Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сведения о почитании огня у древних и современных народов 14
Глава 2. Археологические источники и историография ираноязычных кочевников .34
Глава 3. Характеристика признаков действия огня в погребальных комнлекеах ... 64
Заключение 119
Библиографическая справка 124
Список сокращении
- Сведения о почитании огня у древних и современных народов
- Археологические источники и историография ираноязычных кочевников
- Характеристика признаков действия огня в погребальных комнлекеах
Сведения о почитании огня у древних и современных народов
С середины шестидесятых годов XX века в отечественной археологии прочно сложилось мнение о господстве у ранних ираноязычных кочевников VTII-II вв. до н.э. верований, связанных с особым почитанием огня, как некой очистительной, дарующей новую жизнь субстанции. В ОЯДЄ СЛ\ГЧяеи ттпмгуптгат ПТП-ЯСТГРГТЪ ГТРНИР « АІЧНОГПИ ПГН« (п Tte-nn\ru\ очередь, рукотворного) с «небесным» («внеземным»), что, тем самым, дает повод для объединения признаков, характеризующих «солярные» и «огненные» культы (Смирнов К.Ф., 19756: Богородцев А.В., 1999).
Все многообразие признаков, «доказывающих» наличие культа огня, базируется исключительно на анализе погребальных сооружений и включает в себя предметы и явления разного уровня: от мелких разрозненных угольков до мощных многометровых прокалов, сожжений деревянных конструкций и тел умерших.
Между тем, особенность истории и культуры кочевников Евразии скифо-сарматского времени заключается в том, что данные археологии могут (и должны) быть дополнены многочисленными письменными данными, в первую очередь, свидетельствами античных и древневосточных авторов, письменными памятниками религиозного содержания, так или иначе относящихся к ираноязычным племенам севера Евразии, а также фольклорной традицией многочисленных потомков сарматов (аланов -осетин) и других индоевропейских народов. Особенно следует обратить внимание на античную традицию. Этот взгляд со стороны на кочевников Евразии, при всей своей однобокости, тенденциозности и схематизме не мог не остановиться на наиболее значимых сторонах и деталях образа жизни, идеологии и религиозных представлениях «скифов европейских» и «скифов азиатских». Если «культ огня» был также значим для древних кочевников степей Евразии, как пытаются представить его археологи, его следы не могли пройти мимо любопытного взгляда грека. Что же известно нам о тех или иных культово-обрядовых действиях, так или иначе связанных с огнем?
По большому счету, ничего. В большинстве источников древнегреческих авторов, среди которых весьма скрупулезные и педантичные исследователи, как Фукидид, Ксенофонт, Аммиак Марцеллин, сведений и упоминаний об огне, как божестве, и о его культе нет вообще. Незначительные упоминания об этом, в основном, сводятся к тем, что наиболее полно изложены в Геродотовой «Истории».
