Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Семья как феномен повседневности 14
1.1. Повседневность: понятие, структура, границы 14
1.2. Семья как социокультурный феномен 28
1.3. Семья в тексте культуры: литературный дискурс как часть социального дискурса 42
Глава 2. Культурный феномен «случайного семейства» в литературном дискурсе 54
2.1. Репрезентация феномена семьи в вербальных текстах культуры XIX в. 54
2.2. Понятие «случайное семейство» как отражение состояния русской семьи 2-й половины XIX в. 76
2.3. Текст как культурный артефакт: интерпретация драмы «случайного семейства» в художественном творчестве Ф.М. Достоевского 90
Заключение 117
Примечания 119
Библиографический список использованной литературы
- Семья как социокультурный феномен
- Семья в тексте культуры: литературный дискурс как часть социального дискурса
- Понятие «случайное семейство» как отражение состояния русской семьи 2-й половины XIX в.
- Текст как культурный артефакт: интерпретация драмы «случайного семейства» в художественном творчестве Ф.М. Достоевского
Введение к работе
Актуальность избранной темы связана с изменением статуса повседневности в исследованиях последних лет, смещением акцента с фиксации нерефлективных повторяющихся в быту действий человека на осознание и анализ роли сакрального в культуре повседневности. Сегодня такая постановка проблемы тем более важна, что вытеснение постмодернизмом из культуры повседневности сакрального превратило повседневность «в пошлую обыденность»1.
Мир повседневности в современной культурологии представлен как изначально двойственный, соединяющий «мир практической деятельности, где правит здравый смысл, и фантастический, избыточный мир формул понимания мира»2. Подобное отношение к повседневности позволяет говорить не только и не столько о бытовом и «вещном» мире, но прежде всего - о бытийном. Возвращение восприятию повседневности присущих ей целей и ценностей человеческой жизни позволяет опереться при ее изучении на наследие русских философов и писателей XIX в.3.
Повседневность рассматривается как симбиоз профанного и сакрального в пространстве частной жизни человека, где профанное представлено повторяющимися действиями утилитарного и ритуального характера, направленными на поддержание физического здоровья и материального благополучия человека, и составляет область обыденной культуры, а сакральное обеспечивает духовное развитие человека как личности. Профанное представляет область жизнедеятельности человека, регулируемую законами общества в конкретную историческую эпоху и обусловленную традициями и нравственными установлениями. Наличие в структуре повседневности сакрального не по-
1 Румянцев O.K. Мир повседневности // Теоретическая культурология. М.-Екатериибург, 2005. С. 369.
2 Там же.
Среди новейших исследований культуры повседневности, учебных пособий и программ по культурологии выгодно выделяются именно те из них, которые строятся авторами с учетом этого наследия, что позволяет объяснить феномен повседневности во всей его многозначности и противоречивости. В качестве примера подобного отношения к данному предмету можно привести программу Кондакова И.В. «История культуры повседневности России» - для студентов 5 курса факультета культур и искусств РГТУ // .html
4 зволяет однозначно трактовать самое понятие повседневности, поскольку сакральное предполагает существование оппозиции «Я - Другой», многомирия и различных культур. Таким образом, в пространстве повседневности сосуществуют быт и бытие. Сфера повседневности должна быть ограничена пространством частной жизни человека, хотя это пространство не замыкается на жилище и семье.
Бытийность человеческого существования, которая выявляется, в первую очередь, во взаимоотношениях людей и выстраивается в семье, относится к числу наиболее острых проблем социальной жизни. При этом семья очень чутко реагирует на общественные изменения, а тенденции общественного влияния на семью носят деформирующий характер. Это сказывается на распределении ролевых функций в семье, на взаимоотношениях мужчины, хозяина и отца, и женщины, хозяйки и матери, в связи с повышением статуса женщины в обществе и культуре; па восприятии детьми авторитета родителей, замещенного в их сознании благодаря влиянию массовой культуры авторитетом коммерческого успеха. Тоталитарное общество предложило детям в качестве замены отца государство с четкой идеологической установкой, что привело к созданию псевдосемьи. Борьба с этим наследством, как будто наметившаяся в первое десятилетие XXI в., диктует необходимость анализа семейных традиций в культуре. В этой связи приобретает особую актуальность проблема изучения семьи как социокультурного феномена и его репрезентации в художественной культуре.
Художественная культура многие годы опирается на реалии повседневности и, в частности, на феномен семьи. Чем глубже пытается писатель постичь человеческий характер и сплетение человеческих взаимоотношений, тем к более обыденным проявлениям он обращается, используя художественный потенциал семейных ситуаций. Роль семьи в художественной культуре и феномен «случайного семейства» нуждаются в осмыслении. В художественной культуре это позволит выявить способы эмоционального воздействия на читателя и зрителя, а в повседневности - утвердить значимость род-
5 ственных уз для сосуществования людей в современном мире на основе толерантности и преодоления культурного шока.
Обращение в культурологической работе к анализу культурных реалий в литературном произведении представляется оправданным и в связи с междисциплинарным характером исследования. Автор данной работы солидарен с позицией, высказанной В.Л. Рабиновичем на Втором культурологическом конгрессе: «Культурология ориентирована на филологию и из нее произрастает».
Актуальность настоящего исследования обусловлена также необходимостью устранения противоречия между повышением значимости семьи в жизни социума и индивида, с одной стороны, и недостаточной разработанностью концептуальных оснований оптимизации повседневных практик семейных отношений, - с другой.
Степень разработанности проблемы
Проблемы культуры повседневности и семьи как ее основного феномена интересовали философов, историков, социологов, психологов, этнографов культурологов.
