Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблема идеала: философско-эстетический аспект 23
Глава 2. Религиозный идеал как поиск возвышенного в искусстве и литературе 41
Глава 3. Гуманистический и революционный идеалы в критике и публицистике 20-х годов XX века 72
Глава 4. Художественное воплощение эстетического идеала в литературе (очерки, эссе, портреты, критические заметки) 107
Человек и человеческое в творчестве Максима Горького . 109
Неутоленная любовь Ивана Бунина 155
Историософия Максимилиана Волошина 179
Лирическое и революционное в поэзии Владимира Маяковского 208
Конфликт идеала и действительности в творчестве Андрея Платонова 232
Еще раз об эстетическом идеале в прозе А. Платонова 251
Философские иносказания Михаила Булгакова 261
Эстетические реальности Владимира Набокова 292
Заключение 306
Библиография
- Проблема идеала: философско-эстетический аспект
- Религиозный идеал как поиск возвышенного в искусстве и литературе
- Гуманистический и революционный идеалы в критике и публицистике 20-х годов XX века
- Человек и человеческое в творчестве Максима Горького
Введение к работе
С высоты XXI столетия мы невольно оглядываемся назад, на тот век, что остался позади, - век войн, революций и радикальных реформ. Как известно, XX век породил такие страшные трагедии, как фашизм, геноцид целых народов, незаконные репрессии времен культа личности, угрозу мировой ядерной войны. В то же время это век героического сопротивления людей злу и насилию, век высоких, порой утопических, идеалов и реальных поступков, спасающих человечество от саморазрушения и самоуничтожения.
XX век поднял человека к высотам космической эры, обогатил человечество величайшими открытиями в области науки, культуры и искусства, показал неисчерпаемые глубины человеческого разума, способного освободить людей от векового рабства и унижения, бедности и несправедливости. Одним словом, это был век великих идеалов и великих свершений.
Безусловно, все основные события этого столетия нашли свое отражение в художественной литературе. Представленная писателями дореволюционной эпохи, советского периода и русского зарубежья, она вобрала в себя все лучшее, что создала мировая литература прошлых столетий. Эта литература, о чем можно говорить с полной уверенностью, была не менее интересной и значительной, чем классическая литература XIX века.
Историческая значимость литературы во многом определяется ее способностью выразить дух своего времени, раскрыть наиболее острые проблемы современности. Так XIX век, стремившийся осуществить идеалы французской революции, был одновременно веком крушения этих идеалов, что нашло отражение в литературе критического реализма с ее поисками смысла жизни, добра и зла, неприятием культа наживы, государственного насилия и революционного бесовства. Многие из этих проблем достались в наследство двадцатому веку, в котором российская интеллигенция пыталась по-своему ответить на вопросы «что делать?» и «как жить дальше?». Отвечая на них, одни выбирали путь, связанный с революцией, другие возлагали надежду на постепенное преобразование общества, на его естественное развитие, третьи отдавали предпочтение традиционному консерватизму, абсолютизировавшему триаду: самодержавие, православие, народность.
Проблема идеала является ключевой для всей истории русской литературы. Нет ни одного крупного произведения, которое не ставило бы вопросов об идеальном герое, об истине, добре и красоте.
Эти вечные вопросы, оставаясь вопросами, приобретали каждый раз новую форму. Для этого достаточно вспомнить религиозные искания в творчестве Вл. Соловьева, Толстого и Достоевского, поиски смысла жизни у Чехова и Бунина, социалистические идеалы Горького, Маяковского, Платонова, противостояние тоталитарным идеям, отстаивание свободы личности в творчестве Набокова, Булгакова, Волошина, Пастернака, исследование человеческих характеров в условиях войны у Бондарева, Астафьева, Распутина и многих других писателей, проблемы современной жизни и место в ней простого человека в прозе Айтматова, Шукшина. Основным пафосом русской литературы всегда, как пишет Виктор Ерофеев, было «спасение человека и человечества»1. Правда, дальше он замечает, что с этой неподъемной задачей «русская литература блестяще не справилась» и именно этим обеспечила себе мировой успех. На наш взгляд, это, по меньшей мере, явное публицистическое преувеличение. Проблема идеала в общественной жизни и искусстве всегда выходила на первый план, особенно в переломные эпохи исторического развития России. Так было в период великих реформ XIX в., связанных с отменой крепостного права, когда рушились традиции патриархальной жизни, так было в период революционных преобразований действительности в начале XX века.
Мы являемся свидетелями аналогичных катаклизмов конца XX - начала XXI столетия, когда на смену авторитарному социализму пришла эпоха торжества не только демократии, но и неолиберальных идей, этнических конфликтов и античеловеческих акций глобального терроризма. Мы видим, как эти явления сопровождаются крушением традиционных идеалов, деидеологизацией общественного развития, глубокими сомнениями в основных нравственно-эстетических ценностях, прежнем понимании смысла жизни
Новейшая эстетика постмодернизма наиболее полно выражает это смятение умов, утрату идеалов и ценностных ориентиров. В рамках ее представлений всё равно: искание Бога и его отрицание, отказ от гуманистических идеалов, возрождение идеалов тоталитарного общества и тяга к духовности и свободе личности, признание общечеловеческих моральных ценностей и их циничное игнорирование. Как известно, постмодернистское «гибридное поле» включает в себя на равных вещь и человека, прогресс и регресс, гуманизм и античеловечность, добро и зло, любовь и секс. «Переведя на язык библейских терминов ту ожесточенную борьбу постмодернистов против «различения добра и зла, истины и лжи» (в чем, как замечательно сказал Вл.Соловьев, «заключается весь интерес человеческой жизни»), можно заметить, что если первое грехопадение связано с вкушением от плода «познания добра и зла», то второе, нынешнее - от плода противознания добра и зла», - пишет Р. Гальцева в статье «Второе крушение гуманизма»1.
Но любое историческое безвременье не может быть бесконечным, оно проходит, и люди, пресытившись псевдоценностями массовой культуры, «цветами зла», ощущают потребность возврата к подлинным ценностям культуры, нравственным, гуманистическим устоям жизни.
В начале XXI века есть все основания говорить, что на смену деидеологизации идет реидеологизация всех сфер общественной жизни: политики, философии, культуры, искусства. На этом витке развития общества вновь возникает необходимость понять смысл современной истории и человеческой жизни, общественных, эстетических и нравственных идеалов. Значительную роль в этом процессе может сыграть отечественная литература, критика и публицистика.
Мировой успех и признание нашей литературе принесло ее неравнодушие к человеческим судьбам и призыв думать о человеке. «Русская литература «от начала» чревата исканиями идеалов, которые бы отличались истинностью и обладали свойством оправдать мир и жизнь в нем; оправдать страдание и «все и вся» образовать - в соответствии с найденным идеальным образом («образцом»)»,- говорил в своей лекции, посвященной современной русской литературе, известный евразиец К.А.Чхеидзе1. И с этим нельзя не согласиться.
