Проблемы этнокультурного взаимодействия и взаимовосприятия китайцев и русских на российском Дальнем Востоке и Северо-Востоке Китая Владимирова Диана Альбертовна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. ФОРМИРОВАНИЕ СТЕРЕОТИПОВ У ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ДВУХ КУЛЬТУР (КИТАЙСКОЙ И РУССКОЙ) В ПРОЦЕССЕ ОСВОЕНИЯ ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫХ ОКРАИН 42

1.1. «Мы» и «варвары»: знакомство на расстоянии 42

1.2. Источники представлений о китайцах для русских 47

1.2.1. Социальный состав и хозяйственная деятельность китайцев 47

1.2.2. Типологические черты китайцев Приамурья и их проявление в быту и жизнедеятельности 62

1.2.3. Различные подходы российских чиновников к решению «китайского вопроса» 70

1.3. Особенности восприятия русских китайцами 75

1.4. Культурно-бытовые контакты китайского и русского населения 84

ГЛАВА II. КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ АСПЕКТЫ КОНТАКТОВ РУССКИХ И КИТАЙЦЕВ В СЕВЕРНОЙ МАНЬЧЖУРИИ (конец XIX —середина XX в.) 101

2.1. Основные зоны взаимодействия (КВЖД, Дальний, Порт-Артур) 101

2.2. Китай и китайцы глазами русских 109

2.3. Отношение китайцев к русским 119

2.3.1. Восстание ихэтуаней 122

2.3.2. Социальные проблемы русского населения в Северо-Восточном Китае как один из источников восприятия русских китайцами 127

2.4. Японская составляющая межэтнических отношений 135

2.5. Вопросы образования 142

ГЛАВА III. ТРАДИЦИОННЫЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ И НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ХАРАКТЕРА РУССКОГО И КИТАЙЦА В СОВРЕМЕННЫХ УСЛОВИЯХ 153

3.1. Общественное мнение россиян в отношении китайцев 153

3.2. Самоидентификация китайцев 162

3.3. Смешанные браки 170

3.4. Идентификация русских 180

Заключение 190

Список использованных источников и литературы 197

Приложения 215

• «Мы» и «варвары»: знакомство на расстоянии
• Основные зоны взаимодействия (КВЖД, Дальний, Порт-Артур)
• Общественное мнение россиян в отношении китайцев

Введение к работе

Контакты между Россией и Китаем имеют длительную историю. Четыре тысячи километров общей границы делают Китай наиболее значительным соседом для нас. Н.И. Конрад отмечал, что «история каждого народа всегда связана с историей его соседей. Связь эта, конечно, может быть очень различной - и по характеру, и по интенсивности, и по масштабу, но она всегда существует¹. На протяжении ста пятидесяти лет россияне юга Дальнего Востока и китайцы северо-восточных провинций Китая проживают в единых климатических и географических условиях, что не может не иметь своего влияния на формирование этнического стереотипа поведения. Помимо географической среды, которая влияет на этносы «через повседневное общение человека с кормящей его природой» , необходимо учитывать культурные воздействия, проявляющиеся через традиции, унаследованные от предков, а также влияние религии. По мнению Л.Н. Гумилева, особую роль в формировании и развитии этносов, играет также их этническое окружение . Все эти факторы, вместе взятые, постепенно вырабатывают манеры, определенный образ жизни, поведение, вкусы, социальные взаимоотношения, т.е. то, что ныне мы называем «стереотипом поведения». И если встречаются отклонения, то они происходят от «необразованности», т.е. непохожести на себя⁴. Современное восприятие людьми вещей и событий обусловлено определенными критериями, с которыми мы подходим к миру. По этим критериям можно проследить основные изменения и в нас самих, и внешнего мира.

Образ Китая формировался у россиян на протяжении долгого времени. Отдельные сведения о Китае проникали на Русь еще со времен татарского нашествия, а подробные описания Китая появляются в XVII в. После возвращения из Китая в Россию отца Иакинфа⁵ (Н.Я. Бичурина), публикуется целый ряд его работ о почти неизвестной русским Срединной империи, основанных на китайских источниках. Работы Бичурина привлекли к себе

широкий общественный интерес, так как представили россиянам иную культуру и традиции.

Изучение исторического опыта взаимодействия россиян с носителями иной - нехристианской, в данном случае конфуцианской культуры особенно актуально сегодня, когда российский Дальний Восток вновь стал открытым для активного въезда жителей из соседних азиатских стран. На Дальнем Востоке, расположенном в непосредственной близости с Китаем, Японией и Кореей и служившем всегда воротами нашей страны в АТР, процессы взаимодействия и взаимовосприятия русских и китайцев различной интенсивности имели место в XVII - XX вв. На протяжении XIX - XXI вв. именно Дальний Восток являлся территорией интенсивных внутренних и внешних миграций. Приамурье и Приморье становятся зонами, где формируется новое культурное, социальное и психологическое состояние общества. Исследование социально-культурных процессов в этнически смешанных регионах необходимо для прогнозирования и разрешения разного рода конфликтов в межнациональных отношениях, для воспитания толерантного отношения к народам сопредельных стран в процессе межэтнических контактов.

Актуальность работы также определяется потребностью изучения межкультурных контактов в контексте все возрастающей важности «китайского фактора» во внешней политике России. Знания о характере и формах общения между народами должны способствовать развитию и укреплению добрососедских связей между Россией и Китаем, поскольку на протяжении длительного времени между народами сохранялось взаимное непонимание, которое усугублялось уверенностью, «что и понимать - то нечего».

Историография вопроса. Проблема сосуществования двух культур в пределах Дальневосточного региона в той или иной мере затрагивалась многими исследователями, не только учеными, но и чиновниками, офицерами, путешественниками, которые сталкивались с этой проблемой в своей практической деятельности. Решая научные, профессиональные задачи, они никак не могли обойти вопросы, затрагивающие быт и нравы сынов

Поднебесной и их влияние на жизнь дальневосточной окраины. Россияне, открыв для себя далекую страну, пытались искать в Китае аналоги с привычными формами жизни и поведения.

Пожалуй, с момента присоединения Приамурья к Российской империи, т.е. с середины XIX в., образ Китая занимает важное место в общественной мысли России.

Многие исследователи дают свою оценку «манзовскому» населению Дальневосточного региона, подчеркивая особый поведенческий стереотип последнего, в оценке каждого автора можно проследить как позитивное, так и негативное отношение к пребыванию на территории российского Дальнего Востока представителей Поднебесной.

Историографию вопроса необходимо разделить на несколько периодов:

1. Работы, вышедшие до Октябрьской революции, которые в значительной степени имели практическую направленность, были менее политизированы, отличались относительной объективностью в освещении сюжетов о пребывании китайцев на российской территории и их контактов с другими этническими группами. Эти работы явились отправной точкой для дальнейших исследований.

2. Работы, вышедшие в советский период до 1991 г. В части этих работ механически использовались выводы, сделанные предшественниками, высвечивались лишь негативные последствия пребывания «азиатцев» на российском Дальнем Востоке. Эта же тенденция характерна и для работ китайских исследователей 50-80-х годов в отношении россиян и их контактов с представителями «желтой» расы.

3. Постсоветский период. Публикации конца XX — н. XXI вв. отличает пересмотр некоторых позиций в отношении китайцев. Вопросы ставятся не в угоду тем или иным политическим амбициям, а с точки зрения проблемы сосуществования народов с разными историческими и культурными традициями в едином пространстве. Процесс глобализации, затронувший все стороны жизни, в том числе и

6 межкультурные контакты, побуждает российских и зарубежных исследователей по-иному взглянуть на проблемные стороны контактов между народами.

Опыт в изучении вопросов межэтнических контактов представителями зарубежной и отечественной исторической науки также различен. Китайские историки обратили внимание на вопросы этнической совместимости или наоборот взаимного неприятия лишь в последние десять - пятнадцать лет, рассматривая их глобально сквозь призму оси Восток-Запад. Хотя к теме изучения, что же представляет из себя китаец и чем он отличен от европейца, обращались еще писатели Лу Синь и Лао Шэ⁶.

Немаловажное значение, пусть даже с точки зрения собственного превосходства людей, представляющих западную цивилизацию, которой отводилась роль просветителя в отношении Востока, придавали этому вопросу американские и английские историки. Большинство их работ относительно контактов народов Дальнего Востока основывается на анализе российских исследований дореволюционного периода. Однако их исследования ценны тем, что в них выражена точка зрения стороннего наблюдателя на развитие взаимоотношений россиян и китайцев, содержатся характеристики китайцев и русских, выстраиваются линии взаимоотношений англичанин - китаец, американец — китаец, русский - китаец, выявляются наиболее характерные отличия этих взаимных контактов.

Наиболее богатый опыт в освещении вопроса «свой» — «чужой» накоплен в российской исторической науке.

Большой интерес представляют работы, вышедшие в конце XIX в., те, что были написаны «по горячим следам». Именно в это время наряду с крестьянами-переселенцами, чиновниками, торговцами на окраинные земли Российской империи двинулись путешественники, ученые, исследователи, которые никак не могли обойти вниманием проблему Китая и пребывания на Дальнем Востоке представителей «желтой» расы.

Одна из первых фундаментальных работ в этой области принадлежит перу М. Венюкова , который изучал Приморье в 1858 г. Несмотря на то, что его работа в большей степени носит характер географического исследования, в ней мы находим сведения о контактах двух народов. Автор дает оценку социальному составу «манзовского населения», относя их большей частью к ссыльным и беглецам, сокрушается об участи русских «на Востоке и Западе:

быть неумолимо затираемыми во всех случаях, когда нельзя их выбранить» .

В единый сборник «Путешествие по Амуру и Восточной Сибири» включены исследования А. Мичи и Р. Маака⁹. Описание Р. Мааком растительного и животного мира, природных условий, в которых существовали народы, дает исследователю материал, помогающий представить род занятий россиян и китайцев, области пересечения их хозяйственной деятельности. А. Мичи, наблюдая за жизнью китайцев, уже подмечает характерные для них черты как положительные, так и отрицательные. Выделяет он и те черты, что отличают последних от европейцев: «китайцы искусные торгаши и умеют извлечь пользу из самого ничтожного дела ... китайцы хитрые»¹⁰, «в деле веротерпимости гораздо выше жителей многих христианских государств»¹¹.

Первые исследователи «китайского вопроса» в Приамурье собирают факты, подтверждающие те или иные особенности китайца, предпринимают попытки провести сравнение не с конкретно русским человеком, а с европейцем вообще.

Исследованию жизни китайской диаспоры на Дальнем Востоке (в Приморье

1 *}

и Приамурье) посвятили свои работы Л.И. Шренк (1883 г.) , А.Ю. Назаров (1883 г.)¹³, И.П. Надаров (1884-1887 гг.)¹⁴, Н.Г. Матюнин (1894 г.)¹⁵. Л.Шренк осветил вопросы географического расселения китайцев в крае на основе материалов экспедиции 1855-1856 гг., обозначив географически места возможного соприкосновения с россиянами. У А. Назарова мы находим описание жизни, быта и внешнего вида китайских поселенцев на территории по берегам р. Зеи (известных как зазейские маньчжуры), которые находились под юрисдикцией Цинского правительства.

В трудах правителя канцелярии при военном губернаторе Владивостока И.П. Надарова о китайцах Приморской области, особое внимание уделено Уссурийскому краю, где жил исследователь. Иван Павлович не просто чиновник, а внимательный наблюдатель, исследователь, который дал оценку хозяйственной деятельности китайцев, не оставив без внимания общественную жизнь, быт и нравы китайцев, их отношения с местным населением. И.П. Надаров проанализировал материалы, собранные в ходе предшествующих экспедиций и исследований. На основе личных наблюдений и уже накопленного материала исследователь отметил, что «китайское население жило особенною своей жизнью, нисколько не смешиваясь с русским населением»¹⁶, что определяет их если не отчужденное, то настороженное отношение к россиянам. Это, пожалуй, один из первых и важных выводов, сделанных в отношении китайцев на Дальнем Востоке, имеющих значение для нашей исследовательской работы.

Пограничный комиссар в Южно-Уссурийском крае Н.Г. Матюнин хорошо знал быт и нравы китайцев и маньчжур, много путешествовал, расширяя свои знания о Китае и Корее. До занятия поста пограничного комиссара, имел опыт дипломатической работы в Айгуне. В работе «Записки о китайцах и маньчжурах, проживающих на левом берегу Амура» поднимается вопрос о несовершенстве Айгуньского и Пекинского договоров, что явилось косвенным источником взаимных обид и претензий на уровне общения даже простых людей.

