Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Лысенко Артём Валерьевич

Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг.
<
Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг.
>

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Лысенко Артём Валерьевич. Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг. : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.01.10.- Москва, 2000.- 205 с.: ил. РГБ ОД, 61 01-10/609-4

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1.Особенности формирования идейной структуры газет русского Берлина 35

1.1. Зарождение берлинской русскоязычной прессы в первые послереволюционные годы 35

1.2. Начало поиска крупными эмигрантскими газетами Берлина новых идейных позиций 50

1.3. Возникновение в Берлине проболыпевистской русскоязычной газеты. «Новый мир» как образец идеологической четкости эмигрантского издания 55

1.4. Формирование концепций изданий, не участвующих в «большой» эмигрантской политике 64

1.5. Кронштадтский мятеж: первое испытание устойчивости идейной структуры русскоязычной прессы Берлина. Стилистические и жанровые особенности публикаций 69

Глава 2. Дипломатические успехи Советской России в осмыслении эмигрантскими газетами. Беженство как «Россия вне России» 82

2.1. Попытка переосмысления газетами большевизма и роли эмиграции в истории России. Формы и методы переоценки 85

2.2. Торговый договор России с Германией. Противоречивость положения эмигрантов 91

2.3. Трансформация образа России в русскоязычной прессе Берлина 1920-х гг. (период введения нэпа в России) 97

2.4. Усиление центростремительных тенденций в прессе эмиграции. Берлин как место появления новой разновидности русской культуры 108

Глава 3. Пресса русского Берлина и поворот общественных настроений эмиграции в сторону Советской России 115

3.1. Голод в России: повод для сотрудничества эмиграции с метрополией. «Новая тактика» П.Н.Милюкова в берлинской прессе. Поле мика «Голоса России» и «Руля» в период активной журналистской работы П.Н.Милюкова в Берлине 115

3.2. Жизнь в России сквозь призму публикаций под литературными рубриками эмигрантских газет. Участие писателей в политике эмиграции 140

Глава 4. Политика и литература: борьба за лидерство в прессе. Первые шаги в межлитературном общении 159

4.1. «Новая тактика», «Евразийство», «Сменовеховство» - попытки преодолеть двойственное положение эмиграции 159

4.2. Перестановки в русскоязычном информационном пространстве Германии накануне подписания Рапалльского договора 169

4.3. Смягчение тона советской пропаганды в Берлине. Первый литературный «мост» между Москвой и Берлином как путь к углублению раскола эмиграции. «Философский пароход»: открыты новые пути

для культурного диалога 176

Заключение 192

Список литературы 196

Введение к работе

Актуальность темы. XX столетие еще в первой его половине было названо столетием войн. Позднее появилось уточнение: столетие войн и их последствий. И.В.Гете, обосновывая свою концепцию мировой литературы, писал, что всеобщая мировая литература может, наконец, «возникнуть [...] из того, что все нации узнают, каковы отношения всех ко всем, и тогда каждая из них найдет у другой и нечто приемлемое и нечто отвергаемое...»1 На эту мысль, как и на саму его концепцию, ученые обратили особое внимание спустя почти сто лет после смерти Гете: первая мировая война создала предпосылки для возникновения мировой литературы. Это одно из парадоксальных последствий первой большой войны уходящего столетия. Существование значительной части русской литературы и тесно связанной с ней журналистики за рубежом и, в частности, в Германии - пример «узнавания нациями друг друга», которому в последние годы столетия уделялось особое внимание.

Десятилетиями культивировавшееся в СССР негативное представление о жизни русской эмиграции первой волны, ее прессе привело к неожиданному эффекту после рассекречивания большинства архивов, издания ранее запрещенных книг. В литературе недавнего времени можно найти много примеров, свидетельствующих о крене в другую сторону, — наивной идеализации намерений белоэмигрантов и их прессы. Эта идеализация, как и прежнее очернительство, мешают формированию точного представления о феномене русского Берлина.

О важности объективного подхода к этому периоду истории немец-кие ученые говорили еще в 1991 г. Карл Шлёгель, один из известных зару- 1 Гете И.В. Об искусстве. М.. 1975. С. 576. 2 SchlOgel К. Das "andere Rufiland". Zur Wiederentdeckung der Emigrationsgeschichte in der Sowjetunion IIGeyer D. (Hrsg.) Die Umwertung der sowjetischen Geschichte. Gettingen, 1991. S. 238-256. Цитаты из рус- бежных современных исследователей русской эмиграции, отмечал тогда, что новый взгляд на эмиграцию определяется не только многообразием новых фактов о ней. Важно прежде всего «воспринять эмиграцию и связанный с ней раскол России в первую очередь не как политическое, а как культурно-цивилизационное членение. При таком расширительном восприятии тесная политически направленная и зачастую инструментальная (техническая) оценка утратят свою силу как мера всех вещей» . Сложность воплощения такого подхода в том, что, например, журналистика эмиграции слишком тесно переплетена с политикой . Рассматривать газету вне ее общественной позиции значит оставить для себя лишь окольные пути для понимания ее стержневой линии, которая не существует вне отношений с другими газетами, вне настроений ее читателей, а самое главное - вне уникальной литературной среды русского Берлина.

К тем же последствиям приводит, разумеется, излишняя политизация эмиграции. Стало обычным приводить в этой связи книгу Л.К.Шкаренкова «Агония белой эмиграции», насыщенную фактами, но с политическими акцентами, не выдерживающими сегодня критики. В книге главные достижения эмиграции отводятся на второй план. «Уже названия сигналят нам, что речь идет о чем-то неизбежном: политическом, идейном, моральном и организационном «банкротстве», «крахе», «аго- ских источников, написанных по старой орфографии, приведены в соответствие с современными нормами правописания, в некоторых случаях с сохранением особенностей подлинника. Цитаты из не переведенных ранее на русский язык немецких источников приводятся в переводе автора 3 Ebenda. 4 Связь настолько тесна, что некоторые немецкие исследователи партийное дело эмиграции считают скорее интеллектуальным или культурным явлением, нежели политическим. (См. Schlogel К. Berlin: "Stiefinutter unter den russischen Studten."//Schl6gel K. (Hrsg). Der GroBe Exodus. Die russische Emigration und ihre Zentren 1917 bis 1941. Munchen, 1994. S. 248.) 5 Примечательно, что Гитлер, строго запретив использование русских эмигрантов «или руководителей бывшей интеллигенции» в структурах вермахта, аргументировал это решение также узкополитической оценкой их деятельности. Он говорил, что эмигрантам не удалось в начале 1920-х повлиять хотя бы в какой-то мере на ситуацию в России, значит, нет причин доверять им. (Vgl. В A/Ma RW4/507 Besprechung vom 08.06.1943, Bl. 40.//Dodenhoeft В. "Lafit mich nach Rufiland heim". S.285) Речь шла об использовании эмигрантов как квалифицированных переводчиков, прямой связи с их политическим прошлым не было. Гитлер несколько раз возвращался к этой теме. Иногда он прибегал к чисто нацио налистическим приемам, которые здесь кажутся более обоснованными: «невозможно поверить, что кто- либо может носить оружие так, как немец». (Schl6gel К. Berlin: "Stiefinutter unter den russischen Stadten.'7/SchlOgel K. (Hrsg). Der GroBe Exodus. Die russische Emigration und ihre Zentren 1917 bis 1941. Munchen, 1994. S. 261.)

В действительности такого рода аргументы остались пропагандистскими приемами. По крайней мере, подчиненные не следовали указаниям фюрера: согласно архивным документам, к осени 1942 г. в рядах вермахта находилось от 800 до 900 тысяч представителей народов России, о чем Гитлер не был информирован. (Dodenhoeft В. "Lafit mich nach Rufiland heim". S. 281.) ний» «белой эмиграции». При критическом рассмотрении сегодня акценты надо расставить по-другому»6 - писал Карл Шлёгель еще в 1991 г. Политические акценты с тех пор, безусловно, изменились. Однако сегодня необходим не столько неполитический, сколько надполитический взгляд на журналистику русского Берлина.

Для качественно новой оценки требуется время, и, как показывает опыт, немалое. Российские, немецкие, французские научные коллективы в последние годы занимаются основательной систематизацией всей цепи событий, составлявших культурную ткань жизни русской эмиграции. Основным поставщиком фактов для таких работ служат эмигрантские газеты. Трудоемкость создания подобных книг не сразу смогли оценить даже большие группы ученых .

На основе анализа тех же газет и тех же фактов в работе прослеживается развитие идейной структуры русскоязычной прессы Берлина за период 1919-1922 гг. Этот период, непродолжительный по времени, вместил, как известно, многое в политической и духовной эволюции России и «России вне России». Интенсивность жизни эмиграции уже сама по себе давала повод философам-современникам говорить об исключительной важности этого периода: «Наша эпоха - эпоха великих религиозных откровений, и как всякая эпоха вдохновения и раскрытия - протекает в учащенной смене событий. Это ее особенность. Всякое событие, как определенный узел свершения, становится самодовлеющим» . * SchlOgel К. Das "andere RuRland'V/Geyer D. (Hrsg.) Die Umwertung der sowjetischen Geschichte. GOttingen, 1991. S. 241. 7 Институт российской истории РАН издал книгу «Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX века (Хроника)». Сост. С.А.Александров. М., 1998; параллельно с ней французскими исследова телями была подготовлена аналогичного содержания работа «Русское зарубежье: хроника научной, культурной и общественной жизни 1920-1940. Франция» (Москва-Париж. Т. I-IV. 1995-1997); группа Карла Шпигеля в 1999 г.; подготовила объемный труд «Хроника русской жизни в Германии 1918-1941», в журнале «Российский литературоведческий журнал» (№ 8 1996 г., №№9,10,11 1997 г.) публиковалась хроника литературной жизни русского зарубежья, составленная группой исследователей РГБ. (Сост. А.И.Бардеева и др.) 8 Издатели «Хроники русской жизни в Германии...» в предисловии к книге пишут: «Когда почти восемь лет назад мы начинали наши исследования русской межвоенной эмиграции в Германии, нам было ясно, что создание хроники будет иметь главное значение. Однако мало для кого было очевидно, сколько времени и силы это от нас потребует». (С.8.) 9 Сувчинский П. Эпоха веры.//Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев. Сборник статей. София, 1921 г.

Экстремальные ситуации исторического масштаба нередко порождают культурные феномены. Революции во Франции, Германии, России сопровождались большим творческим подъемом в этих странах и за их пределами. Небывалый по культурной продуктивности период, вошедший в историю журналистики и литературы под названием «русский Берлин» (1919-1923), возник в результате революции 1917 г. в России, а также под влиянием обстоятельств, сопутствовавших становлению Веймарской республики. В современных научных работах, опубликованных в Германии немецкими учеными, отмечается, что без участия русских не существовало бы культуры Веймарской республики .

