Введение к работе
Актуальность данной диссертации связана с попыткой по-новому взглянуть на творчество двух гениев одной эпохи - Гете и Пушкина - с тем, чтобы показать, как рецепция их наиболее известных прозаических произведений за границей дает возможность проанализировать процессы, непосредственным образом влияющие на межкультурную коммуникацию.
Цель диссертации состоит в том, чтобы выявить эффективность возможной комбинации компаративистских и культурологических методов исследования применительно к межкультурным процессам. С помощью апробированных литературоведческих подходов была выдвинута гипотеза, которая была в последующем подтверждена в межкультурном исследовании.
Объектом исследования являются процессы рецепции двух выдающихся произведений классической литературы в иной лингвокультурной среде.
Предмет исследования - рецепционные документы, относящиеся к восприятию повести А.С. Пушкина "Станционный смотритель" в Германии и, соответственно, роману И.В. Гёте "Страдания молодого Вертера" в России.
Для достижения основной цели исследования необходимо решить целый ряд конкретных задач, главными из которых являются:
Описание исходной ситуации в сфере теоретических исследований относительно процессов литературной рецепции с целью выявления дефицитов и факторов, влияющих на их развитие.
Презентация и комментарий немецких рецепционных документов (включая переводы), касающихся "Станционного смотрителя".
Уточнение структуры рецепционных процессов, разделение их на фазы.
Выявление специфических особенностей аналогий рецепционных документов в контексте российско-германских литературных отношений (на фоне рецепции произведений А.С. Пушкина в Германии и русской литературы в целом)
Разработка моделей объяснения специфики восприятия, учитывающих данные других областей знаний: истории, политологии, философии, искусства.
Частными задачами исследования являются:
Обоснование выводов относительно исходных оригинальных текстов.
Анализ русской рецепции романа Гёте "Страдания молодого Верте-ра" от выхода в свет первых переводов до актуальной ситуации.
Проведение сравнений обоих данных рецепционных процессов по аналогии и контрастации.
Выявление перспектив использования данных, полученных в процессе разработки новых подходов в компаративистике для дальнейших межкультурных исследований.
Для решения поставленных задач использовались разнообразные методы из различных отраслей науки: наряду с анализом немецкой и зарубежной литературы по лингвистике, культурологии, литературове-
дению и лингводидактике, использовались также структуралистические подходы; а также систематизация данных рецепционной эстетики - компаративный анализ -, межкультурные сравнения и систематизация выводов.
Молодая научная отрасль культурология опирается на традиционные дисциплины. Особенно результативно сочетание сравнительного литературоведения, семиотики и имагологии, где идеи ЮМ. Лотмана, М. Бахтина, Л.З. Копелева образуют солидігую научную базу.
Теоретическое значение и научная новизна исследования заключаются в том, что:
впервые на современном уровне и со свсей полнотой представлена картина рецепции одного из наиболее ярких прозаических произведений Пушкина в Германии и романа в письмах Гёте в России;
уточнена роль и место классических произведений художественной литературы для понимания специфики межкультурных процессов;
результаты подобной компаративисткой научной работы могут служить теоретической основой для дальнейших культурологических исследований как в России, так и в Германии.
Практическая ценность работы состоит в том, что:
ее результаты могут служить основой для стратегического и тактического пересмотра задач сравнительного литературоведения (компаративистики);
диссертация может служить инструментом для проведения дальнейших культурологических исследований, позволяющих получить полное представление о механизмах и перспективах функционирования рецеи-циопных процессов;
данные, полученные в ходе работы, могут быть транспонированы на область межкультурного обучения в школе, ВУЗе, системе повышения квалификации работников образования с целыо создания у изучающих
иностранный язык адекватного представления об особенностях менталитета и восприятия социально-экономических, политических, этнокультурных и других явлений у носителей языка.
На защиту выносятся следующие положения:
Особое значение придается исследованиям в области сравнительного литературоведения, поскольку их результаты дают богатейший материал для анализа рецспционных процессов, которые выступают в качестве сейсмографов межкультурных процессов. Специфика целевых и содержательных аспектов рецепционных процессов в исходном лингвосоциуме значительно отличается от подобных процессов вне его, что позволяет культурным особенностям проявиться более отчетливо. В этой связи межкультурные аспекты по сравнению с внутрикультурными имеют приоритетное значение для культурологических исследований.
Научно обоснованных результатов можно добиться только в том случае, когда то или иное произведение рассматривается широким кругом рецепиентов, и в наличие имеется синхронно и диахронно разработанный корпус рецепционной документации. Успешная реализация данного положения возможна на основе изучения рецепции таких популярных произведений, как повесть А.С. Пушкина "Станционный смотритель" и роман И.В. Гёте "Страдания молодого Вертера".
Объяснение причин интенсивной рецепции литературного произведения в другой культуре следует, как правило, искать в области имагиологии. Обычно изображение героев соответствует имеющимся у представителей рецепирующей культуры стереотипам о представителях другой культуры. Иначе говоря, успех "Станционного смотрителя" в Германии был обусловлен взглядом немецкого читателя на действующих лиц как на "типичных русских". А русский читатель
увидел в "Вертере" характерные стереотипы "типичного немца". Кроме того, важное значение имеет и степень соответствия собственной и "чужой" культурной модели (синхронно и диахронно).
Имеющиеся стереотипы регулируют рецепционные процессы, на фоне этих стереотипов изменяется значение текста-оригинала, отдельные аспекты выделяются, другие же отодвигаются на второй план. Экстремальным примером таких сдвигов является экранизация "Станционного смотрителя" в 1940 г. Сравнение рецепционных процессов в собственной и "чужой" культуре позволяет четче увидеть заложенный в тексте семантический потенциал. Явственнее проступают и другие факторы литературных процессов (например, в России это наложение модели "Бедной Лизы" на модель "Вертера").
От них следует отличать явления, связанные с проблемами перевода, а также результаты влияния политики (например, Пушкин как "реакционер") и стереотипы литературной критики и литературоведческих исследований (Пушкин как "эпигон Байрона").
Сравнительный анализ межкультурных литературных процессов позволяет сделать выводы относительно
заложенного в рассматриваемом произведении семантического
потенциала
доминирующих в соответствующий промежуток времени
стереотипов
собственной и "чужой" картины мира и культурной модели
соответственно межкультурных и международных отношений
степени "культурной близости" или же "культурной
отдаленности" двух стран
факторов, влияющих на межкультурную коммуникацию
вообще.
* * *
В ходе выполнения данного исследования использовался опыт участия автора настоящей диссертации в разработке концепции обучения русскому языку и образовательных программ для гимназий земли Северный Рейн-Вестфалия (ФРГ), а также учебников и пособий по русскому языку как второму и третьему иностранному языку для системы школьного образования Германии. Основные результаты исследования прошли апробацию в докладах на семинарах и конференциях в Пушкинском обществе ФРГ, в университетах г. Бохума и Лейпцига, Московском лингвистическом университете, в докладах на международных симпозиумах и конференциях. Основные положения диссертации отражены в статьях и монографиях, программах по русскому языку, учебных пособиях для студентов и школьников, широко используемых в ФРГ.
* * *
Какое же понимание "межкультурных процессов" лежит в основе данной работы? В качестве исходного пункта в определении понятия "межкультурная коммуникация" дается дефиниция слова "культура" (К. Кнапп, А.Кнапп-Поттхофф). Под "культурой" понимается система идей, знание разделяемое членами общества в соответствии со стандартами восприятия, веры, оценки и поступков, выражающихся в общественном исполнении символических действий. Культура представляет собой ансамбль стабильных и выражаемых в символических действиях знаний, которые различаются в различных социоисторических сферах и фазах развития общества или являются специфическими для этих сфер, но которые в отношении похожего общества имеют более или менее общее ядро представлений о мире и ценностях, образе мысли, нормах и приличиях.
