Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Общая характеристика сельских поселений костромского Поволжья 1 б
1. Продолжительность существования и занимаемая территория 18
2. Топографические особенности и классификация 41
3. Социально-экономическая структура 55
Глава II. Постройки 67
1. Внешние элементы 67
2. Внутренние элементы 104
Глава III. Ремесло, промыслы и быт сельского населения 121
1. Сельская керамика , 121
2. Кожевенное и сапожное ремесло 136
3. Ремесленный, бытовой и хозяйственный инвентарь 158
4. Украшения 172
Заключение 176
Библиография 191
Список сокращений 204
Приложения 206
- Топографические особенности и классификация
- Социально-экономическая структура
- Кожевенное и сапожное ремесло
- Ремесленный, бытовой и хозяйственный инвентарь
Введение к работе
Актуальность темы исследования. До последнего времени основное внимание археологов, изучающих средневековые древности, были направлены на раскопки укрепленных поселений - городищ, остатков феодальных замков и военных крепостей. Между тем, абсолютное большинство древнерусских населенных пунктов составляли неукрепленные поселения - селища, именуемые в письменных источниках весями, селами, погостами, слободами, жители которых занимались сельским хозяйством, преимущественно земледелием и животноводством, а также некоторыми видами промыслов.
Материальная культура сельского населения Костромского Поволжья XIII—XVII вв., как, впрочем, и других регионов России, является слабо изученной в российской археологии. Археология уделяла преимущественное внимание городским поселениям, в то время как сельские поселения подвергались в лучшем случае разведочным обследованиям. Вследствие этого многие проблемы «сельской археологии» не были даже поставлены как предмет исследований, реконструкция древнего облика поселений, образа жизни сельчан, своеобразия их материальной культуры и многие другие вопросы в трудах ученых затрагивались лишь случайно, иногда поверхностно.
Источниковую базу изучения материальной культуры сельского населения XIII—XVII вв. составляют преимущественно археологические материалы, добываемые путем раскопок селищ. Последние, как известно, не имеют каких-либо четко выраженных наземных признаков и трудны в обнаружении. Кроме того, в отличие от городищ, они имеют небольшие площади и культурные отложения небольшой мощности. Вследствие этого селища легко уничтожаются при строительных работах, разрушаются под воздействием антропогенных и природных сил.
Исчезновение этой интересной категории археологических памятников может привести к невосполнимой утрате исторических данных, необходимых для изучения проблем специфики материальной культуры средневекового русского села. Поэтому выбор предлагаемой нами для диссертационного исследования темы является, на наш взгляд, своевременной и актуальной.
Цель и задачи исследования. Цель данного исследования - изучение сельских поселений и характеристика материальной культуры сельского населения Костромского Поволжья XIII—XVII вв. на основании всех доступных к настоящему времени археологических материалов. Заявленная проблема требует решения следующих задач:
• сбор и систематизация археологического материала, характеризующего сельские поселения Костромского Поволжья XIII—XVII вв. и материальную культуру их жителей;
• топографическая характеристика селищ данного региона;
• выяснение характерных особенностей и динамики развития жилых и хозяйственных построек;
• разработка классификации и типологии сельской гончарной керамики;
• выявление особенностей и динамики изменений бытового, ремесленного и хозяйственного инвентаря;
• сравнительный анализ элементов материальной культуры Костромского Поволжья XIII—XVII вв. и сопредельных регионов с преимущественно русским населением.
Хронологические рамки исследования охватывают период со второй половины XIII в. по XVII в. включительно. Сельские поселения указанного времени наименее изучены археологически (домонгольские селища исследованы полнее). Золотоордынское время в российской истории занимает особое место и вызывает большой интерес в археологической литературе. Оно характеризуется как период консолидации русских земель и отмечено заметным экономическим развитием отдельных земель со второй половины XIV столетия. Интересно было проследить определенные изменения в облике материальной культуры села в период после так называемого монгольского ига, тем более тема русского селища XVI-XVII вв. до сих пор еще не была объектом внимания исследователей.
Территориальные рамки исследования определяются устоявшимся понятием в российской археологической литературе - «Костромское Поволжье» (Рябинин, 1986. С. 5; Археология Костромского края, 1997. С. 7). Костромское Поволжье охватывает основную часть Костромской области (костромской отрезок р. Волги). Оно включает левобережную часть бассейна Волги от ее притоков Костромы, Солоницы и Костромской низменности на западе до р. Унжи и меридиональной излучены русла Волги на востоке. По современному административному делению южная граница проходит по правобережью Волги в Костромской области и отчасти приволжским районам Ивановской области, северная - по водоразделу Волжского и Северодвинского бассейнов (Рис. 3-7). Очерченная территория совпадает с северной частью ареала так называемых костромских могильников, составлявший в эпоху развитого средневековья отдельный регион древнерусской курганной культуры (Рябинин, 1986. С. 5).
Методика исследования. В основу работы нами был положен комплексный подход исследования, позволивший привлечь для решения поставленных задач не только исторические науки, но научные направления, связанные с физикой, географией, химией, почвоведением и др. Используемые методы делятся на две группы: методы эмпирического исследования и методы, используемые как на эмпирическом, так и на теоретическом уровне исследования. Это методы наблюдения, сравнения, измерения, эксперимент, анализ, аналогия, а также исторический, дедуктивный и индуктивный методы.
І Істот шковой базой исследования послужил значительный по объему материал, накопленный автором в ходе полевых работ с 1993 по 2004 гг. За этот период нами было разведочно обследовано более ста селищ, вскрыта площадь до 506 кв. м. на 30 селищах и собрана интересная коллекция находок. В качестве дополнительных источников были привлечены сведения русских летописей, актового материала, данные этнографии, топонимики и других наук.
Научная новизна работы заключается в следующем:
• объектом изучения впервые стали сельские поселения и материальная культура сельского населения Костромского Поволжья XIII—XVII вв.;
• выявлено четыре микрорегиона концентрации селищ, которые соотносятся с путем проникновения в Костромское Поволжье «северного» колонизационного потока из новгородско-псковских земель;
• разработана хронология основных категорий археологических находок из раскопов автора.
