Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Ценностно-смысловая характеристика хронотопа как социокультурного явления 15-16
1.1 Универсальность хронотопического способа исследования социокультурных процессов 16-31
1.2 Специфика хронотопа монологических моделей культуры 31-52
1.3 Полифонический хронотоп как антагонист тоталитарной культуры 53-74
Глава 2. Модели тоталитарного хронотопа и социокультурная типология личности 75-75
2.1 Тоталитарная модель культурного хронотопа и ее альтернатива в русской литературе 75-96
2.2 Основные типы личности тоталитарной модели хронотопа и их корреляты в художественной литературе 96-112
2.3 Хронотопы и технологии сопротивления в мире тоталитаризма 113-135
Заключение 136-143
Библиография 144-156
- Универсальность хронотопического способа исследования социокультурных процессов
- Специфика хронотопа монологических моделей культуры
- Тоталитарная модель культурного хронотопа и ее альтернатива в русской литературе
Введение к работе
Актуальность исследования. Последние полтора десятка лет отмечены небывалым подъемом интереса к стремительно уходящей в прошлое тоталитарной культуре, которая представляет собой особый культурный феномен, обладающий собственными духовными истоками, правилами функционирования социума и социокультурной динамикой. Чем далее исторически мы отодвигаемся от этого культурного феномена, тем более нас привлекает обращение к непосредственным свидетелям ушедшей эпохи. Пристальное вчитывание в авторские тексты позволяет выявить художественные концепции той действительности и обнаружить такие из них, где представлена модель тоталитарного хронотопа, противостоящая официальной трактовке и представляющая собой своего рода сопротивление тоталитарному миру.
Именно эти тексты проливают свет истины на сущность культуры тоталитаризма. Особую актуальность обращения к национальной литературной традиции придает литературоцентричный характер российской культуры. В XIX - XX веках русские писатели и литература в целом (Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой, A.M. Горький, И.А. Бунин, М.А. Булгаков и другие наши классики), представляя отличные от официальных художественные модели действительности, выступали не столько наблюдателями, сколько субъектами культурных процессов.
Этим и обусловлена актуальность философско-культурологического исследования тоталитарного хронотопа на основе реконструкции художественных текстов XIX - XX веков.
Степень разработанности проблемы. Изучение тоталитаризма как особой^ формы культуры началось задолго до возникновения государственных тоталитарных форм. Уже с XIX века существовало два основных центра его исследования: российский и западноевропейский (при этом часто их гносеологические установки, тематика и методологические принципы были близки). В конце XIX века общую онтологическую
4 направленность размышлений начинает определять религиозное мировидение. В дореволюционной России импульсы осмысления тоталитарных тенденций исходили, прежде всего, от творчества Ф.М.Достоевского: (в частности, повести «Записки из подполья» и «Записки из Мертвого дома»; романы «Преступление и наказание», «Бесы» и «Братья Карамазовы»). Особый интерес представляют «веховская» философско-религиозная традиция, которая начинается с таких сборников статей, как «Проблемы идеализма» (1904), «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» (1909) и продолжается отдельными трудами С.Н.Булгакова «Два града. Исследование о природе общественных идеалов» (1911).
В конце XIX, нач. XX в. Ф. Ницше, X. Ортега-и-Гассет и О. Шпенглер закладывают основы западного изучения тоталитарных тенденций. По их мнению такая терминология, как: «смерть бога» (Ф.Ницше), «восстание масс» (X. Ортега-и-Гассет), «цивилизационная» фаза европейской культуры (О.Шпенглер), оказалась возможной лишь в ситуации краха традиционных религиозных ценностей. В глазах этого поколения мыслителей они были синонимичны гуманистическим ценностям: человечности, сострадания, доброты. Исключение составляет только Ф. Ницше, предлагавший, впрочем, вместо ослабевшего христианства обновленный вариант ортодоксии «сверхчеловека». Исторический триумф тоталитарных режимов (в Италии и Германии), массовый террор и уничтожение самих основ гуманизма придали этому течению новые силы и краски.
