Восприятие второй Пунической войны римскими историками и ораторами : конец III - конец I вв. до н. э. Татарников Дмитрий Геннадьевич

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. ИСТОРИКИ И ОРАТОРЫ В КОНТЕКСТЕ РИМСКОЙ ИСТОРИИ: ДВЕ ЭПОХИ ВОСПРИЯТИЯ ВТОРОЙ ПУНИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ

1. Фабий Пиктор. Катон. Полибий 36

2. Корнелий Непот. Цицерон. Саллюстий

ГЛАВА II. ВОСПРИЯТИЕ И ОЦЕНКА ПРИЧИН ГАННИБАЛОВОЙ ВОЙНЫ

1. Эпоха великих завоеваний. Bellum iustum 134

2. Эпоха гражданских войн. Бессмертие верности

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 213

Список ИСПОЛЬЗОВАННЫХ источников и ЛИТЕРАТУРЫ 225

1. Источники 225

2. Исследования. Справочники. Словари 236

Список СОКРАЩЕНИЙ 253

• Фабий Пиктор. Катон. Полибий
• Корнелий Непот. Цицерон. Саллюстий
• Эпоха великих завоеваний. Bellum iustum

Введение к работе

Одно из определений предмета исторической науки сформулировано немецким философом В. Дильтеем. Оно гласит, что предметом истории (впрочем, как и любой другой «науки о духе») является исторически-социальная действительность, сохранившаяся в сознании человечества в виде исторических сведений¹. Это определение, с одной стороны, избавляет историю от упрека в том, что она не имеет своего предмета исследования, ведь каждый, кто упрекал ее в этом, вполне справедливо замечал, что возврата к прошлому, которого уже нет, просто не может быть. С другой стороны, оно указывает историку на то, что прежде всего достойно его внимания.

Но исследователь должен быть готов к тому, что человеческое сознание облекает предмет его изучения в различные формы. Так, историческая действительность в виде исторических сведений может быть представлена устной традицией, памятниками материальной культуры, монетами, надписями, наконец, найти свое отражение в литературных источниках. Необозримость всей массы этого непомерно большого материала, в свою очередь, диктует исследователю его первую задачу - критически анализировать традицию, устанавливать и собирать факты.

Однако при этом исследователь сталкивается с трудностями, которые вызваны, прежде всего, тем, что составляющие элементы этой традиции сами могут рассматриваться как факты современной им эпохи, факты «духовного порядка», заключающие в себе, наряду с историческими сведениями, следы человеческого существования своего автора.

Этот нюанс часто учитывается исследователями в том случае, когда речь заходит о памятниках материальной культуры, и почти совсем не принимается во внимание, если исследователи соприкасаются с письменными источниками, поскольку предметом научного интереса становятся, главным образом,

¹ Дилыпей В. Введение в науки о духе / Пер. с нем. В. В. Бибихина // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе / Сост., общ. ред. Г. К. Косикова. М: Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 127.

исторические сведения. Конечно, письменный источник, тем более, если в его качестве выступает историческое сочинение древнего автора, содержит множество исторических фактов, но не следует забывать, что они представлены в этом сочинении не сами по себе, а всего лишь как элементы, образующие единую мозаику, задумал и сложил которую некогда живший человек. Иными словами, источник в данном случае дает слово социально-исторической действительности именно так, как она представлена в восприятии его автора.

Таким образом, оказывается, что интерпретация исторического сочинения или некогда произнесенной речи как письменного источника будет тесно взаимосвязана с проблемой авторского восприятия, поскольку для того, чтобы ближе всего подойти к той социально-исторической действительности, которая представлена во внутреннем опыте какого-либо античного историка или оратора, необходимо, прежде всего, увидеть за сочинением человека, понять его цели и задачи, надежды и перспективы. Видимо, поэтому Ф. Шлей-ермахер определяет интерпретацию источника как поиск сохранившихся в письменном виде следов человеческого существования, которые выражают духовную жизнь его автора².

Впрочем, даже при подобном подходе авторское восприятие, хотя и является одним из важнейших элементов интерпретации, тем не менее, все же рассматривается исследователями, главным образом, как некое промежуточное звено, которое позволяет приблизиться к социально-исторической действительности. Однако это не вполне справедливо, поскольку авторское восприятие - полновесная часть этой действительности, которая достойна особого и пристального внимания. То есть, рассматривая сочинения античных авторов в качестве фактов «духовного порядка», можно сконцентрироваться не столько на исторической действительности, представленной в виде исторических сведений, во внутреннем опыте античных авторов, сколько на са-

² См.: Шлейермахер Ф. Герменевтика / Пер. с нем. А. Л. Вольского. СПб.: Европейский Дом, 2004.

мом внутреннем опыте, и показать то, как сами историки и ораторы воспринимали представленную ими действительность. Разумеется, что их восприятие тоже составляет определенную социально-историческую действительность, правда отличную от той, которая содержится в их внутреннем опыте.

Античные авторы жили в разные исторические эпохи, и их сочинения также принадлежат этим эпохам, как и они сами. Опираясь на авторское восприятие можно говорить о том, как действительность воспринималась людьми соответствующей эпохи, поскольку восприятие античных историков в значительной степени отражало восприятие их современников. С другой стороны, авторское восприятие не только отражало общественное восприятие действительности, но и во многом формировало его.

Исходя из вышеизложенного, полагаем, что темой настоящего исследования вполне может стать проблема восприятия второй Пунической войны, проблема, которая, с одной стороны, взаимосвязана с критическим анализом письменной традиции, а с другой- тесно соприкасается с общественным сознанием исторической эпохи.

Ганнибалова война - одно из самых ярких событий римской истории, и таковым она считалась уже в античности. По словам Ливия, она стала «самой замечательной из войн всех времен»³. Действительно, вторая Пуническая война оставила свой неизгладимый след в истории Рима. В ходе противостояния с Ганнибалом впервые со времен галльского нашествия римляне увидели вражеский лагерь у ворот своего города, а их государство неоднократно в течение многолетнего пребывания карфагенян в Италии оказывалось на грани гибели. Вдобавок к этому Рим одновременно должен был сдерживать натиск врага также в Иберии и Сицилии. Никогда раньше, как утверждал Ливии, римляне не сталкивались с более могущественным государством, чем Карфаген (Liv. XXI. 1.2), и, что неоспоримо, с таким гениальным полководцем, как Ганнибал. Силой этого человека и величием его ума восхищался не только стремящийся к объективности Полибий (Polyb.

...bellum maxime omnium memorabile, quae unquam gesta sint (Liv. XXI. 1.1).

IX.22.2-6), но даже плохо скрывающий свою антипатию Ливии также был вынужден признать ум, силу и храбрость карфагенского полководца (Liv. XXI.4.1-8). Между тем победа Рима в этом напряженном и многолетнем противостоянии определила дальнейший рост могущества государства и стала отправной точкой римского «мирового господства».

Масштаб борьбы римлян с Ганнибалом и результат победы в этом противостоянии сделали вторую Пуническую войну таким историческим событием, память о котором постоянно жила в римском обществе, событием, к которому непрестанно обращались как в поисках героических примеров верности, чести, мужества и милосердия, так и для иллюстрации вероломства, жестокости и предательства.

Однако в современной исследовательской литературе хотя и есть множество работ, посвященных Ганнибаловой войне, но нет ни одной, в которой специально рассматривалось бы восприятие этой войны. Впрочем, актуальность данному исследованию, придает не только отсутствие работ по восприятию именно второй Пунической войны, но и сама проблема восприятия исторического события, проблема, которой до настоящего времени вообще мало кто занимался.

Цель работы заключается в том, чтобы с помощью интерпретации текстов античных писателей - историков и ораторов - определить, как они воспринимали такое величайшее событие социально-исторической действительности, как вторая Пуническая война.

Для достижения этой цели требуется решение следующих задач: во-первых, рассмотреть отдельных историков или ораторов, с одной стороны, в контексте современной им эпохи, а с другой - в контексте языка, характерного для их времени и той историографической традиции, к которой они относятся; во-вторых, определить восприятие второй Пунической войны историками и ораторами, обращая внимание, прежде всего, на их объяснение и оценку причин войны; в-третьих, показать рецепцию этого исторического

события не только самими авторами, но и, насколько возможно, теми слоями римского общества, к которым они принадлежат.

Конечно, разделяя историю на периоды, мы отдаем некоторую дань условности, между тем уже античные авторы выделяли в своих сочинениях определенные исторические эпохи. В первую очередь, здесь будет уместным вспомнить Полибия, отметившего в своем сочинении неполных 53 года, за которые «весь известный мир покорился единой власти римлян» (Polyb. 1.1.5). Укажем, что Полибий, который начинает основную часть своего повествования событиями 220 г. до н. э., первоначально хотел рассмотреть историю до 168 г. до н. э., завершив свой рассказ битвой при Пидне⁴. Однако, находясь под впечатлением разрушения римлянами Коринфа и Карфагена, греческий историк довел повествование до 146 г. до н. э., таким образом, прибавив к заявленным ранее 53-м годам еще 18. В настоящей работе будет уместным использовать «периодизацию» Полибия, и в качестве одного из периодов римской истории выделить эпоху великих завоеваний Рима в Восточном и Западном Средиземноморье, обозначив ее границы 220 и 146 гг. до н. э.

Если следовать античной традиции, то можно утверждать, что на смену эпохе римских завоеваний пришла эпоха гражданских войн. Интересно, что сам термин «гражданские войны» или «гражданская война» (bella civilia; bel-lum civile; то epyov єцфиХоу) многократно используется древними авторами⁵. Более того, в своих сочинениях они не только говорят о гражданских войнах, но и очень четко определяют тот период римской истории, в который «происходили открытые покушения на существующий государственный порядок» (Арр. Bell. civ. 1.2. Пер. С. А. Жебелева).

⁴ Ziegler К. Polybios (I) // RE. 1952. Bd. XXI.2. Sp. 1475-1485.

⁵ Термин bella civilia употребляют в своих сочинениях разные авторы. Его использу
ет Цезарь уже в заглавии своего труда «Commentarii de bello civile», а также во фрагментах
11.29.3 и III. 1.4. Этот термин более двадцати раз встречается в филиппиках Цицирона, у
Светония (Suet. Iul. 87.1; Aug. 9.1; 25.1; 83.1; Tib. 59.2), Тацита (Tac. Hist. 1.2; 1.46; Annal.
1.3; 1.78; XIII.6), его в XIV эподе использует Гораций. Аппиан приводит греческий аналог
римского термина - epyov ффиХоу (Арр. Bell, civ. 1.1).

Так, начиная свое сочинение Bellum civile, Аппиан писал, что «между римским народом и сенатом часто происходили взаимные распри по вопросам законодательства, отмены долговых обязательств, раздела общественной земли, выбора магистратов. «Однако,- подчеркивает греческий историк,-это не были в строгом смысле слова гражданские войны» (Арр. Bell. civ. 1.1. Пер. С. А. Жебелева; курсив наш- Д. Т.)⁶. По его мнению, «меч еще не был поднят в народном собрании, не была пролита кровь граждан... до тех пор, пока Тиберий Гракх, народный трибун, внесший свои законопроекты, первый погиб во время народного волнения... После этого гнусного дела, - продолжает Аппиан, - волнения уже не прекращались, причем всякий раз враждующие партии открыто поднимались одна против другой» (Арр. Bell. civ. 1.2. Пер. С. А. Жебелева).

