Содержание к диссертации
Введение
Часть первая. РОССИЯ, ГОД 1917: ВЗГЛЯД ИЗ США 22
Глава 1. НАКАНУНЕ 22
1. "Русское направление" в дипломатии Вашингтона 22
2. Воюющая Россия: динамика образа в США 35
Глава II. ПЕРСПЕКТИВЫ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 61
1. Февраль 1917 года: революция по американской модели? 61
2. Заокеанские надежды и сомнения: "русские альтернативы" 73
3. Американцы об участии России в войне и о "мире без аннексий и контрибуций 84
Глава III. РОССИЯ НА РАСПУТЬЕ 107
1. После отставки Милюкова: американские рефлексии по поводу "власти социалистической" 107
2. Выходит ли Россия из войны? Американцы о слабеющем партнере 127
3. В США их назвали самыми "критическими днями"русской революции 146
Глава IV. НА ПУТИ К ДИКТАТУРЕ И ВЕЛИКОМУ МЕЖДОУСОБНОМУ РАЗДОРУ... 173
1. Несостоявшаяся надежда двух демократий: А.Ф. Керенский 173
2. Вашингтон и Корниловский мятеж 189
3.Крушение заокеанских иллюзий 199
Часть II. ВИЛЬСОН И ПОИСКИ 'РУССКОЙ ПОЛШИКИ' 231
Глава I: ПОЛИТИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА И ДИПЛОМАТИЯ 231
1. ЧарльзКрейн: доверенное лицо президента 231
2. Линкольн Стеффенс: журналист, изучавший революции 242
3. Миссия Э. Рута: сенатор-республиканец и его команда 248
4. Уильям Вайзман: британский дипломат и разведчик 261
Глава II. ВИЛЬСОН И РУССКИЕ СОЦИАЛИСТЫ 282
1. Белый дом и "русский фактор" весной 1917 года ...282
2. Борьба идей. Ответ Вильсона Петросовету 294
3. Проблемы реальной политики: социалисты "свои" и "чужие" 319
Глава III. АМЕРИКАНСКАЯ ПОМОЩЬ РОССИИ 358
1. Транспорт и политика. Миссия Дж. Стивенса 358
2.Деньги, поставки, корабли. Почему "захлебнулась"американская помощь? 370
3. "Из лука в грозовую тучу": пропаганда в России 382
4.Планы, оставшиеся нереализованными. 391
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 418
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В работе "Россия выходит из войны" крупнейший американский историк Дж.Кеннан проводил ту мысль, что после Февральской революции лидеры США неадекватно представляли себе ситуацию в России и отношение ее народа к войне, а потому русская политика Вашингтона была полна просчетов. Ученый задавался отнюдь не риторическим вопросом: настаивая на продолжении участия России в войне, выдвигая это требование в качестве критерия для поддержки Временного правительства, не ускорил ли Вашингтон тем самым его падение? Иными словами, ученый высказывал предположение, что США и западные союзники несли немалую долю ответственности за падение русской демократии, а потому и за вступление России и США на путь конфронтации, продолжавшейся без малого 70 лет. Та же мысль прозвучала и в исследовании Кеннана "Россия и Запад при Ленине и Сталине": "Долей той ужасной цены, которую пришлось заплатить народам западных стран за их настойчивое желание победоносно завершить войну с Германией в 1917-1918 гг., стали русская революция и отчуждение русского народа от западных демократий на десятилетия вперед"1.
Принято было считать, что до весны 1917 г. внешнеполитическая деятельность двадцать восьмого президента США, Вудро Томаса Вильсона протекала весьма успешно. На европейском направлении Вильсон, особенно после начала мировой войны, последовательно решал сложнейшую стратегическую задачу приобщения США к элите европейских государств, определявших судьбы мира. Вашингтон умело лавировал между Антантой и Четверным союзом, следовал отвечавшей чаяниям значительного большинства американского народа политике нейтралитета; готовил почву для вступления США в войну и выбирал момент, когда этот шаг будет в наибольшей степени удовлетворять их национальным интересам.
"Занятость" европейских держав войной позволила США в период нейтралитета усилить экспансию в Западном полушарии, нередко используя силовые методы - в Мексике (в апреле 1914 г. и марте 1916 г.); в Гаити (1914-1915 гг.), Доминиканской республике (1916 г.), на Кубе (1914 г.). Там, где Вашингтон встречал сильное сопротивление или его интересы надежнее обеспечивались более гибкими методами, Вильсон их использовал. Так действовали США в отношении Мексики (Вильсон дважды - в ноябре 1914 и феврале 1917 гг. - выводил оттуда войска), Никарагуа (договор Брайана-Чаморро 1914 г.), Колумбии (обязательство уплатить ей 25 тыс. долл. за отторжение в 1903 г. территории Панамского канала), Филиппин (создание двухпалатного парламента в
1916 г.). Стремление завоевать доверие американских государств проявилось во время
панамериканских экономических конференций (май 1915 г., Вашингтон; апрель 1916 г.,
Буэнос-Айрес); в приглашении Аргентины, Бразилии и Чили к посредничеству в
конфликте между США и Мексикой (май-июнь 1914 г.). Скромнее успехи Вашингтона
выглядели на Дальнем Востоке, где ему пришлось столкнуться с сильным, агрессивным
конкурентом - Японией2. Развитие и обострение американо-японских противоречий было,
однако, делом будущего.
На фоне этого, в целом, благополучного ведения Вильсоном внешнеполитических дел фиаско его политики в отношении России в переломном для ее судеб революционном
1917 г., где к власти пришли большевики, представляется как минимум крупной
неудачей. Она стала тем рубежом, который положил начало взаимного отчуждения
России и США, в последующие годы усиленного участием американцев в попытках
"силового решения" русской проблемы, поддержкой антибольшевистских сил в годы
Гражданской войны и интервенции. В этот период уходят корни продолжавшейся
десятилетиями конфронтации двух великих держав и международной напряженности,
конфликтов больших и малых. Неудача "русской политики" в 1917 г. как бы
предвосхитила поражение Вильсона при подведении итогов войны в Париже, крушение
планов либерального мироустройства, отказ Сената ратифицировать Версальский мирный
договор.
Между тем, в плане взаимодействия России и США этот хронологически короткий, но чрезвычайно насыщенный, "спрессованный" событиями период от Февраля к Октябрю 1917 г. имел качественное своеобразие. История русско-американских отношений на протяжении многих десятилетий - со времен Войны за независимость до сегодняшнего дня - не раз являла собой примеры взаимного расположения и сотрудничества двух стран. Их совместные действия, однако, чаще диктовались не родством общественно-политических институтов, а совпадением внешнеполитических целей при наличии общих вызовов и врагов. Период от Февраля к Октябрю 1917 г. был исключителен именно тем, что короткое сближение России и США определялось не только действиями в рамках антигерманской коалиции, но и природой происходивших после Февраля изменений в России, ее движением (как полагали в США) к демократическому обществу. Казалось, складывались условия для тесного сближения России и западных демократий во имя утверждения демократического, справедливого миропорядка. Однако в ноябре 1917 г. пути России и США решительно разошлись.
Актуальность темы исследования определяется прежде всего тем, что обстоятельства
«потери» России Соединенными Штатами и Соединенных Штатов Россией в 1917 г. детальному анализу подвергнуты не были. Остаются нерешенными принципиальные вопросы: так ли был безгрешен Запад, что ему пришлось вступить на путь конфронтации с большевистской Россией? Какую лепту внесли сами западные демократии, десятилетиями обвинявшие Советскую Россию в экспансионизме, «экспорте революции», в феномене тоталитарной диктатуры, что, начиная с ноября 1917 г., противоборствовавшая капитализму система начала утверждаться в крупнейшей стране мира? Действительно ли «русская политика» Вильсона, этого неординарного политика и мыслителя, оказалась только заложницей внутриполитических процессов в России, а его попытки повлиять на течение событий после Февраля 1917 г. были обречены на провал?