В «зарубежной», «эмигрантской» России, вплоть до середины 50-х годов XX века, традиция продолжалась сборниками «Из глубины. Сборник статей о русской революции», «Освальд Шпенглер и закат Европы», исследованиями С.Л. Франка «По ту сторону «правого» и «левого», Г.П.Федотова «Судьба и грехи России», Н.А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», Ф.А. Степуна «Мысли о России», «Бывшее и несбывшееся», И.А. Ильина «Наши задачи. Историческая судьба и будущее России», П.Б. Струве «Россия», статьями И.Л.Солоневича указанного
периода. В большинстве из этих работ отмечалось, что победа тоталитарного строя в России привела к «омассовлению» общества и его «варваризации», к упрощению как общественной и интеллектуальной жизни, так и повседневного поведения, а также социальной структуры в целом. Были сделаны многочисленные выводы о деспотическом (восточном или западном) характере феномена советского тоталитаризма (Н.А.Бердяев, П.Н. Бицилли, B.C. Варшавский, Б.П. Вышеславцев, Л.П. Карсавин, Д.С. Мережковский, СО. Португейс, А,Н, Потресов, П.Я. Рысс, П.Н. Савицкий, И.Л. Солоневич, П.А. Сорокин, Ф.А. Степун, П.Б. Струве, Г.П. Федотов, С.Л. Франк, В.М. Чернов, Ф.А. Щербина).
Они же писали об антикультурной метаморфозе, «распаде» русской души, лежащей в основании национального варианта тоталитаризма, фиксировали внимание на изменении массовой ментальносте, и с этим были связаны возможные трудности преодоления тоталитарных тенденций. Тоталитаризм мыслился как результат выпадения из истории (национальной и религиозной), как «одержимость», болезнь духа, как отход от нормального национально-психологического состояния народа. Преодолеваться он должен был внешними по отношению к современной исторической данности манипуляциями с национальным сознанием,: которое, в свою очередь, принимало формы национального духа, души, способной чудесным образом очиститься, выздороветь.
Выход из сложившейся ситуации, чаще всего, виделся в возрождении в обществе христианского начала, в возврате к «чистым», «незамутненным» религиозным ценностям. Концепция религиозно-нравственного преодоления тоталитаризма, поддерживаемая и развиваемая представителями русской философской мысли, в 70-е годтл была подхвачена А.И. Солженицыным, отчасти Л.Н. Гумилевым, несколько позднее В. Аксючицем, В Ю. Бородаєм, И.Шафаревичем, о.А. Шмеманом.
В 30-е — 50-е годы и в западноевропейской обществоведческой науке были проведены исследования на стыке религиоведения, политологии,
социологии и культурологии, Как и в случае с отечественной мыслью, зачастую исследования переводились в онтологический план. Тогда в научный обиход вошли понятия «тоталитарное мышление», «социальная инженерия» (Р. Паунд), «политические религии» (Э. Феегелин), «светские религии» (Р. Арон), «социальные технологии» (К. Манхейм), «тоталитарная личность» (X. Арендт), «одномерный человек» (Г. Маркузе)..
Западная. «советология» подходила к проблеме тоталитаризма, анализируя, прежде всего, устойчивые элементы тоталитарной системы, «работающие» на ее поддержание в неизменном виде. В работах X. Арендт, З.Бжезинского, В. Гуриана, Т. Кона, Р. Левенталя, М. Лернера, F. Лейбхолу, К.Поппера, К.И. Фридриха, анализу подвергся репрессивный аппарат тоталитаризма, в том числе, социально-административный и идеологический. В исследованиях Р. Арона, З.К. Бжезинского, Т. Буххайма, М. Драхта, Р.Левенталя и К.И. Фридриха идеологические и социальные технологии в виде различных политических мифологий изучались в качестве главной репрессивной формы. Исследования в данной области проводили Й.М.Бохемски, F. Маркузе; Г. Немейер, Ф. Хайек, позже П. Бергер, К.Д. Брахер, К. Гюнтер, Е. Дессе, К. Лоу, Е.А. Менце. В большинстве западноевропейских работ данного периода, внимание, прежде всего, обращалось на подавляющую мощь и всесилие пропагандистско-идеологического и репрессивного аппарата.
Из этого делался вывод о более или менее полной подчиненности человека тоталитарным установкам, его прозрачности для внешнего влияния большого времени тоталитарного мифа. Аналогичная модель тоталитарной культуры получила распространение и в беллетристике XX века. Е.И.Замятин, Дж. Оруэл, А.А. Зиновьев, Ф. Кафка, Дж. Оруэл и другие писатели изображают тоталитарное общество утрировано, карикатурно, и, как правило, в жанре антиутопии.