В 90-х годах XIX в. опубликован целый ряд описаний Амурской области и Уссурийского края, где дается оценка хозяйственной деятельности русских в сопоставлении с жизнедеятельностью китайцев. Таковыми являются труды П. Кафарова (Палладия, 1888 г.)¹⁷, Г.Е. Грум-Гржимайло (1894 г.)¹⁸, П.Ф. Унтербергера (1900 г.)¹⁹. Путешественник, исследователь и чиновник выделяют наиболее общие причины, не способствовавшие развитию хозяйской жилки у русских переселенцев, возможных сельскохозяйственных неудач, показаны те области хозяйственной деятельности, которые стали конфликтными во

взаимоотношениях китайцев и русских. Д. Позднеев в «Описании Маньчжурии» (1897 г.) наоборот, на примере Желтугинской республики, увидел проявление «врожденной русскому человеку любви к порядку, сознания необходимости сильной и организованной власти». Эта организация была чисто русская, подчинившая себе и сынов Поднебесной .

Среди работ дореволюционного периода, в которых акцентируется внимание на проблемах взаимодействия русских и китайцев, необходимо выделить исследования Н.М. Пржевальского, Д.И. Шрейдера, П. Головачева.

Знаменитый путешественник и исследователь Азии Н.М. Пржевальский в работах «Путешествие в Уссурийском крае (1867-1869)» ²², «От Кяхты на истоки Желтой реки» ²³, основываясь на личных впечатлениях, высказывается весьма конкретно о миссии России в Азии. Его идеи были созвучны с концепцией европейской культурной миссии в отношении Востока, он был убежден в преимуществах европейской цивилизации. Особенности азиатского характера определены им достаточно четко: «на всей духовной стороне человеческой природы здесь лежит одинаковая печать вялости, нравственной распущенности и косности. Исключительные условия исторической жизни, в которой вековое рабство являлось главнейшим стимулом общественного строя, выработали у азиатцев в большинстве случаев отвратительное лицемерие и крайний эгоизм. Не менее выдающимися чертами характера служат также лень и апатия... Вообще, азиатец в своем житейском идеале стремиться достигнуть невозможного - соединить благоденствие с отсутствием энергичного труда... Из той же лености и пассивности вытекает отсутствие стремления к прогрессу и крайний консерватизм всех вообще азиатцев»²⁴. Взгляды такого авторитетного исследователя, как Н.М. Пржевальский в определенной мере отразились на формировании отношения к китайцам целого ряда отечественных исследователей. Жесткую и вместе с тем верную характеристику дает ученый и русским поселенцам, которым были свойственны крайняя деморализация, ужасающая нищета и апатия ко всякому честному труду. «Во многих станицах можно видеть личности, для которых

стыд, совесть и другие лучшие стороны человеческой природы не существуют», - замечает Н. Пржевальский²⁵. Наблюдения и выводы известного путешественника впоследствии были использованы не только российскими, но и зарубежными исследователями.

В книге «Наш Дальний Восток» Д.И. Шрейдер (1897 г.) критикует подобный взгляд Н. Пржевальского на «желтую» расу и даже ставит ему в вину пренебрежительное отношение к китайцам со стороны переселенцев Дальнего Востока. На наш взгляд, работа Д.И. Шрейдера - наиболее значительный труд, затрагивающий различные стороны жизни, быта и нравов китайского и русского народов. Жизнь китайцев в пределах Приморской области представлена во всем своем многообразии. Автор пытался решить и

_щ проблемные вопросы соприкосновения культур, его подход отличается от

взглядов других исследователей отсутствием «колониального» взгляда на присутствие китайцев в наших пределах, от свойственного «западникам» убеждения, что единственный путь спасения «суеверных язычников» состоит в приобщении к европейской культуре. Образы китайцев у Д. Шрейдера далеки от идеализации, свободны от любования экзотикой, «китайщиной». Ученый, наблюдая в большинстве случаев жизнь простых людей, стремился изучить и понять внутренний мир наших дальневосточных соседей. Д.И. Шрейдер

,_ является ярким представителем цивилизационного подхода к изучению Китая.

Выявление и объяснение своеобразия китайцев происходит путем соотнесения реалий их истории и культуры с общечеловеческими универсалиями, без каких-либо приоритетов.

В 1904 г. выходит работа П. Головачева «Россия на Дальнем Востоке» . Это, пожалуй, был первый труд, где автор обнажил неприглядные стороны жизни российских поселенцев, их предвзятое отношение к китайцам не только в пределах российского Дальнего Востока, но и в Маньчжурии. Русский

<щ шовинизм уживался с ленью и пьянством при полном отсутствии «разумного

различия добра и зла, - писал П. Головачев. - Вопреки уверениям князя Ухтомского²⁸, что азиатские люди представляются русским «своими, родными»

11 очевидцы единогласно уверяют, что далеко не таковы отношения последних к китайцам не только в Маньчжурии, но и в Приамурье»²⁹. Автор не просто критикует такие взаимоотношения, но и исследует причины их порождающие. Несомненно, труд заслуживает внимания за редкостью критического подхода к освещению вопроса «прививания» русской культуры в иноэтнической среде.

На рубеже XIX-XX вв. китайское население в силу своей многочисленности становится объектом пристального внимания не только путешественников и ученых, но и власти. «Развитие желтого вопроса в наших владениях на Дальнем Востоке, - констатировал В. Граве, - заменило безразличное отношение к нему местной администрации»³⁰ и обратило внимание правительства, стимулировало целенаправленные исследования по заданиям правительства. В 1911 г. была закончена работа первой в России комплексной экспедиции по изучению Приамурья. Итоги работы были опубликованы в «Трудах Амурской экспедиции». Среди результатов этой работы особо выделяется труд В.В. Граве «Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье»³¹. Ученый дает исторический обзор пребывания китайцев в Приамурском крае, выявляет расовые особенности китайцев, затрагивает вопросы взаимодействия их с местным населением. Сравнивая особенности жизни европейцев и китайцев, автор приходит к выводу о «невозможной совместной их жизни», необходимости создания китайских кварталов, что «избавит русское население от неприятности иметь своими непосредственными соседями желтолицых»³². Предложения В.В. Граве как официального лица, представителя администрации, были воплощены в жизнь созданием китайских и корейских слободок. Работа В.В. Граве отражала официальную, правительственную точку зрения на проблему присутствия китайцев в Приамурье. Оценка, данная китайцам В.В. Граве, на многие годы определила отношение Приамурской администрации, а, следовательно, и населения к китайцам.

Следующим шагом в изучении жизни китайской диаспоры, сопоставлении хозяйственной деятельности русских и китайцев, выявлении наиболее характерных черт народов, проживающих в Уссурийском крае, являются

работы В.К. Арсеньева (1914-1928 гг.)³³, в которых четко указаны места основного расселения как русских переселенцев, так и инородцев и

представителей «желтой» расы. Даны сопоставительные характеристики

народов и их предрасположенность к контактам с «чужой» культурой. И если

«великороссы имеют колоссальный опыт в умении ладить с самыми

различными народностями, с которыми они входят в соприкосновение», то

«украинец не терпит соседства инородцев». Китайцы же в глазах В. Арсеньева

это уже «не замкнутый и неподвижный народ» каким он представлялся ранее³⁴,

например у Н.М. Пржевальского.

Каждая работа дореволюционного периода относительно китайского

вопроса важна и интересна для современного исследователя. Учеными,

щ путешественниками, чиновниками поднимаются вопросы широкого диапазона,

представлены различные взгляды и оценки, что характеризует ход и тенденции формирования отношения современников к китайскому вопросу, обнажая как негативные стороны, так и положительный опыт общения русских и китайцев.

Второй период, который в целом можно охарактеризовать как советский, включает публикации 20-70-х годов XX в. Интересующая нас проблематика нашла отражение в работах, посвященных истории КВЖД, российской эмиграции в Маньчжурии, китайцам на российском Дальнем Востоке. Через

г_ж- призму интернациональной солидарности трудящихся Российского Дальнего

Востока и китайских рабочих в зоне КВЖД рассматривали эту проблему в 20-
е годы Б.А. Романов ив 50-е годы А.Н. Хейфец . КВЖД рассматривалась,
как связующее звено в установлении дружбы между двумя государствами,
именно в зоне железной дороги воспитывался революционный,

интернациональный характер китайских рабочих. Основной лейтмотив -революционное воздействия России на Китай, «пробуждение революционного сознания китайских рабочих».

'щ В 70-80-х годах, в связи с территориальными притязаниями Китая,

поднимаются вопросы заселения и развития российского Дальнего Востока, большое внимание уделяется Приморской и Амурской областям. К данному

периоду относятся работы В.М. Кабузана, Ф.В. Соловьева. В.М. Кабузан в книге «Как заселялся Дальний Восток»³⁷, вышедшей в 1973 г., отмечает немаловажный для нашего исследования факт о том, что «в 70-е годы XIX в. произошли важные качественные изменения в составе китайского населения Южно-Уссурийского края: сокращение числа временных сезонных рабочих». Им на смену приходят рабочие - строители. Ф.В. Соловьев в работе «Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1861-1917)» считает, что изменения происходили за счет уменьшения доли оседлых китайцев, количество же китайцев, прибывающих на временные заработки, продолжало увеличиваться. Выводы, сделанные исследователями, говорят о том, что сфера наиболее частого взаимодействия постепенно смещалась из сельской местности в города, где доля концентрации сезонных рабочих была велика³⁸.

Труды Ф.В. Соловьева «Китайские отходники и их географические названия в Приморье», «Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1816-1917 гг.)» ³⁹ насыщены фактическим материалом, в них максимально использованы результаты исследований предшественников. Хорошо знавший Китай и народы его населяющие, ученый показал основные проблемы, сопутствующие китайской диаспоре на Дальнем Востоке. Как правило, все проблемные вопросы имеют историческую подоплеку, что и показано в монографиях. Рассматривается влияние на россиян таких негативных явлений, как опиекурение, азартные игры.

Третий, постсоветский период, отмечен заметным разнообразием разрабатываемой проблематики и подходов исследователей к её изучению. Среди фундаментальных работ постсоветского периода следует в первую очередь отметить труды А.Г. Ларина⁴⁰, В.Л. Ларина, В.Г. Дацышена⁴¹, А.И. Петрова⁴². Исторический очерк А.Г. Ларина "Китайцы в России» охватывает период с момента активного появления китайцев в пределах Российской империи и до наших дней. Ученый характеризует китайских рабочих начала прошлого века как трудолюбивых, дисциплинированных, старательных, не

подверженных пьянству. С российской же стороны, отмечает исследователь⁴³, доля рабочих, ориентированных на добросовестный труд, была ничтожна мала. Нередко подобные характеристики мы встречали и у предшествующих исследователей. На наш взгляд, в очерке достаточно четко показана хозяйственная конкуренция между русскими и китайцами, которая порой принимала острые формы. Китайцы в этой «борьбе» оказывались в выигрыше, благодаря лучшей организации хозяйственной деятельности, лучшей адаптации к местным условиям (прежде всего на Дальнем Востоке России), а также за счет более низких жизненных стандартов. Все эти особенности были подмечены и В.К. Арсеньевым, и вновь нашли свое подтверждение в очерке А.Г. Ларина.

В монографическом исследовании А.И. Петрова «История китайцев в России. 1856-1917 гг.» рассматривается целый комплекс проблем, связанных с историей китайской иммиграции в Россию в дооктябрьский период, показаны формы и характер общения между народами в прошлом. Автором затронуты такие малоизученные вопросы как: культура китайцев в России, смешанные браки, впервые представлены мнения россиян о характере китайцев и мнения китайцев о россиянах. Ученый обработал огромное количество архивного материала, раскрыв перед исследователями неизвестные страницы из истории взаимодействия наших народов. Жизнь китайцев показана на огромном территориальном пространстве Российской империи.

В.Л. Ларин в работе «Китай и Дальний Восток России в первой половине 90-х: проблемы регионального взаимодействия» (1998 г.)⁴⁴, а также в ряде статей (2002-2004 гг.)⁴⁵ на фоне российско-китайских отношений конца XX -начала XXI вв. рассматривает проблемы этнокультурного характера, порождаемые в процессе взаимодействия двух народов на современном этапе, одновременно подчеркивает исторический характер этих проблем. На основе опроса общественного мнения показано настроение местного населения и региональных политиков в отношении китайцев. Определяя место России в Восточной Азии, ученый подчеркивает важность решения, наряду с другими

проблемами, и вопроса этнокультурной адаптации и взаимодействии народов столь непохожих культур⁴⁶.

