Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Генеалогические перечни в структуре "Саги о Ньяле"
1.1. Генеалогическая терминология 3 8
1.2. Родословие как часть вводной характеристики персонажа 55
1.3. Способы включения генеалогических перечней в текст саги. Вводные формулы перечней 60
1.4. Внутренняя структура генеалогических перечней 69
1.5. Длина генеалогических перечней. Первопредки 77
1.6. Генеалогия как литературный прием 85
Глава 2. Идентификационная функция генеалогии 94
2.1. Имя в исландском роду 96
2.2. Употребление патронимов 105
2.3. Обозначение человека через прозвище 111
2.4. Оттопонимное именование. Связь родословной с топографической идентификацией 124
2.5. Использование генеалогии для идентификации человека 133
Глава 3. Общественные функции генеалогии
3.1. Роль генеалогических представлений в определении и поддержании социального статуса человека 142
3.2. Имущественные отношения и родословная 158
3.3. Генеалогия в праве 161
Заключение 186
Список сокращений 193
Источники и литература 194
- Генеалогическая терминология
- Имя в исландском роду
- Роль генеалогических представлений в определении и поддержании социального статуса человека
Введение к работе
Целью данной работы является изучение характера генеалогических представлений, бытовавших в средневековом исландском обществе, и функций генеалогических сведений, нашедших отражение в исландских родовых сагах, записанных в XIII-XIV вв., и исторических произведений (ХП-ХШ вв.).
Под генеалогией (греч. yevealoyia "родословная" от yevea "род" и Хоуод "слово, наука") большинство исследователей подразумевают "специальную историческую дисциплину, которая занимается на основании множества самых различных источников выяснением происхождения и родственных связей того или иного лица или семьи, изучает историю отдельных родов и их роль в разных сферах жизни общества определенной эпохи"1. Под этим термином понимают также объект исследования этой дисциплины -родословные - и как совокупность сведений, и как текст определенной формы (т.е. генеалогический перечень, родословие) -конкретных людей и родов, в большинстве случаев знатных. Методы большинства современных генеалогических исследований направлены на анализ и классификацию родословных3. Основная задача генеалогии при этом подходе — дать историкам конкретную
1 КромММ. Историческая генеалогия // Специальные исторические дисциплины:
Учеб. пособие / Под ред. СВ. Белецкого и др. СПб., 2003. С. 368.
2 Dworzaczek W. Genealogia. Warszawa, 1959. S. 16.
3 Ср.: Dworzaczek W. Genealogia; Durye P. La genealogie. Paris, 1961; Genicot L. Les
genealogies. Turnhout, 1975. P. 25; Friese E. Genealogie II Lexikon des Mittelalters. Zurich,
1989. Bd. 4. Sp. 1216-1221; Fitz Hugh, Terrick V.H. The Dictionary of Genealogy. Dorset,
1985; Burri H.R., Mattmuller M. Das Verhaltnisse der modernen Geschichtsforschung zur
Genealogie II Schweizerische Gesellschaft fur Familienforschung. Jahrbuch, 1974. S. 1-8,
и ДР-
фактическую информацию о родственных связях лица и изучить источники, содержащие родословия4.
Однако в последнее десятилетие в рамках историко- и культурно-антропологических исследований развивается взгляд на генеалогию как на социокультурное явление, представляющее собой совокупность свойственных конкретному обществу, социальной или родственной группе представлений о своем родовом прошлом5. Более того, представлений, изначально упорядоченных хронологически, что естественным образом вытекало из биологической преемственности поколений. Историко-антропологические исследования выявили многосторонность функций, которые генеалогия выполняла практически во всех сферах жизни общества, что позволило говорить о специфическом "генеалогическом сознании"6, характерном для традиционных обществ.
Происхождение, родственные отношения и степень знатности интересовали людей еще в дописьменную эпоху. Знания и представления о собственном коллективном прошлом, относительно устойчиво сохраняемые на протяжении двух или более поколений, запечатлеваются в исторической памяти коллектива. Одной из форм
4 Люблинская А.Д. Источники в смежных с историей науках (по материалам
зарубежной медиевистики) // Проблемы источниковедения западноевропейского
средневековья. Л., 1979. С. 38; Scheibelreiter G. Zur Typologie und Kritik genealogischer
Quellen II Archives and Genealogical Science. London, 1992. Vol. 37. P. 1-6; Turville-PetreJ. The Genealogist and History in Ari to Snorri. London, 1998. (Saga-Book of the Viking Society. Vol. 20). P. 9.
5 Bloch R.H. Etymologies and Genealogies: A Literary Anthropology of the French Middle
Ages. Chicago, 1983. P. 22-104; VansinaJ. Oral Tradition. Wisconsin, 1985. P. 179-183;
Спигел Г.М. Мишель Фуко и проблема генеалогии // Homo Historicus: к 80-летию со дня
рождения Ю.Л. Бессмертного: в 2 кн. М., 2003. Т. 1. С. 440-442,448.
6 Термин Я. Вансины: Vansina./.'Oral Tradition. P. 180.
ее вербального воплощения в традиционных обществах (в том числе и в средневековой Исландии) служит генеалогия.
До появления христианства с его линейным летосчислением генеалогия была единственно возможной шкалой измерения времени и служила основным хронологическим ориентиром. Генеалогический принцип конструирования исторического повествования господствовал в восприятии истории и, соответственно, в историографии вплоть до конца средневековья. В средние века генеалогия приобрела особое значение, поскольку все общественные отношения в это время были связаны с происхождением, родовитостью, наследственными правами и т.д.
Тем самым генеалогия предстала также и как одна из первых форм историописания, и в этом виде она была широко развита. Ее главенствующая роль в этой сфере была предопределена тем, что любой социум объединялся вокруг своего главы (главы рода, племени, государства), и его смена становится единственным значимым фактором, выбивающимся из цикличности времени и требующим фиксации. Как отмечает большинство современных исследователей, именно конкретное восприятие времени, свойственное людям традиционных обществ, способствовало тому, что последовательность событий во времени фиксировалась в форме родословий7.
Генеалогические сведения находили также многообразное практическое применение в юридической (права наследования), социальной (определение статуса в обществе), политической (средство приобретения политического влияния) сферах.
7 Gudni Jonsson. Genealogier II KHLNM. 1978. В. 5. Sp. 249; ГуревичА.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 313; Turville-Petre J. The Genealogist. P. 7; WhaleyD. A Useful Past: Historical Writing in Medieval Iceland II Old Icelandic Literature and Society. Kobenhavn, 2000. P. 193.
Неоднократно отмечалось, что генеалогия служила ключевым элементом в аристократическом воспитании . Однако из всех общественных функций генеалогии более или менее обстоятельно рассматривался лишь ее социальный аспект: ее роль в определении и поддержании социального статуса9. Другие функции генеалогии отмечались мимоходом, лишь изредка становясь предметом изучения на материале той или иной отдельной страны. Таким образом, целостное исследование роли генеалогии в культуре и общественной жизни средневековья, равно как и в жизни отдельных средневековых социумов, в том числе Исландии, в современной исторической науке отсутствует. Между тем, в социально-экономическом укладе и политической жизни исландского общества которого кровнородственные связи, по общему мнению, играли кардинальную роль значительно дольше, чем в любом другом регионе Европы. Исландия поэтому была благодатной почвой для культивирования генеалогических представлений. Поэтому выяснение особенностей генеалогического сознания средневековых исландцев и тех важных для исландского общества функций, которые выполняли в нем родословия, помогает, с одной стороны, пролить свет на культуру и общественный уклад этого островного сообщества и на взаимоотношения между его членами, а с другой -
8 См., например: Wolfram Н. Origo et religio. Ethic Traditions and Literature in Early
Medieval Texts II Early Medieval Europe. 1994. Vol. 3, № 1. P. 34-38; Turville-PetreJ. The
Genealogist. P. 7-23.
9 Cm ., например: Ingledew F. The Book of Troy and the Genealogical Construction of
History: the Case of Geoffrey of Monmouth's Historia regum Britanniae II Speculum.
London, 1964. Vol. 69, № 4. P. 665—681; Dumville D. Kingship, Genealogies and Regnal
Lists II Early Medieval Kingship I Ed. P.Sawyer and I.Wood. Leeds, 1977. P. 72-104;
Craig RD. Cultural Assimilation in the Anglo-Saxon Royal Genealogies II Anglo-Saxon
England. 1992. Vol. 21. P. 23-36; WolframH. Origo et religio. P. 19-38; Turville-PetreJ.
The Genealogist. P. 7-23.
выявить структуру и функции генеалогических представлений, свойственные любому традиционному обществу.
Хронологические рамки исследования
Любые исследования ранней истории и культуры Исландии сталкиваются с трудно разрешимой проблемой хронологического разрыва в несколько веков между сюжетным временем родовых саг (временем описываемых в них событий) - 930-1030 гг. — и временем их записи - XIII-XIV вв. Мнением о том, что в родовых сагах нашли свое отражение если не события, то обычаи ХИ-ХШ вв.10, ныне общепринято, поскольку, как справедливо заметил Дж. Байок, саги выполняли в средневековом исландском обществе социальную функцию11. Фабула саг, повествующих о межродовых распрях X-XI вв., вероятно, более или менее верно передавала ход реальных событий. Перипетии борьбы, составляющие сюжетную канву родовых саг, запечатлелись в памяти исландцев, и рассказы о них передавались из поколения в поколение, постепенно образовывая устойчивое повествование. Не случайно одни и те же основные сюжеты находят отражение и в собственно исторических
10 Finnwr Jonsson. Norsk-islandske kultur- og spogforhold II Aarboger for nordisk
oldkyndighed og historic Kebenhavn, 1921. B. 3, № 2. P. 81; Clover CJ. Icelandic Family
Sagas II Old Norse-Icelandic Literature. London, 1983. P. 247; Sigvrdur Nordal.