Представляется, эти вопросы являются весьма актуальными не только в связи с идущей острой научной полемикой по проблемам российского общества. Сегодня оно также переживает процесс кардинального переустройства, сопряженного с движением - подчас импульсивным, полным осложнений и поворотов - к гражданскому обществу. И этот путь приходится преодолевать в условиях весьма сложных, болезненных изменений в системе международных отношений; воздействия политики Запада и их бесспорного лидера, США, на ситуацию в России и ее интересы в мире. В этой связи обращение к опыту русской демократии от Февраля к Октябрю 1917 г., изучение того влияния, которое оказала на ее судьбы политика западных государств, представляются злободневным и правомерным.
Степень изученности проблемы. Изучение сложной, многогранной темы внешней политики России в годы Первой мировой войны, включая и период нахождения у власти Временного правительства, было сильной стороной отечественной историографии. Этим сюжетам были посвящены серьезные монографии И.В. Алексеевой, А.В.Березкина, B.C. Васюкова, З.М.Гершова, В.А. Емеца, А.В. Игнатьева, А.Е. Иоффе, В.В. Лебедева, А.Л. Сидорова и ряда других авторов; многочисленные статьи . Особо отметим глубокие исследования Р.Ш. Ганелина4. В этих трудах, опиравшихся на серьезное изучение богатых материалов отечественных архивов, содержится всестороннее исследование экономических, военно-политических, культурных отношений России с США и союзниками, причем главным образом на официальном, межгосударственном уровне. Взаимоотношения государств рассматривались в органической увязке с революционным процессом в нашей стране. Были показаны попытки политических лидеров Запада повлиять на ситуацию в России, удержать ее на рельсах буржуазно-демократических преобразований.
Анализ названных проблем отмечен бесспорными достижениями. Другое дело, что в силу известных идеологических стереотипов, он не был полон, а в ряде аспектов - весьма уязвим. Советская историография десятилетиями утверждала тезис об Октябрьской революции как о подготовленном объективными законами общественного развития поворотном моменте мировой истории, который определил следование человечества по пути социалистического переустройства. Наоборот, антибольшевисткие силы разных оттенков и в России, и за ее пределами изображались и как регрессивные, и как заведомо обреченные на неудачу противники едва ли не фатального движения России и всего остального мира к радикальному обновлению. Вопрос о возможности иного варианта развития событий, включая и альтернативы в «русской политике» Вашингтона, даже не поднимался. Деятельность Временного правительства неизменно рисовалась в негативных тонах, примером «служения» интересам империалистических союзников.
При этом с развивавшимися отечественными историками тезисами о неравноправной (если не сказать унизительной) природе отношений западных стран с Россией в 1917 г., об их заинтересованности, с прицелом на будущее, в усилении зависимости от них восточного партнера, об их эгоистической политике во имя сохранения России в войне (несмотря на очевидную невозможность добиться этого) нельзя не согласиться. А вот та точка зрения, что единственной мишенью американской политики якобы была монолитно следовавшая за Лениным партия большевиков, нам представляется спорной: картина была более сложной, учитывая и недоверие политической элиты США к социал-реформистским силам вообще.
Американскими исследователями вильсоновский курс в «русском вопросе» от Февраля к Октябрю 1917 г., в силу ряда причин, глубоко изучен не был. Долгое время в условиях «холодной войны» тема Временного правительства в американской историографии не относилась к разряду «работавших» на реальную политику. Период в несколько месяцев мог рассматриваться как не имевший большого значения для определения главных тенденций русско-американских отношений. В работах многих авторов открыто проводилась мысль, что Россия едва ли не плавно перешла от царизма к большевистской диктатуре. Политическая подоплека подобных спекуляций очевидна: ничто не нарушало преемственности утверждавшихся в России антидемократических режимов, они несли постоянную угрозу «цивилизованным» государствам. Происходившее от Февраля к Октябрю 1917 г. в России, при отсутствии иных значимых демократических «экспериментов», представлялось явлением исключительным и малозначимым. Кратковременный и неудачный «опыт» русской демократии вроде бы логично было
представить как необратимый процесс нарастания анархии и хаоса, когда Россия «вынашивала» большевистскую диктатуру.
Политика США в отношении России между Февралем и Октябрем 1917 г, в изображении Ф.Шумана, Р.Уорта, П.Бойла, Л.Гарднера и многих других выглядела весьма упрощенной: эйфория в США после свержения царизма; надежды Вашингтона найти в. «русской демократии» верного союзника и помочь Временному правительству. Но они были похоронены его скорым падением, что якобы едва ли не целиком определялось обострявшимся внутриполитическим кризисом. Злой рок словно тяготел над Россией, в момент выбора в пользу демократии на Временное правительство свалилось непосильное бремя: «разгребать завалы» накапливавшихся десятилетиями проблем русского общества и одновременно сражаться с внешним врагом. Так что обстоятельства благоприятствовали целеустремленной партии леворадикалов, в ноябре захвативших власть5. Общая концептуальная направленность не исключала известных разногласий в трактовке событий. Например, В.А.Вильямс выдвигал представляющееся нам слишком спорным утверждение, что Вашингтон, к концу лета утратив веру в Керенского, фактически поддержал корниловский мятеж6. Монографические исследования и статьи западных ученых были насыщены ценнейшим фактическим материалом, весьма полно и точно воспроизводили многие конкретные сюжеты истории отношений России и США в 1917 г.
Однако, как свидетельствовала работа Кеннана, сомнения в том, что Вильсон в 1917 г. исчерпал резервы поддержки русской демократии, присутствовали. Видный американский историк Дж. Гэддис признал, что политика Вашингтона строилась с опорой на весьма искаженное понимание ситуации в России: "В то время как Д. Фрэнсис был плохо подготовлен к анализу событий там, его подчиненные, такие, как Н. Уиншип в Петрограде и М. Саммерс в Москве, регулярно передавали в Вашингтон детальные и, в целом, содержательные доклады о происходившем... Кажется, однако, маловероятным, чтобы Вильсон когда-либо видел их или действоват на основании содержавшейся в них информации". Так, пунктиром обозначались те направления вильсоновской "русской политики", где решения могли быть более адекватными и обоснованными (участие России в войне, жесткое отрицание американской дипломатией поисков петроградскими социал-реформистами лозунгов "мира без аннексий и контрибуций" и ряд иных)7. Разработки тема, однако, не получила. Появление реальных альтернатив в "русской политике" Вашингтона ряд видных исследователей - и среди них Дж. Кеннан, Л. Гарднер, Д. Мак-Фэдден - относили к начальному периоду власти большевиков. Называя их,
Л.Гарднер считал крайними вариантами нормализацию отношений с Советским правительством (вплоть до признания), или решительную поддержку антибольшевистских сил. Глава Белого дома избрал средний путь: поощрения (нередко завуалированного) противников Ленина и ограниченного участия в антисоветской интервенции8.