Основываясь на этом "межкультурная коммуникация" определяется как межличностное взаимодействие представителей различных групп, которые совместно с другими членами их группы различаются по общему знанию и языковым формам выполнения символических действий. В качестве дальнейшего описания можно дополнить, что один из участии-
ков коммуникационного процесса обычно должен использовать иностранный язык.
Трактовку данного понятия автор диссертации изложил наиболее полно в статье о межкультурной коммуникации на примере преподавания русского языка в Германии. В данной работе кратко представлены лишь некоторые основные положения.
Теория межкультурного обучения сформировалась на основе похожего опыта и знаний в различных областях филологии. Собственно в Западной Германии межкультурная дидактика возникла не из дидактики преподавания иностранных языков, а из дидактики преподавания немецкого языка иностранцам и в последнее время приобрела особое значение в преподавании русского языка благодаря следующим факторам:
Стоит рассмотреть пункт "Преподавание немецкого языка в качестве иностранного" по-подробнее, так как остальные пункты не нуждаются в особом комментарии.
В соответствии с теорией Ауернхаймера развитие данной научной области можно разделить на три фазы {Auernheimer, 1990). Первая из них связана с понятиями "компенсаторное воспитание и ассимилятивная педагогика" (70-е годы). Далее начинается вторая фаза, в которой преподавание немецкого языка иностранцам становится частью социально-политических процесов в общественной жизни ФРГ (с 1980г.)
Третья фаза рассматривает преподавание немецкого языка как иностранного как "межкультурную педагогику" (с середины 80-ых годов). На
этом этапе проблемы накопились снова, теперь уже в связи с переселением больших национальных групп и образованием новых этнических меньшинств на территории ФРГ. Данная группа в первую очередь претендовала на получение статуса политических беженцев. Сюда можно прежде всего отнести переселенцев из бывшей Югославии и эмигрантов из бывшего Советского Союза. Новый лозунг звучал так: "За многокультурное общество!" и был связан, соответственно, с восстановлением ценности культуры мигрантов. В действительности же данное положение может быть только частично реализовано в рамках иного государства. На этом этапе педагогика пытается взять курс на преодаление "этноцентризма", для чего в процесс воспитания детей-эмигрантов вовлекаются немецкие дети, коренные жители Германии. Постепенно методика преподавания иностранных языков перенимает начинания из этой области, разрабатывает соответствующие материалы и изменяет учебные планы.
Для большей наглядности попытаемся представить в схеме и рассмотреть подробнее некоторые аспекты межкультурного обучения, разделив их на "компоненты" и "ступени":
Языковой компонент охватывает лексику, не имеющую эквивалентов, прагматический компонент - правила повседневной действительности, которые потребуются в другой стране для выживания и ориентации. Оба аспекта были ранее элементами уроков иностранного языка в рамках
страноведения, соответственно "лингвострановедения" по Костомарову! Верещагину.
Исторический компонент становится особенно важен тогда, когда речь идёт о совместном прошлом обеих стран. Проблемы часто возникают в результате различной оценки исторических событий или лиц. Можно вспомнить, например, развал советской системы и роль личности М.С. Горбачёва, который пользуется на Западе особым уважением, в России же наоборот зачастую оценивается негативно.
Едва ли в каком учебнике можно найти высказывания про различия в эстетике России и Германии. Но всё же достаточно лишь одного взгляда на группы участников школьных обменов, чтобы уловить отличия в одежде и причёсках, а частично и в манере держать себя. Это впечатление усиливается при посещении квартир и школ, кафе и ресторанов, магазинов и отелей. Хотя "американизация", навязываемая средствами массовой информации именно в этих сферах, даёт на сегодняшний день известное уравнивание.
Крайне трудно определить различия в этике. Они выражаются, например, в позиции по отношению к государству и правительству, религии и законодательной системе. Сюда относятся такие качества, которые обозначаются в немецком языке как "вторичные добродетели" (Sekundartu-genden), например: для немцев - пунктуальность и надёжность, для русских - гостеприимство, душевность.
Под имагологическим компонентом понимается комплекс авто- и гетеростереотипов, то есть представлений о собственной и другой культуре. Так, иностранцу можно простить отклонения в поведении, если они соответствуют представлениям, которые имеются о нём.
Если процесс межкультурного обучения успешен, то возникает результат, обозначаемый как "рефлексивный компонент". Спустя некоторое время после знакомства и взаимодействия с другой культурой, в
идеале изменяется взгляд и на собственную жизнь и личность. Человек смотрит на себя другими глазами, якобы снаружи и подвергает сомнению то, что раньше было абсолютно бесспорным, так как ему уже известно, что можно жить, думать и воспринимать окружающую реальность по-другому. Таким образом, межкультурное обучение вносит бесспорный вклад в развитие личности и явно выходит за границы уроков иностранного языка. Литература является именно той областью искусства и той отраслью знаний, где читатель имеет возможность взглянуть на проблемы, присущие представителям иного лингвоэтноса, почувствовать особенности культуры, по-пытаться понять национально-специфический компонент' в менталитете другого народа, соотнести общее и различное в стиле жизни, этике, эстетике, нравах и обычаях, собственной и чужой страны.
* * *
Тот, кто задается вопросом, как воспринимается литературное произведение в другой стране, оставляет область классического литературоведения и попадает на территорию, занятую различными дисциплинами или поддисциплинами.
Компаративистика традиционно занимается воздействием литературных текстов на другие культуры (В. Жирмунский, 1979, Раммельмайер, 1957, Райснер, 1962, Кайзер, 1980, Дизеринк, 1981, Зима, 1992). Прежде довольно узкая тематика "изучения влияния" была расширена под влиянием новых подходов в филологии и социальных науках. Мало результативные вопросы "Кто оказывал влияние?, Кто находился под влиянием?" устарели в свете представления о том, что тексты различным образом повторяют друг друга. Не преуменьшая достоинств эпохальных авторов, было проведено сравнение диалога различных текстов между собой, что позволило провести грань между отдельными видами аллюзий. Подобные методы анализа были "сравнительными", однако не обязательно "компаративистскими", так как они исследовали также и "виутрикультурный диалог". В предлагаемой работе интертекстуальный анализ в узком смысле
можно найти в главе, посвященной "Вертеру", так как в этом случае преобладает литературная рецепция.
Исследование рецепций развилось из другого направления. На место поиска "правильной интерпретации" заступает поиск сигналов реципиенту текста или анализ конкретных рецепционных документов (рецензий, статей, комментариев). В дальнейшем первый подход будет обозначен понятием "рецепционная эстетика", второй подход с помощью понятия "исследование рецепции" (Варнинг, 1975).
Рецепционная эстетика, представленная такими именами, как Ин-гарден, Мукароекий, Водичка и Изер (Ingarden, Mukafowsky, Vodicka, Iser), исследует, каким образом читатель, исходя из литературного текста (материального артефакта), создаёт в своём представлении "эстетический объект" или соответственно "конкретизацию". Через прочтение определенной последовательности знаков и закрытия пустых мест в тексте реципиент воссоздаёт посредством творческого акта из частей истории целое - имплицитно представленные события. К читателю предъявляются большие или меньшие требования в зависимости от степени определённости или неопределённости текста. В связи с тем, однако, что реципиент пытается заполнить пустые места, обращясь к собственному социальному и жизненному опыту, а также к свойственным лишь ему индивидуальным знаниям, то его личная интерпретация (конкретизация) может лишь частично совпадать с представленими автора.