Результатом коллективного труда сотрудников Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН явилась монография «Этномиграционные процессы в Приморье в XX в.» (2002 г.)⁴⁷. Монография - первое в России историческое исследование, посвященное анализу этнического компонента. Авторы на широком фактическом материале, с привлечением архивных, полевых и социологических исследований показывают особенности различных этнических групп в связи с их социально-экономической и культурной адаптацией в регионе, занимающем приграничное положение. Показаны различные стороны жизни китайцев, не только их трудовая деятельность, но и вопросы досуга. Подчеркивается национальная самобытность китайцев, которая ярко проявилась в деятельности китайского театра.

Вопросы межкультурных контактов русских и китайцев затрагиваются в публикациях Л.И. Галлямовой⁴⁸, Н.П.Рябченко⁴⁹, В.И.Исаченко, Н.И.Вайсман⁵⁰.

В ряде исследований тщательно анализируется социальный и культурный состав китайских мигрантов на юге Дальнего Востока на рубеже XIX-XX вв., а также отношение администрации к «китайскому вопросу» (Е.И. Нестерова⁵¹, Т.Н.Сорокина⁵²).

В 90-е годы XIX в. происходит перемещение центра тяжести российской дальневосточной политики с пограничных вопросов в сторону экономического и политического проникновения в Китай. В постсоветское время в России появилось достаточное количество работ, посвященных жизни русской диаспоры за пределами Российской империи - в Маньчжурии. Сюжеты о взаимоотношениях русских с китайцами являются в них ярким дополнением к общей картине жизни россиян. Вышел целый ряд работ, написанных русскими людьми, жившими в Китае и сохранившими о нем добрую память. Среди них -историко-мемуарные работы Г.В. Мелихова⁵³, Е. П. Таскиной⁵⁴. В журнале «Россияне в Азии» печатался в 90-х годах XX в. цикл воспоминаний бывших

16 харбинцев как дооктябрьского периода, так и послеоктябрьского, это очерки Н.А. Байкова⁵⁵, Ю.В. Крузенштерн-Петерец⁵⁶, Н.В. Орлова⁵⁷, Т.И.

Золотаревой и других. Для многих место их давнего проживания «чудесным образом сохраняло нечто неискоренимо и существенно «русское»⁵⁹.

Надо отметить, что во всех работах подчеркивается доминирующая и просветительская роль русской культуры. В некоторых работах не скрывается колониальный характер русского присутствия в Маньчжуриии и Китае в целом⁶⁰. В одной из своих работ Г.В. Мелихов, на наш взгляд, преувеличил «феноменальный сплав двух культур»⁶¹, «широкое взаимообогащение и взаимовлияние двух великих культур - русской и китайской» . Скорее можно согласиться с мнением американского исследователя Марка Раева о том, что «эмигранты сознательно стремились вести русскую жизнь. Даже попав в чужое окружение, они хотели жить, работать и творить так, словно <...> олицетворяли собой всю Россию»⁶³.

Проблема культурного взаимодействия русских и китайцев привлекала и привлекает многих отечественных историков. Ряд публикаций, вышедших в 90-е годы XX в. по данному вопросу, свидетельствует о том, что в отечественной историографии наметилась тенденция представлять русскую диаспору в Китае «своеобразным государством в государстве», неким закрытым в культурном отношении анклавом, обладающим «полной автономией». Это работы И.В. Сабенниковой⁶⁴, Н.В. Гончаровой⁶⁵.

Что касается «закрытости» русского эмигрантского сообщества в Маньчжурии, то мнения исследователей на этот счет разделились. Дубинина Н.И. в статье «Харбинский эксперимент культурного взаимодействия русских и китайцев»⁶⁶ пишет о культурном взаимодействии русских эмигрантов и китайского населения. Полярно противоположную позицию в этом вопросе занимает М.А.Павловская, представляющая эмигрантское сообщество в Северной Маньчжурии в виде «крайне изолированного в культурном отношении монолитного анклава», который даже нельзя определить как диаспору, поскольку «диаспорическое сознание у русских не

сформировалось» . Данное утверждение подкрепляется выводом автора о том, что «адаптации, а уж тем более ассимиляции российских эмигрантов в Северной Маньчжурии не произошло».

Интересны в этом плане высказывания Е.Е. Аурилене, опубликовавшей в 2003 г. монографию «Российская диаспора в Китае (1917-1950 гг.)⁶⁸. Она пишет, что оказавшись в эпицентре политических коллизий, русская диаспора в Китае не получила возможности пройти положенный ей эволюционный путь. С оговоркой на вмешательство внешнего фактора можно говорить об образовании во второй половине 30-х годов устойчивой национальной общины в Маньчжурии. При этом автор подчеркивает, что следует принять во внимание вероятность ассимиляции некоторой части представителей второго поколения эмигрантов, имея в виду детей от смешанных браков.

Работы В.Ф. Печерицы⁶⁹, А.А. Хисамутдинова⁷⁰ также исследуют вопросы российской эмиграции в Китае. В работах использован богатый фактический материал, собранный в библиотеках и архивах США, Канады и стран АТР. В последние годы в отечественной историографии появилось значительное число специальных изданий и статей, отражающих различные аспекты истории российской эмиграции в Китае. В них рассматриваются вопросы образования и науки в Маньчжурии (Г.П. Белоглазов, Н.А. Василенко, Н.П. Гридина)⁷¹, духовная и культурная жизнь россиян в Китае (Н.Л. Горкавенко, Н.П. Гридина,

Т)

Л.Ф. Говердовская) , благотворительная деятельность русских женщин (СИ.

Лазарева, О.И. Сергеев) , влияние русско-китайской торговли на развитие города Харбина и Северо-Востока Китая (Г.Н. Романова)⁷⁴, не остались без внимания и вопросы российского влияния на архитектуру городов Маньчжурии

(Л.Е.Баклыкская, С.С.Левошко) . Вопросы пограничного комиссарства рассматривает A.M. Буяков . Основная цель всех работ - показать, как в условиях отчуждения от своей родины, россияне смогли сохранить и сберечь национальные бытовые и культурные ценности, которые получили заслуженное признание в инородческой среде. К сожалению, все работы рассматривают жизнедеятельность и творческий потенциал россиян на чужбине

в отрыве от коренного населения - китайцев. За рамками этих работ остались такие вопросы, как: отношение китайцев к присутствию россиян в Маньчжурии, причины если и не неприятия, то нередко равнодушного отношения к русской культуре со стороны китайских обывателей. Зачастую говоря о богатой, многогранной культурной жизни россиян на «малой» родине Маньчжурии, совершенно не освещается вопрос вовлечения в эту жизнь китайского населения.

Исследования Г.А. Сухачевой о действиях хунхузов в Маньчжурии и Приморье показывают непростые взаимоотношения между русской Охранной стражей и местным населением, в связи с борьбой с китайскими разбойниками⁷⁷. Охранная стража охраняла КВЖД и население вокруг нее честно, по совести. За это местные жители-китайцы были признательны русским, т.к. и сами страдали от разбойников . В то же время В.Г. Дацышен показывает оборотную сторону медали - неприязнь местного населения к казакам и солдатам Охранной стражи, так как «сами они (казаки, солдаты — Д.В.) не видели себя здесь в иной роли, как победителей, завоевателей и вели себя соответствующим образом» . Подобные оценки российского присутствия в Маньчжурии появились в публикациях лишь в последние пять-шесть лет.

Китайскую историографию вопроса можно также условно разделить на три этапа. К первому периоду относятся работы конца XIX века, когда научному интересу к «чужеземцам» со стороны китайцев предшествовали наблюдения, нашедшие свое отражение в таких сочинениях как: «Описание заморских стран»⁸⁰, «Услышанные истории о странах за морями»⁸¹. В этих работах можно найти описание географического расположения России, особенностей её климата, внешнего вида её жителей (в основном среднего сословия), род занятий населения, характерных черт - все это в равной степени относится как к России, так и к другим странам Европы и Азии. Подобные сведения представляют особый интерес, помогают воссоздать прообраз европейца, россиянина и одновременно проследить отношение к созданному

образу китайцев-очевидцев, т.к. все сведения записывались со слов путешественников.

На протяжении длительного времени в Китае не было каких-либо специальных исследовательских работ по вопросам взаимодействия народов, что объясняется равнодушным отношением со стороны китайцев к своим соседям вообще и к северному соседу-«варвару» в частности.

Второй период приходится на 50-80 годы XX в., когда русско-китайские отношения рассматривались в контексте агрессивной политики со стороны России. Среди них работы известного китайского историка Юй Юаньаня⁸². Китайский исследователь заостряет внимание на освободительной борьбе китайского народа против «иностранных захватчиков». Юй Шэнъу в работе «Синьхайская революция» подчеркивает, что Россия начала свой агрессивный курс по отношению к Китаю с захвата Северной Маньчжурии. На наш взгляд, данному подходу способствовало не только ухудшение взаимоотношений между нашими странами на политической арене, но уже и накопленный Китаем опыт «культурных» контактов с иностранцами в ходе опиумных войн, боксерского восстания и последующей истории отношений с «Западом».

Широкое распространение тезис «агрессивной политики» царской России получил и в других работах, названия которых говорят сами за себя: «Борьба ихэтуаней против Росси в провинции Хэйлунцзян», «Краткая история интервенции царской России в Китай»⁸⁴, «Семь лет оккупации Ляодунского

полуострова царской Россией» . Все эти работы ориентированы на доказательство факта «вторжения», «хитрого проникновения» русских в пределы Китайской империи. Заселение русскими людьми территории Дальнего Востока трактуется в них не иначе как «агрессивное вторжение» русских, направленное на «захват» китайских территорий в Северной и Южной Маньчжурии. Работы создавались в период наибольшего политического напряжения между нашими странами, чем объясняется односторонний подход в освещении вопроса взаимоотношений между народами.

Позитивное развитие российско-китайских отношений в 80-х годах способствовало повышенному интересу к теме присутствия россиян на территории Маньчжурии в кругу китайских исследователей - представителей Академий общественных наук, исследовательских центров КНР.

К осторожному и даже деликатному освещению вопросов межкультурных контактов призывает Ли Цзинцзе (Пекин), вопросы присутствия русских в Китае затрагивают Ши Гохуа, Ван Чжичэн (Шанхай)⁸⁶, Ли Сингэн (Пекин)⁸⁷, Ли Шусяо⁸⁸, Ши Фан⁸⁹ (Харбин), Ван Шэцзинь⁹⁰, Чжу Юньчжэн⁹¹ (Чанчунь) и другие. Одно за другим выходят монографические исследования: «История переселенцев на Северо-Восток»⁹² (Ли Синшэн), в конце 90-х годов выходит «История освоения провинции Хэйлунцзян» (Синь Пэйлинь, Чжан Фэймин) и др. Хотя общая направленность работ сохраняется та же, что и в 70-е г. -освещение «агрессивного характера» России, однако китайские ученые не отрицают и положительной роли строительства КВЖД в развитии региона. Синь Пэйлинь, Чжан Фэймин в «Истории освоения провинции Хэйлунцзян» отмечают, что строительство КВЖД в немалой степени способствовало активному заселению района как внутренними, так и внешними мигрантами⁹⁴.

Активизируется внутреннее переселенческое движение китайцев, которые ехали на работы по строительству железной дороги, оседали по линии дороги, занимались традиционно сельским хозяйством и торговлей. Именно в этих сферах деятельности происходило наиболее тесное соприкосновение народов. В работах Ван Чжичжэна, Го Юньшэня⁹⁵, Цзи Фэнхуя⁹⁶ в той или иной мере затрагиваются и вопросы межкультурной коммуникации, рисуются воинственные образы россиян, их привычки, образ жизни, которые были чужды китайцам.

Почти одновременно с публикациями в журнале «Лиши яньцзю» (1989 г.) по вопросам соприкосновения двух культур — западной и восточной, появляется работа Чжоу Иляна «История культурного обмена Китая и Запада» . Ученый последовательно прослеживает момент зарождения и дальнейшего развития контактов с «западными варварами». Упоминаются в работе и «воинственные

русские казаки», направленные в Китай Иваном Грозным, а также первые русские послы Ф.И. Байков, И.С. Перфильев, С. Аблин и другие. Безусловной заслугой автора является стремление показать развитие культуры Китая в процессе ее взаимодействия с другими культурами и в частности с российской.