В конце 80-х и в 90-е годы появились градации режимов по степени тоталитарности (В.В. Дамье, Я.С. Драбкин, А.В. Шубин). Были определены
7 критерии различий между архаическими деспотиями и современными тоталитарными режимами в пользу большей свободы последних; уточнены и разделены термины «тотальность» и «тоталитарность» (Л.В. Поляков), «тоталитарная модель» и «тоталитарная реальность» (А.Л. Алёшин, Л.А. Седов). .А также констатировалось крушение «языковых планов тоталитаризма» (Э.В. Надточий, Ф.Г. Эйдлин), и то, что «тоталитаризм не получился» (И.А, Зевелев). Подверглись сомнению повсеместность культа личности Сталина (А.Е. Медунин). Одновременно было введено понятие «границ» тоталитаризма (М.В.Любомирова) и оспорен термин «тоталитарное сознание» (В.А. Чаликова). Оказалось, что человек тоталитаризма часто лишь носил тоталитарную «маску», скрывавшую его истинное лицо (А.В.Захаров).
Значительными достижениями этого времени стали следующие сборники научных статей: «Тоталитаризм как исторический феномен» (1989), «Драма обновления» (1990), «Погружение в трясину» (1991), «Тоталитаризм. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления» (1996) и труды таких авторов, как А.А. Кара-Мурза, А.В. Фадин, В.А. Чаликова, Н.Н. Козлова, В.П. Римский, Л.В. Поляков.. Их исследования отличаются от своих предшественников поиском эволюционной парадигмы, вниманием к стоическим элементам внутри тоталитарного режима, доверием к человеку изучаемой эпохи, его мнению и способу жизни, отказом от поверхностных исторических аналогий. Важнейшей гносеологической особенностью этих исследований был как бы «взгляд изнутри», взгляд людей, имеющих тоталитарный опыт. Именно они нашли новый аспект в предмете изучения этой эпохи, перенеся акцент с внешних, абстрактных категорий и воспевания власти к размышлениям конкретного свидетеля эпохи, часто невольного участника антитоталитарного сопротивления.
Однако очевидно, что исследования тоталитарного хронотопа, а также хронотопов и технологий сопротивления тоталитаризму не в полной мере
8 опирались на «сознательные» авторские тексты, больше, обращая внимание
на позицию рядового человека. Кроме того, в приведенных исследованиях
недостаточно отражена связь тоталитарной модели действительности с
общими схемами культурного мышления, а также зависимость европейских
тоталитарных систем от общемирового процесса урбанизации.
Исходя из этого, объектом исследования является культурная эпоха второй половины XIX - первой трети XX вв. как время постепенного «вползания» России и всей Европы в «тоталитарный соблазн», начала расцвета классической формы тоталитарной культуры - сталинского режима.
Предмет исследования - культурные формы тоталитарного хронотопа, представленные в текстах русской художественной литературной традиции.
Материалом исследования служат художественные тексты классиков отечественной литературы исследуемого периода: Л.Н. Толстого, Ф.М.Достоевского, В.В. Маяковского, М.А. Булгакова и других российских писателей.
Учитывая процессы, происходившие в научной и художественной практике, были определены цель и задачи диссертационного исследования.
Цель диссертационной работы: реконструировать культурные модели тоталитарного хронотопа в российской литературной традиции.
Реализация обозначенной цели обусловила постановку и решение конкретных задач:
- раскрыть философское содержание понятия «хронотоп» как
формально-содержательной категории и универсальный характер
хронотопического метода;
— выявить общие принципы построения хронотопических моделей
культуры и проследить возникающую в них связь типа культурного
хронотопа с социокультурной типологией личности;
- дать характеристику монологического и полифонического стиля
мышления, как основных способов осмысления тоталитарной культуры в русской литературной традиции;
- определить культурную природу тоталитарного проекта как
монологического и показать ее несовместимость с полифонической
культурной городской цивилизации Нового Времени;
рассмотреть обособленные миры внутри тоталитарной культуры сквозь призму их стоических потенций по отношению к репрессивно-подавляющей системе;
выделить личностные типологические ряды, существующие как в пространстве метатекстов тоталитарной культуры, так и в альтернативных ее концепциях.
