Содержание к диссертации
Введение
РАЗДЕЛ I. Методология культурно-антропологического исследования социальных процессов 36
Глава 1. Человекомерный подход к анализу социальных процессов: философско-методологическое и культурологическое основания 36
Глава 2. Человекомерная позиция: концептуализация в рамках этнокультурологического исследования 103
Глава 3. Этнокультурологический подход к анализу социальных процессов: поиск нормы деятельности человека как критерия их оценки (на материале традиционной русской культуры) 160
РАЗДЕЛ II. Практика культурно-антропологического исследования социальных процессов (региональный и этнический аспекты) 208
Глава 4. Трансформация общинной организации жизнедеятельности как основы воспроизводства культурных инвариантов 210
Глава 5. Культурные инварианты как фактор социальной адаптации человека в переходный период 239
Глава 6. Эволюция традиционной ценностной модели поведения человека 256
Заключение 344
Литература 350
- Человекомерная позиция: концептуализация в рамках этнокультурологического исследования
- Этнокультурологический подход к анализу социальных процессов: поиск нормы деятельности человека как критерия их оценки (на материале традиционной русской культуры)
- Трансформация общинной организации жизнедеятельности как основы воспроизводства культурных инвариантов
- Культурные инварианты как фактор социальной адаптации человека в переходный период
Человекомерная позиция: концептуализация в рамках этнокультурологического исследования
А реконструкция целостности традиционной культуры посредством обнаружения глубинных семантических связей - воспринятых как обретаемые в практике и апробированные ею нормы человеческого существования - упирается в необходимость решения еще одной проблемы. Она заключается в определении пласта культуры, в котором сосредоточена сеть этих исторически сложившихся связей в русле осознания человеком самого себя, своей специфики. Проблему его самоосознания рассматривал К.Ясперс, который вычленил важный этап в становлении человека. В его теории осевого времени охарактеризован духовный прорыв человечества на пути самопознания. И здесь следует обратить внимание на один аспект. Речь идет о совершивших этот переворот выдающихся людях - пророках, философах, ученых, художниках, т.е. об избранных, героях, выделенных из толпы. Но очевидно, что при всей значимости личностного начала в истории подобные прорывы подготавливались, открытия вызревали в толще народной жизни.
Таким образом, делается еще один шаг по конкретизации предмета исследования. С одной стороны, это - апелляция к деятельности субъектов. Ибо реальная жизнь (основание для любых иерархий) - повседневная, бытовая, не ритуализированная (профанная), из совокупности актов которой и состоит, собственно, движение общества во времени и которая заключает в себе источник изменения общества (сообщества) и, притом, содержит средства для поддержания преемственной связи поколений, эта реальная жизнь слагается из действий конкретных индивидов и групп. Сочетание в ней противоположных начал - изменчивости и постоянства -необходимо для продолжения самой жизни. Но такое сочетание лишь в одном случае и возможно: если поле их взаимодействия - сознание и поведение каждого индивидуального субъекта, в условиях синкретичного традиционного образа жизни не отчужденного от своего сообщества и его культуры. Следовательно, "культурное архетипическое" существует не вне, не отдельно от повседневной практики, а в и через деятельность любого представителя сообщества (и таким путем системность связей традиционной культуры проявляется в реальном поведении). Это - с другой стороны. Соответственно "культурное архетипическое" не сводится только к сакральному, составляющему лишь сегмент жизни этнического коллектива и сферу профессиональной деятельности посвященных. Оно шире - охватывает повседневное поведение рядовых членов сообщества. А будучи продуктом деятельности не только узкой группы, а совокупным результатом практики коллективного субъекта, лишено неизбежной в противном случае односторонности.
Перенос акцента в познании традиционной этнической культуры на установление иерархии ее семантических связей (постижение общезначимого) на базе изучения массовидного сознания и поведения закономерен в русле поиска культурных инвариантов в деятельности человека (с конечной целью выявления стратегических социальных ориентиров). В человекомерном контексте исследования этим еще более приближаемся к человеку, уже реально действующему, к реальной жизни с ее противоречиями (источнику движения общества и культуры, а также критерию истинности представлений о человеке). Внимание акцентируется на образе жизни типичного члена этнического сообщества, этнокультурного субъекта.