В 1997 г. в Пекине выходит коллективный труд «Ряска в непогоду. Российские эмигранты в Китае». Ли Сингэн, Ли Жэньнянь показывают историю появления россиян на территории Китая начиная с первых контактов, которые авторы относят к династии Юань (XIII-XIV вв.). В исследовании воссоздается широкая картина жизни россиян не только в Северо-Восточном Китае, но и в Шанхае, в Синьцзяне и других районах. Были отмечены и первые студенты (три человека), прибывшие из России с целью изучения китайского и маньчжурского языков. Эти же студенты были и распространителями русской культуры и языка. Первоначально студенты проживали на территории российского посольства в Пекине, затем были созданы российские классы, в которых преподавали россияне маньчжурам и китайцам русский язык. Эти классы и явились первой школой иностранных языков". К первым русским поселенцам Ли Сингэн, Ли Жэньнянь относят купцов, миссионеров и студентов, каждый из которых сыграл свою важную роль в развитии культурных и торговых связей между нашими странами. Эти люди явились первыми носителями образов «чужих» для простых китайцев.

В конце 90-х годов XX в. выходит коллективное исследование по истории взаимоотношений Китая со странами Запада, в том числе и с Россией¹⁰⁰. Вопросы иностранного влияния во многом рассматриваются в нем с новых позиций, помимо негативных моментов, подчеркивается благотворное влияние стран Европы и России на дальнейшее развитие Китая. Итогом многолетних контактов Китая и Запада явилось знакомство представителей двух разных культур с духовными и материальными достижениями друг друга.

Исследования данного периода не лишены политического контекста, но китайских ученых уже волнуют вопросы взаимовлияния и культурного обмена между народами.

В начале нынешнего столетия китайские исследователи все больше внимания уделяют вопросам этнокультурного взаимодействия.

Показательным является издание двух фотоальбомов по истории городов Харбина и Даляня с вступительными статьями ученых¹⁰¹. Ли Шусяо, Ли Юаньци, подчеркивая агрессивный характер западных держав (включая и Россию), не отрицают определенного позитивного влияния Запада на культуру этих городов. По мнению авторов, фотоснимки старых городов, фиксирующие более чем 50-летний «колониальный характер присутствия России и Японии в Китае», «не только память о прошлом, это горький урок, способствующий повышению национального духа, в деле защиты и строительства прекрасного будущего своей страны» . Все фотоснимки снабжены историческими справками и являются характерным дополнением к описанию жизни русской диаспоры, её контактов с представителями «чужой» культуры.

При Цзилиньском университете совместно с японским университетом Кокусикан в 2002 г. создан институт Северо-Восточной Азии, который изучает проблемы межэтнических контактов и в том числе во взаимодействии с жителями российского Дальнего Востока.

В 2004 г. вышел журнал Цзилиньской Академии общественных наук «Шэхуй кэсюэ чжаньсянь», в котором китайские ученые Дай Сюнь, Сюнь Цзе освещают вопросы формирования стереотипов в отношениях между

народами . Немалую роль авторы отводят миссионерам, которые были носителями первичной информации о китайцах для европейцев и в обратном направлении.

Сопоставление работ российских исследователей и китайских показывает, что и теми и другими вопрос о взаимодействии и взаимовлиянии двух народов изучается поверхностно и в основном под «своим» углом зрения. Ограничиваясь «своими» территориальными рамками, российские исследователи заостряют внимание на проблемных вопросах жизни китайцев с полной выкладкой негативных последствий их пребывания на российском Дальнем Востоке. И хотя в работах начала XXI в. предприняты попытки

осветить процессы взаимодействия народов двух культур (А.Г. Ларин, В.Л. Ларин, А. И. Петров), круг нерешенных вопросов остается еще очень широк.

Китайские исследователи увлеклись разоблачением «агрессивного» характера россиян, оставив в стороне многие другие важные вопросы. Почти совсем нет информации о россиянах и их потомках, проживающих в уезде Сунькэ провинции Хэйлунцзян.

Несмотря на то, что «китайский вопрос» обсуждается уже более 100 лет, общие тенденции его изучения пока не убедительны: изучение вопросов жизни россиян и китайцев идет без какой-либо внутренней связи между этими процессами. До сих пор не исследованы причины, порождающие нетерпимость и отчужденность двух народов, слабо прослежен процесс формирования стереотипа «чужого».

Вопросы этнокультурного взаимодействия русских и китайцев нашли определенное отражение в работах ученых из других стран Тихоокеанского региона - Кореи, Японии, США. Рассматриваются они прежде всего через интересы и судьбу собственного этноса.

Среди японских ученых, уделивших внимание изучению вопросов пребывания своих сограждан в других странах и формированию на этом фоне взаимоотношений, необходимо выделить исследования Акиры Косидзавы¹⁰⁴, Марико Асано Таманои¹⁰⁵. Исследователи особое внимание уделяют межэтническим контактам в период Маньчжоу-Го (1932-1945 гг.).

Исследованию современных проблем взаимных контактов между народами, населяющими Северо-Восточную Азию, в том числе и с россиянами, посвятил свою работу профессор японского университета Кокусикан Нисихара Харуо в соавторстве с Ямагучи Есико, Хирояма Икуо, Мацумото Киничи. В 2002 г. ученые опубликовали книгу «Япония и Азия в XXI веке»¹⁰⁶. Ученые высказывают собственное мнение по вопросу межэтнического взаимодействия в данном регионе. В некоторых случаях их оценки субъективны, но ценны тем, что основаны на личном опыте длительного общения с китайцами. Особое внимание уделено необходимости воспитания толерантности в современных

условиях. Для нас эта работа важна, так как рассматривает контакты двух народов, с которыми у россиян исторически сложились особые отношения.

Статья корейского исследователя Хон Ван Сука является попыткой понять «исторические традиции в России во взгляде на Азию», причины ее территориального распространения. Ученый уверен, что образ своего соседа и его восприятия «нас самих» становиться актуальной темой во взаимоотношениях народов, населяющих Северо-Восточную Азию. Другой корейский ученый Ким Чханг Хо¹⁰⁸, пытается проанализировать формирование образа корейца для китайцев на примере художественной литературы. Подобные исследования важны для нашей работы, т.к. помогают понять механизм воплощения образа «чужака» в реальность и исходящие отсюда последствия в межкультурных контактах.

Определенный интерес вопросы регионального взаимодействия вызывают и у зарубежных англоязычных специалистов.

В 1901 г. в Лондоне вышла книга Томаса Сэлби «Какими китайцы видят нас»¹⁰⁹. Книга написана в форме диалогов- дискуссий по различным вопросам между представителями Запада, в лице вице-консула Англии и других работников консульства, и китайскими оппонентами, которых в каждой главе представляют разные люди, в основном это ученые и религиозные деятели. Автор затрагивает широкий круг вопросов, касающийся взаимодействия культур Запада и Востока, в дискуссиях не был обойден и вопрос взаимодействия русских и китайцев. По словам ученого-конфуцианца Туна «русские более общительны с китайцами, чем остальные, но в то же время более жестоки. Они наихудшие враги, но и лучшие наши (китайцев - Д.В.) друзья. Наши чувства к ним всегда смешаны с крайностью»¹¹⁰. Автор задается вопросом, что же лежит в основе антипатии культур Запада и Востока. В рассуждениях вице-консула мы сталкиваемся все с тем же колониальным подходом с позиции высшей культуры. Однако его оппоненты достаточно убедительны в своих ответах, а порой прямолинейно говорят, что цивилизация Запада направлена на благо торговцев, которые принадлежат лишь третьему

сословию, согласно китайскому разделению, а стало быть, не заслуживает столь высокого уважения, какое требуют от китайцев «западники»¹¹¹. Нелюбовь к «варварам» лежит в основе традиционного воспитания. Внешний вид иностранца: бледное лицо, обильный волосяной покров, выпуклые глаза, «одежда, обтягивающая конечности, да еще и укороченного покроя» вкупе с историями, которые рассказывают в каждой семье, оказывают глубокое воздействие на воображение китайца . Китайцы не раз подчеркивают в своих беседах плохое знание иностранцами Китая, их нежелание глубже познать страну, пренебрежительное отношение к традициям и обычаям «Поднебесной».

В исследовании Д. Даллина «Восхождение России в Азии» (1949 г.) , посвященном периоду с 1858 по 1945 гг., основное место отведено колониальной политике России. Американский ученый не обходит стороной и вопросы взаимоотношений народов, подчеркивая, что российское меньшинство занимало более активную жизненную позицию в Маньчжурии, нежели китайское большинство, «именно россияне контролировали экономическую и политическую жизнь Северной Маньчжурии»¹¹⁴. Д. Даллин исследует вопросы освоения российского Дальнего Востока, трудности обживання этих территорий, сферы пересечения интересов россиян и китайцев. Вслед за Н.М. Пржевальским, хотя у него и отсутствуют прямые ссылки на работы русского путешественника, ученый показывает жизнь российских поселенцев Дальнего Востока, которые испытывали лишения и частью были деморализованы. Автор был очевидцем многих описываемых им событий, имел возможность воочию наблюдать жизнь россиян в процессе освоения новых территорий.

Коллективный труд Д. Джонсона, Э. Натана и других «Популярная культура в позднеимперском Китае» (1985 г.)"⁵ - это попытка представить менталитет, культуру простого народа в социальном контексте повседневной жизни. Это не просто перечисление тех или иных особенностей менталитета простого народа, показаны различные социальные группы, подчеркивается приверженность китайцев к коллективизму, что является отличительной особенностью китайцев от европейцев. Американские ученые смотрят на предмет своего исследования

с точки зрения отношения «западников» к Китаю и китайцам, отражая взгляды своих современников.

В 1994 г. вышла в свет фундаментальная работа профессора Дж. Стефана «Российский Дальний Восток». Несмотря на то, что монография целиком построена на исследованиях русских и советских ученых, она, несомненно, представляет интерес для англоязычных читателей. В работе затронуты вопросы межэтнических контактов между народами, проживающими на русском Дальнем Востоке, дан обзор исторического развития региона, уделено внимание положению китайской диаспоры в России.

Американский ученый корейского происхождения Ким Вон Бо¹¹⁶ обращается к вопросам современности. В своей статье он отмечает предубеждения местного населения и властей Дальнего Востока в отношении китайских рабочих, что имеет влияние на российско-китайские экономические отношения в целом.

Насколько актуальны вопросы этнокультурного взаимодействия в настоящее время, свидетельствует и появление большого количества статей¹¹⁷ по данной теме в условиях действия многонациональных компаний, когда традиционные системы ценностей рассматриваются, прежде всего, как системы человеческих жизненных ориентации. Вопросы интеграции китайского сознания в современное человеческое сообщество затронуты молодыми учеными Гонконгского университета в коллективном исследовании «Психология китайцев»¹¹⁸. Вопросы индивидуальных характеристик китайцев рассматриваются в процессе их формирования. В работе дана высокая оценка, первому вышедшему в 1894 г. труду по данному вопросу Смита «Характеристики китайцев»¹ . На фоне контактов со странами Запада даны личностные характеристики китайцев, показан процесс трансформации некоторых ценностей, связанный с социальными изменениями. Несмотря на общий характер этих работ, мы посчитали необходимым их упомянуть, т.к. они дополняют общую картину этнокультурных контактов, позволяют комплексно подойти к решению вопроса проблематики межличностного взаимовосприятия.

Объектом исследования является русское и китайское население по обе стороны границы. Учитывая факт, что первые контакты русских людей произошли именно с маньчжурами, а не с собственно китайцами, в данной работе под китайцами мы будем рассматривать «китайский суперэтнос», включающий различные этнические компоненты, с единой культурой и государственностью.

Предметом данного исследования является состояние этнокультурного поля взаимовосприятия народов исторически обладающих различной системой ценностей. В отечественной и мировой синологии накоплен богатый опыт в изучении китайской культуры, фундаментальные исследования позволили не описывать основные элементы китайской культуры, мы лишь даем ссылки на основные труды в этой области.

Территориально исследование охватывает юг российского Дальнего Востока: Хабаровский и Приморский край, Амурская область, Еврейская автономная область, которые первоначально входили в состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, а затем Приамурского генерал-губернаторства, северо-восточный Китай (провинции Цзилинь, Хэйлунцзян, Ляонин). Наиболее протяженная граница у России с провинцией Хэйлунцзян, следовательно, контакты населения здесь более часты. Вдоль границы провинции с Россией возникали русские поселения, жители которых находились в непосредственном контакте с китайцами. Уезд Сунькэ, где до сих пор проживают этнические русские, а также потомки смешанных семей яркий тому пример. Именно поэтому наше внимание в основном обращено к данной провинции. Такие города как Харбин, Далянь, Порт-Артур являлись центром средоточия россиян. Если Дальний русские, в основном, уже покинули после войны 1905 года, то Харбин еще долгое время оставался «восточной Москвой», что объясняет наше внимание к этому городу.