Это непосредственно относится к литературе 20-х годов, становление которой во многом определялось идеалом создания бесклассового социалистического общества и соответствующей ему общечеловеческой культуры. Понятно, что такая литература, вопреки некоторым распространенным взглядам о ее сугубо узкоклассовом пролетарском характере, несла в себе также и многие черты общечеловеческого гуманистического идеала.
Как известно, в 30-е годы в результате так называемой революции «сверху» произошло не только изменение атмосферы в партии и стране, но и, как тогда говорилось, началось «выправление литературного фронта», что, по мнению Е.Добренко, востребовало адептов леворадикальной идеи «чистоты пролетарской культуры» . С этого времени постепенно начинает исчезать свобода творчества и равноправие литературных объединений, в стране возникает жесткий порядок, дающий право «неистовым ревнителям» навязывать художественной интеллигенции свои, по сути дела тоталитарные, идеалы и ценности. В итоге на долгие годы из памяти людей вычеркиваются имена и произведения выдающихся писателей и поэтов 20-х годов, не говоря уже о тех писателях и публицистах, кто вынужденно оказался за рубежом.
Лишь во времена «оттепели», и особенно в условиях перестройки, достижения литературы и критики 20-х годов становятся снова достоянием историков, критиков и литературоведов, которые начинают их вновь активно обсуждать.
Сегодня, на наш взгляд, характерны две противоположные точки зрения на литературный процесс и литературное наследие 20-х годов. Одна рассматривает это наследие как своеобразную разновидность господствующей тоталитарной культуры советского общества, другая, напротив, оценивает его как проявление подлинно гуманистических идеалов социализма. Сознавая определенную односторонность таких подходов и оценок, автор настоящего исследования стремился максимально объективно подходить к анализу литературных исканий того периода, руководствуясь старой и вечно новой заповедью беспристрастного исследователя: истина всегда конкретна. Забвение этой истины и попытки подогнать имеющиеся факты под априорно созданные концепции всегда приводили и приводят исследователя к определенному «сопротивлению литературного материала»2.
Сопротивление материала обнаруживается с неизбежностью там, где объективность исследования подменяется субъективистскими схемами. Особенно это недопустимо при анализе творчества писателей, которые поднимают сложные мировоззренческие вопросы.
Что есть истина и правда? Какова цена революции? Какое будущее ожидает людей? Именно об этом пишут Горький, Блок, Бунин, Платонов и др. Как надо жить? Бороться или терпеть, ненавидеть или сострадать? Об этом спорят герои их произведений, размышляют в своем творчестве Максимилиан Волошин, Владимир Набоков и Михаил Булгаков. Нравственная ответственность человека за свои дела, поступки и мысли - вот одна из главных тем творческих исканий этих писателей.
Вместе с русскими писателями на эти вопросы пытается ответить и автор диссертации, анализирующий и размышляющий над проблемой идеала в русской философии, литературе, критике и публицистике того времени.
Сказанное выше обусловливает актуальность данного диссертационного исследования, которое посвящено проблеме идеала в русской литературе, критике и публицистике первой половины XX века. Именно эта переломная эпоха в истории нашей страны с ее противоречиями, крушением одних и утверждением других идеалов наиболее созвучна современности. Она наглядно показывает значение и роль идеала в жизни человека и художественном творчестве.
Актуальность диссертации определяется также недостаточной теоретической разработкой философско-эстетической категории «идеал» применительно к литературе и публицистике. В современном литературоведении нет глубоких и всесторонних исследований, посвященных анализу и отражению в художественном творчестве как общего понятия «идеал», так и его различных видов: религиозного, гуманистического, революционного.
Конечно, сама по себе, проблема идеала всегда привлекала внимание литературоведов, но их интерес часто сводился к исследованию лишь эстетической стороны, что делало эти исследования односторонними. Однако идеал обладает интеллектуальным и нравственным началами, которые проявляются в различных сферах общественной жизни, образовании, науке, религии и искусстве.
Что касается общего понятия «идеал», то оно исследуется в научной литературе преимущественно философами. В. М. Муриан, ссылаясь на Р.Эйкена, который занимался историей философской терминологии, выделяет четыре фазы становления и развития этого понятия. По его мнению, идеал восходит к греческому слову «идея», которое затем эволюционирует, обретая более богатое содержание. В Новое время появляется собственно понятие «идеал», характерное для французской и немецкой культуры (Руссо, Дидро, Вольтер, Кант, Гегель, Баумгартен и др.). Большое внимание проблеме идеала в искусстве уделяли выдающиеся русские критики XIX в. В.Белинский и Н.Чернышевский, которые наиболее полно показали соотношение искусства и действительности, идеала и жизни. Белинский писал: «Идеалы скрываются в действительности; они - не произвольная игра фантазии, не выдумки, не мечты; и в то же время идеал - не слепок с действительности, а угаданная умом и воспроизведенная фантазиею возможность того или другого явления»1.
Понимание эстетического идеала, разработанное Белинским и Чернышевским, стало характерным для всей русской литературной критики, независимо от того, к какому крылу (демократическому или консервативному) она принадлежала. Вл.Соловьев в статье «Первый шаг к положительной эстетике» анализирует взгляды Чернышевского на искусство и соглашается с ним в том, что «существующее искусство есть лишь слабый суррогат действительности», что «красота в природе имеет объективную реальность». «Только на основании этих истин... возможна будет дальнейшая, по его мнению, плодотворная работа в области эстетики, которая должна связать художественное творчество с высшими целями человеческой жизни»2.
Эстетические традиции XIX века нашли свое органическое продолжение в философской литературе, публицистике и критике начала XX века, где в отношении к идеалу можно выделить три интересующих нас направления: религиозное, гуманистическое и революционное.
Основанием данной классификации является не некий абстрактный или формальный критерий, а содержание переломной эпохи и отражающего ее процесса, в котором переплелись религиозные искания интеллигенции, желание найти гуманистическую альтернативу отчужденному миру, унижающему и оскорбляющему человеческую личность, революционное стремление переделать этот мир.
К религиозному идеалу мы относим все, что связано с идеей высшего совершенства или Бога, гуманистический идеал связан с совершенством человека, его нравственности и свободы творчества. Что касается революционного идеала, то он определяется революционной эпохой, когда возникает историческая необходимость изменения общества. Конечно, революционность сама по себе не имеет позитивного начала, если не показана ее конечная цель - идеал будущего общества, под которым в данном случае понимается идеал социализма.