В литературе имеется ряд работ, в которых воспроизводятся типические особенности сознания и поведения человека как этнокультурного субъекта. К ним можно отнести следующие. Это - изучение современного обыденного сознания посредством контент-анализа фразеологизмов (В.Ф.Петренко и Л.Д.Сурманидзе). Применение социологических методов позволяет увидеть некоторые тенденции трансформации этнического сознания. Но общезначимое здесь как точка отсчета не фигурирует, а без обращения к нему современный пласт сознания этноса выглядит мозаичным, его детерминации в существенной мере - ситуативными. Это также -более обстоятельные, в интересующем нас ключе, работы, в которых нашел отражение поведенческий срез этнической культуры (его отдельные фрагменты): смех как феномен обыденного - на западно-европейском (М.М.Бахтин) и на древнерусском (Д.С.Лихачев, А.М.Панченко, Н.В.Понырко) материале, различные стороны частной (повседневной) жизни одного из сословий русского общества - дворянства (Ю.М.Лотман).
Из приведенных источников видно, что деятельность человека (индивида) как явление типическое отражена либо через некоторый срез поведения ("смеховой мир"), либо через образ жизни одного из социальных сословий. И в том, и в другом случае это - частичные характеристики субъекта этнической жизнедеятельности. В них не воплощена вся ее полнота: в первом - из-за отражения лишь одной стороны образа жизни, во втором - по причине малочисленности группы, не составляющей большинства этнического сообщества. Из сказанного следует необходимость выде ления в существовании и этноса, и индивида (как его типичного представителя) такого пласта, который одновременно был бы значим для обоих субъектов. С одной стороны, важно, чтобы он занимал большое место в жизни индивида. С другой - он должен проходить сквозным образом через многосложную (многоуровневую) организацию этноса, объемля ее, сравнительно с другими (элементами, пластами), максимально полно - до целостного охвата и до возможности установить в этих полноте и целостности иерархию семантических (в том числе - глубинных, общечеловеческих) связей. (А в качестве критерия выстраивания иерархии и целостности - че-ловекомерный подход настоящего исследования.)
На стадии синкретичного традиционного образа жизни подобным требованиям (полноты, целостности, иерархичности) удовлетворяет фольклор, а именно такая его разновидность, как пословицы, охватывающие и пронизывающие весь спектр проявлений народной жизни. Анализ пословиц, являющихся, по сути дела, семантической проекцией всего комплекса условий существования этноса, нацелен, фактически, на воссоздание модели (способа, технологии) поведения конкретного человека как члена этнического сообщества. В ее основании предположительно и находятся (заложены) искомые инварианты человеческой деятельности. Тем самым изучение традиционной этнической культуры сможет выполнить свою инструментальную роль в определении содержательных характеристик общезначимого. В этой связи закономерно обращение к фундаментальному труду В.Даля, собрание пословиц которого уже есть первоначально обработанный, классифицированный эмпирический материал.
Этнокультурологический подход к анализу социальных процессов: поиск нормы деятельности человека как критерия их оценки (на материале традиционной русской культуры)
Центральным здесь в качестве позитивного положен противонаправленный вектор движения аборигенных этнических сообществ — на преодоление замкнутости, невозможной в эпоху установления всеобщих связей и индустриального освоения даже отдаленных территорий какого-либо региона. Отметим составляющие этого, естественно, ценностного подхода: найти и охарактеризовать некие общие содержательные параметры жизнедеятельности этнических сообществ, способствовать идентификации этих общностей в русле трактуемого поступательным движения и соответственно практическому «встраиванию» в него (как единственно возможный путь отстоять свою суверенность и защитить свои права).