Изучением повседневной жизни человека впервые заинтересовалась историческая наука, положив во второй половине XIX в. начало новой ветви знания, занявшейся изучением реалий быта и духовных ценностей человеческого существования одновременно в культуре различных народов и отдельных людей, из которой выросли культурная и социальная антропология. Хотя существует мнение, что первая культурологическая теория была создана немецким философом И.-Г. Гердером. В работе «Идеи к философии истории человечества» Гердер, характеризуя культуры мира, касался не только философии, науки, искусств, но также религии и быта различных народов.
Повседневность не имеет четкой структуры, границ и рамок, не поддается универсальной научной классификации. В разряд научных категорий повседневность удалось перевести благодаря феноменологической теории А.
6 Шюца и его последователей Г. Гарфинкеля, П. Бергера, Т. Лукмана и др. Иной взгляд на изучение повседневности принадлежит школе «Анналов», к которой в первую очередь относятся такие французские историки, как М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби, Э. Ле Руа Ладюри. Отмечен продуктивный метод «археологического периода» М. Фуко.
Проблемы повседневности изучали философы-прагматисты (У. Джеме), философы-неопозитивисты (Л. Витгенштейн), социологи (М. Вебер, Дж. Мид, А. Щюц, Г. Гарфинкель). В отечественной культурологии эта проблема получила развитие в трудах М.М. Бахтина, Б.Ф. Поршнева, А.Я. Гуревича, Ю.М. Лотмана.
В современной культурологии весьма распространена точка зрения на повседневность, изложенная Б. Вальденфельсом. Принимая предостережения Н. Элиаса, что нельзя превращать повседневную жизнь в универсальную категорию и представлять обыденную жизнь в качестве особой автономной сферы, отделенной от общества с его структурами власти, немецкий исследователь выстраивает генеалогию повседневной жизни, где повседневному противопоставлено неповседневное. К повседневному относится все привычное, упорядоченное, близкое; к неповседневному - непривычное, находящееся вне обыденного порядка, далекое. Повседневность есть место образования смысла, открытия правил; достижения повседневности могут существовать только за счет ее преодоления, - таков вывод Б, Вандельфельса. По-граничность существования человека, о которой говорит исследователь, несравнима с ситуацией «на пороге», представленной М.М. Бахтиным в связи с романами Достоевского, но в то же время позволяет выявить повседневное в единственно возможном состоянии - в момент разрушения нормы, изменения порядка. Тогда проявится и структура повседневности и ее границы.
Сходной с Б. Вальденфельсом позиции придерживается Б.В. Марков, сравнивающий влияние повседневности на жизнь человека со статусом травматического события. Большую роль в изучении повседневности сыграли исследования В.Д. Лелеко и Л.В. Беловинского, которые представили эту часть
7 культуры как разносторонний и глубинный процесс жизни человека, оказывающий определяющее влияние на формирование его личности и межличностные отношения в рамках определенной культурной традиции или ее преодоления.
На формирование взглядов диссертанта оказали влияние работы последних лет, в которых проблемы повседневности рассматриваются в ракурсе разграничения сфер обыденности и повседневности (М.В. Луков), феномена социокультурной коммуникации (В.И. Грачев) и культурной самоидентификации (И.М. Наливайко).
Если говорить об изучении семьи как социокультурного феномена, то специальные исследования в области социологии и культурологии последних лет строятся с опорой на роль женщины в семье под девизом: «Мир женщины - дом, дом мужчины - мир» (В.В. Пономарева и Л.Б. Хорошилова, Н.Н. Пушкарева).
Изучению особенностей малой индивидуальной семьи, традиций, анализу семьи как высшей нравственной ценности посвящены работы представителей русской религиозной философии (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, В.В. Розанов, Вл.С. Соловьев).
Важным представляется указание на византийское влияние, во многом определившее развитие семейных отношений на Руси (СМ. Соловьев), на роль брака в разложении родовых союзов (В.О. Ключевский).
Особую роль для понимания семейной жизни, изображенной в русской литературе XIX в., играет работа Ю.М. Лотмана «Беседы о русской культуре», в которой представлена культурно-историческая картина семейных отношений рубежа ХУШ-ХГХ вв. и начала XIX в.
Семейная проблематика и ее влияние на идейную направленность произведения и развитие сюжета рассматривались уже в классической литературной критике (В.Г. Белинский, И.А. Гончаров, А.А. Григорьев, Н.А. Добролюбов Д.И. Писарев и др.). Среди работ исследователей русской литературы советского и постсоветского периодов, анализировавших различные вари-
8 анты репрезентации семейных отношений, необходимо отметить работы Л.А. Аннинского, С.Г. Бочарова, Г.А. Гуковского, И.П. Золотусского, В.Я. Лакшина, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, К.В. Мочульского, B.C. Непомнящего, Н.Н. Петруниной, А.П. Скафтымова, Н.Н. Старыгиной, А.П. Чудакова и др.
В последнее десятилетие проблемы изображения семейных взаимоотношений рассматриваются на обширном материале: от древнерусских повестей до прозы и поэзии конца ХХ-го - начала XXI в. (СМ. Климова, Е.А. Крас-нощекова, И.Б. Павлова, Т.Д. Проскурина, А.Г. Татьянина, Т.К. Черная). В произведениях русской литературы XX - XXI вв. отмечено сближение понятий «семья», «род» и «дом» (М.А. Литовская, К. Непомнящая, А.В. Подчине-нов, И. Савкина, Т.А. Снегирева, Е.К. Созина).
В литературе о Достоевском тема семьи рассматривалась при анализе сюжета или изучении проблемы прототипа (Н.Ф. Буданова, Ю.Ф. Карякин, Л.И. Сараскина, Г.С. Померанц) и в связи с особенностями воплощения писателем темы «отцов» и «детей» (Г.Я. Галаган). Чаще других работ исследовался «Дневник писателя» (П.Е. Фокин, О.Ю. Юрьева).