Информационная среда русской колонии Берлина 1920-х гг. и русской эмиграции первой волны сегодня ближе современному читателю, чем была 10, 20 и более лет назад. Берлинские газеты и журналы в последние годы активно изучаются, публицистические статьи и литературные произведения, увидевшие там свет, интенсивно публикуются теперь у нас. Благодаря периодике возвращается на родину и становится доступной весомая часть ее культуры. И это ставит вопрос об углублении изучения прессы эмиграции.

С газетами Берлина в какой-то мере знаком каждый, кто читал, например, ранние романы В.Набокова, где описана жизнь русских эмигрантов в Берлине. Там присутствует дух газет. Далеко не всегда упоминаются их названия, но газеты - среда эмигрантской жизни. В них шла борьба (вопреки расхожему мнению, не всегда безуспешная) за будущее России. Прямым или косвенным следствием этого были политические и литературные настроения русского Берлина.

Сегодня очевидна настоятельная потребность разобраться в истоках эмигрантской прессы первой волны, провести анализ не только отдельных публикаций и не отдельных даже периодических изданий, но и эволюции самой структуры прессы русского Берлина.

Актуальность темы предлагаемой работы обусловлена еще одним обстоятельством. Как мы уже говорили, пресса русского зарубежья являет 10 SchlOgel, Karl (Hrsg.). Russische Emigration in Deutschland 1918 bis 1941. Leben im europuischen Bttrgerkrieg. Berlin. 1995.S. 14. собой пример адаптации изданий с русскими дореволюционными традициями к западным условиям. Газеты приняли порядки чужой для них страны лишь отчасти. Ассимиляция эмигрантских газет прослеживается слабее, чем ассимиляция самих эмигрантов и их детей. Этот исторический опыт представляется актуальным на фоне сильного западного влияния на современную прессу России.

Предметом данного исследования является история идейной эволюции наиболее крупных русскоязычных эмигрантских газет 1919-1922 гг. в Берлине: «Руль», «Голос России», «Накануне», «Новый мир», «Время».

Цель и задачи исследования.

Главной целью предлагаемой работы является создание ясного представления об эволюции идейной структуры прессы Берлина конца 1910-х-начала 1920-х гг., когда этот город стал наиболее крупным зарубежным центром русской общественной и культурной жизни: «Никогда в нашем столетии один город, находящийся вне России, не играл такой большой роли в русском самосознании, какую сыграл Берлин 1920-х гг.

Софии импонировали мысли о евразийстве, согласно которым Россия выдвигается как посредник между Азией и Европой, Праге - Русский народный (свободный) университет, а Парижу, по словам Николая Бердяева, - зрелость русского экзистенциализма. Но Берлин был местом, где шла борьба за будущее России в Европе, за ее физическое существование там. Борьба была и чарующей, и пугающей одновременно»1 .

В соответствии с выбранной целью решаются следующие задачи: - проследить идейную борьбу газет русского Берлина как одну из стержневых линий в процессе обретения ими своего информационного и политического лица; 11 Russen in Berlin: Eine kulturelle Begegnung; 1918-1933//Hrsg. von Fritz Mierau. Weinheim; Berlin, 1988. s. vin. рассмотреть влияние на замкнутую русскоязычную прессу Берлина привходящих политических обстоятельств в Западной Европе и России; дать анализ новостей из «совдепии», как поначалу называли в эмигрантских газетах Россию под властью большевиков; охарактеризовать функции русскоязычной прессы для русской колонии Берлина 1920-х гг.; проанализировать полемику газет, являющуюся средой становления берлинских изданий на русском языке;

Одна из наших задач - изучить трансформацию в прессе главного вопроса эмиграции: когда в России будут созданы условия для безопасного возвращения на Родину? Распространенное представление об искренней надежде русской интеллигенции на это в течение «ближайших двух недель» кажется упрощенным и чрезмерно обобщенным, несмотря даже на то, что современники в мемуарах не без иронии над собой подтверждали такой взгляд на бытовавшие в годы изгнания настроения.

Между тем, ответ на вопрос, когда можно будет вернуться в Рос-сию, закладывал основу идейной базы любого русскоязычного печатного издания. Под знаком надежды, трансформировавшейся в самые глубокие раздумья, формировалась русская пресса. В ней отразились настроения крупнейших представителей русской культуры и всего эмигрантского общества. По сообщениям в прессе большинство исследователей судит о настроениях ее аудитории.

Эта задача осложняется тем, что процесс развития прессы русского Берлина парадоксальным образом переплелся со стремлением части русской колонии (и нестремлением другой части) к интеграции в немецкое общество. Обе тенденции образуют коллизию, которая просматривается в полемике русскоязычной прессы.

Теоретико-методологическая основа и информационная база исследования.

Для достижения поставленной цели в работе мы обращаемся прежде всего к фактическому материалу12. Это газеты русского Берлина, а также материалы самой богатой в мире в отношении интересующей нас темы Пражской коллекции Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Отдела русского зарубежья Российской государственной библиотеки, Института научной информации по общественным наукам (ИНИ-ОН) РАН, Государственной общественно-политической библиотеки (ранее не публиковавшиеся), Библиотеки-архива Российского фонда культуры, фонды Отдела Восточной Европы Государственной библиотеки Бер-лина , Российской государственной библиотеки, а также опубликованные документы архивов МВД и ФСБ РФ, архива Б.И.Николаевского в Гувер-ском институте, Германского Федерального архива в Кобленце, Федерального архива в Потсдаме, Германского Центрального партийного архива, Архива Внешнеполитического отдела НСДАП, Архива Посольства Германии в Москве и др.

Безусловную ценность для нас представляют исследования в области эмигрантской литературы и журналистики современников становления прессы русского Берлина. Лидерство в этом отношении принадлежит Г.Струве, книга которого «Русская литература в изгнании» с момента выхода в 1956 году пользовалась непререкаемым авторитетом и по сей

В этой связи автор данной работы пользуется возможностью поблагодарить правительство Тюрингии - федеральной земли Германии, лично г-жу Хайнеманн (Frau Heinemann), г-жу Mop (Frau Mohr), г-на проф. Гронерта (Негг Prof. Grohnert) за большую практическую помощь, которая была ему оказана в год 250-летия со дня рождения И.В.Гете. Получив стипендию им. Гете, автор познакомился в Германии со многими материалами, недоступными в России, по теме диссертации и одновременно по гетевской концепции мировой литературы. 13 Отдел богат художественной, справочной и аналитической литературой (около половины из 3 тысяч единиц изданий, вышедших в Берлине с 1918 по 1930 гг. (Andreesen, Walter. Berlin und die russische Literatur... S. 26.), но располагает малым по сравнению с фондами ГАРФ количеством газет. Ср. Internationale Zeitungsbestande in Deutschen Bibliotheken. Ein Verzeichniss von 18.000 Zeitungen, Amtsblattem und zeitungsahnlichen Periodika mit Besitznachweisen und geographischen Rigistera. 2. Ausgabe. Munchen-New Providence-London-Paris 1993 и Сводный каталог периодических и продолжаю щихся изданий Русского зарубежья в библиотеках Москвы. (1917-1996). М., 1999. Из газет, относящих ся, например, к рассматриваемому нами периоду, там есть только одна новая - Высший Монархический Совет. Берлин. 14авг. 1921 г.-23янв. 1926 г. №1-143.

Последние семнадцать лет отдел ведет активную работу по приобретению новых фондов. Однако небольшое исходное количество документов говорит об исторически низком интересе властей к творческой жизни русских в Берлине. 14 Документы немецких архивов опубликованы в основном в книге Беттины Доденхефт (Dodenhoeft, Bettina. "LaBt mich nach RuBland heim." Russische Emigration in Deutschland von 1918 bis 1945. Frankfurt a.M.-Berlin-Bem, 1993.) 15 Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Париж-Москва. 1996. день является одним из всеобъемлющих исследований литературы межвоенной эмиграции.

Последнее издание этой книги, предпринятое в 1996 г., исправлено и дополнено современными учеными. В то же время издания книги Г.Струве 1956 и 1984 гг. представляют большой интерес с точки зрения анализа неточностей, исправленных позднее. Как признавался сам Г.Струве, ограниченность во времени не позволила ему реализовать некоторые свои замыслы. Возможно, по этой же причине ему иногда приходилось опираться лишь на свою память. Те редкие и незначительные неточности в фактах дают представление так же и о возможных погрешностях в его оценках и выводах.

Важная информация содержится в воспоминаниях «Годы изгнания» главного редактора крупнейшей берлинской газеты «Руль» И.Гессена.16 Представляют интерес с точки зрения упоминания о берлинской жизни и берлинских газетах мемуары З.Гиппиус , И.Одоевцевой , Н.Берберовой и др. Многие важные материалы на тему диссертации содержит работа

Р.Гуля «Я унес Россию» , в особенности, - глава «Русский Берлин». С несколько других идеологических позиций изображен Берлин 1920-х гг. в романе В.Шкловского «Zoo, или письма не о любви» , а также в мемуа-pax И.Эренбурга «Люди, годы, жизнь» . Все эти произведения давно в поле зрения специалистов по русской литературе23. 16Гессен И.В. Годы изгнания. Жизненный отчет. Париж, 1979 г. 17 Гиппиус З.Н. Живые лица. Воспоминания. Т. 2. Тбилиси, 1991. 18 Одоевцева И.В. Избранное. М, 1998. 19 Берберова КН. Курсив мой. М., 1996. 20 Гуль Р.Б. Я унес Россию. Апология эмиграции. Нью-Йорк, 1981. 21 Шкловский В.Б. Zoo, или письма не о любви//Собрание сочинений. В 3-х томах. Т. 1. М., 1973. С. 165- 233. 22 Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь.//Собрание сочинений в 9-й томах. Т. 8. М., 1966. Т. 9, М. 1967. 23 Ранние произведения Набокова, Шкловского, поздние мемуары Эренбурга объединены неприметной, на первый взгляд, чертой: немцы в них играют маргинальную роль. Одна лишь эта, подмеченная мно гими, особенность ярко характеризует степень изолированности русской колонии в Берлине.

В романах Набокова, вышедших в конце 1920-х гг. («Король, дама, валет», «Отчаяние»), немцы уже выступают на передний план. Современный немецкий исследователь творчества Набокова Томас Урбан полагает, что подобная метаморфоза вызвана конъюнктурными соображениями: писатель рассчитывал на перевод романов. (Urban Т. Vladimir Nabokov - Blaue Abende in Berlin. Berlin, 1999. S. 124). Однако вполне вероятно, что на это повлияло продолжительное к тому времени пребывание будущего классика американской литературы в Германии. Несмотря на равнодушие и даже неприязнь к стране и ее жителям, он мог испытать на себе их влияние.