Глубокие перемены, которые переживает мировое сообщество и Россия с конца 80-х гг. XX в., стимулировали переосмысление отечественными и зарубежными исследователями событий судьбоносного периода Первой мировой войны и русских революций 1917 г., Гражданской войны. Разброс мнений - от идеализации дореволюционной России, "которую мы потеряли", изображения событий Октября 1917 г. едва ли ни как "заговора кучки" большевиков до отстаивания принятых в советской историографии представлений о Великой пролетарской революции. Исследователи обращаются к изучению сложных многоплановых теоретических проблем (таких, как "война и революции", "революции и реформа"), новых оригинальных сюжетов (среди прочих - анализ широкого спектра социально-психологических, поведенческих проблем; национальных аспектов революционных событий 1917 г.; деятельности партий и личностей, социальных слоев, ранее в силу политической предвзятости "забытых" или получивших неадекватную оценку); обогащают и совершенствуют инструментарий научного исследования9. Все большее признание и применение получает, в частности, альтернативный анализ исторических процессов, завоевавший популярность в зарубежной историографии, например при исследовании проблем военной истории10. Как показали работы отечественных и западных ученых, этот подход успешно применим при анализе процессов той революционной ломки, которую русское общество переживало в 1917 г. Впрочем, новое - это хорошо забытое старое. Многие видные политические деятели той поры, и среди них П.Н. Милюков, В.А. Маклаков, А.Ф. Керенский, Ф.И. Дан, Р.А. Абрамович, В.М. Чернов, В.Д. Набоков, Ю.О. Мартов, впоследствии мысленно возвращались к событиям 1917 г., анализировали открывавшиеся перед русской революцией пути развития и пытались объяснить причины, которые не позволили помешать приходу большевиков к власти, развязыванию Гражданской войны". Подхваченная историками проблема альтернатив, многовариантности развития революционного процесса в России в 1917 г. вылилась в конце 80-х - начале 90-х гг. в плодотворную дискуссию, в которой участвовали П.В. Волобуев, Ю.А. Поляков, А. Рабинович, В.И. Старцев, Г.З. Иоффе. Ю.А. Поляков, резюмировав прозвучавшие мнения, назвал среди более или менее реальных альтернатив социалистическому пути: "...установление военной диктатуры; парламентское (буржуазное) развитие; полная анархия, хаос, развал государства с
непредсказуемыми последствиями". Сделаны результативные попытки раскрыть все многообразие факторов и обстоятельств, субъективных и объективных, перекрывших дорогу этим возможностям и определивших выбор в пользу однопартийной власти12. Особое внимание в полемике уделено развитию революции после Корниловского мятежа, когда перед левыми силами открывалась перспектива реорганизации власти на основе создания широкой демократической коалиции, без цензовых элементов13.
Эти дискуссии, однако, по большей части ограничивались рамками внутриполитических процессов, вне органичной увязки их с проблемами международными. Между тем новаторские тенденции их исследования не обошли и вопросов русско-американских отношений периода 1914-1918 гг. В России изданы сборники не публиковавшихся ранее важных документов. В серьезном монографическом исследовании "История внешней политики и дипломатии США, 1867-1918 гг." написанный Р.Ш. Ганелиным раздел этой книги объективно трактует ряд вопросов русско-американских отношений периода Первой мировой войны и русских революций среди них - ряд аспектов темы "Вашингтон и российская социал-демократия"). Авторы первого тома коллективного труда "Мировые войны XX века", подытожившего многолетнюю плодотворную работу российских ученых в изучении глобальной катастрофы 1914—1918 гг., предложили непредвзятый анализ, в том числе, проблем развития России, США и отношений между ними в этот период14. Появились оригинальные монографии и статьи О.В. Будницкого, СВ. Дрокова, В.И. Журавлевой, Е.Ю. Сергеева, С.Л. Ткаченко, В.В. Романова, А.И.Уткина и ряда других авторов, в которых для исследования различных, нетрадиционных аспектов русско-американских отношений первых десятилетий XX в. привлечены новые материалы, использованы новые методы (тема "образа", восприятия народами других стран России; междисциплинарный подход, позволяющий анализировать тему на стыке дипломатической, экономической, интеллектуальной, политической истории)15. Особый интерес вызывают работы В.Л. Малькова, рассматривающие период 1917-1920 гг. как качественно новый, в широком контексте формирования глобалистских устремлений лидеров США и начала борьбы за их реализацию (в чем В.Вильсону принадлежит особая роль), этап16.
Из вышедших в США монографий, посвященных русско-американским отношениям 1914-1918 гг., следовало бы выделить вскрывающую новые их грани, подробную книгу Н.Сола; глубокую работу Д.Фогльсона, посвященную главным образом периоду после прихода большевиков к власти; исследование У.Аллисона, показывающее «русские события» 1917 г. глазами ряда видных американских дипломатов. Однако рассмотрение
«русской» политики В.Вильсона периода существования Временного правительства в этих трудах, как нам представляется, лишено концептуальной новизны. То же можно сказать и о недавно изданной в переводе на русский язык работе Д.Дэвиса и Ю.Трани, в изображении русско-американских отношений в 1917 г. тяготеющих к традиционным выводам и интерпретациям. Ф.Нинкович, по существу, обошел эту тему стороной. Пожалуй, только Дж.Шилд вернулся к вопросу: почему, понимая шаткость позиций Временного правительства, лидеры США все же старались удержать Россию в войне? Но объяснение это, исходя из мотивации политических лидеров США, В.Вильсона и Р.Лансинга, получилось недостаточно убедительным . В целом, достижения отечественных и зарубежных ученых в изучении русских революций, принципиальных вопросов русско-американских отношений в 1914 - 1918 гг. стали естественной основой для постановки задач данной диссертационной работы.
Объектом изучения данной диссертационной работы являются русско-американские отношения в широком контексте международной политики времен первой мировой войны, поисков президентом США В.Вильсоном новаторских подходов к решению мировых проблем. Предметом исследования стала «русская политика» Вашингтона между Февралем и Октябрем 1917 г.; те альтернативы, которые перед ней открывались и те обстоятельства, которые помешали их использовать.
Задачи и цель исследования. В диссертации внимание сконцентрировано на изучении оценок ситуации в России политическими кругами США и на политике вильсоновской администрации по отношению к ней. При этом не ставится цель детального рассмотрения официальной линии Вашингтона - этот важный, «верхний пласт» проблемы, как представляется автору диссертации, достаточно хорошо изучен.
Сделана попытка, во-первых, осмыслить процесс принятия решений Белым домом, наиболее полно раскрыть роль главных, помимо В.Вильсона, «игроков» на поле «русской политики» (Э. Хауз, Р.Лансинг, Д.Фрэнсис, С.Харпер). Во-вторых, представить более широкий круг лиц, причастных к ее формированию, и те источники информации, которые президент и его окружение использовали в 1917 г. для принятия решений по «русскому вопросу». В-третьих, ставилась задача показать широкий поток разноречивых сведений о событиях в России между Февралем и Октябрем 1917 г., а также те каналы -дипломатические, военные, информационные, личные, по которым эти сообщения поступали в США и получали оценку соответствующих ведомств. В-четвертых, в работе показан динамичный, противоречивый образ революционной России - продукт осмысления русской революции рядом профессионально владевших темой американских
дипломатов, военных, журналистов, по разным причинам не вхожих в коридоры власти и нередко весьма критически оценивавших действия Вильсона в «русском вопросе». В-пятых, в диссертации поставлена задача проанализировать обстоятельства и факторы, помешавшие вильсоновской русской политике в 1917 г. стать более разнообразной, энергичной, убедительной. А потому различные ее направления - отношений с широким спектром политических сил России, и прежде всего умеренно социалистических, участия России в войне и переосмысления ее целей, помощи Временному правительству рассматриваются под углом зрения открывавшихся перед Белым домом альтернатив.
Цель исследования - не только представить вильсоновскую «русскую политику» в 1917 г. и раскрыть определявшие ее факторы и мотивации, но и показать, какие варианты ее намечались и в силу каких обстоятельств не были реализованы в условиях, когда Временное правительство сдавало позиции перед лицом нараставшей угрозы как «слева», так и «справа».
Методологическую основу диссертации составляет совокупность общенаучных принципов исторического исследования. Метод историзма позволил рассмотреть эволюцию вильсоновской внешней политики в 1914 - 1918 гг. в целом и ее «русского направления», в частности, в нерасторжимой связи с изменчивыми конкретно-историческими обстоятельствами Великой войны и русских революций 1917 г. Объективность исследования обеспечена привлечением самого широкого круга документальных источников, учетом всей полноты исторических фактов и оценок, подчас весьма неоднозначных. Сравнительно-исторический подход помог диссертанту выделить «общее и особенное» процессов, захвативших в годы Первой мировой войны американское и русское общества - последнее в весьма специфических условиях поразившей страну революционной ломки. Анализ сложных перипетий русско-американских отношений с учетом всех определявших их компонентов - социально-экономических, политических, военных, идейных и культурных стимулировал широкое использование автором междисциплинарных подходов. При объяснении действий Вильсона на «русском направлении» автор вводит элементы психоанализа, представляет события русских революций через личностное восприятие американскими политиками и государственными деятелями.