Историк не только определяет событие, ознаменовавшее начало эпохи гражданских войн, он утверждает, что концом междоусобной распри, которая начинается смертью Тиберия, стала битва при Акциуме (Арр. Bell. civ. 1.6). С выводами Аппиана вполне можно согласится и признать границами эпохи гражданских войн 133 и 31 гг. до н. э.⁷

Таким образом, хронологические рамки диссертации, охватывают эпоху великих завоеваний Рима в Восточном и Западном Средиземноморье, а также эпоху гражданских войн и ограничиваются 220 и 31 гг. до н. э.

В работе используется, прежде всего, исторический метод - важнейший при изучении изменяющегося восприятия второй Пунической войны у людей, живших в рассматриваемые эпохи. Этот метод представляется необходимым для выяснения тех изменений, которые произошли не только в восприятии исторического события, но и с самим римским обществом в указанное время. В свою очередь, незаменимым в изучении римской civitas на разных этапах ее развития стал системный методологический принцип. Широкое применение в работе нашла интерпретация текста, как она понимается

⁶ои ті x^eiP^ epyov ецфиХоу fjv (Арр. Bell. civ. 1.1).

⁷ Характеристика обоих периодов будет дана в 1-й главе диссертации.

Ф. Шлейермахером . Интерпретация в ее классическом смысле наиболее полно объединяет в себе совокупность приемов, методов и принципов исторической критики, к которым, безусловно, относятся методы исторического и филологического анализа письменных источников, в частности, терминологический анализ, поиск семантики слов и выражений.

В настоящем исследовании в качестве источников используются преимущественно сочинения античных авторов. Для римлян вторая Пуническая война была настолько ярким событием, что о ней писали в исторических сочинениях, ей посвящали поэмы, упоминали в публичных выступлениях и философских трактатах. Так, к современникам эпохи великих завоеваний, а также гражданских войн, которые писали об этой войне, следует отнести Фа-бия, Цинция Алимента, Энния, Гая Ацилия, Катона, Кассия Гемину, Поли-бия, Целия Антипатра, Кальпурния Пизона, Непота, Цицерона, Саллюстия.

Сочинения этих авторов сохранились лишь во фрагментах, однако среди них есть те, которые повествуют о событиях Ганнибаловой войны. К примеру, от труда Фабия осталось два фрагмента: в первом сообщается о причинах войны, а во втором - о римских потерях в битве при Тразименском озере. От сочинения Цинция Алимента до нас дошел только один фрагмент, повествующий о потерях карфагенян со времени перехода ими Родана. От исторического эпоса Энния, кроме отвлеченных рассуждений поэта, связанных со второй Пунической войной, сохранился также один фрагмент, в котором Фа-бий Кунктатор воспевается как спаситель государства.

Три фрагмента, в которых сообщается о событиях Ганнибаловой войны и ее героях, дошли до нас от исторического сочинения Гая Ацилия. В первом речь идет о том, как после каннского сражения Ганнибал отправил в Рим десять пленников, чтобы они договорились о выкупе остальных пленных. Во втором сообщается о потерях карфагенян в Иберии после сражения, которое

См.: Вольский А. Л. Фридрих Шлейермахер и его герменевтическая теория I/ Шлей-ермахер Ф. Герменевтика. СПб., 2004. С. 23-40.

они проиграли Луцию Марцию. В последнем передается содержание беседы, состоявшейся в Эфесе между Ганнибалом и Сципионом Старшим.

Несколько фрагментов, содержащих рассказ о Ганнибаловой войне, сохранилось от исторического сочинения Катона. К их числу относится фрагмент, повествующий о нарушении карфагенянами договора через двадцать два года после окончания первой Пунической войны. Его можно интерпретировать как такой, в котором говорится о причине Ганнибаловой войны. Из сохранившихся текстов можно узнать о драматическом диалоге, состоявшемся между диктатором карфагенян и начальником конницы сразу после битвы при Каннах и продолженного ими на следующей день. Остальные фрагменты Катона, относящиеся к событиям второй Пунической войны, мало информативны. Весьма незначительные сведения о событиях этой войны заключаются во фрагментах сочинения Кассия Гемины. Так, он вскользь упоминает писца, который имел отношения с одной из весталок, и говорит о двух сражениях римлян в Испании. Некоторые из сохранившихся фрагментов его сочинения вне контекста просто невозможно понять.

Имеются многочисленные фрагменты сочинения Целия Антипатра, который, в отличие от своих предшественников, целиком посвятил свой труд второй Пунической войне. Благодаря этим текстам можно узнать, каким путем Ганнибал перешел Альпы; о том, что Целий приписывает подвиг спасения консула Публия Сципиона в битве при Тицине не его сыну, будущему победителю Ганнибала, а рабу Лигурийского происхождения; о том, как пунийцы перешли реку Пад и о том, что Фабий Кунктатор был первым диктатором, избранным на свою должность народом. Целий рассказывает о разграблении Ганнибалом храма, находившегося в роще Феронии; об обстоятельствах гибели Марцелла; а кроме того, упоминает захват карфагенских кораблей Гнеем Октавием. Он также пишет о числе римлян, переправлявшихся под предводительством Сципиона в Африку и об обстоятельствах этой переправы и, наконец, о конном сражение между римлянами и пунийцами, состоявшемся после переправы римлян в Африку.

Сохранившиеся части труда Целия сообщают о сне Ганнибала, который приснился тому после взятия Сагунта, и о том, как Гай Фламиний после избрания его консулом не исполнил необходимые жертвоприношения и пренебрег предсказаниями, в результате чего проиграл Транзименскую битву. Целий писал о том, как Ганнибал, заняв храм Юноны в Лации, хотел унести оттуда золотую колонну, и о том, что из этого получилось.

Небольшой фрагмент о событиях второй Пунической войны сохранился от сочинения Кальпурния Пизона, в нем упоминается сражение римлян под предводительством Луция Марция с карфагенянами и сообщается о потерях карфагенян в этой битве.

Если сочинения всех упомянутых выше авторов дошли до нас лишь в незначительных и разрозненных фрагментах, то труды Полибия, Непота, Цицерона и, в меньшей степени, Саллюстия в нынешнем виде представляют собой определенное композиционное единство. Их сочинения содержат гораздо больше сведений о второй Пунической войне⁹.

Имеющиеся в нашем распоряжении фрагменты позволяют говорить о восприятии отдельных римских полководцев и Ганнибала, а также восприятии определенных важных сражений и событий второй Пунической войны. Однако для нас принципиально важно именно то, что авторское восприятие всего исторического события зависит, главным образом, от его объяснения и оценки, а они, в свою очередь, определяются пониманием причин этого события. Поэтому в качестве основных источников нашего исследования рассматриваются преимущественно те фрагменты сочинений Квинта Фабия Пиктора, Марка Порция Катона Старшего, Полибия, Корнелия Непота, Марка Туллия Цицерона и Гая Саллюстия Криспа, в которых авторы так или иначе высказываются о причинах второй Пунической войны. Сохранившиеся же фрагменты сочинений Цинция Алимента, Энния, Гая Ацилия, Кассия Ге-мины, Целия Антипатра и Кальпурния Пизона, хотя и касаются многих со-

⁹ Большинство этих рассказов о событиях и героях войны подробно изложены и про-анализированны в первой главе диссертации.

бытии Ганнибаловой войны, но ничего не сообщают о ее причинах, и потому в настоящей работе подробно не рассматриваются.

Чтобы определить авторское восприятие исторического события и восприятие события в римском обществе, необходима интерпретация указанных фрагментов на основе единства, заключающего в себе историческое, грамматическое, логическое и эстетическое знание. Поэтому, давая подробную критику сочинений Фабия, Катона, Полибия, Непота, Цицерона и Саллюстия и рассматривая содержание двух различных эпох римской истории, следует обращаться как к их сочинениям, так и к трудам других античных историков, философов, ораторов и поэтов.

К примеру, третья Олинфская речь Демосфена помогает лучше понять особенности языка Саллюстия, в этом же отношении весьма полезен фрагмент сочинения Клавдия Квадригария и комментарий к нему, сделанный Ав-лом Геллием. Кроме того, особенности языка Саллюстия наиболее ярко проявляют себя в сравнении с языком и стилем Тита Ливия. Вместе с тем, сочинения Ливия и Авла Геллия, так же как и труды Плутарха, просто незаменимы, когда речь заходит о жизни упомянутых выше античных авторов и об исторических событиях их времени. Однако Геллий, в отличие от Ливия и Плутарха, сообщает нам гораздо большую информацию о произведениях историков и ораторов и об особенностях их стиля.

Отдельные сведения о жизни и сочинениях Фабия, Катона, Полибия, Непота, Цицерона и Саллюстия можно найти и у Диодора Сицилийского, Дионисия Галикарнасского, Страбона, Катулла, Сенеки, Валерия Максима, Плиния Старшего, Диона Кассия, Сервия, Павсания, Лукиана, Элиана, Юс-тина, Орозия, Зосимы, Зонары, в словаре Суды. В ряду источников выделим «Политику» Аристотеля, поскольку, опираясь на это сочинение, можно получить представление о сознании человека, выросшего в полисной системе ценностей.

Дополнительную информацию о жизни Полибия сообщают греческие надписи (Syll.³ 626, 684), изданные в сборнике В. Диттенбергера¹⁰. Полезным представляется собрание фрагментов античных писателей о жизни и трудах ахейского историка, составленное Ф. Г. Мищенко".

В диссертационной работе использованы два важных сборника, содержащие фрагменты сочинений римских историков. Во-первых, это- «Фрагменты римских историков» Г. Петера, впервые изданные в Лейпциге в 1870 г. Составителю удалось не только собрать сохранившиеся фрагменты сочинений ранних римских историков, начиная с Фабия Пиктора и заканчивая Гаем Пизоном, но и представить, насколько это, вообще говоря, возможно, их жизнеописания, а также дать критику их сочинений. Именно по книге Г. Петера в диссертации рассматривались интересующие нас фрагменты сочинений Фабия, Катона, Клавдия Квадригария. В первой главе работы использовались жизнеописания историков, составленные Г. Петером, а также его критика их сочинений. Хотя эта книга была издана еще в XIX веке, она до сих пор продолжает оставаться востребованной исследователями, а ее высочайший уровень подтверждают неоднократные переиздания.

Думается, что работа Г. Петера если и не была непосредственным ориентиром, то, во всяком случае, учитывалась Г. Беком и У. Вальтером, издавшими свой сборник текстов под заглавием «Ранние римские историки». В настоящем исследовании используется первый том этой работы, вышедший в Дармштадте в 2001 г.¹³ Г. Бек и У. Вальтер собрали сохранившиеся фрагменты сочинений ранних латинских историков, от Фабия и до Гнея Геллия, и перевели их на немецкий язык, снабдив каждый фрагмент соответствующими комментариями. В своей книге они немного расширили, по сравнению с Г. Петером, перечень представленных фрагментов и изменили порядок их

¹⁰Dittenberger IV. SyllogeInscriptionumGraecarum/AG.Dittenbergeroconditaetaucta. Tertium ed. Vol. II. Lipsiae: Apud S. Hirzelium, 1917.

