Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История археологических исследований Байкало-Патомского нагорья 24-35
Глава 2. Модель формирования рельефа Мамаканского геоархеологического субрайона в верхнем плейстоцене - голоцене 3 6 - 74
- состояние изученности и методы
- ледниковая обстановка на Байкало-Патомском нагорье в плейстоцене- раннем голоцене - Мамаканский участок в позднем плейстоцене - раннем голоцене
Глава 3. Модель палеоэкологической ситуации в Байкало-Патомском нагорье 75 - 125
Глава 4. Планиграфия и артефакты культурных горизонтов Большого Якоря I 126- 191
- некоторые методические основания в подходе к шганиграфическому исследованию
- анализ планиграфяи и изделий из камня и кости
Глава 5. Связи древнего населения Привитимья по результам исследования использования экзотических пород сырья 192-201
Заключение 202 - 211
Список литературы 212 - 242
Список сокращений 243
- ледниковая обстановка на Байкало-Патомском нагорье в плейстоцене- раннем голоцене
- Модель палеоэкологической ситуации в Байкало-Патомском нагорье
- некоторые методические основания в подходе к шганиграфическому исследованию
- анализ планиграфяи и изделий из камня и кости
Введение к работе
Данная тема диссертационной работы "Человек и природная среда на рубеже плейстоцена и голоцена на Байкало-Патомском нагорье (по материалам многослойного археологического объекта Большой Якорь - I)" отражает закономерный этап углубления и расширения археологических исследований в бассейне Витима и подводит определенный итог планомерному археологическому изучению региона. Это итог ведущихся в регионе с начала XX века археологических изысканий, которые то возобновлялись, то затухали, но с 70-х годов велись практически непрерывно. В изучении археологии бассейна Витима ведущую роль, сыграли представители так называемой «иркутской археологической школы», в число которых входит и автор работы. Исследования на Нижнем Витиме проводились, как логическое продолжение начатых ранее по инициативе М.П.Аксёнова изысканий на Верхнем Витиме, которые, в свою очередь, проходили в рамках изучения археологии бассейна Верхней Лены. На Нижнем Витиме иркутские археологи подхватили эстафету исследований, которые велись с 1974 года якутскими археологами под руководством Ю.А. Мочанова и С.А. Федосеевой (Мочанов, 1977). Если одной из целей, которые ставили перед собой якутские археологи, было расширение ареала ранее выявленных ими культур каменного века в Приленской области, и, прежде всего, дюктайской и сумнагинской, то исследования иркутских археологов не были ангажированы какой-либо заранее сформулированной концепцией или идеей. Они сосредотачивали свои усилия на детальной разведке и раскопках опорных памятников или комплексов, датирующихся преимущественно каменным веком. Это обстоятельство наложило свой отпечаток на методологию исследовательских работ и, как следствие, на полученные результаты и сделанные выводы (Ветров и др., 2001).
В исследовательской практике, применявшейся при исследовании долины Витима, отмечается и ещё-один водораздел. Наиболее ярко различия
4
нашли отражение в идеологии археологических исследований. Первое
направление строилось на исследовании максимально большей площади
района, открытии и первичном описании максимально возможного количества
археологических памятников и отнесении их к той или иной культурной
группе, прописыванию их в том или ином хронологическом отделе. К данному
направлению можно отнести исследования работавших по археологии Витима
Ю.А.Мочанова, С.А.Федосеевой, В.М.Ветрова, М.П.Аксёнова, О.В.Задонина и
А.П.Трифонова. Второе направление исследований строилось на раскопках
ограниченного количества археологических объектов, но с применением в
исследовании максимально возможного набора естественно-научных методов,
их применении в последовательной комбинации. В этом случае приоритет
отдавался также построению сквозных тематических исследовательских
программ по изучению геологии и геоморфологии, гляциологии, петрографии,
зооархеологии и палеонтологии региона, выработке новой методики анализа
археологических источников и постановке к исследованию проблем, имеющих
ключевое значение в археологии. К этому направлению относятся работы
автора и А.В.Тетенькина (1999, 2001, 2003). Нам пришлось создавать
фактически с нуля собственную подробную геоморфологическую и хроно-
стратиграфическую модель развития рельефа на Нижнем Витиме для
выработки детального представления палеоэкологической и
палеогеографической картины верхнего плейстоцена-голоцена, как фона, на котором разворачивалось освоение Привитимья древним человеком. В методическом отношении данный этап является, таким образом, отправным для дальнейшего углублённого и специализированного исследования проблем каменного века археологии Северной Азии. Необходимо особо отметить, что до сих пор знания по археологии Нижнего и Среднего Витима развиты неравномерно, освещая в основном отдельные этапы каменного века, оставляя совсем не освещенными другие хронологические отделы. Развитие источниковой базы за последние годы, накопление данных по палеоэкологии, стратиграфии, геоморфологии, зоархеологии и палеонтологии региона, ввод в
5 практику археологических исследований новых методик позволяют иначе оценить перспективы археологического изучения региона. Определение функциональной специфики археологических объектов и районов их расположения, является целью настоящей работы в рамках разработки более общей задачи археологического исследования культур каменного века Северной Азии; изучения проблем синхронизации геологических, климатических и исторических событий, выявления причинно-следственных механизмов образования форм и типов древних производств, существования био-гео-социоценозов, условий формирования и сохранения биологических, геологических и археологических остатков. Для достижения этой цели были сформулированы следующие задачи:
ввод в научный оборот новых материалов и обобщение имеющихся научных данных по археологии нагорья;
создание модели развития рельефа и геологических событий в позднем плейстоцене и голоцене, как фона на котором происходило освоение древним человеком Байкало-Патомского нагорья;
хроно-стратиграфическая характеристика геоархеологического объекта Большой Якорь в системе других археологических памятников Байкало-Патомского нагорья и сопредельных регионов;
+ мор фо-'гехно логический анализ и функционально-типологические
корреляции инвентаря археологических комплексов Большого Якоря и материалов соседних археологических объектов,
Научная новизна данной работы заключается в том, что предпринимается попытка осмысления результатов почти двадцатилетнего изучения многослойного археологического памятника Большой Якорь-1, ставшего культурно-хронологическим стратотипом Байкало-Патомского нагорья, полигоном обкатки новых методов в археологии (диагностика сезонов гибели млекопитающих по ростовым структурам зубов, палеомагнитные исследования очажных комплексов и определение их инситности, петрография коренных; проявлений экзотических пород и артефактов из них). Исследования
Большого Якоря позволили поставить в повестку дня и наметить пути решения
важнейших вопросов, связанных с культурно-хронологическим членением
памятников позднего плейстоцена - раннего голоцена в Северной Азии,
установления внутренних механизмов технологий расщепления камня. Для
этого вводится в научный оборот значительное количество новых данных по
археологии, стратиграфии, геохронологии, зооархеологии выделенного
Мамаканского геоархеологического субрайона, как опорного для изучения
региона в целом (Инептин, 1991). В работе подробно рассматриваются вопросы
функциональной и культурно-типологической принадлежности
археологических комплексов.