Поставленные цель и задачи обусловили выбор теоретико-методологического аппарата и логическую структуру диссертационного исследования.
Теоретико-методологические основы исследования. В работе использовались следующие принципы, методы и подходы:
- проблемно-логический, который позволяет определить проблемное
поле исследования, сформулировать основные понятия;
- структурно-семиотический, позволяющий рассматривать разные
культурные тексты с точки зрения их структурности;
- культурно-типологический, дающий возможность выделить
личностные ряды, учитывая общность поведения и восприятия
действительности отдельных индивидуумов;
- в ходе диссертационного исследования, также используются
синергетический метод, метод обобщений, сравнений и аналогий и другие;
- конкретная методология, разработанная в трудах М.М. Бахтина
«Формы времени и хронотопа в романе», А.Я. Гуревича «Категории
средневековой культуры», В.П. Римского «Демоны на перепутье: культурно-
исторический образ тоталитаризма» и «Тоталитарный космос и человек»,
Ю.М.Лотмана «Семиосфера» и других ученых.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в
следующих результатах:
раскрыты философское' содержание понятия «хронотоп» как формально-содержательной категории и универсальный характер хронотопического метода;
определены характеристики монологической и полифонической модели культуры;
установлено принципиальное расхождение монологических и полифонических культурных хронотопов и социокультурных личностных рядов;
выявлена связь типа культурного хронотопа с историческими формами культуры: если тоталитарную культурную, форму можно считать попыткой воплощения монологической модели, в то время как в основе городской культуры лежит ее ; культурный антипод — полифоническая модель;
реконструкция типов хронотопов и социокультурной типологии личности в литературе XIX-XX веков показала определенную преемственность русской классики и тоталитарных метатекстов в понимании культурной природы города;
- проведен анализ альтернативных концепций тоталитарной культуры
и определены хронотопы и технологии сопротивления тоталитарному миру, а
также и раскрыта роль городских локальных объединений в генезисе
тоталитарной культуры.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. В основе большинства моделей культуры лежат два базовых стиля
мышления: монологический и полифонический. Критерием их различия
служат такие категории как хронотоп, социокультурная типология личности,
отношение Целого и Части. Монологизм сакрализует пространственно-
. и
9 временной Центр культуры, выстраивает единственный типологический
личностный ряд, Целое и Часть представляет как тождественные, но неравные элементы культуры.
2. Полифонический стиль культурного мышления конструирует
дифференцированный культурный хронотоп, .разрушает единство
личностного ряда, отношение Части к Целому предстает как равное, но не
тождественное.
3. Проблема тоталитарного.,хронотопа - это, прежде всего, проблема
подхода к изучению культуры. Если, тоталитарная культура видится с точки
зрения своих целостных характеристик, то при ее исследовании, как правило,
используется монологическая модель культурного хронотопа, так как
полифоническая модель культурного хронотопа сдвигает взгляд в сторону
исследования альтернативных хронотопов и стратегий поведения.
4. Культурная природа тоталитаризма как ее монологическая модель,
V объективно противостоит природе городской культуры - полицентрической
и дифференцированной. Одним из локальных социокультурных объединений, формирующих полифоническое социокультурное пространство города, является городской кружок, роль которого состоит в генерировании новой информации.
5. В русской литературной традиции XIX века имела место недооценка
антитоталитарной роли города и городского кружка. Городское
пространство, как место гуманитарного отчуждения, социальной
раздробленности и измены национальным интересам, подверглось
решительной нигиляции. Вместо него предлагался монологичный
традиционный культурный хронотоп - деревенский уклад жизни.
6. Наиболее точно культурную природу города определил
М.А.Булгаков. Он выступил оппонентом мнению, согласно которому
городская культура является только источником тоталитарного зла. В
произведениях М.А. Булгакова можно реконструировать концепт, согласно
^ которому одним из самых мощных факторов противодействия
12 тоталитарному строю были городская культура и городской системный
кружок. Согласуясь с полифонической моделью культуры, в текстах
М.А.Булгакова можно выделить три базовых типа личности городской
культуры: волевой, традиционный и креативный, представляющие собой
различные технологии сопротивления тоталитарному миру.