¹' Мищенко Ф. Г. Важнейшие известия древних о Полибии и его сочинениях // Поли-бай. Всеобщая история: В 40 кн. / Пер. Ф. Г. Мищенко. М., 1890. Т. 1. С. 1-Ю.

¹² Peter Н. Historicoram Romanorum reliquiae. Lipsiae, 1870.

¹³ Beck H„ Walter U. Die friihen romischen Hitoriker. Darmstadt, 2001.

расположения. К примеру, собрание фрагментов Фабия издатели дополнили тремя новыми, к которым, прежде всего, относится так называемая надпись из Тавромения и фрагменты из Евтропия (Eutr. 3.5) и Оригена (Orig. Gentis Rom. 20.1-3). Кроме самих фрагментов и комментариев в этом издании представлены также жизнеописания римских историков, а предваряет работу обширное введение, в котором сочинения древних авторов рассматриваются в общем контексте историографической традиции. В настоящем исследовании работы Г. Бека и У. Вальтера, а также Г. Петера применялись как при непосредственном рассмотрение фрагментов, так и при реконструкции исторического контекста, в котором римские историки создавали свои сочинения.

В диссертации использован также второй том сборника «Межгосударственные договоры древнего мира», составителем которого является Р. Вернер. В книге, вышедшей вторым изданием в 1975 г.¹⁴, рассматриваются все межгосударственные договоры древности с 700 по 338 гг. до н. э. При этом сначала приводятся сообщения античных авторов о том или ином договоре, затем излагаются основные проблемы, связанные с договором, и, наконец, дается обширная библиография. Именно так здесь представлен и первый рим-ско-карфагенский договор 509 г. до н. э.

Второй Пунической войне в отечественной и, главным образом, в зарубежной историографии было посвящено множество исследований. Но именно проблема восприятия Ганнибаловой войны в римском обществе до сих пор остается совершенно не затронутой. Так, ни в зарубежной, ни в отечественной историографии нет ни одного исследования, специально посвященного этой теме. Ситуация объясняется, видимо, тем, что при интерпретации источника исследователи либо рассматривают авторское восприятие как некое промежуточное звено, которое позволяет им приблизится к пониманию исторической действительности, либо, ограничиваясь лишь цитированием источника, вообще не замечают проблемы авторского восприятия.

Werner R. (Hrsg.) Die Staatsvertrage des Altertums. Munchen, 1975. Bd. 2.

Наглядной иллюстрацией сказанному служит книга К. А. Ревяко «Пунические войны»¹⁵. Исследователь пытается осветить все три Пунические войны с их предысторией, ходом, перерывами и последствиями. Однако он стремится сделать это не столько исходя из интерпретации имеющихся в его распоряжении источников, сколько a apriori основываясь на социально-экономической модели развития общества, обусловленной марксистским подходом. В результате К. А. Ревяко почти не затрагивает ряда важнейших проблем, связанных с изучением истории Пунических войн и основанных, прежде всего, на интерпретациии источников. И это несмотря на то, что в зарубежной историографии по этим проблемам ведется оживленная дискуссия. Объявляя Пунические войны «борьбой двух хищников за Средиземноморье», К. А. Ревяко во многом просто пересказывает тексты античных авторов, подтверждая свои выводы, сделанные на основании социально-экономической модели общества, более или менее удачными цитатами.

Между тем тщательный анализ источников представлен в трудах многих зарубежных ученых. В первую очередь следует выделить исследования, посвященные сочинениям античных историков. Особый интерес именно к этим исследованиям, построенным на подробнейшей интерпретации текста, был продиктован целью настоящей работы. К их числу необходимо отнести, прежде всего, ряд статьей и монографий таких известных исследователей, как К. Ю. Белох, X. Дессау, Л. Систо, М. Гельцер, К. Ф. Эйзен, Ф. У. Уолбанк, С. Дж. Стейси, К. Гриз, А. X. Макдоналд, Р. М. Оджилви, Дж. Брискоу, Г. Тренкле, Дж. Адаме, Ч. Э. Мерджиа, Э. Бурк.

Одной из важных проблем была посвящена статья К. 10. Белоха «Источники Полибия в третьей книге»¹⁶. Если в первой книге «Всеобщей истории», по мнению К. 10. Белоха, картина с источниками Полибия, которыми являлись труды Фабия и Филина, кажется очевидной, то ситуация с третьей книгой представляется ему более затруднительной. Однако, как считает иссле-

¹⁵ Ревяко К. А. Пунические войны. Минск: Изд-во «Университетское», 1988.

¹⁶ Beloch К. J. Polybios' Quellen im dritten Buche II Hermes. Berlin, 1915. Bd. 50. S. 357-
372.

дователь, определить источники этой книги все-таки можно; но для того, чтобы выяснить, где карфагенской, а где римской традиции следует историк, необходимо обратить внимание на точку зрения, исходя из которой изображаются события. К примеру, К. 10. Белох полагает, что если Полибий где-то подробно сообщает о численности карфагенского войска или о точной продолжительности похода карфагенян, то в этом месте он использует историков, представляющих карфагенскую традицию. Согласно избранному методу К. Ю. Белох считает, что при обзоре произведения ахейского историка необходимо отдавать себе отчет, из какого именно источника Полибий черпает сведения и верно ли он передает свой источник.

В статье «Об источниках нашего знания о второй Пунической войне»¹⁷ X. Дессау вслед за К. Ю. Белохом вновь касается вопроса источников Поли-бия, на который он отвечает совершенно по-новому. Прежде всего, рассматривая сочинение греческого историка, автор обращает внимание не только на его содержание, но и на композицию; а также учитывает такие особенности, как краткость сообщений Полибия по сравнению с информацией Ливия и разногласия между ахейским и римским историками. Таким образом, в труде X. Дессау на первый план выступает своеобразие Полибия на фоне его источников.

Говоря об источниках по второй Пунической войне, исследователь пытается доказать, что кроме Лацинской надписи нет никакой другой карфагенской исторической традиции. Тем самым X. Дессау оспаривает выводы, сделанные ранее К. Ю. Белохом. По мнению X. Дессау, в качестве критерия, определяющего источники Полибия, не следует рассматривать ту точку зрения, исходя из которой ахейским историком излагаются события, поскольку иногда сама историческая действительность требовала, чтобы Полибий в своем повествовании выдвигал карфагенян на первый план и излагал ход событий с

¹⁷ Dessau Н. Uber die Quellen unseres Wissens vom zweiten punischen Kriege II Hermes. Berlin, 1916. Bd. 51. S. 355-385.

их стороны. Это мнение, однако, не получило в дальнейшим широкой поддержки.

В своей работе «Влияние Кв. Фабия Пиктора на труд Полибия из Мега-лополя» Л. Систо уделила большое внимание источникам Полибия и сравнила изложение Полибия с параллельной историографической традицией, представленной Диодором, Ливием и Аппианом. Л. Систо сопоставила сообщения Полибия с предполагаемой «исторической достоверностью», вытекающей из логики фактов.

Используя при определении источников тот метод, автором которого был К. Ю. Белох, Л. Систо утверждает, что Полибий в первой книге своего сочинения в равной степени использует два главных источника - Филина из Акраганта и Фабия Пиктора. Впрочем, в сравнении с К. Ю. Белохом, исследовательница констатирует более сложные соотношения в использовании Полибием своих источников. Она считает, что, рассказывая о походе Аппия Клавдия против Сиракуз и походе М. Валерия, Полибий использует оба своих источника, первоначально следуя за Филином, а после за Фабием. Таким же образом Полибий повествует о пленении Г. Корнелия Сципиона и о битве при Милах. Однако, по мнению Л. Систо, в некоторых местах своего сочинения историк следует исключительно Фабию. Так, она полагает, что, называя легионеров Регула молодыми воинами (уєш/іакої - Polyb. 1.36.12), Полибий следует Фабию, который, желая умалить победу карфагенян, вероятнее всего, определил воинов Регула как новобранцев (tirones). Итальянская исследовательница видит следы Фабия в тех отрывках Полибия, где ахейский историк приводит имена консулов или восхваляет римскую дисциплину. В заключении Л. Систо во многом повторяет выводы, сделанные еще К. Ю. Белохом, утверждая, что там, где в рассказе Полибия присутствует проримские настроения или рассказ ведется со стороны римлян, историк следует Фабию, там же, где события излагаются с позиции карфагенян, он следует Филину.

Sisto L. Influenza di Q. Fabio Pittore sulP opera di Polybio di Megalopoli II Atene e Roma. N. S. Vol. 12.1931.

Новизна статьи «Римская политика у Фабия Пиктора» заключается главным образом в том, что ее автор, М. Гельцер впервые рассмотрел сочинение Фабия Пиктора с позиций политической целесообразности. Он исходит из предположения, что своим сочинением, написанным на греческом языке, Фабий обращался, прежде всего, к эллинам, чтобы объяснить им римский образ мыслей (тгроа'ірєоч?). Исследователь утверждает, что как писатель Фабий рассчитывал занять свое место именно среди греческих историков и признает, что Пиктор оказал значительное влияние на своих последователей, писавших на греческом языке, а также на Катона. Однако, по его мнению, труд Фабия не следует в полной мере считать «анналистическим».

М. Гельцер уделяет внимание не только проримской направленности сочинения историка, но и старается показать, как Фабий отражает разнообразные политические течения и настроения своего времени, к тому же он пытается определить, возможно ли, вообще говоря, обращаться к сообщениям Фабия, не принимая во внимание их политической направленности. В статье отмечается ряд сообщений, анализ которых позволяет решить поставленные задачи. Например, разбирая обсуждение просьбы мамертинцев о помощи, исследователь указывает на трудное положение, в котором оказался сенат, и на то давление, которое сенаторы испытывали со стороны народа. По его мнению, Фабий таким образом подчеркивал рассудительность сената и выдвигал на первый план оборонительный характер римской внешний политики. Впрочем, как считает исследователь, Фабий не ограничивался лишь тем, что представлял для греков в выгодном свете внешнюю политику Рима, своим сочинением он оказывал влияние и на борьбу знатных римских семейств за честь своего рода.

М. Гельцер констатирует, что труд Фабия необходимо рассматривать не только со стороны изложенных в нем фактов. Следует также учитывать намерения историка объяснить грекам те принципы, которыми римляне руко-

¹⁹ GelzerM. Romische Politik bei Fabius Pictor// Hermes. Berlin, 1933. Bd. 68. S. 129-166.

водствовались в своей внешней политике, и его желание показать соотношение сил в самом Риме.

М. Гельцеру принадлежат еще две работы, в которых он затрагивает сочинения Фабия Пиктора, однако уже как составную часть римской историо-графии- статьи «Начало римской историографии» и «Еще раз о начале римской историографии» . В первой из них он касается источников Фабия; кроме того, в ней обосновывается тезис о том, что Пиктор в полной мере не является представителем римской анналистики. В другой статье М. Гельцер еще раз повторяет свою точку зрения, что Фабий был много ближе греческим историкам, чем римским анналистам. Однако исследователь не отрицает связи между Фабием и анналистикой, а также не оспаривает влияния Пиктора на всю римскую историографию.