Биография его известна (Лурье С.Я., 1947). В силу политических обстоятельств Геродоту пришлось бежать из родной Карий на о. Самос и затем много времени, с 455 до 444 г. до н.э., посвятить путешествиям. Он хорошо знал прибрежные малоазийские области, часть Передней Азии, Египет, Кирену. сирийско-финикийское побережье с Кипром, Понт, а также Геллеспонт, Фракию и Македонию. Сведения о скифах и других кочевниках северной границы Ойкумены содержатся в основном в I и IV книгах «Истории», где предпринято детальное изложение географии и этногеографии Скифии, точность которых все более подтверждается результатами археологических раскопок в Северном Причерноморье. Геродот скрупулезно описывает в «Истории» климат Скифии, резко отличающийся от климата Греции. Он подробно рассказывает о занятиях населения, обитавшего в Северопричерноморском регионе, о жизни и быте скифского народа, внимательно излагает систему верований скифов и их обрядов, приводит пантеон скифских божеств, проводя параллель между ними и греческими богами, называет имена не только скифских, но и, видимо, близких им греческих богов. Осторожность в описаниях породила недоверчивое восприятие произведения -L еродота еще к древности. Исследователями и до настоящего времени отмечаются неточности и
противоречия в «Истории» Геродота. В процессе исследования текста его труда ученые пришли к выводу, что его нельзя упрекнуть в подтасовке фактов при разноречивой информации, так как все известные ему сведения Геродот передал так, как они им были услышаны (Гриневич К.Э., 1915, с, 1 15; Гриневич К.Э., 1964, с. 105-110; Нейхардт Л.А., 1982.). В этих весьма немногочисленных сведениях Геродот среди варварского населения Понта последовательно выделяет киммерийцев, скифов и далее на восток — савроматов, массагетов, исседонов и скифов азиатских. При этом он указывает на несомненное родство всех перечисленных народов, но и замечает различия в культуре. Так, из всех вышеперечисленных народов, по Геродоту, лишь массагеты из всех богов почитают лишь солнце. В жертву самому быстрому из богов они приносят самое быстрое из животных - коня (Геродот, I, 216.). Связь коня с солярными культами подчеркивается и Страбоном (Страбон, IX, 8(6)). Традиционно коня принято считать солярным символом, но, как совершенно точно заметила Е.Е. Кузьмина, единичные изображения лошадей не поддаются бесспорной интерпретации из-за присущего всем индоиранцам полисемантизма (Кузьмина Е.Е., 1977, с. 99). М.Б. Аракелян приводит многочисленные данные в пользу того, что ритоны с протомой коня имели непосредственное отношение к циклу культовых представлений, связанных с солнцем (Аракелян М.Б., 1976, с. 48-51). По мнению большинства исследователей, отражением солярных символов является и помещение изображений коня на чертомлыкекой амфоре (Кузьмина Е.Е., 1976, с. 72; Мачинский Д.А., 1978, с. 237; Раевский Д.С., 1979, с. 79; Бессонова С.С., 1983, с. 71; Балонов Ф.Р., 1991, с. 376; Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., Ролле Р., 1991.). О связи коня с солнечным героем Сосланом-Созырыко постоянно упоминается и в нартском эпосе осетин (Нарты..., 1957; Дюмезиль Ж., 1990). Конь считается атрибутом и одной из ипостасей бога Агни в «Ригведе» (Всемирная история...., 1999, с. 407-408). Но следует сразу обратить внимание, что только в ведической мифологии конь связан с огненным богом, а не с солнечным.
В то же время «устная поэтическая традиция приуральских и других кочевников скифо-сарматского времени могла существенно отличаться от древнеиндийской и древнеиранской и отражать представления о мире и связях с окружающей средой несколько иначе» (Трегубое В.Е,, 2000, с. 59.}.
Вообще, если судить по Геродоту, и, как ни странно, это находит подтверждение в археологических источниках, чем дальше на восток (до известных пределов — Рипейских гор), тем большую роль в жизни местного населения играет огонь. Ведь, «вся эта страна, о которой было сказано, отличается необычно холодными зимами; здесь в течение 8 месяцев мороз такой нестерпимый, что если в это время пролить воду, то грязи ты не получишь. Но если разжечь огонь, то ты получишь грязь» (Геродот, IV, 28). Не исключено, что в этих словах нашли отражения увиденные или услышанные Геродотом случаи их жизни местного населения Северного Причерноморья и их соседей, когда огонь требовался для оттаивания замерзшего грунта («получения грязи») с целью производства земляных работ различного предназначения (от строительства жилых помещений до сооружения могильных ям). Но, выполняя работу солнца, рукотворный огонь в подобных случаях не возводится в разряд культовой субстанции (во всяком случае, Геродот об этом не упоминает).