Sagaliteraturen II Nordisk kultur. Uppsala, 1953. B. 8. P. 223-234; Einar 6l. Sveinsson. Njals
saga. A Literary Masterpiece. Oslo, 1959. P. 29; Einar 6l. Sveinsson. Dating the Icelandic
Sagas. London, 1958. (Viking Society for Northern Research. Text Series. Vol. 3). P. 65;
HallbergP. Die islandische Saga. Zurich, 1965. S. 24; LonnrothL. European Sources of
Icelandic Saga-Writing. Stockholm, 1965. P. 9-23; Einar 6l. Sveinsson. Dating. P. 73-76;
Gudrun Nordal. Sturlunga Saga and the Context of Saga-writing II Introductory Essays on
Egils saga and Njals saga. London, 1992. P. 1-14.
11 ByockJ.L. Medieval Iceland. Society, Sagas and Power. London, 1988. P. 8.
сочинениях ("Книге об исландцах", "Книге о заселении страны"), и в родовых сагах, а иногда и подтверждаются археологическим материалом. Поступки и взаимоотношения героев, в том числе кровнородственные, определяющие саговый сюжет, видимо, должны были быть более или менее достоверно сохранены в памяти исландцев к моменту записи саг.
Почти полное отсутствие более ранних письменных источников заставляет историков использовать историческую информацию родовых саг для изучения не только явлений эпохи записи саг, но и более раннего времени, включая X-XI вв., применяя особые методы исследования. Поэтому, хотя тексты саг, дошедшие до нас в сохранившихся рукописях XIV в. и позднее, несомненно, несут отпечаток авторской работы периода их записи - XIII-XIV вв., содержащиеся в них сведения могут служить источником по общественным функциям генеалогии в исландском обществе в XII-XIV вв. Учитывая традиционность исландских родословий, сохранявшихся в коллективной памяти исландцев начиная с заселения острова, а также устойчивость сюжетов саг, представляется возможным исследовать функции генеалогии в Исландии начиная с XI и по XIII в., обращая при этом особое внимание на специфику использования родословий в сагах как произведениях словесности и сопоставляя родословия в сагах и других современных им текстах.
Установить более узкие хронологические рамки по отношению к генеалогическим представлениям невозможно и из-за характера и объема имеющихся источников, и вследствие большой устойчивости и даже преднамеренной консервации идеологических парадигм в исландском обществе, традиционном в данную эпоху по своему характеру.
Историография
Уже в варварских королевствах Западной Европы начинают
составляться письменные родословные правителей, среди которых
одной из первых была родословная лангобардского короля Ротари
(вторая четверть VII в.). Они носили отчетливый политико-
репрезентативный характер: с их помощью обосновывалась
легитимность власти правителя12. В X-XI вв. в Европе с этой же
целью начинают составляться письменные родословия крупных
сеньоров. Древнейший сохранившийся письменный
генеалогический перечень знатного лица написан для графа Арнульфа Фландрского в 950-е годы монахом Витгером, очевидно, с целью укрепить статус новой линии графов Фландрских13. С течением времени возникли генеалогические описания и менее знатных семей. Первоначально родословные составлялись в монастырях, находившихся на принадлежащих данной семье землях. Затем происходит постепенное обмирщение генеалогических знаний, хотя подготовка родословий по-прежнему находилась в руках клириков. Одновременно появляется и потребность в специалистах по выявлению генеалогических сведений, а затем их анализу и систематизации. Теоретический интерес к генеалогии, превращавший ее в специальную историческую дисциплину, оформился в XVII-XVIII вв.
Исследованиями генеалогий как родословных конкретных людей и родов (в большинстве случаев знатных) как средневековья, так и более позднего времени, а также установлением и проверкой их
12 См.: Wolfram Н. Origo et religio. P. 34-38.
" См.: Гис Ф., ГисДж. Брак и семья в средние века. М., 2002. С. 143.
достоверности, занимаются уже несколько столетий едва ли не во всех странах Старого Света, в первую очередь во Франции, Германии, Италии, Испании14. Немало работ посвящено родословным и скандинавской знати15. Исландия предоставляет едва ли не наиболее благоприятную почву для исследований такого типа, ибо небольшая численность населения и древняя литературная традиция позволяют проследить родословную большинства ныне живущих исландцев вплоть до первопоселенцев. Также немало работ посвящено уточнению упомянутых в исландских генеалогических перечнях имен и степени родственных отношений16.
В большинстве современных обобщающих работ генеалогия по-прежнему понимается как наука о конкретных родословиях. Исследования носят в значительной мере прикладной характер и нацелены на выработку методик анализа и классификации
14 См., например: DubyG. Lineage, Nobility, and Knightood, the Maconnaise in the 12th
Century - a Revision II Duby G. The The Chivalrous Society I Transl. C. Postan. Berkeley,
1977. P. 59-80; Bourgeon J.L. Le Colbert avant Colbert: Destin d'une famille marcharade.
Paris, 1986; Biagi E. Dinastie. Milano, 1988; Mackiewicz S. Dom Radziwitt6w. Warszawa,
1990; Espinosa-Moraga O. Los Moraga de Caceres a Paredones. Satiago-Chile, 1992;
АсеновА.И. Очерки генеалогии уездного купечества XVIII в. М., 1993; Stih P. Studien
zur Geschichte der Grafen von Gorz. Wien, 1996; TegowskiJ. Pierwze pokolenia
Giedyminowiczow. Poznan, 1999; Пчелов E.B. Генеалогия древнерусских князей: IX-
нач. XI вв. М, 2001; Landrum D.P. The Tyrrel Wives: 15th centuries of Genealogy.
Baltimore, 2001, и т.п.
15 См.: Haraldur Sigurdsson. Kartasaga Islands. Reykjavik, 1971. B. 1-2; Samuel Eggertsson.
Saga; Bjarni Einarsson. The Settlement of Iceland. Reykjavik, 1995; MollerP. Atterna
knorring. Helsingfors, 2000, и др.
14 См., например: HallbergP. Islendinga saga och Egla, Laxdaela, Eybyggja, Njala, Grettla II Maal og minne. Kristiania, 1965. B. 2. S. 89-105; Heller R. Laxdaela saga und Landnamabok IIANF. 1974. B. 89. S. 81-145; Heller R. F6stbras6ra saga and Laxdasla saga IIANF. 1976. B. 91. S.102-122.
родословий . В. Двожачек (1959) в свое время рассмотрел различные способы обработки генеалогической информации и привел полный перечень специальных терминов и вариантов обозначения родства . Кроме того, проанализировав источники по генеалогическому материалу, он разделил понятия род и семья и сформулировал требования,. необходимые при подборе генеалогических данных19. Л. Женико (1975) систематизировал методики классификации родословий20.
Рассматривая генеалогию как комплекс представлений о прошлом, Ф. Ингледью (1964) показал, что традиционные общества активно привлекали генеалогические аргументы в качестве основы для построения временных и пространственных связей. Из этого он делал вывод о том, что основной функцией генеалогического материала было структурирование времени, а также сохранение и передача исторической информации. По мнению исследователя, церковная традиция обязывала проводить в генеалогических изысканиях параллели между иудейской и британской историей, что, в свою очередь, способствовало созданию идеи генетической общности всего христианского мира. Кроме того, Ф. Ингледью полагал, что генеалогическая информация в семейной, королевской и национальной истории усиливала и упорядочивала групповые и сословные интересы, поэтому развивалась и поддерживалась
17 Ср.: Савелов Л.М. Лекции по генеалогии. М., 1909. С. 22-34; DuryeP. La genealogie;
Бычкова ME. Родословные книги XVI-XVII вв. как исторический источник. М., 1975;
Fitz Hugh, Terrick V.H. The Dictionary of Genealogy. Dorset, 1985, и др.
18 DworzaczekW. Genealogia. S. 21-48. В целом, о генеалогической терминологии,
знаках и способах изображения родословных написано множество трудов. См.,
например: Савелов Л.М. Лекции. С. 22-34; Genicot L. Les genealogies, и др.
19 Dworzaczek W. Genealogia. S. 28-33.
20 Genicot L. Les genealogies. P. 14-75.
церковью. По его мнению, несмотря на клерикальную заданность генеалогических сведений, на материале родословных можно выяснить и социально-политическую структуру общества (и, в частности, британского в период Нормандского завоевания). Он отмечал также важную роль генеалогии в светском обществе в вопросах территориального права и наследования имущества, которая выражалась, прежде всего, в том, что в генеалогических перечнях нашли отражение система наследования и все изменения в ней. В качестве свидетельства большой политической роли родословных Ф. Ингледью указывает на то, что Эльред в борьбе за престол активно привлекал генеалогические "аргументы", апеллируя
*) 1
к древности, а следовательно, большей знатности своего рода .
Вслед за ним, опираясь на положение о том, что генеалогия в дописьменном обществе была единственной формой знания о прошлом, британский историк и источниковед Д. Дамвилл (1977) полагал, что это и предопределило ее структуру, в которой ярко выражено преобладание патрилинейности. И это же, по мнению Дамвилла, вызвало впоследствии идею о возможности подделок родословных как способа "удревнения" своего рода. Д. Дамвилл акцентирует внимание на пропагандистской функции генеалогии как политического оружия, применявшегося для легитимизации королевской власти, имевшей божественное происхождение. Кроме того, он выделил на англо-саксонском материале два типа источников о королевских родах раннего средневековья: генеалогические перечни и королевские списки, и сформулировал различия между ними22.
21 Ingledew F. The Book. P. 672-694.
22 Dumville D. Kingship. P. 72-96.
Анализ сербских традиционных родословий и способов их передачи был проведен Б. Хальперн Керевски (1981), одним из результатов работы которой стало положение о том, что традиционные родословия обладают постоянной формой23.