В нашем исследовании показано, что революционный и социалистический идеалы могут отождествляться, хотя полного совпадения здесь не может быть, как не может переходная эпоха отождествляться с развитым обществом.
Проблема идеала поднимается в творчестве таких русских религиозных мыслителей, как Вл.Соловьев, Н.Федоров, П.Флоренский, Н.Лосский, С.Франк, И.Ильин, Б.Вышеславцев, С.Булгакова, Н.Бердяев и др. Для них наиболее характерно понимание идеала как высшего или божественного начала бытия, имеющего в себе три ипостаси: истина, добро и красота. Искусство они рассматривают как образное воплощение идеала. Так, И.Ильин по этому поводу пишет, обращаясь к художнику: «Будь верен законам эстетической материи.
Эти законы ты должен знать и соблюдать, а материей ты должен владеть вполне. Только тогда ты сумеешь точно и совершенно приспособить материю твоего произведения к требованиям эстетического образа и художественного предмета. Только тогда будет светиться и сиять идеал как «первообраз предмета» .
Гуманистические и революционные традиции в понимании идеала и его отражении в искусстве наиболее характерны для работ А.Блока, В.Брюсова, М.Горького, П.Кропоткина, А.Луначарского, В.Ленина, Л.Троцкого, А.Воронского и др.
Роль идеала в литературе, на наш взгляд, хорошо выразил П.Кропоткин: «... лучшие умы страны прибегали к поэме, повести, сатире или литературной критике как к средствам для выражения своих воззрений на национальную жизнь, своих нужд и своих идеалов». Художественное произведение, - считал он, - «неизбежно носит личный характер; как бы ни старался автор, но его симпатии отразятся на его творчестве, и он будет идеализировать то, что совпадает с его симпатиями»3. Не только идеологи, но это чувствовали и сами художники. О зависимости творчества от идеала и мировоззрения художника в своем дневнике пишет М.Булгаков: «Литература теперь трудное дело. Мне с моими взглядами, волей-неволей выливающимися в произведениях, трудно печататься и жить»4.
Проблема идеала в литературе и искусстве была предметом острой полемики различных школ и направлений в 20-е гг., о чем в своих работах писали Г.Белая , Е.Добренко , С.Шешуков и др. Так, С.Шешуков в своей книге «Неистовые ревнители» подчеркивал: «В обоюдоострых схватках выяснялись позиции спорящих, обнаруживались их сильные и слабые стороны»4.
Стремясь сохранять свое влияние на художественную интеллигенцию, власть в первые послереволюционные годы давала определенную свободу художественному творчеству, привлекая к себе «попутчиков» и критикуя леваческие перегибы многих пролетарских поэтов и писателей. Наиболее наглядно такая политика нашла свое отражение в Резолюции ЦК партии 1925 года «О политике партии в области художественной литературы», в которой провозглашались относительно широкие свободы в области художественных форм и существования литературных объединений писателей и поэтов.
В 30-40-е годы проблема идеала как таковая исчезает из философско-эстетических и критических исследований в связи с тем, что идеал был отнесен к категориям идеалистической эстетики. В литературоведении он заменяется использованием таких понятий, как партийность, народность, классовость и сводится к различным интерпретациям метода социалистического реализма .
Возрождение интереса к проблеме идеала в литературе и искусстве связано с периодом «оттепели». В это время эстетическая мысль начинает трактовать идеал как «осмысление процессов самой жизни»6. В 60-е - 80-е гг. появляется достаточно большое количество исследований, посвященных проблеме эстетического идеала в литературе и искусстве . Одна из первых и значительных работ шестидесятых годов - «Эстетический идеал советской литературы» Н.Гея и В. Писку нова. Авторы говорят о том, что попытки осмыслить значение идеала в искусстве делались неоднократно, но ряд теоретических вопросов, таких, как отношение эстетического идеала к действительности, его генезиса, остается недостаточно исследованным. В своей работе Н.Гей и В. Пискунов пишут: «Одни считают, что идеал творится самой действительностью, другие склонны думать, что творцом идеала выступает художішк»2. По их мнению, было бы серьезным заблуждением подходить к идеалу в искусстве как к заданной категории, которую писатель должен проиллюстрировать художественными образами: «Идеал - результат познания и эстетического освоения действительности»3. Авторы исследования говорят об объединении эстетического и общественного идеалов, которое сопровождает сближение искусства и действительности: «Несколько утрируя мысль для наглядности, можно сказать следующее: если общественный идеал в известном смысле выявился и утвердился как определенная цель поступательного движения, если этический, нравственный идеал обыкновенно предстает в виде определенного нормативного представления о должном, то эстетический идеал на новой основе как бы заключает в себе и ту, и другую функцию: он выступает и как цель и как норма»1. При этом, по мнению авторов, целенаправленность и нормативность идеала объединены общим качеством прекрасного и выражаются в нем и через него. Интерес представляет работа В.И.Коровина «Эстетический идеал советского искусства». Давая определение эстетического идеала, В.Коровин пишет: «Эстетический идеал - это конкретно - историческое представление общества о личности, которая в результате исторического движения этого общества выступит в своем полном, цельном гармоническом и всестороннем развитии как прекрасная... Эстетический идеал влияет на характер изображения действительности и находит выражение в образе положительного героя, в эстетической оценке, в изображении прекрасного в предметах и явлениях, в пафосе художественного произведения, в резком отрицании определенных сторон жизни»2. Можно согласиться с В.И.Коровиным, что авторское отношение к миру определяется мировоззрением художника, его эстетическим идеалом. Кроме этого, считает ученый, роль эстетического идеала состоит также в том, что «он преобразует жизненное содержание в содержание искусства, придает конкретному факту обобщенно-идеальное значение, делает явление жизни явлением искусства» . Вместе с тем, даже в самых хороших работах сказывается идеологизация, которая является не столько виной авторов, сколько характеристикой времени. В некоторых работах при анализе художественного произведения происходит подмена общего понятия «идеал» его более конкретными формами проявления: эстетическим, нравственным или общественным. Следует согласиться с В.Мурианом, который считает, что в работах Н.Гея и В.Пискунова, А.Дремова и Ю.Борева идеал отождествляется с другими эстетическими категориями (прекрасное, высшая степень прекрасного, норма, образец и т.п.). В то же время, справедливо критикуя вышеназванных исследователей, он сам не избегает подобной ошибки, выводя эстетический идеал из идеала общественного: «Эстетический идеал - всегда конкретно-чувственный прообраз высшего совершенства личности и общества, их гармонических взаимоотношений.. .))1.