Процесс усложняется дополнительно, если задействованы посреднические инстанции. Под ними следует понимать переводчиков, а также других посредников (комментаторов, критиков, политиков, учителей), которые влияют на интерпретацию читателя. Воздействие может принимать различные формы, оно может поставить перед собой цель приблизить конкретизацию читателя к представлениям автора (напр. через
компетентный комментарий), но также пытаться с помощью текста оказывать политическое влияние на читателя.
Значение перевода в этом плане до сих пор недооценивалось, так как обычно исходят из того, что хороший переводчик оставит открытыми пустые места в тексте оригинала и не станет их заполнять собственными представлениями. Но даже самый профессиональный переводчик непосредственно перед работой должен понять текст для себя, то есть он, как минимум, в ограниченной степени создаёт свою интерпретацию текста (см. Штёраг, 1973, Апель, 1983).
Сущность данного положения можно продемонстрировать на схеме специфической коммуникационной модели:
изучает имеющиеся конкретизации произведения, документы рецепции. Сюда, наряду с интерпретациями, можно причислить в узком понимании также переводы, предисловия и послесловия. Следует также принять во внимание и другие художественные формы восприятия, как то: театральные и кинопостановки, литературные и музыкальные обработки.
Рецепционное исследование передает представление о потенциале значений, заложенных в произведении, а также взгляд на реципиента и его контекст восприятия. Так как читатель привносит в произведение в процессе чтения свою личность, своё мировоззрение, свои убеждения и чувства, то рецепционные документы порой рассказывают больше об интерпретирующем субъекте, нежели о литературном тексте.
Данный факт можно использовать в социологических исследованиях различного характера. В последние годы приобретает все большее значение одно из направлений: имагология или исследование стереотипов. В сфере российско-германских контактов прежде всего следует упомянуть работы Льва Копелева, в особенности так называемый "Вуппертальский проект". Опираясь на исследования П. Зиммеля (Simmel, 1968), А. Карстен (Karsten, 1978) и Соди/Бергиус/Холъцманна (Sodhi/Bergius/Holzmann, 1978), Л.Копелев дает определение "ксенообраза" (Fremdenbild) как коллективного представления о других народах, которое может быть правильным или неправильным. В центре группы исследователей из России и Германии находилось изучение представлений наших народов друг о друге, в соответствие с тем, как это нашло отражение в документах разных эпох и текстах различных жанров.
На основе соответствующего анализа можно выдвинуть гипотезы, которые помогут объяснить отличные друг от друга интерпретации одного текста в зависимости от времени и страны издания. Результаты проясняют, какие аспекты интепретации основываются на межкультурных различиях или стереотипах, а также те, которые в значительной степени обусловлены интертекстуальными элементами или методами.
Данное диссертационное исследование использует методы анализа и специфические модели объяснения всех выше названных направлений, чтобы рассмотреть особенности предложенных текстов, а также лучше разобраться в русско-немецких межкультурных процессах.
Речь идет, в конечном счете, о дифференциации основополагающего научного метода "сравнения" и в культурологии. Вместо простых сравнительных операций типа
а) явление собственной культуры <-> другие явления собственной культуры |
или
б) явление собственной культуры «- явления другой культуры
применяется комплексная модель с) с мультиполярными, а не биполярными соотношениями
явление собственной культуры
«->
рецепция явления
собственной
культуры в другой
культуре
г х х
явление другой культуры
рецепция явления
другой культуры в
собственной
культуре
Выбор тематики данной диссертации обусловлен значимостью творчества двух выдающихся писателей России и Германии как в исходном лингвосоциуме, так и в мировом контексте. Как И.В. Гёте, так и А.С. Пушкин широко известны благодаря своим поэтическим произведениям, однако именно проза сделала их популярными в иной лингвокультурной среде.
На первый взгляд возникает ряд влопросов, связанных с причинами подобной популярности у иноязычного читателя в течение более 150 лет, однако при ближайшем рассмотрении нам удалось установить тенденции зависимости успеха "Станционного смотрителя" в Германии и "Страданий молодого Вертера" в России.
Несмотря на то, что А.С. Пушкин считается самым выдающимся русским поэтом, ситуация по исследованиям рецепции его творчества в
Германии является не слишком благоприятной; так, в частности, до сих пор не существует полного перечня пушкинских переводов на немецкий язык. По поручению Немецкого Пушкинского Общества Йохаиной Петере и Клеменсом Хайтхусом (Johanne Peters, Clemens Heithus) уже был начат соответствующий проект, тем не менее до того момента, пока будут представлены окончательные результаты, пройдёт, вероятно, ещё некоторое время.
В связи с этим возникает необходимость прибегнуть к старым исследованиям по частичным аспектам, таким, как работы, посвященные юбилеям поэта: Марков (1899), Нейштадт (Nejstadt), Лютер (Luther), Берков и Алексеев (все 1937).
Исследования восприятия русской литературы в Германии, проведенные в свое время в ГДР, принадлежали (в основном по политическим причинам) к главным задачам славистики. Этот факт нашел свое отражение в работах под названиями, например, "Чернышевский в Германии", "Чехов в Германии" или "Александр Герцен в Германии". Для соответствующей монографии "Пушкин в Германии" требовалась основательная предварительная проработка имеющихся материалов, что впоследствии и было сделано благодаря исследованиям Рааба (Raab) (1963, 1964), Райснера (Reifiner) (1970), Карли (Carli) (1984, 1986) и Шульце (Schulze) (1989). Диссертация Рааба "Лирика Пушкина в Германии" (1820-1870) по сегодняшний день является программным произведением. В сочетании с работой Райснера "Германия и русская литература (1800-1848)" эти два исследования производят благоприятное впечатление о первой фазе немецкой рецепции творчества Пушкина, учитывая даже тот факт, что прозаические произведения писателя рассмотрены авторами лишь частично. Последняя монография, появившаяся в ГДР по данному кругу тем, концентрируется на "Рецепции произведений А.С. Пушкина в ГДР с 1945 по 1987" (Хайке Шульце).
В ФРГ славистика делала другие акценты. Самые значительные исследования в большинстве своём проводились не в области компаративистики. Такие важные для своего времени работы, как диссертация Эрики Кале (Erika Kahle) (1950) "Русская литература в Германии в первой половине 19 -го столетия." и Розвиты Застров (Roswitha Zastrow) (1957) "Стихотворения Пушкина в немецких переводах" в течение десятилетий не имели последователей. В антологии Зигфрида Хёферта (Sigfrid Hoefert) о рецепции русской литературы в Германии (1974) рассматриваются последние 20- лет 19-го столетия - период, не давший ничего значительного для понимания процессов рецепции Пушкина в Германии. Различные исследования представлены в томах "Западно - восточные отражения", вышедших в свет в рамках "Вуппертальского проекта", инициированного Львом Копелевым; в этом контексте следует также упомянуть сочинение Корна (Кот) (1992).
Последние годы принесли в общей сложности мало нового; данное замечание распространяется также на работы в этой области и российских авторов. Кроме переработанного нового издания книги А. Кулешова "Литературные связи России и Западной Европы в 19-ом веке (первая половина)" (1977) нужно обратить внимание на монографию Девицкого о воприятии Томасом Манном творчества Пушкина (1990). Данное издание тем более представляет интерес, что другие работы, посвященные значению воздействия русской литературы на Т. Манна фактически либо не принимают во внимание влияние Пушкина (Венор (Venohr) 1959) или же лишь коротко обращаются к нему (Хофманн (Hofmann) 1967).