Внимательно читали берлинскую прессу и комментировали ее развитие большевистские вожди. Наблюдения В.Ленина, Л.Троцкого за эмигрантскими газетами часто были точными и интересными. Со многими деятелями русской эмиграции (там они прежде всего - журналисты) П.Милюковым, В.Черновым, В.Мартовым, А.Керенским, П.Струве и другими - их связывало многолетнее личное знакомство. Русскоязычные зарубежные газеты для беженцев были причислены к обязательным для прочтения членами Центрального Комитета , а 26 мая 1922 г. был издан указ, обязывавший членов Политбюро от 2 до 8 часов в неделю изучать белогвардейскую печать . Ее систематическое отслеживание представлялось настолько важным, что за каждым членом Политбюро была закреплена конкретная тема . Высшие партийные руководители были редкими легальными читателями такой прессы: с 16 декабря 1926 г. решением Политбюро в Россию разрешалось выписывать не более 38 экземпляров бе-логвардейских газет . Возможно, именно такое богатое и почти уникальное непосредственное знакомство с журналистикой изгнания позволило И.Сталину дать одно из наиболее точных определений эмигрантской прессы - назвать ее и русской, и иностранной одновременно . Впрочем, формальные ограничения на ввоз газет, в том числе и русскоязычных, из-за рубежа не отменили многочисленных нелегальных каналов.

В последние годы в России вышло несколько работ, посвященных научному анализу и систематизации газет межвоенной эмиграции. Это учебное пособие Г.Жиркова , Сводный каталог периодических и продол-жающихся изданий русского зарубежья в библиотеках Москвы , введение к сборнику «Публицистика русского зарубежья (1920-1945)», подго- 24 In der Gutenberg-Galaxis. Russische Verlage und Zeitungen in Berlin.//Russische Emigration in Deutschland

1918 bis 1941. Hrsg. von Schlogel, K. Berlin, 1995. S. 400-401. ^Ebenda. S.418. 2eEbenda.S.419. "Ebenda. S.417. 28 Известно, что Сталин внимательно читал, например, газету «Руль». (См. Urban, Thomas. Vladimir Nabokov - Blaue Abende in Berlin. S.S 1.) 29 Об этом, со ссылкой на Сталина, говорил Троцкий, о чем позднее написал Р.Гуль (Гуль Р. Я унес Рос- сию.//Новый журнал. Нью-Йорк, 1980.Кн. 138. С. 22.) Наряду с этим фактом он привел много других, весьма любопытных, но их не всегда можно проверить. 30 Жирков Г.В. Между двух войн: Журналистика русского зарубежья. 1920~40-е годы. СПб., 1998. 31 Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий Русского зарубежья в библиотеках Мо сквы. (1917-1996). М., 1999. товленное учеными факультета журналистики МГУ проф. И.Кузнецовым и Е.Зелениной , кандидатские диссертации Т.Яковлевой , Н.Хариной34,

С.Онегина . Широкий взгляд на эмиграцию, а также на ее газеты предлагает книга В.Агеносова36.

Следует признать: зарубежные исследования содержат, как правило, более четкий концептуальный взгляд на русскую колонию Берлина 1920-х гг. Особую ценность в этом отношении представляют книги Х.-Э. Фольк-мана , Р.Вильямса , М.Раева , П.Ковалевского , книг, изданных или написанных К.Шлёгелем . Первопроходцем в исследовании русской эмиграции был немецкий ученый X. фон Римша .

Новые требования к исследованию эмиграции, сформулированные в работах этих авторов, послужили методологической основой диссертации.

Степень разработанности темы.

Многоплановость, культурно-политическая значимость русского Берлина привлекают в последнее время многих ученых, но пока рано говорить о возникновении устойчивых традиций исследования его прессы и других общественных институтов. Даже фундаментальные и подробные с 43 44 исследования немецкого общества и прессы в части, касающейся пе- 32Публицистика русского зарубежья (1920-1945). Сборник статей. Сост. Кузнецов И.В., ЗеленинаЕ.В. М.,1999 33 Яковлева Т.А. Политическая история газет П.Б.Струве, П.Н.Милюкова, А.Ф.Керенского. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Иркутск, 1995. 34 Харина Н. А. «Эмигрантская журналистика в формировании политического и социального простран ства русского зарубежья (Берлин, 1921-1923 гг.)». СПб., 1999. Диссертация на соискание ученой степе ни кандидата исторических наук. 35 Онегин СВ. Послереволюционные политические движения российской эмиграции 1925-1945. Вари анты российской государственной доктрины. М., 1997. Диссертация на соискание ученой степени кан дидата исторических наук. 36 Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1918-1996). М., 1998. 37 Volkmann, Hans-Erich. Die russische Emigration in Deutschland. 1919-1929. Wtlrzburg 1966. 38 Williams, Robert C: Culture in Exile. Russian Emigres in Germany. 1881-1941. Ithaca-London. 1972. 39 Раев. M. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции 1919-1939. М., 1994. 40 Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. Париж, 1971. 41 SchlOgel, Karl. (Hrsg). Der Grofle Exodus. Die russische Emigration und ihre Zentren 1917 bis 1941. Munchen, 1994. Russische Emigration in Deutschland 1918bis 1941. Hrsg. von Schl6gel,K., Berlin, 1995; SchlOgel, Karl. Berlin, Ostbahnhof Europas. Russen und Deutsche in ihrem Jahrhundert Berlin. 1998; Chronik russischen Lebens in Deutschland 1918-1941. Hrsg. von Schl6gel, K., Kucher, K., Suchy, В., und Thum, G. Berlin, 1999. 42 Rimscha H. von. Der russische Burgerkrieg und die russische Emigration 1917-1921. Jena, 1924. Rimscha H. von. RuCland jenseits der Grenzen 1921-1926. Ein Beitrag zur russischen Nachkriegsgeschichte. Jena, 1927. 43 См., напр.: Bracher/Funke/Jakobson (Hrsg.) Die Weimarer Republik 1918-1933. Politik. Wirtschaft. Gesellschaft. Bonn. 1988. риода Веймарской республики, не затрагивают «русского вопроса». Этому может быть объяснение: эмиграция в Берлине была самоизолирована и не имела тесных контактов с немцами , она легко отделяется от собственно немецкой истории. Исследований, связанных с систематизацией и анализом собственно эмигрантской прессы в России и за рубежом пока мало.

Странной особенностью рассмотрения всех периодов германо-русских и германо-советских отношений является пренебрежение местом, где они развивались. Роль Берлина как арены германо-русских отношений при таком подходе затемняется или рассматривается вовсе как локальная история . Это заставило Карла Шлёгеля в своей книге отказаться от библиографии: осознание истинного места Берлина в отношениях России и Германии в современной науке только начинается. И нам нельзя с этим не согласиться.

Одним из главных следствий влияния германской среды на русскую эмиграцию в Берлине считается повышенный интерес «России вне России» к Советской России. Факт внешне парадоксален: третья страна -Германия - способствовала наведению мостов и развитию отношений между искусственно разделенными частями одной страны и одной культуры. Однако эта особенность общепризнана. Глеб Струве писал об этом: «... в Германию с концом гражданской войны в России, введением нэпа и установлением дружественных отношений между Советской Россией и Веймарской республикой потянулись и советские люди. [...] Особенностью жизни русского литературного Берлина в этот период было не повторявшееся уже после общение между писателями эмигрантскими и советскими, своего рода осмос между эмигрантской и советской литературой» . Автор другого классического исследования феномена «русского 44 См., напр.: Koszyk, Kurt. DeutschePresse 1914-1945. Berlin. 1972; SOsemann, Bernd. Das Ende der Weimarer Republik in derKritik demokratischerPublizisten. Berlin. 1976; Вороненкова Г.Ф. Путь длиною в пять столетий: от рукописного листка до информационного общества. Национальное своеобразие средств массовой информации Германии. М, 1999. АІ Dodenhoeft, Bettina. "LaBt mich nach Rufiland heim." S. 296. 46 SchlOgel, Karl. Berlin, Ostbahnhof Europas... S. 292. 47 Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Париж-Москва, 1996. С. 32.-33. рассеяния» Марк Раев в еще более четкой форме подтвердил ту же мысль: «В Германии раздел между Русским Зарубежьем и советской родиной был нечетким, и сложившееся здесь положение стимулировало поддержание интеллектуальных связей между людьми. Существование этого взаимного обмена было отмечено прессой.

Интерес, проявлявшийся изгнанниками ко всему, что происходило на.родине, легче было удовлетворить в Берлине, нежели в любом другом центре русской диаспоры» .

Замечено, что если советские или российские исследователи глобально подходят к проблеме всей русской эмиграции, то работы западных ученых обращаются преимущественно к конкретным регионам, где находились эмигранты, или освещают конкретные стороны их жизни49. Разбор деятельности эмиграции в целом дает больше поводов для выявления особенностей связей России в изгнании и метрополии, очевидными становятся характерные черты, объединяющие все центры русской эмиграции. При возрастании значения «России вне России» влияние межгосударственных, межнациональных связей неизбежно отходит на второй план. Нужно быть большим знатоком русской эмиграции, а еще лучше - и ее представителем одновременно, каким был, например, Глеб Струве, чтобы избежать многих подводных камней, заложенных уже в самом подходе к теме. В других же случаях исследование имеет шансы остаться на стадии «скорее рецептивной, чем активной, и более экстенсивной, чем интенсивной» .

Принцип рассмотрения эмиграции на примере конкретного региона, используемый нами в предлагаемой работе, в свете выявленных особенностей имеет признаки «интенсивной» стадии, на которую в последние годы все чаще выходят российские исследователи. Впрочем, разделение научных работ последних лет на российские и зарубежные становится все более условным. Коллективы, занимающиеся наследием русского после- 48 Раев. М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции 1919-1939. М., 1994. С. 99. 49Dodenhoeft, Bettina. "Lafit mich nach Ruflland heim." Russische Emigration in Deutschland 1918 bis 1945. 50 Schl6gel, Karl. Das «andere Rufiland»//Dietrich Geyer (Hrsg.) Die Umwertung der sowjetischen Geschichte. GOttingen. 1991. S. 247. революционного изгнания, все чаще интернационализируются , при этом «русский подход» теряет свои отличия от немецкого или какого-либо другого.

Методология и методика исследования.

Публицистические и литературные достижения русскоязычной колонии Берлина 1920-х гг. в диссертации рассматриваются в контексте процессов, наблюдавшихся в те годы в Западной Европе и в России.