На наш взгляд, наиболее плодотворное изучение проблемы идеала, его сущности и роли в искусстве содержится в работах крупных отечественных философов и эстетиков Э.Ильенкова и М.Лившица . Им принадлежит заслуга проявления объективной природы идеала. Они опирались на традиции лучших представителей отечественной и зарубежной философско-эстетической мысли, в частности, Гегеля и Вл.Соловьева, которые считали, что идеал совпадает с понятием, сущностью предмета на его высшей стадии развития. Та же мысль у Чернышевского, цитирующего Гегеля: «...прекрасно то существо, в котором мы видим жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям...»3.
Для них идеал в сфере разума выступает как истина, в нравственной сфере - как добро, в эстетике - как прекрасное. В художественном творчестве идеал выступает как отражение совершенных явлений, выраженных в образно-чувственной форме. К сожалению, такое понимание идеала не всегда разделяется современными литературоведами и критиками, которые продолжают в анализе художественного творчества исходить из сугубо субъективной трактовки идеала, следуя кантианской традиции. Например, И.Ильинский утверждает: «Нет, не природа дала человеку идеал. Идеал создал сам человек, ибо ему свойственно стремление очищать действительность от недостатков, конструировать в сознании ее незамутненный образ» . Аналогичную точку зрения высказывает и Ф.Худушин, который считает, что «идеал обладает достоинством реальности, только субъективной»5. К сожалению, эта своеобразная неокантианская традиция присуща большинству исследователей так называемой ценностной теории идеала. Для них идеал является ценностью не потому, что он принадлежит действительности, жизни или объективно существующей духовной сфере, а потому, что выражает чисто субъективные личные взгляды художника.
Оригинальный пласт исследований идеала в русской философии и литературе связан с открытием в конце XX века ранее не публиковавшихся материалов русского зарубежья, в частности, евразийских источников, в которых были сохранены и развиты традиции русской религиозной мысли в изучении идеала. Большая заслуга здесь принадлежит таким исследователям, как С.Семенова, А.Гачева, О.Казнина1.
Автор в данной работе исследовал также научную литературу, близкую к проблеме идеала и связанную с философской, историософской, культурологической проблематикой современного художественного творчества. Исследование проблемы идеала в публицистике вызвало необходимость обратиться к работам по истории журналистики3.
Анализ литературы по проблеме идеала в его многообразных формах и видах дал возможность диссертанту сформулировать собственный аспект исследования, который обусловлен философско-эстетическим подходом к проблеме идеала, его отражения в мировоззрении и творчестве художника, публициста, критика.
В диссертации объектом исследования выступает философская и художественная литература, критика и публицистика первой половины XX века. Предметом исследования является процесс отражения в художественном творчестве, публицистике, журналистике и критике этого периода различных видов идеала - религиозного, гуманистического и революционного.
В ходе исследования в диссертации показано влияние идеалов и эстетических взглядов выдающихся религиозных философов XIX и XX веков на формирование и развитие литературы первой половины XX века, прослежена органическая связь идеалов и художественных традиций дореволюционного времени, новой революционной и постреволюционной эпохи.
Особое внимание в диссертации уделяется анализу гуманистического и эстетического идеала в творчестве А.Блока, В.Брюсова, М.Горького, других писателей и публицистов предреволюционного и пореволюционного времени, стоявших у истоков советской литературы.
Анализ произведений писателей с различными, порою противоположными, взглядами и убеждениями от И.Бунина и В.Набокова, не принявших революцию, до сознательно ее воспринявших В.Маяковского и А.Платонова, убеждает в том, что их сближает одна фундаментальная тема, характерная для всей русской классической литературы - тема человека и его духовных исканий.
Исходя из той значительной роли, которую играют в истории русской литературы XX века художественные произведения, критика, публицистика и журналистика 20-х годов, автор диссертации уделил данному времени особое внимание. Этот период радикальных революционных преобразований имел во многом демократический характер, позволяющий свободно развиваться различным литературным журналам, художественным школам и направлениям. Это было время первооткрытий, когда переосмысливался сам процесс художественного творчества, его природа, функции и средства. Оно резко отличалось не только от дореволюционного периода, но и от 30-х годов «своим политическим климатом, и культурным развитием, и эстетическим своеобразием»1.
Следует учитывать особенности той культурной политики, которая проводилась в 20-е годы правящей партией большевиков по отношению к интеллигенции. Поддерживая идеологически близкие литературные течения, она, тем не менее, придерживалась тактики поощрения альтернативных течений и объединений, не находящихся в прямой оппозиции к власти и оказавших значительное влияние на развитие советской эстетики и литературы.
Цель настоящей диссертации состоит в том, чтобы проанализировать роль и отражение идеала в мировоззрении писателей, художественной литературе, критике, журналистике и публицистике первой половины XX века.
Для достижения данной цели в работе поставлены следующие конкретные задачи:
- рассмотреть понятие «идеал», его природу и сущность в философско-эстетическом и историческом аспектах;
- дать классификацию различных видов идеала и показать их влияние на творчество писателей, публицистов и критиков разных (альтернативных) художественных школ и направлений дореволюционного и особенно пореволюционного времени;
-исследовать в связи с идеалом основные тенденции развития публицистики, журналистики и критики 20-х годов XX века и их влияние на литературный процесс;
- проанализировать особенности проявления эстетического идеала в творчестве таких своеобразных писателей, как М.Горький, И. Бунин, М.Волошин, В. Маяковский, А Платонов, М.Булгаков, В.Набоков.
Решение этих задач обусловливает новизну исследования.
Научная новизна диссертации определяется избранным теоретическим аспектом исследования.
Впервые применительно к литературе, критике и публицистике первой половины XX века исследованы сущность идеала как высшего совершенства явлений материальной, духовной и общественной жизни. Показано различие в понимании нравственно-эстетического идеала у В.Соловьева и И.Канта. Дано всестороннее определение общего понятия «идеал» и обоснована классификация таких его типов, как религиозный, гуманистический, революционный.
Проанализирован религиозный идеал таких известных русских философов, как В.Соловьев и Федоров. Прослежено влияние идеала В. Соловьева и его философии на творчество И.Бунина, А.Блока, А.Белого, Вяч. Иванова и М. Волошина. Проявлена органическая связь между идеалом практического бессмертия Н.Федорова и малоисследованными в этом отношении взглядами и произведениями А.Чехова, М.Горького, В. Маяковского и А.Платонова. Впервые с позиций идеала критически проанализированы религиозные и эстетические взгляды И. Ильина и Б.Вышеславцева. Показано значение их теории ценностей для литературы и искусства.
С позиций нравственности и идеала будущего дан анализ статей сборников «Вехи» и «Из глубины»; проведено сравнение взглядов Н.Бердяева, С.Булгакова и С.Франка, связанных с философской интерпретацией легенды о Великом инквизиторе Ф.Достоевского.