В ракурсе семейной проблематики внимание исследователей обращали на себя, прежде всего, «Достоевские скандалы», сравнимые со «средневековыми мениппеями» (М.М. Бахтин) и воспринятые как «репетиции грядущих катастроф» (Ю.П. Иваск). При этом подчеркивалось, что все семейные ситуации в романах Достоевского выявляют своевольно-кроткую полярность героев (М.В. Волоцкой).
Проблемы «случайного семейства» («Подросток») и «семейки» («Братья Карамазовы») сопряжены с трагедией богооставленности человека. Обретение Бога возможно только через преодоление трагедии «веры и неверия» (С.Н. Булгаков). Отсюда основной метод создания семейных ситуаций: реалистический символизм (Вяч. И. Иванов). Большое значение имеет указание на стихийную, хаотичную природу русской жизни, из которой «создается дивный Космос» (Б.П. Вышеславцев). Современные исследователи также об-
9 наруживают связь между развитием личности и «уровнем соединения человека с Богом» (Х.Л. Флорес).
Необходимо также выделить важность работы с текстом для современных исследований культуры, которая подчеркивается в ряде работ, рассматривающих понятие дискурса (напр., М. Анжено, Р. Барт, Ф. Джсймсон, М. Йоргенсен, Л. Филипс и др.).
Многократное обращение в науке к художественной литературе при анализе такого феномена повседневности, как семья, свидетельствует о значимости заявленной проблемы и вместе с тем создает благоприятные условия для дальнейшего изучения репрезентации семьи в русской культуре XIX в. и культурного феномена «случайного семейства», получившего интерпретацию в романах Ф.М. Достоевского.
Теоретические и методологические основы исследования
Специфика повседневности и феномена семьи диктуют необходимость использования междисциплинарного подхода. При этом основополагающим подходом к исследованию семьи является социокультурный подход, который предполагает понимание общества как единства культуры и социальности, создаваемых и изменяемых деятельностью человека4. Методологической базой исследования явилась методология структурализма, рассматривающая культурные явления как тексты и вычитывающая скрытые социальные смыслы в этих текстах, что нашло отражение в трудах Р. Барта и Кл. Леви-Строса.
В процессе исследования были учтены теория ценностей Л.Н. Столо-вича, философские взгляды Н.А. Бердяева, Н.О. Лосского, В.В. Розанова, СИ. Фуделя; культурологические исследования Ю.М. Лотмана; эстетические взгляды Ф.М. Достоевского; концепция А.Л. Бема, рассматривающая творчество Ф.М. Достоевского в контексте русской литературы XIX в.;
4 В этой связи можно указать на мысль, высказанную в исследовании АЛ. Флиера и А.В. Костиной о том, что семья является основной ячейкой социальной активности в традиционной культуре (выключая и трудовую активность), а, следовательно, в этой культуре повседневность составляет фактически все содержание жизни, за исключением праздников, что существенно повышает ее значимость, как социального явления. // httpr//base.sr>bric.org/main/allfiles/.
10 идеи Г.Я. Галаган и Г.М. Фридлендера, определившие место в творчестве Ф.М. Достоевского замысла несостоявшегося романа «Отцы и дети» в связи с интересом писателя к культурному феномену, названному им «случайным семейством».
В числе основных методов следует назвать семиотический анализ, метод исторической реконструкции (учитывался опыт Ю.М. Лотмана и Б.А. Успенского). Использованы сравнительно-исторический метод для исследования особенностей репрезентации культурного явления в литературном дискурсе; метод типологического анализа для выявления и характеристики культурного феномена «случайного семейства», интерпретация которого представлена в творчестве Ф.М. Достоевского.
Целью диссертационной работы является:
культурологический анализ феномена семьи в ракурсе его интерпретации в русской литературе XIX в., исследование двойственности этого феномена и его влияния на осуществление межкультурной и межпоколенной коммуникации.
В связи с поставленной целью перед автором возникают следующие задачи, требующие своего решения:
дать анализ основных подходов к интерпретации понятия повседневности;
рассмотреть варианты типологии семьи и проанализировать сущность этого феномена в православной культуре;
проанализировать состояние русской семьи в культуре России XIX в., раскрыв понятие «случайное семейство»;
рассмотреть особенности репрезентации феномена семьи в художественной культуре на примере русской классической литературы ХГХ в.;
выявить самобытность интерпретации Ф.М. Достоевским культурного феномена «случайного семейства».
Объект исследования - семья в культуре русского общества ХІХ в.
11 Предмет настоящего исследования - репрезентация культурного феномена «случайного семейства» в литературном дискурсе XIX в. Новизна исследования
Тема репрезентации феномена семьи в русской художественной культуре XIX в. (на примере литературных произведений) не становилась самостоятельным предметом исследования в отечественной культурологии. Это также относится к изучению интерпретации «случайного семейства» в творчестве Ф.М. Достоевского.
В диссертации впервые в традиции изучения феномена семьи:
семья рассматривается как основной феномен культуры повседневности, благодаря чему уточняются структура и границы повседневности;
культурный феномен семьи заявлен и исследовательски раскрыт как поле взаимодействия повседневной и художественной культур;
показаны особенности репрезентации феномена семьи в русской художественной культуре XIX в. на примере литературных произведений;
изучен феномен «случайного семейства» в романах Ф.М. Достоевского как особый тип семьи в русской культуре XIX в.
Положения, выносимые на защиту:
Культура повседневности предстает как сложное, противоречивое явление с неоднозначной структурой и размытыми границами. Исследование ценностно-смыслового содержания культуры повседневности позволяет выделить роль сакрального в формировании личности. Данный подход уточняет границы культуры повседневности, определяя ее пространством приватную жизнь человека в его семейно-родственных отношениях. Таким образом, в пространстве повседневности, с одной стороны, существует постоянное поле напряжения при необходимости преодоления оппозиции «свой - чужой», а с другой стороны, обеспечиваются условия для самоидентификации личности.