Как и антропологов, этносоциологов отличает акцент на межэтнические связи. Но поскольку в этносоциологии эти связи рассматриваются в ином — не функ-ционалистском ключе, то взгляд на интернационализацию хотя и как на объективный процесс всегда содержит потенциальную возможность одновременно приобрести и черты идеологемы. Аберрация не исключена потому, что в рамках данного подхода стороны (субъекты) взаимодействия — большие и малые, технически развитые и традиционно-общинные — фигурируют фактически как неравновесные: доминантные и субдоминантные (с позиций техногенной цивилизации). Критерии оценки при этом не верифицируются, как и в оппонирующем подходе, а выступают в виде по-разному понимаемых априорных гуманистических установок.
Выйти из замкнутого круга взаимоотрицающих и взаимонакладывающихся тенденций можно лишь одним способом — вводя их аргументацию в более широкую систему координат, нежели заданная тремя описанными: (культур- и социально-) антропологической, этнографической (этнологической) и этносоциологиче-ской. Каждая из них имеет свои позитивные стороны, а негативные оказались сопряжены с общим препятствием, каковым является неопосредованность философским видением (= более широкой системой анализа) — пониманием сущности этноса, сопряженным с трактовкой феномена человека: проблемой человека как таковой. Без преодоления этого препятствия — в том числе и путем интеграции результатов различных наук — невозможно говорить о достаточной апробации выводов и ожидать приращения потенциала каждого из данных направлений принципиально новым знанием. А именно это и востребовано, и особенно актуально для нашей полиэтнической страны, находящейся в состоянии затяжного социального кризиса, нуждающейся в выработке фундаментально обоснованной социальной стратегии. Иными словами, существует настоятельная необходимость перехода от теорий среднего уровня в этническом вопросе к новому этапу развития этноведения.
На базе и в рамках этносоциологии — именно как ценностного направления — новосибирскими исследователями были предприняты попытки раздвинуть обозримые пределы поиска. Подобные попытки имели определенный эвристический эффект. Первая из них: выведение этнических проблем в региональный контекст — комплексный подход к их решению, увеличение диапазона сопоставляемых величин (коллектив под руководством В.И.Бойко). Двойное рассмотрение социальных феноменов: как фактов этнического образа жизни, но имеющих детерминацию и производящих действие, выходящее за границы только этнического, т.е. объективация собственно этнических процессов реалиями региональных является шагом вперед по сравнению с прежним знанием. Принцип комплексности был заложен и в организацию двух крупных научно-практических конференций, проведенных в 1983 и 1988 гг. В них приняли участие не только представители трех Академий (в том числе медицинской, и сельскохозяйственной), но и практики из многих регионов Сибири. Результатом подобных новационных мероприятий — в постепенном приближении к постановке проблемы человека (в этническом аспекте) — стала публикация ряда научных трудов (см. сводные материалы [111, 179, 177, 35,102]).
Позднее проблема человека в этническом аспекте проявилась, уже более очевидно, в другом контексте — в связи с теоретико-методологическим анализом собственно этноса (руководитель коллектива В.В.Мархинин). Изучались не просто признаки этноса: язык, культура, психический склад, самосознание, но — определялось место каждого их них как составляющих в общей увязанности элементов, которая и образовывала качественную специфику феномена этноса как такового [264]. В этом исследовании среди прочих признаков именно культура — согласно своей специфической характеристике выступающая средоточием исходного начала, точкой отсчета в поиске путей решения разнообразных проблем человека — фигурировала как «человекомерное содержание» этнической жизнедеятельности (авторский раздел). Это позволило автору данной работы предпринять следующий логический шаг. Он заключается в проецировании этнических противоречий прежде всего в человекомерное «поле» культуры затем, чтобы искать ответы на этнические вопросы главным образом в ее наличии — отсутствии (или степени присутствия). Но исходить при этом не просто из признания за культурологическим аспектом фундаментальности в изучении «человеческих» проблем (как было показано в первой главе), в том числе и этнических. То есть — не ограничиваться рамками непосредственно культурологического исследования, а войдя в «пространство» этноса, рассмотреть уже сам этот феномен в его специфическом качестве, «изнутри». Сопоставив и выделив культуру в сравнении с другими (социальными) признаками этноса — доказать ее доминантность.