Источниковую базу представленного исследования составляют материалы многослойного археологического памятника Большой Якорь-І, а также данные, полученные при изучении 30 археологических объектов бассейнов рек Витима и Мамы, исследования на которых проводились с 1973 по 2004 год автором и другими исследователями. Прежде всего, это материалы экспедиций ПАЭ под руководством Ю,А.Мочанова, а так же иркутских археологов В.М.Ветрова и Е.В.Меньшагина. Но основу работы составили собственные материалы. В дополнение к этому использовались данные, полученные с ряда палеонтологических местонахождений и геологических разрезов в нагорье, которые были изучены, описаны и введены нами в научный оборот (Инешин и др., 2003, 2004, 2005). Как уже отмечалось выше, основными источниками в написании работы послужили коллекции и материалы стоянок Большой Якорь I-U, Коврижка, Мамакан I-IV, Инвалидный І-Ш, выделяемых в Мамаканскии геоархеологический субрайон. Автором были изучены также архивные материалы и коллекции, хранящиеся в ИГУ, ИГОМ, ИГПУ, Бодайбинском краеведческом музее, фондах ОАО «Лензолото», Иркутскгеолкоме.
Совокупность задач, характер самих археологических объектов налагают особые требования соответствия к методическому аппарату. Исходной же методико-философской основой для работы послужили
7 разработки отечественных методологов системно-деятельностного подхода, развитого и сформулированного в основных положениях в 60 - 70 годы XX века такими выдающимися представителями нашей науки как А.А.Зиновьев, Г.ПЩедровицкий, С.А.Попов и др. (Зиновьев, 2000; Щедровицкий, 1975, 1995).
Работа построена в рамках геоархеологического подхода на основе
принципов актуализма, историзма, с привлечением естественно-научных
методов: теоретической морфологии, технологического анализа на
аппликативных материалах, стратиграфии, геологии, зоо археологии,
палинологии, планиграфии, радиоуглеродного и палеомагнитного датирования.
В процессе исследования использовались различные собственно
археологические методы и методики: теоретической морфологии,
стратиграфии, планиграфии, апташкативного и функционального тестирования.
Ведущими методами, применявшимися в решении поставленных задач,
являются хр оно-стратиграфический, мор фо-техно логический и
зооархеологическии. Автором предпринята попытка на основе данных
изучения Мамаканского геоархеологического субрайона выстроить схему
сводного стратиграфического разреза отложений финала плейстоцена -
голоцена, максимально охарактеризованную археологическим материалом, и
выполняющую роль опорной в возрастном отнесении культуровмещающих
отложений долины всего Нижнего Витима и, отчасти, Байкало-Патомского
нагорья. Как уже отмечалось выше, наши исследования строились на
обязательном и массовом применении радиоуглеродного датирования, как
собственно культурных остатков (датирование по кости животных и углю из
очагов), так и геологических тел, в отложения которых были захоронены
остатки деятельности человека, и геологических образований, которые
маркируют те или иные изменения в природной среде. Работа по созданию
такой схемы строилась на базе радиоуглеродного и археомагнитного
датирования местонахождений Большой Якорь I, Мамакан II-IV, Инвалидный
III, Колобовщина I, Авдеиха, Коврижка I-III. Учитывались
8 геоморфологические представления о динамике, возрасте и последовательности формирования аллювиальных и субаэральнъгх форм рельефа и отложений в районе, палеонтологического обоснования с учетом хроностратиграфических и палеоклиматических разработок в соседних регионах. Одним из значимых результатов проведённых работ стало создание для региона базы данных радиоуглеродных датировок, которая характеризует как геологические процессы, так и конкретные формы рельефа на отрезке позднего плейстоцена -голоцена (см. приложение 1). Абсолютными датами наиболее полно охарактеризованы отложения каргинского и сартанского времени (по Западно-Сибирской шкале).
Техно-типологический метод в изучении местонахождений Байкало-Патомского нагорья явился основным методом первичной культурно-периодизациоыной классификации археологического материала, хотя и не единственным и применялся в комбинации с естественно-научными методами в рамках, как уже упоминалось, общего системно-деятельностного подхода. Более того, автор чётко понимает ограниченность самого принципа типологизации, в том варианте, как это применяется в археологической практике, и в данной работе это присутствует лишь для того, чтобы быть понятным коллегам. Основной задачей наших исследований является введение в научный оборот материалов многослойного археологического памятника в свете использования оригинального набора методик, позволивших получить качественно иные выводы и, в этом смысле, изучение Большого Якоря можно рассматривать как матрицу будущих исследований в Северной Азии.
Морфо-технологическая корреляция материалов Большого Якоря на Нижнем Витиме исходит из круга относительно хорошо изученных сопредельных регионов: это Средняя Лена с бассейнами Олекмы и Алдана, входящие в Прилеискуго культурную область, бассейн Верхнего Витима, побережье Северного Байкала. Если ещё шире, по мере удаления - юг Восточной Сибири - Прибайкалье, Забайкалье и Приморье.
Основной единицей научного обобщения, применяемой исследователями археологических комплексов Якутии и Верхнего Витима, является понятие «археологическая культура». Нам -придётся обратиться к анализу практики применения данного понятия для более чёткого представления собственного отношения к этому вопросу и более точного предъявления представленного материала. Следует только оговориться, что эта проблема является ключевой в археологии, и по этому поводу написано достаточно много, но мы ограничимся анализом только представлений исследователей, работающих в пределах Сибири - Дальнего Востока, дабы не выйти за рамки данной работы.
Различные исследователи вкладывают различное содержание в это понятие. Так, например, под этим термином В.М.Ветров, один из активных исследователей археологии Витима, понимает (1986; 1992) локальную группу памятников, одновозрастных или находящихся в хронологической преемственности друг к другу, связанных сочетанием основных категорий и типов археологических источников. В практике анализа слабоизученных местонахождений это выливается в характеристику культуры на основе двух источников - инвентарного набора типов изделий и радиоуглеродных датировок.
Такие исследователи археологии Северной Азии, как Ю.А.Мочанов и С.А.Федосеева, в понятие археологической культуры вкладывают двоякий смысл: с одной стороны - это понятие, отражающее стадиальное (в этом смысле хронологическое) определение археологического объекта и, с другой стороны, это понятие из ряда отражающих уровни развития техно-этно-культурных общностей, реально существовавших в истории. Причём в культурную составляющую понятия ими вкладывается как служебное, чисто исследовательское понимание группировки археологических источников, так и его совмещение с существовавшими в древности реальными этносами-народами. То есть происходит склейка различных уровней, замещение различных реальностей. В частности, смена дюктайской и сумнагинской культур интерпретируется ими как смена населения региона под влиянием
10 миграций (Мочанов, 1978), а смена ымыяхтахской и усть-мильской культуры рассматривались в связи с проблемой происхождения современных юкагиров (Мочанов, Федосеева, 1975; Федосеева, 1980). В отношении якутских памятников, как правило, хорошо стратифицированных и снабжённых радиоуглеродными датами, исследователи из соседних регионов применяли корреляционные схемы анализа для относительной датировки собственных археологических объектов, которые имели слабую обеспеченность радиоуглеродной хронологией (Ивашина, 1979, и др). Таким образом, в понятие археологическая культура вкладывается содержание, имеющее целью хронологическое позиционирование археологических остатков, и в этом смысле археологические культуры фигурируют как культуро-этапы.