X. Мойсл (1981) рассматривал ломбардские, франкские и англосаксонские королевские родословные в контексте традиционной культуры. Он отметил их функционирование в обществе как политического документа, идеологического инструмента и особой формы культуры. Под клерикальными наслоениями он обнаруживает возведение знатных родов к особо чтимым богам или героям24.
Функционирование генеалогии в традиционных (дописьменных) обществах было наиболее подробно рассмотрено Я. Вансиной (1985). Анализируя бытование генеалогической информации, он останавливался прежде всего на ее роли как источника для датировки сведений и событий25.
Отражение в генеалогических перечнях англо-саксонской династической псевдоистории, бытовавшей в форме героических легенд, вслед за Д. Дамвиллом проанализировал Д. Крейг (1992). По мнению исследователя, королевские родословные упорядочивали традиционное общество. Крейг пришел к выводу, что генеалогические связи были "институтом обеспечения оптимального
23 Halpern Kerewsky В. Genealogy as Oral Genre in a Serbian Village II Oral Traditional
Literature. Columbus, 1981. P. 301-321.
24 Moisl H. Anglo-Saxon Royal Genealogies and Germanic Oral Tradition II Journal of
Medieval History. London, 1981. Vol. 7. P. 215-248; Moisl H. Kingship and Orally
Transmitted Stammestradition among the Lombards and Franks II Die Bayern und ihre
Nachbarn. Wien, 1985. Teil. l.P. 111-119.
25 Vansina J. Oral Tradition. P. 179-183.
взаимодействия членов общества" . Также развивая идеи Д. Дамвилла, проблему обоснования повышенного социального статуса в англо-саксонском обществе путем обращения к первопредкам рассмотрел X. Тавьяни-Гароцци (1993)27.
Дж. Тервилл-Петр (1998), признающий большую роль генеалогии в упорядочении времени и пространства, делает в своем исследовании упор на ее морализаторскую функцию, рассматривая действия легендарных предков как пример для поступков современников . Эту функцию генеалогии выделяет и отечественный исследователь В.Г. Безрогов (1995) .
На скандинавском материале еще Л. Тьерсланд (1937) отмечал, что исследование родословных аристократических семей средневековой Норвегии служит необходимым предварительным этапом для понимания политической истории. Он провел анализ пяти родословных ярлов Сконе, Аурланда и Согна, привлекая для этого среди прочего исландскую "Книгу о заселении страны". В результате им была отмечена тесная взаимная связь семьи и отдельной личности в социальной сфере общества .
По наблюдениям Гудни Йоунссона (1978), в Исландии саги были основными произведениями, выполнявшими функции сохранения и передачи истории в период существования устной традиции31. А.Я. Гуревич (1972) видит причину повышенного интереса
26 Craig R.D. Cultural Assimilation. P. 23-36.
27 Taviani-Garozzi H. De I'histoire au myth: la genealogie royale anglo-saxonne II Cahiers de
civilisation medievale. Poitiers, 1993. An. 36. № 4. P. 355-373.
28 Turville-Petre J. The Genealogist. P. 7.
29 Безрогов В.Г. Раннесредневековые генеалогии знатных родов в системе этнического
самосознания // Элита и этнос средневековья. М., 1995. С. 29.
30 TjerslandL. Studier і Saga-aetter II Historisk tidskrift. Oslo, 1937. B. 31, № 1-2. S. 103-
138.
31 Gudni Jonsson. Genealogier. P. 249.
исландцев к родословиям в слабом развитии у них индивидуального начала32. Другую точку зрения высказывает Бьёрн Торстейнссон (1978), определяющий значение генеалогических связей в социальной сфере исключительно тем, что знание родословной было необходимо знатным норвежским переселенцам главным образом для того, чтобы доказать, что они не происходят от рабов и прочих безродных33. М. КлюниРосс (1993) возражает ему, утверждая, что развитие в Исландии родословий знати служило только лишь средством для того, чтобы восполнить пустоту, возникшую из-за отсутствия королевской власти, а вследствие этого и королевской генеалогической традиции34.
Не менее важны были генеалогии и при переходе к письменной фиксации устной традиции. Бьёрн Торстейнссон (1978) полагает, что родословные были одними из первых записанных текстов или входили в них как составная часть35. Некоторые скандинависты (М.И. Стеблин-Каменский и М. Клюни Росс) считают даже, что именно их расширения и стали основой литературных произведений. Это аргументируется тем, что генеалогический принцип конструирования повествования был превалирующим в традиционных обществах, к которым следует отнести и средневековую Исландию36.
Большинство скандинавистов так или иначе уделяет внимание роли генеалогических сведений в определении и поддержании
32 Гуревич А.Я. Категории. С. 280.
33 Bjorn Porsteinsson. Historieskrivning IIKHLNM. 1978. В. 6. P. 205-223.
34 Clunies Ross M. The Development of Old Norse Textual Worlds: Genealogical Structure as
a Principle of Literary Organization in Early Iceland IIJEGP. 1993. Vol. 92. P. 375.
35 Bjorn Porsteinsson. Historieskrivning. Sp. 205-223.
36 Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Л., 1971. С. 14; Clunies Ross М. The Development.
P. 372-385.
социального статуса. П. Сойер (1982) отмечает особое значение родословий для знатных и власть придержащих людей: отсутствие правящей верхушки в Исландии обусловило усиление социальной роли генеалогии, поскольку, по его мнению, объединение шло именно на основе общности родственных связей. Сойер справедливо утверждает, что генеалогия служила укреплению связей между представителями исландского социума, а пересечение родословных различных родов оказывалось связующим звеном, поддерживающим целостность древнеисландского общества37.
Скандинависты отмечают также, что в Исландии генеалогия выполняла множество общественных функций, а длина исторической памяти была больше, чем во многих других традиционных обществах . Последнее, по мнению Херманна Паульссона (1999), было связано с тем, что генеалогическая информация была активно востребована в древнеисландском обществе и ее применение являлось единственной возможностью упорядочить время и определить место человека в его потоке39.
Особую роль генеалогических знаний в определении национальной, семейной и групповой идентичности подчеркивает Д. Вейли (2000)40.
Идентификационной же функцией генеалогии практически никто из исследователей не занимался. На материале "Книги об
37 Sawyer P. Kings and Vikings. London, 1982. P. 12-24.
38 Whaley D. Nicknames and Narratives in the Sagas II The Auduience of the Sagas.
Gotheborg, 1991. Vol. 2. P. 354.
39 Подробнее см., например: Hermann Palsson. Oral Tradition and Saga Writing. Wien,
1999. P. 89. Об особенностях исландского восприятия времени см. также:
Фидъестель Б. Представления об истории в древнеисландской литературе // Arbor
mundi. Мировое древо. М., 1996. Вып. 4. С. 17.
40 Whaley D. A Useful Past. P. 177-190.
исландцах" в связи с этикетной функцией ее рассматривал только Ф.Б. Успенский (2003)41. Он же уделял внимание патронимическим обозначениям42.
Тем самым остается широкий спектр незатронутых вопросов, рассмотрению которых и посвящено данное исследование.
Источники
Выбор источников обусловлен прежде всего тем, что исландские генеалогические перечни (cettartat) как отдельные тексты не сохранились, хотя никто из исследователей не ставит под сомнение их бытование. Среди ученых до сих пор ведется дискуссия о том, были ли перечни самостоятельными произведениями и в какой форме они возникали и существовали, письменной и/или устной.
Первым за их несомненно устный и только устный характер выступал В. Бэтке (1956)43. В противовес ему В. Шепс (1974) полагал, что вероятность сохранения без существенных искажений такого количества информации при устном ее бытовании ничтожно мала, и делал вывод о письменной фиксации исландских
Успенский Ф.Б. Манифестация авторства в "Книге об исландцах" священника Ари Торгильссона // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст. XV Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М., 2003. С. 254-259; Успенский Ф.Б. Язык родословных в "Книге об исландцах" Ари Мудрого // Материалы международной конференции, посвященной столетию со дня рождения проф. М.И. Стеблин-Каменского. СПб., 2003. С. 374-382.
42 Успенский Ф.Б. К вопросу о происхождении русских отчеств // Восточная Европа в
древности и средневековье: Генеалогия как форма исторической памяти. XIII Чтения
памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М., 2001. С. 182-187.
43 Baetke W. Uber die Entstehung der Islandersagas. Berlin, 1956. S. 18.
родословных44. Вслед за ним Херманн Паульссон (1999) предположил, что генеалогические списки фиксировались письменно, но, вероятно, утеряны45. Однако Дж. Квин (2000), проведя анализ генеалогических формул и прочих устойчивых словосочетаний в исландском своде законов Gragas ("Серый гусь"), пришла к заключению, что генеалогические перечни бытовали в устной традиции46. Ее мнение поддержали и другие современные исследователи47.
До нас генеалогические перечни дошли в составе других письменных источников — саг и исторических произведений. Поэтому основными источниками данной работы являются:
родовые саги (в первую очередь, "Сага о Ньяле" как одна из самых больших и репрезентативных исландских родовых саг);
древнеисландские исторические произведения ("Книга об исландцах" и "Книга о заселении страны").
Родословия представлены также в королевских и иных сагах, однако я не рассматриваю эти родословия, поскольку, с одной стороны, королевские саги жанрово отличны от родовых и, следовательно, генеалогия может выполнять в них иные функции, не отражающие специфики бытования родословий в исландском
44 Scheps W. Historicity and Oral Narrative in Njals saga II SS. Oslo, 1974. B. 46, № 2.
P.120-133.
45 Hermann Pdlsson. Oral Tradition. P. 89-123.
46 Gragas la: 193-207, 218, 225-230, 11:63, 69-70. См. также: QuinnJ. From Orality to
Literacy in Medieval Iceland II Old Icelandic Literature and Society. Cambridge, 2000. P. 46—
52.