Археологические источники и историография ираноязычных кочевников
Следы обожжеяия деревянных фрагментов погребальных конструкций встречаются гораздо чаще, нежели полностью сожженные элементы надмогильных сооружений. Следует признать, что вследствие подавляющего ограбления камер, в которых были помещены умершие в раннем железном веке, отличить действия строителей курганов от грабительского вмешательства, произведенного спустя некоторое время, сравнительно тяжело. Тем больший интерес для нас будут представлять комплексы, которым посчастливилось избежать ограбления, но которые, тем не менее, содержат следы обработки деревянных сооружений с помощью костра. Как правило, подобного рода памятники распространены в областях, соседствующих с ранними кочевниками Урало-Поволжья, в тех районах, где населения, испытывая на себе влиянии со стороны степных культур, все же сохраняла свои особые навыки обращения в области деревообработки и строительства. Мы имеем в виду территории распространения саргатской культуры лесостепного Зауралья, а также многочисленные скифоидные культуры лесостепи Восточной Европы и Сибири. Так, например, в курганном могильнике болынереченской культуры Камень II в Верхнем Приобье в кургане 17 центральное погребение №2 содержало остатки деревянного перекрытия, состоящего из уложенных поперек ямы досок и продольного бревенчатого наката поверх них. Между бревен наката встречались куски обгорелого дерева. Погребение по обряду ингумации не было ограблено. В соседнем кургане 20 погребение №3 было совершено на уровне материка в срубе или обкладке из обтесанных сосновых бревен в один венец. Сверху яма была перекрыта поперек горбылями или плахами, которые частично, преимущественно в западной части, были обожжены. Погребенный подросток был засыпан золистым слоем, который прослеживался возле бревен обкладки и под ними. На скелеты следы горения отсутствуют, очевидно, покойный был засыпан уже холодной золой от костра. Оба погребения датируются IV-1I вв. до н.э. (Могильников В.А., Куйбышев А.В., 1982, с. 122, 124.). Обожженные бревна деревянных срубов и их перекрытий считаются весьма распространенным явлением в татарской культуре Минусинской котловины (Мартынова Г.С. 1977; 1978; 1980; Мартынова Г.С, Покровская Н.Ф., 1979; Мартынов А.И., 1970, 1971: Мартынов А.И., Пшенйцына М.Н., 1983.).
Подобный же обычай был весьма распространен в саргатской культуре лесостепного Зауралья и Западной Сибири. В курганном могильнике Шмаково, расположенном в Белозерском районе Курганской области в подавляющем большинстве курганов над могильными ямами были возведены большие шатровые деревянные конструкции из мощных бревен. Часть бревен, преимущественно верхних слоев наката, была обуглена, ту же участь постигли края бревен, составляющих стены срубов, шатров. Показателен тот факт, что в непосредственной близости от могильных ям, под той же насыпью на уровне древнего горизонта оказались многочисленные остатки костров, рядом с которыми не зафиксированы обломки жертвенных животных и посуды (Генинг В.Ф,, 1993, с. 75-83.).
Подобным образом же устроены шатровые сооружения лесостепного населения Северного Причерноморья. В 1981 г. было исследовано два кургана у с. Жаботин, расположенных к юго-западу от села. В одном из них (курган 3) шатровое сооружение, сложенное из тонких жердей, не было сожжено. Лишь на уцелевших толстых бревнах были следы огня. В пятиметровом кургане у с. Жаботин, раскопанном В.В. Хвойко, в оставшейся насыпи обнаружено шатровое перекрытие, в котором бревна уложены в 4 яруса. Сожжена лишь треть сооружения (Ковпаненко Г.Т., 1984., с. 113.).