В археологической практике в Прибайкалье термин "археологическая культура" широко употреблялся до середины 70-х гг. XX века, но постепенно он стал изыматься из научного лексикона и заменяться другими специально созданными понятиями, не отягощенными разноплановым и разноуровневым содержанием. Апологетом выделения культуро-этапов выступил в 30-50 гг. А.П.Окладников (Окладников, 1955), который использовал предложенные ранее Б.Э.Петри (Петри, 1924) основные принципы и понятия и создал археол о ги ческую культурно-хронологическую периодизацию мезолита, неолита и бронзового века Прибайкалья, построенную на изучении погребальных комплексов. В последующем, данная схема не раз критиковалась, указывалось на невозможность её применения к стояночным комплексам того же хронологического отрезка, на противоречия в последовательности выделенных этапов радиоуглеродным датировкам (Медведев,1981; Савельев, 1989; Мамонова, Сулержицкий 1989). Позже в связи с массовым применением радиоуглеродного датирования и получением обширных дополнительных материалов данная схема была в значительной части пересмотрена. Хронологические рамки отдельных культур изменились, они поменялись местами в культурно-периодизационной схеме, выявилось их взаимоналожение, и сосуществование на отдельных хронологических этапах,
, 11
их специфическая территориальная организация (Мамонова, Сулержицкий, 1989; Базалийский, 2004; Вебер и др.2004). Таким образом, утратилась функция данной схемы в качестве выполняющей хронологическое соотнесение, и были заложены достаточно серьёзные сомнения в правомерности данного подхода для определения положения рассматриваемого археологического объекта на хронологической шкале. Более того, принципы, положенные в основу хронологических и этапных соотнесений (есть керамика или нет, появление «ведущих типов» в номенклатурном наборе каменных орудий и др.), новейшими открытиями были поставлены под сомнение. Во всяком случае, универсальность их применения. Так произошло с открытием и подтверждением возраста древнейшей в Северной Азии и мире керамики на УстьТСаренгском археологическом комплексе Верхнего Витима, или находки клиновидных нуклеусов в слоях, датирующихся в пределах 5000 - 6000 л.н. и так далее. Однако сами группировки археологических объектов сохранились (такие как «китайская, глазковская, серовская культуры»), сохранились и их названия, и, пусть значительно скорректированная, данная схема по-прежнему используется отдельными специалистами. В связи с невозможностью данную культурно-хронологическую схему, использовать для работы со стояночным материалом, иркутскими археологами был предложен критерий выделения группироіюк неолитических стоянок Прибайкалья на основе керамики. И тут на смену культурам, выделенным на погребальных комплексах, пришло понятие керамический пласт. Но, в сущности, поскольку за понятием керамический пласт просматриваются все те же некие культурно-исторические общности, то категории «керамический пласт» и «археологическая культура» можно признать равноценными и частично взаимозаменяющими, служащими для пространственно-хронологической и содержательной организации археологических остатков.
В последующем для археологических памятников финала плейстоцена -раннего голоцена, а по археологической шкале относимых к мезолиту, Г.И.Медведев и МЛ.Аксенов выделили две археологические культуры -
13 периодизационные схемы Приленской культурной области и Верхнего Витима существуют в виде сменяющих друг друга археологических культур. В их понимании археологические культуры объединяют под собой хронологически близкие комплексы, связанные формально-типологическим родством инвентарных наборов.
Рассматривая употребление понятия «археологическая культура» в
практике археологических исследований, можно заметить одну важную
особенность: с одной стороны, признаётся, что археологическая культура -
понятие, описывающее искусственно выделенную группировку
археологических памятников или комплексов, т.о. выполняющее служебные
функции в процессе изучения, с другой стороны, те же авторы в последующем
объективируют искусственно выделенную археологическую культуру,
приписывая ей свойства реально существовавших этно-культурных общностей
с набором присущих им признаков - язык, антропологический тип,
хозяйственный тип (а следовательно, и орудийные наборы, техническую
оснащённость). Если, в случае с выделением «археологических культур» на
материалах погребений, мы улавливаем какую-то часть этих признаков на
антропологическом субстрате, то в остальных случаях инвентарным наборам,
которые могут иметь сезонные, деятельностные или другие особенности,
приписываются свойства реально существовавших живых древних обществ. Но
в том и другом случае допускается перескакивание через процедуры
исследования, и расширенное толкование источника, который не содержит в
себе той информации, которая ему приписывается исследователями. Как
показала практика исследований на Большом Якоре, специфические черты в
группировке материальных остатков (появление тех или иных типов каменных
и костяных орудий, применение специфических приёмов в расщеплении камня,
отсутствие или, наоборот, присутствие отдельных охотничьих видов), имеет
своё объяснение в сезонном характере стоянки, продолжительности её
существования и той деятельности, которая разворачивалась на раскопанном
плацдарме. Эти положения были развёрнуты ранее в серии статей автора и
14 развиты в данной работе ниже (Инешин,1992,1998, Инешин, Тетенькин, 1995,
2004 и др.).
Для устранения многообразия толкования понятия «археологическая культура» и разделения его различных содержаний ведущий теоретик российской археологии Л.С.Клейи предлагает построение разветвленного терминологического аппарата на основе развития теоретической типологии (Клейн, 1991). Но понимание им самих принципов типологии в рамках натурфилософского подхода не привело его к решению возникших проблем, к углублению содержания выстроенных схем в направлении очерчивания конкретных культурно-исторических и культурно-технологических общностей. Археология по-прежнему стоит на -пороге необходимости исследований более высокого порядка, чем те, которые были проведены.
В частности, в настоящей работе основной процедурой первичной группировки материала по хронологии и отнесению к археологическим культурам автором применены как основные хроно-стратиграфический и морфо-техно логический методы. Оценка археологического возраста артефактов дается на основе радиоуглеродного метода в широком его применении на различных органических датирующих материалах - уголь, костные остатки животных, погребённая древесина, растительный детрит, погребённые почвы. Современное развитие данного метода - быстрота получения датировки, доступность и стоимость, небольшие навески самого датирующего вещества и возможность его выделения из материалов, ранее недоступных для такого типа анализа (например: керамика), делают его обязательным в практических исследованиях любого уровня. Если учесть, что калибрование радиоуглеродных дат продвинулось достаточно далеко как в глубь времени, так и в точности приближения к календарному времени, то сбор датирующего вещества при расколках, получение дат по максимально широкому спектру органических остатков (уголь, детрит, древесина, кость, органика в керамике, растительные волокна и др.), тго различным структурным элементам культурных горизонтов (разные очаги, конструкции, клады, хозяйственные
15 комплексы) делает эту процедуру безусловно обязательной в применении. Данный тип исследования должен быть дополнен и уточнён палеомагнитными измерениями, а в микровременном аспекте - зооархеологическими данными. Практика археологических исследований конца XX века показала, что опора на ранее господствовавшие типологический и морфологический методы в датировании часто приводила к ошибочным результатам, как, например, это произошло с определением хронологии неолитических объектов Приангарья или в первоначальной датировке археологических материалов Усть-Каренгского комплекса местонахождений на Верхнем Витиме (Мамонова, Сулержицкий 1989; Ветров, Инешин, 1979, Ветров, 1992). До сих пор досадной особенностью датирования археологических остатков является слабое использование радиоуглеродного метода при исследовании поздних отделов хронологической шкалы - бронзового, железного веков и средневековья, т.е. там, где до сих пор превалирует датировка культурных остатков типологическим методом. Только в последнее время ситуация стала меняться в лучшую сторону.