Структурно-функциональный подход был использован, в частности, при раскрытии механизмов взаимодействия составлявших иерархию исполнительной власти США элементов - президента и его советников, министров, глав специальных ведомств - в процессе принятия Белым домом внешнеполитических решений. Системный анализ
позволил выявить и рассмотреть, как составляющие единого целого, различные направления вильсоновской русской политики: «личную» дипломатию и разведку, идейный и практический срезы реакции на вызовы и инициативы Петросовета, помощь Временному правительству и т.д.
Поставленные в диссертации задачи предполагали их исследование с позиций альтернативной истории, изучения открывавшихся перед Вашингтоном (и не всегда реализованных) вариантов действия. В основу построения диссертации был положен проблемно-хронологический принцип, что сделало возможным показать динамику, стадиальность русских революций в увязке с многообразием откликов и реакций на них американского общества, политической верхушки США.
Хронологические рамки исследования, включая вводную часть и заключение, охватывают период: с августа 1914 г. - учитывая ту определяющую роль, которую сыграла Первая мировая война в вызревании революций в России и эволюции ее восприятия в США - до весны 1918 г., т.е до момента, когда процессы революционной ломки приобрели известную завершенность (разгон Учредительного собрания в январе 1918 г.). К этому моменту был подведен итог участию России в войне (Брест-Литовский мирный договор), а отношения с бывшими партнерами по антигерманской коалиции приобрели новое качество (в марте началось вооруженное вмешательство во внутренние дела России). В центре внимания автора диссертации - чрезвычайно насыщенный событиями, сыгравший поворотную роль в определении судеб России и ее отношений с США период между Февралем и Октябрем 1917 г.
Источниковая база исследования. Работа построена, главным образом, на неопубликованных документах зарубежных архивов, в основном американских19. В диссертации широко использованы материалы Отдела рукописей Библиотеки конгресса, Отдела Специальных коллекций Джорджтаунского университета (г.Вашингтон), Библиотеки Стерлинг, а также Богословской школы Йельского университета (г. Нью-Хэвен, штат Коннектикут), Библиотеки Мадд Принстонского университета (г.Принстон, штат Нью-Джерси), Исторического общества штата Висконсин (г.Мэдисон, штат Висконсин), Гуверовского института (г.Стэнфорд, штат Калифорния), Бахметевского архива Колумбийского университета и ряда библиотек г. Нью-Йорк - Нью-Йоркской публичной библиотеки, Библиотеки Темимент (собрания коллекций социалистических организаций).
Проработано более пятидесяти индивидуальных коллекций видных государственных и общественных деятелей, бизнесменов, военных, журналистов; ряда общественно-
политических организаций, политических партий. Содержащиеся в них материалы позволяют показать сложную, мозаичную картину откликов в США на революционные события в России, столкновение мнений и позиций, понять механизмы принимавшихся на самом высоком уровне решений. В равной мере ценен находящийся в Национальном архиве большой массив документов - сотни донесений из России, поступавших по линии Государственного департамента, а также Военного министерства. Особую ценность имеет множество сопутствующих дипломатической переписке документов - письма простых граждан, ученых и политиков, резолюции общественных организаций .
Поскольку американские политики и дипломаты заимствовали информацию, а нередко и оценки международных событий у более изощренных в их понимании британских коллег, учитывая их откровенные мнения о вильсоновской политике, автор привлек документальные материалы ряда ведущих архивов Великобритании - Государственного, Библиотеки Бивербрук (Лондон), Библиотеки Бодлеан (Оксфорд). Пониманию общей картины русско-американских отношений на официальном уровне, анализу ряда принципиальных аспектов темы (в частности, возвращения политических эмигрантов из США, попыток организации Россией информационной работы в Америке и ряда других) помогло использование документов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА).
Ко второй группе источников следует отнести осуществленные в России и в США многочисленные публикации документов периода Первой мировой войны и русских революций 1917 г. Это материалы, отражающие их этапные моменты (протоколы Государственного совещания 12-25 августа, стенограммы Частных совещаний членов Государственной Думы, и др.); деятельность Временного правительства и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, развитие социалистического движения в России в 1917 г.; документы дипломатической истории Великой войны. Ценнейшим справочно-документальным источником стало осуществленное в 1923-1926 гг. шеститомное издание «Революция 1917 г. Хроника событий», содержащее информацию о каждом дне охваченной потрясениями страны '. Среди сборников американских документов выделим 69-томное издание бумаг президента В.Вильсона, подготовленное выдающимся исследователем АЛинком. Не утратили своей ценности изданные Государственным департаментом в 30-е гг. дипломатические документы русско-американских отношений, а также дневники ближайшего советника президента полковника Э.Хауза22.
Важной составляющей источниковой базы исследования стала богатая мемуарная литература. Нередко восполняющая пробелы официальных и личных материалов
(например, важный эпизод встречи В.Вильсона и журналиста Л.Стеффенса в Белом доме 26 июня 1917 г.), она несет отпечаток переосмысления их авторами первоначальных оценок и выводов, личный взгляд на события.
Наконец, в диссертации широко использованы материалы прессы, американских газет и журналов (более 20 наименований за 1914 - 1917 гг.), популярных и хорошо информированных, придерживавшихся различных общественно-политических взглядов -от либеральных «Нейшн», «Нью рипаблик» - до весьма консервативных «Норе америкен ревью», «Аутлук», «Нью-Йорк тайме». Весьма ценными для понимания динамики общественного мнения США по вопросам русско-американских отношений стали статьи журнала «Литерари дайджест», публиковавшего наиболее яркие отклики заокеанской прессы на «горячие» международные новости. Таким образом, для решения поставленных в диссертации задач автору удалось привлечь самый широкий круг источников высокой информационной ценности.
Научная новизна исследования.
В диссертации дан нетрадиционный, не имеющий аналогов в отечественной и зарубежной историографии, анализ альтернатив, открывавшихся перед американской политикой по отношению к России в судьбоносный для нее период Первой мировой войны и революций 1917 г. Автор обстоятельно исследует те механизмы, которые были использованы президентом при выборе возможных вариантов действия на «русском направлении», мнения ряда видных деятелей и специалистов - госсекретаря Р.Лансинга, профессора Чикагского университета С.Харпера, Э.Хауза, правого социалиста У.И.Уоллинга. Этот круг близких к Белому дому лиц дополнен новыми, малоизвестными именами советников, а также участников «личной» дипломатии президента: предпринимателя и филантропа Ч.Р.Крейна, журналистов Л.Стеффенса и А.Булларда, британского разведчика и дипломата У.Вайзмана, и ряда других.
Автор диссертации, учитывая неразработанность многих аспектов темы, сконцентрировал внимание на том альтернативном, нередко весьма отличном от официально принятого, восприятии революционных событий в России, которое создавали не услышанные в Белом доме дипломаты, военные, ученые - в том числе М.Саммерс, Н.Уиншип, Ф.Паркер, У.Джадсон, нередко предлагавшие оригинальные варианты решения «русской проблемы».
Рассмотрен малоизученный круг проблем, относящихся к теме отношений вильсоновской администрации с широким спектром социал-демократических сил России, и прежде всего их умеренного крыла; прослежены главные направления идейно-
политической полемики (обсуждение целей войны) и практического ответа Вашингтона на русский «вызов» (реакция на идею созыва Социалистической конференции в Стокгольме, влияние «русских лозунгов» на пацифистское движение в Америке, выезд из США политэмигрантов).
Дана новая интерпретация ряда важных событий русско-американских отношений 1917 г. - в частности, миссий в Россию сенатора Э.Рута, известного специалиста-железнодорожника Дж.Стивенса. Проблемы помощи России, ее основных составляющих: поставок военного снаряжения, предоставления кредитов, пропаганды, деятельности в России Американского Красного Креста (АКК) и Американской ассоциации христианской молодежи (ААХМ) - рассмотрены под углом зрения неиспользованных США возможностей поддержки терявшего летом и осенью 1917г. почву под ногами Временного правительства. Широкое использование диссертантом документальных источников зарубежных и отечественных архивов позволило по-новому решать многие важные исследовательские задачи.
Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его содержания и выводов при написании исторических и политологических трудов, посвященных сложным проблемам развития русского общества на переломном этапе Первой мировой войны и русских революций 1917 г., их международных аспектов - с учетом переживаемых российским обществом в наши дни изменений; рассматривающих внешнюю политику США конца XIX - начала XX вв., включая и такой важный аспект, как внешнеполитическая мысль США на переломных этапах новейшей истории; при подготовке общих и специальных курсов по истории России, США и международных отношений.
Апробация работы. Автор диссертации неоднократно выступал на российских и международных конференциях и симпозиумах, посвященных дискуссионным проблемам первой мировой войны и русско-американских отношений, в том числе Четвертом семинаре Общества по изучению Великой войны (г. Лисл (штат Иллинойс), США, сентябрь 1994 г.), «Первая мировая война и XX век» (Москва, май 1994 г.), «1 августа 1914 г.: как начиналась война» (Москва, май 2004 г.); серии конференций по общей проблематике «Россия и внешний мир: диалог культур» (Москва, ИРИ РАН, 1996 - 2004 гг.), круглых столах и семинарах, проводившихся в 2000 - 2004 гг. Ассоциацией историков первой мировой войны. Исследование рассматриваемых в диссертации проблем было в 1994 - 1995 и 2000 - 2001гг. поддержано грантами американских фондов Фулбрайт и АЙРЕКС.
Такой весьма специфический аспект широкой темы «США и революционная Россия в 1917 г.», как реакция на события в ней американского рабочего движения, был проанализирован автором в монографии «Профсоюзное движение США в годы первой мировой войны (борьба идейно-политических течений)» (М.: «Наука», 1987 г.), специально в диссертационном исследовании не рассматривался. По теме диссертации опубликованы две индивидуальные монографии, разделы в коллективных трудах, статьи в тематических сборниках и журналах общим объемом в 60 п.л.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух частей, заключения, списка сокращений и библиографии. Часть первая включает в себя четыре главы, часть вторая - три.
Даты приведены по новому стилю.
1 Кеппап G. Russia Leaves the War. Princeton, 1956. P.23; Idem. Russia and the West under
Lenin and Stalin. Boston, 1961. P. 32.
2 См.: Link A. Wilson. Princeton, 1960. Vol. 3: The Struggle for Neutrality. 1914-1915;
Princeton, 1964. Vol. 4: Confusion and Crisis. 1915-1916; May E. The World War and
American Isolation. 1914-1917. Cambridge, 1959; Curry &Woodrow Wilson and Far Eastern
Policy. 1913-1921. N.Y., 1968; Tulchin J. The Aftermath of the War. World War I and US
Policy toward Latin America. N. Y., 1971; etc.
3 Алексеева ИВ. Агония сердечного согласия: Царизм, буржуазия и их союзники по
Антанте в 1914-1917 гг. Л., 1990; Бережин А.В. Октябрьская революция и США: 1917 -
1922. М., 1967; Васюков B.C. Внешняя политика России накануне Февральской
революции. 1916 - февраль 1917 г. М., 1989; Он же. Внешняя политика Временного
правительства. М., 1966; Гершов З.М. Вудро Вильсон. М., 1983; Емец В.А. Очерки
внешней политики России в период Первой мировой войны. Взаимоотношения с
союзниками по вопросам ведения войны. М., 1977; Игнатьев А.В. Русско-английские
отношения накануне Октябрьской революции (февраль-октябрь 1917 г.). М., 1966; Он же.
Внешняя политика Временного правительства. М., 1974; Иоффе А.Е. Русско-французские
отношения в 1917 г. (февраль-октябрь). М., 1958; Лебедев В.В, Русско-американские
экономические отношения (1900-1917 гг.) М., 1964; Сидоров АЛ. Экономическое
положение России в годы Первой мировой войны. М., 1973; Он же. Финансовое
положение России в годы Первой мировой войны (1914-1917). М., 1960.
4 Ганелин Р.Ш. Россия и США. 1914—1917: Очерки истории русско-американских
отношений. Л., 1969; Он же. Советско-американские отношения в конце 1917 - начале 1918 гг. Л., 1975.
5 Boyle P. American-Soviet Relations: From the Russian Revolution to the Fall of
Communism. L., 1993. P. 7-9; Gardner L. Wilson and Revolutions: 1913-1921. Philadelphia,
1976. P. 20-24; Schuman F. American Policy Toward Russia since 1917. N.Y., 1928. P. 30-54;
Unterberger B.M. America's Siberian Expedition. 1918-1920: A
Study of National Policy. Durham, 1956. P. 7-9; Williams W.A. American-Russian Relations.
1781-1947. N.Y., 1952. P. 91-104; Worth R. The Allies and the Russian Revolution: From the
Fall of Monarchy to the Peace of Brest-Litovsk. Durham, 1954. P. 17-157.
6 Williams W.A. Op. cit. P. 91,97-98.
7 Gaddis J. Russia, the Soviet Union and the United States. An Interpretative History. N.Y.,
1978. P. 65; Schuman F. Op. cit. P. 35-39,53-54, etc.
Gardner L. Op. cit. P. 5-8; Kennan G. Russia Leaves the War...; McFadden D. Alternative Paths: Soviets and Americans. 1917-1920. N.Y., 1993. P. 15-153; Williams W.A. Op. cit. P. 1.05-129.
9 См.: Базанов C.H. Борьба за власть в действующей российской армии (октябрь 1917 -
февраль 1918 гг.). М., 2003; Булдаков ВП. Красная смута: Природа и последствия
революционного насилия. М.,1997; Галили 3. Лидеры меньшевиков в русской революции:
Социальные реалии и политическая стратегия /Пер. с англ. М., 1993; Иоффе Г.З.
Революция и судьба Романовых. М., 1992; Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911 -
1917 гг. М., 2001; Меньшевики в 1917 году: в 3 т. / Под ред. 3. Галили, А. Ненарокова, Л.
Хеймсона. М., 1994-1997; Протасов Л.Г. Всероссийское Учредительное собрание:
история рождения и гибели. М., 1997; Соболев Г.Л. Тайна "немецкого золота". М., 2002;
1917 год в судьбах России и мира. Октябрьская революция: От новых источников к
новому осмыслению / Отв. ред. СВ. Тютюкин. М., 1998; 1917 год в судьбах России и
мира. Февральская революция: От новых источников к новому осмыслению / Отв. ред.
П.В. Волобуев. М., 1997; Тютюкин СВ. Меньшевизм: страницы истории. 1903 - середина
1920-х гт. М., 2002; Фелыатинский Ю.Г Крушение мировой революции. Брестский мир:
октябрь 1917 - ноябрь 1918. М., 1992; и др.
10 См.: А что, если бы?.. Альтернативная история / Сост. Р. Коули. М.; СПб.,2002.
Отметим сделанное в 1991 г. замечание академика П.В. Волобуева: два-три года тому
назад такой подход "не воспринимался большинством историков, да и сейчас не
воспринимается еще инструментом исторического познания" (Октябрь 1917 г.:
величайшее событие века или социальная катастрофа? / Под ред.П.В. Волобуева. М., 1991. С.74).
u См.: Думова Н.Г. Кадетская партия в Первой мировой войне и Февральской
революции. М, 1988. С. 142, 214; Френкин М. Русская армия и революция. 1917-1918. М,
1978. С. 448; Октябрь 1917 г.: Величайшее событие века или социальная катастрофа?
С.95; Лисенкова Л.Н. Альтернативы революции. 1917 год: взгляд из эмиграции //
Проблемы человека: гуманитарные аспекты. История России. История медицины.
Правоведение. СПб., 1998. Ч. 2. С. 13-18.
