Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Основные параметры, дополнительные дифференциальные признаки и модификаторы неглагольных характеристик речевого субъекта 25
1.1 Основные параметры характеристики речевого субъекта 25
1.1.1 Холистическая оценка способностей речевого субъекта. 25
1.1.2 Содержательные параметры характеристики речевого субъекта 29
1.1.2.1 Отсутствие содержания в речи субъекта 29
1.1.2.2 "Правдивость"/"лживость" речи субъекта 31
1.1.2.3 Наличие комического в речи субъекта 37
1.1.2.4 Преувеличение субъектом речи своей значимости или чего-либо к нему относящегося41
1.1.2.5 «Направленность» речи субъекта 43
1.1.2.6 "Невыраженность" собственного мнения субъекта... 50
1.1.2.7 Нарушение тайны речевым субъектом 51
1.1.3 Формальные параметры характеристики речевого субъекта 52
1.1.3.1 Количественная характеристика речи субъекта ..53
1.1.3.2 Скорость речи субъекта 56
1.1.3.3 "Громкость" речи субъекта 57
1.1.3.4 Характеристика голоса субъекта 58
1.1.3.5 Нарушение речевым субъектом орфоэпических норм 60
1.1.3.6 Нарушение речевым субъектом социальных норм общения 62
1.1.3.7 "Повторяемость" речевого субъекта 64
1.2 Дополнительные дифференциальные признаки ...65
1.3 Сочетания параметров и дифференциальных признаков 68
1.4 Дополнительные модификаторы 76
1.4.1 Объективная и субъективная оценка 76
1.4.2 Степень проявления основного параметра 88
1.4.3 Позиционирование говорящего 90
1.4.4 Пол субъекта речи 94
1.5 Выводы 95
ГЛАВА II. Возможности характеристики человека по его речи в современном русском языке 97
2.1 Субъект в зависимости от содержания его речи 100
2.1.1 Не пустословит ли речевой субъект? 100
2.1.2 Говорит правду или врет речевой субъект? 106
2.1.4 Не шутит ли речевой субъект? 113
2.1.5 Не хвастается ли речевой субъект? 118
2.1.6 Благожелателен ли речевой субъект? 122
2.1.7 Высказывает ли речевой субъект свое мнение? 127
2.1.8 Не нарушает ли речевой субъект чью-либо тайну? 129
2.2 Субъект в зависимости от формы его речи 130
2.2.1 Много или мало говорит субъект? 130
2.2.2 Быстро или медленно говорит субъект? 134
2.2.2 Громко или тихо говорит субъект? 136
2.2.3 Каким голосом говорит субъект? 138
2.2.4 Нарушает ли субъект социальные нормы? 141
2.2.5 Нарушает ли субъект орфоэпические нормы? 142
2.2.6 Не повторяется ли субъект? 144
2.3 Холистический взгляд на речевого субъекта 145
2.4 О речевых субъектах, назвать которые трудно 150
2.4.1 Субъект с логичной и последовательной речью 152
2.4.2 Субъект, передающий нейтральную информацию 153
2.4.3 Субъект с эмоционально насыщенной речью 154
2.4.4 Уместно и точно высказывающийся субъект 156
2.4.5 «Неумный» речевой субъект 157
2.4.6 Субъект-собеседник 157
2.5 Ограничения характеристики человека по его речи в русскомязыке 158
2.6 Выводы 160
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ...164
Приложение 1 167
Приложение 2 177
БИБЛИОГРАФИЯ 189
- Основные параметры характеристики речевого субъекта
- Говорит правду или врет речевой субъект?
- Субъект с эмоционально насыщенной речью
Введение к работе
0.1 Характеристика человека говорящего как фрагмент языковой картины мира
Портрет homo loquens (человека говорящего) - богатый материал для выявления специфики сознания русскоязычного человека и его бытия, взаимоотношения человека с окружающей действительностью, т.е. фрагмента языковой картины мира.
С 60-ых годов XX века картина мира становится предметом исследования в семиотике при изучении первичных моделирующих систем (языка) и вторичных моделирующих систем (мифа, религии, фольклора и т.д.). При этом культура рассматривается как «ненаследственная память коллектива» (термин Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского), и ее главной целью считается структурная организация окружающего человека мира.
В лингвистике проблема реконструкции картины мира была связана с необходимостью восстановления семантики текстов (Иванов, Топоров 1965). Картину (модель) мира было предложено описывать как набор основных семантических противопоставлений (Леви-Строс 1985).
Под картиной («моделью», «видением») мира мы понимаем представления людей о мире, которые не всегда ими ясно осознавались и специально не идеологизировались (Гуревич 1984, с.23). Картина мира состоит из набора взаимосвязанных универсальных понятий (там же, с. 17), к которым А.Я. Гуревич относит такие универсалии, как время, пространство, изменение, причина, судьба и т.д.
Реконструкция картины мира стала одной из главных задач современной культурологии, для которой чрезвычайно важным
является осмысление ситуации плюрализма культур в мире и процессов генезиса человечества (об этом Серебряников 1988, с.18).
Язык и культура неотделимы: «... невозможно существования языка..., который не был бы погружен в контекст культуры, и культуры, которая не имела в центре себя структуры типа, естественного языка» (Лотман, Успенский 1971, с. 146).
В языке отношения между предметами и явлениями материального мира отражены такими, какими их представляет сознание носителей языка. «В естественном языке экстралингвистическая реальность представляет собой мир, взятый в интерпретации его людьми, вместе с их отношениями друг к другу, и в этом смысле «онтология» явлений, как она представлена естественным языком, определяется тем, как люди, использующие язык, концептуализируют внеязыковую . действительность...» (Булыгина, Шмелев 1997, с.7). Язык превращает опытное знание, полученное отдельными людьми, в коллективное достояние, коллективный опыт. Язык «является универсальным средством дискретизации знаний, помогая человеку вычленять в своем практическом опыте ... новые свойства и связи предметов и называть последние (по необходимости) своим именем» (Серебряников 1988, с. 113). В значениях слов выражаются знания о человеческой деятельности, о различных действиях, состояниях человека и многообразных видах отношений и связей между людьми.