Семья выступает как социокультурный феномен, призванный способствовать социализации личности и одновременно воспринимаемый отдельным человеком как приватное пространство. Несмотря на фундаментальные
12 изменения, затронувшие на разных этапах социальный строй, культурные традиции, принципы воспитания, семья позиционируется социумом как непреложная ценность. Логика родства остается востребованной и на уровне практик, и на уровне риторики. Семья отражает состояние общества в определенной культурно-исторической ситуации. В христианской традиции выявляется двойственная природа феномена семьи, выступающей одновременно и как Малая церковь, и как состояние «противоположное идеалу человека» (Ф.М. Достоевский).
3. Семья выступает как поле взаимодействия культур (повседневной и
специализированной, субкультуры и культуры традиционной). Через профес
сиональную и интеллектуальную деятельность членов семьи реализуются
специализированные формы культуры. Своей многозначностью, позволяю
щей через быт прозревать бытие, семья привлекает художественную культу-
РУ-
Репрезентация феномена семьи является одной из ведущих черт русского литературного процесса XIX в. и позволяет рассматривать этот феномен на различных стадиях его существования в культуре. Изображение семьи, как правило, связано с поиском «болевых точек», деформаций, которым она подвергается в процессе своего функционирования в культуре.
Ф.М. Достоевский реализовал опыт своих предшественников в изображении русского семейства, позволивший писателю создать самобытное представление о состоянии этого феномена в культуре русского общества. Интерпретация феномена «случайного семейства» в творчестве Ф.М. Достоевского представляет особое мнение писателя о причинах бед современного ему русского семейства. В отличие от сложившейся традиции изучения семьи как мира женщины, хозяйки и матери, анализ «случайного семейства» позволяет увидеть роль в семье мужчины, хозяина и, что особенно важно для Достоевского, отца, на котором лежит бремя ответственности за передачу ценностей от поколения к поколению и сохранение семьи в ее культурном предназначении.
13 Теоретическая и практическая значимость исследования
Теоретическая значимость работы состоит в том, что на примере культурологического анализа литературного текста продемонстрированы возможности и методы реконструкции скрытых в нем социальных смыслов.
Материалы диссертации могут быть использованы
в профессиональных образовательных программах в рамках учебных курсов «культурология», «языки культуры», «филологический анализ ключевых концептов культуры и его культурологическое значение», «язык и культура», «культурологическая интерпретация литературного процесса», «проблемы культурологии как междисциплинарной науки», «культура повседневности России XIX в.», «история семьи как социокультурного феномена»;
при подготовке авторских курсов «Культурный феномен семьи и его репрезентация в русской литературе XIX века (от Пушкина до Чехова)», «"Случайное семейство" и романное искусство Ф.М. Достоевского».
Апробация результатов работы
Результаты исследования нашли отражение в одиннадцати публикациях.
Апробация результатов проводилась на Международных научных чтениях «Достоевский и мировая культура» (при Литературно-мемориальном музее Ф.М. Достоевского в г. Санкт-Петербурге, 1996, 2005), «Достоевский и современность» (при Доме-музее Ф.М. Достоевского в г. Старая Русса, 2005, 2006); на научно-практической конференции «Наука и педагогика в учебном процессе» (МГЙМ им. А.Г. Шнитке, Москва, 2003); на международной научно-практической конференции «Современный учитель и музыкальное искусство на рубеже XXI века: проблемы, поиски, перспективы» (Орехово-Зуево, 2003); на международной конференции «Русская литература и православие» (Москва, 14-16 октября 2004); на Собрании и научно-практическом семинаре Российского культурологического общества «Инновационный потенциал культурологии и ее функция в системе гуманитарного знания» (Санкт-Петербург, 7-8 апреля 2008); научно-практической конференции «Культурология: Фундаментальные основания прикладных исследований» (Москва,
14 15-16 мая 2008); Втором Российском культурологическом конгрессе «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» (Санкт-Петербург, 25-29 ноября 2008).
Материалы работы внедрены в учебный процесс Высшей школы культурологии Московского государственного университета культуры и искусства.
Структура диссертации
Диссертация состоит из введения, двух глав (шести параграфов), заключения, библиографии.
Семья как социокультурный феномен
У истоков изучения истории и культуры повседневности в отечественной науке второй половины XIX — начала XX вв. стояли СВ. Ешевский, И.Е. Забелин, К.А. Иванов, Н.И. Костомаров, А.В. Терещенко и др. Правда, в работах этих исследователей понятие «повседневность» не использовалось; речь шла о домашнем быте и нравах различных социальных слоев России.
Историки, описывавшие российский домашний быт разных эпох, задали определенный способ изображения, для которого было характерно стороннее наблюдение за материально-вещественной стороной обыденной жизни.
Необходимо отметить среди определяющих для отечественной культурологической мысли в области изучения повседневности работы М.М. Бахтина, А.Я. Гуревича, Г.С. Кнабе, Ю.М. Лотмана.
Попытку «истолкования бытового поведения исходя из норм и ценностей изучаемой культуры» предпринял в 1970-е гг. Ю.М. Лотман, разработав семиотический подход к изучению бытовой культуры.
Г.С. Кнабе рассматривает повседневность как неотчужденную духовность, воспринятую как ценность. «Непосредственное содержание феномена повседневности состоит в воспроизводстве человеческой жизни — в продолжении рода, обеспечении его выживания трудом и борьбой с природой, с врагами, в создании, сохранении и совершенствовании защитной материально-пространственной среды»4.