Практическая значимость диссертации. Представленный в работе фактический материал, выводы и результаты могут быть использованы для написания трудов по археологии и истории средневековья Восточной Руси и Верхнего Поволжья, а также в образовательном процессе при создании учебных пособий, подготовке специальных курсов и практических занятий.
Апробация исследования. Основные положения диссертации получили апробацию в образовательном процессе при чтении специального курса «Материальная культура сельского населения Костромского Поволжья XIII-XVII вв.» в Костромском государственном университете имени Н. Л. Некрасова.
Некоторые разделы исследования были представлены на международных конференциях в городах Омске (1998 г. - а), Братиславе (2001 г. а, б). На российских - в городах Москве (1996 г. б; 1997 г.;), Уфе (1996 г. в), Саранске (1998 г. -б), Костроме (1999 г. - а, г; 2000 г.; 2003 г. - б; 2004 г. 6-е), Йошкар-Оле (1998 г. в; 2003 г. - а), а также на Первом всероссийском совещании ИС РАН (2004 г. а).
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, а также приложений, включающих иллюстративный материал.
Источники. Источниковой базой послужил материал, выявленный в результате археологических исследований селищ Костромского Поволжья XIII-XVII вв. Селище - термин в российской археологии обозначающий неукрепленное сельское поселение, распространяющийся на поселения развитого и позднего средневековья. Такие сельские поселения состоят из нескольких дворов-хозяйств (от 3 до 6, реже больше).1 Двор, в свою очередь, включает в себя жилую постройку (дом) и ряд хозяйственных и бытовых построек. На данный момент в Костромском Поволжье известно 32 селища XIII-XVII вв. Нами составлен каталог этих селищ. В нём приводится название памятника, его местонахождение, данные о том, кто открыл это селище и в каком году сделано открытие. В каталоге отмечен тип поселения, его датировка. В последних двух столбцах указано место хранения данных (это, в первую очередь, архив ИА РАН и архив отдела археологии Комитета но охране и использованию памятников истории и культуры администрации Костромской области) и номер на карте, которая приводится ниже.
Постройки подразделяюются на жилые, хозяйственные, бытовые, производственные. Сюда относятся все жилые камеры (непосредственно само жилище), клети, подклети, крыльцо, амбары, овины, хлевы, различного рода мастерские и прочее строения и элементы, стыкующиеся с ними. Все постройки выявляются непосредственно на самих селищ.
Керамический комплекс, широко распространенный на всех селищах, представляет очередную серию источников. Это в большинстве своем во фрагментарном состоянии посуда (горшки, блюда, крынки, масляные светильники) и различные глиняные изделия.
Элементы одежды, национального костюма, а также кожевенное и обувное ремесло представляют следующую серию источников. К ней мы относим все элементы одежды, выявленные нами в результате собственных археологических исследований. Это могут быть фрагменты ткани, кожи, лыка, целые части верхней одежды и обуви.
Размер поселения или количество дворов на одном селище зависит от его социально-экономического Находки хозяйственного, ремесленного и бытового инвентаря представляют следующую самостоятельную серию источников. Здесь фиксируются элементы земледельческих и землеообрабатывающих конструкций, грузила и поплавки рыболовных сетей; ножи, топоры, резцы, кузнечный инвентарь; светцы, ухваты и прочие находки. Материал изготовления этой серии различен: металл, дерево, керамика, береста.
Самую малочисленную группу источников составляют предметы украшения. Это в первую очередь перстни, булавки для волос, гребни (последние по функциональной нагрузке «тянут» на самостоятельную группу, но в силу их малочисленности мы их отнесли к украшениям).
Следующей серией источников является актовый материал по землевладению, опубликованный в сборнике «Акты служилых землевладельцев XV-XVII века» (составитель А. В. Антонов). Это акты, землевладения центрального учреждения Русского государства, позволяющие определить и восстановить ряд моментов истории сельского населения Костромского Поволжья, которые археологические источники осветить не в состоянии. Это такие вопросы, как размеры земельных наделов крестьян в зависимости от социально-экономического статуса их поселения. А также формы землевладения; документальное подтверждение наличия различных сельских поселений по социально-экономическому статусу (села, села боярские, деревни и деревни монастырские, погосты, починки, пустоши и т.д.); количество крестьянских дворов на одном поселении; формы крестьянских семей; форма земледелия; документальное подтверждение наличия на тот период станов нерусских этносов (меря); в расположении наволоков. В такой группе источников можно найти подтверждение существования выявленных в археологических разведках селищ; их точную привязку на местности и определение степени заселенности того или иного микрорегиона.
статуса. Историография и история изучения сельских поселений. История изучения раннефеодальной русской деревни, (неукрепленных сельских поселений) начинается лишь с послеоктябрьского времени, - а именно с 30-х годов XX столетия. Социально-экономическое содержание сельского поселения, его топографическая характеристика, типология поселения, характер застройки частично рассматриваются в общероссийской историографии (Павлов-Сильванский, 1923; Воронин, 1935, 1951; Веселовский, 1936; Бломквист, 1956; Греков, 1952; Романов, 1960; Горский, 1960; Харлашов, 1990; Успенская, Фехнер, 1956; Витов, 1953; Седов, 1957, 1958, 1960 от, 1960 б, 1989; Никольская, 1977; Юшко, 1991; Буров, 1993; Чижикова, 1997; Кизилов, 1984; Чернов, 1996; Кучкин, 1984; Археология Костромского края, 1997; Горская, 1994; Громыко, 1986; Рябинин, 1986).