Г.З. Иоффе приводит, в частности, мнение близкого к Керенскому и Савинкову философа, социолога, публициста Ф. Степуна: "Вина Керенского, и очень большая вина, не в том, что он вел Россию по неправильному пути, а в том, что он недостаточно энергично вел ее по правильному" (Цит. по: Иоффе Г.З. Революция и судьба Романовых. М, 1992. С. 125). Иное мнение высказал И. Церетели: "Все, что мы делали, было тщетной попыткой остановить какими-то ничтожными щепочками разрушительный стихийный поток" (Цит. по: Иоффе Г. Почему Февраль? Почему Октябрь? // Октябрь 1917 г.: Величайшее событие векаили социальная катастрофа? С. 102).
12 См.: Россия, 1917 год: Выбор исторического пути / Отв. ред. П.В. Волобуев. М., 1989; Анатомия революции. 1917 год в России: массы, партии, власть /Под ред. В.Ю.Черняева. СПб., 1994; Октябрь 1917 г.: величайшее событие века или социальная катастрофа? С. 72, 74,88,91,125-150.
пГусев КВ. К вопросу о демократической альтернативе Октября / Октябрьская революция. Народ: ее творец или заложник? М., 1992. С. 30-47; Иоффе Г.З. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995. С. 145-177; Октябрь 1917 г.: величайшее событие века или социальная катастрофа? С. 89-90, 103-104; СуэйнДж. Перед схваткой (По поводу проблемы "третьего мира") / Гражданская война в России: перекресток мнений / Отв. ред. Ю.А. Поляков, Ю.И. Игрицкий. М, 1994. С. 70-87; Хеймсон Л. Меньшевики и большевики в октябрьские дни 1917 г. // Проблемы всемирной истории: Сборник в честь А.А. Фурсенко. СПб., 2000. С. 310-322.
|4Россия и США: дипломатические отношения, 1900-1917 гг.: Документы /Науч. ред. Г.Н. Севостьянов, Дж. Хэзлем. М., 1999; Россия и США: торгово-экономические отношения, 1900-1930 / Под ред. Г.Н. Севостьянова. М., 1996; История внешней политики и дипломатии США. 1867-1917 гг. / Под ред. Г.Л. Куропятника. М., 1998; Мировые войны XX века. М„ 2002. Кн. I: Первая мировая война. Исторический очерк.
Буднщкий О.В. Б.А.Бахметев - посол в США несуществующего правительства
России //Новая и новейшая история. 2000. № 1. С. 134—166; Дроков С.В.Военно-морская миссия контр-адмирала Гленнона в Севастополь // Отечеств, архивы. 1993. № 4. С. 79-87; Журавлева В.И. Идея "освободительной" миссии Америки в контексте русско-американских отношений XIX - начала XX в. // США: Становление и развитие национальной традиции и национального характера: Материалы VI научной конференции ассоциации изучения США / Отв. ред. А.С. Маныкин. М., 1999. С. 207-224; Она же. Национально-религиозный вопрос в российско-американских отношениях в период Первой мировой войны // Американский ежегодник. 2002. М, 2004. С. 215-243; Кононова М.М. Деятельность дипломатов царского и Временного правительств в 1917-1918 гг. // Вопр. истории. 2002. № 3. С. 105-118; Романов В.В. В поисках нового миропорядка: внешнеполитическая мысль США (1913-1921 гг.). М; Тамбов, 2005; Сергеев Е.Ю. Образ России и русских в общественном мнении США (август 1914 - февраль 1917 гг.) // Россия и внешний мир: диалог культур. Сб. ст. М., 1997. С. 149-161; Ткаченко CJI. Американский банковский капитал в России в годы Первой мировой войны: деятельность "Нэшнл Сити бэнк оф Нью-Йорк". СПб., 1998; Уткин А.И. Дипломатия Вудро Вильсона. М., 1989.
1 Мальков ВЛ. Свидетельство подполковника Эйхельбергера: [об интервенции США против Советской России в 1918 г.] // Новое время. 1988. № 40.С. 34-37; Он же. Кто "за" и кто "против". "Великие дебаты" в США по вопросу об интервенции против Советской России (новые документы) // Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 165-179; Он же. Вудро Вильсон и новая Россия (февраль 1917 - март 1918) // Новая и новейшая история. 1999. № 6. С. 110-128; 2000. № 1. С. 123-133; Он же. Путь к имперству: Америка в первой половине XX века. М, 2004.
11Дэвис Д., Трани Ю- Первая холодная война. Наследие Вудро Вильсона в советско-
американских отношениях / Пер. с англ. М., 2002; Saul N. War and Revolution: The United
States and Russia, 1914—1921. Lawrence, 2001; Foglesong D. America's Secret War Against
Bolshevism. U.S. Intervention in the Russian Civil War.
1917-1920. Chapel Hill, 1995; Allison W. American Diplomats in Russia: Case Studies in Orphan Diplomacy. Westport, 1997; Ninkovich F. The Wilsonian Century. United States Foreign Policy since 1900. Chicago, L., 1999. P. 69-70.
KSchild G. Between Ideology and Realpolitik: Woodrow Wilson and the Russian Revolution. 1917-1921. Westport, 1995. P. 37-38.
19Документальные коллекции, с которыми удалось познакомиться автору в архивах США, Великобритании, России, мемуары и периодические издания см.: наст. изд. С. 441-
449.
20N.A. Washington, D.C. RG 59 (M 316). Decimal Files, 1910-1929. Records Relating to the Internal Affairs of the Soviet Union; Ibid. RG 165. Records of War Department, General and Special Stuffs.
21 См.: Революция 1917 г. (хроника событий): в 6 т. / Сост. Н. Авдеев (Т. I, II), В. Владимирова (Т. III, IV), К. Рябинский (Т. V), И. Любимов (Т. VI). М.; Пг.; Л., 1923-1930.
^US Department of State. FRUS, 1918. Russia: in 3 Vol. Wash. (D.C), 1931-1932; The Lansing Papers, 1914-1920: in 2 Vol. Wash. (D.C), 1939-1940; PWW/ Ed. A.S. Link. Princeton (N.J.), 1982-1983. Vol. 40-45; Архив полковника Хауза (дневники и переписка с президентом Вильсоном и другими политическими деятелями за период 1914-1919 гг.): в 4 т./ Подг. Ч. Сеймуром. Пер. с англ. М., 1937-1944.
Накануне
Историк, изучающий политику США по отношению к России в период мировой войны и революций 1917 г., неизбежно придет к выводу: число причастных к ее формированию политиков, дипломатов, военных, ученых было весьма ограниченным. Центральная фигура - Вудро Томас Вильсон, занимавший пост президента в 1912-1920 гг. Жизни и деятельности этой яркой многогранной личности посвящены сотни исследований, которые часто содержат в отношении героя полярные оценки1. Полный новаторских идей мыслитель, сменивший труд ученого (его перу принадлежали серьезные работы по проблемам международного права; президент Принстонского университета в 1902-1912 гг.) на не менее тяжкий - государственного деятеля, Вильсон был избран губернатором штата Нью-Джерси (1911 г.), президентом на следующий год и удержал это место в 1916 г. в жесткой борьбе (разрыв с кандидатом от Республиканской партии Ч. Хьюзом составил всего 591 тыс. голосов). Человек глубоко религиозный, Вильсон с упорством фанатика добивался идей, ставших его внутренним убеждением, нередко облекая их в форму религиозной проповеди.