Крупные газеты, издававшиеся в Германии на русском языке, стремились опираться на традиции дореволюционной прессы. Нередко эти традиции базировались на публицистике тех же сотрудников, которые после 1917 г. оказались в Берлине. И все же воссоздать «старые», дореволюционные русские газеты в столице Германии 1920-х гг. в прежнем виде было невозможно. Такую задачу перед собой даже формально мало кто ставил . Как справедливо пишет один из наиболее значительных современных зарубежных исследователей русской эмиграции Карл Шлёгель, «каждое время имеет свои жанры, в газете это особенно заметно. Она отмечает по-настоящему замедление и ускорение времени, она не может быть в стороне. Ее люди должны быть на месте события, и, если они хотят находиться в курсе дела, они должны быть в одном ритме со временем» . Русские журналисты-эмигранты жестко критиковали себя за искусственность и бесплодность жизни вне Родины. Однако перемены в газетах, их новое и по форме и по сути существование - один из

Пример подготовки книги Институтом российской истории РАН «Историческая наука российской эмиграции 20-30-х гг. XX века» параллельно с аналогичным французским изданием скорее исключение. Ученые из разных стран все чаще работают сообща над одной проблемой. Авторский состав наиболее заметных книг, изданных Карлом Шлегелем, - наилучшее тому подтверждение. 52 Редактор крупнейшей русскоязычной берлинской газеты «Руль», которая более других походит на своего дореволюционного предшественника- газету «Речь», отмечал в мемуарах, что о воссоздании газеты «Речь» никакого разговора быть не могло.

В современных исследованиях журналистики русского Берлина это высказывание И.В.Гессена сопровождается фактами, подтверждающими, наоборот, схожесть «Руля» и «Речи»: слишком созвучны названия, напоминают друг друга логотипы газет, большинство сотрудников «Руля» также из «Речи». (См., напр.: Mark. R. Hatlie. Die Zeitung als Zentrum der Emigrations-Offentlichkeit: Das Beispiel der Zeitung "Rul'V/Russische Emigration in Deutschland 1918 bis 1941. Hrsg. vonK.Schl6gel. Berlin, 1995. S.156.) Преемственность газет налицо и во многих других отношениях. Однако по главным признакам, таким как тематика, политическая позиция, сфера интересов и т.д., берлинский «Руль» является принципиально новой газетой. 53 Schl6gel, Karl. Go East oder Die Zweite Entdeckung des Ostens.Berlin, 1995. S. 11 -12. аргументов против подобных самоуничижительных оценок.

Средой становления новых изданий была полемика. Современники считали ее пережитком русскоязычной публицистики, испытывали неудобство перед немецкими коллегами за не всегда цивилизованные формы ее ведения. Между тем, именно через полемику газет можно обнаружить сегодня многие закономерности и формы эволюции журналистского феномена русского Берлина.

Изначально русские издания были вынуждены адаптироваться к западным (германским) условиям информационного взаимодействия . В работе рассматривается внутреннее развитие идейной структуры русскоязычной прессы Берлина и влияние на нее привходящих политических обстоятельств в Западной Европе и России.

Л.Флейшман, Р.Хыоз, О.Раевская-Хьюз, введшие в 1983 г. термин «русский Берлин» в научный оборот, дали такое ему толкование: «В науке предлагались уже логически близкие понятия - «петербургская» или «московская поэзия», причем термины эти в меньшей степени обозначают географическую приуроченность определенного явления, чем место его на фоне тех или иных норм литературных отношений или стилистических систем. Наши материалы позволяют присоединить к этим двум понятиям и новое - «русский литературный Берлин» с тем, чтобы дополнить картину особой литературной ситуации начала двадцатых годов»55. Географическое значение этого явления, заметим, вовсе не отрицается. При этом следует учитывать, что литературная жизнь русского Берлина по своей природе менее подвержена влиянию окружающей среды, нежели журналистика, связанная с ежедневной передачей новостей, их толкованием и оценкой. Благодаря эмигрантской журналистике была создана особая социокультурная обстановка, называемая «русским Берлином». Культурный потенциал эмиграции русские газеты оценивали неправдоподобно высоко.

Русскоязычные газеты находились в Берлине, как мы убедимся в дальнейшем, в менее замкнутой языковой обстановке, нежели их читатели. 53 Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Русский Берлин 1921-1923. Париж, 1983. С.2.

Приведем только одно из многочисленных высказываний: «Если бы всю русскую эмиграцию собрать в один город, обеспечив ей минимальный физический достаток, город этот оказался бы, пожалуй, культурнее Парижа и Берлина. Искусство и литература его, во всяком случае, побили бы мировой рекорд» .

Газеты брали на себя роль социального института, объединявшего русскую эмиграцию. При этом они находились на стыке изолированного (или самоизолированного) русскоязычного сообщества и в основном чуждой ему среды. Новости, поступавшие «извне», получали не всегда слишком заметную, но неизменно необходимую обработку для читателей. Газеты создавали особый микроклимат в русской колонии Берлина. «Может легко создаться впечатление,- пишет К.Шлёгель,- что русский Берлин имеет больше общего с русской Ригой, чем с немецким Берлином, который все же находился рядом. Крупные русские газеты создали такой культурный континуум, в котором эмиграция не только отражалась, но и жила. Мир газет и книг стал тогда, казалось, настоящей заменой родины у русских эмигрантов» . М.К.Мамардашвили в своей книге «Как я понимаю философию» ввел в современные литературоведение и философию понятие «фокусническое устранение реальности» , которое прослеживается не только в политической жизни, но и в советской литературе. Не наблюдалось ли в журналистике «по ту сторону» того же феномена, только в негативе, - фокуснического создания реальности?

Книгоиздательское дело в силу инерционности и некоторых других особенностей не могло так же чутко реагировать на общественные на- * Время, 1922. 27 марта №195. ~ Schlogel, Karl. Berlin, Ostbahnhof Europas. Russen und Deutsche in ihrem Jahrhundert. Berlin, 1998. S. 105.

Мамардашвили M.K. Как я понимаю философию. М., 1992. С.205. 59 Одна из таких особенностей имеет чисто бытовой характер. Газеты в Берлине создавались, как правило, представителями интеллигенции старшего поколения. МаркРаев полагает, что редакторы зрелого возраста опасались за авторитет газеты, публикуя новинки малоизвестных молодых авторов. Признанные писатели старшего поколения также не желали «уступать с таким трудом завоеванных позиций, обеспечивающих им прожиточный минимум. Таким образом, необходимость толкала молодых писателей, мыслителей и критиков на издание собственных брошюр». (Раев. М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции 1919-1939. М., 1994. С. 98) Молодые и невлиятельные общественные деятели и по этой причине ориентировались на книжный рынок. Впрочем, это правило содержит слишком много исключений. Наиболее известное из них - В.В.Набоков, ставший популярным благодаря публикациям в газете «Руль». строения, направлять их, как газеты. Хотя издательства часто стремились проводить конкретную политическую линию, тем не менее, газеты имели здесь явное преимущество. Сыграла большую роль и сохраненная эмиграцией традиция русской дореволюционной журналистики, согласно которой в периодических изданиях уделялось особое внимание литературным новинкам. Традиция имела и материальную сторону: хроническое безденежье, сопутствовавшее среднему русскому эмигранту, не всегда позволяло ему покупать книги; более дешевым газетам отдавалось предпочтение. Газета «Руль» в 1922 г. писала: «Но если книга для рядового, хотя и интеллигентного обывателя все же являлась некоторого рода роскошью, то газета была всегда необходимостью. Сколько людей и в прежнее время даже на Западе не были в состоянии купить себе книгу, но газету читали ежедневно. Человек, желавший разобраться в окружающем, давать себе в нем хоть какой-нибудь отчет, не мог обходиться без газеты» .

И если газеты создавали особую культурную среду русского Берлина, то ндо признать, что они и были его главной основой: русский Берлин, согласно определению творцов этого термина,- феномен скорее духовный, чем географический. Однако пресса, возникшая в Германии в начале 1919 г., не могла быть результатом простого перенесения из России. Она также не могла появиться в таком виде в какой-либо другой стране. «История,— как писал Карл Шлёгель,- не может создаваться в безвоздуш-

Позднее книги обрели в русском Берлине весьма своеобразное политическое влияние, многие считали его даже большим, чем у газет. В открытом письме ген. Краснова к ген. Врангелю отмечалось: «Я избрал роман как способ пропаганды потому, что он глубже трогает, нежели брошюра или статья, и проникает дальше в народ». (Голос России, №1038,1922 г, 22 авг.) 60 Курчинский М. Духовный голод//Руль, 31 января 1922 г., №367. Впрочем, русские эмигранты в немецком обществе далеко не всегда имели репутацию людей бедных. Во времена галопирующей инфляции в Германии те, кто мог расплачиваться твердой валютой (французскими франками, английскими фунтами), быстро стали миллионерами. Газета «Время», например, писала: «Зайдите в обеденное время в любой из фешенебельных ресторанов и вы сразу отлично увидите русских, сидящих за столами, уставленных обильными закусками, винами лучших марок и настоящей зернистой и паюсной икрой, стоящей 6000 марок фунт. «Неужели находятся посетители, которые едят икру при столь баснословной цене?»- спросили мы нескольких распорядителей таких ресторанов. Из наших немцев, конечно, никто не спрашивает икру, а мы держим ее специально для русской постоянной публики, - получался стереотипный ответ, - покупающей икру не интересуясь ценой; изредка пробуют икру богатые американцы, но - главный потребитель ее исключительно русский «барин» [...] По приблизительному подсчету только крупных берлинских ресторанов на встрече Нового года по старому стилю нашими соотечественниками было выпито на 370000 марок одного только шампанского. [...] Рестораторы вполне откровенно заявляют: «Мы поправили свои дела благодаря русской буржуазии», - то же самое заявляют и представители различных фирм шампанского. (Русские в РесторанахУ/Время, 30 января 1922 г., №187) Аналогичные сообщения не были редкостью и в немецкой прессе. ном пространстве. История имеет место создания. Берлин это то пространство, где пересеклись немецкие и русские пути» . Газеты русских эмигрантов в Париже, Берлине, Праге, Харбине имели много общего, но не могли не быть и продуктами внутренней жизни соответственно Франции, Германии, Чехословакии, Китая. И хотя подобные издания отражают в первую очередь историю русской журналистики, они связаны с информационными, политическими и даже психологическими процессами, происходившими в странах пребывания.