Возможно, что вместе с традицией сооружения больших надмогильных конструкций шатрового типа в V-IV в. до н.э. в среду ираноязычных кочевников Урало-Поволжского региона попадает и обычай подвергать обожжению различные конструктивные детали деревянных гробниц в курганах. Так, в Яковлевском I одиночном кургане, датируемом серединой V в. до н.э., в Южном Зауралье некоторые бревна деревянной конструкции (настил в два наката) по краям были сильно обуглены. Обугленные участки вплотную соседствовали с участками, не опаленными огнем. По мнению авторов раскопок (Федоров В.К., Васильев В.Н., 1998, с 69.), это стало возможным в том случае, если после подожжения конструкции она была немедленно засыпана землей, что вряд ли, вследствие бессмысленности подобного поступка, либо бревна были обожжены до сооружения конструкции. Погребение у г. Константиновск (правобережье нижнего Дона) датируется рубежом VII-VI или самым началом VI в. до н.э. и связывается с проникновением на эту территорию Геродотовских савроматов. Перекрытие могилы было обожжено, однако, не привело к уничтожению погребения, совершенного по обряду ингумации (Кияшко В.Я., Кореняко В.А., 1976, с. 170; Смирнов К.Ф., 1984, с. 20.). Очень часто обутленпость верхних слоев многоярусного перекрытия при рассмотрении процедуры совершения погребального обряда совмещается с традицией разведения костра на перекрытии могильной ямы. Однако, следует учесть следующий момент: разведение погребального костра над могилой есть неконтролируемый процесс, он в большинстве случаев приводит к прогоранию бревен настила и его разрушению. В то же время выделенная нами группа памятников демонстрирует нам пример того, что обожжение деревянных частей не имеет никаких отрицательных последствий для coxnaHHOCTH всей конструкции в т1елом. Зто может послужить доказательством того, что процесс обугливания верхних слоев перекрытия и торцевых концов отдельных бревен преследовал какую-то особую внекультовую цель. Особенно следует учесть тот факт, что, как правило, прослеженные нами обугленные стволы деревьев в деревянных конструкциях не сопровождаются прокалом земляной насыпи над перекрытием могильных ям. Между тем, под насыпью курганных захоронений на уровне древнего горизонта на некотором удалении от могильной ямы обнаруживаются следы небольших кострищ (Генинг В.Ф., 1993, с. 75-83; Могильников В.Л.,1972, с. 126-128; Корякова Л.Н., 1979, с. 191-206,), Исследователями подобного рода кострища ассоциируются со следами поминальных тризн, шире с «культом огня», отмечая при этом, что при кострищах не обнаруживаются никакие вещественные остатки, входящие в жертвенно-поминальный комплекс (фрагменты керамики, кости животных). Нам кажется, что вполне обоснованно будет связать эти кострища со следами обугленности деревянных частей надмогильных конструкций. Иными словами, обугливание стволов деревьев, входящих в состав подкурганных сооружений, происходило именно на этих кострах, непосредственно на площадке строительства кургана. Зачем следовало обжигать бпевна конструкции ппи ем не все в только верхние? Легче всего объяснить подобное совершением символических действий, связанных с солярно-огненным культом. Якобы разведенный на вершине деревянной гробницы или перекрытии могильной ямы костер должен был бы, по мнению современных исследователей, служит связующим звеном между душой умершего и царством мертвых, тем средством передвижения, с помощью которого душа достигла бы «последнего пристанища». Однако, нам бы хотелось предложить другое объяснение подобному процессу.
Исходя из положения, что деревянное сооружение не сразу было засыпано землей, а некоторое время стояло открытым, пусть даже обложенное почти до самвго верха дерновым обкладом, мы можем предполагать, что таким образом древних строитель кургана пытался бороться с преждевременным гниением древесины. Этот способ борьбы достаточно хорошо известен по современным и этнографическим наблюдениям. Поверхность и торцевые концы бревен предварительно обжигаются, чтобы с одной стороны уничтожить всех возможных насекомых - древоедов, с другой стороны, обугливание поверхности, с уничтожением коры, приводит к образованию своеобразной защитной углистой корочки, которая впитывая влагу, предотвращает гниение древесины. Этот процесс становился тем более актуальным в достаточно теплое, но влажное время года, когда с одной стороны, высока активность насекомых, с другой стороны, очень часто идут дожди, приводящие к намоканию (гниению) дерева. Таким образом, мы можем предположить время создания кургана поздней весной или ранней осенью. Сравнительно низкое количество курганов, содержащие подобного рода остатки, возможно объяснить, с одной стороны, недостаточной изученностью памятников подобного рода в целом, с другой стороны, тем фактом, что подавляющее большинство курганов создавалось летом, которое на протяжении почти всего периода раннего железного века оставалось достаточно жарким и засушливым (Железчиков Б.Ф., 1983, с. 49; Рысков Я.Г., Демкин В.А., 1997, с. 12, 122-123.). В условиях аридного климата не требовалось дополнительных усилий для того, чтобы высушить бревенчатый ствол, тем самым отпадала необходимость дополнительной обработки с помощью костра. Как возможный вариант такого рода процедур, направленных на как можно долгое сохранение целостности надмогильных сооружений, возможно, следует считать обычай посыпки перекрытия могильных ям достаточно тонким слоем угля или золы (Могильников В.А., Куйбышев А.В., 1982, с. 122; Боковенко Н.А., Смирнов Ю.А., Соколова Л.А., 1997, с. 304; Отрощенко В.В., Рассамакин Ю.Я., 1986, с. 285-286.; Сергацков И.В., 2000, с. 13, 30.).