47 dlafur Asgeirsson. Genealogy and Oral Tradition: the Case of Iceland II Archives and
Genealogical Science. London, 1992. Vol. 37. P. 189-192; CroenenG. Princely and Noble
Genealogies, 12th to 14* century: Form and Function II The Medieval Chronicle I Ed.
E. Kaoper. Amsterdam, 1999. P. 84.
обществе. С другой стороны, приводимые в королевских сагах генеалогические перечни касаются норвежцев, преимущественно представителей норвежской знати, особенно норвежских конунгов, что также прямо не затрагивает собственно исландских родословий и может менять характер генеалогических описаний.
Источником, на основе которого можно наиболее полно проследить повседневное функционирование генеалогических сведений в средневековом исландском обществе и выявить их место в нем, являются родовые саги (Jslendingasogur — доел, "саги об исландцах").
История изучения родовых саг насчитывает около трех столетий и носит по преимуществу филологический характер48. В XVIII -первой половине XIX в. саги рассматривались как достоверные рассказы о реально происходивших событиях и широко использовались в качестве исторического источника, в том числе и по проблемам генеалогии49. Лишь в середине XIX в. возникает критическое отношение к ним. П.Э. Мюллер первым поднял проблему историчности саг50 и выдвинул предположение о том, что саги существовали в устной, хотя и фиксированной форме.
В это же время началась основная для саговедения и продолжающаяся до сих пор дискуссия о происхождении родовых саг. Уже на раннем этапе исследования этой проблемы сложились
Подробный обзор литературы см.: Andersson ТкМ. The Icelandic Family Saga: An Analytic Reading. Cambridge, 1967; MundalE. Sagadebatt. Oslo, 1977; HaglandJ.R. Njals saga і 1970- og 1980-ara. Eit oversyn nyare forsning II Scripta Islandica. Reykjavik, 1987. B. 38. S. 37; MundalE. Bookprose/Freeprose II Medieval Scandinavia: An Encyclopedia I P. Pulsiano. New York, 1993. P. 52-53.
49 KeyserR. Norges historie (113-1387). Kristiania, 1866. B. 2. P. 59; Muller S. Nordische
Altertumskunde. Strassburg, 1897. S. 231.
50 См.: Andersson Th.M. The Problem of Icelandic Saga Origins. London, 1964. P. 1.
два главных направления: теория "свободной прозы" и теория "книжной прозы"51. Сторонники теории "свободной прозы" (Р. Майсснер, А. Хойслер, Г. Неккель, Финнюр Йоунссон, К. Листоль и др.) предполагали, что записи саг предшествовал длительный период их устного существования. По их мнению, саги бытовали в устной традиции в той же форме, в какой они дошли до нас, а писец, записывавший саги, имел не больше творческой свободы, чем любой из предыдущих рассказчиков52. Применительно к генеалогии это означало, что все перечни, встречающиеся в сагах, представляют собой реальные родословные в устной форме, передававшиеся на протяжении нескольких столетий из поколения в поколение с постепенными их пополнениями.
Приверженцы теории "книжной прозы"53 (К. Маурер, О. Могк, Бьёрн М. Оульсен, Сигурдюр Нордаль, Эйнар Оул. Свейнссон и др.) не отрицали, что в основе родовых саг лежит устная традиция, однако полагали, что автор письменного текста перерабатывал ее и создавал собственную сагу. Тем самым они подчеркивали, что саги -в том виде, как мы их знаем сейчас, — являют собой произведения, созданные в период их записи, в XII—XIII вв. Эти исследователи скептически оценивали историческую достоверность сведений,
Термины Freiprosa- и Buchprosalehre были введены А. Хойслером: HeuslerA. Die Anfange der islandischen Saga. Berlin, 1914. S. 53-54. О дискуссии подробнее см.: Clover C.J. Icelandic Family Sagas. P. 239.
52 Finnur Jonsson. Norsk-islandske kultur- og spogforhold; HeuslerA. Die AnfUnge. S. 14-
28; LiestelK. The Origin of the Icelandic Family Sagas. Oslo, 1930.
53 Данная теория была изначально сформулирована Сигурдюром Нордалем: Sigurdur
Nordal. Sagaliteraturen. S. 223-234.
содержащихся в сагах, и подчеркивали литературный характер этих произведений54.
Сигурдюр Нордаль одним из первых поднял проблему достоверности саговых родословий, считая их одними из немногих исторически достоверных сведений в родовых сагах55. Последующие историки и саговеды уделяли наибольшее внимание фактическим неточностям генеалогических перечней и имеющимся в них лакунам56, перепроверяли их по другим источникам57. Однако возможность того, что какие-либо изменения могли сознательно
вноситься в родословия составителями саг, полностью отрицалась . Не ставилась под сомнение достоверность саговых генеалогических перечней и теми исследователями, которые анализировали их место во вводной характеристике персонажей, хотя неоднократно отмечалась важную роль генеалогических построений для определения характера и социального статуса действующих лиц59.
54 MaurerK. Island von seiner ersten Entdekunge bis zum Untergange des Freistaates.
Miinchen, 1874; MogkE. Norwegisch-islandische Literatur. Strassburg, 1904;
Einar 6l. Sveinsson. The Icelandic Family Sagas and the Period in which their Authors Lived
II APhS. 1938. Vol. 12, № 1-2. P. 71-90; BjornM. 6hen. Um fslendingasogur. Reykjavik,
1939; Sigurdur Nordal. Sagaliteraturen. S. 223-234; Sigurdur Nordal. The Historical Element
in the Icelandic Family Sagas. Glasgow, 1957. P. 13.
55 Sigurdur Nordal. The Historical Element. P. 17.
56 См. особенно: Heller R. Zum Verhaltnis von Sagadarstellung und Wirklichkeit II
Altnordisk Vielfalt und Einheit. Weimar, 1989. S. 66-75; Heller R. Laxdasla saga. S. 81-145;
Heller R. F6stbra;5ra saga. S. 102-122; Heller R. Knytlinga saga und Laxdasla saga:
Schopfungen eines Mannes? II MS. 1978-1979. Vol. U.S. 163-178.
57 Andersson Th.M. The Problem. P. 95; HallbergP. Islendinga saga. S. 89-105; Heimir
Pdlsson. Rittengsl Laxdaslu og Njalu II Mimir. Reykjavik, 1967. B. 6, № 2. S. 8-14;
BredsdorffT. Kaos og Kaserkighed. Kebenhavn, 1971. S. 96.
58 Jones G. History and Fiction in the Sagas of the Icelanders. London, 1952-1953. (Saga-
Book of the Viking Society. Vol. 13). P. 286.
59 См., например: Hume К. Beginnings and Ending in the Icelandic Family Sagas II Modern
Language Review. New York, 1973. Vol. 68. P. 594; Gottzmann C.L. Njals saga.
За рамки дискуссии о "свободной" и "книжной прозе" выходит концепция "синкретической правды", выдвинутая М.И. Стеблин-Каменским (1978)60 и в той или иной степени разделяемая А.Я. Гуревичем (1996)61, П. Мюленграхтом Сёренсеном (1993)62 и Дж. Хэррисом (1986)63. По мнению этих исследователей, родовым сагам свойственна этикетность, и они привержены определенным стереотипам, как сюжетным, так и лингвистическим64, однако, по словам А.Я. Гуревича, "категория художественного вымысла или преувеличения абсолютно чужда сознанию создателей саг"65. М.И. Стеблин-Каменским и А.Я. Гуревичем была особо отмечена важность генеалогии как конституирующего элемента сагового повествования, однако ее общественные функции ими специально
Rechtsproblematik im Dienste sozio-kultureler Deutung. Bern, 1983. S. 273; Clunies Ross M. Prolonged Echoes. Old Norse Myths in Medieval Northern Society. Odense, 1994. Vol. 1. P. 43; Gisli Sigurdsson. Tulkun islendingasagna і losi munnlegrar hefoar. Tilgata um adfer5. Reykjavik, 2002. P. 143-172.
60 Стеблин-Каменский М.И. Исландские саги II Стеблин-Каменский М.И. Историческая
поэтика. Л., 1978. С. 112-127. Обзор данной концепции см. также: Clover C.J. Icelandic
Family Sagas. P. 260; Kleiner Yu. Unconscious Authorship and Oral Composition:
Comparing the Two Theories II Материалы международной конференции, посвященной
столетию со дня рождения проф. М.И. Стеблин-Каменского. СПб., 2003. Р. 325-329.
61 Гуревич А.Я. Несколько соображений на полях статьи Э. Эстерберг // Arbor mundi.
Мировое древо. М., 1996. Вып. 4. С. 43.
62 Meulengracht Serensen P. Saga and Society. An Introduction to Old Norse Literature.
Odense, 1993. P. 22-33.
63 Harris J. Saga as Historical Novel II Structure and Meaning in Old Norse Literature.
Odense, 1986. P. 188; Harris J. Genre in the Saga IISS. 1947. Vol. 4. P. 427-436.
64 Стеблин-Каменский М.И. О реализме исландских саг // Тезисы докладов 2-й научной
конференции по истории, экономике, языку и литературе Скандинавских стран и
Финляндии. М., 1965. С. 4-5.
65 Гуревич А.Я. История и сага. М., 1972. С. 14-15.
не рассматривались, а возможные изменения генеалогических перечней были расценены как неосознанные66.
Однако активное, целенаправленное и вполне осознанное авторское начало в дошедших до нас текстах родовых саг признается большинством саговедов67: "Автор, без сомнения, мог использовать и использовал письменные источники, дополнительные устные источники, свое собственное воображение и, кроме всего прочего, свои собственные слова, но его искусство и, по-видимому, рамки его рассказа были заданы ему традицией. Вдохновляющая идея саг в конечном счете - устная"68.