Выход на культурологический пласт как глубинный в анализе этнической тематики не случаен в российском общественном контексте. Это подтверждает в очередной раз обусловленность гносеологической динамики онтологическими причинами: ставит вопросы и подсказывает решения сама жизнь, объективные обстоятельства. Социально-исторический фон этнических исследований в России по сравнению с Западом иной. Так, зарубежные специалисты имеют дело с явно выраженным столкновением техногенной цивилизации с традиционными социокультурными образованиями. В частности, североамериканское общество не дает, по меньшей мере — многочисленных, примеров этнокультурных связей, будучи на своей территории в основном обществом мигрантов — некоренных этносов и экстраполируя его нормы и стереотипы поведения на любые межэтнические контакты. Российские исследователи (помимо фактов исторических и современных коллизий) владеют и другим информационным фондом.
Трансформация общинной организации жизнедеятельности как основы воспроизводства культурных инвариантов
Приведенный перечень предоставляет возможность вне авторской трактовки убедиться в методологической и технологической — инструментальной значимости для образа жизни индивида этих формул народной мудрости. Ибо они выполняют функции нормирования, регулирования, контроля (предостережения от крайностей), т.е. введения жизнедеятельности человека в определенное русло.
Итак, за последней из рассматриваемых выше тем располагается группа, занимающая, по нисходящей, 8 ступеней иерархии в интервале от 400 до 300 (13-20-е место) единиц. 13-е — тема «Сущность — наружность» (366 единиц), ее характерные пословицы : «Была бы копна, а ворона сядет», «Не место человека, а человек место красит», «Лицом детина, да разумом скотина»; 14-е — «Пьянство»(364): «Пить пей, только дело разумей», «Одна рюмка на здоровье, другая на веселье, третья на вздор», «Дали вина, так и стал без ума»; 15-е — «Муж — жена» (355): «Не наряд жену красит — домостройство», «Баба да кошка в избе, мужик да собака на дворе», «Умная жена как нищему сума (все сбережет)», «Муж — голова, жена — душа», «Учи жену без детей, а детей без людей»; 16-е — «Любовь — нелюбовь» (345): «Где любовь — тут и бог», «Совет да любовь — на этом свет стоит», «Ум истиною просветляется, сердце любовью согревается», «Нет ценностей супротив любви», «Не по хорошу мил, а по милу хорош», «Суженого и на коне не объедешь», «Не избывай постылого: приберет бог милого», «Дай бог быть тебе полковником, да не в нашем полку!»; 17-е — «Торговля» (338): «Чаще счет — дольше дружба», «На торг со своей ценой не ездят», «Дорого да мило, дешево да гнило», «Сердилась баба на торг, а торг и не ведал», «За морем телушка полушка, да перевозу рубль», «Маленькая добычка, да большой береж — век проживешь», «Неправедно нажитое боком выпрет», «Не до барыша, была бы слава хороша»; 18-е — «Много — мало» (335): «С миру по нитке — голому рубаха», «Мал да удал», «Без одной не сотня», «Капля по капле и камень долбит», «От малой искры, да большой пожар», «Всяк кулик на своей кочке велик», «Много шуму, мало толку», «Глаза стращают, а руки делают», «Большому кораблю большое плавание»; 19-е — «Ученье — наука» (308): «Ученье свет, а неученье — тьма», «Давал бог клад, да не умели взять», «За одного ученого (битого) двух неученых (небитых) дают, да и то не берут», «Одной пчеле бог сроду открыл науку», «Не силою дерутся, умением. Не работа дорога, умение», «Не топор тешет, а плотник», «Тот господин, кто все может сделать один», «Дай боже все самому уметь, да не все самому делать!», «И медведь костоправ, да самоучка», «Кто много знает, с того много и спрашивается»; 20-е — «Прямота — лукавство» (302): «Простота да чистота — половина спасенья», «Живи просто, выживешь лет со сто», «В простых сердцах бог почивает», «Кто лукавит, того черт задавит», «Богу свечу, черту кочергу», «Двум господам не служат», «Не поддавайся на пчелкин медок, у нее жальце в запасе», «Кто в чин вошел лисой, тот в чине будет волком», «Полюби-ка нас в черне, а в красне-то и всяк полюбит», «По кривой дороге вперед не видать».