Характеристика признаков действия огня в погребальных комнлекеах
Иногда в качестве своеобразной имитации очага выступали естественные конструктивные особенности внутренней организации погребальной камеры - ступеньки, ямки, канавки. В погребении 1 кургана 6 могильника Верхне-Рубежный І в Нижнем Поволжье вдоль восточной стенки могильной ямы на глубине 1 м проходила ступенька, на которой был встречен слой куги с пятнами золы и угольков (Гуренко Л.В. и др., 1994, с 56.). В погребении 3 кургана 5 V Бердянского могильника, в 20 км к востоку от Оренбурга, напротив левой ноги погребенной женщины вдоль западной стенки могильной ямы, начиная от тазовых костей и на длину 140 см в северном направлении, была образована ступенька-столик, сложенная из угля, смешанного с небольшим количеством гумуса. Ее ширина 20-35 см, высота 10 см. Среди угля встречались небольшие обломки деревянных жердей, а также находился сосудик горшковидной формы с округлым дном. Вокруг сосуда найдено около 10 крупных галек, а также кусочки мела. В северной части описанного сооружения слева от него вверх дном лежала миска. В южном конце ступеньки в слое угля под крупной деревянной дощечкой лежало бронзовое зеркало. Курган датируется 111-11 вв. до н.э. (Моргунова Н.Л., Мещеряков Д.В., 1999, с. 127-131.).
В ряде случаев на сходных позициях с имитацией очага в погребениях древних кочевников стоит расположение бронзовой ИЛИ глиняной посуды Ill на специально подготовленном слое золы и угля. Несомненна связь котла с огнем (Мец Ф.И., 2000, с. 132.) и, по некоторым другим линиям, котел связан с представлениями о центре вселенной (Алексеев А. Ю.,. 1991, с 31 33; Балакин Ю.В., 1996, с. 14.). Еще более сторонников имеет точка зрения отождествления котла с культом домашнего очага (Прокопович Ю.А,, 2001, с. 96-120.). Это подтверждается целым комплексом материалов с различных территорий распространения культур скифо-сарматского облика. На могильнике V-III вв. до н.э., расположенном в окрестностях г. Улангом, в Монголии, в ряде случаев были обнаружены следы жертвенных костров в центре или ближе к юго-западной стенке. В могиле 33 на слое золы и углей стоял сильно закопченный бронзовый котел, внутри которого сохранились густо покрытые окислами меди кости барана (Волков В.В., Новгородова Э.А., 1975, с. 597.). В курганном могильнике Абганерово II в Волгоградской области, в кургане 31, датирующемся HI-1V вв. н.э., за черепом погребенной пожилой женщины стоял лепной сероглиняный плоскодонный горшок, имеющий округлое тулово с зауженной шейкой и отогнутым наружу венчиком. Стенки сосуда закопчены, внутри обнаружены мелкие угольки, альчик и фаланга передней ноги барана (Дьяченко А.Н., 1999, с. 32-33.). В Южном Приуралье, в III Озерновских курганах, курган 2 - VI начало V вв. до н.э., под камнями выкладки, в верхних слоях засыпи могильной ямы найден лепной круглодонный сосуд, с примесью талька в тесте, стоявший вверх дном. Вокруг горшка - мелкие обломки костей животных и камни со следами действия огня (Иванов В.А., Фалалеев А.Ф., Ягафарова И.М., 1989, с. 123.). В Старых Киишках, в позднесарматском погребении 3 кургана 10 при скелете женщины, лежавшей вытянуто на спине, головой на восток, было обнаружено четыре сосуда. Сосуд 1 плоскодонный лепной горшок, был опрокинут вверх дном, сосуд 2 - лепной красноватого цвета. Третий лепной сосудик стошеообразной формы с широким плоским дном и широкими бортиками также в опрокинутом виде лежал у правой ноги, на уровне голени. Под ним лежали обгоревшие зерна какого-то растения, скорее всего, бобового. Четвертый сосуд - также лепной. На его внутренних стенках прослеживается слой сажи (Садыкова М.Х., Васильев В.Н., 2001, с. 55.).