Большинство исследователей предполагает, что изменения и расхождения в генеалогических перечнях возникли на этапе устного бытования саг, необходимость выделения которого ни у кого ныне не вызывает сомнения69. Однако механизм функционирования устной традиции в Исландии пока слабо изучен70. Специальное
Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. С. 18-67; Стеблин-Каменский М.И. Культура Исландии. Л., 1967. С. 147; Гуревич А.Я. Несколько соображений. С. 43.
67 Einar 6l. Sveinsson. The Icelandic Family Sagas. P. 72-73; HallbergP. The Syncretic
Saga Mind: A Discussion of a New Approach to the Icelandic Sagas II MS. 1974. Vol. 7. P.
102-117; LonnrothL. Njals saga. A Critical Introduction. Berkeley, 1976. P. 76-113;
Clover C.J. Icelandic Family Sagas. P. 243; Clunies Ross M. Prolonged Echoes. P. 24.
68 Andersson Th.M. The Problem. P. 119. Цит. по: Древняя Русь в свете зарубежных
источников / Под ред. Е.А. Мельниковой. М., 1999. С. 422.
69 Sigurdur Nordal. The Historical Element. P. 12; QuinnJ. From Orality. P. 31-32.
Доминирующие интересы в саговедении 70-х - 80-х гг. подробно осветил Я.Р. Хагланд:
HaglandJ.R. Njals saga. S. 36-50.
70 Об этом см.: Глазырина Г.В. Сказитель в Исландии // Восточная Европа в древности и
средневековье: Автор и его текст. XV чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто.
М., 2003. С. 67. Техника устного исполнения подробно изучена на европейском
материале в т.ч. в рамках "теории устных формул" (oral-formulaic theory) Пэрри-Лорда:
Лорд А.Б. Сказитель. М., 1994.
внимание уделялось лишь стилистическим штампам и формульным фразам как показателям устного характера передачи текста72. К числу таких показателей Я.Р. Хагланд (1987) отнес генеалогические формулы .
Сложнее дело обстоит с возможными изменениями, внесенными при записи и последующем переписывании саг: у ученых нет сколько-нибудь единого мнения о том, осуществлялись ли на этом этапе внесение нового материала и его реструктуризация и, если да, то насколько осознанной была эта переработка74.
Новую точку зрения на взаимоотношение устной и письменной традиции в средневековой Исландии выдвинул Гисли Сигурдссон (2002), предположивший существование общего устного источника саг — некоего общего фонда повествований, в том числе родословий, а не использование каких-либо письменных текстов. Однако, говоря
71 BockA.L. Die epische Dreizahl in den Islendinga sogur. Ein Beitrag zur Beschreibung der
islandischen Saga// ANF. 1921. B. 37, h. 3-4. S. 263-312; NetterI. Die direckte Rede in den
IslSdersagas. Leipzig, 1935; Andersson Th.M. The Problem. P. 108; Andersson Th.M. The
Textual Evidence for an Oral Family Saga II ANF. 1966. Vol. 81. P. 1-23; LonnrothL. Det
literara portratt і latinsk historiografi och islandske saga skrivning - en komparativ studie II
APhS. 1965. B. 27, № 1-2. P. 68-117; Bolton W.F. The Njala Narrator and the Picture Plane
IISS. Odense, 1972. Vol. 44. P. 204; Hermann Palsson. Icelandic Sagas and Medieval Ethics
II MS. 1974. Vol. 7. P. 61; Afc Creesh B. How Pagan are the Icelandic Family Sagas? IIJEGP.
1980. Vol. 1. P. 58-66; Hermann Palsson. Oral Tradition. P. 81; ГлазыринаГ.В. Сказитель
в Исландии. С. 68, и другие работы.
72 Clover C.J. The Long Prose Form II Fornfatere. 1986. B. 101. P. 10-39; Лорд А.Б.
Сказитель. С. 149.
73 HaglandJ.R. Njals saga. S. 39.
74 Lbnnroth L. Njals saga. P. 36; Foote P.G. New Dimensions in Njals Saga II Scandinavica.
Oslo, 1979. Vol. 18. P. 53; Clover C.J. Icelandic Family Sagas. P. 243; ByockJ.L. Medieval
Iceland. P. 36—49; Clunies Ross M. Prolonged Echoes. P. 24. Бытование car в устной и
письменной традициях и их взаимовлияние схематично изобразил Л. Лённрот:
Ldnnroth L. New Dimensions and Old Directions in Saga Research II Scandinavica. Odense,
1980. Vol. 19. P. 60.
об устном бытовании родословных и их перекрестном использовании в различных сагах, исследователь не оговаривает, каков был характер этого использования и возможны ли были в его процессе изменения в генеалогических перечнях75.
Что же касается общественных и культурной роли генеалогии (в том числе и отраженных в родовых сагах), то единственной сферой, в которой исследовалась генеалогическая информация, было право. Большинство занимавшихся этими вопросами ученых пришли к выводу об устном характере генеалогических сведений76. Таким образом, саговые генеалогические перечни по большей части продолжают оцениваться исследователями как реально бытовавшие в устной традиции родословия.
Самой пространной и наиболее насыщенной генеалогическими сведениями родовой сагой является "Сага о Ньяле" (Njals saga, Njala, или Brennu-Njals saga - "Сага о сожженном Ньяле"). В ней рассказывается о событиях, происходивших в Исландии в 980-1020-х годах77. Основной сюжет саги передает события одной из крупнейших межродовых распрей в Южной четверти страны, первая фаза которой была вызвана имущественной тяжбой между Хрутом и родичами его бывшей жены Унн. Далее в саге речь идет о судьбе Гуннара, чья мать и Унн были двоюродными сестрами и к которому
75 Gisli Sigurdsson. Tulkun. P. 130.
76 Подробнее см. 3.3.
77 О сопоставлении сведений саги с материалами других источников, в том числе
археологических, см.: Einar ()l. Sveinsson. The Icelandic Family Sagas. P. 76-81; Sigurdur
Nordal. The Historical Element. P. 17; HallbergP. Njals forfattare och hans samtid //Nordisk
tidskrift for vetenskap, konst och industri. Oslo, 1959. B. 35. S. 528; Wolf A. Zur Stellung der
Njala in der islandischen Sagaliteratur II Tradition und Entwicklung. Berlin, 1982. B. 14.
S. 61-86. -
перешла тяжба с Хрутом. Через некоторое время после того, как эта тяжба завершается, Гуннар женится на племяннице Хрута Халльгерд, которая пытается поссорить его с его другом Ньялем. Это ей долго не удается, пока она не вовлекает в цепь убийств дядьев и двоюродных братьев Гуннара. После того, как Гуннара осуждают и убивают, распрю между его родственниками (которых к этому моменту возглавляет Флоси) и родом Ньяля уже ничего не сдерживает. В итоге Ньяля с сыновьями сжигают в собственном доме, а при попытке урегулировать это дело на тинге происходит сражение. Сага заканчивается примирением оставшихся в живых представителей родов.
Важнейшие события, описываемые в "Саге о Ньяле", упоминаются в других древнеисландских памятниках. Это — гибель Гуннара (990 или 992 г.), принятие христианства в Исландии (1000 г.), учреждение пятого суда (1004 г.), сожжение Ньяля (1010 или 1011 г.), сражение на альтинге (1011 или 1012 г.) и битва при Клонтарве в Ирландии (1014 г.). Известно также, что упоминаемый в саге Скафти Торродссон был законоговорителем с 1004 по 1030 г., однако идентифицировать короля ирландцев Мюркьяртана не удается: в X в. в Ирландии было несколько королей по имени Muircertah и неясно, которого из них имеет в виду сага.
Согласно Эйнару Оул. Свейнссону (1938, 1959), "Сага о Ньяле" -цельное произведение, написанное одним автором и имеющее единый литературный замысел . Р. Кук (2001) не столь категоричен, но и он говорит о большом авторском вкладе - по крайней мере в интерпретацию материала . Точка зрения историков XIX в.,
78 Einar dl. Sveinsson. The Icelandic Family Sagas. P. 71-90; Einar ()1. Sveinsson. Njals
saga. S. 7-24.
79 Cook R. Introduction II Njals saga. New York, 2001. P. IX-XIII.
приписывающих авторство саги Сэмунду Мудрому , ничем не подтверждается, и дальнейшие неоднократные попытки установить ее автора не привели к сколько-нибудь значительным результатам81: Р. Кук выделяет в "Саге о Ньяле" три пласта: "традиционный событийный материал; традиционный материал, возникший в результате передачи саги в устной традиции, и материал, привнесенный автором"82. Однако, как отмечает ученый, четко разграничить эти пласты и определить, какие сведения саги
соотносятся с какими из пластов, не представляется возможным .
Большинство современных исследователей, опираясь на данные текстологического анализа, сходятся во мнении, что сага имеет составной характер (ее текст легко распадается на отдельные более или менее завершенные сюжеты)84.
В качестве основных источников саги (помимо устных преданий о сожжении Ньяля) рассматриваются "Книга о заселении страны"85 и,
Горн Ф.В. История скандинавской литературы. М., 1894. С. 38.
81 См. обобщающий труд по теме: Clover C.J. Icelandic Family Sagas. P. 45.
82 Кук P. Искусство и история в исландских родовых сагах // Древнейшие государства
на территории Восточной Европы: 1999 г. Восточная и Северная Европа в
средневековье. М., 2001. С. 302.
83 Кук Р. Искусство и история. С. 303.
84 Finnur Jonsson. Einleitnung II Brennu-Njals saga. Halle, 1908. (Altnordische Saga-
Bibliothek, H. 13). S. XXI; Maxwell I.R. Pattern in Njals saga. London, 1957-1959. (Saga-
Book of the Viking Society. Vol. 15). P. 17-47; Harris J. Saga. P. 210; Jdnas Kristjdnsson.