Через призму гуманистического и революционного идеалов проанализированы противоречия становления советской литературы, публицистики и критики 20-х годов. На материалах журналов «Пролетарская культура», «Красная новь», «Печать и революция», «На посту», «На литературном посту» и др. показано принципиальное различие двух основных тенденций (узкоклассовой и общегуманистической), проявившихся в советской эстетике, журналистике и критике того времени.
Анализ конкретных художественных произведений позволили выявить специфику эстетического идеала писателей: гуманистического идеала у М.Горького, идеала красоты у И. Бунина, историософского видения человечества и человека у М.Волошина, свободы творчества у М.Булгакова и В.Набокова, революционного и социалистического идеалов у В.Маяковского и А. Платонова. В диссертации, в частности, впервые исследован общечеловеческий характер социалистического идеала А.Платонова, раскрыто его противостояние нарождающимся тоталитарными тенденциями и явлениям советской действительности.
Методология и методика настоящего диссертационного исследования, определяются его междисциплинарным характером. Поставленная проблема рассмотрена с учетом современного литературоведческого, философско-эстетического, исторического и культурологического знания. В процессе работы использованы гносеологический, историко-культурный, сравнительно-исторический и концептуальный подходы. В теоретической части привлекаются труды отечественных и зарубежных ученых XIX-XX веков, принадлежащих к разным научным школам философии, эстетики, культурологии, истории литературы и критики (М.Бахтин, Н.Бердяев, А.Блок, Ю.Борев, В.Брюсов, С.Булгаков, А.Воронский, Б.Вышеславцев, И.Ильин, , В.Ленин, А.Лосев, А.Луначарский, Н.Лосский, Вл.Соловьев, Н.Федоров, С.Франк и др.) Исследование проведено также с учетом достижений современного отечественного литературоведения, публицистики и журналистики (В.Агеносов, Г.Белая, В.Березин, А.Газизова, Р.Гальцева, Н.Гей, М.Голубков, Ч.Гусейнов, Б.Есин, Я.Засурский, Л.Киселева, Н.Корниенко, И. Кузнецов, Б.Леонов, Ю.Мальцев, И. Минералова, Ю.Минералов, В. Пискунов, С.Семенова, Г.Солганик, Л.Спиридонова, Л.Трубина, М.Чудакова, ЕЛблоков и ДР-)
Исследование материала диссертации осуществлялось с опорой на историко-биографический, сравнительно-исторический, структурно типологический методы изучения; использовались приемы, необходимые при анализе текстов публицистики и критики.
Опора автора диссертации на принципы объективности и историзма в исследовании позволила оценивать литературные произведения не только по программным манифестам различных литературных направлений и школ, но и по конкретным результатам художественного творчества поэтов и писателей, по журнальным публикациям эстетиков и критиков первой половины XX века.
Итак, общеметодологический подход диссертации состоит в синтезе философских, эстетических и социальных составляющих идеала, который через посредство литературной критики и публицистики (журналистики) влияет на общество. В этом состоит и практическая значимость работы.
Ценность данной диссертации определяется также тем, что полученные в ней конкретные результаты могут быть использованы в практике преподавания литературы в вузе и школе, при разработке курсов лекций, спецкурсов и спецсеминаров на факультетах филологии и журналистики/ Материалы диссертации можно использовать в лекционных курсах по истории русской журналистики, публицистики и критики, эстетики и культурологии, а также в соответствующих учебниках и учебных пособиях.
Апробация работы. Материалы диссертации были представлены на межвузовских научных конференциях в МПГУ (2000-2005 г.г.), на международных конференциях в ИР ЛИ РАН (Пушкинский дом)- 1995г., ИМЛИ им. A.M. Горького РАН (к 100-летию А.Платонова) - 1999г., в Российской государственной библиотеке (2003 г.). По теме диссертации опубликованы монография, два учебных пособия и тридцать научных статьей.
Структура диссертации обусловлена темой, выбранным аспектом и предметом исследования. Диссертация состоит из Введения, четырех глав,
Заключения и списка литературы. Общий объем работы 328 стр. Библиография насчитывает 343 наименований.
Проблема идеала: философско-эстетический аспект
Как мы уже выше отмечали, цель данной работы выяснить роль и значение идеала в русской литературе, критике и публицистике первой половины XX века. Это потребовало определения таких понятий, как «эстетический идеал», «прекрасное» и т.п. Без уяснения этих категорий невозможен успешный анализ конкретных произведений художественной литературы: общее всегда является мостом к познанию конкретного.
С самой общей философской точки зрения, понятие «идеал» (от греч. «idea», франц. «ideal») означает первообраз или образец чего - либо. Идеал -это нечто возвышенное, благое и прекрасное. Представление об идеале обусловлено совершенными явлениями в природе, общественной и духовной жизни людей. Предмет или явление на высшей стадии своего развития начинает полностью совпадать с понятием этого предмета, его сущностью. Когда мы говорим о понятии предмета, мы имеем в виду его развитую или зрелую форму. Таким образом, идеал - это развитое, зрелое и потому совершенное явление в своем роде. В литературе и искусстве идеал выступает как образное представление художника об этих явлениях. Характерным признаком идеала является его всеобщность. С практической стороны он выступает как конечная цель стремления человека.
Данное понимание идеала, как правило, не вызывает дискуссий. Полемика начинается, когда обсуждается природа идеала, его происхождение, соотношение с действительностью и роль в обществе.
Какова природа идеала? Является ли он сугубо трансцендентным феноменом или присущ всему окружающему нас миру? Обладает ли он статусом объективности и всеобщности или носит только субъективный характер, свойственный индивидуальному человеческому сознанию?
По этим вопросам в философии, эстетике, литературе и литературной критике всегда была и идет острейшая полемика, обусловленная различными мировоззренческими позициями.
В этой связи представляет интерес полемика русского философа Вл.Соловьева с немецким философом И.Кантом, сохранившая актуальность и в наше время. По Канту, идеал - это «прообраз всех вещей, которые как несовершенные копии заимствуют из него материал для своих возможностей и, более или менее приближаясь к нему, всё же всегда бесконечно далеки от того, чтобы сравняться с ним»1.