Хронологические рамки исследования - вторая половина XIX - начало XXI вв. Для полного и объективного исследования и раскрытия темы автор избирает специфический хронологический подход, в основе которого лежит

рассмотрение вопросов взаимодействия между народами в условиях массовых трансграничных миграций. Как отправная точка процесса становления взаимоотношений между народами в Дальневосточном регионе, рассматривается середина XVII в. Данный период непосредственных контактов связан с экспедициями В. Пояркова (1643-1646 гг.) и Е. Хабарова (1649-1658 гг.) на Амур. Однако эти контакты не были длительными. После подписания Нерчинского договора (1689 г.), на всем протяжении XVIII в. вплоть до сер. XIX в. контакты россиян и китайцев вдоль берегов Амура носили эпизодический характер.

Активное освоение дальневосточных окраин России - после подписания Айгуньского 1858 г. и Пекинского дополнительного договора 1860 г. - это длительный и сложный этап во взаимоотношениях русских и китайцев. Для русско-китайских отношений рубежа XIX - XX вв. и XX—XXI вв. характерна разноплановость и многогранность, что свидетельствует о том, что это -периоды открытых контактов, которые в значительной степени были свободны от идеологической составляющей и ограничений со стороны государства.

Еще один период активного взаимодействия - 50-е годы XX в., когда сотрудничество советских людей и китайцев приняло широкие масштабы, было бескорыстным и искренним, но приходится признать, что отношения были во многом поставлены в зависимость от идеологических факторов и личностных отношений партийных вождей. Развитие советско-китайских отношений не было делом простым и прямолинейным, как это изображалось в работах 40-50-х годов. Различные источники и научные исследования того времени не позволяют получить объективного представления о взаимоотношениях между людьми. Отсутствовала сама постановка такого вопроса, как этнокультурное взаимодействие между народами. Данный период требует отдельного более скрупулезного анализа с привлечением архивных документов, воспоминаний очевидцев, чем мы не располагаем.

Переход от дружбы к конфронтации приходится на конец 1950-х — начало 1960-х годов, китайское руководство проводило политику открытой неприязни ко всему советскому. Данный период требует отдельного рассмотрения и является предметом анализа в области политологии либо международных отношений, поскольку это достаточно длительный временной промежуток, в который вообще нельзя говорить об открытых взаимоотношениях. Контакты были на уровне официальных органов и носили эпизодический характер. На советском Дальнем Востоке были лишь единичные случаи появления граждан КНР, бежавших из страны, в том числе и из-за преследований в годы «культурной революции». Именно в силу вышеуказанных причин мы сочли возможным и резонным выпустить данные временные промежутки в исследовании.

Современные контакты между народами не могут не иметь историческую связь с прошлым, так или иначе стереотипы поведения восприятия мира в прошлых столетиях не могут не отражаться в настоящем. По своей хронологии содержание третьей главы отражает современный процесс межэтнических контактов и связанные с ними проблемы.

Цель работы: изучить характер этнокультурного восприятия и взаимодействия россиян и китайцев на уровне межличностных контактов на рубеже XIX-XX и XX-XXI веков, представить динамику развития процесса межкультурной коммуникации, демонстрируя как положительные, так и отрицательные стороны контактов между нашими народами, выявить особенности и общие тенденции процесса взаимодействия двух народов.

Для достижения данной цели были поставлены задачи:

проследить в историческом срезе этапы становления контактов двух народов в дальневосточном регионе,

выявить и изучить причины возникновения отчужденности между русскими и китайцами,

описать и составить сравнительную таблицу личностных черт китайцев и русских, выявленных в процессе хозяйственной деятельности в период освоения российского Дальнего Востока,

проанализировать влияние стереотипа «европейского превосходства» на отношение к китайцам в пределах Маньчжурии,

рассмотреть воздействие традиционных ценностей на характер контактов китайцев с русскими и на восприятие ими исходящего от русских культурного влияния,

а также разработать некоторые рекомендации, способствующие смягчению взаимоотношений двух народов.

Методологическую основу диссертации составляет теория научного познания, главными принципами которой являются объективность, историзм. Принцип объективности дал возможность исследовать совокупность фактов с точки зрения их достоверности, по возможности избегая субъективных оценок. Принцип историзма позволил рассмотреть этнокультурные контакты между русскими и китайцами в тесной связи с экономическими и социальными условиями, сложившимися в дальневосточном регионе в исследуемый период.

Из методологических подходов наиболее продуктивным в исследовании поставленных вопросов представляется цивилизационный подход. Признавая уникальность как русской, так и китайской культур, имеющих свой собственный путь развития, обусловленный множеством факторов (естественно-географический, социо-экологический и др.), нельзя обойтись без аналогий или типологий с историко-культурными традициями других народов. Цивилизационный подход основывается на признании многовариантности развития, уважения к иному образу жизни и иным ценностям, одновременно рассматривая вопросы плодотворного взаимовлияния.

При изучении фактического материала использовались частнонаучные методы: аналитический, сравнительно-исторический, историко-генетический, хронологический. Сравнительно-исторический метод применен при сопоставлении основных факторов жизнедеятельности русских и китайцев в

разные периоды времени. Историко-генетический метод применяется при анализе межтерриториальных миграционных процессов, на примерах показана взаимообусловленность явлений, происходящих внутри социума, при этом избрано следование хронологическому порядку. В исследовании процессов взаимодействия и взаимовлияния между народами имеет значение междисциплинарный подход, из области социологии использован метод опроса общественного мнения, из политологии - метод контент-анализа, позволивший путем обсчета сходной по происхождению и характеру информации выявить основные тенденции в освещении «китайского вопроса».

Источниковую базу исследования составляют несколько блоков:

I. Неопубликованные материалы архивных фондов.

Из фондов Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (г. Владивосток) - Канцелярии военного губернатора Амурской области (Ф. 704), Канцелярии Приамурского генарал-губернатора (Ф. 702), Главного управления Восточной Сибири (Ф. 701), а также Приморского областного правления (Ф. 1) - использованы материалы официального делопроизводства, что включает ведомственную и межведомственную переписку в рамках канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири, Приамурского генерал-губернатора, военных губернаторов Амурской и Приморской областей.

Анализ различного рода указов, постановлений, отчетов из фондов Государственного архива Приморского края (ГАПК, г. Владивосток. Ф. 26. Исполнительный комитет Приморского краевого Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов; Ф. 530. Коллекция копий документальных материалов, хранящихся в госархивах страны: Москвы, Ленинграда, центральных госархивах Дальнего Востока и партархиве) позволил более четко представить сущность разногласий, возникающих как на уровне межличностных контактов, так и между администрацией российского Приамурья и азиатским населением в целом.

Фонд Б.В. Августовского (ГАПК, Ф. 1146) содержит публикации о жизни китайской диаспоры в г. Владивостоке и частично в Приморском крае до 1935 г.

В фонде 57-И Благовещенского городского полицейского управления 1868-1920 гг. Государственного архива Амурской области (г. Благовещенск) хранится личная наемная книжка китайца, в которой даются сведения о характере и трудолюбии последнего.

В работе нашли отражение также материалы из фондов Архива Общества изучения Амурского края (Ф. 14. В.К. Арсеньева), Архива провинции Хэйлунцзян (Ф.83. Харбинской еврейской духовной общины).

Собранный материал позволяет охарактеризовать отношение местной администрации к присутствию не только китайцев, но и других азиатских народов. Используя эти материалы, есть возможность проследить дифференциацию в отношении китайцев, корейцев и японцев, определив место китайской диаспоры в системе межэтнических контактов. П. Вторую группу источников представляют мемуары, дневники, путевые заметки, авторами которых в большинстве являлись чиновники, как военные, так и гражданские. Очевидцы многих событий, повлиявших на взаимоотношения наших народов, отразили в своих воспоминаниях много мелких, уточняющих деталей, дополняющих общую картину быта, сосуществования на едином территориальном пространстве народов двух разных культур. Работы содержат аналитические разделы, но все же это записки очевидцев и участников, которые многие события отражают через субъективное восприятие.

Мемуары, путевые заметки, написанные в живой, увлекательной манере привлекательны не только для интересующегося читателя, но и для исследователей. Так в воспоминаниях молодого лейтенанта командира поста Владивостока Е.С. Бурачека¹²⁰ описана жизнь Дальневосточной окраины периода 1861-1862 гг. Е.С. Бурачеку удалось установить дружеские отношения с китайцами, чему в немалой степени способствовали его знания китайского языка и традиций. Сам автор такие познания считал необходимыми: «По

обычаям китайским, начальник должен быть человеком ученым. Мое незнание местного наречия и порядков могли уронить меня в их глазах (китайцев —Д.В.) навсегда. Мне нужно было доказать им, что я очень ученый человек, гораздо выше их начальников. А без знания языка, это было делом невозможным» . Командиру поста не удалось избежать соблазна призыва к миссионерской деятельности среди китайцев с утопической целью, чтобы «отдельные китайские деревни возымели желание присоединиться к русской семье»¹²². Один из важных его выводов, актуальность которого очевидна и в настоящее время, заключается в необходимости и важности проявления уважения к соседним народам, изучении чужой культуры и этикета, что, на наш взгляд, особенно ценно для середины XIX в.

Интересны наблюдения Н.С. Свиягина, записанные им в путешествии «По русской и китайской Маньчжурии» (1897 г.)¹²³. Путешествие автором предпринято в конце XIX столетия, когда Маньчжурия для русских представлялась пока еще неведомой страной, над которой лишь приподнимался «край таинственной завесы». Краткий исторический очерк дополняется личными впечатлениями автора от встречи с китайскими чиновниками, с местным населением, путешественник подчеркивает гостеприимство, добродушие китайцев «никакой подозрительности, придирчивости». Показывая образ жизни китайцев, исследователь акцентирует внимание на принадлежности русских и китайцев к разным культурным традициям.

Дневник стороннего наблюдателя Мориса Бэрина (1905 г.)¹²⁴ - английского военного корреспондента, совершившего путешествие из Москвы в Маньчжурию в годы русско-японской войны, позволяет взглянуть на отношения между русскими и китайцами со стороны. Корреспондент отмечает непоследовательность в отношении русских к китайцам, от фамильярных взаимоотношений до чрезвычайной грубости и явного недружелюбия. Так же меняется и отношение китайцев — «сегодня они с русскими идут рука в руку, а завтра врозь»¹²⁵.

III. Китайские источники включают исторические записи «Хэйлунцзян вайцзи»
(Записки о внешних сношениях провинции Хэйлунцзян) , составленные Си
Цином в 1810 г., отчеты чиновников, которые вошли в сборник «Цин дай
Хэйлунцзян лиши данъань сюаньбянь (Избранное из архива провинции
Хэйлунцзян по истории провинции периода династии Цин) , публикации в
периодической печати.

По этим материалам можно проследить не только становление образа «чужого» для конкретно взятого народа (включая и россиянина), но и выявить наиболее общие черты, присущие «бледнолицым дьяволам». Помимо внешнего описания, дается характеристика основных особенностей, включая и положительные, и отрицательные черты. Это не равнодушное перечисление констант «чуждой культуры», а эмоционально и оценочно окрашенное описание, что в свою очередь помогает исследователю-европейцу ярче представить "свой" образ в глазах "чужаков", понять процесс формирования этого образа.

IV. Периодическая печать. В диссертационном исследовании использованы
публикации, как местной, так и центральной прессы (газеты «Владивосток»,
«Красное Знамя» и др.). Публикации официальных документов, указов, а также
статьи, относящиеся к различным временным промежуткам, отражают
реальную ситуацию, воспроизводят картину взаимоотношений в самом
широком диапазоне, на различном уровне и на достаточно широком
территориальном пространстве.

V. В исследовании была использована общая справочная информация по
Дальнему Востоку России и Северо-Востоку Китая, представленная Интернет
ресурсами.

На наш взгляд, источниковая база позволяет провести исследование комплексно, принимая во внимание все аспекты межкультурного взаимодействия.

Научная новизна исследования. Тема присутствия китайцев в России, а также российская колонизация северной Маньчжурии, привлекла внимание

многих исследователей, накоплен богатый опыт в решении различных вопросов. Однако вопросы этнокультурных контактов до сих пор освещены еще слабо. Настоящее исследование - это первая попытка осуществить комплексный анализ русско-китайских взаимоотношений с точки зрения межкультурной коммуникации, выяснить вопрос об отношении китайцев к россиянам. Наше исследование не ограничивается лишь российским территориальным пространством, впервые жизнь россиян в Маньчжурии рассматривается не как «уникальный опыт» сохранения своей культуры в иноэтническом поле, а в непосредственной связи с иной культурой, параллельно определяя отношение китайцев к русскому присутствию и культуре, решая вопросы взаимопроникновения культур. Работа над темой позволила:

ввести в научный оборот ранее неиспользуемые материалы, расширить источниковую базу на китайском языке,

выявить причины проблемного характера взаимодействия россиян и китайцев,

определить личностные характеристики, формирующие образы представителей двух культур.