Во всех приведенных выше работах исследователи, рассматривая произведение первого римского историка, были вынуждены обращаться к сочинению Полибия. Таким образом, в зарубежной историографии можно отметить тенденцию изучать сочинения Фабия Пиктора и Полибия в тесной взаимосвязи, причем в центре исследования может находиться как сочинение римского, так и сочинение греческого историка.

Эту тенденцию подтверждает книга К. Ф. Эйзена «Интерпретации Полибия»²², в которой автор уделяет пристальное внимание принципам исто-риописания Полибия и пытается сравнить их с теми принципами, которым следовал Фабий, а также другие римские историки. Прежде всего, К. Ф. Эйзен обращается к тому, как Полибий понимает историю. По мнению исследователя, ответ на этот вопрос дает шестая книга «Всеобщей истории», которая занимает центральное место во всем сочинении греческого историка. Исходя из ее анализа, К. Ф. Эйзен констатирует, что Полибий понимает исторические события, в ходе которых Рим добился мирового господства,

²⁰ Idem. Der Anfang romischer Geschichtsschreibung II Hermes. Berlin, 1934. Bd. 69.
S. 46-55.

²¹ Idem. Nochmals fiber den Anfang der romischen Geschichtsschreibung II Hermes. Ber
lin, 1954. Bd. 82. S. 342-348.

Risen K. F. Polybiosinterpetationen. Heidelberg: Carl Winter. Universitatsverlag, 1966.

главным образом, как результат политического устройства римской Республики.

Исследователь показывает, как точка зрения Полибия влияет на изображение им исторических событий и насколько это изображение отличается от картины римских историков. Для этого К. Ф. Эйзен сравнивает изложение событий второй Пунической войны после битвы при Каннах, представленное у Полибия, с изображением тех же событий у Ливия. По мнению К. Ф. Эй-зена, греческий историк, согласно своей исторической концепции, которая определяет феномен мирового господства римлян и понимается как всеобщая или универсальная история, старается показать развитие событий, в основном, исходя из сложившейся на тот момент в Риме политической ситуации. Как считает немецкий исследователь, весь ход событий после Каннского поражения говорит Полибию об огромном значении именно римской конституции. Для него римское политическое устройство становится, таким образом, определяющим элементом повествования. Ливии же, как указывает К. Ф. Эйзен, в своем повествовании основной упор делает на самоотверженности римлян, что особенно ярко проявляется в речи Ганнона (Liv. XXIII. 12.8-13). Кроме того, Ливии также подчеркивает римскую стойкость, говоря о событиях в Сардинии и сообщая об отпадении Сиракуз.

Обращаясь к введению в третьей книге «Всеобщей истории», К. Ф. Эйзен убедительно доказывает зависимость композиции этой книги от исторической концепции Полибия и, таким образом, включает во введение анализ греческим историком причин второй Пунической войны. По мнению К. Ф. Эйзена, нет ничего удивительного в том, что причины войны, которая, как полагает Полибий, имеет решающее значение для понимания феномена римского мирового господства, излагаются греческим историком, наряду с основными принципами историописания, не в основной части сочинения, а во введении. Выводы, сделанные К. Ф. Эйзеном именно в этом разделе исследования, подробно рассматриваются в настоящей работе.

В завершение своего исследования К. Ф. Эйзен рассматривает изображение первой Пунической войны в труде Полибия и констатирует, что оно во многом определяется римским пониманием событий. К примеру, у историка обе воюющие стороны были одержимы неким духом соперничества (фіЛотіціа), что, по мнению К. Ф. Эйзена, указывает на трактовку событий с римской точки зрения. Более того, как считает исследователь, в своем изложении событий Ганнибаловой войны Полибий старается также подчеркнуть римскую стойкость (constantia). К. Ф. Эйзен считает, что греческий историк намеренно использовал это понятие римской историографии, чтобы позднее, в третьей книге, при описании действий Баркидов употребить другое понятие римской историографии - ambitio.

Следует отметить ещё один важный труд - фундаментальную трехтом-ную работу Ф. Уолбанка «Исторический комментарий к Полибию» . В настоящем исследовании использовался, главным образом, первый том, в котором представлены комментарии к первым шести книгам «Всеобщей истории». В обширном введении²⁴ автор подробно говорит о жизни и путешествиях историка, разбирает его взгляды на историю, рассматривает то, какую роль играет судьба (тихл) ^{в его} исторической концепции и как это отражается на содержании всего сочинения, освещает источники Полибия, касается хронологии, избранной историком при изложении событий. В настоящей работе использовались, прежде всего, комментарии к сообщениям Полибия из первой и третьей книг «Всеобщей истории».

Полезным для диссертационного исследования оказался ряд работ, в которых разбираются особенности языка и стиля Тита Ливия. Необходимость применения этих работ объясняется тем, что в зарубежной историографии эти особенности во многом рассматриваются в сравнении с языком и стилем Саллюстия, а также в сопоставлении со стилем других римских авторов. Та-

²³ WalbankF. W. A Historical Commentary on Polybius: In 3 vols. Oxford: Clarendon
Press, 1957-1979.

²⁴ Idem. Introduction II Idem. A Historical Commentary on Polybius. Oxford, 1957. Vol. 1.
P. 1-37.

ким образом, эти работы позволяют говорить не только о стиле Ливия, но и о стиле Саллюстия в общем контексте римской историографии. В этом же контексте можно рассматривать значение отдельных слов и выражений, которыми пользовались римские историки и которые помогают понять восприятие Саллюстием второй Пунической войны. Ниже представлен только краткий обзор этих работ, поскольку во второй главе настоящего исследования их содержание разбирается достаточно подробно. Их обстоятельный анализ необходим для выяснения семантики слова mortales, которое Саллюстий использовал во фрагменте об осаде Сагунта (Sail. Hist. II. Fr. 64).

В статье «Разработка стиля Ливия»²⁵ ученик Э. Вельффлина Дж. Стейси утверждает, что, поскольку в первой декаде у Ливия встречается множество словоупотреблений, которые можно причислить к «поэтизмам», то язык римского историка в этой декаде обнаруживает поэтический колорит, исчезающий в последующих книгах Ливия. Исследователь объясняет это тем, что в первой декаде Ливии намеренно пошел на смешение поэтического и прозаического стиля. Однако в последующих книгах Ливии, как считает Дж. Стейси, также преднамеренно возвратился к канонам «золотой латыни». Благодаря работе Дж. Стейси, все исследователи, разбирая язык и стиль Ливия, стали уделять пристальное внимание словоупотреблениям историка.

Работая в том же направлении, что и Дж. Стейси, К. Гриз в своем труде «Постоянство в латинизме Ливия» приходит к иным выводам. Он считает, что нельзя говорить о намеренном изменении стиля Ливием в поздних книгах, поскольку оно обусловлено, прежде всего, предметом повествования. Кроме того, автор утверждает, что многочисленные словоупотребления из первой декады Дж. Стейси ошибочно причислил к «поэтизмам», и убедительно доказывает: то многое, что не укладывается у Ливия в рамки «золотой латыни», следует рассматривать не как «поэтизмы», а как архаизмы.

Stacey G. S. Die Entwickelung des livianischen Stiles II Archiv fur lateinische Lexiko-graphie und Grammatik. Leipzig, 1898. Bd. 10. S. 17-82.

²⁶ Gries K. Constancy in Livys Latinity. New York: Author, 1949.

После диссертации К. Гриза издается статья А. X. Макдоналда «Стиль Ливия»²⁷, в свет также выходят комментарии Р. М. Оджилви²⁸ к I-V книгам Ливия, а затем еще два тома комментариев к Ливию Дж. Брискоу²⁹. Авторы этих работ стараются примирить точки зрения Дж. Стейси и К. Гриза. С одной стороны, они отмечают, что 1-я декада Ливия, действительно, содержит большое число «поэтизмов» и архаизмов, с другой - подчеркивают, что причиной тому было не преднамеренное желание Ливия, а, главным образом, материал повествования. Они утверждают, что до возвышенного стиля, соответствующего определенным историческим событиям, Ливии поднимал и в поздних книгах.

В ряду трудов о языке и стиле Ливия следует особо выделить исследование Г. Тренкле «Наблюдения и обсуждения по поводу изменения языка Ливия»³⁰. Во-первых, к числу «общепризнанных» архаизмов, встречающихся, в основном, в первой декаде Ливия, автор прибавил выражение multi mortales, которое содержит интересующее нас слово mortales. Во-вторых, исследователь рассмотрел язык и стиль Ливия в общем контексте римской историографии. Это позволило ему констатировать, что выражение multi mortales среди римских историков использовал не только Ливии, но и Саллюстий. Кроме того, Г. Тренкле продемонстрировал, что смешением «поэтизмов» и архаизмов Ливии, конечно, отличался от Цицерона, но был заодно с историо-графиической традицией, которая восходила, по крайней мере, к Целию Ан-типатру и к которой принадлежали Саллюстий и Тацит.

Работа Н. Дж. Адамса «Словарный состав последних декад Ливия»³¹ интересна, прежде всего, тем, что в ней предложен новый метод, с помощью которого можно определить, изменяется ли в действительности стиль Ливия.

²¹ McDonald А. К The Style of Livy//JRS. 1957. Vol. 47. P. 155-170.

²⁸ Ogilvie R. M. A Commentary on Livy. Books I-V. Oxford: Clarendon Press, 1965.

²⁹ Briscoe J. A Commentary on Livy. Books XXXI-XXXIII. Oxford: Clarendon Press,
1973; Idem. Commentary on Livy. Books XXXIV-XXXVH. Oxford: Clarendon Press, 1981.

³⁰ TrankleH. Beobachtungen und Erwagungen zum Wandel der livianischen Sprache//
Wiener Studien. Zeitschrift fur klassische Philologie. N. F. Wien, 1968. Bd. 2. S. 103-152.

Adams N. J. The Vocabulary of the Later Decades of Livy// Antichton. 1974. Vol. 8. P. 54-62.

Говоря о том, что ранее все исследования сводились лишь к простому подсчету количества редких словоупотреблений в определенных декадах, Н. Дж. Адаме решил ограничится рассмотрением синонимичных пар, которые включают в свой состав, с одной стороны, архаизм, а с другой - соответствующее ему по смыслу выражение, относящиеся к классическому стилю. Частота употреблений в различных декадах тех и других выражений, показывает где Ливии следует возвышенному, а где обычному стилю.

Этот подход, важный в свете настоящего исследования, требует пристального внимания именно к словам и выражениям, составившим синонимичные пары, поскольку лишь при тщательном анализе этих слов или выражений можно определить не только их принадлежность либо к возвышенному, либо к более прозаическому стилю, но и выяснить при этом их основные оттенки значения.

Метод Н. Дж. Адамса использовал в своей статье «Язык и стиль Ливия»³² Ч. Э. Мерджиа, который, впрочем, говорит уже не о синонимичных парах, а синонимичных группах, одну из которых составили выражения multi mortales, multi homines, а также слова homines и multi. Выводы, сделанные Ч. Э. Мерджиа, используются во второй главе настоящей работы, поскольку исследователь разбирает оттенки значения упомянутых выше слов и выражений не только у Ливия, но и в рамках целой историографической традиции, к которой относятся как Ливии, так и Саллюстий.