В своей работе Г.С. Кнабе указал на главную болевую точку, связанную с пониманием и восприятием повседневности, когда комфорт повседневного быта, мода и престиж определяют отношение к духовным ценностям, уплощая их и в конце концов принуждая человека отказываться от их присутствия в повседневной жизни как ненужных и раздражающих. Происходит ориентация на бытие как на быт, которая выявляет «потенциально деструктивный и антикультурный смысл» повседневности. Хотя изначально повседневности как целому «в единстве его трудовых, семейных и общественных сторон» духовность присуща в той же мере, что и быт.
О неразрывной связи5 сакрального и профанного в повседневности говорит и O.K. Румянцев, при1 том, что исторически «мир традиционной повседневности был обоснован на оппозиции "сакральное — профанное"». Речь шла о противопоставлении аполлонического и дионисийского начал, духовного и телесного. В рамках христианской парадигмы культуры сакральное и профанное было противопоставлено как гармоничное и дисгармоничное. Но если у древних греков само по себе сакральное и профанное могло быть как гармоничным, так и дисгармоничным, то в христианстве сами эти понятия стали основой противопоставления. Повседневность превратилась в «пошлую обыденность» после изгнания из нее «иного». Постмодерн исключил культурные символы из каждодневного существования: «сфера повседневности перестала выражать смыслы культуры, превратившись в знак знака, не имеющего означаемого, в симулякр»5.
Первое в отечественной культурологии определение повседневности, появившееся в конце XX. в:, принадлежит социологу Л.Г. Ионину, который увидел в ней «процесс жизнедеятельности индивидов, развертывающийся в привычных общеизвестных ситуациях на базе самоочевидных ожиданий» . Для выявления повседневности, по Ионину, необходимы следующие признаки: единообразное восприятие ситуации взаимодействия всеми ее участии ками; нерефлективность переживания и поведения, отсутствие личной вовлеченности в ситуации, типологическое восприятие участников взаимодействия и мотивов их участия. Повседневность проявляется благодаря противопоставлению будней - досугу и празднику, общедоступных форм деятельности — высшим специализированным ее формам, жизненной рутины — мгновениям острого психологического напряжения, действительности — идеалу.
С 1990-х гг. социология повседневности в различных аспектах привлекала внимание отечественных исследователей (Л.Д. Гудков, Е.В. Золотухина-Аболина, С.Г. Климова, Н.Н. Козлова, Б.В. Марков, Л.И. Насонова, С.Н. Тес-ля, В.Г. Федотова, Л.Л. Шпак и др.).
Первая концептуальная модель повседневности с позиций комплексного социолого-культурологического подхода была предложена В.Д. Лелеко. Отметив, что повседневность — «один из модусов человеческого бытия», исследователь указывает условия ее возникновения» и существования: «Для того, чтобы стать повседневным, обыденным, то, что повторяется каждый день, должно стать ожидаемым, понятным, должно быть пережито и оценено как тривиальное, серое, скучное». Повседневность — есть будничность, она противопоставлена праздничному и сакральному, включает в себя «вещно-предметный ряд, событийный ряд и набор сценариев поведения, повседневных ритуалов, предполагающих тендерную и возрастную дифференциа-цию» . Необходимым условием повседневности В.Д. Лелеко считает еже-дневность повторяющегося событийного ряда, его суточный ритм, а также эмоциональную реакцию человека на это повторение и его оценку.
Л.В. Беловинский «рассматривает повседневность как практическую реализацию в процессе общественного бытия существующих и выработку новых культурных норм и стандартов человеческой жизнедеятельности, формируемых жизненным опытом индивида и социума» . Исследователь включает в структуру повседневности различные виды специализированной и обыденной деятельности, обусловленные ценностными ориентациями человека. «Характер повседневности определяется переживанием историческо 17 го опыта, его интерпретацией, в сочетании с условиями исторического бытия индивида, социума, этноса и тесно связан с их менталитетом».
Проанализировав различные подходы к изучению повседневности, Н.В. Розенберг выделил следующие аспекты культуры повседневности: « — человек не существует вне определенной системы социальной жизни; повседневность, с одной стороны, формируется под влиянием социального и профессионального статуса, возрастной специфики и семейного положения того или иного человека, с другой стороны — отражает их своеобразие, обусловленное временем и эпохой; - человек живет в определенной пространственной среде — природной и социальной (большие и малые города; деревни, села), что накладывает отпе чаток на его повседневную жизнь; - повседневность всегда отражает материальную (технологическую, производственную, экономическую) сферу общественной жизни; - человек и его быт непосредственно зависят от системы ценностей и норм поведения, в, данном обществе: особая, психология, мировосприятие, идеалы и кумиры, общественное мнение, система общения — все эти элемен ты духовной жизни являются важными аспектами культуры повседневности» .
В современной культурологии существует точка зрения, отождествляющая повседневность и обыденную культуру. Такая позиция, в частности, закреплена и в словарной дефиниции. «Обыденная культура - владение обычаями повседневной жизни социальной и национальной среды, в которой человек проживает. То же, что повседневная культура. ... это культура, не получившая институционального закрепления; часть повседневной реальности, совокупность всех нерефлексивных, синкретических аспектов социальной жизни. Она ограничена своим домом, районом, городом, своей территорией, межличностными отношениями. Такова сфера ближайшего окружения, первичных агентов социализации, первичных малых групп. O.K. охватывает небольшой объем мира (микромир). Человек осваивает ее с первых дней жизни — в семье, в общении с друзьями. Через тесные спонтанные контакты он овладевает теми навыками, знаниями и стереотипами поведения, которые в дальнейшем служат базой для приобщения к специализированной культуре. O.K. — сфера общепонятных знаний и общедоступных навыков, полученные благодаря трем источникам: общению в малой группе (семья, ровесники, родня), обучению в школе и получению общего образования, средствам массовой информации. Социальным пространством для проявления O.K. становятся приватное пространство (квартира), публичные места (студенческое общежитие, завод, транспорт, театр, музей, химчистка, очередь, улица, подъезд, школа и т.п.)»10.