Все сельские поселения Костромского Поволжья были выявлены в результате следующих археологических исследований. В 1927 разведочные работы Костромского Научного Общества под руководством В. И. Смирнова открывают ряд селищ домонгольского времени. Это были исследования, направленные на сплошное обследование территории, а не только на памятники культуры костромских курганов. Тем не менее, В. И. Смирнов не зафиксировал селищ со слоями золотоордынского времени. С середины 70-х годов начинаются более систематические исследования, проводимые Институтом археологии в этом регионе. Так, в 1978 г. Новое-троечный отряд Верхневолжской археологической экспедиции ИА АН СССР под руководством А. Е. Леонтьева в результате разведочных работ открывает несколько селищ этого времени. Это селища Вёкса (№11) и Вёкса II (№10) (Буйский район), селище I у телетранслятора в г. Галиче (№18) (г. Галич) и селище Щербинино (№22) (Галичский район). В этом же, 1978 году Заволжская экспедиция Ленинградского отделения ИА АН СССР под руководством Е. А. Рябинина открывает ряд селищ XIV-XVII вв. в Красносельском районе. Это селища Турыгино (№ 24), Турыгино II (№ 25), Никулино-Дренево (№ 26), Перхурово (№ 27) и Боровиково II (№ 28). В 1979 году были выявлены два селища исследуемого времени в Костромском и Галичском районе. Это селище у деревни Осташево (Кч 16), открытое отрядом ИЛ АН СССР под руководством М. Г. Жилина и К. И. Комарова. Второе селище - у деревни Успенское (Кч 21) выявлено Заволжской экспедицией Ленинградского отделения ИЛ АН СССР под руководством Е. А. Рябшшна. Верхневолжская археологическая экспедиция ИА АН СССР под руководством В. В. Сидорова в 1980 г. открывает ряд селищ интересуемого нас времени в Буйском районе. Это селища Борок III—II—I (Кч 7, 8, 9), Коткишево (Кч 23) и Андреевское I (Кч 32). В 1981 году Верхневолжский отряд археологической экспедиции ИА АН СССР под руководством 10. Н. Урбана открывает ряд селищ исследуемого времени в Буйском районе: Вантино I (Кч 2), Старостино (Кч 3), селище II у деревни Кокуйки (Кч 4); в Макарьевском районе: Нежитино (Кч 12) и селище у села Воскресенское (Кч 20) в Галичском районе. Отрядом Ю. Н. Урбана в 1982 году в Буйском районе открыто селище Холм (Кч 1), Спас (Кч 5), селище Унжа (Кч 13) в Макарьевском районе, в Костромском районе селище Сандогора (Кч 15), в Галичском районе селище Бычки (Кч 19), и три селища Федоровское III (Кч 29), Федоровское II (Кч ЗО), Гавриловское І (Кч 31) в Чухломском районе. Начиная с 1993 года, в Костромской области проводятся систематические разведочные исследования. В 1993 году Марийский государственный университет (отряд САЭ МарГУ иод руководством О. Л. Сидорова) проводит обследование памятников археологии в Красносельском районе (Сидоров, 1993). В 1995-96 годах отряд НПЦ Костромской области осуществил археологическое обследование памятников археологии Нерехтского района (Инягин, 1995). В результате этих же работ в Костромском районе было обнаружено селище Вёжи. Археологические исследования Чухломского района в 1995 году проводятся В. В. Ставицким (Ставицкий, 1995). В 1996, 1998-99 годах отряд МарГУ под руководством С. А. Кабатова проводит разведочные исследования Буйского (Кабатов, 1996), Чухломского (Кабатов, 1998) и Красносельского (Кабатов, 1999 б) района.
Археологическую разведку в Галичском районе в 1997 году осуществляет Г. Г. Румянцев (Румянцев, 1997). Л. В. Новиковым в 1999 году проведена археологическая разведка памятников археологии Вохомского и Шарьинского (Новиков, 1999), в 2000 году в Буйском и Кологривском (Новиков, 2000) районах. В 1999-2000 годах археологическши отрядом НПЦ Костромской области под руководством Е. С. Тоцкого проводятся археологические обследования Кадыйского (Тонкий, 1999) и Солигаличского (Тоцкий, 2000) районов.
Степень археологической изученности сельских поселений Костромского Поволжья XIII-XVII вв. на сегодняшний день ограничивается публикациями автора исследования по отдельным вопросам. Вопрос количественного соотношения селищ Костромской земли до монгольского и золотоордынского времени рассматривается автором в 1998 году (Кабатов, 1998 а). В этом же году печатается статья о количественном соотношении типов поселений и определяется природа выбора мест для селищ его жителями (Кабатов, 1998 б). Дальнейшее определение причин появления различных типов поселения, выявление групп застройки и некоторые вопросы техники домостроительства публикуются нами на следующий год (Кабатов, 1999 а). Результаты археологических исследований селища Вёжи и разведок в Красносельском районе Костромской области, а также разведочных работ 1996 г. в Буйском районе Костромской области (Кабатов, 1996 а; б), обобщены в статье, в которой в частности выделены четыре микрорегиона в Костромском Поволжье по степени концентрации сельских поселений (Кабатов, 2000). Дальнейшие публикации посвящены введению в научный оборот результатов археологических исследований селища Вёжи в Костромском районе Костромской области. Это исследование дренажной системы памятника (Алексеев, Кабатов, 2001 в), печей (Кабатов, 2003 а) и кожевенного ремесла Костромского Поволжья XIII-XVII вв. (Кабатов, 2003 б), классификация сельской гончарной керамики (Кабатов, 2004 б).
Обобщающей работой подводящей итог степени изученности селищ Костромского региона явилась статья, вышедшая в 2004 г. (Кабатов, 2004 а).
При рассмотрении степени зависимости селищ от природно-географического фактора (ПГФ), их расположения на местности, влияние ПГФ на тип поселения и дворовой застройки селища, был рассмотрен блок материалов но истории словацких сельских неукрепленных поселений исследуемого периода (Habovstiak, 1985; Varsik, 1963; Snasil, 1975; Nekuda, 1981 «-6;Smetanka, 1974 я, 1978 a, 1979).
Деревянное зодчество на Руси, его основные формы в XVI-XVIII вв. исследуются в работе М. Г. Милославского в 1956 г. (Милославский, 1956). Классификация построек и выделение ее составных элементов впервые получила детальное освещение в многотомной серии публикаций результатов новгородских археологических исследований (Засурцев, 1959, 1963; Медведев, 1959; Арциховский, Колчин, 1963). Архитектура сельского жилища, его некоторые конструктивные особенности и своеобразия рассматриваются в исследовании И. В. Маковецкого (Маковецкий, 1962). Исследование вопросов домостроительства, архитектуры, внутреннего и внешнего убранства дома Костромского Поволжья XIX-XX вв. дается в работе описательного краеведческого плана Э. К. Донцова, Г. И. Караськова, П. П. Щербинина в 1991 г. (Донцов, Караськов, Щербинин, 1991). Природа мотивов рельефной резьбы украшения жилищ, древних элементов в русском народном творчестве исследовалась Б. А. Рыбаковым (Рыбаков, 1948). Домостроительство населения Волго-окского междуречья изучалось Е. И. Горюновой (Горюнова, 1961). Кроме непосредственно археологических исследований построек использовались этнографические сведения о форме, местоположении и убранстве русских домов (Забелин, 1991). Характеристика построек исследуемого региона, основанная на письменных источниках дана в работе описательного характера Г. Г. Громовым (Громов, 1965).