Именно принадлежность Ливия и Саллюстия к одной историографической традиции, позволила нам при выяснении значения слова mortales у Саллюстия использовать указанные труды, посвященные языку и стилю Ливия.

В книге Э. Бурка «Исторический труд Тита Ливия» удачно сочетается историческая критика с рассмотрением основных особенностей писательского стиля Ливия. Так, освещая жизнь римского историка, представляя внеш-

³² Murgia СИ. Е. Language and Style of Livy II Livius: Aspektes seines Werkes I Hrsg.
von W. Schuller. Konstanz, 1993. S. 89-109.

³³ BurckE. Das Geschichtswerk des Titus Livius. Heidelberg: Carl Winter. Universitats-
verlag, 1992.

нюю критику его сочинения, разбирая источники Ливия, в числе которых немецкий исследователь называет труды анналистов и Полибия, Э. Бурк подробно рассматривает способ изложения Ливием исторического материала, говорит об образе Рима в сочинении Ливия, определяет целевые установки римского историка, показывает, как он изображает основных персонажей своего сочинения, наконец, говорит о языке и стиле Ливия. В настоящей работе использовались выводы Э. Бурка, главным образом, по исторической критике сочинения Ливия.

Необходимо отметить также работы отечественных исследователей, в которых рассмотрены исторические труды и судьбы античных историков и ораторов, например, объемную вступительную статью Ф. Г. Мищенко³⁴ к переведенному им сочинению Полибия, в которой говорится о настроениях историка и описывается политическое состояние Греции времен Полибия. «Всеобщая история» Полибия, его судьба и взгляды на историю стали темой статей А. Я. Тыжова³⁵ и книги Г. С. Самохиной³⁶. Надо упомянуть также работу А. И. Немировского, посвященную причинам возникновения и основным особенностям античной историографии³⁷.

Говоря о судьбах и творчестве римских историков эпохи гражданских войн, следует указать вступительную статью Н. Н. Трухиной³⁸, посвященную жизни и сочинениям Корнелия Непота; эта работа предваряет ее же перевод сохранившихся фрагментов из сочинения Непота «О знаменитых мужах»,

Мищенко Ф. Г. Федеративная Эллада и Полибий // Полибий. Всеобщая история: В 40кн.М, 1890. Т. 1.C.I-CCXLII.

³⁵ ТыжовА.Я. Полибий в Риме// Античная гражданская община. Проблема соци
ально-исторического развития и идеологии: Межвузовск. сб. Л., 1986; Его же. Элементы
теории в историописании Полибия (понятия причины и судьбы) // Вест. Ленингр. ун-та.
Сер. 2. 1988. Вып. 4. № 23; Его же. Полибий и его «Всеобщая история» // Полибий. Все
общая история: В 3-х т. СПб; 1994. Т. 1. С. 5-33.

³⁶ Самохина Г. С. Полибий: Эпоха, судьба, труд. СПб.: Изд-во С.Петерб. ун-та, 1995.

³⁷ Немировский А. И. Рождение Клио: У истоков исторической мысли. Воронеж:
Изд-во Воронеж, ун-та, 1986.

³⁸ Трухина Н. Н. Книги Корнелия Непота. Вступительный очерк // Корнелий Непот о
знаменитых полководцах иноземных народов; Из книги о римских полководцах / Пер., ст.
и коммент. Н. Н. Трухиной. М., 1992. С. 3-7.

объединенных еще в античности под названием «О знаменитых полководцах иноземных народов».

Множество работ в отечественной историографии посвящено жизни и творчеству Цицерона. Из них в настоящем исследовании была использована статья М. Е. Грабарь-Пассек, в которой рассматривается юность Цицерона и его первые публичные выступления³⁹, а также статьи Т. И. Кузнецовой⁴⁰ и И. П. Стрельниковой⁴¹, тема которых- речи Цицерона против Верреса и Каталины. Полезной оказалась также книга С. Л. Утченко, в которой прослеживается судьба великого оратора и состояние римского общества в первой половине I в. до н. э⁴².

Биография Цицерона на фоне бурных событий его времени подробно излагается в переведенной на русский язык работе П. Грималя⁴³. Для настоящего исследования была полезна не только сама работа П. Грималя, но и вступительная статья к ней, автор которой - Г. С. Кнабе⁴⁴. В небольшой по объему работе Г. С. Кнабе, пожалуй, лучше чем кому бы то ни было из отечественных исследователей удалось показать духовные искания человека, жившего в переломный для общества и государства момент истории. Обозначив Цицерона как определенную научную проблему, Г. С. Кнабе, тем самым, ближе других подошел к методу, с помощью которого, вообще говоря, следует проводить любые просопографические исследования.

Для интерпретации имеющегося в нашем распоряжении фрагмента Ка-тона (Fr. 84; Н. Peter), было необходимо обратиться к проблеме римско-карфагенских договоров, уделив особое внимание датировке первого из них. В связи с этим были использованы исследования, в которых рассмотрены

³⁹ Грабарь-Пассек М. Е. Начало политической карьеры Цицерона (82-70 гг. до
и. э.) // Цицерон: Сб. ст. / Отв. ред. Ф. А. Петровский. М., 1958. С. 3-41.

⁴⁰ Кузнецова Т. И. Речи Цицерона против Верреса// Цицерон: Сб. ст./ Отв. ред.
Ф. А. Петровский. М, 1958. С. 79-110.

⁴¹ Стрельникова И. П. Некоторые особенности ораторской манеры и стиля Цицерона
(по Катшшнариям) //Цицерон... С. 111-150.

⁴² Утченко С. Л. Цицерон и его время. М.: Мысль, 1986.

⁴³ Гримачь П. Цицерон / Вступ, ст. Г. С. Кнабе; Пер. Г. С. Кнабе, Р. Б. Сашиной. М.:
Молод, гвард., 1991.

⁴⁴ Кнабе Г. С. Проблема Цицерона // Гримачь П. Цицерон. М., 1991. С. 5-20.

проблемы римско-карфагенских дипломатических отношений. Однако, поскольку перечень этих работ достаточно обширен, здесь следует упомянуть только важнейшие из них, в частности те, которые определили основные подходы к обсуждению проблемы первого римско-карфагенского договора и его датировки.

К ним относится труд Т. Моммзена «Римская история», первый том которого впервые вышел в 1854 г.⁴⁵. Высказывая мнение о неразвитом общественном характере Рима в начале Республики и об отсутствии у римлян любых интересов на море в этот период, Т. Моммзен утверждал, что приводимый Полибием договор (111.22), нужно датировать не 509, а 348 г. до н. э., и, таким образом, отрицал существование договора 509 г. до н. э. Развернутую аргументацию к этому утверждению Т. Моммзен приводит в работе 1859 г. «Римская хронология до Цезаря»⁴⁶. Он считал, что при написании своей истории Полибий обращался к некоему посреднику, в качестве которого выступал либо сам Катон, либо его сочинение. Наличие посредника, как считает Т. Моммзен, обуславливает ошибочность сообщения греческого историка.

Среди исследователей конца XIX - начала XX в., поддержавших эту точку зрения, выделим В. Зольтау и Э. Тойблера. Первый из них пытается доказать, что, говоря о римско-карфагенских договорах, Полибий черпает свои сведения именно из исторического сочинения Катона⁴⁷. Рассматривая римско-карфагенские договоры, заключенные до начала первой Пунической войны, Э. Тойблер утверждает, что текст первого из них был составлен по карфагенскому образцу в форме клятвы без датировки личными именами. По этой причине датировка договора именами первых римских консулов не может считаться достоверной⁴⁸.

В диссертационном исследовании использовался русский перевод книги: Моммзен Т. История Рима. М., 1936. Т. 1.

⁴⁶ Mommsen Т. ROmische Chronologic Berlin, 1859.

⁴⁷ Soltau IV. Die romisch-karthagischen Vertrage II Philologus. Zeitschrift fur das klassi-
sche Altertum. Berlin, 1889. Bd. 48.

⁴⁸ TaublerE. Imperium Romanum: Studien zur Entwicklungsgeschichte des romischen
Reiches. Bd. 1: Die Staatsvertrage und Vertragsverhaltnisse. Leipzig, 1913.

Точка зрения Т. Моммзена, которую в начале XX в. разделяли многие исследователи, позднее не пользовалась популярностью. Во второй половине XX в. ее апологетом из известных ученых остается, пожалуй, лишь А. Аль-фельди, который, как и Т. Моммзен, придерживается мнения о неразвитом общественном характере Рима в начале Республики⁴⁹.

Противоположный подход к проблеме датировки первого договора был выработан еще Б. Г. Нибуром в первом томе его «Римской истории»⁵⁰, где автор признавал достоверность сообщения Полибия. Датировку Полибия поддерживал также X. Ниссен⁵¹, который считал вполне достаточным для доказательства аутентичности договора свидетельство греческого историка о том, что все римско-карфагенские договоры хранились в храме Юпитера Капитолийского и что текст первого договора написан на архаичной латыни. X. Ниссен старается опровергнуть точку зрения о том, что Полибий заимствовал текст этого договора из Origines Катона: в сочинении любого древнего историка, включая труд Катона, вряд ли мог присутствовать фрагмент, который читатель не смог бы понять самостоятельно.

В конце XIX столетия достоверность датировки Полибием первого рим-ско-карфагенского договора была признана в исследовании по истории кар-фагенян О. Мельтцера , в трудах по римской истории X. Матцата и Л. Хольцапфеля⁵⁴, в первом томе «Межгосударственных договоров древности», составителем которого был Р. фон Скала⁵⁵.

В начале XX в. точку зрения X. Ниссена поддерживал Э. Мейер⁵⁶, особенно выделяя свидетельство Полибия, что текст договора был составлен на

⁴⁹ AlfoldiA. Early Rome and the Latins. Ann Arbor, 1965; Idem. Romische Friigeschichte. Heidelberg, 1976.

⁵⁰Niebuhr G. B. Romische Geschichte. Berlin, 1828. Bd. 1.

⁵¹ NissenH. Die romisch-karthagischen Biindnisse// Philologus. Berlin, 1867. Bd. 95.
S. 321-332.

⁵² Meltzer 0. Geschichte der Karthager. Berlin, 1879. Bd. 1.

⁵³ Matzat H. Romische Chronologic Berlin, 1883. Bd. 1. S. 296 ff

⁵⁴ HolzapfelL. Romische Chronologic Leipzig, 1885.

⁵⁵ Scala R. von. Die Staatsvertrage des Altertums. 1898. Bd. 1.

⁵⁶ Meyer E. Zur alteren romischen Geschichte// Idem. Kleine Schriften. 1924. Bd. 2.
S. 295 ff.

