от западноевропейских университетов. Университетам даны были права формировать Ученые советы, принимать к защите магистерские и докторские диссертации (ранее они защищались только за границей и на иностранном языке), готовить профессорско-преподавательские кадры по всем, необходимым в народном хозяйстве России, специальностям. Состав "интеллигенции" перестал быть, как прежде, исключительно дворянским. В образованном слое "общества" с этого времени стал господствовать разночинец.
Следующее мероприятие - "издание Свода законов Российской империи", также носило реформаторский характер, поскольку оно не только завершило многолетнюю деятельность по систематизации и кодификации изданных с 1700 года указов и законов, но и надолго определило идеологию строительства правовой и судебной системы дореволюционной России. Последующее появление земских всесословных органов управления, мировых посредников и народных судей, присялшых заседателей и поверенных было бы невозможно в том виде, в каком они появились в России, "если бы верховная власть дала команду сочинять новое Уложение на отвлеченных и еще не испытанных в российской действительности принципах".69 Между тем, в предшествующее время господствовали именно такие подходы к созданию общероссийского законодательства, что являлось основным препятствием к его внедрению.
Николай I привлек в 1826 году к составлению законодательного кодекса опального М.М. Сперанского, который работал над ним в императорской канцелярии с 1807 года, и дал указание: "новых законов не сочинять, собрать вполне и привести в порядок те, которые существуют с царствования рода Ро-мановых".
Таким образом, было издано два сборника законов. Первый сборник, в 45 томах, включал в себя все законы и указы с 1649 по 1825 год. Он был составлен в хронологическом порядке. Второй сборник, в 15 томах, включал в себя законы и неотмененные указы за тот же самый срок, но расположенные в систематическом порядке (основные законы; государственные и личные учреждения; законы о состояниях; гражданские законы и т.д.) Первый сборник получил название "Полного собрания законов" (в дальнейшем за ним закрепилось в качестве уточнения - "первое издание", поскольку в 1825-1881 году было осуществлено "второе издание" в 57 томах, составленных из законов, вышедших за этот срок. С 1881 года стало издаваться "третье издание" Полного собрания законов Российской империи). Второй, систематический сборник, получил название "Свода законов" и являлся общеимперским Кодексом законов.
Государственное предпринимательство и механизм регулирования факторов экономического роста
На протяжении второй половины XIX- начала XX веков государственное хозяйство России, несмотря на функционирование рынка, характеризовалось своей обширностью, сложностью и тесным переплетением с народным хозяйством. Эта его особенность постоянно обращала на себя внимание европейских наблюдателей. В противоположность Западу российское государство продолжало, в данный период времени, активно развивать свою хозяйственную деятельность в области промышленности, строительства железных дорог, телеграфа, организации государственных кредитных учреждений — Государственного банка, Крестьянского и Дворянского земельных банков, государственного реформирования и регулирования аграрных отношений.
Данное направление экономического развития страны опиралось на идею создания самостоятельной национальной экономики, базирующейся на рыночных отношениях, но способной противостоять иностранному капиталу как внутри страны, так и на международном рынке. «Эта идея сама по себе не только не была реакционной, но, наоборот, настоятельно выдвигалась экономической действительностью и нуждами прогрессивного развития народного хозяй-ства». Усилия государства по ее претворению в жизнь находили отклик в православной Церкви и народном правосознании. Вследствие данного обстоятельства, против идеи экономической независимости никто не выступал гласно и открыто, наоборот - она зачастую эксплуатировалась в определенных кругах, маскирующихся под «русский бизнес» и требующих государственной поддержки своим предприятиям и банкам.
Приняв в середине 30-х годов XIX столетия официальную доктрину национального единства, выраженную С.С. Уваровым в формуле «Православие, самодержавие, народность», государство тем самым провозгласило приоритеты своей деятельности в области идеологии, политики и экономики. Но что значит «народность» в экономике? Если первые два лозунга — «православие» и «самодержавие» опирались на многовековую историю и носили, как говорил С.С. Уваров, - «исключительно русскую личину», то «личину» экономическую, -сохраненную в «остатках коренной народности, рассеянной поверхностным и чуждым просвещением, мечтательными и неудачными опытами остатках, кои надлежит еще собрать в единое целое»,- России необходимо было обрести.