В годы мировой войны Вильсон, считавший определение внешнеполитического курса США прерогативой главы исполнительной власти, оставлял решения по принципиальным вопросам за собой. При этом он опирался на принятые Конгрессом законы Левера (10 августа 1917 г.) и Овермена (20 мая 1918 г.), которые предоставляли президенту самые широкие полномочия2. По мнению английских наблюдателей в США, власть Вильсона стала почти неограниченной. "На срок своего пребывания у власти президент становится самодержцем, а такой кризис, как война, значительно усиливает исполнительную власть", - писал британский разведчик и дипломат У. Вайзман в августе 1917 г. Английский посол в США С. Спринг-Райс, которому, по собственному признанию, приходилось иметь дело с правительствами, считавшимися "авторитарными", писал: "Мне никогда не приходилось сталкиваться с правительством столь авторитарным, как это. Это не означает, что действия президента не согласовывались с волей народа. Наоборот. В основе его веры и действий лежит идея, что он не должен вести граждан, если он не знает, каким путем они хотят идти. Но его толкование этого предсказания - его тайна. Он размышляет над ней в одиночестве; выносит собственное суждение и действует сообразно своему решению - чего люди хотят и что должно быть сделано. Этот таинственный способ превращает все, что он делает, скорее в предмет божьего промысла (divination), чем простой дипломатии. Даже его ближайшие советники не могут предсказать, что он будет делать, поскольку даже его ближайшие советники не знают, кто из них получит к нему доступ"3. Так что процесс принятия Вильсоном своих решений был почти таинством; лаборатория вильсоновской мысли была закрыта даже для друзей и советников.
По оценкам хорошо знавших Вильсона людей, как руководитель и лидер он обладал массой достоинств и недостатков. Советник Государственного департамента Ф. Полк относил к последним отсутствие сильных административных способностей; быстрой реакции на требовавшие немедленного решения дела. Президент не умел организовать работу подчиненных, нередко работал за них; мог доверять непроверенным сообщениям. (Отметим, что эти качества сказались негативно при работе над исключительно динамичной "русской темой" в 1917 г.) Однако если президент получал информацию полную и своевременную, делались глубокие и правильные выводы. Умный и дальновидный политик, Вильсон был человеком сложным, не умевшим побороть возникавшую в силу личных мотивов антипатию. При выборе людей на первый план зачастую выступали мотивы личной преданности президентскому курсу; Вильсон нуждался в верных, заслуживающих доверия людях, - в чем сам признавался .
Из таких людей - преданных, компетентных, не лишенных новых идей, но все же исполнителей - состоял вильсоновский кабинет. На фоне президента его министры, по замечанию русского дипломата Василия Солдатенкова, встречавшегося с вице-президентом Т.Р.Маршаллом, военно-морским министром Дж. Дэниельсом, выглядели чиновниками "второстепенного калибра". Дипломат выделил лишь зятя президента, министра финансов У. Мак-Аду, который "в будущем мечтает о президентстве" и "не питает враждебных чувств к России и Франции"5. С. Спринг-Райс в июле 1917 г. подтверждал: президент - абсолютный глава администрации, его министры занимали положение, что и их предшественники во времена Тюдоров в Англии. Впоследствии российский посол в США Б.А. Бахметев отметил, что ближайшее окружение В. Вильсона составляли родственники, верные друзья и ученики; из членов кабинета к этому узкому кругу принадлежали министры юстиции Т.В. Грегори, внутренних дел Ф. Лейн, финансов У. Мак-Аду6. Большинство членов вильсоновского кабинета в формировании "русской политики" деятельного участия не принимало.
Госсекретарь Р. Лансинг самостоятельной фигурой в определении внешнеполитических ориентиров Вашингтона не был. На этом направлении Вильсон независимых не терпел, дав в июне 1915 г. отставку влиятельному члену Демократической партии У.Дж. Брайану. В начале 1916 г. Лансинг тоже, по мнению президента, превысил свои полномочия (известное предложение о разоружении торговых судов союзников "modus vivendi" от 18 января), его отношения с патроном оказались испорченными. Лансинг (к удивлению многих) на своем посту удержался, но доверия ему Вильсон не вернул7. В Лансинге Вильсон видел скорее чиновника, осуществлявшего президентские идеи; поставщика информации. 15 августа 1917 г. Э. Хауз после приватной беседы записал мнение Ф. Полка: Вильсон не очень ценил Р.Лансинга, отметив, что госсекретарь не умел четко излагать мысли. Полк и Хауз нашли замечание несправедливым, посчитав, что за ним стояло нечто более серьезное. Что у Лансинга действительно отсутствует, считал Хауз, так это воображение, присущая подлинным дипломатам интуиция и видение перспективы. "Он практичен, у него ум юриста и желание делать дело, опираясь на прецедент". Госсекретарь отдавал себе отчет, что полным доверием президента он не располагает . Президент к мнению Лансинга прислушивался, но не более. "Русской темой" госсекретарь специально не занимался, разобраться в хитросплетениях ситуации в России в 1917 г. ему было не под силу.
Россия на распутье
Американская политическая элита связывала надежды на движение России по демократическому пути, на ее активное участие в войне (заметим, с минимальными потерями для США) с находившимся у власти либеральным министерством, с именами Милюкова, Львова и Гучкова. Эту веру разделяла и та быстро увеличивавшаяся часть американского общества, которую вступление США в войну приобщало к проблемам мировой политики. Один из корреспондентов генерала Скотта, X. Хагерман, выразил мнение сотен тысяч американцев, утверждая: если Милюков, Львов, "прекрасные граждане России" и патриоты, "лучшие из политических лидеров" не справятся с ситуацией, то и на других людей рассчитывать не приходится1.
Немало американцев, как отмечалось, предвидело возможность открытого противоборства между Советом и Временным правительством. Либеральный кабинет оказался не из тех, что "вечно шатаются, но никогда на падают". При этом, как это верно оценили за океаном, левые вынудили его уйти, использовав недовольство народа по самой больной для американцев теме - участия страны в войне, ее целей, верности союзническим обязательствам. Прежде чем отставка видных политиков либерального кабинета стала фактом, из США с неподдельным вниманием и тревогой следили за развитием кризиса. Фрэнсис находился в гуще событий, пытаясь укрепить оппозицию Гучкова и Милюкова к Совету, оказывал на них давление и угрожал отказом в предоставлении России помощи. Но в конце концов посол покорился неизбежному, выразив сожаление по поводу отставки министров. "Прекрасный человек, отставка прискорбна", - писал он по поводу ухода Гучкова в Вашингтон 13 мая, отметив, что, покидая свой пост, военный и морской министр предсказывал отечеству хаос и анархию2.
Д. Фрэнсис, его коллеги, советники Вильсона (сам президент смущения не выдавал) переживали происшедшее как крупное поражение. Апрельский кризис был воспринят как переломный момент, который резко ухудшил перспективы американской политики в России, все смешал и запутал. До кризиса в споре двух цен тров власти приоритет американцами безоговорочно отдавался легитимному, интеллигентному и патриотичному Временному правительству; "самозваный", радикальный Петросовет большим уважением и вниманием не пользовался. Но именно он, как оказалось, в открытом столкновении с правительством взял верх при поддержке народных масс. Как было тут политикам в Вашингтоне не задуматься, что в России рушится законная власть, наступают хаос и анархия?
Если причиной падения Милюкова была проявленная им твердость в защите устраивавшей Вашингтон внешнеполитической линии, то позиция Петросовета в этом вопросе казалась неясной. Чего вообще хотели русские социалисты и миллионы их сторонников, выдвигая лозунг "мира без аннексий и контрибуций"? Собиралась ли эта фактическая власть выполнять взятые перед союзниками обязательства? В США учитывали, что 6 из 15 мест в составе образованного 18 мая коалиционного правительства принадлежало социалистам, и полагали, что Петросовет контролировал "своих" министров. Ранее политика либерального министерства была прогнозируемой, вполне соответствовала представлениям лидеров заокеанской республики о развитии демократического процесса. Милюкова в США знали, ему доверяли. Новое коалиционное правительство, находившееся под опекой Петросовета, в Америке казалось неизвестным, непредсказуемым и несамостоятельным. Власть в России приобретала явно выраженный красный, неприглядный для заокеанской политической элиты цвет; теперь не только Петросовет, но и часть правительства несли на себе каинову печать принадлежности к широкому левому политическому течению, претендовавшему на проведение радикального эксперимента по переустройству общества на социалистических началах. Поэтому в середине мая посол на время потерял ориентировку, толком не зная, что предложить Вашингтону. "Ситуация сложная, положение неудовлетворительное", - констатировал он в послании 16 мая 1917 г.3
Сообщения Д. Фрэнсиса усиливало то нараставшее чувство тревоги, с которым вашингтонские политики следили за положением в России. Не случайно еще 5 мая 1917 г. советник Государственного департамента Ф. Полк предписывал находившимся в эпицентре событий американским дипломатам как можно более детально осветить ситуацию в стране, акцентируя внимание на следующих вопросах: политическая жизнь в регионах, влияние земских организаций, движение за переустройство земельной собственности, пропаганда за мир4.