архаичной латыни. В дальнейшем точка зрения на раннюю датировку первого договора утвердилась в англоязычной историографии благодаря трудам X. Ласта⁵⁷, Р. Бьюмонта⁵⁸, Ф. У. Уолбанка⁵⁹, А. Дж. Тойнби⁶⁰, X. X. Скал-ларда⁶¹. Особенностью этих работ было стремление исследователей подтвердить датировку X. Ниссена при помощи анализа международного положения в Западном Средиземноморье. Весьма показательны в этом смысле труды Р. Быомонта и А. Дж. Тойнби, которые сопоставили содержание договора с предполагаемой исторической ситуацией. Так, Р. Быомонт идентифицирует «Прекрасный мыс» (KaXov акрштфюу) с Mercuri promunturium Ливия (Liv. XXIX.27.8) к северо-востоку от Карфагена. Как полагает исследователь, договор, таким образом, закрывал Эмпорий от римлян и отражал карфагенскую реакцию на попытки греков колонизировать этот регион в конце VI в. до н. э. Указывая на то, что в тексте первого договора не упоминается Испания, А. Дж. Тойнби считал, что договор был заключен до карфагенского завоевания Тартесса, которое обычно датируется 500 г. до н. э., что должно подтвердить раннюю датировку этого договора.

Мнения о ранней датировке первого договора придерживаются отечественные исследователи И. Ш. Кораблев⁶² и 10. Б. Циркин⁶³. Для аргументации своего мнения они прибегли к сопоставлению содержания договора с предполагаемой исторической ситуацией. И. Ш. Кораблев относит упоминаемый в договоре «Прекрасный мыс» к Средиземноморскому побережью Испании, видя уже в то время влияние «массилийского фактора». Однако взгляды И. Ш. Кораблева критикуются 10. Б. Циркиным, который является привер-

⁵⁷ Last К Chronological notes II САН. Cambridge, 1928. Vol. VII. P. 859 ff.

⁵⁸ Beaumont L. R. The Date of the First Treaty between Rome and Carthage IIJRS. 1939.
Vol. 29. P. 74-76.

⁵⁹ Walbank F. IV. A Historical Commentary on Polybius. Vol. 1: Commentary on Books
I-VI. Oxford: Clarendon Press, 1957.

⁶⁰ ToynbeeA. J. Hannibal's Legacy: The Hannibalic War's Effect on Roman Life. London,
1965. Vol. 1.

⁶¹ ScullardH. H. Carthage and Rome II САН. Cambridge, 1989. Vol. VII. P. 517-537.

⁶² Кораблев И. Ш. Ганнибал. М.: Наука, ГРВЛ, 1981. С. 24-25.

⁶³ Циркин Ю. Б. «Империализм» и «империалистские» войны в древности // Катего
рии исторической науки. Л., 1988. С. 59-60.

женцем общепринятой на сегодня точки зрения, по которой «Прекрасный мыс» отождествляется с Pulchri promunturium Ливия (Liv. XXIX.27.12) к западу от Карфагена.

Еще один подход к проблеме датировки первого римско-карфагенского договора был сформулирован в работе Б. Низе и Е. Холя⁶⁴ и поддержан в книге К. 10. Белоха⁶⁵. Ссылаясь на то, что в тексте договора упоминаются как подчиненные Риму латины, так и латины, не находящиеся под римской властью, исследователи говорят об «относительном» господстве римлян в Нации, а такого положения они могли добиться примерно к 400 г. до н. э., следовательно, первый римско-карфагенский договор необходимо датировать этим временем. Сторонником подобной относительной датировки первого договора является крупнейший специалист по истории Карфагена В. Хусс⁶⁶, которой датирует это соглашение первой третью V в. до н. э.

Следующую группу использованных трудов составляют исследования, посвященные содержанию тех эпох, в которые жили и работали античные авторы.

При освещении эпохи великих завоеваний Рима в настоящем исследовании использовались работы X. X. Скалларда⁶⁷, Э. Бэдиана⁶⁸, У. Харриса⁶⁹, в которых подробно рассмотрена военно-политическая история этого периода, а также войны Рима в эллинистическом мире. Несмотря на то, что исследователи обращались к одному и тому же материалу, при его анализе, они пришли к разным выводам. Так, X. X. Скаллард и Э. Бэдиан, объясняя внешнюю политику Рима, говорили об «оборонительном империализме». По их мнению, внешняя политика римлян по существу не была агрессивной. Рассматривая причины войн на каждой отдельно взятой стадии римской экспансии,

⁶⁴ Niese В., Hohl Е. GrundriB der romischen Geschichte. 5. Aufl. Berlin, 1923.

⁶⁵ Beloch K. J. Romische Geschichte bis sum Beginn der punischen Kriege. Berlin, 1926.

⁶⁶ Hufi IV. Geschichte der Karthager. Muncheh: С. H. Beck, 1985.

⁶⁷ ScullardH. H. A History of the Roman World from 753 to 146 В. C. London: Methuen,
1961; Idem. Roman Politics, 220-150 В. С Oxford: Clarendon Press, 1973.

⁶⁸ BadianE. Studies in Greek and Roman History. Oxford, 1964; Idem. Roman Imperial
ism in the Late Republic. Oxford, 1968.

⁶⁹ Harris IV. V. War and Imperialism in Republican Rome, 327-70 В. C. Oxford, 1979.

X. X. Скаллард и Э. Бэдиан утверждают, что Рим вовсе не стремился к новым завоеваниям, а только реагировал на угрозы своей безопасности, поэтому все войны римлян можно считать превентивными. У. Харрис, напротив, расценивал римскую внешнюю политику с точки зрения «агрессивного империализма»: она была последовательно агрессивной, и сенат постоянно искал новые сферы для ведения войны. У. Харрис утверждает, что война была неотъемлемой частью римского образа жизни. Для представителей аристократии -это единственный путь к славе, более того, война также широко поддерживалась простым народом, поскольку она была выгодна как для государства, так и для частных лиц всех рангов. Так, исследователь говорит о территориальных приобретениях Рима и об экономических выгодах римских граждан в результате победоносных войн. Именно сочетание анализа внешней политики с рассмотрением того, как различные слои римского общества относились к войне, отличает работу У. Харриса от сочинений X. X. Скаллард и Э. Бэдиан и придает дополнительный вес его аргументации.

Важными остаются классические исследования Г. Бенгтсона⁷⁰,

71 Т) 7^

Ф. У. Уолбанка , Э. Билля , фундаментальные работы М. Олло и М. И. Ростовцева⁷, в которых римские завоевания изучаются в тесной взаимосвязи с историей эллинистических государств.

Следует отметить также труды В. И. Кащеева⁷⁵, в которых рассматриваются отношения эллинистических государств друг с другом и с Римом в ходе

Bengtson Н. Herrschergestalten des Hellenismus. Miinchen: Verl. С. H. Beck, 1975.

⁷¹ WalbankF. IV. Selected Papers. Studies in Greek and Roman History and Historiogra
phy. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1985.

⁷² Will E. Historie politique du monde hellenistique (323-30 av J. C). 2-е ed. T. 2. Nancy,
1982.

⁷³ Holleawc M. Rome, la Grece et les monarchies hellenistiques au III siecle avant J.-C.
(273-205). Paris: E. de Boccard, 1935.

⁷⁴ RostovlzeffM. I. A Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxford: Clar
endon Press, 1941. Vol. 1-3.

⁷⁵ Кащеев В. И. Эллинистический мир и Рим: Война, мир и дипломатия в 220-146 го
дах до н.э. М.: Греко-латииский кабинет 10. А. Шичалина, 1993; Он же. Из истории меж
государственных отношений в эпоху эллинизма. М.: Греко-латинский кабинет 10. А. Ши
чалина, 1997.

покорения римлянами Средиземноморья, и работу Н. Н. Трухиной , в которой изображается политическая ситуация в Римской республике, сложившаяся ко второй половине II в. до н. э.

При рассмотрении эпохи гражданских войн широко применялись работы зарубежных и отечественных исследователей. Из числа первых следует особо выделить основательные исторические работы общего характера Г. Беллена⁷⁷ и Й. Блейкена⁷⁸, специальные исследования К. Криста⁷⁹, Э. Рау-сон⁸⁰, Ф. Пешля⁸¹, статьи Дж. Рамсей⁸², Р. Низбет⁸³. Несомненно, что при рассмотрении эпохи гражданских войн необходимо использовать фундамен-

о л

тальные работы российских исследователей В. И. Кузищина , Е. М. Штаер-ман⁸⁵, С. Л. Утченко⁸⁶.

Широко применялись общие труды по истории. Так, при освящении эпох и при рассмотрении проблемы датировки первого римско-карфагенского договора использовались работы Т. Моммзена⁸⁷, Г. Б. Ни-

Трухииа Н. Н. Политика и политики «золотого века» Римской Республики. (II в. до н. э.) / Под ред. И. Л. Маяк. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986.

⁷⁷ Bellen Н. Grundzuge der romischen Geschichte. Teil 1: Von den Konigszeit bis zum
Ubergang der Republik in den Prinzipat. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1994.

⁷⁸ Bleicken J. Geschichte der romischen Republik. 4. Aufl. (Oldenbourg GrundriB der Ge
schichte; Bd. 2). Munchen: R. Oldenbourg Verl., 1992.

⁷⁹ Christ K. Krise und Untergang der romischen Republik. 3.Auf. Darmstadt: Wissen
schaftliche Buchgesellschaft, 1993; Idem. Caesar: Annahrangen an einen Diktator. Munchen:
С. H. Beck, 1994.

⁸⁰ Rawson E. Intellectual Life in the Late Roman Republic. London: G. Duckworth, 1985.

⁸¹ Poschl V. Romischer Staat und griechisches Staatsdenken bei Cicero: Untersuchungen
zu Ciceros Schrift De re publico. 2. Aufl. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1962.

⁸² Ramsey J. T. The Prosecution of С Manilius in 66 В. С and Cicero's pro Manilio II
Phoenix. 1980. Vol. 34. P. 323-336.

⁸³ Niesbet R. G. M. The Invectiva in Ciceronem and Epistula secunda of Pseudo-Sallust II
JRS. 1958. Vol. 48. P. 30-32.

⁸⁴ Кузшцин В. И. Римское рабовладельческое поместье. II в. до н. э. - I в. н. э. М.:
Изд-во Моск. ун-та, 1973.

⁸⁵ Штаерман Е. М. Древний Рим: Проблема экономического развития. М.: Наука,
1978; Она же. Кризис античной культуры. М.: Наука, 1975; Она же. От гражданина к под
данному // Культура древнего Рима / Отв. ред. Е. С. Голубцова. М., 1985. Т. 1. С. 22-105.

⁸⁶ Утченко С. Л. Кризис полиса // Его же. Политические учения древнего Рима. III—
I вв. до н. э. М., 1977; Он же. Политические учения древнего Рима. Ш-І вв. до н. э. М.:
Наука, 1977.

⁸⁷ Mommsen Т. Romische Chronologic Berlin, 1859; Моммзеп Т. История Рима. Т. 1:
До битвы при Пидне / Вступ, ст. С. И. Ковалева. М., 1936.

бура⁸⁸, К. Ю. Белоха⁸⁹, Г. Бенгтсона⁹⁰, привлекалась статьи из «Кембриджской древней истории»⁹¹, труды С. И. Ковалева⁹² и Н. А. Машкина⁹³, по истории Карфагена - работы О. Мельтцера⁹⁴ и В. Хусса⁹⁵.