Сегодня уже стало очевидным, что именно язык призван знакомить человека «с окружающим миром, навязывая ему то видение, ту картину, которую нарисовали до него и без него. Одновременно через язык человек получает представление о мире и обществе, членом которого он стал, о его культуре, то есть о правилах общежития, о системе ценностей, морали, поведении и т.п.» (Тер-
Минасова 2000, с. 135). Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский в статье «О семиотическом механизме культуры» называют язык «штампующим устройством», которое «снабжает членов коллектива интуитивным чувством структурности, ... своей очевидной системностью ..., своим преображением «открытого» мира реалий в «закрытый» мир имен заставляет людей трактовать как структуры явления такого порядка, структурность которых ... не является очевидной» (Лотман, Успенский 1971, с. 146).
В основе предлагаемого исследования лежат лингвистические данные, и поэтому мы будем говорить не о наивной, а о языковой1 картине мира. Под языковой картиной мира мы понимаем представления людей о мире, которые ими сознательно не идеологизировались, но нашли отражение в языке. Ценность реконструкции картины мира на основании языковых данных объясняется тем, что при этом «культурные модели могут быть подвергнуты неспекулятивному, допускающему возможность проверки исследованию с помощью лингвистической семантики, основанной на эмпирически установленных языковых и концептуальных универсалиях» (Вежбицкая 2001, с.59).
Лексико-грамматические особенности того или иного языка ценны не только сами по себе, но и отражают мировидение народа (Гумбольдт 1985, ее.370-381), реконструируют фрагменты картины мира.
Необходимость разделять языковые данные и обиходные представления носителей языка была подчеркнута Е.В. Урысон (Урысон 1998).
Описание одного из фрагментов языковой картины мира не носит самодостаточный характер. «На основе отдельных единиц, первоначально лишь намечающих некие точки в пространстве, складываются системы координат самого пространства» (Серебряников 1988, с. 148).
Картина мира влияет на формирование языка, его развитие, принципы действия. В работе «Характер языка и характер народа» В. Гумбольдт обращает внимание на два «различия» между языками. Одно из них связывается автором со степенью осознания говорящими недостаточности языка для выражения как повседневного чувства, так и самой глубокой мысли и со стремлением носителей языка преодолеть эту недостаточность. «Второе - с разнообразием точек зрения на способы обозначения, поскольку многосторонность предметов в сочетании со множественностью механизмов делают число этих точек зрения неопределенным» (Гумбольдт 1985, с.378).
Мы понимаем эти «различия» как две тенденции, с разной степенью воздействия определяющие развитие каждого конкретного языка, его строй, характер. С одной стороны, говорящий стремится к ясности выражения своей мысли, к преодолению «недостаточности» языка. С другой стороны, носитель языка старается углубить силу мысли, свое понимание предмета, усложняя таким образом средства выражения и делая свое высказывание неоднозначным в толковании. Поэтому выявление смыслов, формирующих богатые синонимические ряды, демонстрирует не только языковую избыточность, но и явный ментальный интерес носителей языка к данному фрагменту картины мира.
Выделенные параметры характеристики человека говорящего, их сочетания и сведения о языковой избыточности или недостаточности в их выражении реконструируют фрагмент языковой картины мира,
показывают, каким образом составляется портрет субъекта по его речи, что лежит в основании этого. По словам В.А. Звегинцева, «особенности построения смысловой стороны языков находят свое выражение в своеобразии внутренних членений, в результате чего возникают особые, характерные для конкретных языков системы смысловых отношений лексических единиц языка» (Звегинцев 1957, с. 156). «... в принципах классификации и группировки понятий, в способах установления зависимостей между ними, безусловно, отражается известное представление о внешнем мире, некоторая «картина мира» (Караулов 1976, с.267).
Антропонимическая лексика, непосредственно связанная с предметным миром человека, с его социально-историческим опытом и культурно-национальными особенностями говорящего на языке коллектива, отражает национальную картину мира наиболее ярко.
Характеристика человека говорящего включает в себя внешние проявления (пересекается с поведенческой характеристикой -грубиян) и внутренние мотивы (захватывает эмоциональную сферу — искренний) человека. Это соединение "мысли" и "поступка" позволяет соответствующему лексико-семантическому полю быть объектом, чрезвычайно интересным для исследования.
В исследованиях, посвященных реконструкции языковой картины мира, речь считается одной из сложнейших подсистем человека, обладающей богатейшими связями с другими (интеллектом, желаниями, физическими действиями) подсистемами и находящейся на вершине иерархии, составляющей человека (об этом Апресян . 1995а, с.359; Мечковская 2000, с.364). Именно этим объясняется необыкновенный интерес современных лингвистов к группе глаголов, обозначающих речевые действия (Wierzbicka 1987, Гловинская 1993, Мечковская 2000).
Имена-характеристики оставались вне поля зрения исследователей, а именно они "рисуют" портрет человека говорящего, выявляя наиболее значимые параметры речевой характеристики, нуждающиеся в языковом выражении.
Речевые глаголы преимущественно обозначают конкретные речевые действия субъекта (лгать, говорить правду, шутить и т.д.). Если необходимо с их помощью охарактеризовать постоянные свойства лица, то говорящий обычно прибегает к дополнительным языковым средствам (всегда, постоянно, все время). В редких случаях речевой глагол способен охарактеризовать постоянное свойство лица (заикаться ).
В отличие от глаголов, описывающих конкретные действия субъекта, именные характеристики сфокусированы на описании постоянных свойств человека говорящего именно в силу своей частеречной принадлежности.
Нам представляется чрезвычайно важным констатировать те постоянные свойства человека говорящего, которые легли в основу неглагольной характеристики. Система параметров, на основании которых характеризуется человек говорящий, их сочетаемость и несочетаемость задают систему координат русского речевого портрета.
Представления носителей языка о человеке говорящем формируют отношение языкового коллектива к людям, задают национальные
Для этого глагола в русском языке необходимо имплицитное (знание слушающим обстоятельств описываемого речевого действия) или эксплицитное (тогда, в тот момент и т.д.) подкрепление конкретно-временного значения. Именная лексема (4заика" может фиксировать лишь постоянное свойство.