Уваров (как, впрочем, и другие российские государственные деятели консервативно-националистического толка) не был «ретроградом» и «противником прогресса». Данные ярлыки зачастую навешиваются литераторами, незнакомыми с архивными фондами и оригинальными текстами. Между тем, формулируя цели государственной народной хозяйственной политики, министр народного просвещения николаевской эпохи задавался вопросами, которые не исчезли из повестки дня нашего времени: «как учредить у нас народное воспитание, соответствующее нашему порядку вещей и не чуждое европейского духа! По какому правилу следует действовать в отношении к европейскому просвещению, к европейским идеям, без коих мы не можем уже обойтись, но которые без искусного обуздания их грозят нам неминуемой гибелью как самостоятельному народу?»194
Несовпадение «порядка вещей» в России и Европе - по Уварову, - не означает, что государство должно насиловать действительность и стать антинародным государством, как это было при Петре I (Уваров критикует действия Петра). Превратить русских в европейцев - означает исчезновение русской наций. Петру это не удалось, но удалось расколоть духовное единство: возник слой, считающий себя европейским слоем, но бесплодный здесь и не нужный там. (Кстати, тема «бесплодности» российской интеллигенции развивалась и в либеральных кругах, в особенности, в философской мысли начала XX столетия и более поздней мысли русского зарубежья). «На уворованных идеях далеко не уедешь, в конце-концов проявится пустота...»195
Однако применительно к народному хозяйству данный вопрос обстоит гораздо сложнее, чем в философско-абстрактном плане. Каким образом государство, провозгласившее себя народным государством, т.е. государством, отвечающим народным историческим верованиям о единодержавном и отеческом духе власти, должно строить экономическую политику в интересах всего народа, если идеи («без коих мы не можем уже обойтись»), требуют невмешательства государства в экономическую жизнь того же народа? Популярные в российской образованной среде (в том числе и в среде военного и гражданского чиновничества) идеи исходили из сэевского постулата освобождения от государственного попечительства трех факторов роста народного богатства; земли, труда и капитала. В России Адама Смита, в русском переводе, впервые прочли в 1866 году, а «социалиста» Ж.-Б. Сэя в 1833 году! Семь томов его «Курса практической, политэкономии» были изданы однотомником, по-русски, в «кар-манно-энциклопедическом» варианте, под названием «Катехизис политической экономии или краткое учение о составлении, распределении и потреблении богатств в обществе».
Первые русские социалисты, возникшие в начале 40-х годов XIX столетия, и первые русские либералы выросли в одно и то же время, и из одного и того же корня - французского «liberal», - но только одни требовали переделить капитал, а другие - землю. Общим у них было только отношение к труду: и те, и другие - были лица «свободных» профессий, Нелепое для европейского слуха словосочетание «либеральный помещик» возникло в той части землевладельцев, где денежный оброк за владение поместьем надо было вносить из иных источников дохода. «Либеральными» были дворяне-откупщики, служащие в министерствах и ведомствах, а также - мелкопоместная «голытьба», зарабатывающая офицерской службой, литературной и преподавательской деятельностью.
Изменение идеологии государственного регулирования рынка в годы НЭПа
Всероссийский рынок, как нами выше отмечалось, прошел в процессе своей эволюции ряд этапов развития: а) после реформы системы государственных заготовлений (1835-1850 г.г.) территория России поделилась на хлебопроизводящие и хлебопотребляющие губернии; б) в процессе крестьянской реформы (1861-1874 г.г.) в составе хлебопро изводящих губерний образовались районы, производящие хлеб на экспорт («красные хлеба») и для внутреннего потребления («серые хлеба»). Кроме того, сформировались четыре четко ограниченных промышленных района - Северо Западный , с центром в Петербурге; Центральный, с центром в Москве; Юж ный, с центром в Екатеринославе; Уральский, с центром в Екатеринбурге; в) вокруг промышленных районов по мере железнодорожного строитель ства производство хлебов все более и более вытеснялось техническими культу рами: льном, подсолнечником, сахарной свеклой, картофелем, табаком, коноп лей, замашкой и кормовыми культурами под гужевой транспорт и мясо молочное животноводство. Данные процессы, связанные с разделением труда в условиях рыночных, товаро-денежных отношений, превращали хозяйство России в единый организм или народно-хозяйственный комплекс, где «ампутация» какой-либо его части вызывала, естественно, кризисное состояние экономики в целом. «Расчленение» России, неважно, какими лозунгами абстрактного гуманизма оно бы ни обосновывалось, автоматически вело к снижению уровня жизни населения всей Российской империи и снижению экономического потенциала государства в целом.