Русская колония в Берлине, известная своей особенной, самобытной духовной атмосферой, жила еще и повседневными малоприметными делами, бытом, индивидуальными интересами. И в этом смысле газеты существовали не только в полумифическом и экстерриториальном русском Берлине, но еще и в столице Веймарской республики, находившейся в те годы под бременем немыслимых репарационных платежей, переживавшей галопирующую инфляцию, переполненной иностранцами, и не только русскими , в первой стране, признавшей де-юре Советскую Россию и т.д. Газеты освещали обе грани русской эмигрантской жизни, а также отчасти символизировали их: русский Берлин был крупным промышленным предприятием Германии и занимал ведущее место в мире по изданию книг русской эмиграции . Он, обеспечивая диаспору во многих странах газетами и книгами, а одно время также экспортируя их в Советский Союз, произвел в 1919 и 1924 гг. книг на русском языке больше, чем Москва или Петербург, - 2100-2200 названий . В мемуарной литературе фигури- 61 SchlOgel,Karl. Berlin, OstbahnhofEuropas... S. 11. 62 Как известно, русская послереволюционная эмиграция была далеко не единственным крупным бе женским потоком. Карл Вингенрот, назвавший XX век «столетием беженцев» и одним из первых обос новавший этот термин, в историческом обзоре писал: «С начала этого столетия до 1917 г. стали бежен цами 5 миллионов человек во время балканской войны, первой мировой войны и крушения Российской империи. С 1917 по 1933 гг. стали беженцами - 8,5 миллиона человек вследствие первой мировой вой ны и заключения мирных договоров, русской революции и греко-турецкого переселения. (Wingenroth, Carl. Das Jahrhundert der FluchtlingeZ/Auflenpolitik 10 (1959), S. 491.) a Volkmann, H.-E. Russische Emigration in Deutschland... S. 125. В 1919 г. лидером русскоязычного книгоиздания был Нью-Йорк, в 1920 г. его опередили Берлин и Прага, заняв соответственно первое и второе места. Нью-Йорк отошел на третье место. В 1921 г. второе место в этой иерархии занял Париж. Однако отрыв от Берлина был слишком велик: 54 издания по сравнению с 204 в Берлине. 64 SchlOgel, Karl. Berlin, Ostbahnhof Europas... S. 103.

Помимо относительной дешевизны, книгоизданию в Берлине способствовали существовавшие с дореволюционных времен традиции печатания русских книг. Во многих типографиях сохранились даже русские шрифты. Кроме того, на издания, напечатанные в Германии, распространялось авторское право, руют еще более впечатляющие данные. Р. Гуль утверждает, что в начале 1920-х гг. книг в Германии на русском языке издавалось больше, чем на немецком .

Таким образом, «политические обстоятельства Германии создавали

66 предпосылки для духовной жизни изгнанников, а также укрепляли ее» .

Это было одной из причин того, что в Берлине 1920-х гг. сконцентрировалось рекордное количество русских журналистов, и этот город быстро стал центром журналистской, а значит, и политической жизни.

История журналистики межвоенного изгнания - в какой-то мере история адаптации русских газет к новым культурным и социально-политическим условиям. Поэтому представляется важным рассмотреть последовательное видоизменение идейной платформы русской эмиграции, когда газеты были вынуждены отходить от привычных лозунгов вооруженной борьбы с Советской Россией в силу того, что общественное мнение крупнейших западных держав склонилось к фактическому признанию Советской России.

Русскоязычные газеты Берлина предоставляли печатное место для свободного (бесцензурного) осмысления прежде всего событий в России. Это был русский взгляд, но со стороны, из другой культурной и социально-политической среды. «Россия вне России», чем дольше она существовала, тем дальше, к величайшему сожалению ее «граждан», оказывалась от своей реальной родины.

И это вполне естественно. К началу Второй мировой войны эмиг-

68 /- ранты первой волны, работавшие на стороне нацистов экспертами по России, уже не имели должного авторитета: их знание страны было сомнительно: более 20 лет они не имели контакта с Россией 9. С офицерами не соблюдавшееся тогда в СССР. (Andreesen, Walter. Berlin und die russische Literatur der zwanziger Jahre. (Mit Beispielen aus den Bestanden der Staatsbibliothek).//Staatsbibliothek zu Berlin - PreulMscher Kulturbesitz. Mitteilungen. (Mitt. SBB (PK)) Jahrgang XV, 1983, S. 14. ^ 65 Гуль Р.Б. Я унес Россию. Апология эмиграции. Нью-Йорк. 1981 Т. 1. Россия и Германия. С 120-121. С момента выхода книги Р.Гуля эта информация заняла надежное и постоянное место во введениях, пре дисловиях, книгах и научных работах на эту тему. 66 Volkmann, Н.-Е. Russische Emigration in Deutschland 19 і 9-1929. Wurzburg, 1966. S. 121. "Ebenda-S. 123,125. 68 Исторически период первой волны эмиграции заканчивается в 1941 г. 69 Dodenhoeft, Bettina. "LaBt mich nach Rufiland heim." S. 284-285.

Советской Армии, перешедшими на сторону фашистов, они по той же причине с трудом находили общий язык.

В первые послереволюционные годы у русских изгнанников сохранялась свежая память о России. И все же это была память. Она, разумеется, корректировалась информацией из эмигрантской прессы, позднее появилась возможность выписывать и официальные советские издания. Могла ли совокупность этих источников тогда, с самого начала, послужить основой для построения модели реальной жизни в изменившейся России? В какой мере «русский Берлин», закрытый даже для близкого «немецкого Берлина», был открыт для Советской России? Об этом в определенной мере можно судить по специфике подачи новостей из Советской России в эмигрантских изданиях. При этом в диссертации мы не связываем наше отношение к эмиграции непосредственно с отношением к внутрисовет- скому развитию .

Многие современные исследователи причисляют историю русского зарубежья к истории Отечества (России). С помощью эмигрантской прессы тех лет можно более объемно и точно понять происходившее в России. Эмиграции не существовало вне духовных связей с родиной. Внутренняя связь, а не географическое происхождение определяет степень причастности эмиграции к метрополии. С этой точки зрения весьма показательно мнение немецкого ученого В.Казака, считающего историю эмиграции русских писателей в XX столетии частью политической истории России и Советского Союза, так как «изгнание и в той или иной мере вынужденное решение уехать со стороны многих эмигрантов было следствием политики Ленина и его последователей, так же как и конец базировавшегося на этом раскола русской литературы был следствием политики Горбачева» . Исторически корректное обоснование не оставляет, 70 В такой связи Карл Шлёгель, на наш взгляд, справедливо видел одну из причин необъективного под хода к эмиграции. 71 Яковлева ТА. Политическая история газет ПБ.Струве, ПН.Милюкова, А.Ф.Керенского. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Иркутск, 1995; Публицистика русского за рубежья (1920-1945). Сборник статей. Сост. Кузнецов И.В., Зеленина Е.В. М., 1999; Жирков Г.В. Между двух войн: журналистика русского зарубежья. 1920-40-е годы. СПб., 1998; Kasack, Wolfgang. Die rassische Schrihsteller-Emigration. Beitrage zur Geschichte, den Autoren und ihren Werke. Milnchen, 1996. 72 Kasack, Wolfgang. Die rassische Schriftsteller-Emigration. S. 9. тем не менее, нам путей для проникновения в суть самого феномена эмиграции. Оно охватывает лишь внешние факторы её существования без попытки дать качественную характеристику сложнейшему явлению. Поэтому методологически в подходе к русской эмиграции, видимо, более точен Ф.Мирау, отмечавший, что «деятельность русских в Берлине следует понимать как наиболее ранние попытки разобраться в самих себе (выделено мной.-А.Л.)»73.

За пределами исследования остались многочисленные журналы, издававшиеся в Берлине в тот же период. Они выходили раз в месяц, раз в квартал или даже раз в год и потому не могли быть равноправными участниками динамично формирующейся идейной базы средств массовой информации русского Берлина.

В данной работе также не исследована роль газет-однодневок, в большом количестве появлявшихся и исчезавших в эмиграции . В российских и зарубежных архивах их почти не сохранилось. А то, что доступно, не дает дополнительного материала для развития нашей темы.

Газеты-однодневки имели определенное влияние75 на формирование идейной структуры массовых изданий русского зарубежья. Прежде всего они характеризовали дискомфорт жизни «общества отчаяния» ("commu- 73 Russen in Berlin: Eine kulturelle Begegnung... S. XI. Ценность деятельности политических партий (ана лизу отражения этой страницы эмиграции в работе посвящено много материала) многие исследователи видят в импульсах к анализу и самоанализу эмиграции. (См., напр.: SchlOgel, Karl. (Hrsg). Der Grolie Exodus. Die russische Emigration und ihre Zentren 1917 bis 1941. S. 248)

На близкой к этой точке зрения стоит Х.-Э.Фолькман. Он приводит различные точки зрения наразвитие русского писательского процесса. З.Гиппиус в «Современных записках» выражает одну из крайних: весь русский литературный мир переместился на Запад. Французский славист Кольман полагает, что «русские писатели в изгнании стали даже более русскими, чем когда-либо». А.Белый в своей знаменитой работе о «России в России и России в Берлине» утверждает, что в Берлине он чувствует себя ненужным, непонятым. Настоящие русские таланты развиваются только в России. В заключение автор справедливо полагает, что «истина посредине». Избегая влияния новой обстановки, русский писатель едва ли мог чувствовать себя хорошо. Однако чем старше он был, тем в меньшей мере это сказывалось на нем. Писателей русского изгнания можно условно поделить на «старое» поколение, наиболее известные произведения которого были изданы в России, и «молодое» поколение, которое создавало свои произведения в основном в изгнании. Их ассимиляция происходила в гораздо большей мере. (Volkmann, Hans-Erich. Die russische Emigration in Deutschland... S.125). 74 По данным П.Древса, в Берлине 1920-х гг. выходило около 150 русских газет, журналов и альманахов. (Drews, Peter. Russische Schriftsteller am Scheideweg. Berlin 1921 -1923 .//Anzeiger fur slavische Philologie. 12. 1981. S. 119). Большинство из них составляют газеты-однодневки. 75 Роль однодневных газет, издававшихся в СССР, исследована значительно лучше, чем русских зару бежных. Об их функциях в общей системе прессы см. «Однодневные газеты СССР 1917-1984. По фон дам Газетного отдела Государственной Публичной библиотеки им. М.Е.Салтыкова-Щедрина. Алфавит ный каталог». В 3-х частях. Л., 1988-89. nity of despair"), как назвал эмиграцию Р.Вильямс, беспомощность, лихо-радочность поиска , потребность в новых взглядах на происходящее в России. Но эти общественные настроения еще лучше прослеживаются на страницах крупных газет.

За пределами исследования осталась также монархическая пресса, не имевшая высоких тиражей в Берлине. Этот пласт русскоязычной журналистики подробно исследован немецкими учеными.

Ограниченность объема диссертации не позволяет нам хотя бы вкратце обратиться к современным русским средствам массовой инфор- мации Германии, хотя некоторые из них считают себя преемниками изданий эмиграции первой волны. Вопрос о том, насколько можно говорить о продолжении традиций, - тема отдельного исследования. Однако очевидно, что главное отличие изданий 1920-х гг. от современных — в разных типах читательской аудитории.