нормы поведения. Характеризуя человека говорящего при помощи того или иного слова, носитель русского языка фиксирует положительное или отрицательное отношение к названному свойству. Подобная «наивная аксиология» (об этом Вежбицка 2002, с.6) нуждается в описании, ее имплицитное присутствие не всегда четко осознается всеми носителями русского языка, тем более иностранцами, изучающими русский язык.
Непосредственно высказанные требования, предъявляемые к оратору, мы находим в пособиях по риторике (Александров 2002, Волков 1996). Однако представления носителей языка о человеке говорящем не даются нам в рекомендациях, в отличие от "идеальной нормы", описанной в этих пособиях. Только проанализировав возможности характеристики человека говорящего в естественном языке, мы можем судить о том, насколько значимо для русскоязычного социума, говорит ли человек правду, шутит ли он, злословит или хвалит, хвастается или прибедняется, последовательна ли, интересна ли его речь.
Данные языка, к сожалению, часто бывают противоречивыми и слишком сложными для однозначного толкования, поэтому языковая реконструкция представлений человека о мире может носить характер лишь гипотезы. «Как бы ни была упорна работа мысли, оно (полное объяснение человека - Ю.Е.) никогда не покроет всей действительности, будет отвечать мнимому человеку, а не действительному» (Розанов 1989, с.67). Лексика (а особенно живого языка) не позволяет однозначно провести ее классификацию. Сложность содержательной стороны языковых единиц А.А. Уфимцева связывает с тем, что «в языке находят свое выражение, сопрягаясь, но не покрывая друг друга, семантические свойства четырех разных сущностей: а) семантические значимости собственно
языковой системы; б) категории предметного мира, своеобразно отображенные в категориях и единицах языка; в) мыслительные категории, присущие логике и психологии человеческого познания; г) прагматические факторы коммуникативного назначения языка» (Серебряников 1988, с. 118).
Однако анализируемая группа неглагольных характеристик человека говорящего , активный тип ее презентации (от параметров и их сочетаний к языковой реализации) представляют собой интересный материал, позволяющий, несмотря на указанные выше сложности, предложить попытку реконструкции фрагмента языковой картины мира.
Цель настоящего исследования состоит в том, чтобы выявить возможности и ограничения неглагольной характеристики человека говорящего в русском языке и на этой основе реконструировать соответствующий фрагмент русской языковой картины мира.
Задачи исследования. Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие задачи:
выделение параметров, лежащих в основе русской речевой характеристики субъекта, установление их типов, а также отношений между ними;
выявление слов и словосочетаний, служащих для выражения различных комбинаций конкретных смыслов, как объективных, так и субъективных, соответствующих речевому замыслу говорящего;
определение языковых «лакун» (смысловых сочетаний, трудно реализуемых при именной речевой характеристике в современном русском языке) и «сгустков» (смысловых сочетаний, реализация которых сопровождается явной избыточностью).
Новизна и актуальность данной работы заключается в том, что возможные средства, используемые для характеристики человека
говорящего, представлены в аспекте идеографической (активной) грамматики. Такой тип презентации материала позволяет проследить систему координат портрета человека говорящего, выявить языковые «сгустки» и «лакуны» в речевой характеристике субъекта в русском языке. Впервые предпринята попытка совместить в анализе лексико-грамматической группы методы структурной семантики и лингвистического моделирования. Подобный подход позволяет судить о смыслах, актуальных (а значит, нуждающихся в богатом и разнообразном языковом выражении) и неактуальных для русскоязычного социума. Предлагаемое исследование воссоздает образ человека говорящего в русской языковой картине мира.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что автор сделал попытку предложить метод анализа отдельной лексико-грамматической группы антропонимической лексики, который позволяет выявлять ее предрасположенность и, наоборот, непредрасположенность к описанию тех или иных человеческих свойств и на этой основе реконструировать фрагмент языковой картины мира. В работе представлена попытка не только систематизировать неглагольные речевые характеристики, но и выявить смыслы, выражение которых затруднительно в современном русском языке.
Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в учебных пособиях и лекционных курсах по общему языкознанию, русскому языку и культурологии. Составленные смысловые цепочки могут лечь в основу пособий по лексике, позволяющих иностранным и русским учащимся сознательно семантизировать языковые единицы разного уровня, выбирать подходящие для реализации своих речевых замыслов.
0.2 Материал и методы исследования
Материал исследования. Исходным материалом исследования стали слова3, характеризующие человека в зависимости от его речевой деятельности и способные занимать предикативную позицию в предложениях типа «Кто какой / каков» и «Кто - кто» {Она очень красноречива. Они льстецы).
Рассматриваемый материал составили существительные и прилагательные, употребляющиеся в современном русском языке в предикативной позиции и отобранные на основании базовой семы (в традиционной терминологии - «архисемы»), входящей в их лексическое значение. Базовая сема (или в дальнейшем основной параметр) должна характеризовать обсуждаемого субъекта прежде всего именно с точки зрения его речевой (а не какой-либо другой поведенческой) деятельности и быть подтвержденной словарными дефинициями. Доказательством наличия в выбранных лексемах базовой семы стали употребляющиеся в словарных дефинициях слова «говорит, выражается, высказывает(ся), произносит», ссылки на синоним или дериват, в словарной дефиниции которых эти слова присутствуют4.
Подбор анализируемых лексем производился на основе сплошной выборки из следующих словарей: Словарь современного русского литературного языка. Тт. 1-17, М., 1948-1965гг. (БАС);
Именно слово принято считать одновременно строевым языковым элементом и основной когнитивной единицей (Серебряников 1988, с.118).
. Эти свидетельства мы часто обнаруживали не в дефинициях существительных или прилагательных, которые обычно отсылают к глаголам, а в дефинициях этих глаголов.
Словарь современного русского литературного языка в четырех томах. Под ред. А.П. Евгеньевой. Тт. I - IV, М., 1981-1984гг. (MAC); Ожегов СИ. Словарь русского языка. М., 1984 (Ожегов, 1984).
На основании словарных дефиниций были выбраны 150 единиц, характеризующих субъекта по его речевой деятельности. Внутри этого множества части речи распределились следующим образом: существительных - 91, прилагательных - 59. Источник приводимых в работе словарных дефиниций указывается в скобках.