В последнее время отмечается однако оживление определенного интереса к исследованиям рецепции литературного наследия великого русского поэта. Если ван Самбеек — Вейдели (van Sambeek-Weideli) (1990) изучает историю "Евгения Онегина" в России , то Панфилович (1995) в своей диссертации привлекает к анализу восприятия "Медного всадника"
целый ряд немецких материалов, однако выводы и обобщения автора вышеназванной диссертации иногда вызывают сомнения в своей правомерности.
В заключении следует отметить, что наряду с некоторыми отдельными работами, появившимися в последнее время, до сих пор большое значение имеют вышеназванные монографии славистов из ГДР Рааба, Райснера и Шульце - преимущественно в связи с представленными в них
фактами и менее относительно методики исследования.
* * *
Объектом исследования явились 26 различных художественных переводов. Интерес представляет распределение переводов во времени: из 26 переводов только четыре вышли до первой мировой войны (за 74 года), следущие четыре в период между двумя мировыми войнами (за 25 лет), и 10 между 1946 и 1964 годами, что указывает на фазы различной интенсивности обращения к "Станционному смотрителю" в Германии. Данный факт был, в частности, важен при делении данной диссертации на главы.
Число переводов является лишь одним из индикаторов количества рецепций. Количество изданий и других публикаций свидетельствует об этом ещё более красноречиво. Автором данного исследования было отобрано 105 изданий и около 170 тираясей.
Большинство публикаций приходится на трёх переводчиков:
Переводчик Издания Тиражи
фон Гюнтер (von Guenter) 19 26
Оттов (Ottow) 11 31
Пфайффер (Pfeiffer) 17 29
Тот факт, что эти три перевода составляют 46% всех изданий и почти 50% тиражей, нашел свое отражение в выборе вариантов для анализа переводов в 7 главе диссертации.
Интересно, однако, также и интернациональное сравнение. К сожалению, имеются данные только на период до 1937 года, которые были собраны Нейштадтом к одному из юбилеев поэта. К тому времени самыми переводимыми на немецкий язык произведениями Пушкина были:
В английских переводах "Станционный смотритель" стоит на 5-ом месте (после "Выстрела" и Метели"), в переводе на чешский язык на 8-ом месте (после "Барышни-крестьянки", лидирующей в списке, далее: "Выстрел", Метель" и "Гробовщик"). Во Франции это произведение стоит на 17-ом месте, в Италии оно даже не появляется среди переводов. При анализе приведенной таблицы возникает ряд вопросов, которые будут являться предметом обсуждения в предлагаемой диссертации.
К тому же имеется другой комплекс вопросов, требующий подробного рассмотрения:
Почему "Станционный смотритель" был переведен на немецкий язык относительно поздно?
Почему это произведение в 30-х гг. не принадлежало к излюбленным пушкинским текстам в Германии?
Почему позже происходит радикальная перемена, которая делает "Станционного смотрителя" после 2-ой Мировой войны самым популярным произведением А.С. Пушкина, с которым могут соперничать лишь "Борис Годунов", "Евгений Онегин" и "Пиковая дама", известные немецкой публике по театральным постановкам?
Поскольку мы предполагаем, что такая степень известности может быть достигнута лишь благодаря дополнительному распространению через другие средства массовой информации, мы в дальнейшем будем подробно рассматривать экранизацию этих произведений.
Для сравнения, а также для того, чтобы можно было далее обобщить результаты исследований, проследить цепочку от единичного случая до модели и, наконец, чтобы лучше понять специфику взаимосвязи межкультурных рецептивных процессов, рассмотрим впоследствии рецепцию романа в письмах И.В. Гёте "Страдания молодого Вертера" в русскоязычных изданиях.
В русской рецепции "Вертера" и немецкой "Станционного смотрителя" можно установить фазы более интенсивного обращения к ним, причины которых, возможно, станут очевиднее в сравнении. Несмотря на некоторую общность, можно с первого взгляда определить существенную разницу в рецепции этих двух текстов: русская рецепция "Страданий молодого Вертера" богата литературными адаптациями, в немецкой рецепции "Станционного смотрителя" имеется всего лишь один рассказ, который можно однозначно определить как подражание. Таким образом, имеются совершенно разные модели случаев восприятия данных произведений. Различные формы и виды текстов позволяют распознать своеобразие данного процесса. Гипотезы о факторах, воздействующих на рецепцию текстов, легче сформулировать в противопоставлении.
Работы Жирмунского (1937 и 1957) и Гроницка (Gronicka) (1968) заложили солидный серьезный фундамент исследования, но они посвящены, в основном, исключительно восприятию романа их современниками. То же самое относится к современной монографии Марка Бента (1997). Книга, написанная автором данного исследования вместе с Вольфрамом Эггелингом (Wolfram Eggeling) несколько лет назад (1988), также
делает основной акцент на раннюю фазу восприятия текста Гёте в России. В рамках настоящей работы видится необходимым расширить область рассмотрения проблемы, обобщив материал по вопросу "Вертериад" в
русскоязычных публикациях 20 века.
* * *
Как известно, перевод первого стихотворения Пушкина в Германии вышел в свет в 1821 году. В последующем был опубликован ряд лирических стихотворений; для немецкого читателя рецепция данных произведений была связана после 1831 года с определенными трудностями политического характера и позицией реакционной критики. После российско-польского конфликта ситуация для развития и укрепления контактов с Россией оказалась крайне неблагоприятной, что не замедлило отразиться на области литературных взаимных обменов. Тем не менее в том же году появляется перевод прозаического произведения А.С. Пушкина "Выстрел".
До 1840 года "Станционный смотритель" неизвестен читающей публике Германии. В переводах приоритет отдается исключительно лирике, и даже такие литературоведы как Кениг и Мельгунов едва упоминают "Повести Белкина" в "Литературных картинах из России" (1837). Аналогичная ситуация наблюдается и с известным сочинением о Пушкине критика Фарнхагена фон Энзе. Поскольку автор располагает лишь первыми тремя томами собрания сочинений 1838 г., он лишь мельком упоминает прозу Пушкина, однако эксплицитно указывает на "Станционного смотрителя".
Годом пушкинского бума становится 1840 г.: выходят в свет четыре переводных издания, в том числе книга Требста и Сабинина "Повести Александра Пушкина. Первый том.", где представлены все "Повести Белкина", кроме "Выстрела", место которого занимает "Пиковая дама". Текст перевода выполнен весьма близко к авторскому оригиналу, и невзирая на некоторые весьма существенные ошибки имеет позитивный резонанс у критиков.
За подобным удачным стартом следует, однако, длительная пауза. В "Истории русской литературы" 1846 г. Йордан не касается пушкинской прозы, цитируя, в основном, мнение русского критика Белинского из "Отечественных записок". В антологии "Русские новеллисты" литературовед Вольфзон рассматривает лишь "Капитанскую дочку", и даже известный славист Боденштедт не включает "Станционного смотрителя" в свой трехтомник "Прозаические произведения Александра Пушкина".
Ситуация меняется после появления на литературном рынке "Избранных повестей" издательства "Реклам", 1882 г., которое и по сей день предлагает читателю различные издания "Станционного смотрителя". Изменения, связанные с политическим потеплением отношений между Россией и Германией, а также продолжительный интерес к творчеству Тургенева, изменили отношение критиков к русской литературе в целом и к творчеству А.С. Пушкина в частности: теперь Пушкина изображают в качестве предшественника реализма и натурализма (Рейнгольд 1886, Цабель 1899). "Станционный смотритель" становится популярным, вероятно, и потому, что вписывается в контекст рецепции произведений Толстого и Достоевского, писателей "униженных и оскорбленных". Главный герой повести похож на героев "Бедных людей" и, вообще, весь контекст напоминает произведения немецкого натурализма. Тем не менее новых переводов и изданий не появляется, и значение величайшего русского поэта для Германии не соответствует его реальным масштабам. Понадобится время и новые импульсы для того, чтобы выдающийся писатель
стал широко известен в Германии.