Керамический комтекс. Первые работы классификации керамического комплекса городских поселений даются С. И. Алексеевым (Алексеев, 1995 б, 1998, 1999 a, 1999 б). Частично эти исследования перекликаются с классификацией новгородского керамического комплекса (Смирнова, 1956), где-то повторяя отдельные типы или их варианты, где-то выводя производные от них самостоятельные территориальные типы, характерные для местного комплекса. Итоговым исследованием сельской керамики Костромского Поволжья явилась статья С. Л. Кабатова (Кабатов, 2004 б).
Вопрос об элементах одежды, костюма сельского населения Костромского Поволжья исследуемого времени впервые начинает рассматриваться в этнографических работах Д. К. Зеленина в конце XIX в. (Зеленин, 1991). Изучение кожевенного и обувного ремесел в среде сельского населения Костромской земли XIII - XVII вв. еще не получило в литературе должного освещения. В опубликованных работах встречаются общие характеристики технологии кожевенного дела в кустарной промышленности конца XIX в., а также вопросы, связанные с обработкой кож и изготовлением из них различных предметов (Поварнин, 1912, 1923; Лебедева, I960; Волков, 1966; Тазихина, 1972; Маслова, 1984; Крестьянская одежда ..., 1971). На данный момент лишь один памятник исследуемого времени нам дал необходимый материал, позволивший сделать попытку сравнительного анализа кожевенного и сапожного ремесла. Это селище Вёжи (Кабатов, 1999 а; Алексеев, 2001). Технологию первичной обработки шкур животных приходится восстанавливать косвенным путем, привлекая этнографический материал и литературу по технологии кожевенного дела в кустарной промышленности конца XIX в. по Костромскому региону (Зимин, 1924). Вопрос об изучении кожевенного и обувного ремесел в среде сельского населения Костромской земли XIII - XVII вв. и их продукции представляет большой историко-культурный интерес. Наиболее полно кожевенное ремесло, вообще, рассмотрено для новгородских земель и, в частности, для самого Новгорода Великого (Якунина, 1947; Изюмова, 1959). Такое положение, на наш взгляд, объясняется редкими археологическими раскопками на сельских поселениях вообще и в Костромском Поволжье, в частности. Малочисленность исследований ограничивает наличие археологического материала, представляющего основной источник по этому виду ремесла. На данный момент лишь один памятник исследуемого времени нам дал необходимый материал, позволивший сделать попытку сравнительного анализа кожевенного и сапожного ремесла на основе привлечения результатов археологических исследований в Новгороде. Следует сразу же оговориться, почему за аналогию взяты результаты новгородских работ. Во-первых, не смотря на то, что это городское поселение, а не сельское, вёжский археологический материал по данному вопросу проявляет завидную схожесть в технологии изготовления и форме самого кожаного материала с новгородским. Во-вторых, привлекаются материалы новгородского городского поселения, а не костромского, что было бы логичнее, в силу того, что характерная особенность культурного слоя г. Костромы не позволяет сохраняться коже, бересте, дереву. Следовательно, мы физически не имеем данных местного городского поселения для привлечения в качестве аналогии. Материалы новгородских археологических исследований привлекаются еще и постольку, поскольку рассмотренные нами выше вёжские постройки в точности повторяют технологию домостроительства Новгорода, с небольшими территориальными местными особенностями.
В результате археологических исследований на селище Вёжи обнаружено большое количество кожаных изделий различной сохранности и огромное количество кожаных остатков, обрезков. Выявленный нами археологический материал позволяет детально остановиться на технологии кожевенного дела на Вёжах и сделать попытку хронологической классификации обуви сельского населения в Костромской земле золотоордынского периода. Однако, этот материал, при отрывочности сведений письменных источников и известной неполноте данных химических анализов древних кожаных изделий, недостаточен для технологии кожевенного ремесла. В результате первичный процесс обработки шкур животных приходится восстанавливать косвенным путем, привлекая этнографический материал и литературу по технологии кожевенного дела в кустарной промышленности конца XIX в., о чем достаточно сведений по Костромскому региону (Лебедева, 1960; Волков, 1966; Крестьянская одежда ..., 1971; Тазихина, 1972; Маслова, 1984)
Что касается общественной стороны изучаемых ремесел, то она, в силу специфики археологического материала и недостаточности сведений письменных источников, не могла быть освещена столь же подробно, как техническая.
Обобщающим исследованием относительно технологии изготовления изделий из кожи и наличия самостоятельных форм этого производства в Костромском Поволжье XIII-XVII вв. явилась статься автора данной работы (Кабатов, 2003 б).
Историография изучения хозяйственного, ремесле}того и бытового инвентаря; украшений сводится к работам новгородских, московских, нижегородских и костромских исследований (Зимин, 1924; Арциховский, 1949; Колчин, 1953, 1959; Кирьянов, 1959; Седова, 1959, 1981; Изюмова, 1959; Волков, 1966; Донцов, Караськов, 1991; Гайдуков, 1992; Смирнова, 1997; Антонов, 2000; Кабатов, 2003 б).
Топографические особенности и классификация
В свете изучения данного вопроса необходимо рассмотреть вопрос о значимости природно-географического фактора (ПГФ) в жизни сельских поселений XIII-XVII вв. Костромского Поволжья, зависимость образования и дальнейшего развития селищ и ряд других проявлений (Кабатов, 1998 6. С. 44).
ПГФ для данного вида памятников исследуемого времени выступает как основополагающий, ставящий в прямую зависимость от себя образование и дальнейшее развитие селищ.