Теоретическая и научно-практическая значимость исследования. Значимость настоящего исследования состоит в том, что полученные результаты важны для более углубленного и конструктивного понимания тоталитарной культуры. Выводы и положения диссертации намечают перспективы новых исследований исторического прошлого и современного состояния городской культуры, способствуют пониманию особенностей и характера отношений тоталитаризма и городской среды. Основные выводы и положения диссертации могут использоваться для разработки вузовских спецкурсов по проблемам тоталитаризма, в учебном процессе и для дальнейших научных исследований.
Апробация исследования. Теоретические аспекты диссертации нашли отражение в докладах на международных, региональных и межвузовских конференциях: Всероссийская научно-методологическая конференция «Методология и методика преподавания курсов «Человек и общество» и «Обществознание»» (Белгород, 1996); Международная молодежная научная конференция «Социализм на рубеже тысячелетий: уроки, современность и перспективы» (Белгород, 2000); Региональная конференция аспирантов, докторантов и молодых ученых «Духовная жизнь и культура Российской провинции» (Белгород, 2003); Региональная научно-практическая конференция «Опыт духовного просвещения в современной системе образования» (Белгород, 2003 г.); Региональная научная конференция «Конструктивно цивилизационные особенности развития современного российского общества» (Белгород, 2004).
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Ознакомление учащихся с евангельской метаисторией в процессе
изучения обществоведческих курсов (На примере романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита») // Методология и методика преподавания курсов «Человек и общество» и «Обществознание»: Тезисы докладов и сообщений Всероссийской научно-методологической конференции. Часть 1. — Белгород, 1996.0,3 п.л.
Отражение института юродства в русской художественной литературе XIX - XX вв. (На примере романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита») // Методология и методика преподавания курсов «Человек и общество» и «Обществознание»: Тезисы докладов и сообщений Всероссийской научно-методологической конференции. Часть 2. - Белгород, 1996.0,3 п.л.
Пути преодоления тоталитаризма в концепции культуры М.А.Булгакова // Опыт духовного просвещения в современной системе образования: Научно-богословский сборник. — Белгород, 2003. 0,6 п.л.
Место города в формировании духовной атмосферы современной культуры // Духовное возрождение: Сборник научных и научно-прикладных трудов. Вып. 20 - Белгород, 2004. 0,4 п.л.
Роль городского кружка в создании полифонического культурного пространства // Духовное возрождение: Сборник научных и научно-прикладных трудов. Вып. 20 - Белгород, 2004. 0,4 п.л.
Горожанин как культурный тип //Духовное возрождение: Сборник научных и научно-прикладных трудов. Вып. 20 - Белгород, 2004. 0,3 п.л.
7. Социально-идеологические и креативные определения понятия
«интеллигенция» // Духовная жизнь и культура Российской провинции.
Материалы III Межвузовской конференции молодых ученых, аспирантов и
докторантов. - Белгород, 2004. 0,5 п.л.
. їй
Диссертация осуждалась и рекомендована к защите на заседании кафедры культурологии и теологии Белгородского государственного университета.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из двух глав, введения, заключения и списка литературы.
Универсальность хронотопического способа исследования социокультурных процессов
В данном параграфе диссертационного исследования определяется понятие «хронотоп» как ценностно-смысловой и семиотической категории, имеющей индивидуальную и коллективную формы; на основе исследования различных культурных текстов, определяются возможности хронотопического метода; дается определение доминирующей и альтернативной моделей хронотопа. Кроме того, показывается взаимозависимость пространственно-временных характеристик и социокультурных качеств личности, возникающая в культурном тексте и дается социокультурное определение малой городской группы как важнейшего элемента городского социального пространства.
Термин «хронотоп» означает «время-пространство» (от др. гр. Chronos - время и topos - место, пространство). В научный обиход его ввел в начале XX века А. Эйнштейн. Новым понятием ученый актуализировал обнаруженную и сформулированную им в специальной и общей теории относительности теснейшую зависимость фундаментальных основ мира: пространства, времени и движения. Изменение параметра одного из них вело к изменению других.