Были оставлены в стороне слова, в которых характеристика человека по его речевой деятельности представляет собой лишь дополнительный смысловой компонент. Сравним, например, лексему грубый ('Отличающийся отсутствием необходимого такта; резкий. / Выражающий неуважение, пренебрежение к кому-л., задевающий кого-л. своей резкостью, неучтивостью' (4)5, MAC), характеризующую человека прежде всего по манере поведения и лишь косвенно по манере речи, и лексему сладкоречивый ('(устар.) Приятно и льстиво говорящий', MAC), оценивающую человека в первую очередь по его речи. Поэтому лексему грубый, в словарной дефиниции который нет указания на речевое поведение характеризуемого лица, мы оставляем в стороне, а лексему сладкоречивый, словарная дефиниция которой отсылает нас к речевой деятельности лица («говорящий») включаем в анализируемый список.
В список рассматриваемых лексических единиц не включались следующие лексемы:
- характеризующие прежде всего поведение субъекта, а не его речь (грубый, вежливый ('соблюдающий правила приличия;
5 Здесь и в дальнейшем номер после дефиниции обозначает порядок приводимого лексического значения в цитируемом словаре.
обходительный; вежливый', MAC), сварливый ('склонный к сварам, ссорам', MAC);
характеризующие саму речь, голос, манеру, а не субъекта {медоточивый, спокойный, сопрано (Ср. Он настоящий бас I ? Она сопрано) ;
характеризующие субъекта на основании не произносимых им полноценных (содержащих какую-либо информацию) высказываний, а производимых звуков {хохотун 'Разг. Тот, кто любит смеяться, хохотать; смешливый человек.', MAC, но не тот, кто говорит смешно);
- характеризующие субъекта как носителя исключительно письменной
речи {анонимщик - 'Разг.презр. Тот, кто пишет анонимные письма.',
MAC);
- не употребляющиеся в предикативной позиции для номинации
постоянного свойства речевого субъекта {Юн безмолвный).
Предпочтение предикативной позиции для рассматриваемых лексических единиц не случайно, так как именно позиция предиката обеспечивает «кристаллизацию двух важнейших типов значения -значения предметного и признакового, положенных в основу выделения классов слов» (Арутюнова, Уфимцева 1980, с. 162).
Прибегая к предикатной номинации, автор высказывания, с одной стороны, вынужден назвать обсуждаемого субъекта, а с другой
- точно и в то же время кратко, в нашем случае - в пределах одной
лексемы - охарактеризовать его, подчеркнув его отличительные
свойства.
Предикатная номинация в наибольшей степени стремится соответствовать атрибутам обсуждаемого объекта, и "колебания в
6 Здесь и в дальнейшем знак «?» перед примером означает невозможность или сомнительность высказывания.
выборе предикатной номинации отражают, в отличие от колебаний в выборе идентифицирующего имени, не сомнения в правильной оценке прагматической стороны речевого акта, а скорее стремление к полноте проникновения в сущность явления и к точности или образности ее выражения" (Арутюнова 1999, с.ПО).
Несмотря на то, что мы ставили перед собой цель - описать возможности характеристики человека говорящего средствами современного русского языка, мы не исключили из рассматриваемого материала лексемы с пометой «устаревшие». Постоянная динамика языкового пространства заранее делает невозможным создание идеальной статичной модели, о чем писал Ю.М. Лотман: «Представление о том, что мы можем дать статическое описание, а затем придать ему движение - также дурная абстракция. Статическое состояние - это частная (идеально существующая только в абстракции) модель, которая является умозрительным отвлечением от динамической структуры, представляющей единственную реальность» (Лотман 1992, с.45). Поэтому мы сочли необходимым рассмотреть и словарные единицы с пометой «устаревшие».
Помня о конечной цели исследования - возможной экспликации лингвистических фактов, мы прибегли к истории некоторых рассматриваемых лексем, когда семантический сдвиг казался нам заслуживающим внимания и значимым. Обращение к фактам диахронии—в—синхронно ориентированном исследовании связано с «установкой на объяснительность»7, когда важна не только констатация языкового средства, но и попытка объяснить, чем вызвана такая структура анализируемой лексико-грамматической группы.
Об этом Зализняк 2001, с. 14
В анализируемый материал в качестве самостоятельных единиц были включены однокоренные слова (лгун/нья и лгунишка, например), т.к. это позволяет проследить возможность модификации лексического значения (об этом см. Милославский 1980, с. 12). В случае с лексемой лгунишка это положительная субъективная оценка, данная говорящим характеризуемому субъекту.
Характеризующие слова, а именно к таким принадлежат неглагольные характеристики лица по его речи, трудно поддаются однозначному толкованию. Поэтому, несмотря на выбранный принцип «вакуума» (исследуемый материал - слова), нам иногда приходилось прибегать к высказываниям и литературным цитатам для подтверждения собственной позиции при определении смыслов, входящих в замысел говорящего.
В качестве приводимых высказываний преимущественно использовались «типовые речения» (термин Ю.Н. Караулова), в отличие от беллетристических цитат, в которых автор способен оригинально подчеркнуть внутреннюю форму слова или частные особенности его употребления.
Ориентируясь на "среднего" носителя русского языка, а не на профессионального литератора, мы отдаем предпочтение обыденным речениям, а не образцам языка литературы. В цитате из поэмы "Мертвые души" Н.В.Гоголя ("Впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.") мы рассматриваем только существительное остряк, т.к. остальные характеристики имеют явную авторскую принадлежность.
Тем не менее в некоторых случаях мы используем цитаты из художественной литературы, т.к. они подтверждают предлагаемую цепочку смыслов. Особенно это важно в тех случаях, когда очевидной становится спорность смысловых компонентов в значении той или
иной лексемы: Это отнюдь не означает, что мы настаиваем на единственно возможной смысловой цепочке. Представленная работа лишь попытка инвентаризации выражаемых в русском языке смыслов при неглагольной характеристике лица по его речи, и предложенный нами вариант может и должен дополняться и корректироваться.
Лексические значения лишь немногих рассматриваемых слов можно считать моносемными. Так, например, красноречивый характеризует лицо как носителя красивой, образной речи, оставляя в стороне другие критерии оценки, в то время как краснобай (случай значительно более частый при речевой характеристике) не только отмечает ораторское искусство человека, но и его склонность к пустословию. Лексические значения большинства слов содержат несколько сем.