Первое, на что сразу же необходимо обратить внимание, это выбор места для основания поселений с обязательным учетом настоящего рельефа местности и природных особенностей. Ыа этом этапе основатели будущего поселка соотносят выбранную местность со своими возможностями, запросами и навыками ведения определенного вида хозяйства, которым данное население занималось на территории, ранее им занимаемой. Следствием предъявления различных требований к рельефу определенных местностей и неоднородных основ экономического хозяйства явилось возникновение нескольких типов поселения. Для исследуемого региона это приречный, мысовый, водораздельный типы поселения. В свою очередь, в прямой зависимости от типа поселения находится характер заселения или застройки (об этом речь пойдет ниже). Именно первый определял тот вариант застройки селища, по которому в дальнейшем развивался населенный пункт. Сам факт существования нескольких типов поселения свидетельствует, на наш взгляд, что использование географических особенностей местности обуславливается определенным характером занятости населения. Для Костромского Поволжья интересуемого нас времени основным занятием явились земледельческие работы. Именно поэтому основу хозяйства здесь в золотоордынское время, как и в более ранний период, составляло сельское хозяйство, главное место, в котором занимало земледелие, в первую очередь хлебопашество (Горский, I960. С. 23).
В Костромском Поволжье еще на заключительном этапе бытования культуры Костромских курганов доминировало земледелие в форме переложной системы (Рябинин, 1986. С. 114). Форма средневековых пахотных орудий на рассматриваемой территории долгое время была не известна. Об их типе можно было судить по находкам сошников от двузубых сох XI-XIII вв. в соседних районах Ярославского Поволжья и Поветлужья. Тем не менее, этнографические данные сообщали, правда, о наличие «тройной сохи» в Костромской губернии XIV в. (Зеленин, 1991. С. 49). Появление двузубых сох на севере Восточной Европы связано с переходом от подсечного земледелия к пашенному земледелию. Уже в XIV-XV вв. письменные источники постоянно упоминают соху как основное земледельческое орудие во всех уездах Костромского края, а в некоторых из них (Костромской и Галичский) применялся в это время плуг (Рябинин, 1986. С. 120). Результаты исследования селища Вёжи позволяют нам частично восстановить форму пахотных орудий и воссоздать систему земледелия Костромского Поволжья (подробно смотрите в третьей главе).
Паровая зерновая система бытовала в форме трехполья: «ярь», «озимь», «нар». Параллельно с этим в сельском хозяйстве применялась и подсека, получаемая при разделе новых земель после вырубки леса. О применении подсеки говорят упоминания источников о «розсечах», «сечах» и других вырубок леса с целью использовать освобожденные от деревьев площади под пашни и покос. Для дальнейшего распахивания этих площадей деревья просто сжигались, чем достигалось, кроме всего прочего, удобрение земли. На это указывает упоминание источников о «гарях» (Акты служилых землевладельцев XV-XVII вв., 1998). Иногда эти «гари» конечно, могли быть следами лесного пожара, но в ряде случаев в источниках речь идет о местах, разделанных иод пашню подсечно-огневым способом (Горский, I960. С. 32, 37).
Кроме удобрения полей золой, оставшейся после сжигания деревьев, имеются данные и об унавоживании (Горский, 1960. С. 38).
Основной рабочий скот в Костромской земле XIII-XVII вв. -лошадь. Об этом свидетельствуют остеологические находки (Кабатов, 1999 б).
Об интенсивном по тем временам освоении под земледелие новых целинных земель говорят акты конца XIV- XVII века. В них часты упоминания о «нови», «новочистях», «сечах», «роспашах», «притеребах», «приорах», об основании деревень «на лесе», а также имеются очень частые упоминания о «починках». Наряду с данными о хозяйственном освоении целинных земель имеются сведения о поднятии заброшенных, запустевших земель, в частности об основании деревень на «пустошах» (Акты служилых землевладельцев XV-XVII вв., 1998). «Интенсивное хозяйственное освоение земель подтверждается распространением слобод земледельческого характера, которых, по данным С. Б. Веселовского, к середине XV в. насчитывалось примерно 300» (Веселовский, 1936. С. 55-56).
Об успехах в сельском хозяйстве первой четверти XIV в. на территории современной Центральной России писал В. Л. Буров, далее, как следствие, выделяя демографический прирост населения (Буров, 1993). Для Костромского Поволжья данное явление совпадает с так называемым восстановительным процессом, а также с началом нового этапа освоения края - его внутренней колонизации.
Существуют письменные свидетельства о наличие водяных мельниц на территории Костромского края, о существование ветряных мельниц в Северо-восточной Руси никаких сведений не фиксируется (Горский, 1960. С. 59). Последние все же появляются в Костромском Поволжье, правда, значительно позднее, о чем свидетельствуют экспонаты ветряных мельниц, находящиеся в ГУК КОИЛМЗ «Ипатьевский монастырь», в отделе деревянного зодчества (Рис. 25). Актовый материал XIV-XV веков содержит ряд упоминаний о наличии огородов и садоводства для территории русских уездов, в том числе для Костромского уезда (Акты служилых землевладельцев XV-XVII вв., 1998).
Географическая особенность расположения изучаемого региона предопределило особенности развития сельского хозяйства и дополнительных промыслов. Наряду со скотоводством важное место в жизни сельского населения Костромского края в изучаемый период занимало бортничество. Далеко не последнее место в феодальном хозяйстве Руси XIV-XV вв. занимает бортничество. Об этом свидетельствует существование должностей «бортников», целых «бортных деревень», даже «станов», особых «сытников», «подвозников медовых», «подлазников», должностей «чашника», а также особого «чашничего пути» - у великих князей (Горский, 1960. С. 76).
Социально-экономическая структура
Существенным представляется вопрос о количестве крестьянских дворов на одном поселении. Однако в его решении имеется много трудностей. Одна из них отсутствие полностью раскопанных селищ. Практически крестьянские дворы как закрытые комплексы нигде не обнаружены. Исследования селища Вёжи в настоящий момент, к сожалению, так же слишком мало изучены (площадь обоих раскопов не позволяет проследить границы дворового комплекса).