Практическое значение работы определяется тем, что проведенный анализ собранного материала позволяет понять внутренние механизмы и предсказать течение ряда сложных и порой скрытых от наблюдателя процессов культурно-психологических контактов между нашими народами. Изучение опыта культурного взаимодействия русского и китайского населения имеет и практическое значение, состоящее в том, что его результаты могут быть учтены административными органами Дальнего Востока и других российских регионов при выработке политики в отношении китайских мигрантов. Часть материала может быть использована в курсе лекций по вопросам истории освоения Дальнего Востока, межкультурной коммуникации, а также как практическое пособие.

Конрад Н.И. Запад и Восток. Статьи. - М.: Главная редакция восточной литературы, 1972. -С. 17.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. - М.: ООО «Издательство ACT», 2001. — С. 23.

Там же. ⁴Там же. -С. 21.

⁵ Бичурин Н.Я. Китай, его жители, нравы, обычаи и просвещение. - СПб., 1840; Он же.
Китай в гражданском и нравственном состоянии. - СПб., 1848.

⁶ См. напр.: Лао Шэ. Двое по фамилии Ма. Он же. Философия почтенного Чжана. //
Избранное / Пер. с кит. - М.: Прогресс, 1981.

⁷ Венюков М.. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. — Хабаровск: Хабар, книж.
изд-во, 1970.

⁸ Там же.-С. 218.

⁹ Маак Р. Путешествие на Амур, совершенное по распоряжению сибирского отдела
императорского русского географического общества в 1855 г. - СПб.: Изд-во С.Ф.
Соловьева, 1859.

¹⁰Там же.-С. 22.

¹¹ Там же.-С. 26.

¹² Шренк Л.И. Об инородцах Амурского края. Т.1. — СПб., 1883.

¹³ Назаров А.Ю. Маньчжуры, дауры и китайцы Амурской области//Известия Восточно-
Сибирского отдела ИРГО. 1883. Т. 14. № 1-2.

¹⁴ Надаров И.П. Материалы к изучению Уссурийского края //Сборник географических,
топографических и статистических материалов по Азии. Вып. XXVI. - СПб., 1887; Он же.
Очерк современного состояния Северо-Уссурийского края. - Владивосток, 1884; Он же.
Северо-Уссурийский край// Сборник географических, топографических и статистических
материалов по Азии. Вып. XXVII. - СПб., 1887.

¹⁵ Матюнин Н.Г. Записка о китайцах и маньчжурах, проживающих на левом берегу Амура//
Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып.
LVIII. - СПб., 1894. - С. 33-39.

¹⁶ Надаров И.П. Материалы к изучению Уссурийского края. - С. 120-121.

¹⁷ Палладий. Исторический очерк Уссурийского края. - СПб., 1888.

¹⁸ Грум-Гржимайло Г.Е. Описание Амурской области. - СПб., 1894.

¹⁹ Унтербергер П.Ф. Приморская область. 1856-1898 гг. - СПб., 1900; Он же. Приамурский
край. 1906-1910 гг.-СПб., 1912.

Описание Маньчжурии /Под ред. Д. Позднеева. - СПб., 1897.

²¹ Там же. С. 490-491.

²² Пржевальский Н.М. Путешествие в Уссурийском крае, 1867-1869. - Владивосток,
Прииздат, 1949.

²³ Пржевальский Н.М. От Кяхты на истоки Желтой реки. - СПб., 1888.

²⁴ Там же. - С. 495-496

Пржевальский Н.М. Путешествие в .... — С. 59.

²⁶ Шрейдер Д.И. Наш Дальний Восток. (Три года в Уссурийском крае). - СПб.,1897.

²⁷ Головачев П. Россия на Дальнем Востоке- СПб., 1904.

²⁸ Ухтомский Э.К. К событиям в Китае. Об отношениях Запада и России к Востоку. - СПб.,
1897.

²⁹ Головачев П. Указ. соч. - С. 132.

³⁰Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье // Труды командированной по Высочайшему повелению Амурской экспедиции. Вып. XI. - СПб., 1912. - С. 1.

³¹ Граве В.В. Указ. соч.

³² Граве В.В. Указ. соч. - С. 124,127.

³³ Арсеньев В.К. Китайцы в Уссурийском крае. - Хабаровск, 1914.

Арсеньев В.К., Титов Е.И. Быт и характер народностей Дальневосточного края. -Владивосток: Книжное дело, 1928

³⁴ Арсеньев В.К. Быт и характер... С. 16, 80, 81.

³⁵ Романов Б.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906 гг.). Очерки по истории внешней политики
самодержавия в эпоху империализма. - Л.: Госиздат, 1928.

³⁶ Хейфец А.Н. Революционные связи народов России и Китая в н. XX в. //Вопросы истории,
1956.-№12.-С. 91-100.

³⁷ Кабузан В.М. Как заселялся Дальний Восток. - Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, 1973.

³⁸ Соловьев Ф.В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма
(1861-1917).-М.: Наука, 1989.-С. 8.

³⁹ Соловьев Ф.В. Китайские отходники и их географические названия в Приморье-
Владивосток, 1973; Он же. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху
капитализма (1861-1917). - М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1989.

⁴⁰ Ларин А.Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. — М.:Муравей, 2003.

⁴¹ Дацышен В.Г. Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г. — СПб., 1996; Он же.
Уссурийские купцы // Родина, 1995. - №7. - С. 54-57.

⁴² Петров А.И. История китайцев в России. 1856-1917 годы. - СПб.: ООО «Береста», 2003.

⁴³ Ларин А.Г. Указ. соч. - С. 24.

⁴⁴Ларин В.Л. Китай и Дальний Восток России в первой половине 90-х: проблемы регионального взаимодействия. - Владивосток: Дальнаука, 1998.

⁵Ларин В.Л. Китайский фактор в общественном сознании российского приграничья: срез 2003 года // Проблемы Дальнего Востока, 2004. - №4. - С. 66-84; Он же. Посланцы Поднебесной на Дальнем Востоке: ответ алармистам//Дальневосточный ученый, 2002. 16 октября.-С. 4-5;

⁴⁶ Он же. Россия в Восточной Азии накануне XXI века: этнодемографические и
цивилизационные стимулы и барьеры // Народонаселенческие процессы в региональной
структуре России XVIII - XX веков. Материалы международной научной конференции 19-21
марта 1996 г. - Новосибирск, 1996. - С. 23-32.

⁴⁷ Ващук А.С. Этномиграционные процессы в Приморье в XX в. / А.С. Ващук, Е.Н.
Чернолуцкая, В.А.Королева и др. - Владивосток: ДВО РАН, 2002.

⁴⁸ Галлямова Л.И. Азиатские мигранты как фактор развития Владивостока (вторая половина
XIX в. - начало XX в.) // Историческая наука и проблемы современного образования. -
Хабаровск: Изд-во ХГПУ, 2004. - С. 51-59; Она же. Китайское предпринимательство в
Приморье // Китайской Народной Республике 50 лет: История и современность. Сборник
материалов конференции. - Владивосток: Дальнаука, 1999. - С. 107-110.

⁴⁹ Рябченко Н.П. Россия и Китай в XX в.: культурные и цивилизационные аспекты
взаимодействия // Китайской Народной Республике 50 лет: История и современность.
Сборник материалов конференции. - Владивосток: Дальнаука, 1999. - С. 56-58.

⁵⁰ Исаченко В.И. Особенности национального характера китайцев глазами русских
исследователей конца XIX - начала XX вв. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах.
Вып. 5. - Благовещенск: АмГУ, 2003. - С. 142-149; Вайсман Н.И. О российско-китайских
контактах в сфере культуры // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып.З. -
Благовещенск: АмГУ, 2002. - С. 475-482.

⁵¹ Нестерова Е.И. Русская администрация и китайские мигранты на юге Дальнего Востока
России (вторая половина XIX - начало XX вв.). - Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та,
2004; Она же. К вопросу о русско-китайском межкультурном взаимодействии на юге
Дальнего Востока в середине XIX - начале XX вв. // Россия и Китай на дальневосточных
рубежах. Вып. 5- Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2003. - С. 167-171.

Сорокина Т.Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политика администрации Приамурского края (конец XIX - начало XX вв.): Автореф. дис.... канд. ист. наук. - Омск, 1998.

Мелихов Г.В. Маньчжурия далекая и близкая. - М.: Наука, 1991; Он же. Российская эмиграция в Китае (1917-1924 гг.). - М.: Изд. Центр Ин-та российской истории РАН, 1997; Он же. Белый Харбин: Середина 20-х. - М.: Русский путь, 2003.

⁵⁴ Таскина Е.П. Неизвестный Харбин. - М., 1994; Она же. Русский Харбин. - М.: Изд-во
МГУ, 1998.

⁵⁵ Байков Н.А. Записки заамурца Н.А. Байкова. Маньчжурия 1902-1914 гг. Избранное
//Россияне в Азии, 1997. - №4. - С. 291-304.

Крузенштерн-Петерец Ю.В. У каждого человека есть своя родина. Воспоминания //Россияне в Азии, 1994. - №1. - С. 17-132; Она же. Воспоминания //Россияне в Азии, 1997. -№4. - С. 124-210; Россияне в Азии, 1998.- №5. - С. 25-84.

Орлов Н.В. Заамурцы 1898-1917 гг. Исторический очерк в пяти частях //Россияне в Азии, 1998.- №5.-С. 85-106.

⁵⁸ Золотарева Т.И. Маньчжурские были. - Сидней, 2000.

⁵⁹ Лахаузен Томас. Место под названием Харбин. Размышления о 100-летии города//Россия и
АТР, 1999.-№1.-С. 29.

⁶⁰ Одинцова Э.А. Мой Шанхай. - Иркутск: Изд-во Иркут. гос. техн. ун-та, 1999.

⁶¹ Мелихов Г.В. Международная роль культуры «восточной ветви» русского зарубежья (К
постановке пробл.) //Проблемы изучения истории российского зарубежья. - М., 1993. - С. 48.

⁶² Мелихов Г.В. Маньчжурия далекая и близкая. - С. 267.

⁶³ Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919-1939. - М., 1994. -
С. 37.

⁶⁴ Сабенникова И.В. Российская эмиграция (1917-1939 гг.). Сравнительно типологические
исследования. - Тверь, 2002.

⁶⁵ Гончарова Н.В. Культура российской эмиграции в Харбине (опыт историко-
культурологического анализа).: Автореф. дис.... канд. культурологии. - СПб., 2002.

⁶ Дубинина Н.И. Харбинский эксперимент культурного взаимодействия русских и китайцев // Дальний Восток России - Северо-Восток Китая: исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества. - Хабаровск, 1998. - С. 177-179.

⁶⁷ Павловская М.А. Харбинская ветвь российского востоковедения (н. XX в. -1945 г.): Дис. ... канд. ист. наук. - Владивосток, 1999.

Аурилене Е.Е. Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920 - 50-е гг.): Монография. - Хабаровск: Хабаровский пограничный институт Федеральной службы безопасности Российской Федерации, 2003.

⁶⁹ Печерица В.Ф. Восточная ветвь русской эмиграции. - Владивосток, Изд-во ДВГУ, 1994.

⁷⁰ Хисамутдинов А.А. По странам рассеяния: Русские в Китае. 4.1. — Владивосток: Изд-во
ВГУЭиС, 2000; Он же. Следующая остановка — Китай: Из истории русской эмиграции. —
Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2003.

Белоглазов Г.П. Русская сельскохозяйственная наука в Маньчжурии( 1920-е годы)//Культура, наука и образование народов Дальнего Востока России и стран АТР: история, опыт, развитие. Материалы международной научно-практической конференции. Вып. 4. - Хабаровск, 1996. - С. 96-99; Он же. Маньчжурия как контактная зона межцивилизационного общения России и Китая в свете взаимодействия их земледельческих культур// Проблемы истории образования в Восточной Азии: диалог преподавателей и ученых. Сборник статей. - Владивосток: ДВО РАН, 1999. - С. 112-114; Василенко Н.А. Русские школы в Маньчжурии// Культура наука и образование народов Дальнего Востока России и стран АТР: история, опыт, развитие. Материалы международной научно-практической конференции. Вып. 3. -Хабаровск, 1996. - С. 74-77; Гридина Н.П. О системе образования в Маньчжоу-Го//Там же. - С. 77-87.

⁷² Горкавенко Н.Л., Гридина Н.П. Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия 1917-1946 гг. Исторический очерк. - Владивосток, 2002., Говердовская Л.Ф. Общественно-

политическая и культурная деятельность русской эмиграции в Китае в 1917-1931 гг. — Москва, 2004.