Поскольку в настоящем исследовании труды античных историков и ораторов рассматриваются, в частности, как составной элемент и историографического, и историко-литературного процесса, оказалось необходимым привлечь труды по истории римской литературы Д. И. Нагуевского⁹⁶, И. М. Тройского⁹⁷, М. фон Альбрехта⁹⁸, а также обобщающие работы под редакцией Н. Ф. Дератани⁹⁹, С. И. Соболевского и др.¹⁰⁰

Задачи диссертационного исследования потребовали использования различных словарей латинского и греческого языка: К. Е. Георгеса¹⁰¹, И. X. Дво-

^wNiebuhrG. В. Romische Geschichte. Berlin, 1828. Bd. 1.

Beloch K. J. Romische Geschichte bis zum Beginn der punischen Kriege. Berlin, 1926.

⁹⁰ BengtsonH. Griechische Geschichte: Von Anfangen bis in die romische Kaiserzeit.
5. Aufl. (Handbuch der Altertumswissenschaft; Bd. III.4). Munchen: С. H. Beck'sche Ver-
Iagsbuchhandlung, 1977; Idem. GrundriO romischen Geschichte mit Quellenkunde. 3.Aufl.
(Handbuch der Altertumswissenschaft; Bd. III.5.1). Munchen: С. H. Beck'sche Verlagsbuch-
handlung, 1982. Bd. 1.

⁹¹ САН. Vol. VII. The Hellenistic Monarchies and the Rise of Rome I Ed. S. A. Cook,
F. E. Adeock, M. P. Charlesvvorth. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1928; САН. 2nd. ed.
Vol. VII.2: The Rise of Rome to 220 В. СI Ed. F. W. Walbank, A. E. Astin. Cambridge: Cam
bridge Univ. Press, 1989; САН. 2nd. ed. Vol. VIII: Rome and Mediterranean to 133 В. СI Ed.
by, A. E. Astin, F. W. Walbank a. o. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1989; САН. 2nd. ed.
Vol. IX: The Last Age of the Roman Republic, 146-43 В. С Cambridge a. o.: Cambridge Univ.
Press, 1994.

⁹² Ковалев С. И. История Рима. Л., 1948.

⁹³ Машкин Н. А. История древнего Рима. М., 1950.

⁹⁴ Meltzer О. Geschichte der Karthager. Berlin, 1879. Bd. 1.

⁹⁵ Hufi W. Geschichte der Karthager. Munchen: С. H. Beck, 1985.

⁹⁶ Нагуевский Д. И. История римской литературы. Т. 1: С древнейших времен до
эпохи Августа. Казань, 1911.

⁹⁷ Тройский И. М. История античной литературы. 4-е изд., исправл. и доп. М.: Высш.
шк., 1983.

⁹⁸ Альбрехт М. фон. История римской литературы от Андроника до Боэция и ее
влияния на позднейшие эпохи / Пер. с нем. А. И. Любжина. М.: Греко-латинский кабинет
Ю. А. Шичалина, 2002. Т. 1.

⁹⁹ История римской литературы / Под общ. ред. Н. Ф. Дератани. М., 1954.

¹⁰⁰ История римской литературы / Под ред. С. И. Соболевского и др. М.: Изд-во АН
СССР, 1959. Т. 1.

¹⁰¹ Georges К. Е. Ausfiihrliches lateinisch-deutsches Handvvorterbuch aus den Quellen zu-
sammengetragen und mit besonderer Bezugnahme auf Synonymik und Antiquitaten unter Be-
riicksichtigung der besten Hilfsmittel I Ausgearb. von K. E. Georges. 8. Aufl. von H. Georges.
Hannover: Hahnsche Buchhandlung, 1995. Bd. 1-2.

редкого¹⁰², А. Маурсбергера¹⁰³, Н. Т. Бабичева и Я. М. Боров-ского¹⁰⁴, словаря римских юридических терминов М. Бартошека¹⁰⁵.

Наконец, при написании диссертации широко привлекалась справочная литература по античности: прежде всего, это «Pauly's Realencyclopadie der classischen Altertumswissenschaft», «Der Kleine Pauly. Lexlkon der Antike», «Metzler Lexikon antlker Autoren», «Lexikon der antiken Autoren» и другие.

Работа состоит из введения, двух глав, каждая из которых, в свою очередь, содержат по два параграфа, заключения, списка использованных источников и литературы, а также списка сокращений. Структура диссертационного исследования определяется известной триадой Ф. Шлейермахера: язык-текст-автор. Согласно ему, в первой главе рассматриваются судьбы историков и ораторов в контексте тех исторических эпох, современниками которых они являлись, а также дается общая критика их сочинений с указанием и общим обзором фрагментов, содержащих сведения о событиях второй Пунической войны. Показать судьбы историков и ораторов в контексте исторического времени необходимо, поскольку возникновение авторских замыслов, которые находят свое непосредственное воплощение в интересующих нас текстах, определяется совокупностью жизненных моментов. Между тем психологический момент толкования является, хотя и необходимой, но все-таки второстепенной составляющей интерпретации, поэтому первая глава работы носит скорее вспомогательный характер. Ее содержание становится определенным подходом к непосредственному толкованию фрагментов, содержащих сведения о причинах Ганнибаловой войны. Вместе с тем, первая глава является также необходимой при выяснении того, к какой социальной группе

Дворецкий И. X. Латинско-русский словарь. М.: Рус. яз., 2002; Он же. Древнегре-ческо-русский словарь / Сост. И. X. Дворецкий; Под ред. С. И. Соболевского. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1958. Т. 1-2.

¹⁰³ Mauersberger A. (Hrsg.) Polybios-Lexikon. Berlin: Akademie-Verl., 1956-1975.
Bd. 1.1-4.

¹⁰⁴ Бабичев H. Т., Боровский Я. M. Словарь латинских крылатых слов/ Под ред.
Я. М. Боровского. 5-е изд., испр. и доп. М.: Русск. яз., 1999.

¹⁰⁵ БартошекМ. Римское право: Понятия. Термины. Определения/ Пер. с чешек.
10. В. Преснякова. М.: Юридич. лит-ра, 1989.

относились историки и ораторы, фрагменты чьих трудов анализируются во второй главе, и, следовательно, в понимании того, мнения каких социальных групп эти авторы могли отражать в своих сочинениях.

Во второй главе непосредственно интерпретируются фрагменты, содержащие сведения о Ганнибаловой войне. В их толковании в первую очередь ставится задача выявить авторское восприятие второй Пунической войны, которое определяется тем, как каждый историк и оратор объяснял и оценивал причины ее возникновения. Далее, при интерпретации текста, предпринимается попытка определить, насколько авторское восприятие каждого историка и оратора, соответствует восприятию войны определенными слоями римского общества и насколько оно отражает это восприятие.

В заключении подводится итог проделанной работы и представляются основные выводы, полученные в ходе исследования.

Фабий Пиктор. Катон. Полибий

В этом параграфе представлено жизнеописание трех авторов, современников эпохи великих завоеваний. Восприятие и оценка любого исторического события обуславливается, главным образом, его причинами. Конечно, все историки, жившие в эпоху великих завоеваний, в своих сочинениях так или иначе называли причины Ганнибаловой войны. Однако степень сохранности их трудов, позволяет определить точку зрения на причины этой войны только трех историков - Квинта Фабия Пиктора, Марка Порция Катона и Полибия. Необходимо уделить внимание также общей критике их произведений и представить сведениями о том, какое место в их трудах занимает повествование о второй Пунической войне, поскольку лишь в этом случае может быть проделана наиболее полная интерпретация оказавшихся в нашем распоряжение фрагментов.

Наблюдая за тем, как Рим стал хозяином всего Средиземноморья, греческий историк Полибий сформулировал свой знаменитый вопрос: «Каким образом и при каком политическом устройстве почти весь обитаемый мир оказался менее чем за пятьдесят три года под единой властью Рима?» (Polyb. 1.1.5; VI. 1.3; VIII.4.3-4; XXXIX.8.7). Он попытался ответить на него, указав на то, что со времени 140-й олимпиады (т. е. с 220 г. до н. э.) «история становится как бы одним целым, события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинистическими и все сводится к одному концу» (Polyb. 1.3.4-6). Под «единым концом» Полибий несомненно понимал установление римского господства над миром, и, таким образом, 140-й олимпиадой (т. е. 220 г. до н. э.) он обозначил начальную границу эпохи римских завоеваний.

Сначала Полибий рассчитывал окончить свое повествование битвой при Пидне, ограничив эпоху римских завоеваний 168 г. до н.э. Однако позднее, находясь под впечатлением от разрушения Коринфа и Карфагена, он довел свой рассказ до 146 г. до н. э., расширив, таким образом, границы эпохи.

Утверждение римской гегемонии в Средиземноморье - это то явление, которое, по праву, определило целую эпоху и, без сомнения, заслужило внимание великого греческого историка. Впрочем, Рим не сразу занял доминирующее положение в регионе. В период с 220 г. по 146 г. до н. э. римляне вновь сталкиваются с Карфагеном, а затем тесно соприкасаются с миром эллинистических государств.

В 220 г. до н. э. начинаться последний период эпохи эллинизма, который характеризуется политическим упадком эллинистических государств1. Теряют свою мощь и поступаются суверенитетом такие великие эллинистические державы, как Македония и царство Селевкидов, а Птолемеевский Египет, хотя и сохраняет свою самостоятельность, но все же утрачивает в сфере межгосударственных отношений влияние, которое имел при первых трех Птолеме-ях2.

Если смотреть на межгосударственные отношения в период с 220 г. по 146 г. до н. э. с позиций всеобщей истории, так же, как смотрел на их Полибий, то нетрудно заметить, что римские завоевания определили не только упадок могущества отдельных эллинистических государств, но и привели к закату всей эпохи эллинизма. В настоящей работе не рассматривается политическая история этого периода - она достаточно хорошо отражена в исследовательской литературе3. Но некоторые события эпохи, несомненно, нашли отражение в биографиях античных авторов, как отразилась в них и уже упомянутая двойственность эпохи. Представляется перспективным сравнение судеб римских писателей и греческого историка Полибия, изначально принадлежавшего эллинистическому миру и эллинской культуре. Это показывает, сколь существенно политические события этого времени повлияли на жизнь людей разных культур в эпоху римских завоеваний.

Среди римских писателей- современников великих завоеваний Рима первым следует назвать Квинта Фабия Пиктора4. Он был сенатором и родственником диктатора 217г. до н.э. Квинта Фабия Максима (Plut. Fab. Max. XVIII). В 225 г. до н. э. Фабий Пиктор принимал участие в войне против галлов, а в 223 г. до н. э. - против лигуров (Oros. IV.13.5)5. Кроме того, известно, что в 216г. до н.э., после битвы при Каннах, он совершил путешествие в

Дельфы по поручению сената6 (Liv. XXII.57.5; XXIII. 11.1-6; Plut. Fab. Max. XVIII). Однако, это пожалуй все, что можно сказать о жизни историка.

Сочинение Фабия Пиктора, обычно называемое «Annales» (Cic. De div. 1.21.43; Plin. Mai. Hist. nat. X.34.71), было написано на греческом языке и охватывало период от основания Города до современных историку событий7. О труде Фабия известно так же мало, как и о его жизни, и все это можно отнести лишь к области предположений, выдвигаемых различными авторами.