Семья в тексте культуры: литературный дискурс как часть социального дискурса
Герой литературного произведения существует в ситуации, которая наполнена событием и сама есть событие.
Приставка со- в слове «событие» имеет то же значение, что в словах «сочувствие», «сострадание» и т. п. Событие предполагает совместное бытие, совместное существование в жизни по крайней мере двоих людей.
Все, что происходит с одним человеком, можно назвать случаем, происшествием. Событием они могут стать только при участии других людей (даже мысленно, в сознании и представлении героя), которые в этом событии выступают соучастниками по отношению к поступкам или речам главного героя, проявляя сочувствие, сопереживание, оказывая содействие или сопротивление тому, что предлагает им главный герой.
Совпадая в определенных случаях, понятия «событие» и «ситуация» имеют разную наполненность, но, как представляется, не существуют друг без друга: так как событие реализуется- через ситуацию и преобразует ситуацию, благодаря событию одна ситуация трансформируется в другую. Ситуация как композиционный элемент выходит на уровень сюжетосложения именно благодаря событию. Это взаимопроникновение дает возможность говорить о роли семейной ситуации в создании сюжетно-композиционного единства произведения.
«Одной из главных черт, свойственных человеку, является, по Достоевскому, то, что человек рождается и проживает каждый момент своей жизни в какой-то конкретной ситуации, с которой он в большей или меньшей мере связан, а значит, он всегда в какой-то мере укоренен в определенной действительности. Конечно, это не означает, что человек обречен жить в пределах этой определенной ситуации, что он не может освободиться, даже отделиться от нее или противостоять ей: это пошло бы вразрез с важнейшим элементом концепции человека, присущей Достоевскому, — с тем, что человек реализуется в процессе, а значит, в постоянном движении и в постоянном преодолении предела, представленного любой определенной ситуацией, которая препятствует эволюции его бесконечности. Скорее, это означает, что такая эволюция никогда не может обойтись без конкретной и определенной ситуации, с которой человек связан и в которой он укоренен, а также никогда не может игнорировать ее, то есть игнорировать природу того предела, который препятствует ей. Эта ситуация состоит из внешних и внутренних факторов, обусловливающих жизнь человека, и особенно из «пережитого» — всего того опыта, который человек накопил сознательно или бессознательно в течение всей своей предыдущей жизни. Именно эти корни связывают человека с его конкретной ситуацией, и игнорировать их или воображать, что их можно не признавать или что без них можно обойтись, равносильно уходу из реальности в абстрактность, в ситуацию, когда человек отрицает саму свою способность к эволюции; ведь для того, чтобы сдвинуться с точки, в которой он находится, и перейти к следующей фазе своей эволюции, ему необходимо полностью осознать характер и природу ситуации, в которой он находится, то есть ясно осознать тот предел, который ему препятствует и который он должен преодолеть, чтобы реализовать свою беспредельность»96.
Итальянский исследователь философии Достоевского, как видно из процитированного фрагмента его эссе, включает в орбиту интересов Достоевского мыслителя такие понятия, как «человек», «преодоление», «эволюция», «корни», «опыт», «беспредельность»... При этом все вышеназванные понятия реализуются через ситуацию, в которой «укоренен» человек. В своей работе Д. Пачини не использует слово «событие», однако, представляется, что его рассуждения указывают на событийную сущность ситуации.
По мысли Гегеля, необходимо «сначала установить различие между тем, что просто происходит, и определенным действием, которое в эпическом произведении принимает форму события. Просто происходящим можно назвать уже внешнюю сторону и реальность всякого человеческого действия, что не требует еще осуществления особенной цели, и вообще любое внешнее изменение в облике или явлении того, что существует. Если молния убивает человека, то это всего лишь внешнее происшествие, тогда как в завоевании вражеского города заключено нечто большее, а именно исполнение намеченои цели» .
Таким образом, закрепляется два основных свойства события - наличие цели и динамическое начало, конфликтность. Именно эти свойства позволяют трансформировать ситуацию в новое качество. Исходя из этих свойств события, можно выделить признаки, характеризующие ситуацию: отсутствие цели и статичность. Событие, вторгаясь в ситуацию, взрывает ее, изменяет и разрешается созданием новой ситуации, которая будет сохранять свои свойства до следующего события.
«Событие - не просто место, занимаемое в течение бытия, а совершение самого бытия, его фрагмент или эпизод. ... Поскольку мерой события выступает время, в центре внимания оказываются моменты его возникновения, кульминации и разрушения (либо преобразования), продолжительность влияния на другие события или испытания их действия... и т.п.» .
Указанные стадии существования события в культуре соответствуют принципам построения- драматической коллизии в художественном произведении. Поэтому не случайно при культурологическом и литературоведческом анализе произведения речь идет в первую очередь о событии.
«Разные события требуют различного времени и играют в жизни человека различную роль. Те из них, которые меняют судьбы народов, цивилиза 50 ций, называют важными или историческими, те, которые определяют тенденции жизненного пути личности — ключевыми или переломными. Однако подавляющее большинство событий выражает поток или естественный фон жизни, привлекающий внимание лишь постольку, поскольку это необходимо для обеспечения ее самое»99.
Культура повседневности имеет дело именно с «фоновыми» событиями. Однако подобная характеристика никак не умаляет их значения. Степень важности того или иного события в жизни человека или общества не всегда очевидна и может быть выявлена скорее в будущем, ближайшем или далеком, в зависимости от глубины содержания события.
Среди различных ситуаций, с которыми может быть связан человек в своей жизни, ситуация семейная представляет наибольший интерес, как своей распространенностью (каждый человек имеет опыт подобной ситуации), так и силой влияния на становление человека (поскольку семья выступает в качестве корневой системы человека, которая во многом определяет его будущее поведение, его способность к эволюции и сознание необходимости «реализовать свою беспредельность»).