В России понятие хронотоп начинает исследоваться уже в 30-е годы XX столетия. Следом за известным русским физиологом А.А. Ухтомским, еще только начинающий философ-литературовед М.М. Бахтин использовал понятие в своей книге «Роман воспитания и его значение в истории реализма» (1936-1938), утраченной в военные годы. В последствии выделенные из подготовленных материалов пространственно-временные аспекты в романе породили вполне самостоятельное учение о «хронотопе» в «осмысленном и конкретном целом художественного произведения». Пространственно-временные отношения, по мнению М.М. Бахтина составляют «определенное художественное единство» или время-пространство. В СВОЄХМ учении о хронотопе исследователь исходил из того, что человеческое сознание не логоцентрично, то есть, не фиксирует мир объективно. Реальность оказывается пропущенной через сито эмоционально-ценностных представлений о ней, и получает в человеческом восприятии качество неоднородности. Эта ценностная неоднородность мира отражается в культурных текстах. Считывать ее М.М. Бахтин предложил через поиск «хронотопов».
Само понятие «хронотоп» М.М. Бахтин трактовал довольно широко:
а) придавая ему абстрактно-категориальный смысл: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть «хронотопом» [15, 9];
б) выводя его как мотив-действие: например, «хронотоп встречи»;
в) как локализованное время-пространство: «хронотоп дороги, гостиной, замка». Но в каждой из этих трактовок хронотоп это - знак, за которым стоит ценностно-смысловое определение.
Таким образом, начиная с работ М.М. Бахтина, в гуманитарном исследовании хронотоп понимается семиотически, а главными категориями теории хронотопа являются «текст», «знак» (означаемое) и «смысл» (означающее). Тексты могут быть как индивидуальными, так и коллективными. При исследовании авторских художественных произведений хронотопический анализ может ограничиваться отдельными текстами, несущими разный смысл. Один и тот же тип пространства в разных текстах может нести противоположную этическую нагрузку, о чем говорит Ю.М.Лотман, исследуя художественный мир Н.В. Гоголя. Например, закрытый, с кольцеобразной топографией, бытовой мир «Старосветских помещиков» обладает гостеприимство и доброжелательность так же являлись постоянным свойством этого «домашнего» пространства. Законом внутреннего мира являлся уют» [89, 252]. В то время, как в «Тарасе Бульбе» замкнутый мир сковывает героев, его населяющих, ненужными, неподвижными вещами, в их стремлении — выйти в вольное пространство украинской степи. Но как расширенное, так и домашнее пространство могут обернуться в непространство: одно - в бездну, пустоту, другое - в фантасмагорию («Вий») [89, 258]. В поле зрения исследователей могут попадать целые авторские циклы или все творчество в целом, если оно обладает необходимой для этого цельностью тем, мотивов и художественных приемов.
В пространственно-временном континууме художественного произведения можно делать акцент или на время, или на пространство. Так, М.М.Бахтин на первое место стгиил категорию времени: «В литературно-художественном хронотопе имеет место слияния пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно -г зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем» [15, 10]. Время М.М. Бахтин представляет как характеристику эпохи и раскрывается через явление, получившее пространственно-временное наполнение в виде художественного образа. Литературно-семиотические исследования рассматривают вре мя как категорию, принадлежащую, в первую очередь, внутреннему миру литературного произведения, то есть как явление самой художественной ткани литературного произведения. При этом представители этого направления сосредотачивают свой взгляд не на проблеме времени, как она ставится и решается в произведениях литературы, а делают акцент на самом времени, «как оно воспроизводится и изображается в художественном произведении», - отмечает Д.С.
Специфика хронотопа монологических моделей культуры
В данном параграфе определяется понятие и дается характеристика монологического стиля культурного мышления, а также рассматривается его связь с типом хронотопа, типологией культурных явлений, и в том числе, с типологией личности. Кроме того, демонстрируется как функционирует названный способ моделирования культурных хронотопов при исследовании тоталитарной культуры.
Монологизм - это не столько реальная культура, воплощение которой осуществилось лишь раз в человеческой истории в эпоху первобытного мифа, сколько сам способ мышления о культурной действительности, проявляющий себя как. в доминирующих представлениях, то есть, в коллективных культурных моделях, так и в альтернативных авторских проектах. Тоталитарную культуру можно рассматривать как неудавшуюся попытку реализрвать в живых культурных формах один из монологических проектов. В то же время и сами исследователи тоталитарной культуры вплоть до 80?х годов предлагали те или другие варианты монологических моделей тоталитарного мира.