О периодизации русской эмиграции написано немало. Но изменение состава русскоязычной колонии даже в послеперестроечные годы настолько велико, что в современной научной прессе констатируется новая, четвертая волна эмиграции, объединяющая «людей, которые после открытия границ покинули свою родину по тем же причинам, что и всегда, но преобладали все же экономические мотивы. Такое движение наблюдается по всему миру» . Это не беженское общество и оно не может породить особый тип эмигрантской беженской газеты с ее особым политическим интересом к родине. 76 Schlugel, Karl. Berlin, Ostbahnhof Europas... S. 103. 77 Спектр средств информирования русской колонии теперь, конечно, более широкий. Помимо почти 15 газет, для русскоязычной колонии в Германии созданы частные телеканалы (наиболее известный - «Русская культурная программа» (РКП), радиопрограммы («Мульти-Культи»), сайты в Интернете и т.д. 78 Andreesen, Walter. Neuere russischsprachige Presse in Berlin.//Staatsbibliothek zu Berlin-Preuflischer Kulturbesitz. Mitteilungen. (Mitt. SBB (PK)) 1998, H.2, S. 233. 79 При определении понятия «беженец» мы будем пользоваться классическим его толкованием, сфор мулированным Дж. Симпсоном: «Основным признаком беженца является то, что он покинул страну своего постоянного пребывания (вне зависимости от того, был ли он ее гражданином или нет) вследст вие политических событий, которые сделали его пребывание там невозможным, и искал убежища в другой стране или, если он находился уже вне своей родины, не был готов вернуться назад из-за опас ности для жизни. [...] Отличие эмигранта от обычного приезжего в том, что он покинул родину не по экономическим, а по политическим соображениям. (Simpson, J. The Refugee Problem, London u.a. 1939. S3 f. Zit bei: Dodenhoeft, Bettina. "Lafit mich nach RuCIand heim." S. 2.)

Приходится говорить и о достаточно низком профессиональном уровне современных немецких русскоязычных газет. В исследовательской литературе на немецком языке они нередко именуются «газетами и газе-топодобной периодикой» , а декларируемую преемственность показывают «по-настоящему смелой, если и вовсе не рассчитанной на внешний эффект» .

Хронологические и территориальные рамки исследования обусловлены первым и самым главным периодом в формировании эмигрантской журналистики Берлина.

Рассматриваемый период развития русской прессы в Германии включает становление эмиграции (а вместе с ней и русскоязычной прессы) в Германии, где экономические условия Веймарской республики по сравнению с другими странами Запада были для жизни русских переселенцев самыми благоприятными. Во многом поэтому здесь сконцентрировалась самая большая в Европе начала 1920-х гг. русская колония.

Завершает рассматриваемый период фактическое устранение Ленина от руководства Россией, высылка из России «философского парохода» осенью 1922 г. и начало пика финансового кризиса в Веймарской респуб-лике , приведшего в дальнейшем к рекордным темпам инфляции и тяжелейшему состоянию печатных изданий. Газеты русского Берлина в этом смысле стояли особняком: значительная часть их тиража продавалась за пределами Германии , и давала издателям возможность хорошего заработка в твердой и по тем временам дорогостоящей валюте. Однако это преимущество имело и обратную сторону. Русские редакции не успевали повышать зарплату своим сотрудникам в соответствии с темпами инфля- 80 Zeitungen und zeitungsanliche Periodika. В немецком языке это не имеет столь резкого оттенка, но все же содержит иронию. Andreesen, Walter. Указ. соч. С. 231. 81 Там же. 82 В это же время премьер-министр и одновременно министр иностранных дел Франции Пуанкаре, по всей видимости, принимает для себя окончательное решение оккупировать Рурскую область Германии. И это одна из веских причин гиперинфляции. (См.: Bracher/Funke/Jakobson (Hrsg.) Die Weimarer Republik 1918-1933. Politik. Wirtschaft. Gesellschaft. Bonn. 1988. S. 334) 83 Из общего тиража «Руля», составившего, напр., 24 декабря 1923 г. 13312 экз., в негерманских центрах русского рассеяния было продано 6845 экз. (ГАРФ. Ф. 5882. Д.53). Эти данные отражают средние пока затели реализации газеты на протяжении 1923-24 гт. ции. Так, за июнь-ноябрь 1922 г. цена на газетную «бумагу повысилась в 25-27 раз; цены на газеты, книги и журналы к ноябрю тоже повышены были в 20-27 раз и даже в 32 раза. Авторский же гонорар и заработок газетных работников повышен был всего лишь в 6-7 раз, при воздорожании жизни против июня не менее чем в 20 раз,- отмечалось на заседании комиссии при Правлении профессионального Союза литераторов и журналистов. [...] Несмотря на то, что немецкие журналисты находятся в более благоприятных условиях (платят за квартиры по твердым ценам, меньше платят налогов и т.д.) несмотря на то, что цены на немецкие газеты, книги и журналы ниже русских, все же немецкие журналисты получают значительно большее вознаграждение, чем русские литераторы и журнали- сты» .

Как вспоминал позднее И.Гессен, он и его компаньон по газете «Руль» А.Каминка очень редко заглядывали в финансовые отчеты, предоставляемые им издателями. Рассказывая об очередном невыгодном для «Руля» контракте с издательством «Улыптейн» от 20 апреля 1923 г.,

И.Гессен признавался: «...Фактически [...]«Руль» был уже обречен» . Так традиция российской журналистики, не связывающая тесно содержание газеты с получаемыми ей прибылями, сыграла пагубную роль в судьбе одной из лучших газет эмиграции. Период внешнего расцвета совпал с началом его подспудного увядания. «Философский пароход», организованный, как известно, также осенью 1922 г., стал поворотным событием в политической истории Советской России. По утверждению К.Шлёгеля, интеллектуальный уровень духовной жизни России, сформированный «пассажирами» «философского парохода», сохраняется и сегодня. Он дал новый импульс интеллектуальной жизни русского зарубежья и русского Берлина, вывел его прессу на новый содержательный уровень. Как заметил М.Осоргин, «философский пароход» поставил за рубеж тот редкий товар, который Россия могла

ГАРФ. Ф. 5882. Оп.1 Протокол занятий комиссии при Правлении профессионального союза литераторов и журналистов в Германии по выработке тарифных планов. ^И.В.Гессен. Годы изгнания. Париж, 1979. С.141. предложить Европе, причем бесплатно и в изобилии. С этим изгнанием, повторим, начался качественно новый этап жизни эмиграции - «время ка- такомб русской культуры» .

Научная новизна исследования определяется решением его основных задач и заключается в следующем: в подробном рассмотрении идейной борьбы газет русского Берлина как процесса поиска и обретения информационного и политического лица, а также влияния на них привходящих политических обстоятельств в Западной Европе и России; в анализе полемики газет как среды становления берлинских изданий на русском языке; в обосновании некоторых методов подхода к эмигрантской журналистике; в рассмотрении эволюции берлинской русскоязычной прессы 1920-х гг. как социального института, способствовавшего развитию некоторых литературных тенденций.

Новизна исследования заключается также в том, что в нем подробно и многосторонне проанализировано становление русскоязычной прессы Берлина. Формирование концепций газет рассматривается в контексте единого процесса структуризации общества изгнанников из России в Германии. Все это делается главным образом на основе фактических данных, полученных в российских и зарубежных архивах, а также в научных и публицистических работах российских и немецких научных коллективов.

Предлагаемый автором подход к анализу идейной структуры прессы предполагает объективную оценку вклада каждого из крупных изданий в создание идейной базы русского Берлина за рассматриваемый период.

На защиту выдвигаются следующие положения: 1. Русскоязычная пресса Берлина развивалась как спонтанно сформировавшаяся, но единая структура, за каждым субъектом кото-

Осоргин М. Татьянин день//Дни. 1923. 25 января. Schlugel, Karl. Berlin, Ostbahnhof Europas... S. 248. рой была закреплена конкретная роль. Эти роли оказывали большее влияние на позиции изданий, нежели политические оттенки идейного руководства каждой газеты.

Концепция каждой крупной газеты формировалась не столько под действием внутриредакционных трений, сколько в открытой для читателей полемике. Позиция газеты оттачивалась в противостоянии с иными. Одна таким образом дополняла другую. Общественно-культурная мысль русского Берлина формировалась в едином, взаимообусловленном процессе развития газет.

Русскоязычные газеты Берлина, изначально постулировавшие неприятие большевизма, находились под косвенным влиянием советской власти. Советская Россия, сначала понимаемая в прессе как часть бывшей империи, по случайности занятая большевиками, со временем обретала образ родины. Это сказалось на отношении к ее руководству - большевикам. В прессе изменились механизмы подачи новостей и осмысления происшедшего в России.

Политическая мысль эмиграции к 1922 г. заметно переместилась в сферу литературы, которой газеты традиционно уделяли большое внимание.

Практическая значимость исследования.

Результаты предлагаемого исследования позволяют прояснить и углубить принятые представления о системе русскоязычной прессы, существовавшей в Берлине начала 1920-х гг., а также о роли русского Берлина в развитии русской культуры.

Материалы диссертации могут быть основой для дальнейшей теоретической разработки темы. Фактические данные и основные выводы работы можно использовать при чтении лекционных курсов по истории журналистики России и Советской России, а также на специальных семинарах по истории германской печати за соответствующий период.

Основные положения диссертации прошли апробацию на занятиях, проведенных автором на факультете журналистики МГУ, на Научной студен- ческой конференции факультета журналистики МГУ (1996 г.), на научно-практических конференциях, в т.ч. и международных, на научных семинарах и чтениях, во время стажировки в Эрфуртском университете (Германия), на занятиях в Свободном Российско-Германском институте публицистики, а также в практической работе во время стажировки в отделе куль-туры газеты «Лейпцигер Фольксцейтунг» («Leipziger Volkszeitung») .

Диссертация прошла обсуждение и предварительную экспертизу на Кафедре зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова. Согласно заключению кафедры, диссертация рекомендована к защите.

Структура диссертации определяется задачами исследования и включает введение, четыре главы, заключение и список цитируемой и используемой литературы.

В первой главе «Особенности формирования идейной структуры газет русского Берлина» анализируются предпосылки возникновения газет в Берлине в 1919-20 гг. на русском языке, особенности требований к ним со стороны основных потребителей. Это определило тематику, полемичность и степень влиятельности русскоязычной прессы в Берлине на информационном пространстве Германии.

В главе рассматривается специфика осмысления россиянами за рубежом происходящего в России, прослеживается основная тематическая линия русскоязычной прессы и ее трансформация под действием политических обстоятельств, таких, как поражение армии Врангеля в конце 1920 г. Прослеживается осознание газетами своей политической силы, что выражается в постепенном прояснении их позиций.

Обстановка подавленности после падения армии Врангеля и триумфа большевиков постепенно сменилась естественным стремлением адаптироваться к новым условиям продолжительной оседлости. Оседлость большого политизированного сообщества невозможна без хотя бы относительной политической структуризации. Поэтому прояснение всего спектра ближайших задач эмиграции стало реальностью русскоязычного информационного рынка в Берлине начала 1921 г. м Стажировка стала возможной также благодаря Свободному Российско-Германскому институту публицистики

Раньше других понимание потребности в четкой позиции на берлинском информационном рынке продемонстрировали, как ни странно, большевики. Первая газета, появившаяся в Берлине и заявившая о больших амбициях в новых для эмиграции моральных условиях, называлась «Новый мир». При отсутствии постоянных источников получения «коренных» советских газет, «Новый мир» воспринимался как выражение официальной точки зрения советской власти. В последующие месяцы, когда доступ к советским газетам увеличится, это представление рассеется. Но в начале 1921 г. все, что подавала газета, старались читать между строк, разгадывать непредсказуемые планы Москвы, обсуждать их на страницах периодики. В известном смысле «Новый мир» стал маленьким олицетворением российской советской власти в Берлине.