Семы, непосредственно связанные с характеристикой речи субъекта, названы в нашей работе параметрами речевой характеристики (о них П. 1.1). Дополнительные семы, различающие лексические значения синонимов-характеристик, - дополнительными дифференциальными признаками (ДДП) (об этом П. 1.2).
Основной параметр речевой характеристики может меняться в зависимости от конкретной ситуации употребления. Так, например, в предложении Мы не могли тебе дозвониться. Ну ты болтушка! речь идет о субъекте, который «говорит больше нормы», а в высказывании Не будь болтушкой и говори только по делу! в центре внимания дополнительный параметр - «отсутствие содержания в речи говорящего». В таких случаях мы включали одну и ту же лексему в средства выражения обоих параметров речевой характеристики. В рассматриваемом случае лексема болтушка вошла как единица выражения количественной характеристики человека говорящего и
как единица, способная отметить, что человек говорит не по делу, пустословит.
Полный список анализируемых лексем приведен в Приложении 1.
Методы исследования. В работе используется метод
реконструкции языковой картины мира, разработанный в
исследованиях А. Вежбицкой, Ю.Д. Апресяна, С.Г. Тер-Минасовой,
И.Г. Милославского, А.Д. Шмелева. При анализе русских
характеристик человека говорящего применяется как
семасиологический (при анализе лексического материала), так и ономасиологический (при выявлении языковой реализации составленных смысловых цепочек) подходы.
Семантический анализ выбранных лексем направлен на установление и констатацию значений, выделение основных параметров, дополнительных дифференциальных признаков и модификаторов (П. 1.4). Мы придерживаемся мнения, что лексическое значение слова - "это не простая совокупность значений дифференциальных семантических признаков, а сложно организованная структура смыслов, у которой есть свой внутренний синтаксис" (Апресян 19956, с.467). Поэтому, представляя результаты анализа, мы стремились реконструировать сложную структуру лексического значения слова, т.е. учесть иерархию смыслов и дополнительных модификаторов. В представленных в Приложении 1 смысловых цепочках мы старались (насколько это возможно) следовать установленной схеме презентации материала: сначала -основной параметр, затем дополнительные дифференциальные признаки, а в. заключение - входящие в лексическое значение рассматриваемого слова дополнительные модификаторы.
Семантический анализ характеризующих имен отличается сложностью и неоднозначностью решения. С одной стороны, «эксплицированный, ясно сформулированный смысл по природе не может быть равен смутно понимаемому условному» (Вежбицка 1996, с. 17), и из-за этого цепочка смыслов всегда будет казаться носителю языка недостаточной для соответствия реально употребляемой и хорошо знакомой ему лексемы, с которой у каждого говорящего на русском языке связан свой контекст и свой «поток ассоциаций». С другой стороны, характеризующие имена (в первую очередь имена существительные, составляющие большинство рассматриваемого материала - 91 по отношению к 150) чрезвычайно сложны для компонентного анализа в силу своей природы. В естественном языке в большинстве случаев они не только характеризуют лицо по какому-либо параметру, но и выступают в роли «диагноза», своеобразного подведения итогов поведенческой ситуации. Так, в романе братьев Стругацких «Трудно быть богом» один из героев, Антон, на разглагольствования своего друга замечает: «Вот брехун!». Подобное употребление характеризующих слов, почти лишенных контекста, «вакуум» в естественных условиях, порождает неоднозначность их толкования.
Выявление смыслов и их номинация при семантическом анализе часто вызывали сложность в процессе работы, а полученные результаты отнюдь не бесспорны. Так, при «дешифровке» значения лексемы демагог ('тот, кто прибегает к демагогии, применяет демагогические приемы', где демагогия - 'обман лживыми обещаниями, лестью и преднамеренным извращением фактов'(І), МАС) мы столкнулись с значительными трудностями. Словарная дефиниция не позволяла представить лексическое значение в необходимом для активного употребления объеме: она служит
доказательством включения параметра «лживость речей субъекта», указывает на возможную лесть в речах субъекта, но ничего не говорит ни о корыстных целях субъекта, ни о его хороших речевых навыках. Случаи явной недостаточности словарной дефиниции послужили причиной того, что мы прибегли к выборочному опросу носителей русского языка при составлении смысловых цепочек. Респондентами были преподаватели и студенты факультета иностранных языков. Для включения параметра или ДДП в смысловую цепочку необходимо было, чтобы не менее 80% респондентов отметили обсуждаемый компонент значения.
Ономасиологический анализ отвечает на вопрос, как именуется (и именуется ли вообще) тот или иной комплекс семантических компонентов, как меняется способ выражения в зависимости от дополнительных смыслов и модификаторов и когда в современном русском языке оказывается предпочтительнее именная номинация.
Данная работа входит в круг исследований, основанных на идее семантического синтеза, когда «определяются правила построения такой формы слова, которая удовлетворяет замыслу производителя речи, т.е. движение идет от значения к форме» (Милославский 1987, с.7). Традиционные лексикография и грамматика описывают языковое явление от формы (лексемы) к значению, таким образом реализуя семасиологический подход к языку. Практика преподавания русского языка, в особенности как неродного, делает необходимым создание грамматики, и словарей иного типа, позволяющих выразить конкретный замысел говорящего («смысл», «идею») с помощью известных языковых средств.
Идеографический тип словаря ориентирован на активную речевую практику и построен как часть модели «смысл — текст» (от
значения к слову или высказыванию в целом). Создание продуктивных («активных») словарей и грамматик - чрезвычайно сложная задача по ряду причин.
Во-первых, не секрет, что современных исследователей не удовлетворяют традиционные словарные дефиниции. В последние десятилетия лексикология значительно опережает практическую лексикографию. Надо отметить, что вышедшие в последнее время словари (и прежде всего «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка» по ред. Ю.Д. Апресяна) существенно улучшают ситуацию, однако в силу объективных причин (последовательной работы над синонимическими рядами) не способны пока представить всю активную часть словарного запаса языка.
Во-вторых, само выделение «смыслов», составляющих лексическое значение слова, неоднозначно и представляет значительную трудность. При подробном описательном способе подачи материала лексикограф может найти выход, прибегнув к конструкциям с «может», «актуализируется» и т.д., что проблематично при составлении смысловых цепочек речевых замыслов говорящего.