Кант считал, что в реальной эмпирической действительности, в конечных и противоречивых склонностях людей нельзя найти всеобщее основание для нравственного идеала. Он полагал, что идеал как образ может быть представлен только в искусстве. В этом случае он выступает как прекрасное. Существуя априори в человеческой голове, идеал в качестве нравственной нормы определяет поведение человека. Человек должен следовать этой норме, хотя полностью реализовать ее он никогда не сможет. Сущностью учения Канта о нравственном законе, по определению Вл.Соловьева, является «всеобщая разумная идея добра, действующая на сознательную волю в форме безусловного долга или категорического императива... Говоря проще, человек может делать добро, помимо и вопреки корыстных соображений, ради самой идеи добра...». «Даже личность Богочеловека, прежде чем мы признаем ее за выражение нравственного идеала, должна быть сравнена с идеей нравственного совершенства... Но откуда у нас понятие о Боге, как высшем добре, если не из той идеи о нравственном совершенстве, которую разум составляет apriori и неразрывно связывает с понятием свободной или самозаконченной воли» . Излагая точку зрения Канта, Вл.Соловьев не согласен с этими положениями философа, считая, что понимание добра и нравственности у него носит субъективный характер, и в доказательство приводит известный пример из Библии, когда Авраам, чтобы показать свою приверженность Богу, принял решение заколоть и сжечь своего любимого сына. Авраам, считает Соловьев, хоть и отличался «величайшей нравственной восприимчивостью», но недостаточно понимал саму идею добра. Соловьев придерживается «диаметрально противоположной точки зрения», нежели Кант; он ставит «этический вопрос» в прямую зависимость от «вопроса метафизического», понимая под этим «бытие Божие» как высший идеал, определяющий нравственность.
Позднейшие последователи Канта в русской мысли доводят его субъективное понимание идеала до крайности. Так, русский философ П.И.Новгородцев считал, что «представить себе идеал достигнутым и конечным, значило бы отрицать бесконечную силу нравственного стремления...»1. Цели и идеалы, - писал С.Булгаков, - являющиеся в человеческом сознании просто мотивами, представляют в таком качестве лишь особый вид причинности - психологическую». Идеал, по его мнению, «дело индивидуальное», он считает, что нет и двух лиц с одинаковыми идеалами 2.
Последователь философии Вл.Соловьева в XX веке С. Франк, полагал, что подобные рассуждения ведут «к морализированию над общественной жизнью, причем правомерность этого морализирования остается под сомнением, «поскольку не выяснены...объективные основания абсолютной значимости данного нравственного идеала»3.
Религиозный идеал как поиск возвышенного в искусстве и литературе
Наиболее яркими выразителями религиозного идеала в русской эстетической мысли являются Вл. Соловьев, Н. Ф. Федоров, И. Ильин, Б. Вышеславцев, П. Флоренский и другие. Они оказали большое влияние на отечественное литературоведение, критику и художественное творчество многих писателей и поэтов XX века.
Свое понимание и значение искусства Вл. Соловьев раскрывает, прежде всего, в работах «Красота в природе» и «Общий смысл искусства». «Эстетика природы», - считает Соловьев, - дает «необходимые основания для философии искусства» . Он пишет: «Ясно, что красота в природе не есть выражение всякого содержания, а лишь содержание идеального, что она есть воплощение идеи» . Под идеей Соловьев понимает полную свободу составных частей в совершенном единстве целого, понимаемого как божественное начало. Он вычленяет три основные стороны общей идеи: абсолютно желанная есть добро; как мыслимое содержание - она есть истина; со стороны совершенства своего воплощения и реально ощутимая в чувственном бытии - есть красота. Таким образом, красота выступает одной из фаз триединой идеи, она есть ее (идеи) специальная эстетическая форма. «Только эта, последняя, отличает красоту от добра и истины, тогда как идеальная сущность у них одна и та же - достойное бытие или положительное всеединство, простор частного бытия в единстве всеобщего» .
Единство всеобщего может разрушаться, если разрастается одно из частных начал. «Ложью называем мы такую мысль, которая берет исключительно одну из частных сторон бытия». Соловьев считает, что зло в сфере нравственной, и ложь в сфере умственной определяют безобразие в сфере эстетической1. Однако, ощущать идею, - считает Соловьев, - можно только тогда, когда она осуществляется в материи, в природе. Степень воплощения идеи в материальном может быть различной: совершенной или менее совершенной, внутренней или внешней.
Соловьев выстраивает целую иерархию материальной красоты от непросветленной косной материи до лучезарного солнечного света, который охватывает в той или и иной степени всю природу, превращая последнюю в нечто привлекательное и яркое, полноценное и полноцветное. При этом он ссылается на любимых своих поэтов Фета и Тютчева, раскрывая через их стихотворения красоту неба, связанную с «образом деятельного торжества светлых сил» - солнцем, светом отраженным - «пассивная женственная красота лунной ночи» и красотой звездного неба, выраженной в наибольшей степени, потому что солнце и луна включают и освещаемый ими ландшафт, а при созерцании звездной ночи эстетическое впечатление всецело ограничивается самим небом»2.
Анализируя стихи Тютчева, Соловьев противопоставляет его оптимистический взгляд противоположному взгляду Шиллера.
Загрустя, повымерли долины, Взор нигде не встретит божества. Ах! От той живительной картины Только тень видна едва.
У Тютчева «важно и дорого то, что он не только чувствовал, но и мыслил, как поэт, - что он был убежден в объективной истине поэтического воззрения на природу. Как бы прямым ответом на шиллеровский похоронный гимн мнимо умершей природе служит стихотворение Тютчева:
Не то, что мните вы, природа -Не слепок, не бездушный лик: В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык1.
Для Соловьева очевидна роль эстетического фактора в развитии природного живого мира. Он считает, что в дарвиновской теории эволюции недостаточно учитывается роль красоты в борьбе за существование и продолжение рода . Обращаясь к общему эстетическому смыслу искусства, Соловьев прямо ставит вопрос, является ли искусство простым удвоением красоты в природе или оно нечто больше. Его не удовлетворяет мнение И. Тэна («Философия искусства»), что в искусстве художник видит типические черты, отвлекаясь от несущественного. Например, красота на картине более концентрированная, чем в природе. Не опровергая этого, Соловьев считает его аргумент несостоятельным в отношении, в частности, музыкального искусства. По его мнению, художник продолжает то, что начинается природой в разрешении эстетической задачи.
Человек с его разумным сознанием, - полагает Соловьев, - не только цель природного процесса, но и средство «для обратного, более глубокого и полного воздействия на природу со стороны идеального начала3. Говоря проще, человек не только отражает, но и преобразует действительность по законам красоты. Важность этого отмечает и А. Ф. Лосев у Соловьева, подчеркивая в его мысли «красота в искусстве есть результат воплощения идеи в материи» именно момент воплощения. В статье Соловьева «Общий смысл искусства» Лосев выделяет наиболее значимые тезисы: «...Красота нужна для исполнения добра в материальном мире, ибо только ею просветляется и укрощается недобрая тьма этого мира» или «Для своей настоящей реализации добро и истина должны стать творческою силою в субъекте, преобразующею, а не отражающею только действительность». Лосев на основании вышесказанного делает вывод, что, по Соловьеву, «искусство не есть ни отражение действительности, ни отражение идеала, но фактическое преображение человека и общества и, так сказать, фактическое преображение того и другого в идеал...» . Лосев прочитывает мысль Соловьева о преобразующем воздействии искусства, что отрицается многими современными критиками или воспринимается как раздражающее и отталкивающее в искусстве начало.