Заборы или клети, огораживающие усадьбу, пока нами не зафиксированы. Вопрос этот нуждается в уточнении. Может быть крестьянские дома, расположенные на общинной или господской земле, вовсе не огораживались или имели какие-то временные легкие изгороди хозяйственного назначения? Иными словами, сельский участок под домашнее строительство в отличие от городского участка в это время не нуждался в строгой фиксации. Ведь он составлял одно целое с пахотными землями и прочими угодьями. Их величина определяла размеры взимаемых с крестьян податей. Видимо, не случайно, актовые материалы XIII в. четко определяя границы всей земли, никогда не различают отдельные участки, занятые жилыми и хозяйственными постройками. Городская усадьба, напротив, являлась основной земельной собственностью и во всех случаях служила мерилом исчисления «городского потуга» ее владельцев. Поэтому рубежи городских дворов без особых изменений сохранились на протяжении нескольких столетий. Сельские же усадьбы могли менять свою конфигурацию. Лишь когда значительная часть черных общинных земель оказалась в руках феодалов, когда участились случаи выделения из общины ее членов, и земля стала предметом постоянной купли-продажи, появилась необходимость и на селе более точно обозначать дворовые места.
Малодворную деревню в один - два двора выделяет С. Б. Веселовский, который считает её изначальным типом поселений XIV-XV вв. Слово «деревня» здесь обозначает не самое селение, постройки, а участок земли: пашенной земли, покосов, леса, составляющий в целом деревенское хозяйство. Позднее, в купчих XVII в. деревню продавали с крестьянами и их дворами (Веселовский, 1936. С. 12).
По поводу изначалыюсти «деревенского» типа поселения в один-два двора С. Б. Веселовскому возражает Б. Л. Романов: «...не с «деревни» начинается история человеческого поселения в любом не заселенном пункте Северо-восточной Руси XIV-XV вв. Она начинается либо с «займища», либо с «починка», в котором впервые ставится крестьянский двор или даже два и более дворов» (Романов, 1960. С. 440, 415-416).
В пользу малодворности деревни еще в домонгольское время (около 70 % деревень состояло из трех-шести дворов) высказывается М. В. Фехнер, подводя итоги изучения деревни ХН-ХШ вв. на основании археологических данных (цит. по Юшко, 1991. С. 15). Интересную, на наш взгляд, характеристику сельских поселений XIV-XV вв., а в некоторых случаях и XIV-XV вв., дает Я. II. Щапов. Деревня здесь представляет из себя «...коллективы родственников, объединенных в несколько родственных малых семей». Две формы существования деревни (по Щапову): первая группа «...возникает в условиях переселений и необходимости осваивать лес под пашню; вторая - обладает функциями, которая способствовала сохранению популяции и соблюдению некоторых хозяйственных интересов ее членов с наследованием имущества в случае отсутствия прямых наследников - сыновей. Эта форма включает в себя и ответственность за содержание одиноких. Этот коллектив экзогамен - браки между родственниками и свойственниками вплоть до троюродных братьев и сестер запрещались» (цит. но Горской, 1994. С. 62-63). Исходя из незначительных размеров курганных групп XII-XIII вв., Е. Л. Рябишш также приходит к выводу о малодворности русской деревни, соглашаясь с П. II. Третьяковым. Он, в свою очередь, утверждает, что «...кладбища в пять, десять, пятнадцать насьшей могли принадлежать одной семье». «Поселки XIII в. населения культуры Костромских курганов, по словам Е. И. Горюновой, представляют из себя небольшие..., отдельно стоящие усадьбы - «почин на лесных росчистях» (Рябинин, 1986. С. 118-119).
О малодворности сельских поселений Костромского Поволжья золотоордынского времени говорят данные таблиц (Рис. 2) и карт с отображением размера селищ на местности (Рис. 3-7). В связи с этим будет справедливой попытка рассмотреть изменение размеров селищ по векам.
В XIII в. в Костромской земле возникает 12 селищ (Рис. 11). Восемь поселений (66,6 %) из этого числа памятников имеют размер до 10 тыс. кв. м., три (24,9 %) - от 11 до 20 тыс. кв. м. (Рис. 11). Они располагаются по одному на реках Вёкса (Чухломская) - селище у деревни Успенское (№ 21), Тёбза - селище Борок II (Кч 8), Кострома - селище Сандогора (.№ 15). Сельские поселения, образованные в данный период на реках Вёкса (Галичская), Кострома, Корёга, Волга, Унжа и Галичское озеро, соответственно расположенные по два и по одному памятнику, имеют размеры, не превышающие 10 тыс. кв. метров. Кроме того, в этот период в Костромском микрорегионе, на реке Идоломке возникает селище Вёжи (Кч 17), размеры которого превышают 30 тыс. кв. м.
При соотнесении вновь образующихся селищ с микрорегионами XIII в. возникает следующая картина. Чухломской микрорегион - образовано одно поселение второй группы размеров, то есть размером от 11 до 20 тыс. кв. метров. Вёксо-Тёбзинский - насчитывает семь памятников данной категории, из которых два селища площадью от 11 до 20 тыс. кв. м. (расположены по одному на реках Кострома и Тёбза), а остальные принадлежат к первой группе размеров. Костромской микрорегион и Нёмдо-Унжинский микрорегион содержат по одному памятнику размером до 10 тыс. кв. метров. Кроме того, в Костромском микрорегионе возникает селище Вёжи, превышающее по площади поселения третьей группы. Таким образом, на раннем этапе золотоордынского периода в Костромском Поволжье доминирующей группой неукрепленных сельских поселений являются селища размером до 10 тыс. кв. м. В XIV в. насчитывается 12 новых поселений, в числе которых семь площадью до 10 тыс. кв. м., четыре - до 20 тыс. кв. м. и одно (селище Унжа (№ 13)- от 21 до 30 тыс. кв. м. (селище такого размера появляется в Костромском Поволжье впервые) (Рис. 12).
Кожевенное и сапожное ремесло
Возникновение кожевенного дела в среде сельского населения и, в частности, на селище Вёжи, связанного с обработкой шкур животных и изготовлением из них всевозможных изделий, были вызваны потребностями общества, а развивавшееся скотоводство являлось необходимой сырьевой базой. О широком распространении на Вёжах животноводства свидетельствует огромное обилие органики в культурном слое, остатки стойл для скота, обнаруженные нами на раскопе I (Кабатов, 1999 б), а также обилие костей домашних животных. В письменных источниках встречаются свидетельства об обильных заготовках сена жителями «... погоста Вёжево ...» для собственных нужд и для продажи (Акты служилых землевладельцев XV - начала XVII века, 1998. Т. II. С. 175).