В-третьих, при максимально полной «дешифровке»
лексического значения его экспликация настолько осложняется, что становится невозможной презентация совокупности смыслов в обратном порядке, чего требует идеографический принцип подачи материала.
В-четвертых, для описания, ориентированного на активное употребление, в лексическое значение слова необходимо включить и «контекстный» компонент, о чем говорит А.Д. Кошелев: «... для порождения высказываний требуется гораздо более детальное и глубокое описание ... , в котором сочетается «контекстный» и
«референтный» компонент ...» (Кошелев 2000, с. 120). Нам представляется необходимым включить в цепочку смыслов и такие компоненты, как оценочность слова, его стилистическую характеристику.
Среди исследований, рассматривающих языковые явления по модели «смысл —текст», можно назвать монографии: Кубрякова 1978, Милославский 1980, Милославский 1987; ряд диссертационных работ: Богданова 1999; Белошапкова 1990; Кузина 1991.
В качестве «смыслов» идеографической грамматики выступают
параметры объективной действительности, нашедшие свое отражение
в языке. Перечень их столь широк и многообразен, что составление
полного списка «идей» затруднительно и, скорее всего,
преждевременно: слишком немного еще научных описаний, в основе которых лежит ономасиологический подход.
Язык описания. Данное исследование ориентировано на практическое использование составленных смысловых цепочек при работе с иностранными и российскими учащимися. Поэтому мы сознательно ставили перед собой цель - как можно больше упростить семантический язык, сделать его доступным не только специалистам, оставить только ту терминологию, без которой нельзя обойтись.
При анализе возможной характеристики человека говорящего нам представляется необходимым разделить говорящего и речевого субъекта (субъекта речи):
говорящий — автор анализируемого высказывания, человек, характеризующий лицо в зависимости его речи;
речевой субъект (субъект речи) - субъект, которого характеризует говорящий в зависимости от его речи.
Кроме того, представленной работе мы используем следующие понятия:
объект - о чем или о ком говорит речевой субъект;
адресат - человек (или аудитория), кому адресовано данное
высказывание говорящего;
адресат 1 - человек (или аудитория), кому адресованы высказывания
речевого субъекта;
речевой замысел - набор смыслов, который хочет донести говорящий
до адресата, представленный в работе цепочкой смыслов;
коммуникативные условия - условия общения, которые задает
говорящий собеседнику;
"позиционирование" говорящего - соотнесение говорящим самого
себя с адресатом (см.П.1.4.4).
Основные параметры характеристики речевого субъекта
Холистическую оценку способностей речевого субъекта (параметр, несомненно, важный для русскоязычного социума - «Без прикраски и слово не баско», ) способны реализовать приведенные ниже лексемы.
Положительная оценка, «субъект говорит хорошо, красиво, гладко, ярко, образно»: красноречивый Представленные примеры (всего 10: 5 существительных и 5 прилагательных) демонстрируют преобладание языковых средств, выражающих положительную оценку речевых способностей человека (9 по отношению к 1 - об этом в П.2.3).
Здесь и в дальнейшем мы приводим словарные дефиниции, когда лексические значения слов не очевидны или когда дефиниции необходимы в качестве доказательств для включения смыслового компонента. Впоследствии мы ссылаемся на дефиниции, приведенные в начале раздела. Среди рассматриваемых лексем лишь у нескольких можно выделить один характеризующий параметр («положительная/отрицательная общая оценка речевых способностей субъекта»). Такими можно считать лексемы красноречивый, оратор, златоуст, вития / косноязычный.
Семантическое содержание остальных лексем данной группы не настолько однородно, чтобы мы могли ограничиться указанием лишь определяющего параметра. Однако нельзя и забывать, что нас прежде всего интересовало доступное широкому кругу учащихся описание совокупности смыслов. Поэтому при составлении смысловых цепочек мы пытались, с одной стороны, не упустить обязательного семантического компонента, а с другой стороны, отказаться от включения возможных субъективных смыслов, приписываемых рассматриваемой лексеме в определенных контекстах.
Для составления смысловых цепочек остальных лексем первой группы {краснобай, фразер, велеречивый, языкастый) использовались и дополнительные дифференциальные признаки (ДДП).
В рассматриваемой лексико-семантической группе большинство ДДП имеет системный характер: они представляют собой другие параметры, служащие основанием для речевой характеристики субъекта. Так, велеречивый, речистый оценивают не только общую «красоту» речи говорящего, но и формальный аспект -количественную характеристику ( говорит N).
Лексема велеречивый отмечает и нарушение субъектом принятой нормы общения - "говорит "выше" нормы" (высокопарно, "высоким" слогом - см. дефиницию в начале раздела).
Значения лексем краснобай, фразер включают также характеристику содержательного аспекта речи субъекта (указывают на отсутствие содержания). Языкастый указывает на отрицательный характер речи субъекта по отношению к объекту высказывания («о ком/чем-либо говорит недоброжелательно»).
Особую сложность при семантическом анализе вызвала лексема демагог ( тот, кто прибегает к демагогии, применяет демагогические приемы , где демагогия - обман лживыми обещаниями, лестью и преднамеренным извращением фактов (І), МАС). Словарная дефиниция указывала на необходимость включения таких параметров, как «лживость речей субъекта», возможное «наличие лести в речах субъекта», но ничего не говорила ни о корыстных целях субъекта, ни о его хороших речевых навыках. Выборочный опрос показал, что смыслов, включенных в словарную дефиницию, явно недостаточно для активного и сознательного использования рассматриваемой лексемы. Поэтому в смысловую цепочку, языковым выражением которой является лексема демагог, мы сочли возможным добавить компоненты: «говорит N», «хорошо говорит» и «корысть». Затруднительно было определить, какой же параметр речевой характеристики является основным при выборе говорящим лексемы демагог. Мы предлагаем условно (не включая в общий список реализаций данного параметра) отнести лексему демагог к холистической оценке способностей речевого субъекта, т.к. никто из респондентов в ходе опроса не сомневался, что демагог говорит хорошо, гладко, красноречиво.