Модернизация научных исследований в последние десятилетия XX века в гуманитарной сфере (например, методологическое движение), к сожалению, ничего не изменила в структуре археологического познания. Процедуры сравнительного анализа по морфологической близости с "ведущими типами" тех или иных ранее выделенных археологических культур, имеющих стадиальный и феноменологический характер, направлены на первоначальное определение артефакта или комплекса артефактов по отношению к тем или иным археологическим культурам, и на этой основе - на заключение о возрасте. Зачастую часть специалистов видит в этом едва ли не конечную цель собственного исследования.
Если говорить о расширении познания археологического объекта в зависимости от его характера, то оно, на наш взгляд, должно приобретать характер геоархеологического, технологического, культурно-исторического, деятельностного моделирования, осуществляемого уже иными методами, в
особой последовательности и технологии исполнения. В общем случае научное познание имеет характер развития от абстрактного к конкретному. В этом случае роль археолога видится как организатора, формулирующего задачи исследователям различных научных направлений по поводу изучаемого археологического объекта, т.е. выполняющего функции интерлокера. Но анализ гносеологической и организационной специфики этого развития выходит за рамки данной работы.
Предваряя описание и анализ археологического материала, необходимо остановиться и на понятийном аппарате, употребляемом автором. В археологии до сих пор не сложилось четкой однозначно понимаемой системы научных понятий, что, видимо, связано как с молодостью дисциплины, так и со спецификой гуманитарного начала. Для устранения разночтений исследователь должен продемонстрировать свою гносеологическую и методологическую позицию, вкладываемую в содержание употребляемых терминов.
Основные научные понятия должны определяться из соотношения с родовой гносеологической ситуацией в науке, характеризуемой триадой субъект-объект-предмет. Согласно ей предметом является познаваемая сторона объекта, отражаемая в знаковом виде в знаниях. В этой связке объект по определению является физически достоверным и независимым от субъекта. Качественное содержание объекта по определению шире выставляемых субъектом рамок предмета. Независимость объекта от субъекта неоднократно справедливо критиковалась представителями многих неклассических, в том числе постпозитивистских философских направлений. Это породило дискуссию о правомочности суждения об объективности в познании (Вартофский, 1988). Но можно заметить, что исторически именно эта установка с начала Нового Времени и работ Ф.Бэкона (Щедровицкий, 1984) привела к становлению науки в современном виде.
В отечественной археологии периодически то вспыхивала, то затухала дискуссия о предмете и объекте археологии. В частности, рядом археологов под объектом понимаются древние человеческие коллективы, оставившие после
17
себя культурные остатки (Захарук, 1976). Собственно же местонахождения,
содержащие эти культурные остатки, подводятся под понятие
"археологический источник" (Аникович, 1988; Колпаков, 1988). Автор работы
придерживается позиции Ю.Н.Захарука (1976,1997), Г.П.Григорьева (1981) и
др., полагающих под объектом археологии сугубо местонахождения-
культурные остатки и помещающих некогда существовавшие древние общества
в предмет научной дисциплины, как конечную цель научного познания объекта.
Это справедливо, поскольку последние не могут быть объектами в силу
отсутствия физической достоверности, как явления давно исчезнувшего
прошлого. Наши собственные интенции и онтологические представления по
поводу происхождения артефактов направляют наше познание на
формирование знаний об их создателях, Отчасти аналогичная гносеологическая
установка лежит и в основании ряда естественнонаучных дисциплин, в которых
имеется исторический подход в представлении событий процессов, в
частности, в таких, как палинология (Рыбакова, 1972), палеонтология и
тафономия (Ефремов,1950;1940; Шер,1985), палеогеография, геоморфология.
Отсюда, в нашем понимании, понятие «объект» является родовым по
отношению к понятиям "памятник", "археологический объект",
"местонахождение", "комплекс", "культурный горизонт".
В археологии Сибири понятия этого круга были достаточно подробно рассмотрены Г.И.Медведевым и Г.А.Воробьевой (1984), Г.И.Медведевым и Н.А.Несмеяновым (1988, 1981). Опираясь на их разработки понятий, автор понимает термины "археологический объект" и "археологическое местонахождение" как тождественные, часто взаимозаменяемые. В этом случае основным признаком местонахождения является содержание материала в экспонированном или вмещенном состоянии в ситуации поверхностного залегания на геоморфологических образованиях или внутри геологических тел. Отсюда в кулътуровмещающш геологических напластованиях выделяются культуросодержащие уровни, понимаемые как некогда существовавшие уровни заселяемой дневной поверхности или уровней адсорбации культурных
18 остатков при определённых условиях протекания геологических процессов. В употреблении как аналог данного понятия часто фигурирует культурный горизонт. Если культурный горизонт - понятие более геолого-стратиграфического порядка, то в качестве собственно археологического эквивалента автор употребляет термин "комплекс" - феномен совокупности артефактов, связанных пространственно и хронологически и объединенных общим происхождением. "Комплекс" является родовым по отношению к понятиям "стоянка", 'погребение". В ряде случаев термин "комплекс" употреблен и в более узком смвтсле, объединяя под собой пространственно локализованные агрегации культурных остатков в пределах одного культурного горизонта, например, "очажные комплексы", "скопление". В обоих случаях автор вкладывает в смысл общий для данного скопления и дискретный в отношении других скоплений, разнесенных стратиграфически (разные культурные горизонты) или планиграфически, сюжет происхождения, существования и отложения артефактов. При описании набора изделий коллекций с раскопанных комплексов автором употребляется термин "инвентарь". В технико-типологическом преломлении вещественная (морфологическая) характеристика артефактов характеризуется терминами "ансамбль", "индустрия", "аппликативиая сборка или блок ".
Корреляция ансамблей с выделенными археологическими культурами прилегающих регионов неизбежно предполагает оперирование понятиями "тип", "археологическая культура", учитывая принятые в соременном научном сообществе морфо-типологический подход. Находясь в этих рамках, автор в понятие "тип" при написании работы вкладывал устойчивое сочетание морфологических черт, вокруг которого группируются по признаку большего соответствия артефакты без учета пространственного положения, связей с другими артефактами, хронологии. На существующем уровне исследований на Байкало-Патомском нагорье употребляемое понятие "тип" наиболее всего соотносится со сформулированным Л.С.Клейном (1978) понятием "тип морфологический". Из задач, стоящих перед автором, не вытекала
19 необходимость самостоятельно выделять типы и вообще разрабатывать их теоретическое обоснование, а, скорее, соотнесение с уже существующими типами, характерными для соседних культур, прошедшими в различной степени верификацию и воспринимаемыми археологическим сообществом как культурные типы. В авторском понимании принцип типологии в археологии вообще имеет ограниченное применение и должен по логике предмета науки распространяться на процессы, а не на конкретные группы культурных остатков. Но это отдельная большая тема, находящаяся за рамками данной работы.