Развитие скотоводства в Костромском Поволжье способствовало возникновению отдельных отраслей ремесленного производства, связанных с обработкой полученного сырья и использованием его для различного рода изделий (кожевенное, сапожное, овчинное, скорняжное, косторезное и др.).
Сырьем для костромских кожевников служили шкуры лошадей, крупного и мелкого рогатого скота. Обработку шкур начинали с очистки их от грязи вымачиванием. Шкуры вымачивали либо в специальных мочилах, либо, что применялось чаще, прямо в реке. Затем размоченную шкуру очищали от подкожной клетчатки, мездры, остатков мяса, жира. Последнее удалялось кожевенными железными стругами. В отличие от скобеля, применявшегося для снятия коры с бревен, струг имел одну ручку и прямолинейное лезвие.
После размачивания и сбивания мездры шкуры подвергались золке, то есть обработке известью или известью с золой, для удаления волоса. Так, например, процесс удаления волоса со шкур новгородским кожевникам был известен уже в XI в. (Изюмова, 1959. С. 193).
При археологических раскопках селища Вёжи (раскоп I, северовосточные квадраты) нами были зафиксированы прослойки шерсти, перемешанные с золой и известью (Кабатов, 1999 б).
Золка шкур велась в специальных деревянных ящика прямоугольной формы. После золки со шкуры соскабливали волос, затем ее промывали в воде и квасили для лучшего размягчения кожевенной ткани. Так, по данным письменных источников, приведенным С. Л. Изюмовой, смягчение кожи проводилось при помощи кислых хлебных растворов. Например, при описании легендарного путешествия апостола Андрея в Новгород в XII в. говориться: «Дивно видехъ Словеньскую землю йдучи ми селю. Видехъ бани древены, и пережьгуть е рамяно, и совлокуться, и будуть нази, и облеются квасом усниянымъ...». Исследователь настаивает на том, что в древнерусских источниках словом «усмие», «усма», «усние» называется кожа, а квас «усниян» есть не что иное, как хлебный квас, используемый для смягчения кожи (Изюмова, 1959. С. 193). При квашении кож киселями получались лучшие сорта кож - юфть и полувал.
Кожа, очищенная от волоса и разрыхленная квашением, подвергалась дублению. Химическими анализами установлено, что древние кожевники производили дубление кож растительными дубильными веществами, полученными из коры некоторых деревьев (дуба, ивы, ольхи). Больше всего дубильного вещества - таннида содержится в коре дуба, ивы (до 12-16 %) (Поварнин, 1923. С. 7). Древняя технология дубления кож растительными дубителями - путем пересыпки их корьем в кустарном производстве России, в том числе, в Костромском Поволжье, доживает до XIX в. (Зимин, 1924. С . 42).
Вёжская кожа, в большинстве своем, была хорошо продублена. Несмотря на длительное пребывание в земле она сохранила мягкость, гибкость и прочность. Правда, в таком состоянии кожа пребывает не долго, если ее не подвергнуть срочной консервации прямо в полевых условиях. С. Л. Изюмова считает, что применение хлебного кваса со временем может иметь определенные отличия. Так, по мнению исследователя, данные этнофафии свидетельствуют о применении хлебного кваса для сгонки волоса со шкур, в то время, как по материалам кустарной промышленности его применяли для смягчения кожи. «В хлебных квасах и киселях отсутствуют танниды, что обуславливает полную непригодность этих средств для столь важной операции кожевенного производства, как дубление» (Изюмова 1959. С. 194).
Исследование кожаных изделий селища Вёжи выявило разницу материала, из которого они сделаны. Так, подошвы всегда имеют большую твердость, плотность и прочность на разрыв, а верх обуви - мягкость и меньшую толщину. Следовательно, еще при заготовке кожевенного сырья, кожевники учитывали его назначение.
Фактически вся кожа на готовых изделиях Вёж имела одинаковую толщину. Это значит, что после дубления ее выравнивали, а после этого жировали для того, чтобы сделать эластичной и водонепроницаемой, и разминали. Для разминания кож, особенно при изготовлении юфти, применялись специальные приспособления - кожемялки.
Кроме дубления кожи, часто изготовляли сыромять. Сыромятная кожа отличалась большей прочностью, но быстрее намокала в воде. Во время выделки ее не дубили, а только разминали и пропитывали жиром. Из сыромяти, как правило, делали ремни, сбрую, и наиболее простую обувь -поршни.
Обычай изготовления поршней из сыромяти сохраняется в России вплоть до конца золотоордынского периода. С. Л. Изюмова приводит указ архиепископа Вологодского и Пермского из Пермской летописи Шишонко XVII в.: «Чтобы им (священникам) сырых (сыромятных) коровьев поршней не носити... они ходят в таких скверных обущах во святилище и бескровную жертву приносят; того ради Бог гневаетца, казнить пожары, и погуби бывают» (Изюмова, 1959. С. 194). Описанные способы обработки шкур животных вёжскими кожевниками (отмочка, золка, квашение, дубление, отделка (Волков, 1966; Зимин, 1924)) свидетельствуют о достаточном уровне развития кожевенного дела сельским населением Костромской земли золотоордынского времени. Основные технологические приемы обработки шкур животных сохранились в кустарном производстве России почти без изменения вплоть до XIX в. (Крестьянская одежда населения европейской России (Х1Х-начала XX вв., 1971). Открытые раскопками скопления остатков кожевенного дела в виде комковатой шерсти, перемешанной с золой, и обрезков кожи и кожаной обуви в большом количестве свидетельствует о том, что кожа и изделия из нее здесь изготовлялись в размерах собственного потребления производителей, а возможно и больше. При всем при этом, нее следует забывать то, что сельские ремесленники были связаны с пашней и занятие ремеслом для них было подсобным к занятию земледелием.