Являясь предметом художественной культуры «семейная ситуация» позволяет участникам художественного процесса избежать культурного шока при создании и, особенно, при «потреблении» произведения искусства или, во всяком случае, снизить его влияние на человека, стремящегося воспринять искусство, но по разным причинам неготового к этому восприятию.
Определение культурного шока дал в 1970-х гг. американский антрополог Ф.Бок: «Культура в самом широком смысле слова — это то, из-за чего ты становишься чужаком, когда покидаешь свой дом. Культура включает в себя все убеждения и все ожидания, которые высказывают и демонстрируют люди... Когда ты в своей группе, среди людей, с которыми разделяешь общую культуру, тебе не приходится обдумывать и проектировать свои слова и поступки, ибо все вы - и ты, и они — видите мир в принципе одинаково, знаете,
Понятие «случайное семейство» как отражение состояния русской семьи 2-й половины XIX в.
Замысел романа «Отцы и дети» занимал писателя и в период работы над романом «Подросток» (на первом этапе Достоевский несколько раз определял свой замысел, используя тургеневскую формулу) и сразу по его окончании. Это был промежуточный этап между «Подростком» и «Братьями Карамазовыми». «Несколько сюжетов, организующих большой материал, сцепляются в целое единством темы: исследуется одна социально-этическая проблема — отношения между отцами и детьми в рамках шаткой семьи»163. Оставшись невоплощенным, этот замысел, однако не оставлял писателя и во время работы над последним романом, трансформировавшись в его проблематике.
Миропонимание писателя сложилось в немалой степени под влиянием жизни в родительском доме. Ф.М. Достоевский писал 10 марта 1876 г. брату Андрею Михайловичу, посылая ему только что напечатанный роман «Подросток»: «Заметь себе и проникнись тем, брат Андрей Михайлович, что идея непременного и высшего стремления в лучшие люди (в буквальном, самом высшем смысле слова) была основною идеей и отца и матери наших, несмотря на все уклонения»164. Приводя эту цитату в своей книге, посвященной биографической московской предыстории творчества Ф.М. Достоевского, Г.А. Федоров отмечает: «Однако никто из биографов не увидел связи этих слов со словами в «Дневнике писателя», напечатанными через несколько месяцев в октябрьском выпуске: «Лучшие люди» — это "те люди, без которых не живет и не стоит никакое общество и никакая нация, при самом даже широком равенстве прав"»165.
«Семья, обычай, Бог»166, по Достоевскому, составляют основу духовной жизни человека. Это та культурная традиция, включенность в которую создает необходимую для человека почву. Соблюдение традиций являлось для писателя важнейшим доказательством правильности человеческой жизни.
Эта правильность предполагала следование обычаям, что относилось, например, к тому, каким именем следовало назвать родившегося ребенка. По свидетельству А.Г. Достоевской, писатель хотел назвать своего младшего сына Степаном, «в честь родоначальника рода Достоевских», упоминаемого в литовских документах XVI века Степана Ивановича Достоевского167.
В.А. Савостьянова, дочь А.М.Достоевского, вспоминает: «По поводу имени этого нашего первого ребенка — сына, которого мы назвали Андреем, — он нас пожурил... «"Не Андреем он должен называться, а Константином, в честь отца мужа. В русском быту так ведется". - "Но дядя, - возражала я, -ведь его отец умер, а мы дали имя в честь моего отца, который жив". Он только ласково улыбнулся , но не уступил» .
В выпуске «Дневника писателя» за июль-август 1877 года Ф.М. Достоевский особое внимание уделил тому, что именно вспоминают дети «до глубокой старости»: «Малодушие отцов, ссоры в семействах, споры, обвинения, горькие попреки и даже проклятия на них, на лишние рты, и, что хуже всего, вспоминают иногда подлость отцов, низкие поступки из-за достижения мест, денег, гадкие интриги и гнусное раболепство. И долго потом в жизни, может, всю жизнь, человек склонен слепо обвинять этих прежних людей, ничего не вынеся из своего детства, чем бы мог он смягчить эту грязь воспоминаний и правдиво, реально, а стало быть, и оправдательно взглянуть на тех прошлых, старых людей, около которых так уныло протянулись его первые годы. Но это еще лучшие из детей, а ведь большинство-то их уносит с собою в жизнь не одну лишь грязь воспоминаний, а и саму грязь, запасется ею даже нарочно, карманы полные набьет себе этой грязью в дорогу, чтоб употребить ее потом в дело и уже не с скрежетом страдания, как его родители, а с легким сердцем: "Все, дескать, ходят в грязи, об идеалах бредят только одни фантазеры, а с грязнотцой-то и лучше"...» (25; 182).
Воспоминания детства определяют дальнейшую жизнь человека: «Без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек. ... А потому и сомнения нет, что воспоминания и впечатления, и, может быть, самые сильные и святые, унесутся и нынешними детьми в жизнь. ... Но беда в том, что никогда.еще не было эпохи в нашей русской жизни, которая столь менее представляла бы данных для предчувст-вования и предузнания всегда загадочного нашего будущего, как теперешняя эпоха. Да и никогда семейство русское не было более расшатано, разложено, более нерассортировано и неоформлено, как теперь. ... Современное русское семейство становится все более и более случайным семейством» (25; 182-183).
В указанной работе Г.А. Федоров пишет: «Виденное и пережитое нашло впоследствии отражение в романах Достоевского. Это не только реалии из родственного круга-Куманиных, это и-память об особых чертах московской старины, где он родился, где прошло детство и- отрочество,- стороны, имевшей особенности, выделявшие ее из других городских предместий»169.
О своих детских годах Достоевский вспоминал в «Дневнике писателя»: «Я происходил из семейства-русского и благочестивого. С тех пор как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства. Мне всего лишь десять лет, когда я уже знал почти все главные эпизоды русской истории Карамзина, которого вслух по вечерам читал нам отец. Каждый раз посещение Кремля и соборов московских было для меня чем-то торжественным» (21; 134).