Следующая группа включает 17 тем, в интервале от 300 до 200 единиц. 21-е место — «Дети — родины» (297): «Дети — благодать божья», «Нет такого дружка как родная матушка»; 22-е — «Пора — мера — спех» (292): «Не время дорого — пора», «Поспешишь, да людей насмешишь», «Тише едешь, дальше будешь», «Кто отстал? — Скорый. — Кто дошел? — Спорый»; 23-е — «Бог — вера» (280): «Жить — богу служить», «В мале бог, и в велике бог», «Всяк про себя, а господь про всех», «Нужен путь бог правит»; 24-е — «Добро — милость — зло» (275): «Милостивому человеку и бог подает», «Зла за зло не воздавай», «Кто гнев свой одолевает, крепок бывает»; 25-е — «Розное — одно» (272): «Одного поля ягода», «Одним миром мазаны», «Хрен редьки не слаще, уголь сажи не белей»; 26-е — «Верное — вестимое» (267): «Где огонь, там и дым», «Не замоча рук, не умоешься», «Не отведав, вкусу не отгадаешь», «Чем черт не шутит, когда бог спит»; 27-е — «Смирение — гордость» (261): «Не поклонясь до земли и гриба не поднимешь», «Прочь грязь, навоз едет!», «Гроша не стоит, а глядит рублем», «Губа толще, брюхо тоньше»; 28-е — «Семья — родня» (260): «В своей семье всяк сам большой», «На что и клад, коли в семье лад»; 29-е — «Приличие — вежество — обычай» (242): «Не вались с тропы (т.е. не иди против обычая)», «Не лезь наперед: не стать бы назади», «Не по-смотря в святцы, да бух в колокол», «Не стыдно молчать, когда нечего сказать»; 30-е — «Похвала — похвальба» (230): «Из большой тучи, да малая капля», «Пустая бочка пуще гремит», «Хоть на час, да вскачь»; 31-е — «Род — племя» (224): «Яблоко от яблони недалеко падает», «Каково семя, таково и племя», «Как волка не корми, он все в лес глядит», «В семье не без урода»; 32-33-е — «Осторожность» (223): «Береженого бог бережет», «Береги платье снову, а честь смолоду», «Берегися бед, пока их нет», «Не спросившись броду, не суйся в воду!», «Знай край, да не падай! Оступишься — окунешься» и «Животное — тварь» (223): «Всякое дыханье хвалит господа», «Божья тварь богу работает», «Конь не выдаст, а враг не съест», «На лошадь не плеть покупают, а овес»; 34-е — «Брань — привет» (221): «Смола не вода, брань не привет», «Кроткое слово гнев побеждает», «Подойди поближе, да поклонись пониже!»; 35-е — «Друг — недруг» (215): «Не ставь недруга овцою, а ставь его волком», «Старый друг лучше новых двух», «Не имей сто рублей, а имей сто друзей», «Своих друзей наживай, а отцовых не теряй»; 36-е — «Растение — земледелие» (207): загадки; 37-е — «Молва — слава» (203): «Добрая слава лежит, а худая бежит», «Не все то творится, что говорится».