В донесениях отсутствуют пространные рассуждения по проемам экономического положения страны, но американские дипломаты были единодушны во мнении, что оно плачевно. Н. Уиншип отмечал обострение финансового кризиса, трудности в решении продовольственного вопроса (о чем министр финансов А.И. Шингарев говорил 3 июня на Всероссийском продовольственном съезде). В первую очередь это касалось крупных городов, где положение становилось все более серьезным день ото дня. О тех же опасных для правительства тенденциях писал А. Моррис 8 июня, особо выделяя стремительное обесценивание рубля.
Политическая разведка и дипломатия
Весной в США никто не ожидал столь легкого, быстрого и бескровного падения царского режима. Как отмечалось, одним из тех, кто в наибольшей степени способствовал утверждению концепции "благополучного" развития русской революции в вашингтонских коридорах власти, был друг президента Чарльз Р. Крейн. Однако быстро накапливавшаяся в марте негативная информация о событиях в России не могла не тревожить и президента, и его советника. В этих обстоятельствах Вильсон решил использовать личную дипломатию. Крейн собрался ехать в Россию, надеясь на месте во всем разобраться.
Желанием Вильсона иметь в далекой стране человека, информации которого можно было бы всецело доверять, дело не ограничивалось: в Вашингтоне для Ч. Крейна строили планы весьма широкие. Личный секретарь министра иностранных дел Великобритании Эрик Драммонд в начале августа посчитал целесообразным поделиться конфиденциальной информацией с послом Великобритании в России Дж. Бьюкененом. Вильсон, сообщал он, решил после отъезда миссии Рута из России оставить там специального посланника, которым просил стать "своего друга" Ч. Крейна. И далее: "Более того, г-н Крейн будет фактически занимать более высокое положение, чем посол Фрэнсис. Г-н Крейн напрямую связан с президентом, а не через министра Лансинга. У них существует свой собственный секретный код. Кроме того, президент всегда спрашивал совета г-на Крейна по вопросам внешней политики"1.
28 марта Крейн отбыл из США на норвежском пароходе "Христиания". Ехал он не один. Перед отъездом из Нью-Йорка он встретился с известным писателем-макрейкером Линкольном Стеффенсом. Последний с интересом воспринял идею вояжа в Россию, поскольку несколько лет изучал феномен революционных потрясений на примере Мексики. Стеффенс с помощью Крейна быстро оформил документы для поездки и получил возможность наблюдать за течением русской революции "изнутри", как и мечтал. Крейн же получил в спутники "бойкое перо", человека острого ума, наблюдательного, заинтересованного, которому было что сравнивать с событиями в России2.
Крейн приехал в Россию в конце апреля. Большую часть времени (до отъезда в середине сентября 1917 г.) он провел в Петрограде, шесть раз посетил Москву, на неделю съездил в Киев и на Кавказ (последняя поездка имела скорее познавательный характер). Число донесений Крейна в Вашингтон, содержавших информацию о ситуации в России, было невелико. С другой стороны, направленные на имя сына депеши попадали прямо на стол Р. Лансингу. А оттуда - в руки президенту, поскольку госсекретарь знал, что Вильсон ожидал информацию от своего друга. Так Крейн оказывал влияние на понимание русской ситуации первым лицом в государстве куда более серьезное, чем многие дипломаты и военные, большая часть донесений которых до Вильсона не доходила.
Американец появился в Петрограде еще до Апрельского кризиса. И у него сначала сложилось впечатление, что, еще находясь в США, в целом он дал вполне адекватную картину благоприятного течения русской революции. Возмущение свергнутым в феврале режимом, констатировал Крейн в письме сыну из России, было действительно всеобщим. Даже крупные землевладельцы приняли участие в борьбе против него, поставив на карту собственность. Автору письма казалось, что в России нет места "классовому чувству", что народ не испытывал ненависти к тем, кто верой и правдой служил старому режиму. Массовая первомайская демонстрация, за которой Крейну довелось наблюдать, была весьма показательна: зажигательных речей произносилось много, но ни одной вспышки жестокости отмечено не было.
Крейн уходил от анализа проблем двоевластия. Констатируя, однако, отсутствие сильной власти в России, он характеризовал состояние ее как "мирная анархия". Может быть, Крейн не видел в этом большой угрозы - или, наоборот, даже находил привлекательными рожденные новой Россией формы управления обществом: власть опиралась на авторитет, завоеванный у народа в революционные дни; на сознательность граждан, на понимание "личной ответственности" перед другими. Спорные ситуации решались "убеждением и переговорами", насилия всячески избегали. Отметим, что в США сообщение Ч. Крейна весьма насторожило Харпера, специально выделившего в письме Ричарду Крейну фразу о "мирной анархии", что означало безвластие в русском обществе3.
Впрочем, и для Ч. Крейна в России началась полоса разочарований. 3-4 мая произошел Апрельский кризис. Отставка П.Н. Милюкова, падение либерального правительства и образование коалиционного было воспринято американским бизнесменом как переход власти в руки социалистов, как крушение надежд увидеть
Россию либеральной и демократической. Вместе с тем Крейн был весьма сдержан в выражении своих эмоций. "Передайте Мотту, что церковь не играет никакой роли в революции, которая по целям полностью социалистическая и материальная", - писал Крейн в телеграмме сыну 14 мая 1917 г.4
Неудивительно, что в этот переломный момент Крейн посчитал необходимым информировать Вильсона о происходивших в России событиях. Вместе с послом Д. Фрэнсисом они убедили Л. Стеффенса отправиться в США для доклада президенту о событиях в России. 17 мая писатель выехал из Петрограда; 26 июня, через неделю после его приезда в США, состоялась его встреча с Вильсоном. Историю этой встречи мы еще рассмотрим, здесь же отметим, что от Стеффенса президент услышал развернутое повествование о русской революции, которое не оставляло сомнений, что неблагоприятное течение дел крайне трудно, если вообще возможно изменить.
Дальнейшие наблюдения настраивают Ч. Крейна на еще более пессимистический лад. В телеграмме, направленной послу Фрэнсису 5 июня 1917 г., Крейн утверждал, что те революционеры, социалисты, которые выполнили основную "разрушительную работу", свалив царский режим, и которых революционной волной вынесло к вершинам власти, утратили контроль над страной и не управляют событиями. Крейн подразумевал, что для созидательной работы нужен иной тип людей - либералы, реформаторы, которые после Апрельского кризиса фактически вынуждены были уступить власть социалистам. "Сейчас нет лидеров", - с горечью констатирует Крейн. Человек деловой, энергичный, он пытается объяснить причину потрясшего Россию кризиса и нащупать выходы из него. Крейн считает, что две грандиозные задачи, стоявшие перед русским обществом, - участие в мировой войне и внутриполитические конструктивные преобразования - едва ли возможно решать одновременно. Проявляя завидную дальновидность, он пунктиром обозначает ту идею, что неудача демократической революции в России может иметь самые тяжелые последствия для судеб всего мира, сопоставимые по масштабам с проигрышем войны. "Помимо войны, величайшая проблема человечества - здесь", - признает Крейн. Он как бы определял альтернативы американской политики: поддержка России любыми средствами, вплоть до крайних, или - "война до победы". Выбор для американца не однозначен. Может быть, размышлял он, сначала "Россию следует поставить на постоянную, новую основу", для чего "придется пойти на заключение мира".