На таксономически следующем, основном уровне группировки археологического материала выступает "археологическая культура", формально выделяемая по комбинации "руководящих типов", совместно статистически устойчиво бытовавших в определенных хронологических и территориальных пределах. Содержательно археологическая культура, как уже отмечалось, связывается с культурно-историческими, этническими, технологическими, социальными общностями разного порядка, имеющими для региона характер стадиальных, либо локальных. Выделенные однажды археологические культуры впоследствии выступают в археологическом познании в роли культурно-хронологических реперов в задаче соответствующей оценки вновь открытых объектов. По этому принципу и автор выстраивал данную работу.
Рядом исследователей, в том числе Ю.А.Мочановым (1970), Н.А.Алексеевым (1982,1987), З.А.Абрамовой (1875,1979), ранее выделялись археологические общности более высокого порядка: приленская культурная область, средне-сибирская культурная область, которые отражали синхронность развития и близость культур на значительной территории или связанность общими технико-типологическими чертами территориально отстоящих друг от друга культур, ансаблей. По мере необходимости автором в данной работе будут привлекаться и эти понятия.
Описание археологического материала строится на разработках терминологического номенклатурного аппарата, который был предложен иркутскими археологами (Медведев, 1975,19 81; Медведев, Савельев, Лежненко,1981). Кроме того в описании и анализе артефактов использованы отдельные понятия из тип-листов, представленных такими исследователями археологии Средней Сибири как З.А.Абрамовой (1979) и С.А,Федосеевой (1970), атакже собственные наработки (Инешин,Тетенькин, 1995, 2000, 2003).
Основные защищаемые положения:
l.Ha основе имеющихся данных по радиоуглеродной хронологии и культурно-типологической принадлежности каменного и костяного инвентаря с многослойного археологического местонахождения Большой Якорь-I он был отнесён к кругу памятников т.н. дтоктайской культурной традиции северо-востока Северной Азии в хронологическом диапазоне 11-13 тыс.л.н., в рамках которой была развита «бифасиальная традиция» в изготовлении каменного инвентаря. Именно в рамках бифасиальной традиции реализовывалась концепция компактности и универсальности, свойственная подвижным группам охотников-собирателей эпохи позднего ледниковья (Саллинз, 1999), описанная нами как принцип адаптивной вариабельности (Инешин, Тетенькин, 2000).
2. Культурные горизонты памятника на основе комплексного
использования различных естественнонаучных методик (зооархеология,
палеомагнитология, трасология) были определены как сезонные временные
охотничьи лагеря на миграционном пути северного оленя и зонах сезонной
концентрации других видов, в которых происходила первичная разделка туш
убитых животных, подготовка к транспортировке мясных частей туш на
базовые стоянки.
3, Деятельность, осуществляемая на стоянке, а значит и орудийная
оснащённость, имели ярко выраженный сезонный характер, на который
накладывалось дополнительное влияние продолжительностью времени
обитания человека на исследованном плацдарме. Основные режимы
2] деятельности на памятнике сводились к следующим: - режим ожидания подхода основных мигрирующих групп животных с попутной охотой на мелких и средних животных, обитавших в долине Витима, - и режим, связанный с охотой на массово мигрирующих животных с заготовкой мяса и поделочного сырья.
4. Природное окружение археологического памятника представляется возможным отнести к перигляциальным ландшафтам, развивавшимся в непосредственной близости от ледников.
Практическая значимость работы заключается в том, что полученные материалы расширяют источниковую базу Байкало-Патомского нагорья, вводятся в научный оборот материалы ряда новых объектов. Выводы, изложенные в диссертации, могут быть применены в преподавании курсов археологии Сибири, могут быть положены в основу программы углублённого изучения материалов раскопок предыдущих лет по памятникам каменного века Северной Азии, методические наработки могут быть использованы для дальнейшего совершенствования методики полевых и камеральных работ. Материалы диссертации найдут применение в картировании, инвентаризации и составлении свода археологических памятников, создании музейных экспозиций, курсов лекций и школьных программ.
Работа состоит из введения, пяти глав и заключения. В главе 1 - «История археологических исследований Байкало-Патомского нагорья» приводится исторический сюжет научного изучения памятника, в контексте которого обсуждаются актуальные задачи формирования исследований.
В главе 2 - «Модель формирования рельефа Мамаканского геоархеологического субрайона в верхнем плейстоцене-голоцене» - приводится оценка литературных данных, а также приводится ряд имеющихся неопубликованных материалов по геоморфологии долины Витима и всего региона в целом, основные, актуальные для геоархеологической научной деятельности, вопросы геологии, стратиграфии, геоморфологии, палеогеографии, палеонтологии и радиоуглеродной хронологии нагорья. Здесь
22 же приводится оценка геоархеологических, тафономических потенциалов различных типов отложений Байкало-Патомского нагорья, перспектив и методов их изучения, затрагивая, таким образом, вопросы геоархеологического районирования нагорья, приводится выработанная на сегодняшний день модель палеоэкологической обстановки, в которой разворачивалась деятельность древних обитателей Большого Якоря. На сегодня опорным объектом, исследования которого поднялись до уровня функциональных палеоэкологических и деятельностных интерпретаций в регионе, является многослойная стоянка Большой Якорь -I.
В главе 3 - «Модель палеоэкологической ситуации в Байкало-Патомском нагорье» ~ приводится разработанная на сегодняшний день модель палеоэкологической обстановки, в которой разворачивалась деятельность древних обитателей Большого Якоря. На сегодня опорным объектом, исследования которого поднялись до уровня функциональных палеоэкологических и деятельностных интерпретаций в регионе, является многослойная стоянка Большой Якорь-1.
В главе 4 - «Планиграфия и артефакты культурных горизонтов Большого Якоря-1» - приводится оценка планиграфического распространения культурных остатков, а также ряд данных по зооархеологии и палеомагнитологии, на основании которых делается заключение о функциональной и деятельностной специфике каждого культурного горизонта,
В главе 5 - «Связи древнего населения Привитимья по результам исследования использования экзотических пород сырья» говорится об уникальных фактах использования экзотических пород камня, которые не могли быть транспортированы естественным путём, а попадали на стоянку вследствие искусственного переноса их от мест коренных проявлений на расстояния от 60 до 600 км. Путём точных анализов удалось выявить редкие примеси в составе пород, которые, в свою очередь, контрастно характеризуют каждое месторождение отдельных пород, в частности, графитита. По этим искусственным транспортировкам пород камня были установлены древние
*
23 коммуникации и сделаны выводы о существовании единого культурного пространства и реальных связях древнего населения нижнего течения Витима с населением, проживавшим на Верхнем Витиме.