Такой способ мышления исходит из того, что какая-либо культура, или даже весь мир, могут иметь: один всецело доминирующий ценностно-смысловой центр, из которого исходят обязательные для всех и разделяемые всеми образцы мышления и поведения; один идеологический источник, определяющий картину мира всех и каждого в отдельности; один центр ее легитимации. Наличие других идеологических источников, порождающих новые смыслы, категории, понятия, знания или дискурсы, которые расширяют или отменяют старые представления о действительности, то есть, определенным образом корректируют официальное слово, не замечается и не приветствуется.
Этот тип мышления классифицирует культурные феномены на основании нескольких основополагающих и взаимосвязанных принципов: первый - иерархичность, второй - тождество или соответствие целого и части. Культура в такой модели представляется монолитной как нечто Целое. Целое - это: или живой, естественный, природный организм (идеология романтизма), или совершенное государство (Платон, Т. Мор и другие утописты), или царство Мирового Духа (Г.В.Ф. Гегель), царство Разума (Просвещение).
Монологическая модель культурного Целого всегда, в большей или меньшей степени, несет в себе романтико-утопическую идею, которая строится на ценностном выделении некоего культурного пространства-времени. Это пространство-время имеет вполне конкретные топографические координаты и связано с определенной культурной системой. При этом в первобытном мифе ценностно выделяется место существования рода, в религиозной модели - религиозная ойкумена, в расовой - расовый ареал, в цивилизацирнной модели монологического хронотопа ценнрстно выделяется, территория определенной цивилизации, в национальной - нации.
Концептуальным значением наделена и Часть. Часть - это любой феномен Целого, уже или потенциально обладающий сходными с ним характеристиками совершенства. Части культурного целого образуют единые парадигматические ряды вертикальной, то есть ценностной, направленности. Таким образом, выстраивается некая пирамида, в которую встраиваются все культурные явления. В эту пирамиду входят пространственно-временные определения. Несмотря на то, что, культурная система в монологической модели представляется достаточно монолитной, внутри она разбита на ценностно-разнородные пространственные зоны. Ведущее место в данной модели принадлежит Центру - месту излучения важнейших и обязательных в монологической модели стратегий мышления и поведения. Центр здесь имеет статус сакральности, соответственно, другие культурные зоны располагаются по шкале убывания сакральности.
Время так же подчинено вертикальной ценностной структуре. Малое время человеческой судьбы, существующее в данной системе отношений Целого и Части, получает значение только как его, Целого, двойник. Большое время моностилистической модели неоднородно и имеет свой сакральный центр - Начало Культуры. Впрочем, характеристики Начала вполне изоморфны и могут распространяться в любую сторону, образуя единую сакральную временную преемственность.
По отношению к социокультурной типологии личности, соотнесенность Целого и Части также имеет целый ряд последствий. Внутри Целого возможен только один типологический ряд личностей. На вершине его расположилась цельная, совершенная личность. Она создана «по образу и подобию» (религиозная модель); отнесена к макрокосму как микрокосм (миф); вбирает в себя лучшие народные черты (национально-государственная модель), это человек, полностью вписывающийся в отведенную ему социальную роль (рационально-утопическая модель); рационалист, окончательно изживший религиозно-мифологические предрассудки (просвещенческая модель); романтический гений (романтики).
Важно отметить одно обстоятельство - качества личности в монологической модели получают обязательную нравственную трактовку. Требование нравственности, понимаемой как соответствие ожиданиям абсолютно нравственного Целого, обязательно. Под эту личность выстраивается типологическая лестница, по мере убывания требуемых качеств. На нижней ее ступени- находится личность, не отвечающая, морально-нравственным критериям, связанная с понятием Зла.
Тоталитарная модель культурного хронотопа и ее альтернатива в русской литературе
В данном параграфе, с целью выявления общих для литературы второй половины XIX века черт, касающихся городской и крестьянской культур, рассматриваются художественные хронотопы Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского и других писателей; показывается, что в русской литературе второй половины XIX века город рассматривался как тоталитарная угроза живой крестьянской культуре, поэтому горожанин, городской кружок и городская культура в целом подвергались решительной нигиляции. Кроме того, выявляется степень преемственности и различий между моделями хронотопа в классической русской литературе и литературе тоталитарного периода советской, истории, соцреализ ма и авангарда первой трети XX века; рассматривается альтернативная концепция тоталитарной культуры ( на примере творчества М.А. Булгакова).
В русскую литературу XIX - нач. XX века хронотоп Города входит тремя основными городами-символами: Петербург, Москва, провинциальный городок. Как правило, два последних представляют собой близкие образы.