* * *
В начале 20-го века интерес к русской литературе переживает подлинное возрождение. Поражснние Германии в 1-й мировой войне привело к попыткам философского переосмысления идеологических постулатов, в поисках которого немецкий читатель вновь обращается к религиозным идеям Толстого и Достоевского.
Знакомство с юбилейной речью Достоевского, посвященной творческому гению Пушкина, становится поворотным пунктом во взаимоотношениях литературного наследия русского писателя и читающей аудитории Германии. Параллельно происходит возрастание влияния философско-религиозных воззрений Дмитрия Мережковского на немецкую публику. Мережковский, подчеркивая роль "мудрого мыслителя" Пушкина, аппелирует к немецкой сентиментальности и акцентирует внимание на амбивалентности личности русского писателя.
Другим источником повышения читательской мотивации становится Октябрьская революция, связанная идеологически и политически с марксистским наследием Германии и именно в немецком общественном сознании получившая наибольшую поддержку и последователей в лице ряда немецких революционеров, что воплотилось впоследствии в реализации аналогичных идей в Веймарской республике. Интерес к большевистской России пробуждает любопытство ко всему тому, что связано с этой далекой страной, в первую очередь, к литературе как источнику информации о менталитете и образе жизни революционного народа. В противоположность критике середины 19 века, упрекавшей Пушкина в реакционности, революционные идеологи Германии находят у русского автора прогрессивные демократические идеи (Роза Люксембург, 1919).
Невзирая на скептическое отношение официальной критики к прозаическим произведениям Пушкина (Брюкнер, 1919, Фридрих, 1921) ряд специалистов особенно выделяет и подчеркивает высокие литературные качества именно пушкинских "Повестей Белкина" и, в частности, "Станционного смотрителя", указывая на то, что именно этот текст послужил моделью для более поздних гоголевской "Шинели" и "Бедных людей" Достоевского (Элиасберг, 1923, Вакулин, 1927, Лютер, 1927).
Приход к власти национал-социалистов в 1933 г. не способствовал дальнейшему росту интереса к пушкинской прозе, тем не менее сущест-
венные импульсы поступают от немецких авторов, находящихся в эмиграции в Швейцарии (Т. Манн, Ф.Фиш). Опираясь опять-таки на авторитетное мнение названных выше российских писателей, их немецкие коллеги находят в "Повестях Белкина" призыв к человечности и добру, противопоставляя данные гуманные качества, свойственные русскому (советсткому) народу античеловечной агрессивности немецкого фашизма.
Тем не менее именно в фашистской Германии под руководством одного из ведущих идеологов национал-социализма, режиссера Генриха Уцицки, создается самая знаменательная киноверсия "Станционного смотрителя". Наряду с американской экранизацией пастернаковского "Доктора Живаго" и послевоенной "Войной и миром" фильм Уцицки становится классикой западного кинематографа. Несмотря на то, что расхождения с пушкинским оригиналом столь значительны, что, фактически, кроме имен главных персонажей и самой общей фабульной канвы фильм не имеет ничего общего с текстом произведения, вплоть до середины 90-х годов 20-го века критика была единодушна в своей высокой оценке.
Причина подобной популярности связана как с идеологическим, так и с межкультурным контекстом. Проведенный автором анализ исторических и рецепционных документов показывает, что экранизация Уцицки являлась продуктом национал-социалистической политики в области киноискусства и служила инструментом для реализации идеологического воздействия на массы населения Германии.
Поскольку интерес немецкого читателя к России и к русской литературе до прихода Гитлера к власти базировался на позитивном представлении о восточном соседе, необходимо было противопоставить всем положительным импульсам (религиозно-философскому культурному влиянию Мережковского, победе социализма в СССР, прогрессивной модели нового общества) негативный пример. На таком политическом
фоне и был создан немецкий фильм "Почтмейстер". Сразу же бросается в глаза, что из небольшого пушкинского рассказа возник более чем полуторачасовой опус. Это происходит за счет введения в действие дополнительных действующих лиц и эпизодов. Кроме того, нельзя не обратить внимание на абсолютно отличное соотношение истории как таковой и действия. Вызывет затруднение даже само перечисление общих моментов в сценарии фильма и оригинальном тексте Пушкина. В обоих случаях речь идет о взаимоотношениях отца и дочери, которые разрушаются в связи с появлением потенциального жениха. Собственно этим и ограничиваются точки соприкосновения двух произведений. По сюжету сценария Дуня покидает отца с его же согласия, который прочит ее в жены офицеру. В Петербурге же Дуня становится женщиной легкого поведения, заканчивает жизнь самоубийством, а отец, ставший трезвенником, убежден в ее счастье и продолжает жить.
Таким образом, пушкинский сюжет и распределение ролей полностью извращаются авторами фильма. Автор заполняет все пушкинские "пропуски" собственными эпизодами, не оставляя места для зрительской фантазии, тем самым, сводя рецепцию к пассивному созерцанию. В сознание зрителя внедряется примитивная мораль: "добрый русский" - простой и необразованный язычник с отсутствием какого-либо контроля над чувствами, высшее сословие растленно и жестоко. Тот, кто пытается вырваться из нижних слоев общества, обречен на неудачу даже ценой потери достоинства.
При поверхностном рассмотрении фильм не выглядит как агитационный материал и его пропагандистский характер раскрывается лишь при тщательном анализе. Данное положение детерминировано следующими обстоятельствами:
1) амбивалентным отношением ведущих идеологов нацизма к России;
определенным сближением руководства фашистской Германии и СССР в 1940 году (пакт Молотова - Риббентропа);
началом 2-й мировой войны и подготовкой к нападению на Советский Союз.
Таким образом, созданный авторами киноверсии образ русского человека отражал господствовавшее в обществе представление - смесь восхищения и страха. Данный факт объясняет необыкновенный коммерческий успех фильма и его многолетнюю популярность.
* * *
При идеологическом перевоспитании в советской оккупационной зоне 1945-47-ого годов (советской военной администрацией (СВАГ), социалистической единой партией Германии (СЕПГ) и зависимым от неё правительством, Культурбундом, обществом германо-советской дружбы) особый акцент делался на русской классической литературе, ибо следовало достичь несколько целей:
Реанимировать давние книжные традиции с тем, чтобы возбудить интерес к уже новым текстам.
Учитывать антипатию читателей к актуальной политической литературе, что было довольно широко распространено в конце войны после крушения национал-социализма.
Привлечь буржуазные круги, которые относились к СССР скептически или даже неприязненно, В данном случае акцент делался на "универсальном наследии" русского народа, а "терапевтические задачи (воссоздание разрушенного чувства собственного достоинства для отпора веяниям культурного пессимизма и исторического фатализма), приобретали союзническо-политические функции". В отношении 19-ого или 18-ого веков, ответственные работники подчёркивали общность культур двух народов, идеально представленную в лице Пушкина и Гёте.
4. Наконец, повысить престиж СССР в сознании широких слоев населения Германии, ибо антисоветские настроения представляли собой серьёзную проблему. Причиной тому был не только нацистский тезис об отсутствии у славян собственной культуры, но и ошибки послевоенной оккупационной политики советских властей, которые вызывали растущее неприятие в некоторых регионах Восточной Германии.
Подобную культурную "реабилитацию" Советской власти пытались достигнуть с помощью произведений Пушкина, таких как "Станционный смотритель" или "Капитанская дочка", чеховских рассказов, "Анны Карениной" Толстого и гоголевского "Ревизора". Чаще всех публиковали "Станционного смотрителя" Пушкина с 1946-ого по 1949-ый год (общее число публикаций- 13).