В настоящей работе в контексте сформулированных и поставленных задач будут затрагиваться палеоэкологические характеристики, вытекающие из изучения долины Витима и археологических объектов в рамках Мамаканского геоархеологического микрорайона на фоне региональной картины развития рельефа, а также приведены культурно-технологические и функциональные характеристики стоянок по каждому из культурных горизонтов, корреляции и технолого-функциональные характеристики инвентаря Большого Якоря 1.
Основные положения работы неоднократно обсуждались на заседаниях Кафедры археологии и этнографии ИГУ, кафедры истории ИрГТУ, а также апробированы на международных и региональных конференциях, заседании сектора палеолита ИИМКа РАН в Санкт-Петербурге. По теме диссертации опубликовано 40 научных статей.
ледниковая обстановка на Байкало-Патомском нагорье в плейстоцене- раннем голоцене
Присутствие главы, посвященной геологической истории региона, в диссертациях по археологии стало явлением частым, если не сказать традиционным. Данный раздел, прежде всего, преследует цель осветить те события, которые происходили в природно-климатической обстановке, и, таким образом, представить себе фон, на котором происходило развитие материальной культуры человека. И здесь археологи чаще всего заимствуют из геологии и палеоклиматологии готовые модели развития геологической среды и природно-климатических ритмов, дополняя их данными по конкретному археологическому объекту, включаемому в общую природно-климатическую модель. В сущности, это обусловлено тем обстоятельством, что методы создания подобных моделей, или как ещё их именуют в научной и популярной литературе, «реконструкций палеосреды», сформулированы в корпусе естественных наук. Естественно, в рамках геологии эти модели выполняли свои функции и исходили прежде всего из задач развития той научной дисциплины, в недрах которой они создавались. Отсюда повсеместно происходило и + происходит несоответствие масштабов исследовательских процедур и интерпретационных построений, которыми так богата исследовательская практика в археологии. Помимо этого есть ещё одно немаловажное обстоятельство, которое не осознаётся археологами. Суть его в том, что исторические процессы не совпадают по своим масштабам с геологическими (за исключением катастрофических событий), как по времени их протекания, так и по занимаемой территории. Исторические события в силу своей искусственной природы являются быстротекущими, в геологическом смысле моментальными. Геологические же процессы, напротив, имеют значительную временную протяжённость: например, накопление лёссов, образование почвы, подвижки гор и т.д. Большей частью, человек во время своей жизни не может наблюдать весь геологический процесс, и фиксирует его лишь по фрагментам, следам много позже времени непосредственного его физического протекания. Это утверждение справедливо за редким исключением катастрофических событий.
С подобной картиной мы столкнулись, когда начали свои работы в Бодайбинском районе на Байкало-Патомском нагорье. Основные модели развития рельефа, изменений окружающей природной среды региона были созданы в 50 - 60 годы XX века с использованием доступной для того времени методики. Все обоснования климатических изменений и их возраста производились на основе палинологического и геоморфолого-стратиграфического методов. К середине 80-х годов вся периодизаций иная шкала четвертичных отложений нагорья была построена на 4 радиоуглеродных датировках, две из которых были получены по археологическому объекту Авдеиха-1. Для примера эту ситуацию можно сравнить с этапом в изучении почти равного по территории Байкало-Патомскому нагорью Таймырского полуострова, где аналогичная геолого-хронологическая шкала располагала на тот же период более 150 датировками по С-14 (Кинд, 1981, Белоусов и др., 1997; Инешин, 2003). Поэтому археологические исследования опорного археологического объекта в Байкало-Патомском нагорье Большого Якоря-1 сопровождались параллельно собственными геолого-геоморфологическими работами, направленными на более детальное изучение конкретных геоморфологических тел, вмещающих культурные остатки с широким использованием радиоуглеродного метода. Именно абсолютным датированием выявлялись временные рубежи ( формирования и развития каждого стратиграфического подразделения, как в разрезе самого памятника, так и в разрезах геологических тел, окружающих Большой Якорь. В настоящее время предлагаемая в работе хронологическая шкала поздиечетвертичных отложений обеспечена более чем 100 радиоуглеродными датировками. Здесь необходимо отметить огромную роль Лаборатории естественных методов Геологического института Российской Академии наук под руководством Л.Д.Сулержицкого и
38 Лаборатории геологии и палеоклиматологии кайнозоя Института Геологии СО РАН под руководством Л.А.Орловой. Отдельной темой в исследовании, направленном на более широкое изучение региона Байкало-Патомского нагорья, следует выделить работу по выявлению границ и возраста древних ледников, которые окружали непосредственно район обитания человека в устье Большого Якоря. В итоге это привело к созданию периодизации позднечетвертичных рыхлых отложений нагорья.
Участок долины Витима от точки примерно в 4-х км ниже устья р. Мамакан до устья р. Бодайбо, на котором выявлено 19 археологических местонахождений, был выделен и описан нами, как отдельный гео археологический микрорайон («Мамаканский геоархеологический микрорайон») (Белоусов и др., 1997), которому присвоен статус геоархеологического субрайона (рис, 1,2). На территории Мамаканского геоархеологического микрорайона на сегодняшний день выявлены следующие археологические памятники (сверху вниз по течению Витима): Бодайбо, Бисяга, Кожзавод, Авдеиха I, Угольный причал, Колобовщина I, Инвалидный Ї-ІІІ, Мамакан I-V, Большой Якорь I-II, Коврижка І-Ш (рис.2).
На данном участке долины Витима археологические местонахождения в совокупности дают: 1) серию стратотипов археологических остатков, погребённых в различных по генезису отложениях финального плейстоцена -голоцена; 2) остатки материальной культуры, наиболее полно для Байкало-Патомского нагорья характеризующие эволюцию форм и типов древних производств на временном протяжении человеческой истории от финала палеолита до раннего железного веков, Исследования, проведённые нами на данном участке территории, позволяют говорить и о единстве механизмов формирования морфоскульптуры данного района.