Лазарева СИ., Сергеев О.И., Горкавенко Н.Л. Российские женщины Маньчжурии: краткие очерки из истории эмиграции. - Владивосток, 1996.

⁷⁴ Романова Г.Н. Харбин - центр русско-китайской торговли и российской промышленности
Северо-Восточного Китая (нач. XX века) //Дальний Восток России - Северо-Восток Китая:
Исторический опыт взаимодействия и перспективы сотрудничества. Материалы междун.
науч.-практ. конф., посвященной 60-летию Хабаровского края, 100-летию со дня начала
строительства Китайско-Восточной Железной дороги и города Харбина. - Хабаровск, 1998. -
С. 45-48.

⁷⁵ Баклыкская Л.Е. Восток и Запад в архитектуре Дальневосточных городов / Л.Е.
Баклыкская// Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып.З. - Благовещенск: Изд-во
АмГУ, 2002. - С.626-631; Левошко С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец XIX -
первая половина XX века. — Хабаровск: ИД «Частная коллекция», 2003.

⁷⁶ Буяков А. На передовом рубеже России в Северо-Восточной Азии. Краткий очерк истории
пограничного комиссарства в Южно-Уссурийском крае //Россияне в Азии, 1995. - №2. - С.
215-224.

⁷⁷ Сухачева А.Г. «Бич страны»: хунхузы в Маньчжурии и Приморье в 20-е годы XX века //
Россия и АТР, 1992. -№ 1. - С. 92-102; Она же. Охранная стража КВЖД и хунхузы (1897-
1920 гг.)//Россияне в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сотрудничество на рубеже веков.
Кн. 2. - Владивосток: Издат-во Дальневосточного университета, 1999. - С. 110-117.

⁷⁸ Сухачева Г.А. Охранная стража КВЖД ... - С. 116.

⁷⁹ Дацышен В.Г. Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г. - СПб., 1996. - С. 44.

⁸⁰ Вэй Юань. Хайго тунчжи (Описание заморских стран). - Б.м., 1844.

⁸¹ Хайго вэньцзянь лу (Услышанные истории о странах за морями) — Шанхай, б/г.

⁸² Юй Юаньань. Чжун-Э лянго жэньминь юхао гуаньси саньбай нянь (Триста лет дружбы
китайского и русского народов) // Лиши яньцзю, 1957. - №11. - С. 50-55.

⁸³ Юй Шэнъу. Ша Э юй Синькэ гэмин (Царская Россия и Синьхайская революция) //
Жэньминь жибао, 1981. 9 окт.

⁸⁴ Ша Э цинь Хуа ши цзяньбянь (Краткая история интервенции царской Росии в Китай). -
Цзилинь, 1976.

⁸⁵ Ша Э циньчжань Людады цинянь (Семь лет оккупации Ляодунского полуострова царской
Россией). - Пекин, 1978.

⁸⁶ Ван Чжичэн. Шанхай Эцяо ши (История русских эмигрантов в Шанхае). - Шанхай, 1993.

⁸⁷ Ли Сингэн, Ли Жэньнянь. Фэнъюй фупин: Эго цяоминь цзай Чжунго (Ряска в непогоду:
Русские эмигранты в Китае). - Пекин, 1997.

⁸⁸ Ли Шусяо. Хаэрбинь цзюин (Старые фотографии Харбина). - Пекин, 2000.

⁸⁹ Ши Фан, Гао Лиин. Хаэрбинь Эцяо ши (История русских эмигрантов в Харбине). -
Харбин, 1998.

⁹⁰ Wang Shengjin. Study Report on Northeast Asian Labor Force Resource// Far Eastern Studies.
Vol.1. March 2002.

⁹¹ Чжу Юньчжэн, Ян Вэйлин. Русские в провинции Цзилинь//Россия и АТР, 1995. - №2. - С.
62-65.

⁹² Ли Синшэн. Дунбэй люжэнь ши. (История переселенцев на Северо-Восток). - Харбин,
1990.

⁹³ Синь Пэйлинь, Чжан Фэнмин, Гао Сяоянь. Хэйлунцзян кайфаши (История освоения

провинции Хэйлунцзян). - Харбин, 1999. ⁹⁴Тамже.-С. 98.

⁹⁵ Го Юньшэнь. Шицзю шицзи сябянь Э-Чжун вэньхуа цзяолю шида шицзи (Хроника культурного обмена между Китаем и Россией во второй половине XIX века)//Сиболия яньцзю, 1995. - №5. - С.78-84.

⁹⁶ Цзи Фэнхуй. Хаэрбинь сюньгэнь (В поисках корней Харбина). - Харбин, 1996.

⁹⁷ Ли Пэн. Чжун-Си вэньхуа вэньти (Вопросы культуры Китая и Запада) //Лиши яньцзю,
1989. - №3. - С. 50-55; Гу Чжаншэн. Чуаньцзяоши юй цзиньдай Чжун-Си вэньхуа цзяо лю
(Миссионеры и современный культурный обмен Китая и Запада) //Лиши яньцзю, 1989. - №3.
- С. 56-64; Сан Бин. Цин мо синсюэ жэчао юй шэхуй бяньцянь (Образовательный бум и
социальные сдвиги в конце правления династии Цин)//Лиши яньцзю, 1989. - №6. - С. 13-27.

⁹⁸ Чжоу Илян. Чжун-Вай вэньхуа цзяолю ши (История культурного обмена Китая и Запада).
-Хэнань, 1987.

⁹⁹ Ли Сингэн, Ли Жэньнянь и др. Указ.соч. - С. 6.

¹⁰⁰ Чжун-Си убай нянь бицзяо (500 лет взаимоотношений Китая и Запада). - Пекин, 1996.

¹⁰¹ Ли Шусяо. Хаэрбинь цзюин (Старые фотографии Харбина) - Пекин, 2000; Ли Юаньци.
Далянь цзю ин (Старые фотографии Даляня). - Пекин, 2000.

¹⁰² Ли Юаньци. Указ.соч. - С. 7.

Дай Сюнь. Куавэньхуа цзяолю чжунды Чжунго синсян цзи ци цяньи (Образ Китая и его трансформация в контексте межкультурных коммуникаций)// Шэхуй кэсюэ чжаньсянь, 2004. №1. - С. 97-103; Сюнь Цзе. Сифан жэнь яньчжун ды Чжунго чжи соцзин (Образы Китая в глазах европейцев)// Там же. - С. 104-107.

¹⁰⁴ Акира Косидзава. Харбин-но хаттацуси (История развития г. Харбина)/Л-1итто кэйдцай
ссекай кайхо. 1986-1987. - Токио. - Р. 16-19.

¹⁰⁵ Mariko Asano Tamanoi. The Politics of Memory: Japanese Peasant Settlers Recall. Their
Experience in Manchukuo// Рэкиси хёрон, 2000. - P. 25-32.

¹⁰⁶ Нисихара Харуо, Ямагучи Есико и др. Нидзю иссэйки-но Адзиа-то Нихон (Азия и Япония
в XXI в.) - Токио: Сэйбудо, 2002.

Хон Ван Сук. Влияние исторических традиций на внешнюю политику России в Азии//Восток, 1998. - №5. - С. 89-99.

Ким Чханг Хо. Чжунго сяньдай вэньсюэ чжунды Ханьго жэнь синсян (Образы корейцев в современной литературе Китая) // Шэхуй кэсюэ чжаньсянь, 2004. №1. - С. 108-112.

¹⁰⁹ Thomas A. Selby. As Chinese See Us. - London: T. Fisher Unwin, 1901.

¹¹⁰ Ibid. P. 21
^1,1 Ibid. P. 11.
¹¹² Ibid. P. 7.

^1,3 Dallin David J.The Rise of Russia in Asia. -New Haven. Yale University Press, 1949.

¹¹⁴ Ibid. P. 83,136.

¹¹⁵ Johnson David, Nathan Andrew J., Rawski Evelyn S. Popular Culture in Late Imperial China. -
London: University of California Press, 1985.

¹¹⁶ Kim Won Bae. Sino-Russian Relations and Chinese Workers in the Russian Far Earst//Asian
Survey. Vol. XXXIY. No. 12.

¹¹⁷ Scarborough Jack. Comparing Chinese and Western Cultural Roots/Business Horizons,
November 1998. PP. 42-49.; Yan Rick. To Reach China's Consumers, Adapt to Guo
Qing//Harward Business Review, September-October 1994. PP.66-74; Fan Xing. The Chinese
Cultural System: Implications for Cross-Cultural Managment//SAM Advanced Managment Journal,
1995.-№1.-P. 14-20.

¹¹⁸ The Psychology of The Chinese People. - Oxford University Press, 1987.

¹¹⁹ Smith, A.H.Chinese Characteristics. -New York: Fleming H. Revell.-1894.

17 Л

Бурачек E.C. Воспоминания заамурского моряка. Жизнь во Владивостоке. 1861-1862 годы. - Владивосток, 1999. ¹²¹ Там же.-С. 15. ¹²²Там же.-С. 23.

¹²³ Свиягин Н.С. По русской и китайской Маньчжурии. - СПб., 1897.

¹²⁴ Maurice Baring. With The Russians in Manchuria. - London, 1905.

¹²⁵ Ibid. - P. 47.

Хэйлунцзян вайцзи. Цин дай (Записки о внешних сношениях провинции Хэйлунцзян. Династия Цин). - Харбин, 1985.

Цин дай Хэйлунцзян лиши данъань сюаньбянь (Избранное из архива провинции Хэйлунцзян по истории провинции периода династии Цин). - Харбин, 1987.

«Мы» и «варвары»: знакомство на расстоянии

Взаимоотношения между народами складываются на протяжении длительного исторического периода. Сведения о соседях собираются по крупицам, недостаток знаний с лихвой восполняется собственными выдуманными представлениями. Людям прошлых эпох, жившим на достаточно ограниченном географическом пространстве, свойственно было представлять внешний мир по образу и подобию своего внутреннего мира. Свою собственную страну они считали единственно разумно устроенной, все, что находилось за пределами собственной страны, казалось воплощением темных, вредоносных сил. Мир традиционно представляли такие понятия как «мы» и «варвары».

Было бы ошибочным считать, что подобное мировоззрение, т.е. подразделение всего окружающего мира на «свое» и «чужое», на две неравные половины: мы и варвары — было чем-то уникальным, присущим лишь китайцам. Подобное представление было типичным и для других восточно-азиатских народов (в том числе и для японцев) и для самих европейцев.

Этническое самосознание древних китайцев, согласно М.В. Крюкову, приобрело контуры законченной системы к концу I тыс. до н.э1. Картина мира в глазах китайцев выглядела следующим образом: Поднебесная имеет концентрическое строение, в центре находится Срединное государство, жители которого обладали всеми признаками — внешними и внутренними — людей, за пределами центра находятся варвары, имеющие лишь внешний облик людей, но по своей сущности не отличающиеся от животных. «Варвары живут на землях, отдаленных от Чжунго, и имеют иные обычаи и привычки, у них другая еда и напитки, они говорят на непонятном языке... Поэтому мудрый правитель относится к варварам как к диким зверям» - таковы критерии, обозначенные конфуцианским трактатом II в. до н.э., которые отделяют варваров от истинных людей2.

Япония воспользовалась выработанной Китаем моделью мира. Вслед за китайцами японскими хронистами используется термин «Срединная страна», за пределами которой лежат «бескультурные» страны и народы3. Переселенцев из Китая и Кореи, т.е. государств, оказавших огромное влияние на формирование японской цивилизации, в Японии называли кикадзин — «вернувшиеся к культурности». В то же время корейцев относили к западным варварам, а китайцы все же были выходцами из «Великой страны Тан»4. Японцы жили внутри четко ограниченного пространства, где все имеет свое место и предназначение, вне этого круга - страшный, неупорядоченный Хаос, от которого не знаешь чего ожидать. Люди Запада как раз и олицетворяли чужой мир из Хаоса.

Европейские завоеватели со своей стороны в местных жителях завоеванных ими стран видели лишь «туземцев» нередко лишая их человечности. «Туземцы» явно относились к категории «варваров», которым присуще врожденное зверство, лживость, коварство и жестокость.