Интересно отметить, что большинство слов, фиксирующих хорошие речевые навыки субъекта, содержат еще одну сему (в нашей иерархии - дополнительный модификатор (см. П. 1.4.4.) - "указание на мужской пол обсуждаемого субъекта". Поэтому их невозможно использовать для характеристики лиц женского пола {?Она вития, фразер, краснобай, златоуст). Возможно, это связано с преобладающим количеством лиц мужского пола среди людей, занимавшихся словесной деятельностью профессионально (проповедники, политики).
Говорит правду или врет речевой субъект?
Логически параметр "правдивость7"лживость" связан с тем, знает ли субъект, что его речь соответствует "общему положению дел". Человек может говорить неправду неосознанно, ошибаясь.32 Но именные характеристики, по-видимому, вообще не склонные «извинять» речевого субъекта, смягчать его аттестацию, не способны охарактеризовать заблуждающегося человека.
Для выражения смысла "правдивость" / "лживость" в русском языке говорящий может использовать следующие языковые средства:
1) именные предикаты (анализируемый материал - правдивый и т.д.);
2) глаголы и глагольные сочетания {говорить правду/ врать, лгать, обманывать);
3) фразеологические словосочетания (резать правду/ вешать лапшу на уши, плести небылицы, возводить поклеп/напраслину).
При необходимости характеристики лица, чьи слова полностью соответствуют представлению о "положении дел", в рамках предложенной синтаксической структуры говорящий может воспользоваться лексемой правдивый, отвечающей исключительно вышеуказанному параметру.
Очевидно, что рассматриваемый параметр тесно связан с конкретным высказыванием субъекта, отнесенным к определенному моменту времени, и, наверное, поэтому в обиходном общении, вне глобальных обобщений, более частотной является глагольная конструкция говорить правду. Языковое предпочтение конкретно-ситуативного сочетания говорить правду вневременной, а поэтому более обобщенной, характеристике правдивый отражает стремление говорящего не делать поспешных выводов: субъект говорит правду сейчас и здесь, а правдивый человек это делает всегда или почти всегда. Эти данные языка подтверждают серьезное отношение к правде33 русскоязычного человека, в то же время демонстрируя его осторожность при безусловной похвале субъекта.
Смысл «правда не вовремя» не выражается с помощью именных характеристик и поэтому не был перечислен среди смыслов в первой главе исследования. Охарактеризовать субъекта, говорящего правду не вовремя и не к месту, могут фразеологические сочетания, в основе глагольные и поэтому связанные с категориями «время» и «место»: резать /рубить правду-матку.
Логически невозможным оказывается сочетание "лживость субъекта» + «наличие содержания в речи субъекта» (?врет по делу, содержательно). Содержательность речей субъекта для говорящего, а значит, и их ценность, полностью отрицает их возможную неправдивость.
Сочетание смыслов «лживость субъекта» + «положительная направленность высказываний субъекта» невозможно для характеристики субъекта {Jno-доброму врет), в отличие от квалификации самой лжи - ложъ во спасение. Видимо, в русской картине мира оправдывается лишь ложь в определенных обстоятельствах по отношению к непосредственному собеседнику, но не как постоянное свойство речевого субъекта.
«Лживость субъекта» + «говорит N» не реализуется в русском языке. Молчаливость речевого субъекта, краткость его высказываний предполагает серьезное отношение к словам и к своему речевому поведению: «уж если и говорить, то во всяком случае не врать». Приходящее на ум мало врет синонимично редко врет, а немножко привирает реализует модификацию по степени проявления признака - Min.
«Лживость субъекта» + «говорит N» - сочетание смыслов, которое представляется нам вполне возможным. Однако выборочный опрос носителей языка и просмотр словарей показали нереализованность данной комбинации в русском языке (?разговорчивый врун). Врет без остановки говорит о постоянном вранье субъекта, но не о его многословии, много врет говорит о соотношении правды и лжи в речи субъекта, но не о ее количестве. Рассматриваемое сочетание смыслов можно было бы считать реализованным в ставшей нарицательной лексеме Хлестаков, но классические словари, к сожалению, не фиксируют данную единицу.
«Лживость субъекта» + «скорость речи субъекта» также не реализуется в русском языке. Сомнительное сочетание быстро врет обращает внимание на скорость речевой реакции субъекта, а не на скорость его речи.
Таким образом, параметр «лживость субъекта» абсолютно не сочетается с формальными параметрами русской речевой характеристики.
«Наличие шутки в речи субъекта» и «положительную оценку его речевых способностей» в сочетании с «лживостью субъекта» можно выразить лишь с помощью глагольных сочетаний, характерных скорее для окказиональных высказываний, а не для обыденных речений: «Хорошо когда кто врет весело и складно» (Твардовский А.Т. «Василий Теркин»).
Смысл "неосознанная неправда" может быть выражен в русском языке только глаголом - заблуждаться (в значении речевого действия).
Смысл «полнота/неполнота» изложенной правды («всю / не всю правду говорит субъект»), несомненно, важен для полноценного понимания и общения: «Говорить, так договаривать; а не договаривать, так и не говорить», однако его можно выразить глаголом или глагольными сочетаниями. О субъекте, говорящем не всю правду, можно лишь сказать, что Он чего-то недоговаривает («Всяк правду любит, да не всяк договаривает»).
Среди лексем, реализующих параметр «правдивость / лживость субъекта», не так много точных синонимов (враль и вральман; брехун/нъя, трепач/ка и трепло; вруша/гика, врунишка и лгунишка; лицемерный и лицемер). Различия речевых характеристик в большей степени связано с дополнительными дифференциальными признаками: «сознательно», «корысть», «внутренняя потребность», «фантазия».
Согласно данным языка, очень важным для характеристики лживого речевого субъекта оказывается особо отмечаемые условия речевых действий («тайна»; «адресаті»): «тайна» (клеветать, клеветник/ца, наговорщик/ца, наветчик/цаи т.д.); «адресаті" (наговорщик/ца, наветчик/ца, наговаривать на кого-то, оговаривать кого-то). Значимое «отсутствие адресатаї» (в отличие от случаев ворчливый и т.п.) для лживого субъекта в русском языке никак не оговаривается. Смысл «лживость субъекта» + «сознательно» + «официальный характер информации» способен быть выражен глаголом дезинформировать ( Сообщать (сообщить) кому-л: о чем-л. ложные сведения, неверную информацию,..., сознательно вводя в заблуждение , ТСРГ). В современном жаргоне журналистов популярны такие идиоматические средства выражения этого смысла, как гнать дезу, сливать дезу. Сам речевой субъект, в отличие от его действия, при этом остается неохарактеризованным. Видимо, в современной русской языковой картине подобная речевая деятельность связывается с профессиональной деятельностью определенного круга лиц и поэтому избегает конкретной номинации субъекта, способной заклеймить, опозорить его.