Подобный ритуал в погребальной практике ираноязычных кочевников евразийских степей, на наш взгляд, следует трактовать через оценку роли и значения домашнего очага в жизни древних номадов. Домашний очаг, как место вокруг которого собираются родственники для совместной трапезы и решения каких-либо вопросов, касающихся жизни рода, приобретал символ родового объединения, символ родства. Оберегающая его женщина, по традиции — самая уважаемая и почитаемая по возрасту и значению в семье, принимала на себя часть функций, которые были присущи очагу, как символу. Она готовила пищу для всего рода, она сохраняла «жизнь» пламени костра, дарующего тепло членам рода, таким образом, она как бы сама становилась живым символом рода. Отсюда, издревне присущее ираноязычным кочевникам особое почитание женщины, которое заметил и охарактеризовал в своей работе Б.Н. Граков (Граков Б.Н., 1947.). После смерти такой женщины, на нее переходила часть функций матери-родоначальницы, чья задача теперь состояла в том, чтобы вновь стать тем центром, вокруг которого группировались бы умершие родственники в потустороннем мире. Она по-прежнему оставалась главной хранительницей очага, но теперь этот очаг переносился вместе с нею в мир иной, в «Зазеркалье» (отсюда семантика перевернутых горшков, мисок и котлов). Уголь и горящие головни, скорее всего, приносились из очага, расположенного в жилище, тем самым, создавая преемственность между этим и тем мирами. При этом не исключается, что в число прижизненных функций женщины могли входить и функции семейно-родовой жрицы, но, на наш взгляд, главным в сооружении погребальных очагов все же следует признать культ матери - родоначальницы.
Среди ритуальных веществ, обнаруживаемых среди погребального инвентаря ранних ираноязычных кочевников Урало-Поволжья, не последнее место занимают уголь и зола (табл. VIII). Среди фиксируемых признаков присутствия этих продуктов нет никакого единообразия, они могут располагаться и в заполнении, и на дне в виде отдельных кусочков, кучек или достаточно обширных прослоек (рис. 15; 16; 17). Некоторые причины, по которым уголь и зола могли попасть в заполнение могильных ям, мы уже описали выше. К этому следует добавить мнение К.Ф. Смирнова разожженных у края могилы на уровне древнего горизонта или на перекрытии погребальных камер (Смирнов К.Ф., 1964, с. 96.). В данном разделе мы хотели бы остановиться на объяснении возможных мотивов расположения угля и золы непосредственно на дне могил, относительно останков умершего.
По замечанию К.Ф. Смирнова, чаще всего угольки и зола сложены в погребении кучками в ногах, иногда в головах, при этом в большинстве могил с угольками нет меловой посыпки, хотя куски мела в этих могилах иногда встречаются. Таким образом, делался вывод, что уголь и зола выполняли с мелом одну роль — очистительную, поэтому могли взаимно заменяться (Смирнов К.Ф., 1964, с. 96.). Последующие археологические изыскания на территории распространения ранних кочевников Евразии несколько скорректировали эти позиции.