И, наконец, последняя группа - 7 тем, значениями от 200 до 150 единиц. 38-е место — «Зависть — жадность» (191): «Не зарься на чужое, свое береги!», «Там хорошо, где нас нет», «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь»; 39-е — «Начало — конец» (189): «Благослови бог — встать, а ляжем и сами», «Как заварил кашу, так и расхлебывай», «Не начавши думай, а начавши делай»; 40-е —
«Условие — обман» (188): «Рядись, не торопись; делай, не сердись!», «Не давши слова, крепись, а давши — держись!», «Назвавшись груздем, полезай в кузов!»; 41-е — «Здоровье — хворь» (182): «Здоровье всего дороже», «Здоров буду и денег добуду», «Сама болезнь скажет, что хочет. Что в рот полезло, то и полезно»; 42-е — «Скот — животное» (161): загадки; 43-е — «Займы» (159): «Долг платежом красен», «Взаймы не брав, хоть гол, да прав», «Отдашь ломтем, а собираешь крохами», «Слава тебе, господи: и сыт, и пьян, и никому не должен».
Заканчивая исследование эмпирического материала — пословиц, поговорок, примет, загадок и т.п. как элементов традиционной русской культуры, можно сделать выводы и о структуре, и о механизме функционирования традиционной этнической культуры.
А поскольку они, по определению, взаимосвязаны и взаимообусловлены, начнем с рассмотрения процессуальной стороны в этой паре (логического начала) — описания как осуществляется движение, предшествующее тому, что получается в итоге (логическому результату). Хотя в реальности причина со следствием посто янно меняются местами: практика человека отражается в его ценностях, которые, в свою очередь, регулируют его действия. Итак, контент-анализ выявляет логику выработки модели поведения человека. Это можно представить таким образом. В процессе своей деятельности индивид вступает в огромное количество отношений с природой, с другими людьми, руководствуясь знаниями, полученными ранее. Но в повседневной жизни постоянно возникают пограничные ситуации между известным и еще неизведанным, требующие от индивида принятия немедленных решений. Это особенно характерно для традиционных обществ, когда человек еще не поставил между собой и миром обширный искусственный слой в виде технических и идеологических конструкций, сковывающих личностную инициативу и препятствующих адекватному восприятию мира и адекватному же поведению в нем.
Культурные инварианты как фактор социальной адаптации человека в переходный период
В подгруппу IV.III (5,8%) объединены мнения, в которых внимание фокусируется на отчуждении, целенаправленном противостоянии человека власти через высказывание респондентом претензий и поиск конкретных виновников социальных проблем: «Рыба гниет с головы», «Мели Емеля, твоя неделя», «Словами сыт не будешь», «Мягко стелет, да жестко спать», «У семи нянек дитя без глаза», «Лучше горькая правда, чем красивая ложь», «У нашего Егорки все отговорки» и образцы современного самодеятельного творчества — «Приватизировали!», «Цепь укоротили на метр, миску отодвинули на два, зато лай сколько хочешь».
Необходимо отметить, что при сопоставлении двух полярных групп, первой и четвертой, именно данная подгруппа из четвертой выступает альтернативой первой, в целом, по одному важному пункту. Так, в первой — конструктивные тенденции в общественном мнении группируются вокруг тех или иных социальных ориентиров — ценностных центров. Это — апробированные ценности из глубинных слоев традиционной культуры, дающие человеку внутреннюю точку опоры. Центробежные тенденции в данной подгруппе заимствованы из того же арсенала, только более поверхностных, «социальных» его уровней. Но будучи разнообразными, неповторяемыми и воспринимаемыми при этом как основная точка отсчета (для субъекта), замыкают человека на его проблемы, не способствуя консолидации людей в целях выхода из кризиса.
Поэтому логично полагать, что разомкнуть этот круг может только некое организующее начало, оформляющее центробежные тенденции в более или менее однонаправленное движение общественного сознания (протест, противостояние, деструктивность). Но является ли оно действенным, а не иллюзорным решением проблемы, ибо источник идей и действий помещен вовне, находится вне человека, лишая его самостоятельности? Ориентирующийся на отрицание человек функционально зависим от некоторого внешнего по отношению к нему субъекта (будь то враждебный индивиду социум или группа, которая организует его протест). Это противоречит сущностным принципам традиционной культуры, в центре которой — деятельный человек, имеющий опору в самом себе и в коллективе себе подоб 243 ных и нацеленный на конструктивность, созидательность.