Субъект с эмоционально насыщенной речью
«Увлеченность рассказчика, поглощенность своей речью, эмоциональное участие речевого субъекта» не могут быть выражены в рамках русских именных характеристик. «Выразительность», «эмоциональность» связываются в русском языковом сознании прежде всего с продуктом речевой деятельности, а не с субъектом. Выразительный, эмоциональный можно сказать о языке, голосе, интонации, речи в целом, но не о самом человеке (в случае подобного словоупотребления речь пойдет о его внешнем облике и внутреннем мире).
Говорить с чувством, с подъемом, с упоением, горячо, эмоционально .— характеристики речевого действия, но не самого субъекта. Употребление этих словосочетаний чаще всего связывается с конкретными обстоятельствами: «И то, что в последние годы жизни он / Бродский - Ю.Е./ часами - под магнитофон - рассказывал о себе увлеченно ... представляется противоречащим резко выраженной антибиографической позиции» (С.Волков «Диалоги с Иосифом Бродским»).
Увлеченный говорит о погружении лица в какую-либо деятельность, не обязательно речевую.
Противоположный смысл - «субъект с неэмоциональной речью» - также не находит отражения в русской речевой характеристике. Равнодушный описывает внутренний мир человека и не может служить для характеристики субъекта с равнодушной, неэмоциональной речью. Говорить сухо, деловито — характеристики речевого действия.
Остается невыраженным смысл «субъект с активной, наступательной позицией». Употребление в среде бизнесменов и журналистов словосочетания агрессивный переговорщик говорит о востребованности языковых средств для реализации данного смысла. Частично заполняют эту нишу прилагательные, описывающие свойства субъекта: напористый ( Настойчиво, упорно добивающийся своей цели , MAC), настойчивый ( Решительно, упорно добивающийся своей цели , MAC), агрессивный.
«Уместность» (к месту, вовремя), точность высказываний субъекта, несомненно, важные параметры речевого портрета. Однако они реализованы немногочисленными лексическими средствами: ввертывать { Разг. Сообщать что-л. очень ловко, к месту вставляя реплику в чью-л. речь , ТСРГ), не в бровь, а в глаз (о конкретном высказывании).
Необходимость соблюдения этих правил высказывания отмечается русскими пословицами: «Добрая пословица ко времени молвится», «Добрая пословица не в бровь, а в глаз».
Субъект, соблюдающий данные нормы речевого поведения, может и не быть охарактеризован. Он отвечает заданной норме и поэтому не нуждается в осуждении, а поэтому и в дополнительной номинации.
Субъект, неуместно, не вовремя и неточно высказывающийся, не характеризуется в русском языке. Его отдельное неудачное высказывание может быть оценено говорящим - ляпнуть41 { Прост. Сказать что-л. необдуманно, бестактно, некстати (1), MAC), но сам он никак при этом не именуется.
Осмелимся предположить, что подобное речевое поведение связывается в сознании русскоязычного человека с внутренними свойствами субъекта и получает наименование бестактный ( Лишенный такта, чуткости, нетактичный , MAC).
Удивительно, но этот глагол не вошел в ТСРГ (раздел глаголов речевых действий).
«Ум речевого субъекта» был ДДП лишь для обозначения шутливого речевого субъекта - случая, когда шутовство нуждалось в явном уточнении: о пустом балагуре или об остроумном субъекте высказывается говорящий.
Ни ум, ни глупость речей субъекта не являются в русском речевом портрете значимыми параметрами, формирующими группы именных характеристик. Русский язык располагает лишь средствами, характеризующими отдельные высказывания субъекта: говорить глупости, молоть вздор, чепуху, ерунду, чушь / толково, умно, со знанием дела. Трудно предположить, что это неважные смыслы для носителя русского языка, чему противоречит большая группа слов, оценивающая интеллектуальные способности субъекта.
Русские пословицы фиксируют отрицательное отношение к глупости речевого субъекта: «Глупо говорить - людей смешить», «Глупая речь не пословица». Противоречие между несомненной важностью параметра и невыраженностью его в речевом портрете субъекта позволяют нам сделать вывод, что в русской языковой картине мира интеллектуальные способности субъекта не связаны с его речевой деятельностью: слова субъекта не отражают, умен он или глуп.
Можно также предположить, что глупость речевого субъекта частично может имплицитно присутствовать в характеристике субъекта с бессодержательной речью {балабол /ка, пустомеля).В русском языке отмечаются речевые способности субъекта, реализующиеся не в монологическом высказывании, а в ситуации общения с другими людьми. Среди подобных характеристик быстрота реакции речевого субъекта (бросать, кидать, парировать, за словом в карман не лезть и т.д.); неспособность дождаться своей очереди высказывания (перебивать - Произносить (произнести) что-л. не вовремя, перебивая чужую речь и не давая кому-л. говорить или договорить что-л. до конца , ТСРГ), конфликтность субъекта (возражать, полемизировать, противоречить, спорить), его доброжелательное / недоброжелательное отношение к адресату 1 (говорить дружелюбно / недружелюбно, кидаться/накинуться на кого-л.). Однако эти смыслы практически не реализуются с помощью неглагольных слов, т.к. последние рассматривают прежде всего характеризованную42 речевую деятельность субъекта.
Единственным исключением является спорщик/ца ( Разг. Тот, кто спорит, кто любит спорить , MAC, где спорить - Вести спор, возражать кому-л., доказывая что-л. (1), MAC). Эта лексема не вошла в список, анализируемый в первой главе, потому что, во-первых, не формировала группы характеристик, и, во-вторых, в словарной дефиниции глагола не содержалось прямого указания на отнесенность к устной речи субъекта.
Противоположный смысл - «всегда во всем соглашается с собеседником» не реализуется русским речевым портретом. Уступчивый оценивает не речь субъекта, а его характер.