Традиции иноземной пропаганды сыграли необычную роль на германском информационном рынке. Ярлыки отчасти были приняты, закрепились за газетами и, самое главное, стали больше соответствовать их содержанию.

В главе даются основные политические ориентиры берлинских газет и парижской газеты «Последние новости», которая оказала большое влияние на информационный рынок русскоязычной читательской аудитории Берлина. Обнаруживаются первые контуры идейной базы русскоязьганых изданий, формированию которой немало способствовало создание про-болыпевистской газеты «Новый мир».

Анализируются также особенности освещения берлинской прессой мятежа в Кронштадте 1921 г. - ключевого события послереволюционной России. Мятеж воскресил надежды на скорейший крах большевиков. Общественные позиции газет становятся в «послекронштадтский период» более теплыми по отношению к Советской России.

Во второй главе «Дипломатические успехи Советской России в осмыслении эмигрантскими газетами. Беженство как «Россия вне России» рассматривается перемена в освещении событий в России накануне признания большевистского режима Англией и другими крупнейшими странами Европы. Перемены в политике Запада по отношению к Советской

России оказываются неожиданными для русских газет и стоящих за ними общественно-политических сил.

В главе анализируется полемика, развернувшаяся в русской прессе, на тему необходимости строительства новых отношений с Россией. Выявляются новые формы освещения происходившего в стране. Затрагивается проблема вынужденной трансформации образа родины и последствий этой трансформации для идейной структуры русскоязычной прессы.

Эмигрантские издания всех направлений не случайно именно в по-слекронштадтский период стали часто использовать иронию по отношению к газетным статьям о жизни в России. Эпизоды из жизни на родине, при описании которых использовались свойственные эпическим формам повествования преувеличения или искажения, время от времени возникали в публикациях берлинских русскоязычных изданий. Это соответствовало общим настроениям русской эмиграции Берлина. Творческие поиски писателей нередко принимали ту же жанровую форму осмысления происходящего. Одним из примечательных отголосков кризиса литературы стало появление в газетах полусказочных символов России. Они превратились в форму массового осмысления российской действительности.

Иногда противоречивый, а порой случайный образ России на страницах газет развивался параллельно вектору политических сил эмиграции. По тому, как освещалась эта тема в газете, можно было судить не только об ее общей позиции, но и об отношениях с другими изданиями. После вспышки восстания в Кронштадте малоизвестные символические происшествия в России могли подтвердить то, что не принято было обсуждать в газетах публично.

В послекронштадтские месяцы в русском Берлине, постепенно распространялась предложенная П.Милюковым идея «новой тактики», которую в основном пропагандировала популярная парижская газета «Последние новости».

В третьей главе «Пресса русского Берлина и поворот общественных настроений эмиграции в сторону Советской России» рассматриваются особенности газетной полемики в новых для русскоязычной колонии условиях отношений с Советской Россией. Основными участниками дис- куссии выступают недавние единомышленники и соратники по работе в кадетской партии - П.Милюков с одной стороны, В.(Дмитриевич) Набоков и И.Гессен - с другой. Мы предпринимаем попытку проследить технологию и сущность пропагандистской кампании, которая была начата в Берлине в связи с известием о надвигавшейся голодной катастрофе в России 1921 г.

Постепенно Россия приобрела в изображении берлинскими газетами черты «первой» родины, допускающей существование и других «родин». И это адекватно незаметной перемене образа жизни эмигрантов. Язык газет в этот период активнее впитывает производные от иностранных слов, что говорит о постепенном разрушении барьеров между немцами и русскими.

Относительно благоприятные экономические условия в Берлине продолжали привлекать русских из других стран наперекор тому, что вне Германии жизнь берлинских эмигрантов обретала фантастическую окраску89. Столица Германии от этого еще больше насыщалась русской речью. Процесс был не только демографическим, но обещал в скором времени дать культурные результаты. Значение русского Берлина в эмиграции летом 1921 г. заметно возросло, а в обществе все более отмечалась дифференциация беженцев по признаку благосостояния. Формирующееся общество давало возможность для быстрых и больших заработков и сопутствующих им сюжетов. Перестали быть редкостью случаи, когда богатые и почтенные князья оказывались за решеткой по причине денежных махинаций. Эмигрантское общество строилось как бы заново. Моральные камертоны теряли свою силу, прежние установки нуждались все в большей корректировке.

На таком зыбком социально-экономическом фоне в почти постоянной полемике берлинских газет шлифовались новые концепции эмиграции, всерьез предпринимались первые попытки ее объединить, а также 89 Русскоязычные газеты Берлина с удовольствием перепечатывают сообщения советских изданий (своего рода «Письма из Берлина») об ужасах берлинского бытия, вероятно, чтобы научиться радоваться малому. Пропагандистские приемы позволяют судить прежде всего о самом противнике и его образе жизни: «Дают в Питере фунт хлеба, а там (в Берлине. - А.Л.) три четверти, да и то иногда картошкой, иногда фасолями, иногда чем-нибудь другим. Как-то раз выдавали вместо хлеба брюкву». (Голос России. 1921. 22 июля. №716.) построить мосты между эмиграцией и Советской Россией. Они подробно рассматриваются в предлагаемой работе.

В главе анализируется роль публицистики крупных писателей в создании идейной структуры русскоязычной прессы Берлина, осмысление прессой трагической кончины А.Блока и расстрела Н.Гумилева.

В четвертой главе «Политика и литература: борьба за лидерство в прессе. Первые шаги в межлитературном общении русского Берлина и Москвы» рассматриваются новые как идейные, так и административные перестановки в сложившейся системе берлинской русскоязычной прессы и подготовка общественного мнения к еще большему политическому сближению Европы с Советской Россией.

Неудача консолидации русского беженства в проведенной в прессе кампании помощи голодающим 1921 г. (она разбирается в диссертации) выводит на первый план обсуждение идей национал-большевизма (сменовеховства) и евразийства. В русских кругах эти идеи опираются на обострение национального чувства в эмиграции. Результатом взаимодействия прессы русской эмиграции с немецкими политическими партиями, согласно одной из точек зрения, бытующих в Германии, стала внешнеполитическая платформа мюнхенских национал-социалистов и их газеты «Фёлькишер беобахтер» («Volkischer Beobachter»). Мы уясняем специфику интеграции русскоязычной прессы в немецкоязычное информационное пространство и убеждаемся в том, что идеи интервенции в Россию, которые позднее будут называть гитлеровскими, мало связаны с внешне похожими эмигрантскими помыслами.

Переход газеты «Голос России» под политический контроль эсеров, процесс по делу эсеров в 1922 г. в Москве, Генуэзская конференция делают Советскую Россию информационно и духовно более близкой прессе русского Берлина. Повсеместно возрастает достоверность информации из России. Одна из причин тому - разрешение в начале 1922 г. свободной подписки на советские газеты за рубежом. Впервые вышедшая в марте 1922 г. лояльная Москве новая берлинская ежедневная газета «Накануне» разрешалась для распространения в Советской России. «Накануне» было единственным германским изданием на русском языке, имевшим собственное представительство в Москве. В этот период в прессе заметно интенсифицируются межлитературные контакты. Культурные связи помогали эмиграции воссоздать и перестроить утраченные отношения с родиной. Публикации в русскоязычной берлинской газете даже отдельного рассказа молодого М.Зощенко или, например, только начинавшего писать М.Булгакова делали духовную жизнь Советской России чуть более близкой русскому изгнанию. Представители политических движений, декларировавшие те же задачи, ближайшими целями видели какую-либо форму воздействия на Советскую Россию или эмиграцию. В то время как искусство объединяло обе части России, представители политических движений поневоле углубляли внутренний раскол «России вне России». Общественная наэлектризованность в этих условиях неизбежно уходила из сферы литературы в сферу чистой политики.

По ту сторону «красных границ» у Ленина в этот период вызревает мысль о необходимости изменить формы террора и выслать из России «философский пароход», ознаменовавший, как уже отмечалось, новую веху в развитии и духовной значимости русскоязычной прессы Берлина.

В заключении мы суммируем основные выводы исследования.

В берлинском «Накануне» состоялся его писательский дебют.

Зарождение берлинской русскоязычной прессы в первые послереволюционные годы

Традиции эмигрантской прессы на русском языке в Германии начали формироваться примерно через год после революции 1917 г. в России. К тому времени германская «русская колония» насчитывала 100 тыс. человек, а к началу 1920 г., по данным газеты «Время» , количество русских эмигрантов в Германии удвоилось. Постоянно увеличивавшийся поток приезжих (кстати, далеко не только из России: за январь 1920 г., по данным газеты «Голос России», из 108 954 приехавших в Берлин было только 885 россиян, а, к примеру, голландцев - 1466) проходил прежде всего через столицу Германии. Официальная статистика 1919 г. дает сопоставимые данные о темпах притока эмигрантов из России в германскую столицу (за март 1919 г. - 107 666 человек, из них русских беженцев -703). Многие оставались там на продолжительное время. Быстро формирующееся общество российских эмигрантов, как известно, было изначально объединено не только территориальным происхождением, но и открытым идеологическим неприятием происходящего на их родине. Поэтому ни у кого не вызывало сомнений, что в Берлине постепенно сформируется самая крупная в Германии и в известном смысле монолитная колония выходцев из России. Так и произошло.

Темы, связанные с Россией, в те годы не сходили с первых страниц всех европейских газет, начиная от «Берлинер Тагеблатт» и кончая «Тайме». Революции в Баварии, Венгрии были для многих весьма убедительными предвестниками мировой революции. О московских вождях писались очерки и рассказы. Особенно это удавалось «Тайме». Статьи из нее многократно тиражировались другими газетами.

Молодая русскоязычная пресса в Германии в этом смысле занимала второстепенное положение. Она не имела ни надежных источников информации, ни испытанных кадров, ни тем более высокого авторитета по сравнению с другими изданиями. Тем не менее потребность в газетах на русском языке у эмигрантов была велика. И дело тут не только в том, что берлинские россияне в большинстве случаев владели немецким и английским языками не настолько, чтобы легко читать иностранные газеты. Языковой барьер едва ли был главной причиной оторванности основной массы эмигрантов от исконной европейской прессы.

Выходцам из России по понятным причинам требовался особый, собственный взгляд на происходящее на родине. К тому же, через год после приезда в Германию эмигрантам в условиях отсутствия необходимой информации было весьма трудно ориентироваться в политической жизни Советской России. Иностранные же газеты, как правило, писали исходя из иных, важных для Запада, представлений о России. Это в полной мере не устраивало новых многочисленных гостей Берлина. У тех, кто располагал достаточными средствами и влиянием на информационном рынке, не могло не появиться желания создать газету на русском языке.