Модель палеоэкологической ситуации в Байкало-Патомском нагорье
Основу нашей модели палеоэкологической ситуации составили результаты изучения костных остатков из материалов Большого Якоря и сопредельных археологических объектов - Коврижка-П, Мамакан-П и Инвалидный-Ш. Такой акцент был обусловлен пониманием того обстоятельства, что природная среда для древнего человека (да и для современного тоже) была, прежде всего, поставщиком необходимых ресурсов и, в первую очередь, пищевого, и необходимых материалов (камня, кости, кожи и шкур). Изучение костных остатков - зооархеологических материалов и изделий из кости, ведет нас к развитию всех трех основных предметных областей археологического знания - палеоэкологической, деятельностной (палеокультурной) и геоархеологической (тафономической). В фокусе нашего внимания будет первая область знаний. Видовое определение костных остатков позволяет нам судить о климатической и ландшафтной обстановке и соответствующем сообществе животного мира, трофических цепях, ландшафтной поясной вариабельности в горной стране, современных древнему человеку, поскольку речь идёт об остатках охотничьей добычи. Костные остатки грызунов, обнаруженные в культурных горизонтах, являются, в свою очередь, контрастными индикаторами микроландшафтной специфики ближайшего окружения стоянки, маркерами отдельных специфических характеристик общеклиматических обстановок. Более того, определение по ростовым структурам зубов млекопитающих сезона их гибели ведёт к выявлению сезонных факторов в жизни древних человеческих сообществ, сезонных циклов в охотничьей деятельности человека. Забегая вперёд, следует подчеркнуть, что данные характеристики невозможно получить иным способом, кроме как из зооархеологических материалов. В свою очередь, эти характеристики способны привести нас к совершенно иному пониманию принципов формирования культурных остатков, механизмов расщепления камня и охотничьих стратегий. В свою очередь, знания об этологии отдельных видов, включённости их в симбиотические цепи, ландшафтное предпочтение позволяют делать суждения об общем составе животного мира на данной территории в исследуемый хронологический период. Это вытекает из сущности костных остатков, происходящих из культурных образований, поскольку представленные на археологическом памятнике виды (количество и видовой состав) зависят от специализации охотничьих коллективов, сезонности, культурных норм и традиций, и от массы других случайных факторов. То есть раскопанные видовые выборки видов млекопитающих всегда искусственны. Интеграция этих знаний в единую интерпретационную картину имеет своей задачей общее представление экологической ситуации обитания человека. Она должна быть также дополнена материалами палеорельефных реконструкций, споро-пыльцевых и дендроиндикационных исследований, но роль палеонтологических материалов здесь представляется основной. В будущем, несомненно, важнейшие данные по экологии в микровременном режиме может представить зарождающееся в последнее время новое направление в зоологии -дентоиндикация.
Рассмотрим эксплуатацию биоресурсов по трём составляющим её компонентам.
А. Эксплуатация биоресурсов, ориентированная на удовлетворение пищевых энергетических потребностей, т.е. промысел. Ориентация промысла на определенные виды животных, либо на их комплекс, сезонная и ландшафтная специфика промысловой сферы деятельности характеризуются нами как пищевые адаптационные стратегии. Помимо палеонтологических материалов эта сфера промысловой деятельности характеризуется в археологических остатках набором промысловых орудий, значительная часть которых - изделия из кости и составные орудия, конструктивные элементы которых также сделаны из кости. Сфера потребления, в свою очередь, фиксируется в способах и орудиях пищевого расщепления кости, в применении очагов и в приготовлении пищи, орудиях и способах разделки туш для дальнейшего потребления ее частей, либо их последующей транспортировки.
Эксплуатация биоресурсов, ориентированная на удовлетворение энергосберегающих потребностей - промысел. Как самостоятельный вид промысловой деятельности нами выделяется пушная охота, представленная костными остатками пушных животных, которые сами по себе мало пригодны к пищевому употреблению, трудоемки в добыче, и сопровождаемая соответствующим охотничьим инвентарем. В каком-то спектре случаев удовлетворение потребностей в одежде, покрытии жилищ могло и не найти выражения в особом специфическом виде промысловой деятельности. Обычно повсеместно отмечается, что охотничья добыча после соответствующей разделки шла на удовлетворение не только пищевых, но и энергосберегающих, топливных и инструментальных потребностей в орудиях. В сфере потребления этот вид деятельности может быть представлен, например, орудиями по обработке шкур (скребками, иглами и др.).
В. Эксплуатация биоресурсов, ориентированная на удовлетворение инструментальных потребностей, в орудиях. Как вид внутристояночиой деятельности в сфере потребления - утилизации костного материала данный вид представлен исходными материалами (заготовками и преформами), готовыми костяными или составными орудиями, их обломками, фрагментами кости со следами обработки и каменными орудиями по их изготовлению (резцами и др.). Таким образом, вся сумма наших знаний о деятельности, связанной с освоением зооресурсов занимаемой человеком экологической ниши определяет функциональную и сезонную специфику стоянки. В первую очередь, в важнейшей сфере жизнеобеспечения - пищевом обеспечении и отсюда в хозяйственном цикле в целом.
некоторые методические основания в подходе к шганиграфическому исследованию
Приступая к анализу планиграфии культурных горизонтов, мы исходили из следующих представлений о природе формирования пространства стоянки: 1. В анализе планиграфии культурных горизонтов мы должны ставить задачи определения специфики образования а) стоянки, как искусственного пространства жизнедеятельности, б) культурного слоя, как механического результата проецирования на «дневную поверхность» остатков одной или нескольких деятельностных ситуаций (аналог этапа танатоценоза в тафономии (Ефремов, 1950) или предепозиция по Л.С.Клейну (1978), в) культуросодержащего геологического слоя как результата развития антропогенных и седиментационных процессов (Воробьева, Медведев, 1984:
1 Медведев, Несмеянов, 1988). При этом главными в нашем представлении являются палеопроцессы деятельности, формировавшие стоянку и именно этим задающие археологическую специфику объекта.
2. Среди всей совокупности деятельности, осуществленной на стоянке (в пространстве), мы различаем акты деятельности, направленные на искусственную организацию обитаемого (жилого) пространства и все иные акты, протекаемые в этом пространстве и использующие его. Первые преднамеренно (позитивно) формируют территорию стоянки, вторые -непреднамеренно (негативно). В сумме они задают искусственную структуру пространства (структурируют пространство).
3. Позитивными элементами структуры стоянки могут быть, например, жилища, очаги, наковальни, вымостки, хозяйственные ямы и другие сооружения. Их назначение (функция) состоит в «стягивании» на себя отдельных видов деятельности (например, расщепление камня на наковальне) или орудия, задействованные в различных видах деятельности, не связанных с организацией множества видов деятельности (например, огонь очага дает тепло, свет и дым, создавая в целом комфортные условия для существования человека). Негативными элементами структуры пространства стоянки являются культурные остатки - исходные материалы, отходы, каменные и костяные пространства: приготовление пищи, обработка шкур, дерева и др.
4. Исходя из логики, мы полагаем, что суть пространственных взаимоотношений между позитивами и негативами структуры стоянки состоит в том, что вторые так или иначе «приурочены» к первым, поскольку человек проживал под крышей жилища, у стен жилища, у теплого очага, работал у наковальни, двигался от очага к жилищу и т.п. При этом пространственное поведение человека ориентировано (сфокусировано) как на специализированный позитивный объект (элемент), так и на всю структуру пространства. Проецирование артефактов - негативных элементов в «открытой позитивной зоне» зависит от проксемических факторов удаления/приближения человека к объекту-позитиву. Такими факторами являются психо-физические характеристики человека, различия социальных статусов между обитателями, функциональные характеристики объекта-позитива, особенности видов деятельности (стоя, сидя, «чистые», «грязные» виды деятельности и др.). В «закрытой позитивной зоне» на указанные факторы налагается лимитирующее воздействие «стен жилища». Некоторые виды деятельности, такие как первичная выделка шкур, разделка туш животных, требующая для себя большего пространства, внутри жилища невозможны. Подтверждение этому, мы можем обнаружить в структурировании жилого пространства, принятого у таких народов как эвенки, буряты и др. (Сирина, 2002).