Эту проблему Соловьев решает и в статье «Первый шаг к положительной эстетике», посвященной анализу эстетических взглядов Чернышевского и размышлениям самого Соловьева об отношении искусства и действительности. Вступая в спор с представителями «чистого» искусства, Соловьев предостерегает от крайностей. Когда говорят о Пушкине, что он «жрец чистого искусства, прекрасной формы; поэзия не должна быть полезной, поэзия выше пользы!», - то такие слова, по мнению Соловьева, не отвечают правде. Поэзия Пушкина «приносила и приносит большую пользу, потому что совершенная красота ее формы усиливает действие того духа, который в ней воплощается, а дух этот - живой, благой и возвышенный...» .
Вл. Соловьев признает специфическую особенность искусства и тех средств, при помощи которых оно создается, но обязательным считает «подчинение его общим жизненным целям человечества». Заключение такого рода, как «пускай художник будет только художником, думает только об эстетически прекрасном, о красоте формы, пусть для него, кроме этой формы, не существует ничего важного на свете», Соловьев называет эстетическим сепаратизмом, что унижает, прежде всего, искусство.
Гуманистический и революционный идеалы в критике и публицистике 20-х годов XX века
Как известно, идея гуманизма (от лат. Humanus - человеческий, человечный) зародилась на исходе средневековья, что дало название великой одноименной эпохе.
Гуманистический идеал означает свободное и всестороннее развитие человеческой личности как высшего начала бытия, что является светской альтернативой религиозного понимания идеала. Один из самых глубоких критиков религии и христианства, в частности, немецкий философ Фейербах считал, что не Бог создал человека по образу и подобию, а человек создал Бога. В рамках гуманистического мировосприятия такие известные атрибуты Бога, как бесконечность, всемогущество, любовь, сострадание, добро, есть превращенные свойства человечества как целого. Христос как сын Божий является носителем возвышенного идеала потому, что он списан с веками выверенной общечеловеческой нравственности.
Обосновав своей критикой христианства по сути дела атеистическое мировоззрение, Фейербах оказал большое влияние на революционно-демократическую и социалистическую мысль Европы. Ученик Фейербаха К. Маркс считал, что человек это солнце, вокруг которого вращается весь остальной мир. В отличие от натурфилософских взглядов своего учителя он рассматривал человеческую личность как индивидуальное проявление общества и его культуры. Исходя из такого понимания человека, он формулировал свой идеал - идеал социализма - «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»1.
Революционные взгляды Маркса вытекали из несоответствия его идеала и той реальной действительности, которая проходила под знаком становления буржуазного общества со всеми его противоречиями, кризисами, человеческим отчуждением и т.д. Позднее последователи Маркса в эстетике и литературоведении будут по-разному оценивать его мировоззрение, выделяя из его учения то революционную, то гуманистическую сторону.
Под влиянием гуманистических идей, родившихся в Западной Европе, находились и русские революционные демократы Белинский, Герцен, Чернышевский и др. Их эстетический идеал был близок многим русским писателям-реалистам XIX века. Он «исходил от народа, опирался на народ, на историческую необходимость борьбы за осуществление его интересов, борьбы против всего, что этому мешало»1.
Впервые со всей остротой поставил проблему практического осуществления гуманистического общественного идеала Чернышевский, что получило характерное отражение в его романах «Что делать?» и «Пролог».
Нужно отметить, что, совпадая в критике реальной действительности российского общества, революционные демократы и религиозно ориентированные писатели (Соловьев, Достоевский, Толстой и др.) принципиально расходились в обосновании и в методах достижения своих идеалов. Полемизируя друг с другом, они часто проявляли крайности своих воззрений: религиозную утопию - с одной стороны и революционаризм - с Другой.
Особенно наглядно противоречия религиозного и революционного идеалов проявились после поражения революции 1905 года, что нашло свое отражение в острой журнальной полемике, связанной с выходом сборника статей о русской интеллигенции «Вехи». Среди его авторов - известные философы и литераторы Н.Бердяев, С.Булгаков, М.Гершензон, П.Струве, С.Франк и др. Главный вопрос, который ставился авторами «Вех», можно сформулировать так: каково значение революции для духовного развития общества и роль интеллигенции в этом развитии. Пафос выступления авторов сборника состоял в том, что идеалы, которые выдвигала революционная интеллигенция, были идеалами неистинными, ложными.
По мнению Н.Бердяева, русская интеллигенция некритически заимствовала западные идеи социализма. Ее «любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине». «Она шла, - писал Бердяев, - на соблазн великого инквизитора, который требовал отказа от истины во имя счастья людей»1. Ложно направленное человеколюбие, - считает Бердяев, - убивает боголюбие, так как любовь к истине, красоте, как и ко всякой абсолютной ценности, есть любовь к Божеству. Подлинная же любовь к человеку - это не жалость, которая унижает достоинство человека, а признание Божьего образа в каждом человеке.
С. Булгаков осуждал интеллигенцию за то, что она взяла на себя роль «Провидения относительно своей родины», стала в позицию героического вызова и борьбы, и это сделала своим идеалом. Булгаков приводит слова Достоевского из пушкинской речи: «Смирись, гордый человек, и, прежде всего, сломи свою гордость...». По его мнению, смирение - это свидетельство духовного развития, которое открывает в каждом человеке собственные несовершенства и удаленность от подлинного идеала. В поведении интеллигенции Булгаков видит две крайности - народопоклонничество и духовный аристократизм. Народопоклонничество происходит от народничества, от Герцена с его верой в социалистический дух русского народа, отсюда же вытекает и противоположное - высокомерное отношение к народу, который, якобы, нуждается в няньке .
М.Гершензон, обобщая суть статей в сборнике «Вехи», говорил, что общей платформой его авторов «является признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития».1 По его мнению, русская интеллигенция, исповедуя идею примата общественных форм перед духовными, привела Россию на ошибочный путь.
Авторы сборника «Вех», указывая на ошибочность революционных устремлений интеллигенции, фактически смирялись с существующими общественными порядками. Их призыв к религии как альтернативе революции вызвал широкий общественный резонанс. Российское общество как бы раскололось на две части: одни увидели в этом обращении к интеллигенции высшее откровение, которое свыше снизошло на авторов «Вех»; другие -предательство и отказ этих авторов от некогда исповедуемых ими революционно-демократических идеалов. По мнению В.Ленина, «Вехи» хороши тем, что вскрыли «весь дух действительной политики русских либералов», испугавшихся революции и народа. Поэтому им «ничего не остается, как кричать о «народопоклонничестве» демократов»2.