В традиционном китайском представлении варвары тем и отличны от «своих», что они «алчны и жаждут выгоды. Они ходят с распущенными волосами и запахивают одежду на левую сторону. У них лица людей и сердца диких зверей»5. Это типичное описание «чужих» в китайских хрониках было следствием не только осознания своего величия, но и недостатка информации об окружающем мире. Подобные особенности этнического самосознания, как утверждает М.В. Крюков, были характерны для многих народов, например византийцев X-XI вв. В исторических сочинениях того времени, принадлежащих перу Льва Диакона6 и Михаила Пселла7, даются уничижающие характеристики «варваров». Они (варвары) подобны зверям, их отличает «врожденное зверство», к ним надо относиться как к животным. Очевидно, что отношения к варварам и их характеристики совпадают у разных народов. Национальные герои, олицетворяющие величие той или иной нации, наделялись всевозможными достоинствами. Эти же национальные герои для других народов являлись представителями земли варваров. Для сравнения приведем образ Святослава. В.М. Крюков, ссылаясь на русские летописи, передает его образ как «храброго воина, который ходил легко, как барс, отличался непритязательностью своего быта, он был преисполнен благородства по отношению к своему врагу»8. В то же время византийский историк Лев Диакон видит того же человека глазами другого народа, для которого Святослав «весь проникся варварской наглостью и спесью», «охвачен варварским бешенством и безумием», выглядит он «угрюмым и диким»9.

В основе главной модели взаимоотношения Китая с зарубежными странами вплоть до нового времени лежала традиционная конфуцианская схема «мы и варвары», которая проявлялась в «нигилистическом отношении правящей элиты к западной культуре в целом и к отдельным ее проявлениям»10.

В период правления династии Тан (VII - VIII вв.) в Китае наблюдалось достаточно терпимое отношение к иностранным религиям, именно к этому времени относится появление в Китае несторианской общины. При всей терпимости императорского двора несторианские общины все же носили клеймо «варварского» учения, которое так и не смогло пустить прочные корни в Китае.

Основные зоны взаимодействия (КВЖД, Дальний, Порт-Артур)

К середине XIX в. определились территория и границы Маньчжурии. По картографическим данным провинциального деления Китая, площадь северовосточных провинций составляла 800 тыс. кв. км1. Наиболее заселенной была Мукденская провинция, земли же Гиринской и Хэйлунцзянской провинций общей площадью 650 тыс. кв. км. заселены были слабо. Английский путешественник Вильямсон, побывавший в Маньчжурии в 1866 г., отмечал, что на протяжении «90 миль к северу от Сунгари очень редко встречались деревушки. Население сосредоточено главным образом в долине рек Сунгари и Нонни, вблизи городов Цицикара, Мэргэнь и Хулань» .

Освоение и заселение Россией Приамурья и Приморья подтолкнуло Цинское правительство к активизации действий по заселению Маньчжурии. В 1878 г. были отменены все законы и постановления, запрещавшие китайцам переселяться в Маньчжурию. Особое внимание было уделено землям, лежащим вдоль русско-китайской границы. Эти земли были малопригодны для земледелия, в связи с чем маньчжурские власти вводили различные льготы для привлечения переселенцев.

Уже в 1887 г. миссионер Дж. Росс, совершая поездку из Мукдена в Гирин, замечает рост населения в долинах у вновь основанного города Хайланчэна, где «насчитывалось до 500 тыс. чел., тогда как лет десять назад здесь почти никого не было»3.

В 1895 г. население Хэйлунцзянской провинции составляло 1,5 млн. человек, против 408 тыс. в 1887 г.4 Общая численность населения провинции Гирин, по мнению Ф.В. Соловьева, к концу XIX в. составляла как минимум 5-6 млн. человек5. Большинство переселенцев были крестьяне, выходцы из внутреннего Китая.

Активно шел процесс военной колонизации Маньчжурии. В одном из докладов по вопросу колонизации этой территории генерал-губернатор Маньчжурии Сюй Шичан и губернатор Хэйлунцзянской провинции Чжоу Шимо указывали, что «главная цель колонизации Маньчжурии и, в частности Хэйлунцзянской провинции, состоит в закреплении государственной границы...»6. Район Саньчагоу (против русского Полтавского округа) и долина реки Муданьцзян заселялись военными поселенцами. Военную колонизацию Маньчжурии в начале XX в. поддержал губернатор Хэйлунцзянской провинции Чэнь Дэцюань. Он же рекомендовал усилить контингент переселенцев ссыльными китайцами, «которых следует ссылать вместе с семьями на вечное поселение в Хэйлунцзянскую провинцию»7.

В Маньчжурию ехали и ремесленники, и коммерсанты, и промысловики, это были те, кто не находил себе работы на родине. Вместе с трудовым людом, замечает Ф.В. Соловьев, сюда ехали и разного рода авантюристы, любители легкой наживы8.

Таким образом, к концу XIX в. в Маньчжурии сосредоточилось разное по своему культурному и социальному составу китайское население, которое воспринимало заселяемые ими земли как исконно китайскую территорию.

Строительство КВЖД в конце XIX - начале XX вв., получение права Россией в 1898 г. на арендное пользование части Ляодунского полуострова с городами Дальний и Порт-Артур явилось своеобразным этапом в истории взаимоотношений народов. Из России в сторону Маньчжурии за казенный счет передвигались тысячи людей, имевших специальную цель - постройку стратегической железной дороги, десятки тысяч для ее охраны, для удовлетворения потребностей функционирования железной дороги сюда ехали ремесленники и торговцы9.

Первые партии русских инженеров и рабочих прибыли летом 1897 г. Взору тех, кто прибыл на место строительства будущего города Харбина, предстала безлюдная местность, залитая водой, с островками суши, видны были одиночные китайские фанзы и небольшие усадьбы10.

В мае 1898 г. на правом берегу Сунгари началось строительство города Харбина. Железнодорожная администрация расширила полосу отчуждения до 6200 га. На этих местах очень быстро выросли три основных района будущего города: Старый Харбин (быстро захиревший и ставший городской окраиной), Новый город (административно-чиновничья часть) и Пристань (торгово-промышленно-ремесленный район). Управление КВЖД уделяло максимум внимания строительству Нового города, строительство шло точно по проекту и под строгим контролем.

Пристань возникла из первых поселков русских и китайских рабочих, развитие шло благодаря частной инициативе. Пристань являлась единственным местом, где русские и китайцы селились вместе. Период совместного проживания, однако, оказался коротким. Осенью 1898 г. китайцы и маньчжуры самовольно распланировали часть Пристани и произвели разбивку участков колышками, таким образом возникла Китайская улица. Отторжение земельных участков в пользу дороги вызывало недовольство местного населения, тем более, что отторжение не всегда проходило мирно. Управление дороги пыталось выкупать земли, тех же, кто не хотел продавать свои участки, просто сгоняли, мазанки разрушали. Со стороны Управления КВЖД делались земельные замеры, и эти участки отторгались в пользу дороги. Жалобы обывателей китайской администрации ни к чему не приводили, так как слишком очевидна была поддержка интересов русских жителей Харбина, таково мнение современных китайских историков Ши Фана и Гао Лина11.

Строительное управление несколько раз пыталось воспрепятствовать самовольной застройке района: был составлен специальный план, проведена разбивка улиц и кварталов, и даже была введена полицейская охрана. Однако Пристань так и не удалось подчинить закону.

Общественное мнение россиян в отношении китайцев

80-90-е гг. XX столетия ознаменовались активизацией российско-китайских торгово-экономических связей. Проводилось огромное количество всевозможных переговоров, подписывались безграмотные «протоколы о намерениях», большинство которых вообще не нашли никакого применения1. На дальневосточные приграничные с Китаем территории, как и столетие назад, хлынул поток крестьян, разнорабочих, мелких торговцев из соседних провинций Северо-Восточного Китая. «Эта масса малокультурного, люмпенизированного люда создала у русского обывателя негативный образ китайца вообще» , - замечает А. Забияко, имеющий возможность наблюдать взаимоотношения между китайцами и русскими в г. Благовещенске Амурской области.

Торговцы-челноки (как китайцы, так и русские) завалили не только Дальневосточный регион, но и всю страну низкокачественным товаром, что затем на долгие годы негативно сказалось на отношении к марке «Сделано в Китае». В результате массовых контактов населения Дальнего Востока с вышеупомянутым слоем китайцев в отношении последних в качестве характеристик часто фигурируют такие оценки как: неопрятность, невоспитанность, бескультурье, ненадежность китайцев как партнеров3. Китайцы, находясь на территории России на положении прежде всего «торгового меньшинства», вызывают негативные эмоции у россиян, что объясняется «ощущением своей несостоятельности рядом с успешными китайскими коммерсантами»4. Как верно заметил А.Г. Ларин5, россияне подходят строже, чем к себе, в оценке положительных и негативных сторон жизни китайцев, их грехи воспринимают с особым раздражением.

Осенью 1994 г. Институтом истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН был проведен опрос общественного мнения на юге Дальнего Востока России, основной вопрос - отношение россиян к присутствию китайцев на российском Дальнем Востоке. Итоги данного опроса таковы: треть опрошенных отрицательно отнеслись к самому факту нахождения китайцев на российской территории, 40% высказались категорически против намерения китайцев остаться на постоянное жительство в России6. Опрос показал неготовность российского населения мириться с присутствием на своей территории представителей чуждой и непонятной культуры. В настоящее время мы можем говорить о ситуации, когда присутствие китайцев стало неотъемлемой частью многих дальневосточных городов и не только. Китайцы заполняют и сельскую местность, арендуют земли, обрабатывают поля, обзаводятся «временными» семьями. Утверждение одного из ведущих отечественных китаеведов В. Гельбраса, что «любой непредвзятый человек может пройти по любому городу в тех краях {Восточной Сибири и Дальнего Востока 2001 г. — Д.В.) и порой на протяжении нескольких дней не встретить на улицах ни одного китайца»7, верно лишь частично. Во многих городах Приморского и Хабаровского краев, Амурской области, которые в силу граничащего положения с КНР, традиционно были и остаются наиболее часто посещаемыми китайцами территориями, это сделать достаточно сложно. Присутствие китайцев на приграничных территориях, пусть даже временное, стало обычным явлением. Данный факт зачастую вызывает у русских обывателей чувство раздражения.

На подобное отношение россиян к своим дальневосточным соседям-китайцам оказало влияние несколько факторов. К моменту возобновления контактов с китайцами в начале 90-х годов XX в. россияне обладали незначительными знаниями о Китае. Изолированность и отчужденность славянского и китайского населения было характерно как для начала, так и конца XX в. Смутные воспоминания «теплой дружбы 50-х годов» заменили образы многонаселенной и бедной страны. Последовавший в 80-х годах процесс потепления во взаимоотношениях, на наш взгляд, не сыграл заметной роли в укреплении взаимопонимания между народами. Слишком разными мы продолжали оставаться, слишком мало было информации о современном Китае, молодое поколение китаистов по прежнему изучало страну по той литературе, что была издана до начала 90-х годов. Воспоминания китаянки, обучавшейся в нашей стране до распада СССР, свидетельствуют: «В СССР я почувствовала, что советской молодежи не хватает информации о современной ситуации в Китае. Особенно о результатах развития промышленности, сельского хозяйства, технологий и прочих сфер. На улицах нас часто путали с японцами»8.

Процесс обоюдных обменов делегациями, туристическими группами закрепил впечатление о Китае как о бедной стране, но с другой стороны, Китай не мог не привлечь внимание туристов, так как являлся и является страной с определенной восточной экзотикой. Сами россияне, жившие в замкнутом пространстве, с удовольствием стали ездить в Китай, который был дешевой страной и не требовал больших материальных затрат. Однако, исходя из данных общественного опроса, Китай никогда «не фигурировал среди главных приоритетов жителей российского Дальнего Востока», процент россиян, симпатизирующих китайцам, колебался в пределах 4-6%9. «Культурный туризм» скорее способствовал укреплению убежденности в фундаментальных отличиях и чуждости двух культур.

Похожие диссертации на Проблемы этнокультурного взаимодействия и взаимовосприятия китайцев и русских на российском Дальнем Востоке и Северо-Востоке Китая

Административные реформы на Северо-Востоке Китая в начале XX векаКостина Ольга Алекснадровна

Административные реформы на Северо-Востоке Китая в начале XX векаКостина Ольга Александровна

Наградные системы в политике и идеологии стран Северо-Восточной АзииРозанов, Олег Николаевич

Политика Китая в странах Арабского Востока (1978-2012 гг.)Пахомова Мария Андреевна

История теории конфуцианской цивилизации в КитаеХуан Лилян

Институт семьи и брака в Китае в период реформ и открытости : исторический аспектМанухина Олеся Вячеславовна

Эволюция взаимоотношений между Китаем и Россией в 2001-2006 гг.Чжоу Цзяньин

Британская политика в Китае во время Синьхайской революции 1911-1913 гг.Рыбель, Дмитрий Александрович

"Проблема Китая" в общественной мысли Великобритании: полемика на страницах английской прессы. 1898-1901 гг.Макаров, Виктор Александрович

Проблема Урянхайского края в политике России, Китая, МонголииВасиленко Виктория Александровна