В подгруппе IV.IV (4,1%) через пословицы, в которых отражен атрибут, вероятно, всякой реальной власти — перманентный антагонизм непосредственного работника и стоящего над ним чиновника, бюрократа, показано отношение к власти работающего человека: «Один с сошкой — семеро с ложкой», «Битый небитого везет», «Которая лошадь тянет, на ту и воз перекладывают», «Сытый голодного не разумеет», «У сильного всегда бессильный виноват», «Тот прав, у кого больше прав».
В подгруппе IV.V (1,3%) выражается сожаление о прошлом, о невозможности воспользоваться преимуществами настоящего: «Что упало, то пропало», «Близко локоть — да не укусишь», «Видит око — да зуб неймет». В подгруппе IV.VI (также 1,3% из числа ответивших) сгруппированы мнения респондентов, представляющие собой разновидность объединенных в предыдущую подгруппу, но формулируемых в рамках современного фольклора типа «Жизнь стала лучше и веселей, а шея — тоньше и длинней», а также обозначаемых как «черный юмор».
И, наконец, подгруппа IV.VII (1,0%) — в ее пословицах фиксируется абсурдность отдельных проявлений, сторон современного переходного периода: «Пьяному море по колено, а лужа — по уши», «Простота хуже воровства», «Заставь дурака молиться — он и лоб разобьет».
Анализ двух полярных групп ценностных ориентации позволяет обнаружить следующее. Одна из них характеризуется нацеленностью на позитивную точку (точки) опоры в экстремальных социальных условиях и тем самым на интеграцию в новый образ жизни (что проявляется в обращении к «утверждающим» ценностям, направленным на выживание и созидательность и тяготеющим к ядру традиционной культуры). Для другой же, напротив, свойственны негативные ориентиры, отражающие тенденцию неприятия перемен через обращение к критическим, «отрицающим» ценностям, представляющим более периферийные слои традиционной культуры и воспринимаемым здесь в качестве опорных. (В традиционной системе ценностей они, имея подчиненное значение, уравновешивались глубинными, сущностными, конструктивными ценностями.)
Естественно предположить наличие прямой корреляционной зависимости между двумя факторами — отношением человека к новому образу жизни и к цен 244 ностям традиционной культуры. А именно: те социальные субъекты, в ориентациях которых актуализировано ценностное ядро этой культуры, находят пути и способы осваивать новую модель поведения, имеющую принципиальное сходство с традиционной, но адаптированную к современным условиям.
Две другие группы ценностных ориентации, выраженных в пословицах, занимают, соответственно, промежуточное положение между описанными крайними, фиксируя маргинальность позиций респондентов через специфические комбинации названных выше признаков.
Так, в группе II (8,2%), достаточно однозначной по содержанию и не дифференцируемой на подгруппы, суммарный вектор оценок включает характерные признаки и первой, и четвертой, но в совокупности представляет собой нечто качественное третье. В ответах просматривается: активность, субъектность позиции индивида, но под углом зрения центробежных тенденций; осознанность ценностных приоритетов и явная или скрытая агрессия; одновременная обращенность и к «вечным» истинам, и к ситуационности момента с очевидным предпочтением второго (опора не на прошлое или будущее, а на настоящее). Иными словами, данную группу отличает жесткая зависимость ценностной доминанты от фактора времени. Примеры таковы: «Моя хата с краю — ничего не знаю», «Своя рубашка ближе к телу», «Дают — бери, бьют — беги», «Кто смел — тот и съел», «Не подмажешь — не поедешь», «Не обманешь — не проживешь», «Сколько волка ни корми — он все равно в лес смотрит», «С волками жить — по-волчьи выть», «Бей своих, чтоб чужие боялись».