Njals saga II Gudar pa jorden. Stockholm, 2000. P. 125-130; Andersson Th.M. The Icelandic
Family Saga. P. 43; CookR. The Structure of Njals Saga II Норна у источника Судьбы:
Сб. ст. в честь Е.А. Мельниковой. М., 2001. С. 210.
85 Finnur Jonsson. Einleitnung. S. XXIV; Baetke W. Ober die Entstehung. S. 28;
Andersson Th.M. The Problem. P. 82; HallbergP. Die islandische Saga. S. 42-43; Bjarni
Gudnason. Njals saga IIKHLNM. 1978. B. 12. Sp. 319; Hermann Palsson. Oral Tradition. P.
12. Сюжетное и фактологическое влияние "Книги о заселении страны" на саги отмечал
Гисли Сигурдссон, однако он делал :упор на использование устной генеалогической
возможно, существовавшая отдельно сага о Гуннаре86. Не исключено также опосредованное влияние других родовых саг (особенно "Саги о людях из Лососьей Долины"), параллельно с которыми формировалась "Сага о Ньяле", а также саг о древних временах (особенно в описаниях викингских походов и битв с викингами)87.
Считается, что в "Саге о Ньяле" есть две несомненные вставки из письменных источников. Во-первых, в главах 100-105, заметно отличающихся по стилю от остального текста, цитируется какой-то письменный рассказ о принятии христианства в Исландии88. Во-вторых, главы 154-157 представляют собой не сохранившийся в других источниках, однако явно существовавший в письменной форме рассказ. В нем повествовалось, в частности, о том, как ирландский король Бриан 23 апреля 1014 г. в битве при Клонтарве под Дублином одержал победу над вождями викингов — дублинским
традиции, а не на фиксированный письменный текст: Gisli Sigurdsson. Tulkun. S. 28, 187.
86 Harris J. Saga. P. 210; Jdnas Kristjdnsson. Njals saga. P. 125-130. Кроме того, Финнюр
Йоунссон считал, что эта сага существовала в письменном варианте: Finnur Jonsson.
От Njala II Aarboger for nordisk oldkyndighed og historie. Kebenhavn, 1904. B. 1. S. 89-
166.
87 Finnur Jonsson. Einleitnung. S. XXIV; Andersson Th.M. The Problem. P. 95; Гуревич А.Я.
"Эдда" и сага. М., 1979. С. 139. О влиянии "Саги о людях из Лососьей Долины" на
"Сагу о Ньяле" см.: Bardi Gudmundsson. Hofundur Njalu. Reykjavik, 1958. P. 31;
Einar 01. Sveinsson. Njals saga. P. 27; Hallberg P. fslendinga saga. S. 89-105; Heimir
Palsson. Rittengsl. S. 8-14; BredsdorffT. Kaos. S. 96. На примере других car: Heller R.
Laxdasla saga. S. 81-145; Heller R. F6stbrae5ra saga. S. 102-122; Heller R. Knytlinga saga.
S.163-178.
88 Turville-Petre G. Origins of Icelandic Literature. Oxford, 1953. P. 138; Стеблин-
Каменский M.И. Культура Исландии. С. 130; Clover C.J. Icelandic Family Sagas. P. 241-
252.;
конунгом Сигтрюгтом и оркнейским ярлом Сигурдом, но и погиб
сам .
У большинства ученых не вызывает также сомнения, что в "Саге о Ньяле" использованы письменные судебники90. Выписки из последних остаются иногда даже не переработанными и неприспособленными к фабуле саги: при описании судебного решения по делу о гибели персонажа перечисление возможных причин смерти в соответствующей статье не заменено конкретным указанием на то, какая именно рана нанесена ответчиком, а имевшееся в судебнике имя свидетеля или судьи не заменено именем, нужным в данном конкретном случае.
Принятая датировка "Саги о Ньяле" — 1275-1290-е годы91. Однако некоторые исследователи сужают датировку до 1280-х годов, основывая свои выводы на возможном использовании при ее составлении других саг (в частности, "Саги о людях из Лососьей Долины")92. "Сага о Ньяле" сохранилась во многих рукописях (около 60, пергаменных до 1400 г. — 11), из которых древнейшая относится примерно к 1300 г.93. Деление на главы проведено уже в древнейших рукописях. Рукописи имеют незначительные расхождения (в основном, лингвистического характера94), которые
%<> Andersson Th.M. The Problem. P. 57.
90 Bardi Gudmundsson. H6fundur Njalu. P. 29.
91 См., например: Sigurdur Nordal. The Historical Element. P. 18; Einar d)l. Sveinsson.
Dating. P. 11-31; Bjarni Gudnason. Njals saga. P. 318-322.
92 Foote P.G. New Dimensions. P. 49-58; Cook R. The Structure. C. 206.
93 Список рукописей и их датировку см.: Einar 6~l. Sveinsson. Urn handrit Njals sogu II
Skirnir. Reykjavik, 1952. B. 26. S. 116; Schier K. Sagaliteratur. Stuttgart, 1970. S. 44-59;
SchachP. Instant Saga Style: the Evidence of the Manuscripts II JEGP. 1986. № 3. P. 404-
420. Стемму редакций см.: Einar 0~l. Sveinsson. Um handrit. S. 124.
94 Подробнее см.: Einar 6l. Sveinsson. Um handrit. P. 118-139; Einar 6l. Sveinsson. Studies
in the Manuscript Tradition of Njals saga. Reykjavik', 1953. (Studia Islandica. B. 13); Einar
никак не отражаются на генеалогическом материале, имеющемся в саге.
Как и все родовые саги, "Сага о Ньяле" изобилует генеалогическими перечнями. Из-за большого количества действующих лиц (около 650), связанных между собой родственными отношениями, общее число генеалогических описаний в саге достигает сотни и занимает около одной восьмой всего текста, что хотя и несколько больше, но в целом близко соотношению генеалогических описаний и повествовательного текста в других сагах . У исследователей нет однозначного мнения, существовали ли ко времени составления саги родословные, использованные в ней, в письменной форме96, или же автор пользовался генеалогическими сведениями, хранившимися в устной традиции97. С уверенностью можно проследить лишь взаимное
использование родословных в разных сагах .
Ol. Sveinsson. Dating. P. 17; LonnrothL. Structural Divisions Divisions in the Njala Manuscripts II ANF. 1975. B. 90. P. 49-79; Hallddr Hermannsson. Icelandic Manuscripts. Ithaca, 1929. P. 12-37. О современных принципах издания саг, в т.ч. "Саги о Ньяле" см.: JorgensenJ.G. Sagahtteratur som forskningsmateriale. Utgaver og utnyttelse II Maal og Minne. Oslo, 2002. B. 1. S. 1-14.
95 См.: Hallddr Hermannsson. The Sagas of Icelanders. New York, 1966. P. 7-23; LindowJ.,
LonnrothL. and WeberG.W. Structure and Meaning in Old Norse Literature: New
Approaches to Textual. Analysis and Literary Criticism. Odense, 1986. P. 26-34.
96 Этого мнения придерживаются О. Бандле и Барди Гудмундссон: Bandle О.
Die Verfasserfragen in den Islandersagas II Zeitschrift fur deutsche Philologie. Halle, 1965.
Vol. 84. S. 325; Bardi Gudmundsson. Hofundur Njalu. S. 29.
97 За это выступают Финнюр Йоунссон, Эйнар Оул. Свейнссон, В. Бэтке, Д. Вейли,
Дж. Квин: Finnur Jdnsson. Einleitnung. S. XXV; Einar 6l. Sveinsson. Njala og Sk6gverjar II
Skirnir. Reykjavik,. 1937. B. 3. P. 21; Baetke W. Uber die Entstehung. S. 18; WhaleyD. A
Useful Past. P. 167; QuinnJ. From Orality to Literacy. P. 31-32.
98 Baldur Hafstad. Egils saga, Njals Saga, and the Shadow of Landnamab6k. The Work
Methods of the Saga-writers II Sagnaheimur. Studies in Honor of HermannPalsson I Ed. by
Обширный и разнообразный материал "Саги о Ньяле" может дать нам более или менее объективную картину функционирования генеалогии в исландском обществе99.
Наряду с "Сагой о Ньяле" в работе используются и другие родовые саги, в первую очередь те, сюжет и действующие лица которых связаны с местом действия и персонажами "Саги о Ньяле". Прежде всего, это - "Сага о людях из Лососьей Долины" (ок. 1230— 1280 гг., рассказывает о событиях в Западной четверти страны, в том числе и о детях Хрута и Хёскульда), "Сага о сыновьях Дроплауг" (ок. 1230-1280 гг., рассказывает о событиях в Восточной четверти страны, по преимуществу о роде Хельги-Шипа), а также "Сага об Эгиле" (ок. 1220-1240 гг., рассказывает о событиях в Западной четверти страны) и др.
Материал других родовых саг, привлекаемый в данной работе для сопоставления, подтверждения и перепроверки возникших в ходе исследования гипотез, показывает, что генеалогия в них выполняет те же функции, выявляются те же сферы ее употребления, однако некоторые аспекты проявляются более ярко, что в совокупности позволяет говорить об устойчивом комплексе генеалогических представлений, бытовавших в средневековом исландском обществе.
Помимо родовых саг в работе широко привлекаются древнеисландские исторические произведения. "Книга об исландцах" (Islendingabok или Libellus Islandorum) была, по-видимому, первым историческим сочинением в исландской
Asdfs Egilsd6ttir and Rudolf Simek. Wien, 2001. P. 21-38. (Studia Medievalia Septentionalia. Vol. 6). P. 21-38.
99 Подробнее историографию работ по "Саге о Ньяле" см.: HinesJ. Egils saga and Njals saga: Bibliographical Guides II Introductory Essays on Egils saga and Njals saga. London, 1992. P. 140-151'.