Особое значение придается прогрессивному характеру произведений Пушкина. До начала 50-х годов ссылки на классовую борьбу и строительство социализма отсутствуют. В течение нескольких лет особое внимание уделяется изображению Пушкиным "маленького человека", что позволяет славистам из ГДР отнести "Станционного смотрителя" к произведениям "натуралистической школы" и раннего реализма. Завершением новой фазы стал юбилейный 1949 год, ознаменованный публикацией 4-х-томного собрания сочинений А.С. Пушкина. Данное издание стало идеологической опорой СЕПТ и зафиксировало практически тот факт, что время "народного фронта" и заигрывания с буржуазией прошло, началась серьезная политическая борьба.
Интерпретаторы из ГДР следовали заданному образцу советских учебников по литературе: Самсон Вырин является жертвой царского режима, а подъем его дочери по социальной лестнице ведет к его унижению и гибели (Кирпотин, 1948, Иоганнес ф. Гюнтер, 1949).
В послевоенной Германии творчество Пушкина служит также, как и в ГДР в 40-х годах, своего рода связующим звеном между частями разделенной Германии, Россией и Европой. В предисловии вышедшего в свет сборника произведений Пушкина в 1949 году подчеркивается универсальность гения русского писателя, служащего посредником между двумя великими народами.
В 50-х - 60-х годах в ФРГ все больше внимания начинает уделяться точному анализу специфики пушкинской прозы. В особенности проживающие в Германии русскоязычные слависты Чижевский (1957) и Сечкарев (1963) вносят важный вклад в исследование роли русского поэта в мировом литературном процессе.
В конце 70-х - начале 80-х годов в немецкой славистике разворачивается дискуссия, у истоков которой стояли Шмид и Буш, по поводу интерпретации "Станционного смотрителя". Шмид, опираясь на линию Достоевского и Мережковского, считает "Станционного смотрителя" лиричным произведением. Конституция пушкинского текста подкупает кажущейся простотой фабулы, а также сложностью интертекстуальных связей. При анализе интерконтекстуальной парадигмы и композиции текста Шмид приходит к выводу, что Самсон Вырин злоупотребляет алкоголем не в силу общественных обстоятельств или своего ощущения ненужности, но от осознания своей отцовской несостоятельности, а также от того, что понимает важность Минского - своего соперника за любовь Дуни - для своей дочери. Часть интертекстуальных подсказок (Карамзин, библия) очевидны, другие же связи были реконструированы автором (Дмитриев, Бальзак, Карлгоф). Шмид объясняет редукционизм некоторых интерпретаций зашифрованностью информации во введении, содержащей указание для читателя. Анализ сигналов иронического характера позволяет сделать вывод о том, что Пушкин приглашал читателя к легкому, поэтичному чтению и не пытался критиковать социальный строй.
Социологически ориентированную интерпретацию ученых из ГДР опровергает и другой славист Ульрих Буш. Приоритетом "Станционного смотрителя" он считает вопросы человеческой экзистенции, изображение чисто русских качеств персонажей и вопрос о виновных в трагедии отца и дочери.
Произведением, завершающим на момент окончания настоящего исследования немецкую рецепцию "Станционного смотрителя", является художественный текст. В книге молодого автора Инго Шульце "33 мгновенья счастья", носящую подзаголовок "Записки немца из Питера", существует современный вариант пушкинской истории, рассказанной с точки зрения немца. Подобная адаптация одной из "Повестей Белкина" отличается оригинальностью и чувством юмора. Автор не только не ограничивается созданием современного варианта текста с наличием большого количества модных деталей, но и показывает весьма узнаваемо всю актуальность темы в наши дни. Использование Шульце иронических сигналов придает всему тексту скорее юмористический характер. За эту работу автор был удостоен ряда премий, поскольку он не только является своего рода продолжателем традиций русской классики в современной немецкой литературе, но и воссоздает картину немецко-русских взаимоотношений в
сфере культуры.
* * *
Анализ различных немецкоязычных переводов позволяет прийти к следующим выводам:
Ошибки переводчиков, искажающие смысл оригинального текста, являются исключением и наличествуют в более ранних изданиях.
Существенную трудность для переводчика представляют стилистические особенности пушкинского первоисточника, связанные с лаконичностью и кажущейся простотой авторской манеры изложения.
Особым препятствием является наличие смысловых пропусков в оригинале, что не должно вызывать у переводчика искушения заполнить их собственным домыслом.
Высокое качество современных переводов (Пфайфер, Урбан) связано не столько с более солидным уровнем владения переводчиками русским языком, что исключает фактические погрешности в переводе, сколько с последними литературоведческими исследованиями, позволяющими исследователям по-новому взглянуть на структуру текста.
Последний из выводов можно обосновать, если провести границу между понятиями "значение в узком смысле слова" и "значение литературного текста". Б.А.Успепский дефинирует понятие "значение" в качестве "инварианта при обратимых переводческих операциях". Учитывая данную позицию, можно считать художественный перевод либо "корректным", либо "некорректным". Значение литературного текста содержит еще "непереводимый остаток", который "вне указанной структуры не может ни существовать, ни быть переданным". Структуру определяют интертекстуальные эквиваленты, интертекстуальные связи и "собственная система денотатов, которая не является копией, но представляет собой модель мира денотатов в общеязыковом значении".
В связи с этим представляется важным не только подобрать "правильный" эквивалент для перевода, но и по возможности точно передать структурные особенности исходного текста, для чего необходима кропотливая
работа по анализу оригинала (см. Леви, 1969).
* * *
Специфика межкультурных феноменов характеризуется некой случайностью: если предыдущий анализ рецепции русского "Станционного смотрителя" в Германии показал, что его популярность в этой стране связана, в основном, с не очень удачной немецкой экранизацией 40-х годов 20-го века, то слава "Страданий молодого Вертера" в России связана с
разнообразием переводов текста на русский язык и многочисленными русскими "Вертериадами".
За первым, содержавшим ряд ошибок лексико-стилистического и фактического плана, переводом (Галченков, 1781) последовал другой, более удачный (Виноградов, 1796), а затем в 1829 году выходит в свет наиболее известный литературный перевод Розалина. Данные, а также позднее опубликованные переводы (Струговщиков, 1856, Эйгес, 1893, Казакина, 1954) пользовались успехом у русского читателя и многократно переиздавались.
Объем рецепционных процессов, связанных с "Вертером" в России, можно оценить лишь косвенным образом. Бросается в глаза поток верте-риад, а также тот факт, что ни один из значительных писателей или критиков не оставил это произведение без комментария. Характерно, что главный интерес литераторов и критиков обращен к проблеме самоубийства.
Примечательно также то, что позиция современной роману немецкой критики, которая появляется в Германии непосредственно после выхода в свет гётевского шедевра, не была поддержана в России. Причину этого понять нетрудно, если учесть, что ведущие немецкие критики были либо представителями эпохи Просвещения (Лессинг, Николаи и др.), либо находились в плену понятий протестанской церкви. В Россию, эпоха Просвещения пришла с существенным опозданием и носила иной характер: церковной реформации или сопоставимого с ее ролью общественного явления в России не было.
В 19-ом веке русская критика уделяет существенное внимание этому роману. Безусловно, работы таких критиков как Белинский, Герцен, Чернышевский оказывали огромное воздействие на публику. Роман, носящий в титуле слово "страдание", был обречен в России на успех.
Широко известны литературные репликации из "Страданий молодого Вертера" у Радищева, в "Евгении Онегине" Пушкина, "Невском проспекте" Гоголя. Примечателен в этой связи и тот факт, что именно в России опера Блау/Массне (1900) имела наибольший в Европе успех.