Иностранные наблюдатели, да и сама эмиграция, свое возможное политическое воздействие на Россию (ее нельзя путать с Советской Россией) оценивали очень высоко. «Кто привлечет на свою сторону русских эмигрантов, тот будет владеть будущим России» ,- так писали немецкие газеты. Со временем в германских кругах все меньше верили в этот лозунг, потом он и вовсе исчез. Поэтому сегодня нам трудно себе представить, насколько оживленно велась борьба за информационное влияние на русскоязычную часть берлинских жителей. Борьба началась сразу же, как стало ясно, что русская эмиграция будет существовать еще относительно долго. Это прояснилось к середине 1918 г., а в начале 1919 г. на информационном рынке

Попытка переосмысления газетами большевизма и роли эмиграции в истории России. Формы и методы переоценки

Причиной основных политических событий конца весны 1921 г. стала, как известно, не реконструкция советской власти, но признание ее успехов со стороны западных держав. Поэтому прорыв России в области международных отношений обозначал первые признаки смены политических векторов за границей, и прежде всего в Европе. И дело не только в смене политики правительств иностранных государств.

Эмигрантские газеты признавали перемены в восприятии Советской России гражданами крупнейших европейских стран: «В том заметно меняющемся отношении к русскому большевизму, которое проявляют к нему западно-европейские правительства и западно-европейское общественное мнение (курсив мой.-А.Л.), - писал, например, «Руль» в передовой статье,- существенную роль играет вера в возможность изменения самого большевизма и надежда на такое изменение. То, что сейчас существует в России как большевизм, не есть уже будто бы тот первоначальный большевизм, отличительной чертой которого являлось непризнание каких бы то ни было компромиссов, а является чем-то гораздо более жизненным, считающимся с условиями реальной действительности и потому способным к дальнейшей эволюции» . Распространение подобного взгляда не могло не осложнять жизнь беженцев.

В отличие от стран Запада «зарубежной России» и ее газетам было очень непросто даже пытаться строить паритетные отношения с Советской Россией. Но духовные лидеры русского зарубежья были вынуждены учитывать перемены в западном общественном мнении. Англия и Германия, объясняя шаги в сторону недавнего врага, имели в запасе убедительный аргумент - коммерческую выгоду. Таким образом они отгораживались от идеологического образа большевизма. Эмиграция как общность никакой коммерческой выгоды в торговле с покинутой родиной преследовать не могла . Казалось неизбежным тотальное проникновение в русские газеты теории «воспитываемого большевизма».

«Новая тактика» П.Н.Милюкова, которая с середины 1921 г. начнет шествие по Берлину, а на тот момент олицетворяла «Последние новости», выглядела особенно пригодной для западного восприятия России. Милюков предложил свою концепцию вопреки настроениям эмигрантов, предпочитавших этот печатный орган. Г.Струве свидетельствует, что большинство читателей газеты стояло правее редакторской линии П.Н.Милюкова , и многие из них позволяли себе просто игнорировать «новую тактику». Исходя из этого можно предположить, что «новая тактика» первоначально опиралась на переоценку Европой отношения к России. Западнически настроенный П.Н.Милюков не только мог, но и должен был позволить себе нечто подобное.

Оппоненты «новой тактики» по существу точно распознали ее корни: «Когда торжествует идея, - писал «Новый мир»,- она просачивается в среду противников, и можно с улыбкой наблюдать, как они сами бессознательно подчиняются ей - проклиная ее, ей служат» .

«Новая тактика», конечно, никогда не работала на упомянутую идею, но опосредованно, через западное общественное мнение, испытала ее влияние. Это произошло вопреки доминировавшему в русских газетах Берлина пессимистическому взгляду на Советскую Россию как надежного партнера Запада.

Голод в России: повод для сотрудничества эмиграции с метрополией. «Новая тактика» П.Н.Милюкова в берлинской прессе. Поле мика «Голоса России» и «Руля» в период активной журналистской работы П.Н.Милюкова в Берлине

Летом 1921 г. первые страницы газет занимала тревожная информация: из России все чаще приходили сообщения о небывалом неурожае и огромном числе голодающих. Популярная берлинская газета «Берлинер Тагеблатт» 3 августа 1921 г. сообщала о 6 млн беженцев из Поволжья, которые к тому моменту уже отправились искать пищу в более благополучных губерниях . Предсказания о вымирании от голода городов России сменяли друг друга на страницах газет настолько часто, что, кажется, быстро перестали производить должное впечатление на читателей. «К умирающим городам присоединятся умирающие, взаимноумерщвляющие деревни,- читаем в «Голосе России»,- к залитым рудникам и развалившимся фабрикам - засохшая, невозделанная земля. Таково настоящее - последний предел для миллионов...» Спокойная интонация по отношению к совсем недавно происшедшему событию, уверенность в оценках не были журналистским средством усиления эффекта бедствия. В частном письме, например, откровения которого в отдельных местах исключают всякую вероятность игры на публику, бывший посол царской России в США Б.Бахметьев 22 августа 1921 г. передавал П.Н.Милюкову приблизительно то же настроение: «То ужасное, что мне давно казалось неизбежным, наконец осуществилось. Я говорю о голоде, который, в нынешних условиях, по всей вероятности поведет неминуемо к повальному вымиранию целых областей, к массовым переселениям и проч.»256 Информация, давшая повод для таких прогнозов, не могла быть точной. В разгар уборки урожая, когда на юге до конца не известны объемы его сборов, а в Сибири уборка еще не началась, едва ли можно точно предсказать масштабы голода зимой или в начале весны. Полное доверие к такой информации, видимо, объясняется лишь ее органичностью с общим представлением русских эмигрантов о РСФСР. Посильная помощь голодающей России на долгое время стала ведущей темой русскоязьганых и даже иностранных газет. Казалось, необходимость сочувствия и содействия России может стать поводом для долгожданного объединения эмиграции.

Начало участливого наблюдения берлинской русскоязычной прессы за надвигающейся голодной катастрофой на родине по времени совпало с переходом берлинского «Голоса России» под идейное руководство П.Н.Милюкова, выдвигавшего, как известно, идею переосмысления роли эмиграции в жизни России. Сам П.Н.Милюков обычно избегал четких разъяснений о том, что такое «новая тактика». В публицистических статьях он предпочитал ссылаться на общую позицию своих изданий: «Под этим названием оно (политическое направление — «новая тактика».—А.Л.) сделалось предметом и подчас ожесточенной полемики, которая длится вот уже несколько месяцев. За острыми углами, может, подчас затушевались его общие очертания и его основная сущность (курсив мой. - А.Л.), хотя в другой газете, редактируемой мною, «Последних новостях», я и старался поставить спор на правильную почву и свести его к существу»

В самых общих чертах «новая тактика» предлагала теоретическую концепцию беженского единства и единства эмиграции с метрополией благодаря отказу от идеи интервенции. «Новая тактика» была заметна в каждой информационной кампании. В момент ее внедрения в Берлине, например, она убедительно обосновывала необходимость спасения России от голода не только как акт гуманности. «Новая тактика» предлагала эмиграции отказаться от претензий на политическое руководство Россией, но не замкнуться в «эмигрантском уезде», прислушаться к нуждам родины и помочь ей спастись от гибели.

«Новая тактика», «Евразийство», «Сменовеховство» - попытки преодолеть двойственное положение эмиграции

В иерархии популярных идей, стратегий, тактик эмиграции, выстроенной по принципу интереса к ним берлинских газет, евразийство и сменовеховство заняли бы места после «новой тактики». Их активное обсуждение началось после закрытия Комитета помощи голодающим. Однако к моменту обоснования П.Н.Милюковым «новой тактики» в декабре 1920 г. в европейских политических кругах эмиграции сменовеховство и евразийство уже были известны. Они, как и «новая тактика», по своему существу были реакцией на эмигрантскую депрессию начала 1920-х гг., и у них много общего. Даже П.Н.Милюков отмечал, что у сменовеховцев «есть что-то от меня» .

В этой фразе любопытно стремление подчеркнуть старшинство «новой тактики». Современники в самом деле ее воспринимали так. Однако до начала кампании помощи голодающим, в июле 1921 г., П.Б.Струве все три идеи справедливо рассматривал как равновеликие попытки «внутренне, идеологически преодолеть социальный и государственный кризис, переживаемый Россией» . И сравнение их между собой также выглядело обоснованным, «...идеология «Последних новостей» (то есть «новая тактика».- А.Л.) - писал он,- есть идеология чистейшей интеллигентской реставрации - полный идейный pendant к той soi-disant «монархической» идеологии, которая пишущего эти строки трактует как подозрительного социалиста. И это интеллигентское, и это «монархическое» реставраторство по своему идейному существу совершенно неинтересное» .

Наиболее же интересной идеей П.Б.Струве, один из авторов «Вех» 1909 г., назвал национал-большевизм, который вошел в историю под названием «сменовеховство». В конце 1921 г. в результате массированной информационной кампании это течение общественным мнением было признано проболыпевистским. С тех пор началась полноценная политическая жизнь сменовеховства, невозможная без ярлыков и некоторого схематизма. Идея получила широкое распространение, и она, как «всякая общепризнанная условность - бессмыслица»3 . Продукт политической пропаганды сменовеховства был спустя всего 5 лет так далек от исходных идей этого течения, что его отделяли от самого сменовеховства термином «европейское сменовеховство». Н.В.Устрялов в 1926 г. писал: «Слывя «сменовеховцем», я в действительности ближе к евразийству, нежели к недоброй памяти европейскому сменовеховству»Наиболее объективные и независимые оценки сути сменовеховства, а не его политического резонанса, прозвучали до июля 1921 г., когда в Праге вышел нашумевший сборник «Смена вех», но уже после того, как оформилась его идейная канва. П.Б.Струве, например, изложил в берлинской прессе концепцию сменовеховства более четко, чем это было возможно позднее: «Не то национал-большевизм Устрялова. Это направление поднимает глубочайшие исторические проблемы, оно не есть реставрация дореволюционной интеллигентщины, оно родилось из русской неэмигрантской почвы, отражает какие-то внутренние борения, зачатые и рожденные в революции. [...]В своем письме, помеченном 15 октября 1920 г., Устрялов писал мне: «Руководствуясь обстановкой, после бегства из красного Иркутска, я занял здесь весьма одиозную для правых групп позицию «национал-большевизма» (использование большевизма в национальных целях - кажется, в современной Германии такая точка зрения тоже высказывается некоторыми ). Мне представляется, что путь нашей революции мог бы привести к преодолению большевизма эволюционно и изнутри.

Похожие диссертации на Эволюция русскоязычной прессы Берлина: от противостояния к культурно-политическому диалогу с Советской Россией, 1919-1922 гг.