Они могут ассоциироваться с «идиотизмом» провинциальной жизни (Н.В.Гоголь, А.Н.. Островский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Чехов, А.М.Горький, Е.И. Замятин), и могут воплощать в себе семейные, патриархальные ценности (И.С. Тургенев, Л.Н. Толстой, И.А. Бунин). Другой хронотоп - Петербург (Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А. Белый), как правило, противостоит Москве, как Восток - Западу, деревня — городу. «Петербургскому тексту» в целом и аспектам противостояния городских хронотопов русской культуры посвящены работы крупнейших отечественных семиотиков и культурологов Ю.М. Лотмана, М.С. Кагана, В.Н.Топорова.
Можно утверждать, что, несмотря на всю свою проницательность и «всемирную отзывчивость», в целом русская литература XIX века развивалась в русле монологического видения современной культуры, а городская субкультура рассматривалась как реальная тоталитарная угроза национальной культуре. «Классическая» русская литература XIX века неоправданно умаляла роль города, не находя, например, достойного места хронотопу Дома как социальному времени-пространству. Чтобы уяснить эти особенности русской классики, остановимся, прежде всего, на рассмотрении Города в целом и Дома в частности, ибо они образуют единую тематическую пару, которой противостоит площадь как открытое пространство.
Так, В.Н. Топоров, исследуя роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», пришел к выводу, что произошла «сильная дискредитация романного пространства» (то есть культурного пространства Петербурга): «Все оно как бы состоит из большого количества корпускул или их конфигураций. Это относится к локальному, временному, причинно-следственному, оценочному, поведенческому и другим планам, переход между которыми характеризуется максимальным возрастанием энтропии... время получает необыкновенную скорость, счет идет только на мгновения, что бы потом исчезнуть, вовсе отложившись в структурных признаках пространства сцены» [148, 196], Топоров акцентирует внимание на. огромном, количестве раз употребления слов «вдруг» (560 раз), и «странный» (150 раз), а так же на важности сюжетной функции заката. Все это, по мнению ученого, создает атмосферу неопределенности, непредсказуемости, фантастичности (даже фантасмогоричности) Петербурга Достоевского: «Подобные мотивы проходят через весь «Петербургский текст» русской литературы», - замечает исследователь [148, 211].
В русской «классической» литературе XIX века город не воспринимался как значимая культурная единица, а скорее разоблачался как ложная культурная форма. Город Достоевского состоит из комнат-гробов, а в них теснота, духота, спертость, скученность, хаос. В таком пространстве естественные связи человека с человеком затруднены, и, даже, невозможны. Городу противостоит внегородское широкое просторное пространство источник противоположных качеств: свободы, коммуникабельности, воплощением гармонии самой жизни. В такой пространственно-временной структуре романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» В.Н.Топоров увидел «отдаленное отражение индоевропейской мифопоэтической традиции», возврат к «архаическим схемам мифомышления» [148, 197]. Середина и даль пространства в мифе несут некую противоположную этическую и семантическую нагрузку, с той лишь разницей, что в мифе середина, (то есть, центр мира, родина) несет в себе положительное начало, а даль - олицетворяет силы хаоса. Ф.М. Достоевский же переворачивает пространственную перспективу. Вместилищем хаоса для него становится Город и городская субкультура, беспочвенная и безрелигиозная. Где же искать противоядие миру смерти и нецельности? «Образ этой жизненной полноты человека, охватываемого отчаянием, пишет В.Н. Топоров, - является через воспоминания, память, которые противостоят темной и костной стихии забвения. Жизнь и память, так понимаемое, составляет высшие ценности и для Достоевского и для мифологического сознания» [148, 198]. Однако, в мифологическом мышлении нет личностной памяти, так же, как в нем нет места личному прошлому. Пространство-время мира в мифе находится в постоянном циклическом вращении. Память как личностная категория является достижением письменной культуры. Если и можно определить топографически, где условно говоря больше сосредотачивается память, то это будет городская культура, с ее главным источником накопления информации — книгой. Пространство же крестьянской культуры остается под властью фольклора, много взявшего от мифа. Таким образом, Ф.М. Достоевский исповедует ценности городской культуры, такие как личностная память, но парадоксально не связывая их с городским пространством.