Практически забыты, однако, на сегодняшний день вертериады русских современников Гете (Сушков, Баранов, Шаликов). Данный факт не может не вызывать удивления, поскольку по меньшей мере роман в письмах "Русский Вертер" Сушкова можно отнести к серьезным литературным сочинениям. Русские авторы Баранов и Сушков создали свои произведения будучи весьма юными, что подтверждает культовый характер гётевского романа для европейской молодежи 18-го века. Текст Сушкова не только обладает прекрасными качествами, свойственными русской литературе, но и свидетельствует, благодаря репликациям из Ричардсона и Руссо, о наличии общеевропейского литературного и культурного контекста, рамки которого для Германии и России были аналогичны. Придавая русский характер сентиментальным переживаниям своего героя, Сушков руководствуется эмоциями образованного молодого человека с европейским мировоззрением. Вертериада Баранова (в стихах) и рассказ Шаликова носят явно выраженный эпигональный характер.
В дальнейшей истории литературной рецепции "Страданий молодого Вертера" следует выделить такие известные имена русских писателей, как Бунин (1925), Зощенко (1933), Катаев (1979). Игра с литературным первоисточником принимает в рассказе Бунина "Митина любовь", фельетоне Зощенко "Страдания молодого Вертера" и повести Катаева "Уже написан Вертер" различные формы и имеет различную акценгуализацию. Для Бунина центральное место занимает фигура главного лирического персонажа, у Зощенко и Катаева острее представлена политическая тематика. Сатирическая модель зощенковского фельетона на злобу дня вызывает целый ряд исторических и межкультурных ассоциаций, что позволяет
особенно четко проследить возможности использования указанного немецкого литературного произведения для создания оригинальных текстов в другой культуре и лингвосоциуме.
* * *
Необычайный успех "Вертера" Гете в России связан, несомненно, с различными обстоятельствами. Одна из существенных причин заключается, по-видимому, в том, что противопоставляемые друг другу мужские персонажи (Вертер и Альберт) соответствуют тем двум стереотипам немцев, которые так распространены в России.
Исследования, проведенные в рамках Вуппертальского проекта Льва Копелева, показали, что, с одной стороны, через столетия сохранилось представление немцев о "диком, некультурном русском", а с другой стороны, и в России имеются устоявшиеся представления о немцах. Поскольку в рамках настоящей работы не представляется возможным дать полную картину результатов этих исследований, мы ограничимся в дальнейшем лишь несколькими аспектами и выводами, релевантными для темы диссертации.
В противоположность Германии, где прямые контакты русских и немцев были достаточно редкими, у большинства русских была возможность постоянно общаться с немцами на своей родине. Со времен Ивана ІІІ число немцев, проживающих в России, увеличивалось из года в год, среди них были ремесленники, врачи, учителя, профессора, и даже часто чиновники и офицеры высших рангов.
В русской классической литературе встречаются представители всех этих профессий, достаточно вспомнить, например, немецких врачей Чехова, немецких ремесленников Гоголя, немецких учителей Толстого. Большинство представленных в русской классической литературе немцев можно разделить на две группы, типичными представителями которых являются а)Ленский и б)Штольц. Следует, конечно, учитывать, что
Ленский является не "настоящим " немцем, а русским, в тексте он описывается как "полурусский" (2,Х11).
Во второй главе "Евгения Онегина" рассказчик с симпатией рисует Ленского как чувствительного, свободолюбивого, романтичного и мечтательного молодого человека, находящегося под влиянием немецкой культуры (2,VT). Однако отсугствие чувства реальности оценивается скорее критически, поскольку Ленский живет в своего рода мире мечтаний, не имеет каких бы то ни было регулярных занятий и пребывает во власти своих чувств, выражающихся и в его дилетантских стихотворениях. В качестве причины доминантности всех этих чувств называется Германия, а также творчество Шиллера и Гёте (2, IX).
Намек на фигуру Вертера угадывается не только в данном описании черт героя, но присутствует и в других местах. Тогдашний читатель "Евгения Онегина", вероятно, узнавал "Вертера" в Ленском.
Антогонист Обломова, Штольц, олицетворяет второй тип немца в
русской . литературе. Определением "типа Штольца" может служить
описание ремесленника "Шиллера" в рассказе "Невский проспект":
Шиллер был совершенный немец, в полном смысле всего этого слова. Еще с двадцатилетнего возраста, с того счастливого времени, в которое русский живёт на фу-фу, уже Шиллер размерил свою жизнь и никакого, ни в коем случае, не делал исключения.
В связи с этим важно отметить, что и в произведениях Пушкина встречается целый ряд "настоящих" немцев. Портреты немцев в "Повестях Белкина" не отличаются единообразием, но во всех случаях ощущается ироническая дистанция. Автор посмеивается над немцами, но не судит о них однозначно негативно. Землемер "Шмит в усах и шпорах" в "Метели" хочет помочь, но не может. И его готовность пожертвовать жизнью кажется всего лишь преувеличенной романтической мечтательностью (даже клянуться ему в готовности жертвовать для него жизнью). Как точно заметил Вольф Шмид, даже не решая поставленной задачи, он все же невольно способствует счастливому концу. — Ремес-
ленник-немец в "Гробовщике" кажется дружелюбным, развязным, приверженным к алкоголю, но в принципе, добродушным. Кошмар Адриана Прохорова вызван смехом сапожника Готтлиба Шульца и его напарника, но это результат не их злостного намерения, а лишь парадоксального отношения гробовщика к своей работе.
Образ не гнушающегося взяточничеством врача-немеца в "Станционном смотрителе" производит двойственное впечатление: он способствует, с одной стороны, несчастью Самсона Вырина, с другой, счастью Дуни и Минского.
Вертер Гёте полностью отвечает "типу Ленского", поэтому при рецепции все его черты редуцируются до уровня этого типа. К доминирующим среди них относятся: молодость, чувствительность, образованность, изоляция от общества, сильно выраженный индивидуализм, несостоятельность в эротическом и социальном плане.
Напротив, Альберт Гёте соответствует "типу Штольца": тщательный, прилежный, обывательский, успешный, контролирующий эмоции, но также дружелюбный и отзывчивый. Самым существенным признаком является полный контроль разума над поведением.
Русский читатель находит в "Вертере" два известных ему образа типичных немцев, в связи с чем роман утверждается в литературном каноне в
России более чем на два века.
* * *
"Станционный смотритель" является одним из самых популярных произведений русской литературы в Германии. Свой успех он приобрел только в нашем веке, так как, очевидно, опережал свое время. Большинство читателей не находили в нем эстетической прелести, а такие качества как "простота" и "краткость" воспринимались как недостатки. Были и другие препятствия на пути к успеху среди широкой читающей публики: Немецкому читателю было достаточно трудно правильно понять и соответствующим образом оценить "Станционного смотрителя" Пушкина,
поскольку он располагал не всегда адекватными блестящему оригиналу переводами. Наиболее удачный перевод, в котором сохранялись важные качества оригинала, появился только лишь в 1964 году.
Для множества редукционистских интерпретаций решающим был иной фактор: "Станционный смотритель" был вырван из контекста цикла повестей, а в некоторых случаях лишен эпиграфа. По этой же причине, по мнению професора Шмида, не принималияь во внимание важные сигналы иронии и "закодированный ключ" к тексту. Так продолжалось до 1922 года, пока наконец немецкой публике не был представлен полный перевод "Повестей Белкина".