литературе. Она написана Ари Торгильссоном Мудрым (1067-1148) в период между 1122 и 1133 гг. и представляет собой краткую, но очень богатую фактами и хронологически упорядоченную историю Исландии в 870-1120 гг. В "Книге" рассказывается о заселении Исландии, учреждении альтинга, принятии древнейших законов, открытии Гренландии, введении христианства, первых епископах и законоговорителях.
"Книга об исландцах" сохранилась в двух списках XVII в., являющихся копиями (с сохранением древней орфографии) с утерянного манускрипта XII в.; расхождения между ними практически отсутствуют100. В "Книге" приводятся родословные епископов и самого Ари, причем последняя является своеобразной и единственной в своем роде "авторской подписью"101.
"Книга о заселении страны" (Landndmabok) — историческое произведение, посвященное периоду заселения Исландии102. В нем рассказывается о первопоселенцах и территориях, которые они заняли, приводятся подробные топографические и генеалогические сведения, их касающиеся. Большинство исследователей используют генеалогические перечни "Книги о заселении страны" для перепроверки генеалогических описаний, содержащихся в родовых сагах, полагая, что информации "Книги" свойственна высокая степень достоверности. "Книга" предоставляет богатейший фактический материал, но отражает лишь одну из сторон бытования
100 Подробней о данном источнике см.: Bjbrn Sigfusson. Um fslendingab6k. Reykjavik,
1944.
,01 Об особенностях генеалогий в "Книге об исландцах" см.: van HamelA.G. On Ari's
Chronology//ANF. 1931. Vol. 47. P. 197-215; Успенский Ф.Б. Язык. С. 374-82.
102 Подробнее см.: Sveibjorn Hqfresson. Studier; Jakob Benediktsson. Landnamabok. Lund,
1974. Sp. 214-217.
генеалогии в средневековом исландском обществе, поскольку в ее тексте фактически отсутствует описание реальных ситуаций.
Авторство "Книги о заселении страны" не вызывает особых дискуссий. По словам Хаука Эрлендссона (автора одной из версий "Книги"), в ее создании участвовал Ари Мудрый. Скорее всего, Хаук имел в виду использование информации "Книги об исландцах". Степень же участия Ари в написании собственно протографа "Книги о заселении страны", возможно, никогда не будет установлена с достоверностью.
Существует шесть редакций "Книги о заселении страны", основанных на пяти существенно различающихся изначальных рукописях, оригиналы которых до нас дошли лишь частично. Основными и наиболее ранними версиями из сохранившихся являются тексты в сборниках Sturlubok и Hauksbok, написанные Стурлой Тордарсоном (ум. 1284) и Хауком Эрлендссоном (ум. 1334) в XIII и начале XIV в. соответственно. Различий в структуре генеалогических перечней по редакциям не наблюдается. Поздняя версия РбгдагЪдк, составленная Тордом Йонссоном из Хитардаля (ум. 1670) на основе Melabok (автор - Снорри Маркуссон [ум. 1313]) и Skardsdrbok (автор - Бьёрн Йонссон [ум. 1655]) не имеет принципиальных отличий в генеалогической информации о жителях Южной четверти Исландии.
Цели и задачи работы
Цель данного исследования состоит в выяснении функций генеалогических знаний и представлений в средневековом исландском обществе сквозь призму их отражения в родовых сагах, в первую очередь в "Саге о Ньяле".
Поставленная цель требует решения следующих конкретных задач:
Выяснение места и роли генеалогических перечней в
саговом повествовании через:
- проведение сравнительного анализа генеалогической
терминологии и терминологии родства;
рассмотрение места родословной во вводной характеристике персонажа;
анализ способы включения генеалогических перечней в текст саги, их внутренней структуры и длины;
- сопоставление родословий родовых саг с родословными,
имеющимися в древнеисландских произведениях других жанров;
Исследование основных социально значимых функций
генеалогии в средневековом исландском обществе:
- роли генеалогических сведений в родовой идентификации
человека (при обозначении с помощью имени, патронима или
прозвища, в том числе оттопонимного);
роли генеалогических сведений в определении и поддержании социального статуса индивида и рода;
целей и способов использования генеалогической информации в имущественной сфере, праве и правовой практике.
Настоящая работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка сокращений, списка источников и литературы и приложений.
Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, определяются цели и задачи исследования. Отдельные разделы введения посвящены истории генеалогических исследований средневековых обществ (в первую очередь - исландского) и характеристике использованных в работе источников.
Генеалогическая терминология
Прежде чем останавливаться на формах родословных в исландских сагах, необходимо рассмотреть основную генеалогическую терминологию, совпадавшую, по большей части, с терминологией родства и употреблявшуюся исландцами во время записи саг и, следовательно, так или иначе нашедшую отражение в "Саге о Ньяле".
В средневековой Исландии существовал ряд терминов для обозначения общеродовых связей. Наиболее общими были понятия cettr ("род, группа родственников"1) и куп (также "род, родственники"2). В значении "генеалогическая линия" использовались понятия "род отца" (fodurkyn, jodurcettr) и "род матери" {тодигкуп, modurcettr), причем род обозначался терминами как куп, так и cettr, и между ними не проводилось различий3. Более узкое значение имело понятие "предки" (langfedgr), которое принадлежит к терминологии родословий - langfedgartal (доел, "перечень, счет предков"4), бытовавшее наравне с другим обозначением родословной — cettartal5. Существовали и специальные термины для генеалогического поколения - "колено, поколение" {кпе ) и "поколение" {attbogi ). Все эти термины использовались как в родословных, так и - значительно чаще - в обычном нарративе8.
Степень родства не просто фиксировалась в генеалогической терминологии, при необходимости ее умели высчитывать. Это делалось в тех случаях, когда от степени родства зависела правомочность вынесения судебных решений9, или же в ходе мести, чтобы правильно выбрать будущую жертву10.
Кроме того, при необходимости было возможно и оспаривание происхождения, в том числе со ссылкой на ученые авторитеты. Так, в одной из родословных оговаривается: "...сына Торольва Бородача с Моста, сына Орнольва Рыбогона. Однако Ари Мудрый считает, что его [Торольва] отцом был Торгильс Китовый Бок"11. Однако в источниках нет никаких упоминаний о возможности преднамеренной фальсификации родословных, какие-либо косвенные данные об этом также отсутствуют. Как полагает П. Сойер, они просто не представлялись возможными, что, впрочем, не исключает их неосознанного составления12. Некоторыми учеными, например, Иоуном Иоуханнессоном, особо отмечалось, что в источниках (в том числе в "Книге о заселении страны") присутствует в единичных случаях преувеличение статуса переселенцев, что, по мнению Иоуна Иоуханнессона, вероятнее всего было вызвано стремлением закрепить свой уже сложившийся повышенный социальный статус13.
В целом, о достоверности саговых родословных написано много14, поэтому отметим лишь тот факт, что сама численность исландского общества (в период заселения около 20 тыс. человек, к XII веку -примерно 100 тыс. человек15) и, как следствие, известность большинства его представителей друг другу препятствовала подтасовке генеалогических данных. Отсутствие поддельных родословий говорит и о повышенной роли генеалогии в исландском обществе, и об уважительном отношении исландцев к истинности генеалогических сведений.
Помимо специально генеалогической терминологии в средневековой Исландии существовала развитая система обозначения степени родства. Прежде всего, необходимо оговорить, что древнескандинавской (и в том числе древнеисландской) терминологии родства исследователями уделялось большое внимание еще с начала XX в., и она достаточно хорошо изучена по различным источникам (в первую очередь, по судебникам)16. Имеющиеся данные в целом совпадают со сведениями родовых саг, что отмечали С. Барлау и У. Миллер17. Большинство исследователей сходятся на том, что можно выделить три круга родства, самый широкий из которых охватывает всех дальних родственников, второй — непосредственно род, а третий составляет семью18.
При той разветвленности родов и том значении, которое в исландском обществе придавалось родственным связям, эта иерархическая организация родственных отношений была существенной. Понятие старшего в роду (главы рода) в средневековом исландском обществе не зависело от биологического возраста, а определялось авторитетом конкретного человека в обществе. Главой рода признавали того человека, который был способен наиболее продуктивно отстаивать интересы рода и представлять род в наиболее выгодном свете19.
В повествовательном тексте саги выделяется широкий набор терминов родства. Для дальних родственных связей специальных терминов в тексте саги не встречается: для лиц мужского пола применяется обобщающее обозначение frcendi ("родственник по крови"20), а для лиц женского пола —frcendkona ("родственница"21). При помощи этих терминов в саге, помимо дальней и особо не оговариваемой родни , обозначались троюродный брат , сын кузины24, внучка . Но одновременно этот термин мог употребляться и по отношению к дяде , племяннику , кузену или даже брату , несмотря на наличие специальных терминов для этих степеней родства.
Имя в исландском роду
У каждого из исландских родов был свой родовой ономастикой. В целом, в средневековом исландском обществе существовал богатый набор имен. Всего в "Саге о Ньяле" действует свыше 600 поименованных персонажей, которые носят около 300 различных имен10. Следовательно, при относительно частом повторении (примем за него употребление одного и того же антропонима более двух раз на 5 колен) какого-либо имени в конкретном роду его. можно рассматривать как родовое, а не случайно повторяемое. Для того, чтобы отсечь возможное случайное повторение имен, необходимо выявить наиболее частотные имена исландского ономастикона, вероятность случайного повторения которых в отдельном роду будет велика.
В целом, в саге часто встречаются такие имена, как Грим, Хельги, Коль, Олав, Сигурд, Торд, Торгерд, Эцур11 и др. Наиболее частотными в саге являются имена Кетиль, Торир, Торстейн и Торкель . Необходимо отметить также, что "иностранные" имена -в том числе и частотные норвежские — были относительно редки в исландском ономастиконе , хотя имена детей первопоселенцев уже входили в круг воспроизводимых и становились популярными14.