Ремесленный, бытовой и хозяйственный инвентарь
Как уже отмечалось выше, в Костромском Поволжье достаточно много болотных руд. Подобные условия не могли не повлиять на сложение кузнечного дела. К сожалению, кузнечный инвентарь, как таковой в слоях интересуемого нас времени почти не зафиксирован. Дело в том, что кузницы в противопожарных целях, как и бани, всегда выносили за черту поселения. Тем не менее, в слоях XV-XVI вв. были выявлены два напильника (Рис. 88). Один из них (Рис. 88.1) находился в довольно хорошем состоянии, и по новгородским аналогиям (Колчин, 1959. С. 19, рис. 5) нам удалось отнести его к концу XVI в. Второй напильник, к сожалению, очень сильно окислился (Кабатов, 1999 6).
Для решения вопроса о местной металлодобыче и металлообработке был проведен металлографический анализ нескольких археологических образцов (ножей) с изучением микроструктуры и измерением микротвердости различных участков. Топор каменный, медный, бронзовый, затем железный и, наконец, стальной был основным и наиболее универсальным видом инструмента для обработки дерева. Широкое распространение топор получает еще в древней Руси. Им пользовался не только плотник, профессионал, но и каждый житель, как в сельской местности, так и в городских поселениях. Так, например, на Вёжах, как в раскопе, так и на подъемке было выявлено достаточно топоров, чаще их фрагментов, превышающих количество двух десятков (Кабатов, 1999 б). Для сравнения, в Новгороде Великом за пять лет было выявлено 72 топора (!) (Колчин, 1959. С. 23).
Конструкция, форма и технология изготовления древнерусского широколезвийного нроуншого топора вырабатывались во второй половине I тысячелетия н.э. Сложившаяся форма широколезвийного проушного топора развитой формы складывается на северорусских территориях уже в X в. и эта формы только видоизменяется в отдельных элементах, но сама конструкция, ее основные части оставались постоянными и дожили до настоящего времени (Колчин, 1959. С. 25).
Обнаруженные при исследовании селища Вёжи топоры (Рис. 89) подпадают только под третий тин классификации новгородских топоров Б. Л. Колчиным. Это топор с асимметричным лезвием по отношению к предыдущему, второму, типу. Обух массивный с плоской (или приближающейся к плоской) верхней площадкой, но лезвие здесь заметно уменьшается. Одновременно появляется утяжеленная форма с удлиненным плоским обухом (Колчин, 1959. С. 24, рис. 9).
В продолжение всей истории человеческой культуры до наших дней включительно лож, режущий инструмент, был самым универсальным и распространенным ручным орудием труда. В зависимости от уровня развития техники ножи изготовлялись из кремня, меди, бронзы, железа и стали. В древней Руси нож уже в X в. изготовлялся со стальным, термически обработанным лезвием. Среди русских древностей XIII-XVII вв. нож, как правило, является самой массовой находкой из орудий труда. В материалах раскопа селища Вёжи, а также на подъеме, нами было зафиксировано более 50 ножей в фрагментарном и целом состоянии. Основную массу составляют простые хозяйственные ножи, однако, встречаются и ножи, предназначенные для определенных работ: для резьбы по дереву, сапожных работ (Рис. 90. 6-15).
Как правило, средняя длина лезвия в исследуемый период колебалась в районе 14,5 см. Ширина лезвия зависела от функционального назначения, но редко превышала 3,5 см. Ножи всегда имели клиновидное сечение с относительно широкой спинкой (обушком). Отношение ширины обушка клинка к толщине обушка на новых ножах было не менее 3:1. Клинки ножей всегда насаживались на деревянную или костяную рукоятку, размер которой фактически соответствовал длине самого клинка, либо был чуть меньше.
Б. Л. Колчиным, на основе результатов микроструктурных исследований данной археологической разновидности в новгородских материалах, была определена технология изготовления в зависимости от времени (Колчин, 1959. С. 51). Накануне XIII в. получает широкое распространение тип широколезвийного тонкого ножа, а уже к концу этого столетия нож становится более тонким, широким и плоским (Колчин, 1959. С. 51). В таком виде нож, не принимая во внимание технологию его изготовления, просуществовал весь золотоордынский период.
Наиболее древней технологией изготовления ножей были приемы сварки ножа из 3 или 5 полос. Однако, уже в начале первого этапа исследуемого времени операция изготовления претерпевает изменение и в таком виде, но с некоторыми временными отличиями, доживает до XVII в. В начале XIII в. стальная наваренная часть лезвий ножа была массивной и составляла не менее 1/3 сечения клинка. Такую технологию Б. А. Колчин называет технологией торцовой наварки лезвий (Колчин, 1959. С. 52). К концу XIII в. объем стального лезвия на клинке ножа становится все меньше и в XIV - XV вв. стальное острие начинает навариваться лишь тонкой пластиной, как правило, с одной из сторон клинка ножа, то есть технологией косой боковой наварки, более упрошенной чем предыдущая, торцовая. Стальная часть на этих ножах составляла не более 1/5 - 1/7 сечения всего клинка. Такие ножи в употреблении были недолговечны, стальная наварка у них очень быстро стачивалась (Колчин, 1959. С. 52).
Упрощенная технология наварного торцового лезвия с новой формой клинка ножа в начале XIII в. оставалась без изменений, но во второй половине XIII- начале XIV вв. эта технология удешевляется далее за счет уменьшения количества стали на наварном лезвии путем применения косой наварки. Основа железного клинка на ножах XIV - XV вв. сделалась еще массивнее. Ножи в общей массе стали больше, крупнее, чем в предыдущий период. Такое упрощение технологии изготовления ножей, которое повлекло за собой ухудшение и качества, по мнению Б. Л. Колчина, могло быть вызвано внутренними причинами развития экономики (Колчин, 1959. С. 54). Изготовление многослойного ножа было весьма трудоемким и дорогим, а растущий рынок, особенно сельский, требовал большого количества дешевой и массовой продукции. В таком развитии событий Б. Л. Колчин не склонен усматривать каких-либо потерей секретов, упадка технологической культуры или воздействия иных внешних факторов в ремесле кузнецов (Колчин, 1959. С. 54).
Все выявленные нами ножи имели те или иные конструктивные особенности в зависимости от их назначения. По функциональному признаку ножи можно разделить на несколько типов (Рис. 90. 6-15): хозяйственные -кухонные (их большинство); рабочие - столярные, бондарные и вообще, для обработки дерева; рабочие - косторезные; рабочие - сапожные; боевые ножи - «засапожники».