Если игнорировать контекст "Повестей Белкина" и в особенности "Вступительное слово издателя", то пропадают существенные элементы поэтического искусства, художественных намеков и литературной полемики. Если читатель воспринимает "Станционного смотрителя" исключительно как реалистическое произведение и при этом дословно воспринимает вступление рассказчика, то повесть однозначно прочитывается как призыв к сочувствию в отношении жертвы социальной дискриминации - "маленького человека", как обвинение дворянства и социальной системы в целом. Таким образом, Самсон Вырин становится в глазах немецкого читателя истинным "мучеником" и примером национального характера, хотя он вряд ли может считаться идеально-типичным воплощением христианских добродетелей, приписываемых русскому народу. Реципиент обращается к уже известным из классической литературы моделям, например, "Бедной Лизе", где социальный мотив становится доминирующим, и не воспринимает позитивные сигналы пушкинского решения, тем самым редуцируя для себя многоуровневость произведения.
Для многозначной интерпретации есть и другие основания. Как доказал Вольф Шмид, семантическая структура произведения в большей
степени зависит о интертекстуальных связей, которые сегодняшний читатель вряд ли в состоянии проследить. Важную роль играют и определенные традиции в литературной критике, которые, в основном, находят свое отражение в форме послесловия, независимо от изменений в направлениях литературных течений. Авторы подобных комментариев достаточно много цитируют друг друга, но еще больше заимствуется без указания источника.
Для понимания господствовавших в Германии критических позиций необходимо учитывать преобладавшее в рассматриваемый период времени представление о России. Чрезвычайно важна амбивалентная позиция немецких консервативных буржуазных кругов 20-30-х годов, представлявших себе русский характер как взрывоопасную смесь страха и восторга: русский человек - существо глубоко эмоциональное, однако необразованное, несдержанное и непредсказуемое. Только с этих позиций можно объяснить успех экранизации "Станционного смотрителя" режиссером Уцицки и решение образа Вырина актером Генрихом Георге - апологию "простого мужика" и осуждение загнивающего русского дворянства. Маленький человек заслуживает нашего сострадания не только из-за его социальной обделенности, но и прежде всего из-за его слишком человечной (слишком "русской") слабой воли, которая превращает его в игрушку собственных чувств.
Необъяснимыми остаются лишь недоразумения, которые покоятся на неточном прочтении произведения. Почему немецкие критики Штедтке, Сечкарев и Чижевский так поздно начинают вести дискуссии о парадоксах повести: гибнет ли Самсон Вырин ради счастья своей дочери? В чем состоит его несчастье? Как, с психологической точки зрении, можно охарактеризовать его гибель? Дискуссия по вопросу вины не всегда научно обоснована. Таким образом участники спора практически не придают значения тому, что в авторском тексте Пушкин воздерживается от моральных
оценок поведения своих героев. "Станционный смотритель" предвосхищает скорее иронические произведения Антона Чехова, чем тексты социалистического реализма.
И хотя в последнее время преобладают близкие к тексту интерпретации (Шмид, Дёринг-Смирнов, в определенном смысле и Инго Шульце), все же следует отметить, что "Станционный смотритель" требует и от современного немецкого читателя целый ряд усилий для аутентичной рецепции. Если же читатель не обладает необходимыми фоновыми знаниями, не имеет опыта чтения романтической литературы, то слишком поверхностное восприятие упрощает огромный смысловой потенциал пушкинской повести.
С другой стороны, многообразие всевозможных интерпретаций ведет к продолжению литературоведческой дискуссии о кратковременном характере идеологически обусловленных толкований.
Качество и многоуровневость текста эксплицитно представлены в процессе рецепции, которая на многих этапах больше говорит о реципиенте, чем о литературном источнике. Важным аспектом данной работы, помимо прочего, является анализ актуальной рецепции произведения Пушкина на фоне событий немецкой истории и развития российско-германских отношений. В зависимости от исторического контекста, Самсон Вырин становился либо виновником, либо жертвой, да и у восприятия самой повести много раз менялись идея и функция. Разнообразие немецких интерпретаций представляет собой широкий спектр, иногда даже ирригирует читателя и уводит от исходного текста. Лишь при чтении оригинала становится очевидным настоящее мастерство Пушкина, которое немецкий
читатель может открыть для себя.
* * *
Целью настоящей работы являлась демонстрация литературных текстов в качестве индикатора межкультурных процессов, что позволяет использовать их также и как объект и как исходную точку отсчета для
межкультурных исследований. История рецепции популярных классических произведений охватывает зачастую многие столетия и предоставляет достаточно материала для дифференцированного анализа.
На основе изучения критических статей, интерпретаций и адаптации можно сделать существенные выводы относительно всех названных в первой главе компонентов межкультурного процесса: языковые, прагматические, исторические, эстетические, этические, имагиологические. Так как все названные компоненты являются конституэнтами в процессе рецепции и коммуникации, то ни один из них не должен остаться без внимания
исследователя.
* * *
Процессы рецепции происходят в области литературных текстов или в области метатекстов. Литературная рецепция (подражание, намек, адаптирование, пародия, контрафактура) предполагает наличие соответствующего образования у читающей аудитории, литературную общественность, узнающую репликацию как таковую, поскольку она знакома с исходными текстами. Без канона нет и не может быть интертекстуальности. Это объясняет специфику русской рецепции "Вертера" но сравнению с немецкой рецепцией "Станционного смотрителя". "Вертер" был международной культовой книгой, рецепция которой, несмотря на появившиеся в начале переводы низкого качества, имела массовый характер. Этому процессу благоприятствовал тот факт, что большинство читающей публики владело немецким и французским языком.
Если анализ метатекстов опирается на объемный корпус текстов, то исследование внутрилитературного процесса интересно с эстетической точки зрения и позволяет изменить взгляд на литературное произведение. Становятся понятными различные направления развития, их совпадающие элементы, благодаря чему можно рассматривать исходный текст как основополагающую модель. Так, например, на процесс русской рецепции
"Вертера" Гёте влияет модель "Бедной Лизы " Карамзина, создавшая в
России собственную парадигму репликаций.
* * * В заключительном обобщении результатов настоящего исследования
следует привести ряд факторов, играющих определенную роль в процессе межкультурной рецепции литературных текстов, которые, однако, не учитывались совсем или учитывались недостаточно при описании более простых коммуникативных моделей (Огден, Рихарде, 1923; Шенон, Уиеер, 1949, Эко, 1972).
Объектом дальнейшего исследования может служить вопрос о прагматической ценности полученных в рамках данной дисертации результатов для дальнейших межкультурных процессов. Бесспорно, что эти темы должны рассматриваться, например, при обучении студентов-филологов.
* * *
Диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения, библиографии и приложения.
Первая глава настоящей работы посвящена теоретическому обоснованию аспектов рецепционных исследований; определяются цели, кратко анализируется специфическая ситуация с точки зрения современных
достижений межкультурной дидактики, сравнительного литературоведения и лингвистики.
В первой части второй главы основное внимание уделяется рецепции пушкинских произведений в Германии в период с 20-х годов 19-го века (публикация первых переводов на немецкий язык) до начала 20-го века. Далее подвергается анализу возрождение интереса к пушкинской прозе, и исследуется роль экранизации режиссера Уцицки. Следующий раздел посвящен рецепции "Станционного смотрителя" в советской оккупационной зоне и ГДР. Пропаганда и популяризация русской литературы осуществлялась на Востоке Германии иначе, чем на Западе. В четвертой части главы воссоздается картина рецепции "Станционного смотрителя" в ФРГ. Заключительная часть второй главы посвящена анализу качества трех важнейших немецких литературных переводов "Станционного смотрителя".
В развернутой третьей главе речь идет о рецепции романа в письмах И.В. Гёте "Страдания молодого Вертера" в России.
В заключении обобщаются результаты проведенного исследования и определяются перспективы.
Приложение содержит дополнительные материалы, иллюстрирующие гипотетические модели.