В этом отношении весьма показателен вопрос о том, почему Пиктор составил свое сочинение на греческом языке. Так, интересную версию выдвигает М. Гельцер. По его мнению, в выборе языка римский историк исходил именно из контекста эпохи, поскольку обращался своим сочинением, прежде всего, к эллинам, желая изложить им римскую тгроа фбоч? (воля, принцип).

Корнелий Непот. Цицерон. Саллюстий

На смену историческому периоду, принесшему Риму господство в Средиземноморье, пришла новая эпоха- эпоха гражданских войн. Основным ее содержанием стал глубокий кризис полисной организации, до основания потрясший римскую civitas. Его значение трудно переоценить. В классической античности гражданская община была единственным местом, где человек мог чувствовать себя в безопасности. Именно в общине для каждого ее члена сосредотачивалось все то, без чего невозможно было прожить. Цицерон в трактате «Об обязанностях» писал:

«Сограждан объединяет многое: форум, святилища, портики, улицы, законы, права и обязанности, совместно принимаемые решения, участие в выборах, а сверх всего этого еще и привычки, дружеские и родственные связи, дела, предпринимаемые сообща, и выгоды, из них проистекающие»1 (Cic. De off. 1.53. Пер. Г. С. Кнабе).

Форум, святилища, портики, законы, права и обязанности, дружеские и родственные связи - все это, кажется, несколько шире простого научного определения «полисная организация», это целый мир, близкий и понятный, мир, в котором проходила жизнь каждого гражданина2.

Весь драматизм эпохи гражданских войн заключался как раз в том, что кризис полисной организации означал крушение этого мира. Впрочем, кризис возник не вдруг и не сразу, а его причины были обусловлены тем историческим периодом, в течение которого Рим из небольшой общины превратился в огромное средиземноморское государство3.

В ходе победоносных войн, благодаря которым Рим стал хозяином Средиземноморья, огромные ценности, вывезенные в качестве контрибуции и военной добычи из покоренных государств4, способствовали росту денежных отношений в римской Республике5. Вместе с тем, победоносные войны оказывали весьма негативное действие на мелкие землевладельческие хозяйства Италии. Существует точка зрения, что уже после второй Пунической войны большинство крестьянских хозяйств средней и особенно южной Италии были разорены6. Между тем В. И. Кузищин показал, что проникновение рабского труда в сельское хозяйство и бурное строительство рабовладельческих вилл, о чем свидетельствует трактат Катона «De agri cultura» началось лишь со II в. до н. э., и привело к конкуренции рабовладельческих и крестьянских хозяйств, к насильственному вытеснению крестьян с их участков и уменьшению их численности. Но эту тенденцию в какой-то степени нейтрализовыва-ла довольно интенсивная колонизация первой половины II в. до н. э., которая пополняла римское крестьянство в рассматриваемое время. Этот факт почти не учитывался исследователями, которые, по мнению В. И. Кузищина, «излишне драматизировали картины римской жизни накануне движения братьев Гракхов»7.

Впрочем, нельзя ни признать, что завоевательные походы отрывали тысячи римских граждан и италиков от земледельческого производства, а значит, способствовали продолжающейся деградации крестьянских хозяйств по всей Италии, которая становилась еще большей и принимала массовый характер в условиях роста денежных отношений. Наличие свободного денежного капитала, который частично вкладывался в землю, и колоссальное по сравнению с предыдущим периодом римской истории развитие рабства, в сочетании с политическим господством нобилитета, создавали благоприятные возможности для концентрации земли и для ведения крупного земледельческого хозяйства8. В этих условиях к середине II в. до н. э. небольшие крестьянские хозяйства уступают свое место крупным латифундиям или виллам катоновского типа9, а их бывшие собственники переселяются в города, пополняя ряды городского плебса1 .

Ситуация, в которой тысячи римских граждан потеряли свою земельную собственность и, лишившись постоянного дохода, были вынуждены перебиваться случайными заработками или жить за государственный счет, представляла серьезную опасность для римской Республики. Во-первых, массы обездоленных людей, оказавшись по большей части в Риме, постоянно создавали социальную нестабильность, чреватую политическим кризисом. Во-вторых, разорившись и потеряв свою земельную собственность, граждане выпадали из центуриатной системы и, следовательно, уже не могли служить в войске. В свою очередь, это становилось очень серьезной угрозой военному потенциалу римской civitas, поскольку мелкие земельные собственники, из среды которых, в первую очередь, рекрутировались легионеры, были главным оплотом римского военного могущества".

Эпоха великих завоеваний. Bellum iustum

Чтобы определить авторское восприятие второй Пунической войны, необходимо понять, что античные авторы считали причинами этой войны и как, исходя из этого, они объясняли и оценивали, то есть воспринимали, это историческое событие. Интерпретируя сочинения древних писателей, следует определить, насколько восприятие того или иного автора было признанным в соответствующую эпоху и как широко оно распространилось в обществе. Разумеется, подобная интерпретация может быть проделана лишь на основе единства, заключающего в себе историческое, грамматическое, логическое и эстетическое знание.

Рассмотрение того, каким было восприятие второй Пунической войны у античных историков и ораторов следует начать с интерпретации фрагмента сочинения Кв. Фабия Пиктора, оказавшегося в нашем распоряжение благодаря Полибию (Polyb. Ш.8; fr. 25 [Н. Peter]).

Согласно Полибию, Фабий утверждает, что «причиной войны с Ганнибалом было корыстолюбие и властолюбие Гасдрубала вместе с обидой, нанесенной заканфянам»1 (Polyb. III.8.1. Пер. Ф. Г. Мищенко с изменениями). По мнению Пиктора, Гасдрубал, после того как достиг власти в Иберии, вернулся на родину и решил устроить государственный переворот, чтобы установить единовластное правление. Но, поскольку первые люди Карфагена разгадали его планы и составили заговор для противодействия им, Гасдрубал был вынужден удалиться в Иберию, где действовал самостоятельно, не подчиняясь карфагенскому сенату (Polyb. Ш.8.2-6). Далее Фабий утверждает, что Ганнибал, став преемником Гасдрубала, продолжил управление Иберией в духе своего предшественника и начал войну с римлянами по собственному желанию, поскольку никто из знатных карфагенян не одобрил действия Ган нибала относительно Сагунта (Polyb. III.8.6-8). После падения Сагунта, в Карфаген прибыли римские послы и объявили, что карфагеняне должны либо выдать им Ганнибала, либо принять войну (Polyb. III.8.8).

Во фрагменте Polyb. III.8.1-8 мы имеет дело с пересказом, поэтому в исследовательской литературе не раз возникал вопрос о том, насколько греческий историк точно излагает точку зрения своего римского предшественника. Так, М. Гельцер считал, что пересказ Полибия не корректен. Во фрагменте Polyb. III. 17.7 исследователь видел отражение точки зрения Фабия. Здесь мотивом нападения Ганнибала на Сагунт называется его стремление, благодаря добытым в городе богатствам, снискать расположение многих оставшихся в Карфагене сограждан. М. Гельцер отмечал, что требование о выдаче Ганнибала, обращенное к карфагенским сенаторам, восходит у самого Фабия к первому римскому посольству 220/219 г. до н. э. Полибий же крайне мало говорит об этом посольстве в пассаже III. 15.13 и совсем ничего не сообщает о нем в приведенном выше рассказе, где упомянуто только требование второго римского посольства (Polyb. Ш.8.8, а также Ш.20.8). Следовательно, как полагает М. Гельцер, в Риме по возвращении первого посольства сделали выводы, что в самом Карфагене не желают начинать войну, поэтому в 219 г. до н. э. Рим не вторгся в Испанию. Однако успех Ганнибала под Сагунтом заставил карфагенский сенат изменить свою первоначальную точку зрения и отказать в выдаче Ганнибала. Такое развитие событий, представленное в сочинении Фабия, М. Гельцер считал более всего соответствующим действительности2.

Если даже события развивались подобным образом, то это не освобождало римлян от их обязанности помочь Сагунту, так, к примеру, считает Ф. Уолбанк3. Соглашаясь с М. Гельцером, он полагает, что необходимо указать на некорректность, допущенную Полибием в его критике римского историка. По мнению Ф. Уолбанка, причину неточности Полибия следует ис кать в том, что историк не желал отразить в своем сочинении образ мыслей карфагенского сената именно так, как он был представлен в труде Фабия, поскольку он, в целом, отрицал точку зрения своего предшественника, ссылаясь на то, что в течение семнадцати лет войны Ганнибал получал помощь от Карфагена. По представлению Фабия, Ганнибал и ведущие политики Карфагена были враждебно настроены друг к другу, с чем категорически не согласен Полибий. Однако захват Ганнибалом Сагунта, как полагает Ф. Уолбанк, в действительности мог изменить отношение карфагенских сенаторов к Ганнибалу4.

Еще до М. Гельцера П. Шнабель5 увидел в ответе Ганнибала на вопрос первого римского посольства некий неестественный компромисс. Полководец был вынужден предпринимать в отношении Сагунта то, что, как ему казалось, было наилучшим, но без нарушения существующих договоров. Во всяком случае, так было сказано римлянам (Polyb. III. 15.6-7). Но следует учитывать, что своевольная политика Ганнибала была вовсе не мирной. По мнению П. Шнабеля, компромиссный ответ должен был снискать Ганнибалу поддержку не только у сторонников Баркидов в народном собрании и сенате, но и у многочисленных сторонников «партии мира» в сенате. Согласно исследователю, Полибий намеренно не сообщает ответ карфагенян на требования первого римского посольства, поскольку он противоречит мнению греческого историка о том, что уже после первого посольства римляне сделали вывод о неизбежности войны. Таким образом, П. Шнабель считает, что Полибий намеренно изменил точку зрения Фабия так, чтобы она соответствовала его собственным представлениям6.

Похожие диссертации на Восприятие второй Пунической войны римскими историками и ораторами : конец III - конец I вв. до н. э.

"Легенда о Сципионе": исторический деятель Римской Республики в восприятии современников и потомков : конец III - конец I вв. до н.э.Леус Владимир Александрович

Эколого-экономические факторы развития общества хунну в Западном Забайкалье : Конец III в. до н.э. - I в. н.э.Шапхаев Борис Сергеевич

Жреческая традиция в римской историографии конца III - I в. до н.э.Сидорович Ольга Витольдовна

Греко-македонские отношения в конце III в. до н.э. : последняя попытка интеграцииСивкина, Наталья Юрьевна

Проблемы континуитета в контексте развития античной цивилизации в Северном Причерноморье (Конец III-VI вв.) Болгов Николай Николаевич

Взаимоотношения Римской империи и варваров в Европе в конце III-IV вв.Дьяков Николай Алексеевич

Полис Тарент: социально-политическое и экономическое развитие : конец VIII - начало III вв. до н.э.Мансков Олег Владимирович

Царь Пирр и Эпирское государство в межгосударственных отношениях в эпоху эллинизмаКазаров Саркис Суренович

Восточный город в восприятии английских путешественников в конце XVI - первой трети XVII вв.Королева Оксана Владиславовна

Германская военная элита периода Первой мировой войны и Россия : восприятие и взаимовлияниеЛанник Леонтий Владимирович