Нет ничего странного в том, что «гуманистический» Запад поддерживал идейно и материально «революционеров» и «инакомыслящих» всех мастей, лишь бы их деятельность была направлена на подрыв экономической и военной мощи России. При этом «гуманистов» вполне устраивал даже такой вариант «расчленения» России, который мог вызвать гибель миллионов ни в чем не повинных людей от голода, в случае гражданской войны и установления (от условий военной обстановки) экономической блокады хлебопотреблягощих губерний, не имеющих морских портов и сухопутных границ с «внешним миром». Голод в Поволжье, от которого погибло в 1921 году 5,2 млн. человек (в условиях еще не закончившихся гражданской войны, политико-экономического сепаратизма и империалистической блокады), был вызван не только засухой, но, прежде всего, «расчленением» всероссийского рынка. В условиях распада Российской империи и гражданской войны районы Европейской части страны оказались отрезанными от хлебопроизводящих губерний. «Контрреволюционными» не случайно оказались именно те районы, где ранее хлеб производился «на вывоз» (см. табл. 14):
Организованный вывоз хлеба, как выше указывалось, пыталось наладить правительство, начиная с 1915 года. Его запасы имелись в элеваторах и хранилищах, принадлежащих Госбанку (хлеб, принятый в залог под кредитные операции и не выкупленный из залога), и в закупочных пунктах и хранилищах Министерства торговли и промышленности. Он поступал в розничную продажу в столицах и промышленных центрах по указным цепам, т.е. в соответствии с указом, подписанным Николаем II. К моменту поступления в Государственную . думу законопроекта (конец 1915 - начало 1916 года) об утверждении данного указа в ранге закона, ситуация изменилась. Государственные запасы хлеба закончились, и следовало определить размеры бюджетного финансирования на закупку хлеба. В условиях коррупции, спекуляции и взяточничества следовало перекрыть каналы незаконного расходования казенных денег. Дума установила законодательно-регулируемые цены на закупку хлеба, которые вскоре получили расширительное толкование на всю хлебную торговлю, в том числе на розницу. Государство, таким образом, оказалось ответственно за снабжение хлебом всех хлебопотребляющих губерний. Со второй половины 1916 года губернаторы стали получать разнарядки на создание плановых запасов хлеба в губерниях, т.е. на его заготовку и на вывоз за пределы губерний по командам из Центра. Неплановый вывоз хлеба для частных торговцев был запрещен.
Дальнейшие события развивались по политическим сценариям, хотя нельзя отрицать и фактов экономического сепаратизма, поскольку хлеб все более и более превращался во всеобщий денежный эквивалент. Вначале никто из «самостийно» возникших правительств - Украинской Центральной Рады, Сибирского, дутовского и калединского «атаманств», не заявлял о своем политическом отделении от Центра. Известно, что даже после Октябрьской револю- ции, 12 декабря 1917 года, украинская Рада запрашивала деньги у Государственного банка для выплаты заработной платы рабочим казенных заводов и же-лезнодорожникам. Причина, по которой Раде было отказано в выделении средств по бюджетной росписи лежит не в сфере экономики, и объяснить ее в экономическом исследовании невозможно, также как невозможно объяснить экономическим сепаратизмом объявление «врагами трудового народа» Корнилова, Дутова, Колчака и др., а за ними - и простых граждан Российской империи, волею судьбы оказавшихся в подчинении данных лиц. Украинская Рада в последующем все равно выпустила бы собственные банкноты, поскольку представитель союзного командования генерал Табуи заверил в декабре 1917 года премьер-министра Рады А.Н. Винниченко, что Франция окажет «самоопределившейся» Украине поддержку всеми имеющимися в ее распоряжении моральными, материальными и финансовыми силами, хотя бы для того, чтобы удушить «красных» костлявой рукой голода.340
Гражданская война была, конечно, войной центрального, коммунистического правительства за свое самосохранение, но, одновременно, она была продолжением в более жесткой форме давно ведущейся войны за хлеб и его справедливое распределение среди голодающих горожан промышленных районов Центральной России. Имея в наличии 8,7% производства хлеба и 81,2% населения, сосредоточенного в Европейской части России, правительство еще задолго до Октябрьской революции вынуждено было вступить на «тропу войны» с экономическим и политическим сепаратизмом хлебопроизводящих губерний.