Тем самым складывался специфический, чисто исландский набор антропонимов. С небольшими вариациями он совпадает с аналогичной выборкой на основе других родовых саг и "Книги о заселении страны"15, что позволяет сделать вывод о большой частотности данных имен в исландском обществе в целом и одновременно о его отличии от общескандинавского (и в том числе норвежского) ономастикона16.
Распространенность имен внутри конкретного рода зависела от предпочтений его членов и сложившейся традиции именования. При повторении в конкретном роду не частотных имен их можно рассматривать как родовые. В целом, в средневековой Исландии имелось достаточно много имен, переходящих от/предков к потомкам — т.е. родовых, - которые хорошо прослеживаются по генеалогическим перечням. Как правило, родовые имена передавались через поколение. В саговых родосливиях это около половины случаев передачи родовых имен. Из них к сыну сына имя перешло в 16 случаях17, а сыну дочери — в 7 случаях18. Реже имена передавались через два поколения по мужской линии (т.е. от прадеда)19.
Однако имена могли передаваться и другими способами20. Так, Хёскульд Ньяльссон был назван в честь отца бабушки по материнской линии ; Орм Хамундарсон — в честь брата бабушки ; Ламби Сигмундарсон, Сигурд Ламбасон и Торстейн Хальссон — в честь брата отца ; Торвальд Хальссон и Торвальд Ингьяльдссон - в честь брата матери24; Кетиль Сигфуссон — в честь прапрадеда по отцовской линии ; Торд Карасон — в честь прадеда по материнской линии26; а Флоси Карасон - в честь дяди матери27.
Иногда дети наследовали имена родителей. Чаще всего это происходило тогда, когда одного из родителей (того же пола, что и ребенок) уже не было в живых, и сын, например, должен был продолжать дело отца. В "Саге о Ньяле" по такому принципу был назван Эрлюг28, в "Саге о людях из Лососьей Долины" — Болли29, а в "Книге о заселении страны" Херьольв Младший, Атли, Вестейн и Турид Лохань30. Также могли иметь одинаковые имена братья - их называли так на случай, если кто-либо из них умрет31.
Одна из героинь саги, Халльгерд, решая назвать ли внука именем своего мужа (уже умершего к тому времени) или отца, выбирает имя своего отца, поскольку испытывает к нему большие чувства и его судьба сложилась более удачно . В "Саге о людях из Лососьей Долины" рассказывается, что одного из героев назвали в честь недавно умершего дяди, широко известного своими достоинствами33. Следовательно, для передачи мужского имени внутри рода и при выборе имени новорожденному жестких правил не существовало. Исландцы исходили из набора возможных имен, циркулирующих в данном роду, исходя из побуждений иного характера, что в целом подтверждается и исследованием М. Кайля34.
При выборе имени для девочки было еще больше свободы. Как доказал Финнюр Иоунссон, обычно ее называли в честь одной из "достойных" женщин в роду35. Однако встречались и родовые женские антропонимы. К ним можно отнести имена Ингунн для рода Флоси , Хильдигунн для рода Старкада и Торкатла для рода Сигфуса .
Каких-либо определенных принципов передачи женских родовых имен не прослеживается. Так, Траслауг была названа в честь бабушки по отцовской линии39, а Торгерд - в честь сестры матери40. На выбор имени могли влиять соображения знатности: "Ее следует назвать Торгерд по матери моего отца, так как она вела свой род по отцу от Сигурда Убийцы Фафнира"41.
Роль генеалогических представлений в определении и поддержании социального статуса человека
Генеалогические сведения находили активное применение в различных областях повседневной жизни. Наиболее важны они были в социальной сфере, поскольку происхождение человека определяло его социальный статус .. Знатность определялась наличием достойных и именитых предков, следовательно, необходимо было помнить их поименно, а также знать родственные отношения между ними. Родовитый человек мог легко объяснить, от кого он происходит, и следовательно, каков объем его наследственных прав, на какие "должности" он может претендовать и в каком размере он может получить поддержку в случае необходимости.
К описываемому в родовых сагах времени в Исландии произошло разделение родов по знатности, и повышенный социальный статус закрепился за определенными родами. Так, власть годи (языческого жреца и представителя судебной власти) как политического лидера конкретной местности уже могла передаваться по наследству от отца к сыну3.
Кроме того, богатство и знатность больше не были неразрывно связаны друг с другом, что особо подчеркивали изучавшие данную проблему Барди Гвюдмундссон и Йоун Видар Сигурдссон4. В исландском обществе появились как незнатные богачи, так и обедневшая знать. Первые старались породниться со вторыми, чтобы повысить свой социальный статус. Это, однако, удавалось им не всегда, поскольку представители исландской знати даже перед лицом финансовых трудностей старались придерживаться сложившейся социальной стратификации и заключать браки только с равными по родовитости5 (а это, помимо прочего, требовало четкого знания родословий). В противном случае сама невеста могла отказаться от возможного замужества, мотивируя отказ недостаточно высоким положением жениха на социальной лестнице: "Я не говорю, что не хочу выйти замуж за Хёскульда, если они добудут ему годорд, но иначе я не соглашусь"6.
Под исландской "знатью" мы понимаем представителей наиболее крупных и влиятельных родов (др.-исл. styrimenn, hofdingja , реже fyrirmenn). Они вели (реально или вымышлено) свой род от верхушки норвежского общества - херсиров и ярлов10. Реже ОНИ происходили от представителей знати (иногда даже от представителей королевского рода) других регионов Скандинавии11 или даже Ирландии . Этим они подчеркивали преемственность своего права на повышенный социальный статус и авторитет в обществе .
Однако не одно происхождение определяло содержание понятия "хёвдинг". Знатность и положение хёвдинга разделялись: "Ты человек знатного рода и большой хёвдинг"14. Знатность распространялась на всех членов рода, статус хёвдинга же был индивидуален и предполагал также признание авторитета этого человека в обществе. Им могли считать кого-то одного из множества родичей, равных по знатности15, зачастую родственники сами выбирали этого человека своим предводителем16.
В число исландской знати входили роды Снорри Годи , Скафти Тородссона18, Торкеля Мудрейшего19, Шип-Хельги20. Как отмечает большинство исследователей, члены этих родов играли ведущую роль в общественной жизни средневековой Исландии: они предводительствовали на тинге, и многие представители этих родов выбирались законоговорителями; они владели годордами21, а после принятия христианства становились епископами22. Согласно судебнику и сагам, за подобных людей выплачивалась тройная вира23.
Для знатного считалось естественным быть одновременно еще и мудрым24, и решительным25, ему оказывалось предпочтение во всех делах26. Все это привлекало к знати особое внимание со стороны других членов исландского общества.
Представители исландской знати, занимая ведущее место в обществе, были известны практически всем своим исландским современникам и потомкам и часто являлись главными действующими лицами в родовых сагах. Следовательно, их родословия представляли для исландской аудитории самостоятельный интерес. Кроме того, родовитость старались по возможности подчеркнуть, поэтому неудивительно, что саговые генеалогические перечни главных героев подробны и содержат множество ответвлений27.
Поскольку мы имеем дело с источниками, в которых родословия выполняют определенную литературную функцию, то перед нами встает вопрос установления степени знатности второстепенных действующих лиц (саговые генеалогические перечни у которых кратки или совсем отсутствуют). С этой целью их родословные могут быть перепроверены по другим источникам, из которых наибольшую информацию содержит "Книга о заселении страны". Широкий, по всем родовым сагам, сопоставительный анализ проводился Т.М. Андерссоном, а на материале "Саги о Ньяле" -Бальдюром Хавстадом28. Данный анализ показал, что в "Книге" можно найти подробные сведения (в том числе генеалогические) о таких персонажах "Саги о Ньяле", предположительно знатных, но имеющих в саге сокращенный вариант генеалогического описания, как Мёрд Скрипица,29 Херьольв30, Гейр Годи31, Ульв Угтасон32, Гест Оддлейвссон33, Хольмстейн, сын Берси Мудрого34, Коль, сын
Убийцы-Скути35, Эйнар Кональссон36, и на основании этого утверждать, что они также принадлежали к числу исландской знати. Вместе с тем, в тексте саги встречается ряд заведомо знатных людей, развернутые генеалогические описания которых отсутствуют. Этим людям были посвящены отдельные саги, и в данной саге автор таким образом лишь ссылался на фоновые знания аудитории . Так, Ульв Уггасон кроме "Саги о Ньяле" участвует в событиях, описанных в "Саге о людях из Лососьей Долины", в ней же действует Торкель Гейтиссон39. Хьяльти Скегтъясон является персонажем как "Саги о людях из Лососьей Долины"40, так и "Саги о людях с Песчаного Берега"41. Персонажем "Саги о людях с Песчаного Берега" был и Рэв-Скальд42. В "Саге о крещении"43 упоминаются Торвальд44 и Гест45. Асмунд активно участвует в развитии сюжета "Саги о Кормаке"46, а Коль, сын Скути-Убийцы, -в "Саге о людях из Долины Дымов"47. Храфнкелю Годи Фрейра посвящена отдельная сага48. Деятельность Берси Мудрого отражена в "Саге о сыновьях Дроплауг" , а Эйнара Кональссона — в "Саге о людях со Светлого Озера"50. Подробные родословные Раги и Мёрда Скрипицы приводятся в "Книге о заселении страны"51. Во всех этих случаях в других родовых сагах приводятся развернутые родословия упомянутых персонажей, отсутствующие в "Саге о Ньяле", где они были второстепенными персонажами. Большинство же людей, чьи генеалогические описания в "Саге о Ньяле" обширны и подробны, как правило, являлись ее главными героями и принимали активное участие в событиях, описанных лишь в этой саге.