Текст как культурный артефакт: интерпретация драмы «случайного семейства» в художественном творчестве Ф.М. Достоевского
«Семейные ситуации» «Подростка» позволяют увидеть в новом свете реалии, с которыми читатель уже встречался на страницах предыдущих романов: прежде всего, речь идет о понятиях «кровный отец» и «отец-воспитатель». В «Подростке» эта оппозиция, выраженная образами Вереи лова и Макара Долгорукого, впервые дается явно. Хотя в предыдущих романах присутствовали и «кровные отцы» и «отцы-воспитатели», а Семену Мармеладову давалась возможность объединить в себе и того, и другого, однако именно в «Подростке» эти понятия проявились как определяющие для развития главного героя, в частности, и выражения общей идеи произведения и отношения автора к проблеме в целом.
В связи с «неблагообразием» отцов дети ищут опору в жизни самостоятельно. В отсутствие идей духовных опираются на материальное. Так в ро по мане возникает «идея Ротшильда», которая овладевает Подростком, идея, которую и сам ее носитель воспринимает как подмену. «Подросток хотя и приезжает с готовой идеей, но вся мысль романа та, что он ищет руководящую нить поведения, добра и зла, чего нет в нашем обществе, этого жаждет он, ищет чутьем, и в этом цель романа» (16; 51).
Погружая героев романа в семейно-бытовую атмосферу повседневности, Достоевский, однако, меньше всего интересуется бытописательством. Семья рассматривается писателем не как форма организации жизни людей, но как категория нравственная, дающая («благочестивое семейство») или отнимающая («случайное семейство») опору для решения единственно важной, по мнению писателя, идеи - идеи о бессмертии души человеческой.
В материалах к последнему роману писателя «Братья Карамазовы» роль семьи в осуществлении этой идеи определяется устами Старца: «Бог дал родных, чтоб учиться на них любви» (15; 205).
Уже в самом названии романа — «Братья Карамазовы» — использована лексика родства. Карамазовы продолжают галерею «случайных семейств» в художественном мире Достоевского. При этом общность «неблагообразия» отцов и детей подчеркивается: читателю рассказывается «история одной семейки». «Случайное семейство», деградируя, превращается в семейку, если никто из его членов не осознает необходимости что-то изменить в себе. Кровь Федора Павловича Карамазова течет в жилах четверых братьев и лежит на совести каждого из них. И Алеши — он тоже Карамазов.
Но именно в «Братьях Карамазовых», единственном из всего Пятикнижия , семейству случайному, ставшему семейкой, противопоставлено семейство благочестивое — карамазовским надрывам противопоставлена духовная сила Снегиревых. Достоевскому важно, что Снегиревы, погрязшие в нищете и немощи, оказываются духовно неизмеримо выше Карамазовых. В образе этого семейства писатель воплощает свою излюбленную мысль о нравственном совершенствовании через страдание. Бедность и болезни не создают общего гнетущего впечатления благодаря главной авторской тональности при изображении этого семейства — в нем все освящено взаимной любовью.
Ситуация отцеубийства, оказавшаяся в центре сюжета романа, обусловила присутствие в произведении идейно-философского плана, связанного с вечными вопросами бытия. Через бытовые ситуации, через взаимоотношения людей, связанных узами родства, отрицающих возможность всеобщей любви или научающихся ей, Достоевский вел читателя к бытийной сути существования человека на земле.
Уровень художественной достоверности, глубины и вместе с тем впечатление ужаса от степени падения современного общества оказался настолько значительным, что инсценировка романа была запрещена как порочащая «чрезмерной реальностью» «русское помещичье сословие,., русского офицера и... лиц, облеченных в монашескую одежду» (15; 519). Вердикт цензора был категоричен: «Чудовищное преступление отцеубийства, в котором принимают самое деятельное или бессознательное участие трое сыновей ... не может быть производимо на сцене» (15; 519).
В связи с указанием на вмешательство цензуры в историю инсценировок последнего романа писателя представляется интересным обратиться к некоторым из них, связанным с интерпретаций темы «случайного семейства».
Тот угол зрения, под которым чаще всего смотрят на романы Достоевского постановщики, позволяет говорить о ведущей роли тех романных линий, что связаны с драмой «случайного семейства».
В «Братьях Карамазовых» драма «случайного семейства» особенно явственна: в названии всего романа и отдельных глав, в сюжетных линиях, в построении взаимоотношений персонажей. И несмотря на такую пронизанность романа семейной проблематикой, через которую все идеи и образы получают необходимую глубину и особую окраску, основное внимание постановщиков в этом романе привлекает линия, связанная не с семейством Карамазовых, а семейством штабс-капитана Снегирева. ля» стали сцены, посвященные истории семейства Снегирева.
В спектакле Анатолия Эфроса, поставленном в Московском театре на Малой Бронной по инсценировке Виктора Розова «Брат Алеша», соседствовали «два разных социальных мира — семья Хохлаковых, где царствует материальный достаток, но нет мира и духовного покоя. И семья Снегиревых, погрязшая в безысходной нищете и страшных болезнях. Режиссер и художник (В. Паперный. - Т.Г.) нашли простой композиционный прием, чтобы наглядно показать: обе семьи - это две стороны одной медали, два слоя одного общества. Вот куб повернулся к зрителям своими белыми гранями, горничная в передничке, став на стул, подвесила к потолку хрустальную люстру — и перед нами богатый дом Хохлаковых. Потом куб повернется серыми гранями, помятый, потертый штабс-капитан Снегирев взгромоздится на табурет, повесит на крюк дешевенькую лампу с медным абажуром — и мы в избе Снегирвых...»