«Итоги полемики вокруг «Вех», - пишет в предисловии к современному их изданию историк В.Шелохаев, - оказались для авторов сборника обескураживающими. В поддержку их идей и политических оценок высказался идеолог черносотенства Антоний Волынский, испытавший в процессе чтения «Вех» в «своей душе праздник» и выразивший авторам признательность за «суворовскую правду» и «восторженное мужество». На защиту «Вех» встали газеты «Новое время» и «Слово», опубликовавшие на своих страницах «Открытое письмо авторам сборника «Вехи» Антония Волынского. В свою очередь, либеральная и особенно революционно-демократическая интеллигенция подвергла «Вехи» беспощадной критике»3.
Человек и человеческое в творчестве Максима Горького
Борис Пастернак назвал Горького величайшим выражением и оправданием эпохи. Судьба уготовила Горькому особое место и в литературе, и в общественной жизни. В своих произведениях писатель сумел показать противоречия прошлого и сложность нового времени, времени XX века, с одной стороны продолжившего классические традиции века ушедшего, с другой - отвергнувшего многие из них. Естественно, что все это происходило мучительно, противоречиво, и оптимизм, если он был, находился в ожидании свершения мечтаний об идеальном обществе. Горького называют мифотворцем, и это правда, если иметь в виду его мечту о творческом труде и свободном и гордом человеке. Но вместе с тем Горький - безусловный реалист, который «в своей суровой прозе подчеркнуто обнажал горькую правду современной русской жизни»1.
В начале XX века М. Горький имел необыкновенный успех, и не только в России, но и за рубежом. Его произведения переводились на многие языки мира. «Каждое появление Горького в публике возбуждало настоящую сенсацию; ему проходу не давали интервьюеры, его восторженно провожали и встречали на вокзалах, ему посылали с литературных вечеров телеграммы, его портреты и даже статуэтки появлялись во всевозможных видах», - пишет С. Венгеров в словаре Брокгауза и Эфрона. Горького сравнивали даже с Л.Н.Толстым, - такой славы не было ни у одного писателя.
Началом литературной деятельности Горького считается 1892 год, когда в тифлисской газете «Кавказ» был опубликован рассказ «Макар Чудра». Потом появляются в печати «Челкаш» и «Коновалов», «Мальва» и «Супруги Орловы» и другие рассказы - своеобразные «листки из биографии».
Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) родился в Нижнем Новгороде в 1868 году. «По своему происхождению, - считает Венгеров, -Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе. Апологет босячества вышел из вполне буржуазной среды»1. Отец его, Максим Савватиевич, столяр-краснодеревщик, умер, когда Горькому было три года, а через четыре года после смерти отца умирает и мать. Горький остается круглым сиротой и живет у деда по матери, Каширина, богатого красильщика. Это время своей жизни Горький описал в первой книге трилогии («Детство», «В людях», «Мои университеты»). С одиннадцати лет Горький вынужден был работать, так как дед его к этому времени разорился. Сначала его отдают в обувной магазин «мальчиком», а затем в ученики к родственнику - чертежнику. «Меня давит эта жизнь, нищая, скучная, вся в суете, ради еды, и я живу, как во сне. Иногда мне думается, надо убежать! Но стоит окаянная зима, по ночам воют вьюги, на чердаке возится ветер, трещат стропила, сжатые морозом, - куда убежишь?» («В людях»). Но в конце концов он все-таки сбегает от побоев и издевательств своих хозяев. Впереди ему предстоят бесконечные скитания и поиски работы, знакомства с разными людьми, многие их которых стали героями его произведений. Когда Горький работал посудомойщиком на пароходе, повар Смурый, относившийся к нему по-доброму, научил его читать, был его добровольным наставником. «...-Разница меж людьми в глупости, - учил Смурый. - Один умнее, другой - меньше, третий совсем дурак. А чтобы поумнеть, надо читать правильные книги, черную магию и что там ещё? Все книги надо читать, тогда найдёшь правильные...
Он постоянно внушал мне: Ты читай! Не поймешь книгу - семь раз прочитай, семь не поймешь -прочитай двенадцать... («В людях»).
В 1886 году Горький, возымев «свирепое желание учиться», едет в Казань, «предполагая, что науки желающим даром преподаются». «Оказалось, что оное не принято, вследствие чего, - пишет М. Горький в «Автобиографии», - я поступил в крендельное заведение, за 2 р. в месяц. Это - самая тяжкая работа из всех опробованных мною».
Нужно сказать, что казанский период вообще был трудным для Горького. Это и нужда, недоедание, и новые мысли, которые одолевают молодого человека, о социальных отношениях в обществе, о жизни бедных людей.
14 декабря 1887 года в казанской газете «Волжский вестник» появилась заметка, в которой говорилось, что нижегородский цеховой Алексей Максимов Пешков пытался застрелиться из револьвера. Рана была признана опасной. В предсмертной записке Горький писал: «В смерти моей прошу обвинить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце. Прилагаю при сем мой документ, специально для сего случая выправленный. Останки мои прошу вырезать и рассмотреть, какой черт сидел во мне за последнее время. Из приложенного документа видно, что я - А. Пешков, а из сей записки, надеюсь, ничего не видно. Нахожусь в здравом уме и полной памяти. А. Пешков. За доставленные хлопоты прошу извинить».
«Итак, даже в последний миг, - пишет автор книги «Горький без грима» В. Баранов, - прежде чем направить в сердце дуло старого револьвера, купленного по дешевке специально для этой цели на базаре, Алексей Пешков позволил себе роскошь иронической усмешки над тем, что происходит в этой странной, совсем не так, как надо, устроенной жизни. Жизни, порождающей «зубную боль» в совсем ещё молодом и крепком сердце, - не без помощи сочинителей вроде Генриха Гейне... И если б выстрел был более точен, никто бы в мире никогда не узнал, что покончил с жизнью не только Алексей Пешков, но что был убит человек феноменальной природной одарённости -писатель Максим Горький, автор гениальной пьесы «На дне»1.
С 1888 года Горький путешествует по России. Он пешком исходил весь юг, работая в портах и на каспийских промыслах. В Тифлисе Горький познакомился с политическим ссыльным Калюжным. «Очарованный его красочными рассказами об увиденном в бесчисленных скитаниях, Калюжный настойчиво советовал Горькому записать их в той простодушной манере, в которой он их рассказывал. Когда рассказ был написан, он же отнёс и напечатал его в местной газете», - пишет В. Набоков в статье «Максим Горький»2.