5. Естественно, что не все позитивные элементы пространства были организованы единовременно, одним актом деятельности. Мы представляем себе процесс формирования структуры стоянки разорванным во времени на чередующиеся и повторяющиеся акты такой организации и периоды пользования созданным пространством. Развитие процесса позитивной организации стоянки идет по линиям усложнения структуры, появлением новых объектов, модернизации и переоформления, уборки территории от мусора и ненужных позитивных элементов. В этом смысле прав был Л.Бинфорд (Binford 1989), когда критиковал М.Шиффера за непонимание того, что уборка мусора, очистка территории есть столь же важный эпизод поведения, как и прочие, и нельзя относиться к нему как к фактору, лимитирующему археологическое познание. Задача исследования отсюда должна состоять в определении динамики разворачивания деятельности на стоянке -организации ее пространственной структуры.
Применительно к нашей исследовательской ситуации это означает, в частности, вопрос, какова последовательность и иерархия в организации жилищ, очагов, наковален, каменных вымосток. С этой точки зрения цельные, «нерасклеенные» картины планиграфического описания могут быть только стартовыми исходными данными для начала анализа.
анализ планиграфяи и изделий из камня и кости
А культурный горизонт приурочен к подошве черного - темно-серого гумусированного суглинка мощностью до 20 - 25 см с внутренней градационной слоистостью погребенной пойменной почвы. Подошва прослоя слегка оглеена и имеет серо-сизый цвет, Глубина ее залегания 1,32-1,42 м. По углю из очага 1 получена 14С дата - 10320±150 л.н. (ИМСОАЫ-968) (уголь из очага 1) и 10070+540 (ЛЕ-4173А)(табл.1). К сожалению, из очага не была получена дата в лаборатории Геологического института РАН, и эти две датировки выглядят «вываливающимися» из стройной хронологической колонки памятника, выполненной в ГИНе. Данное обстоятельство мы относим на методические и аппаратные особенности лабораторий, в которых они были получены (Лаборатория Института мерзлотоведения ЯФ СО АН СССР [В.Я. Костюкевич, Якутск] и лаборатория естественных методов ЛОИА АН СССР [Г.И.Зайцева, Ленинград]). Данные датировки представляются нам не соответствующими календарному возрасту и не принимаются во внимание. Как уже упоминалось, мы ориентируемся на датировки радиоуглеродной шкалы, полученной в ГИНе Л.Д.Сулержицким.
В северо-восточной части раскопа (пикет II) был выявлен очаг с каменной кольцевой обкладкой. Очаг имел овальную форму, вытянутую с СЗ на ЮВ, размерами 1,3 х 1,0 м. Обкладка состояла из 13 плит углистого сланца и окатанных валунов кварца и гранита, выложенных кольцом по периметру очага, причем зольное пятно было шире и распространялось за пределы кольца (рис.19). Пятно прокала и линза пепла локализованы в пределах кольца обкладки, Культурные остатки этого комплекса представлены компактным скоплением к востоку от края очага и более разреженными и рассеянными находками к северу, западу и югу от него, на удалении от 0,1 до 2 м. Скопление состоит из отходов расщепления и фрагментов костей плохой сохранности от нижней части конечности крупного млекопитающего. Аппликационная сборка позволяет предположить их принадлежность к одной особи. В 1,0 м к юго-западу от очага найдена палитра - уплощенный каменный окатанный валуи песчаника в виде подпрямоугольной плитки со следами растирания охры в центре на одной из плоских поверхностей. В северо-западной части (пикет Д) обнаружено неясное, размытое углистое пятно с окатанным валуном в центре. Возможно, оно является остатком еще одного кострища.
Единственный очажный комплекс 4А к.г. отнесен к типу I очагов открытой позитивной зоны. Немногочисленность негативов (негативных элементов структуры стоянки) - костных и каменных отбросов -свидетельствует о кратковременности деятельностной ситуации и хозяйственной нагрузки. Аппликация костных фрагментов позволяет говорить, что найденные, утилизованные здесь кости принадлежали к одной особи крупного млекопитающего.
К инвентарю (орудиям, активно функционировавшим предметам) 4А культурного горизонта мы относим плитку со следами растирания охры -палитру. «Палитра» представляет собой плоскую гальку субтрапециевидиой формы размерами16х12хЗ см, Плоская поверхность ее с одной стороны в центре покрыта царапинами и пятнами красного цвета - следами растирания охры. Найдена она была в 1 метре к юго-востоку от очага в перевернутом состоянии - рабочей поверхностью книзу. Данный артефакт относится нами к предметам символической деятельности (рис.20).
Кулыурный горизонт 4Б
4Б к.г. залегает в подошве прослоя темно-серого - сизого легкого оглеенного суглинка на глубине 1,80-1,94 м, достигающего мощности до 25 см. Даты 4С - 11770+170 и 11970+170 л.н. (ГИН-6464а) получены по кости из слоя и углю из очага 1. В плане культурные остатки представлены мощным скоплением, протянувшимся с СЗ на ЮВ (пикеты Д, Б, А). Раскопанная его часть имеет размеры 8,3 х 4,1 м. В центре этого скопления находился очаг, возможно, с деформированной структурой, вытянутый с севера на юг, овальной формы, размерами 1,6 х 0,75 м (рис.21). С северо-западной, северо-восточной и южной стороны к нему примыкали 5 крупных отдельно лежащих каменных валунов. Еще 6 валунов, предположительно, наковален, лежало к западу -северо-западу от очага, по линии ЮЗ-СВ, перпендикулярно продольной оси скопления. Три крупных камня найдены к юго-востоку от очага и одна крупная каменная плита - в самой крайней юго-восточной точке скопления (пикет А). Все эти разрозненные каменные плиты находились в контексте с каменными и костными, культурными остатками, залегавшими на них, под ними и рядом с ними. Культурные остатки представлены отходами расщепления, костными остатками млекопитающих и птиц. Скопления костных остатков и продуктов каменного расщепления взаимоиалагаются за исключением юго-западной части, где преобладают отходы расщепления, и северо-восточной части, где костные остатки образуют локальные компактные скопления. К северу от последней (юго-восточной) наковальни тянулась вплоть до северной стенки раскопа серия из 18 тонких вытянутых следов древесного тлена, преимущественно ориентированных по линии ЮЗ-СВ.
Планиграфия 4Б к.г. определена нами как структура обширной кухонно-хозяйственной открытой зоны с очагом типа II в центре (рис.22). Костные остатки в значительной мере совпадают в своих границах с основной зоной скопления каменных остатков (рис.23). Исключения составляют юго-восточная часть хозяйственной зоны, где преобладают каменные артефакты, и северная часть скопления, где соотношение между каменными и костными остатками в пользу последних. На основании наличия единственного очага - позитивного элемента структуры - мы делаем вывод о принадлежности обширного скопления, сопоставимого по своим пространственным параметрам с 5, 6 и 7 к.г., к одной деятельностной ситуации. Позитивами 2-го порядка являются наковальни. Обращают на себя внимание 4 наковальни, образующие одну линию с ЮЗ на СВ, к северо-западу от очага. Подобную линию из 4 наковален мы находим также у очага 2 в 5 культурном горизонте.
